«ГЛОБАЛИЗАЦИЯ. ОБЩЕСТВО. ЛИЧНОСТЬ Монография Под общей редакцией кандидата философских наук, доцента И.В. Ершовой Архангельск ИД САФУ 2014 УДК 1 ББК 60.0 Г547 Рекомендовано к изданию редакционно-издательским советом ...»
Так для европейцев в течение многих веков формой политической глобализации выступала колониальная империя (С. Хантингтон вообще считает империю «универсальным государством предыдущих цивилизаций» [163, с. 70]), а формой идейной глобализации – христианизация, сопровождаемая внедрением европейского права, также являвшимся «светским осадком религиозных воззрений и представлений» [15, с. 166]. Как бы мы сегодня не оценивали подобную однолинейную и, подчас, насильственную «глобализацию» прошлого, как бы не каялись за «грехи отцов», объективно нужно признать, что она создала огромные социумы, генетически связавшие «родительские» и «дочерние» цивилизации как раз через религиозные и правовые механизмы. Так, Латинская Америка остается верной католическим религиозным традициям и романскому праву; США и Канада также, по большей части, сохраняют дух протестантской этики и принципы общего права Англии. Христианская традиция и римское право веками скрепляли содружество стран старой Европы, политические границы которых менялись, а цивилизационное единство никогда не подвергалось сомнению настолько, что и современный Европейский Союз «покоится на общих основаниях европейской культуры и западного христианства» [162, с. 36]. Таким образом, мир подошел к современным глобальным изменениям разделенным не столько на государства, сколько на цивилизации, между которыми и развернулось основное соперничество на глобализационном поле, сформировалась конфликтогенная полицивилизационная система мироустройства. Тем самым повторилась подмеченная Хантингтоном закономерность. «На западе, – писал он, – принято считать, что нации-государства – главные действующие лица на международной арене. Но они выступают в этой роли лишь несколько столетий. Большая часть человеческой истории – это история цивилизаций» [162, с. 34].
Западный мир, опираясь на собственный опыт многовековой цивилизационной экспансии, хотел бы возглавить и современные глобализационные процессы. Даже российские авторы одно время были увлечены идеями о необходимости формирования единого мирового правопорядка и глобальной государственности, основанных на западном их понимании [173, с. 11]. Вместе с тем, «попытки Запада распространить свои ценности: демократию и либерализм – как общечеловеческие (глобальные. – авт.), сохранить военное превосходство и утвердить свои экономические интересы наталкиваются на сопротивление других цивилизаций» [162, с. 37]. Среди причин, мешающих Западу внушить всему остальному миру собственные представления о глобализме, можно выделить глубокий кризис западного права, вряд ли способствующий лидерству, по крайней мере в правовой глобализации. Признанный авторитет американской теоретической юриспруденции Гарольд Берман писал на рубеже тысячелетий: «Западная правовая традиция, как и западная цивилизация в целом, в XX веке переживает кризис, причем самый глубокий за всю свою историю… В прошлом западный человек уверенно проносил по миру свой закон. Нынешний же мир намного настороженнее относится к западному «правоцентризму». И Восток, и Юг предлагают иные альтернативы. Да и сам Запад стал сомневаться в универсальной ценности своего отношения к праву, во всяком случае, в его ценности для незападных культур» [14, с. 49]. Невозможно возглавить процесс, когда сомневаешься в идейных основаниях и устойчивости собственной позиции, как и приемлемости этой позиции для остальных участников процесса. Западная цивилизация в правовом аспекте оказалась неподготовленной к вызовам эпохи глобализма. И причина этого кроется в ускоренной секуляризации и либерализации западного общества в целом и его правовой системы, в частности.
