«Культурно-просветительсКий и литературно-художественный журнал Главный редактор издается ежеквартально при участии: Андрей РЕБРОВ союза писателей россии; Зам. главного редактора Валентина ЕФИМОВСКАЯ санкт-петербургского ...»
-- [ Страница 5 ] --
Познакомились мы с ним в обществе «Родина», которое было важнейшим связующим звеном Советского Союза с нашими соотечественниками во всех странах мира.
МихайловиЧ сказал: «Зовите меня просто по имени-отчеству: Алексей Михайлович.
Государственной премии России, лауреат премий А. Твардовского, второе дыхание. Взаимный интерес С. Есенина и др. Михаила Ножкитребовал практических действий, на знают и любят, как популярного и стихи вот уже более сорока лет звучат с экрана и со сцены. Заслу- Это имело, да и сейчас имеет женный деятель культуры ПНР. огромное значение для нашего госуНагражден орденами: «Знак подарства.
чета», Преподобного Сергия РадоНи для кого не секрет, что во нежского и Преподобного Серафима Саровского. Поэт, композитор, многих странах отношение к России член Союза кинематографистов, не очень положительное, мягко гочлен правления Союза писателей России. живет в Москве.
человек не агрессивный, не завистливый, спокойный, работящий. Всех просто раздражают наши самодостаточность, несуетливость, доброта и открытость. А мы не хотим менять свою душу, свою культуру и обычаи. И когда наши люди попадали в чужую атмосферу, им было очень и очень трудно выживать...
И, как известно, именно Русская Православная Церковь сыграла для нашего зарубежья главную спасительную роль! Первое, что делали наши соотечественники, оказавшись за рубежом, — на свои скромные деньги строили небольшие православные церкви. И как в холодное время люди тянутся к костру, так они тянулись к Храму. Это был тот огонек, который грел душу, был центром общения, взаимопомощи, центром сохранения русского языка, русской культуры, традиций, воспитания детей...
Почему я сейчас вспоминаю об этом? Потому что с самых первых моих бесед с будущим Патриархом выявилось главное направление его устремлений — объединение наших церквей, наших людей, всех, кому Россия дорога. Ведь наших соотечественников по всему миру разбросано многие миллионы! И многие их них готовы работать во благо России, естественно, учитывая взаимный интерес. Это же огромная силища, которая не работает до сих пор, потому что ей всячески мешали, да и сегодня продолжают мешать. Наше разъединение он болезненно переживал и понимал, что это серьезнейший пробел в нашей жизни. Эта объединительная идея — «всех, кому Россия дорога» — всегда им подчеркивалась на каждой нашей встрече, в каждом его публичном выступлении...
О Патриархе Алексии можно рассказывать много и долго. Я вспомню лишь некоторые эпизоды нашего с ним общения.
Общество «Родина» проводило ежегодные конференции, на которые приезжали видные представители русского зарубежья со всех концов света.
Это были очень интересные люди, встречи, доклады, проекты.
Хорошо помню одну из таких конференций — в 1986 году. Проводилась она в Доме дружбы, рядом с Арбатской площадью. Среди шумной многоликой массы гостей я увидел Алексея Михайловича. Он стоял в уголке с колоритным рыжебородым священником, кажется, отцом Сергием. Меня удивило непривычное для него очень грустное выражение лица. Я подошел, поздоровался, он, как всегда, приветствовал меня своим неизменным: «Рад видеть вас, Михаил Иванович!» Я спросил, почему он такой грустный, что случилось? «Да ничего особенного, — вздохнул он, — обычная мирская суета, проблемы, интриги...» Я искренне удивился: «Господи, какие у вас в Церкви могут быть интриги?» Он грустно улыбнулся: «Мы тоже люди, и ничто человеческое нам не чуждо. И все мы далеко не ангелы, а людская зависть, недоброжелательность, а то и просто непорядочность порой бывают такие изощренные, что вам в миру и не додуматься». Я обнял его за плечи и сказал (разумеется, не всерьез, а с самыми добрыми пожеланиями, чтобы успокоить его): «Не грустите, Алексей Михайлович, все наладится с Божьей помощью! Вот когда вы станете Патриархом, вы с ними быстро разберетесь!..»
