«АРХАИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ: СУЩНОСТЬ И ПРИНЦИПЫ ...»

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«Омский государственный педагогический университет»

На правах рукописи

ПЕРШИН Юрий Юрьевич

АРХАИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ: СУЩНОСТЬ И ПРИНЦИПЫ

09.00.13 – философская антропология, философия культуры

(философские наук

и) Диссертация на соискание ученой степени доктора философских наук

Научный консультант:

Денисов Сергей Федорович, доктор философских наук, профессор Омск – 2014 Оглавление Введение

Глава 1. Генеалогия архаического сознания

§ 1. Архаическое сознание как объект исследований

§ 2. Истоки архаического сознания

§ 3. Труд в генезисе архаического сознания

§ 4. Рациональность в генезисе архаического сознания

Глава 2. Сущностные черты архаического сознания

§ 1. Основания конфликтности архаического сознания

§ 2. Креативность и деструктивность архаического сознания

§ 3. Реальность и виртуальность в архаическом сознании

Глава 3. Типология и принципы архаического сознания

§ 1. Миф и архаическое сознание

§ 2. Типология архаического религиозного сознания

§ 3. Внимание как принцип архаического религиозного сознания............... § 4. Коммуникативность как принцип архаического сознания

§ 5. Архаический принцип ответственности

§ 6. Экспликация архаического сознания

Заключение

Список литературы

Введение Актуальность темы исследования.

Начало ХХI века – это эпоха обострения системного кризиса современной цивилизации и, прежде всего, самого человека. Современные философские системы и концепции человека всего лишь создают инварианты человека нецелостного, отчужденного от мира, от Космоса. Они помогают человеку не встраиваться в мир, а более успешно противопоставлять себя как миру, так и самому себе. Такое противопоставление ощущается человеком как «вброшенность» в мир, его чужеродность, а само человеческое бытие определяется как неподлинное. Человек начинает понимать, что традиционные точки опоры, «сборки» человека, которые считаются незыблемыми, при близком рассмотрении оказываются закостеневшими догмами, а заданные ими сознание, мировоззрение, рациональность, опыт не работают, поэтому так дальше мыслить и, следовательно, жить нельзя.

Представляется, что в поисках себя самого целостного и гармоничного человек может либо далее продолжать попытки построения концепций, которые зачастую демонстрируют свою несостоятельность, неадекватность и ведут к разрушению человека, либо попытаться обратиться к своим истокам.

Думается, что именно второй путь наиболее плодотворен, так как здесь человек сможет заново рассмотреть и понять себя изначального, найти тот момент, когда потерял себя, свою глубинную связь со Вселенной, исказил смысл своего существования. Но при этом ему следует не просто очередной раз выдвинуть лозунг «назад к …», а обратиться к архаике как своему сущностному состоянию, моменту своего рождения, основанию целостного мировосприятия и мировоззрения, этапу, с которого можно попытаться задать и собрать себя заново. Такое обращение к архаике диктует, прежде всего, углубленное изучение архаического сознания человека.

В наше время тяга к приобщению к архаическим формам сознания весьма отчетливо проявилась не только в возрождении мифа, богоискательском буме, религиозном ренессансе, поисках утраченных языческих индоевропейских корней, но и в общем устремлении современной философии выявить архетипические основы бытия. Актуальным и злободневным стал поиск и экспликация аутентичного архаического сознания как образца, с которым соотносятся многие современные языческие религиозные группы, течения и движения. Отсутствие такого образца зачастую приводит эти движения к поиску эрзацев архаического сознания, что в свою очередь может вылиться в радикализацию их учений, содержанию в них элементов экстремизма и нетерпимости. Здесь актуализируется проблема аутентичности, изначальности, подлинной, неискаженной коннотации, объективности и достоверности всех значений и смыслов, которые скрепляют собой человека, собирают его и репрезентируют. Иначе, без должного глубокого изучения архаического сознания мы получим очередную умозрительную псевдоконцепцию, способствующую дальнейшему разрушению человека.

Очевидно, что процессы, проходящие в современности, – ремифологизация, варваризация и архаизация сознания человека – также способствуют актуализации темы архаического сознания, его изучения во всех проявлениях. Эти исследования помогут выявить условия, в которых архаическое сознание актуализируется в лучших своих формах, а когда – в своих неприемлемых, асоциальных проявлениях. Это, в свою очередь, поможет актуализировать первые, способствующие достижению целостности сознания человека в условиях кризиса и надлома, и исключить актуализацию вторых, диссоциативных.

Сами исследования архаического сознания при широком изучении мифологического и религиозного сознания, как его составляющих, значительно затруднены недостаточной разработанностью подходов и методологии исследования. Экспликация осколков и отзвуков архаического сознания человека из мифопоэтического и религиозного наследия при всей широте развернутых исследований предлагает нам довольно скромные результаты, которые в итоге сводятся к ответу на вопросы «что есть миф / мифологическое сознание / мировоззрение», «что есть религия / религиозное сознание / мировоззрение» и каковы их взаимоотношения. Ответы на эти вопросы многочисленны и преимущественно неудовлетворительны, так как, вопервых, эти два типа сознания зачастую отделяются друг от друга, а, вовторых, само породившее феномены мифа и религии архаическое сознание исследуется недостаточно активно и целостно. Таким образом, актуальность исследования также связана с необходимостью глубинного изучения архаического сознания как сознания человекообразующего и на этой основе переоценки искусственных ценностей, сгенерированных разорванным, дисгармоничным сознанием отчужденного от мира человека.

Отсюда проблема исследования – рассмотрение архаического сознания как основания целостного мировосприятия и мировоззрения, на котором возможно заново «собрать», задать и определить человека как гармоничного, а его бытие – как подлинное. Эта проблема может быть сформулирована в следующих вопросах: каковы основные сущностные черты и принципы архаического сознания, его этиология, а также условия, факторы и динамика его формирования.

Состояние научной разработанности проблемы.

Феномен архаического (первобытного) сознания, с одной стороны, исследовался достаточно широко, так как архаическое сознание как объект исследований у различных авторов рассматривалось в своих разнообразных аспектах, в виде мифологического, мифопоэтического, религиозного (дорелигиозного) сознания. Однако, с другой стороны, при всей широте исследований их нельзя назвать всеобъемлющими и полными, так как ученые практически не занимались глубинными исследованиями архаического сознания, его генезисом, сущностными признаками и принципами, описывая только его В. Г. Богораза, П. Видаль-Накэ, Л. Леви-Брюля, К. Леви-Стросса, А. Б. Островского, В. Я. Проппа, О. Ранке, И. Г. Франк-Каменецкого, О. М. Фрейденберг, Э. Эванс-Притчарда и др. Различные стороны архаического сознания в его проявлениях также исследовали К. Ренфрю, С. Кук, С. Гутри, E. Р. Арнхейм, М. Хайдеггер, А. Н. Северьянов, Д. А. Гаврилов, С. Э. Ермаков и др. Тем не менее, общей целостной картины становления архаического сознания, как справедливо считает Н. С. Автономова, до сих пор нет. Выделяя как общую характеристику архаического сознания синкретичность, авторы не рассматривают ее антропологические и онтологические основания, отдавая предпочтение рассмотрению уровней, структуры и различных проявлений архаического сознания.

Архаическое сознание как мифологическое сознание рассматривалось в трудах таких исследователей, как Я. Э. Голосовкер, А. И. Зайцев, Э. Кассирер, Ф. Х. Кессиди, А. Ф. Лосев, Е. М. Мелетинский, В. М. Найдыш, В. М. Пивоев, Е. Я. Режабек, Д. М. Угринович, К. Хюбнер, М. Элиаде и др.

Рациональность мифологического сознания, проявления архаического сознания в мистических и иррационалистических концепциях, помимо упомянутых авторов, исследовали также Е. А. Фролова, И. Т. Касавин, Д. Блур, И. П. Фарман, А. Л. Никифоров, М. А. Розов, М. К. Мамардашвили и др. Однако, говоря о целостном мифопоэтическом и мифологическом восприятии мира, авторы зачастую следуют установкам, заданным А. Ф. Лосевым в фундаментальных трудах на тему мифа. Они отказывают примитивному человеку в адекватном восприятии мира, рациональности его сознания, которую они ограничивают рамками только мифа. При этом миф становится замкнутой автономной системой, областью «детского» сознания первобытного человека, в чем, на наш взгляд, можно усмотреть его порочное понимание человека как существа, выпавшего из мира. Более того, авторы практически не рассматривают антропологические основания мифа как системы идеограмматического описания реальности.

Описание архаического сознания первобытного человека в виде магического сознания, его различных форм представлено такими исследователями, как Л. Леви-Брюль, С. А. Токарев, Н. В. Клягин, Д. Д. Фрезер, Ю. В. Ермолина, С. А. Гаджибекова, М. А. Марков, С. З. Тарба, В. В. Иванова, М. Е. Резван, Р. Стайерс, А. Нок, Ж. Ромийи и др. Рациональность архаического сознания как совокупность магических и религиозных верований и связь ихпоследних с наукой исследовали такие ученые, как Б. Малиновский, Дж. Галоуй, Э. Ш. Брайтман, К. Кох, Р. Штейн Франкл, Ф. Штейн, М. Мосс, М. Томпсон, М. Дики, Э. Хопкинс, Э. Брайтман, Я. Бреммер, Г. ван дер Леув, Дж. Нидам, Г. Е. Марков, Дж. Колкхаун, Д. Агасси, И. Джарви, Р. Хортон, К. Гирц, Ян Барбор, П. П. Гайденко и др.

Следует отметить, что магичность архаического сознания описывается авторами как ошибочное понимание примитивным человеком причинноследственных связей, а магия – как непроизводственная деятельность, основанная на воображении, страхе перед силами природы, на желании с ними договориться. Даже при рассмотрении магической деятельности как органического продолжения производственной деятельности отвергается идея ее трудового происхождения с целью изменения реальности.

Проявления архаического сознания в виде духовного опыта дохристианских религий у славян описаны в творчестве А. К. Толстого, К. Данилова, Н. А. Римского-Корсакова, В. Васнецова, И. Билибина, А. Афанасьева, И. Срезневского, Е. Аничкова, Д. Зеленина, А. Н. Толстого и др. Архаическое сознание здесь нашло отражение не только в элементах и смыслах народных обрядов, ремесел, фольклора древних славян, дошедших до нас из глубины веков, растворившись в повседневной жизни народа, но и в их высокой духовности. Об этом же пишут в своих работах и современные исследователи:

Б. А. Рыбаков, А. Е. Наговицын, Д. А. Гаврилов, С. Э. Ермаков, М. Ф. Косарев, И. П. Русанова, Б. А. Тимощук и другие. Здесь следует отметить, что ранние авторы, признавая духовность дохристианской архаики, тем не менее, ставят ее ниже «развитой» христианской духовности, понимая архаические мотивы из сохранившихся обрядов и фольклора как некие рудименты. Этому подходу также свойственна идеализация архаики и ее «сказочность». Другие подходы ограничиваются выявлением аутентичности архаических проявлений, не вдаваясь в проблемы генезиса и самой сущности архаического сознания.

