«Культурно-просветительсКий и литературно-художественный журнал Главный редактор издается ежеквартально при участии: Андрей РЕБРОВ союза писателей россии; Зам. главного редактора Валентина ЕФИМОВСКАЯ санкт-петербургского ...»
-- [ Страница 6 ] --
вот, это кость от костей моих, и плоть от плоти моей; она будет называться женою: ибо взята от мужа (своего)» (Быт. :7–). (Есть, кстати, известная феминистическая шутка, что женщина значительно выше мужчины, потому что мужчина был сотворен из праха земного, а женщина была сотворена из мужчины, как из более сложного и высшего по достоинству материала; и здесь коренятся истоки феминистского «богословия».) Итак, первые слова, которые мужчина говорит своей жене: «кость от костей моих, и плоть от плоти моей». Их поэтическое вдохновение направлено на то, чтобы подчеркнуть, что сотворение Евы (имя означает — жизнь) является по существу и созданием. Ева отделяется, вычленяется из человека — Адама. Святые Отцы сближают исхождение Святого Духа с тем, что они называют «исхождением» Евы, — иной, чем Адам, однако имеющей одну с ним природу. Это означает, что когда творческий акт Бога призывает Адама к жизни, Адам уже содержит в себе свою составную часть, свою половину — Еву. (Всякий мужчина носит в себе свою Еву — заявляет древнее изречение фольклора.) Сотворение Адама — а Адам в древнееврейском, библейском языке это собирательный термин человека — есть сотворение первоначальной человеческой ячейки, человека как мужчины-женщины, мужских и женских элементов в их первоначальном слиянии до дифференциации. Вот что пишет по этому поводу выдающийся православный богослов В. Н. Лосский в «Догматическом богословии»1: «Святой Григорий Нисский, которому следует в этом вопросе святой Максим Исповедник, отвергает якобы неизбежную связь между разделением на два пола и грехопадением. Святой Григорий говорит, что Бог создал пол в предвидении возможности — но именно только возможности — греха, чтобы сохранить человечество после грехопадения. Половая поляризация давала человеческой природе известную защиту, не налагая на нее никакого принуждения;
так дают спасательный круг путешествующему по водам, от чего он вовсе не обязан бросаться за борт. Эта возможность становится актуальной лишь с того момента, когда в результате греха, который сам по себе не имеет ничего общего с полом, человеческая природа пала и закрылась для благодати. Только в этом падшем состоянии, когда расплатой за грех становится смерть, возможное становится необходимым... Образуется некий новый космос, который защищается от конечности полом, и так устанавливается закон рождений и смертей. В этом контексте пол есть не причина смертности, но как бы относительное ее противоядие».
Бог разделил полы, поэтому гермафродитизм или манипуляции с переменой пола вызывают у нас интуитивное отвращение. Феминизм, доведенный до крайности, требует эгалитаризма (полного равноправия) и производит плоские формы мужеподобных женщин. «Рациональная», «гиЛосский В. Н. Догматическое богословие. М., 1991. С. 46–47.
гиеническая» любовь срывает «покрывало» и снижает существа до уровня самцов и самок, отнимает у них тайну. Супружество рассматривается под углом производства и воспитания молодняка — чисто социологическое понятие.
Однако ни одно природное явление не вызывало такого философского и научного интереса, как природа пола и связанный с ним «половой диморфизм», заключающийся в наличии различных морфофизиологических признаков у одного биологического вида. Применительно к мужчине и женщине наиболее заметно разделяются функции полушарий головного мозга и способность передачи потомству генетической информации (В. А. Геодакян). В соответствии с теорией «полового диморфизма» женщине принадлежит функция сохранения признаков, а мужчине — их изменения.
По этой теории В. Гедокяна «за женской особью остаются консервативные функции, она сохраняет только полезные признаки. Благодаря этому каждое следующее поколение получает информацию о прошлом по материнской линии, а о настоящем — по отцовской... Женщина в экстремальных ситуациях следует пассивно адаптивной модели поведения, приспосабливаясь к обстоятельствам и как бы «вытаскивая» древний опыт человечества»1.
Несмотря на то, что женщин обвиняют в излишней эмоциональности, их психика более устойчива и открыта к восприятию трансцендентных явлений. И это связано, вероятно, еще и с материнской функцией, с опытом специфической, не имеющей материальных носителей связи женщины со своим ребенком, переживания которого любящая мать чувствует на расстоянии.
Она видит его, в переносном смысле, своими «любящими очами», которые, скорее всего, находятся в ее сердце.
