«АГИТАЦИОННЫЙ ПРЕДВЫБОРНЫЙ СВЕРХТЕКСТ: ОРГАНИЗАЦИЯ СОДЕРЖАНИЯ И СТРАТЕГИИ РЕАЛИЗАЦИИ ...»

Министерство образования Российской Федерации

Уральский государственный университет имени А.М. Горького

На правах рукописи

АМИРОВ Валерий Михайлович

АГИТАЦИОННЫЙ ПРЕДВЫБОРНЫЙ СВЕРХТЕКСТ:

ОРГАНИЗАЦИЯ СОДЕРЖАНИЯ И СТРАТЕГИИ

РЕАЛИЗАЦИИ

Специальность 10.02.01 – Русский язык

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель – доктор филологических наук профессор Л.М. Майданова Екатеринбург 2002 2

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение………………………………………………………………… Глава 1. Агитационный предвыборный сверхтекст ………………... 1.1.Предвыборная кампания и политический дискурс.…………….. 1.2.Понятие сверхтекста……………………………………………… 1.3.Социальная обусловленность предвыборных стратегий…………………………………………………………….. Выводы………………………………………………………………… Глава 2. Идеологемы агитационного предвыборного сверхтекста……………………………………………………………. 2.1.Понятие идеологемы……………………………………….…… 2.2.Общие идеологемы агитационного предвыборного сверхтекста…………………………………………………………….. 2.3.Локальные идеологемы агитационного предвыборного сверхтекста……………………………………………………………. 2.4.Функционирование идеологем в сверхтексте и совокупности сверхтекстов………………………………………………………….. Выводы……………………………………………………………….. Глава 3. Мифологемы агитационного предвыборного сверхтекста…………………………………………………………… 3.1.Понятие мифологемы……………………………………………. 3.2.Мифологемы предвыборной кампании 1906- годов………………………………………………………………….. 3.3.Мифологемы предвыборной кампании года…………………………………………………………………… 3.4.Мифологемы предвыборной кампании года…………………………………………………………………… Выводы……………………………………………………………….. Глава 4. Императивы как единицы агитационного предвыборного сверхтекста…………………………………………………………… 4.1.Типы императивов……………………………………………….. 4.2.Императивы предвыборной кампании 1906- годов………………………………………………………………….. 4.3.Императивы предвыборной кампании года…………………………………………………………………… 4.4.Императивы предвыборной кампании года…………………………………………………………………… Выводы……………………………………………………………….. Глава 5. Авторские стратегии агитационного предвыборного сверхтекста…………………………………………………………… 5.1. Набор стратегий, реализованных в сверхтекстах трех предвыборных кампаний………………………………………….. 5.2.Стратегия устрашения…………………………………………. 5.3.Стратегия самовосхваления…………………………………… 5.4.Стратегия лести………………………………………………… Выводы……………………………………………………………… Заключение………………………………………………………….. Список основной использованной литературы………..………………………………………………… Список использованных справочников и словарей………………. Источники…………………………………………………………… Введение Предметом исследования в данной работе является организация содержания и речевые стратегии агитационного предвыборного сверхтекста. Как агитационный предвыборный сверхтекст может быть рассмотрена совокупность текстов внутри отдельной предвыборной кампании. Цельность сверхтекста определяется наличием сквозных языковых и текстовых единиц, которые могут, ввиду смены политических векторов и политико-экономических формаций, менять свое содержание в рамках разных сверхтекстов.

Средствами локализации агитационного предвыборного сверхтекста выступают время и пространство избирательной кампании, ее содержание и ситуация, характеризующаяся позициями адресанта, реализующего свои политические цели, и адресата, делающего свой политический выбор.

АКТУАЛЬНОСТЬ РАБОТЫ

Демократизация общественной жизни страны и развитие свободы слова, появление института свободных выборов органов власти изменили политическое лицо государства. Идеологическая поляризация средств массовой информации, возникновение профессиональных имиджмейкеров и PR-структур, планирующих и проводящих предвыборные кампании, активно применяющих манипулятивные технологии управления общественным мнением, остро поставили на повестку дня проблему изучения изменений в политическом дискурсе - главном проводнике политического воздействия на массы избирателей. При этом политический дискурс не рассматривается современной лингвистикой как просто совокупность текстов, а включает в себя ряд экстралингвистических факторов, в числе которых традиции общества и менталитет, действительности, характерное для россиян доверие к печатному слову и т. д. Проблемы изменений, происшедших в последнее время в политическом дискурсе, подробно исследованы в работах: А.Н.

Баранов (1990 а, б; 1993), А.Н. Баранов и Е.Г. Казакевич (1991), Е.Н.

Белова (1995), Ю.Н. Караулов и В.В. Петров (1989), Н.Г.

Мартыненко (2000), А.С. Панарин (1996), Э.В. Чепкина (2000), В.И.

Шаховский (1999), В.И. Шаховский и М.Р. Желтухина (1999), Е.И.

Шейгал (1999 б) и многих других.

агитационный предвыборный сверхтекст. Исследование того, как сверхтекста, является исключительно актуальным прежде всего в лингвистическом отношении малоизученный пока вид сверхтекста.

Вместе с тем такое исследование, безусловно, имеет и прикладное манипулятивных методик, применявшихся и применяющихся в ходе предвыборных кампаний.

Термин сверхтекст предложен Н.А. Купиной. По ее определению, под сверхтекстом понимается совокупность текстов, имеющих смысловую целостность и общую прагматическую направленность (Купина 1995).

';

сверхтекста имеют работы И.Р. Гальперина (1981), Г.В. Ейгера и В.Л. Юхта (1974), Э.А. Лазаревой (1989; 1993), Л.М.Майдановой (1994), Ю. В. Рождественского (1979), Е.И. Шейгал (1999 б, 2000), И.И. Яценко (1999) и других.

Исследуя смысловое построение агитационного предвыборного сверхтекста, мы рассматриваем совокупность предвыборных агитационных текстов в единстве с рядом экстралингвистических факторов, что также повышает актуальность и ценность работы, поскольку речь идет о менталитете российского избирателя, особенностях психологического восприятия им агитационных предвыборных публикаций.

предвыборных сверхтекстов в исторической ретроспективе. Взгляд на историю политической борьбы, на практику использования методов и приемов воздействия на избирателя в далеком уже прошлом позволяет нам лучше понять происходящие ныне языковые процессы.

НОВИЗНА ИССЛЕДОВАНИЯ

Впервые предпринята попытка сопоставить агитационную продукцию трех предвыборных кампаний, разделенных почти вековым промежутком. Совокупности предвыборных текстов представлены как сверхтексты, единицы которых позволяют проследить, какие признаки сверхтекстов этого типа сохраняются на протяжении всего исследуемого периода, а какие изменяются под воздействием экстралингвистических условий. Содержание сверхтекста описано как совокупность идеологем, мифологем и императивов, объединенных в мифологический сюжет с помощью приемов, реализующих стратегии устрашения, самовосхваления и лести. Изменение состава и содержания этих единиц прослежено впервые, что может выступить как новый методический прием, пригодный для изучения сегодняшних агитационных предвыборных сверхтекстов.

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ЗНАЧИМОСТЬ результатов исследования сверхтекстов. Рассмотрен сверхтекст с рекламной схемой, которая варьируется в концепциях противоборствующих сторон, но базируется на ключевых элементах: позиционируемый субъект, адресат, контрагент, цель, антицель. Методика анализа сверхтекста как совокупности этих элементов также обладает теоретической значимостью.

ПРАКТИЧЕСКАЯ ЗНАЧИМОСТЬ

Результаты исследования могут быть использованы в курсе стилистики и литературного редактирования на факультетах журналистики, при подготовке агитационных предвыборных публикаций, при экспертизе предвыборных материалов в случае конфликтных ситуаций, так как некоторые из описанных приемов упомянуты как запрещенные в недавно принятом Законе « О защите избирательных прав граждан и права на референдум».

МАТЕРИАЛ ИССЛЕДОВАНИЯ

В работе исследуются сверхтексты трех предвыборных кампаний:

по выборам в Государственную Думу России - 1906-1907 годов, по выборам депутатов Верховного Совета СССР - 1937 года, по выборам в Государственную Думу 1995.

Как известно, выборы в 1-ю Государственную Думу большевики бойкотировали, поэтому их агитация была направлена не на продвижение своих кандидатов, как это обычно бывает в предвыборной кампании, а на объяснение того, почему большевики не выдвигают своих представителей в этот государственный орган.

Этот особый характер содержания большевистских выступлений затрудняет, во всяком случае, на первых этапах анализа, сопоставление данного сверхтекста с совокупностью агитационных предвыборной кампании – 1906-1907 годов, в которой все основные политические силы страны выдвигали своих кандидатов в Думу. Эта демонстрировала речевые стратегии как “защитного”, так и “наступательного” обстоятельство, что тексты первого сверхтекста написаны в основном В.И. Лениным, не влияет на природу сверхтекста: в нем функционируют по общим для этих образований закономерностям.

Для анализа были отобраны именно агитационные тексты, хотя в материалах изучаемого периода у Ленина есть и теоретические различным проблемам марксизма, так или иначе соотносимые с текущей избирательной кампанией.

В качестве второго агитационного сверхтекста использованы материалы предвыборной кампании 1937 года. Это первые выборы в Верховный Совет СССР и в то же время это выборы на пике репрессивной политики тоталитарного государства. В агитацию здесь не вмешивается влияние победы в кровопролитной Великой Отечественной войне (как это было в послевоенных предвыборных перекрыть все возможные критические мысли.

прошедшей в условиях недостаточного развития PR-технологий, то есть этот сверхтекст вполне сопоставим с двумя предыдущими. Как отмечается, избирательные кампании 1999-2000 годов «отчетливо показали, что наступил новый этап в развитии избирательных технологий. Период качественного освоения рынка, формирования аналогичных структур в основном завершился… Сама по себе система политических выборов превратилась в самостоятельную и весьма прибыльную «отрасль индустрии» ( Грознецкий 2001.96).

предвыборных кампаний: 1906-1907 годов, 1937 года, 1995 года. К анализу привлечено 35 текстов первой кампании, 19 текстов второй кампании, 47 текстов третьей кампании. Это газетные публикации последней из исследуемых кампаний, к анализу не привлекались в целях сопоставимости трех совокупностей публикаций.

ОБЪЕКТ И ПРЕДМЕТ ИССЛЕДОВАНИЯ

Объектом исследования данной работы являются несколько предвыборных кампаний, прошедших в различные отрезки времени.

Предметом исследования является организация содержания и речевые стратегии агитационного предвыборного сверхтекста.

рассмотрена совокупность текстов внутри отдельной предвыборной кампании. Цельность сверхтекста будет определяться наличием «сквозных» языковых и текстовых единиц, которые могут, ввиду смены политических векторов и политико-экономических формаций, менять свое первоначальное содержание в рамках разных сверхтекстов.

При этом средствами локализации агитационного предвыборного сверхтекста выступают время и пространство избирательной позициями адресанта, реализующего свои политические цели, и адресата, делающего свой политический выбор.