Одним из признаков архаического сознания, который разрабатывался в т. ч. и в мифологии, стала коммуникация человека с миром в виде его представителей, высших сил. Это говорит не только о мифологичности, но и религиозности архаического сознания. Однако этот аспект архаического сознания был поставлен под сомнение в XVIII-ХIX вв., когда получила распространение гипотеза дорелигиозного состояния человека, отрицающая наличие архаического религиозного сознания у примитивных племен, и следовательно, у первобытного человека. Эта гипотеза была сформулирована Дж. Леббоком, который основывался на свидетельствах Ф. Моата, А.-И. Мухаммеда Али, С. Бейкера, Н. Гордона, И. Пальме, А. Хоуита и др. Об отсутствии по всему миру у примитивных племен религии также писали И. фон Спикс, Г. У. Бейтс, А. Р. Уоллас, Ф. де Азара, Я. Бегерт, Ж. Ф. Лаперуз, Дж.

Грант, У. Дж. Буршель, Д. Ливингстон, Р.-А. Кейли, Ф. Леваллант, А. Р. Уоллас, Дж. Шорт и др. Свидетельства этих исследователей и путешественников привели к формированию распространенного мнения о том, что первобытные люди, сохраняя архаический уклад, были лишены такой неотъемлемой части архаического сознания, как религиозное сознание. Таким образом, архаическое сознание постулировалось нерелигиозным даже в самом общем смысле.

Однако в это же самое время получила распространение и иная теория, последователи которой говорили о присутствии у архаических племен архаического религиозного сознания. Эта теория основывается на свидетельствах и заключениях таких исследователей, как Ж.-Ф. Ренар, Д. Юм, Э. Манн, А. Р. Редклиф-Браун, Дж. Грей, Дж. Бойдик-Бастиаанс, А. Гоудзваард, К. Ширен, Р. Оберслендер, У. Босман, Э. Бойдиш, Б. Крукшанк, Дж. Уилсон, Э. Шауэнбург, Х. Вагнер, А. Кауфман, Дж. Мюллер, Д. Бринтон, Х. Банкрофт, Э. Лоннрот, Ф. Шифнер, А. Кастрен, Т. Вейтц, Ф. Мюллер, А. Ревийе и др. Эти исследования выявили проблему несоответствия критериев религиозного сознания, выработанных в современной исследователям религиозной системе, для определения архаической религиозности. Более того, разница в понимании религиозности ясно показала, что само архаическое сознание как сознание тотально религиозное также может иметь различную этимологию. Однако далее в этом направлении работы не велись.

Столкновение таких противоречивых подходов к архаической религиозности послужило актуализации вопроса о религиозном сознании как одной из основных разновидностей архаического сознания. С ранних этапов развития философской мысли религиозное сознание описывалось в произведениях Цицерона, Лактанция, Аврелия Августина и др. Те или иные черты архаического сознания (а иногда и полное их отсутствие) проявлялись в определениях, которые давали Л. Фейербах, К. Маркс, Ф. Энгельс, Дж. Леуба, В. Ферм, Дж. Морли, У. К. Смит, Б. Уилсон, Дж. Боукер, Дж. Хатчинсон, К. Уэбб, Г. Дрессер, С. Нейдел, А. Эйстер, Р. Мачалек, В. Спилка, Т. Идинопулос, Дж. Лару, Ф. Пул, М. Блох, С. Гутри, У. Арнал, Э. Кэйрд, Э. Брайтман, М. Меслин, У. Кларк, Дж. Йингер, Л. де Грандмазон, С. Сазерленд, Ф. Боуи, Э. Тейлор, A. Мензьез, О. Сабатье, М. Джастроу, Дж. Дж. Фрэзер, М. Элиаде, А. Б. Зубов, И. Н. Яблоков и другие. Определение религии в парадигме Цицерона разворачивали М. Мюллер, П. Джексон, Т. Инсолл, Ф. Боуи, Дж. Салиба, С. Райнах, Дж. Э. Харрисон, В. Ф. Отто, Э. Бенвенист, Э. Д. Сопер, У. Фаулер, Дж. Сантуччи и другие. Тем не менее, религия определялась в терминах именно христианской парадигмы, не приспособленной для описания архаической религиозности. Определение религии как проявления архаического религиозного сознания в парадигме Цицерона не получило дальнейшей философской проработки, так как было истолковано Лактанцием в иной манере, предпочтительной для христианской апологетики.

Исследования перечисленных авторов поднимают проблему методологии, пригодной для описания религиозного сознания как проявления архаического сознания. Проникновение в суть архаического религиозного сознания возможно только в результате сочувственного исследования религиозных верований и практик, или рассмотрения их «изнутри», считает С. Кук.

В этом отношении интересны работы У. Б. Кристенсена, А. Н. Красникова, Р. Отто, М. Шелера, Г. ван дер Леува, Й. Ваха, Ф. Алмонда, Д. А. Гаврилова, Н. Малкольма, П. Г. Уинча, У. Д. Хадсона, Д. З. Филипса, С. Моро и др.

О сочувствии, эмпатии при проведении феноменологического исследования архаического религиозного сознания пишут также У. Б. Кристенсен, К. Ю. Блеекер, Ф. Хайлер, Дж. Карман, Н. Смарт, А. П. Садохин, Д. В. Пивоваров, Я. Ходдер, М. Хайдеггер и др. Их методологическим разработкам созвучна философская «топологическая рефлексия» В. В. Савчука, которая в виде методологии экспликации архаического сознания также успешно разрабатывается И. А. Кребель и др. Однако, следует заметить, что разработка методологии экспликации архаического сознания также по сути противоречива. К примеру, методологию феноменологии религии Р. Отто достаточно трудно адаптировать к экспликации архаического религиозного сознания, и эта трудность опять актуализирует проблему типологизации архаического сознания, не получившую практически никакой разработки. Помимо прочего, у многих современных исследователей проблема доступа к архаическому сознанию, его рекультивации не основывается на эмпирическом материале, давая простор умозрительной теоретизации. К тому же сам «доступ» к архаическому сознанию в подавляющем большинстве случаев выступает как «возвращение» к нему, таким образом снимая вневременность и, следовательно, косвенно отрицая современность архаического сознания.

Стремление к типологизации религиозного сознания в виде попыток типологизации религий в различных интерпретациях прослеживается у многих исследователей, таких, как Г. Гегель, Шантепи де ля Соссе, С. А. Токарев, И. Н. Яблоков, Ф. Боуи, Т. Инсолл, С. И. Самыгин, В. И. Нечипуренко, И. Н. Полонская, В. И. Гараджа, О. Ф. Лобазова, С. В. Ефимова, С. Ф. Денисов, С. Барнз, Р. Шоу и др. Однако типологизации религий проводятся, как правило, на основании сравнения внешних признаков религиозности, ее функциональности, без обращения к глубинным основаниям типологизации – фундаментальным отношениям человека и мира, истокам зарождения архаического / религиозного сознания.

Уже в наше время собран достаточно обширный эмпирический материал для изучения архаического сознания в русле археологии и этнологии.

В контексте общих проблем изучения первобытного человека отдельные черты архаического сознания были описаны в парадигме рассмотрения культуры палеолита. Здесь орудия первобытного человека, их функции, история хозяйства и материальной культуры рассматривались огромным количеством исследователей, среди которых С. А. Семенов, Г. Е. Марков, В. Н. Массон, А. М. Румянцев, В. А. Шнирельман и др. Памятники искусства палеолита, отражающие мышление первобытного человека, исследовали З. А. Абрамова, Д. В. Айналов, П. П. Ефименко, С. Н. Замятнин, А. П. Окладников, Б. А. Рыбаков, А. Д. Столяр, Я. А. Шер и др. Культура палеолита как внешняя манифестация архаического сознания исследовалась В. Е. Ларичевым, Б. А. Фроловым, О. Н. Бадером, В. Т. Петриным и др. Интерпретацией архаических технологий, помимо прочих, занимались А. Леруа-Гуран, В. Г. Чайлд, А. Маршак, Б. А. Фролов, М. Вобст, Н. Тот, Дж. Д. Кларк, Дж. Констэбл, Р. М. Берндт, К. Х. Берндт, Е. П. Бунятян, И. В. Шмидт, Н. В. Клягин, В. Е. Ларичев и др. Таким образом, на основании собранного и интерпретированного археологического материала исследователи сделали значительный шаг вперед в изучении первобытного человека, обладающего архаическим сознанием. На наш взгляд, эти исследования можно дополнить материалами, полученными в ходе изучения мышления приматов. Это работы таких ученых, как Дж. Гудолл, Н. Н. Ладыгина-Котс, Д. Мак-Фарленд, Т. Ванн Кантфорт, У. Кохлер, А. Уайтен, Р. Бирн, Д. Медор, Д. Рамбау, Дж. Пейт, К. Бард, К. Хейз, К. МакДональд, Ф. Доль, М. Ф. Нестурх, Т. Льюис, Ф. Амини, Р. Ланнор, М. Чанс, А. Меад, Т. Зюддендорф, М. Корбаллис, Н. Бишоф и др. Их исследования дают основания для некоторых выводов об особенностях мышления первобытного человека (в том числе и в сравнении с аборигенами Австралии). Но они практически не подвергались философской рефлексии, в ходе которой можно выйти на проблему генезиса архаического сознания. Однако из этих исследований можно сделать вывод о том, что архаическое сознание первобытного человека во многом аналогично содержанию бессознательных слоев психики современного человека. Отсюда мы считаем релевантным привлечение психоаналитической методологии исследования и описания бессознательного, наполненного архаическим содержанием.

Архаическое содержание бессознательного человека исследовалось как самим З. Фрейдом, так и его последователями и критиками, что отражено в работах таких ученых, как К. Г. Юнг, М. Гилл, Т. Херманн, Р. Холт, Т. Адорно, Дж. Клейн, Х. Харлоу, Р. Шафер, Р. Шпиц, К. Прибрам, Ю. Хабермас, А. Грюнбаум, У. Риверс, К. Ясперс, Г. Блюм, Б. Фридан, А. Н. Леонтьев, Л. С. Выготский и др. Как правило, в психоаналитической парадигме исследователи выделяют конфликтность как одну из сущностных черт архаического содержания бессознательного. Источником постоянных конфликтов, по мнению Г. Маркузе, Э. Берна, К. Ясперса и других, может быть окружающий человека мир, и, таким образом, внутренний психический конфликт сочетается с внешними конфликтами. Конфликт в психоаналитической парадигме также является источником творческой деятельности человека, однако в этой парадигме при недостаточном исследовании антропологических оснований конфликтности и творчества практически не рассматриваются их онтологические основания. В русле исследований конфликтности и творчества в работах З. Фрейда, Дж. А. Арлоу, А. Д. Розенблатта, Р. С. Валлерстайна, В. В. Мейсснера, Р. Х. Этчегоена, К. Ясперса, Я. Э. Голосовкера и др. остались малоразработанными подходы к психической реальности и манипуляциям с ней. Исходя из этого, можно считать, что психоаналитическая парадигма, претендуя на тщательное изучение бессознательных архаических слоев психики человека, тем не менее, не справилась с экспликацией архаического, описывая его как некую патологию, прорывающуюся наружу, в сознание из глубин бессознательного.

