«Гендерно-обусловленные стереотипы в публицистическом дискурсе (на материале американской прессы) ...»

из ФОНДОВ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БИБЛИОТЕКИ

Каменева, Вероника Александровна

1. Гендерно-о5условленные стереотипы в

публицистическом дискурсе

1.1. Российская государственная Библиотека

diss.rsl.ru

2005

Каменева, Вероника Александровна

Гендерно-о5условленные стереотипы в

публицистическом дискурсе [Электронный

ресурс]: На материале американской прессы

Дис.... канд. филол. наук

: 10.02.19, 10.02.04.-М.: РГБ, 2005 (Из фондов Российской Государственной Библиотеки) Теория языкаГерманские языки Полный текст:

http://diss.rsl.ru/diss/05/0408/050408014.pdf Текст воспроизводится по экземпляру, накодятцемуся в фонде РГБ:

Каменева, Вероника Александровна Гендерно—обусловленные стереотипы в публицистическом дискурсе Кемерово Российская государственная библиотека, год (электронный текст).

Ы--OS'го/г Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования "Кемеровский государственный университет"

На правах рукописи

Каменева Вероника Александровна Гендерно-обусловленные стереотипы в публицистическом дискурсе (на материале американской прессы) специальности 10.02.19 "Теория языка" 10.02.04 "Германские языки" Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель доктор филологических наук, профессор Рябова М.Ю.

Кемерово - ОГЛАВЛЕНИЕ ВВЕДЕНИЕ

Глава 1. ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ ГЕНДЕРНЫХ

* ОТНОШЕНИЙ В ЛИНГВИСТИ1СЕ 1.1. Линтво-философские исследования проблем тендерной асимметрии 1.2. Социокультурные исследования 1.2.1. Антрополотический аспект 1.2.2. Социальный аспект 1.2.4. Культурный аспект 1.3. Социопсихолотические исследования 1.4. Тендер как категория социолигвистики и грамматики 1.4.2. Грамматическая категория рода в английском языке 1.5. Метафоризация как механизм тендерной категоризации в языке 1.6. Коммуникативные стратегии как отражение социальных тендерных 1.6.3.Грамматические различия мужской и женской речи ~ 1.6.4. Функциональные различия мужской и женской речи 2,1. Понятийно-терминологический аппарат лингвистического анализа 2.1.4. Понятие стереотипа и тендерного стереотипа в языке ш 2.2. Тендерные стереотипы во фразеологии английского 2.2.1. Анализ фразеологических единиц по 2.3. Отражение тендерных стереотипов во фразеологии 2.3.1. Анализ фразеологических единиц по 2.4. Метафора как носитель тендерной стереотипизации во фразеологии 2.5. Метафора как носитель тендерной стереотипизации во фразеологии Глава 3. ГЕНДЕРНО-ОБУСЛОВЛЕННЫЕ РЕЧЕВЫЕ СТЕРЕОТИПЫ И 3.1. Публицистический дискурс - фактор формирования тендерного 3.2. Речевой акт как форма выражения тендерного стереотипа 3.2.5. Речевой акт как функция гендерно-обусловленного 3.2.5.1. Понятие тендерного речевого стереотипа Глава 4.ФУНКЦИОНИРОВАНР1Е ГЕНДЕРНО-ОБУСЛОВЛЕННЫХ

РЕЧЕВЫХ СТЕРЕОТИПОВ В ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ

АМЕРИКАНСКИХ СРЕДСТВ МАССОВОЙ КОММУНИ1САЦИИ

4.1. Критерии выделения гендерно-обусловленных речевых стереотипов (и их отличие от гендерно-обусловленных 4.2.1. Статистический анализ гендерно-обусловленных речевых 4.2.2. Прагмасемантический анализ гендерно-обусловленных

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

СПИСОК СЛОВАРЕЙ И СПРАВОЧНЫХ ИЗДАНИЙ

СПИСОК ПЕРИОДИЧЕСКР1Х ИЗДАНИЙ

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность настоящего исследования заключается в том, что в со­ w временной лингвистике наблюдается процесс усиления внимания к тендер­ ным проблемам языка и речи. При изучении тендерных стереотипов акцен­ ты были смещены на изучение их социальной, социокультурной, культурноисторической и психологической специфики, то есть смещены на смежные с лингвистикой дисциплины.

Проблема изучения гендерно-обусловленных стереотипов активно раз­ рабатывается зарубежными и отечественными исследователями только по­ следние два десятка лет, как правило, на основе междисциплинарного подхо­ да (Ш. Берн, В.Г. Гак, А.В. Кирилина, Е.В. Маслова, В.В. Потапов, Л.В. Са­ харный, С.Г. Тер-Минасова, Т.П. Третьякова,Т.Б. Щепанская, D. Cameron, B.W. Eakins, R.G. Eakins, R. Fowler, H.L. Gershung, R.A. Hudson, W. Labov, G.

Lakoff, M.R. McMinn, U.M. Quasthoff, D. Tannen, D.M. Trauth, J.L. Huffman, S.

Trenholm, W. T. de Mancilas).

Следует отметить, что существующие работы сводятся, в основном, к выявлению и анализу тендерных асимметрий в языке и тендерномаркированной лексики, изучению тендерных концептов, а также разработке гендерно-нейтральных эквивалентов языковых стереотипов.

Объект исследования - тендерные стереотипы, отражающие объем коммуникативных знаний, существующих в американском обществе, о муж­ чине и женщине, их полоролевых функциях.

Предметом настоящего исследования являются гендернообусловленные (речевые) стереотипы, представленные в форме "минидискурса" (и/или единицы коммуникативного воздействия), ядерную часть ко­ торого составляют гендерно-маркированные единицы (которые могут быть выражены отдельными словами, словосочетаниями или фразами), отражаю­ щие объем коммуникативных знаний (то есть реально существ)аощую и ас­ социируемую информацию о мужчине либо женщине, их полоролевых функциях, реально исполняемых и ожидаемых), который существует в том или ином обществе и который обусловлен, создан и корректируется культу­ рой и обществом.

Цель настоящего диссертационного исследования - выявление и анализ прагматической функции гендерно-обусловленных (речевых) стереотипов в дискурсе американской прессы. Поставленная цель требует решения сле­ дующих задач:

1) определить понятие тендерного стереотипа в языке и речи;

2) охарактеризовать специфику тендерного стереотипа с точки зрения его структуры и семантики, механизмов формирования тендерного имиджа, ис­ пользуемых коммуникативных стратегий;

3) изучить специфику гендерно-обусловленных речевых стереотипов в отли­ чие от языковых тендерных стереотипов;

4) провести анализ прагматических функций гендерно-обусловленных рече­ вых стереотипов в дискурсе американской газетной публицистики.

В исследовании применялись следующие методы: метод лингвистиче­ ского наблюдения и описания; метод прагматического анализа; метод срав­ нительного анализа для исследования прагматических функций речевых и языковых гендерно-обусловленных стереотипов; метод дискурс-анализа; ме­ тод словарных дефиниций; контент анализа; элементы статистического ана­ лиза количественных данных.

Материалом исследования является публицистический дискурс, кото­ рый представляет собой сиюминутный социальный, политический и куль­ турный контекст, содержащий новейшую информацию об участниках ком­ муникации, что позволяет анализировать те их характеристики, которые ак­ центируются, то есть имеют первостепенную значимость.

Таким образом, анализ гендерно-обусловленных речевых стереотипов в рамках публицистического дискурса позволяет проанализировать прагмати­ ческий потенциал и/или специфику иллокутивных функций, которые на се­ годняшний момент отличают гендерно-обусловленные речевые стереотипы в рамках американской прессы.

В качестве материала исследования были использованы следующие из­ дания: Business Week, Time, U. S. News, The New Yorker, Observer Reporter, ^ Pittsburgh Post-Gazette, The New York Times, The Wall Street Journal, USA To­ day, Англо-русский фразеологический словарь, Словарь американских иди­ ом, Longman Dictionary of Contemporary English, Macmillan English Dictionary.

Количественный объем генеральной выборки составил 233.И1 единиц.

Объем анализируемых единиц - 2625, из которых:

фразеологические единицы - 744;

гендерные метафоры - 51;

гендерно-обусловленные языковые стереотипы - 1719;

гендерно-обусловленные речевые стереотипы -105;

гендерно-нейтральные языковые стереотипы - 6.

Научную новизну настоящего диссертационного исследования определяет то, что впервые выявлено и описано явление гендерно-обусловленного речевого стереотипа, рассмотрены закономерности его функционирования в дискурсе американской публицистики. Гендерно-обусловленные стереотипы впервые исследуются не как единицы языка, а как единицы речи.

Новым является и то, что анализ и исследование прагматического по­ тенциала гендерно-обусловленных речевых стереотипов (ГРС) позволяет вы­ явить и изучить специфику их речевого воздействия. Сравнительный анализ ГРС с гендерно-обусловленными языковыми стереотипами (ГЯС) позволяет выявить тенденции в современном английском языке и дать характеристику происходящим социолингвистическим процессам на современном этапе.

Теоретическая ценность настоящего исследования определяется тем, ^ что его результаты служат развитию лингвистической гендерологии, уточняя предмет и объект описания гендерных отношений в языке и обществе с по­ зиций комплексного подхода семантики, прагматики, теории дискурса и со­ циолингвистики. При этом акцентируются и намечаются тенденции, кото­ рые характеризуют состояние языковых процессов, происходящих в среде англоязычного социума в условиях североамериканской языковой культуры.

Практические результаты исследования могут использоваться при под­ готовке специалистов по анализу и созданию публицистических дискурсов (например, журналистов, теле - и радиоведущих), при разработке программ теоретических курсов по теории английского языка, лексикологии, стилисти­ ке, гендерологии, интерпретации художественного текста, теории и практики перевода, при подготовке русскоязычных политических и общественных деятелей для работы в англоязычных странах.

На защиту выносятся следующие положения.

1. Тендерные категории в языке и речи - результат и отражение сложных со­ циокультурных процессов.

2. Тендерные стереотипы - способ гендерной репрезентации и интерпретации социокультурного контекста.

3. Тендерно-обусловленный языковой стереотип - высказывание, которое возникло в процессе общения в жестко канонизированной форме и подверг­ лось стандартизации, многократно повторяясь в аналогичных коммуникатив­ ных проявлениях. Это высказывание получило характер формулы, воспроиз­ водимой как усвоенное и хранящееся в памяти цельное образование. Оно может быть представлено отдельным словом или фразой, обладает статично­ стью и воспроизводимостью, но не имеет синтаксической самостоятельно­ сти.

4. Тендерно-обусловленный речевой стереотип - вербализованный менталь­ ный знак, отражающий объем коммуникативных знаний, существующих в том или ином обществе, о мужчине и женщине, их полоролевых признаках и функциях. Этот знак может быть представлен "минидискурсом", ядро кото­ рого составляют гендерно-маркированные единицы (выраженные отдельны­ ми словами, словосочетаниями).

5. Фразеологизм - один из механизмов гендерной стереотипизации.

6. Тендерная метафора - результат когнитивного процесса, который сополагает два объекта, одним из которых является культурный концепт "мужчина" или "женщина", а вторым - объект, применительно к которому данный кон­ цепт используется в качестве метафоризатора.

7. Публицистический дискурс - основной фактор формирования тендерного имиджа.

8. Гендерно-обусловленный стереотип может выступать в форме речевых ак­ тов (дискурсов) в разнообразии его выражений и иллокутивных целей.

