«Исторический опыт осуществления общественной помощи нуждающимся органами местного самоуправления России в 1864 – 1917г.г. ...»

Северо-Кавказский государственный технический университет

На правах рукописи

Коробейников Юрий Викторович

Исторический опыт осуществления общественной

помощи нуждающимся органами местного

самоуправления России в 1864 – 1917г.г.

07.00.02. – Отечественная история

Диссертация на соискание учёной степени

кандидата исторических наук

Научный руководитель – доктор исторических наук Шебзухова Т.А.

Ставрополь – 2003 План ВВЕДЕНИЕ…………………………………………………………….….4-36 РАЗДЕЛ I. Исторические предпосылки и основные этапы формирования элементов системы общественной помощи нуждающимся в дореформенной России……………………………………………………37- РАЗДЕЛ II. Принцип сословности в призрении и оформление нормативной базы организации социальной помощи нуждающимся по линии органов местного самоуправления в России в 1864 – 1917г.г…………………59- РАЗДЕЛ III. Практическая деятельность органов местного самоуправления в сфере общественной помощи нуждающимся в 1864 – 1913г.г.

III.1. Финансовое обеспечение, материальная база и организационные основы земской помощи нуждающимся……87- III.2. Основные направления и формы работы земств в сфере общественного призрения в 1864 – 1913г.г……………………106- III.3. Городские общественные управления в организации социальной помощи нуждающимся в городах………………..129- РАЗДЕЛ IV.

Работа органов местного самоуправления по пропаганде, организации и координации действий в области общественной помощи нуждающимся в начале XX века в России.

IV.1. Земства и городские общественные управления как инициаторы и участники Всероссийских съездов по общественному призрению и частной благотворительности………………………………...173- IV.2. Земская помощь нуждающимся в условиях Первой мировой войны 1914 – 1917 г.г. Всероссийский земский и городской союзы……………………………………………………………..198- ЗАКЛЮЧЕНИЕ...………………………………………………………229- ПРИМЕЧАНИЯ………………………………………………………...244-

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И

ЛИТЕРАТУРЫ………………………………………………………… 280- ПРИЛОЖЕНИЕ…………………………………………………………314- ВВЕДЕНИЕ.

Конституция Российской Федерации провозгласила движение страны к «субсидарному социальному государству»,1 невозможное без адекватной самоорганизации российского общества, в том числе и в сфере создания и организации эффективной деятельности соответствующих структур – единиц самоуправления.

Институт местного самоуправления как одна из основ конституционного строя РФ (статья Закона РФ от 28 августа 1995г. «Об общих принципах организации местного самоуправления»2) – это наиболее оптимальная система организации таких единиц самоуправления по решению вопросов местного значения, исходя из интересов сообщества. Существующие правовые нормы организации и функционирования местного самоуправления в стране создают, в основном, реальную основу для самостоятельной деятельности населения, однако её осуществление осложняется рядом серьезных обстоятельств. Отсутствие достаточной экономической основы для деятельности органов местного самоуправления, должного взаимодействия и взаимопонимания с государственными органами, квалифицированных кадров для осуществления этой деятельности на фоне недостаточной вовлеченности граждан в процесс решения собственных проблем по причине отчуждения от любой власти а от муниципальной – тем более, как малопонятной и бессильной, по мнению населения) – таков круг проблем, эффективное решение которых невозможно без привлечения усилий ученых. Знание и учет исторического опыта введения и организации деятельности земского и городского самоуправления в пореформенной России – необходимое условие успешности реформы местного самоуправления в России современной.

Актуальность нашего исследования и в том, что анализу подвергнута сторона деятельности местного самоуправления, которая связана с социальной защитой тех категорий населения, которые в ней нуждаются. Этого требует, прежде всего, сложная современная ситуация, когда ряды социально недостаточных граждан растут, а государственная практика сложившейся социальной защиты затратна и неэффективна. Сегодня, когда социальные права граждан оказываются не менее важными, чем политические, а социальное взаимодействие носит повсеместный, всепроникающий характер, необходим переход к более гибкой, привязанной к местным особенностям и доступной населению системе социальной помощи.

Изучение различных сторон в истории деятельности органов местного самоуправления в Российской империи – необходимое и достаточно благодарное и интересное занятие для историкаисследователя и потому, что долгое отсутствие внимания к этим проблемам обусловило как наличие большого количества источников, не подвергнутых ранее обстоятельному изучению и анализу, так и отсутствие необходимого количества литературы, позволяющего заявлять об историографической разработанности проблемы в целом и её отдельных аспектов.

Степень научной разработанности проблемы.

Вся имеющаяся литература, обеспечивающая разработку проблемы исторического опыта земской и муниципальной помощи нуждающимся в России в 1864 – 1917гг., может быть систематизирована по проблемному и хронологическому принципам.

С точки зрения опоры на проблемный принцип для нас важна литература, посвященная исследованию истории становления и функционирования органов местного самоуправления в пореформенной России в целом и различных её аспектов, в масштабах всего государства и отдельных его регионов. Не менее важна литература и по проблемам истории российской благотворительности, особенно в той её части, которая посвящена деятельности земств и городских общественных управлений по заботе о социально недостаточном населении.

С учетом общих тенденций в развитии историографической разработки названных выше проблем, хронологический подход может быть реализован через следующие этапы: 1) литература второй половины XIXв. – 1917г.; 2) литература, создававшаяся в рамках советской исторической школы; 3) современные исследования. Границы периодов условны, но достаточно точно отражают последовательность накопления фактического материала и изменение принципов его научного анализа.

Изучив имеющийся историографический багаж и соотнося свою точку зрения с выводами Гармизы В.В.,3 Захаровой Л.Г.,4 Горнова В.А.,5 систематизировавшими отдельные результаты в изучении истории земства, выделим три направления в дореволюционной историографии:

консервативное, представленное работами Платонова С.Ф., Татищева С. С., Витте С.Ю. и др.;

либеральное – Головачева А.А., Джаншиева Г.А.., Кавелина К.Д., Веселевского Б.Б., Кизеветтера А.А. и др. и марксистское – Ленина В.И.

Представители первого направления, в целом, давали положительную оценку реформам, в которых Александр II выступает как «великий преобразователь, принесший русскому народу неведомые ему дотоле блага гражданственности».6 Однако, по мнению Платонова, чаяния общества шли дальше намерений правительства, что привело к умственному брожению радикально – политического характера.

Негативная оценка деятельности земств появляется в официальном направлении одновременно с началом контрреформ. По мнению государственных деятелей и публицистов, придерживавшихся этих взглядов, буржуазные реформы, в том числе, земская, повлекли за собой самые негативные последствия в виде революционного движения. Поэтому, чтобы стабилизировать положение в обществе, надо максимально ограничить элемент самоуправления, как «противоестественный и вредный в условиях самодержавия». Многих либералов, не только историков, но и юристов, публицистов, - Безобразова В.П., Васильчикова А.И., Гессена В.М., Градовского А.Д., Коркунова Н.М., Чичерина Б.Н., Шипова Д.Н.,8 – интересовал статус земских учреждений. Они старались определить оптимальную структуру органов самоуправления, обозначить пределы их власти и компетенции, предложить варианты взаимоотношений органов самоуправления и государственных структур. Достаточно четко обозначились две теории самоуправления – общественная и государственная.

Сторонники общественной теории местного самоуправления противопоставляли интересы государства и местности, отделяли административное управление хозяйством от политической формы правления. По их мнению, органы государственной власти и местного самоуправления имеют разные функции и должны сосуществовать параллельно и независимо друг от друга. Напротив, сторонники государственной теории считали органы местного самоуправления фундаментом общего государственного устройства, поэтому выступали за включение земских органов в систему государственных учреждений.

Либеральный историк Кавелин К.Д.9 подробно проанализировал правовую базу деятельности земств и на основе этого попытался спрогнозировать будущее этого института, определить дальнейшие направления деятельности и вероятные практические результаты. По его мнению, в Положении года было заложено прочное и надежное основание местного самоуправления, которое должно было сыграть важную роль в развитии России.

Первый критический анализ земской реформы с точки зрения либеральной оппозиции был дан известным земским деятелем и либеральным публицистом Головачевым А.А.10 Он считал, что реформа 1864 года внесла в российское законодательство и общественную жизнь такие великие начала, как самоуправление, всесословность. Однако, «Положение» давало преимущество в земских учреждениях дворянству, как более образованному и материально обеспеченному сословию. Таким образом, впервые Головачевым А.А. была выдвинута версия о компенсационном характере реформы за потерю дворянами прав и привилегий. С точки зрения историка, один из главных недостатков закона в целом состоял в неправильном разграничении компетенции между центральной администрацией и органами местного самоуправления, что поставило земства в роль ответвления «центрального управления для заведования известной отраслью хозяйства, распорядиться которым они самостоятельно не могли».

Интересным исследованием по истории земств в первые годы их деятельности стал труд А.И.

Васильчикова «О самоуправлении. Сравнительный обзор русских и иностранных земских и общественных учреждений», вышедший в 1872 году в двух томах. В нем довольно широко освещены основные направления деятельности земств, в том числе в сфере общественного призрения. Весь материал работы дан в сравнении с опытом работы органов местного самоуправления западноевропейских стран. Автор труда, близкий к идеям славянофилов и разделявший их так называемую «теорию общественного самоуправления», в решении проблем призрения признавал приоритет земских органов управления перед государством и его учреждениями. Он обосновал свою позицию тем, что «правительственные агенты не принадлежат к местному населению, не могут вникать в народный быт так глубоко, чтобы определить степень их нужды, дряхлости, болезни, дающей право на пособие».11 Сделать это, по мнению автора, способны земские органы самоуправления. В этой работе поднимается важный во все времена вопрос о признании права бедного, немощного человека на призрение и впервые формулируется проблема организации адресной помощи нуждающимся.

Васильчиков А.И. коснулся проблем предупреждения обеднения населения, предлагая в качестве превентивных мер принятие государством, по примеру ряда европейских стран, обязательного налога на помощь бедным, кредитование и страхование и др. Таким образом, автор сумел не только обобщить первый опыт деятельности земств, но и обозначить действительно важные проблемы общественного призрения и предложить вполне разумные пути их решения.