МЕТОДИКА АНАЛИЗА

Анализ материала основан на выделении пропозициональной организующей предвыборный сверхтекст. Пропозициональная схема элементы (субъект, адресат, контрагент, цель и антицель), поскольку позиционирование субъекта в качестве защитника интересов адресата против враждебной стороны. Наложение этой схемы на сверхтекст дает возможность выделить его ключевые элементы, названные в работе идеологемами, мифологемами и императивами, обусловленные речевыми стратегиями. Частные методические приемы связаны с анализом единиц сверхтекста и речевых интерпретационный анализ текстовых фрагментов, функциональный анализ высказываний.

ЦЕЛЬ РАБОТЫ - описать агитационный предвыборный сверхтекст как совокупность единиц трех типов – идеологем, мифологем, императивов, оформленных и организованных в авторские речевые стратегии.

Для достижения этой цели в работе поставлены и решены следующие задачи:

1.Выделить общие идеологемы трех предвыборных сверхтекстов, определить динамику их оценочной окраски.

2.Выделить сверхтекстов, определить их оценочную окраску.

3.Выделить набор мифологем в каждом из трех предвыборных сверхтекстов.

4.За счет анализа содержания мифологем проследить динамику семантического наполнения идеологем трех сверхтекстов.

5.Проанализировать предвыборного сверхтекста.

6.Показать сюжетообразующую функцию стратегий устрашения, сверхтексте.

НА ЗАЩИТУ ВЫНОСЯТСЯ СЛЕДУЮЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ:

1.Агитационный предвыборный сверхтекст является особым видом сверхтекста, реализующим пропозициональную схему, отражающую структуру предвыборной ситуации.

2.Единицами мифологемы и императивы.

пропозициональной схемы (субъект, адресат, контрагент, цель, антицель).

4.Идеологемы подразделяются по бытованию в трех сверхтекстах на общие и локальные, по оценочной окраске на однооценочные и амбивалентные, с разными типами реализации противоположных оценочных коннотаций.

5.Мифологемы варажают содержание идеологем, которое внутри сверхтекста варьируется разными способами, в зависимости от того, протекает предвыборная кампания.

6.Императивы – особая единица предвыборного сверхтекста, отражающая как мифологизированное, так и немифологизированное (ситуативное) содержание его.

7.Рассмотренные сверхтексты реализуют стратегии устрашения, самовосхваления и лести, которые с помощью ряда манипулятивных приемов оформляют идеологемы, мифологемы и императивы и содают мифологический сюжет, обеспечивающий целостность сверхтекста и его эмоциональное воздействие на адресата.

АПРОБАЦИЯ И ВНЕДРЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ

ИССЛЕДОВАНИЯ

О результатах работы было доложено на международной научной конференции, посвященной 70-летию профессора Э.В. Кузнецовой (Екатеринбург, 1997), «Журналистика сегодня: достижения, проблемы, перспективы»

(Екатеринбург, 1998), на научно-практической конференции «СМИ в погонах: проблемы военного сотрудничества» (Гарвард, 1998), на научно-практической конференции по проблемам демократических ценностей в современном обществе в Библиотеке Конгресса США (Вашингтон, 2000).

предвыборного сверхтекста была неоднократно использована на занятиях с журналистами-практиками в рамках семинаров по линии Союза журналистов России. Материалы по исследуемой тематике публиковались в монографии «Речевая агрессия и гуманизация общения в средствах массовой информации» (Екатеринбург, 1997), в журнале «Факс» (1997, №2, №4; 1998, № 1-2) и других изданиях.

СТРУКТУРА РАБОТЫ

Структурно работа представляет собой введение, пять глав и агитационного предвыборного сверхтекста и средств его локализации, исследуются взаимосвязи предвыборной ситуации и политического дискурса. Вторая посвящена общим и локальным идеологемам (ключевым словам), третья – мифологемам (ключевым формулам констатирующего характера). В четвертой главе исследуются императивы (конструкции побудительного действия).

В пятой главе анализируются речевые стратегии.

Глава 1. Агитационный предвыборный сверхтекст Современное российское общество осваивает не только новый для себя уклад жизни, но и новые сферы и формы общения. Реклама, паблик рилейшнз, дебаты в парламенте, религиознопросветительские теле- и радиопередачи, предвыборная агитация в условиях многопартийности и использования специальных политических технологий - вот их далеко не полный список. Все это не может не сказываться на речевой практике и, следовательно, на языке. Поэтому вполне понятен интерес лингвистики к проблемам функционирования языка в новых сферах и к изменению его функционирования в сферах, давно сложившихся, но претерпевших сегодня значительные изменения.

Прежде всего эти перемены сказались на лексике. Отсюда появление словарей, фиксирующих новые слова, например, «Словарь новых значений и слов языка газеты» (1996), «Новый объяснительный словарь русского языка» (1997), «Словарь перифраз русского языка (на материале газетной публицистики)» (1999), «Словарь поэтических образов» (1999), работ, которые описывают лексические изменения в языке, и исследований таких авторов, как Н.Д. Арутюнова (1979; 1992), А.Н.Баранов (1990 а,б; 1991), Т.В.Булыгина (1994), Н.Г. Блохина (1997), Е.А. Земская (1997), Ю.Н. Караулов (1991), В.Г.Костомаров (1998), Н.А.Купина (1981;

1992 а,б;1995; 1999), Т.Б.Крючкова (1989), Г.Я. Солганик (1991), Ю.Б.Феденева (1998 а,б) А.П. Чудинов (2001), Е.И. Шейгал (2000), теоретических изысканий, посвященных социальнопсихологическим аспектам применения для решения политических задач так называемых специальных предвыборных технологий, в основе которых широкое использование языковых средств воздействия на сознание широких масс людей, таковы работы А.Г.

Здравосмыслова (1995), В.Н. Куликова (1995), И.Н. Лосевой ( 1992), А.С. Панарина (1996), А.П. Сковородникова (1993;1997). В плане изучения этих новых для нашей страны технологий представляют особенный интерес работы зарубежных авторов - Р.Барта (1989;

1996), Э.Бейтса (1984), Р.Белл (1980), Х. Вайнриха (1987), Л.Войтасика (1981), Дж. Лакоффа (1988; 1995), Э.Лассан (1995), Е.Мелибруды (1986), А.Нойберта (1979), В.Одайника (1996), Г.Почепцова (1987; 1994), Д.Фоли (1997), Дж. Шарпа (1992), В.Шмидта ( 1979) и др.

Изменения в политическом языке заставили по-новому взглянуть и на проблемы ведения полемики, корректности аргументации, применяемой в средствах массовой информации, таковы работы А.

Вежбицкой (1996), А.М. Воробьева (1998), Б.Н.Лозовского (2001), С.

Поварнина (1996), Н.Г. Прошунина (1985), Шкатовой (2001) и др.

Серьезное внимание исследователей было уделено такому явлению, как речевая агрессия и, в частности, использование инвективы в политической речи. Эта проблема исследована в работах В.И.

Жельвиса (1997; 1999), в монографии «Речевая агрессия и гуманизация общения в средствах массовой информации» (1997) и др.

Лингвисты в исследованиях последних лет активно изучают такое явление современной российской действительности, как информационные войны. Этому, к примеру, посвящены работы А.

Грешневикова (1999), В.Г. Крысько (1999), А.А.Мухина (2000), Г.Г.

Почепцова (2000), Л.Турова ( Thurov 1992) и др.

Активно изучаются изменения в функциональных стилях, прежде всего в сфере СМИ, в сфере политики и ряда наук ( экономика, политология, социальная психология). Например, работа Съездов народных депутатов, а затем Законодательных собраний разных уровней заставила русистику поставить вопрос о культуре речи в этой области. Этой проблеме посвящены такие работы, как «Культура парламентской речи» (1996), «Культурно-речевая ситуация в России (2001) и др.

Сейчас необходим новый подход к телерадиоречи, поскольку коренным образом изменились условия и приемы работы электронных СМИ. Прямой эфир потребовал от журналиста высокого уровня владения спонтанной публичной речью, расширение круга выступающих перед микрофоном привело к колебанию норм всех языковых уровней. Поэтому появление работ, посвященных этим актуальным проблемам, выглядит вполне закономерным. Проблемы языка политической культуры получили свое освещение в работах «Речевое воздействие в сфере массовой коммуникации» (1990), «Культура русской речи и эффективность общения» (1996), «Оптимизация речевого воздействия» (1990), «Речевая агрессия и гуманизация общения в средствах массовой информации» (1997) и многих других. Обилие рекламы во всех средствах массовой информации также потребовало от лингвистики внимания к вопросам речевого воздействия. В связи с этим получили освещение проблемы суггестии, агрессивности, мифологичности. Во многом сходные моменты затрагиваются исследователями пиаровских материалов, (ср., например: М.Н.

Ю.Н.Караулов (1991), Л.Ю. Гермогенова (1994), Я.Голосовкер (1987), (1995), А.Н. Лебедев (1995), Т.Ю.Лебедева (1996), А.Левинсон (1996), Р. Ривс (1992), А.Н. Савельев (1998) и др.).

Как политическую рекламу можно рассматривать и тексты предвыборных кампаний. Поскольку в условиях выборов на альтернативной основе победа не гарантирована никому, особое значение приобретает борьба за голоса избирателей. Организаторам предвыборных кампаний приходится разрабатывать различные стратегии воздействия на адресата, осваивать новые для данного периода жанры. Поэтому вполне логично, что лингвистикой специально рассматриваются, например, жанры предвыборной листовки и предвыборного лозунга (Л.В.Енина (1996; 1999; 2000), Т.Г. Федотовских (1997) и др.).

Предметом исследования в данной работе являются тексты предвыборных кампаний. Поэтому сначала определимся с тем, что мы понимаем под ситуацией предвыборной кампании.

1.1. Предвыборная кампания и политический дискурс «Эффективная политическая система, - отмечает А.С. Панарин,представляет собой механизм для переработки социальных заказов нации в политические решения и технологии их практической устройстве механизмом, приводящим к власти ту или иную политическую силу, являются выборы. Общество с развитой политической культурой передает власть от одной из двух или нескольких политических партий к другой, с тем чтобы исправить накопившиеся за время правления данной партии негативные явления, с тем чтобы внести новые позитивные моменты в жизнь общества. В России с ее несложившейся системой партий этот механизм работает пока еще плохо. Однако выборы президента, губернаторов, депутатов законодательных собраний стали уже привычными событиями политической действительности.

Важным элементом процедуры выборов является предвыборная кампания. Это временной отрезок, на протяжении которого политические субъекты (лица, партии, общественные движения) должны позиционировать себя в глазах избирателей, привлечь к себе внимание электората (объекта своего воздействия) и побудить людей проголосовать за кандидата той или иной политической определенные социальные выгоды (потребное будущее). При этом позитивную самохарактеризацию, но и негативную характеризацию других участников предвыборной кампании. Таким образом, в декларируемая субъектом цель, достижение которой обеспечивается победой на выборах. В общественном сознании эти периодически определенной области нашего опыта, в которой вычленяются элементы – аргументы и базовый предикат, связывающий эти аргументы, - даются их характеристики, указываются связи между ними» (Болдырев 2000.37).

