«Введение в общий синтаксис Рекомендовано НМС по филологии У МО университетов РФ в качестве учебника УДК 801.56(075) ББК81.2Рус-923 Т36 Художник Михаил Гуров Учебная литература по гуманитарным и социальным дисциплинам ...»

http://www.brusov.am/docs/library/testelec.htm

Тестелец Я.Г.

Введение в общий

синтаксис

Рекомендовано НМС по филологии

У МО университетов РФ

в качестве учебника

УДК 801.56(075)

ББК81.2Рус-923

Т36

Художник Михаил Гуров

Учебная литература по гуманитарным

и социальным дисциплинам

для высшей школы и средних

специальных учебных заведений подготовлена при содействии Института «Открытое общество» (фонд Сороса) в рамках программы «Высшее образование»

Тестелец Я.Г., 2001 ) Российский государственный ISBN 5-7281-0343-Х гуманитарный университет, Введение в общий синтаксис

ОГЛАВЛЕНИЕ

от АВТОРА ВВЕДЕНИЕ Предмет синтаксиса Из истории синтаксических исследований Предназначение и структура учебника Необходимые предварительные знания Особенности оформления Негативный материал: грамматичность и приемлемость

НЕСКОЛЬКО МЕТАФОР

Связка ключей Армия Матрешка и пирамида из черепах Шахматная доска Передвижение в пространстве ЧАСТЬ

СИНТАКСИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ

Глава I

СЛОВО И ПРЕДЛОЖЕНИЕ.

СТРУКТУРА ЗАВИСИМОСТЕЙ

1. Необходимость формального представления структуры предложения 2. Синтаксическая зависимость: свидетельства интуиции 3. Структура зависимостей 4. Вершины и зависимые 4.1. Грамматическая связанность 4.2. Линейный порядок 4.3. Фонетическая слитность 4.4. Критерий эндоцентричности 4.5. Морфосинтаксический локус 4.6. Другие критерии 5. Центральное положение глагола 6. Виды синтаксических отношений 7. Проективность 8. Трудности с применением структур зависимостей Рекомендуемая литература Оглавление Глава

СТРУКТУРА СОСТАВЛЯЮЩИХ

И ФРАЗОВЫЕ КАТЕГОРИИ 1. Некоторые интуитивные соображения 2. Система составляющих 3. Терминальные категории 4. Фразовые категории: критерии выделения 4.1. Несинтаксические критерии 4.2. Синтаксические критерии 4.2.1. Отделимость 4.2.2. Поведение обстоятельств 4.2.3. «Эффект крысолова» 4.2.4. Проформы 4.3 Обязательность фразовых категорий 5. Сравнение структур зависимостей и структур составляющих Отступление. Проблема детерминантов Рекомендуемая литература Глава Ш ВАЛЕНТНОСТИ СЛОВА 1.2. Синтаксические валентности и модель управления 3. Обязательность, факультативность, нереализуемость 6. Зависимые предложения в роли актантов и сирконстантов 2. Парадигма предложения: модальность, наклонение, время, Введение в общий синтаксис 1.2. Подлежащее в других нефинитных глагольных клаузах 1.3. Нулевое подлежащее в неглагольных обособленных 1.4. Нулевые словоформы глагола-связки и бытийного глагола 1.5. Нулевой вспомогательный глагол в английском языке 1.6. Нулевой показатель инфинитива в английском языке 2.2. «Плавающие определители» и PRO в инфинитивном 2.3. «Плавающие определители» и PRO в деепричастном 2.4. «Плавающие определители» и PRO в именных оборотах 4. Неопределенно-личное и безличное нулевые подлежащие 2.2.1. Контроль сочинительного сокращения 2.2.3. Контроль референции PRO инфинитивных 2.2.4. Неспособность контролировать референцию Оглавление 2.2.5. Контроль референции PRO в деепричастном 2.2.6. Контроль согласования адъективных 2.2.7. Селекция множественных актантов при 2.3.1. Способность к трансформации в родительный 2.3.2. Способность к трансформации в группу 2.3.3. Способность к трансформации в PRO при 2.3.4. Способность к трансформации в родительный 2.3.5. Способность к трансформации 2.3.6. Способность к словосложению с глаголом 2.5. Приоритетные признаки в конструкциях без 3.2. Подлежащее в конструкциях со вторичным дополнением

СПОСОБЫ ВЫРАЖЕНИЯ СИНТАКСИЧЕСКИХ

4.4. Семантический контролер и семантическая мишень 4.6. В каких конструкциях возможно согласование? Введение в общий синтаксис 4.8. Конгруэнтность и смысловое согласование 4.10.1. Пересечение границы ИГ: элективные 4.10.2. Пересечение фаницы ИГ: посессивные 7.2. Морфологические категории, привносящие вторичные

КОММУНИКАТИВНЫЕ КАТЕГОРИИ

2. Тетические предложения и экспансия ремы 3. Данное и новое 4. Контрастивность и сопоставительное вьщеление 5. Верификация 6. Эмфаза 7. Топик 8. Фокус эмпатии Рекомендуемая литература Оглавление

СИНТАКСИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ

ОБЪЯСНЕНИЕ В ЛИНГВИСТИКЕ, ИЛИ ЧТО ТАКОЕ

ПОРОЖДАЮЩАЯ ГРАММАТИКА:

ОТ ПРАВИЛ К ОГРАНИЧЕНИЯМ

Отступление. Отношение к порождающей 1.1. Задачи грамматической теории. Компетенция 1.2. Психологическая интерпретация грамматики и «аргумент Введение в общий синтаксис

ТЕОРИЯ ПРИНЦИПОВ И ПАРАМЕТРОВ

3. Теория ограничения и принцип прилегания

ПОСЛЕДНИЕ ВАРИАНТЫ ПОРОЖДАЮЩЕЙ

2. Бинарное ветвление и конструкции с несколькими КАТЕГОРИАЛЬНАЯ ГРАММАТИКА {К.И. Казенин) 3. Современная категориальная фамматика

ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ СИНТАКСИЧЕСКАЯ ТИПОЛОГИЯ

1. Объяснительная типология А.Е. Кибрика 2. Теория порядка составляющих Дж. Хокинса Оглавление 2.3. Решение загадки лево- и правоветвяшихся языков 2.4. Факты грамматикализации «хороших» порядков 2.5. Последствия для теории 3. Некоторые другие работы 4. Перспективы функционализма Рекомендуемая литература 5. Поверхностно-синтаксический компонент 6. Общая оценка синтаксического компонента МСТ Введение в общий синтаксис

ОТ АВТОРА

Эта книга возникла благодаря замечательной инициа­ тиве программы «Высшее образование» (Институт «Откры­ тое общество» — Фонд содействия) по изданию серии новых учебников по лингвистике. Я глубоко признателен руково­ дителям, сотрудникам и экспертам программы за предоста­ вленную возможность участвовать в этом предприятии. В основу учебника положены общие и специальные курсы, ко­ торые автор читал на факультете теоретической и приклад­ ной лингвистики (ныне Институт лингвистики) РГГУ и на филологическом факультете МГУ начиная с 1992 г.

То, что мне удалось написать «Введение в общий син­ таксис», — в первую очередь заслуга моих учителей — препо­ давателей знаменитого Отделения структурной и приклад­ ной лингвистики (ОСиПЛ) МГУ. Учась на отделении, я про­ слушал в 1977—1978 гг. курсы А.Е. Кибрика «Основы струк­ турной лингвистики: Синтаксис» и «Современный русский язык: Синтаксис», хорошо известные в разных вариантах многим поколениям студентов, но, к сожалению, доныне так и не опубликованные (программу курсов в их нынешнем виде можно найти в [Кибрик (ред.) 1996]). На меня уже то­ гда произвели впечатление глубина и богатство синтаксиче­ ской проблематики и то стройное равновесие между регу­ лярностью и разнообразием, которое демонстрируют синта­ ксические структуры. Я попытался придать учебнику неко­ торые достоинства кибриковского курса: акцентировать со­ держательную (интерпретационную) ценность формальных средств описания; углубляясь в подробности, удерживать внимание на главных идеях; не упускать из виду отечествен­ ной лингвистической традиции. Насколько все это удалось, судить читателю.

1970-е годы были временем наибольшей популярности модели «СмыслТекст» И.А. Мельчука и А.К. Жолковско­ го; соответственно и работа в области грамматики рассмат­ ривалась как моделирование — создание формальных анало­ гов традиционных грамматических понятий и разработка си­ стем правил. И преподаватели, и мы, студенты ОСиПЛа, были убеждены, что у нас есть теория, дающая ясную иссле­ довательскую программу, как минимум, на несколько деся­ тилетий вперед и что в перспективе она приведет к решению От автора главной задачи лингвистики — полному описанию языка строгими научными методами. Вопросы «как это опреде­ лить?» и «как это описать?» были не просто главными, но единственными вопросами, над которыми имело смысл ду­ мать. Формальные модели традиционных грамматических понятий, сколь бы громоздкими они ни получались, не только не вызывали ропота и сомнения, — они вызывали го­ рячий энтузиазм, сегодня уже непредставимый. Огромные и решающие успехи господствующего направления в семанти­ ке и лексикографии, наряду с некоторыми замечательными идеями И.А. Мельчука в области морфологии, заставляли нас взирать с восхищением и на синтаксические компонен­ ты интегральной модели, глубиной и блеском инженерной мысли напоминающие машинное отделение «Титаника».

Несмотря на популярность модели «СмыслТекст», ее сторонникам не был присущ дух самодостаточности и само­ довольства. Преподаватели и студенты ОСиПЛа проявляли живой интерес к самой разной лингвистике, и учебная про­ грамма предусматривала подробное изучение почти всех сколько-нибудь влиятельных школ. Поэтому очень скоро на ясном горизонте появилось первое облачко — знакомство с «расширенной стандартной теорией» Н. Хомского сначала в рамках базового курса А.Е. Кибрика, а впоследствии — на спецкурсе Е.Н. Саввиной «Теория трансформационной по­ рождающей грамматики». Явно устаревшая «модель», автор которой, ничего не зная ни о метаязыке толкований, ни о системе перифразирования, наивно продолжал разрабаты­ вать автономный синтаксис и со смешным упрямством от­ вергал разумные, с нашей точки зрения, идеи представите­ лей порождающей семантики, — эта «модель» неожиданно обнаруживала богатство инструментов анализа и способ­ ность к фундаментальным обобщениям. Как говорила нам Е.Н. Саввина, «самое главное — понять логику синтаксиче­ ской аргументации». Синтаксическую аргументацию генеративистов мы в основном понимали; непонятным оставалось другое — почему в наших самых знаменитых работах по грамматике такая глубокая и нетривиальная аргументация оказывается ненужной?.. Лекции и семинары В.А. Звегинцева со временем помогли мне понять, какое значение имеет теория и почему основные проблемы лингвистики никогда не будут разрешены путем простого накопления фактов или усовершенствования методов описания. Однако никаких непосредственных результатов эти впечатления тогда не возы­ мели: западные лингвистические направления все равно не выдерживали в наших глазах конкуренции с моделью «СмыслТекст»; к тому же структуры составляющих, кото­ рые использует порождающая грамматика, казались плохо применимыми к материалу тех языков, с которыми больше всего работали на Отделении, начиная с русского.

В 1980-е годы многие российские лингвисты, и автор этих строк в том числе, потеряли интерес к формализа­ ции, — и в грамматике, и в семантике стали несравненно меньше использоваться математические модели. Метаязык нашей лингвистики стал более однороден (что хорошо мож­ но видеть на примере «Лингвистического энциклопедиче­ ского словаря» [Ярцева (ред.) 1990]); было достигнуто проч­ ное и плодотворное взаимопонимание между «структурали­ стами» и языковедами, работающими в более традиционном стиле. Причиной было, вероятно, смутное разочарование в монотонном процессе моделирования и отсутствие свежих идей, которые могли бы привлечь в формальную лингвис­ тику новые силы. Подробности лежащей на почетном пье­ дестале модели «СмыслТекст» начали потихоньку забы­ ваться.