«Что вы, что вы, — замахал он руками, — какой Патриарх! Лишь бы с работы не погнали!..»
Довольно скоро его освободили от занимаемых должностей и перевели в Питер возглавлять Питерскую епархию.
Много лет спустя Алексей Михайлович, тогда уже Патриарх всея Руси Алексий II, в беседе за чашкой чая в своей резиденции в Чистом переулке, Патриарх Алексий II. Филипп Москвитин.
2003 год. Холст, масло. 6050 во многом, признаю... Но Господом и людьми могу сказать, что вначале моего Патриаршества в России было несколько десятков действующих монастырей, а теперь несколько сотен. Было менее 000 действующих церквей, а теперь больше (точные цифры я не помню. — М. Н.). Наших учебных заведений стало в разы больше. С Божьей помощью я провел сотни пастырских поездок по всей России и миру, провел тысячи молитвенных служб во храмах — в этом вижу отпущение грехов своих!..
Он произнес это на одном дыхании, улыбнулся нам и обернулся к двери:
— Пожалуйста, принесите нам горячего чайку! Этот совсем остыл.
Я перевел дух и спросил:
— Ваше Святейшество, а почему тогда, в Доме дружбы, вы были таким опечаленным? Что случилось?
Он нахмурил брови и сказал:
— Тогда, как вы помните, началась так называемая перестройка, а точнее, переделка всего общественного устройства, всех государственных основ. А о Церкви, как всегда, забыли. Я написал личное письмо генсеку Горбачеву с предложением определиться в отношении государства и Церкви в сложившейся ситуации. Убрать всю неопределенность, двойственность, внести ясность и конкретность наших взаимодействий в настоящее время, не откладывая все «на потом». Никакого ответа ни от Горбачева, ни от властей я не получил. Что происходило в высоких кабинетах, тоже не знаю. Но через некоторое время меня освободили от занимаемых постов и перевели на службу в Петербург. Дальше вам все известно...
— А дальше было Патриаршество! — напомнил я.
— На все воля Божья! — улыбнулся Патриарх.
Как известно, Алексей Михайлович был родом из Прибалтики, из Эстонии. И никогда не забывал об этом. Всегда интересовался происходящими там событиями, переживал за своих прихожан. Кажется, в конце 60-х годов, точно не помню, он готовил кандидатскую диссертацию на тему «Православие в Прибалтике» или что-то в этом роде. В те годы во всех наших прибалтийских республиках уже откровенно насаждалось негативное отношение ко всему русскому. Впоследствии, в 90-е годы, это было главной причиной антисоветского взрыва, а тогда местные власти только мешали, как и чем могли, всем нашим благим делам на пользу общества. Не забывая при этом привычно оттопыривать карман, получая большие дотации от «противной советской власти», открыто возмущаясь: откуда вы, мол, понаехали, оккупанты эдакие? А тут еще — Православие в Прибалтике. Кошмар!..
И вот когда было совсем невмоготу, рассказывал Патриарх, Господь помог ему самым конкретным образом.
Есть в Эстонии небольшой университетский городок Тарту, который раньше, с Петровских времен, назывался Дерптом. А еще раньше, намного раньше, это был русский город Юрьев! И построил его в середине XII века наш князь Ярослав Мудрый! А теперь нам говорят, что мы оккупанты!..
Так вот, в центре Тарту рабочие ремонтировали дорожные покрытия, сняли верхний слой, и буквально наткнулись на фундамент старинного православного храма! Разве не чудо? Местные власти тут же все заасфальтировали, никому ничего не сказали, но от Патриарха наконец отстали.
