Диалог датируется 135-175 гг., его составление относится предпочтительнее к началу этого периода. Подробнее см. Сагарда Н.И. Ук. соч. С. 234.

Подробнее о «Прении» см. Сагарда Н.И. Ук. соч. С. 231-235; Василик В. В. Аристон из Пеллы // ПЭ. М.: Церковно-научный центр РПЦ «Православная энциклопедия», 2001. Т. 3.

С. 242.

В частности, на сочинение, приписываемое галльскому писателю Евагрию (V в.) «Прение Симона иудея и христианина Феофила» (Altercatio Simonis Judaei et Theophili Christiani, PL 20. Col. 1165-1182), а также на анонимные «Диалог Афанасия с Закхеем» (IV в.), «Диалог иудеев Паписка и Филона с неким монахом» (VI в.), «Диалог Тимофея с Акилой»

(V в.). Подробнее см. Сагарда Н.И. Ук. соч. С. 234-235; Moreschini C., Norelli E. Op. cit. P.

200. Перечень всех антииудейских христианских диалогов см. McGiffert A.C. A Dialogue between a Christian and a Jew, Entitled. New York, 1889.

Р. Восс допускал прямое влияние «Прения» на «Диалог» (Voss B.R. Der Dialog in der frhchristlichen Literatur. Mnchen, 1970. P. 322-325). Известный исследователь О. Скарсаун считает, что источником аргументации Dial. 61-62 является «Прение» (Skarsaune O. Op.

cit. P. 234-242; 380-391). В статье В. Рутерфорда «Прение» рассматривается как источник для тезисов о «Втором Боге» в «Диалоге» (Rutherford W. Altercatio Jasonis et Papisci as a Testimony Source for Justin’s “Second God” Argument // Justin Martyr and His Words / Parvis S., Foster P., edd. Minneapolis: Fortress Press, 2007. P. 137-144).

Список новейших изданий и исследований, посвященных «Октавию», см. CPL 37;

СДХА / Дунаев А.Г., ред., пер., введ, коммент. СПб., 1999. С. 762-763; см. также: Сагарда Н.И. Ук. соч. С. 342.

Вопрос о том, кто первым из латинских авторов составил свою апологию, Тертуллиан («Апологетик») или Минуций Феликс, в современной науке до сих пор остается дискуссионным. Подробнее см. CPL. P. 10-11; Сагарда Н.И. Ук. соч. С. 351-353.

стью языка и стиля и четкостью композиции21. Сопоставление «Диалога» с этими текстами показало, что сочинение св. Иустина принадлежит к иной, чем «Прение» и «Октавий», литературной традиции. С первым текстом «Диалог» связан, скорее, тематически, а со вторым – по форме, при этом «Октавий» естественным образом ориентирован на латинскую традицию. В случае с «Диалогом» св. Иустина, принадлежность которого к греческой традиции очевидна, естественно предположить влияние на его литературную форму диалогов Платона. Данное предположение является естественным потому, что в этот период происходит несомненный расцвет платонизма. Начало этому процессу положила школа Плутарха, а в середине II в. мы находим известные платоновские философские школы в Афинах, где, в частности, учился Апулей, и в Малой Азии, где получил образование Гален; в Риме примерно в одно время с Иустином учил Нумений Апамейский, пифагореец и платоник, хорошо знавший Св. Писание евреев.

В то же самое время, именно на II в. приходится развитие т.н. «второй софистики». Несмотря на дискуссионность этого понятия, его основной чертой как именно литературного движения является ориентация на классических авторов и стремление воспроизвести их стиль. О принадлежности св.

Иустина ко «второй софистике» никогда не говорится. Но не заметить того, что его отношение к платоновским диалогам лежит в общем русле литературных тенденций эпохи, стремившейся вернуться к классическим образцам, на наш взгляд, невозможно.

Второй раздел работы (глава III) «Рамки пересказанных диалогов Платона и «Диалог» св. Иустина» посвящен подробному анализу отдельных элементов рамки «Диалога» (время и место действия, а также действующие лица), рассматриваемых на фоне параллелей с диалогами Платоновского корпуса. Проанализированы наиболее яркие детали, касающиеся действующих лиц «Диалога», дана попытка оценить как их историчность, так и связанные с ними литературные приемы. Приведены возможные параллели (текстуальные и смысловые) из диалогов Платона к каждому элементу рамки «Диалога». Показана общая композиционная структура «Диалога», рассматриваемая на фоне диалогов Платона.

Итак, в «Диалоге» св. Иустин легко и непринужденно воспроизводит отдельные характерные для пересказанных, или рамочных, диалогов Платоновского корпуса22 композиционные приемы (указание времени и места беседы, описание персонажей, наличие философских тем, личная окраска беседы) и обороты речи. Особенность обсуждаемого творения св. Иустина состоит в том, что именно им «впервые платоновский текст был введен в христианскую литературу23». Появление среди христианских сочинений подобного Подробнее см. Фокин А.Р. Латинская патрология. Период первый. Доникейская латинская патрология (150-325 гг.). Том 1. М.: ГЛК, 2005.

Можно назвать восемь аутентичных рамочных диалогов Платона («Хармид», «Евтидем», «Лисид», «Парменид», «Федон», «Протагор», «Государство», «Пир») и три пересказанных диалога платоновской школы («Эриксий», «Аксиох», «Соперники»).

Миллер Т. Ук. соч. С. 257.

текста могло бы показаться, по меньшей мере, удивительным. Дело в том, что не только литературные особенности, но и сам исторический контекст написания «Диалога», обусловленный расцветом Афинской Академии и возрождением платонизма, позволяют видеть в сочинении Иустина более естественное и непосредственное продолжение жанра платоновского диалога, нежели в других более поздних диалогах доникейского периода24.

В большинстве исследований, посвященных «Диалогу», в качестве его платоновских черт обычно рассматриваются некоторые текстуальные заимствования, сходство ролей персонажей и внешних деталей25. Разумеется, отмеченные исследователями параллели с текстами Платона очень важны и учтены нами; но гораздо важнее понять, насколько сознательно св. Иустин следует в этом платоновской традиции. Нам представляется, что его восприятие этой традиции не сводится лишь к механическому чисто внешнему подражанию отдельным элементам рамки пересказанного диалога. Чтобы доказать данное утверждение были исчерпывающе рассмотрены текстуальные и смысловые параллели «Диалога» ко всем основным элементам композиции рамочных диалогов Платоновского корпуса (вступление, образ собеседника рассказчика, характер беседы, взаимоотношения рассказчика и его собеседников, заключение).