9. Наличие тендерного дисбаланса в современном английском языке (в его американском варианте) - причина возникновения и функционирования гендерно-обусловленных речевых стереотипов нейтрально коннотированного характера.

Апробация работы. Результаты исследования обсуждались на семина­ рах и заседаниях кафедры теории и практики перевода КемГУ (2001 год), ка­ федры английской филологии №1 КемГУ (2003, 2004 гг.).

По теме диссертации были сделаны доклады на международных (Улан-Уде, 2002 г.), всероссийских (Новокузнецк, 2001 г.; Пенза, 2001г.; Новокузнецк, 2002 г.), региональных (Кемерово, 2001г.; Иркутск, 2002 г.; Кемерово, г.) научных конференциях и семинарах. Основные положения диссертации нашли отражение в тезисах докладов и статьях, общим объемом 1,5 печатных листа.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, за­ ключения, списка использованной литературы, списка словарей и справоч­ ных изданий, списка периодических изданий, четырех приложений.

Во Введении обосновывается актуальность выбранной темы, определя­ ется цель и задачи работы, предмет, объект и материал исследования, указы­ ваются методы и приемы исследования, научная новизна, теоретическая и практическая значимость, формулируются положения, выносимые на защи­ ту.

В первой главе - "Основные направления исследования тендерных от­ ношений в лингвистике" - рассматриваются аспекты исследования тендер­ ных отношений в языкознании и выделяются основные причины тендерной асимметрии в английском языке.

Во второй главе - 'Тендерные стереотипы в английском языке" - пред­ ставлен понятийно-терминологический аппарат лингвистического анализа, проводится исследование фразеологических единиц и метафор английского языка в его американском варианте с точки зрения отражения гендернообусловленных языковых стереотипов.

В третьей главе - "Гендерно-обусловленные речевые стереотипы и дис­ курс" - рассматривается толкование дискурса, публицистического дискурса, выявляются его особенности и функции, рассматривается речевой акт с точ­ ки зрения функции гендерно-обусловленного стереотипизирования.

Четвертая глава - "Функционирование гендерно-обусловленных рече­ вых стереотипов в публицистическом дискурсе" - содержит прагмасемантический анализ гендерно-обусловленных речевых стереотипов, функциони­ рующих в современном английском языке.

В Заключении обобщаются результаты проведенного исследования, формулируются выводы и указываются перспективы дальнейшей работы.

Глава 1. ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ ТЕНДЕРНЫХ

ОТНОШЕНИЙ В ЛИНТВИСТИКЕ

1.1. Лингво-философские исследования проблем тендерной асимметрии На Западе уже в течение многих десятилетий активно ведутся гендерные исследования в области философии, искусства, политики, права, литера­ туры, психологии, экономики, языкознания, экологии, антропологии, а также средств массовой информации. Под влиянием концепта гендера произошла реконструкция философии, психологии, социологии, экономики, 1сультурологии, литературного дискурса, переосмысление поля истории и понятия исто­ рического субъекта. Трудно не согласиться с утверждением Дж. Рингельхаийм, что "феминизм вернул женщин истории и вернул историю женщинам" [Рингельхайм, 2000: 254-255]. Большинство великих мыслителей, начиная со времен античности, отказывали женщине в историческом сознании, в спо­ собности к исторической точке зрения. Н. А. Бердяев считал, что у женщин очень слабо развито чувство истории, их очень трудно довести до сознания исторической задачи и исторической ценности, их взгляд на жизнь - безна­ дежно и безвыходно частный. "Если бы в мире господствовало исключитель­ но женское начало, то истории не было бы, мир остался бы в частном состоя­ нии, в семейном кругу. Сильное чувство личности есть в том мужественном начале, которое начало историю и хочет довести ее до конца" [Бердяев, 1997:

398-399]. С древности женщина ассоциировалась с природным началом, влияние которого признавалось положительным одними мыслителями и сти­ хийно-разрушительным, требующим укрощения и покорения - другими. В то время мужчина, мужское начало, неразрывно связывалось с разумомлогосом, с рациональностью, лишь мужчина наделялся способностью осуще­ ствлять сознательный контроль над своими поступками и действиями.

Рассмотрим взгляды известнейших мыслителей на гендерные отноше­ ния, начиная с периода Античности, когда были заложены основы условных.

культурных символов рационального и иррационального, духовного и телес­ ного, мужского и женского, и заканчивая современностью. Подобный вре­ менной отрезок позволит проследить, как зарождались, изменялись и поддерживались социальные установки предубеждения и дискриминации по от­ ношению к женщинам, приведшие впоследствии к возникновению исследуе­ мой нами гендерной языковой асимметрии.

В период Античности Платон и Аристотель посвящают ряд работ изу­ чению и осмыслению противоположных, по их мнению, начал мужского, ас­ социируемого с разумом, и женского, воплощающего хаос и небытие [Ари­ стотель, 1984; Платон, 1998].

Платон в своей интерпретации тендерных отношений утверждает, что существуют науки мужские и женские, следовательно, женщинам и мужчи­ нам следует заниматься только теми делами, которые подходят представите­ лям их пола. Разум присущ мужчинам и ассоциируется с мужским субъек­ том, следовательно, правителем государства может быть только мужчинафилософ, получивший образование, освободившийся от случайных влече­ ний, возвысившийся в сфере интеллектуального знания - философии. "Одним из женских занятий, женской науки, является шерстопрядение". Считая женщин, в первую очередь, ответственными за разногласия и разлад в госу­ дарстве, Платон выдвигает идею о необходимости введения в справедливом государстве общности жен, что поможет, по его мнению, нейтрализовать женское, разрушительное влияние [Платон, 1998: 209-213].

Аристотель в своей модели социальной организации рассматривает сферу женского начала как сферу частного и выступает с критикой идеи Пла­ тона об общности жен, поскольку это, по его мнению, будет способствовать * не укреплению, а разрушению государства. Для правильной организации общественной жизни важно, чтобы женщины усердно выполняли свои функ­ ции, заключающиеся в том, чтобы служить и подчиняться мужчине, принося этим пользу семье и государству. Мужчина по своей природе более призван к руководству, чем женщина. Женщина также способна решать, но эта способ­ ность лишена действенности [Аристотель, 1984: 399-400].

Средневековая философия по проблемам гендера представлена работа­ ми П. Абеляра, Ф. Аквинского, А. Блаженного, А. Кентерберийского, Оригена (Абеляр, 1995; Августин, 1992; Аквинский, 1990; Кентерберийский, 1999;

Ориген, 1993).

Женщине предписывается всегда быть покорной мужчине, хотя и при­ знается, что "...природа женщины по разуму и пониманию равна природе мужчины, но по своему полу женщина подчинена полу мужчины, подобно тому, как желание действовать осуществляется по указанию разума, как дей­ ствовать правильно" [Августин, 1992: 415-416]. Женщины с той минуты, как они услышали чтение брачного контракта, должны считать его документом, превратившим их в служанок [Августин, 1992: 244-245].

В философии эпохи Просвещения происходят некоторые изменения во взглядах на предназначение и роль женщины в семье и обществе. Впервые допускается некоторое равенство мужчины и женщины. Женщина во всем, что не относится к полу, равна мужчине, она обладает теми же потребностя­ ми, теми же способностями [Руссо, 1961: 546]. Ж. Ж. Руссо придерживается принципа дуализма и противоположности начал. Рассуждая об умственных способностях женщины, он приходит к выводу, что женщина обладает не ра­ зумом, а, скорее, "умственной изворотливостью", что, по его мнению, явля­ ется "справедливым возмещением силы" [Руссо, 1961: 551].

В своей интерпретации гендерных различий И. Кант, основоположник немецкой классической философии, также придерживается традиционной модели, согласно которой женщине отводится пассивная и подчиненная роль [Кант, 1966: 307].

Дж. Локк, рассуждая о гендерных ролях мужчины и женщины в обще­ стве и семье, придерживается принципа "естественности" второстепенного положения и подчиненной роли женщины. По его мнению, "руководство в семье должно принадлежать мужчине, естественно, он более способен и бо­ лее силен" [Локк, 1960: 48].

Говоря о философии романтизма, невозможно согласиться с мнением Е. Шоууолтер, современным феминистским теоретиком, о том, что револю­ ционная роль в переосмыслении тендерной проблематики в истории метафи­ зики принадлежит философии романтизма [Showolter, 1977: 26-32]. Несо­ мненно, философы романтизма были первыми, кто выступил против концеп­ ции так называемого естественного предназначения женщины. Так, напри­ мер, Ф. Шлегель утверждал, что назначение женщины является прямо проти­ воположным домашней жизни [Шлегель, 1983: 338]. Их трактовка тендерных отношений и роли женщины, по своей сути, не подверглась изменениям. По мнению философов романтизма (В. Вакенродера, Л. Тика, Ф. Шлейермахера), предназначение женщины - вдохновлять, быть музой для романтическо­ го тения. Таким образом, философия романтизма сохранила приверженность классической модели тендерных отношений, в которой женщина все также играла пассивную роль, будь то роль источника либо объекта вдохновения, а мужчина по-прежнему ассоциировался с активным началом, играя роль ро­ мантического гения и творца [Вакенродр, 1977; Тик, 1987; Шлейермахер, Ф. Ницше, придерживаясь традиционной модели тендерных отноше­ ний, считает, что женщину нужно рассматривать как сексуальный объект, поскольку это обусловлено ее природой. "Счастье мужчины называется: я хочу. Счастье женщины называется: он хочет" [Ницше, 1999: 59]. Придержи­ ваясь традиционного, стереотипного взгляда на сущность, природу женщин, Ф. Ницше тем самым продолжает рассматривать женское и мужское начала как естественно прямо противоположные и разно>ровневые, согласно чему мужчине приписывается глубина, активность, а женщине - поверхностность и пассивность [Ницше, 1999: 59].

На современном этапе философы направляют свои усилия не на разра­ ботку или оценку тендерных отношений и тендерной стратификации в обществе, а на разработку и анализ модели женской субъективности. На основе философии Ф. Ницше базируются такие философские направления, как пост­ структурализм, постмодернизм (Ж. Деррида, Ж. Делез, М. Фуко, Лакан, Лиотар и др.) и философия феминизма (Дж. Батлер, С. Бовуар, Р. Брайдотти, Э.

Сиксу, Л. Иригарэ, Э. Гросс и др.) [Батлер, 2000; Делез, 1995; Деррида, 2000;

Лакан, 1997; Лиотар, 1994; Фуко, 1996; Beauvoir, 1974; Braidotti, 1994; Cixous, 1998; Irigaray, 1985; Grosz, 1995].

Трудно не согласиться с мнением В. Брайсон о том, что феминистки поставили под сомнение претензии философии и политической теории на полноту разума и универсальность, утверждая, что они базируются на муж­ ской парадигме. Данная парадигма игнорирует или обесценивает опыт и спо­ собы мыпшения женщин так, что объективность в действительности означает субъективное восприятие мужчин [Брайсон, 2001: 230].

Чтобы понять характер процесса влияния социального порядка запад­ ноевропейского общества на возникновение языковой гендерной асиммет­ рии, нам представляется необходимым сделать обзор того, как связаны язык и культура, социальный порядок и язык, человек и язык, взглянуть на те тон­ чайшие нити, которые неразрывно связывают воедино эти компоненты.

Слово отражает не сам предмет реальности, а то его видение, которое # навязано носителю языка имеющимся в его сознании представлением, поня­ тием об этом предмете [Тер-Минасова, 2000: 59].