Высказывается мнение о том, что в период предвыборной агитации «правомерно параллельное рассмотрение политики и рекламы, точнее говоря, пропаганды и рекламы» ( Миронова 1999.

86). Как и обычная реклама, политическая предвыборная агитация должна привлечь внимание адресата, пробудить интерес к предмету разговора, возбудить желание видеть «рекламируемого» кандидата на определенном политическом посту и побудить к действию – голосованию за данное лицо или данное политическое объединение (известный принцип AIDA).

заставляет исследователей вести рассуждение в терминах «желаемое» и «действительное». В качестве желаемого выступает предвыборная кампания, в ходе которой стороны представляют избирателям свои программы и организуют их детальное и предполагает достаточно высокий уровень рационализации общественного сознания, способность людей отстраниться от эмоционального отношения к тому или иному кандидату и оценить его рациональные предложения» (Амелин 2001.27). Однако такое положение оценивается как недостижимое в условиях современной России (наш материал показывает, что такого идеального положения не существовало и в прошлом). Что же наблюдается в действительности? Реально предвыборная кампания протекает как борьба имиджей и формирование групп пристрастий, а не групп интересов (См. Там же. 28). А сценой, на которой сталкиваются эти имиджи, является социально структурируемое «мифологическое пространство», обращенное к сфере иррационального (стереотипы, вера, эмоции). Неизвестно, достижим ли желаемый идеал вообще.

Как отмечается в другой работе, «использование политической мифологии – неотъемлемая часть любой крупной избирательной кампании в любой стране» (Попов 2001.78). «Миф позволяет противоречий свести к нескольким наиболее «очевидным» (Цуладзе 2001.131). Позиционируемый политический субъект (лицо, партия) предстает при этом как герой в противопоставлении антигерою.

Отвечающее глубинным представлениям различение своего и чужого, хорошего и плохого (без каких-либо оттенков) упрощает картину действительности и облегчает манипулятивные воздействия на избирателей.

Главным проводником политического воздействия на массы избирателей является политический дискурс, который понимается «как система коммуникации, как поле коммуникативных практик»

(Шейгал 1999 б. 114). Е.И. Шейгал характеризует политический дискурс как текущую речевую деятельность с ее результатом (текстами) и как семиотическое пространство, включающее в себя знаки разной природы (слова, политическую афористику, флаги, эмблемы, гимны и др.) (См.: Там же: 15). Эта несводимость дискурса к текстам подчеркивается и в других определениях, например:

политический дискурс – это «совокупность всех речевых актов, публичной политики, освященных традицией и проверенных коммуникативное явление, включающее, кроме текста, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста» (Караулов, Петров 1989.8). Как показывает Патрик Серио, уже на ранних этапах исследования явления дискурс понимался как механизм, который определяет, что и как должен говорить или воспринимать любой субъект, вставший на данную дискурсную позицию (См.:

Серио 2001. 553. См также: Фуко 1996.51). В этом плане российская лингвистика сближает понятия «дискурс» и «функциональный стиль» (См.: Кожина 1997.5. Ср. также описание журналистского дискурса: Чепкина 2000).

Различные аспекты проблематики политического дискурса получили подробное рассмотрение в исследованиях Е.Н. Беловой (1995) - на материале слушаний комитетов Конгресса Соединенных Штатов Америки, Н.Г. Мартыненко (2000) - предвыборный дискурс новостийных программ, В.И. Шаховского и М.Р. Желтухиной (1999) - дискурсивный портрет политика, В.И. Шаховского(1998) и Э.Лассан (1995) – когнитивные аспекты дискурса власти и инакомыслия в бывшем СССР.

Проблематика политического дискурса рассмотрена также в работах: А.Н. Баранов, В.А. Плунгян, Е.В. Рахилина (1993), А.М.

Дебреш и А.С. Нариньяни (1983), А.Е. Кибрик(1983; 1994), А.А.

Романов (1999). О.Г. Ревзина (1999), М.Р. Проскуряков (1999), П.

Серио (1999) и др.

Политический дискурс характеризуется «фантомностью денотатов» (Шейгал 1999.120). «Социальная действительность раздваивается на реальную инстанцию и ее образ, который ее скрадывает, делает неразличимой и оставляет место лишь для схемы растворения личности: общество всецело приспосабливается к вам, так интегрируйтесь же и сами в него. Но эта взаимность, конечно, с подвохом: к вам приспосабливается чисто воображаемая инстанция, вы же взамен приспосабливаетесь ко вполне реальному социальному «предвыборном варианте» вполне отвечает этой характеристике.

проблематичные обещания, расплывчатые программы, с одной стороны, а с другой – избиратель вручает избранному вполне реальную власть, которую можно использовать по собственному усмотрению. И здесь необязательно говорить о прямом обмане избирателей. Дискурс строится в соответствии с менталитетом, национальными и иными особенностями того или иного электорального слоя, приспосабливается к когнитивным механизмам обработки дискурса (Дейк 1989. 35-38, а также Шейгал 2000.176). К адресату поступает так называемая коммуникативная правда, т.е.

препарированная в соответствии со стратегическими целями фактическая информация (См.: Почепцов 1998. 248).

Продуктом предвыборного политического дискурса является совокупность текстов, которую в силу их смысловой целостности, общей прагматической направленности можно обозначить как сверхтекст (Купина 1995).

1.2. Понятие сверхтекста Еще в 1914 году в работе «Русский синтаксис в научном освещении» А.М Пешковский описал синтаксическую конструкцию письменной речи: В собственно литературной речи разговорной) есть единица еще более крупная, чем сложное целое.

Это сочетание сложных целых от одной красной строки до другой… К сожалению, синтаксического термина для этой единицы не существует, и мы вынуждены пользоваться здесь типографским ( и вдобавок иностранным) термином «абзац». Абзацы, как видно из нашего примера, так же могут начинаться союзами, как и отдельные сложные целые. Границами между абзацами, в отличие от границ между сложными целыми, являются только сверхмерно удлиненные паузы, так как особых интонаций, принципиально отличающих абзац от сложного целого, нет» ( Пешковский 1956.459).

Ни в то, ни в последующее время эта конструкция особого интереса ученых не вызвала. Основное внимание лингвистики было направлено на изучение языковой системы, и высшим языковым уровнем считался синтаксический с предложением как его главной единицей. Однако логика развития науки привела к тому, что для функционирование, а областью ее функционирования является текст. Конечно, в лингвистике речь пока могла идти только о «ближайшем»

монографии «Предложение и его отношение к языку и речи» В.А Звегинцев обратился к исследованию связи предложения и текста.

Он указывает, что только в тексте предложение обладает смыслом.

Вне текста и вне связи с ситуацией – предложение имеет лишь «псевдосмысл», «псевдопредложением» (Звегинцев 1976).

В 70-80-х годах конструкция, отмеченная А.М Пешковским еще в начале века, стала предметом пристального изучения. Хотя она и сверхфразового единства, но в заглавиях работ, ей посвященных, Реферовской «Лингвистические исследования структуры текста» ( 1983) или работа Л.М.Лосевой «Как строится текст» (1980) рассматривают именно сложное синтаксическое целое.

Оставался только шаг, чтобы предметом изучения лингвистики был признан целостный текст- произведение. Таким шагом стала книга И.Р. Гальперина, которая так и называлась «Текст как объект лингвистического исследования». И. Р. Гальперин отмечает, что «текст представляет собой сознательно организованный результат речетворческого процесса и подчиняется определенным для него законам организации» (1981.3). При этом, в результате полемики с Т.В.Булыгиной (1969), он приходит к выводу, что свойства текста превосходят сумму свойств входящих в него предложений, а сам текст рассматривается как нечто целое (Гальперин 1981.9).

И.Р. Гальперин анализирует содержательную сторону текста, различая три вида информации: содержательно-концептуальную, содержательно-фактуальную и содержательно-подтекстовую.

Отдельные части текста, пишет автор, могут быть в отношениях ремы и темы, если подвергнуть текст актуальному членению.

Информацию текста можно определить как соотношение смыслов и сообщений, выявляющее новый аспект явления, факта, события. Это соотношение подвержено изменению по мере продвижения текста.

«Ретроспекция – один из способов проследить процесс изменения соотношения смыслов отдельных предложений и релятивных и предикативных отрезков. Важно иметь в виду, что даже предикативные части не могут полностью передать информацию, которая содержится в целом тексте, как бы значительны ни были сами эти предикативные части. Подобно тому, как нагруженный предикацией эпитет все же лишь имплицитно раскрывает основной смысл предложения, так и важное сообщение, характеризуемое как предикативное, только способствует декодированию концептуальной информации целого текста. Из этого следует, что понятие концептуальной информации приложимо лишь к тексту в его завершенности. Такая информация стремится к пределу, предопределенному заголовком» (Там же.38). В организации этого содержания И.Р.Гальперин усматривает действие своеобразных грамматических законов текста, воплощающихся в текстовых категориях, таких, например, как связность, темпоральность, целостность (Там же. 22).

Единственной, по-видимому, уступкой прошлому было здесь то, что текстом считалось только письменное произведение. Скорее всего, это можно объяснить тем, что именно письменный текст обозрим, а лингвистика всегда имела дело с единицами, имеющими четко обозначенные границы. Преодолевая это ограничение, лингвистика пошла двумя путями. Во-первых, как тексты стали рассматриваться и устные образования. Во-вторых, как тексты стали рассматриваться группы произведений, объединяющихся на той или иной основе. Именно на этом направлении появилось понятие сверхтекст, хотя, как обычно, предпосылки такого взгляда на комплексы текстов возникли задолго до выделения самого явления как объекта научного анализа. Например, в поэтической практике издавна существовала форма цикла стихов, писатели и ученые нередко компоновали свои произведения так, чтобы, будучи собранными под одной обложкой, они порождали новые смыслы и выступали как нечто целое в семантическом и эстетическом плане.

Г.В. Ейгер и В.Л.Юхт, выстраивая типологию текстов, выделяют с точки зрения синтактики единичные тексты и циклы текстов ( Ейгер, Юхт 1974). Ю. В. Рождественский рассматривает как единый текст «всю совокупность текстов массовой информации». Он выделяет в этом тексте особые свойства: этот текст принципиально невосстановим, что делает его «одноразовым, однократным и невоспроизводимым» ( 1979.167).

В работе Л.М.Майдановой «Категории текстообразования и композиция газетного текста» рассматриваются различные типы организации нескольких произведений в единый текст. Это, например, циклы текстов типа тематической страницы, где можно даже выстроить логическую схему всего комплекса. Цикл, как разновидность вторичных текстов, объединяется общей темой, указанной в заголовке, содержащем нередко и обозначение основного анализируемого признака. При этом средством, облегчающим читателю восприятие логической схемы цикла, может служить врезка, подборка ключевых фраз, предваряющая цикл цитата (1987б: 192-194).