Начало рамки пересказанного диалога предполагает подробное указание времени и места действия, а также описание действующих лиц. Действие «Диалога» происходит во время Второй Иудейской войны (Dial. 1.3; 9.3), вызванной восстанием под предводительством Бар-Кохбы (132-135 гг.). Как и в диалогах Платона, эта историческая деталь призвана придать «Диалогу» реалистичность и отнести его к определенному времени26. Например, в начале пересказанного диалога Платона «Хармид» (153a-d), описывается возвращение Сократа из лагеря под Потидеей (432-429 гг). В начале «Теэтета» (142а) упоминается эпизод Коринфской войны. В другом диалоге Платона, «Менексене», мы встречаем подробный рассказ о событиях греко-персидских войн (239b-246a), которые также упоминаются в «Законах» (III, 698b-d). Поскольку до сих пор систематического сопоставления «Диалога» с платоновскими текстами не проводилось, дискуссии исследователей вызывал вопрос, являСр., «Пир десяти дев» св. Мефодия Патарского (III-IV вв.), «Феофраст» Энея Газского и «О сотворении мира» Захарии Схоластика (V в.).

Ср., Hirzel R. Der Dialog. Ein literarhistorischer Versuch. Bd. 2. Leipzig, 1895; De Fraye E.

De l’influence du Time de Platon sur la thologie de Iustin Martyr // BEHE.R. Vol. 7. 1896. P.

169-187; Keseling R. Iustin’s Dialog gegen Trypho (cap.1-10) und Platon’s «Protagoras» // Rheinisches Museum fr Philosophie. Bd. 75. Rhein, 1926; Schmid W. Frhe Apologetik und Platonismus. Ein Beitrag zur Interpretation des Proms von Iustin’s Dialogs // EPMHNEIA.

Festschrift fr Otto Regenbogen. Heidelberg, 1952. S. 163-182.

Напомним, что одной из стилистических особенностей диалогов Платона, которые позволяли объединить его школу и спровоцировать самостоятельное литературное творчество в ней, стало воссоздание в диалогах реалий ушедшего V в., что наиболее ярко отразилось в рамке пересказанных диалогов. Подобным образом читатель пересказанного «Диалога» св. Иустина, составленного позднее 153-154 гг., но до 161 г., переносится во времена Второй иудейской войны (132-135 гг.).

ется ли указанное в «Диалоге» время реальным временем беседы Иустина с иудеями или перед нами лишь эффектная литературная фикция. В самом деле, исторический контекст восстания Бар-Кохбы, представляет собой самый подходящий фон для бесед на мессианскую тему, актуальную как для иудеев, так и для христиан. Таким образом, мы, с одной стороны, не должны отрицать важности исторических указаний св. Иустина в начале «Диалога». Но при этом важно понять, что у св. Иустина речь не об исторической реконструкции неких событий, а о литературном приеме: св. Иустин пишет не историю, в рамках которой фиктивные диалоги были бы злостным вымыслом, а философское и богословское сочинение, для которого важна соотнесенность именно с этим временем.

Местом действия событий, описанных в «Диалоге», является ксист, причем, в тексте не встречается названия гимнасия, к которому он принадлежит27. Здесь автор также следует установленной Платоном традиции: действительно, ксист, как гимнасий и перипат, часто являлся местом не только для физических упражнений, но и для ученых бесед. Так, беседа Сократа с юным Хармидом происходит в палестре Посейдона Таврия (Charm. 153b sqq); в диалоге «Лахет» диалог происходит в палестре (178а sqq); в «Лисиде» по пути в Ликей Сократ встречает группу молодых людей во главе с Гиппоталом, и, зайдя вместе с ними в палестру, беседует там (203а-204а); в «Евтидеме»

Сократ в Ликее ведет диалог с двумя братьями-софистами (Euthyd. 271а, 273е); беседа с юношей Феагом и его отцом происходит в портике (Theag.

121а), как и разговор Сократа со знаменитым софистом Протагором (Protag.

315с и 317d-e); местом рассуждения Сократа с юным Теэтетом является палестра28.

Переходя к описанию действующих лиц в «Диалоге», отметим, что именно здесь ясно видны как сходство с Платоном, так и самостоятельность св. Иустина. В «Диалоге» в качестве главных действующих лиц участвуют:

христианин Иустин, обратившийся от греческой философии к Св. Писанию иудеев; эллинизированный иудей Трифон, окруженный толпой своих приверженцев, который высказывает пожелание, чтобы его собеседник, отвратившись от христианства, занимался философией, а не обольщался бы «ложными словами» (Dial. 8). Уже при первом сопоставлении действующих лиц «Диалога» с персонажами платоновских диалогов становится очевидным, что Примечательно, что большинство рукописей «Диалога» в обоих случаях упоминания ксиста сохранили написание этого слова с ударением на втором от конца слоге (Dial. 1.1:

этом перемещение ударения в слове «ксист» ( – ), сохраненное рукописями А и B, возможно, не является лишь ошибкой переписчика. По мнению Бобишона, подобное перемещение ударения связанно с тем, что в данном случае имеется в виду имя собственное, т. е. некий конкретный ксист, о местонахождении которого могло говориться в утраченном вступлении «Диалога» (например, ксист Эфеса). Подробнее см. Bobichon Ph. Op. cit. Vol. 2. P. 569-570.

В тексте «Теэтета» место разговора прямо не указано, но, согласно указанию в 144с на портик, действие диалога происходит в палестре.

роль Сократа выполняет сам Иустин, а роль благородного юноши, обычно находящегося в сопровождении друзей, который должен обратиться к истинной философии29, – Трифон. Другим важным действующим лицом «Диалога»

является Старец.

Иустин. Немногочисленные сведения о жизни св. Иустина, по большей части, мы черпаем из его собственных аутентичных сочинений30, поэтому, любые отраженные в «Диалоге» автобиографические моменты представляются важными. К их числу относятся описанная во вступлении «Диалога» единственная деталь внешнего облика Иустина – плащ философа, и рассказ о его философских исканиях (Dial. 2.3-6). В современных исследованиях обсуждается как историческая достоверность описания плаща философа, в котором св. Иустин впервые предстает перед Трифоном и его спутниками в ксисте, так и то, мог ли Иустин его носить до обращения в христианство31. Для нас несомненно, что в своем сочинении св. Иустин, как говорилось ранее, использует плащ философа не только для того, чтобы подчеркнуть, что для него христианство является единственной истинной философией. Упоминание плаща – это, прежде всего, литературный прием, воспроизведение в «Диалоге» схожей ситуации из диалога «Протагор» (335c-d). Здесь Платон описывает, как Сократ, видя нежелание Протагора кратко отвечать на его вопросы, встает и намеревается уйти, а Каллий, ухватившись за плащ Сократа, не пускает его: « ' » (Protag. 335c-d). Эпизод из 9 гл. «Диалога» является одним из наиболее ярких примеров буквального следования Иустином тексту Платона.