В то же время в России сильно охладел интерес и к формальным направлениям лингвистики США, — то, что до нас доходило, казалось неинтересным и бесплодным. Прав­ да, работы по фонетике, семантике, типологии, прикладной лингвистике и т. д. и читались, и обсуждались. Что же каса­ ется mainstream'a американской лингвистики — теории фамматики, то мы в основном знали типологически ориентиро­ ванные направления, использовавшие сравнительно простой понятийный аппарат (см. вып. XI «Нового в зарубежной лингвистике» [Кибрик (ред.) 1982а]). Вникать в сложные формальные конструкции больше не хотелось — все равно, пока коллеги за океаном не обратились к истинному уче­ нию, им оставалось блуждать впотьмах и разрабатывать бес­ перспективные «модели». В это сейчас трудно поверить, но мы в самом деле не заметили ни одного из ключевых собы­ тий 1970-х годов в американской лингвистике — ни сверхпо­ учительного для нас краха порождающей семантики, ни ито­ гов дискуссии об анафоре, ни разработки теории ограничений на правила, ни открытия «принципа сохранения структуры». Вдвинутая Н. Хомским «теория управления и СВРОт автора зывания», с которой мы бегло ознакомились в начале 1980-х (разумеется, только с выводами, а не с аргументаци­ ей), вызывала пренебрежительные усмешки.

Поэтому, как только рухнул «железный занавес» и на­ чались нормальные контакты с западными коллегами, рос­ сийские лингвисты были поражены тем, сколь огромно вли­ яние формального теоретизирования в США и Европе, Ста­ ло очевидно, что, вопреки нашим прогнозам, а равно и про­ гнозам активных адептов «марксистско-ленинского языко­ знания», генеративная грамматика Хомского не только не потерпела неудачу, но вступила в период нового бурного ус­ пеха и экспансии. Это было раздражающе непонятной и не­ приятной неожиданностью, тем более что ни «Новое в зару­ бежной лингвистике», ни реферативные журналы ИНИОНа не предупреждали нас ни о чем подобном.

Спустя несколько лет работа с синтаксическим матери­ алом нескольких языков разных семей, знакомство с совре­ менными грамматическими теориями и личное общение с представителями генеративного направления убедили меня в том, что формальное моделирование — перспективный путь решения объяснительных задач лингвистики и что никакая будущая теория грамматики не сможет пройти мимо тех ре­ зультатов, которые были достигнуты на этом пути генера­ тивной школой. Порождающей грамматике отведены три главы второй, теоретической части учебника; кроме того, многие идеи и методы этого направления отражены в пер­ вой части, посвященной проблемам описания.

Вместе с тем впечатляют и многие важные результаты, достигнутые за последние десятилетия оппонентами Хом­ ского, прежде всего представителями различных направле­ ний отечественного и зарубежного функционализма. Инте­ рес к проблемам современной теории возник у автора в зна­ чительной степени благодаря А.Е. Кибрику, в особенности под воздействием выдвинутой им в 1980-е годы программы объяснительной лингвистики, опирающейся на постулаты функционализма, лингвистики, в которой не только разре­ шено, но и необходимо задавать вопросы, начинающиеся со слова «почему». Не без влияния функционализма многие те­ мы — такие, например, как актуальное членение, — рассма­ триваются здесь неформально, без строгих определений и математических моделей. Автор согласен с функционалиста­ ми в том, что немалая и очень важная часть синтаксических Введение в общий синтаксис явлений пока плохо поддается формальным методам изуче­ ния, а, может быть, и не нуждается в них.

Что же касается конструирования гигантских определе­ ний и изобретения описательных мащин, на что ушли деся­ тилетия упорной работы нескольких наших выдающихся лингвистов, то, при всем уважении к их авторам и к достиг­ нутым ими результатам, такая работа сегодня не кажется мне ни самой интересной, ни самой перспективной. Вместе с тем читатель заметит, что в первой части учебника, посвя­ щенной проблемам описания, отражены многие достижения эмпирически ориентированной лингвистики и прежде всего работы ее лидера — И.А. Мельчука, а одна из глав теорети­ ческой части посвящена модели «СмыслТекст».

Я признателен многим коллегам, занимающимся, как и я, лингвистической типологией, чьи работы дали мне воз­ можность увидеть границы, в которых варьируются различия между языками, и осознать необходимость не только описа­ ния и классификации фактов, но и грамматической теории, которая бы объясняла само существование и форму этих границ.

Хотелось бы выразить благодарность за советы, разъяс­ нения, обсуждение сложных вопросов и моральную под­ держку, оказанную мне в процессе работы, А.Н. Барулину, Л. Бэбби, К.И. Казенину, Л.И. Куликову, В.И. Подлесской, М. Полинской, А. фон Штехову и У. Юнгхансу. Профессо­ рам Герхильд Цыбатов (Ин-т славистики Лейпцигского уни­ верситета), Хансу-Бернхарду Друбигу (Тюбингенский уни­ верситет), Эве Эйерхед (университет Умео) и Барбаре X. Парти (Массачусеттский университет в Амхерсте) я бла­ годарен еще и за неоценимую практическую помощь в рабо­ те, прежде всего за то, что они обеспечили мне доступ к лингвистической литературе, отсутствующей в наших библи­ отеках.

Особая моя признательность замечательному лингвис­ ту Андерсу Хольмбергу — человеку, который по-настоящему открыл для меня вселенную генеративного синтаксиса.

Отдельные главы или всю книгу целиком прочитали В.М. Алпатов, Ю.Д. Апресян, А.А. Бонч-Осмоловская, В.Б. Борщев, М.-К. Гимбатов, А.В. Гладкий, Е.В. Иванчен­ ко, И.Б. Иткин, В.Б. Касевич, А.А. Кибрик, А.Е. Кибрик, С.В. Кодзасов, Г. Корбетг, Г.Е. Крейдлин, С.А. Крылов, К.Л. Кузнецова, А.Н. Латышева, Е.Ю. Лысова, СО. МайОт автора екая, Б.Х, Парти, Н.В. Перцов, В.А. Плунгян, Е.В. Рахилина, Е.Л. Рудницкая, НА. Стоянова, О.В. Федорова, М. Хаспельмат, Т.Е. Янко. Ими были высказаны многочисленные замечания, которые автор постарался учесть. Однако все не­ достатки, ошибки и неточности окончательного текста оста­ ются полностью на совести автора, и он один несет ответст­ венность за все содержащиеся в книге утверждения и оцен­ ки. Я глубоко признателен всем перечисленным коллегам, так же, как и рецензентам Института «Открытое общество», прочитавшим первоначальный вариант учебника и выска­ завшим много ценных замечаний.

На заключительном этапе работы над книгой, когда на счету был буквально каждый день, неоценимую самоотвер­ женную помощь мне оказал С.А. Голиков.

Особой благодарности заслуживают студенты — слуша­ тели моих курсов, чьи вопросы, замечания и обсуждения примеров неизменно помогают улучшить учебный мате­ риал.

Написание книги подобного рода, тем более первый опыт учебника по общему синтаксису на русском языке, предполагает отчасти неизбежные, отчасти происходящие по вине автора недостатки замысла и его реализации, присутст­ вие в тексте неудачных формулировок, фактических оши­ бок, недоучет важных публикаций и т. п. Поэтому автор за­ ранее благодарен читателям за любые критические замеча­ ния, исправления и дополнения.

Наконец, я благодарен моей жене Марине Журинской, которая с неизменным терпением поддерживала меня в че­ тырехлетней работе над книгой, подсказала несколько удач­ ных иллюстраций и внесла много поправок, улучшающих текст.

Введение в общий синтаксис

ВВЕДЕНИЕ

Предмет синтаксиса Человеческий язык, как и всякий сложный механизм, состоит из относительно независимых друг от друга (= авто­ номных) компонентов. С древнейших времен языковеды вы­ деляют в языке по меньшей мере три таких компонента — фонетику, грамматику и лексику. Г р а м м а т и к о й, или г р а м м а т и ч е с к и м с т р о е м, называется тот компонент языка, который обеспечивает выражение наиболее часто по­ вторяющихся значений и использует для этого иерархически организованные конструкции, построенные в соответствии с ограниченным числом правил.

Иерархически организованным является любое множество, в кото­ ром одни элементы в каком-то смысле главнее или важнее других. В ре­ чи всегда наблюдается простейшая иерархия — линейный порядок (цепоч­ ка), так как языковые единицы должны следовать друг за другом (если принять, допустим, что слово, стоящее вначале, всегда «главнее» последу­ ющего). Например, будучи засыпаны в мешок, картофелины иерархиче­ ски не организованы, но достаточно положить их в рад, чтобы возникла иерархия линейного следования в соответствии с тем порядком, в кото­ ром будут расположены картофелины. Помимо линейного порядка, грам­ матика естественного языка всегда использует и другие, более сложные иерархии.

Таким образом, грамматика имеет дело не только с от­ дельными словами или частями слов (морфемами), но, глав­ ным образом, со способами их соединения в более сложные единицы, причем с такими, которые связаны с выражением самых частых семантических признаков («действие», «состо­ яние», «вопросительность», «время», «число», «лицо» и т. п.).

Из всех факторов речевой деятельности грамматика своей предсказуемостью и регулярностью в наибольшей степени напоминает природные явления — предмет изучения естест­ венных наук.

С и н т а к с и с о м называется часть грамматики, кото­ рая имеет дело с единицами, более протяженными, чем сло­ во, — словосочетаниями и предложениями.

Введение Словом «грамматика» называют также раздел лингвис­ тики, в котором изучается грамматический строй языка.

«Синтаксисом» может называться и соответствующий раздел «грамматики» во втором значении.

Фонемы, аффиксы и наиболее употребительные слова образуют в языке конечные множества. Синтаксис, однако, имеет дело с потенциально неограниченным множеством предложений. Люди, как правило, не употребляют в своей речи новых фонем, морфем и слов, пользуясь уже имеющи­ мися в языке. Однако носитель языка производит и воспри­ нимает за свою жизнь огромное множество предложений, которые ни разу до того не были произнесены или написа­ ны. Таким образом, в синтаксисе проявляется т в о р ч е ­ с к и й а с п е к т я з ы к а. Предложения устроены менее единообразно, чем слова (но, конечно, несравненно более единообразно, чем, например, тексты).

Синтаксис и морфология (наука о строении слова) — разделы грамматики, имеющие каждый свой отдельный предмет. Различия предложения и слова очень важны, хотя в некоторых языках не всегда легко отделить одно от друго­ го. Слово не может быть предложением, хотя в частном слу­ чае полное предложение может включать в себя одно-един­ ственное слово.

Во-первых, предложение имеет б о л е е с л о ж н у ю ская структура морфологического слова (= словоформы) в большинстве языков проста. Например, в русском языке словоформа обычно состоит из двух частей — основы и окончания, и значения ее морфологических категорий, повидимому, не упорядочены: можно сказать, что рек-ой слово женского рода, единственного числа, в творительном падеже, а можно перечислить эти три значения в любом дру­ гом порядке. Однако в предложении и в словосочетании ие­ рархия играет важную роль: словосочетания врача вашего сы­ на, сына вашего врача и вашего сына-врача состоят из одних и тех же слов с одинаковыми лексическими значениями, и значения этих слов по-разному упорядочены в соответствии с местами, которые занимают слова в синтаксической струк­ туре. Отыскать пример столь же явных иерархических от­ ношений внутри слова несравненно труднее, ср. русскофранцузский и французско-русский словарь (пример Н.В. Перцова).

Введение в общий синтаксис В этом отношении различие морфологии и синтаксиса напоминает различие неорганических и органических веществ в химии. В неорганиче­ ской химии обычно бывает достаточно указать, сколько атомов какого элемента входит в состав молекулы, чтобы однозначно определить веще­ ство. Неорганическая молекула — иерархически организованный объект, но эта иерархия проста и обычно легко устанавливается по самому соста­ ву элементов.