Таким образом, создается впечатление, что многочисленные исследования архаического сознания являются многочисленными кусочками мозаики, не составляя собой единого полотна – видения сущности и принципов функционирования архаического сознания, а также условий его зарождения и динамики его развития и трансформаций.

Цель исследования.

Целью диссертации является выяснение сущностных характеристик и принципов функционирования архаического сознания человека, конструирование его этиологии, а также условий, факторов и динамики его формирования, возможность его экспликации.

Задачи исследования.

В соответствии с заданной целью в диссертационном исследовании решаются следующие задачи:

1. Сконструировать этиологию архаического сознания и определить условия, факторы и динамику его формирования.

2. Определить сущностные характеристики архаического сознания.

3. Выявить принципы существования и функционирования архаического сознания.

4. Представить типологию архаического сознания.

5. Рассмотреть возможность экспликации архаического сознания.

Методологические основания диссертационного исследования.

Работа опирается на общефилософские методы, среди которых особое внимание уделяется диалектическому методу, позволяющему вскрыть противоречивую сущность архаического сознания: принципам материального единства мира, всеобщей связи предметов и явлений, единства исторического и логического, соответствия форм общественного сознания структуре общественных отношений. При анализе мифа, экспликации принципов архаического религиозного сознания и интерпретации археологических артефактов автором использовались методы, предлагаемые герменевтическим подходом, без применения которого также невозможно толкование понятия религии.

При реконструкции архаического сознания и его описания был использован метод феноменологического анализа.

Помимо этого на всем протяжении исследования использовались общенаучные методы системного, компаративного и функционального анализа, сравнительно-исторический метод, метод исторической аналогии, метод логической реконструкции. Междисциплинарный синтез, на основе которого строится философско-антропологическое исследование, позволяет использовать некоторые идеи археологии, этнологии, лингвистики, психологии и психоанализа, феноменологии и философии религии в качестве отдельных методологических ориентиров.

Во-первых, одним из таких ориентиров автором принята методологическая установка философии В. Хесле, Н. В. Омельченко, содержащая призыв к метафизическому уважению человека, начинающегося с метафизического уважения природы, которая понимается как становящийся Космос, causa sui, объективная бесконечная реальность без какого-либо трансцендентного абсолюта, запредельной субстанции, что снимает фатальность ее развития. Природа также понимается как natura sapiens (природа разумная), со-субъект, с которым становящийся человек-макрокосм вступает в отношения коммуникации. Эти метафизические установки приближают к пониманию сущности архаического сознания.

Во-вторых, методологическими ориентирами для экспликации сущности архаического религиозного сознания человека, его качеств и свойств являются труды Э. Бенвениста, Ф. Боуи, П. Видаль-Накэ, Д. А. Гаврилова, С. Гутри, П. Джексона, С. Э. Ермакова, Т. Инсолла, М. Ф. Косарева, М. Мюллера, В. Ф. Отто, С. Райнаха, Дж. Салибы, Дж. Сантуччи, А. Н. Северьянова, Э. Д. Сопера, У. Фаулера, М. Хайдеггера, Дж. Э. Харрисона, позволяющие выйти за рамки конфессиоцентричного описания и анализа архаического религиозного сознания.

В-третьих, в качестве эмпирической базы и методологических ориентиров взяты труды отечественных и зарубежных археологов, палеонтологов, антропологов, которые являются основой для изучения архаического сознания, религиозности, искусства, культуры и психологии архаического человека у самых истоков его возникновения. Здесь можно отметить методологическую ценность работ Р. Бирна, Дж. Гудолл, С. Гутри, Н. В. Клягина, Н. Н. Ладыгиной-Котс, Д. Мак-Фарленда, А. Уайтена, Л. А. Фирсова, К. Э. Фабри.

В-четвертых, следует подчеркнуть методологическую значимость научных работ З. Фрейда и его коллег и последователей (К. Г. Юнга, Э. Фромма, Дж. Арлоу), выполненных в парадигме психоаналитической теории и психоаналитической философии и необходимых для проведения анализа архаических, бессознательных слоев психики человека, а также для конструирования этиологии и описания генезиса архаического сознания.

В-пятых, для экспликации и реконструкции архаического сознания методологически уместна предлагаемая В. В. Савчуком топологическая рефлексия, получившая значительную разработку в работах И. А. Кребель. Созвучно этому подходу для проведения феноменологического исследования и анализа нам интересны методологические установки К. Ю. Блеекера, Дж. Кармана, У. Б. Кристенсена, Р. Отто, Д. В. Пивоварова, А. П. Садохина, Н. Смарта, М. Хайдеггера, Ф. Хайлера, Я. Ходдера.

В-шестых, для описания архаического сознания используется методология и элементы стилистики, разработанные Э. Феноллозой и Э. Паундом.

Позиция методологического синтеза, принимаемая автором диссертации, основана на положении, что в современной научном поле ни одна парадигма не является доминирующей и наилучшее исследование той или иной проблемы достижимо только при синтезе методологий.

Научная новизна исследования состоит в том, что в работе представлен новый опыт описания и объяснения архаического сознания:

1. Предложен опыт конструирования этиологии и генезиса архаического сознания.

2. Обоснована изначальная рациональность архаического сознания.

3. Выявлены основные сущностные черты архаического сознания:

конфликтность и креативность.

4. Определены принципы архаического сознания: принцип управления реальностью, принцип внимания, принцип ответственности, принцип коммуникации.

5. Проведена типологизация архаического сознания и его разновидностей – мифологического и религиозного сознания. На этом основании предложена типология мифологии и религии.

6. Предложены подходы к экспликации архаического сознания.

Основные положения, выносимые на защиту.

1. Мир как система является носителем порядка, отсюда человек как подсистема также является заданным миром фрагментом этого порядка. Порядок мира определяет порядок сознания, порядок внимания человека, упорядочивает образы мира до понимания взаимосвязей, причинноследственных связей. Архаический человек – существо, способное воспринять порядок мира парадоксально: с одной стороны, следовать ему, с другой – выйти за пределы его воспроизведения, отражения. Человек не просто отражает мир, он взаимодействует с ним, следовательно, из объекта информирования миром становится субъектом ин-формирования мира, т. е. сосубъектом. Иными словами, отражение мира переходит во взаимодействие с ним. Мир, играя роль «демиурга», «выделяет» и «создает» человека из окружающей реальности, из себя самого, таким образом проявляя свою субъектность и воплощая в человеке свой креативный потенциал. Человек как сосубъект, вступая с ним во взаимодействие, воплощает в нем свой креативный потенциал. Отсюда архаическое сознание при своем рождении также парадоксально воспринимает мир, с одной стороны, как более высокое по разуму существо, создателя, с другой – как равного себе.

2. Архаическая рациональность есть особый способ субъективного упорядочивания мира и достижения адекватности в нем. Для взаимодействия с миром человеку необходимо знать его язык, его логику. Поэтому рациональность человека задается порядком взаимосвязей мира, который и есть первичная, тотальная рациональность как упорядоченность системы. Отсюда архаическая рациональность – очеловеченное воспроизведение порядка и логичности мира, адекватность ему, изучение языка мира. Суть процесса рационализации, присущего архаическому сознанию и проводимого им, – установление и редукция цепочек взаимосвязей вещей и причинно-следственных связей мира, а также идеограмматическая фетишизация комплексов взаимосвязей и причинно-следственных связей, фрагментов реальности, собранных вниманием архаического человека.

3. Конфликт является формой взаимодействия человека с миром. Осознавая свое единство с миром, человек осознает прежде всего самого себя, что уже по сути есть манифестация выделения человека из природы, из мира, латентное обособление от него, противопоставление себя ему и противостояние ему, т. е. осознание субъектности. На этом уровне конфликтность определена оппозицией двух субъектов: человека и мира. Однако конфликтность также порождается процессом «создания», репрессивного конструирования человека, репрессивной рационализацией части сознания человека неизменным порядком мира. Отсюда, человек по сути своей внутренне противоречив и конфликтен: в этой внутренней оппозиции одна из сторон - также мир, представленный сознанием (Я) человека, которое противостоит животному началу, бессознательному (Оно). Отсюда архаическое сознание по своей сути конфликтно, недовольно порядком мира и желает изменить его – от отражения мира перейти к взаимодействию с ним. Это стремление разрешить конфликт с миром проявляется в желании человека создать собственную (культурную) реальность, изменить репрессивный внешний мир. Оно является основанием креативности архаического сознания, которая может быть определена как позитивная и негативная.

4. Архаическое сознание функционирует на основании принципов управления реальностью, принципа внимания, принципа ответственности, принципа коммуникации. Существуя в двух реальностях, внутренней и внешней, человек постоянно изменяет их в соответствии со своими желаниями. При невозможности изменить внешнюю реальность он возвращается к изменению внутренней реальности. Противостояние с миром и взаимодействие с ним являются основой коммуникативности. Принципиальная коммуникативность архаического сознания требует определения коммуниканта, извлекаемого человеком из внешней реальности с помощью различных конфигураций внимания. Человек вниманием собирает различные конфигурации мира, таким образом его рационализируя, собирая коммуниканта, придавая ему божественный смысл. Таким образом, принципиальная коммуникативность архаического сознания определяет его религиозность. Религия определяется как коммуникация человека и мира (или тео-социальная коммуникция), основанная на принципе обратной связи. Принцип ответственности основывается на осознании человеком строгости причинно-следственных связей внешней реальности и обязательности их исполнения.

5. Архаическое сознание типологизируется на физиогенное и социогенное. Эта типология основана на глубинных антропологических основаниях – выборе человеком коммуникативной реальности, природной (естественной) или социальной (искусственной). А также коммуниканта, с которым осуществляется конфликт, порождающий архаическое сознание, – природной или социальной реальностью, реальностью, в которой он преимущественно желает проводить изменения. Социогенное архаическое сознание отличает нечеткое следование принципу ответственности как следствие нестрогого соблюдения причинно-следственных связей. Мифологичность архаического сознания выступает как доступный архаическому человеку способ образного, или идеограмматического описания реальности и ее фрагментов с их одновременной фетишизацией.

6. Архаическое сознание современно и манифестирует себя через переход архаического содержания человеческого бессознательного в сознание человека. Архаическое сознание находило описание либо в прямой и непосредственной идеограмматической форме, либо в расширенной – мифологической, образной и эмоциональной. Отсюда доступ к архаическому сознанию идет обратно через образное, эмоциональное описание и наведение на рациональный архаический хронотоп, через рекультивирование архаического сознания в телесных практиках, ритуалах, в экстремальных ситуациях, в которых человек может ощутить близость смерти. Наряду с телесными практиками для описания архаического состояния сознания необходимо применение идеограмматического языка описания реальности. Отсюда миф – это архаическое описание реальности идеограмматическими знаками / хронотопами, фиксирующими присутствие человека в мире – пространстве и времени – через проживание этой реальности.