Рассказ Иустина о своем обращении ко Христу вызывает смех у спутников Трифона. Св. Иустин обещает доказать, если Трифон останется, что христиане веруют «не пустым басням» (Dial. 9.1). Спутники Трифона снова смеются и даже поднимают «неприличный крик» ( ). Иустин намеревается уйти, но Трифон, взяв его за одежду, препятствует этому, пока Иустин не исполнил обещания: « ', Ср., например, «Хармид» и «Алкивиад I».

Другим источником сведений о жизни св. Иустина являются сочинения древних авторов – Евсевия Кесарийского (Euseb. Hist. eccl. IV, 8.3-5; IV, 11.8-11; IV, 16.1-IV, 18.10), Татиана (Tat. Adv. gent. contr. 19), Фотия Константинопольского (Phot. Bibl. 125; 234), Тертуллиана (Tertull. Adv. Val. 5) и св. Ипполита Римского (Hipp. Refut. 8.16). Важнейшим свидетельством мученической кончины Иустина Философа и его речи на суде являются мученические акты (Acta Iustini), по мнению агиографов, представляющие собой один из самых древних памятников подобного рода (СДХА. С. 343).

Подробнее см. Приложение к диссертации.

» (Dial. 9.2) 32. Употребление здесь причастия «» кажется не совсем уместным, поскольку во время разговора собеседники прогуливались, а не сидели (ср., Dial. 1.1.). На этом примере мы отчетливо видим метод введения исторически вероятных и достоверных деталей в художественную ткань «Диалога». Именно очевидная параллель с «Протагором» обеспечивает св. Иустину возможность ввести исторически достоверную или, во всяком случае, вероятную деталь своего облика, а именно, то, что он носил плащ философа, понимая под философом в первую очередь христианина.

Рассказ о философских исканиях св. Иустина изложен в Dial. 2.3-633.

Историческая достоверность описываемых Иустином событий также по сей день ставится многими современными исследователями под сомнение. Некоторые исследователи34 усматривают в этом эпизоде литературный вымысел, утверждая, что перед нами общепринятая литературная схема. В качестве возможной параллели к Dial. 2.3-6 Хильдаль35 рассматривает глл. 4-5 из «Мениппа, или путешествия в подземное царство» Лукиана. При сопоставлении истории философских странствий в «Мениппе» и «Диалоге», обращает на себя внимание различие списков философских школ, некоторых существенных особенностей их изображения (наличие выражения личного отношения автора, значимости для него тех или иных школ), а также целей, с которыми авторы вводят описания их представителей. Параллель с Лукианом не слишком убедительна как сама по себе, так и в силу того, что она оказывается единственной параллелью с «Диалогом» и не может быть подкреплена никакими другими доказательства литературной близости Лукиана и св. Иустина.

Гораздо более интересными представляются возможные параллели Dial. 2.3-6 с «Апологией Сократа» (22b-e) Платона36. Основным мотивом обоих отрывков является, с одной стороны, поиск истины человеком, жаждущим ее познать и осознающим себя несведущим в этом вопросе, и, с друПервым эту яркую параллель отметил Кезелинг. См. Keseling R. Op. cit. S. 223-229. См.

также van Winden J.C.M. An Early Christian Philosopher: Justin Martyr’s Dialogue with Trypho. Chapters One to Nine. Leiden: E. J. Brill, 1971. P. 124-125. Другой, менее близкой параллелью к этому яркому эпизоду «Диалога» является схожее описание из «Государства»

(Resp. 344d), что не отмечалось ранее. В данном случае речь идет, скорее, не о сходстве образов, а о схожем построении сцены. Фрасимах, отчасти высказав свое мнение, собирается уйти, а присутствующие при беседе не пускают его, заставляя привести доводы в подтверждение своих слов.

Подробнее см. Приложение к диссертации.

Например, Goodenough E.R. The Theology of Justin Martyr. An investigation into the conception of early Christian literature and its Hellenistic and Judaistic influences. Jena, 1923. P.

57-77; Hyldahl N. Philosophie und Christentum. Eine Interpretation der Einleitung zum Dialog Justins. Copenhagen: Prostant apud Munksgaard. Vol. 9. 1966. S. 140-159).

Hyldahl N. Op. cit. S. 153 sqq. Впервые параллель была предложена Гудинафом (Goodenough E. R. Op. cit. P. 88-89).

В описании обучения у платоника в «Диалоге» также присутствуют параллели с другими текстами Платона и образы из них. Например, Phaedr. 249c-d; 251d; 255b.

гой, его обращение к тем, кто представлялся мудрым и самому себе, и остальным, но не был таковым на самом деле. Помимо содержательной и формальной близости данная параллель с «Апологией Сократа» хорошо вписывается в общий контекст рассмотрения «Диалога» на фоне текстов Платона.

Представляется, что нелишним будет еще раз вспомнить, что помимо возрождения платонизма, на в. также приходится расцвет т.н. «второй софистики», сделавшей хорошим тоном обращение к классическому наследию и воспроизведение его как образца. И если современник св. Иустина Флавий Арриан хотел быть вторым Ксенофонтом, едва ли невероятно, что и св. Иустин в литературном отношении стремился в своем «Диалоге» последовательно воспроизводить некоторые приметы платоновских текстов.

Старец. В Dial. 3-7 изложена беседа со Старцем, которого неожиданно встретил Иустин, бывший тогда платоником и в скором времени надевшийся созерцать Самого Бога (Dial. 2.6). Пересказывая Трифону свою беседу на берегу моря, Иустин, таким образом, предоставляет критику идей греческой философии Старцу. Так автор сохраняет доверительность отношений со своим оппонентом, а также создает в произведении замечательную интригу.

Беседа содержит множество аллюзий на сочинения Платона. В частности, присущая Старцу мудрость и манера вести диалог на философскую тему, c одной стороны, приближают его к образу мудреца-Сократа, а с другой – к образу Диотимы, обучавшей молодого Сократа (Symp. 201d-212e). Также возможно провести параллель с образом Кефала, отца Полемарха – почтенного, мудрого старца, рассуждающего с Сократом о старости и справедливости (Resp. 328b-331d). Другой параллелью к образу Старца является образ Парменида из одноименного диалога Платона, где мы встречаем аналогичную пару: почтенный старец Парменид дает показательный урок в присутствии юного Сократа (Parm. 130b sqq.)37. В «Тимее» мы видим загадочный образ египетского жреца, открывшего Солону великую славу древних Афин (Tim. 23b-25d). Хотя данные платоновские параллели едва ли следует считать доминирующими при характеристике образа Старца, они все же показывают, что и этот весьма значимый пассаж «Диалога» ни в какой мере не выпадает из общей тенденции Иустина построить свой произведение с опорой на платоновские тексты.

Трифон. Св. Иустин, раскрывая в своем сочинении образ Трифона, достаточно убедительно изображает эллинизированого иудея своего времени38.