Газета, указывает Л.М.Майданова, выработала множество приемов подачи логической схемы, обеспечивающих четкое восприятие журналистского замысла и общее разнообразие публикаций как в отдельном номере, так и в совокупности номеров (1987а. 80). В этом смысле можно говорить и о цепочках текстов, единствах, в которых последующий текст развивает концепцию текста исходного. Одна логическая схема может давать начало другой, и каждое новое произведение будет являться производным развивающим текстом по отношению к предыдущему (Майданова 1987б.176).

Как целостный текст рассматривается газетный номер в работе Э.А. Лазаревой «Системно-стилистические характеристики газеты».

Э.А.Лазарева пишет, что «газетный номер – это текстовое единство, состоящее из отдельных целостных произведений…Целостность газетного номера обусловлена единством авторского подхода к освещаемой действительности, единством журналистской концепции. Целостный характер номера газеты определяется и концептуальными установками всего редакционного коллектива, в соответствии с которыми осуществляется создание отдельных публикаций, отбор агентских материалов и материалов нештатных авторов» (1993.8). Проблематика газетного текстового единства рассматривается Э.А. Лазаревой и в работе «Заголовок в газете»

(1989).

Понятие «сверхтекст» было предложено Н.А. Купиной и руководством (См.: например: Битенская 1993; Енина 1999).

Подробно же это понятие проанализировано в работе «Сверхтекст и ограниченная темпорально и локально, объединенная содержательно и ситуативно, характеризующаяся цельной модальной установкой, достаточно определенными позициями адресанта и адресата, особыми критериями нормального/анормального» (Указ.раб. 215).

Как видно из определения, сверхтекст является образованием, которое состоит из отдельных, относительно самостоятельных единиц и вместе с тем обладает свойствами текста как произведения.

Текст характеризуется категориями целостности, завершенности, модальности, связности. В том или ином виде эти категории свойственны также сверхтексту. Например, сверхтекст может характеризоваться тематической целостностью, единой модальной коммуникантов (См. там же.215-217). Единицы, формирующие сверхтекст, могут быть различными. Например, в монографии «Тоталитарный язык: Словарь и речевые реакции» Н.А.Купина рассматривает «сверхтекст идеологем советской эпохи» (Купина 1995.53), сверхтекст лагерной поэзии. Эти сверхтексты образованы совокупностями разных единиц – канонических (стихотворения) и неканонических («толкования-идеологемы в словаре Д.Н.Ушакова») текстов (Купина, Битенская 1994. 219-220. См. также сверхтекст советских песен о Родине, сверхтекст блатных песен - Купина 1999).

Е.И. Шейгал (2000) наряду с термином «сверхтекст» вводит термин «политический нарратив», характеризуя им совокупность дискурсных образований разных жанров, сконцентрированных вокруг определенного политического события. Для политического нарратива ( сверхтекста) также характерно тематическое единство, временные и пространственные рамки. Однако, по мнению Е.И.

Шейгал, политический нарратив отличает множественность оценок и мнений, плюрализм позиций.

Сверхтекст как совокупность текстов разного типа – это продукт дискурса, наделившего их «определенной идентичностью в процессе высказывания, исторически очерчиваемой», связанной с «местом акта высказывания» (Серио 2001.551). Как определенного вида сверхтекст можно рассмотреть и совокупность агитационных предвыборных публикаций.

Целостность агитационного предвыборного сверхтекста Совершенно очевидно темпоральное и локальное ограничение данного сверхтекста. Оно задано экстралингвистически предвыборной кампанией, протекающей в определенные сроки и на определенной территории, в масштабах государства или отдельных его регионов. Эти параметры фиксируются разными способами, например, сообщениями типа «До выборов осталось 5 дней», названиями объединений, борющихся за власть (так, движение «Преображение Краснодарском крае), обозначением органов государственной Законодательное собрание и др.).

Экстралингвистические обстоятельства обусловливают особого рода смысловую целостность агитационного предвыборного сверхтекста. Она имеет две степени своего проявления.

К адресату поступает совокупность текстов, созданных по принципу рекламы (купите наш товар) и антирекламы (не покупайте их товара). Политический субъект обращается к избирателю с предложениями своих услуг и с критикой своего политического противника. Поэтому агитационный предвыборный сверхтекст формирует свое содержание, основываясь на этих ключевых элементах: субъект, продвигающий себя к власти; контрагент, которого стараются не допустить к власти; адресат (объект пропагандистского воздействия); цель (пропагандируемое будущее).

И это высшая ступень интеграции данного сверхтекста, его пропозициональной схемы).

Но ситуация предвыборной кампании готовит адресата именно к выборам, к выбору одного из субъектов политической борьбы.

Поэтому избиратель сталкивается с вариациями ключевых элементов: в сверхтексте фигурируют несколько субъектов, борющихся за власть, несколько контрагентов (физически это одни и те же лица или группы, но в разных планах подачи), несколько картин «потребного будущего». Однако это не беспорядочный набор вариаций. Каждая из борющихся сторон встраивает в сверхтекст свой определенным образом организованный сегмент (низшая ступень организации сверхтекста). Как известно, объединение, стремящееся к власти, вырабатывает определенную стратегию предвыборной борьбы. Разработчики плана предвыборной кампании решают, с каким акцентом нужно представить позиционируемую политическую фигуру, что выдвинуть на первый план в картине «потребного будущего», как побольнее ударить противника, раскрыв для избирателя его слабые места, как учесть нужды разных слоев электората, чтобы обратить к этим нуждам предвыборные обещания (это не значит, что обещания будут выполняться, а нужды удовлетворяться, это определяет лишь, в каком свете, в каких одеждах предстанут перед избирателями позиционирующий себя субъект, контрагент, объект воздействия и цель). Все тексты, которые будут опубликованы тем или иным участником предвыборной гонки, будут реализовывать выработанный план, представляя все элементы предвыборной ситуации в заданном ключе.

Например, отмечается, что один претендент на пост губернатора Брянской области представлял себя избирателям как борца против оккупантов, которые якобы хотят завоевать область. «Избирательная кампания предстала чуть ли не как освободительная борьба русского народа против литовцев, поляков, немцев» (Амелин 2001.31).

Нетрудно понять, как в этом случае были изображены соперники и электорат. И.И.Засурский описывает, как организаторы ельцинской предвыборной кампании 1996 года искали, «что больше всего пугает население в коммунистах. Длинные очереди, нехватка продуктов и национализация упоминались часто, но самым распространенным был страх гражданской войны. «Тайм» цитирует Дрезнера: «Именно потому Ельцин и его помощники, и вся наша реклама подчеркивали возможность беспорядков, если Ельцин проиграет. Многие испытывали ностальгию по советским временам, и никому не нравился президент, но еще меньше нравилась возможность бунтов и классовой войны. Выбирайте Ельцина, и, по крайней мере, все будет спокойно – вот та линия, которую мы хотели провести. Так что барабанный бой по поводу возможности беспорядков раздавался вплоть до самого конца кампании, а вся последняя реклама была посвящена репрессиям советского режима» (Засурский 1999.103Примеры показывают, что к избирателю поступает вовсе не объективный анализ действительного положения дел и вовсе не предложения по его улучшению. К адресату поступает миф – упрощенная черно-белая картина жизни страны или региона, с героем, который победит все беды, в центре. Избиратель, разумеется, за этого героя и должен голосовать. Общая рекламная схема сверхтекста, таким образом, несколькими способами мифологизируется.

Итак, агитационный предвыборный сверхтекст обладает тематической и модальной целостностью (См.: Купина, Битенская 1994.215) особого рода. Тематическая целостность сверхтекста блатных песен или повестей о Великой Отечественной войне складывается стихийно, к ней приводит самостоятельное творчество десятков, а то и сотен людей. Смысловая целостность политического нарратива, «выстраивающегося» вслед за текущим событием, также не может быть задана загодя, она складывается по ходу освещения этого события (См., например, анализ сверхтекста путча 1991 г.в:

целостность агитационного предвыборного сверхтекста именно наперед задана. Он, во-первых, в целом, во всей массе своих составляющих подчинен общей «рекламной» схеме: адресат (объект воздействия) должен голосовать за субъекта позиционирования, потому что при этом достигается такая-то цель, и против контрагента, потому что в этом случае благая цель не будет достигнута и, напротив, может осуществиться какое-то зло (антицель); во-вторых, единицы сверхтекста, отдельные тексты, реализуют сознательно мифологизированные вариации схемы и вышеперечисленных элементов, в результате чего сверхтекст представляет собой столкновение нескольких заранее проработанных мифов с общей «рекламной» схемой.

Избранные нами для анализа агитационные предвыборные сверхтексты каждый по-своему демонстрируют эту целостность.

Бойкот первой Государственной Думы большевиками хорошо показывает заданность содержания выступлений. Понадобилось – появляются публикации, в которых объясняется, почему сознательному пролетариату не нужна Государственная Дума.

Понадобилось другое – публикуются выступления, в которых доказывается, почему чуть ли не весь народ должен голосовать за большевиков. В качестве примеров приведем большевистские газеты «Эхо» (№4. 1906) и «Пролетарий» (№ 1. 1906), практически одновременно опубликовавшие ленинские статьи «Кадетская Дума дала денег правительству погромщиков» и «Перед бурей», где от избирателя в категорической форме требуют бойкотировать выборы. Уже через две недели «Эхо» №5 публикует материал «Кто за союзы с кадетами?», а «Пролетарий» №2 – «В бойкоте», призвавшие избирателей прекратить бойкот и готовиться к выборам.

Еще отчетливее видна эта предзаданность смыслового единства сверхтекста в предвыборной кампании 1937 года. Конечно, все проработаны партийной верхушкой. Например, как по команде, в разных газетах появлялись рассказы об одном и том же эпизоде предвыборной кампании. Например, история о шахтере-орденоносце В.Матюшине, посвятившем свои достижения в добыче калийной соли в городе Соликамске вождю трудящихся товарищу Сталину и призвавшем выдвинуть главу государства в Верховный Совет, была опубликована в 1937 практически без изменений в газетах «Известия» (21 октября), «Правда» (16 октября) и «Уральский рабочий»(26 октября).

Механизмы кампании по выборам депутатов Государственной Думы 1995 года более скрыты. Но и здесь мы можем говорить о заданности содержания выступлений основных политических групп, претендовавших на места в Думе. Например, коммунисты активно продвигают идеи рынка и многоукладной экономики, хотя, казалось бы, это противоречит их идеалам. С другой стороны, либеральное крыло говорит о социальных гарантиях и необходимости сохранить лучшее из того, что было создано при социализме, хотя это и не вполне сообразуется с идеями экономического либерализма.

Таким образом, агитационный предвыборный сверхтекст – это совокупность опубликованных в период избирательной кампании текстов, ограниченная временем и пространством предвыборной кампании, объединенная содержанием и ситуацией предвыборной кампании, характеризующаяся позициями адресанта, реализующего свои политические цели, и адресата-электората, делающего свой политический выбор.