Теоретическая и практическая значимость исследования заключается, прежде всего, в том, что:

1. Материалы исследования содержат теоретические положения, способные послужить основанием для создания теории архаического сознания, архаической религиозности, мифологии и их происхождения, рассмотренных сквозь призму феномена становления человека. Таким образом, материалы исследования могут быть использованы для уточнения и работы с антропологическими, онтологическими и культурологическими аспектами общей проблематики исследования человека.

2. Материалы исследования содержат теоретические положения о сущностных характеристиках и принципах архаического сознания, что позволяет решать ряд важных проблем в общей теории человека и теории религии и мифа, а также по-новому взглянуть на проблему зарождения и распространения новых религиозных движений и групп в ее практическом аспекте, проблему экологического сознания.

3. Материалы исследования могут быть использованы при чтении курсов «Философская антропология», «Философия культуры», «Философия религии», «Феноменология религии», «Религиоведение», а также спецкурсов и курсов по выбору студентов.

Апробация работы.

Основные положения диссертации и полученные в ходе исследования результаты были использованы при подготовке материала лекций по таким учебным дисциплинам, как «Философия религии», «Феноменология религии», дисциплинам по выбору студентов «Археология религии», «Античная философия в первоисточниках» в Омском государственном университете им.

Ф. М. Достоевского.

Они также нашли отражение в авторских монографиях «Феномен сублимации: опыт философско-антропологического исследования», «Архаическое сознание и религиозность человека: очерки по археологии религии» и коллективной монографии «Общество как со-бытие: «система» и «жизненный мир», различного рода публикациях, а также научных конференциях: III Международной научной конференции «Человек в современных философских концепциях» (Волгоград, 2004), региональной научной конференции «Университеты как регионообразующие научно-образовательные комплексы» (Омск, 2004), Всероссийской научно-практической конференции «Молодежь и ценности современного российского общества» (Омск, 2005), I Всероссийской научной конференции «Философия и социальная динамика XXI века: проблемы и перспективы» (Омск, 2006), II Международной научной конференции «Философия и социальная динамика XXI века: проблемы и перспективы» (Омск, 2007), IV Международной научной конференции «Человек в современных философских концепциях» (Волгоград, 2007), II Международной научно-практической конференции «Жас Галым – 2007» (Казахстан, Тараз, 2007), III Международной научно-практической конференции «Социально-экономические системы: современное видение и подходы»

(Омск, 2008), Международной научно-практической конференции «Пространство культуры: знаки, символы, смыслы» (Санкт-Петербург, Пушкин, 2008), I Международной научно-практической конференции «Непознанное.

Традиции и современность» (Москва, 2011), III Всероссийской научнопрактической конференции «Религиозная ситуация в российских регионах»

(Омск, 2012), IX Всероссийской научной конференции «Реальность. Человек.

Культура: философия конфликта» (Омск, 2012), Всероссийском научноисследовательском семинаре с международным участием «Феномен куклы:

Актуальность Эстетического в современных практиках мысли» (Омск, 2013).

Диссертация выполнена в рамках гранта Министерства образования и науки РФ, программы «”Научные и научно-педагогические кадры инновационной России” на 2009-2013 годы». Соглашение № 14.B37.21.0526 от 01.09.2012.

Глава 1. Генеалогия архаического сознания § 1. Архаическое сознание как объект исследований Архаическое сознание является многоплановым концептом, включающим в себя все особенности мышления и мировосприятия древнего, или первобытного человека. Феномен архаического сознания в различных его аспектах изучался и изучается различными исследователями и исследовательскими школами1 достаточно обширно. Это обстоятельство является причиной того, что архаическое сознание как объект исследований у различных авторов обозначается различными понятиями, соответствующими изучаемым этими учеными аспектам архаического сознания. К примеру, это такие понятия, как пра-логическое мышление, мистическое мышление, первобытное, примитивное, мифологическое, мифопоэтическое, наивное, детское, магическое, ассоциативное, эмоционально доминированное, суеверное, докритическое мышление, мышление дикаря. Наряду с понятием мышление исследователи применяют как его синонимы понятия сознание, разум, мысль, ментальность. Приведенные понятия свободно заменяются авторами исследований, которые не делают между ними различий, одно на другое2.

В русле нашей работы мы также будем применять концепт архаическое сознание, понимая его как зонтичный, более широкий, чем каждое из перечисленных понятий, и включающий в себя не только их, но и все аналогичПо мнению А. А. Никоновой, архаическое сознание как собственно концепт начинает выделяться в исследованиях конца XIX - начала XX вв. Исследованием архаического сознания в различных его аспектах, по мнению исследователя, занимались многочисленные научные направления и школы, к примеру, такие, как мифологическая (Я. Гримм, В. Шварц, М. Мюллер), антропологическая (Э. Б. Тейлор, В. Вундт, Э. Лэнг), ритуалистская (Д. Д. Фрезер. С. Х. Хук, Э. О. Джеймс), функциональная (Б. Малиновский, М. Элиаде; А. Р. Рэдклифф-Браун), социологическая (Э. Дюргейм, М. Мосс, Л. Леви-Брюль), культурной антропологии (Ф. Боас, Р. Лоуи, А. Крэбер), символическая (Э. Кассирер, У. М. Урбан, С. Лангер; К. Гирц), психоаналитическая (З. Фрейд, К. Г. Юнг) и др. См.:

Никонова А. А. Проблема архаического сознания и становление отечественной культурологической мысли, 20 - 30-е гг. ХХ в.: дис. … к. филос. наук. Санкт-Петербург, 2003.

Примеры употребления данных понятий в виде синонимичного ряда можно проследить в работах Л. Леви-Брюля, К. Леви-Стросса, М. Элиаде, Дж. Фрезера, Дж. Леббока, Э. Б.

Тейлора, Д. Г. Бринтона, А. Мензье, Дж. Дьюи, Б. Малиновского и многих других.

ные латентные смыслы. Это даст нам возможность не привязывать концепт к определенному историческому периоду, социально-культурному феномену, стилю или механизму мышления1, определенному набору психических реакций и избежать ценностной характеристики. Более того, это позволит нам уйти от ошибочных, на наш взгляд, подходов к феномену мифологизации как к результату работы образного архаического мышления, основанной на активности правого полушария головного мозга.

Следует заметить, что такая заявленная нами позиция имеет под собой определенные основания. Дело в том, что современные исследователи, к примеру, Ф. Кликc, О. М. Фрейденберг, определяют архаическое мышление как самые ранние формы познавательных, опосредствованных символами взаимодействий человека со своим природным и социальным окружением2, при этом само человеческое сознание определяется как одна из форм выражения реальной действительности, которое эту действительность перерабатывает и семантизирует3. Исходя из этих определений, можно сделать вывод о том, что употребление прилагательного архаическое по отношению к мышлению призвано обозначить именно ранние формы таких (познавательных, опосредствованных символами) взаимодействий человека со своим природным и социальным окружением, которые присутствуют и в настоящее время.

Иными словами, исходя из указанных определений, архаическое мышление, как и определяемое человеческое сознание, остаются качественно одинаковыми вне времени, меняются только их формы. Отсюда, если при сохранении самой сущности сознания человека мы имеем только изменения его форм, то это позволяет нам сделать вывод о том, что архаическое сознание во-первых, вневременно, а во-вторых, оно является одной из форм сознания современного человека. При этом, учитывая вневременность архаического сознания, Различными исследователями выделяются такие механизмы архаического мышления, как антропоморфизация, символизация, ритуализация, аниматизация (от аниматизма Р. Маретта), анимизация (от анимизма Э. Б. Тейлора), магичность, мифологизация.

Кликc Ф. Пробуждающееся мышление. У истоков человеческого интеллекта. М.: «ПРОГРЕСС», 1983. С. 151.

Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. М.: Наука. ГРВЛ, 1978. С. 54.

можно сделать и заключение о том, что наоборот, сознание современного человека является одной из форм архаического сознания как первичного, первоначального сознания человека. Отсюда, на наш взгляд, выход на понимание архаического сознания следует искать, помимо прочего, в изучении сознания современного человека (а также бессознательных слоев его психики)1.

Сознание, в свою очередь, определяется исследователями как высшая, связанная с речью функция мозга, представляющая собой специфически человеческую форму отражения объективного мира2, как процесс осознания человеком окружающего мира и самого себя через систему обобщенных знаний, опознавая явления действительности через соотношения с этими знаниями3. К. В. Рутманис определяет сознание как отношение человека к его среде, к окружающим его вещам, к тому или иному конкретному сущему4. При этом также очевидно, что исследователи не делают качественной разницы между сознанием человека, находящегося в начале процесса становления, и современным человеком. Таким образом, сознание, вне зависимости от форм своего проявления, является специфически человеческой формой отражения объективного мира. Отсюда архаическое сознание также является специфически человеческой формой отражения объективного мира. Следовательно, наличие архаического сознания манифестирует наличие человека. Возможно, В самом деле, современные исследования являются индикатором значительного интереса ученых к проблемам архаического сознания и его форм у современного человека. См., напр.: Пивоев В. М. Мифологическое сознание как способ освоения мира: дис. … д. филос. наук. Москва, 1993; Меняшев А. Е. Мифологическое в структуре этнического сознания коренных народов о. Сахалин: дис. … к. психолог. наук. Хабаровск, 2005; Хоконов М.

А. Мифологическое сознание как способ отражения социокультурного бытия (на примере адыгского нартского эпоса): дис. … к. филос. наук. Ростов-на-Дону, 2009; Нам Е. В. Особенности мифологического сознания и его роль в шаманском мировоззрении (некоторые аспекты изучения) // Вестник Томского государственного университета. Серия: История. – 2011. – №3 (15). – C. 172-180; Никонова А. А. Проблема архаического сознания и становление отечественной культурологической мысли, 20 - 30-е гг. ХХ в.: дис. … к. филос.

наук. СПб, 2003, и многие другие исследования.

Шорохова Е. В. Проблема сознания в философии и естествознании. М.: Соцэкгиз, 1961.

С. 5.

Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. О месте психического во всеобщей взаимосвязи явлений материального мира. М.: Изд. АН СССР, 1957. С. 275-276.

Рутманис К. В. Генезис идей рациональности в философии // Рациональность как предмет философского исследования. Москва, ИФ РАН, 1995. С. 29.

что позднейшие «наслоения» более поздних форм сознания, возникших в процессе становления человека, каким-то образом скрывают за собой архаическое сознание, но они, исходя из понимания сознания вообще, не могут полностью заменить собой первоначальную форму сознания, являющуюся, таким образом, базовой, основной, первичной. Более того, они, вероятно, являются более поздними наслоениями на изначальную форму сознания человека, вытесняя ее собой (очень похоже на психоаналитические схемы З.

Фрейда).

В отношении самого архаического сознания исследователями отмечалось, что, с одной стороны, первобытное / архаическое сознание / мышление отличается от мышления современного человека, так как оно иначе ориентировано, или ориентировано на мистику, безразлично к противоречиям, допускает пребывание одного существа в нескольких местах одновременно1 и пр., из чего следовало, что архаическому сознанию присуща такая черта, как докритичность2. Помимо этого, архаическому сознанию, по мнению исследователей, присуще отождествление единого и многого, целого и части, пассивного и активного, природного и сверхприродного, реального и идеального, субъективного и объективного, слова и вещи. Архаическое сознание амбивалентно, одна и та же вещь или явление называются многими именами и обладают прямо противоположными свойствами. Архаическое сознание видит глубинные внутренние связи между всеми элементами мироздания и не видит существенных различий между живым и мертвым3.