Определенные успехи дореволюционных историков были связанны с изучением хозяйственно – экономической практики российского земства. Подробная документация земских управ, доступность многочисленных томов земской статистики позволили им создать добротные труды о земском народном образовании, медицине, ветеринарии, продовольственной помощи, статистике и других отраслях народного хозяйства. Работы Григорьева В.В., Звягинацева Е.А., Фальборка Г.А., Чарнолусского В. И., Френкеля З.Г., Сазонова Г.П., Валецкого С.Н., Бажаева В.Г.12 носили описательный характер, местами напоминая сводные обзоры статистических данных.

Самым крупным и значимым исследованием по истории земств в дореволюционной историографии стала 4 – томная монография Б.Б. Веселовского «История земства за 40 лет».13 Это был настолько добротный и обширный труд, что все значимые периодические издания посчитали обязательным выступить с развернутыми рецензиями. Вот что говорится в одной из них: «…Автор широко охватывает весь круг земской деятельности, давая обильный цифровой и фактический материал читателю, не только имеющему поверхностное представление о земстве, но и специалистам…Перед читателем встает огромная, ясная картина той громадной общественно – культурной работы, которую совершило земство, рельефно выступают методы и ход развития этой работы…».14 Подробно проанализировав движение земских бюджетов, хозяйственно – культурную и политическую жизнь российского земства, историк в последнем томе попытался дать и «исторические обзоры отдельных земств». Для нас важна при этом и та часть исследования (т.1), которая посвящена анализу состояния и динамики развития земского общественного призрения.

Заметим, что активно сотрудничая с редакцией журнала «Земское дело», Б.Б. Веселовский через отдельные публикации продолжает исследование земской практики, подвергая её тщательному анализу.

Вместе с ним печатались Френкель З.Г., Львов Г., Полнер Т. и другие.

Вопросы земской реформы и деятельности земских учреждений, политики самодержавия в отношении земств, роли земского либерально – оппозиционного движения затрагиваются во многих работах Ленина В.И.15 Особое место среди них занимает специальная статья «Гонители земства и Аннибалы либерализма».16 В своих работах Ленин В.И., подчеркивая буржуазный характер реформ 60 – 70-х XIX века, явившихся, по его мнению, «шагом по пути превращения феодальной монархии в буржуазную монархию»,17 отмечал, что земская реформа была «одной из тех уступок, которые отбила у самодержавного правительства волна общественного возбуждения и революционного натиска».18 Так как самодержавное правительство не могло ужиться с выборным всесословным представительством, оно принялось всячески ограничивать его компетенцию, и земство оказалось «пятым колесом в телеге русского государственного управления». Анализ дореволюционной историографии истории земства показывает, что изучались и обсуждались, в основном, роль и место земств в системе власти Российской империи, их возможности в качестве основы будущих представительных форм правления и элемента либерализации общества в целом. При этом акцент делался на анализе Положения о земстве 1864 и 1890 годов и практической деятельности земских учреждений.

Что касается дореволюционной отечественной историографии проблем теории и истории городского самоуправления, то она ставила и пыталась разрешить идентичные задачи: 1) раскрыть механизм взаимодействия центрального государственного аппарата власти и городских органов управления через анализ государственно – административного законодательства и исследование практики этого взаимодействия; 2) выявить позитивное влияние Городового Положения на решение городским общественным управлением проблем городского хозяйства и жизни городских обществ; 3) выявить и проанализировать недостатки законодательства по проблемам городского самоуправления и их последствия.

Так, избирательная система, предусмотренная Городовым Положением 1870 года, стала предметом изучения для Градовского А.Д., Гессена В.М., Коркунова М.И., Джаншиева Г.А., Свешникова М.И.20 Недостатки избирательной системы, неудовлетворительность состава городских гласных, как следствие этого, - просчёты городских дум в хозяйственной деятельности, - эти вопросы, в той или иной степени, затрагивались в каждой работе, посвященной проблемам городского общественного управления.

Всплеск интереса к устройству и истории функционирования системы городского общественного управления произошел в конце XIX – начале XX века в связи с образованием правительственной комиссии по пересмотру избирательного закона. Основной идеей работ этого периода21 стала мысль о том, что городская реформа 1870 года была первым шагом в деле организации общественного управления, контрреформа же 1892 года уничтожила заложенные в ней в 1870 году принципы самоуправления. Такой подход привел к известной идеализации закона 1870 года.

Литература конца XIX – начала XX века по вопросам городского самоуправления обогатилась и работами публицистического характера, принадлежавшими, как правило, перу видных практических деятелей общественного городского управления.22 Используя широкий фактический материал, делясь собственным опытом в организации самоуправления в отдельно взятом городе, авторы при этом почти не уделяли внимания городской практике предоставления общественной помощи социально недостаточному населению.

Советская историография истории местного самоуправления в России, методологической основой в изучении которой стала указанная работа В.И. Ленина «Гонители земства и Аннибалы либерализма», по известным причинам не могла быть обширной. В 20-е – середине 30-х годов XX века над проблемой местного самоуправления работал известный историк Покровский М.Н. В своих работах он отрицал буржуазное содержание земской реформы, не признавая никакой эволюции местного самоуправления со времен Екатерины Великой.23 Его оценка всех реформаторских процессов 60 – 90-х гг. XIX века укладывается в его же ключевую формулировку о том, что «самоуправление было сужено и притом чрезвычайно». В первой советской монографии о земстве середины 30-х – начала 60-х годов «Подготовка земской реформы 1864 года» Гармиза В.В. исследует предысторию земства – социально – экономические и политические предпосылки реформы, общественную борьбу вокруг законопроекта, споры публицистов о его основных принципах, различные проекты земской реформы, историю закона в правительственных кругах.

В конце 60-х годов выходит в свет многотомное издание «История СССР» под редакцией академика Рыбакова Б.А., где в 5 томе26 авторы связывают реформу с проектом «Нового учреждения Государственного Совета», представленным в 1863 году Александру II графом Валуевым П.А. Эта мысль соответствует ленинскому толкованию земской реформы как такого «кусочка конституции», которым русских либералов «отманивали» от борьбы за конституцию действительную. В те же годы опубликована монография Захаровой Л.Г.,28 в которой автор доказывает обусловленность земской контрреформы реакционной политикой самодержавия в 80 – 90-е годы XIX века, ростом либерального земского оппозиционного движения и вытеснением дворянства из земства.

Исследователь Пирумова Н.М., посвятив себя изучению земского либерального движения, определила земское движение как модель ненасильственного изменения российского общества по пути демократических преобразований. Она высоко оценивала роль земской интеллигенции, отмечая, что земцы были первым отрядом интеллигенции, с которым вообще в практической жизни пришлось встретиться русскому крестьянству. До возникновения земской интеллигенции крестьянство в массе своей не знало ни организованной медицинской помощи, ни организованной начальной помощи, не встречалось ни со страхованием имущества и скота, ни с обследованием крестьянского хозяйства не в фискальных целях. Пирумова Н.М. доказывала, что «на фундаменте земского движения развивался и рос российский либерализм, который мог привести страну к правовому государству». самоуправления, то в 20 – 50-е гг. XX века не было опубликовано ни одной общественного управления в российских городах.

С конца 1950 – начала 1960гг. и вплоть до 1991 года появляются работы (Литвака Б.Г., Эйдельмана Н.Я., Захаровой Л.Г, Чернухи В.Г и других),31 в которых на фоне изучения реформ Александра II городская реформа освещалась как их следствие. Число же работ, посвященных непосредственно теме городского самоуправления, в тот период крайне мало.32 В работе Рындзюнского П.Г. проанализирована проблема городского гражданства в дореформенной России. Ерошкин Н.П. в своей «Истории государственных учреждений России» раскрыл эволюцию всей системы государственных учреждений России до революции, представил систему центральных и местных учреждений на различных этапах истории страны. Автор подробно проанализировал структуру и систему городского самоуправления, но воздержался от анализа и оценки эффективности её работы. В монографии Зайончковского П.А. «Российское самодержавие в конце XIX века» получила освещение лишь одна из проблем – подготовка городской контрреформы. Основываясь на большом фактическом материале, автор анализирует причины кризиса самодержавия. Раскрывает суть политики контрреформ, подробно останавливаясь на подготовке и анализе каждой из них. Даже спустя три десятилетия эта монография не теряет своей научной ценности и по праву считается одним из самых полных исследований по своей теме.

Качественно новый этап отечественной историографии в области исследования городского самоуправления связан с работами В.А.

Нардовой.33 Она подробно освещает подготовку и проведение реформ и 1892 годов в области муниципального самоуправления, анализирует работу комиссии по разработке реформ 1870 года по регионам и их вклад в разработку официального курса правительства, впервые привлекает к исследованию статистические данные динамики изменения корпуса избирателей по различным основаниям. Определив степень уступок самодержавия общественному управлению и выяснив отношение самих муниципальных органов к вопросам их компетенции, объему самостоятельности и независимости от правительственной власти, В.А.

Нардова показала наличие тенденций в развитии органов самоуправления «как учреждений общественных, противостоящих бюрократическому аппарату».34 Кроме того, она приходит к мотивированному выводу, что «определив достаточно широкую компетенцию дум, Городовое положение вместе с тем не обеспечило реальных условий для их успешной деятельности».35 Таким образом, по вполне обоснованному мнению автора, «принятому в 1870 году Городовому положению были присущи органические недостатки, обусловленные консервативно – охранительными мерами правительства, его стремлением приспособить общественные учреждения к самодержавному строю. Но нельзя не признать, что для своего времени городская реформа имела в целом прогрессивное значение». В целом же, советская историография по проблемам истории земского и городского общественного управления в дореволюционной России отражала точку зрения о его слабости и ограниченности прав и возможностей в качестве органов местного самоуправления.

Естественно, что к 90-м годам XX века назрела необходимость переоценки вклада системы дореволюционного местного самоуправления в процесс модернизации России. Более того, начавшаяся децентрализация государственного управления в стране, реформирование системы местного самоуправления на фоне ликвидации большинства идеологических установок стимулировали рост интереса к проблемам теории и истории органов местного самоуправления в России.

А.И. Солженицын в своей статье «Как нам обустроить Россию.