Много сказано в святоотеческой литературе о том, что такое сердце.
О том, что оно — с одной стороны орган плотский, с другой же — центр нашей личности, в котором совершается наше общение с Богом, где действует нетварная энергия Божия. В некоторой степени эти две формы одного сердца совпадают, но и различны. Связь сердца с Богом более всего чувствует человек молящийся, когда он входит в неведомое самому свое «глубокое сердце». Как говорил старец Силуан, «Истинная христианская жизнь течет там, в глубоком сердце, сокрытом не только от посторонних взоров, но в полноте и от самого носителя этого сердца. Кто входил в этот таинственный чертог, тот, несомненно, испытал невыявляемое изумление перед тайной бытия. Женщина, вынашивающая в себе будущую жизнь, более других, наверное, имеет опыт такого внутреннего зрения, направленного и в свое любящее сердце, и в развивающуюся в ней новую жизнь, поэтому ближе, чем мужчина, может подойти к этой «тайне бытия».
Иначе как можно объяснить подвиг нашей современницы, матери ставшего местночтимым святым солдата Евгения Родионова, замученного чеченскими боевиками за то, что он отказался снять нательный православный крест в обмен на свою жизнь. И был казнен, и казнь была лютой. Подвиг его матери состоит в том, что она послала своего ребенка на заведомо опасную, но обязательную службу — во имя Родины. И в том, что прочувствоЦит. по: Г. Ершова. П. Черносвитов. Наука и религия: новый симбиоз.
СПб., 00. С. 69.
Цит. по: Митрополит Иерофей (Влахос). Православная психотерапия. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. 004. С. 158.
вала и пережила вместе с сыном его муки, находясь вдали от него. И в том, что пошла сама на мучения во имя того, чтобы исполнить христианский долг — найти тело своего мальчика и предать его земле. Она, стареющая, убитая горем женщина, одна пошла на территорию тьмы в поисках останков своего обезглавленного сына-солдата. «Подняла руки — без ногтей, скрюченные от застывшей боли. Показала ими в сторону далекого горного склона — он там. В каменной яме, которую вырыла собственными руками, ногтями, оставленными там же, среди каменной крошки. Сколько перед этим пролежала без памяти, когда отыскала в волчьей яме родную рыжую головушку, из-за которой дразнили ее Женьку ласково во дворе и в школе «Золотистый-золотой» — не знает. Сколько потом еще пролежала рядом с найденным обезглавленным телом ее мальчика — не ведает тоже. Но очнувшись, поглядев в чужое безжизненное небо, оглядев стоявших вокруг нее в замешательстве боевиков, усмехнулась им и порадовалась вдруг страшному:
не дала лежать сыночку разбросанному по разным уголкам ущелья...» Наверное, Россия, беспрестанно терзаемая адовыми силами, потому и находится до сих пор под Покровом Пресвятой Богородицы, что способствовали тому и русские женщины. По примеру Богоматери, на протяжении веков и тысячелетий они род от рода жертвенно отдавали сыновей «во имя жизни» других и привносили свою лепту в этот Покров своими жертвами, слезным страданием и состраданием жертве Господней. Сколько сердечных мук выпало на долю русской женщины, русской матери, сколько пролито слез! Так что страдания и слезы стали считаться характерными чертами женского характера. Но по учению Отцов Церкви — велика и благодатна их ценность. Считается, слезы — это очищение, признак возрожденного человека. По словам аввы Пимена, «плач — это путь, переданный нам Писанием и Отцами, говорящими: Плачьте. Нет иного пути, кроме этого».
Слезы приносят много полезного. Они очищают сердце человека, даже просветляют его. Невозможно познать себя на пути покаяния без слез. А стремление к покаянию приводит в Церковь, с которой у женщин во веки веков складываются отношения, установленные Богом.
Есть в 5 главе Послания к Ефесянам знаменитые слова апостола Павла, касающиеся отношения мужчины и женщины: «Муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви... мы члены тела Его (Христа), от плоти Его и от костей Его. Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть. Тайна сия велика» (Еф. 5:, 0–). Взаимоотношения между мужчиной и женщиной, по замыслу Божию, — это прежде всего отношения между Иисусом Христом и Его Церковью. Вот истинный религиозный смысл существования мужчины и женщины — Христос и Его Церковь. Эти отношения являются внутренним основанием сотворения мира. По этому поводу Лосский пишет: «Новая тварь во Христе, Втором Адаме, открывает перед нами глубинный смысл того разделения, в котором, несомненно, не было ничего “добавленного”:
мариология, любовь Христа и Церкви и таинство брака проливает свет на полноту, возникающую с сотворением женщин. Вот почему отношеИз рассказа Н. Иванова «Золотистый-золотой». Родная Ладога. № , 008.