Чтобы жить в мире, мы должны назвать его. Названия необходимы для конструирования действительности. Без имени сложно допустить существо­ вание какого-либо объекта, события или чувства. Наименование - это то, посредством чего мы пытаемся упорядочить и сконструировать хаос и жизнен­ ный поток, который иначе был бы однородной, недифференцируемой мас­ сой. "Давая чему-то имя, мы налагаем определенную форму и значение, ко­ торые позволяют нам управлять миром" [Спендер, 2001: 780]. Но имена представляют собой продукты, созданные людьми, это результат их пристра­ стного видения. Не существует полного соответствия между именами, кото­ рыми мы обладаем, и тем материальным миром, который они предназначены представлять. Процесс наименования не является процессом нейтральным или случайным. Этот процесс представляет собой использование ранее упот­ ребляемых принципов, некое расширение существующих правил и собствен­ но процесса наименования [Спендер, 2001: 780-781].

Существует также и противоположная точка зрения, согласно которой сами слова изначально не содержат ничего того, что могло бы "причинять вред", то есть изначально содержать информацию о том, что кто-то лучше, умнее, сильнее, способнее, более независим и ответственен [Вогк, 1970: 8-9].

Слова, таким образом, могут быть использованы в качестве инструмен­ тов власти и обмана, при этом сами слова никогда не следует рассматривать как носители зла и вреда. Ответственность за любой вред, который когдалибо мог быть причинен использованием определенных средств выражения, лежит, как нам представляется, на пользователях языка. "Кто не в состоянии изменить реальность, тот пытается сделать это посредством изменения вос­ приятия тех или иных средств выражения путем изменения их толкования" [Вогк, 1970: 9].

Известно, что язык представляет собой одну из социальных практик, один из обычаев, мир, в который человек погружается с момента рождения.

Существование данных обычаев можно трактовать как положительно, так и отрицательно. С одной стороны, обычаи, вследствие своей нормативноценностной сущности, дают человеку возможность выстраивать взаимоот­ ношения как со знакомыми, так и с незнакомыми людьми. С другой стороны, сообщая некоторую совокупность базовых знаний и технических навыков, они передают и опыт предыдущих поколений, в частности, и языковой [Ортега-и-Гассет, 1990].

Существует большое количество точек зрения на взаимоотношения языка и культуры. Ф. Соссюр рассматривает язык как один из основных со­ циальных кодов. Говоря о взаимосвязи языка и культуры, Ф. Соссюр утвер­ ждает, что язык всегда выступает как наследие предшествующей эпохи, на­ следие, которое необходимо учитывать и принимать во внимание [Saussure, 1974]. "Язык не свободен, так как является продуктом социальных сил, но может эволюционировать. Хотя язык и привязан к косной массе коллектива, но он существует во времени, а поэтому и подвержен влиянию всех сил, ко­ торые могут повлиять либо на звуки, либо на смысл" [Соссюр, 1977: 106].

Р. Т. Белл рассматривает язык как набор передаваемых через культуру моделей поведения, общих для самой большой группы индивидов, то есть общества [Белл, 1980: 30].

Дж. Джозеф и Т. Тейлор также считают, что общество и язык взаимо­ связаны [Joseph, Taylor, 1990: 90]. Изменения в языковой практике не следует интерпретировать как последствие или отражение каких-то еще существен­ ных социальных изменений, это само по своей сути представляет существен­ ное социальное изменение. Язык - форма социального поведения. Любые из­ менения в языке следует рассматривать как социальные изменения, измене­ ния общественной оценки тех или иных языковых реалий [Joseph, Taylor 1990: 90; Labov, 1973].

С точки зрения О. Розенштока, язык представляет собой не что иное, как физический носитель социальных связей, направленных на установление отношений. Язык - система общественных отношений. Пользуясь словами живого языка, каждый член сообщества приобщается ко всему, что когдалибо было сказано в орбите его социальной группы, как бы играючи заучивает опыт, удержанный в речи других людей. Так, вбирая в себя напоминание обо всем, что когда-либо оседало или кристаллизовалось в памяти сообщест­ ва, он становится носителем памяти своей нации или своего племени [Розеншток, 1994: 168].

Повседневная речь, общение - неотъемлемая часть социального пове­ дения. Изучение речи в отрыве от общества будет сравнимо с процессом изу­ чения поведения ухаживания без учета и определения взаимоотношений партнеров, участвующих в этом процессе. Поскольку повседневная речь име­ ет и, соответственно, выполняет такие социальные функции, как обеспечение передачи информации и способа идентификации социальных групп, то ее изучение безотносительно к обществу, которое пользуется ею, исключает возможность обнаружения и, соответственно, исследования социального обоснования тех конструкций, которыми пользуется данное общество. Изу­ чение языка и культуры, социального порядка и языка обусловлены тем фак­ том, что природа языка и природа общества взаимосвязаны [Hudson, 1996: 3].

А. И. Кравченко рассматривает язык как "праматерию" культуры. При помощи языка мы фиксируем символы, нормы, обычаи. На языке мы переда­ ем информацию, научные знания, модели поведения от ровесника к ровес­ нику, от старшего к младшему, от родителей к детям. При помощи языка происходит процесс социализации, который включает в себя усвоение куль­ турных норм и освоение социальных ролей, т. е. моделей поведения [Крав­ ченко, 2000: 172].

Язык трактуют как социальное явление, утверждая, что язык не может не испытывать влияния социальных факторов, а, следовательно, все измене­ ния общественной структуры в конечном счете отражаются в языке [Cameron, 1992: 7; Гойхман, 2001: 17; Беликов, Крысин, 2001]. "Развитие языка не может быть полностью автономным от развития общества. Изме­ нение языковых норм - явление естественное. Трудно представить себе об­ щество, в котором менялись бы социальный уклад, обычаи, отношения между людьми, развивались наука и культура, а язык на протяжении столетий оставался бы неизменным" [Беликов, Крысин, 2001: 40].

Существует точка зрения, согласно которой связь языка и социального порядка не является столь однозначной и прямой. О. В. Киселева разделяет мнение о том, что язык отражает социальную структуру общества, но под­ черкивает, что социальное достаточно сложно трансформировано в языке.

Социальной структуре языка и структуре речевого поведения людей в обще­ стве присущи специфические черты, которые, хотя и обусловлены социаль­ ной природой языка, не находят себе прямых аналогий в социальной струк­ туре общества [Киселева, 1996: 42].

Придерживаясь точки зрения Р. Водак, считаем, что связь социального порядка и языка является не "естественной", согласно которой язык объек­ тивно отражает все происходящие процессы и изменения в обществе, а, ско­ рее, "намеренно созданной" и поддерживаемой правящей элитой [Водак, 1997: 82-83]. Язык представляет собой инструмент власти, позволяющий ей поддерживать необходимый порядок, вследствие чего язык власти можно трактовать как язык идеологии. Идеологический язык имеет двойную приро­ ду: он выражает и передает идеологическую мысль, манипулирует ею и ока­ зывается объектом манипуляции. Существуют специальные языки идеоло­ гии, каждый из них представляет собой целостную закрытую систему значе­ ний и ценностей, претендующую на истинность. Язык позволяет выразить все, что служит власти как "позитивное". Идеологии, будучи структурами мифов, устанавливают вторичную реальность, которая становится социаль­ ной практикой, при этом первичная реальность подвергается табуированию.

Таким образом, возникает новое измерение значений и ценностей, выра­ жающее себя в новых концептах и коннотациях [Водак, 1997: 83]. Устране­ ние рефлексии осуществляется с помощью различного рода стереотипов и клише, которые при систематическом повторении делают одни области табуированными, другие автоматизированными, а третьи освобождают от истории путем ее перефразирования или переписывания заново [Водак, 1997:

83-84].

Исследованиям взаимоотношения культуры и языка посвящено множе­ ство работ, доказывающих их взаимосвязь и взаимовлияние [Аврорин, 1973;

Тарасов, 1999; Хун, 1999; Тер-Минасова, 2000; Усманова, 2001, Nuyts Pederson, 1999].

Язык представляет собой особое общественное явление, связанное со всеми сторонами общественной жизни людей, со всеми проявлениями их жизнедеятельности. Язык - не форма продуктов общественной деятельности, а, скорее, средство формирования и передачи мыслей, накопления опыта и знаний, без которого был бы невозможен социальный прогресс, и в особен­ ности прогресс в области культуры [Аврорин, 1973: 5]. Не только культура, социальный порядок влияют на язык, но и сам язык оказывает обратное влияние. Нормы использования языка могут оказывать влияние на нормы по­ ведения людей. Влияние языка на социальный порядок проявляется и в том, что именно язык способствует "цементированию, идентификации и диффе­ ренциации социальных групп [Аврорин, 1973: 31].

В. Ф. Тарасов рассматривает язык как культурный предмет, то есть как часть культуры. Культура посредством культурных предметов осуществляет свою главную функцию, а именно осуществляет "внегенетическую" переда­ чу человеческих способностей, качеств от одного человека к другому. Куль­ турные предметы, к которым относится и язык, дают возможность быстро транслировать человеческие способности в пространстве и времени [Тарасов, 1999: 34].

По мнению С. Г. Тер-Минасовой, язык представляет собой некое зерка­ ло культуры, в котором отражается не только реальный мир, окружающий человека, не только реальные условия его жизни, но и общественное само­ сознание народа, его менталитет, национальный характер, образ жизни, традиции, обычаи, мораль, система ценностей, мироощущение, видение мира.

Язык - это орудие, инструмент культуры. Он формирует личность человека, носителя языка, через навязанные ему языком и заложенные в языке видение мира, менталитет, отнощение к людям и т.п., то есть через культуру народа, пользующегося данным языком как средством общения [Тер-Минасова, 2000: 58-59].

Культура коммуникативна - это модус ее существования, предпола­ гающий различные формы символического обмена: от брачных союзов до феномена массовой коммуникации. Субъекты культуры используют ^ ы к (любую систему знаков) для производства значений, таким образом, проис­ ходит процесс репрезентации, то есть представления чего-либо существую­ щего другими средствами. Объекты репрезентации не обладают смыслом са­ ми по себе, смысл рождается в процессе интерпретации и коммуникации, ко­ дирования и декодирования текстов и зависит от культурного контекста [Усманова, 2001:449].

А. Найтс и Э. Педерсон рассматривают язык как творение и отражение культуры. Язык - главный инструмент создания и развития культуры [Nuyts, Pederson, 1999: 241]. По мнению Б. Хун, язык и культура взаимосвязаны [Хун, 1999: 304-305]. Каждый язык неотделим от культуры, которая состав­ ляет его содержательный аспект. Язык не только сиюминутно отражает со­ временную культуру, но и фиксирует ее предыдущие состояния и передает ее ценности от поколения к поколению [Хун, 1999: 305].

Итак, язык не существует вне социума, вне культуры, как социально унаследованной совокупности практических навыков и идей, характеризую­ щих образ жизни. Язык, как один из видов человеческой деятельности, явля­ ется частью культуры, определяемой как совокупность результатов челове­ ческой деятельности в разных сферах жизни человека. Испытывая влияние социума и культуры, язык не является пассивным партнером в данном про­ цессе, влияя на изменения в них.

1.3. Социопсихологические исследования В социальной психологии под тендером понимается социальнобиологическая характеристика, с помощью которой люди дают определение понятиям "м)окчина" и "женщина" [Берн, 2001: 21].