Посильные соображения»,37 рассматривая земские учреждения как ключ к решению всех проблем местного самоуправления и называя их «демократией малых пространств», убежден, что земства, «это самое жизненное и самое наше верное, ибо отстоит в нашей местности:

неотравленные воздух и воду, наши дома, квартиры, наши больницы, ясли, школы, магазины, местное снабжение и будет живо содействовать росту местной экономической инициативы». Появляются ряд серьезных исследований по истории и теории местного самоуправления, выполненных с опорой на возможности методологического плюрализма. Коллективные издания «Местное самоуправление: проблемы и решения» и «Местное самоуправление: российский путь» формулируют новые теоретические проблемы взаимоотношения государственной власти и самоуправления, по новому осмысливают содержание и пределы компетенции самоуправления, анализируют своеобразие российского пути развития самоуправления и его перспективы. Современные исследователи вновь обращаются к западному опыту. Работа Игнатова В.Г. и Бутова В.И.40 представляет собой попытку сравнительного анализа российской и западной систем самоуправления в части налогообложения, структурирования, формирования представительных и исполнительных органов местной власти.

Первой после Веселовского Б.Б попыткой создать комплексное исследование по истории земства стала работа Герасименко Г.А. «Земское самоуправление в России».41 Положительно оценивая деятельность земств:

«по сравнению с феодальной сословно – бюрократической системой управления, земство было шагом вперед»,42 историк противопоставляет их работе советов и делает акцент на развитии событий между двумя революциями 1917 года. При этом в монографии Герасименко Г. А.

недостаточно освещен вопрос о деятельности местных органов в годы Первой мировой войны.

В 1996 году в свет выходит монография Абрамова В.Ф. «Российское земство: экономика, финансы и культура».43 В этой книге рассматривается финансово – экономическая основа земского самоуправления и предпринята попытка обобщить достижения земств в развитии культуры российской провинции. Отметим, что на наш взгляд, в работе совершенно игнорируется конфликтная линия взаимодействия земств с администрацией.

Монография историка права Некрасова Е.Е. «Государственная власть и местное самоуправление в России: опыт историко – правового исследования», изданная в Москве в 1999г., как и его докторская диссертация, дали, на наш взгляд, современным исследователям систематизированную основу для работы по проблемам местного самоуправления в условиях современного методологического плюрализма.

дореволюционной России интересны также монография Жуковой Л.А.

«Земское самоуправление и бюрократия в России: конфликты и сотрудничество. 1864 – 1917гг.»,44 Шутова А.Ю. «Земские выборы в истории России (1864 – 1917гг)»,45 а также учебное пособие «Местное самоуправление в России (XII – середина XX вв.)»,46 изданные на рубеже XX – XXI вв.

Значительным историографическим явлением можно назвать издание книги Лаптевой Л.Е. «Региональное и местное управление в России (вторая половина XIX в.)».47 Проанализировав Положение о земских учреждениях 1864 года и последующее законодательство по вопросам «действительно неудобное…в условиях жесткой государственной бюрократии», а текущее законодательство в отношении земских учреждений, как только ограничительное.

самоуправления в России стали монография и докторская диссертация Н.Д. Судавцова.48 На основе архивных материалов, значительная часть историографическое наследие, он обобщил деятельность земских и городских учреждений в общероссийском масштабе в период Первой мировой войны. Особо отметим, что Н.Д. Судавцов, один из немногих, обращается в своих исследованиях и к изучению деятельности российских органов местного самоуправления по оказанию помощи нуждающимся, в данном случае, в условиях Первой мировой войны, не ставя себе, естественно, задачу проследить связь этой деятельности с традициями российского благотворительного процесса.

Исследование содержания и истории эволюции благотворительного процесса и организации социальной помощи, находивших реализацию в различных формах, в том числе, и в виде земско – муниципальной помощи нуждающимся в дореволюционной России, занимает солидное место в отечественной историографии.

Современные исследователи, такие как Фирсов М.В., Покотилова Т.Е., Ульянова Г.И., Прохоров В.Л. и др., уже достаточно подробно, на уровне монографических исследований, диссертаций и отдельных статей, проанализировали степень и качество изученности истории российского благотворения и социального призрения, равно как и обозначили этапы и направления историографических изысканий в отношении указанного социоисторического феномена. В нашем случае естественным и необходимым будет обращение к историографическому багажу, несущему нагрузку по истории земско – муниципальной помощи нуждающимся.

В работах таких дореволюционных авторов как Воскобойников Н.Я., Георгиевский П.И., Ильинский В.И., Кафтанов Н.Н., Никольский Н.А., Якоби А. и др.,50 отличающихся очерковым, фрагментарным характером повествования, тем не менее, дается определенное представление об отдельных аспектах истории благотворительности в России, к которым отнесена и помощь нуждающимся по линии земств и муниципалитетов.

Среди работ общего характера выделяется труд «Общественное и частное презрение в России», издание которого было приурочено к общественному и частному призрению.51 Это сборник очерков, особое место в котором, относительно темы нашего исследования, следует отвести «Очерку истории развития и современного положения общественного призрения», принадлежащего перу Максимова Е.Д.

Заметим, что эта его работа стала плодом многолетних исследований различных аспектов и сторон истории российского благотворения, нашедших реализацию в его более ранних многочисленных публикациях, в том числе и по интересующей нас проблеме. В журнале «Русское богатство» в 1896г. публикуется ещё одна статья Максимова Е.Д., в которой затрагиваются вопросы реализации земствами задач помощи нуждающимся категориям населения – «Практическая и законодательная постановка мер общественного призрения».54 При этом законодательство в изучаемой сфере мало соответствовало требованиям жизни и не могло удовлетворить российское общество.

Фундаментальным можно назвать исследование Максимова Е.Д.

«Очерки земской деятельности в области общественного призрения», опубликованное в 1895 году.55 Обширный документальный материал, собранный и проанализированный автором, позволил ему отразить реальную историческую работу российских земств в сфере помощи социально недостаточному населению. Что, в свою очередь, заставило его настаивать на мысли о том, что без участия государства в организации и управлении общественным призрением его действенность в условиях российских реалий не может быть достаточной.

Своеобразным итогом исследования Е.Д. Максимовым, иногда работавшим под псевдонимом М. Слобожанин, вопросов земской работы в сфере общественной помощи нуждающимся стало издание в журнале «Жизнь для всех» его работы «Из истории и опыта земских учреждений в России. Очерки М. Слобожанина»,56 специально посвященной 50-летию земских учреждений. Один из разделов здесь посвящён деятельности земств в области «народного здравия» и общественного призрения. При этом автору удалось на основе обширного статистического и документального материала выявить общие тенденции в развитии общественного призрения в земских губерниях. Е.Д. Максимову удалось выявить основные причины недостаточного финансирования земств, определявшего выявленный уровень организации ими общественного призрения.

Современники отмечали, что «точка зрения автора на все очередные и злободневные вопросы, воистину ставшие «проклятыми» для современного земства…, совпадает с прочно установившимся в земских кругах общим мнением передовых элементов земства». В дореволюционной историографии необходимо выделить также работу Дерюжинского В.Ф. «Об общественном призрении»,58 в котором содержится краткий обзор состояния общественного призрения в России, критически оценивается его законодательная база. Кроме того, автор исследует благотворительный опыт в Западной Европе, выделяет в ходе ретроспективного анализа значимое для российских условий.

Отметим, что в большинстве из указанных работ, в той или иной мере освещающих практику деятельности органов самоуправления в сфере организации и оказания социальной помощи нуждающимся в ней, большая доля материала связана с работой земских учреждений. И это вполне объяснимо, - городские общественные управления законом не обязывались к такого рода деятельности.

Тем не менее, в силу сложившихся реалий, магистраты многих городов, особенно крупных, вынуждены были брать на себя эту ношу, особенно в сфере координации действий всех, имевших отношение к благотворительному процессу, сторон. Что нашло свое отражение в ряде исследований, посвященных деятельности городских дум в области социального призрения. Индивидуализация помощи обездоленным, в том числе и по линии органов местного самоуправления, востребованная в результате бурного развития капитализма в России, вызвала к жизни пласт литературы, описывающий деятельность участковых попечительств о бедных, Домов трудолюбия, подведомственных земским или городским органам самоуправления.

Для нас интересен ряд историко-статистических исследований о московских попечительствах.60 К анализу трудовой помощи, которая особенно активизировалась в России в 90-х гг. XIX столетия, обращались в своих трудах такие исследователи, как Герье В.И., Гаген В.В., Грот К.К., Максимов Е.Д., Швиттау Г.Г. и др.61 Наиболее значительным трудом здесь можно назвать работу Швиттау Г.Г. «Трудовая помощь».62 Для нас она важна как в историографическом плане, так и в виде источника, где можно почерпнуть обстоятельные и важные сведения по развитию трудовой помощи в земских губерниях Центрального Черноземелья. В исследовании содержится материал о домах трудолюбия и работных домах, о пунктах трудовой помощи для сельского населения и многое другое.

Призрение детей, являвшееся серьёзным предметом рефлексии органов местного самоуправления в дореволюционной России, также нашло отражение в дореволюционной литературе.64 Для нас особый интерес здесь представляет и работа Путерена М.Д. главного врача С.Петербургского воспитательного дома), в которой он, наряду с прочим, на с. 362 – 420 обращается к анализу решения проблемы призрения детей земствами и городскими управлениями. В 1912г. выходит в свет книга известного исследователя в области презрения сирот М. Ошанина «О призрении покинутых детей».65 Описывая институт призрения детей в историческом прошлом и настоящем, констатируя факт «роста зла» и бессилия существующих организаций в борьбе с ним, говоря о причинах данного явления (бедности, невежестве и распущенности), автор ищет критерии для оценки существующих к началу XX века систем и приемов призрения и «для практически возможного ослабления зла общественными самоуправлениями». Земцы считали появление этого труда очень своевременным, «когда так необходимо подвинуть земства на расширение их деятельности по общественному призрению вообще, и по призрению покинутых детей в частности». Известно, что необходимость в увеличении объемов и улучшении качества помощи нуждающимся, количество которых неизбежно растет на фоне быстрого развития капитализма в России в условиях действия устаревшей политической системы вызывает к рубежу XIX – XX веков вал публицистики по различным аспектам социальной помощи, размещавшейся как в газетах и журналах общего характера, так и в специализированных, таких, например, как журналы «Детская помощь», «Вестник благотворительности», «Трудовая помощь», «Призрение и благотворительность в России».67 Материалы по истории и практике земско – муниципальной помощи, естественно, также присутствуют в этих изданиях. Но, всё же, в подавляющем большинстве, они размещаются в различных по жанру публикациях на страницах земской и городской периодики.