Органическая химия изучает соединения углерода, атомы которого способны образовывать молекулы сложной иерархической структуры, и одной лишь информации о количестве и качестве атомов, как правило, недостаточно для того, чтобы представить структуру органического веще­ ства и определить его свойства. Наблюдается и явление изомерии, когда одинаковый состав элементов образует разные по иерархическому строе­ нию и по свойствам молекулы, ср. молекулу этилового спирта (i) и диметилового эфира (ii), которые без учета структуры могут быть оба обозна­ чены как С2H6OH Другим важнейшим отличием предложения от слова у с л о ж н е н и ю. Какое бы предложение мы ни взяли, в него всегда можно добавить еще какое-то количество слов, какой-то дополнительный «материал», и новое предложе­ ние, как и прежнее, будет грамматически правильным. Ска­ занное, конечно, не означает, что в действительности могут быть произнесены или восприняты предложения сколь угод­ но большой длины: речь идет лишь о потенциальной спо­ собности к дальнейшему усложнению, которая свойственна любому предложению в любом естественном языке, какой бы структуры и какой бы длины оно ни было.

Слова обычно не обладают таким свойством. Они тоже способны усложняться, но, «поглотив» некоторое число морфем, на каком-то шаге становятся неспособными к даль­ нейшему «расширению»: зло -> зл-остъ -> зл-ост-н-ый -> зл-ост-н-ость ~>??зл-ост-н-ост-н-ый —> *зл-ост-н-ост-н-ост и т. д. (пример А.А. Реформатского [1965: 83], знак * озна­ чает неправильность примера, см. ниже).

Введение Можно заметить, что, например, в немецком словообразовании до­ пустимо в принципе не ограниченное сложение основ: Latte 'переклади­ на, рейка' + Zaun 'изгородь' —> Lattenzaun 'изгородь из штакетника'; + Gitter 'решетка' —> Lattenzaungitter 'решетка изгороди из штакетника'; + Zwischenraum 'промежуток' —> Lattenzaungitterzwischenraum 'промежуток в решетке изгороди из штакетника'; + Breite 'ширина' —> Lattenzaungitterzyvischenraumbreite 'ширина промежутка в решетке изгороди из штакетника'... и т. д. В русском языке (как, по-видимому, и в боль­ шинстве других), такие явления очень редки {англо-русско-голландско-... и т. д. -китайский словарь; прапра-... и т. д. -прадедушка). Иногда бывает до­ пустимо более одного раза присоединить к основе один и тот же аффикс.

Например, суффикс -(е)к- (и его позиционный вариант -(е)ч-) можно по­ следовательно присоединить дважды: рука — руч-к-а — руч-еч-к-а, но тре­ тий раз он уже не «идет»: *руч-еч-еч-к-а.

Еще одно отличие предложения от слова состоит в том, что оно связано с в ы с к а з ы в а н и е м. Высказыванием на­ зывается речевая единица, удовлетворяющая требованиям конкретной коммуникативной ситуации, в которой есть го­ ворящий, адресат, предмет, время и место сообщения. Пред­ ложение используется как полное высказывание гораздо ча­ ще, чем отдельное слово или сочетание слов, так как его структура определенным образом согласована с параметрами высказывания. В частности, предложение обладает внутрен­ ней связностью и полнотой, и это его свойство имеют в ви­ ду, когда говорят, что «предложение выражает законченную мысль». Связность и полноту обеспечивают не только слова, но и грамматические признаки. Например, сочетание слов рыжий кот только в редких случаях может быть использова­ но как целое высказывание, а сочетание из тех же двух слов, но с другими грамматическими признаками Кот рыжий, на­ оборот, естественно выступает в роли высказывания.

Синтаксис как наука о строении словосочетания и предложения имеет две основные задачи: описательную и объяснительную (теоретическую). Синтаксическое о п и с а ­ н и е — это множество п р а в и л, которые характеризуют синтаксический компонент знания языка. При составлении этих правил используется г р а м м а т и ч е с к и й м е т а ­ я з ы к — термины и символы с определенным значением и правила их употребления.

Задача о б ъ я с н е н и я при исследовании синтаксиса, как и вообще в науке, заключается в том, чтобы понять, по­ чему наблюдаемые факты именно таковы, какие они есть.

Это означает, в частности, ответ на вопрос, почему синтакВведение в общий синтаксис сические структуры в различных языках, в том числе не свя­ занных ни родством, ни географической близостью, обнару­ живают многочисленные (и нередко поразительные) сходст­ ва. Описание имеет дело с каким-то одним языком, объяс­ нение (теория) — с Языком вообще.

Из истории синтаксических исследований традиция научного изучения синтаксиса восходит к первым опытам классификации и анализа суждений, пред­ принятым древнегреческими философами. Слово «синтак­ сис» (др.-Греч. 'построение вместе', 'военный строй') начали употреблять, по-видимому, стоики (III в. до н. э.) для обозначения логической структуры высказываний.

У Аполлония Дискола (II в. н. э.) предметом синтаксиса яв­ ляются уже собственно языковые явления — связи слов и их форм в предложении.

До конца XIX в. в языкознании не было четкого разде­ ления между синтаксическими, логическими и психологиче­ скими понятиями. Грамматический анализ предложения проводился в терминах априорных логических категорий — например, не разграничивались логическое «подлежащее»

(субъект) и грамматическое подлежащее. Фонетика и мор­ фология рассматривались как изучение языковых форм, а синтаксис — как изучение способов выражения в языке ло­ гических единиц и отношений (в современной лингвистике эта проблему относят к ведению семантики). В рамках логи­ ческого подхода к языку в XVII в. французские ученые А. Арно и К. Лансло, авторы «Грамматики Пор-Рояля» [ (1660)], предприняли первую попытку создать объяснитель­ ную синтаксическую теорию: языковые факты таковы, каки­ ми мы их наблюдаем, потому что они отражают определен­ ные принципы мышления. Во второй половине XIX в. под влиянием философии языка В. фон Гумбольдта возник и по­ лучил распространение п с и х о л о г и ч е с к и й подход к грамматике, в первую очередь к синтаксису (X. Штейнталь, Г. Пауль, А.А. Потебня), в котором место логических кате­ горий заняли психологические (такие, например, как «пред­ ставление»).

Многовековая практика грамматических описаний и развитие национальных лингвистических традиций способВведение ствовали постепенному освобождению грамматики от логи­ ческого схематизма. Уже средневековые арабские лингвисты (Сибавейхи в VIII в., Саррадж в X в. и другие) смогли сфор­ мировать некоторые фундаментальные синтаксические по­ нятия, такие, как зависимость, управление, синтаксическая позиция, не обращаясь к логическим категориям. В конце XIX в. сходные тенденции в европейском языкознании при­ вели к возникновению ф о р м а л ь н о г о направления: лин­ гвисты начинают анализировать предложение в терминах собственно лингвистических, а не заимствованных из других наук. Однако, поскольку аппарат собственно синтаксиче­ ских понятий был еще мало разработан, анализ приходилось основывать на морфологических категориях. Поэтому фор­ мальный подход к синтаксису точнее было бы назвать фор­ мально-морфологическим. В российской науке к этому на­ правлению, восходящему к Ф.Ф. Фортунатову, можно с не­ которыми оговорками отнести знаменитые труды А.А. Шах­ матова [2001 (1925-1927)] и A.M. Пешковского [1956 (в окончательной редакции в 1928, первый вариант в 1914)].

Многие идеи, впервые четко сформулированные в рамках формального подхода, занимают важное место в некоторых современных теориях (предложение как разновидность сло­ восочетания; неизменность типа конструкции при ее рас­ пространении; связь части речи с типом конструкции и др.).

В XX в. некоторые лингвисты попытались преодолеть' односторонность формального подхода, используя введен­ ное Ф. де Соссюром разделение я з ы к а — абстрактной си­ стемы, лежащей в основе речевого поведения, и р е ч и — актуализации, практического осуществления этой системы в процессе ее использования людьми. В духе Ш. Балли [ (1950)], который разграничивал в синтаксисе проявления языка и проявления речи, В.В. Виноградов [1975аб (1954)] противопоставил «строительный материал» для предложе­ ний (слова и словосочетания) и сами предложения, т. е. еди­ ницы коммуникативного уровня, обладающие признаками предикативности и модальности. Эта проблематика сохраня­ ет актуальность до нашего времени: проблеме разграничения номинативного («языкового») и коммуникативного («рече­ вого») аспектов предложения посвящены, в частности, рабо­ ты А. Гардинера [1960; Gardiner 1951], Н.Д. Арутюновой [1972], В.А. Звегинцева [1976 (2001)] и других авторов. В синтаксической концепции Н.Ю. Шведовой противопоставВведение в общий синтаксис ление предложения и словосочетания выразилось в виде раз­ личия абстрактных структурных схем, которые характеризу­ ют предложения, и присловных связей, определяющих стру­ ктуру словосочетания [Шведова (ред.) 1980].

В качестве альтернативы формальному подходу были предложены синтаксические концепции, ориентированные на семантику. У О. Есперсена мы находим первый проект грамматического описания «от значения к форме»; именно такой подход к грамматике «изнутри, или с точки зрения значения» [1958 (1924): 46], он предложил называть «синта­ ксисом». Намного опередила свое время гипотеза Есперсена о «понятийных категориях» — универсальных значениях, ко­ торые по-разному выражаются грамматическими средствами различных языков и представляют, таким образом, основу для их сравнения; позднее эта идея получила развитие в ра­ ботах И.И. Мещанинова [1978 (1945)] и некоторых других советских лингвистов. Есперсен ввел также полезное разгра­ ничение двух типов грамматической связи — юнкции и не­ ксуса. В современных терминах юнкцию можно определить как тот случай, когда семантически главенствующее слово является синтаксически подчиненным {выдвинутая гипоте­ за), а нексус — когда направления синтаксического и семан­ тического подчинения между словами совпадают {выдвинул гипотезу).

Успехи в развитии логики и семантики в течение пос­ ледних десятилетий отразились и в грамматических исследо­ ваниях, благодаря чему мы располагаем множеством перво­ классных исследований с е м а н т и к и п р е д л о ж е н и я ;

введение в эту проблематику можно найти в учебнике И.М. Кобозевой [2000].

Представители структурализма пытались перенести в грамматику понятия и исследовательские процедуры, кото­ рые до этого зарекомендовали себя в фонологии, и этот путь в определенной мере оказался плодотворным. Важный про­ гресс в изучении синтаксиса был достигнут в рамках праж­ ского функционализма и американской дескриптивной лин­ гвистики. Лидер пражской школы В. Матезиус, развивая идеи А. Вейля, Г. Пауля и некоторых других лингвистов XIX в., показал, что в синтаксисе отражаются два разных ви­ да деятельности говорящего, соответствующие двум видам членения предложения — грамматическому (например, разДеление на подлежащее и сказуемое) и актуальному — на теВведение му, Т. е. исходный пункт сообщения, и рему, т. е. сообщае­ мое [Матезиус 1967 (1947)аб]. Американские дескриптивисты значительно усовершенствовали и уточнили методы синтаксического анализа, отточили некоторые важные ис­ следовательские инструменты, лежащие в основе традици­ онных грамматических классификаций, такие, как дистри­ бутивный анализ. Автор концепции «структурного синтакси­ са» Л. Теньер [1988 (1959)] разработал универсальную модель предложения, опирающуюся на некоторые принципиально важные постулаты: всеобщность и однонаправленность син­ таксической связи; наличие в предложении одного грамма­ тического центра (глагола), сочетаемость которого определя­ ет структуру предложения; неединственность способа ото­ бражения структурной иерархии в линейную последователь­ ность синтаксических единиц; различие участников ситуа­ ции (актантов) и ее «обстоятельств» (сирконстантов).

Революционные события в изучении синтаксиса про­ изошли после выхода работы Н. Хомского «Синтаксические структуры» [1962 (Chomsky 1957)]. С именем Хомского свя­ зана не только определенная лингвистическая теория — по­ рождающая {— генеративная) грамматика, но и целый пере­ ворот во взглядах на изучение языка — переход от преиму­ щественно описательной методологии к методологии объяс­ нительной, т. е. ориентированной на теорию. Этот перево­ рот (нередко называемый «хомскианской революцией») в решающей степени определил не только развитие самой по­ рождающей грамматики, но и характер всех противостоящих ей теоретических направлений.

