«ОБВИНЯЮТСЯ В ДОБРОТЕ РАССКАЗЫ И ПОВЕСТИ Киев — 2006 Директор издательства А. Л. Горобец Редактор А. Л. Горобец Художественный редактор Ф. И. Тацкий Компьютерная верстка А. Л. Саржинский Программное обеспечение ...»

ФЕЛИКС ТАЦКИЙ

ФЕЛИКС ТАЦКИЙ

ОБВИНЯЮТСЯ В ДОБРОТЕ

РАССКАЗЫ И ПОВЕСТИ

Киев — 2006

Директор издательства А. Л. Горобец

Редактор А. Л. Горобец

Художественный редактор Ф. И. Тацкий

Компьютерная верстка А. Л. Саржинский

Программное обеспечение QuarkXPress 5.0

Корректор Ф. И. Тацкий

Подписано к печати 27.09.2006 г. Формат 70х100 1/16 Бумага офс. 65 г/м2. Гарнитура Lazurski. Офс. печ.

Усл.печ.лист. 36,96. Тираж–3000 экз. Зак. 304 Отпечатано в типографии “СВІТ Ф” Тел.: 451 46 61 E mail: [email protected] Книга изготовлена издательством ЧП “Горобец” В книге Ф. И. Тацкого помещены его рассказы и повести «Обеденный перерыв», «Обвиняются в доброте», «Встречи с собой», «Личность», посвященные морально этическим проблемам, философским размышлениям героев о жизни, о месте человека в ней. Они отличаются лиричностью и афори стичностью, высокой духовностью, юмором и элементами гротеска. Рассказы и повести многоплановы, затрагивают раз ные стороны человеческого бытия: нравственные проблемы, противостояние добра и зла, темы Великой Отечественной войны, взаимоотношения людей в быту и на производстве, отношение человека к природе и животным.

ISBN 966 8508 08 04 (ЧП “Горобец”) Моим родителям посвящаю Автор

ЭНЕРГИЯ ЗАМЫСЛА

Н е было ли у вас, дорогой читатель, ощущения, что, знакомясь с рассказом, повестью или романом, вы порою интуитивно чув ствуете обаяние автора, авторское присутствие и близость с ним через его произведения? И не просто очарование, а неотразимую интеллигент ность, выражающуюся в отношении автора к своим героям, а через них — и к своим читателям. Им автор не позволяет ничего лишнего, а герои как бы представляют создателя произведения и берегут его честь перед чита телем. Именно такие мысли рождаются при чтении рассказов и повестей Феликса Тацкого. Это качество его творчества подтверждается и ориги нальностью повествования, и приемами построения сюжета. Авторская энергия замысла переливается в энергию слова, обворожительно действу ющего на читателя, заставляя его постоянно находиться в состоянии ожи дания чуда от этого слова.

Духовный мир персонажа рисуется им ненавязчиво, без своих определе ний, давая простор читательскому воображению, возможность самому до мысливать ход событий и поведение героев.

Когда рассматриваются многие произведения, особенно раскрывающие вечные темы — взаимоотношения отцов и детей, противостояние добра и зла и подобные им, мы не должны забывать о трех судьбах трех явлений:

писатель, произведение, герой. Они выступают как единое целое. И какие бы направления жизни автор не раскрывал перед читателем, он непремен но коснется как светлых ее сторон, так и трагических. Без трагизма даже счастье неполноценно. А поскольку с годами с высоты опыта человек смот рит более взвешенно и мудро, то и свои личностные характеристики успе хов и поражений оценивает соответственно создавшейся ситуации. И если личные удачи, собственная судьба рассматриваются более спокойно и вос принимаются как должное, то, как определил Михайло Коцюбинский, «трагизм личной жизни часто вплетается в тернистый венок жизни народ ной». Это мы наблюдаем в рассказах и повестях автора.

Родился Феликс Иванович Тацкий 26 сентября 1932 года в городе Ба шанта (Калмыкия), где в это время работал его отец, сам родом с Полтав щины, потомственный хлебороб. Мать — из шахтерской семьи на Днепро петровщине. Иван Кондратьевич — участник гражданской и Великой От ечественной войн, работал директором совхоза, заместителем директора института, в министерствах госконтроля и финансов, других организациях.

Мать — Дора Петровна Февральская, много лет отдала просветительскому труду, в годы Отечественной войны — системе социального обеспечения.

Как человек Феликс Иванович формировался в семье кадрового офице ра, в армейской среде, по прошествии тридцати лет стал писателем. Сам в прошлом офицер, автор сохранил уважительное отношение к армии, ее представителям как к лучшей части общества и государства.

Поколение автора — это дети войны. Они на себе испытали ужасный смысл слов «эвакуация», «оккупация», «похоронка», «без вести пропав ший»… Они воевали, в тылу заменяли старших, затем вместе с ними — вос станавливали разрушенную страну. И сегодня душой, живой памятью при частны к героическим и трагическим дням Великой Отечественной, по мнят свое трудное детство, раннее возмужание. Помнят, конечно, и цифры:

роковые — сорок первый и долгожданные — сорок пятый. Как помнят и песни тех лет. С ними росли и мужали, они помогают и сегодня.

После окончания пограничного училища Феликс Тацкий служил коман диром взвода, заместителем начальника заставы. В двадцать четыре года мо лодой офицер попал под сокращение Вооруженных Сил, был вынужден ме нять профессию, думать о своей новой судьбе. Стремление к познанию, ув леченность историей привели его на исторический факультет Киевского го сударственного университета. Издательская и преподавательская деятель ность помогли в конце концов понять необходимость изложения мыслей на бумаге. И хотя первые его опубликованные произведения увидели свет ко времени достижения им полувекового рубежа, его перо не иссякает, мысли рождают все новые и новые сюжеты, поражающие своей правдиво стью. Такой поздний приход в литературу не редкость. Он может быть объ ясним накоплением опыта, осмыслением жизни и как исход осознанием своего предназначения быть востребованным в слове, в художественном произведении.

Надо отметить, что муза писателя не легкая. По своему характеру трудо любивый, постоянно находящийся в творческом поиске, он не может выпу скать в свет скороспелые произведения. Поэтому выписывает каждую строчку, выискивает слово поточнее, чтобы оно как можно правильнее, ре льефнее выражало замыслы, донесло до читателя его сокровенные мысли, собственный внутренний мир. Стиль изложения характеризует автора, его восприятие, видение жизни, стремление к выстраданной истине. Рассказы и повести издания неотделимы от его создателя. Во многих из них — части ца его внутреннего состояния, душевного склада, выражение себя.

В душе романтик, автор и действительную реальность воспринимает че рез призму романтики, с оптимизмом смотрит в будущее, верит, что люди будут лучше, что творить добро станет для них необходимой потребностью.

На страницах его произведений мы встречаем образы учителей, врачей, служащих, пенсионеров, представителей разных родов войск: артиллерис тов, летчиков, моряков, пехотинцев, пограничников, эпизоды Великой От ечественной войны. Феликс Тацкий — член Международной ассоциации писателей баталистов и маринистов.

Настоящая книга — результат тридцатилетней напряженной работы. В ней отражаются время и явления, в основном, современные, их многочис ленные трудности, проблемы и противоречия. Оставаясь самим собой, ав тор пишет не по заказу, а по совести и требованию души. Если прочтенные рассказы и повести дойдут до сердца читателя, это принесет автору безгра ничную радость, чувство исполненного долга на избранном пути. Создатель книги всегда искренен, его рассказы и повести отличаются правдивостью, лиричностью и афористичностью, высокой духовностью, юмором, элемен тами гротеска. Поэтому западают в душу, вытекают как бы друг из друга, продолжая единую цепь повествования.

Есть у Феликса Тацкого рассказ «Запоздалое призвание», главный персо наж которого Николай Тимофеевич Бондаренко написал небольшое произ ведение и показал его знакомому литератору. Тот одобрил рассказ и спро сил:

— Сколько вам лет?

— Сорок девять.

— Где вы были тридцать лет тому? Такое начинают писать в молодости.

— Виноват, Игорь Александрович, молодой, исправлюсь, — последовал ответ и оба улыбнулись.