Леви-Брюль Л. Первобытное мышление // Психология мышления. М: Изд-во МГУ, 1980.

С. 130-140.

Турчин В. Ф. Феномен науки: Кибернетический подход к эволюции. Изд. 2-е. М.: ЭТС, 2000.

См. работы Мегрелидзе К. Р. О ходячих суевериях и «пралогическом» способе мышления // Академия наук СССР – академику Н. Я. Марру. М.-Л.: Изд. АН СССР, 1935. С. 475;

Каценельсон С. Д. Язык поэзии и первобытно-образная речь // Известия Академии наук СССР. Отделение литературы и языка. 1947. Т. VI. Вып. 4. С. 301-316; Марр Н. Я. Избранные работы. Л.: Изд. АН СССР, 1984-1936. Т. 1-5; Выготский Л. С. Собрание сочинений. М.: Педагогика, 1982-1984. Т. 2; Фрейденберг О. М. Миф и литература древности.

М.: Наука. ГРВЛ, 1978 и др.

По систематизации, проведенной Ф. Кликсом, архаическое сознание имеет такие свойства, как высокая степень слияния индивида с окружающей его природой, высокая степень интеграции индивида и социального сообщества, личности и рода, высокая эмоциональная чувствительность и аффективная напряженность общения, иконическая полнота воспроизведения содержания памяти и деятельности воображения. Более того, у архаического сознания есть две функции: непознанное, новое, незнакомое в событиях, воздействиях и явлениях природы интерпретируется по аналогии с известным, а также социальные связи сохраняются мотивацией, основанной на эмоциях страха. Ф. Кликс также выделяет три стратегии архаического сознания, связанные с предсказаниями событий: систематическое наблюдение простанственно-временных связей и их зависимостей, умозаключения по аналогии на основе выделения сходных признаков, подражание увиденному1.

Однако, с другой стороны, при всем отличии первобытного / архаического сознания / мышления от мышления современного человека, следует сказать, что так мыслят не только первобытные люди. Такие же формы мышления можно наблюдать и у современных нам людей2. На этом основании, к примеру, Л. Леви-Брюль делает вывод о том, что не существует различных форм мышления, а существуют различные мыслительные структуры, Кликc Ф. Пробуждающееся мышление. У истоков человеческого интеллекта. М.: «ПРОГРЕСС», 1983. С. 152-158.

Архаическое сознание в современном социуме изучается многими исследователями, см., например: Иванов А. Г. Архаическое и современное мифологическое сознание (социально-философский аспект): дис. … к. филос. наук. Воронеж, 2006; Маслова С. В. Функционирование мифа в современной культуре: контекст перехода к рациональности постмодерна // Известия Томского политехнического университета. – 2007. – Т. 310. – № 2. – С.

210-214; Кребель И. А. Архаика времени в медиа-культуре: феномен куклы // Медиафилософия. Основные проблемы и понятия: материалы Междунар. науч. конф. «Медиа как предмет философии», 16-17 ноября 2007 г. СПб., 2008. С. 201-219; Федоров П. П. Архаическое мышление: вчера, сегодня, завтра. М: URSS, 2009; Глатко М. С. Архаическое в эпоху постмодерна: приближение к пониманию архаической размерности социального // Омский научный вестник. – 2013 – № 1-115. – С. 76-78, а также многие другие.

которые существуют в одном и том же обществе, и часто в одном и том же сознании1.

Следует обязательно указать на то, что упомянутые выше механизмы и особенности мышления, которыми исследователи характеризуют архаическое / первобытное сознание / мышление, встречаются, по мнению многих исследователей, у примитивных племен повсеместно2, и присущи всем без исключения людям, находящимся даже сейчас в состоянии, близком к первобытному, независимо от расовой принадлежности или географического положения. Именно эта общность и дает исследователям основание для заключения, что эти особенности мышления являются составляющими архаического / первобытного мышления.

Отдельно следует сказать о предлагаемом В. В. Савчуком3 различении архаичного и архаического как определения по отношению к сознанию. По его мнению, архаичное и архаическое – понятия не тождественные. Архаичное уместно относить к взглядам недавнего прошлого; оно имеет «привкус»

негации и оценки. Архаическое – определение сознания, элементов, сторон, уровней сознания первобытного человека. Архаическое у современного человека, как считает автор, фиксируется в ситуации паники, безотчетного детского страха темноты и одиночества, в чувстве острого переживания семейно-родовой и национальной общности или оно присутствует в каждом акте сознания и поведения и, в большей или меньшей степени, определяет мотивационную и волевую сферы. Как бы полно ни проявлялось архаическое соЛеви-Брюль Л. Первобытное мышление // Психология мышления. М: Изд-во МГУ, 1980.

С. 130-140.

Для примера сходности мнений различных ученых антропологов и этнологов, проводящих свои исследования в различных районах земного шара, можно сравнить, к примеру, работы Weeks John H. Among the primitive Bakongo. L.: Seeley, Service & Co. Ltd, 1914; Evans Ivor H. N. Among primitive peoples in Borneo. L.: Seeley, Service & Co. Limited 1922;

Gilmore G. W. Animism or thought currents of primitive peoples. Boston: Marshall Jones Co., 1919; Dewey J. The interpretation of savage mind // The Psychological Review. Vol. IX; King I.

The development of religion. A study in anthropology and social psychology. N. Y.: The Macmillan Co., 1910; Menzies A. History of Religion. N. Y.: Charles Scribner’s Sons, 1917; Davenport F. M. Primitive traits in religious revivals: a study in mental and social evolution. N. Y.:

Macmillan &Co, 1917.

Савчук В. В. Кровь и культура. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1995. C. 7-8.

знание в тех или иных случаях, пишет Савчук, реконструировать в первозданном виде сознание первобытного человека, вопреки желаниям современных движений и сект, невозможно, как невозможно преодолеть архаические элементы сознания, которые по инерции часто связывают с дикостью, агрессивностью, кровожадностью и прочими проявлениями неискоренимого зла в человеческой натуре. Архаическое сознание можно только рекультивировать, выбирая из него то, без чего человек не может обойтись в современности.

Мы, в свою очередь, определим архаическое сознание как рефлексию первым человеком окружающего мира. Вслед за В. Савчуком примем, что архаическое сознание – предпосылка всякой сознательности и мысли, условие их жизненности, поэтому полное отречение от архаического сознания возможно лишь как отказ от самого сознания. Архаическое сознание выражает первый стихийный опыт постижения человеком мира, первый опыт культурных усилий, первой сознательности. И этот опыт необратим, его результаты являются фундаментом любого сознания. Это опыт, давший жизнь человеку и ушедший в бесконечные глубины его подсознания, задающие архетипы и гомологические ряды культуры и определяющие остов коэволюции общества и природы. Они «забыты» ровно настолько, насколько путь цивилизации расходится с культурой1. Заметим, что В. Савчук также говорит о том, что первый опыт постижения человеком мира, выраженный архаическим сознанием, ушел в глубины подсознания человека, или, иными словами, в бессознательное. А это как раз и есть сфера, изучаемая психоанализом, который на этом пути исследования бессознательного как делал значительные ошибки, так и достигал блестящих результатов. В дальнейшем, когда мы обратимся к психоаналитической парадигме, мы постараемся избежать первых и применить в нашем исследовании вторые.

Следует также отметить, что к настоящему моменту сложилась многочисленная и серьезная литература, рассматривающая архаическое сознание во всех его вариантах, однако одной из наших задач является не его опредеСавчук В. В. Кровь и культура. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1995. C. 8-9.

ление, а рассмотрение условий его возникновения, генезиса и сущностных черт, через которые оно проявляется. Здесь необходимо сказать, что исследователи архаического / первобытного сознания / мышления практически не обращают внимания как на биологические и психологические предпосылки и причины его возникновения (этиологию архаического сознания), так и на проблему его возникновения в общем. Исследователи собирали исходный материал для рассмотрения архаического сознания преимущественно у современных им «первобытных», «диких» племен, живущих в различных уголках земного шара. В связи с этим, нашей задачей является очищение архаического сознания от возможного наносного материала и переход от поверхностного его описания к рассмотрению его в чистом виде, в сравнении и обобщении сходных сущностных черт и принципов, которые объединяют современного человека и его далекого человекообразного предка.

§ 2. Истоки архаического сознания Архаическое сознание как рефлексия первым человеком окружающего мира входит в противоречие с современными условиями жизни человека.

Однако оно до настоящего времени тем или иным образом проявляет себя в магико-религиозных, а также во многих других социальных практиках, мифопоэтическом отношении к миру, оказывая постоянное и незаметное влияние на жизнь человека. Архаическое сознание не только воспроизводится в процессе социализации человека, но и самовоспроизводится, независимо от сознания человека и его желаний, проявляясь в условиях, иногда созданных искусственно, провоцирующих его манифестации. Такое постоянное самовоспроизведение архаического сознания говорит о том, что оно присуще не столько сознательной стороне человеческой психики, формируемой современными общественными отношениями, противопоставляющими себя архаике, сколько бессознательной его стороне. Поэтому, говоря об архаическом сознании, мы прежде всего должны говорить о бессознательном содержании психики человека1. Именно поэтому, актуализируя проблему исследования топологии, содержания, проявления и атрибутов архаического, мы актуализируем проблему анализа бессознательного теми теоретическими и практическими инструментами, которые были разработаны специально для его исследований.

Сознание всегда современно, бессознательное – вневременно2, первобытно, архаично, или в терминах З. Фрейда, наполнено архаическим материалом и является «архаическим наследием»3. Бессознательное «срабатывает»

так же, как оно срабатывало у первого, древнего человека. Собственно, бессознательное (помимо вытесненного) – инстинкты, бессознательные реакции человека на окружающий мир, бессознательные действия и состояния – это и есть то, что объединяет первого человека и современного человека. Можно согласиться с К. Г. Юнгом, что это и неискоренимые архетипы человеческого поведения4, заложенные при самом зарождении человека как человека, обуВ самом деле, к примеру, В. В. Савчук, исследуя пространство и топологию архаического в своей работе «Кровь и культура», обобщая, пишет, что экспансия теорий бессознательного в сферу объяснения архаического столь же тотальна, сколь тотальны силы, привлекаемые для этой акции. Первые позитивные результаты психоаналитических, психотерапевтических, литературно-критических и художественных практик, корректирующие сознание и поведение человека и повышающие степень его адаптируемости в обществе, продуцировали устойчивую тенденцию отождествления бессознательного со сферой архаического сознания в целом (См. Савчук В. В. Кровь и культура. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1995. С. 6). Архаика, по его мнению, также дает эталон чистоты бессознательного, не отформатированного версиями аналитического языка, не включенного в цепь формального вывода (Савчук В. В. Топологичекая рефлексия. М.: «Канон+», 2012. С. 278).

