«С. П. Звягин ПРАВООХРАНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА А. В. КОЛЧАКА Кемерово Кузбассвузиздат 2001 ББК 63.3(0)61 345 Рецензенты: кафедра истории России Кемеровского государственного университета (заведующий - доктор исторических ...»

Специфика гражданской войны обусловила и появление особых аспектов в деятельности прокуратуры. Во-первых, речь идет о борьбе с большевизмом, т. е. о политических делах. Прокурор Иркутской судебной палаты считал необходимым вменить в вину большевикам организацию ими в Сибири и на Дальнем Востоке советских отрядов "для боевых действий против войск законного правительства". Он требовал предать суду вСех бывших партийных и советских работников, которые находились в тюрьмах и лагерях Восточной Сибири и Дальнего Востока. С этой целью он просил прокурора Владивостокского окружного суда ответить на следующие вопросы:

1) какие были приняты меры к судебной ликвидации большевистского движения в Приморской области; 2) возбуждено ли уголовное преследование против всех лиц, входивших в состав большевистского областного и уездных исполнительных комитетов, которые представляют собой не что иное, как "филиальные отделения преступной организации "СНК", ниспровергнувшей законный государственный строй в России и захватившей верховную власть".

В свою очередь, прокурор Владивостокского окружного суда, ссылаясь на постановление Временного Сибирского правительства о судебном преследовании всех членов РКП(б) и бывших советских работников, объявил о привлечении арестованных в Приморье большевиков к уголовной ответственности. Деятельность указанных лиц квалифицировалась им не как политическая, а как уголовная129.

Во-вторых, много проблем прокурорскому надзору доставляли "военщина" и "атаманщина". Непростые отношения сложились у органов прокуратуры с военными властями. Казанские прокуроры, которые вели следствие по делу о восстании в Омске 22-23 декабря 1918 г., открыто говорили о том, что военные оказывали им неодолимое сопротивление130. Военные допускали в отношении чинов прокурорского надзора прямой произвол. В декабре 1918 г. они отобрали у товарища прокурора Благовещенского окружного суда по Хабаровскому участку Н. Е. Твердова его оружие. Этот случай имел последствия. Упомянутый чин прокуратуры направил по начальству протест и заявил, что теперь он не может выехать на место происшествия, пока у него не будет милицейской охраны 131.

Сложными были отношения органов прокуратуры с атаманами местных казачьих войск. Исполняющий обязанности прокурора Благовещенского окружного суда И. Е. Красильников 16 января 1919 г.

направил прокурору Иркутской судебной палаты приказ от 10 января 1919 г., подписанный войсковым атаманом Амурского казачьего войска И. М. Гамовым. И. Е. Красильников охарактеризовал документ как слишком суровый и незаконный, изданный "неправомочным" лицом. Прокурор Иркутской судебной палаты по этому поводу 18 февраля 1919 г. направил своё отношение командующему Приамурским военным округом, приказом которого приказы И. М. Гамова были отменены132.

Следует отметить, что не всегда конфликтные ситуации оканчивались благополучно. Только после нескольких запросов товарища прокурора Приморского окружного суда 23 ноября 1918 г. был освобождён из-под ареста помощник Никольск-Уссурийского городского головы Ф. С. Лапин. Однако начальник тюрьмы Максюта успел сообщить об этом калмыковцам, которые увезли Ф. С. Лапина с собой. Впоследствии он был найден убитым133.

В некоторых случаях по представлению чинов прокурорского надзора нарушения законности рассматривали сами атаманы. В апреле 1919 г. прокурор Благовещенского окружного суда уведомил председателя земской управы, что, как сообщил начальник штаба Амурского казачьего войска, по делу о бесчинствах отряда есаула Шульгина в Мазанской волости войсковым атаманом начато расследование134.

Наконец, определенные сложности в деятельность прокуратуры вносило присутствие на территории Восточной Сибири и Дальнего Востока союзных колчаковскому режиму войск. В ноябре 1918 г.

генерал-майор У. Грэвс от имени союзного командования потребовал (!) от прокурора Владивостокского окружного суда и командующего войсками в Приморской области совместного рассмотрения всех дел об участии рабочих и крестьян Дальнего Востока в советском движении. Только в ноябре 1919 г. союзное командование разрешило чинам российской прокуратуры вести следствие по делам большевистских подпольных организаций, выявленных ими 1 3 5.

Вскоре после прихода к власти А. В. Колчака было создано судебное учреждение, которое венчало собой сибирские судебные установления. 24 декабря 1918 г. Совет министров утвердил положение об открытии в Омске Временных присутствий первого и кассационного департаментов Правительствующего Сената. Одновременно было отменено положение Временного Сибирского правительства от 7 сентября 1918 г. об "Учреждении Высшего Сибирского суда". В документе говорилось, что новый орган будет функционировать впредь до восстановления деятельности Правительствующего Сената в полном объеме. Нормативной базой деятельности Сената признавались правила Учреждения Правительствующего Сената (Т. 1. Ч. 2 Свода Законов Российской империи, изд. 1917 г.) и Судебные уставы Императора Александра II (Т. XV. Ч. 1 Свода Законов, изд. 1914 г.). Штатное расписание Правительствующего Сената повторяло (см. приложение М° 8) структуру такого же органа царской России.

Председательствование во временных присутствиях департаментов, а также во Временном Особом Присутствии возлагалось на старейшего сенатора. Председательствование в Соединенном Присутствии временных присутствий Первого и Кассационного департаментов Правительствующего Сената возлагалось на одного из сенаторов по указу Верховного правителя. Для разрешения подведомственных Правительствующему Сенату дисциплинарных дел должностных лиц судебное ведомство образовывало Временное Высшее Дисциплинарное Присутствие из председательствующих временных присутствий, кассационных департаментов, всех сенаторов Соединённого Присутствия первого и кассационного департаментов и двух сенаторов кассационного департамента по указу Верховного правителя. Председательствование в Высшем Дисциплинарном Присутствии возлагалось на одного из председательствующих во временных присутствиях кассационных департаментов по указу Верховного правителя.

Подготовление дел к слушанию во Временном Особом Присутствии, как и исполнение делопроизводительных обязанностей и направление дел к исполнению возлагалось на канцелярию Временного Присутствия гражданского Кассационного Департамента Сената.

Наконец, просьбы об отмене окончательных решений окружных судов в качестве мировых съездов в округах Омской и Иркутской судебных палат, как и кассационные жалобы и протесты на окончательные приговоры тех же судов приносились Правительствующему Сенату с соблюдением ст. 177 "Устава уголовного судопроизводства" и ст. 189-190 "Устава гражданского судопроизводства"138.

Иными словами, первый департамент Сената должен был получить законодательные, административные и судебные функции. Временным присутствиям Сената предполагалось передать все кассационные функции судебных палат Сибири. О значении и задачах высшего судебного органа рассказал в "Сибирской жизни" профессор В. А. Рязановский 137.

На торжественном открытии Временного Присутствия Правительствующего Сената, которое состоялось 29 января 1919 г., был Верховный правитель России адмирал А. В. Колчак 138. Начало деятельности Сената вызвало широкий отклик в печати. "Правительственный вестник" справедливо отметил, что без осуществления указанных функций (высший суд и надзор за управлением, обнародование и хранение законов) "власти законодательная, исполнительная, судебная лишены своей законченности, государственная власть по своей конструкции не может быть признана властью подзаконной".

Екатеринбургская газета "Отечественные ведомости" обратила внимание на то, что "по счастливому совпадению это завершение государственного нашего здания имело место именно в тот момент, когда на Версальском совещании некоторые из союзников обнаруживали стремление смотреть на нашу молодую государственную власть как на частную организацию, конкурирующую за обладание властью в России с захватчиками её, большевиками". Этот взгляд, полагал автор, мы теперь имеем формальную возможность отвергнуть139.

Критически оценил это событие автор омской "Нашей Зари".

В статье "К возобновлению деятельности Правительствующего Сената" он обратил внимание на то, что в распоряжении Сената нет библиотеки, сборников нормативных документов, прецедентов, опытной канцелярии, в конце концов, самих сенаторов. Вместе с тем этот автор все-таки выразил надежду, что Правительствующий Сенат "всею силой своего авторитета должен помочь восстановлению значения закона, т. к. без законности управления нет возможности справиться с разбушевавшейся стихией народных страстей".

Исследователь В. В. Журавлев подверг критике постановление правительства о создании Правительствующего Сената. Оно, по его мнению, не содержало важных, с политической точки зрения, положений об участии в этом органе представителей общественных организаций и самоуправления. Недостатком Журавлев считал и то, что юрисдикция Сената не распространялась на военные суды141. Первое замечание не соответствует самой идее Сената как высшего суда, в состав которого должны входить не политические и общественные деятели, а юристы высшей квалификации. Со вторым же замечанием исследователя можно согласиться. Однако это исключение было допущено, видимо, с учетом условий военного времени.

На наш взгляд, создание этого судебного учреждения свидетельствовало не только о желании логически завершить пирамиду судоустройства, но и о стремлении воссоздать всю структуру государственной власти.

Некоторое представление о персональном составе Правительствующего Сената дает приложение № 9. Обращают на себя внимание несколько обстоятельств. По происхождению 6 сенаторов было из дворян, в том числе трое носили титулы (князя, графа и барона).

Кроме этого, были выходцы из семьи священника и чиновника. Известно, что один сенатор был тайным советником, трое - действительными статскими советниками, а еще трое — статскими советниками. Один сенатор был в придворном звании камергера.

В составе высшего судебного органа из 18 человек было по меньшей мере 13 человек с высшим юридическим образованием. Большинство из них были практикующими юристами - председателями и членами судебных палат и окружных судов, но были и три профессора права. Два сенатора представляли сословие присяжных поверенных. Три сенатора не имели прямого отношения к судебной системе.

Среди сенаторов были председатель и член Российского правительства. Два сенатора избирались членами Государственной думы, а еще два имели опыт членства в Государственном совете царской России, Что касается партийной принадлежности, то по двое было членов партии народной свободы и "Союза 17 октября" и один бывший социалист-революционер, областник.

Только один из сибирских сенаторов имел опыт работы в прежнем Сенате. Почти все они много лет прослужили в Сибири. Примечательно, что значительную часть сенаторов - В. П. Каминского.

С. П. Мокринского, В. Н. Новикова, А. А. Симолина, М. С. Стравинского и Н. А. Тимофеева — предполагалось ввести еще в состав Высшего Сибирского суда142. В определенной степени это свидетельствует об узкой базе отбора кандидатов. По нашей оценке, состав Сената не отличался высоким профессиональным уровнем, который бы соответствовал такому органу. В этом сказывался тот факт, что большая часть высококвалифицированных юристов оказалась на севере, северо-западе и юге России.

Следует упомянуть и о попытке заочного членства в Сенате.

В частности, посланник России в Копенгагене 19 февраля 1919 г.

телеграфировал министру иностранных дел Российского правительства о том, что беженцы сенаторы гофмейстер Н. Н. Гире и тайный советник В. Я. Фан-дер-Флит просят включить их в Правительствующий Сенат как состоящих в его составе, но прервавшие свою деятельность после событий октября 1917 г. Два сенатора в эмиграции даже принесли присягу верности правительству А. В. Колчака 143.

Однако нам ничего не известно о дальнейшей судьбе этого необычного прошения.

Правительством было утверждено временное штатное расписание должностей Уголовного и Гражданского департаментов Правительствующего сената.

Всего штат должен был быть набран в количестве 53 человек144.