Нет смысла скрывать, что в лице Бондаренко автор описал свои похож дения с публикацией первого произведения. Хорошо, что ему встретились мудрые и добрые люди, которые помогли найти свой правильный и един ственный путь в творчестве. В этом же рассказе автор вводит читателя в святая святых — свою работу над словом. Не желая утомлять вас цитатами, все же приведу выдержку, где Николай Тимофеевич рассказывает о радост ных минутах созидания. «Воспоминания о работе над текстом, общение со словом и сам процесс его рождения согревали, приносили большое удов летворение, вызывали какую то особую, неизвестную до этого радость на стоящей полнокровной жизни. Прочувствованное, как бы рожденное зано во, слово постепенно открывалось новыми оттенками и звучанием, из отда ленного становилось близким, живым. Поначалу слово держалось насторо женно, казалось чужим, одиноким, его смущало отсутствие у нового знако мого специального образования, профессионального опыта. Оно дразнило, неожиданно исчезая, и, вскоре, как бы испытывая, появлялось вновь. Мучи тельным оказалось изложение на бумаге собственного мнения. Со време нем пришло понимание, появилось особое чутье слова».

Вообще, рассказ «Запоздалое призвание» является как бы програм мным, объясняющим все творчество Феликса Тацкого, его концепцию ви дения жизни, ее художественного воплощения, его литературного мастер ства.

От книги как изначального источника слова исходят корни многих его рассказов, их сюжеты, житейские коллизии. Прежде всего, это видно в та ких произведениях как «Редкая книга», «Восклицательный знак на курсо вой работе», «Горечь бедного достоинства», «Сторож», «Зачем людям звез ды?» В них автор выносит на суд читателя свое понимание жизни.

Автор верит в будущее, как и в то, что даже Космос не безразличен к людским судьбам: «С тревогой смотрят звезды на Землю, прислушиваются к ее далеким шумам, непогоде, освещая сумерки человеческих душ. Разго няют туман, пробивают черные тучи, нависающие над планетой людей, да рят зори».

Рассказы Феликса Тацкого многоплановы, затрагивают многие стороны человеческого бытия. Это нравственные проблемы («Горечь бедного досто инства», «После некролога», «Исповедь под местным наркозом» и др.), лю бовь («Необыкновенный автограф», «Ксения Ивановна», «Астры»), Великая Отечественная война («Редкая книга», «Вторая встреча с Гретхен», «Доро ги», «О чем рассказывают обелиски»). Рассказ «Негаснущая память» напо минает о наиболее мужественном и трагическом периоде Великой Отечес твенной войны — лете и осени сорок первого года. О достойной смерти в неравном бою безымянных героев. Повествования «Романтиков вечерние раздумья» и «Есть ли Бог на свете?» продолжают мысли автора о современ ной жизни и ее противоречиях, о молодости и любви, о Великой Отечест венной войне, вечных духовных ценностях, о мечтателях и мещанах.

Глубоким лиризмом пронизаны «Рассказы старого лесника». Это не только песнь природе, но и призыв к человеку и человечеству в целом бе речь природу, заботиться о ее сохранении для будущих поколений, возрож дении ее ресурсов. Теплотой и лаской пронизаны рассказы о животных («Малявка», «Доля», «Кошкин дом», «Арчик», «Дворовые кошечки», «Дру жок»). В рассказе «Малявка» выражена интересная мысль о том, что обще ние с животными, братьями нашими меньшими по матери природе, успо каивает людей, снимает нервное напряжение, уменьшает физическую уста лость. Даже лечит. Вообще, тема животных в творчестве Феликса Тацкого может иметь отдельное и независимое развитие.

В книге четыре повести: «Обеденный перерыв», «Обвиняются в добро те», «Встречи с собой»,, «Личность». И здесь автор верен своему жизнен ному выбору. Казалось бы, самые будничные ситуации, в которых обычный человек и не увидел бы ничего примечательного, являются основой сюже тов.

В повести «Обеденный перерыв» действие происходит в течение часа. За время обеденного перерыва главный герой произведения, Виталий Петро вич Мелентьев, встревоженный своей судьбой из за предстоящей реоргани зации как бы проживает жизнь заново. Вспоминает хорошее и невзгоды, которые пришлось пережить. Но автор не ставит своего героя в исключи тельно производственные рамки, а все, о чем он думает, рассуждает видит ся через призму восприятия им этих событий, через его оценки и крите рии, в которых и рассматривается его сущность как работника, человека, гражданина. И все этапы его жизненного пути прошли перед ним, словно на экране. Горько Мелентьеву сознавать, что не все успел сделать из заду манного, однако он верен идеалам своей молодости. Он еще поработает, поскольку «не страшен труд, — страшна бесследность». Герой повести стал кивается с различными ситуациями, семейными и служебными, встречает ся с людьми, по разному оценивающими их. Повесть написана сдержанно, в стиле чувствуется собственный почерк автора, его душевный такт.

«Обвиняются в доброте» продолжает тему «отцов и детей», начатую в предыдущей повести «Обеденный перерыв». Собственно, повесть вся по священа этой проблеме. В семью Константина Архиповича Надийного приходит беда: его взрослый сын Всеволод женится и для того, чтобы иметь отдельную жилплощадь, подает на отца заявление в суд о принудительном размене родительской квартиры. Никакие доводы о том, что это не этично, дико ни к чему не приводят. Постепенно у Надийного открываются глаза на сына, выросшего эгоистом, не признающего никаких духовных ценнос тей. Для Надийного в данном случае рушатся не только привычный семей ный уклад, уют, благополучие, но ставятся под сомнение все устоявшиеся и до сих пор хорошо отработанные этические принципы в семье. Вполне оп равданно много места в повести занимают страницы о воспитании, в част ности, о роли родителей в качестве воспитателей своих детей. Но, вчитыва ясь в повесть, понимаешь, что бытовая драма произошла не только по вине самой семьи Надийного. Просматривается упрек и в сторону института, в котором работает Константин Архипович, и в адрес школы, где преподает Всеволод. В институте не сумели помочь Надийному старшему в решении его проблемы, а в школе никто не интересовался семейными делами На дийного младшего. К сожалению, теоретические рекомендации по воспи танию детей в семье не всегда осуществимы на практике. И сейчас можно встретить подобные случаи.

И еще, как и в других повестях, здесь тоже поднимается тема людей, мыслящих неординарно. Тот же Надийный в конце концов приходит к мысли о своей частичной вине в том, что сын вырос не таким, каким он хо тел его видеть. И в первую очередь из за своей доброты там, где ее не надо было проявлять. Всегда ли оправданы такие действия? Да и с женой у На дийного отношения желают быть лучшими. И кто виноват в их изменении Константин Архипович не может сказать определенно. То ли жизнь так сложилась, что они поостыли друг к другу, то ли на это подействовали раз ногласия с сыном, может, еще какие то причины. Эти вопросы автор пред оставляет решать читателю.

В целом о повести можно сказать, что она психологически едина. Авто ру удалось избежать того положения, когда описание быта заслонило бы са мо произведение. Многие педагоги, прочитав повесть «Обвиняются в доб роте», пришли к убеждению, что ее необходимо было бы рекомендовать для внеклассного чтения и обсуждения старшеклассниками.

Повесть «Встречи с собой» можно считать итогом психологических, эти ческих, моральных проблем в творчестве Феликса Тацкого. Как и в других произведениях, независимо от сюжета, ее основой является внутренний мир героя, его размышления о прошлом, настоящем и будущем, вхождение в сущность персонажей — «встречи с собой». Человек встречается с собой, размышляет о том, что тревожит и волнует живую душу: вчерашнее лучше видится сегодня. Герои повести настойчивы, романтичны. Такие всегда несовременны, не к месту, мешают руководству. Конфликт между принци пиальными людьми и эгоистами, тем более, старшими по должности, неиз бежен. Проблема «неудобных», «трудных» характером, незаурядных лич ностей, столь необходимых для развития общества, которых многие счита ют «неудачниками», у автора является одной из главных тем его творчества.