Журнал «Земское дело», издававшийся с 1910 года как центральный орган земского движения, ставя своей задачей «деловую разработку и беспристрастное освещение главных вопросов земского хозяйства и управления», отводил достаточно места для статей и других материалов, касающихся истории и практики организации общественной помощи нуждающимся по земской линии, с завидной регулярностью публикуя перечни и аннотации издающейся в России и зарубежом литературы по вопросам социальной помощи. Более того, на страницах каждого номера «Земского дела» уделялось особое внимание сенатской практике (с новейшими разъяснениями правительствующего Сената),законодательной хронике и бесплатным советам по несложным юридическим вопросам, в том числе и по интересующей нас проблематике.

Кроме того, известно, что на 1 октября 1915г. издавалось периодических издания по линии губернских и уездных земств,68 в которых, в той или иной степени, освещались вопросы теории и практики организации помощи нуждающимся органами земского самоуправления.

Останавливаясь на истории зарождения земской периодической печати, отметим, что она лишь на несколько лет моложе самого земства.

Знакомясь с материалами, помещенными в одном из старейших земских периодических изданий, «Земском Сборнике» Черниговской губернии видим, что «мысль о необходимости издания земского печатного органа в Черниговской губернии возникла еще в 1867г.». Собрание сессии 1867г.

утвердило программу предлагавшегося «Черниговского Земского Вестника» и постановило возбудить ходатайство о разрешении издавать Сборника»Черниговской губернии. Вскоре появились и другие. Главным тормозом в развитии печати являлись цензурные условия. Сначала земским периодическим изданиям часто приходилось ограничиваться перепечатками из «Правительственного Вестника». Но земства не сдавали своих позиций. Из года в год повторяются ходатайства о расширении программ.

Администрация хотела превратить земскую периодическую печать в своего рода «Губернские Ведомости. Но постепенно канцелярский тип земской периодической печати уступает место земской народной газете.

Этот переход совершается путем долгой и упорной борьбы, как с внешними, так и с внутренними препятствиями. Земская печать получала удары и «с фронта» и «с тыла». С фронта стоял цензор с красным карандашом, а с тыла – своя внутренняя цензура. Эта цензура порой оказывалась тяжелей внешней. Она являлась одной из основных причин прекращения или, выражаясь словами одного из деятелей периодической печати, «самоубийства» многих земских изданий. Так «пали» от земских же рук издания в Вятке, Саратове, Владимире, Херсоне, Екатеринославе, Новгороде.

Создатели всех этих изданий недостаточно представляли себе задачи и трудности земской печати; управы не имели директив от собраний;

третий элемент, входивший в состав редакций, должен был «прокладывать пути в пустыне», находясь под обстрелом со всех сторон. Вообще, земская печать – это самая опасная для третьего элемента земская позиция.

Земскому работнику приходилось здесь иногда считаться со взглядами и мнениями не только управы и собрания, но и отдельных гласных или влиятельных лиц.

В общем, до начала XX столетия земской периодической печати в настоящем смысле этого слова почти не было. Земские издания имели своей целью давать справочный материал служащим и работникам. Начало новому типу земско – народных изданий было положено в 1894г. Вятским губернским земством. По этому типу стала издаваться большая часть земских еженедельных изданий.

Следя за развитием земской печати, мы видим, что сплошь и рядом она стремилась выйти с узко – специального пути на широкую дорогу.

Черниговское земство отказалось от своего ежемесячного «Сборника» в пользу «Недели». То же самое имело место и в Пензенском земстве. В Могилеве избранная собранием комиссия для организации издания «Вестника» нашла, что «Вестник» должен служить выяснению культурно – экономического положения и нужд губернии и содействовать разработке, и проведению в жизнь наилучших способов их удовлетворения отмечая, в то же время, главнейшие моменты общественно – политической жизни страны.

Отметим, что многие издания уездных земств уделяли свои страницы и местной городской хронике. Но, конечно же, в этом плане они не могли составить конкуренцию ни центральному журналу «Городское дело»

(издававшемуся с 1908 года), ни иным изданиям городских общественных управлений.

Двухнедельный журнал «Городское дело», на страницах которого публиковались различные статьи, сообщения из городов, муниципальные обозрения, иностранная хроника, перечни литературы, библиография по вопросам городской жизни, не мог при этом претендовать на полноту освещения помощи нуждающимся по линии органов городского самоуправления. Да это и не ставилось в задачу в силу известных формулировок статей российского законодательства о факультативности такой помощи со стороны муниципалитетов. «Вестники» и «Известия»

отдельных городских общественных управлений так же, в основном, ограничивались публикацией сведений о текущих городских делах и о заседаниях городских дум. Хотя, в этом плане от них выгодно отличались «Известия Московской городской думы». Выходившие дважды в месяц книжками от 10 до 15 листов, они часто обращались к освещению различных аспектов муниципальной помощи социально недостаточным горожанам. Так, например, в течении первых 11 месяцев 1908 года в общем отделе (а был ещё и официально – справочный) между прочим были помещены и следующие статьи: «Врачебная помощь алкоголикам»;

«Санитарно – благотворительные попечительства в Оренбурге»;

«Убежища для выздоравливающих во Франции»; «Страхование от безработицы в Базеле», «Организация трудовой помощи в Петербурге»;

«Исправительные учреждения для бродяг и нищих во Франции». Для сравнения: в 24 номерах центрального журнала «Городское дело»

за 1913 года лишь в №№ 2-3 публикуется статья врача К.П. Лифшица «К вопросу о реорганизации психиатрической помощи»;71 в № 5 в разделе «Сообщения с мест» анализируются статьи деятельности Нижегородского городского хозяйства, в том числе, в части организации общественного призрения; в №№ 13-14 в разделе «Хроника иностранной городской жизни» публикуется материал о ночлежных домах Парижа.

В целом же, анализируя комплекс дореволюционной литературы, обеспечивающей в той или мере, историографическую базу для исследования заявленной нами проблемы, необходимо отметить её многочисленность (в силу притягательности для многих авторов);

преимущественно описательно – статистический характер, в ущерб глубине исследования; представленность, в большинстве случаев, в практической плоскости. Более того, недостаток аналитичности, подчеркнутая описательность литературы дореволюционного периода позволяет нам использовать её, в ряде случаев, и в качестве исторического источника.

историографии российской благотворительности и социальной помощи в дореволюционном её понимании. Новое государство абстрагировало идею помощи: вместо поддержки отдельно взятого, нуждающегося в ней человека, на повестку дня была поставлена проблема благосостояния общества в целом. Тема в историографии на несколько десятилетий практически исчезает.

В 90-е годы XX столетия начинается новый этап в отечественной историографии социальной помощи и благотворения вообще – так как сложились новые условия как для переосмысления этих явлений, так и для их более полного освещения. Однако, научный потенциал появившихся в значительном количестве работ далеко неоднозначен. Одни из них рассчитаны на массового читателя, носят поверхностный, популистский характер, другие отличаются глубиной, серьезностью исследования, кандидатского исследования требует обращения, естественно, к последним.

В этом случае предпочтительным видится обращение прежде всего к классифицировать как историко – теоретические, с разработкой отдельных элементов методологии исследования феномена социальной помощи и российской благотворительности;72 посвященные исследованию истории реализации их различных аспектов;73 анализирующие историю отдельных заведений презрения либо целого их ряда;74 отдельных благотворительных постановке дела помощи нуждающимся в отдельных регионах.76 Отметим, общественного и государственного призрения и благотворительности рассматривается в едином процессе практики социальной помощи.

Поток информации об истории благотворительности стал настолько весомым, что вызвал появления целого ряда проблемно – тематических и библиографических справочников. информативным возможностям прессы, социальной периодики по выпустили учебные пособия по истории благотворительности в России. Все большее внимание уделяется методологическим проблемам изучения. Вместе с тем, проблема организации и осуществления помощи пореформенной России, к сожалению, очень далека ещё от той границы, когда можно говорить о её разработанности.

В единственной существующей на данное время диссертации по указанной проблематике, принадлежащей перу Иванниковой Н.А., предпринята попытка обобщить опыт земских органов самоуправления в сфере общественного призрения и показать взаимосвязь социальных процессов и проблем нищеты и нищенства. Но нам эта попытка не показалась удачной в силу узости источниковой базы и методологически неудачно выстроенной, на наш взгляд, логики работы.

нуждающимся в дореволюционной России не сложилась не только как направление, но и в виде отдельных работ. При этом уяснить мнение ряда иностранных исследователей по отдельным аспектам деятельности органов местного самоуправления в пореформенной России удается, в первую очередь, благодаря некоторым работам англо-американских русистов о земском либерализме. Исследуя его становление и эволюцию, исследователи фактически продублировали выводы советских историков о глобально кризисе политической системы накануне февральской революции, об «ограниченности земского либерализма, о невозможности раскрытия потенциала земств в условиях принципы исповедуют французские и японские историки. Японский исследователь Мацузато К. полагает, что активная поддержка земствами правительства в период войны привела к милитаризации земских финансов благосостояния населения.83 История пореформенной России, несомненно, привлекает большой интерес зарубежных исследователей. Некоторые из них, рассматривая реформы Александра II, в том числе земского самоуправления, пытаются проводить параллели с объективными потребностями развивающихся стран. Так, Эшфорд Д. утверждает, что русское правительство, как и правительства других развивающихся стран, государственных средств для обеспечения потребностей общества в таких важных сферах, как начальное народное образование, медицинское обеспечение, строительство дорог и т.д. Приоритет в постановке проблемы изучения отдельных направлений и форм российской благотворительности среди зарубежных историков принадлежит американцам. В основе их работ – методы исследования феномена благотворительности, разработанные Уилборном К. Джорданом.

Предложенный им в его книгах85 приём определил степень формализации отдельных пластов явления и выделения нескольких структурных единиц, приемлемых для изучения.