Первоочередное внимание Сенат уделял рассмотрению дел, в которых обвиняемыми были крупные чиновники. Несколько дел такой категории перешло еще с дореволюционных времен. В частности, в Соединенном присутствии первого и кассационного департаментов Правительствующего Сената слушалось дело бывших Якутского губернатора Р. Э. фон Витте и вице-губернатора статского советника барона Д. О. Тизенгаузена, обвиненных по ст. 341 и "Уложения о наказаниях". Названным должностным лицам ставилось в вину бездействие и превышение власти. Это дело было возбуждено еще 12 июля 1917 г. исполнительным бюро Комитета общественной безопасности в г. Якутске. Сенаторы развернули длительную дискуссию о подсудности чиновников 4-го класса, и никакого решения, по существу, принято не было. Весной 1919 г. слушалось дело бывшего Забайкальского военного губернатора генерал-лейтенанта А. И. Кияшко, обвиняемого по ст. 241 "Уложения о наказаниях" за превышение должностных полномочий в 1912 г. во время волнений заключенных на Кутомарской каторге 145. Однако и здесь дело не получило своего завершения.

Из новых дел большой общественный резонанс вызвало предание суду бывших министра снабжения и продовольствия Н. С. Зефирова и исполнявшего дела директора хлебно-фуражного отдела fero же министерства Мильтонова. Они обвинялись по ст. 374 и "Уложения о наказаниях" за злоупотребление служебным положением. К слушанию данного дела уголовный департамент обращался трижды, причем 20 мая обсуждение длилось 2 часа. После эвакуации Правительствующего Сената из Омска слушание дела было перенесено в Иркутск, но ни Одного заседания так и не состоялось146.

Были случаи, когда сенаторам приходилось разбирать дела, по которым обвиняемыми были юристы. Прокурор Иркутской судебной палаты доложил 30 января 1919 г. обер-прокурору Соединённого присутствия временных присутствий первого и кассационного департаментов Правительствующего Сената о привлечении к ответственности за преступления по должности члена Владивостокского окружного суда Лещинского147. В мае первый департамент отменил решение о предании прифронтовому военно-полевому суду присяжного поверенного Айзина148 за фальсификацию алиби для подзащитного грабителя Ларкина. По мнению сенаторов, в деле не было состава преступления. Кроме этого, дела о грабежах не входили в юрисдикцию прифронтового суда149.

Сенат занимался проверкой соответствия законам распоряжений должностных лиц. Первый департамент Правительствующего Сената своим постановлением от 10 июля 1919 г. отменил решение начальника 1-го военного района генерал-майора А. П. Бакшеева.

Генерал в свое время распорядился изъять из общей подсудности и передать в военно-полевой суд дело « нападении четверых китайских подданных на квартиру Ш. Шпакера. Как отметили сенаторы, такое право есть только у особых начальников по указанию Верховного правителя. У генерал-майора А. П. Бакшеева такого права не было.

Рассматривал Сенат и обращения должностных лиц. Среди них был протест управляющего Енисейской губернией П. С. Троицкого на решение Красноярского окружного суда от 17 мая 1919 г. Суд отменил распоряжение о предоставлении ему сведения о назначении и замещении должностей в городском самоуправлении. После обсуждения было решено протест оставить без последствий. На том же заседании рассматривалось предложение министерства юстиции от 11 июня об отмене приказа помощника Верховного уполномоченного по Дальнему Востоку генерал-майора П. П. Иванова-Ринова.

18 марта 1919 г. он не разрешил продажу судов Амурского бассейна китайцам 151.

Есть возможность представить количественные показатели работы Правительствующего Сената. Первый департамент за период с 11 февраля по 1 мая 1919 г. провёл 83 заседания, на которых рассмотрел 703 нормативных акта и 211 дел с жалобами на распоряжения должностных лиц. По уголовному департаменту с 11 февраля по 6 декабря 1919 г. состоялось 23 заседания, на которых было рассмотрено 197 дел 152.

Деятельность Сената вызывала критические замечания. Управляющий делами Верховного правителя и Совета министров профессорюрист Г. К. Гинс полагал, что "душой Сената должен стать первый департамент. В нем сосредотачивались все дела по нарушению законности органами управления и наблюдение за правомерностью указов Верховного правителя". Однако этого не произошло. Причина, по мнению названного чиновника, заключалась в нехватке высококвалифицированных кадров153. Нам представляется возможным указать еще на две причины низкой эффективности деятельности Правительствующего Сената: условия военного времени и существование диктаторского правления А. В. Колчака, опиравшегося на "военщину".

Исследователь Л. В. Некрасова обратила внимание на тот факт, что не была восстановлена деятельность Второго (по крестьянским делам) департамента - высшего апелляционного органа по землеустроительным делам. Его дела, как и дела третьего и четвертого департаментов, были переданы в первый департамент. По мнению историка, это мешало установлению законности. Можно предположить, что это произошло из-за нерешенности аграрного вопроса на территории "колчакии", поэтому и регулировать пока было нечего.

Анализируя кадровую политику колчаковского режима в отношении следственного аппарата и прокурорского надзора, следует отметить несколько обстоятельств. Во-первых, была сохранена прежняя нормативная база, штатное расписание и, в массе своей, старые кадры. Во-вторых, и здесь сказалась нехватка следователей и чинов прокуратуры. В результате нагрузка следователей в 3—4 раза превышала дореволюционные нормы. Отчасти эту проблему помогли решить эвакуированные специалисты. В-третьих, требования к следственному процессу были заимствованы у царской юстиции и вполне отвечали нормам правового государства.

Отражением реалий гражданской войны стало создание чрезвычайных органов - следственных комиссий. Так как таких формирований не было в царской России, то омским юристам пришлось создавать оргинальную нормативную базу. Постановление о таких комиссиях предписывало им только вести следствие и, если для этого были достаточные основания, освобождать арестованных. Судьбу оставшихся под стражей был призван решить суд, который создало бы предполагаемое Учредительное собрание.

Анализируя деятельность следственных комиссий, представляется возможным высказать несколько соображений. Во-первых, нельзя не обратить внимания на состав таких комиссий. В них было мало юристов, что негативно сказалось на результатах работы.

Во-вторых, причиной ареста в 80% случаев было подозрение в "большевизме". Хорошо известно, как вольно в то время трактовалось это понятие. В-третьих, принимали решения комиссии об освобождении, в том числе и под поручительство. Очевидно, члены комиссий оснований для содержания под стражей не находили. В-четвертых, как превентивная мера применялась высылка и ссылка "неблагонадежных" в понимании того времени. В-пятых, деятельность комиссий наглядно продемонстрировала пределы следственных действий гражданских структур в условиях военного времени и диктаторского правления. В этой связи уместно напомнить о приказе генерал-майора Усова и о результатах работы двух Чрезвычайных следственных комиссий (по делу о расстреле членов Учредительного собрания и незаконным действиям полковника Г. М. Семенова).

Создание следственных комиссий, по нашему мнению, было не совсем продуманным шагом. Эти функции могли выполнять суды общей юрисдикции. Тем более, что мТаогие судебные чиновники отвлекались от основной службы для работы в комиссиях. Создание таких комиссий можно охарактеризовать как столь привычное для отечественной бюрократии формотворчество.

Традиционным органом, осуществлявшим надзор за соблюдением законности в деятельности органов власти и их должностных лиц, продолжала оставаться прокуратура. Своей задачей она ставила и защиту прав граждан. Реалии гражданской войны обусловили необходимость наблюдения чинов прокуратуры за правомерностью внесудебных арестов на территории, находящейся вне театра военных действий. Возможность таких арестов предусматривалась вновь принятым правительственным постановлением.

Условия гражданской войны поставили перед прокуратурой две значительные проблемы. Во-первых, это борьба с "большевизмом" Здесь чины прокуратуры не смогли занять место "над схваткой", и их действия носили отчетливо выраженную политическую окраску.

Это, безусловно, не способствовало установлению в Сибири подлинной законности. Во-вторых, прокуратуре приходилось иметь дело с такими феноменами гражданской войны, как "атаманщина" и "военщина", чьи действия не отличались приверженностью к законности.

И в условиях войны прокуратура продолжала осуществлять свою важнейшую функцию - представление государственного обвинения в суде. Требования к выполнению этой функции были на уровне правовой культуры европейского государства.

Вполне отвечала нормам европейского государственного строительства идея воссоздания Правительствующего Сената. Для этого была использована нормативно-правовая база дореволюционной России. Весьма современно прозвучала тогда мысль о том, что власть должна быть "подзаконной". Однако нельзя не отметить низкую эффективность деятельности этого органа. Она объяснялась как недостаточно высокой квалификацией сенаторов, так и условиями войны и военной диктатурой. Кроме этого следует учесть многовековую традицию государственной власти в императорской России быть "вне закона".

Мокринский С. Мобилизация юристов // Сибирская жизнь. 1919. 26 июля.

Сибирская жизнь. 1919. 26 июля.

* Собрание постановлений и распоряжений правительства, издаваемые при Правительственном Сенате. 2 мая 1919. № 6. Отдел 1. С. 14-15; Правительственный вестник. 1919. 11 июля.

Малыгин А. Я., Никитин А. Н. Следственные и судебные органы белых правительств // Юрист. 1997. № 6. С. 46.

Правительственный вестник. 1919. 6 сент.; Сибирская речь. 1919. 6 сент.

ГАИО. Ф. 245. Оп. 1. Д. 5. Л. 101-101об.; ГАОО. Ф. 391. Оп. 1. Д. 66. Л. 67, 54.

Мокринский С. Мобилизация юристов // Сибирская жизнь. 1919. 26 июля.

Сибирский листок. 1919. 6 апр.; Сибирская речь. 1919. 21 марта; Голос Приморья. 1918. 21 нояб.

Голос Приморья 1918. 21 ноябр.

ГАОО. Ф. 391. Оп. 1. Д. 57. Л. 92; ГАТО. Ф. 11. Оп. 2. Д. 7. Л. 4-5об.;

ГАРФ. Ф. 149. Оп. 1. Д. 5. Л. 92.

Сибирский листок. 1919. 9 марта; Восточный курьер. 1919. 6 авг.; Наш путь (Чита). 1919. 16 июля; Новости Владивостока. 1919. 6 сент.; Русский восток. 1919. 1 мая.

Якутский областной вестник. 1919. 12 июня.

Новый алтайский луч. 1918. 20, 21 яояб.

Забайкальская новь. 1919. 15 июля.

Слово (Омск). 1918. 28 нояб.; Освобождение России. 1919. 16 янв.

ГАОО. Ф. 346. Оп. 1. Д. 128. Л. 19-19об.; Ф. 391. Оп. 1. Д. 66. Л. 54.

Единство. 1919. 9 апр.; 8 июня.

Правительственный вестник. 1919. 17 янв.; 26 февр.

Баранов А. В. Гражданская война на Урале: Пособие для лекторов. Свердловск, 1928. С. 30; Профсоюзы Сибири в борьбе за власть Советов (1917-1919 гг.) / Сост. В. Шемелев; Под ред. В. Вегмана. Новосибирск, 1928. С. 80-81.

Рощевский П. И. Гражданская война в Зауралье. Свердловск, 1966. С. 213.

Баканова А. А. Деятельность следственных комиссий Временного Сибирского правительства // Исторические чтения: Мат-лы научн. регион, конф. Центра историко-культурного наследия г. Челябинска "Крушение царизма и гражданская война на Урале" (1997 г.). Челябинск, 1998. С. 133-140.