Отечественные ученые, пишущие о правовой глобализации современного мира, часто подчеркивают, что «современное государство и право функционируют не только в условиях глобализации, но и под воздействием противоположных процессов, порожденных антиглобализмом» [101, с. 23]. Вопрос заключается в том, что понимать под «антиглобализмом» в правовом смысле:
противодействие навязыванию западного понимания глобального общества всему миру, или встречное проникновение незападных ценностей в страны Запада? Представляется, что прямое сопротивление правовой глобализации путем создания замкнутых в себе национальных правовых систем – давно пройденный этап в эволюции правовой жизни. Вряд ли какое-либо государство (или даже целая цивилизация) решится на подобный изоляционистский эксперимент в наши дни. Поэтому сегодня речь идет, скорее, о наличии встречных векторов правовой глобализации. Запад пытается реализовать ее через международное право и силовое навязывание глобального права (в его западном понимании) в точках цивилизационного столкновения (Ирак, Ливия и др.). Незападные цивилизации столь же активно привносят свои правовые стереотипы через экономическую экспансию, которой Запад уже не в силах сопротивляться, и миграционные процессы, влекущие быстрое изменение религиозной, этнической, культурной географии западного мира. Из трех сценариев развития отношений между Западом и незападными цивилизациями в обозримой перспективе, сформулированных С. Хантингтоном, – самоизоляции незападных стран в правовом, политическом и культурном аспектах, присоединения к Западу, с его ультра-либеральными ценностями, и создания цивилизационного противовеса Западу через модернизацию без вестернизации [162, с. 43–44], – только последний выглядит перспективным. «С одной стороны, Запад находится на вершине своего могущества, а с другой, и возможно как раз поэтому, среди незападных цивилизаций происходит возврат к собственным корням… Запад сталкивается с незападными странами, у которых достаточно стремления, воли и ресурсов, чтобы придать миру незападный облик» [162, с. 35–36]. И это совсем неутешительный для Запада итог.
Почему же Запад стремительно теряет лидерство в глобализационных процессах? Ответ на этот вопрос не может быть выражен в какой-то простой и однозначной формуле. Ощущаемые многими мыслителями процессы ослабевания западного влияния на мир по всем направлениям выражаются, преимущественно, в апокалиптической терминологии – от «заката Европы» Освальда Шпенглера до «смерти Запада» Патрика Бьюкенена. Экономическое лидерство Азии, на которое обычно указывают как на первопричину процесса, объективно. Но не в нем одном следует искать истоки постепенной утраты западной цивилизацией своих лидерских качеств. Глобализация, инициированная и активно пропагандируемая Западом, став процессом объективным, сама меняет своих лидеров в процессе межцивилизационной конкуренции. И здесь, оценивая и сопоставляя свойства современных цивилизаций, мы можем обратить внимание на взаимосвязь религии, сформировавшей цивилизацию в целом, и ее правовой системы и культуры. Христианство, бывшее на протяжении веков идейным ядром западного права, утратило это качество по мере секулярных изменений западного общества и права. Западное представление о том, что всякий субъект и всякая власть неизбежно подчиняется внешним ограничениям («Non sub homine sed sub Deo et Lege» – «Не под человеком, но под Господом и законом» [163, с. 99]), придававшее праву ореол высшей ценности, постепенно сменилось господством инструментального права, не опирающегося более на базовые цивилизационные ценности. Как указывал Г.Дж. Берман, «кризис западной правовой традиции… вызван распадом сообществ, служивших основанием западной правовой традиции.
Формирование… Западной церкви как самостоятельной, корпоративной, юридической общности, противостоящей светским властям, и сочленение автономных массивов церковного и светского права… имело – да и продолжает иметь – смысл как способ защиты духовных ценностей от развращающих социальных, экономических и политических воздействий» [14, с. 68]. Безусловно, автор процитированного мнения не полагал необходимым и возможным сохранение той колоссальной общественной роли, какую церковь играла в эпоху средневековья, в современности. Он лишь подчеркнул, что право, лишенное религиозных оснований, не имеет прочных корней в обществе, в цивилизации, «становится институтом механическим и бюрократическим» [14, с. 69].