В нашем случае востребована монография Б.Д. Медисон «Социальное обеспечение в Советском Союзе»,86 предметом исследования в которой стали и слабые стороны организации социальной помощи в императорской России. Дж. Бредли в своей статье «Московский работный дом и реформа городского призрения в России»87 освещает и анализирует историю первого работного дома, возникшего в Москве в 1872 году. Проблемы охраны материнства и детства в социальном призрении России исследовал профессор Индианского университета Дэвид Л. Рэнсел в своей монографии «Матери нищеты. Брошенные дети в России». В зарубежной историографии середины 90-х годов XX века появилось многоаспектное монографическое исследование по истории благотворительности в России – Адель Линдермейер выпустила в 1996г.

книгу «Бедность не порок: благотворительность, общество и государство в Российской империи».89 Это исследование вобрало в себя материалы её более ранних работ по различным аспектам истории российского благотворения,90 в нём использованы материалы российских и американских архивов и библиотек: Российского государственного исторического архива (РГИА) в Петербурге, Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) в Москве, отдела рукописей Библиотеки Конгресса США, а также мемуары и русская классическая литература.

Заметим при этом, что при отсутствии всякой предвзятости автора по отношению к различным сторонам и проявлениям благотворительности, её работам недостает понимания своеобразия России. Попытки провести параллели между российским обществом с таковыми в ряде других стран не всегда удачны. Внеся, тем не менее, заметный вклад в изучение истории российского благотворительного движения, А. Линдермейер, как и вышеупомянутые исследователи, к сожалению, не обратились к анализу содержания и особенностей такой его части, как земско – муниципальная помощь нуждающемуся населению России.

Все вышеизложенное актуализирует в значительной степени наше исследование и позволяет окончательно утвердиться в обозначении его цели, а именно: изучить и проанализировать исторический опыт оформления, эволюции и результатов осуществления помощи нуждающимся в Российской империи по линии местного самоуправления в лице земств и городских общественных управлений.

Мы планируем достижение этой цели путем решения следующих задач:

- выявления исторических предпосылок и определения основных этапов в процессе становления феномена общественной помощи нуждающимся в России до периода буржуазных реформ;

- определения сущности и места принципа сословности в призрении в нормативной базе организации общественной помощи нуждающимся по линии земств и городских общественных управлений;

- реконструкции исторической картины практической деятельности органов местного самоуправления в сфере социальной помощи в дореволюционной России через:

- выявление финансово – материальных источников и организационных основ земской помощи нуждающимся;

- определение основных направлений и форм работы земств в сфере общественного призрения до Первой мировой войны;

- изучение содержания и специфики земской помощи нуждающимся в условиях Первой мировой войны;

- исследование истории деятельности городских общественных управлений в организации социальной помощи нуждающимся в городах, в том числе в годы Первой мировой - определение роли и изучение содержания деятельности земств и муниципалитетов по созданию системы социальной помощи в дореволюционной России.

Очевидно при этом, что объектом нашего исследования избрана общественная помощь нуждающимся в дореволюционной России как социально-историческое явление. Предметом исследования – исторический опыт земской и муниципальной помощи нуждающимся в России в пореформенный период как одно из важных направлений и совокупность различных форм социальной практики.

Хронологические рамки (1864 – 1917гг.), как и территориальные (в границах Российской империи), выбраны с учётом предмета и основной проблематики исследования и определяются потребностью анализа эволюции земско – муниципальной помощи нуждающимся в контексте исторического периода, отмеченного существенными социально – экономическими и социально – политическими переменами в жизни российского общества. Вместе с тем, для углубленного анализа проблемы, мы обратились к её социогенезу, что заставило (в разделе первом) выйти за рамки хронологии.

Методологическая база исследования представляет собой многоуровневый комплекс принципов и методов познания, присущих современной науке. Универсальным философским методом познания выступает материалистическая диалектика, предъявляющая к процессу изучения сущности социально – исторических явлений требования научности, объективности, историзма, всесторонности, комплексности и конкретности истины. В качестве теории среднего уровня в работе применен структурно – функциональный подход, предполагающий изучение процесса развития объекта исследования через анализ его состояния. Общенаучными методами выступают также аналитико – синтетический и герменевтический. К частнонаучным методам, использованным в работе, относятся историко - генетический, историко – системный, историко – сравнительный.

Источниковую базу исследования составили как опубликованные, так и неопубликованные материалы. Они подразделяются на законодательные материалы (законы, указы, положения) и делопроизводственные документы (ежегодные и обзорные отчеты, журналы земских собраний, доклады управ собраниям, уставы и др.); статистические (представление в таблицах и диаграммах), информационно – публицистические материалы.

Исследование законодательных материалов проводилось с использованием второго «Полного собрания законов Российской империи»

(с 1825 по 1881гг.) и третьего собрания с 1881 по 1913гг.), незавершенного, а также «Свода законов Российской империи» и «Собрания узаконений и распоряжений правительства». Особое внимание было обращено на «Земское положение» 1864г., «Городовое положение» 1870г. и изданный в 1892г. «Устав об общественном призрении». Первые два из указанных документов определили круг обязанностей земств и городов по управлению местными благотворительными учреждениями и «прочие необходимости участия органов местного самоуправления в организации социальной помощи нуждающимся. «Устав об общественном призрении»

дополнил и конкретизировал законодательные основы регулирования как государственного, так и общественного призрения.

общественных управлений, протоколы и журналы земских и городских собраний, доклады городских управ думам, и земских управ – собраниям, уставы благотворительных учреждений и обществ послужили основным источниковым материалом для диссертации. Нами изучены сотни неопубликованных, выявленных в архивах.

Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ); Российском Государственном архиве Ставропольского края (ГАСК); Государственном архиве Краснодарского края (ГАКК); Государственном архиве Курской области (ГАКО); Государственном архиве Оренбургской области (ГАОО);

Объединенном государственном архиве Челябинской области (ОГАЧО).

В ГАРФе наше внимание привлекли, в первую очередь, такие фонды, как фонд Полицейского департамента МВД (ф.102), в котором содержится переписка губернаторов с Министром внутренних дел, в том числе по вопросам компетенции земств, земских хозяйств. В этом же фонде содержатся материалы, позволившие исследовать деятельность городских дум. Ценным для нас оказались материалы фондов 575, 854, Р-5805, которых отложились воспоминания, статьи, записки государственных деятелей, активных участников земского движения Муромцева С.А., Чайковского Н.В., Яковлева В.Я. и др.

Большинство неопубликованных документов, востребованных в ходе исследования, содержится в РГИА, где имеются фонды высших и центральных органов власти, департаментов и министерств (ф.1204 – «Особый Комитет для помощи нуждающимся в местностях, постигших неурожаем»; ф.1263 – фонд Комитета Министров; ф.1278 – фонд Государственной Думы; ф.1282 – фонд Департамента общих дел; ф.1284 – фонд канцелярии Министра внутренних дел; ф. 1288 – фонд Главного Управления по делам местного хозяйства при МВД; ф.1291 – фонд Земского отдела МВД).

Материалы деятельности Главных комитетов Всероссийских земского и городского союзов, «Земгора», их взаимоотношений между собой, с властью, земствами и городскими думами мы обнаружили в РГВИА в фондах Всероссийского земского и городского союзов. Так, например, ф.125932 – фонд Главного Комитета Всероссийского союза – содержит документы о структуре, организации учреждений союза, их деятельности.

Часть документов этого фонда – это анкеты и отчеты о деятельности региональных городских комитетов.

В местных (региональных архивах) содержатся необходимые сведения о практической деятельности земств и муниципалитетов в сфере организации и предоставления помощи нуждающемуся населению в её различных формах; о контроле со стороны губернских организаций за этой деятельностью и др. Так, например в ГАСКе мы обратились к следующим фондам: ф.67 – фонд Ставропольского губернского по земским и городским делам присутствия; ф.95 – фонд Ставропольской городской думы; ф.96 – фонд Ставропольской городской управы; ф.101 – фонд канцелярии Ставропольского губернатора; ф. 116 – фонд Ставропольского губернского комитета Всероссийского Союза помощи больным и раненным воинам; ф.311 – фонд Ставропольской губернской земской управы; ф.314 – фонд Ставропольской уездной земской управы.

Для анализа городских смет в части расходования городскими управлениями средств на оказание помощи социально недостаточному городскому населению Кубани мы обратились к следующим фондам ГАКК – ф.631 (фонд Анапской городской управы); ф.637 (фонд Ейской городской управы); ф.789 (фонд Темрюкской городской управы).

Востребованными оказались и ряд материалов из ф. 454 – фонда канцелярии наказного Атамана; ф.449 – фонда Кубанского областного правления; ф. 452 – фонда канцелярии начальника Кубанской области.

В архиве Курской области нас, наряду с другими, особенно заинтересовали материалы ф.169 (Курское губернское попечительство детских приютов 1860 – 1907гг.). Они дают представление о конкретных мероприятиях земств и городских управ, вкупе с центральной и местной властью, в организации трудовой помощи сельскому населению в конце XIX - начале XX вв. В архиве хранятся также копии ответов на письмо графа А.Д. Милютина по вопросам детского призрения от Курского губернского земства и ряда уездных управ. Эти документы помогли получить представление о роли земств в оказании трудовой помощи населению, в создании детских яслей – приютов, пунктов трудовой помощи. В части исследования участия земств в процессе организации Домов трудолюбия важными для нас стали и материалы ф.171 ГАКО (Благотворительные и добровольные учреждения и организации Курской губернии 1835 – 1917гг).

Кроме того, нам удалось привлечь материалы ф.6 (Канцелярии Оренбургского военного губернатора), ф.10 (Канцелярия Оренбургского губернатора), ф.15 (Оренбургское губернское по городским и земским делам присутствия) ГАОО, а также ф.И-1 (Челябинская городская дума), ф.И-3 (Челябинская городская управа. 1872 – 1919гг), (Челябинская уездная земская управа.1870 – 1917гг.) ОГАЧО.

Подводя черту под анализом архивных документов, используемых в диссертации, отметим, что уникальность исследуемой проблемы в том, что она обеспечивается чрезвычайно обширной источниковой базой, основательной по масштабам, качеству исполнения и количеству содержащейся информации, в виде опубликованных отчетов, обзоров, других документов, исходивших непосредственно от земских и городских учреждений, равно, как и в виде статистических и информационных сборников.