Так, Трифон, «еврей обрезанный» (Dial. 1.3), беглец, покинувший родину в дни Иудейской войны (Dial. 1.3; 9.3), и живущий на момент беседы с Иустином в Элладе (Dial. 1.2), интересуется греческой философией (Dial. 1.3; 8.3) и даже знаком с мифологией (Dial. 67.2). При этом он, следуя совету ученика Сократа в Аргосе, обращается с беседой к незнакомому философу (Dial. 1).

Примечательно, что отрывок Parm. 130a-b также является близкой по тексту параллелью к Dial. 8.3, что ранее не отмечалось исследователями «Диалога».

Подробнее об образе Трифона, его правдоподобности, возможных источниках образа и имени см. Приложение к диссертации.

Выяснив, что его собеседник – христианин, Трифон продолжает диалог с ним, нарушая этим предписание иудейских учителей, согласно которому общение с христианами запрещалось (Dial. 38.1). Более того, Трифон признается, что читал Евангелия, и дает высокую оценку изложенным в них «заповедям христиан» (Dial. 10.2; 18.1). При этом Трифон является защитником традиционных для иудаизма взглядов на Св. Писание (ср. Dial. 8) и не принимает христианского его понимания (в этом и состоит драматическая завязка «Диалога»). Как и сам Иустин, Трифон основывается в своей аргументации на тексте Писания (Dial. 32.2; 56.16), причем принимает возможность его аллегорического толкования, предложенную Александрийской школой. Как и его оппонент, Трифон не знаком с древнееврейским языком39 (ср. Dial. 103.5;

125.3).

Любой читатель, знакомый с диалогами Платона, может узнать в Трифоне некоторые черты различных собеседников Сократа, параллели с которыми иногда очевидны. Его образ наиболее близок к распространенному в пересказанных диалогах Платона образу собеседника Сократа – благородного юноши. Это и Клиний в «Евтидеме», и Лисид, и Менексен, и Гиппотал в «Лисиде», и Хармид в одноименном диалоге40. Во всех этих сочинениях мы видим мудреца (Сократа) и поклонника философии (юношу), обычно любознательного, вежливого и благожелательного к своему собеседнику. Также в описании поведения Трифона мы встречаем явные аллюзии на поступки или реплики некоторых других персонажей рамочных диалогов Платона. Например, это Критий из «Хармида», Евтидем и Дионисодор из «Евтидема», Каллий и сам Протагор из «Протагора», Кебет из «Федона», Парменид и Зенон из «Парменида», а также Фрасимах из «Государства»41.

Рассмотрение «Диалога» в русле литературной традиции платоновского диалога позволяет по-другому понять истоки образов и повороты сюжета в «Диалоге», а также выделить новые параллели с диалогами Платоновского корпуса. В данном случае, речь идет не о коллекции совпадений с текстами Платоновского корпуса, а о характере построения ситуаций и образов в «Диалоге» св. Иустина42. Все новые параллели, среди которых есть как текПодробнее см. Rokah D. Justin Martyr and the Jews. Leiden: E. J. Brill, 1963. P. 20-21. Таким образом, базой для экзегетической полемики в «Диалоге» служит именно греческий текст Св. Писания (подробнее см. Skarsaune O. 1987. Op. cit.).

Как известно, образ благородного юноши встречается во многих диалогах Платона и Платоновского корпуса (ср. Федр, Феаг и Алкивиад из одноименных диалогов, Клиний и Хармидом из «Аксиоха», персонажи «Соперников»).

Параллели с некоторыми персонажами диалогов Платона, написанных в прямой драматической форме, и сочинений Платоновской школы здесь не менее интересны (ср., Пол и Калликл из «Горгия», Гиппий из «Гиппия Большего», Эриксий из одноименного диалога).

Конкретные параллели показаны в тексте диссертации и в индексе.

Например, в своем исследовании вводных глав «Диалога» Хильдаль (Hyldahl N. Op. cit.

S. 95) вслед за Кезелингом отмечает, что и в «Протагоре», и в сочинении св. Иустина знакомство будущих собеседников предваряется цитатой Гомера. Издатель критического текста «Диалога» Бобишон указывает в примечании к Dial. 56.13 (Bobichon Ph. Op. cit.

Vol. 2. P. 736), где упоминается «четвертый из пришедших с Трифоном», что этот собестуальные, так и смысловые, приведены в индексе. Принципиально важным является то, что христианскому апологету Иустину, столь изящно и оригинально вплетающему в канву своего сочинения элементы платоновской традиции, его оппонент видится столь же дружелюбно настроенным, стремящимся к истине и готовым ее принять, как некоторые собеседники Сократа.

Спутники Трифона. В диалоге с Иустином, помимо Трифона, участвует две группы его спутников – к тем, кто был с Трифоном изначально, на второй день беседы присоединились другие (например, Dial. 85.6; 94.4; 122.4). С одной стороны, появление Трифона в окружении многочисленных друзей является аллюзией на эпизод из платоновского «Протагора» (314e-315 а), в котором описывается, как Протагор, сопровождаемый многочисленными спутниками, прохаживался в портике. Мы видим здесь и столь распространенный в диалогах Платона и его школы мотив: беседа происходит во время совместной прогулки. Действительно, в «Федре» Сократ и Федр гуляют за городской стеной и вдоль Илиса, беседуя (Phaedr. 227a sqq.), в «Законах» отражен разговор идущих вместе из Кноса к гроту и святилищу Зевса Клиния, Мегилла и Афинянина (Leg. I, 625b, c), в начале «Эриксия» описана прогулка Сократа и Эриксия (Eryx. 392b). С другой стороны, здесь присутствует параллель с другим рамочным диалогом Платона – «Евтидемом». Описывая встречу Сократа с двумя братьями-софистами, Евтидемом и Дионисодором, Платон указывает, что они прогуливались по крытой площадке Ликея в сопровождении многочисленных последователей (Euthyd. 272e-273b). В окружении спутников в Ликей приходит и другой персонаж диалога – юноша Клиний (Euthyd. 273b).

В сопровождении друзей в палестру приходят и юный Хармид из одноименного диалога (Charm. 154c), и Гиппотал из «Лисида» (Lysis 203b-204b).

Св. Иустин описывает смех спутников Трифона, последовавший за его рассказом об обращении ко Христу (Dial. 8.3). В ответ на предложение Иустина доказать истинность учения Христова, друзья Трифона снова смеются, и даже поднимают неприличный крик (Dial. 9.2). Подобное поведение сторонников оппонента Сократа описывается достаточно часто в «Евтидеме»

Платона, где не один раз встречается идентичное «Диалогу» указание на то, как смеялись и шумели спутники братьев-софистов Евтидема и Дионисодора (Euthyd. 276b-d; 303b). Сюда же можно отнести высокомерный смех самих этих братьев в ответ на рассказ Сократа об их искусстве Клинию (Euthyd.