Проблема взаимодействия и взаимоотношения общества с нормами, за­ претами, ожиданиями человека, с одной стороны, и противоречивыми слож­ ными психическими процессами, присущими человеку, с другой стороны, много лет назад привлекала внимание ученых и исследователей [Берн, 2001;

Bern, 1993; Bussey, Bandura, 1992; Halpem, 1986; Kenrick, 1980; Lott, 1991;

Symons, 1985; Williams, Best, 1986].

Можно выделить три точки зрения, объясняющие различия в поведении мужчины и женщины в обществе, в основе которых лежат: биологический, социобиологический и социокультурный подходы к исследованию данного вопроса.

1.3.1. Биологический детерминизм тендера Сторонники так называемого биологического подхода исходят из при­ родных и биологических особенностей мужчин и женщин. Иными словами, все существующие различия в исследуемых явлениях трактуются ими как природная данность. По мнению социобиологов, различия в поведении муж­ чин и женщин существовали и существуют, так как это обеспечивает выжи­ вание человеческого рода. Представители социокультурного подхода в объ­ яснении различий придерживаются позиции доминирования культуры как определяющего фактора всех различий.

К приверженцам биологического подхода можно отнести таких ученых, стоявших у истоков исследований поведения мужчин и женщин в обществе, как 3. Фрейд, К. Юнг.

По мнению 3. Фрейда, различия в поведении мужчин и женщин объяс­ няются существованием различий в психике мужчины и женщины, которые, в свою очередь, происходят от анатомического различия полов. Анатомия это судьба. Женщина - другое существо, отличное от мужчины своей нравст­ венностью, способностью к разумным и логичным поступкам [Фрейд, 1994:

436]. Женщина - существо, которому самой природой предписано быть сла­ бой и пассивной [Фрейд, 1997: 90].

К. Юнг считал, что различия в поведении мужчин и женщин объясня­ ются тем, что мужчина и женщина обладают непохожей психологией. Это природо-обусловленный факт [Юнг, 1998: 253-254]. По сути дела, К. Юнг поддержал концепцию парных контрастов, где мужское и женское, светлое и темное, добро и зло, культура и природа, белое и черное и т. д. противопос­ тавлены друг другу и второй компонент из пары находится в подчиненном положении. Как скажет К. Леви-Строс, женщина - природный феномен [Леви-Строс, 1999: 255]. Противоположность между природой и культурой со­ ставляет противоположности женщины и мужчины, что характерно практи­ чески для всех народов мира [Леви-Строс, 1999: 261].

Различия между мужчиной и женщиной в том, что женщина - это ис­ точник информации (и всегда им была) о вещах, недоступных мужчине. Она может означать для него "инспирацию". "Ее, часто превосходящая мужскую, интуиция может предостеречь его в нужный момент, а ее чувство, ориенти­ рованное на личностное начало, способно указать ему пути, которые он не нашел бы своим чувством, слабо соотнесенным с личностным началом. Дан­ ные различия естественны и закономерны" [Юнг, 1998: 253-280].

По утверждению И. И. Маккоби и К. Н. Джеклин, различия в поведении мужчин и женщин объясняются наличием психологических отличий между полами. Ими были выявлены четыре психологических отличия, а именно: в способности к ориентированию в пространстве, в речевых навыках, матема­ тических способностях и агрессивности [МассоЬу, Jacklin, 1974].

Согласно С. Скарр и П. Салапатеку, поведение и предпочтения маль­ чиков и девочек, а затем мужчин и женщин можно объяснить врожденными предрасположенностями [Scarr, Salapatek, 1973].

Но и те, кто придерживается биологической точки зрения в трактовке некоторых различий в поведении мужчин и женщин [Geary, 1989; Halpem, 1986], признают, что это не дает основания заключить, что эти различия не­ преодолимы. Как утверждает Д. Ф. Халперн, существуют некоторые гендерные различия, которые обусловлены биологией, но они не так велики, чтобы их нельзя было устранить, сгладить путем обучения и воспитания [Halpem, 1986].

Д. К. Джири утверждает, что природа и воспитание ответственны за создание различий в поведении мужчин и женщин. Культура способна сгла­ живать или акцентировать биологически заложенные различия [Geary, 1989].

1.3.2. Социобиологический детерминизм К сторонникам социобиологического подхода можно отнести Д.Т. Кенрик, Д. Саймоне, Дж. Уильяме, Д. Бест, И. Уилсон [Kenrick, 1980; Symons, 1985; Wilson, 1978; Williams, Best, 1986]. Представители социобиологическо­ го подхода объясняют наличие различий в социальном поведении мужчин и женщин в рамках эволюции и естественного отбора. Иными словами, нали­ чие различий в поведении мужчин и женщин, по мнению социобиологов, обеспечило возможность выживания человеческого рода.

Разделение труда по половому признаку в начальный период истории имело большое значение для выживания человека [Williams, Best, 1986].

Женщина оказалась запертой в пещере, так как, во-первых, была вынуждена заботиться о потомстве (упоминается способность женщины к вскармлива­ нию). Во-вторых, занятия опасными видами деятельности (войной или охо­ той) могли привести к потере необходимого количества "производительниц потомства, и, как следствие, к вымиранию рода" [Bloom-Feshbach, 2004; Wil­ liams, Best, 1986; Tiger, Shepher, 1975; Wilson, 1978].

Биологические особенности женщин и мужчин стали определяющим фактором в возникновении и закреплении различий в их социальном поведе­ нии [Buss, 1989; Symons, 1985; Tiger, Shepher, 1975; Wilson, 1978].

К. Хорни была одной из первых, кто указал на односторонность иссле­ дований психоанализа в поведенческом различии мужчин и женщин. Психо­ анализ, являясь творением мужского гения, так как почти все, кто развивал его идеи, были мужчинами, был ориентирован на изучение сущности муж­ ской психологии. К. Хорни предложила собственную интерпретацию разли­ чий в психическом развитии мужчины и женщины, обусловливающих пове­ дение, подтвердив зависимость психического развития человека от культуры Второстепенное положение женщины обусловлено культурой. Наша культура - культура мужчин и, вообще говоря, не способствует расцвету женской индивидуальности. В нашем обществе мужчина считается имею­ щим большую цену и в человеческом, и в духовном плане; и маленькая де­ вочка всегда растет в этой атмосфере [Хорни, 1993: 51-52]. Доминирование мужчин в культуре было не всегда. Смена главенствования мужчин и жен­ щин исторически обусловлена и закономерна. Изначально центральное по­ ложение занимала женщина, а позднее, в летописные времена, мужчина на­ чал играть лидирующую роль в политике, экономике и законодательстве, как и в области половой морали [Хорни, 1993: 84]. В настоящее время мы всту­ пили в третий период схватки, в который женщина еще раз осмелилась всту­ пить в борьбу за свое равенство [Берн, 2001; Хорни, 1993; Bern, 1993; Bussey, Bandura, 1992; Kimmel 1994].

По мнению С. Л. Бем, невозможно объяснить различия в поведении мужчин и женщин только с точки зрения биологии. Если мужчины и женщи­ ны отличаются своими способностями и склонностями, то это не способно ^ оправдать их различия в социальном поведении. С.Л. Бем подчеркивает, что в общем мужчины наделены большими математическими способностями по сравнению с женщинами, однако большое количество одаренных в матема­ тике женщин не связывают с ней свою профессиональную деятельность и не делают карьеры в данной области [Bern, 1993].

Общество и культура создают, определяют и поддерживают различия в социальном поведении мужчин и женщин [Bussey, Bandura 1992]. Желание быть социально корректным и получить одобрение общества заставляет при­ нимать человека навязываемые культурой и обществом правила и нормы по­ ведения [Bussey, Bandura, 1992: 1248-1249].

По утверждению М. С. Киммель, мужская сущность не всплывает на поверхность сознания со дна телесной конституции, подобно пузырю, она создается культурой [Берн, 2001: 295; Kimmel, 1994: 120; Thompson, Pleck, Таким образом, фактами и причинами, объясняющими различия в со­ циальном поведении мужчин и женщин, являются три условно выделяемых модели социального развития: биологическая, социобиологическая и социо­ культурная.

1.4. Тендер как категория социолингвистики и грамматики Рассмотрение лингвистических аспектов тендерных отношений предполагает разграничение понятия тендера как категории грамматической и, собственно, категории гендерологии. С точки зрения грамматической теории языка, гендер представляет собой термин, обозначающий способ маркирова­ ния грамматической категории рода в классе имени существительного и/или местоимения. Таким образом, "гендер", как термин, аккумулирует как минимум два смысловых блока: 1) показатель грамматического рода, с одной сто­ роны, и 2) социолингвистическая категория, трактующая гендерные отноше­ ния в рамках гендерологии, с другой стороны.

Проблема категории рода во многих языках, по мнению Д. Камерон, на протяжении многих десятилетий рассматривалась и продолжает изучаться не с точки зрения лингвистики и закономерностей развития языков, а с позиции мужского доминирования, женской "невидимости" в языках, других экстра­ лингвистических факторов и идеологий. Лингвистические факты, как прави­ ло, анализируются не с точки зрения лингвистики, а с точки зрения идеоло­ гий, в основе которых равно могут находиться как борьба за устранение мужского языкового доминирования, так и борьба за его сохранение и оправ­ дание [Cameron, 1992: 89-98].

Данную тенденцию можно объяснить тем, что язык имеет огромную социальную, экономическую, политическую ценность, что и стимулирует подобные исследования и трактовки, то есть трактовки лингвистических яв­ лений в рамках структуры: язык = власть = деньги.

Как упоминалось ранее, подобную точку зрения разделяет ряд исследо­ вателей, считающих данный процесс закономерным, ведь язык и общество не только взаимосвязаны, но и оказывают влияние друг на друга.

Таким образом, нельзя и невозможно рассматривать языковые явления, являющиеся социальным кодом, обособленно от сформировавшего их обще­ ства [Hymes, 1974:4].

1.4.2. Грамматическая категория рода в английском языке Согласно проведенному анализу работ, посвященных исследованию пробле­ мы существования грамматической категории рода в английском языке, наблюдается единство мнений среди исследователей по поводу признания грамматической категории рода у имен существительных в древнеанглий­ ский период [Гришина, 1996; Гухман, 1963; Иванова, 1981; Ильиш, 1968;

Камчатнов, Николина, 2001; Потапов, 2000; Расторгуева, 2003; Смирницкий, 1959; Baugh, 1993; Cameron, 1992; Macaulay, 1977; Palmer, 1971].

Подобное единодушие наблюдается и во взгляде на процесс изменения и исчезновения грамматической категории рода в системе существительных к концу среднеанглийского периода [Гришина, 1996; Гухман, 1963; Иванова, 1981; Ильиш, 1968; Камчатнов, Николина, 2001; Потапов, 2000; Расторгуева, 2003; Смирницкий, 1959; Baugh, 1993; Cameron, 1992; Macaulay, 1977;

Palmer, 1971]. Одной из главных причин считается процесс перехода англий­ ского языка от синтеза к аналитическому строю [Гришина, 1996: 6].

По проблемам грамматического рода в английском языке сегодня су­ ществуют разные взгляды: от признания за родом скрытой (семантической) категории [Масленникова, 1997; Потапов, 2000; Смирницкий, 1959; Стивен­ сон, 1996; Macaulay, 1977; Whorf, 1956] до приписывания ей лексикословообразовательного статуса [Иванова, 1981] и трактовки последней как синтаксической категории согласовательного характера [Ryabova, 1998].