Диссертацию он успешно защитил. А зачли ее сразу как докторскую.
Настолько она была интересна, актуальна и значима.
И еще об Эстонии. На одном из заседаний совета общества «Родина» подошел ко мне Алексей Михайлович и спросил: «Вы не больны? Очень у вас усталый вид. Может, помощь нужна?» Я поблагодарил и сказал, что просто замотался по гастролям, киносъемкам, командировкам по стране и за рубежом.
Все некогда отдохнуть. Мечтаю уехать куда-нибудь в тихое место, отоспаться, отмолчаться, дух перевести. Только где ж это тихое место найдешь?
— Есть такое место! — воскликнул Алексей Михайлович. — Я скоро еду в Таллинн в очередной раз воевать за православные храмы. Вы поедете со мной.
По дороге мы заедем в Пюхтицкий женский монастырь. Вы там останетесь на неделю. Люди там замечательные, добрые, светлые. Они вас быстро восстановят. А на обратном пути я вас заберу, и мы вместе возвратимся в Москву.
Я поблагодарил его, сказал, что разберусь с делами и рад буду присоединиться к нему. Это было после Рождества. Я, как всегда, закрутился по каким-то концертам, киносъемкам. Впереди был Старый Новый год, потом Крещение — мой день рождения, а главное, мне было просто неловко напрягать Алексея Михайловича лишними заботами о моей персоне.
Но через три дня он сам позвонил мне и сказал, что билеты уже заказаны.
Я удивился его обязательности, поблагодарил и уехал на три дня на гастроли, которые не мог отменить. Алексей Михайлович звонил моей жене Ларисе еще дважды! Но я так и не отважился нагружать его своими заботами.
Перед самым отъездом я позвонил ему, извинился и сказал, что, к великому сожалению, поехать не смогу.
— Очень жаль, — вздохнул он, — ну что ж, значит, до следующего раза...
Я до сих пор жалею, что не поехал. И чем дальше, тем больше понимаю, как много я потерял! Но эта история имела совершенно неожиданное продолжение.
Я родился на Крещение — 19 января. В этот день обычно иду в свой родной храм Покрова Божьей Матери на Лыщиковой горе, то есть на Землянке. А затем — в Елоховский Богоявленский храм, у которого Крещение — престольный праздник. И по традиции в этот день службу там ведет сам Патриарх. Праздник этот действительно особенный. Как-то на Крещение Алексей Михайлович, поздравляя меня, сказал:
— Посчастливилось вам родиться в такой особый тройной праздник.
— Почему тройной? — спросил я. — Водосвятие, Крещение... А третье значение какое?
— А третье многими забыто, — сказал Патриарх. — Издревле на Руси этот праздник почитался как праздник Просвещения. Ибо через Крещение человек получал доступ к православной культуре, грамоте, к образованию в церковно-приходских школах, к летописям, к рукописям. К сожалению, об этом забыли, надо исправлять положение...
Так вот, много лет спустя, уже после ухода Алексея Михайловича, я, как всегда, пришел на Крещение в Елоховский собор. Службу вел Владыка Кирилл (накануне своего патриаршего избрания). С ним я тоже имел честь быть знакомым уже много лет. Он поздравил меня, подарил самую большую просфору. После праздничной трапезы мы выходили вместе с Владыкой Арсением, которого я тоже знаю давно и который много лет был первым помощником Алексея Михайловича. Конечно, разговор зашел об ушедшем Патриархе. Погоревали... И вдруг Владыка вспомнил наше с ним заочное знакомство. В начале своей службы, в середине 70-х годов, он был направлен в помощники тогдашнему управделами РПЦ Алексею Михайловичу. И на первом же производственном совещании Владыка Алексий дал команду готовить его поездку в Таллинн. В конце встречи он особо подчеркнул, что с ним поедет Михаил Иванович Ножкин, что надо взять билеты и наметить программу его недельного пребывания в Пюхтицком монастыре.