273d). Шумят и последователи Протагора (Protag. 334с). В диалоге «Горгий»

один из оппонентов Сократа, Пол, также смеется в ответ на его слова об истине (Gorg. 473e). Почти во всех указанных отрывках из диалогов Платоновского корпуса присутствует та же лексика, отражающая смех и шум спутников оппонента, что и в «Диалоге» св. Иустина.

Рассматривая поведение спутников Трифона в «Диалоге», мы должны признать, что оно намного сложнее, чем простое соглашательство или агресседник ассоциируется с четвертым из беседующих в начале «Тимея» (Tim. 17a). В свете нашего подхода к «Диалогу» св. Иустина становится понятно, насколько значимы и неслучайны эти совпадения.

сия. Будучи талантливым писателем, св. Иустин делает образы молчащих большую часть диалога собеседников реалистичными. Помимо негативной эмоциональной реакции, о которой уже говорилось, и указаний Иустином на молчание его собеседников (Dial. 23.3; 121.1; 125.1; 137.3), мы видим со стороны спутников Трифона и вполне конструктивное участие в дискуссии. Так, Иустин отдельно отмечает, что все они (Dial. 58.10; 90.2; 130.1), или кто-то в отдельности (например, Dial. 56.13; 94.4), соглашаются с ним; смущаются от приведенного им толкования (Dial. 124.1) или подтверждают, что поняли сказанное (Dial. 56.3). Аналогичное поведение спутников оппонента рассказчика также присутствует в диалогах Платона. Например, в них часто указывается на всеобщее согласие собеседников с высказанным Сократом положением (ср. Protag. 358a-259a; Lysis 207c; 218c; 222c). Присутствуют также ситуации, когда собеседники (собеседник) находятся в смущении от сказанного рассказчиком (или другим персонажем), который, почувствовав их (его) недоумение, помогает его разрешить (например, Euthyd. 275d-e; Euthyd. 277d;

Euthyd. 283d; Phaed. 84d). Здесь, как и в случае с согласием собеседников со словами рассказчика в диалогах Платона и сочинении св. Иустина, мы видим схожую сюжетную линию, хотя события описаны с помощью различной лексики.

Специфика позиции спутников Трифона в разговоре с Иустином, с одной стороны, позволяет отразить изначальное неприятие Трифоном и ими самими христианства, а также оттенить вежливость и любознательность главного собеседника рассказчика. С другой стороны, многочисленные параллели со схожими ситуациями в диалогах Платона, несомненно, знакомыми читателям «Диалога», делают описываемое поведение спутников Трифона более многогранным, а их образы – более понятными. Подобные параллели еще раз подчеркивают ориентацию автора «Диалога» на литературную традицию платоновских диалогов, а также демонстрируют литературное своеобразие этого сочинения.

Отмеченные нами параллели ситуаций, в которых проявляют себя герои «Диалога», с сочинениями Платона и Платоновского корпуса хорошо иллюстрируют тот фон, на котором сочинение св. Иустина создавалось. Отдельно рассмотрев особенности композиции «Диалога» и образы его действующих лиц, мы убедились, что, создавая их, св. Иустин ориентировался на отдельные композиционные элементы и образы диалогов Платона и сочинений его школы. Представляется, что все описанные нами параллели с диалогами Платона в сочинении св. Иустина, органично входя в общую структуру его произведения, не являются лишь отдельными случайными деталями в нем. Таким образом, все сочинение св. Иустина построено в традиции платоновского диалога. Причем, автор «Диалога» искусно и свободно использует различные композиционные приемы и образы Платона, сочинения которого оказываются фоном для эпизодов и поворотов темы в сочинении Иустина.

Итак, объединим все вышесказанное относительно композиции и персонажей «Диалога», чтобы обозреть композиционную структуру сочинения от начала до конца.

Данное сочинение св. Иустина – это диалог, пересказанный им самим некоему Марку Помпею, в котором описывается двухдневная беседа с Трифоном иудеем и его спутниками в ксисте. «Диалог» можно условно разделить на четыре части: – введение, которое включает в себя описание знакомства действующих лиц диалога и завязку философской беседы (Dial. 1–2.2); – преамбулу к основной беседе, в которой рассказчик рисует историю своих философских исканий и реакцию на нее Трифона и его спутников, являющиеся необходимым фоном для начала диалога (Dial. 2.3–9.3); – собственно диалог, разделенный автором на два дня (Dial. 10–74.3 и Dial. 74.4–141.5); – заключение, описывающую прощание собеседников (Dial. 142).

В дошедшем до нас тексте сочинения не содержится описаний окончания беседы в первый день и ее возобновления во второй, когда послушать диалог приходят новые собеседники. Известно, что лакуна между Dial. 74.3 и 74.4 достаточно велика. Очевидно, что Иустин, тщательно описывавший до этого момента все подробности диалога, его обстановку, поведение слушателей и даже их жесты, не мог обойти молчанием столь существенный момент, как перерыв в беседе и ее возобновление на следующий день.

В конце разговора Трифон упоминает о намерении Иустина в ближайшее время отплыть на корабле (Dial. 142.1), что предполагает предварительное замечание об этом самого Иустина, которого нет в сохранившемся тексте «Диалога». В Dial. 142.5 мы видим обращение к Марку Помпею, к которому также относится «» в Dial. 8.3. На основании этих двух обращений обычно делается вывод о том, что адресат «Диалога», как и место его проведения, указывались в утраченном вступлении к сочинению. Представляется, что утраченное вступление не содержало в себе посвящения адресату, поскольку в сочинении св. Иустина тогда получилось бы слишком сложное смешение жанров пересказанного диалога и послания. Вступление, таким образом, скорее всего, либо было неким не конституирующим элементом, либо также являлось элементом рамки пересказанного диалога. Второй вариант кажется более убедительным в свете обилия параллелей сочинения св.

Иустина с Платоновским корпусом43. На основании этого мы вправе предположить, что введение и описание окончания первого дня беседы и начала второго также лежат в русле традиции платоновских диалогов. Таким образом, рассмотрение диалогов Платона в качестве фона для «Диалога» св. Иустина позволяет предположить, как могли выглядеть его утраченные части и ответить на вопросы исследователей, связанные с некоторыми особенностями композиции «Диалога»44.

Во вступлении, например, могла описываться встреча Иустина с Марком Помпеем, которому он и поведал о своей беседе с Трифоном и его друзьями. Подобное начало диалога мы видим в «Евтидеме», где Сократ пересказывает Критону свою беседу с софистами; в «Протагоре», где Сократ разговаривает с Другом; в «Федоне», где описывается встреча Эхекрата и Федона; в «Пире», где Аполлодор пересказывает другу некогда увиденное им.