Протоколы заседания 3-го очередного войскового круга Оренбургского казачьего войска с 9 февраля по 15 апреля 1919 г. Троицк, б.г. С. 177.

Великая Россия. 1919. 11 апр.

а» ГАРФ. Ф. 149. Оп. 1. Д. 5. Л. 68.

Амурская жизнь. 1919. 24 нояб., 10 дек.

Баканова А.,А. Деятельность следственных комиссий Временного Сибирского правительства // Исторические чтения: Мат-лы научн. регион, конф. Центра историко-культурного наследия г. Челябинска "Крушение царизма и гражданская война на Урале" (1997 г.). Челябинск, 1998. С. 136.

Забайкальская новь. 1919. 1, 16 июня.

Забайкальская новь. 1919. 19 янв.; ГАРФ. Ф. 176. Оп. 2. Д. 49. Л. 24, 75, 119;

Ф. 149. Оп. 1. Д. 5. Л. 98.

4в ГАРФ. Ф. 176. Оп. 2. Д. 48. Л. 130, Д. 46. Л. 211.

Амурский лиман. 1919. 18 марта; ГАРФ. Ф. 176. Оп. 2. Д. 48. Л. 178.

Освобождение России. 1919. 4 янв.; ГАРФ. Ф. 176. Оп. 2. Д. 149. Л. 298;

ГАИО. Ф. 79. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.

Николай Герасимович Володченко в 1908-1917 гг. был начальником штаба Заамурского военного округа. В сентябре 1917 г. получил назначение главнокомандующим Юго-Западным фронтом: Мелихов Г. В. Российкая эмиграция в Китае 1917— 1924 гг. М., 1997. С. 63; Козлов А И. Генерал Деникин. Ростов-на-Дону, 2000. С. 207.

Забайкальская новь. 1919. 19 янв.; ГАРФ. Ф. 176. Оп. 2. Д. 49. Л. 24, 75.

si ГАРФ. Ф. 149. Оп. 1. Д. 5. Л. 5, 45, 54, 72, 19.

Там же. Ф. 176. Оп. 2. Д. 49. Л. 24, 57, 75; Оп. 1. Д. 5. Л. 5; Приморские областные ведомости. 1919. 27 сент.

53 ГАРФ. Ф. 149. Оп. 1. Д. 5. Л. 156-156об.; Ф. 176. Оп. 2. Д. 48. Л. 177.

ГАРФ. Ф. 176. On. 2. Д. 49. Л. 50; Восточный курьер. 1919. 19 авг.; Русский восток. 1919. 4 мая; Дальневосточное обозрение. 1919. 12 июня.

ГАРФ. Ф. 149. Оп. 1. Д. 5. Л. 8; Енисейский вестник. 1919. 17 янв.

Родина (Тара). 1919. 14 окт.

ss ГАРФ. Ф. 149. Оп. 1. Д. 5. Л. 8; Енисейский вестник. 1919. 17 янв.; ГАРФ.

Ф. 149. Оп. 1. Д. 5. Л. 93, 97.

Амурский лиман. 1919. 18 марта; Устье Амура. 1919. 19 февр.

Дальневосточное обозрение. 1919. 27 марта.

ЦДНИЧО. Ф. 596. Оп. 1. Д. 319. Л. 215.

Амурская жизнь. 1919. 23 февр.

Никитин А. Н. Документальные источники по истории гражданской войны в Сибири. Томск, 1994. С. 80.

Утро Приуралья. 1918. 11 дек.

Профсоюзы Сибири в борьбе за власть Советов (1917-1919 гг.) / Сост.

В. Шемелев; Под ред. В. Вегмана. Новосибирск, 1928. С. 79.

ее ГАРФ. Ф. 176. Оп. 4. Д. 60. Л. 5.

Забайкальский. В колчаковской охранке // Суд идёт. 1927. № 20. С. 1127-1128.

Алтайская мысль. 1919. 7 авг.

Баканова А. А. Деятельность следственных комиссий Временного Сибирского правительства // Исторические чтения: Мат-лы науч. регион, конф. Центра историко-культурного наследия г. Челябинска "Крушение царизма и гражданская война на Урале" (1997 г.). Челябинск, 1998. С. 137.

Подсчитано по: ГАРФ. Ф. 3352. Оп. 1. Д. 1-200.

Баканова А. А. Деятельность следственных комиссий Временного Сибирского правительства // Исторические чтения: Мат-лы науч. регион, конф. Центра историко-культурного наследия г. Челябинска "Крушение царизма и гражданская война на Урале" (1997 г.). Челябинск, 1998. С. 138.

Отечественные ведомости. 1919. 15 февр.; ГАРФ. Ф. 176. Оп. 2. Д. 47. Л. 202.

Подсчитано по: ГАЛО. Ф. Р.746. Оп. 2. Д. 44. Л. 61; ЦДНИЧО. Ф. 596.

Оп. 1. Д. 318. Л. 53.

Партизанское движение в Сибири. М.-Л., 1925. С. 35.

Капцугович И. С. Прикамье в огне гражданской войны. Пермь, 1969. С. 84;

Воспоминания Г. Ф. Наймушина // ПОКМ. НВ 919/1. Л. 15.

Дело Сибири. 1919. 11 июля.

Подсчитано по: ГАКО. Ф. 253. Оп. 1. Д. 49. Л. 1-58.

Ачинский край. 1919. 14 авг., 7 сент.

Амурская жизнь. 1919. 24 дек.

Воспоминания А. Г. Чирухина // ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 2. Д. 189. Л. 43.

Там же. Ф. 3352. Оп. 1. Д. 1362. Л. 85-85об.

Енисейский вестник. 1919. 19 янв.

Вестник Томской губернии. 1919. 17 марта.

id ГАРФ. Ф. 147. Оп. 2. Д. 27. Л. 39; Оп. 10. Д. 10а. Л. 153-155.

Баканова А. А. Деятельность следственных комиссий Временного Сибирского правительства // Исторические чтения: Мат-лы научн. регион, конф. Центра историко-культурного наследия г. Челябинска "Крушение царизма и гражданская война на Урале" (1997 г.). Челябинск, 1998. С. 139.

юз Г А Р ф. ф. 188. Оп. 1. Д. 1. Л. 3, 23; Д. 8. Л. 1-166; Д. 4. Л. 1-2; Д. 7.

Л. 1-59; Д. 5. Л. 1-37.

Максаков В., ТируновА. Хроника гражданской войны в Сибири (1917-1918).

•М.-Л., 1925. С. 32.

Правительственный вестник. 1919. 31 янв.; Там же. 14 марта; Красный архив. Т. 7. М.-Л., 1925. С. 201; Вибе П. П. Расстрел членов Всероссийского Учредительного собрания // Вибе П. П., Михеев А. П., Пугачева Н. М. Омский историкокраеведческий словарь. М., 1994. С. 216-217.

Правительственный вестник. 1919. 29 янв.; Отечественные ведомости. 1919.

7 февр.; Евсеев Е. Патриарх казачьего войска // Омская старина. Историко-краеведческий альманах. 1993. № 1. С. 77-78; Алтайская мысль. 4 июня.

Уссурийский край. 1919. 13 февр.

Уссурийский край. 1919. 12 марта.

ГАКК. Ф. 1763. Оп. 1. Д. 41. Л. 44т,44об.

Восточный курьер. 1919. 21 окт.; Сибирская речь. 1919. 18 окт.

Последние дни колчаковщины. М., 1926. С. 81.

Уссурийский край. 1919. 16 янв.; Эхо. 1919. 14 марта.

Правительственный вестник. 1919. 22 сент.

1 1 Тф ГАТюО. Ф. 722. Оп. 2. Д. 18. Л. 3.

Голос Приморья. 1918. 26 нояб.

123 ГАРФ. Ф. 149. Оп. 7. Д. 98. Л. 1-2.

ГАКК. Ф. 1763. Оп. 1. Д. 40. Л. 125-125об.

128 ГАРФ. Ф. 296. Оп. 1. Д. 1а. Л. 3.

Раков Д. В застенке // Колчаковщина: гражданская война в Сибири, Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев / Под общ. ред. Г. Вендриха. Иркутск, 1991. С. 29.

Приамурская жизнь. 1918. 8 дек.

132 г д и о. ф. 245. Оп. 4. Д. 43. Л. 15-15об., 24.

. 1 3 а ГАХК. Ф. 1504. Оп. 1. Д. 5. Л. 92-95.

«в ГАРФ. Ф. 135. Оп. 1. Д. 55. Л. 3; ГАИО. Ф. 245. Оп. 4. Д. 73. Л. 16, 27, 30-31.

Правительственный вестник. 1919. 3 янв.

Рязановский В. Возобновление деятельности Правительствующего Сената // Сибирская жизнь. 1919. 16 янв.

138 Отечественные ведомости. 1919. 2 февр.

Правительственный вестник. 1919. № 56; Отечественные ведомости. 1918. № 25.

Журавлев В. В. Судебная система сибирской контрреволюции // Проблемы истории местного управления Сибири XVII—XX веков. Вып. 2.: Тез. докл. научн.

кояф. Новосибирск, 1997. С. 65.

ГАРФ. Ф. 3907. Оп. 3. Д. 426. Л. 2; РГИА. Ф. 1409. Оп. 9. Д. 43. Л. 32, 461284.

Подсчитано по: ГАРФ. Ф. 3907. Оп. 1. Д. 1. Л. 14.

Подсчитано по: ГАРФ. Ф. 3907. Оп. 7. Д. 32. Л. 67-69; Оп. 1. Д. 3. Л. 2-48;

См. подробнее: Дмитриев Н. И., Смирнов С. В. Жертва общественного долга // Белая армия. Белое дело: Исторический и научно-популярный альманах (Екатеринбург). 2000. № 8. С. 81-82.

В мае 1920 г. Айзин был защитником в суде над бывшими высокопоставленными колчаковскими чиновниками. См.: Познанский В. С. Суд над министрами Колчака // Известия СО АН СССР. Сер. История, филология и философия. Вып.1.

Новосибирск, 1990. С. 44-51.

150 Г АРФ. ф. 149. Оп. 1. Д. 1. Л. 68-68об.

Народная свобода. 1919. 7 июня; Подсчитано по: ГАРФ. Ф. 3907. Оп. 1. Д.

3. Л. 2-48.

Гинс Г. К. Сибирь, союзники и Колчак. Т. 2. Пекин-Харбин, 1921. С. 113-114.

Некрасова Л. В. Органы власти восточной контрреволюции в период колчаковщины // Власть и общество в Сибири в XX веке. Вып. 1. Сибирская контрреволюция в годы гражданской войны. Новосибирск, 1997. С. 102.

ОРГАНИЗАЦИЯ МИЛИЦЕЙСКОЙ СЛУЖБЫ

ее материально-финансовое обеспечение Наиболее многочисленным и приближенным к населению правоохранительным органом по-прежнему оставалась милиция. Правовой основой ее деятельности являлось "Временное положение о сибирской милиции", принятое Административным советом Временного Сибирского правительства 17 сентября 1918 г. 1. Этот документ в значительной мере отличался от Постановления Временного правительства от 14 марта 1917 г. "Об учреждении милиции" 2.

Во-первых, милиция "образца 1917 г." являлась исполнительным органом государственной власти на местах, состоящим в непосредственном ведении земских и городских общественных управлений. В 1918 г. милиция была объявлена исполнительным органом Временного Сибирского правительства на местах в составе МВД.

Таким образом, был восстановлен тот дореволюционный статус, который имела полиция.