сверхтекста Хотя и говорилось, что предвыборная кампания сродни кампании «рекламную» схему, сверхтекст предвыборной кампании строится и функционирует не так, как реклама какого-либо товара. Созданный рекламным агентством текст, рекламирующий, допустим, новую зубную пасту, тиражируется и в этом неизменном виде в течение довольно длительного времени с определенной частотой повторяется по разным каналам. Все происходит так, как если бы одним и тем же молотком забивали один и тот же гвоздь. Штаб предвыборной кампании, как бы он ни назывался (редакция газеты «Пролетарий», Центральный комитет ВКП(б), предвыборный штаб ЛДПР и т.д.), выработав принцип мифологизации рекламной схемы, не составляет один конкретный текст и не засылает его в редакции разных газет, радио и телеканалов для многократного повторения (таковыми в наше время бывают только теле- и радиоролики).

Наработки штаба выступают как смысловое ядро, на основе которого надо содать тысячи разных текстов и распространить их по всем каналам. Для удобства сопоставления из всего этого многообразия мы берем лишь газеты, но реально каналов гораздо больше: это и устные выступления кандидатов и их доверенных лиц, стационарные агитационные щиты, доставляемые на дом или распространяемые в людных местах листовки, беседы агитаторов, в советском прошлом киножурналы, радиовыступления, сейчас телевидение и уже Интернет.

Все это многообразие текстов должно донести до адресата мифологизированную рекламную схему сверхтекста, то есть информацию о позиционируемом субъекте (в мифологизированном виде), о потребном будущем, о сопернике (мифологизированная вариация контрагента). Разумеется, в комплексе текстов адресат находит и свое мифологизированное отражение.

Элементы рекламной схемы отражаются в сверхтексте в виде их словесных обозначений, которые мы назовем идеологемами.

Связи между элементами рекламной схемы устанавливаются с помощью формируемого штабом предвыборной кампании мифа.

устанавливающие смысловые связи между позиционируемым субъектом, адресатом, контрагентом и целью. В результате идеологемы, обозначающие данные элементы рекламной схемы, содержанием. Например, в уже упоминавшейся предвыборной приписывается признак защитника народа от рвущихся в область социального спокойствия, а адресат как масса, нуждающаяся в таком социальном мире. Понятно, что контрагент (коммунизм) объявлялся возмутителем этого вожделенного мира.

Как всякая реклама, агитационный предвыборный сверхтекст включает в себя побуждение к действию. В словесном выражении это разного рода императивы, содержащие призыв голосовать за данного позиционируемого субъекта, и, напротив, не отдавать голоса контрагенту. Таким образом, в качестве единиц содержания агитационного предвыборного сверхтекста рассматриваются идеологемы, мифологемы и императивы.

Идеологемы – номинации ключевых понятий сверхтекста, его рекламной схемы, которая представляет собой совокупность идей, обосновывающих необходимость принадлежности власти той или иной стороне, «команде». Н.А.Купина указывает, что «идеологема является вербально закрепленным идеологическим предписанием»

(напр., «превосходство общественного над личным») (1995.13). Тем идеологеме, наличие в ней прямого указания на то, как это слово нужно употребить и как оценивать явление, обозначенное этим словом.

В работе «Человеческий фактор в языке: Коммуникация, деятельность субъекта текстообразования оказывает влияние основная коммуникативная цель, которой характеризуются тексты данного класса, прагматические статусы субъекта и адресата в той коммуникации, которую осуществляют эти тексты» (Человеческий фактор 1992.81). Автор указывает на объективные факторы, влияющие на построение текста: тип цели, тип адресата, тип субъекта, тип объекта, характеристики субъектно-объектных отношений (Там же). Система идеологем позволяет реализовать в агитационном предвыборном сверхтексте «правду в интересах говорящего», если воспользоваться определением Н.Д. Арутюновой (Человеческий фактор 1992.22).

Идеологема – ключевое слово, обозначающее ключевую единицу рекламной схемы агитационного сверхтекста. Но, поскольку реализуется схема не в одном, а в совокупности текстов, это ключевое понятие воплощается в группе слов, которые и можно проявляющийся в языковых единицах» ( Нойберт 1989.62). Система анализируя агитационный предвыборный сверхтекст, мы имеем дело с системой инвариантов-идеологем, образующих рекламную схему сверхтекста.

Возьмем, например, за исходный вариант идеологему «враг». В зависимости от темы и эмоциональной окраски текста, она может иметь следующие варианты: «капитализм», «империалисты», «эксплуатация», «пособники» и т. д. Очевидно, что в текстах, идеологема может иметь совершенно иную систему вариантов.

Агитационный предвыборный сверхтекст рисует картину мира по структуре «прошлое – настоящее – будущее», «свой претендент – чужой претендент – электорат». Она призвана ответить на вопросы:

как сделать будущее лучше настоящего; почему «свой» претендент мифологизированная картина мира замещает в сознании адресата реальность. Это сформированное отражение реальности призвано организовать нужное адресанту поведение адресата. Поскольку адресант не всегда ( или даже никогда) не обременяет себя необходимостью дать логическую аргументацию действий, к которым он призывает адресата, то можно говорить об изначальной догматичности агитационного предвыборного сверхтекста, а ту картину мира, которую он рисует, можно назвать религиоподобной.

Адресант призывает адресата верить в абсолютные качества констатирующей формулой, отражающей отношения между ключевыми понятиями, выступает в агитационном предвыборном воплощается в совокупности десятков и сотен текстов, ключевая формула также нуждается во многих вариантах, в различных группах конструкций, реализующих одну мифологему. В качестве примера можно привести следующие варианты мифологемы «коммунисты руководят народом» : «партия – наш рулевой», « партия – ум, честь и совесть…», «руководящее ядро», «передовой отряд трудящихся» и т. д.

Тексты, объединенные в агитационный предвыборный сверхтекст, направлены на то, чтобы вызвать у адресата-избирателя конкретное политическое действие. Поэтому, кроме идеологем и мифологем, они содержат, как уже говорилось, императивы, то есть высказывания, выражающие повеление, требование.

Будучи включеными в текст (например, в статью), императивы чаще всего выступают как вывод из всего сказанного, типа: наша партия добивается для народа того-то и того-то, борется с таким-то противником, потому что он может принести такое-то зло. Поэтому голосуйте за нашего кандидата. Императив может оторваться от текста, тогда он функционирует как особый текст - лозунг.

Содержательные характеристики, которые даются лозунгам в императивам. Так, Л.В. Енина отмечает, что лозунг – это «кратчайший и обращенный к максимально широкой аудитории текст» ( Енина 1999.34). Такую же обращенность можно обнаружить и у императива внутри текста. Все характеристики лозунгов, по классификации, данной Л.В.Ениной в работе «Коммуникативная рамка современного лозунга» (лозунг с анонимно обобщенным автором; лозунг с конкретно обозначенным автором и обобщенным адресатом; лозунг с анонимным автором и конкретно обозначенным адресатом) (Енина 1996. 137), могут быть отнесены и к императивам агитационного предвыборного сверхтекста.

Императивы внутри текстов и императивы, функционирующие как лозунги, также фиксируют связи, которые устанавливаются между идеологемами предвыборного сверхтекста (адресат должен голосовать за позиционируемого субъекта, адресат должен требовать каких-то кар контрагенту, адресат должен восхищаться целями, которые провозглашает позиционируемый субъект).

Доля мифологизации в императивах гораздо ниже, чем в мифологемах. Уже говорилось о том, что электорат потребляет мифологизированную информацию, но действие (голосование) производит вполне реальное и власть избранному кандидату также вручает вполне реальную. Потому на уровне предиката в императиве ничего мифологического нет. Да, здесь ирреальная модальность (призыв к желаемому для субъекта действию адресата), но это действие абсолютно реально (в отличие от той «защиты от оккупантов», которую обещал один из кандидатов в губернаторы Брянской области). Потому императивы и должны рассматриваться отдельно от мифологем. Они, кстати, и «прорабатываются»

командой кандидата отдельно, как особая содержательная единица сверхтекста.

1.3. Социальная обусловленность предвыборных стратегий Содержание агитационного предвыборного сверхтекста, о чем уже было сказано, организуется как совокупность идеологем (обозначений позиционируемого субъекта, контрагента, объекта воздействия и цели), мифологем, приписывающих идеологемам определенные признаки в соответствии с выработанным мифом, и императивов, призывающих избирателя к определенным действиям.

Но чтобы эти действия реально были совершены, надо сделать текст воздействующим: адресат должен внять призывам, поверить обещаниям, принять то, что позиционируется сверхтекстом.

Все суждения агитационного предвыборного сверхтекста могут быть донесены до адресата-электората различными способами.

Можно использовать систему логической аргументации, попробовать убедить избирателя, объяснить ему реальные преимущества того или иного претендента. А можно пойти другим путем, заставив избирателя поверить «на слово». Например, В.Н.

Куликов указывает, что «основным средством внушения является слово, причем внушение является воздействием со сниженной аргументацией» (1995.97). О замене аргументации приемами внушения пишет и Н.И. Кондаков. Рассуждая о природе текстов о деятелях культуры и политики, он приходит к выводу, что на первом месте в них стоит излияние оценок, а аргументация фактами сведена к минимуму. Вместо обоснования истинности или ложности рассматриваемого тезиса с помощью объективных аргументов все сводится к положительной или отрицательной оценке личности человека, утверждение которого поддерживается или оспаривается (1971. 235 – 236).

Если учесть, что действительность в предвыборном сверхтексте мифологизируется, нетрудно понять, что тенденция к внушению превалирует над тенденцией к логическому доказательству. Еще в «избирательная толпа» характеризуется слабой способностью к рассуждению, отсутствием критического духа, раздражительностью, легковерием и односторонность» (Психология масс 1998.108).

Представляется, что массы избирателей в трех рассматриваемых избирательных кампаниях, несмотря на различие исторических условий, были в одном отношении очень похожи друг на друга.

Признаком, сближающим их, была политизированность. Это качество к концу 90-х годов ХХ века пошло у российской избирательской массы на убыль, не случайно «устроители»

кампаний почувствовали нужду в новых технологиях. Но политизированность масс в трех рассматриваемых кампаниях обусловила, на наш взгляд, и сходство стратегий воздействия.

Нужно коротко сказать об источниках политизированности масс.

Выборы во вторую Государственную Думу проходили в условиях революционного взрыва. П.Б. Струве так характеризует этот период:

«Две всеобщие стачки с революционным взвинчиванием рабочих бессмысленных и жалких, московское восстание, которое было гораздо хуже, чем оно представилось в первый момент, бойкот выборов в первую думу и подготовка (при участии провокации!) дальнейших вооруженных восстаний, разразившихся уже после терроризировать и в конце концов смести власть. Власть была, действительно, терроризирована. Явились военно-полевые суды и бесконечные смертные казни. И затем государственный испуг превратился в нормальное политическое состояние, в котором до сих пор пребывает власть, в котором она осуществила изменение избирательного закона, - теперь потребуются годы, чтобы сдвинуть страну с мертвой точки» (Струве 1991.161). Стремительность пробуждения масс к политической жизни на рубеже веков отмечает Л.Люкс. Даже террористические акты, совершаемые народниками, «не сумели встряхнуть эксплуатируемые массы» (Люкс 1993.67), а через два десятилетия уже рушится концепция Победоносцева, убежденного, «что русский народ сохраняет абсолютную верность царю» (Там же).