Эпоха секуляризма, наступившая на Западе после Великой французской революции, и достигшая расцвета во второй половине ХХ столетия, привела к постепенному освобождению правовой системы от религиозно-нравственных оснований. Секуляризм, появившийся как ответ на духовную несвободу личности, и имевший изначально глубоко гуманистическую направленность, благодаря упорным усилиям законодателя стал механизмом люстрации всех правовых норм, которые только можно было заподозрить в идейной связи с религиозными началами. Отправленными в архив оказались некоторые фундаментальные идеи западного правопонимания. Так, не корректно стало вспоминать фразу второго президента США, чья подпись стоит под текстом Декларации независимости, Джона Адамса, о том, что «конституция составлена только для религиозных и нравственных людей, для всех остальных она непригодна» [26, с. 272]. Религия, вытесненная с правового поля в сферу частных интересов личности, стала явлением внеправовым, сродни привычке или обыкновению. Ее нормативное значение долго и демонстративно игнорировалось законодателем и правоприменителем. В итоге правовые системы западного типа утратили важнейшую цивилизационную скрепу, подмененную размытыми ценностям либерализма и мультикультурализма, не способными заменить утраченное ядро всей западной цивилизации и правовой традиции. По мнению Г.Дж. Бермана, на Западе, «где религия и право отделены друг от друга, последнее обнаруживает тенденцию к превращению в законничество, а религия – к превращению в религиозность» [14, с. 16].
Однако, утратив вековую взаимосвязь права и религии на формализованном уровне, западная цивилизация столкнулась с феноменом обратного движения со стороны значительной части общества. С. Хантингтон, сылаясь на мнения Г. Вайгеля и Ж. Кепеля, назвал это явление «десекуляризацией мира», отметив, что оно стало одним из доминирующих социальных явлений конца ХХ века, создающих для миллионов людей основу идентификации и сопричастности с общностью, выходящей за рамки национальных границ [162, с. 35]. То есть, в некотором смысле, массовое обращение к религиозным истокам людей, изначально воспитанных в традициях секуляризма или религиозной индифферентности, тоже становится фактором глобализации. Для Запада десекуляризация оказывается явлением болезненным и конфликтогенным постольку, поскольку западные общества утратили цивилизационную гомогенность, признав, на определенном этапе, мультикультурализм основополагающим принципом своего развития. В итоге общество оказалось разделенным на несмешиваемые слои, принадлежащие изначально к различным цивилизациям – западной, исламской, индусской и др. Подобное гетерогенное общество, вопреки первоначальным ожиданиям, не проявило тенденции к взаимной культурной диффузии слоев, входящих в него. В результате государства, причисляющие себя к западной цивилизации, сегодня имеют дело не с мультикультурным, а с гетерогенным обществом, различные слои которого относятся к разным цивилизациям. В то же время незападные цивилизации, за редким исключением, продолжают сохранять высокий уровень гомогенности общества, связывающего свое прошлое, настоящее и будущее с определенным цивилизационным кодом и встроенными в него религиозными и правовыми стереотипами. А проявления влияния западной цивилизации (в повседневной жизни, политической и культурной сферах) встречает либо настороженное отношение, либо реакцию отторжения. Так, нельзя не замечать того факта, что «в арабском мире западная демократия усиливает антизападные политические силы» [162, с. 38]. Это совершенно явственно проявилось в последние годы там, где Запад пытался трансформировать политический режим, вольно или невольно вторгаясь в столь болезненную для общества сферу, как цивилизационный код – в Ираке, Афганистане, Египте, Ливии. Попытки Запада внедрять собственные политико-правовые ценности, даже очищенные от колониалистских и миссионерских мотивов, не встречают благодатной почвы в незападных обществах, ибо «на глубинном уровне западные представления и идеи фундаментально отличаются от тех, которые присущи другим цивилизациям. В исламской, конфуцианской, японской, индуистской, буддистской и православной культурах почти не находят отклика такие западные идеи, как индивидуализм, либерализм, конституционализм, права человека, равенство, свобода, верховенство закона, демократия, свободный рынок, отделение церкви от государства. Усилия Запада, направленные на пропаганду этих идей, зачастую вызывают враждебную реакцию против «империализма прав человека» и способствуют укреплению исконных ценностей собственной культуры. Об этом, в частности, свидетельствует поддержка религиозного фундаментализма молодежью незападных стран» [162, с. 43].