Приписывание кораблям, машинам, ураганам семантики женского рода - это вопрос не грамматики, а, скорее, риторики [Батлер, 2000; Рябова, 2003;

Смирницкий, 1959; Спендер, 2001; Baugh, 1993; Cameron, 1995; McMinn, 1990; Miller, Swift, 1981; Palmer, 1971; Romaine, 1999; Simkins-Bullock, 1991;

Spender, 1980; Wittig, 1985].

Иными словами, сегодня в современном английском языке можно го­ ворить о наличии лексико-словообразовательного признака, то есть лексиче­ ской либо словообразовательной маркировки слов. Под словообразователь­ ной маркировкой вслед за А.В. Кирилиной [Кирилина, 1999: 72] мы понима­ ем: 1) наличие суффиксов -ег, -or, обычно используемых для образования существительных нейтрального, с точки зрения гендера, порядка (то есть но­ минирующих лица мужского и женского пола в совокупности), а также существительных, используемых для номинации лиц мужского пола; 2) нали­ чие суффикса -ess, обычно используемого для образования существительных, номинирующих лица женского пола; 3) наличие личных местоимений she, he, морфем man, woman, слов male, female в составе субстантивных словосоче­ таний.

1.5. Метафоризация как механизм гендерной категоризации в языке Метафора пронизывает всю нашу повседневную жизнь и проявляется не только в языке, но и в мышлении и действии [Lakoff; Johnson, 1980: 3].

Наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы мыслим и дейст­ вуем, метафорична по своей сути. Наше поведение в значительной степени обусловлено метафорой. Понятия управляют мышлением и структурируют то, что мы воспринимаем, то, как мы движемся в этом мире, и то, как мы от­ носимся к другим людям. Иными словами, понятийная система играет цен­ тральную роль в определении повседневных реальностей. Понятийная сис­ тема в существенной степени метафорична: "то, как мы думаем, то, что мы узнаем из опыта, то, что мы совершаем каждый день, имеет самое прямое от­ ношение к метафоре" [Lakoff; Johnson, 1980].

То, что метафоры играют важную роль не только в языке, но и в позна­ нии, подчеркивают и другие авторы [Кассирер 1990; Крюкова, 1999; Ортегаи-Гассет, 1990; Gibbs, 1994; Nuyts, Pederson, 1999].

Познавая окружающий мир, человек упорядочивает полученную ин­ формацию путем категоризации, то есть распределения полученных данных по различным группам, категориям. Данный процесс дает возможность сформировать некий каркас базовых категорий, по которым происходит дальнейшее получение и обработка получаемой информации. Признавая данный процесс, то есть процесс познания, метафоричным, нам представля­ ется необходимым рассмотрение процесса категоризации гендерных отно­ шений.

Метафоры способны высвечивать определенные стороны нашего опыта и обеспечивать их связанность, а некоторые метафоры могут быть единст­ венным способом высвечивания и логически последовательной организации некоторых сторон нашего опыта. Более того, метафоры могут творить для нас реалии, в том числе и социальные. Иными словами, метафора может стать ориентиром для наших будущих действий, которые будут соответство­ вать метафоре. Это, в свою очередь, будет усиливать способность метафоры обеспечивать связанность опыта и позволит метафоре играть роль самоис­ полняющегося пророчества [Lakoff; Johnson, 1980].

Метафоры обладают способностью определять действительность. Это осуществляется следующим образом: посредством метафоры фиксируется внимание только на тех сторонах опыта, которые она высвечивает и приво­ дит к суждениям об истинности ее следствий. При этом данные следствия могут быть истинными только относительно той реальности, которая опреде­ ляется этой метафорой [Лакофф, Джонсон, 1998: 146]. Определяя реальность на языке метафор во всех сферах жизни, люди начинают действовать в соот­ ветствии с ними, то есть определять цели, принимать обязательства, реализовывать планы и выводить следствия на основе частичного структурирования опыта, осознанно или неосознанно осуществляемого посредством метафор.

Процесс категоризации гендерных отношений, как известно, не есть имманентное свойство мышления, а обусловлен культурой [Кирилина, 2000;

Cameron, 1992; Lakoff, 1987; Rosenthal, 1978]. Так, по мнению Д. Камерон, склонность людей к разделению всего живого и неживого на две категории:

мужскую и женскую - не является врожденной, изначально присущей харак­ теристикой процесса человеческого мышления и категоризации. Присваива­ ние гендера происходит всегда, и это является "феноменом культуры". При этом часто нет ничего общего с реальным полом объекта, которому присваи­ вается гендер [Cameron, 1992: 82-89].

Присваивание, приписывание гендера происходит на уровне абстрак­ ций, человек присваивает тот или иной гендер существу или предмету, основываясь на своих ассоциациях и представлениях, что есть мужественность и что есть женственность, то есть используя тендерные метафоры. И здесь трудно не согласиться с мнением М. Блэка о том, что "метафора именно соз­ дает, а не выражает сходство"[Black, 1962: 34].

Дж. Розенталь провел ряд экспериментов, суть которых заключалась в том, что испытуемым предлагался ряд парных слов: knife/fork, Ford/Chevrolet, salt/pepper, vanilla/chocolate, из которых надо было опреде­ лить, какие слова, по мнению участников эксперимента, относятся к муж­ скому роду, то есть ассоциируются с мужественностью, и какие к женскому [Rosenthal, 1978]. По данным эксперимента, практически все испытуемые от­ несли находящиеся в левой части слова к "мужским" и, соответственно, сло­ ва, находящиеся в правой части, к "женским". Они руководствовались схе­ мой классических противопоставлений: мужское/женское, сильное/слабое, активное/пассивное. Исследователь назвал данное явление "metaphorical gen­ der" [Rosenthal, 1978].

Процесс категоризации, то есть "процеживание мира через сетку встро­ енного в сознание концептуального каркаса, включающего как невербаль­ ные, так и вербализованные концептуальные модели" [Борухов, 1991: 109] в терминах "мужчина" и "женщина", проходит через всю историю человече­ ской культуры. На первый план выдвигаются то одни, то другие символиче­ ские характеристики концептов "мужчина" и "женщина" в зависимости от того, в какую эпоху и применительно к какому объекту данный концепт ис­ пользуется в качестве метафоризатора или, точнее, сополагаемого объекта.

Итак, человеческому мышлению свойственно интерпретировать, транс­ формировать получаемую информацию в терминах "мужчина" и "женщина", то есть осмыслять и катеторизировать мир по тендерному признаку.

Согласно словарю лингвистических терминов, "метафора (перенос зна­ чения) англ. metaphor, фр. metaphore, нем. metapher, - троп, состоящий в употреблении слов и выражений в переносном смысле на основании сходст­ ва, аналогии и т. п. [Ахманова, 1969: 231-232].

Метафора, в переводе с греческого - перенесение, - вид тропа, образованного по принципу сходства, одно из средств усиления изобразительности и выразительности речи [Краткая литературная энциклопедия, 1967: 794-795].

Литературный энциклопедический словарь дает более подробную трак­ товку: метафора - вид тропа, перенесение свойств одного предмета (явления или аспекта бытия) на другой по принципу их сходства в каком-либо отно­ шении или по контрасту. В отличие от сравнения, где присутствуют оба чле­ на сопоставления, метафора - это скрытое сравнение, в котором слова "как", "словно" - опущены, но подразумеваются. Из всех тропов метафора отлича­ ется особой экспрессивностью, обладая неограниченными возможностями в сближении самых разных предметов и явлений, по существу, по-новому ос­ мысливая предмет [Литературный энциклопедический словарь, 1987: 218].

Согласно лингвистическому энциклопедическому словарю, метафора означает перенос и состоит в употреблении слова, обозначающего некоторый класс предметов, явлений и т.п., для характеризации или наименования объ­ екта, входящего в другой класс [Лингвистический энциклопедический сло­ варь, 1990: 296]. Метафора ассоциирует две различные категории объектов и, следовательно, является семантически двойственной. Употребление метафо­ ры в качестве номинации актуализирует в сознании два класса объектов: тот, с которым сравнивают и тот, который сравнивают. Основой сравнения в этом случае является некоторая общность сравниваемых объектов. Иными слова­ ми, метафора представляет собой "пересечение двух концептуальных систем в целях применения к основному субъекту метафоры свойств и ассоциативных импликаций, связываемых с ее вспомогательным субъектом" [Лингвис­ тический энциклопедический словарь, 1990: 297].

Существование различных определений и точек зрения на генезис, эво­ люцию, внутреннее строение и функции метафоры привели к необходимости классифицировать существующие подходы.

Таким образом, можно выделить следующие направления исследования метафоры:

1. Субституциональный взгляд (подход) на метафору (а substitution view of metaphor), согласно которому любое предложение, содержащее метафору, рассматривается как замещающее некоторый набор предложений с прямым значением [Davidson, 1978; Goodman, 1979; Henle, 1958; Whately, 1991].

2. Сравнительный подход к осмыслению метафоры состоит в том, что мета­ форическое выражение может быть заменено эквивалентным ему сравнени­ ем. Аристотель рассматривал метафору как "перенесение имени с объекта, обозначенного этим именем, на некоторый другой объект на основе сравне­ ния или по аналогии [Аристотель, 1984]. Как "сжатое сравнение" рассматри­ вали метафору: Дж. Миддлтон Марри, Джордж А. Миллер, X. Блэр, А. Бейн [Bain, 1996; Blair, 1993; Miller, 1979; Murry, 1931].

3. Интеракционистский подход (an interaction view of metaphor) заключается в том, что метафорическое выражение, имея два субъекта: главный и вспомо­ гательный, - функционирует следующим образом: к главному субъекту при­ лагается система ассоциируемых импликаций, связанных со вспомогатель­ ным субъектом. Иначе говоря, метафора отбирает, выделяет и организует од­ ни характеристики главного субъекта и устраняет другие, что влечет за собой сдвиги в значении слов [Black, 1962: 30], Упомянутые импликации есть не что иное, как общепринятые ассоциации, связанные в сознании говорящих со вспомогательным субъектом. Также это могут быть импликации, установ­ ленные автором [Black, 1962: 30-31]. Придерживаясь интеракционистского взгляда на метафору как Э. Маккормак, Э. Кассирер, А. Ричарде, X, Ортегаи-Гассет, считаем, что метафора есть результат когнитивного процесса, который сополагает два (или более) объекта, обычно не связываемых, что ведет к семантической концептуальной аномалии, симптомом которой обычно яв­ ляется определенное эмоциональное напряжение. Концептуальный процесс, порождающий метафору, распознает как сходные свойства объектов, на ко­ торых основывается аналогия, так и несходные, на которых строится семан­ тическая аномалия. Степень сходства и несходства определяет истинное зна­ чение метафоры [Кассирер, 1990; Ортега-и-Гассет, 1990; Ричарде, 1990;

МасСогтас, 1985].

Разница между языковой и речевой метафорами в том, что в языковой метафоре ассоциативные связи объективированы. Они соответствуют пред­ метно-логическим связям, отражающим языковой опыт говорящих, при этом коннотации, создающие метафору, закреплены узусом за смысловыми по­ тенциями данного слова. Коннотации речевой метафоры отражают не кол­ лективное, а индивидуальное видение мира, поэтому они являются субъек­ тивными и случайными относительно общего знания. В. Н. Телия признает, что "речевая метафора исходит из конкретного контекста, рождается и суще­ ствует в контексте, распадаясь вместе с ним, а коннотативные признаки, соз­ дающие метафору, фокусируются только в рамках данного лексического на­ бора" [Телия, 1977:194].