установившуюся после революции 1905 года, как «столыпинский бонапартизм», лавирующий между основными политическими силами общества и пытающийся на этой основе провести умеренные реформы, обеспечивающие сохранение существующего строя в неприкосновенном виде. Реформистские подвижки сочетались с террористическим преследованием революционеров, запретом и ограничением рабочего движения и профсоюзов, реакционным наступлением на права и свободы граждан в целом» (История политизированность масс вполне естественна.

Избирательная кампания 1937 года также проходила в условиях и крайней политизации жизни, и тоталитарного террора. В декабре 1936 года принята Конституция СССР, как провозглашено, построившего основы социализма, и на основе этой конституции пропагандистский нажим испытало общество в процессе подготовки к принятию Конституции. Полным ходом идет модернизация, особого, конечно, типа. Высказывается мнение, что сталинизм «был и войдет в историю как интернациональный способ модернизации страны, как крайне жестокий, варварский метод первоначального накопления и индустриализации, маскируемый марксистсколенинской фразеологией о «первой стране социализма», идущей в одиночку от отсталости к прогрессу, от невысокого уровня капиталистического развития к коммунизму при враждебном внутренней и внешней борьбы с «классово чуждыми силами»

партийно-государственного аппарата с репрессивными органами;

абсолютизация политических приоритетов в жизни общества, государства над обществом; решение объективно назревших бюрократии» (История России в вопросах и ответах 1997.217).

Это время жесточайших репрессий. И вместе с тем это время оформления культа личности Сталина. «Миллионы людей стали жертвами сталинизма, но миллионы извлекли из него выгоду и потому отождествляли себя с режимом… В значительной степени шовинистические заявления) имела, по-видимому, глубокие социальные корни, ибо в ней находили выражение чаяния, мировоззрение и мещанская культура восходящих и еще не уверенных в себе средних классов и непомерно разрастающегося чиновничества» (Коэн 1989.70-71). Эта смесь политических догм (строительство социализма, борьба с врагами, великий вождь, отец и учитель) внедряется в сознание масс и через средства массовой информации, и на многочисленных собраниях, митингах, заседаниях, конференциях и т.п. В результате «подавляющая масса населения чуть ли не свято верит в основные цели, установки, ориентации, постулируемые партийным руководством» (Гаджиев 1992.20).

1995 год, год выборов в Государственную Думу, для России – время, когда в массах еще не угас интерес к политике. Еще не окончательно наскучили политические акции депутатов в Думе.

Влияет и общая неустойчивость социальной жизни. Главная причина этого видится в резкой смене политических векторов, приведшей к идеологическому потрясению в сознании широких масс. А.С. Панарин в работе «Философия политики» ставит вопрос о возможности общества «вынести иронию деидеологизации без разрушительной деморализации» (1996.116). На трудности в непростом процессе быстрой смены экономических и политических формаций указывает и А.Г. Здравосмыслов в работе «Социология конфликта. Россия на путях преодоления кризиса». Он пишет: « То, что представлялось ранее значимым и важным, перестало быть таковым в условиях ценностного кризиса, который проявляет себя во всех областях жизни как кризис рациональности. Именно это обстоятельство и выступает основанием для весьма распространенных оценок состояния умов в обществе: общество в целом представляется сумасшедшим» (1995.133).

Немалую роль в поддержании этой неустойчивости играют средства массовой информации, характеризующиеся в первую очередь речевой агрессией. «Речевая агрессия, - пишут Н.А. Купина и Л.В. Енина, - характеризуется императивной, эмоционально напряженной, психологически сдвинутой позицией автора речи, в том числе автора коллективного, настойчивым стремлением к достижению коммуникативного результата с помощью суггестивных вербальных и паралингвистических средств, среди которых могут быть и непозволительные с точки зрения системноязыковых, стилистических, этических, жанровых норм и правил»

Л.М. Майданова в статье «Агрессивность и речевая (1997. 26).

агрессия» (Речевая агрессия 1997) пишет о том, что, используя различные приемы речевой агрессии, автор может прямо призывать адресата своим материалом к агрессивным действиям против предмета речи; своим представлением предмета речи вызывать или поддерживать в адресате агрессивное состояние; агрессивно вводить предмет речи в сферу адресата и побуждать его совершить неагрессивное, но прямо или косвенно выгодное адресату действие (См. также Шкатова 2001.331-332).

Е.И. Шейгал (1999а) вводит для характеристики речевых стратегий, применяемых авторами политических текстов, термин «вербальная агрессия». C аналогичных научных позиций выступает и другой исследователь – В.Г. Байков (1988), использующий термин “манипулятивная семантика”.

А.К. Михальская рассуждает об агрессивном речевом акте как об «инструменте создания и поддержания социальной иерархии». При этом она указывает, что к речевой агрессии обычно обращаются при различии в социальном статусе агрессора и жертвы, чтобы добиться от последней повиновения или управляемого поведения (1996.165).

Когда в этих условиях (неважно, какой это год – 1906, 1937 или 1995) появляется агитационный предвыборный текст, он не может не быть манипулятивным. Известный ученый теолог о.А. Кураев, пишет, что “СМИ заставили людей верить без веры” (1992.14). О возможностях СМИ оказать “ненасильственное давление на решения потенциального избирателя” см.: Шарп 1992.30). О массированном применении в СМИ приемов манипулирования психикой читателя в политических целях пишут также Р.Бринкман и Р.Кершер (1996), указывающие на то, что “чем более абсурдна с точки зрения здравого смысла идеологическая концепция, выстраиваемая тем или иным политиком, тем более многоголосым должен быть хор средств массовой информации” (Бринкман, Кершер 1996).

предвыборных текстах, американский исследователь Брендан Брюс пишет, что для организаторов предвыборных кампаний «важно, для кого именно работает данный объект (партия, лидер, поп-певец), почему нужно быть заинтересованным в выборе именно его.

Поэтому законом позиционирования становится первичность преимуществ над просто характеристиками» ( Bruce 1992. 87).

Ни в одной из кампаний не наблюдается конструктивной полемики. Как отмечает А.П. Алексеев, у СМИ всегда «имеется аргументации как софистическую или эклектическую, что освобождает ее оппонента от серьезного, беспристрастного, просто аргументированного спора следует попытка ответить «дамскими»

аргументами, наклеиванием ярлыков, иррелевантными доводами (Там же. 40). С такой позицией согласен Н.П. Прошунин, указывающий, что «опровержению подлежат аргументы, факты, заявления, а не тайные побуждения» (1985.230).

Особое значение имеет и малодоступность разнообразных источников для большинства населения. Конечно, широкие слои населения в 1906 году не могли читать все основные печатные издания и сравнивать информацию, в них содержащуюся. В году о разнообразии информации вообще говорить не приходилось.

Все источники сообщали населению по сути, а иногда и буквально, одно и то же. В наше время на значительной части территории России функционирует лишь один теле- и радиоканал. В работе «Как победить на выборах» А. Н. Жмыриков указывает на необходимость для победы обеспечения «строгой дозированности информации» (1995). Эту особенность условий, обеспечивающую успешность манипулирования, хотя и в другой сфере, отмечает К.

Пакер, изучавшая методы идеологической обработки американских солдат. Она считает, что для достижения наибольшего эффекта нужно обеспечивать применение речевых стратегий при гарантированной недоступности для обучаемых иной информации, особенно газет и телепрограмм. При ограничении доступа внешней информации, указывает она, «запоминаемость идеологических формул новобранцами резко повышается» ( Paker 1996.194).

Особенно наглядно проявляется результат и механизм такого манипулирования при выдвижении лидера, «отца нации». К.

Лоренц, рассуждая, в каких случаях демагогия и манипулирование мнением человеческих масс оказываются наиболее эффективными, пишет: « В раздражающих ситуациях, которые наилучшим образом вызывают воодушевление и целенаправленно создаются демагогами, прежде всего должна присутствовать угроза высоко почитаемым ценностям. Враг или его муляж могут быть выбраны почти произвольно, и – подобно угрожающим ценностям – могут быть конкретными или абстрактными…Во-вторых, к раздражающей ситуации такого рода относится и по возможности увлекающая за собой фигура вождя, без которой, как известно, не могут обойтись даже самые антифашистски настроенные демагоги…» (1992. 27-28).

социального и психологического беспорядка и напряженности всегда вызывает потребность в «спасителе», причем эта потребность может проявляться и на индивидуальном и на коллективном уровне»

(1996.141).

Все сказанное во многом объясняет появление на политическом горизонте так называемых «харизматических» лидеров, спасителей нации, отцов народа, единственно возможной альтернативы Злу.

Наличие лидеров такого типа позволяет вести предвыборную императивах, подменяющих нормальную аргументацию, обращенных к мифологизированному сознанию избирательских масс.

О парадоксальном влиянии средств массовой информации на результаты президентских выборов пишет бывший пресс-секретарь президента Ельцина В. Костиков. Он указывает, что эффективность влияния СМИ на избирателей столь велика, что «харизматический лидер выигрывает и сохраняет власть вопреки всем совершаемым им ошибкам, часто вопреки здравому смыслу» (1997.171). Это, по мнению автора, происходит оттого, что в политическом споре, выплеснувшемся на страницы средств массовой информации, имеющих многотысячные тиражи и четкую экономическую и политическую ангажированность, качественная аргументация непогрешимого лидера, отражающего природу нации, лидера, чьи недостатки являются продолжением его достоинств.

Краткосрочность предвыборной кампании, отсутствие традиций политической культуры и ряд других факторов делают возможным манипулирование общественным мнением в больших масштабах. О манипулирующих свойствах политических текстов пишет и Г.Г.

Почепцов. Он указывает на то, что «текст в широком смысле, который пишет «лидер» своими выступлениями и поступками, опубликованными в средствах массовой информации материалами, стремится расшириться на новые области, захватить новые каналы коммуникации, чтобы обязательно дойти до каждого» (1999.44).

В рассматриваемых кампаниях избирался не лидер государства, но каждый из субъектов позиционировался в общих чертах, повторяя эту картину, представая в виде «маленького лидера», претендующего на часть политического пространства (место в законодательном органе государства). Каждый из этих субъектов старался вызвать некое воодушевление вокруг своей персоны, предстать спасителем от каких-то бед, расширить границы своего «текста».

Текст, представляющий собой набор мифологем и императивов, мифологизированной картине действительности, поступая к политизированной массе, должен быть направлен на внушение, а внушение происходит на том или ином эмоциональном фоне.

«Массы нечувствительны к рассудочным доказательствам, - пишет С.Московичи,- а любая дискуссия подрывает доверие к власти эмоционального фона – важнейшая задача создателя сверхтекста.

Не может быть единой эмоциональной окраски сверхтекста. В наше время не случайно звучат слова о том, что люди устали от выборов. Эта усталость не от того, что человек прогулялся до избирательного участка. Усталость появляется потому, что на общество обрушивается лавина информации, связанной с одновременным, очень громким восхвалением и обличением одних и тех же лиц и групп и однообразным восхвалением избирателя за прямо противоположные действия.