Например, в современной науке вопрос о том, зачем автор «Диалога» описывает именно два дня беседы, причем, с повторениями цитат Св. Писания и выводов Иустина во второй день, остается дискуссионным. Параллели с «Софистом» и «Тимеем» Платона дают возРассмотрим содержание элементов композиционной структуры «Диалога».

1) Начало «Диалога». Знакомство собеседников, завязка разговора о философии (Dial. 1–2.2) Начало «Диалога» совершенно естественно рассматривать на фоне таких рамочных диалогов45 Платона, как «Хармид», «Евтидем», «Протагор» и «Лисид». В этих диалогах мы также видим схожую беседу персонажей, представляющих собой столь характерную пару «учитель-философ – внимательный ученик», появляющийся в сопровождении спутников. В «Пире» и «Протагоре» Платон показывает стремление героев получить пользу от философской беседы.

2) Философские искания Иустина. Встреча и беседа со Старцем. Обращение Иустина (Dial. 2.3–8.1) В Dial. 2.3-6 Иустин рассказывает о собственном странствии по философским школам. Как было показано, наиболее вероятным текстом Платона, послужившим фоном для данного отрывка, представляется «Апология Сократа», в которой Платон подробно описывает «хождение» Сократа к различным прославленным мудрецам с целью опровержения оракула, провозгласившего его самым мудрым. Примечательно, что результатом поисков истины Сократом является доказательство правоты божества, а в случае с Иустином, также жаждущим ее познать, ожидание возможности созерцания Бога.

Иустин пересказывает Трифону и его спутникам свою беседу со Старцем, образ которого сопоставим с такими персонажами рамочных диалогов Платона, как Сократ, Парменид из одноименного диалога, Диотима из «Пира», обучавшая молодого Сократа; мудрый старец Кефал из «Государства». В «Тимее» присутствует образ египетского жреца, поведавшего Солону о великой славе древних Афин.

3) Увещание Трифона Иустином, реакция Трифона и его спутников на слова Иустина, решение продолжить беседу (Dial. 8.2–9.3) В заключение своего рассказа о том, как он стал философом (Dial. 8.2), Иустин обращается к Трифону с призывом познать Христа и стать Его учеником. Слова Иустина вызывают бурную реакцию у слушателей: спутники Трифона начинают смеяться, а сам он с улыбкой выражает одобрение ревности Иустина о божественном. Подобная реакция собеседника рассказчика на его слова присутствует в «Пармениде», причем здесь мы видим не только схожую ситуацию, но и текстуальную параллель: Парменид, улыбаясь, выможность предположить, каков был замысел св. Иустина в данном случае. Важно отметить, что, несмотря на явное следование Иустина диалогам Платона, изложение двух дней беседы не является в «Диалоге» чем-то искусственным и выглядит достаточно реалистично.

Здесь и далее приводятся только параллели с рамочными диалогами Платона. Параллели с другими диалогами Платоновского корпуса указаны в п. III. 4 диссертации.

ражает восхищение рвению Сократа. В заключении «Протагора» Протагор также одобряет некоторые рассуждения и рвение Сократа.

Смех и неприличный крик спутников Трифона в этой сцене приводят к попытке Иустина уйти, чему препятствует Трифон, удерживая его за одежду.

Как уже говорилось, данный эпизод является ярким примером следования Платону, в «Протагоре» которого описывается, как при схожих обстоятельствах Каллий удерживает Сократа за плащ, не давая ему уйти. В «Государстве» мы также видим похожую ситуацию: Фрасимах, сказав речь, намеревается уйти, а другие участники диалога его не пускают, ожидая от него доказательств сказанного. Резкая реакция спутников собеседника на слова рассказчика также обычна для диалогов Платона. В «Евтидеме», например, мы видим смех и шум спутников братьев-софистов Евтидема и Дионисодора, описание которого иногда совпадает с рассказом Иустина текстуально. Шумят и последователи Протагора в одноименном диалоге.

4) Беседа в первый день: «Новый Закон и Новый Завет во Христе», доказательства мессианства Иисуса (Dial. 10–74.3) Итак, Иустин, приводя обещанные Трифону доказательства того, что Христос есть Мессия, использует т.н. майевтический метод. Трифон, не соглашаясь с Иустином, иногда достаточно резко отвечает ему, порой даже оскорбляя его (например, Dial. 38.1; 39.3; 67.2). Спутники Трифона изредка выражают согласие со словами Иустина. Некоторые реплики диалога с Трифоном Иустин приводит не буквально, а в пересказе. В Dial. 56.16 Трифон впервые упоминает о том, что день подходит к концу; в Dial. 74.2 Иустин призывает собеседников обдумать слова Писания по приходе домой. В Dial.

74.3 текст беседы обрывается (лакуна).

Примечательно, что все вышеизложенные элементы так же присутствуют в диалогах Платона, что позволяют рассматривать их как ту основу, на которой создавалось изложение беседы Иустина и Трифона. Так, в «Протагоре» и «Евтидеме» мы видим тот же композиционный прием, что и в Dial.

56.2-3 и 66, когда персонаж, от лица которого ведется повествование, пересказывает отдельные эпизоды беседы, передавая реплики ее участников в виде косвенной речи. Резкие замечания собеседника в адрес рассказчика присутствуют в «Евтидеме» и «Государстве». Указания в Dial. 56.16 и 74.3, как и в заключении «Федона», «Тимея» и «Софиста», готовят читателя к завершению беседы, продолжение которой последует на следующий день. Поскольку весь предыдущий текст сочинения св. Иустина полностью вписывался в традицию диалогов Платона, возможно предположить, что содержалось в утраченном фрагменте текста «Диалога». Скорее всего, беседа первого дня оканчивалась кратким подведением ее итогов, как мы видим в «Теэтете» (Theaet.

201c-d) и «Государстве» (Resp. X 621c-d), и некоторым призывом, например, к продолжению изучения Св. Писания (ср. призыв к соблюдению справедливости в заключении «Государства»). Также Иустин, вероятнее всего, назначил новую встречу на следующий день, возможно, в том же месте, т.е. в ксисте, как мы видим это в «Теэтете».

5) Беседа во второй день: доказательства мессианства Иисуса (продолжение), «христиане — Новый Израиль». Конец беседы (Dial. 74.4–141.5) Упоминание о начале второго дня беседы впервые встречается в Dial.