Во-вторых, если в 1917 г. начальники милиции избирались и увольнялись городскими и уездными земскими управами, то в 1918 г.

они назначались приказом по МВД по представлению губернских (областных) комиссаров.

В-третьих, если раньше помощники начальников милиции назначались и увольнялись соответствующими городскими и земскими управами, то в 1918 г. все прочие чины милиции назначались губернским (областным) комиссаром по представлению начальников милиции.

В-четвертых, несколько изменились требования к чинам милиции. По Постановлению Временного правительства от 14 марта 1917 г.

в милиции не могли служить следующие лица: 1) состоящие под следствием и судом по обвинению в преступных деяниях; 2) подвергшиеся по суду лишению или ограничению прав или осужденные за кражу; мошенничество; присвоение вверенного имущества, укрывательство похищенного, покупку и принятие в заклад заведомо краденого в виде промысла или получение через обман имущества, подлоги, лихоимство и ростовщичество, если со дня отбытия наказания прошло менее 5 лет; 3) несостоятельные должники;

4) состоящие под опекой за расточительство; 5) содержатели домов терпимости. "Временное положение о сибирской милиции" называло еще одну категорию граждан, которые не могли служить в милиции, - ответственные работники при Советах.

В-пятых, существенно изменился порядок финансирования милиции. В 1917 г. она была на балансе соответствующего органа местного самоуправления, в 1918 г. она получала кредиты от МВД с отнесением '/ 3 расходов на городские и уездные земские управы.

В-шестых, теперь милиция не была подотчетна органам местного самоуправления. Эти изменения в статусе милиции свидетельствовали о воссоздании сильной вертикали государственной власти, расшатанной, если не демонтированной после февраля 1917 г. Кроме того, было необходимо поднять статус милиции и усилить контроль за ней в условиях гражданской войны.

Органы государственной власти ставили перед ней весьма важные" задачи. "Временное положение..." обязывало милиционеров охранять общественную безопасность и порядок, защищать всех и каждого от всякого насилия, обид и самоуправства". Поддержание порядка было задачей милиции на территории, которую контролировали и другие антибольшевистские правительства3.

Некоторые должностные лица широко трактовали обязанности милиции. Управляющий Иркутской губернией П. Д. Яковлев писал в докладе министру внутренних дел о том, что "обязанности уездной милиции и при нормальных условиях являются крайне ответственными в государственном смысле - им приходится не только охранять основы законности и гражданственности, но и создавать последнюю, являя собой в этом отношении пример". Свой взгляд на задачи милиции был и у высокопоставленных военных. Один из них - главный начальник Самаро-Уфимского края генерал-майор Е. К. Вишневский докладывал начальству о том, что в освобожденные города Самарской губернии назначены управляющие и начальники милиции с директивами борьбы против "всех проявлений большевизма".

В этой связи обращает на себя внимание столь широкое толкование обязанностей милиции. Такое представление о задачах милиции, повидимому, дало основание советским исследователям отождествлять милицию с органами государственной безопасности. В. В. Гармиза писал о том, что охрана порядка и безопасности граждан вверялась тогда милиции, а точнее, полиции, т. к. функции ее в значительной части, по его мнению, совпадали с функциями охранки 5. Анализ документов и деятельности сибирской милиции показывает, что такое представление не в полной мере отражало многообразие милицейской службы.

Организационная структура милиции при А. В. Колчаке была заимствована из российского опыта. Ее деятельность направлял департамент милиции. Его руководителями (см. приложение № 10) были люди с высшим юридическим образованием, которые имели стаж работы по специальности6. Исключение составлял лишь управляющий особым отделом В. А. Бабушкин, окончивший военное училище. Возраст четырех из шести руководителей был самый работоспособный - до 40 лет. Только В. А. Бабушкину было 62 года.

Однако обращает на себя внимание то обстоятельство, что почти все руководители департамента не имели солидного опыта руководящей работы по специальности. Только В. А. Бабушкин на протяжении 9 лет служил начальником губернских жандармских управлений и имел чин генерал-майора. Что касается В. П. Пепеляева, который при А. В. Колчаке последовательно был директором департамента милиции, товарищем министра, министром внутренних дел, председателем правительства, то он имел лишь непродолжительный педагогический опыт. В его лице мы видим больше политика, чем профессионала.

Следует обратить внимание и на следующее обстоятельство.

После назначения 21 февраля 1919 г. В. Н. Пепеляева товарищем министра внутренних дел7 долгое время не был назначен его преемник. Дела директора департамента исполняли В. Н. Агарев и несколько недель В. Я. Крыжановский 8. Только через полгода августа директором департамента был назначен В. Н. Казаков.

Можно лишь догадываться, как повлияло многомесячное отсутствие постоянного руководителя на эффективность работы такого специфического ведомства.

В губерниях и областях действовала городская и уездная милиция, делившаяся на участки. Непосредственно на местах милицией руководили губернские (областные) комиссары, постановлением правительства от 28 декабря 1918 г. переименованные в управляющих9.

Им, в свою очередь, подчинялись начальники отделов милиции губернских и областных управлений. Начальниками отделов милиции Енисейского, Иркутского, Томского губернских и Акмолинского областного управлений были, соответственно, В. Ф. Цявловский, полковник Войлошников, Н. П. Кузнецов и Е. А. Филонов10. Примечательно, что как и в царской России, эти должностные лица имели весьма ограниченные полномочия. Вся полнота власти по руководству милицией, в том числе кадровые назначения, была в руках руководителей губернии (области).

При формировании штатов милиции в основу брался норматив насыщенности ее сотрудниками определенного количества населения. "Положение об устройстве городской и уездной милиции", принятое Советом министров 16 мая 1919 г., следующим образом устанавливало численность личного состава милиции:

Кроме этого, в городах на 10 пеших милиционеров полагался один надзиратель. В городах с населением от 3 до 10 тыс. следовало иметь одного начальника участка и одного письмоводителя. При городской милиции состоял отряд из 52, а при уездной из 42 конных милиционеров11.

Нормативные документы предусмартивали следующие штаты Губернские (областные) центры Крупные города в уездах Численность личного состава милиции в Омске определялась по иным нормативам. С 250 человек осенью 1918 г. она выросла весной 1919 г. до 800 человек. Совет министров утвердил следующие штаты Омской городской милиции: 7 начальников участков, 14 их старших помощников, 42 младших помощника, 14 старших милиционеров и 586 милиционеров, в то время как в губернском (областном) центре насчитывалось 339 милиционеров. Можно предположить, что это имело свои объяснения. Во-первых, Омск был столицей государственного образования. Во-вторых, в городе имелось большое число промышленников, банкиров, купцов, иностранцев.

В-третьих, город принял значительное количество беженцев. Все это привлекало преступников и мотивировало преступления. По-видимому, рост численности милиции в Омске дал основание М. М. Степанову заявить о том, что повсеместно шло увеличение штатов14. Это, по нашему мнению, не соответствует истине. Названным исследователем и нами отмечен лишь один такой случай, и он касался увеличения численности Омской городской милиции, что, по всей видимости, было вызвано ее столичным статусом. Зато были, пусть редкие, но сокращения численности милиционеров. 18 ноября 1918 г. приказом по Курганской уездной милиции ввиду сокращения штатов уголовной милиции было уволено 6 служащих 15. В феврале 1919 г.

управляющий Приморской областью приказал начальникам милиции не набирать личный состав милиции района Второй Речки, не замещать в Хабаровском и Иманском уездах освободившиеся должности, соответственно, двух и одного начальников милиции районов, не замещать вакантные должности конюхов16. Наконец, в июле 1919 г. в Иркутской городской милиции, вследствие "производящегося сокращения штатов", прием был временно прекращен17.

Милицейские чиновники как состоящие на государственной службе имели, по российской традиции, класс должности. При этом сотрудникам милиции были присвоены следующие классные чины:

Начальник городского участка милиции -ч Начальник уголовно-розыскного отделения В сентябре 1919 г. на одну ступень, до 7-го класса, была погышена должность начальника участка милиции в городе18.

Всего в 20 губерниях и областях Урала, Сибири и Дальнего Востока, по данным МВД Российского правительства на 25 мая 1919 г., насчитывалось 38 тыс. милиционеров19. Противоречивую оценку численности милиции в сельской местности, где проживало бсльшинство сибиряков, дает Ю. В. Журов. Сначала он называет у*здную милицию многочисленной, однако не приводит никаких дсводов в пользу этого утверждения. Через несколько лет он пишет о том, что в уездах кроме ста своих милиционеров находились некие специальные милицейские подразделения численностью до 100— человек, но и их, по его мнению, не хватало для "спокойствия". Спустя более 10 лет этот же исследователь посчитал, что в сибирских селах были благоприятные условия для организации подполья, т. к.

отсутствовал постоянный карательный сыскной аппарат, а в некоторых селах не было даже милиционеров20.

Сами власти считали численность милиции недостаточной.

С мест поступали просьбы об увеличении численности милиции.

В феврале 1919 г. Верх-Чумышская волостная управа просила Барнаульскую уездную земскую управу обратиться к управляющему Алтайской губернией с ходатайством о назначении в село Кытманово отряда милиционеров. Дело в том, что в волости с населением 19 тыс. чел. не было ни одного милиционера. Через полгода, 14 августа 1919 г., начальник Каменской уездной милиции той же губернии доложил управляющему уездом о том, что в городе Камень образовано 4 участка милиции, а на селе их нет. Милиционеров мало, докладывал он, а бандитов много21.

В марте 1919 г. у деревни Алексеевка Приморской области отряд милиции преследовал красных, но уничтожить их не хватило сил 22. Такое же положение сложилось в Акмолинской области.

Ее управляющий 30 июля 1919 г. доложил министру внутренних дел о том, что восстания очень трудно или даже почти невозможно подавить местными силами милиции, "плохо вооружённой и, кстати сказать, не везде имеющейся в достаточном количестве, сколько полагается по штатам, также за отсутствием желающих" 23.

В своей работе по подбору кадров департамент милиции опирался на ''Временное положение о сибирской милиции". Согласно этому документу, в милиции могли служить только российские граждане, достигшие возраста 21 года. В документе содержался перечень лиц, которые не допускались до такой службы. Оговаривался и образовательный ценз. На должности начальников и их помощников могли назначаться лица с образованием не ниже среднего, на все остальные должности - лица вполне грамотные. Чуть позже департамент милиции еще раз подтвердил, что для начальника милиции образовательный ценз обязателен. Лица, имевшие один только служебный стаж, могли быть только помощниками начальника милиции 24.

Руководителей правительства беспокоила проблема качества личного состава милиции. Председатель Совета министров П. В. Вологодский всвоем письме министру внутренних дел В. Н. Пепеляеву 26 августа 1919 г. изложил свой взгляд на пути улучшения личного состава милиции. Предлагалось установление особых поощрений для "ревностных", установление особого наказания за оскорбление милиционеров, так же как и для военнослужащих, усиление контроля за деятельностью милиционеров, приравнивание их по ответственности к военнослужащим с установлением порядка предания их военно-полевому суду, установление чинопроизводства, предоставление земствам права жаловаться на незаконные действия милиции и давать на них заключения 25.

О необходимости тщательного подбора кандидатур для службы в милиции говорил на заседании комиссии по "возрастающей" преступности 8 марта 1919 г. вице-директор департамента милиции А. А. Траутман. Он призвал "неуклонно следовать принципу оздоровления страны путем насаждения возможно здоровых корней, каковыми могут быть люди способные и желающие работать, и из таких только элементов, несмотря на огромную трудность их приобретения, и должны вербоваться кадры новой российской милиции".