Кампании конца 90-х годов ХХ века – начала ХХI века по эмоциональному рисунку очень отличаются от рассматриваемых кампаний. Потоки компромата вызывали у избирателей, скорее всего, чувство брезгливости, отвращения, злорадства, и все это нередко оборачивалось срывом выборов. Мотивом было: «я не хочу возиться в этой грязи».

Рассматриваемые кампании по эмоциональному наполнению были совсем иными. Они как бы (именно как бы, но все-таки) политически просвещали избирателя. Исследуемые сверхтексты характеризовали позиционируемых субъектов как носителей высоких социальных ценностей, контрагент должен был вызывать у избирателей страх. Избиратель при этом всегда изображался как приверженец высоких социальных ценностей. Таким образом, сверхтекст реализовывал цели восхваления субъекта, восхваления и устрашения адресата. Цель определяет стратегию организации текста.

Понятие речевой стратегии широко используется в современной лингвистике. При этом не в каждой работе оно получает определение. Если же определение дается, оно в ряде случаев плохо стыкуется с обыденным пониманием стратегии и никак не отграничивается от понятия тактики. В монографии О.С. Иссерс вначале дается такое определение: «Речевая стратегия представляет собой комплекс речевых действий, направленных на достижение коммуникативных целей» (Иссерс 1999.54). Возьмем только два толкования нетерминологического значения этого слова: «искусство планирования руководства, основанного на правильных и далеко идущих прогнозах» (Современный словарь иностранных слов 1992.

582-583); «искусство руководства чем-либо, ведения борьбы с чемлибо» (Словарь иностранных слов и выражений 2000.593). Прежде всего обращает на себя внимание обозначение родового признака понятия – «искусство». Оно сразу относит стратегию к разряду нематериальных явлений, то есть это не «совокупность каких-то действий». Затем в первом определении подчеркивается связь стратегии с планированием и прогнозированием, то есть с постановкой целей. В определении речевой стратегии эта семантика сохраняется. Если понимать стратегию как «комплекс действий», то невозможно ограничить ее от постоянно ей сопутствующего понятия тактики, которое трактуется как «приемы, способы достижения какой-либо цели» (Современный соварь иностранных слов С.593). В той же работе О.С. Иссерс позднее дается другое определение речевой стратегии: «это план комплексного речевого воздействия, которое осуществляет говорящий для «обработки» партнера» (Там же. 102). Здесь вносится новый родовой признак, который уже не противоречит нетерминологическому значению слова и четко отделяет данное понятие от понятия тактики.

Именно через признак «материальное/нематериальное»

коммуникативной стратегией он понимает «совокупность запланированных говорящим заранее и реализуемых в ходе коммуникативного акта теоретических ходов, направленных на достижение коммуникативной цели». Тактика при этом понимается как «совокупность практических ходов в реальном процессе речевого взаимодействия» (Клюев 1998.11).

Гораздо раньше разработанная концепция стратегической обработки дискурса также подчеркивает планирующую функцию стратегий. «Применяемые стратегии похожи на эффективные рабочие гипотезы относительно правильной структуры и значения фрагмента текста; дальнейший анализ может их и не подтвердить»

(Дейк, Кинч 1988.164).

Работа стратегии описывается, например, так. В нашей семантической памяти хранятся «традиционные, организующие «глобальное содержание текста» (например, рассказа, активировать релевантную суперструктуру из семантической памяти сразу же после появления в тексте или контексте первого стимула»

(Там же. 169). Та же функция стратегии, как показывает Т.А.ван Дейк, реализуется и при создании текста: «Стратегия в общих чертах – это характеристика когнитивного плана общения, которая контролирует оптимальное решение системы задач гибким и информации о соответствующих (последующих) действиях других участников коммуникации или о локальных контекстуальных ограничениях на собственные (последующие) действия» (Дейк 1989.274). Вероятно, то, что в отечественной традиции называется тактикой, ван Дейк обозначает словом ход: «Ход можно определить как такую функциональную единицу последовательности действий, которая способствует решению локальной или глобальной задачи взаимодействия может иметь общую стратегию быть добрым или вежливым, и она будет влиять на каждый ход в некоторой последовательности действий» (Там же. 273).

описывается в литературе. Ван Дейк, как было сказано, называет стратегии быть добрым или вежливым. Т.Ю. Лебедева пишет о том, что для обеспечения управляемости личности и общества средства массовой информации и конкретные авторы публикаций с разной степенью успеха реализуют «стратегию близости» ( 1993.24). Г.Г.

Почепцов указывает на наличие в предвыборных текстах стратегий «памяти» и «надежды» (1999.102). Е.М. Верещагин, Р. Ройтмар и Т.

Ройтер указывают на реализацию в текстах тактики «призыва к откровенности», помогающей добиться от адресата тех или иных политических результатов (1992). Эту же проблему исследует в своих работах Т.Г. Винокур. Она пишет об определенных языковых «шаблонах», используемых для эмоционального воздействия на аудиторию (1993.24). В.И. Шаховский и М.Р. Желтухина в речевом портрете политика выделяют стратегии властного подавления, дискредитации, отстранения, сотрудничества, приспособления, уступки (1999.101-114). Е. Горина пишет о том, что «любое СМИ имеет свою экспрессивно-стилистическую модель, в которой аудиторию» (Горина 2001. 142). Среди наиболее типичных стратегий автор называет дискредитацию, издевку, обвинение. На кампаниях указывает и И.Борисенко (2001) (См также Шкатова 2000.200-201).

Стратегические цели Г.Г. Почепцов описывает как стремление к изменению коннотативного значения объекта для субъекта, формированию общего эмоционального настроя, к перестройке категориальной структуры индивидуального сознания, к внедрению в нее новых категорий (Почепцов 1987.47).

В агитационном предвыборном сверхтексте в первую очередь преследуется цель создания отношения к позиционируемому положительное отношение, ко второму отрицательное. Как уже говорилось, для достижения этих целей в условиях предвыборной борьбы мало пригодны методы логического убеждения. На первый план выдвигается мощное эмоциональное давление. Но на какие эмоции «давить»? Во всех трех кампаниях наблюдалось стремление напугать избирателей кознями контрагента, превознести позиционируемого субъекта как спасителя от всех этих бед и восхвалить адресата за умение разбираться в том, кто есть кто.

Организаторы предвыборной кампании стремятся разделить избирателей на «своих» и «чужих». При этом «своих» нужно всячески привлекать и их круг должен быть максимально расширен.

«Чужих» необходимо показывать в самом невыгодном свете, ассоциируя их с чем-то категорически неприемлемым для большей части электората. Понятно, что для привлечения «своих» надо строить стратегии с учетом сложившихся у избирателей моделей восприятия. Таковыми стратегиями являются стратегии устрашения, лести и самовосхваления.

Суть стратегии устрашения состоит в том, чтобы пугать избирателя различного рода катаклизмами, которые могут иметь место в случае победы «чужих». Для этого могут быть использованы как ассоциации с уже произошедшими в истории событиями (большевизм, раскулачивание, красный террор, репрессии, голод, война, тотальный дефицит и т. д.), так и рассказы о гипотетических катастрофах ( ядерная война, межнациональные распри и т. д.).

Стержень стратегии страха состоит в формуле «если победят «чужие», будет беда».

Стратегия самовосхваления предназначена для того, чтобы показать избирателю, что именно данная партия (политическая группа, общественное движение и т. д.) является лучшей и единственно приемлемой для его выбора. Для этого проводится сравнение с «другими», в результате которого «своя» партия выглядит заведомо предпочтительнее.

Для реализации этих основных стратегий активно используются различные языковые средства: окрашенная лексика, ярлыки, эвфемизмы, маркированные приставки и т. д.

Стратегия лести призвана объяснить избирателю, в силу каких причин он является «своим». Обычно для этого используется обращение к патриотическим, гражданственным чувствам избирателя («настоящий россиянин сделает достойный выбор», «выберем ради светлого будущего страны»), апеллирование к «интеллигентному человеку понятно…»), призыв к семейным традициям («за это отдали жизнь наши отцы и деды») и т. д.

Выводы:

1.Агитационный предвыборный сверхтекст представляет собой сверхтекст особого рода, обладающий думя ступенями интеграции:

высшая ступень обусловлена рекламной схемой, представляющей собой пропозицию, отражающую элементы предвыборной ситуации;

низшая ступень обусловлена мифологизированным варьированием рекламной схемы в соответствии с предвыборными концепциями борющихся сторон.

представлены в сверхтексте как ключевые понятия – идеологемы (позиционируемый субъект, адресат, контрагент, цель, антицель).

3.Содержание идеологем и отношения между ними выражаются с помощью ключевых формул сверхтекста – мифологем, которые реализуют предвыборный миф, создаваемый каждой из борющихся сторон.

4.Предвыборный побудительным значением – императивы, степень мифологизации которых ниже, чем у мифологем.

5.Воздействующий сверхтекста обеспечивается реализацией стратегий устрашения, рассматриваемых текстовых массивах в силу высокой степени политизированности масс, участвовавших в данных избирательных кампаниях (в дальнейшем в действие вступают иные технологии манипулятивного воздействия на электорат).

Глава 2. Идеологемы агитационного предвыборного сверхтекста 2.1. Понятие идеологемы составляющих современного политического языка (Баранов, Казакевич 1991.11). Своеобразие функционирования слова в этом дискурсе постоянно отмечается исследователями, предлагающими для явления различные обозначения.

В свое время Г.Лебон отмечал, что «на человека толпы оказывают наибольшее воздествие два фактора: заражаемость и внушаемость, передаваемые через эмоциональную лексику» (1995.225).

Внушаемость обеспечивается вовсе не системой логических доказательств. «Утверждение тогда лишь оказывает действие, когда оно повторяется часто и, если возможно, в одних и тех же выражениях» (Психология масс 1998.75). За век с лишним, по крайней мере, в агитационном тексте мало что изменилось. Попрежнему тысячи раз почти одними и теми же словами надо повторить несколько изобретенных командой кандидата идей.

Первой опорой такого повторения являются слова, воплощающие инвариативный смысл агитационного текста «избиратель, выбери меня, а не моего противника, чтобы была достигнута такая-то цель».

Эти единицы составляют часть того класса особых лексических единиц, которые обслуживают политический дискурс и которые, как уже говорилось, по-разному называются в литературе.

В статье 1972 года, переработанной для русского издания года, «Соотношение языка и политики как предмет исследования социальной эффективности языка с позиций марксизма-ленинизма»

существование «специального словарного состава политической терминологии» (Шмидт 1979.71). «Общим признаком политической лексики, как марксистско-ленинской, так и буржуазной, - пишет автор, - является ее идеологическая обусловленность. Я понимаю под этим семантическую детерминированность слова, вытекающую из его принадлежности к специфическому словарному составу определенной идеологии или идеологического варианта и из его роли в этом словарном составе. Так, например, каждый из звуковых комплексов демократия, свобода, империализм представляет собой два омонима, относящихся к марксистско-ленинской и буржуазной идеологии; их различные значения зависят от принадлежности к той или другой системе идеологической лексики и от их роли в ней»

(Шмидт 1979.74. Об общественно-политической терминологии и общественно-политической лексике см.также: Крючкова 1989).