Хомский показал, что использование формально стро­ гих понятий и математических моделей при исследовании грамматики не только повышает качество, полноту и эмпири­ ческую проверяемость описаний, чем готовы были удовольст­ воваться многие структуралисты. Формальное моделирование дает неизмеримо более важный результат — оно выявляет те фундаментальные принципы строения языка, которые часто остаются незамеченными в интуитивном описании.

Кроме того, возникновение порождающей грамматики имело следствием беспрецедентные успехи в расширении исследуемого материала. Прогресс в изучении структуры предложения после 1957 г., даже если оставить в стороне теоретическую проблематику и брать в расчет только откры­ тие новых фактов и их описание, может быть сравнен с разВведение в общий синтаксис витием географии в XV—XVI вв. Если под «морфологией»

мы сегодня имеем в виду в общем ту же самую область яв­ лений, которую называли «морфологией» в XIX в., то само содержание понятия «синтаксис» за последние 40 лет рас­ ширилось во много раз, так как было обнаружено множест­ во важнейших фактов, о которых не знали традиционная и структуралистская грамматики.

Факты, с которыми имел дело до-генеративный синтаксис, в ос­ новном касались с и н т а г м а т и ч е с к о г о аспекта предложения, т. е.

способности либо неспособности разных грамматических единиц соче­ таться друг с другом. Новые факты, которые открылись взору исследова­ телей начиная с 1960-х годов, прежде всего относятся к п а р а д и г м а т и ч е с к о м у аспекту, т. е. к регулярным связям между частично сходными предложениями, которые мало исследовались в предшествующий период.

Если даже полностью отвергать генеративную теорию, невозможно игно­ рировать впервые обнаруженные в рамках этого направления многочис­ ленные языковые факты — правила и ограничения. Приведем несколько характерных примеров:

1) До возникновения порождающей грамматики лингвисты не об­ ращали внимания на связь Референциальных свойств местоимений с син­ таксической структурой; так, в предложении Иван видел его подлежащее не может обозначать то же лицо, что и дополнение, а в предложении Иван знает, что я видел его слова Иван и его, оказавшиеся соответственно в главном и придаточном предложениях, могут обозначать одного и того же человека. Если же поменять их местами — Он знает, что я видел Ивана, совпадение вновь становится невозможным.

2) Тот факт, что русский язык допускает предложения Некому сего­ дня принимать посетителей; Некогда мне принимать посетителей; Некого мне сегодня принимать и даже Некому и некогда принимать посетителей, но не *Некому некогда принимать посетителей и не *Некому некого прини­ мать (ср. допустимость никому никого не принимать), легко обнаружива­ ется именно в рамках генеративного подхода.

3) Тот факт, что в предложении Им не удалось открыть дверь, и они ушли слово они невозможно опустить, а в предложении Они не смогли от­ крыть дверь и (они) ушли — наоборот, его следует опустить, также был от­ крыт благодаря целенаправленному поиску правил сокращения совпада­ ющих частей сочиняемых предложений, который был начат в порождаю­ щей грамматике.

4) Правила построения относительных придаточных, т. е. предло­ жений, определяющих существительные, типа мальчик, которого я видел, были сформулированы очень давно, но генеративисты первыми обратили внимание на границы применения этих правил, ср. Я видел этого мальчис Леной —> этот мальчик, которого я видел с Леной, но Я видел этого мальчика и Лену —> *этот мальчик, которого я видел и Лену.

Введение 5) Проблема правильности таких предложений, как Министр при­ гласил журналистку взять у него интервью или Министр пригласил журна­ листку, чтобы дать ей интервью и неправильности других, очень похожих предложений типа *Министр пригласил журналистку, чтобы взять у него интервью или *Министр пригласил журналистку дать ей интервью также была впервые обнаружена в порождающей грамматике.

Число примеров типа 1)—5) можно легко увеличить во много раз.

Начиная с 1970-х годов в научный обиход попадают сотни выполненных на высоком уровне описаний синтакси­ са языков разной структуры, генетической принадлежности и места распространения, причем количество и качество синтаксических описаний «экзотических» языков продолжа­ ет быстро расти. Важная особенность нового поколения описаний заключается в том, что они адресованы не только специалистам по данному языку или данной языковой се­ мье, но и более широкому кругу языковедов. В этой пита­ тельной среде стремительно развивается и приобретает ши­ научное направление, изучаюшее сходства и различия стру­ ктуры предложения в языках мира. Не случайно за послед­ ние 20 лет большинство новых идей и концепций в области синтаксиса вдвинуто именно в рамках типологии, а наибо­ лее популярная грамматическая теория — порождающая грамматика, начиная приблизительно с 1980-х годов, также реализует своеобразную теоретическую программу — иссле-' дование так называемого параметрического варьирования между языками.

Мир современных синтаксических теорий совершенно необозрим, и во второй части книги читатель сможет позна­ комиться только с немногими из них. Более подробную ин­ формацию и библиографию можно почерпнуть из синтакси­ ческих энциклопедий [Jacobs et al. (eds.) 1993; Brown, Miller (eds.) 1996; Baltin, Collins (eds.) 2001].

Предназначение и структура учебника Отсутствие учебной литературы по общему синтаксису на русском языке, которая бы соответствовала современно­ му уровню развития грамматической науки, давно стало бед­ ствием, очевидным для специалистов. Имеющиеся публика­ ции могут дать общее представление о технике синтаксичеВведение в общий синтаксис ского анализа и в небольшой степени — о синтаксических теориях. Однако в распоряжении вузовских преподавателей и студентов нет ничего похожего на сколько-нибудь систе­ матическое изложение предмета.

На русском языке опубликовано четыре введения в проблематику общего синтаксиса, отражающих уровень 1960-х годов - книги И.А. Сизовой [1966], Э.Р. Атаяна [1968], В.А. Кочергиной [1974] и раздел «Синтаксис» коллек­ тивной монографии «Общее языкознание», написанный Н.Д. Арутюновой [1972]. За последние 30 лет учебная лите­ ратура по курсам введения в языкознание, грамматике рус­ ского и других славянских, а также германских, романских, «восточных» языков или языков народов России рассматри­ вает синтаксические проблемы, как правило, без учета тех огромных по своему значению результатов, которые за этот период достигнуты в области грамматики мировой лингвис­ тикой. На таком фоне, однако, вьщеляются небольшие кни­ ги В.Б. Касевича [Касевич 1977; 1988] и учебник В.Г. Гака по французскому синтаксису [1986] (и соответствующий раздел его фундаментальной «Теоретической грамматики французского языка» [2000]). Из учебной литературы по рус­ скому синтаксису отметим книги В.А. Белошапковой [1977], Т.Викт. Шмелевой [1988] и М.В. Всеволодовой [2000]. Клас­ сический учебник Л. Блумфилда [1968 (1933)] при всех сво­ их высоких достоинствах отражает грамматическую концеп­ цию американского дескриптивизма — научного направле­ ния, сошедшего со сцены задолго до того, как книга была опубликована в русском переводе. Учебник Дж. Лайонза [Лайонз 1978 (1972)], впервые вышедший в оригинале в 1968 г., также успел, хотя и в меньшей степени, устареть к моменту русского издания.

Для сравнения сделаем краткий обзор учебной литера­ туры по теоретическому синтаксису, изданной на Западе.

Это прежде всего многочисленные введения в порождаю­ щую грамматику Н. Хомского. Из книг, изданных в 1980—1990-е годы, отметим учебники Л. Хегеман [Haegeman 1991; и второе, расширенное, издание 1994], И. Робертса [Roberts 1997], Р. Фрейдина [Freidin 1992], Э. Рэдфорда [Radford 1997а — введение в «минималистскую теорию» и его более краткий вариант Radford 19976]; (этому же автору при­ надлежит объемистый курс «теории принципов и парамет­ ров» [1988] и его ранняя версия [1981]), X. ван Римсдейка и Введение Э. Уильямса [Riemsdijk van, Williams 1986], Г. Ласника и X. Уриагереки [Lasnik, Uriagereka 1988], X. Уриагереки [Uriagereka 1998], Э. Каупер [Cowper 1992], Д. Джо Наполи [Napoli 1993], Дж. Оухаллы [Ouhalla 1994 и второе, допол­ ненное и переработанное издание Ouhalla 1999]; П. Куликовера [Culicover 1997], В. Кука [Cook 1988] и второе издание в соавторстве с М. Ньюсоном [Cook, Newson 1996], М.А. Джоунза (на материале французского языка) [Jones 1996], Г. Фанзелова и С. Феликса, а также А. фон Штехова и В. Штернефельда (на немецком и на материале английско­ го и немецкого) [Fanselow, Felix 1987; Stechow von, Stemefeld 1988]; курсы порождающей грамматики немецкого языка Г. Гревендорфа [Grewendorf 1991] и X. Хайдера [Haider 1993]. Из учебников, отражающих более ранние версии по­ рождающей грамматики, свое значение во многом сохраня­ ет знаменитый курс А. Акмаджяна и Ф. Хени [Akmajian, Непу 1975]. Введение в современную порождающую грамма­ тику более общего характера принадлежит С. Крейну и Д. Лилло-Мартин [Crain, Lillo-Martin 1999]. Лекции по по­ рождающей грамматике, лексико-функциональной грамма­ тике и обобщенной грамматике составляющих изданы П. Селлзом [Sells 1985]. Р. Борсли принадлежит введение в порождающую грамматику и вершинную грамматику соста­ вляющих с параллельным изложением обеих теорий [Borsley 1999]; введение в верщинную грамматику составляющих опубликовали И. Саг и Т. Басов [Sag, Wasow 1999]. Учебник лексико-функциональной грамматики опубликован ее авто­ ром — Дж. Бреснан [Bresnan 2001]. Имеется также курс не­ мецкой грамматики в рамках синтаксиса зависимостей [Heringer 1996] и введение в категориальную грамматику М. Вуд [Wood 1993].

Лингвисты функционального направления также изда­ ли несколько учебных курсов: синтаксис Т. Гивона [Givon 1984-1990], М. Хэллидэя [Halliday 1985; второе издание 1994] и четыре введения в лингвистическую типологию с преимущественным вниманием к синтаксису, в большей или меньшей степени ориентированные на функциона­ лизм, — Б. Комри [Comrie 1981 и второе издание 1989], Г. Мэллинсона и Б. Блейка [Mallinson, Blake 1981], У. Крофта [Croft 1990а] и Л. Уэйли [Whaley 1997]. В учебнике М. Таллерман [Tallerman 1998] соединены теоретический и типологический подходы. Учебник К. Брауна и Дж. МиллеВведение в общий синтаксис ра [Brown, Miller 1991] написан в подчеркнуто эмпириче­ ском ключе, авторы стараются не связывать себя принад­ лежностью к определенной теории; ими же издана, впрочем, уже упомянутая энциклопедия синтаксических теорий, в ко­ торой читателю предлагается широкий выбор [Brown, Miller (eds.) 1996]. Объемистый курс синтаксиса Р. Ван Валина и Р.Лаполлы [Van Valin, LaPolla 1997] содержит изложение теории референциально-ролевой грамматики.

Все перечисленные книги в России либо отсутствуют, либо находятся в одном или, в лучшем случае, в нескольких экземплярах, попавших в некоторые (государственные или личные) библиотеки Москвы и реже — Санкт-Петербурга.

Преподавателям и студентам провинциальных вузов эта ли­ тература, по-видимому, полностью недоступна (так же, как, впрочем, и почти вся зарубежная лингвистическая литера­ тура).

Техника синтаксического анализа, т. е. умение устана­ вливать иерархическую структуру предложения, виды грам­ матических отношений в синтаксисе и выделять значения, передаваемые синтаксическими конструкциями, на русском языке кратко представлена в книге Ю.Д. Апресяна [1966 — почти не устаревшее до сих пор введение в описательную формальную лингвистику], и более подробно — у И.Б. Доли­ ниной [1977].