По мнению А. А. Траутмана, такой подход к отбору милиционеров и их "надлежащая подготовка" убедят население: милиция не враг, а защитник его от преступников26.

Свой взгляд на улучшение личного состава милиции высказал один из активных авторов газеты "Утро Сибири" В. Д. Красноярский. Он предлагал установить для милиционеров образовательный ценз, повысить им денежное содержание, ввести выслугу лет27.

В некоторых случаях местные власти дополняли кадровую установку департамента милиции. Курганский уездный комиссар М. В. Алексеев в приказе от 26 ноября 1918 г. потребовал от начальника милиции принимать на службу людей в высшей степени честных, трезвых. Старший милиционер, по мнению уездного комиссара, должен был уметь самостоятельно составить протокол. В Амурской области на службу приглашали "честных и мужественных".

Большинство историков не обратило должного внимания на такое интересное явление, как департизация и деполитигация сибирской милиции. Тон задал директор департамента милиции, член ЦК Восточного отдела партии народной свободы В. Н. Пепеляев.

Сразу после вступления 1 декабря 1918 г. в должность он, "чтобы быть вполне требовательным к подчинённым, чувствовать себя ничем не связанным и руководствоваться исключительно соображениями пользы государства", вышел из партии 29. В одном из распоряжений управляющего Алтайской губернией А. П. Строльмана была высказана близкая мысль о том, что "агенты власти отнюдь не должны стоять на партийной точке зрения, а стоять вне и выше всякой политической борьбы"30.

Между тем в милиции продолжали служить бывшие члены даже "левых" политических партий. В свое время членом Иркутского бюро партии социалистов-революционеров был начальник Иркутской городской милиции Л. Я. Малышев. По воспоминаниям Россомахина, начальники Туринской и Ирбитской уездной милиции Букинский и Атмакин также когда-то были эсерами31.

В некоторых случаях специальное внимание обращалось на политические взгляды кандидатов на службу. В Пермской городской милиции милиционер должен был представить рекомендации о своей политической благонадежности. От командного состава требовали не только соответствия образовательному цензу, но и "нравственной и политической устойчивости"32.

Следующий шаг по деполитизации милиции предусматривалось сделать при принятии Земского избирательного закона, по которому милиционеры отстранялись от участия в выборах33.

Были и другие дополнительные требования, призванные повысить профессиональный уровень милиционеров и их нравственные качества. Сохранялась дореволюционная практика, не допускавшая службы в подчинении близких родственников. Приказ по Курганской уездной милиции от 28 ноября 1918 г. повторял телеграфное распоряжение Тобольского уездного комиссара о том, что А. Воробьев не может быть утвержден в должности помощника секретаря уездной милиции, т. к. его отец и есть этот самый секретарь. В другом случае приказ Тобольского уездного комиссара от 12 декабря 1918 г.

предписывал начальнику Тобольской уездной милиции избегать назначать милиционеров на службу в то место, откуда они родом или где жили раньше 34. Реализация этого предложения способствовала бы повышению требовательности милиционеров при выполнении своих обязанностей.

В этой связи А. Н. Никитин справедливо пишет о том, что при А. В. Колчаке кадровая политика по отношению к личному составу милиции имела ряд достоинств — отказ от классового принципа при комплектовании35. Общеизвестно, что в Советской России главным был классовый подход в подборе кадров для службы в рабоче-крестьянской милиции.

Серьезной кадровой проблемой милиции было наличие свободных должностей. В конце февраля 1919 г. во втором участке милиции Владивостока было 15 вакансий. На состоявшемся 1 марта 1919 г.

съезде управляющих уездами Иркутской губернии было отмечено, что в Нижнеудинском уезде вакантны 45% должностей нижних чинов и 2 должности начальника участка. В Верхнеленском уезде не было 2 начальников участков, а в Бодайбинском - бухгалтера и завхоза. Управляющий Енисейской губернией П. С. Троицкий, выступая 28 февраля 1919 г. в Красноярской уездной земской управе, признался, что "особенно трудно подобрать кадры чинов милиции" 36.

Несколько причин такого положения назвал М. М. Степанов:

часть чинов старой полиции в 1917 г. покинула службу и не вернулась, часть погибла, часть отказалась служить из-за трудностей переживаемого времени37. Список причин образования вакансий должно дополнить еще одной, пожалуй, самой распространенной - недостаточное финансирование милиции. В середине марта участники съезда управляющих уездами Акмолинской области отметили, что во всех уездах нет денег заполнить вакансии милиционеров38.

Попытка властей белой Сибири решить кадровую проблему в милиции за счет привлечения в нее чинов старой, царской полиции была отмечена еще советскими историками. К. М. Молотов писал О том, что снова возродилась старая царская полиция: "Полицмейстеры, пристава и царские жандармы были призваны снова играть роль в стране произвола, гнета и издевательства над рабочими и крестьянами". Эту точку зрения разделял и В. А. Кадейкин. "Бывшие царские жандармы, возвращенные на старые места в период колчаковщины, - писал он, - истязали свои жертвы со "знанием дела".

Действительно, Российское правительство пошло на то, чтобы принимать в милицию сотрудников старой полиции. В законе "О бунте против власти" от 13 февраля 1919 г. признавалась необходимость ввести в состав милиции прежних полицейских и жандармов чинов, как людей опытных и привыкших к дисциплине. Это делалось для того, чтобы успешно охранять население от "большевизма". На профессиональный опыт прежних полицейских указал в своем докладе от 13 марта 1919 г. на имя управляющего Енисейской губернии П. С. Троицкого делопроизводитель губернского управления титулярный советник П. И. Ситников. "Жизнь показала, писал он, - что без этих специализировавшихся в своем сложном, опасном и ответственном деле не обойтись, т. к. заменившая "полицию" "милиция", навербованная, как говорится с бора по сосенке, оказалась далеко не на высоте своего положения и в большинстве случаев оказалась во всех отношениях хуже столь неосмотрительно забракованной полиции". Все это, по мнению чиновника, привело к тому, что "бывших полицейских как бы из милости, с большим разбором и с оглядкой стали принимать на службу в милицию" 41.

27 марта 1919 г. департамент милиции принял решение замещать строевые должности бывшими солдатами, преимущественно действительной службы, за малым исключением, ратниками.

На командные должности предписывалось назначать преимущественно офицеров и старых полицейских, ничем себя не запятнавших 42.

Это дало повод одной из алтайских газет упрекнуть власти в непоследовательности и даже противоречивости. С одной стороны, писал ее автор, правительство создает новый государственный механизм, а с другой - принимает на службу старых милиционеров - усердных реставраторов прошлого43. Делая политическое разоблачение, автор упустил из виду одно весьма важное обстоятельство - эти люди имели служебный опыт, столь необходимый в условиях растущей преступности.

За подписью директора департамента милиции В. Н. Пепеляева было дано объявление о регистрации в названном ведомстве всех бывших классных чинов и городовых старой полиции для получения соответствующей службы. Указывалось и непременное условие для кандидатов - "неопороченность по суду". Комплектованию вновь учрежденных органов государственной охраны, городской и уездной милиции классными чинами было посвящено заседание комиссии при Главном штабе, состоявшееся 10 апреля 1919 г. МВД представляли управляющий особым отделом генерал-майор С. А. Романов и начальник отделения уголовного отдела С. В. Вельский. Участники заседания единогласно постановили пополнить штаты опытными служащими бывшей полиции, находящимися на тот момент в войсках, видя в этом один из главных способов борьбы с преступностью. На втором заседании упомянутой комиссии 12 апреля для того, чтобы привлечь опытных сотрудников, было предложено восстановить прежнее название этого органа - полиция, зачесть всем бывшим полицейским чинам их прежнюю службу, восстановить их в правах, обеспечить надлежащее содержание по должности, а их семьям при увечьях и смерти кормильца сохранять все законные права военнослужащих при переходе в милицию.

Власти на местах в основном руководствовались директивами из Омска. Так, съезд управляющих уездами Тобольской губернии, состоявшийся в январе 1919 г., еще раз подтвердил, что при назначении на должность в милиции следует обратить серьезное внимание на служебный опыт и персональное соответствие занимаемой должности. В объявлении о приеме на службу в Атбасарскую уездную милицию прямо говорилось о том, что предпочтение будет отдано "безпорочно" служившим в полиции. В Алтайской губернии удовлетворялись теми, кто был знаком со службой в полиции 45.

Для того чтобы уменьшить число вакансий, милиционеров не призывали в действующую армию. В этой связи можно сослаться на постановление Совета министров от 28 декабря 1918 г. и Указ Верховного правителя от 2 сентября 1919 г. По этим документам от призыва освобождались служащие в отрядах милиции особого назначения, все классные чины городской и уездной милиции, старшие агенты уголовного розыска 46.

Личный состав милиции пополнялся не только за счет лиц, не годных к военной службе. Некоторых бывших чинов милиции всетаки откомандировывали из армии в распоряжение МВД. Комиссия при Главном штабе по разработке вопросов о комплектовании вновь учрежденных органов, в том числе и милиции, 10 апреля 1919 г.

посчитала нужным пополнить милицию опытными служащими бывшей полиции, находящимися сейчас в войсках, "видя в этом один из главных способов борьбы с преступностью"47. В описываемый период правительство дважды (2 июня и 3 сентября 1919г.) возвращалось к вопросу о списке должностей в милиции, которые могут быть замещены офицерами и военными чиновниками 48.

Это вызывало недовольство военных властей. В своем разговоре по прямому проводу с министром внутренних дел В. Н. Пепеляевым управляющий Забайкальской'областью С. А. Таскин сообщал о том, что воинские начальники требуют вернуть в армию из милиции всех офицеров, служащих от начальника милиции до канцелярского чиновника49.

Эти меры по комплектованию не замедлили сказаться. Уже в марте 1919 г. управляющий Акмолинской областью С. С. Рязанов отметил, что классные чины вверенной ему милиции в значительной степени состоят из полицейских, а милиционерами служат запасные солдаты. На это же обстоятельство обратил внимание и чиновник особых поручений при МВД С. Р. Колосов. Инспектируя 2-7 сентября 1919 г. Тюкалинский уезд Акмолинской области, он констатировал, что участковые начальники милиции наполовину состоят из старых полицейских. При всех своих недостатках, отмечал С. Р. Колосов, эти лица наиболее популярны среди населения 50. Однако такое положение было не везде. В Барнаульском уезде из 14 выявленных бывших полицейских изъявили желание снова служить лишь трое, причем двое из них согласились принять только должность начальствующего состава51.

В целом ставка на бывших полицейских и жандармов не решила проблему нехватки чинов милиции. В обзоре деятельности департамента милиции в октябре 1919 г. содержалось признание того факта, что лица, обладающие полицейским стажем, в большинстве случаев избегают службы в милиции, так как она в настоящее время чрезвычайно опасна и не представляет тех материальных выгод, которые можно получить даже при "самом примитивном труде"52.

Война обусловила появление еще одного источника пополнения личного состава милиции. В августе 1919 г. начальник НикольскУссурийской уездной милиции попросил уездную управу объявить о приеме на службу в милицию находившихся в уезде беженцев53.

Такие объявления печатались и в других городах и уездах.