А.А Стриженко, отмечая, что «каждое политическое направление формирует определенное «языковое поле» (1988.7), выделяет в нем такие единицы, как ключевые политические термины и символы (мифы). На наличие «конденсированных символов» в пропаганде «коммунизм», «агрессия» и «свобода» показывает, как лексическая пропагандистского дискурса. Для этого в первую очередь выхолащивается «реальное конкретно-историческое, социальное и стереотипами» (Пароятникова 1988.110). Большое внимание уделяет эмоциональные коннотации ( О воздействующих на поведение человека «политических словах-символах» см. также: Шампань 1996.73. О «словах-символах» на примере прозы М. Горького см.:

Карпенко 1968. 64-76).

политического дискурса является слово «идеологема». Хотя лингвистике, единое его понимание еще не выработано. В ряду «эмических» единиц (фонема, семема) А.Нойберт предлагает проявляющийся в языковых единицах». Далее он уточняет: « Понятие идеологемы представляет собой абстракцию, которая приводит к общему знаменателю то, что различно в языковом отношении, но подлежит совмещению в общественном плане»

привелегированное положение в общественной коммуникации»

“sozialistisch”. Далее называются, например, Arbeiterklasse, Partei der Arbeiterklasse. Это позитивные обозначения, которые вступают в новые морфологические (словообразовательные) и синтаксические (фразеологические) сочетания. Они свидетельствуют (в рамках контекста) о социалистическом характере нашего государства, которое, как сказано в нашей социалистической Конституции, “является политической организацией трудящихся” … На основании такого их положения в общественном сознании эти лексемы трансформируются в идеологемы” (Нойберт 1979.62,63).

Процесс трансформации слова в идеологему подробно показан в работах Н.А. Купиной. Это “идеологизация слов с помощью догматических добавок: на традиционную семантику слова искусственно накладываются идеологические смыслы» (Купина 1999.14). Результаты такой идеологизации в русском языке, по мнению Н.А. Купиной, отражены в «Толковом словаре русского языка» под редакцией Д.Н. Ушакова. Формой отражения являются особые приемы использования лексического значения слов. Как идеологемы рассматриваются «лексические единицы, семантика которых включает идеологический микрокомпонент, то есть цельную, развернутую, достаточно самостоятельную часть словарного толкования и/или набор качественно новых для русского языка идеологизированных контекстов (от словосочетания до развернутого высказывания), рекомендуемых Словарем в качестве Аристократизм//Благородство, изящество (в дворянско-буржуазном обществе) или: Закат. З.перен. Конец жизни, гибель. Закат буржуазного строя (Там же. 11,12).

исследовании Н.Н. Ромашова. Анализируя демагогические тексты 1917-1922 года, он показывает, что, например, «идеологема вредительства имеет прямые лексические сигналы: вредить, вредитель, вредительский, вредительство, саботаж, саботажник, саботажный, саботажничать» (Ромашов 1995.9).

В отдельных случаях единицы, фигурирующие традиционно как идеологемы, называются мифологемами, как, например, слова «демократия», «свобода» в одной из публикаций «Политического дискурса» (Базылев, Сорокин 1997.63). В настоящем исследовании термин «мифологема» используется в ином значении (см.след.

главу).

Идеологему можно соотнести с так называемыми ключевыми словами, как это понятие разработано в монографии Л.Н.Мурзина и А.С.Штерн «Текст и его воприятие». Одним из средств реализации цельности текста является, как отмечает А.С.Штерн, набор ключевых слов, представляющих собой «смысловые вехи текста»

(Мурзин, Штерн 1991.73). В качестве сигналов ключевого слова выделяются: его позиция актанта или предиката, положение в тексте (начало, заголовок), отношение к теме и реме. Так, в сказке «Курочка Ряба» выделены такие ключевые слова: дед, баба, курочка, яичко, золотое, мышка, разбилось (Там же.86). В работе С.К.

Рощина «Психология и журналистика» подобные единицы названы «словами-индикаторами». Их функция характеризуется так: «Язык на только выражает мысль, но и определяет зачастую, как эта мысль будет понята. Большую роль в этом отношении могут сыграть отдельные слова, которые занимают в тексте как бы особое положение и создают определенную установку на его понимание и интерпретацию» (Рощин 1989.141).

А.С. Штерн рассматривает один из способов описания ключевых слов. В предложении «Это совершенно мертвый мир, безжизненная скалистая пустыня» в качестве ключевого слова выделили: мертвыйиспытуемых, мир – 4, безжизненный – 8, скалистый – 1, пустыня – 7. Вся группа этих слов объединялась ключевым словом «пустыня»

с суммарной частотой 25». А.С. Штерн так оценивает этот вывод:

«На наш взгляд, это уже вовсе не ключевые слова, а ключевые денотаты или даже ключевые ситуации» (Мурзин, Штерн 1991.79).

Если бы по какой-то причине слово «пустыня» получило в этом тексте идеологическое приращение, его вполне можно было бы назвать идеологемой. Концептуальный характер идеологемы подчеркивает и А.Нойберт, когда характеризует идеологему «социалистическая система хозяйствования» как «комплексную многоступенчатую систему лексем» типа «план», «хозрасчет на «отрасли, определяющие структуру экономики» и др. (Нойберт 1979.64).

Таким образом, в рамках данного исследования идеологему предвыборного сверхтекста, реализуемый словом или группой слов, обеспечивающую смысловую целостность сверхтекста. Как уже указывалось, эти единицы отражают элементы предвыборной ситуации – ее участников и их цели.

качествами. Во-первых, это оценочные единицы. Политический дискурс в целом и предвыборный в частности направлены на защиту одних ценностей и на ниспровержение других. Поэтому идеологема всегда выступает в ореоле положительной или отрицательной оценки. В.Шмидт, например, пишет: «…каждый из звуковых комплексов демократия, свобода, империализм представляет собой два омонима, относящихся к марксистско-ленинской и буржуазной идеологии» (1979.74). Оценка «наш - не наш» сопровождает идеологему в разных случаях ее употребления. Т.Б. Крючкова разновидностей интеллектуальной оценки» и «производится с позиций интересов того или иного класса» (1989. 66,67). «При идеологическом рассмотрении основной критерий – «выгодно» или «невыгодно» данному классу» (Там же.67). Во-вторых, значение идеологем характеризуется как абстрактное и расплывчатое (См.:

«обеднение денотативного значения» (Стриженко 19988.15).

действительности именно эта игра с различными компонентами слова и происходящими с ним процессами всегда эксплуатировалась в риторике, политической демагогии, а также в поэзии. Язык рекламы – это пример того, как референциальный компонент растворяется и уходит на задний план, а эмотивные компоненты в особенности позитивные эмоции, активно эксплуатируются»

(Блакар 1987.97).

В данной главе будет описана оценочная окраска идеологем агитационных предвыборных сверхтекстов трех периодов. Анализ мифологем в следущей главе позволит охарактеризовать их присутствующие в текстах всех исследуемых нами предвыборных кампаний, можно назвать общими, а использованные в текстах отдельных кампаний – локальными.

2.2.Общие сверхтекстов схематично можно сформулировать так: мы (наша партия или сторонники данного кандидата) хотим получить политическую власть для защиты демократии, свободы народа, для построения коммунистического и т. д.) общества. Поэтому мы боремся с такими-то врагами, за которых не нужно голосовать. Таким образом, большевики, коммунисты, демократы), со значением адресата (народ, трудящиеся), со значением контрагента (враг), со значением цели (демократия, социализм, свобода).

Идеологемы с этими значениями есть во всех предвыборных сверхтекстах. При этом важно отметить, что ряд идеологем являются однооценочными, то есть во всех текстах имеют одно, амбивалентными, то есть обладающими способностью менять свое значение от негативно-оценочного до позитивно- оценочного в зависимости от того, кто является адресатом и адресантом конкретного текста, то есть от авторской позиции. Общими для всех изучаемых сверхтекстов являются следующие идеологемы:

демократия (демократ), народ (массы), политика, коммунизм (социализм), большевизм (большевики), свобода, капитализм, буржуазия, враг.

Оценочность идеологемы, как отмечает А.Нойберт, можно установить «на основании валентности или совместимости данной лексемы с другими лексемами, с одной стороны, и – на более высокой ступени валентности соответственно принятой идеологемы по отношению к другим идеологемам» (1979.63).

Таким образом, знак оценки будет зависеть от того, в связи с какими другими идеологемами употреблена данная и какие слова сочетаются с реализующим ее словом в контексте. Система идеологем, в которой устанавливается их оценочная окраска, реализуется в концепции предвыборной платформы каждой стороны. В работе, однако, будет проанализирован не широкий, а только ближний контекст идеологем, который проявляет их оценочность, заданную концепцией. Многократно повторенная, эта оценка закрепляется в памяти адресата.

производные, синонимические средства, если они отмечены в материале, примеры словоупотребления, краткие комментарии и ассоциативные элементы, приведенные в словаре А.Н. Баранова и Ю. Н. Караулова “Русская политическая метафора” (1991) и подтверждающие оценочную окраску единицы.

Рассмотрим употребление каждой из идеологем в текстах предвыборных кампаний.

демократия.- Народовластие, одна из основных форм правления, социальной и политической организации общества, государства и власти, обычно связанная с республиканской формой государства ( Политология. Энциклопедический словарь.1993. 92);

одна из форм политической, государственной власти, для которой характерно участие граждан в управлении, их равенство перед законом (Краткий словарь по философии. 1970. 65).

Оценочные коннотации :

Негативно в большевистской и левой печати 1906-1907 гг.):

«какой-нибудь христианский демократизм» (I-6), «конституционное хныканье наших демократов» (I-8), «заискивающая кадетская демократия» (I-10), «демократия господ Милюковых и Гучковых»

(I-10), «свойственные кадетам претензии на демократизм» (I-7), «трудовики закабалит рабочий класс и лишит его остатков прав, кровью завоеванных в 1905 году» (I-15), «буржуазный демократизм неприемлем для истинного классового борца» (I-20). Отрицательная оценка обусловлена контекстом, включающим в себя имя «врага» – политического противника.

«Уральский рабочий не голосует за позорную и лживую демократию» (I-23). В контексте адресата оценка выражена с помощью оценочных определений. Без такого определения в тексте возникает смысловая неполнота.

Позитивно в большевистской и левой печати: «только рабочая социал-демократическая партия осуществляет демократизм на деле»

(I-10).

включающем имя субъекта предвыборной кампании (социалдемократическая партия).

Позитивно в либеральной кадетской и октябристской печати 1906- 1907 гг. : «освященная монархом и Богом демократия» (I-1), «просвещенный демократизм» (I-19), «демократия станет одним из столпов России» (I-25). Положительная коннотация возникает в контексте, включающем оценочные определения и наименования высших ценностей (Россия, царь, Бог).