Сущность неприрученной мысли, пишет К. Леви-Стросс, быть вневременной (см.: ЛевиСтросс К. Первобытное мышление. М.: Республика, 1994).

Понятия архаическое наследие / архаическая наследственность Фрейд употребляет довольно часто (Влечения и судьбы влечений, 1915). Он считает, что архаическое наследство содержится в ядре человеческого Я (Психология масс и анализ Я, 1921), то есть, в бессознательном Id (Оно) с раннего развития человека (Анализ конечный и бесконечный.

1937). Оно присутствует в человеке изначально, с рождения, это элементы филогенетического происхождения, мнемонические следы опыта предшествующих поколений, оно соответствует инстинктам животных, даже если отличается от них по масштабу и содержанию (Человек Моисей и монотеистическая религия, 1939). Возврат к тем начальным состояниям интеллектуального развития, которые давно преодолены, отношениям, существовавшим до языка нашего мышления, филогенетическому (символическому) наследию, и даже возможной телепатии как первоначальному пути коммуникации между отдельными существами, возможен благодаря углубленному изучению сновидений (Лекции по введению в психоанализ, 1916-17).

См.: Юнг К. Г. Архетип и символ. М.: Изд-во «Ренессанс», 1991.

словившие то, что человек состоялся как человек. Архаическое сознание первобытного человека еще не делало различия между инстинктивной реакцией человека на мир и первым опытом уже человеческого отражения мира. И содержание его также и индивидуально (по З. Фрейду), и коллективно (по К. Г.

Юнгу).

Сущностные черты архаического сознания следует не только постулировать, но и верифицировать. Одной из методологий верификации является сравнительное исследование наших предков, человекообразных обезьян1, по отношению к человеку. В результате этих исследований становится очевидно, что пропасть между человеком и его ближайшим предком, который сохранился в практически неизменном виде до сих пор – человекоподобными обезьянами, совершенно не велика2. Как считает Д. Мак-Фарленд, по мере увеличения наших знаний о поведении животных, «различия между человеком и животным начинают сокращаться»3. По мнению Л. А. Фирсова, «ни язык, ни способность оперировать орудиями не отделяют нас от антропоидов. Тем более этого нельзя сказать об интеллекте, памяти, способности к абстракции и иных высших психических функциях»4. Иными словами, исследователи фактически говорят о незначительности пропасти между архаическим и современным сознанием, о том, что они очень близки. И нам также следует определить, в чем они близки и в чем различны.

Противниками теории Дарвина о происхождении человека от человекообразных обезьян выступали многие исследователи, считавшие, что это невозможно (см.: Gratiolet L.-P.

Memoire sur les plis cerebraux de l’homme et des primates. Paris: A. Bertrand, 1854; Gratiolet L.-P., Alix P.-H.-E. Recherches sur l’anatomie du Troglodytes Aubryi chimpanze d’une espe ce nouvelle. Paris, 1866; Quatrefages Armand, de. Rapport sur les Progres de l’Anthropologie. Paris: Imprimerie Imperiale, 1867; Figuier L. Primitive man. N. Y.: G. P. Putnam’s Sons, 1876).

В этом отношении уже в то время существовала широкая литература, как защищавшая (см., например: James A. Farrer. Primitive manners and customs. N. Y.: Henry Holt and Co., 1879; Moriz Hoernes. Primitive man. L.: J. M. Dent & Co. 1907), так и опровергавшая (см., например: Lubbock J. The Origin of Civilization and the Primitive Condition of the Man. L.:

Longmans, Green and Co., 1870) сходство первого, первобытного человека с современным человеком.

Мак-Фарленд Д. Поведение животных: Психобиология, этология и эволюция. М.: Мир, 1988. С. 440.

Фирсов Л. А. Предисловие редактора перевода // Гудолл Дж. Шимпанзе в природе: поведение. М.: Мир, 1992. С. 5.

Психология также уже достаточно давно определилась с тем, что мозговые механизмы психических процессов человека имеют много общего с механизмами психики животных. Общий характер строения и работы нервной системы у всех млекопитающих один и тот же1, и привычки и поведение человека основываются на фундаментальных базовых импульсах, которые совершенно одинаковы у человека и его человекообразных предков2. Конечно, следует иметь в виду, что некоторые различия (иногда довольно значительные) человеческой психики с психикой приматов существуют, и, как считает К. Э. Фабри, по поведению современных обезьян и других животных можно судить только об уровнях и направлениях психического развития, ведших к человеку, и об общих закономерностях этого процесса3. Именно этого нам вполне достаточно для того, чтобы понять, какими механизмами психики обладал первый человек – среднее звено между человекообразным предком и современным человеком, и насколько они были развиты. Поэтому мы постараемся рассмотреть, какие особенности и черты мышления человекообразных сходны с человеческим мышлением для того, чтобы определить, что именно отличает человека от обезьяны и что приобрел человек тогда, когда постепенно начал становиться человеком.

Прежде всего следует заметить, что человек, как и обезьяна, является социальным существом, ведущим общественный (стайный)4 образ жизни, и те черты и особенности мышления человека, которые мы считаем присущими ему, получили развитие именно в обществе, каким бы это общество ни было. Именно в стае человекоподобные приматы, как и человек в своем обществе, вступают в социальное взаимодействие, которое оказывает на них Петровский А. В. Общая психология. М., 1976. С. 23-24. Еще ранее Ф. М. Девенпорт также писал о том, что человек унаследовал разум от животных, несмотря на значительные изменения (Davenport F. M. Primitive traits in religious revivals: a study in mental and social evolution. N. Y.: Macmillan &Co, 1917. Р. 12) Saymon I. A Study in the Civilization and Education of Primitive Man. N. Y. University, June.

1911. Р. Фабри К. Э. Основы зоопсихологии. 3-е изд. М.: Российское психологическое общество, 1999.

Иорданский Н. Н. Эволюция жизни. М.: Академия, 2001. C. 263.

воздействие гораздо сильнее, чем окружающая среда, природа. Так, к примеру, Н. Хамфри заявляет, что максимальное использование приматами своих высших интеллектуальных способностей было вызвано условиями существования в социальной группе, а не необходимостью решения других практических проблем, возникающих в общении с природной средой1. А быстрые и резкие изменения социального окружения требуют значительно повышенного уровня интеллекта2. Более того, по мнению Н. Н. Иорданского, наиболее жизнеспособными оказывались те стаи, в которых наследственно закреплялись такие формы поведения, обеспечивающие снижение взаимной агрессии и помощь более слабым животным в своей стае3.

Созвучно этому мнению и Я. Я. Рогинский4 выражал уверенность в том, что и в более поздние времена постоянно проходил такой же социальный групповой отбор, который был благоприятен для тех сообществ древних людей, в которых преобладали более развитые в социальном отношении индивиды. Такой отбор сопровождался совершенствованием тормозных (заметим: репрессивных) механизмов мозга, которые позволяли снизить взаимную агрессивность, а также способствовали снижению распыления внимания и его лучшей концентрации и накоплению знаний на основе своего и чужого опыта.

Однако возвращаясь к исследованиям приматов, следует отметить, что такой специалист в этой сфере, как Дж. Гудолл, признавала значительную роль социального взаимодействия в стае. Более того, она считала, что именно в этой сфере у обезьян происходит оттачивание приспособительной деятельности. Каждому примату-участнику сообщества необходимо хорошее понимание причинно-следственных связей, применения и усиленного совершенHumphrey N. The Social Function of Intellect // Growing Points in Ethology. Cambridge:

Cambridge University Press, 1976. Рp. 303-317. См. также: Vrba E. S. Role of Environmental Stimuli in Hominid Origins // Handbook of Palaeoanthropology. Vol. 3: Phylogeny of Hominines. N. Y.: Springer-Verlag, 2006. Pp. 1-41.

Waal F. B. M., de. Chimpanzee Politics: Power and Sex among Apes. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2007.

Иорданский Н. Н. Эволюция жизни. М.: Академия, 2001. C. 263.

Рогинский Я. Я. Проблемы антропогенеза. М.. «Высшая школа», 1977.

ствования в соревновательной среде своих познавательных способностей для того, чтобы достичь своей цели в этом сообществе себе подобных, а также для получения и поддержания своего социального статуса. По ее наблюдениям, с возрастом самцы приматов естественно изменяют статус в стадной иерархии, и при этом факторами в этой борьбе, помимо прочих, являются способность вступать в коалиции, интеллект, инициатива, изобретательность и упорство1.

В обществе приматы выказывают большое количество навыков, которые роднят их с людьми. Прежде всего, собрано достаточно доказательств, что приматы обладают педагогическими навыками (способностью именно обучать своих детенышей) и применяют их как в лаборатории2, так и на свободе3, используют обман4, выказывают очевидное сострадание и сочувствие5, могут прекрасно имитировать кого-то и подражать кому-то6, и даже воображать «возможные миры»7, играть с воображаемыми объектами8 и испытывать что-то похожее на спонтанное озарение при решении задач9. В обществе для приматов становится жизненно необходимым нарабатываемое умение планировать свои действия внутри сообщества и манипулировать поведением своих сородичей, но именно эти качества и относятся к сфере разумного Гудолл Дж. Шимпанзе в природе: поведение. М.: Мир, 1992. С. 429.

Fouts R. S., Fouts D. H., van Cantfort T. The Infant Loulis Learns Signs from Cross-fostered Chimpanzees // Teaching Sign Language to Chimpanzees. N. Y.: State University of N. Y. Press, 1989. Рp. 280-292.

Boesch C. Teaching Wild Chimpanzees // Animal Behavior. – 41. – 1991. – Рр. 530-532.

Whiten A., Byrne R. W. The Emergence of Meta-representation in Human Ontogeny and Primate Phylogeny // Natural theories of mind: Evolution, Development, and Simulation of Everyday Mindreading. Oxford: Blackwell, 1991. Рp. 267-281.

Boesch C. New Elements of a Theory of Mind in Wild Chimpanzees // Behavioral and Brain Sciences. – 15. – 1992. Рр. 149-150.

Byrne R. W. The Evolution of Intelligence // Behavior and evolution. L.: Cambridge University Press, 1994. Рp. 223-265; Meador D. M., Rumbaugh D. M., Pate J. L., Bard K. A. Learning, Problem Solving, Cognition, and Intelligence // Comparative primate biology. Vol. 2B. N. Y.:

Alan R. Liss, 1987. Рp. 17-83.

Byrne R. W., Whiten A. Cognitive Evolution in Primates // Man. – 27. – 1992. – Рр. 609-627.

Hayes C. The ape in our house. N. Y.: Harper & Brothers, 1951; Savage-Rumbaugh E. S. Ape Language: From Conditioned Response to Symbol. N. Y.: Columbia University Press, 1986;

Savage-Rumbaugh E. S., McDonald K. Deception and Social Manipulation in Symbol-using Apes // Machiavellian intelligence. Oxford: Clarendon Press, 1988. Рp. 224-237.

Kohler W. The Mentality of Apes. L.: Routledge & Kegan Paul, 1917/1927.

поведения1, более того, поведения рационального, адекватного вызовам окружающей среды.