И здесь возраст, образование, должность не имеют значения. Важно то, как люди смотрят на жизнь, оценивают действия свои и окружающих. Так по ступает и Вадим Петрович Радченко — главный персонаж повести, посто янным собеседником которого стала молодая женщина на портрете в вит рине фотоателье. Мимо нее он проходит ежедневно, следуя на работу и воз вращаясь домой. Лицо женщины радовало искренней теплотой и обаятель ностью, от него веяло красотой, оно дарило лучезарную улыбку. Про себя он так ее и назвал — Радость. Несколько восхищенный тон, который чув ствуется в обращении главного героя к своей собеседнице, не мешает вос принимать все, сказанное им, вполне серьезно.

Превратности судьбы, трудности на работе, семейные неурядицы — все это он пропускает через себя, остро воспринимает боль утрат, ложь, не справедливость, измену друзей, невнимание сослуживцев. Но все эти труд ности Вадим Петрович должен пережить, надеясь на торжество справедли вости. «И все же надо во что бы то ни стало победить отчаянье, преодолеть непогоду, яростно, сцепив зубы, веря в себя, идти вперед. Неприятности, даже их вершины, останутся позади: трудно сказать, сколько их тяжелыми каменными глыбами застыло в нестареющей памяти и на обочинах непро стых дорог его жизни, и скольким моральным крестам с распятиями еще предстоит занять место на них». Таково мировоззрение главного героя по вести и ее автора. Писатель ведет читателя непростыми дорогами Вадима Петровича, с его размышлениями о жизни, справедливости, порядочности и подлости. На его пути встречаются разные люди: фронтовик Наум Вай нер, непосредственный начальник Синяк, школьные друзья и однокурсни ки, бывшие сотрудники Вера Владимировна и Анатолий Николаевич Чука рин. Самые противоположные думы посещают Вадима Петровича при вза имоотношении с ними. Невнимание вчерашних сослуживцев, с которыми он письменно попрощался после увольнения, сообщив им об этом, возму тило его до глубины души. Ведь ответили ему только трое! Значит, осталь ным он был нужен, пока работал, а сейчас — бесполезен. Смерть и похоро ны Чукарина также дали понять, что даже в подобном горе люди проявля ют себя по разному. Иногда кажется, что образ Чукарина чем то дополня ет самого Радченко. Вспоминая об Анатолии Николаевиче, Вера Владими ровна говорит: «Всегда откликался на чужую боль. Его любили подчиненные и не жаловало начальство. Со студенческих лет запомнилось его выражение:

«Зачем делать людям плохо, у нас и так зла достаточно». Таков и Радченко.

Он желает людям добра, хотя зачастую кроме неприятностей за это ничего не имеет. Но такова уж судьба романтиков.

Повесть «Личность» по своему внутреннему настрою, психологическим коллизиям, размышлениям главного героя близка к повести «Встречи с со бой». Ее сюжет — довольно знакомая ситуация, когда подчиненный умнее своего шефа и, что более важно, упрямый, несговорчивый. Не идет на ком промисс с совестью, «имеет свое мнение» и отстаивает его, несмотря ни на что. Даже на то, что может поплатиться и своей должностью, и своим бла гополучием.

Герой повести Божко Степан Иванович слушает начальника невозмути мо, не выдавая своего волнения и отвращения к нему, когда тот говорит:

«Надо предусматривать варианты, обходить острые углы, нужно уметь жить». Подобное отношение к работе, «натаскивание» подчиненного на то, чтобы он «не лез не в свое дело», ставит под сомнение честность самого ру ководителя, его заинтересованность в том, чтобы преступление было рас крыто, а преступник — наказан. Потому что и сам шеф, как выясняется, за мешан в финансовых махинациях. Степан Божко — честный, добросовест ный работник, ему претит подобное двурушничество. Относя своего героя к романтическим, «несовременным» личностям, автор пишет о таких: «Вам не позавидуешь, о трудные, часто схожие и такие разные судьбы стропти вых, с достоинством, неугомонных людей! Любознательны, настойчивы, смелы. Многое не прощается упрямым, не вписывается необычайный мир романтиков в сегодняшний день. Оптимисты, свято верят в добро, разум и неисчерпаемые богатства души человеческой». Повесть насыщена пробле мами морали, чести и достоинства, на которые посягают люди, не знающие, что такое преданность и добросовестное выполнение своего долга. Подыто живая все перипетии главного героя, автор делает вывод: «Есть трава, по ко торой ходят, а она не мнется. Тем и примечательна Личность».

Тем и примечательны рассказы и повести Феликса Тацкого, что не ос тавляют читателя равнодушным, вызывают уважение к таким личностям.

Большинство, прочитав их, возможно, подумает о себе: «А смог бы я так по ступить? А смог бы я так отстаивать свои принципы? Смог ли бы я стать та кой Личностью в подобных ситуациях?» Вопросов много… Иные читатели наверняка могут утверждать, что автор изложил их мысли, хотя они и но сили их в себе, никому не высказывая. Создалось впечатление, будто он пи сал специально для них.

И в рассказах, и в повестях часто вспоминаются юность, становление персонажей как личностей. Показываются довоенный период, годы Вели кой Отечественной войны и послевоенное время. Приходится оно на пре бывание их в комсомоле и в партии. И это вполне понятно. Ведь воспита ние, становление людей старшего поколения проходило в советское время.

Видя то, что происходит сейчас, они невольно многое сравнивают. Крах бывших надежд, экономический кризис, повышение цен и невыплата пен сий, зарплаты, бандитизм, нищета, безработица, детская беспризорность, борьба за власть и невнимание к людям… Оказывается, не все вчера было плохо. Хуже то, что прежний мир разрушили, а нового не создали. А тем временем жизнь проходит. Это, безусловно, больно. Равно как и стремле ние перечеркнуть все прошлое, искажение своей истории, какою бы она ни была.

Творчество Феликса Тацкого не прошло мимо внимания критики. На его произведения опубликованы рецензии. Их авторы единодушны в том, что его книги своевременны, говорят о сегодняшнем дне, раскрывают одну из наиболее постоянных и сложных тем — «отцы и дети» — в самом широ ком смысле этого изречения. В последнее время она мало разрабатывается в художественной литературе. Рецензии указывают и на своеобразие стиля повествований, лирические отступления, афористичность языка. Это и по родило оригинальность письма литератора. Его рассказы публиковались в периодической прессе, передавались по радио.

Автор — жизнеутверждающий писатель, со своим, не похожим на дру гие, голосом, психологией внутренней жизни, видением мира. Он не боит ся конфликтных ситуаций и острых углов в жизни, с которыми сталкивают ся его персонажи. Многие из них с обостренными чувствами справедливо сти, доброты, порядочности, глубоко западают в душу читателя. Проза его мужественна, всегда современна, через нее проходят лучшие черты харак тера человека.

У Константина Паустовского есть высказывание — «у любви тысяча ас пектов». Хочется расширить эту мысль относительно рассказов и повестей Феликса Тацкого. У его героев тысяча аспектов их жизни, любви, радостей, желаний, поисков, потерь, раздумий. Надеемся, жизнь их продлится в буду щих работах писателя. Они порадуют читателя новыми сюжетами и незау рядностью. Эти качества произведений Феликса Тацкого со временем оп ределят и его место в нашей литературе, дадут ответы на другие вопросы, которые появятся в его работах. Надеемся прочитать их.

До новых встреч, уважаемый Феликс Иванович!

РАЗДЕЛ I

АСТРЫ

ПРОЛОГ

В се написанное дорого автору. Многим. В том числе и напряженной душевной работой: отражением мыслей, чувств, порою — самого себя. Независимо от литературного везения, творческой радости и стремле ния к совершенству. Мои книги — моя душа, радость и боль, моя жизнь.

— «Астры» — это крик души, их надо повторять, как молитву, — сказал один из моих друзей. — У каждого человека своя любовь, своя осень и свои печальные аст ры…»

Впервые рассказ опубликовала харьковская литературно художественная газета «Зеркальная струя» в № 1/14 за 1998 год. Однако и после этого что то глубинное за ставляло возвращаться к нему. Думается, желание лучше показать психологический мир взрослого человека, волнения, причины, порождающие влечение мужчины и женщины друг к другу. Конечно, это и осознание ошибок в личной жизни, и сопере живание, и поздний крик разочарованной души, тихая грусть… «Астры» не только вошли в книгу, но и дали название ее первому разделу. Он состоит из двадцати двух рассказов, честно повествующих о происходящем вокруг. Многие из них публикова лись в прессе («Зачем людям звезды?», «Сторож», «Вторая встреча с Гретхен», «Горечь бедного достоинства», «И вновь сошлись в жестоком споре», «Ксения Ивановна»), некоторые («Горечь бедного достоинства», «Вторая встреча с Гретхен», «Есть ли Бог на свете?» и «Романтиков вечерние раздумья») передавались по радио.