Самостоятельное исследовательское значение имеют мотивы, которыми руководствовались люди при поступлении на службу в милицию. Нам пока не удалось найти сколько-нибудь развернутых мотивов поступления на службу в милицию. По мнению Д. А. Бугаева, В. С. Короткое поступил в Красноярскую милицию из-за шкурных целей, имея желание выслужиться перед властями. Кроме этого, им руководило стремление уйти от воинской повинности, от участия в боях начавшейся гражданской войны. Но, во-первых, В. С. Короткое сумел неплохо подготовить милицию города к борьбе с преступностью. Во-вторых, весной 1919 г. В. С. Короткое был ранен в результате покушения. Таким образом, он и в тылу занимался важным и опасным делом.

Среди мотивов поступления на службу в милицию свою роль играла материальная заинтересованность. Даже небольшое жалование давало возможность семьям ее сотрудников выжить в условиях продолжающейся войны.

Министерство внутренних дел контролировало комплектование милиции, в первую очередь, лицами начальствующего состава. С этой целью уполномоченный по делам милиции МВД полковник Е. К. Орловский проверил Пермскую губернию. 8 мая 1919 г. он представил руководству свой доклад по итогам инспекции. В названной губернии должности начальников милиции, их помощников, начальников участков занимали, главным образом, бывшие классные чины полиции, исправники, их помощники, становые приставы, офицеры. В очень редких случаях на руководящих должностях были гражданские лица.

Наличие на милицейской службе гражданских лиц было возможно до сентября 1918 г., когда милиция подчинялась органам местного самоуправления. Сразу после передачи милиции в ведение МВД эти люди стали уходить. Образовательный уровень начальников милиции, по оценке полковника Е. К. Орловского, был ниже среднего, зато они имели служебный стаж. Общий вывод полковника по проверенным чиновникам заключался в том, что они вполне соответствуют своей должности54.

Анализ архивных и газетных материалов тех лет предоставляет возможность несколько более подробно увидеть начальствующий состав сибирской милиции. Важнейшей характеристикой начальников милиции было полученное ими образование. Нам удалось собрать соответствующие данные по 13 начальникам городской и уездной милиции 55 :

в т. ч. юридическое или школу Несколько обобщенное представление дает информация комиссара охраны Акмолинской области. На всю область и четыре уезда соседней Тобольской губернии лишь один человек был с высшим образованием. Со средним образованием, в том числе окончивших военное училище, было "очень ограниченное количество"56. Необходимо отметить довольно невысокий образовательный уровень начальников милиции. Очень мало было лиц с высшим, тем более юридическим образованием. Это негативно влияло на исполнение ими своих обязанностей. Здесь уже не приходится говорить о правовой культуре правоприменителей в лице не только милиционеров, но даже их начальников.

В известной степени профессиональный уровень начальников милиции определяла их предшествующая и последующая служба.

В этой связи можно привести данные по 15 случаям кадровых назначений57. Трое из них были до этого помощниками начальника милиции, один — начальником уголовно-розыскного отделения. Трое были начальниками милиции в другом месте. Трое начальников получили назначение на ту же должность в другое место. Трое получили должность с большим объемом работы, а двое - с меньшим.

Как видно из вышеприведенных данных, в 6 случаях из 15 начальником милиции становился человек, занимавший должность помощника начальника, а еще один служил до этого начальником уголовно-розыскного отделения.

Естественно, что начальники милиции имели значительный служебный стаж и различные знаки отличия. Начальник Читинской городской милиции полковник Н. А. Баранов был последовательно полицмейстером Иркутска, Новониколаевска, Владивостока и Благовещенска58. Начальник Пермской городской милиции коллежский советник Н. А. Ключников из 50 лет жизни 27 прослужил в МВД.

Около 18 лет он был уездным исправником, затем полицмейстером Екатеринбурга. Выпускник Уфимского уездного училища, он был удостоен орденов Св. Станислава 2-й и 3-й степеней, Св. Анны 2-й и Св. Владимира 4-й степеней. Около 17 лет прослужил в полиции титулярный советник, кавалер ордена Св. Станислава 3-й степени А. Т. Казачихин. Окончив в свое время учительскую семинарию, он дослужился до должности помощника полицмейстера Екатеринбурга59.

Некоторые начальники милиции имели опыт государственной службы, не связанный со службой в полиции. Исполняющими дела начальника Благовещенской и Тобольской городской, Верхоянской уездной милиции были назначены, соответственно, помощник тюремного инспектора Амурской области Задарновский, младший делопроизводитель Тобольского губернского управления М. М. Кулябко и бывший советник Якутского областного управления надворный советник Ф. М. Соловьев60. То, что они стали только "исполняющими дела", было связано, по-видимому, с отсутствием у них необходимого опыта.

Некоторое обобщенное представление о предшествующей службе начальников милиции в одной губернии дает рапорт от 13 мая 1919 г. уполномоченного МВД по милиции полковника Е. К. Орловского. В результате проверки было установлено, что помощником Екатеринбургского полицмейстера был нынешний начальник Екатеринбургской городской милиции А. Т. Казачихин. Начальник Шадринской милиции Н. А. Ключников - бывший полицмейстер Екатеринбурга. Начальник Кунгурской милиции Н. А. Нечаев был начальником Казанской уездной милиции. Уездным испрайником был начальник Верхотурской уездной милиции В. В. Мачинский.

Помощниками исправника в свое время служили начальники Камышловской и Оханской уездной милиции В. И. Сергеев и А. И. Пантюшев. Начальниками Красноуфимской, Нижнетагильской, Соликамской и Чердынской уездной милиции были бывшие становые приставы 3. С. Быков, П. А. Красновидов, Н. Г. Бабин и В. И. Костарев 61. Таким образом, из 15 начальников милиции городов и уездов губернии 10 служили еще в полиции, причем 4 были на руководящих должностях.

Распространенным источником руководящих кадров была военная служба. По справедливому мнению А. Н. Никитина, режим Колчака широко практиковал назначение на должность начальников городской и уездной милиции боевых офицеров, не имевших юридического образования и соответствующей профессиональной подготовки62. Действительно, в разное время офицеры возглавляли милицию в Благовещенске, Вятке, Екатеринбурге, Иркутске, Камышлове, Красноярске, Мариинске, Перми, Омске, в Белебеевском, Ирбитском, Каинском, Нерчинском, Пермском уездах, на Верх-Исетском заводе63.

Важной характеристикой деловых качеств начальника милиции мог быть стаж пребывания его на руководящей должности. Серьезной проблемой тех лет был незначительный срок работы начальников милиции в своей должности. С одной стороны, это было обусловлено частой сменой властей, с другой - самими условиями службы. В некоторых уездах Акмолинской области за три месяца сменилось до четырех начальников милиции 84. В Иркутской губернии по состоянию на 21 августа 1919 г. из начальников милиции 7 уездов и 2 аймаков только один находился в должности с 18 февраля 1918 г., а пятеро из них заняли этот пост в 1919 г.65 Весьма красноречивый пример можно привести по Красноярску. Здесь В. С. Короткое был пятым по счету начальником городской милиции за весьма короткий период с февраля 1917 г. по 13 августа 1918 г.

Не вызывает сомнения, что такая высокая сменяемость отрицательно влияла на эффективность деятельности вверенных им управлений милиции.

Целесообразно рассмотреть назначение и снятие с должности начальника милиции как способ реализации кадровой политики.

Следует отметить, что при назначении начальников милиции имели место столкновения ведомственных интересов и амбиций. Сразу после взятия Перми в конце декабря 1918 г. Пермская городская управа с согласия начальника гарнизона назначила начальником милиции подпоручика А. В. Златина. Когда в город прибыл представитель МВД полковник Е. К. Орловский, то он назначил на ту же должность прапорщика Данилова. Городская управа донесла об этом главному начальнику Уральского края и в департамент милиции, прося оставить А. В. Златина. Однако через несколько дней подпоручик А. В. Златин был назначен чиновником особых поручений при управляющем Пермской губернией67. Примечательно, что при этом не было речи о деловых качествах каждой из кандидатур.

Настойчивость в отстаивании своего кандидата на должность проявил Новониколаевский уездный комиссар. 27 ноября 1918 г.

он повторно обратился к управляющему МВД утвердить начальником городской милиции Ивана Прохоровича Вележева. Он, по оценке уездного комиссара, был человеком опытным, энергичным и корректным, имел высшее техническое образование и чин подпоручика 68. В итоге такое назначение состоялось, но пробыл И. П. Вележев на этой должности всего пять месяцев.

Кадровые вопросы в милиции решали не только гражданские, но и военные власти. Начальник Уссурийского военного района генерал-лейтенант Курдюков назначил начальника Никольск-Уссурийской уездной милиции В. С. Сарычева временно исполняющим дела начальника административной части названного района. Комендант Миасского завода поручик Аманацкии назначил начальника милиции С. Попова, его помощника и 65 милиционеров69. Эти назначения не только противоречили "Временному положению о сибирской милиции", но и отражали желание военных поставить милицию под свой контроль.

Некоторые начальники милиции переходили на другую службу. Начальник Барнаульской уездной милиции М. Н. Соленов по приглашению Каменской городской управы стал городским головой, а начальник Енисейской уездной милиции Гольфарб был назначен помощником управляющего Ачинским уездом. Приказом управляющего Томской губернией Б. М. Михайловского от 10 мая 1919 г.

начальник милиции Анжерского района А. С. Шевелин был допущен к исполнению дел управляющего Томским уездом. Однако только в случае с переходом начальника Новониколаевской городской милиции И. П. Вележева заведующим отделом заказов Новониколаевского военно-промышленного комитета была указана причина.

В данном случае она заключалась в разногласиях с непосредственным начальством71. О том, в чем эти разногласия выражались, в газете не сообщалось.

В реализации кадровой политики у омских властей были очевидные успехи. Многие начальники милиции зарекомендовали себя с самой лучшей стороны. Среди них был полковник Роман Аполлонович фон Арнольд. На протяжении десяти лет, с июля 1907 г. по 1917 г., он был полицмейстером, а с апреля 1918 г. начальником милиции Харбина. По авторитетному мнению военного юриста Е. X. Нилуса Р. А. фон Арнольд проявил себя как блестящий организатор. О его деятельности положительно отзывались генерал китайской службы норвежец Мунте, организовавший полицию в Пекине, и варшавский обер-полицмейстер Мейер72.

В другом случае благодарности удостоился начальник Красноярской городской милиции поручик В. С. Короткое. Товарищ прокурора Красноярского окружного суда А. Телегин в своем рапорте от 27 января 1919 г. сообщал прокурору Красноярского окружного суда об успехах этого офицера. Всего за 2-3 дня он укомплектовал личный состав, установил строгую военную дисциплину. Теперь, по оценке сотрудника прокурорского надзора, раскрытие преступления перестало быть чем-то случайным и неожиданным. Приходится удивляться, продолжал А. Телегин, его энергии, настойчивости, трудолюбию и умению подбирать хороших сотрудников при их дефиците.

Прокурор особо отметил, что упомянутый начальник милиции всегда был впереди подчиненных в момент опасности73. В данном случае особо значимо то, что высокая оценка деятельности начальника милиции принадлежит чину прокурорского надзора.

Однако в кадровой работе департамент милиции, руководители губерний и областей допускали и промахи. Весьма серьезные замечания высказал о бывшем помощнике начальника милиции 1-го участка Омска прапорщике Семенове управляющий Акмолинской областью С. С. Рязанов. В своем докладе на имя директора департамента милиции В. Н. Пепеляева от 9 февраля 1919 г. он писал об отсутствии у Семенова должной энергии, распорядительности и той доли личной инициативы, которая необходима каждому чину милиции, чтобы суметь собственными силами успешно выйти из любого положения. Кроме того, не зная службы и не имея никакого опыта, Семенов, по мнению управляющего областью, не проявил ни малейшего желания изучить и свои обязанности74.