Персональную обязанность позаботиться о Ножкине он возложил на отца Александра, пожилого священника, ветерана войны, отсидевшего срок на Соловках. Замечательного человека с одним недостатком — очень много курил! И не мог бросить. Так вот Алексей Михайлович строго наказал ему:
«У Михаила Ивановича хронический бронхит и поэтому курить при нем запрещаю категорически!».
Вы представляете, столько лет спустя я узнаю от Владыки Арсения такую подробность! Даже сейчас пишу с душевным волнением.
Памятные встречи с Патриархом были у меня в дни его славного 70-летия. Юбилей этот отмечали широко, на самом высоком уровне. На торжественном приеме в недавно возрожденном Храме Христа Спасителя народу было — не протолкнуться! В бесконечном поздравительном потоке мелькали видные политики и ученые, генералы и адмиралы, священники и миряне, верующие и неверующие, друзья его и недруги...
Я стоял в этой длинной очереди и искренне радовался за Алексея Михайловича. Он заслужил это признание народа своими благородными делами. Море цветов, подарков, речей и объятий. Наконец подошла и моя очередь. Патриарх, как всегда, улыбнулся мне и сказал:
— Рад видеть вас, Михаил Иванович.
Я набрал в легкие побольше воздуха, начал было свою поздравительную фразу: «А я-то как рад видеть вас, ваше...» И тут запнулся! Забыл, как его теперь называть? Ваше превосходительство?.. Ваше преосвященство?..
Ваше... Ваше... А секунды мелькали, как молнии... Наконец я вспомнил самое высокое звание и выпалил: «Ваше величество!»
Алексей Михайлович так и ахнул от удивления, а потом рассмеялся от всей души.
— Эк вы меня, Михаил Иванович! Я еще не коронован, слава Богу!
— Извините, Ваше Святейшество! — вспомнил я наконец его высокое звание.
Юбилейные торжества продолжались еще долго. Это был особый юбилей.
Алексей Михайлович родился февраля. В том году Пасха была ранней, и -е число приходилось на первую неделю поста. Поэтому празднества начались на несколько дней раньше.
А февраля, в настоящий день рождения Патриарха, Российская академия наук, Московский интеллектуально-деловой клуб и другие организации организовали встречу Патриарха с общественностью Москвы. Но все, конечно, понимали, что это неофициальный повод поздравить его с юбилеем.
В большом зале Большой Академии народу собралось множество: видные ученые, политики, депутаты... Перед началом появился Президент Белоруссии Александр Лукашенко. Обстановка была торжественной, Патриарх выступил с большим проблемным докладом, обозначил направление духовного развития России.
Потом выступили 4 или 5 человек с приветственными речами: бывший премьер СССР Н. Рыжков, председатель Союза писателей России В. Ганичев, академик Д. Львов, еще кто-то из академической элиты, кажется, академик Ж. Алферов. Последним выступал я. Причем мне предложили выступить перед самым началом встречи. Конечно, я согласился на этот очень ответственный экспромт. Как потом выяснилось, мою фамилию предложил сам Патриарх, когда с ним согласовывали список выступающих. Волновался я ужасно, но выступил вроде неплохо.
Торжественная часть встречи закончилась и плавно перешла в неофициальную.
Нескольких человек, в том числе и меня, пригласили побеседовать с Патриархом за чашкой чая минут 0–0. Мы поднялись, кажется, на 1-й этаж, в кабинет президента Академии социальных наук Г. Осипова. Небольшой типовой кабинет с низким потолком, тесная приемная, где, оказывается, раздевался Патриарх. Собралось там, кроме Алексея Михайловича, 1 человек. Кто-то пошутил: «Прямо как 1 апостолов!». Всех не помню, но были там Н. Рыжков, Г. Осипов, С. Глазьев, В. Ганичев, М. Кодин, кто-то из крупных генералов...