В своих работах (второй и третий разделы — «Рассказы старого лесника», «Домаш ние любимцы», повести) автор стремится не отказываться от истины. Верой и правдой служить печальной, горькой, пусть даже страшной, но действительности — один из его призывов. Себе и читателям. Не сквозь зашторенные окна, а стоя, с опущенной голо вой, внимать жестокой правде я обязан.

Не берусь кратким вступлением характеризовать написанное. Охотно предос тавляю это вам, дорогие читатели. Отмечу лишь его основные сюжетные линии. О светлом чувстве любви повествуют многие рассказы, в том числе «Необыкновенный автограф», «Ксения Ивановна», «Астры». Теме Великой Отечественной войны, му жеству и героизму наших людей посвящены «Редкая книга», «Вторая встреча с Гретхен», «Дороги», «О чем рассказывают обелиски». Кроме названных, военная те матика присутствует во многих других рассказах («Зачем людям звезды?», «Огля нись и вспомни, доченька!», «О память и мораль, о благодарность», «Горечь бедного достоинства», «Рассказы старого лесника»). С вечными проблемами чести и досто инства, добра и зла, отцов и детей, сегодняшней многотрудной действительности мы встречаемся в рассказах «Восклицательный знак на курсовой работе», «После некролога», «Запоздалое призвание», «Зачем людям звезды?», «И вновь сошлись в жестоком споре», «Исповедь под местным наркозом» и в других. Главные действу ющие лица здесь: преподаватель, безработный, пенсионеры, бизнесмены, следова Раздел I. «Астры»

тель, библиофил, ветераны, родители, студенты, писатель. Наибольшее количество рассказов указанной тематики лишь подтверждают необходимость в современной жизни духовного здоровья, благородства человека, культурных ценностей, которые не только проходят через всю историю человечества, но и спасают его от нравствен ной гибели. Конечно, это и познание действительности, самого себя, особенно в трудные минуты жизни, путь к самому себе.

В иных рассказах уделяется много внимания воспитанию молодежи. Что же ра дует тех, кто причастен к этому процессу? Прежде всего, встреча с молодостью, вес ной жизни, надежда на светлое будущее. А что волнует? Иждивенчество многих, от сутствие мечты, духовности, равнодушие к людям. Еще успеете жить одним днем, о юные, не спешите уходить в никуда, не пролетайте, годы, зря. Думайте о будущем, не предавайте молодость свою! Крылатые мечты, заманчивые горизонты и легенды, вызывающие восхищение, не умирают!

События, описанные в рассказах, взяты из жизни автора или его близких, воз можно, услышаны от знакомых, участников Отечественной войны. Первый вари ант рассказа «О память и мораль, о благодарность…» написан в 1974 году, послед ний рассказ — «Слово о культуре, совести и чести» — в 2005 году. Естественно, в каждом произведении кроме основной есть и несколько других важных тем. В пер вую очередь моральных, психологических. Для иных, возможно, спорных. Особен но по горькому жизненному опыту. Их, мой литературный сотоварищ, пожалуйста, определи сам. Если, читая «Астры» и другие рассказы, ты услышишь мой искрен ний голос, прислушайся к себе, вспомни, реши для себя, что прочитанное понятно, близко или даже в чем то — о тебе, автор этих рассказов будет рад считать свою миссию выполненной.

С надеждой на внимание читателя

НЕОБЫКНОВЕННЫЙ АВТОГРАФ

Дорогая Надежда Петровна!

Многолетняя совместная работа, понимание друг друга, при всей внеш ней сдержанности, располагали к взаимному доверию, искренности, перерас тали в симпатию, во что то более глубокое и серьезное.

Впрочем, скажем откровенно: добрые отношения развивались неровно, по рой, неизвестно откуда и для чего возникала, перечеркивая страницы духовной близости, полоса непонимания, ледяным молчанием топорщились предостере гающие и запрещающие указатели, шлагбаумы и перекрестки. Шлагбаумы на растущее внутреннее уважение, искренние беседы, указатели дотоле неизвест ных граней характеров, перекрестки взаимного непонимания и досадных не доразумений.

Многое из пережитого за последние годы вошло в роман так, как виделось.

Говорят, откровение посещает человека в наиболее трудное время. Зачем обли зывать шершавую, противоречивую действительность разговорами о всеобщей гармонии и любви — капельницами жизни, пытаться лечить доверчивые души, уравнивать психические и духовные свойства людей, именуемые характером?

Не жить взаймы, быть, а не казаться человеком — вот что настоятельно требу ется от каждого из нас!

Что же заставляло писать?

Ощущал острую необходимость переосмыслить прожитое, особенно по следние четыре года непокоя, понять и рассказать самому себе о них.

Вполне возможно, стремление излиться чем то напоминало своевременно рас крытый купол запасного парашюта, помогало выстоять в непоправимой беде.

Об этом и рассказывает книга. Думается, за каждым человеком следует справедливое возмездие — плата за прошлое, ошибки и упущения в нем. Вре мя никому ничего не прощает: бери, да помни! Не надо расплачиваться за чу жие, достаточно своих грехов и заблуждений — каждый из нас у совести в дол гу! Очной ставкой, западней утерянные годы норовят оправдать прошлое, вся кий раз забывая о том, что истина, как и время, не нуждается в подпорках.

Надежда Петровна!

О кратком содержании того, что пишу, Вы слышали от меня вскользь, по се крету. А вот как работал ночи напролет, говорил не мимоходом, а с радостью, даже с восторгом. Вы ответили, что так поступают многие авторы («Пишется, когда пишется»). Я промолчал.

В ту яркую, по особому памятную летнюю ночь писал о Вас, прошу проще ния, писал о Наталье Николаевне, а видел и слышал Вас. Волею судеб Вы оказа лись одним из действующих лиц того нелегкого периода жизни. Работая над романом, оставаясь наедине с собой, представлял, до того реально видел Вас, Раздел I. «Астры»

словно наяву, а не воображением. Вспоминал, разговаривал, в чем то не согла шался. Мысленно. С глазу на глаз. Подобные встречи воспоминания продолжа лись долгое время, всякий раз радуя и согревая меня… …В квартире она появлялась неожиданно: никем, кроме него, не замечен ная, неслышно, белой тенью заходила в комнаты, на кухню, с интересом на блюдала, как он ест, стирает рубашки или гладит брюки, внимательно слушала, о чем говорит с женой. Разговоры с Надеждой Петровной возникали с полусло ва, вчерашней встречей, воспоминаниями о будничном, связанным с ней. Не задавая вопросов и ничего не говоря, уходила она так же неожиданно, как и по являлась, оставляя задумчивого хозяина квартиры наедине с тайной.

Голос Юрия Григорьевича словно замер в воздухе.

— Это не Вы, Надежда Петровна, а Гайдученко Наталья Николаевна.

Трудится она в Н ском НИИ, педагог, кандидат наук, живет неизвестно в ка ком городе, у нее иные, чем у Вас, и профессия и судьба. Неоднократно с тре вогой думал, всякий раз заранее успокаивая себя: для непредвзятого читателя Гайдученко ничем не похожа на вас. Мысль волновала, уходила и вновь возвра щалась ко мне.

— Это вы все говорите серьезно, Юрий Григорьевич, не шутите?? — пора женная неожиданным сообщением, приглушенным голосом спросили вы.

В глазах промелькнуло отчаянье.

Признание вызвало недоумение, возможно, негодование тем, что поставил вас в положение, когда ничего нельзя изменить.

— Серьезно, Надежда Петровна, говорю совершенно, даже очень серьезно.

Поверьте, пожалуйста, мне, — не сказал, а выдохнул я.