О "неблаговидных" поступках начальника Троицкой городской и уездной милиции Е.Чорбы Троицкому уездному комиссару в своем письме от 3 января 1919 г. сообщил врач коллежский советник Н. Л. Поляков. Названный начальник милиции присвоил себе чин полковника и вел себя "неприлично". Директор департамента милиции своим распоряжением от 10 марта поручил управляющему Приуральской областью выяснить личность Е. Чорбы.

Иногда милицией руководили неподготовленные и даже случайные люди. Начальником Верхоянской уездной милиции был казак местной команды76. Такое кадровое назначение можно списать на отдаленность уезда. Однако другой пример, больше похожий на анекдот, относится к центру "колчакии". В сводке, подписанной начальником информационного отделения уголовного отдела департамента милиции В. Д. Дебогорием-Мокревичем, о преступлениях в столичной Акмолинской области за март 1919 г. сообщалось, что начальником милиции в Павлодаре служит бывший артист драматической труппы Харламов, творивший в уезде всякие бесчинства.

В этом отношении важно мнение комиссара охраны Акмолинской области о том, что многие из начальников милиции не имели никакого представления о службе в милиции 77.

Между тем основную часть правоохранительных функций на всем пространстве белой Сибири выполняла милиция. От ее укомплектованности, материальной оснащенности, профессионализма, служебной дисциплины и уровня правовой культуры во многом зависела правоохранительная ситуация. В отечественной литературе до сих пор нет монографического исследования, посвященного деятельности сибирской милиции в условиях гражданской войны. Обращает на себя внимание тот факт, что если об участии милиции в борьбе с партизанами и подпольщиками исследователи и мемуаристы еще упоминают, то о ее противодействии уголовной преступности публикаций пока недостаточно.

Обзор деятельности сибирской милиции следует предварить известной фразой Наполеона о том, что для успешного ведения войны нужны только три вещи - деньги, деньги и еще раз деньги. Эти условия вполне применимы и для милиции. Иначе как сложным нельзя было назвать положение с ее финансированием. В первую очередь это касалось размера денежного содержания личного состава. Нормативные документы предусматривали следующие размеры оклада содержания милиции в Сибири78:

Губернские (областные) центры Крупные города в уездах Таким образом, например, в Екатеринбурге начальник милиции получал 977,5 руб., начальник участка — 710 руб., старший милиционер — 400, а младший — 375 руб. в месяц. В это же время слесарь Мотовилихинского завода получал 26 руб. в смену79, что составляло около 676 руб. в мес. Некоторое представление о предполагаемых потребительских способностях милиционеров дают следующие сведения. В октябре 1918 г. куль картошки на томских рынках стоил 35 руб., луд муки 75 руб., фунт говядины 2 руб. 20 коп., сажень березовых дров 85 руб. Официальный прожиточный минимум в Сибири в феврале равнялся 326 руб., а в ноябре 1919 г. составил уже 1102 руб. в мес.80 Таким образом, не только милиционеры, но и классные чины этого ведомства находились за гранью выживания. У исследователей есть основания заявить, что далеко не редкими были случаи, когда сами милиционеры оказывались участниками преступлений, зачастую имевших корыстный характер 81.

М. М. Степанов достаточно обоснованно считает, что милиция тогда финансировалась по остаточному принципу и в минимальном размере, а также по мере возможности. Денежное содержание было мизерным и выплачивалось нерегулярно82. 24 ноября 1919 г. управляющий Томской губернией Б. М. Михайловский обратился к управляющему Томской губернской казенной палаты по поводу письма управляющего Мариинским уездом, сообщавшего о задержке выплаты жалования милиционерам. "Принимая во внимание переживаемый момент, — писал управляющий губернией, — чины милиции должны получать жалование безостановочно". Вскоре деньги были найдены.

В этих условиях не были удивительными случаи увольнения милиционеров по их прошениям. Начальник Томской уездной милиции Вишневский доложил управляющему Томским уездом о том, что некоторые чины милиции возбуждают вопрос об оставлении службы и уходе "за невозможностью продолжать таковую при настоящих условиях". Вскоре чины милиции перешли от слов к делу. Были дни, когда по "домашним" обстоятельствам здесь ежедневно увольнялось 5, 7, 10 и 14 человек. Наконец поступило заявление об увольнении от конной команды в полном составе. Управляющий Иманским уездом в январе 1919 г. известил управляющего Приморской областью об итогах проведенной им ревизии управления Иманской уездной милиции. В документе было обращено внимание на большую финансовую задолженность управлению.

О столь бедственном положении были проинформированы и руководители департамента милиции. Один из них - вице-директор департамента милиции А. А. Траутман, выступая 8 марта 1919 г.

на совещании по "возрастающей" преступности, признал необходимым "создать повышенные оклады, которые могут в действительности вознаградить все тяжести, лишения и опасности службы в милиции и оградить от могущих встретиться житейских соблазнов". Среди участников совещания это предложение не вызвало возражений 86.

Очевидно, одним из последствий этого обсуждения был направленный в мае 1919 г. в Совет министров законопроект о повышении выплат милиционерам за стаж. Такую привилегию предполагалось предоставить чинам, обладавшим высокими нравственными качествами, при выслуге 2 года, 5 и 10 лет 87.

По мнению А. Н. Никитина, следует признать, что В. Н. Пепеляев уделял много внимания и прилагал значительные усилия для улучшения материального положения своих подчиненных. Именно из его обращений в различные инстанции, как считает историк, можно получить необходимую информацию о материальном положении чинов милиции. В марте 1919 г. он писал министру внутренних дел о том, что цены повысились в 30 раз, а зарплата всего в 5-6 раз.

Положение семей милиционеров он оценивал как печальное, полуголодное. Главы таких семейств, особенно где были малолетние дети, не могут спокойно работать при неотвязной мысли о пропитании своих детей и жен. В 1919 г. были введены процентные надбавки за выслугу лет, выплачивались 35% за рост дороговизы, а при гибели милиционера — пособие его семье. Сотрудникам выдавались продовольственные пайки, мануфактура. При этом был существенный разрыв в окладе содержания низовых сотрудников и сотрудников центрального аппарата МВД. Если в середине 1919 г. младший милиционер получал 425, то машинистка департамента милиции - 675, чиновник особых поручений 1856, а директор департамента милиции 2362 руб. в месяц.

При всей остроте положения с финансированием имели место случаи, делавшие честь начальникам милиции. 15 декабря 1918 г.

совещание представителей военных властей, банков, кооперативов, различных обществ Новониколаевского уезда обсудило вопрос о ссуде милиции для выдачи личному составу пособий и наградных. Однако присутствовавший на совещании начальник милиции, по согласованию с подчиненными, отказался от материальной помощи.

Милиция как орган правительственной власти, "наблюдающий за законностью и охраной прав гражданской свободы, - заявил начальник милиции, - должна быть независима от влияния общественных групп и партий и поэтому может получать жалование и награды от правительства". Милиционеры, говорилось далее, могут подумать, что "представляемая субсидия со стороны состоятельных классов вызывает недоверие к ним со стороны бедных слоев общества, а они (милиционеры. - С. 3.) чрезвычайно щепетильно относятся к совести милицейской"89.

В другом случае весной чины Омского уголовно-розыскного отделения раскрыли крупные преступления. Потерпевшие высказали желание премировать отличившихся. По этому поводу департамент милиции 10 апреля 1919 г. направил управляющим губерниями и областями специальный циркуляр. В нем говорилось о том, что "обязанность милиционера - ограждать от преступных посягательств граждан, невзирая на их материальную обеспеченность... Защита, оказанная богатому или бедному, с точки зрения службы, совершенно равноценна, за нее государство уплачивает определенное содержание" 90. Для содержания милиции есть жалование, премии из казны. Если же потерпевшие настаивают, говорилось в циркуляре, то лучше пусть эти деньги пожертвуют армии 91.

Значительные трудности возникали при реализации пунктг "Временного положения о сибирской милиции", принятого Административным советом Временного Сибирского правительства 17 ceiтября 1918 г. В соответствии с ним одна треть расходов казны на содержание милиции должна была впоследствии покрываться за сче" местного самоуправления92.

Об отказе Хабаровской городской управы компенсировать эт> часть расходов за ноябрь 1918 г. сообщил Хабаровский уездный комиссар управляющему Приморской области93. Характерная ситуация сложилась в Иркутске. Здесь на запрос Иркутского губернского комиссара о компенсации одной трети затрат на милицию в ноябре 1918 г. Иркутская городская дума ответила, что у нее нет денег.

Через некоторое время Иркутский губернский комиссар вновь обратился с той же просьбой в городскую управу. В своем ответе городской голова заявил о том, что не считает возможным сделать такую выплату. Свой отказ он обосновал двумя причинами. Во-первых, со дня падения советов городу пришлось нести расходы по содержанию милиции без участия казны, которые управа скоро тоже хочет себе вернуть. Во-вторых, сам город находится в крайне тяжелом финансовом положении.

Иная ситуация сложилась в Екатеринбурге и Владивостоке. Как следует из доклада городского головы Екатеринбурга на имя Верховного правителя от 22 февраля 1919 г., за период с 1 августа 1918 г.

по 1 января 1919 г. город выплатил на содержание милиции 620 тыс. руб. Из областного правительства Урала было получено лишь 254 тыс. Таким образом, долг казны городу к 1 января 1919 г.

составил 360 тыс. руб. Во втором случае Владивостокская городская управа к октябрю 1919 г. потратила на милицию 675 тыс. руб., что составило около 47 % годового городского бюджета. Председатель управы обратился в междуведомственное совещание в Омске о погашении задолженности казны 9 5.

Наконец, следует упомянуть о том, что перевоз арестованных, их питание и т. д. осуществлялись, согласно российской традиции, в виде натуральной повинности крестьян. Однако и здесь были свои проблемы. Съезд управляющих уездами Енисейской губернии, состоявшийся 26—28 января 1919 г., констатировал, что крестьяне не желают выполнять натуральные повинности без предоплаты96. Стоит ли говорить о том, что денег для этого у властей не было.

В своем стремлении обеспечить финансирование милиции власти предпринимали самые различные меры, причем не всегда правомерные. 21 августа 1919 г. командующий войсками Иркутского военного округа подписал обязательное постановление. Оно предписывало «обложить» домовладельцев, квартиро- и комнатонанимателей, содержателей торгово-промышленных заведений, ресторанов, бань, банков на добавочное содержание милиции Иркутска. Предполагалось взимать с каждой сдаваемой и снимаемой комнаты на окраине города 1, а в центре - 2 руб. Однако комитет по обеспечению законности в управлении отменил это постановление97.

В мае 1919 г. Владивостокская городская управа приняла постановление об отчислении местной милиции 10 % с продажи больничных марок98. Начальник милиции Балаганска решил продать архив местного полицейского управления, в составе которого были документы начала XVIII в. Была даже установлена цена - 30 руб.

за пуд. Иркутская губернская архивная комиссия обратилась к управляющему губернией с просьбой предотвратить такую распродажу". Данный пример не только характеризует остроту проблемы, но и культурный уровень руководителя милиции.

Были случаи, когда деньги на содержание милиции брались взаймы. Новый состав Курганской городской думы решил легализовать заем правопорядка100. В январе 1919 г. к министру внутренних дел обратился командующий Уральским отдельным корпусом. Генерал ходатайствовал о возвращении штабу корпуса 100 тыс. руб., которые он дал взаймы для выплаты жалования милиционерам Челябинска по просьбе министра финансов101.