публиковавшихся и бывшие достоянием гласности, разноплановы и неоднозначны. Журналы, близкие по форме к стенографическим отчетам, позволяют определить наиболее приоритетные сферы практической взаимоотношения органов самоуправления с центральной и местной администрацией (император, министерства, сенат, губернатор и пр.), распределение полномочий между губернскими и уездными земствами, распорядительными и исполнительными органами, борьбу мнений внутри собраний. Журналы также отражают отношение населения к органам местного самоуправления, которое проявилось в потоке просьб, жалоб, заявлений, ходатайств, адресованных земствам.

Ежегодно к журналам заседаний выпускалось приложение – сборник докладов управы или земскому собранию или городской думе. Доклады позволяют проследить конкретные результаты практической деятельности земств и муниципалитетов, отражают перспективы развития той или иной отрасли хозяйства.

статистической документацией. Анализируя эти материалы, мы можем выяснить приоритетные направления финансирования отдельных отраслей, получить наглядное представление о динамике культурно – хозяйственной деятельности земств. Невозможно также переоценить роль земских статистических сборников.

Солидная группа источников – эта статистические сборники, ежегодные обзоры по губерниям, сметы доходов и расходов земских управ губерний и уездов и городских общественных управлений.

Всероссийских съездов русских деятелей по общественному призрению протоколы, резолюции, уставы, законопроекты, значительно расширяющие наши представления о взглядах передовых представителей российского общества на проблему взаимоотношений государства и личности, на роль государства в отношении лиц, нуждающихся в помощи.

Не менее важная группа источников – материалы периодической печати. В публикациях центральных изданий, таких как журналы «Земское дело», «Городское дело», «Календарь – справочник земского деятеля», «Календарь – справочник городского деятеля» земские и городские деятели, публицисты, а иногда и, - ученые, писатели – рассматривали и анализировали различные стороны практической деятельности органов местного самоуправления, в том числе, и в сфере социальной помощи.

Помимо общероссийских изданий, мы обратились к значительному количеству наименований и номеров местных изданий.

Специфическая группа опубликованных и неопубликованных источников – специальные работы и мемуары деятелей земского и городского движения, а также ряда государственных деятелей.93 Несмотря на субъективность позиций авторов, эти работы помогают выяснить степень востребованности системы местного самоуправления в обществе, определить, чем, например, явилось земство для деятелей той эпохи:

«пятым колесом в телеге российского самодержавия», элементом хозяйственного управления или попыткой политической модернизации существующего строя. Актуальность проблемы в тот период подтверждается многочисленными рассуждениями по вопросу необходимости введения института волостного земства и оформления единого всероссийского органа самоуправления.

Научная новизна исследования определяется, в первую очередь, самой постановкой проблемы. Это, по существу, первая диссертационная работа по изучению исторического опыта деятельности российских органов местного самоуправления в сфере общественной помощи нуждающимся.

Кроме того, - на базе обращения к основным этапам процесса формирования системы общественной помощи нуждающимся в дореволюционной России делается вывод о наличии ранее некоторых форм помощи, характеристик;

- исследованы нормативные возможности организации земскомуниципальной помощи социально недостаточному населению в дореволюционной России с учетом принципа сословности в - на базе разнообразных и разноплановых источников, вкупе обеспечивающих необходимую информационную насыщенность, исследована динамика и специфика становления и развития материальной базы, организационных основ и финансового обеспечения общественной помощи нуждающемуся населению в самоуправления;

материалы, позволившие определить и детально исследовать основные направления и формы практической работы земств и городских общественных управлений в сфере социальной помощи.

- исследован и освещен исторический опыт работы органов местного самоуправления России по пропаганде, организации и нуждающимся в ней категориям россиян в начале XX века, в том числе и в условиях Первой мировой войны.

Практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы при написании исторических очерков, в процессе преподавания базовых и специальных курсов. Работа определенным образом восполняет пробелы в отечественной историографии, расширяет её рамки. Выявленные факты и статистические данные могут оказаться полезными при создании обобщающих научных трудов по истории местного самоуправления, истории социальной помощи в России.

В практическом плане исследованный опыт может быть востребован в деятельности обновляемой системы местного самоуправления в стране.

Апробация работы проходила в течение всего периода разработки проблемы. Отдельные теоретические положения, выводы и фактический материал докладывались на научно – практических конференциях и семинарах. Диссертация обсуждена на заседании кафедры истории и теории государства и права Северо-Кавказского государственного технического университета. По тематике диссертации опубликовано научные статьи.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех разделов, заключения, примечаний, списка использованных источников и литературы.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ И ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ

ФОРМИРОВАНИЯ ЭЛЕМЕНТОВ СИСТЕМЫ

ОБЩЕСТВЕННОЙ ПОМОЩИ НУЖДАЮЩИМСЯ В

ДОРЕФОРМЕННОЙ РОССИИ

Во все времена и у всех народов более или менее признавалась обязанность оказывать помощь нищим и слабым; сначала эта обязанность коренилась в самих, более ранних, основах общественного строя, потом она провозглашалась религией и моралью, а затем получила признание и со стороны государства. Современный исследователь феномена отечественной благотворительности Т.Е.

Покотилова справедливо считает, что в основе действий, «имеющих целью оказание помощи слабым членам общества», лежит «дихотомия в правилах поведения человека, которые обуславливаются самой жизнью, необходимостью ее сохранения, развития и совершенствования».1 Уже первобытный человек как самостоятельное существо и, в то же время, как член определенного социума, имел двоякое побуждение к действиям: в качестве отдельного индивидуума сохранить прежде всего свое биологическое «я» и, в качестве члена сообщества, - нести все его тяготы и «приносить жертвы», требуемые общественными интересами, чтобы выжить и пользоваться преимуществами жизни в обществе. А по мере усложнения социальных связей, обусловленного имущественным и социальным расслоением, рассматриваемый феномен приобретает статус объекта взаимоотношений основных звеньев социальной структуры.

В Древней Руси, как и в большинстве государств, придавших одной из мировых религий статус государственной, церковь, являвшаяся в христианской культуре «носительницей заимствованной в античной культуре и профессионально ею развитой и приспособленной к интересам государства философии милосердия и добротолюбия», становится на долгое время монополистом в сфере руководства и реализации политики оказания помощи слабым и неимущим.

И хотя ряд современных исследователей называют этот этап в истории благотворительности России (X-конец XVII столетий) «княжеско-церковным»,3 нам ближе точка зрения Т.Е. Покотиловой, определяющей это время как «период собственно-церковного благотворения и церковногосударственной помощи нуждающимся и обездоленным».

Это обосновывается тем, что, во-первых, в этот период церковь была не только носителем философии помощи, основанной на христианских канонах любви и милосердия, но и внедряла эту философию в сознание и жизнь древнерусского общества. Будучи фактическим руководителем в деле благотворения с официального одобрения власти, церковь действовала по следующим направлениям:

воспитание нравственных побуждений к благотворению через проповедь учения о любви и милосердии;

поощрение практики подвижничества в среде иерархов, что давало эффект как в воспитании паствы на личном примере, так и непосредственно в практике организации заботы о человеке;

практическая работа по организации призрения нуждающихся через такие структуры, как монастыри, церковно-приходские общины, братства и др.

руководству призрением и благотворительностью. В основном, эта работа осуществлялась через такие структуры, как монастыри и церковные приходы. Финансировалась эта работа из средств монастырей и церквей, взносов прихожан, милостыни и частично из средств княжеской, царской казны. Наиболее распространенными формами работы в организации церковной благотворительности и призрения на Руси были: организация странноприимниц, богаделен, больниц, иногда – школ.

Но, несмотря на длительность периода решающих полномочий церкви в организации процесса благотворения и призрения в стране, более-менее стройная система в этой сфере деятельности создана не была. По справедливому мнению ряда исследователей, основной причиной этому была позиция церкви в понимании истинно христианской благотворительности: правильной и плодотворной, по мнению иерархов и теологов, она могла быть лишь при свободном совершении ее по побуждениям религиознонравственным, по истинно христианской любви к ближним, которая сопровождается сознанием их существенных потребностей, материальных и духовных.5 Такой подход исключает системность и упорядоченность, а также контроль. Более того, в условиях складывания двоеверного синкретизма христианско-идеологическое обоснование необходимости и обязательности милосердия и основной формы его выражения – милостыни – неизбежно, как это доказано современными исследователями, преломилось на уровне общественного сознания и реализовалось в практике общественной жизни древнерусского социума в использовании щедрой милостыни в качестве удобного спасающего акта, быстро приобретшего формальный характер в силу сравнительной простоты его щедрого и частого осуществления и соответствия как родоплеменным традициям, так и главным христианским заповедям.

Выступавшая с проповедью получения вечной жизни в пользу бедных и в свою пользу, русская православная церковь в сочетании с обычаями государей, бояр и богатых людей устраивать по случаю разных семейных событий общие трапезы и раздачи денег для нищих и убогих, способствовала развитию феномена общественной помощи нуждающимся на Руси вплоть до XVII века в таком, к сожалению, неправильном направлении, как подача копеечной или «ручной» милостыни. Неслучайно еще в дореволюционной историографии был сделан вывод о том, что оказание благотворительной помощи в ее наивреднейшей форме, носящей в себе элементы случайности и безразборчивости, в сочетании с неразвитостью экономики, частыми войнами, повторявшимся голодом вследствие неурожаев неминуемо влекли за собой появление притворного или профессионального нищенства, его количественный рост. Единственной формой, имевшей будущее в условиях церковной благотворительности в плане эффективности и предупредительности, была, с точки зрения отечественных исследователей этого феномена, церковно-приходская благотворительность, где дело призрения неимущих устраивалось проще и легче, могло поддаваться контролю с точки зрения учета по-настоящему нуждающихся, расхода средств, целенаправленного нравственного воздействия в условиях прихода, где все знают друг друга, где местный пастырь может непосредственно и постоянно воздействовать на паству путем церковной проповеди и внебогослужебных собеседований.7 В связи с темой нашего исследования остановимся подробнее на изучении этого направления в сфере оказания помощи слабым и нуждающимся членам древнерусского общества. Известный отечественный исследователь феномена местного самоуправления в России в его историческом развитии А.А. Кизеветтер утверждал, что «применение общественной самодеятельности в сфере государственного управления может проистекать из двоякого источника: или из крайней скудости, или из особенной зрелости государственного сознания, воплощаемого в данном правительственном устройстве».8 Естественно, что в каждом из этих случаев эта самодеятельность выражается в разных (неодинаковых) формах и играет различную (по степени влияния) роль. В первом случае она – естественное и существенное дополнение к неразвитому и слабому аппарату, неспособному на ранних этапах своего развития охватить своим воздействием все стороны жизни. В этом случае, когда государственное устройство находится еще в зачаточном состоянии и государственная власть не в состоянии включить сознательно в сферу своей деятельности удовлетворение целого ряда общественных потребностей, население поневоле и само собой начинает их удовлетворять помимо органов публичной власти. Это – свидетельство не широты общественного самоуправления, а слабости и неразвитости государственного развития, ведь в этом случае государственная власть, не беря на себя многие из обязанностей, которые необходимо входят в круг задач публичной власти, тем не менее, не включает в состав публичных органов те союзы и объединения, которые фактически берут на себя исполнение этих обязанностей. Происходит, по существу, отказ власти от управления отдельными сторонами жизни общества, попадающими в связи с этим под исключительное воздействие обычая.