Гораздо хуже обстоит дело с введениями в синтаксиче­ скую теорию. На русском языке нет ни одного систематиче­ ского учебного введения в современный теоретический син­ таксис (хотя некоторые научные монографии могут быть ис­ пользованы в процессе преподавания, см. ниже). Наконец, на русском языке не опубликовано ни одного курса синтак­ сической типологии.

Российская научная литература по синтаксису за пос­ ледние 30 лет более представительна, но, как правило, труд­ на для студентов. Кроме того, студентам нелегко даже с по­ мощью преподавателя отделить в исследовательских публи­ кациях слишком специальный или устаревший материал от необходимого и актуального. Можно упомянуть (в алфавит­ ном порядке) некоторые книги общего характера и ценные монофафические описания синтаксиса отдельных языков:

Б.А. Абрамова [1972, немецкий], В.Г. Адмони [1973, немец­ кий], Т.Б. Алисовой [1971, итальянский], Н.Д. Арутюновой [1976], В.В. Богданова [1977], И.Ф. Вардуля [1977], Н.Б. ВахВведение тина [1995, эскимосский], Б.М. Гаспарова [19716, русский], И.Б. Долининой [1989, английский], А.К. Жолковского [1971, сомали], В.А. Звегинцева [1976 (2001)], Г.А. Золотовой [1973; 1982 (2001); 1988 (2001); также: Золотова и др. 1998, русский], С.Д. Кацнельсона [1972], А.Е. Кибрика [19776, ар­ чинский; 1992], А.Е. Кибрика и его соавторов [Кибрик (ред.) 19826, табасаранский; Кибрик (ред.) 1999, цахурский], С.Н. Кузнецова [1984, датский], Т.П. Ломтева [1972], О.И. Москальской [1974, немецкий], A.M. Мухина [1968;

1980; 1995; 1999, английский], Т.М. Николаевой [1982; 2000], Д.Б. Никуличевой [2000, континентальные скандинавские], Е.В. Падучевой [1974], В.И. Подлесской [1990; 1993, япон­ ский], И.П. Распопова [1973], Ю.С. Степанова [1981], И.П. Сусова [1980], переводные издания книг Ш. Балли [1955 (1950)], О.Есперсена [1958 (1924)], Л. Теньера [ (1959)], Н. Хомского [1972 (1965)], У. Чейфа [1975 (1971)];

коллективные труды по русскому языку под редакцией В.А. Белошапковой [1989] и Н.Ю. Шведовой [1980], а также коллективные монографии петербургской [Холодович (ред.) 1969; 1974; Храковский (ред.) 1985; 1998] и новосибирской [Черемисина (ред.) 1985; 1986; 1989; 1990 и др.] типологиче­ ских школ, посвященные синтаксической проблематике. Во многом сохраняет актуальность классический труд A.M. Пешковского [1956 (1928)]. Однако ни одна из перечис­ ленных выше книг (а список их, конечно, не полон), по раз­ личным причинам не может быть безоговорочно рекомендо­ вана в качестве учебного пособия по общему синтаксису.

Заслуживают упоминания также статьи «Лингвистиче­ ского энциклопедического словаря» [Ярцева (ред.) 1990], второго издания энциклопедии «Русский язык» [Караулов (ред.) 1997] и некоторые тома серии «Новое в (зарубежной) лингвистике», в особенности вып. XI, посвященный амери­ канским исследованиям синтаксиса [Клбрик (ред.) 1982а].

Полезную информацию можно почерпнуть также из англо­ русского словаря лингвистических терминов [Баранов и др.

1996]. Лингвистические реферативные журналы и сборники Института научной информации по общественным наукам (ИНИОН) дают возможность понять тематику текущей ли­ тературы в области грамматики и до некоторой степени — содержащиеся в ней идеи.

Особо следует отметить почти полное (до недавнего времени) отсутствие на русском языке сведений о развитии Введение в общий синтаксис порождающей грамматики Н. Хомского после 1970 г. (при том, что все основные работы ее автора 1950—1960-х годов были изданы в русском переводе). Единственным исключе­ нием остается словарь В.З. Демьянкова [1979], в котором от­ ражены исследования 1970-х годов.

Однако и оппонирующие Хомскому синтаксические теории — грамматика вершинной структуры составляющих К. Полларда и И. Сага [Pollard, Sag 1994], лексико-функциональная грамматика Дж. Бреснан и Р. Каплана [Bresnan, Kaplan 1995], системная функциональная грамматика М. Хэллидэя [Halliday 1985, 1994], функциональная грамма­ тика С. Дика [Dik 1978; 1989; 1991; 1997], грамматика кон­ струкций Ч. Филлмора [Fillmore 1988; Goldberg 1995], есте­ ственный синтаксис Дж. Хэймана [1985], функциональнотипологический синтаксис Т. Гивона [Givon 1979;

1984-1990; 1995], референциально-ролевая грамматика Р. Ван Валина [Van Valin 1993] и другие также совершенно не­ достаточно или вообще никак не отражены в российской лин­ гвистической литературе. Даже основные публикации по син­ таксису в рамках созданной в России модели «СмыслФ^Текст»

вышли за рубежом на английском языке [МеГсик 1988;

МеГсик, Pertsov 1987]. Информационную лакуну лишь в не­ большой степени заполняет сборник обзоров «Фундаменталь­ ные направления современной американской лингвистики», выпущенный в МГУ [Кибрик и др. (ред.) 1997].

Автор постарался по мере сил восполнить существую­ щий пробел, создав такой учебный текст, который отражал бы отечественные традиции в изучении грамматики и одно­ временно открывал для читателя мир зарубежных синтакси­ ческих теорий. Цель автора будет достигнута, если читатель научится видеть ценные результаты в работах ученых разных направлений, избегая при этом и «партийной» предвзятости, и самодовольного провинциализма.

Учебник предназначается в первую очередь для студен­ тов и аспирантов, специализирующихся по лингвистике.

Круг охватываемых проблем достаточно широк, чтобы заин­ тересовать и профессиональных лингвистов различных спе­ циальностей, так или иначе соприкасающихся в своей дея­ тельности с проблемами грамматики.

Предметом изложения является о б щ и й синтаксис, т. е. тот круг понятий, идей, методов и теорий, который бо­ лее или менее применим к материалу любого известного Введение языка. Учебник не является типологической энциклопедией типа [Shopen (ed.) 1985], в которой отражены основные син­ таксические явления, встречающиеся в языках мира. Ис­ пользуется в основном материал русского и английского языков; в меньшей степени — других германских, роман­ ских, славянских, кавказских и иных, подчас «экзотиче­ ских», языков.

Цель учебника — дать представление об основных ме­ тодах и теоретических проблемах современного общего син­ таксиса и о главных результатах, полученных за последние десятилетия в области методов лингвистического анализа, в теории и типологии применительно к предложению и его структуре.

Учебник состоит из двух частей — «Синтаксическое описание» и «Синтаксические теории». В первой части со­ держатся сведения о том, как анализировать синтаксический материал, какие явления в нем наиболее типичны и какие механизмы грамматического описания находятся в распоря­ жении современного лингвиста. Отдельные главы посвяще­ ны двум наиболее популярным способам представления синтаксической структуры — зависимостям и составляю­ щим. В других главах рассматриваются проблемы валентно­ стей, структуры элементарного и сложного предложения, синтаксических нулей, подлежащего, способов выражения синтаксических отношений (в том числе согласования, уп­ равления, примыкания), диатез и залогов и коммуникатив­ ных категорий. Перечисленные темы, хотя и не охватывают всей проблематики синтаксического описания, относятся к числу важнейших.

Главы первой части включают упражнения и задачи для практической работы, которые могут быть использованы для самостоятельной работы и на семинарских занятиях. Уп­ ражнения (названные в тексте з а д а н и я м и ) иллюстриру­ ют приведенный материал; кроме того, приводятся некото­ рые з а д а ч и московских традиционных лингвистических олимпиад (часть их принадлежат другим авторам и публику­ ются с их согласия). Особенностью олимпиадных задач яв­ ляется то, что для их решения, как правило, не требуется никаких специальных знаний, в том числе — знания того языка, на котором составлена задача.

Часть 2 вводит читателя в мир современных синтакси­ ческих теорий. Поскольку собственно теоретическая (объясВведение в общий синтаксис нительная) методология сравнительно мало популярна в российском языкознании, эта часть начинается с главы X, в которой разъясняются современные представления о задачах грамматической теории и показана типичная стратегия тео­ ретической исследовательской программы. Три главы посвя­ щены порождающей грамматике Н. Хомского, отдельные главы — функциональной синтаксической типологии и син­ таксису в модели «СмыслТекст». Глава о категориальной грамматике написана К.И. Казениным.

Каждая глава заканчивается перечнем рекомендуемой литературы с минимальными комментариями. Эти перечни ни в коем случае не претендуют на полноту — литература по теоретическому синтаксису, не говоря уже об описаниях от­ дельных языков, продолжает расти как снежный ком, и 1990-е годы характеризовались взрывным ростом числа пуб­ ликаций, с беспрецедентным расширением круга вовлекае­ мых языков и сотнями новых имен исследователей «из вся­ кого народа под небом». Автор сознает, что мог упустить из виду многие важные книги и статьи, посвященные рассмат­ риваемым темам и будет благодарен за любые замечания и дополнения.

Просматривая уже написанные библиографические ре­ комендации, автор с горечью сознает, что значительная часть упомянутых книг и статей для российского читателя недоступна. В нашей стране нет ни одной библиотеки (в том числе в Москве и Санкт-Петербурге), укомплектованной лингвистической литературой на современном уровне (хотя бы так, как библиотека любого западноевропейского или американского университета, имеющего серьезную програм­ му обучения по лингвистике). Даже в фонде лучшей лингви­ стической библиотеки страны — Всероссийской государст­ венной библиотеки иностранной литературы отсутствуют многие публикации первостепенной важности. Вряд ли слу­ чайно, что в отечественные библиотеки почти не попадает продукции издательств, выпускающих литературу по порож­ дающей грамматике, — Foris, Kluwег, Reidel и MIT Press. На­ чиная по крайней мере с 1940-х годов на закупку зарубеж­ ной лингвистической литературы российским библиотекам отпускаются в лучшем случае мизерные средства, которые к тому же расходуются не всегда оптимально. Автор отдает се­ бе отчет в том, что для многих российских читателей, в осо­ бенности живущих в провинции и не имеющих возможноВведение сти выезжать за рубеж, значительная часть библиографиче­ ских рекомендаций будет выглядеть едва ли не насмешкой.

Остается надеяться на расширение международных контак­ тов, развитие Интернета и на постепенное улучшение ситу­ ации.

Ввиду того, что многие проблемы, затрагиваемые в учебнике, не рассматривались в доступной российскому чи­ тателю литературе, автору в некоторых случаях не удалось избежать изложения подробностей, полемики, исторических экскурсов и т. п. Вследствие этого учебник приобрел неко­ торые элементы справочника и научной монографии. Де­ тальное и пространное изложение некоторых фактов рус­ ской грамматики — свойств актантов в главе III, синтаксиса нулей в главе V и признаков грамматического приоритета в главе VI — было бы излишним для книги такого жанра, ес­ ли бы читатель имел легкий доступ к соответствующей ли­ тературе или к любым другим публикациям, демонстрирую­ щим преимущества современной аналитической техники на материале русского языка. Можно заметить, впрочем, что опубликованные к настоящему времени введения в семанти­ ку [Кобозева 2000] и морфологию [Плунгян 2000] показыва­ ют, что их авторы столкнулись с аналогичными проблемами и вынуждены были решать их сходным образом.

Необходимые предварительные знания Для работы над учебником необходимо знать основы науки о языке — вводный курс «Введение в языкознание» в объеме, который содержится, например, в заслуженно авто­ ритетных учебниках А.А. Реформатского [Реформатский 1967 и др. издания] и Ю.С. Маслова [Маслов 1975 и др. из­ дания]; могут быть рекомендованы также книги [Касевич 1977; 1988; Степанов 1975а (2000); Степанов 19756] и новые учебники [Шайкевич 1995] и [Мечковская 2001]. В качестве предварительного чтения на английском языке подходит учебник Дж. Херфорда [Hurford 1994].