85.4, когда Иустин отмечает, что вкратце приводит большую часть того, что было сказано им «вчера». Иустин часто указывает на повторение уже изложенного им накануне, как на необходимое для введения вновь пришедших слушателей в курс дела. Спутники Трифона, пришедшие во второй день беседы, задают вопросы и просят продолжать речь. В Dial. 79.1 Иустин описывает гнев Трифона, вызванный христианскими толкованиями. Заметив его, Иустин начинает отвечать Трифону более вкрадчиво, чтобы расположить его к слушанию. После того как Иустин привел свидетельства Св. Писания о Христе как о Мессии, он переходит к рассуждению о христианах как о Новом Израиле. Одно из толкований Св. Писания на эту тему приводит к несогласию пришедших в этот день слушателей, закричавших «как в театре». Иустин замечает смущение своих собеседников тем, что назвал христиан из язычников сынами Божиими и, предварив их вопрос, отвечает им. Беседа второго дня также содержит пересказ Иустином отдельных ее эпизодов. В Dial. 137. Иустин указывает, что «солнце уже на западе», а в Dial. 141.5, окончив свой пересказ, обращается к Марку Помпею.

Подобное описание беседы содержит ряд характерных для рамочных диалогов Платона элементов. Это изображение гнева собеседника на рассказчика, который, заметив состояние своего оппонента, старается смягчить ситуацию, которое мы также видим в «Протагоре», «Евтидеме» и «Государстве»; крик спутников Трифона, аналогии которому мы находим в «Евтидеме» и «Протагоре», где присутствует сравнение кричащих последователей Евтидема и Протагора с хором; повторение композиционного приема, присутствующего в «Протагоре» и «Евтидеме», когда рассказчик пересказывает отрывок беседы (во второй день это Dial. 78.6 и 42.3).

Представляется, что описание начала второго дня беседы, отсутствующее в дошедшей до нас рукописи, так же, как и весь предыдущий текст «Диалога», укоренено в традиции платоновского диалога. Так, в начале «Тимея» собеседники просят Сократа повторить вкратце все сказанное им накануне, в «Софисте» также постоянно вспоминается то, о чем говорилось в первый день беседы. В «Диалоге» мы также видим многократное указание рассказчиком на повторение им уже изложенного накануне, причем, во второй день беседы, подобно тому, как это происходит в «Софисте», у Иустина появляются новые слушатели.

6) Прощание собеседников. Заключение (Dial. 142) В завершении беседы Трифон от лица себя и своих друзей радуется, что этот разговор состоялся и говорит, что еще больше пользы принесли бы более частые встречи. Здесь он, а позднее и сам его оппонент, отмечает, что Иустин ежедневно ожидает корабля. Трифон просит вспоминать их как друзей, на что Иустин отвечает, что ежедневно беседовал бы с ними о Писании, что невозможно по причине его грядущего отплытия. Призвав Трифона и его спутников продолжать изучение Св. Писания, предпочтя Христа иудейским учителям, Иустин расстается со своими собеседниками. Иустин указывает также, что при расставании они молились о благополучии его путешествия, а он – о том, чтобы они уверовали во Христа.

Заключение «Диалога» также вобрало в себя множество мотивов, характерных для концовок диалогов Платона. Ранее уже отмечалось, что это и готовность собеседника к продолжению подобных бесед, которую мы видим в словах героев таких рамочных диалогов как «Протагор», «Евтидем» и «Хармид»; и упоминание о предстоящем деле, задающее окончанию диалога перспективу, что можно проследить в «Протагоре» и «Пире». Также яркой параллелью концовки «Протагора» и «Диалога» является доброжелательное расставание оппонентов, так и не пришедших к согласию, но готовых и дальше вести диалог.

Итак, в «Диалоге» мы видим множество параллелей почти со всеми рамочными диалогами Платона. Подробно и последовательно рассмотрев «Диалог» мы еще раз убедились в его жанровой природе и принадлежности к традиции платоновского диалога. Как мы видели, св. Иустин, воспитанный в этой традиции, свободно контаминирует в своем труде различные композиционные приемы, идеи и образы диалогов Платоновского корпуса: параллели с ними появляются в «Диалоге» не случайно и эпизодически, а на протяжении всего текста, что и позволяет усматривать в них литературную основу и постоянный фон, определивший жанровую специфику «Диалога».

В Заключении излагаются результаты выполненного диссертационного исследования:

1) В результате анализа историко-литературной ситуации II века было установлено, что иудео-христианская полемика того времени не повлияла на литературную форму «Диалога». Как мы видим из текста сочинения, главные собеседники, эллинизированный иудей Трифон и христианин Иустин, обсуждают острые вопросы истинной интерпретации Св. Писания крайне дружелюбно, что соответствует, скорее, атмосфере, характерной для диалогов Платона, а не для иудео-христианской полемики, которая тем не менее определяет содержательную сторону «Диалога».

Сопоставление «Диалога» с двумя другими раннехристианскими полемическими сочинениями того же жанра показало следующее:

– Сопоставление с «Прением Иасона и Паписка», полный текст которого утрачен.

На основании свидетельств древних авторов об этом диалоге, можно говорить о принадлежности «Прения» и «Диалога» к разным литературным традициям. Оба сочинения, близкие с точки зрения содержания, написаны в жанре диалога, но «Диалог» св. Иустина представляет собой сложную литературную конструкцию, текст, ориентированный, скорее, на образованного читателя, а «Прение», будучи адресовано простым христианам, – популярное сочинение, написанное обычным языком.

– Сопоставление с «Октавием» Минуция Феликса.

Можно говорить о большей близости этого сочинения и «Диалога» по форме, нежели чем по содержанию. Несмотря на то, что оба диалога содержат рамку и в них используются некоторые общие литературные приемы, источником которых являются диалоги Платона, «Октавий» и «Диалог» также принадлежат к разным литературным традициям. Действительно, влияние диалогов Платона на текст «Октавия» является опосредованным, поскольку образцом для Минуция Феликса служили, прежде всего, сочинения Цицерона. В случае с «Диалогом», мы видим непосредственное влияние на его литературную форму диалогов Платона и, разумеется, принадлежность к греческой традиции.

2) В результате рассмотрения истории изучения «Диалога» в историколитературном аспекте нами было показано, что жанр «Диалога» не рассматривался в науке специально и, более того, даже четко не определяется в современных исследованиях. Нечеткость определений до некоторой степени связана с присутствующими в начале и в середине сочинения св. Иустина лакунами. Утрата столь важных для композиции всего «Диалога» частей – вступления и перехода от первого дня беседы ко второму – не могла не сказаться на его восприятии в целом, что также приводит к негативным оценкам литературной стороны сочинения. Но главной причиной нечеткой или неправильной оценки «Диалога» св. Иустина следует считать отсутствие систематического анализа его жанровой природы и литературной традиции, в которой он был написан.