Ответом последовали настороженная тишина и долгий, словно желающий оттолкнуть беду, взгляд. Молчание бывает громче крика. И тяжелее.

— Внешне, для непосвященного, Гайдученко не похожа на меня, а фамилия ее никому ничего не говорит. Спасибо.

В недоуменном взгляде виднелась горькая усмешка.

— А внутренне, для тех, кто знает нас, с кем предстоит еще много встречать ся?! — слышался после паузы растерянный, с упреком голос.

Слова, их напряженная интонация, возвращали к реальному.

— Внутренне, для знакомых? — не глядя в обжигающие глаза, переспросил я, хорошо понимая наивность вопроса, словно желая получить немного време ни для ответа, заранее зная, каким ему быть.

— Да, внутренне, — встревоженно повторили Вы. — Что скажете сотрудни кам, когда они, прочитав книгу, спросят о Гайдученко, и обязательно — о Третяке. Нам с шефом работать не один год. Зачем играть с огнем, хотя бы об этом подумали, прежде чем писать!

— О Вас, Надежда Петровна, вернее, о Наталье Николаевне, спросил и Александр Дмитриевич, редактор. — У автора должно быть больше творческой фантазии, стоит ли раскрывать душу настежь? Не принесут ли ей и Вам непри ятности весьма смелые откровения?

Неожиданно, словно для того, чтобы дать возможность осознать сказанное, в разговоре возникла пауза.

— Вы представляете неизбежные последствия написанного, в первую оче редь служебные, семейные, отдаете отчет в том, что ожидает Вас и меня, Юрий Григорьевич?! Поймите, это далеко не праздный вопрос!

Я молча слушал, ощущая, наряду с укором, заботу и теплоту. Представив ше фа, читающего нелестные слова в адрес начальника, в которых обязательно уз нает себя, еле заметно улыбнулся.

— Ирония, дерзкая отвага и веселость бойца здесь пойдут только во вред.

Конечно, лучше смеяться, чем плакать, но Вы, очевидно, не подумали, какими нелестными эпитетами Сергей Михайлович наградит подчиненного писаку за то, что вынес сор из избы, справедливо, но зло посмеялся над ним.

Из песни слов не выкинешь, считал автор, во многом, однако, соглашаясь с услышанным.

— Совсем не ко времени книга, неугодных сокращают в первую очередь, с них и начиналась перестройка.

Юрий Григорьевич вспомнил услышанное в троллейбусе емкое слово «сокращенец».

«Выражение «палач должен быть в красной рубашке» явно устарело?», — хотел спросить он, но воздержался. Продолжая внимательно слушать Надежду Петровну, как и раньше, невольно любовался ею.

— Сократят, к примеру, вашу должность или предложат такую вакансию, что станет стыдно за них, и, многократ, за себя — это и явится ответом шефа читателя «любимому» автору, — пророчески звучал голос.

Надежда Петровна умолкла, словно вспоминая что то, возможно, раздумы вая, стоит ли продолжать.

И в самом деле, могут, не моргнув, с полной серьезностью рекомендовать долж ность, планируемую к сокращению. С заверениями в дружбе, улыбками, вплоть до «спасибо» при расставании: шеф удивит изысканным вниманием, проводит до две ри кабинета. Официальная любезность настораживает, надо бы вспомнить знаме нитое «свежо предание…», однако в трудные минуты особенно хочется надеяться.

Конечно, Юрий Григорьевич чувствовал, что начальник, мастер перевопло щения, давно созрел для иезуитского шага, однако сердцем не верил, что посту пит так. Вместе с тем, он хорошо понимал, что Сергей Михайлович, привыкнув к двойной морали, не сможет изменить удобные образ жизни и мышление.

Таким автор и показал его. Впрочем, кто отказывается от роскошного кабине та с импортными обоями и панелями или ласкающих слух выражений, этих прижизненных памятников: «мой шофер», «моя машина», «моя секретарша».

— Но ведь все описанное происходило на самом деле! — нарушил я паузу.

— Это вы так считаете. Уверена, у шефа окажется противоположное мне ние, не надо упрощать жизнь.

— В конце концов, я стремился изображать реальное. Более того, есть такое понятие как авторское право!

— Извините, — прервали Вы меня, — автору предоставлены такие широкие права, что он, бедняга, не знает, как ими и воспользоваться.

Невольно Юрий Григорьевич грустно усмехнулся и мысленно иронически развел руками.

Раздел I. «Астры»

— Всерьез не думал об этом, — признался откровенно я, неожиданно услы шав биение собственного сердца.

Собеседница говорила убежденно, я же, внимательно слушая, молча согла шался с ней.

— А кто скрывается за Натальей Николаевной, чей это прообраз? — с ехид цей, возможно, и с прозрачными намеками станут любопытствовать иные у вас.

Несмотря на то, что подобная мысль не покидала все время, я и сейчас оказался не готовым к ответу.

— Ну, говорите же хоть что нибудь, не молчите, умоляю вас! — вывел меня из задумчивости тревожный голос. Дальше медлить с ответом было неприлично.

— Не знаю, — сказал чистосердечно, затем, немного подумав, добавил: — Считайте написанное авторским признанием.

Весьма некстати вспомнилось выражение «кто исповедуется, тот дольше живет», за ним почему то последовало новое — «кающийся грешник дороже десяти праведников». Услышав сам себя, понял, что ответ лишен столь необхо димой Вам конкретности.

— В книге создан образ, очень напоминающий Вас. Не берусь загадывать, как истолкуют его читатели, знающие вас, но для меня, положа руку на сердце, Наталья Николаевна и вы, Надежда Петровна, — один и тот же человек.

— Прошу вас, не обижайтесь, пожалуйста, — несмело нарушил тишину я и поднял глаза на собеседницу. — Не смог поступить иначе.

Нескрываемое изумление, пожалуй, осуждение, с которым Вы посмотрели на меня, послужило ответом.

— Согласен, довод, мягко говоря, странный, а роль моя, на первый взгляд, весьма неблаговидна. И все же, поверьте, пожалуйста, я совершенно не желал прослыть вашим обидчиком.

— Я обижаюсь только на себя, — уловил я еле слышный шепот.

И вновь — тягостное молчание.

— Скажу, Гайдученко — фантазия, чистый огонь вечернего костра, лучше, наверное, радуга, которую в жизни ни с чем не сравнить. В мире много краси вого, в каждом прекрасном — своя песня радости.

Изумление в глазах собеседницы постепенно сменялось пониманием.

— Наталья Николаевна приснилась мне, ее я выстрадал, выпросил у поюще го Солнца и дождливой полночи, похитил у затерявшихся в небе слепых звезд.

«Спасибо на добром слове»… Признательность в глазах женщины окрыляет мужчину.

— Скажу, Гайдученко — чудесное волшебство: встретил ее в красивой леген де, в старой сказке, словно Жар птицу, и невероятное ожило. Если прекрасное ушло, его надо искать, найти или придумать, — тихо закончил я.

«Коль прекрасное ушло, надлежало думать о нем раньше, — напомнил вну тренний голос. — Прекрасное в душе, словно трепетный огонек лампадки, берегут всю жизнь». Молча (и далеко не в первый раз) согласился со вторым «я».

— В моей действительной жизни, — продолжил я после паузы, словно отве чая на предстоящие вскоре вопросы, — Натальи Николаевны не было. Ни Гай дученко, ни тем более ее прототипа.

— И думаете, вам поверят?

Сейчас сомнение переходило в тревогу, беспокойство — в упрек. Юрий Григорьевич почувствовал на себе внимательный взгляд.

— Когда правда, изнурительная работа души — обязательные условия твор чества, тогда книга — нравственный подвиг и живой памятник автору. Лучше ненаписанная, чем лживая, под заказ, книга и пустая слава!

Ваше внимание всегда поддерживало меня. Сейчас оно вдохновляло.

— «Мышление является страданием». Слова Аристотеля здесь вполне уме стны. Глубоко убежден: писать надо искренне, не с думой о прижизненном му зее, будущем биографе или мемориальной доске на доме, в котором прожил много лет, а с мыслью о том, чтобы не только сегодня, но и завтра, из прошло го, не стыдиться смотреть людям в глаза. Жить и после смерти, а не умереть при жизни!