Недостаточное и нерегулярное финансирование милиции из казны мотивировало поиски нетрадиционных и устойчивых источников средств. В частности, появилась идея о привлечении частных средств.

Директор департамента милиции В. Н. Пепеляев в своем письме в Совет министров от 26 марта 1919 г. сообщил, что к нему поступают ходатайства об участии частных фирм в финансировании милиции. Владельцы Анжеро-Судженских каменноугольных копей предложили 385 тыс. руб., но во "Временном положении о сибирской милиции" не было указания на возможность такого источника финансирования. Между тем, продолжал директор департамента, в императорской России министру внутренних дел было предоставлено право учреждать должности милиционеров на частные средства. Одновременно В. Н. Пепеляевым был предложен и проект постановления правительства102.

Правительство разъяснило, что оно намерено разрешить такую практику, но при соблюдении следующих условий: 1) у таких милиционеров не могло быть больше прав, 2) это не вызовет дополнительных расходов, и, наконец, 3) общий контроль за службой таких милиционеров будет у правительственных органов103.

9 апреля 1919 г. Совет министров принял постановление "Об учреждении на частные средства,отдельных должностей чинов милиции и команд пеших и конных милиционеров". В соответствии с этим документом министр внутренних дел получил право удовлетворять ходатайства общественных учреждений, частных обществ и лиц об учреждении дополнительных должностей в милиции, но при условии, чтобы им не присваивались никакие особые (сверх определенных законом) права и преимущества. Порядок учреждения, права и обязанности таких милиционеров определялись правилами и инструкциями МВД и должны были соответствовать действующим правилам о милиции. Что же вызвало принятие данного правительственного решения, против самой идеи которого совсем недавно выступал министр внутренних дел? На наш взгляд, здесь уместно назвать несколько объективных и субъективных причин.

Безусловно, следует учесть очевидные трудности с финансированием милиции и связанные с этим текучесть и дефицит кадров. Можно предположить, что свою роль сыграло и то, что товарищем министра, ведавшим милицией, стал В. Н. Пепеляев. Правительство поддержало его точку зрения, а не точку зрения министра А. Н. Гаттенбергера. Это стало более очевидным, когда в мае В. Н. Пепеляев сменил последнего на его посту.

Инструкция по учреждению должностей на частные средства была утверждена уже новым министром внутренних дел 23 мая 1919 г. Срок, на который учреждались такие должности, не мог быть менее 6 месяцев. Если оружие и огнестрельные припасы выдавались таким милиционерам на общих основаниях, то их обмундирование происходило за счет плательщика. Без его согласия такие милиционеры не могли быть переведены служить в другую местность. Они должны были подчиняться "Временному положению о сибирской милиции".

Инструкция предусматривала следующие основания для упразднения этих должностей министром внутренних дел: неуплата в оговоренные сроки средств и отсутствие нужды в таких должностях106.

Возможностью учредить такие должности воспользовались многие юридические лица. Среди них Черногорские копи, рудники и заводы акционерного общества "Сибирская медь", Знаменский стекольный завод Данилова, Салаирские прииски, Абаканский железоделательный завод. Барнаульской общегородской больничной кассе сроком на один год было разрешено оплачивать даже должность помощника участкового начальника милиции 106.

Были случаи, когда милиционеры содержались за счет иных государственных ведомств. За счет средств Главного управления конезаводства содержалось 5 милиционеров. Они должны были охранять от нападения отряда Лубкова конезаводы близ села Брюханова Кузнецкого уезда Томской губернии.

Учреждались должности младшего пешего милиционера и на личные средства. Гражданин села Анисимовского Боровленской волости Барнаульского уезда Л. И. Коптелов нанял милиционера для охраны своего кожевенного завода. Это было сделано после нападения на квартиру Л. И. Коптелова, когда ущерб составил 35 тыс. руб..

11 июня 1919 г. департамент милиции разрешил управляющему Приморской областью в порядке исключения удовлетворить ходатайство шестерых китайцев о создании на их средства должностей милиционеров, тем более что имелась квитанция о переводе ими денег.

Нами пока не найдены сведения о том, как повлияло данное решение правительства на эффективность работы милиции. Дело в том, что в отчетах не выделялись результаты службы таких милиционеров, да и срок реализации названного постановления был невелик.

Не только выплатой денежного содержания решалась проблема финансирования милиции. Имеется в виду выплата милиционерам различных пособий. Они либо дополняли денежное содержание, либо в какой-то мере компенсировали семьям милиционеров гибель кормильца или утрату им трудоспособности. В этом отношении заслуживает внимания предложение управляющего Курганским уездом М. В. Алексеева. Выступая в феврале 1919 г. на 12-м съезде управляющих уездами Тобольской губернии, он высказался в пользу полной материальной обеспеченности семьи при смерти милиционера или потере им трудоспособности110.

Однако реальная помощь была значительно скромнее. В соответствии с постановлением правительства от 25 февраля 1919 г. МВД ежемесячно для выдачи пособий милиционерам и чинам государственной охраны выделялось 500 тыс. руб. В случае насильственной смерти милиционера от преступных нападений вдове или родителям выплачивалось не более половины его годового содержания.

Такая же сумма выдавалась при повреждении здоровья милиционера на лечение. По половине оклада могли получить члены семей милиционеров (жены, дети, родители, братья и сестры), если они подвергались нападению. Наконец, половина оклада могла быть выплачена милиционеру в случае проявления им особой энергии и распорядительности в борьбе с преступностью111.

Местные власти не проявляли требуемых инициативы и энергичности в подготовке соответствующих документов и выплате самих пособий. По этому поводу 27 июня 1919 г. министр внутренних дел В. Н. Пепеляев подписал специальный циркуляр. В нем министр вновь напомнил управляющим-.губерниями и областями свои неоднократные требования немедленно представлять документы на пособия раненым и особо отличившимся, а также семьям убитых.

По сведениям В. Н. Пепеляева, это выполнялось лишь частично.

Министр вновь предложил систематически сообщать ему обо всех фактах гибели милиционеров с описанием обстоятельств смерти и "мучений, коим они часто подвергаются". Первый список было предложено прислать в Омск к 15 июля, а затем делать это ежемесячно. В. Н. Пепеляев обратил внимание на то, что делает такое предложение в последний раз и в последующем "возложит неисполнение на личную ответственность управляющих". По распоряжению министра внутренних дел исполнявший дела директора департамента милиции В. Я. Крыжановский обратился к управляющему Приморской областью с просьбой возбудить ходатайство о выдаче пособий семьям убитых и наград раненым милиционерам112.

Следует отметить, что не все случаи получения милиционерами увечий были основанием для получения пособий. Заслуживает внимания следующая переписка. 4 июня 1919 г. исполнявший. дела директора департамента милиции МВД "препроводил" управляющему Семипалатинской области прошение начальника милиции 4-го участка Павлодарского уезда В. Н. Петрова. Милиционер просил выдать ему безвозвратную субсидию на изготовление протеза.

Лишь 5 октября управляющий областью сообщил директору департамента об обстоятельствах получения увечья. В результате проверки оказалось, что В. Н. Петров на Новый год в пьяном виде отморозил себе ногу. Поэтому в получении субсидии ему было отказано 113.

В своем стремлении материально обеспечить членов семей погибших милиционеров власти прибегали к дополнительным мерам.

22 января 1919 г. участники совещания управляющих уездами Алтайской губернии высказались не только за повышение денежной помощи семьям погибших милиционеров, ибо это, по их обоснованному мнению, сдерживает желание служить, но и за страхование его жизни и лошади 114.

Постановлением Совета министров от 1 июля 1919 г. на милиционеров и их вдов было распространено действие "Положения о Сибирском Военно-благотворительном Комитете имени Верховного правителя адмирала Колчака" 115. Наконец, начальникам милиции на местах приходилось прибегать к помощи самого населения.

Начальник Верхнеудинскои уездной милиции Занкович опубликовал объявление о том, что 13 марта 1919 г. при поимке шайки Э. Пашинского был смертельно ранен конный милиционер городской милиции Н. Н. Чумаков. Его жена с малолетними детьми осталась без всяких средств к существованию. Начальник милиции просил о посильной материальной помощи семье и о сборе средств на похороны. Деньги предлагалось приносить в управление милиции. В июне 1919 г. по распоряжению начальника Владивостокской городской милиции был объявлен добровольный сбор денег в пользу детей убитого милиционера Учничера116.

Немалые денежные средства требовались для приобретения оружия. При исполнении обязанностей чины милиции имели право на ношение и применение холодного и огнестрельного оружия 1 1 7.

По подсчетам департамента милиции для вооружения всего личного состава милиции требовалось 43399 трехлинейных винтовок, артиллерийских карабинов, 5166700 патронов и 5700 револьверов, маузеров, браунингов118. В МВД постоянно поступали требования об отпуске оружия для вооружения милиционеров и отрядов особого назначения. В мае 1919 г. министерство известило управляющих губерниями и областями о том, что, по сообщению военного ведомства, все оружие направляется на фронт. Впоследствии МВД и Главный штаб согласились половину отобранного у населения оружия передавать милиции. Начальник Барнаульской уездной милиции в докладе губернскому комиссару писал о том, что ему было предложено вооружаться, отнимая оружие у населения. "Это легко написать, - сетовал начальник милиции. - Сделать же это с голыми руками тяжело, принимая во внимание теперешнюю разнузданность, крайне рискованно"119.

В целях вооружения подчиненных руководство департамента милиции шло на экстраординарные меры. 21 мая 1919 г. состоялось особое совещание чиновников департамента милиции о целесообразности приобретения бебутов. Свое мнение высказали чиновник особых поручений 5-го класса при департаменте милиции Н. П. Кузнецов, исполняющий дела управляющего особым отделом того же департамента полковник Н. В. Львов, начальник отряда особого назначения при МВД капитан Благовещенский, начальник Омской городской милиции капитан Драгичевич-Никшич. Общее мнение свелось к тому, что бебут шашки не заменит, но может пригодиться, тем более что их изготовление можно организовать в Златоусте120.

Немалых усилий и средств требовало и проведение экспертизы, которая продолжала оставаться распространенным процессуальным действием. 3 мая 1919 г. в здании МВД кандидат права Шкляр провел экспертизу трех удостоверений по подозрению в их подложности 121. Для опознания разыскиваемых лиц широко использовались их приметы. Особый отдел департамента милиции 1 февраля 1919 г. направил начальнику железнодорожной милиции Омской железной дороги в целях розыска тела приметы бывшего полицмейстера Новониколаевска В. А. Бойчевского, расстрелянного большевиками в мае 1918 г. В данном случае это была татуировка с изображением дракона на одном запястье и женщины-химеры - на другом122.

Во Владивостокском окружном суде 19 ноября 1918 г. слушалось дело по обвинению Ф. П. Прохорова в совершении убийства.

Присяжный поверенный Буксицкий известил суд о том, что обвиняемый был ранен на фронте и поэтому правомерно установление его вменяемости. Товарищ прокурора заявил протест, но тем не менее Ф. П. Прохоров был направлен на экспертизу. Однако ее проведение было связано с определенными трудностями. Многие гражданские врачи по разным причинам уклонялись от участия в экспертизах. В связи с этим в январе 1919 г. инспектор милиции Амурской области сообщил врачебному инспектору той же области о необходимости прибытия врачей на место происшествия по вызову милиции 124.