Последнее замечание С. Хантингтона, как показывают события последнего времени, становится актуальным и для западных стран, значительная часть населения которых относит себя к незападным цивилизациям. Молодежный исламский фундаментализм сегодня охватывает страны Европы и Северной Америки в не меньшей степени, чем страны Востока. В государствах же незападного мира несколько последних десятилетий продолжается процесс индигенизации – укрепления цивилизационной независимости от Запада, при котором даже поколения местных элит, получившие свой социальный статус при помощи Запада, и первоначально ориентированных на западные ценности, осознанно отказываются от них, возвращаясь к традиционным для своей цивилизации религиозным, этическим, правовым институтам. Параллельно экономические и социальные реалии глобализирующегося мира размывают традиционную идентификацию индивидов с местом жительства, «одновременно ослабевает и роль нации-государства как источника идентификации. Образовавшиеся в результате лакуны по большей части заполняются религией, нередко в форме фундаменталистских движений» [162, с. 35]. Таким образом мы имеем дело с процессом формирования обширных социальных групп, ориентированных на вполне определенные цивилизационные ценности (в том числе и религиозные), но не связанных с каким-либо государством постоянными обязательствами. Как следствие, появление выходцев из разных государств и этнических групп в точках межцивилизационных конфликтов в Азии и Африке, или солидарность единоверцев даже в государствах, являющихся политическими антагонистами.
Явление индигенизации («возврата к корням»), охватившее большинство незападных обществ, практически невозможно на Западе. Хотя консервативно настроенные группы, призывающие вспомнить о традициях христианской западной цивилизации, активизируются повсеместно, но институциональные элементы западного мира – государство, политические партии, и в особенности правовая система утратили цивилизационный стержень, создававший и поддерживавший их идентичность веками – опору на христианские нравственные ценности и норматику. Европейская правовая культура, будучи изначально основана «не только на христианстве, но и на языческой римской правовой традиции»
[114, с. 11], после нескольких столетий секулярной люстрации, вернулась, по сути, к языческому пониманию права. По этой причине западное позитивное право во многом утратило черты, характерные для определенной цивилизации, перестало быть одной их цивилизационных скреп, стало формалистическим и «безликим» с точки зрения культуры. Возвращение его в контекст цивилизационного развития – крайне сложный и продолжительный процесс, для начала которого нужно осознание масштабного правового кризиса Запада всем обществом. Постулирование западного права в его нынешнем состоянии как «современного», в пику «несовременному» праву иных цивилизаций, не выдерживает серьезной критики. Оценочная категория «современности» весьма субъективна. Хорошо известно, что «незападные цивилизации попытались стать современными, не становясь западными» [162, с. 48]. Это утверждение в полной мере относится и к праву этих стран, которое все активнее модернизируется через принятие новых реалий своего социума, а не через искусственную рецепцию западных юридических институтов. Справедливо отмечается рядом авторов, что как в изучении западного права, так и в развитии его как нормативной системы необходимо переосмысление «самих ориентиров и конечных целей построения правовых теорий: переход от “принципиально” универсальных, наднациональных концепций, объясняющих природу права и характер его развития… к так называемому юридическому “культуро(этно)центризму”, предполагающему “возвращение”… права в границы определенного этносоциального пространства» [109, с. 85].
Рассматривая проблематику эволюции права в контексте современных глобализационных процессов необходимо отойти от линейно-упрощенного восприятия вопроса через банальную схему:
глобализация через правовую унификацию или гармонизацию позитивного права различных государств. Процессы глобализации ввергли право во взаимодействие гораздо более сложной природы – во взаимодействие современных цивилизаций, имеющих разное представление о праве и различные традиции использования правовой норматики. Как указывалось выше, религия чаще всего выступает в качестве ядра цивилизаций, скрепляя все ее элементы единым мировосприятием. Такие цивилизации, где религия не утратила своей нормативной значимости, образуют устойчивые, внутренне не расколотые, гомогенные общества, в которых право является органичным элементом культуры, не вызывающим крупных социальных противоречий. Западная цивилизация, в силу комплекса исторических причин, лишила себя христианского «стержня», породив формалистическую правовую систему и расколотое гетерогенное общество. В глобальном межцивилизационном взаимодействии (или конфликте) Запад уступает незападным цивилизациям именно в силу того, что его цивилизационный код лишен явно выраженного и осознаваемого всеми идейного «ядра».