Языковая метафора стихийна, она заложена в самой природе языка и представляет собой готовый элемент лексики. Языковую метафору не нужно каждый раз создавать, "делать", ее берут готовой и употребляют в речи. Язы­ ковые метафоры воспринимаются нами и воспроизводятся в речи автомати­ чески. Иными словами, мы часто не отдаем себе отчета в том, что привычные слова имеют фигуральный смысл. В этом состоит одно из отличий речевой (или художественной) метафоры от языковой. Именно речевая метафора "выводит предмет из автоматизма восприятия" [Скляревская, 1993: 30-31].

Языковая и художественная метафоры различны по своей семантиче­ ской и коммуникативной сущности. "Отражая обычные жизненные явления и коллективно осознанные способы характеристики, классифицируя в соответ­ ствии с этим элементы действительности, языковая метафора участвует в од­ ном ряду с другими лексическими единицами в общем для всего народа чле­ нении этой действительности. Художественная метафора, напротив, стре­ мится сместить очевидные для всех отнощения, при этом "традиционные классификации рушатся"" [Скляревская, 1993: 31]. Таким образом, исследуя языковую метафору, можно сделать вывод о социальных явлениях, проана­ лизировать, какие человеческие качества порицаются, какие одобряются, ка­ кие явления стоят в центре, а какие остаются в стороне, какие реалии дейст­ вительности устойчиво связываются ассоциациями в сознании членов языко­ вого коллектива, а какие остаются изолированными, какие существа и пред­ меты получают второе имя, а какие называются только своими именами [Ви­ ноградов, 1977; Скляревская, 1993].

Различия между языковой и художественной метафорами являются су­ щественными с точки зрения их лексического статуса. Языковая метафора представляет собой самостоятельную лексическую единицу, относительно свободно вступающую в семантические связи и реализующуюся в разнооб­ разных лексических окружениях, в то время как речевая (художественная) метафора не имеет такой лексической самостоятельности и всегда связана со своим контекстом, который является для нее не обрамлением, не фоном, да­ же не питательной средой, а собственно семантической субстанцией метафо­ ры, ее содержимым, которое далеко не всегда легко разложить на фокус и рамку [Рясоты, 1962; Скляревская, 1993; Черкасова, 1968].

Итак, языковая и речевая метафоры находятся в сложных взаимоотно­ шениях друг с другом, поскольку имеют ряд существенных, принципиальных различий и ряд сходных черт. Они сходны по семантическим процессам и принципам построения. Немаловажным является и факт взаимопроницаемо­ сти сфер их применения. Примером художественной метафоры может быть следующий: "She's а pistol" [Business Week, 2000: 70], языковой метафоры:

"lady killer, wallflower" [Словарь американских идиом, 1997].

Тендерная метафора представляет собой результат когнитивного про­ цесса, который сополагает два объекта. Одним является культурный концепт "мужчина" или "женщина", а вторым - объект, применительно к которому данный концепт используется в качестве метафоризатора. По нашему мне­ нию, гендерная метафора может конструироваться на соположении объектов, имеющих как схожие свойства, путем аналогии, так и несхожие, путем се­ мантической аномалии.

Гендерная метафора, содержащая культурный концепт "мужчина" или "женщина", является "культурологической" метафорой. Культурологическая метафора - та метафора, которая конструируется посредством наложения вербализованных культурных концептов на объект описания [Борухов, 1991:

109].

По утверждению Дж. Лакоффа, "концепт - элемент когнитивных моде­ лей" [Lakoff, 1980: 178]. Концепт представляет собой "прототип, денотат, то есть реалию из мира "действительность", все то, что мы знаем об объекте во всей экстенсии этого знания" [Телия, 1981: 34].

Ж. В. Ришар трактует концепт как некоторую базовую когнитивную сущность, позволяющую связывать смысл с употребляемым словом. Иными словами, концепт - содержательная единица процесса концептуализации, по­ средством которого действительность преломляется в голове человека. При таком преломлении, как подчеркивает исследователь, имеет место опора на определенные параметры, признаки разных степеней обобщения [Ришар, 1998: 15].

Таким образом, концепт представляет собой когнитивную единицу, со­ держащую в себе все признаки объекта, как явные и скрытые, так и ассоциируемые, которая представляет собой элемент когнитивной модели, по кото­ рой осуществляется обработка и структурирование поступающей информа­ ции.

Рассмотрение культурных концептов "мужчина" и "женщина", "муже­ ственности" и "женственности" в рамках "телесной метафоры", как делает А.

В. Кирилина [Кирилина, 2000: 18-20], представляется нам не совсем право­ мерным. Утверждение А. В, Кирилиной о том, что сама номинация "мужест­ венность" и "женственность" базируется на телесной метафоре и возводится к наличию двух полов в природе, является малодоказательным. Мы можем говорить, скорее, о наличии двух гендеров в культуре, сознательно сформи­ рованных и поддерживаемых, оберегаемых от разрушения данной тендерной дихотомии, в то время как природа, проявляя эволюционное разнообразие, наградила человечество определенным количеством биологических полов.

Тендерный статус, гендерная иерархия и модели поведения задаются не природой, а предписываются институтами социального контроля и культур­ ными традициями. Культура "стратифицирует, детерминирует и закрепляет половые различия, сводя, таким образом, все потенциальное разнообразие к двум основным категориям: мужчинам и женщинам" [Батлер, 2000: 299].

"Если некто "есть" женщина, то это еще не обязательно значит, что это ее единственная ипостась; понятие неудовлетворительно не потому, что "лич­ ность", существовавшая до полового различия, превосходит границы специ­ фических проявлений своего пола, но потому, что в различных исторических контекстах пол не всегда согласованно и последовательно конституируется, а также потому, что пол пересекается с расовыми, классовыми, этническими, сексуальными и региональными модальностями дискурсивно конституиро­ ванных идентичностей. В результате представляется невозможным вычле­ нить "пол" из переплетающихся политических и культурных напластований, в которых он неизменно производится и поддерживается" [Батлер, 2000:

302].

Тендер - это то, как вы себя ведете и что вы делаете в определенной си­ туации, а не то, чем вы являетесь, оставаясь в рамках сформировавшей вас культуры. Следует учитывать, что биологический пол индивида далеко не всегда совпадает с тендером, то есть с той категорией принадлежности по полу, которая ему приписана" [Здравомыслова, Темкина, 2001: 160-161].

Тендер выступает в качестве неопределенной переменной, характери­ стики которой уточняются временем, пространством, культурным контек­ стом. При этом культура, культурный контекст понимается как процесс, в котором происходит общесоциальный процесс обмена значениями, где по­ следние являются социальными и культурными конструктами и носят исто­ рически изменчивый характер" [Усманова, 2001: 435].

Идею о социокультурной сконструированности понятий "мужчина" и "женщина" разделяла и известный антрополог Маргарет Мид, основываясь на полученных ею этнографических данных. Более тридцати лет она посвя­ тила изучению данной проблемы на Самоа, островах Полинезии, Новой Твинеи. В ее работе "Пол и темперамент" она напишет: "большинство, если не все черты личности, которые считаются мужскими или женскими, так же не­ значительно связаны с полом, как одежда, манера поведения или головной убор, которые общество в данный момент предписывает каждому полу" [Mead, 1935: 280].

Содержание понятий "мужественность" и "женственность" определяет­ ся культурой и варьируется от одной культуры к другой [Усманова, 2001:

435; Cameron, 1992: 83-84]. В рамках патриархальных культур мужчины, как доминирующая гендерная группа, способствовали созданию концептов му­ жественности и женственности, которые имели разнонаправленные характе­ ристики и вызывали противоположные ассоциации. В патриархальных куль­ турах "мужественность" ассоциируется с активным, разумным, созидающим началом, а женственность - с пассивным, разрушительным началом, осно­ ванным на инстинктах [Beauvoir, 1974; Cixous, 1998; Irigaray, 1985].

Таким образом, концепты "мужчина" и "женщина", "мужественность" и "женственность" являются культурными концептами. Они содержат не толь­ ко биологические и не столько биологические характеристики объектов "мужчина" и "женщина", сколько культурные, а точнее, социокультурные, то есть созданные и поддерживаемые именно культурой, обществом, а не обу­ словленные биологией.

В состав тендерной метафоры входят культурные концепты "мужчина" и "женщина", "мужественность " и "женственность". Вследствие этого гендерная метафора является культурологической, а не "телесной" метафорой.

1.6. Коммуникативные стратегии как отражение социальных гендерных Наличие различных и зачастую неоднозначных интерпретаций речевых стратегий мужчин и женщин свидетельствует о том, что язык был и остается инструментом власти. Различия в речевых стратегиях мужчин и женщин су­ ществуют, но при этом некоторые несоответствия могут интерпретироваться по-разному, в большинстве случаев в пользу мужчин [Cameron, 1992: 46].

Например, менее беглая и более насыщенная паузами речь женщин может быть истолкована двояко: как признак того, что женщины менее уверены в себе и стремятся вести беседу, чтобы не обидеть собеседника, и как признак того, что женщины умнее мужчин, так как тщательно продумывают и логи­ чески выстраивают свою речь [Cameron, 1992: 46-47].

Наличие различных трактовок речевых стратегий мужчин и женщин Д.

Камерон объясняет тем, что основное влияние на язык оказывали и продол­ жают оказывать мужчины [Cameron, 1992: 6]. Подавляющее большинство представителей власти во многих обществах, в том числе и западном, явля­ ются представителями мужского пола, а следовательно, именно ими поддер­ живается порядок, при котором женщины не равны, подчинены и лишены прав.

Д. Спендер в своей книге "MAN MADE LANGUAGE" говорит о том, что в западном обществе мужчины имеют власть и право устанавливать те языковые стандарты, которые выгодны мужчинам, а также право по своему усмотрению навешивать ярлыки [Spender, 1980]. Язык является влиятельной силой в формировании образа нашего мира. Те, во власти которых находится создание символов и их смыслов, находятся в привилегированном и выиг­ рышном положении. Они имеют право упорядочивать мир по своему образу и подобию, конструировать языковую действительность и основу знания, где они являются центральными объектами, и у них есть возможность узаконить свое собственное превосходство, создать систему представлений, которая вне обсуждения. Группа, которая имеет власть предопределять структуру языка, мышления и действительности, имеет и власть создавать мир, в котором она является центральным объектом, а те, кто к этой группе не относится, явля­ ются периферийными фигурами и поэтому могут подвергнуться эксплуата­ ции [Спендер, 2001: 780]. Этот потенциал получил реализацию в так назы­ ваемом символическом, патриархальном порядке. Мужчины, как домини­ рующая группа, создали язык, мышление и действительность. Исторически это были структуры, категории и знания, созданные мужчинами, хотя, ко­ нечно, и не всеми мужчинами, а потом они распространились и на всех дру­ гих мужчин. Женщины в этом процессе играли или незначительную роль, или вообще не участвовали [Спендер, 2001: 780-781].

Стереотипы языковые и социальные тесно взаимосвязаны [Cameron, 1992: 42-43]. Если в обществе женщина занимает второстепенное положение, то это получит зеркальное отражение в языке, в речевых стратегиях женщин и мужчин. Стереотипы, будь то социальные или языковые, неверно отобра­ жают или даже искажают реальность, но обладают устойчивостью и долго­ вечностью. В любом обществе можно обнаружить некоторые установки по использованию языка, которые рассматриваются как общепринятые и закон­ ные [Cameron, 1992: 42].