Для чтения некоторых глав необходимо знание элемен­ тарных математических понятий из области теории мно­ жеств и формальной логики. Минимально необходимую ин­ формацию можно почерпнуть в книгах [Апресян 1966: 113— 117] и [Касевич 1977: 172—178]; незаменимым введением в Введение в общий синтаксис математику для лингвистов уже несколько десятилетий слу­ жит книга ЮЛ. Шихановича [1965].

Знания иностранных языков, используемых в качестве иллюстративного материала, от читателя не требуется, но желательно владеть хотя бы основами английской граммати­ ки (английские примеры даются с переводами, но, как пра­ вило, без грамматического разбора).

Особенности оформления В книге в основном принят способ оформления языко­ вых примеров, который является достаточно общепринятым в современной научной литературе. Примеры набраны кур­ сивом и по большей части снабжены номерами в круглых скобках; к иноязычным примерам даются переводы. Неко­ торые примеры, кроме того, приводятся с пословным лексико-грамматическим разбором — г л о с с и р о в а н и е м.

Строка глоссирования содержит русские переводы знамена­ тельных (и иногда служебных) лексем и наименования грам­ матических значений. Для обозначения последних использу­ ются сокращения, набираемые заглавными буквами (см.

список в конце книги) и разделяемые дефисами в том слу­ чае, когда они соответствуют отдельным морфемам, и точка­ ми, если их значения выражаются слитно. Значения приво­ дятся в лапках («марровских» кавычках). Те части примеров, на которые надо обратить внимание, и соответствующие ча­ сти переводов отмечаются подчеркиванием.

Пример глоссированного предложения с переводом — первая строка вступления к поэме Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре» (грузинский текст дан в латинской транс­ крипции):

который-ЭРГ 'Тот, Кто создал мир могущественной силой'.

Иногда для краткости вместо целой строки глоссирова­ ния в перевод вносятся грамматические пометы в скобках;

части перевода, которые не соответствуют никаким словам Введение примера, заключаются в квадратные скобки, а элементы глоссирования, не отражаемые в переводе — в круглые: (II) romel-man sekmn-a samgaro-0 jal-ita m-itj lier-ita '[Тот,] Кто (-ЭРГ) создал(-ЗЕД.АОР) мир(-НОМ) силой(-ИНСТР) (тотИНСТР) могучей(-ИНСТР)'.

Некоторые явления иллюстрируются разными вариан­ тами одного и того же предложения или словосочетания, и такие варианты приводятся под одним и тем же номером, но помечаются разными буквами русского алфавита. Такая группа предложений называется с и н т а к с и ч е с к о й п а р а д и г м о й !. Отсылка к предложению дается с указанием его номера в скобках, а также буквы, где это необходимо.

Негативный материал: грамматичность и приемлемость Всовременных работах по грамматике, помимо пред­ ложений, извлеченных из текстов, обычно привлекаются экспериментальные данные — предложения, построенные исследователем и предъявленные для оценки носителю язы­ ка. Необходимость привлечения экспериментальных дан­ ных, в том числе негативных, т. е. оцениваемых носителями как неправильные, была осознана в лингвистике очень дав­ но, однако по-настоящему широко они стали использовать­ ся только в последние десятилетия.

«Сделав какое-либо предположение о смысле того или иного слова, той или иной формы, о том или ином правиле... следует пробовать, мож­ но ли сказать ряд разнообразных фраз (который можно бесконечно мно­ жить), применяя это правило. Утвердительный результат подтверждает пра­ вильность постулата... Но особенно поучительны бывают отрицательные результаты: они указывают или на неверность постулированного правила, или на необходимость каких-то его офаничений» [Щерба 1974 (1931): 32].

Если языковой пример не сопровождается никакой по­ метой, это значит, что он грамматически правилен, или, как еще говорят, г р а м м а т и ч е н ; помета * перед примером оз­ начает, что он грамматически неправилен; знак ? на той же позиции обозначает полуграмматичность (пример на грани «Синтаксическая парадигма» — технический термин, относящийся к спосо­ бу представления материала, и его следует отличать от разработанного Н.Ю. Шведовой [1967] понятия «парадигмы предложения», о котором см. в Введение в общий синтаксис Правильности и неправильности), знак ?? — пример скорее неправильный, чем правильный.

Пример может быть грамматически правилен или не­ правилен только относительно некоторой конкретной опи­ сательной грамматики. Сами по себе, в отрыве от граммати­ ки, знаки грамматичности отражают лишь то, как носители языка оценивают п р и е м л е м о с т ь предложения. Цель грамматического исследования — добиться максимального совпадения множеств грамматически правильных и прием­ лемых предложений. Однако полное совпадение этих мно­ жеств — цель, недостижимая в принципе, так как приемле­ мость обусловлена не только грамматикой, но и другими фа­ кторами речевой деятельности (лексическими, семантиче­ скими, стилистическими причинами, ограниченными воз­ можностями восприятия и порождения речи и т. п.). Отри­ цательная реакция неискушенного в лингвистике носителя языка на предъявленное предложение («так нельзя сказать») может быть обусловлена как грамматической неправильно­ стью предложения, так и неграмматическими факторами.

Одна из задач грамматического исследования заключается в том, чтобы выявить те факторы приемлемости, которые обу­ словлены именно грамматикой. Разграничение грамматиче­ ских и неграмматических факторов приемлемости может быть проведено только в р е з у л ь т а т е исследования.

Представление о том, что суждения о грамматической не­ правильности (*Она пришел) можно а п р и о р н о отличить, например, от суждений о семантической аномальности {Гру­ ша растет на сосне), является иллюзорным, что убедительно показал Ю.Д. Апресян [1966: 158-160].

Два сочетания знака грамматичности со скобками по­ могут упростить некоторые иллюстративные парадигмы:

(*Х) обозначает, что данный пример грамматичен (соответ­ ственно приемлем) при отсутствии выражения X, но неграм­ матичен при его наличии; *(Х) обозначает, наоборот, что пример неграмматичен при отсутствии X, но грамматичен при его наличии. Например, выражение учредил {*в) награду в виде ордена одновременно означает: 1) учредил награду в ви­ де ордена ~ грамматически правильно и 2) учредил в награду в виде ордена ~ грамматически неправильно, а выражение получил *{в) награду орден также сообщает сразу два факта:

1) получил награду орден — грамматически неправильно и 2) получил в награду орден — грамматически правильно.

Введение Выражение Y (//*Х) означает, что при подстановке X на место У выражение, содержащее Y, становится неграмма­ тичным, например выражение Я хочу, чтобы ты ушел {//*уйдешь) одновременно значит: I) Я хочу, чтобы ты ушел — грамматически правильно и 2) Я хочу, чтобы ты уйдешь — грамматически неправильно.

Введение в общий синтаксис

НЕСКОЛЬКО МЕТАФОР

Структура предложений и словосочетаний отчасти по­ хожа на некоторые предметы и явления окружающего нас мира, которые поэтому можно рассматривать в качестве их наглядной модели или подобия. Прежде чем приступить к основной части книги, читателю будет полезно поразмыс­ лить над следующими сравнениями.

Связка ключей Большинству из нас приходится постоянно пользовать­ ся несколькими ключами. Чтобы ни один из них не потерял­ ся, мы надеваем их на кольцо. При этом порядок нанизыва­ ния ключей обычно не имеет значения. Любой ключ в связ­ ке одинаково доступен для обладателя, и если бросить ее, например, на поверхность стола, их концы могут располо­ житься в любой последовательности.

Возьмем предложение (1) Вчера Коля подарил мне часы.

Оно состоит из пяти слов, которые, подобно пяти ключам на одном кольце, соединены друг с другом. Во-первых, между ними есть смысловая связь. Она проявляется в том, что нек­ то, обозначенный словом Коля, осуществил действие, обозна­ ченное словом подарил, над предметом, обозначенным словом часы, в интересах говорящего, который называет себя словом мне; это действие произошло вчера, т. е. в день, непосредст­ венно предшествующий тому дню, в который говорящий про­ износит (1). Во-вторых, между ними наблюдается и грамма­ тическая связь — например, в согласовании сказуемого пода­ рил с подлежащим Коля по роду и числу: в (1) невозможно из­ менить форму глагола на подарил-и или подарил-а. Однако, несмотря на то что пять слов здесь образуют единое целое — предложение (1), правила русской грамматики разрешают в принципе любой порядок их следования:

(1') а. Вчера мне Коля подарил часы.

Несколько метафор Мы видим, что порядок слов в (1) в некотором смысле «неважен», так как не влияет на грамматическую правиль­ ность предложения, так же, как изменение последовательно­ сти нанизывания ключей на брелок не мешает легко пользо­ ваться любым из них.

Чтобы ключ можно было присоединить к другому предмету и через него — к другим ключам, в нем проделывается специальное отверстие. Как не бывает ключей, ли­ шенных отверстия для шнурка или кольца, так не бывает и слов (кроме, может быть, некоторых междометий), неспо­ собных соединяться синтаксически с другими словами. На­ пример, слово подарил допускает или даже требует, чтобы его соединили с другими словами, дополняющими его зна­ чение. Два таких слова в (1) — мне и часы так и называются д о п о л н е н и я м и. Дополнение в винительном падеже без предлога при переходном глаголе будем называть п р я м ы м, а в дательном падеже без предлога — к о с в е н н ы м (надо помнить, что такое употребление последнего термина нетрадиционно: обычно «косвенным» называют всякое до­ полнение, не являющееся прямым [Габучан 1997; Лекант и др. 1999: 348]).

Однако стоит лишь немного усложнить предложение (1), как наше сравнение «захромает». Легко убедиться в том, что, например, предложения (1") На день рождения Коля по­ дарил мне часы или (1'") Вчера Коля подарил мне часы фирмы «Сэйко» не допускают произвольного порядка слов и, следо­ вательно, простая связка ключей их структуру отобразить не может. Эта метафора не отражает иерархии синтаксических единиц — отношения частей внутри целого.

Армия Одно из значений слова 'синтаксис' в грече­ ском языке — 'военный строй'. И в самом деле, уже в древ­ ности, несмотря на все несовершенство тогдашних инстру­ ментов грамматического анализа, это сравнение должно бы­ ло напрашиваться само собой.

Армия, если рассматривать ее как множество людей, находящихся в разнообразных отношениях друг к другу, — типичный пример сложной иерархической структуры. Вопервых, армия представляет собой иерархию в к л ю ч е н и я.

Введение в общий синтаксис Мелкие структурные единицы (подразделения) входят в со­ став более крупных (частей), а те, в свою очередь, объедине­ ны в самые крупные (соединения). Взводы входят в состав рот, роты — в состав батальонов, те — в состав полков, далее дивизий, корпусов и т. д. Номенклатура и количество уров­ ней деления различаются в разных армиях и в разные исто­ рические эпохи, однако общий принцип неизменен.

То, что одни синтаксические единицы могут входить в состав других, — совершенно очевидный факт, для иллюст­ рации которого годится почти каждое предложение. Рассмо­ трим, например, предложение (2) И тогда он наградил меня, дабы этим благочестивым делом заранее облегчить себе пере­ ход в рай по загробному мосту, что легче волоса и тоньше ост­ рия меча, как говорит священный Коран (Л. Соловьев, «Воз­ мутитель спокойствия»).

В предложение (2) входит единица меньшей длины, дабы, выражаюший значение цели: (2') а. дабы этим благоче­ стивым делом заранее облегчить себе переход в рай по... и т. д.