Именно такая ситуация сложилась в Киевской Руси к Х веку: неразвитость и слабость государственных структур были очевидны, хотя феодальные отношения уже играли ведущую роль в экономике, и государство доминировало в сфере политики. В свою очередь, к моменту становления государственности в Древней Руси издревле существовавшие в общине неписаные, но всесильные регламентации, закрепленные идеологически в племенных культах, переставали соответствовать духовным потребностям и запросам самоуправлявшегося на новых путях жизнедеятельности общества. Это общество, требовавшее большей свободы индивидуального самовыражения, стимулировало поиски иных норм социальной регуляции. Древнерусское государство, по справедливому мнению известного исследователя средневековой Руси А.И. Клибанова, «соответствовало не древним общинным формам, а новым, дуальным, тем, что допускали развитие личности, несовместимое с условиями более древних общин». И христианство, отличавшееся как мировая религия от предшествовавших племенных и национальных культов выраженным абстрактно-личностным аспектом, и заключавшее в своем вероучении вектор свободы, стало той «подпоркой» древнерусской государственности, которая стала как раз тем новым «словом», которого требовало «дело» - реальные события общинной жизни на зрелом этапе ее развития.

Христианство при этом не только пустило корни в социальной действительности, но и, находясь на перекрестке двух разнонаправленных сил, заинтересованных в нем каждая по-своему, приняло особую форму устройства. Церковное устройство в его первичном звене оказалось внедренным в первичные социумы – крестьянские миры. Исследуя «мирскую церковь» как своеобразную общественноидеологическую ячейку, Н.П. Павлов-Сильванский пришел к выводу о том, что именно в ней объединялись функции гражданские с функциями религиозными, но адаптированными к насущным запросам и интересам общественно-экономической, правовой, семейно-бытовой жизни. Особенно важно то, что социально-религиозные функции не только соотносились с насущными интересами местного населения, но и осуществлялись с его участием. По Павлову-Сильванскому, это переплетение мирских и церковных функций выражалось в том, что «мирская церковь имела тесную связь с мирским самоуправлением; церковная трапезная служила местом для собраний органов общинного самоуправления и общинных сходок для обсуждения текущих дел и проведения праздничных церемоний; в церкви хранилась мирская казна; выборный сотский был часто церковным старостой». Именно в этой форме организации жизни «крестьянского мира» усматриваются те объединения, которые взяли на себя исполнение части обязанностей раннефеодального государства, которое в силу слабости ряда своих институтов делегировало церкви часть своих полномочий, а та, в свою очередь, смогла организовать их реализацию в особой форме, сочетавшей церковное управление с мирским самоуправлением.

Существенный стороной жизнедеятельности «мирской церкви» стала забота о населении «недостаточном». Именно в жизнедеятельности «мира» нашли место своеобразные организации монастырского типа с приданными им одной или несколькими церквями. Как писал ПавловСильванский, «в некоторых волостях вместо церквей сооружались мирские монастыри».13 Они служили филантропическим целям – обеспечению необходимым населения в случае старости, болезней и инвалидности. Так, например, Павлов-Сильванский называет монастырь в Чюхченемской волости на Двине, о котором сохранилось письменное свидетельство 1582 г.: «Монастырь этот был в полном подчинении у крестьян: казной монастырской распоряжалась волостная община».14 Эта волость тогда имела своего земского судью – признак обладания реальной властью органами местного самоуправления. Изучая вслед на Н.П. Павловым-Сильванским «мироприход», С.Ю. Юшков также пришел к выводу о том, что «русский приход до XVIII в. был более чем приходом: он был мелкой земской единицей; иногда – миром, он имел не только церковное значение, но и государственное: функции земского самоуправления и удовлетворения религиозных потребностей переплетались в приходе».16 И хотя С.В. Юшков ограничил поле своего исследования Русским Севером XV-XVII вв., т.к. «приход на Севере более, чем где-либо, сохранил черты древнерусского приходского строя…»,17 очевидно, что церковно-приходская благотворительность имела при условии ее тщательной организации преимущество перед другими формами частного и организованного призрения в древней Руси не только в силу более разумного и справедливого материального обеспечения призреваемых, но и по воспитательному эффекту. Во-первых, прихожане той или иной церкви знали друг друга и были осведомлены не только о материальном состоянии каждой семьи, но и нравственных качествах каждого прихожанина, а значит благотворение в этом случае необратимо приобретало характер рассудительного и справедливого действия, давая возможность оказывать помощь действительно нуждающимся, в соответствии с истинной нуждой и теми особыми обстоятельствами, которые могли ввергнуть в нищету каждого – пожарами, болезнями и др. Кроме того, деятельное участие в делах милосердия воспитывало самих благотворителей в выполнении существенной нравственной обязанности.18 Но к середине XVI века церковно-приходская общинная благотворительность стала ослабевать и процесс этот начался со столицы. И, если Т.Е. Покотилова связывает это со специфичностью (в условиях православноязыческого двоеверного синкретизма) в трактовке и использовании «ручной» милостыни как самой богоугодной формы благотворения в Древней Руси по сравнению в том числе и с церковноприходской,19 то мы находим этому объяснение и в тех процессах трансформации государственного устройства и власти, которые исключали участие земского элемента в управлении государством.

Отметим, что Юго-Западная Русь в этом плане оказалась в более благополучном положении: с XV века там по инициативе мирян образовываются и к рубежу XVI-XVII веков достигают расцвета братства, называвшиеся часто Братством любви или Братством милосердия, т.к. помимо прочего они устраивали больницы и ночлежные дома для паломников и путешественников, а также школы.20 Вот что гласили уставы практически всех возникающих братств: «Взнос денежных сумм ни на что иное не должен быть обращаем, как только на исправление церкви и ее поддержание, да на милостыню людям в разных случаях, особенно находящимся в братстве, и на призрение убогих, и на содержание сирот, и на погребение странных и убогих, и на творение милостыни и поминовений за ктиторов и за других, находящихся в братстве».

Расцвет братств в XVI и XVII веках в Юго-Западной Руси, несомненно, надо связать с той особой религиозно-просветительной ролью, которую они приобрели в ответ на активную деятельность иезуитов по утверждению униатской церкви на этих территориях. Иезуиты везде и всегда основывали свою пропаганду католичества на благотоворении, особенно рассчитывая делами милосердия склонить на свою сторону бедное низшее южнорусское православное население. После объявления унии, когда начинаются страшные притеснения местного населения, значительно возрастает число обедневших, и только широкая братская помощь могла до известной степени помочь многим из них. При таких обстоятельствах число братств в XVI-XVII вв. постепенно увеличивалось, и при них обязательно устраивались школы, богадельни и странноприимные дома. К числу таких братств принадлежали следующие: Киевское, Брестское, Львовское, Могилевское, Пинское и др. Вот лишь отдельные примеры из благотворительной деятельности этих братств. В 1591 г. Львовское братство устроило при монастыре св. Онуфрия гостиницу для странников, больницу и богадельню для призрения старых людей, инокинь, старцев и вообще для пристанища нищих. В Луцке братство построило богадельню в 1617 году. В Киеве при братской церкви построен «шпиталь» в 1629 году. Все это строилось в основном на общие братские средства.21 В братскую кружку давал всякий – кто сколько мог и желал, т.е. дело благотворительности было предоставлено доброй воле и не имело частного сословного характера. Всесословность братской благотворительности прослеживалась и в составе призреваемых: к ним принадлежали представители всех сословий, от дворянского до крестьянского. Необходимо особо подчеркнуть религиознонравственный характер братской благотворительности. Мы уже убедились, что в уставах братств дела милосердия признавались священными, причем постоянно имелось ввиду подражание в таких делах первым христианам. В силу этих нравственно-религиозных целей братства заботились не только о материальных потребностях призреваемых, но и о духовных. Это выражалось в бесплатной работе братских школ, выпуске в типографии братств и распространении религиозно-надзирательных книг, заботе братств о христианском погребении и поминовении как своих членов, так и призреваемых. Всем этим благотворительность братств напоминает благотворительность первых христиан,22 примеру которых они стремились следовать.

Но общая тенденция постепенного затухания церковно-приходской общинной благотворительности с середины XVI в. в результате реализации церковью собственного подхода к пониманию практического милосердия прежде всего и в основном как необходимости регулярной раздачи щедрой милостыни «ради души спасения» совпадает с победой центростремительных тенденций во внутриполитической жизни Руси и началом оформления явления, название которому – Российское процессами,24 политика оформляющегося самодержавия вынужденно строится на подходах, исключающих в конечном итоге общественную самодеятельность в какой бы то ни было ее форме. Закономерное ослабление церковно-приходской благотворительности на фоне неправильно организованной благотворительности (преобладание «ручной» милостыни) в целом на фоне сменяющих друг друга социальных и природных катаклизмов усиливает распространение профессионального нищенства. Это, в свою очередь, заставляет Ивана Грозного на Стоглавом соборе 1551 г., начертав мрачную картину того, как нищие, колосные и гнилые, скитаются по улицам и остаются без призора, добиться от иерархов следующего решения: «Ответ о богадельнях. И о прокаженных. И о колосных. И о престаревшихся. И по улицам в коробах лежащих. И на тележках и на санках возлег. И не имущех главы где подклонити. (Глава 73) … и о том соборный ответ. Да повелит благочестивый царь всех прокаженных и престаревшихся описать по всем градам, опроче здравых строев. Да в коемждо граде устроити богадельни мужския и женския, и тех прокаженных и престаревшихся, не могущих нигдеже главы подклонити, устроити в богадельнях пищею и одеждою. А боголюбцы милостыню и вся потребная им приносят же своего ради спасения».26 То, что Стоглавый собор 1551 года признал факт широкого развития нищенства в стране и высказался за желательность организованного призрения, свидетельствует, что собравшиеся на собор архиереи, представлявшие строго дисциплинированную массу с влиятельным руководителем митрополитом Макарием, косвенно согласились с недостаточной работой церкви в той области, которая была ее прерогативой и обязанностью, исходя из формулы «Церковное богатство – нищих богатство». Кроме этого, на наш взгляд, церковь фактически признала право государства направлять иерархов в их заботе о бедных и убогих.