Вы хотели что то спросить, но, наверное, решив не перебивать, с интересом слушали меня.

— Судьба постоянно испытывает людей соблазнами и противоречиями.

Трудности толкают иных на подлость, предательство, жизнь постоянно прове ряет каждого: устоит или превратится в негодяя?

Вспомнилась карикатура в «Крокодиле» и короткий текст под ней:

— «Кто такие интеллигенты? — спросил ребенок у преуспевающего папа ши дельца.

— Интеллигенты — это бедные люди, у них, кроме совести, ничего нет, — ответил отец малышу».

— С этим, Юрий Григорьевич, я совершенно согласна.

На секунду Вы задумались, возвращаясь к столь неожиданной теме разгово ра. Увидев настороженное лицо, вновь почувствовали себя неловко. Ощущения сегодняшней, а после прочтения книги знакомыми — вдвойне, многократ — завтрашней вины пред Вами переплетались с пониманием невозможности поступить иначе. Говорят, характер — судьба человека.

Дорогая Надежда Петровна!

В память о радостном, светлом в отношениях, с благодарностью за них, пожеланиями здоровья и благополучия примите, пожалуйста, эту книгу:

Вы — ее судья.

КСЕНИЯ ИВАНОВНА

К поступлению сына в институт готовились заранее, всей семьей. Если от кровенно, то будущие экзамены волновали, конечно, больше родителей, особен но Александра Никитича. Что ни говори, а сын есть сын… Сможет ли Генка стать студентом, продолжить семейную традицию, пойти по стопам деда и от ца?

«Математика, физика, химия», — в который раз перечислял Деревянчук старший предметы, которые предстоит сдавать абитуриентам. По первым двум он вначале пытался сам помочь сыну, однако вскоре понял, что не сможет:

много времени прошло со дня окончания им Политеха, да и слишком уж час то за последние годы менялись школьные программы.

Галине Николаевне, матери Геннадия, репетитора по математике посовето вала коллега, дочь которой в прошлом году поступила на физмат Московского университета.

— Ксения Ивановна преподает математику более тридцати лет. Родители, проживающие в других районах города, стараются записать своих детей в ее школу. Так и говорят: хочу, чтобы моего ребенка учила Ксения Ивановна, — с восторгом рассказывала сотрудница. — Моя Ольга и сейчас пишет ей пись ма из Москвы.

Геннадию репетитор понравилась.

— Конечно, толковая, знающая учительница, — после первого же занятия сказал он. — А сколько у нее книг, справочников, словарей разных по физике и математике — целая техническая библиотека!

«Ксения Ивановна… Ксения Ивановна», — задумался отец: так звали и его учителя математики. Память раскрывает настежь двери прошлого: Смеян Ксе ния Ивановна, напомнила она фамилию молодой женщины. Неожиданно па мять заговорила с Деревянчуком, вернула ему чувства первого восприятия женской красоты. Вернее сказать, не только восприятия, а и что то значитель но серьезнее — первое юношеское чувство к выпускнице пединститута: это была его школьная, тайная любовь. Оказывается, прошлое всегда с нами:

вспышками падающих звезд врывается память в сознание, возвращает из заб вения, неожиданно оживляет, казалось бы, навсегда забытое, утерянное, давно не существующее. Годами, десятилетиями память терпеливо ожидает своего часа, уверенная в том, что он наступит. И это время обязательно приходит. Оно не имеет права не прийти, не оправдать доверия прожитого: память не только обладает, но и веками оберегает связь прошлого с настоящим, строго хранит бесчисленное количество тайн и загадок, которые пыталось разгадать уже не одно поколение.

Пораженный красотой «математички» в минуты представления ее десято му «А» классу, Саша пересел с галерки на первую парту, стал регулярно посещать дополнительные занятия, вопреки ее уверениям в том, что он не нуждается в них. Первым записался в созданный ею кружок математики, изъ явил желание быть старостой. Три раза — словно все это происходило вчера! — на первомайские и октябрьские праздники, ее день рождения, Александр, за таив дыхание, подходил с цветами к дому Ксении Ивановны, поднимался на шестой этаж, клал букет у двери ее квартиры, нажимал кнопку звонка и стре лой вылетал на улицу. Конечно, он еще и еще приносил бы ей розы, но вскоре, на одной из перемен, она подошла к нему, поблагодарила, смущаясь и краснея, за внимание и очень просила не дарить ей больше цветов… Давно уже немолодой мужчина радостно, по юношески тепло улыбнулся:

весна не один раз обжигала его душу, но первая оказалась особенно дорога.

Подобно многим, Александр Никитич и не заметил, когда расстался с молодо стью, однако убеждение в том, что Ксения Ивановна была действительно кра сива, сохранилось у него и по сей день. Оказывается, память — не эхо и не отзвук прошлого, а обязательная часть нашей жизни, ее современник.

— А как фамилия репетитора? — с чем то, похожим на внутренний трепет, спросил отец у сына.

— Без понятия.

— Возможно, Ксения Ивановна знает твою фамилию? — не мог успокоиться он.

— Не врубился: зачем она ей? — На этот раз в ответе скользило удивление.

— Как она выглядит? Молодая, красивая, стройная? — не выдержал Алек сандр Никитич.

Геннадий с недоумением пожал плечами.

— Ты что, папочка? Человек с прошлого года на пенсии. Разве старуха мо жет быть красивой?

Отец ничего не ответил, однако после паузы попросил сына на следующем занятии представиться репетитору.

— Неудобно как то получается, Гена: ей неизвестна твоя, ты не знаешь ее фамилии.

Целых три дня — со среды и до пятницы — Александр Никитич с нетерпе нием ожидал встречи сына с учителем. Неоднократно вспоминая Ксению Ива новну, он испытывал теплые, как давно считал, забытые чувства, которые совер шенно неожиданно вернулись к нему.

В пятницу вечером между сыном и отцом состоялся долгожданный разговор.

— Оказывается, батя, Ксения Ивановна учила и тебя, и дядю Женю, а ты ни когда не говорил об этом. Услышав мою фамилию, она сразу же вспомнила Сашу Деревянчука, Евгения Воскобойникова, других твоих одноклассников.

Минут пятнадцать продолжался экскурс в сорокалетнюю давность об оконча нии института и начале педагогической деятельности. Наверное, ей все это ин тересно, — сделал вывод Геннадий.

— После ухода на пенсию многое в жизни переосмысливается, видится по новому. Каждый день, прожитый пенсионером, надо воспринимать как пода рок судьбы, — хотел добавить отец, но промолчал.

Раздел I. «Астры»

Завтра, в субботу, он решил навестить Ксению Ивановну, предварительно, естественно, сообщив об этом Жене и Вишневской. Втроем и приехать. Затем, немного подумав, он понял, что явиться неожиданно, снегом на голову, неудоб но. Лучше, конечно, позвонить домой, договориться и на следующей неделе проведать. С Воскобойниковым и Ларисой он переговорил в тот же вечер, они сразу согласились, назначили его старшим и сказали, что ожидают звонка.

Через полгода после ухода не пенсию в один из выходных дней октября у квартиры Ксении Ивановны послышался разноголосый шум, затем раздался настолько краткий и робкий сигнал, словно кто то быстро отпустил кнопку звонка, так и не успев нажать на нее. Открыв дверь, хозяйка растерялась от не ожиданности: всю площадку этажа заполнили школьники. Девятнадцать маль чишек и девчонок, ее вчерашние воспитанники, сейчас — особенно близкие и родные, откровенно, искренне улыбались тому, кто с четвертого по девятый класс был их классным руководителем. В эту минуту Ксения Ивановна почув ствовала — и не в первый раз! — как все они дороги ей, особенно четко увиде ла, как они возмужали и выросли: Люся, Дина, Лена, Жанна, Наташа, Юля, Ваня, Саша, Сережа, Артем, Рубен — юноши и девушки в полном смысле сло ва, совсем уже взрослые люди.