Помимо прочего, в результате наблюдений за социальной жизнью приматов, исследователи Р. Бирн и Э. Уайтен в конце 80-х годов выдвинули теорию, согласно которой большой мозг у примата появился в результате постоянной необходимости вести сложнейшую психологическую игру в условиях сложных социальных групп. Эта гипотеза получила название «макиавеллианская гипотеза происхождения интеллекта»2, а позже Р. Бартоном и Р. Дунбаром была выдвинута гипотеза «социального разума»3. Приматы, как замечалось, отличались от неприматов, прежде всего, из-за их продвинутых социальных навыков, таких как использование тактического обмана и формирование коалиции. Наблюдаемые ими примеры продвинутых социальных способностей и навыков у шимпанзе оказались столь многочисленными, что никак не могли быть приняты за случайность. Хитрости, обманы и интриги, применяемые приматами для достижения своих целей, были такими изощренными, что исследователи с абсолютной уверенностью сделали заключение о том, что эти уловки являются необходимыми повседневными приемами поведения и условиями существования в сообществе4. Более того, Ф. Доль описывает обезьян, которые могли просчитывать решение задачи на несколько (на пять) шагов вперед, чему определенно могли бы позавидовать некоторые шахматисты5.

Немаловажным будет уточнение, что важным фактором, который влияет на более активное «политическое» поведение приматов в неволе, является ограничение территории, на котором живет сообщество. Следует предполоГудолл Дж. Шимпанзе в природе: поведение. М.: Мир, 1992. С. 579-580.

Byrne R. W., Whiten A. Machiavellian Intelligence: Social Expertise and the Evolution of Intellect in Monkeys, Apes, and Humans. N. Y.: Oxford University Press, 1988.

Barton R. A., Dunbar R. I. M. Evolution of the Social Brain // Machiavellian Intelligence II.

Cambridge: Cambridge University Press, 1997. Рp. 240-263.

Byrne R. W., Whiten A. Machiavellian Intelligence: Social Expertise and the Evolution of Intellect in Monkeys, Apes, and Humans. N. Y.: Oxford University Press, 1988.

Dohl F. Zielorientiertes Verhalten beim Schimpansen [Goal-directed behavior in chimpanzees] // Naturwissenschafi und Medizin. – 34. – 1970. – Рр. 43-57.

жить, что на продуманные хитрости и уловки приматов толкает их повышенная скученность на ограниченной территории, которая создает серьезную напряженность в социальных отношениях и заставляет их прикладывать все возможные усилия для снижения напряженности и урегулирования конфликтов. Иными словами, условием развития мозга примата, как считают Р. Бирн и Э. Уайтен, более является социальное «давление» внутри сообщества приматов, чем какие-то внешние, природные ограничения. Р. Дунбар особо подчеркивал, что в построении и поддержании отношений в обширных социальных группах, а также в способности управления ими, крайне важна роль интеллекта приматов, который уже должен быть достаточно хорошо развит1.

Отсюда можно сделать вывод о том, что между плотностью социальной группы приматов и развитием их мозга и интеллекта существует взаимосвязь. Плотность социальной группы порождает социальную напряженность, которая способствует усилению работы интеллекта и его развитию, что в свою очередь ведет к улучшению способности приматов к сосуществованию в сообществе.

Необходимо еще раз подчеркнуть, что «политическое» поведение приматов фактически является результатом подавления ими желания сделать что-то немедленно и получить удовлетворение желания тотчас после его появления. В психоаналитической парадигме это явление объясняется сосуществованием и противостоянием двух инстанций (архаического Оно и современного Я), и соответствующих им двух принципов поведения – «принципа удовольствия», который направляет субъекта к немедленному удовлетворению желания и «принципа реальности», который соотносит желание с требованиями реальности и откладывает его удовлетворение на некоторое, иногда довольно продолжительное время2. Именно проявление способности примаDunbar R. I. M. Why are apes so smart? // Primate Life Histories and Socioecology. Chicago:

Chicago University Press, 2003. Рp. 285-298.

Возможно, что свидетельства, приведенные Дж. Гудолл о том, что самец шимпанзе не вступал в половые отношения с самкой шимпанзе, откладывая их на следующий день, говорят о том, что человекообразные могут откладывать не только удовлетворение несексуальных, но и даже сексуальных желаний и инстинктов. См.: Goodall J. The Chimpanzees of тов действовать в соответствии с принципом реальности и откладывать удовлетворение своих желаний на неопределенное время и является той общей чертой, которая тянется от них через древнего человека к современному человеку.

Однако такая «репрессивность» по отношению к осуществлению желания задается не только действиями в соответствии с принципом реальности, который уже прочно «встроен» в мышление приматов, а затем и человека.

Реальность напоминает о себе и иным образом. К примеру, К. Э. Фабри в результате исследований пришел к выводу о том, что в обычных (скажем: нерепрессивных) условиях предметно-орудийная деятельность приматов никогда не могла бы перерасти в трудовую без коренных изменений в поведении, аналогичных изменениям в поведении приматов в экстремальных условиях.

Этот феномен Фабри назвал «компенсаторным манипулированием». Дело в том, что в естественной среде приматов окружает большое количество предметов, пригодных для манипулирования. А в экстремальных условиях, т.е. в резко обедненной, репрессивной среде, при отсутствии такого количества пригодных к манипулированию предметов, у них происходит перестройка манипуляционной активности. Следует обязательно упомянуть еще и то, что в природных условиях обилие предметов для манипулирования распыляет внимание приматов. В экстремальных условиях – условиях клетки – их рассеянное внимание (как и манипуляционная деятельность) сосредотачивается на нескольких предметах, данных экспериментатором. С ними приматы и производят манипуляции. Но это уже не разнообразные рассеянные манипуляции со многими предметами, как это происходит на воле, в природе. В клетке, в репрессивных условиях, животные производят не менее разнообразные, но интенсивные, сосредоточенные, длительные манипуляции с одним или немногими предметами. При этом разрозненные двигательные элементы концентрируются, что приводит к образованию значительно более сложных манипуляционных движений. Здесь, как считает Фабри, в крайне Gombe: Patterns of behavior. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1986.

бедной предметами среде происходит компенсация естественной потребности приматов в манипулировании многочисленными и разнообразными предметами качественно новой формой манипулирования – компенсаторным манипулированием1, которое, по сути является сублимативным, или замещающим. Таким образом, основой зарождения трудовой деятельности человека могли послужить именно такие, радикально новые, в корне измененные, концентрирование и углубленные действия с предметами2, добавим, при качественно новом – сосредоточенном внимании. Они были вызваны изменениями природных условий обитания будущих людей в сторону обеднения.

Иными словами, среда обитания гоминид стала более враждебной, противостоящей, говорящей «нет» вместо «да». Она все более способствовала следованию требованиям принципа реальности – то есть откладыванию удовлетворения желаний.

В такой репрессивной среде, как считает, к примеру, М. Ф. Нестурх, выжили не все человекоподобные, но прежде всего те, кто смог выработать более совершенную прямую походку на двух ногах (прямохождение). Помимо репрессивной природной среды, репрессивная социальная среда способствовала эволюции состояний аффекта, что в свою очередь вело к взаимопомощи и усложнению социальной структуры окружения гоминид3. А напряжение, вызванное непрерывным аффективным (стрессовым, из-за желания избежать конфликта) состоянием, ежеминутным контролем и мониторингом эмоциональных и психических состояний соплеменников, способствует выработке постоянной бдительности, что приводит к развитию внимания4. Однако такое напряжение в привлекаемой нами для объяснения бессознательФабри К. Э. Основы зоопсихологии. М.: Российское психологическое общество, 1999.

Теория репрессивной среды, не подчиняющейся зарождающемуся человеку, положена в основу гипотезы О. Мейсона о рождении феномена изобретательства. Репрессивность, неподатливость среды обитания гоминид способствовала началу изобретательства, следовательно, производству первых орудий труда. Именно в таком изобретении «из необходимости» видна схожесть мышления первобытного и современного человека (Mason O. T.

The origins of invention: a study of industry among primitive peoples. L.: Walter Scott, 1895).

Lewis T., Amini F., Lannon R. A General Theory of Love. 1st ed. N. Y.: Random House, 2000.

Chance M. R. A., Mead A. P. Social Behavior and Primate Evolution. Paper read at Symposia of the Society for Experimental Biology. – 1953. – VII.

ных механизмов мышления психоаналитической парадигме является источником внутреннего конфликта, то есть, конфликта между желанием что-то сделать и осознанием реальности внешней среды.

К моменту изготовления первого орудия первобытный человек уже должен был обладать довольно развитой психикой, которая получила развитие в репрессивной социальной среде, отягощенной репрессивным природным окружением. Здесь, помимо прочих процессов, на этапе становления человека должен был проходить процесс расширения понимания антропоидами причинно-следственных связей, навыками которого они обладали в скученном стаде, до уровня, необходимого для изготовления орудий труда. Таким уровнем понимания причинно-следственных связей, как показала Н. Н. Ладыгина-Котс, приматы еще не обладали, но индикатором их развития до уровня такого понимания как раз и является появление первых примитивных орудий труда. Дело в том, что приматы не закрепляют за орудием его «производственное», или «рабочее» значение. Предмет, который во время определенного эксперимента может служить примату орудием, после этого эксперимента теряет свое служебное значение, и не хранится постоянно именно в качестве этого орудия. Таким образом, приматы, в отличие от человека, не хранят произведенные орудия (орудия труда). Более того, даже у наиболее близких к человеку обезьян, в отличие от человека, нет способности к продолжительному сосредоточению и концентрации внимания. А это – один из факторов, необходимый для перехода к настоящей трудовой деятельности. Следовательно, к тем условиям, которые необходимы для становления человека, можно отнести и способность к концентрации внимания.

Причем особая роль для выработки навыков такой концентрации играет, очевидно, репрессивная среда. Она же, помимо прочего, способствует тому, что человек начинает связывать события в прошлом, а также продумывать и комбинировать возможные события в будущем, иными словами, осознавать себя во времени, развивать память. Такая возможность человека «мысленно путешествовать во времени», как считает Т. Зюддендорф, способствует лучшей адаптации человека и является основой для изменения окружающей среды1. Однако мы можем сказать и иначе: связь событий в прошлом и в будущем позволяет человеку понимать причинно-следственные связи мира, в котором он обитает. При этом сама способность замечать такие связи возрастает с концентрацией внимания. Таким образом, репрессивность среды активизирует у человека способность к адаптации через концентрацию внимания, более полное понимание внутренних взаимосвязей мира, до такой интенсивности, когда одним из адаптационных механизмов становится стремление человека изменить сам репрессивный мир посредством создания инструментов, необходимых для этой цели – орудий труда.