до конца предложения. Инфинитивный оборот включает в себя существительное переход с зависимыми словами (пока нам приходится употреблять термин «зависимое слово» ин­ туитивно), — (2') б. переход в рай по загробному мосту, что легче волоса и тоньше острия меча, как говорит священный Коран. Как мы увидим в главе II, существительное с зависи­ мыми словами образует синтаксическую единицу — словосо­ четание, называемое и м е н н о й г р у п п о й (ИГ), которое характеризуется, например, тем, что может целиком заме­ няться на местоимение {...заранее облегчить себе это). В со­ став (2'б) входит другая, более мелкая, ИГ в. загробному мос­ ту, что легче волоса и тоньше острия меча, как говорит свя­ щенный Коран. (2'в) включает в себя придаточное предложе­ ние — г. что легче волоса и тоньше острия меча, как говорит священный Коран, а (2'г) — еще одно, меньшее придаточное — Д. как говорит священный Коран. Итак, перед нами возника­ ет иерархия последовательного включения, которую можно изобразить в виде следующей схемы:

(2'а) дабы этим переход по загробному мосту, что как говорит Несколько метафор С иерархией включения тесно связана иерархия п о д ­ ч и н е н и я. В армии подчинение определяется должностью, причем действует принцип единоначалия — у каждой струк­ турной единицы ровно один командир, и военнослужащий подчиняется командирам всех единиц, в составе которых он служит.

Принцип единоначалия можно сформулировать и не используя иерархии включения: у каждого военнослужащего есть только один непосредственный начальник (непосредст­ венным начальником военнослужащего X называется такой его начальник Y, что нет ни одного военнослужащего, кото­ рый был бы начальником Х-а, но подчиненным Y-a). Отно­ шение подчинения антисимметрично (никакие два военно­ служащих не могут подчиняться друг другу) и не может об­ разовать «контур», т. е. не бывает трех военнослужащих X, Y и Z таких, что X — командир Y-a, Y — командир Z-a, а Z — командир Х-а. При последовательном включении, если у ка­ ждой единицы только один командир, а командовать можно только какой-то единицей, «контура» и не может быть.

В примере (2) каждый из выделенных отрезков содер­ жит одно и только одно главное слово, или в е р ш и н у.

Вершиной называется такое слово, которое определяет свой­ ства всей синтаксической единицы, в состав которой оно входит. О вершинах подробно пойдет речь в главе I, а пока достаточно указать, что вершина всего предложения (2) — сказуемое наградил, вершина инфинитивного оборота (2'а) — инфинитив облегчить; ИГ (2'б) и (2'в) возглавляются опре­ деляемыми существительными переход и мосту соответст­ венно; вершинами придаточных предложений (2'г) и (2'д) являются вводящие их союзы что и как.

н и я. Она частично соотносится с иерархией подчинения, так как занимаемая должность должна соответствовать зва­ нию. Например, ни сержант, ни генерал не могут командо­ вать батальоном: для первого это слишком крупная едини­ ца, для второго — слишком мелкая. Однако различие в зва­ нии не предполагает автоматически служебного подчинения;

например, военнослужащие, имеющие разные звания, могут непосредственно подчиняться одному и тому же командиру.

Наблюдается ли в структуре предложения нечто подоб­ ное иерархии званий? Рассмотрим отношения между входя­ щими в предложение ИГ.

Введение в общий синтаксис Легко увидеть, что в русском языке подлежащее в не­ котором смысле «главнее», чем любое дополнение и любая другая ИГ: только оно может стоять в именительном падеже (не считая именной части сказуемого и некоторых других особых случаев), только с ним может согласоваться глаголсказуемое по лицу, числу или роду:

(3) а. Мы покажем (//*покажу, *покажешь) тебя наше­ б. Маша показала (//*показал, *показали) фотогра­ Только подлежащее, но не дополнение, может опреде­ лять значение рефлексивного ( = возвратного) местоимения себя:

(4) а. Маша показала Лене себя на фотографии (т. е. по­ б. Маша выбрала Лену себе в помощницы (Лена будет В составе русских деепричастных оборотов подлежащее не выражается: можно сказать (5) а. Войдя в комнату, Иван сел, но нельзя б. *Иван войдя в комнату, он сел. Несмотря на это, в деепричастном обороте подлежащее в некотором смысле (который будет уточнен в главе V) все-таки подразу­ мевается: мы понимаем, что в предложении (5а) человек, ко­ торый вошел в комнату — Иван, а не кто-то другой. Обыч­ но такое определенно подразумеваемое, но не выраженное, подлежащее называют с у б ъ е к т о м. Субъект (но не допол­ нение!) деепричастного оборота должен совпадать по значе­ нию (точнее, по референту) с подлежащим (но не с допол­ нением!) того предложения, частью которого является дее­ причастный оборот:

(6) а. Написав Татьяне несколько писем, Онегин напрас­ б. *Онегин написав Татьяне несколько писем, она не в. Заработав немного еды, Иван Денисович отдал од­ г. *Алешка ничего не заработав, Иван Денисович от­ Несколько метафор Итак, В русском языке ни прямое, ни косвенное допол­ нения не могут: 1) быть выражены именительным падежом, 2) вступать в отношение согласования с глаголом-сказуе­ мым, 3) определять значение рефлексивного местоимения или 4) значение субъекта деепричастного оборота. Другие ИГ, которые не являются ни подлежащими, ни дополнени­ ями, также не обнаруживают этих свойств (примеры чита­ тель может легко найти сам). Основываясь на этих наблюде­ ниях, можно установить следующую иерархию:

(7) Подлежащее > Прочие ИГ.

Знак > показывает, что подлежащее обладает большим «весом», чем дополнение или любые другие ИГ, т. е. в боль­ шей степени, чем они, определяет форму или значение дру­ гих членов предложения.

Рассмотрим теперь поведение русского взаимного мес­ тоимения друг друга. Это местоимение требует наличия в том же предложении ИГ во множественном числе (8аб) или со­ чиненной из двух ИГ (8в), которая определяет его значение:

(8) а. Мы заметили друг друга; б. Противники смотрели друг на друга; в. Миша и Саша жили недалеко друг от друга. ИГ, определяющая значение взаимного местоимения, называет­ Можно заметить, что антецедент друг друга — чаще все­ го подлежащее, как в (8). Однако антецедентом бывает и прямое дополнение: (9) а. Он настроил соседей друг против друга; б. Кто защитит их друг от друга ?; в. Следователь рас­ спрашивал подозреваемых друг о друге, и в некоторых случа­ ях — косвенное дополнение: (10) а. Я открыл им глаза друг на друга; 6. ? Он рассказывал своим знакомым всякие гадости друг про друга.

Если ИГ не является ни подлежащим, ни прямым, ни косвенным дополнением, она обычно не может выступать в качестве антецедента взаимного местоимения. Несмотря на то что этот вопрос пока недостаточно исследован, можно обратить внимание на такие примеры, как (11) а. * Я услышал от них друг о друге; б. * Я заступаюсь за них друг перед другом;

в. * Я заступаюсь перед ними друг за друга; г. * Я оставил день­ ги для соседей друг у друга (т. е.: 'у соседа А для соседа В, а у соседа В для соседа А'); д. ? Сотрудниками были написаны ха­ рактеристики друг на друга.

Таким образом, иерархия (7) при дальнейшем уточне­ нии примет следующий вид:

Введение в общий синтаксис (7') Подлежащее > Прямое и косвенное дополнения > Прочие ИГ.

Обратим теперь внимание на следующие примеры:

(12) а. Я представил (рекомендовал, показал, описал) б. ?? Я представил (рекомендовал, показал, опи­ (13) а. Судьба предназначила нас друг другу.

б. *Судьба предназначила нам друг друга.

Выясняется, что косвенное дополнение может быть ан­ тецедентом друг друга только тогда, когда взаимное место­ имение не является прямым дополнением, ср. (14) Я показал (предоставил, описал) им фотографии друг друга.

Основываясь на примерах (8а, 126, 136), можно пред­ положить, что друг друга занимает позицию прямого допол­ нения только тогда, когда его антецедент — подлежащее. От­ сюда ясно, что два свойства взаимного местоимения — спо­ собность выполнять роль некоторого члена предложения и способность иметь некоторый член предложения в качестве антецедента — взаимозависимы. Можно установить следую­ щую иерархию:

(7") Подлежащее > Прямое дополнение > Косвенное дополнение > Прочие ИГ.

Правило употребления местоимения друг друга гласит, таким образом, что его антецедент должен занимать в иерар­ имение. Сказанное подтверждается тем, что друг друга нико­ гда не занимает позицию подлежащего, и у него даже нет нужной для этого морфологической формы именительного падежа (ожидалось бы что-то вроде *друг друг). Дело здесь в том, что антецедент друг друга-подлежащего должен был бы занимать более высокую позицию в иерархии (7"), чем само подлежащее, а такой позиции там не предусмотрено. Взаим­ ное местоимение в роли прямого дополнения допускает в качестве антецедента только подлежащее, а в роли косвен­ ного дополнения — подлежащее или прямое дополнение.

Наконец, не будучи ни подлежащим, ни прямым или кос­ венным дополнением, друг друга может иметь в качестве ан­ тецедента и подлежащее, и оба вида дополнений.

Обратим теперь внимание на свойства некоторых при­ лагательных в творительном падеже, которые как будто входят в состав сказуемого, но по смыслу относятся к подлежа­ щему (15) или к прямому дополнению (16) и согласуются с ними в числе и роде: (15) а. Он приехал больным; б. Девочки первыми узнали отца; в. Следующим был допрошен охранник;

(16) а. Я помню Ивана молодым; б. Котлеты нам подали недо­ жаренными; в. Восемнадцатилетним его призвали в армию.

По-видимому, не только косвенное дополнение (17), но и никакая другая ИГ, не являющаяся ни подлежащим, ни пря­ мым дополнением (18), не могут соответствовать присказуемостному прилагательному в творительном падеже:

(17) а. Они послали вызов ему больному (//*больньш); б. Нам первым (//*первыми) пришел в голову этот вариант; в. Зрите­ лям, разъяренным (//*разъяренными) отменой концерта, верну­ ли деньги за билеты; (18) Я услышал это от них от первых {//*первыми). Таким образом, поведение присказуемостных прилагательных отграничивает подлежащее и прямое допол­ нение от всех других ИГ в предложении. Наконец, подлежа­ щее (19а) и прямое дополнение (196) могут заменяться на ап­ проксимативно-количественную группу с наречиями свыше или около, но другие ИГ — косвенное дополнение (19в), именная часть сказуемого (19г) или дополнение со значением деятеля при пассиве (19д) — не могут: (19) а. Свыше {около) де­ сяти детей решили задачу; б. Учитель предложил детям свыше (около) десяти задач,: в. * Учитель предложил задачи свыше (около) десяти детей; т. * Гости на дне рождения были свыше (около) десяти детей; д. * Задача была решена свыше (около) де сяти (десятью) детьми и т. п. [Богуславский 1996: 26].

Итак, рассмотренные факты подводят нас к тому обоб­ щению, что ИГ в русском предложении определенным обра­ зом упорядочены: подлежащее «выше» прямого дополнения, которое «выше» косвенного дополнения, а это последнее, в свою очередь, «выше» остальных ИГ в составе предложения.

Сказанное, впрочем, не означает, что любое различие в свойствах ИГ в русском предложении будет «укладываться»

в иерархию (7").

Матрешка и пирамида из черепах В отличие от армии, где каждый уровень включения должен быть представлен единицей особого типа (например, полк не может входить в состав полка, а эскадрилья — в соВведение в общий синтаксис став эскадрильи), в синтаксисе мы сталкиваемся с удиви­ тельным явлением — синтаксическая единица может быть включена или, как чаще говорят, «вложена» в другую едини­ цу того же типа. Рассмотрим фрагмент английского шуточ­ ного стихотворения «Дом, который построил Джек», хорошо известного по переводу С. Маршака:

(20) Вот [а два петуха, /Которые будят [б того пасту­ ха, /Который бранится с [в коровницей строгою, /Которая до­ ит [г корову безрогую, /Лягнувшую [д старого пса без хвоста, /Который за шиворот треплет [екота, /Который пугает и ловит [ж синицу, /Которая часто ворует [з пшеницу, /Которая в [„ темном чулане хранится /В [к доме, который построил Джек В (20) выделяется 10 последовательно вложенных друг в друга ИГ, т. е. существительных с зависимыми словами (границы каждой из них обозначены квадратными скобка­ ми), причем каждая из них проявляет все типичные свойст­ ва ИГ (подробнее о них см. в главе II), например, способ­ ность заменяться на местоимение 3 л.:

Нетрудно построить или найти в текстах предложения, в которых один инфинитивный или деепричастный оборот вложен в другой оборот того же типа, или такие, в которых придаточные предложения несколько раз вкладываются друг в друга — взять хотя бы тот же пример (20), в котором пос­ ледовательно вложены друг в друга семь относительных при­ даточных.