В руках у дорогих гостей — роскошные цветы, торты, коробки конфет, у Рубена — гитара. Девочки расцеловались с учительницей, мальчики, стесняясь, забыв почти все, чему их наставляли всю дорогу, что по сценарию должны были сказать, неожиданно умолкли. Затем, правда, все вместе хором поздравили до рогого наставника с Днем учителя — нашим общим праздником. Со слезами на глазах растроганная женщина пригласила ребят зайти, а пока они, шепотом переговариваясь, рассматривали нехитрое убранство комнаты, поставила на кухне самовар. Только после этого она принялась рассаживать неожиданных го стей.

— В тесноте, да не в обиде, — сказала хозяйка и улыбнулась доброй, такой знакомой и близкой всем улыбкой. Разговор начался незаметно и вместе с тем просто, естественно. Вернее сказать, разговор не начался, а продолжился: начи нался он шесть лет тому назад.

Ксению Ивановну интересовало все: как живут, учатся ее воспитанники, что читают, кто с кем дружит, перешел ли кто либо в другую школу. Ребята охот но отвечали. Когда разговор зашел об учебе, Саша, Ваня и Рубен, заранее не до говариваясь между собой, решили скромно промолчать: во первых, их успехи хорошо известны присутствующим, а во вторых, они угощали Андрюшу, вну ка учительницы, конфетами. Впрочем, Рубен молчал еще по одной немаловаж ной причине: днями у него произошла большая неприятность, которая, навер ное, закончится «тройкой» по поведению в первой четверти. На уроке геогра фии Мишка Лазоренко, сосед по парте, шепотом рассказывал ему что то очень очень смешное. Делал он это весьма искусно: учитель видел блуждаю щую улыбочку на лице Рубена и внимательное, сосредоточенное лицо его сосе да. Кажется, он даже что то старательно конспектировал.

Не желая отвлекаться и прерывать урок, Глеб Владимирович дважды по смотрел на Рубена, надеясь, что тот поймет его осуждающий взгляд. И оба ра за ученик улыбался в ответ. Тогда учитель вынужден был сделать ему замеча ние, правда, справедливости ради, скажем, весьма своеобразное.

— Аветисов, вы напоминаете мне иностранца, который, увидев в зоопарке осла, долго смотрел на него, беспричинно улыбаясь.

Юноша покраснел, а класс замер в напряженном ожидании, зная, что он не промолчит, обязательно ответит. Скажет сразу, а думать будет потом.

— Перед иностранцем был осел, Глеб Владимирович, а передо мной — учитель.

Мертвую тишину в классе нарушил голос Сергея Муляра:

— Ну, Руба, с твоим языком и кинжал не нужен!

Сегодня в комнате, как и много раз в школе, ученики хотели услышать обос нованное мнение своего классного руководителя. И она это не только хорошо знала, но и чувствовала. Ощущала много лет, тем более сейчас. Давно уже ее слово стало авторитетом для ребят («Так сказала сама Ксения Ивановна!»), ему привыкли верить, с ним, как правило, соглашались. А верили учителю по тому, что говорила она, отвечала на вопросы честно. Впрочем, педагог говорила правду не только ученикам, неоднократно убеждаясь в том, что истина часто воспринимается не как букет цветов и даже не как поздравление с повышением в должности.

Услышав ответ Рубена, Ксения Ивановна от души рассмеялась. Улыбались и все ребята, за исключением Аветисова: он сразу же нахмурился, лицо стало сосредоточенным, очевидно, он хотел что то объяснить или дополнить, но Юля не разрешила, упредив его желание своим взглядом.

— Конечно, Рубен, отвечать так учителю нельзя, — сказала Ксения Иванов на. — Этим ты оскорбил его. Однако и Глеб Владимирович не должен был столь опрометчиво произносить свою злополучную фразу, — закончила она с улыб кой. — Тем более Рубену, который за словом в карман не полезет.

И вновь темпераментный молодой человек хотел что то сказать, и снова встретился с запрещающим взглядом Юлии.

После слов преподавателя все в конфликте между учителем и учеником ста ло на свои места, выглядело естественно, просто и понятно: по глазам ребят бы ло видно, что они довольны ответом, наверное, даже благодарны за него.

Ксения Ивановна вспомнила последний в своей тридцатисемилетней педа гогической работе школьный педсовет, на котором обсуждался поступок Николая Филипповича. Информация завуча удивила многих: в четверг, после окончания шестого урока, учитель взял за шиворот и вывел ученика девятого «А» Бондаря из класса, завел в учительскую и два раза ударил по лицу.

Этот факт Николай Филиппович подтвердил, сразу же заявив, что осуждает свои действия: поступил он неправильно, сорвался, хотя каждому ясно, что и это не является оправданием. Усталое выражение лица, внешний вид препода вателя говорили о том, что он сильно переживает.

Весь урок Бондарь вел себя вызывающе: бросал реплики, разговаривал, на Раздел I. «Астры»

замечания учителя демонстративно не обращал внимания, дважды отказался выйти из класса… Фактически последний перед годовой контрольной урок был сорван. За несколько минут до его окончания Бондарь поджег, затем быстро потушил «жабку» из киноленты и вся комната наполнилась дымом. Тогда Ни колай Филиппович в категорической форме потребовал от него освободить класс, вместе пойти к директору. И вновь ученик отказался выполнить распо ряжение учителя.

— Не хочу и все! И ничего вы мне не сделаете, — развалившись на парте, на гло ответил он. На этот раз преподаватель с пятнадцатилетним стажем не вы держал. Он много раз после этого ругал себя, ночи не спал, писал объяснитель ные записки, но… По разному говорили присутствующие о поступке коллеги, понимали, осуждали его, однако сам факт рукоприкладства оценивался ими отрицатель но. Все сходились на том, что ученик явно издевался над учителем, оскорблял открыто, нагло. Впрочем, вел себя он так не первый раз, правда, на уроке физи ки такое было впервые. Дирекция школы знала об этом, преподаватели неод нократно говорили о недостойном поведении и плохой успеваемости Бондаря, но почему то дальше вызова матери в школу, ее слез и обещаний, что сын исправится, дело не шло.

Конечно, Ксения Ивановна выступила на педсовете.

— Думаю, все мы виноваты в том, что произошло в девятом «А», — сказала она. — Просто, будучи убежденным в своей правоте, Николай Филиппович оказался более требовательным и к авторитету учителя, и к ученику, он не вы держал издевательства над собой. Мы же все прощали Бондарю его хамское поведение. Рассчитывая подавить волю преподавателя, Бондарь предпринял против него своего рода психическую атаку.

За время, прошедшее после педсовета, Ксения Ивановна не один раз мыс ленно возвращалась к нему, она и сейчас помнила каждое сказанное слово.

— Все мы хорошо понимаем внутреннее состояние Николая Филипповича, поэтому я не осуждаю его: по его лицу видно, что он сам уже достаточно осу дил себя, а две пощечины Бондарь заслужил сполна. Понимаю и то, что нельзя пальцем притронуться к ученику, однако никому не позволено издеваться и над нами, учителями… — Кто сейчас староста класса? — поинтересовалась Ксения Ивановна.

— Я, — ответила Лена, вставая.

— Садись, пожалуйста, Леночка, мы ведь не на уроке.

— А мне так удобней, привычней, — последовал ответ.

Комсоргом школы недавно избрали Люсю. «Серьезная, вдумчивая девушка, — отметила Ксения Ивановна, — хорошо учится, активно участвует в обще ственной жизни. В девятом классе была членом комитета комсомола школы».

Ксения Ивановна поздравила Лену и Люсю с тем доверием, которое им оказали, а всех ребят — с наступающим Новым годом, пожелала им успешно го окончания десятого класса. Когда на столе появился самовар, разговор зашел о том, кто куда думает поступать. Наташа собирается в пединститут, Жанна и Артем — на завод, Люся подаст документы на физмат университета, Лена хо тела стать архитектором, Ваня и Сергей — военными, Саша — строителем, Рубен — капитаном дальнего плавания.

— Наташа, какой факультет института ты решила избрать? — уточнила учи тельница.

— Математика.