РОССИЙСКАЯ

БИБДМОТЕКА

Каждый речевой акт, совершаемый нами, либо поддерживает сущест­ вующий порядок, при котором женщина вынуждена описывать свой опыт в рамках так называемого мужского варианта языка, либо изменять реальность, используя некий нейтральный вариант языка, в котором отсутствуют стерео­ типы как по отношению к женщинам, так и по отношению к мужчинам [Cameron, 1992; Pateman, 1975].

Не секрет, что западноевропейская культура, как и ряд других миро­ вых культур, является по сути "мужской" культурой. Мужская культура представляет собой культуру, в которой главенствующую роль играют муж­ чины, а женщины - подчиненную. В мужских культурах женщинам говорят, "что носить, куда идти, как жить", женщины редко занимают места во власти, дающие возможность устанавливать социальные или религиозные правила [Crossette, 2000:181]. Это способствовало не только появлению тендерной асимметрии в английском языке, но и возникновению различий в речевых стратегиях мужчин и женщин [Табурова, 1999; Adler, 1978; Haeri, 1996; Jespersen, 1922; McConnell-Ginnet, 1988; Piatt, Piatt, 1975; Romaine, 1999; Tannen, 1986; Thome, 1983; Trudgill, 1974].

Социолингвисты и социопсихологи подчеркивают, что причины появ­ ления различий в речевых стратегиях мужчин и женщин и их закрепления следует искать в процессе гендерно-ролевой социализации [Gumperz, 1982;

Maltz, Borker's, 1982]. Под гендерно-ролевой социализацией в социальной психологии понимают процесс, в ходе которого человек, а именно ребенок, обучается социально приемлемым моделям поведения мужчин и женщин [Берн, 2001: 46].

По утверждению некоторых исследователей, различия между мужской и женской речью следует объяснять только биологическими фактами. Так, по мнению Г. Р. Гайя, высота тона высказывания не зависит ни от каких других фактов, кроме биологических [Guy, 1988].

С. К.Табурова считает, что речевое поведение мужчин и женщин обна­ руживает вариативность одновременно в двух плоскостях: стратификационНОЙ, отражающей социальную структуру общества, и ситуативной, отра­ жающей параметры коммуникативного акта. При равенстве таких условий, как социальный и профессиональный статус, возраст, коммуникативная роль, мужчины и женщины избирают различные стратегии речевого поведения, что дает основание говорить о гендерных особенностях мужской и женской речи. Не существует стабильных гендерлектов, то есть мужского и женского языка, а существует, и правомерно говорить гендерно-детерминированные особенности мужской и женской речи [Табурова, 1999: 9].

Проанализировав работы, посвященные изучению женской и мужской речи [Adler, 1978; Baumann, 1979; Brotherton, Penman 1977; Brouner, Brown, 1980; Brown, Ford, 1964; Brown, Levinson, 1978; Cameron, Clifton, McGrath, Wick, 1976; Coleman, 1971; Crystal, 1969; Elbe, 1972; Ellis 1974; Fasold, 1968; Fisher, 1958; Fishman, 1978; Harding, 1975; Henley, Herbert, 1990; Hirshman, 1975; Hirshman, 1994; Hirshman, 1998; Jespersen, 1922; Key, 1975; Lakoff, 1975; McConnell-Ginnet, 1988; McDonnel, Orasanu, 1979; Phillips, 1973; Piatt, Piatt, 1975; Romaine, 1999; Sacks, Schultz, 1975; Smith, 1985; Soskin, John, 1963; Spender, 1980; Tannen, Thome, 1983; Trudgill, 1974; Trudgill, 1975; West, Zimmerman, 1983], можно выделить следующие различия: в плане фонетики, лексики, грамматики, прагматических функций.

1.6.1. Фонетические различия мужской и женской речи Отличие женской от мужской речи в фонетико-фонологическом аспек­ те подтверждают: [Реформатский, 1996; Coleman, 1971; Crystal, 1969; Fasold, 1968; Fisher, 1958; Lakkof, 1975; McConnel-Ginet, 1988; Orasanu, 1979; Sacks, 1975; Thome, 1983; Trudgill, 1975].

П. Траджил считает, что разница в мужской и женской речи с точки зрения фонетики заключается в том, что женщины, во-первых, используют все разнообразие интонационных групп языка, а во-вторых, женская речь отличается большей тоновой вариативностью по сравнению с м)^жской речью [Trudgill, 1975]. Женщина чаще, чем мужчина, прибегает к использованию таких "эмоциональных средств", как ударение и интонация для вьщеления своих мыслей [Orasanu, 1979]. Женщины проявляют большее внимание к из­ менениям в произношении и демонстрируют наибольшее число престижных форм [Lakoff, 1975].

В интонационном плане женщины проявляют тенденцию к повышен­ ной частотности нисходящих тонов, опережая мужчин в этом направлении [Реформатский, 1996; Orasanu, 1979].

Мужчины пользуются преимущественно такими основными, базисны­ ми типами шкал, как нисходящей, скользящей и восходящей, в которых на­ правление развития мелодии сохраняется на протяжении всего предтерминального участка. Женщинами используются преимущественно такие соче­ тания элементов различных типов шкал: скользящая + ровная, нисходящая с нарушенной постепенностью + скользящая. Перцептивно создается впечат­ ление большего разнообразия, вариативности за счет изрезанности мелоди­ ческого рисунка, подтверждая, таким образом, одно из устойчивых мнений относительно повышенной эмоциональности женщин, что в интонационном плане имеет форму нюансов, а также тонких различий в реализациях [Cole­ man, 1971; Crystal, 1969; Fisher, 1958].

Диапазон голоса у женщин более узкий, чем у мужчин, а высотный уровень речи выше. Для вьфажения эмфазы в обеих группах отмечается по­ вышение высотного уровня и расширение диапазона за счет нижнего регист­ ра. Так как тоны в женском исполнении, как и весь мелодический контур, реализуются в относительно узком диапазоне, женщины "уступают" мужчи­ нам в реализации такого акустического параметра, как "крутизна" тонов. По­ этому перцептивно создается впечатление большей весомости и категорич­ ности мужской речи. Этому впечатлению в некоторой степени содействуют медленный темп, достигаемый за счет увеличения длительности синтагм и паузация. У женщин длина синтагм несколько короче, в результате чего при идентичности текста увеличивается количество синтагм и пауз. При этом общая длительность пауз у женщин меньше, чем у мужчин, благодаря чему текст читается быстрее, а темп ускоряется [Реформатский, 1996].

Спектр женских голосов на 17% выше спектра мужских. Существует большая степень вариативности основного тона в женской речи, чем в муж­ ской [Реформатский, 1996].

1.6.2. Лексические различия мужской и женской речи Особенностью речевых стратегий женщины является и то, что женщина больше, чем мужчина, стремится к вежливости и корректности в речевом по­ ведении, вследствие чего в речи женщины гораздо чаще встречаются прось­ бы и извинения, например: "I am sorry"; "Excuse me, please" [Clifton, McGrath, Wick, 1976: 138].

По мнению A. Д. Швейцера, в английском языке наблюдается диффе­ ренцированное использование некоторых лексических единиц в зависимости от пола говорящего. Социальное неравенство мужчин находит свое отраже­ ние в противопоставлении социальных ценностей, которые прививаются еще в детстве: мальчики должны "говорить грубо" (talk rough), а девочки - "го­ ворить как леди" (talk like а lady) [Швейцер, 2002: 93].

Вот примеры слов, используемых женщинами для выражения восхи­ щения и их нейтральных эквивалентов.

Гендерно-нейтральная лексика: "Женская" лексика:

Столкновение социальных ценностей находит свое проявление, в част­ ности, в том, что мужчины сознательно избегают слов, предпочитаемых женщинами. Впрочем, данное противопоставление социальных значений варьируется от одной социальной группы к другой. Так, например, использо­ вание "женской" лексики наблюдается в высших классах британского обще­ ства, а в США - среди профессуры и священников, в особенности тех из них, кто сознательно ориентируется на британскую норму [Швейцер, 2002: 92-93].

С. Хардинг считает, что разница в речевом поведении мужчин и жен­ щин заключается и в выборе темы разговора. Женщины склонны выбирать темы более интимного плана, касающиеся личной жизни, в то время как мужчины предпочитают говорить о делах, работе, производстве [Harding, 1975].

Женщины избегают нецензурных слов, ругательств [Trudgill, 1975].

Существуют определенные различия и в области использования обра­ щений [Brouner, 1989; Brown, 1980; Brown, Ford, 1964; Brown, Levinson, 1978;

Ellis, 1974; Herbert, 1990; Hirshman, 1975]. Мужчины используют разнообраз­ ные обращения к женщинам, в которых часто присутствуют какие-либо фи­ зические характеристики человека, например: blondie, chestie [Herbert, 1990:

202]. Типично мужским считается обращение к человеку только по фамилии [Henley, 1977; McConnel-Ginet, 1988]. Женщина может обратиться к мужчине honey, darling, baby, dear, если она находится с ним в близких отношениях, в то же время она может услышать данные обращения в свой адрес практиче­ ски от каждого [Schultz, 1975]. "Женщины не склонны к употреблению таких обращений, как dear, honey, sweetie по отношению к малознакомым людям" [Elbe, 1972].

Наличие различий на лексическом уровне может быть объяснено, по мнению М. М. Маковского, феноменом табу. Рассмотрим приведенный им анализ этимологии слов, служивших для номинации женского начала. Жен­ щина считалась средоточием нечистой силы, поэтому существовало много запретов контакта с женщиной, что получило отклик в метафорической но­ минации женщин. "Типологическое сравнение метафорических номинаций представительниц женского пола в английском языке разных периодов показало, что понятие "женщина" могло соотноситься с понятием "борьбы" и "поле битвы": др. англ. wip - женщина, но англ. weapon - "оружие", англ.

wench - девушка, но др. англ. wig - "борьба", англ. lass - девушка, но др. англ.

wiede, а также со значением "военная одежда, обмундирование, снаряжение, оружие": англ. girl - девушка, но др. англ. gyrely - "военная одежда"" [Маков­ ский, 2000: 117].

"Женское начало олицетворялось в древности с водой, а символом мужского начала был огонь, олицетворявший Вечную Душу, Жизнь. Именно на фоне соотношения мужского и женского начал наиболее рельефно высту­ пает диалектика жизни и смерти: вода - смерть всегда является источником жизни (первоначально божественно созданная Вселенная плавала в океане, неродившийся ребенок также плавает в материнских водах), но та же вода смерть, оплодотворенная огнем - жизнью, всегда тушит огонь - жизнь, слу­ жит источником гибели жизни. Др. англ. dige - девушка, ср. англ. dey - де­ вушка, но др. англ. diegan - умирать" [Маковский, 2000: 118].

1.6.3. Грамматические различия мужской и женской речи Некоторые лингвисты считают, что женская речь нормативнее мужской речи, объясняя этот факт тем, что традиционно женщина оказывает большее влияние на воспитание подрастающего поколения, вследствие чего она стре­ мится говорить в соответствии с нормами литературного языка. Иными сло­ вами, использование женщинами грамматически правильных структур явля­ ется ни чем иным, как стремлением соответствовать социальным ожиданиям [Guy, 1988: 37-63; Piatt, Piatt, 1975: 63-75; Romaine, 1999: 99; Trudgill, 1975:

86-87].

В условиях билингвизма женщины, как правило, отдают предпочтение тому языку, который в будущем может обеспечить их детям больший успех в жизни [Медведева, 1986].

Было установлено, что мужчины и женщины строят предложения поразному [Jespersen, 1922; Smith, 1985; Phillips, 1973]. По мнению О. Есперсе­ на, в речи мужчины встречается более сложный, запутанный синтаксис [Jes­ persen, 1922].