П.В. Власов, как и ряд других исследователей истории милосердия и благотворительности в России, отмечал, что таким образом «была сделана первая попытка законодательного оформления системы попечения о больных и нетрудоспособных, … попытка перехода от монастырской благотворительности к гражданской»,27 вполне справедливо и мотивированно уточняет, что «однако, от постановки проблемы, даже четко сформулированной, до ее решения предстояло пройти долгий путь». И проблема, к сожалению, состояла не только в неизбежных организационных и финансовых трудностях. История показывает, что идеология и практика благотворения, в силу особенностей процесса оформления абсолютистской монархии в стране, стали одним из серьезных аргументов в борьбе государства и церкви за собственность и власть, в стремлении церкви обеспечить сохранение внутрицерковного единства и усилить церковное влияние на население. Т.Е. Покотилова, в рамках докторской диссертации, исследуя причины и историю оформления идеологии нищелюбия, доказывает, что борьба с нищенством, как с социальной патологией, не могла входить в задачу церкви, составившей большую часть своей собственности в результате реализации заложенного в вероучении тезиса «церкви богатство – нищих богатство». Более того, в условиях разгоравшейся борьбы за собственность и власть между церковью и государством церковь отстаивала свои привилегии, привлекая в качестве одного из главных средств борьбы идеологию нищелюбия, манипулируя ею и всячески укрепляя в общественном сознании патриархальный тезис о богоугодности бедности.29 Все это, в свою очередь, при наличии отсталой экономики неизбежно вело к укреплению в России на пороге нового времени традиций и привычек благотворительности, препятствовавших созданию даже системы государственной заботы о нуждающихся, не говоря уже об общественной. До конца XVII в. призрению бедных не только не придается общегосударственного, но даже и местного общественного значения, - оно носит характер частной благотворительности при господстве формального взгляда на милостыню, как на доброе дело само по себе, которую «и следует подавать «ради души спасения». Так как заботы о спасении души, естественно, были прерогативой церкви и ее иерархов, то и пожертвования для бедных передаются церкви, которая закономерно сосредотачивает в своих руках дело помощи нищим, больным и сиротам.

Только с усилением государства начинаются первые осознанные шаги государственной власти в борьбе с нищенством, т.к. бесконтрольная раздача милостыни, поощряемая христианскими заветами о спасении души, привела к расцвету и распространению такого социального феномена как профессиональное нищенство. То есть, характер самой древнерусской, допетровской, благотворительности способствовал развитию нищенства, и в этом плане Петру Великому досталось тяжелое наследство: сильно распространенное нищенство и неправильно организованная благотворительность, развившаяся лишь в одном направлении. Восемь «более или менее обширных» богаделен и ряд малых, существовавших при многих церквях,30 естественно, не решали проблему призрения социально незащищенных и нищенствующих элементов в стране, вступавшей в полосу радикальных реформ, сущность, методы и темпы реализации которых грозили ускоренным ростом социальной дифференциации в русском обществе.

Создание организованной и регулируемой системы благотворения в стране в условиях т.н.

«полицейского» государства, которое «не отводит обществу никакой сколько-нибудь активной роли в делах государства, оставляя ему в удел одно пассивное усвоение идущих сверху попечительных мероприятий»31 начинается на основе идей Указа Федора Алексеевича от 1862 года, «руководивших затем всем законодательством русским по делам общественного призрения».32 Вся законодательная деятельность Петра I по вопросам организации помощи нуждающимся была направлена на борьбу с нищенством через репрессии по отношению как к берущим, так и дающим милостыню, а также через принуждение работоспособных к труду, и на организацию системы призрения всех категорий нуждающихся под контролем государства как в создаваемых государственных заведениях призрения, так и с использованием церковных структур. Система помощи бедным, вызванная к жизни в России реформаторской деятельностью Петра I, должна быть квалифицирована как государственная, т.к.

государство взяло на себя функции законодателя, распорядителя и исполнителя в деле постановки и регулирования деятельности самой системы.

Те мероприятия, которые в законодательном порядке были приняты Петром I в борьбе с нищенством через репрессии по отношению как к берущим, так и дающим милостыню, а также по принуждению работоспособных к труду, сами по себе революционные для страны древнего благочестия, даже при условии их полнейшей реализации не могли решить и не решили проблему нищеты, так как нацелены были лишь на искоренение нищенства притворного и профессионального и оставляли в стороне нищету действительную, нуждавшуюся в помощи. Но ряд мер, принятых Петром I по организации оказания благотворительной помощи действительной нужде, еще раз подтверждают величие государственного ума царя. Первое, что предпринял Петр в этом направлении, - попытался выяснить размеры действительной нищеты, для чего в п. 4 главы XXV Устава главного магистрата года потребовал занесения в «формуляр города» количества больных, убогих, дряхлых и сирот, которые «не могут питатися» и способа их призрения.33 Чуть позже, Указом от 3 июня 1724 года предписывалось произвести однодневную (1 октября 1724 года) перепись всех нуждавшихся, неспособных к труду, «дабы зная число их и число доходов, можно было расписать их по монастырям», больше того, - в этом же Указе для обеспечения полноты данных переписи местные власти обязывались обнародовать этот Указ лишь в день проведения переписи. Вторая революционная, на наш взгляд, для патриархальной Руси мера, - это попытка обеспечить призрение и дальнейшее введение в качестве полноправных членов в русское общество незаконнорожденных детей. 31 января 1712 года предписано было ввести во всех губерниях «прокормление младенцев, которые не от законных жен рождены, дабы вящего греха не делали, сиречь убийства».35 За установлением этим просматривается не только забота о попечении незаконнорожденных, но и желание соблюсти общественно-государственный интерес в прекращении распространенного тогда в стране детоубийства незаконнорожденных путем создания для них воспитательных домов.

С началом систематического внимания государства в лице Петра I к организации борьбы с нищенством и постепенному созданию элементов системы помощи социально-недостаточному населению на государственном уровне окончательно ликвидируется монополия русской православной церкви на практическое руководство делами помощи нуждающимся в стране. Как социальный институт, восстребованный в условиях становления и укрепления российской государственности в качестве одного из главных средств ретрансляции и освоения социального опыта и удовлетворения новых социальных потребностей, в условиях абсолютной монархии русская православная церковь сохраняет за собой, однако, монополию на идеологию благотворения в стране, основные догматы которой, несомненно, даже в условиях постепенного обмирщения сознания, естественно, наложат отпечаток как на государственную идеологию и практику организации заботы о нуждающихся, так и на выработку и реализацию общественной идеи помощи ближнему в российском обществе. Более того, в условиях социальноэкономической отсталости страны церковные структуры, в различные периоды в разной мере, будут благотворительных мероприятий государства, и как часть механизма практической реализации государственной политики в сфере государственного призрения. Так, например, известно, что уже к году на средства монастырского приказа было основано 93 богадельни, в которых содержалось до нищих, и огромный московский госпиталь, в котором было до 500 человек. Несоответствие масштабов государственных устремлений Петра состоянию экономики и культуры России, прочность традиций древнерусского нищелюбия в общественном сознании, а также действие государственной власти по утвердившейся в русской социальной истории схеме использования лишь административных усилий при отсутствии или игнорировании значительных общественных устремлений обрекали создаваемую систему на непопулярность, малоэффективность и отсутствие возможности и перспективы в ее правильном развитии. Тем не менее, именно, благодаря Петру I впервые реализуется на практике государственный интерес к созданию законодательной, административной и финансовой базы для борьбы с нищенством (нищенство как промысел с тех пор вызывает преследование закона), проведения предупредительной, профилактической благотворительности и организации призрения категорированных нуждающихся в создаваемых государством определенных типах заведений за счет конкретизированных и узаконенных финансовых поступлений. Кроме того, столь нетрадиционные шаги Петра I в его попытках создания организованной системы благотворения в стране вызвали в качестве реакции дебаты в передовой части русского общества, заставив размышлять о целях и содержании постановки дела милосердия в стране, что немаловажно с точки зрения выработки общественной идеи помощи нуждающимся в условиях новой России.

Екатерина II, выказавшая внимательное и компетентное отношение к вопросам такой помощи, вынуждена была продублировать многие из указов Петра I по рассматриваемой проблеме. Исходя из потребностей социально-экономического развития страны в условиях монархической формы правления, внутриполитическом курсе России закладывает основу для дальнейшей законодательной и административной деятельности государства в сфере организованной заботы о нуждающихся. Прямым следствием обозначенного в «Наказе» Екатерины II курса явилось издание в 1775 году Учреждения о губерниях,37 ставшего точкой отсчета той системы организации общественного призрения, которая сохранялась в России до введения земств. Создание в соответствии с Учреждением о губерниях Приказов общественного призрения в России означало, что государство официально признало необходимость и взяло на себя обязанность заботиться о наиболее незащищенной части общества, выполняя этим одну из своих важнейших социальных функций. Централизация управления наряду с созданием специальных местных органов по призрению в виде Приказов общественного призрения, структура которых подразумевала представительство всех сословий в решении вопросов призрения;

признание за государством права регламентации призрения; определение обязанностей по призрению в сельской местности и в городах; определение круга мер призрения и типов предназначенных для их реализации заведений; принуждение нищих к труду на фоне полного осуждения и запрещения нищенства, - вот основные признаки сложившейся при Екатерине II в результате законодательной и административной деятельности государства «просвещенного» абсолютизма государственной системы призрения.