Незападные же цивилизации, даже ощущающие свою, пока еще не преодоленную, технологическую отсталость и военную слабость, все более уверенно отвергают глобальную экспансию Запада, чувствуя в своем цивилизационном пространстве культурно-религиозную самодостаточность, идейную завершенность, выражающуюся, в том числе, и в органичности правовой системы.
В настоящей монографии был проведен социально-философский анализ различных проявлений глобализационных процессов, затрагивающих все сферы жизнедеятельности общества.
Как известно, глобализация является объективным процессом развития современного мира, воздействующим на экономический, политический, социокультурный уровни жизни общества и деятельности человека. Глобализация, как принципиально новое качественное состояние мировых общественных отношений, является следствием информатизации общества, развития производственных сил, меняющихся представлений о месте человека в обществе.
Ответом на вызовы глобализации явилось появление новой категории – глобализации образования, суть которой заключается в комплексном влиянии глобализационных процессов на все уровни жизнедеятельности человека, результатом чего становится формирование единого мирового образовательного пространства.
Университет выступает как доминирующий фактор в глобальной образовательной системе. Инновации в сфере образования, обусловившие процесс глобализации, представлены расширением дистанционного обучения, созданием виртуальных университетов, повышением академической мобильности и образованием международного рынка образовательных услуг. В условиях информатизации общества формируется новый образ специалиста, доминирующими качествами которого являются профессионализм, восприимчивость к инновациям, флексибельность и способность к адаптации в постоянно меняющихся условиях, а также стремление к постоянному повышению своей квалификации.
Глобализация является фактором внедрения в университеты элементов рыночной экономики. Развитию рыночных отношений способствует растущая студенческая мобильность, проведение фундаментальных исследований, внедрение новых технологий в учебный процесс, увеличение количества платных услуг. Развитие виртуальных университетов и дистанционного образования способствует претворению в жизнь постулата болонского процесса о непрерывном образовании и развивает новый вид мобильности студенческого контингента – виртуальную мобильность. Это позволяет получить образование без отрыва от производства, а также обучаться одновременно по нескольким специальностям, что содействует повышению квалификации специалиста. Образование становится фактором конкурентоспособности национальных экономик, что требует от системы образования флексибельности, способности к трансформации. В контексте глобализации мы можем говорить о формировании общества, основанного на знаниях. Составляющей комплексного понятия общества, основанного на знаниях, является феномен человеческого капитала.
В ходе анализа выявлено, что это многоаспектное явление, составными частями которого является интеллектуальный потенциал специалиста, комплекс приобретенных умений, знаний, навыков в процессе образования, а также определенные материальные вложения в образовательный процесс.
Установлено, что университеты, превращаясь в крупные научно-образовательно-производственные комплексы, приобретают новые функции культуросообразного характера и глобального масштаба, проявляющиеся в условиях развития международного образовательного пространства и изменения университетской среды. Система высшего профессионального образования и образовательное пространство взаимосвязаны, оказывают мощное влияние друг на друга, выражающееся в непрекращающихся трансформационных процессах в системе. Условия конкуренции образовательного пространства диктуют новые требования к качеству профессиональной подготовки, формируют новые вызовы времени. Следовательно, языковое образование следует рассматривать в социально-философском смысле как инструмент, необходимый для полноценной жизнедеятельности и как средство для решения профессиональных задач на международном уровне.
Подчеркивается важность и необходимость предложения обучающимся межкультурных ориентиров и способов наблюдения, исследования, изучения, познания в ситуациях межкультурного общения, которые помогут сориентироваться в выборе адекватного речевого и невербального поведения в изменяющемся контексте культуры, общения и взаимодействия. Соответственно образование призвано стимулировать самопознание, рефлексию, самоанализ, саморазвитие и, наконец, самовыживание в глобальных межкультурных условиях.
«