Само произведение орудий труда знаменует не только рождение человека, не только значительное изменение поведения антропоида, но и значительное изменение отношения к миру, к самому себе. Если ранее поведение примата было направлено на непосредственное удовлетворение его потребности, желания, то теперь в процессе становления, в общей деятельности человека, направленной на непосредственное удовлетворение потребности, выделяется особое действие, которое как раз не управляется непосредственной биологической потребностью и не направлено на скорейшее и прямое её удовлетворение. Это действие получает смысл и оправдано только при условии последующего, возможно, отложенного во времени использования его результатов. Следует заметить, что именно в появлении такого действия и заключается одно из важнейших изменений как структуры мышления, так и структуры поведения гоминида. Древний человек все больше начинает следовать не принципу удовольствия, удовлетворяя свои желания здесь и сейчас, но принципу реальности, разумным волевым усилием заставляя себя откладывать удовлетворение желаний на некоторое время. Такая отсрочка и является одной из характерных черт, которые присущи человеку разумному.

Suddendorf T., Corballis M. C. Mental Time Travel and the Evolution of the Human Mind // Genetic, Social and General Psychology Monographs. – May, 1997. – Vol. 123. – Issue 2. – Pp.

133, 135.

Так, Н. Бишоф1 предположил, что в процессе эволюции постепенно и неуклонно увеличивался разрыв между влечением и действием соответственно этому влечению. У человекообразных обезьян этот разрыв достаточно большой. Они могут отложить немедленное удовлетворение своих текущих влечений (желаний) и планировать их удовлетворение через некоторое время2. Иными словами, они тоже могут ставить себе запрет на определенные действия – сказать «нет» окружающей реальности (М. Шелер). Отсюда можно согласиться с теми исследователями, которые считают, что между особенностями мышления и поведения человекообразных и человека наблюдается значительное сходство при отсутствии принципиальных различий3.

Исследования также показали, что психология аборигенов Австралии не является качественно иной по сравнению с психологией других народов на других континентах5. В свое время, один из крупнейших этнографов Ф. Боас также считал, что мышление первобытного человека аналогично мышлению современного человека и утверждал, что человеческая психика принципиально едина на всех ступенях развития человека6. О неизменности основных черт мыслительной деятельности человека в различные эпохи его исторического существования говорил И. М. Сеченов7.

Bischof N. Das Ratzel Odipus (The Oedipus riddle). Munich: Piper, 1985.

Waal F. B. M., de. Chimpanzee Politics: Power and Sex among Apes. Baltimore: J. H. U. P., 2007; Byrne R. W., Whiten A. Tactical deception in primates: The 1990 database // Primate Report. – 1990. – 27. – Рр. 1-101.

См., напр. Кабо В. Р. Круг и крест. Размышления этнолога о первобытной духовности.

М.: Восточная литература, 2007.

Австралия в отношении исследования быта и психологии первобытных людей считалась для ученых благодатной почвой, так как, по их мнению, представляла собой мир, в котором человек был обнаружен в состоянии предельно близком к первобытному, мир, в котором чудесным образом сохранилось прошлое человечества (Chase A., Sturmer J., von.

“Mental Man” and Social Evolutionary Theory // The psychology of Aboriginal Australians.

Sydney: John Wiley, 1973. P. 4).

Porteus S. D. The Psychology of a Primitive People: a Study of the Australian Aborigine London: Edward Arnold & Co., 1931. О том, что природа человека неизменна и не зависит от времени, расы и географических различий людей, в свое время писал Х. Уэстропп (Westropp H. M. Primitive symbolism. L.: George Redway, 1885. P. 9).

Boas F. The mind of primitive man. N. Y.: The Macmillan Co., 1938. Рр. 2, 137, 143.

Сеченов И. М. Избранные произведения. М.: АН СССР, 1952. Т. 1. С. 173.

Именно поэтому представляется интересным обратить внимание на те стороны психологии и мышления приматов, которые не просто сходны с психологией и мышлением человека, но и повторяют их1. К примеру, в своей работе Н. Н. Ладыгина-Котс2 описывает реакцию молодой обезьяны, которой дали зеркало. Найдя за зеркалом руку человека, обезьяна попыталась подтянуть ее себе, но встретив сопротивление, впала в агрессию. Эта реакция интересна тем, что уже у обезьян прослеживается определенная схема поведения, которая также свойственна человеку: если попытка удовлетворить свое желание наталкивается на препятствие, то возникает агрессия по отношению к этому препятствию. Такое поведение обезьяны наглядно демонстрирует, что поведение приматов соответствует схеме сублимации, описанной З. Фрейдом: желания ограничиваются репрессивным фактором, после чего сознание примата начинает искать выходы из этого конфликта – либо начинает конструктивно и творчески думать, как достичь цели, либо впадает в агрессию, что соответствует неврозу у человека3.

Приведенные примеры и исследования показывают, что человек прошел долгий путь становления, в процессе которого психические механизмы и реакции на внешний мир пришли к нему от его далекого предка и остались практически неизменными. Они являются основой сознания современного человека, но спрятаны в бессознательном человека так глубоко, что их нелегко осознать. Отсюда современный человек – это в глубине и по сути своей человек архаический. И от этой архаической составляющей своей психики он никогда не сможет избавиться, он сможет только тем или иным образом маскировать ее, прятать под сознательной цивилизованностью. Изучая бессознаПомимо прочих сходств, один из примеров поведения, в котором сталкиваются два мотива, образующие психический конфликт, переходящий в действия, аналогичные механизму защиты и замещения у человека, описан в работе Р. Бирн и Дж. Бирн. Стая обезьян убила маленького котенка леопарда, как бы заместив им большого леопарда, которого они, естественно, убить не могли, а потом обезьяны жалели убитого котенка (Byrne R. W., Byrne J. M. Leopard Killers of Mahale // Natural History. – 1988. – 3. – Рр. 22-26).

Ладыгина-Котс Н. Н. Дитя шимпанзе и дитя человека в их инстинктах, эмоциях, играх, привычках и выразительных движениях. М.: Изд. Гос. Дарвиновского музея, 1935.

Фрейд З. Введение в психоанализ (лекции). М.: Наука, 1989. С. 240- 241.

тельное, мы открываем в себе человека архаического, который всегда рядом с нами, в самих нас.

Сознание древнего человека родилось в результате «давления» мира на человека, и мир являлся репрессивной средой – природной и социальной.

Следовательно, здесь одновременно находятся как начала конфликта человека и мира, так и начала их коммуникации, диалектического единства. Человек, становясь человеком, показал себя как креативное существо, способное изменяться и изменять окружающий мир. В немалой степени осознанию мира как собеседника, как противостоящего начала, способствовало внимание человека. Именно на этих основаниях проявляются внешние, и на наш взгляд вторичные признаки архаического сознания, такие, как мифологичность, религиозность, ритуальность и пр., которые описывают его исследователи.

Рассмотрев и сравнив сущностные черты до-человеческого и человеческого сознания, и сделав вывод об их принципиальной схожести, мы можем предположить, что они также должны были присутствовать и у первого, только зарождающегося человека. И не только присутствовать, но и способствовать его рождению, выделению из природного окружения.

§ 3. Труд в генезисе архаического сознания Из предыдущего параграфа мы выяснили, что механизмы психики и психические реакции современного человека (по крайней мере, значительная часть их содержания) идентичны психике человекообразных приматов. Отсюда можно сделать вывод о том, что первобытный или первый человек представляет собой нечто среднее между ними. У человекообразного примата еще отсутствует собственно человеческое сознание, а у человека оно присутствует. Следовательно, первого человека необходимо рассматривать на стадии, когда это человеческое сознание только начало формироваться, а содержание психики человекообразных приматов начало преобразовываться в собственно человеческое бессознательное.

Мы видели, что реакция человекообразного примата (в наблюдении Н. Н. Ладыгиной-Котс) абсолютно аналогична бессознательной реакции человека в подобной ситуации, как она описывается в контексте психоаналитической парадигмы. Человек в похожей ситуации отличается от человекообразного примата только тем, что сдерживает открытое проявление агрессивных эмоций, репрезентирующих архаическое бессознательное содержание, то есть контролирует свои эмоции. Упоминания психоаналитической парадигмы не случайны, так как именно в ней достаточно хорошо рассмотрены бессознательные психические механизмы, нюансы их работы, а также достаточно подробно и успешно разработаны схемы взаимодействий бессознательных слоев человеческой психики и сознания. Поэтому для описания генезиса и становления сознания первого человека мы воспользуемся методологией и терминологическим аппаратом психоаналитической парадигмы, наиболее на наш взгляд приспособленной для такого рода анализа.

В современном человеке, в соответствии с теорией психоанализа, существует несколько слоев психики. Это бессознательные содержания (архаические содержания) и собственно сознание. Бессознательные содержания соответствуют (в терминах второго психического аппарата Фрейда: Оно – Я – Сверх-Я, который мы будем привлекать для объяснения превращений бессознательного в сознание) инстанции Оно. Сознание соответствует инстанции Я. Вспоминая теорию становления (сублимации) шелеровского Духа, можно сказать, что сам Дух соответствует именно инстанции Я, которая постоянно растет в ходе сублимации и противостоит Оно – т.е. фактически противостоит природе, животному сознанию. Однако Оно (бессознательное) – это и есть сознание человека, только начавшего становиться человеком, начинающего свой выход из природы, в котором почти отсутствует Я. Архаическое сознание этого первого человека – это то, что сегодня мы называем бессознательным (Оно) современного человека, у которого сознательные слои психики (Я) за долгое время становления получили значительное развитие. И в этом отношении Фрейд более точно указал, откуда берется это Я (шелеровский Дух) в человеке – оно постепенно формируется как орган реальности в личности, иными словами, как поле, на котором сталкиваются желания человека и реальность, которая им не соответствует и таким образом противостоит.

Скажем иначе, Я – это продукт постепенной дифференциации, разделения Оно под воздействием внешней реальности. Фрейд по этому поводу пишет, что Я (как сознание) «развилось на основе коркового слоя Оно», другими словами, на периферии Оно (бессознательного), которая, по Фрейду, приспособлена для принятия или отторжения раздражений извне и поэтому вынуждена вступать в контакт с реальностью. Отсюда, начиная с минимального осознанного восприятия реальности, «Я подчиняет своему влиянию все более обширные и глубокие слои Оно»1.

Большая часть Оно остается первоначальной, первобытной, архаичной, неизменной, но постепенно некоторая его часть под воздействием неуступчивой внешней реальности начинает изменяться. Оно разделяется в себе и часть его начинает превращаться в Я. Именно в этот момент начинается процесс становления человека, процесс его выпадения из природы, выхода из «бессознательного» состояния. Именно в этом отношении в архаическом человеке сочетаются две личности – одна безгранично желает, не зная преград желаниям, а другая соотносит желания с действительностью, и таким образом противостоит первой. Здесь и рождается человек, рождается с началом своего противостояния природе, миру, с началом онтологического конфликта, который потом переростает во внутриличностный конфликт.

Здесь психический конфликт как причина рождения сознания первобытного человека проявляется в виде противоположности противоречивых требований внутри субъекта (между желанием и неуступчивостью внешнего мира). Иными словами, конфликт как причина рождения сознания, противостоящего бессознательному / архаическому, это коммуникация / противостояние инстанций Я и Оно внутри человека. Причем Я с помощью внешней по отношению к человеку реальности все больше способно Freud S. Abriss der Psychoanalyse. G. W. L.: Imago, 1940-1952. XVII. S. 129.