Небольшой стол был уставлен тарелками с очень скромной закуской, стояли соки, вода и чайные чашки. Вслед за Патриархом все расселись за столом, и наступила пауза. Ко мне наклонился хозяин кабинета и попросил прояснить у Алексея Михайловича сложившуюся ситуацию: сегодня его день рождения, сегодня День защитника Отечества и сегодня же начало Великого поста. Можно ли выпить по рюмке по этому поводу?
Я спросил, Патриарх ответил:
— Я думаю, за нашу доблестную, героическую Армию, за наш народгерой, народ-победитель по рюмке — можно. Господь простит!..
Раздался всеобщий вздох облегчения. И через минуту на столе появились рюмки, бокалы и уже открытые бутылки с разного рода напитками!
Это «чудо» все встретили всеобщим хохотом! И праздничное чаепитие со Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II в его день рождения началось!..
Завязалась непринужденная беседа обо всем. Алексей Михайлович явно отдыхал, шутил, острил... Когда мы спросили его через полчаса, не задерживается ли он с нами, он ответил:
— Никоим образом! Наоборот, я хоть отдохну немного от моих обильных праздничных торжеств, просто посижу за чашкой чая.
И беседа продолжилась. В. Ганичев вспомнил, что недавно был в Таллинне и зашел на кладбище поклониться родителям Патриарха. Алексей Михайлович обрадовался и поблагодарил его.
Периодически появлялись его помощники, он махал им рукой, мол, успеем, дайте отдохнуть!..
Вопросов к нему было немного. Все понимали его занятость и его усталость. Где-то к концу встречи я все-таки спросил, почему он недавно отменил такую важную встречу с Папой Римским буквально за день до назначенного срока?
Патриарх посерьезнел, сел поудобнее и сказал:
— Мы долго готовились к этой встрече, согласовывали позиции, находили компромиссы. Работа была проделана огромная. Главное, мы договорились по трем основным вопросам. Первое — мы не считаем Папу Римского единственным представителем Бога на Земле. Тем более что удостоверение от Господа он предоставить не может. Второе — у нас полная свобода вероисповедания, но мы категорически против искусственного навязывания нам любой другой религии с вытеснением нашего традиционного Православия. И уж совсем неприемлемы разделение России на четыре региона и назначение в каждый из них своего католического кардинала! Представляете, какой бы шум на весь мир поднял Ватикан, если бы мы разделили Италию на четыре епархии и в каждую назначили бы своего православного епископа? И, наконец, третье — мы категорически против официальной всесторонней поддержки Ватиканом униатской церкви на Украине. Как известно, униаты во время войны активно сотрудничали с гитлеровскими палачами, участвовали в массовых репрессиях мирных граждан. Эта откровенная поддержка спровоцировала униатов на незаконные, порой бандитские захваты православных храмов на Украине, избиение священников и мирян, грабеж церковного имущества... Было еще много более мелких разногласий, но мы смогли договориться. И проекты будущего соглашения были готовы к подписанию. Мы должны были встретиться в Женеве — кажется, так сказал Патриарх, — и вдруг буквально накануне нашей поездки мне сообщили, что все три основных пункта Ватикан вычеркнул из соглашения!.. Так зачем же нам было встречаться в таком случае? Чтобы пожать друг другу руки перед телекамерами, улыбнуться и разъехаться? Все, мол, в порядке и никаких проблем? Не мог я поехать на такую встречу!..