С. 148.
Лосский В. Н. Догматическое богословие. М., 1991. С. 46–47.
ния между Ягве и Израилем описываются в виде брака, образ которого с таким величием дан в «Песни Песней». Следовательно, именно в образе Божественного мы должны искать единственно правильное разрешение человеческих отношений.
Думая о Боге, мы представляем Существо, обладающее всеми видами власти, в первую очередь потрясает Его непостижимое всемогущество.
И наш «Символ веры» начинается словами «Верую во Единого Бога-Отца Вседержителя». Божественное всемогущество отождествляется с «Отеческим». Для всего и по существу Бог есть Отец: из Него предвечно рождается Сын и исходит Святой Дух. И только потом Он — Творец человека.
По своей структуре человек создан по образу Божию. Но самое странное открытие, которое нас ожидает, это то, что мужчина не обладает отцовским инстинктом в той степени, в которой женщина обладает материнским инстинктом. Инстинкт отцовства выражен намного слабее в людях, чем материнский. Мужчина — это воин (первое убийство совершено мужчиной, а не женщиной), строитель, искатель приключений. Нет ничего непосредственно в мужской природе, что отвечало бы религиозной категории отцовства. Это означает, что религиозный принцип в человеке выражается женщиной, что особой чуткостью к чистому, духовному наделена именно женщина, что женская душа гораздо ближе к источникам бытия.
Это настолько верно, что даже духовное отцовство пользуется образами материнства. Апостол Павел в Послании к Галатам пишет: «Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос»
(Гал. 4: 19), а догматик -го гласа подчеркивает аналогию между отцовством Отца и материнством Богородицы: «Како не дивимся Богомужному Рождеству Твоему, Пречестная, искушения бо мужеского не приемши, Всенепорочная, родила еси без отца Сына плотию, прежде век от Отца рожденного без матери». В переводе на русский — «Ты родила без отца Сына, того Сына, Которого Отец родил без матери прежде всех веков».
Мысль ясна в своем богословском утверждении: материнство Пресвятой Девы полагается как человеческий образ Божественного Отцовства. Между религиозностью и женской духовностью есть особое соответствие. Вот почему противники Христианства, такие как современник Оригена Цельс в III веке или в XIX веке немецкий философ Ницше, обвиняют Христианство в том, что оно придает цивилизации характер женственности. Мужественность их гуманизма не выносит женской чуткости, которая переплетается с ценностями веры. Чем больше в цивилизации элементов секуляризации, тем больше в ней мужественности. Современная цивилизация обезбоживается, секуляризируется и, как результат, порождает феминизм, все эти многочисленные образы мужеподобных женщин, с которыми мы постоянно сталкиваемся. Это тоже одно из проявлений потери религиозности, христианского мироощущения и обездушивания нашего общества и нашей цивилизации. Чем больше в цивилизации мужского начала, тем больше там отчаяния, тем больше она отделена от истинно религиозного женского начала.
Между тем, если Христос спасает мир, то именно Богородица его охраняет и вводит в бесчеловечность отношений этого мира умиленное внимание к благодати. «Все упование мое на Тя возлагаю, Мати Божия, сохрани мя под кровом Твоим». Радость космическая и земная присуща мариологии, многие молитвы называют Пресвятую Деву «Радость всякой твари», и через Нее женская духовность представляется связанной с Духом Святым. «Дух Святый найдет на Тя» (Лк. 1:5). Противоположность этому — атеизм всякого рода. Мы можем говорить об атеизме времен Великой Французской Революции, марксизма или об атеизме времен Гитлера, когда подчеркивалось сильное, мужественное, воинственное начало, а всякие женские черты — жалость, милосердие — объявлялись презренными и недостойными.
Чекистам выдавался орден «За беспощадность». Всякий атеизм содержит в зародыше самую глубокую горечь и заявляет себя мужественным, но по существу это — атрофия религиозного чувства зависимости от Отца. Между тем источник всякой морали находится именно в материнском начале — это чистота, самопожертвование, защита слабых, милосердие.