Подобной точки зрения придерживается и П. Смит [Smith, 1985].

Вследствие того что мужчина как бы вкладывает одно предложение в другое, синтаксис мужской речи является более сложным. Женский синтаксис пред­ ставляет собой некую "нить жемчуга", где жемчужины нанизаны плотно друг к другу. П. Смит делает вывод, что мужчинам свойственен гипотаксис, а женщинам - паратаксис [Smith, 1985]. Объяснением этому может служить тот факт, что у мужчин перед высказыванием происходит этап анализа, класси­ фикации, категоризации, что и проявляется в схеме синтаксической структу­ ры. В свою очередь, умственный склад женщины предпочитает всяческого рода "прыжки и перескоки с одной мысли на другую" [Phillips, 1973:184].

Женщина предпочитает выдавать информацию по частям, что и приводит к нагромождению, а иногда и сращению синтаксических структур, а также эл­ липсису и инверсии [Phillips, 1973: 183-184].

В речи женщины чаще встречаются восклицательные и так называемые "closed-circle sentences", например: "What а nice day!", а мужская речь более насыщена отрицательными предложениями [Baumann, 1979; Brotherton, Pen­ man, 1977; Soskin, John, 1963]. В речи мужчины встречается больше сносок и цитат [Spender, 1980]. Женщины задают вопросы там, где мужчина использу­ ет императив, например: "Do it!" и "Could you do it?" [Trudgill, 1975: 540].

P. Лаккоф считает, что женщины чаще используют разделительные во­ просы по сравнению с мужчинами. Там, где мужчина скажет "This is better", женщина предпочтет "This is better, isn4 it" или "This is better, don't you think?" [Lakoff, 1975: 45-80]. Женщины избегают категоричных высказыва­ ний [Lakoff, 1975: 80]. Женская речь содержит большее количество усилите­ лей, интенсификаторов, таких, например, как very, awfully, terribly, such as, very very, so so, much much [Key, 1975: 15-31; Lakoff, 1975: 45-80]. Согласно Л. Хиршман и П. Фишман, женщины чаще используют различного рода "за­ полнители" пауз, например, uhm, you know [Fishman, 1978; Hirschman, 1998].

Женщины в большей степени, чем мужчины, склонны к использованию раз­ ного рода языковых средств для привлечения внимания [Fishman, 1978]. При введении вопроса женщины используют местоимение первого лица, что де­ лает его как бы персональным, например: "I want to ask you what time it is?" [McDonnel, 1986: 118].

По мнению Д. Камерон, конструкции: "I wonder if; It seems to me; My impression is" - являются типично женскими и встречаются преимущественно в женской речи [Cameron, 1995: 118]. Л. Хиршман были получены прямо противоположные данные, согласно которым именно мужчины предпочита­ ют употреблять местоимение первого лица, а женщины - местоимения "we" и "you" [Hirshman, 1994].

1.6.4.Функциональные различия мужской и женской речи Ряд исследователей констатирует наличие различий в технике ведения разговора [Aries, 1996; Cameron, 1995; Coates, 1995; Fishman, 1978; Tannen, 1986; Tannen, 1990; Tannen, 1994; West, Zimmerman, 1983].

Женщины стараются поддержать собеседника-мужчину и поэтому ча­ ще, чем мужчины, задают собеседнику вопросы, стимулируя его к продолже­ нию разговора [Coates, 1995; Fishman, 1978].

Мужчины задают вопросы для получения информации, а не с целью поддержания разговора [Coates, 1995: 13-30].

К. Уэст и Д. Циммерман полагают, что мужчины не соблюдают поря­ док очередности в высказываниях и не стремятся к этому [West, Zimmerman, 1983].

Мужчины чаще, по сравнению с женщинами, прерывают своих собе­ седников [Tannen, 1986; West, Zimmerman, 1983]. При ведении дискуссий женщины стремятся "разбить" участников на меньшие группы, что не свой­ ственно мужчинам [Tannen, 1986].

Женщины сознательно избегают роли эксперта для того, чтобы избе­ жать разрушения атмосферы доверительности, дружеского расположения участников дискуссии [Aries, 1996: 7-18; Cameron, 1995: 31-44; Coates, 1995:

13-30; Tannen, 1994: 13-29].

ВЫВОДЫ п о ПЕРВОЙ ГЛАВЕ

1. Изучение тендерных отношений в линтвистике опиралось на тради­ цию исследования тендерных проблем в области социальной культурологии, социопсихолотии, социолинтвистики, трамматики.

С позиции социокультурното анализа источником тендерной асиммет­ рии является принцип кодирования форм социального и культурно обуслов­ ленного поведения людей. С позиции социальной психологии в основе тен­ дерных отношений следует искать либо биологический, либо социобиолотический, либо социокультурный детерминизм.

Наконец, философское обоснование причин тендерных асимметрий ба­ зируется на исторически изменчивых моделях понимания природы и роли власти, идеологии, субъективности, религии.

2. Собственно лингвистическое понимание термина "тендер", в англий­ ском языке, вбирает в себя:

а) тендер - как языковая категория рода, понимаемая социолингвистически с точки зрения закономерностей развития языков в аспекте мужского доми­ нирования и женской "невидимости";

б) тендер - как грамматическая категория языка утраченная к концу средне­ английского периода;

в) тендер - как особый механизм метафоризации социальных поло-родовых отношений в языке.

3. Механизмы тендерной категоризации и дифференциации в языке мо­ гут описываться на уровнях:

а) функционирования языковых и/или речевых тендерных метафор. При этом тендерной метафорой является результат когнитивного процесса соположе­ ния объектов культурных концептов "мужчина" и "женщина";

б) использования речевых стратегий, которые варьируются на:

- фонетическом уровне: разница с точки зрения использования интонаци­ онных групп, ударения, паузации, длительности синтагм, норм произ­ ношения, тона;

- лексическом уровне: разница в использовании эмоциональной, экспрес­ сивно-выразительной лексики, табуированных слов, выборе тем разго­ - грамматическом уровне: разница в выборе коммуникативных типов вы­ сказываний структур гипо- и паратаксиса, использовании более пра­ вильных грамматических структур и оборотов.

Наблюдается функциональная вариативность: использование различных дискурсивных тактик (поддержания разговора, перебивов, кооперативности, конфликтности).

Таким образом, исследования гендерных проблем в области социопси­ хологии, социальной культурологии, социолингвистики послужили базой для изучения гендерных отношений в лингвистике.

Глава 2. ГЕНДЕРНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ

2.1. Понятийно-терминологический аппарат лингвистического анализа Многовековое мужское доминирование и ущербность образа женщины в картине мира, воспроизводимой в языке, подтверждается многочисленны­ ми исследователями. Язык фиксирует картину мира преимущественно с мужской точки зрения, являясь андроцентричным, т.е. ориентированным на мужчину. Другими словами, язык создает картину мира от лица мужского субъекта, с точки зрения мужской перспективы, где женское предстает, ре­ презентируется в роли "другого" или игнорируется [Батлер, 2000; Кирилина, 1999; Лауретис, 2000; Irigaray, 1985; Wittig, 1985].

Проанализируем образы мужчин и женщин, которые репрезентируются средствами фразеологических единиц английского языка в общем и его аме­ риканского варианта в частности. Иными словами, рассмотрим языковые об­ разы женщины и мужчины в англоязычной культуре мира в общем и выявим специфику репрезентации данных образов фразеологией американского ва­ рианта английского языка, то есть выявим специфику образа мужчины и женщины в условиях данного ареального варианта английского языка. Кроме того, подтвердим или опровергнем наличие тендерной асимметрии, доминан­ ты андроцентричного взгляда на гендерные отношения во фразеологии анг­ лийского языка и его американского варианта.

Определим основные понятия, необходимые для работы с языковым материалом, такие, как репрезентация, фразеологизм, коннотация, стереотип, гендерный стереотип.

Понятие репрезентации имеет различные трактовки [Залевская, 1995;

Степанов, 1998; Byars, 1991; Hall, 1997; Peirce, 1960; Spivak, 1988].

Согласно С. Пирсу, знак или репрезентамент есть нечто, что замещает для кого-либо что-либо в некотором отношении или качестве. Он обращается к кому-либо, то есть создает в уме этого человека эквивалентный или, воз­ можно, более развернутый знак. Знак замещает нечто, свой объект. Знак свя­ зан с референтом только посредством конвенций, принятых сообществом носителей [Peirce, 1960: 71].

Г, Спивак полагал, что репрезентация может быть истолкована, вопервых, как говорение за кого-либо и, во-вторых, как представление чеголибо существующего другими средствами [Spivak, 1988: 70].

Дж. Байере рассматривает репрезентацию не как процесс отражения, а как активный процесс отбора и представления, структурирования и форми­ рования. Репрезентация представляет собой процесс наделения чего-либо смыслом [Byars, 1991: 69].

По мнению С. Холла, репрезентация представляет собой процесс, по­ средством которого субъекты культуры используют язык (любую систему знаков) для производства значений. Объекты репрезентации не обладают смыслом сами по себе, смысл рождается в процессе интерпретации и комму­ никации, кодирования и декодирования текстов и зависит от культурного контекста [Hall, 1997: 13-74].

А. А. Залевская дает определение репрезентации значений как функ­ ционирующих у индивида средств замещения того, что вербально описыва­ ется как лексическое значение. Такое замещение необходимо для оперирова­ ния значением в качестве достояния человека в речемыслительной деятель­ ности. К формам репрезентации значений в памяти человека относятся: при­ знаки, концепты, образы, прототипы, пропозиции, фреймы, события, мен­ тальные модели и т.д., которые могут быть модально специфичными, то есть зрительными, слуховыми и прочими образованиями, базирующимися на пер­ цептивных признаках, или адодальными, то есть абстрагированными, схема­ тичными образованиями [Залевская, 1995:98].

Ю. С. Степанов трактует репрезентацию как отношение между той сто­ роной знака, которая скрыта от непосредственного наблюдения (означаемое, смысл, глубинная структура и т.п.), и той стороной знака, которая дана в не­ посредственном наблюдении [Степанов, 1998: 239]. Такая формулировка по­ нятия "репрезентация" дает четкое обозначение взаимоотношений таких по­ нятий, как репрезентация и знак.

Определяющий признак всякого знака вообще и любого языкового зна­ ка в частности - это его двойственность. Любая языковая единица имеет "две стороны и два аспекта: один - чувственный, другой - умопостигаемый, с од­ ной стороны, signans (соссюровское означающее), с другой стороны, signatum (означаемое). Эти две составляющие языкового знака неизбежно предпола­ гают друг друга, взывают друг к другу" [Деррида, 2000].

Итак, знак - двойственен, в нем соединены означаемое и означающее посредством условностей, конвенций, принятых сообществом носителей, и функционирует как стимул к запуску различных когнитивных, поведенче­ ских и др. моделей.

Под термином "репрезентация" будем понимать активный процесс от­ бора, структурирования и представления чего-либо другими средствами, в ходе которого происходит наделение представляемого объекта, процесса, деятельности и т. д. требуемым смыслом.

Как известно, существует множество точек зрения по поводу определе ния единицы фразеологии, ее формы, содержания, функций [Амосова, Виноградов, 1946; Кунин, 1972; Телия, 1977; Фелицина, Мокиенко, Шанский, 1985; Benson, 1985; Crystal, 1969; Fontenelle, 1998; Fraser, Gibbs, 1994; Heringer, 1976; Katz, 1973].