В нашей работе показано, что исследуемое сочинение св. Иустина представляет собой пересказанный диалог с достаточно сложной рамочной структурой. Исследование жанра и композиционных особенностей сочинения позволило установить его непосредственную связь с диалогами Платоновского корпуса. В пользу принадлежности «Диалога» к литературной традиции диалогов Платона говорит множество параллелей и аллюзий на них в тексте св. Иустина, а также ряд композиционных особенностей, характерных именно для диалогов Платоновского корпуса. Соотнесение «Диалога» с предыдущей жанровой традицией помимо прочего позволяет также предположить, как могли выглядеть утраченные части «Диалога».

3) В результате исследования были найдены многие новые параллели и аллюзии к сочинениям Платона и его школы, проявившиеся как на текстуальном уровне, так и на смысловом – в сходстве позиций действующих лиц, отдельных ситуаций, в композиционных приемах. Эти параллели отражены в индексе к данной работе наряду с найденными другими исследователями.

Прежде всего, в «Диалоге» мы видим множество параллелей почти со всеми рамочными диалогами Платона, в особенности с «Протагором» и «Евтидемом», а также «Хармидом», «Парменидом», «Лисидом» и «Государством»; параллели с «Пиром» Платона встречаются реже. Из других диалогов Платоновского корпуса довольно часто встречаются параллели с «Горгием»

и рамочными диалогами «Эриксий» и «Аксиох». Обилие этих параллелей, а также свободное и творческое использование в «Диалоге» различных композиционных приемов, идей и образов, характерных для диалогов Платона, убеждает нас в жанровой природе «Диалога» и его принадлежности к традиции платоновского диалога, представленной как диалогами самого Платона, так и прочими диалогами Платоновского корпуса.

В работе было подробно показано, что параллели с диалогами Платона в «Диалоге» не случайны и не фрагментарны, а помимо некоторых общих литературных приемов и средств содержат все основные элементы рамки диалогов Платона (описание места, времени беседы, ее действующих лиц, их взаимоотношений, наличие философской темы беседы, внимания рассказчика к ее правильному проведению, к эмоциональной реакции собеседников, особенности завершения беседы и пр.).

Обилие указанных параллелей не означает, что Иустин находился в полной зависимости от Платона и пытался «платонизировать» христианство, а, скорее, показывает преемственность «Диалога» и литературного феномена диалогов Платона, а также не принадлежащих Платону диалогов Платоновского корпуса, которые, в силу образования Иустина, являются для него некой общекультурной базой литературного творчества.

4) Подробно проанализировав параллели «Диалога» и рамочных диалогов Платона мы убедились, что их присутствие оправдано с точки зрения содержания и не ограничивается лишь внешним воспроизведением св. Иустином элементов рамки диалогов Платона. Восприятие св. Иустином литературной традиции платоновского диалога не сводится лишь к механическому чисто внешнему подражанию форме пересказанного диалога, хотя приемы и образы платоновских диалогов оказываются постоянным фоном, определяющим основные особенности «Диалога».

5) О том, что связь «Диалога» с литературной традицией платоновского диалога не была формальной, свидетельствует также восприятие его автором интенций диалогов Платона: в сочинении мы видим не просто выражение полемики, а попытку убедить собеседника, помочь ему обрести истину. Принципиально важным является то, что Иустину его оппонент видится столь же дружелюбным, стремящимся к истине и готовым ее принять, как некоторые собеседники Сократа. Возможно, ориентация на традицию платоновского диалога была также обусловлена тем, что св. Иустин, подобно Платону, стремился задать общий стиль и тон богословских бесед в своей философской школе в Риме.

6) Предложенный подход и проведенный анализ позволяют решить проблему исторической достоверности отдельных деталей «Диалога». На многочисленных примерах было показано, что деталь, претендующая на историчность, вводится в «Диалог» постольку, поскольку имеется соответствующая параллель с диалогом Платона, или тогда, когда ее появление обусловлено общими жанровыми требованиями пересказанного диалога.

При рассмотрении «Диалога» только на фоне раннехристианской литературы, это сочинение св. Иустина представляется единственным в своем роде произведением. Хотя и среди языческих текстов этого времени мы не найдем столь верного воспроизведения жанровых, композиционных и стилистических черт платоновского пересказанного диалога, «Диалог» тем не менее является вполне органичным для своей эпохи, если принять во внимание, до какой степени сознательно и убедительно св. Иустин воспроизвел в нем один из классических образцов греческой прозы IV в., поддержав тем самым тенденцию, столь ярко проявившуюся в сочинениях т.н. «второй софистики» с ее культом литературы прошлого. Предложенный взгляд на сочинение св.

Иустина позволяет ярче представить и общую картину греческой литературы третьей четверти II в. по Р.Х.

В Приложении46 к данной работе приведен исчерпывающий материал для характеристики основных образов «Диалога» (Иустин, Старец, Трифон), которые сопровождаются соответствующим анализом и обзором полемики, что придает настоящему исследованию характер своего рода сводки и итога исследовательской работы в этом направлении.

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНЫ:

1. Зуева Е.В. Ветхозаветные цитаты в структуре «Диалога с Трифоном иудеем» св. Иустина Философа // Вестник ПСТГУ. Серия. Богословие. Философия. Вып. 2 (22). М., 2008. С. 28-44.

2. Зуева Е.В. Влияние пересказанных диалогов Платона на жанровые и композиционные особенности «Диалога с Трифоном иудеем» св. Иустина Философа (II в.) // Индоевропейское языкознание и классическая филология – XIII. Чтения памяти И.М. Тронского. СПб., 2009. С. 192-203.

3. Зуева Е.В. Рецензия на издание: Justin. Apologie pour les Chrtiens.

Introduction, Text Critique, Traduction et Notes par Ch. Munier. P.: Cerf, 2006.

(SC № 507) // Вестник ПСТГУ. Серия. Богословие. Философия. Вып. 1 (25).

М., 2009. С. 98-104.

4. Зуева Е.В. Влияние пересказанных (рамочных) диалогов Платона на литературную форму «Диалога с Трифоном иудеем» св. Иустина Философа ( в.) // Материалы XX ежегодной богословской конференции Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Т. 1. М., 2010. С. 203Зуева Е.В. Исторический факт и литературный прием в «Диалоге с Трифоном иудеем» св. Иустина Философа (II в.) // Вестник ПСТГУ. Серия II. Филология. Вып. 2 (24). М., 2011. С. 27-31.

6. Зуева Е.В. Композиционная структура «Диалога с Трифоном иудеем»

св. Иустина Философа на фоне пересказанных диалогов Платона // Индоевропейское языкознание и классическая филология – XV. Чтения памяти И.М.

Тронского. СПб., 2011 (в печати, выход – июнь 2011 г.).

Приложение к разделу III включает в себя шесть небольших глав: 1) Плащ философа; 2) Путь философских исканий Иустина; 3) Интерпретации образа Старца и возможные параллели; 4) Характер Трифона в «Диалоге»; 5) Правдоподобность образа Трифона; 6) Трифон: возможные источники образа и имени.