Итак, синтаксические единицы не только могут быть вложены друг в друга, но к такому вложению способны еди­ ницы о д н о г о и т о г о же т и п а. В этом отношении предложение можно сравнить с матрешкой. Каждая из от­ дельных частей матрешки сама представляет собой матрешНесколько метафор ку (в этом ее отличие от других игрушек с вложением вроде «киндерсюрприза»).

Сколько «уровней вложения» может иметь матрешка?

Ответ на этот вопрос ясен: пока мы искусственным образом не ограничим их число, например, установив, что «настоя­ щая» матрешка должна состоять ровно из семи (или из два­ дцати семи) частей, оно может быть теоретически бесконеч­ ным. Сколь бы велика ни была матрешка, всегда теоретиче­ ски возможно изготовить еще большую, объемлющую мат­ решку. Сколько бы ИГ ни было включено в некоторую дру­ гую ИГ или сколько бы придаточных предложений ни вхо­ дило в состав некоторого другого придаточного, всегда тео­ ретически возможно включить их в состав более крупных единиц того же типа.

Вот как начинается одно из наиболее влиятельных произведений лингвистики XX в. - книга Джона Роберта Росса (р. 1938) «Бесконечный синтаксис» [Ross 1986], более известная как его диссертация «Ограниче­ ния на переменные в синтаксисе», которую он защитил в 1967 г. и кото­ рую почти 20 лет отказывался публиковать; однако фактически она была опубликована уже тогда, разойдясь по лингвистическому миру в необоз­ римом множестве копий. Прежде чем перейти к собственно лингвистиче­ ским темам. Росс пишет:

«Про Уильяма Джемса [очевидно, имеется в виду знаменитый аме­ риканский психолог и философ William James (1842—1910), имя которого у нас традиционно принято передавать как Джемс — Я. Т.] рассказывают следующую историю. Я не смог найти никаких опубликованных ссылок на нее, так что, может быть, она приписана другому лицу или является апокрифической. Как бы то ни было, ввиду исключительной важности этой истории для изучения синтаксиса я перескажу ее здесь.

После одной его публичной лекции о космологии и устройстве сол­ нечной системы к Джемсу подошла маленькая старая дама.

— Ваша теория о том, что солнце - центр солнечной системы, а зе­ мля — шар, который вращается вокруг него, звучит довольно убедитель­ но, мистер Джемс, но она неверна! У меня есть гораздо лучшая теория, — сказала маленькая старая дама.

— И в чем она заключается, сударыня? — вежливо осведомился Джемс.

— В том, что земля, на которой мы живем, — это блин, который по­ коится на панцире гигантской черепахи.

Вместо того, чтобы сокрушать эту нелепую смешную теорию той массой научных данных, которые имелись в его распоряжении, Джемс ре­ шил со всей возможной вежливостью поколебать уверенность своего оп­ понента, указав ему на некоторые несообразности в его позиции.

Введение в общий синтаксис — Если ваша теория верна, сударыня, то на чем стоит эта черепа­ ха? - спросил он.

— Вы очень умный человек, мистер Джемс, и вы задали очень хо­ роший вопрос, — ответила старая дама, — но у меня есть на него ответ, и он таков: первая черепаха стоит на панцире второй, гораздо большей че­ репахи, которая находится непосредственно под ней.

Продолжая проявлять терпение, Джемс задал следующий вопрос:

— Но на чем же стоит эта вторая черепаха?

В ответ маленькая старая дама торжествующе вскричала:

— Ничего не выйдет, мистер Джемс! Там дальше вниз идут одни черепахи!» [Ross 1986: хii].

Шахматная доска Попытаемся ответить на вопрос, почему неграмматич­ ны русские словосочетания (21абв) и почему сомнительны по приемлемости (21гд):

(21) а. *Сашу увидел Колю б. *прибивать молотком гвоздями в. *исполнение Шопена этого пианиста д. ? инфинитивный оборот со значением цели с со­ Причина неправильности — две одинаковые формы в одном словосочетании: винительного падежа в (21а), тво­ рительного в (216), родительного падежа в (21 в) и одинако­ вых предложно-падежных конструкций в (21гд). Во всех этих примерах правильность достигается, если из двух оди­ наковых форм оставить только одну {увидел Сашу; приби­ вать гвоздями; исполнение Шопена; исполнение этого пиани­ ста; инфинитивный оборот со значением цели), изменить од­ ну из двух форм {исполнение Шопена этим пианистом;

жить, как советуют друзья, по средствам) или соединить совпадающие формы сочинительным союзом {увидел Сашу и Колю).

Язык как будто избегает одновременного употребле­ ния двух одинаковых падежных (или предложно-падежных) форм. Получается, что в предложении (или словосочета­ нии) имеется только одна позиция для некоторой формы, которая не допускает двойного заполнения, — подобно тоУ, как на одной клетке шахматной доски ни в какой момент игры не могут одновременно стоять две фигуры. Будем Несколько метафор называть это обобщение «гипотезой единственности запол­ нения».

Очевидный пример невозможности одновременного заполнения представляют главные члены предложения. В предложении не может быть двух подлежащих, двух сказуе­ мых, двух прямых (21а) или двух косвенных дополнений.

Примеры вроде (22) [Ваня и Саша] пришли или (23) Он [глу­ пый, но хитрый] не противоречат этому, так как здесь не два одинаковых члена предложения, а один сложный, состоя­ щий из элементов, соединенных сочинительной связью: гра­ ницы сочиненного подлежащего в (22) и сочиненного сказу­ емого в (23) отмечены квадратными скобками.

Другой красноречивый пример единственности запол­ нения предоставляют некоторые предложения польского языка, соответствующие русским парам конструкций типа (24) а. Я работаю {верю, пою); б. Мне работается {верится, поется).

Начнем с русского языка. В конструкции типа (246) к глаголу присоединяется возвратный суффикс -ся, отсутст­ вующий в (24а), и подлежащее оформляется дательным па­ дежом. (24а) обозначает действие, контролируемое тем ли­ цом, которое обозначено подлежащим, но (246) обозначает действие, лишь частично, как бы наполовину контролиру­ емое — д е м и а к т и в н о е ; (246) подразумевает, что успещность работы зависит, например, от хорошего настроения, внешних условий и тому подобных обстоятельств, лишь частично зависящих от деятеля. Очень немногие глаголы допускают в русском языке демиактивную конструкцию, ср. мне спится, но *мне бодрствуется; мне не сидится, но ?? мне не стоится. В разговорной речи демиактивная кон­ струкция часто допустима с глаголами, с которыми она не выступает в письменном тексте; такие конструкции часто употребляются в шутку {Нам здесь что-то не гуляется и т.п.).

Польский язык отличается от русского тем, что демиактивные конструкции в нем значительно продуктивней, т. е. образуются от несравненно большего числа глаголов (правда, и в польском они характерны скорее для разговор­ ной речи). Наряду с (25) а. Dobrze dzisiaj spalam 'Хорошо се­ годня спала (-я)'; 6. Dobrze пи sie dzisiaj spalo 'Хорошо мне (дат. п.) сегодня спалось' (в польском языке частица sie, со­ ответствующая русскому -ся, может отделяться от глагола).

Введение в общий синтаксис встречаются также конструкции типа (26) а. Те ksiqtkе Janek czytаt Z przyjemnosciq 'Эту книгу Янек (им. п.) читал с удо­ вольствием'; б. Тe ksiazke czytato sie Jankowi z przyjemnosciq, что можно перевести на русский буквальным образом так:

'Эту книгу читалось Янеку (дат. п.) с удовольствием'. В от­ личие от (25а), демиактивная конструкция (256) означает, что чтение книги с удовольствием лишь частично достига­ лось усилиями Янека, а частично было результатом обстоя­ тельств, независящих от его воли [Dziwirek 1994: 57—62].

Однако имеется четко очерченный круг глаголов, с которыми демиактивная конструкция в польском языке невозможна: это глаголы, присоединяющие дополнение в дательном падеже: (27) а. Szybko wysialam Ewie paczke '(Я) быстро отправил Эве (дат. п.) пакет', но б. * Szybko wyslalo mi sie Ewie paczke, букв. 'Быстро выедалось мне (дат. п.) Эве (дат. п.) пакет'; (28) а. Janek z trudem wytlumaczyl ten problem Ewie 'Янек (им. п.) с трудом объяснил эту задачу Эве (дат. п.)', но б. * Jankowi z rudem wytlumaczylo sie Ewie ten problem, букв. 'Янеку (дат. п.) с трудом объяснилось Эве (дат. п.) эту задачу' [Dziwirek 1994: 64]. Получается, что в предложении не может быть подлежащего в дательном па­ деже, если при глаголе-сказуемом уже предусмотрено до­ полнение в дательном. Иными словами, в польском пред­ ложении есть как будто всего одно-единственное место для ИГ в дательном падеже, которое не допускает двойно­ го заполнения.

Не следует, однако, делать вывод, что в любом языке любые соче­ тания ИГ в одинаковом падеже недопустимы, ср. в русском (29) а. Мне (дат. п.) позвонить Ивану (дат. п.)?; б. Ему (дат. п.) холодно ногам (дат. п.) и т. п. В грузинском предложении (30) orsabat-s mivscer ceril-s da-s '(в) понедельник(-дат. п.) напишу письмо(-дат. п.) сестре(-дат. п.)' сразу три ИГ стоят в дательном падеже (окончание -s)\ 'понедельник' (дат. п. времени), 'письмо' (дат. п. прямого дополнения) и 'сестра' (дат. п. косвенного до­ полнения); в предложение (30) можно при желании добавить и четвертую ИГ в дат. п. — со значением места, например tbilis-s 'в Тбилиси', хотя упо­ требление дат. п. в локативном значении в грузинском языке устарело.

Принцип единственности заполнения шахматных кле­ ток можно уподобить другому важному свойству шахматной доски — ее д и с к р е т н о с т и. Это означает, что она, в от­ личие, например, от футбольного поля, представляет собой множество отдельных мест — клеток; любая фигура или пешка в любой игровой позиции может либо занимать, лиНесколько метафор бо не занимать данную клетку, и никаких «промежуточных»

состояний не допускается.

В заключение отметим еще одно важное свойство шах­ матной доски — ее с т а б и л ь н о с т ь. По ходу игры невоз­ можно ни отменять существующие клетки, ни вводить но­ вые. Игрок не может сделать так, чтобы какая-то клетка на­ чиная с некоторого момента игры стала недействительной, т. е. чтобы на ней больше нельзя было играть. Игрок не мо­ жет также ввести новую клетку, не предусмотренную прави­ лами (скажем, «g9» или «15»). О том, в какой мере эти свой­ ства шахматной доски сходны со свойствами синтаксиче­ ской структуры, пойдет речь в главе XI п.З.

Самое знаменитое сравнение языка с шахматами принадлежит ге­ ниальному швейцарскому лингвисту Фердинанду де Соссюру (1857-1913).

Он использовал его в своих лекциях, посмертно изданных под названием «Курс общей лингвистики» [Соссюр 1977 (1916)] к во многом определив­ ших развитие науки о языке в XX в. Однако Соссюра интересовали дру­ гие аспекты шахмат: он сравнивал языковые изменения в диахронии и синхронные срезы с шахматной партией, и, кроме того, указывал на не­ изменность сути игры при разном облике фигур, их цвете, размере доски и т. п., что выразительно иллюстрировало его мысль о различии языка и речи, т. е. системы, лежащей в основе речевой деятельности, и конкрет­ ных способов ее реализации.