Именно на такие жестокие богоборческие, атеистические времена первой половины ХХ века приходится жизнь нашей соотечественницы, окончившей свои дни в эмиграции, матери Марии (Елизаветы Юрьевны Скобцовой). Остротой своего духовного зрения, опытом своего земного пути она постигла и образно выразила, что главный смысл любви — только евангельский, включающий в себя все перечисленные свойства женского начала.
«Вообще в мире существует две любви — берущая и дающая... Даже те виды любви, которые, по всеобщему признанию, являются самыми высшими, могут носить двоякий характер... Мать может зачастую забывать себя, жертвовать собою для своих детей — это еще не обеспечивает ей христианскую любовь к детям. Надо поставить вопрос, что она в них любит... Она может любить в них свою плоть, черты своего характера, отраженные в них свои вкусы, продолжение рода... Это вид похотливой материнской любви.
И только та материнская любовь, которая видит в своем ребенке подлинный образ Божий, присущий не только ему, а и всем людям, но отданный, как бы порученный на ее ответственность, который она должна развить и укрепить для всей неизбежной на христианском пути жертвенности, во всем перед ним лежащем крестном подвиге христианина — только такая мать любит своего ребенка подлинной христианской любовью». «Чем можно мерить и определять пути человеческие? Какой их прообраз, первосмысл, предел?» — спрашивает нас монахиня, и сама отвечает: «Это путь богочеловеческий, Христов путь на земле»1.
Каждого человека мать Мария призывает проделать Христов путь на земле. А исток этого пути — надо искать во временах Ветхозаветных.
В Библии «Ева» означает не просто имя, она означает прежде всего «жизнь»
(Быт. :0). «Второй Евой» была провозглашена Богородица на Третьем Вселенском Соборе в Ефесе. Та, Которая рождает Бога Предвечного, Та, Которая дает жизнь Живущему в человеческом начале и Сама обретает Бессмертие. Теперь понятно, почему именно женщина получает обетование спасения, к женщине обращена весть Благовещения, женщине прежде всего является Воскресший Христос. «Жена, облеченная в солнце» — это выражение из Апокалипсиса (1:1) есть образ Нового Иерусалима. Библия возводит женщину в религиозное начало человеческой природы. Она произносит смиренные слова: «Се, Раба Господня; да будет Мне по глаголу Мать Мария (Скобцова). Типы религиозной жизни. Свято-Филаретовский православно-христианский институт. М., 006. С. 55.
Твоему». И это «да будет» Она произносит от имени всего человечества в ответ на творческое «да будет» Отца Небесного. Божественному Отцовству, Которое рождает Сына и от Которого исходит Дух Святой, прямо отвечает женское материнство, как религиозная специфическая особенность человеческой природы. Рядом с Марией стоит чисто пассивная и безмолвная фигура Иосифа.
В религиозной сфере именно женщина есть сильный пол. Одни толкователи объясняют библейское повествование о грехопадении тем, что сатана выступил пред Евой, как перед «слабым полом», перед самой уязвимой частью человека в целом. Другие считают, что как раз наоборот: Ева подверглась искушению как религиозное начало человеческой природы. Именно в этом начале, прежде всего, надо было уязвить человека и его испортить.
Когда орган самый восприимчивый, самый чуткий к общению между Богом и человеком приведен в расстройство, остальное совершается само собой.
Адам не проявляет никакого сопротивления и пассивно следует за Евой.
В Еве он уже вне Бога в силу Божественного устава: «и будут одна плоть»
(Быт. :4).
Кажется, невозможно усомниться в реальности райских времен протоистории человечества и в последующей истории грехопадения, когда обращаешься к русской поэзии, особенно женской, и ее лучшей представительнице Анне Ахматовой. Стихи талантливой поэтессы буквально пронизаны тоской по скоротечности времени, по каким-то иным мирам и временам.
Так говорит об этих переживаниях поэтессы богослов, религиозный литературный критик Михаил Дунаев: «тоска по вечности есть тоска человека, хранящего смутные воспоминания об утраченном рае»1. В женском сердце в большей степени хранятся эти воспоминания. Поэтому, наверное, женщине был дан высокий дар убедительного слова, чтобы рассказать о своих «воспоминаниях», выражающихся не столько зримыми образами, сколько переживаниями.
Переживания поэтессы, к поэтическому слову которой, как к яркой иллюстрации духовного поиска имеет смысл здесь обратиться, отражают еще две взаимосвязанные христианские категории — грехопадения и страдания.