Юбилей Патриарха имел для меня свое продолжение. Ровно через три недели у меня была встреча с Алексеем Михайловичем в его резиденции в Чистом переулке. В небольшой комнате с двумя окнами и камином мы сидели за овальным столиком на двоих, пили зеленый чай с мятой и липовым медом и обсуждали одну важную для России идею. Мне нужен был его добрый совет. Беседа подходила к концу, и вдруг я вспомнил, что накануне этой встречи ко мне обратился один из моих друзей, А. Алтунин, и сказал, что его приятель, состоятельный человек, почитатель Патриарха, приготовил ему подарок к юбилею, но вручить его юбиляру не смог. Зная мои добрые отношения с Алексеем Михайловичем, он попросил при случае передать этот подарок лично Патриарху. Я согласился. Он протянул мне небольшой футляр и сказал, что это особая авторучка, платиновая, с золотым пером и какими-то дорогими камешками. Так вот, я вспомнил об этом подарке, достал футляр и протянул Патриарху.
— А что там? — спросил Патриарх.
— Какая-то особая ручка, — сказал я.
— Нет, — признался я. — Мне было неудобно открывать ваш подарок.
— Ну что ж, — вздохнул Алексей Михайлович, — давайте посмотрим вместе, что там...
И вдруг я сообразил, что в футляре могло быть что угодно! Ведь это было то время, когда повсюду гремели теракты, взрывались дома, шла война на Кавказе... Я содрогнулся от мысли, что может сейчас произойти.
А вдруг?.. Но Патриарх улыбнулся, протянул руку и спокойно сказал:
— Не бойтесь, Михаил Иванович! Бог милостив, давайте посмотрим вместе.
— Нет, нет, я должен сам! — вскочил я, отошел к зарешеченному окну, встал спиной к Патриарху, чтобы в случае чего прикрыть его от беды, перекрестился и стал аккуратно открывать футляр.
— Ну что там? — спросил Патриарх.
— Слава Богу, действительно авторучка.
— Ну и давайте ее сюда.
— Нет, нет, я ее должен открыть, — сказал я, не оборачиваясь. И, затаив дыхание, стал вытягивать авторучку из футляра по миллиметру.
— Действительно, авторучка с золотым пером.
— Ну так давайте ее сюда!
— Нет, нет, я должен написать хотя бы слово.
Я достал какую-то визитку, аккуратно нажал перо, и... ничего не взорвалось! У меня как гора с плеч! И пот в три ручья...
— Ну вот видите. Я же говорил, Бог милостив. Давайте по этому поводу выпьем еще по чашке крепкого чая.
В конце нашей встречи он взял красивую белую книгу с золотым тиснением, выпущенную к его юбилею, и написал своим мелким каллиграфическим почерком своими любимыми зелеными чернилами:
«Многоуважаемому Михаилу Ивановичу Ножкину с благими пожеланиями в жизни и в творчестве. С любовью, Патриарх Алексий. 15 марта 1999 года».
Потом взял еще одну книгу, потоньше, и написал пожелание моей жене:
«Ларисе Лаврентьевне, в преддверии 40-летия супружеской жизни.
Да хранит Бог семью вашу в грядущие годы. Патриарх Алексий. 15 марта 1999 года».
Эти книги заняли в нашем доме самое почетное место.
Однажды, в юбилейном для меня 00 году, я был приглашен от имени Патриарха на торжественную службу в Успенский собор Московского Кремля. Там впервые вели службу три Патриарха: Патриарх всея Руси Алексий II, Патриарх Сербии Павел и Патриарх Иерусалимский Ириней I.
Я пришел к началу утренней службы. У храма мы встретились с вицепрезидентом нашего МИД-клуба М. Кодиным, который передал мне приглашение Патриарха. Там было полно народу: телевидение, журналисты, фотографы... В общем, большое торжество в главном православном храме России.
В середине службы, когда пономарь «читает часы» и Патриархи отдыхают, ко мне подошел помощник Алексея Михайловича и пригласил в алтарь. М. Кодин тоже пошел за нами. Нас встретили Патриарх Алексий II, митрополит Кирилл, будущий Патриарх России, и оба высоких гостя. Алексей Михайлович сказал, что, в связи с моим юбилеем, Русская Православная Церковь решила наградить меня орденом Святого преподобного Сергия Радонежского.
«