Их поэтесса на протяжении своей жизни, в границах своего творчества исследует «преодолением плотского, греховного и тяготением к Горнему, к Богу» (М. Дунаев). Пережив мучительные страстные соблазны молодости, находясь над бездной греха, творчески заглянув в нее, поэтесса находит в себе силы в искуплении отпрянуть, и после этого она уже видит не следы времени, а шаги вечности. Ей видится Дунаев М. Вера в горниле сомнений. М., 00. С. 867.
Проблемы грехопадения исследует в терминах богословско-философских и ее современник, выдающийся русский ученый Виктор Несмелов (186–197). Он выстраивает психологическую историю преступления.
Диавол пытался привести жену к такому выводу, что Бог дал людям Первую заповедь о невкушении плодов с древа познания добра и зла будто бы только по нежеланию людям добра. И это должно было вызвать в людях чувство вражды к Богу. Но если мы будем точно следовать библейскому рассказу, то нам будет до очевидности ясно, что Ева совсем не сделала того заключения, на которое толкал ее диавол. Ведь на самом деле она обсуждала свою погибель, только ложное сообщение змия, и совсем не осуждала Божию заповедь. «Но в своем разговоре с лукавым искусителем Ева хотя и упоминала о Боге, однако думала только о себе самой, и хотя она упоминала о Божией заповеди, однако думала все-таки не о заповеди, а только о мнимых и действительных свойствах запрещенного дерева»1. Очевидно, она обольстилась необычайно легкой возможностью достигнуть Божеского видения о добром и злом. Следовательно, она преступила Божию заповедь не назло Богу, не в видах намеренного противодействия воли Его, а лишь на мнимое добро себе самой. Библейская история ясно говорит, что сначала Адам и Ева устыдились только своей наготы, т. е. у них появилась неотвязная мысль, что они весьма сходны с обыкновенными животными. Они устыдились самой мысли о близости их к миру животных, и вследствие этого они и поспешили скрыть от мира и от себя самих свое несомненное сходство с животными, чтобы отделить себя от этого мира и не видеть того, что говорило им об их ничтожестве. «Они захотели, чтобы их высокое положение в мире зависело не от свободного развития ими своих духовных сил, а от физического питания их известными плодами, значит — они в сущности захотели того, чтобы их жизнь и судьба определялась не ими самими, а внешними материальными причинами».
И еще по ряду причин, говоря о грехопадении, мы обращаемся в первую очередь к роли женщины. Являясь религиозным началом, женщина более открыта по отношению к духам. Человечество перед Потопом представляет собой эпоху, в которой космический элемент, бесформенный и коллективный, при самом странном смешении человека, природы и бесов, господствует над личным началом. Слепой, панический ужас поднимается из недр матриархата. Женщина управляет племенами, она жрица у друидов, всюду предмет табу, колдунья, ведьма и волшебница. Место мужчин ничтожно.
Божества женского пола — Изида в Египте, Иштари Ману на берегах Евфрата, Астарта в земле Ханаанской и другие властвуют над божествами мужского рода. Эта эпоха окружена великим мраком (Быт. 6:1–4). Но именно женский образ, правда, часто без головы, был запечатлен первыми мастерами в виде каменных, костяных или глиняных фигурок — т. н. «неолитические Венеры». И почти от сотворения мира женщина считалась и долго оставалась символом плодородия и вечной жизни, это Мать–сыра земля, а позже — варианты Софии, Премудрости.
Несмелов В. Наука о человеке. Т. . Метафизика жизни и христианское Откровение. Казань, 1906. С. –51.
Много примеров проявления последнего качества можно привести из русской истории. Это, конечно, жизнь равноапостольной княгини Ольги, правящей Русью в 945–964 годах. Она собирала земли русские, стояла у истоков крещения Руси, первой выбрала правильный вектор. Колдовством и знахарством называли при дворе Византийского Императора знания и труды еще одной нашей знаменательной соотечественницы, жены правителя Византии — Евпраксии или Добродеи-Зои. Дочь князя киевского Мстислава Владимировича (ХII в.), женщина-ученый, написала медицинский трактат, содержащий главы по вопросам гигиены, микропедиатрии, дерматологии, внутренних болезней и гинекологии. Значение его простирается и в наши времена. Как не вспомнить образованную Анну Ярославну, королеву Франции, дочь Ярослава Мудрого (ХI в.). Она привезла с собой во Францию библиотеку, в которой находилось знаменитое Евангелие на славянском языке. На этой книге в течение многих веков клялись короли Франции, вступая на престол. Королеву Анну вспоминают и как основательницу женского монастыря вблизи Парижа.
«