— А ты, Диночка, куда думаешь поступать? — Ксении Ивановне вспомни лось домашнее задание, выполненное девушкой в шестом классе — написать слова с удвоенными гласными и согласными. Прежде чем осуществить свое желание, Дина пересмотрела всю домашнюю библиотеку: Чаадаев, Андреев, Диккенс, Кампанелла, Авиценна, Уатт, Оффенбах, Песталоцци, — с удовлетво рением произносила она на следующий день фамилии замечательных людей.

Дина Павленко, стройная, застенчивая девушка, много читала, вела дневник, по языку и литературе у нее всегда были «пятерки». Правда, с математикой и хи мией не дружила, зато сочинения, особенно на вольные темы, писала лучше всех в школе. Вскоре Ксения Ивановна узнала о том, что «ухудшение» отноше ний с химией и математикой было вызвано желанием ученицы самостоятель но изучить... итальянский язык, время на ознакомление с которым приходи лось занимать у менее, мягко говоря, любимых предметов.

Дина застеснялась и ничего не ответила.

— На редакторский факультет полиграфического, — ответил за нее Сергей.

— Нате моих пять, чтобы было десять, как говорит моя бабуля, — момен тально последовал ответ. Вместе с ребятами улыбнулась и Ксения Ивановна.

За годы руководства классом она хорошо изучила каждого ученика, а сейчас, находясь на пенсии, воспитывая внука, часто вспоминала школу, ребят, кото рым столько отдано, и невольно задумывалась над тем, кто из них кем станет.

Она хорошо знала способности и наклонности каждого, чем живут, о чем меч тают, что хотят ребята. Кажется, она знала все о них, даже кто кому нравится… Единственное, что не было (да и не могло быть!) известно классному руководи телю — кем станут ее питомцы: только время правильно отвечает на многие вопросы жизни.

«Дина сделала хороший выбор», — с удовлетворением отметила Ксения Ивановна. По правде говоря, ей было приятно слышать о том, что многие вос питанники избирают профиль работы, связанный с математикой. «Вот они, результаты многолетнего труда, а, вернее сказать, итоги прожитой жизни», — с чувством гордости за ребят, душевной теплоты к ним подумала она, однако спросила о другом:

— Математики не боитесь? Она ведь будет не только на вступительных эк заменах, пять лет в институте, а и всю жизнь, — не спеша закончила свою мысль учительница.

— Математику мы любим, — откровенно призналась Наташа. — А любить математику научили нас вы, — добавила Люся.

— Не обижаетесь за то, что ставила плохие оценки? — снова последовал Раздел I. «Астры»

вопрос.

— Наоборот, Ксения Ивановна, мы вам благодарны за них, — раздалось в ответ несколько голосов. — Раз требовали, значит, мы учили, поэтому и знали.

А иначе занимались бы другим. И этого не знали бы, — откровенно сказал Ваня. Все улыбнулись.

Хозяйка не спеша разрезала торты, положила каждому участнику беседы по кусочку и только после этого ответила:

— Если в вашем выборе профессии есть и моя доля, я счастлива. Как и преж де, в удобное время, особенно когда спит Андрюша, я готова оказывать вам помощь. Пожалуйста, звоните, заходите, всегда буду рада.

— Юля собирается поступать в медучилище, — неожиданно сказал Рубен и почему то покраснел. Яркий румянец вспыхнул и на щеках Юлии: «И кто те бя спрашивает, Руба?» — хотела сказать она, но сдержалась.

— Ничего, — словно отвечая на свои мысли рассуждения о прожитой и только начинающейся жизни, ее вечности, сказала Ксения Ивановна, — у вас есть еще время хорошо подумать.

Затем ребята исполнили концерт, с которым выступали в школе на День учителя: песни Высоцкого, Малежика, Окуджавы сменялись стихами Твардов ского, Цветаевой, Евтушенко, Ахматовой, Визбора. С особым подъемом звуча ли песни о барабане и старом марше.

— Исполняем «Школьный вальс», — неожиданно объявил Рубен, — люби мую песню нашей Ксении Ивановны. Его пели все — и ученики, и учитель. Стоя… В пятницу ночью Александр Никитич неожиданно встретил Ксению Иванов ну. Во сне. Дружит сон с памятью, каждую ночь встречается, как хочет, так и об ращается с ней, а память не обижается на сон, все прощает ему. Сон приглаша ет память на танец: я все умею, — утверждает он, — только во сне можно до гнать, вернуть молодость, только во сне можно найти то, что когда то потеряли… — Странная, неземная дружба, загадка, — веками удивляются люди. — Просыпаются и сожалеют, изредка — радуются, что все это только сон. Иные сны напоминают радостные песни, легкие крылья юности, хотя те, кому они снятся, давно уже распрощались с ней. Молодость не видит старости, старость не может расстаться с молодостью.

— Вы ушли в армию, Саша, и сразу же забыли обо мне, — тихо сказала она.

— Не говорю о розах, но написать просто письмо, поздравить с днем рожде ния можно было? Такого я не ожидала от вас.

Александр откровенно говорил о том, что дважды писал ей по настоящему взрослые, а не просто письма, и оба раза не решался отправить их… Так полу чилось и с телеграммой на день рождения. А вскоре, — глядя ей в глаза, закон чил он, — я узнал о вашем замужестве.

— Вы сильно изменились, Саша, — внимательно посмотрев на него, сказала она. — Впрочем, это естественно, так и должно быть: столько лет промелькну ло одним днем. Оказывается, она хорошо знала о прожитой им жизни. Когда они зашли в десятый «А» и сели за его парту, он сказал, что последнее время ча сто думал о ней, не скрывал своей радости видеть ее сейчас, утверждал, что она совсем не изменилась, по прежнему молода и красива.

— Спасибо, Саша, женщине всегда приятно услышать комплимент. Откро венно говоря, боюсь безжалостной старости, заката жизни, боюсь забвенья. Рань ше я старалась не думать об этом: уйдем мы, поколениям незнакомых людей ус тупят место те, кто знал нас, шел рядом, кого любили, и никто никогда, никогда не только не вспомнит, а и не узнает о каждом из нас. Как это больно и обидно!

Последними из жизни уходят старые фотографии, упрямо напоминающие о про шлом. Вдумайтесь, Саша, как все это страшно! — откуда то издали донеслось до него.

— Где вы, Ксения Ивановна, — растерялся он, — куда пропали?

В учительской, в библиотеке, в спортзале ее не оказалось. Совершенно не знакомые люди, пожимая плечами, с недоверием, иронически смотрели на не го, словно напоминая о том, что он здесь чужой, давно никому никому не ну жен… Казалось, они не только не слышали, не понимали, но и не замечали его.

Возмущаясь, иные недоумевали: «Кто это? Что ему надо от нас?»

— Где Ксения Ивановна? — с тревогой спросил он.

— Мы такой не знаем! — последовало категорическое утверждение. — И никогда ничего не слышали о ней.

— Что ты ищешь всю жизнь? — удивилась жена. — Всего тебе мало: в моло дости, идя навстречу солнцу, ты убегал от собственной тени, в старости пыта ешься догнать ее… — Не дождавшись ответа, она исчезла.

— А ведь это все сон, — неожиданно раздался над головой Деревянчука чей то хрупкий голос.

Посмотрев по сторонам, он увидел Воскобойникова, Вишневскую, Соболя, Ошерова, других одноклассников, многих учителей школы. Все они молча про ходили мимо.

— Женя, Лариса, Люсик, Адик! — окликнул он школьных друзей. — Где Ксе ния Ивановна?

Ответа почему то не последовало.

— Что вы молчите, язык проглотили?! — закричал он и проснулся.

Разговор, о котором Александр Никитич думал вот уже несколько дней, со стоялся в начале следующей недели.

— Здравствуйте, глубокоуважаемая Ксения Ивановна, вас беспокоит Саша Деревянчук, — представился он по телефону.

— Здравствуйте, Саша, вас я узнала сразу, откровенно говоря, ожидая звон ка, немного волновалась… «Голос совершенно не изменился», — тотчас отметил он. На секунду даже растерялся, услышав его.

— Дорогая Ксения Ивановна, мы вас столько лет не видели, — продолжил Александр Никитич. — Мы — это Женя Воскобойников, Лариса Вишневская и я, — словно отвечая на вопрос «Кто это мы?», пояснил он.

Учительница внимательно слушала своего бывшего ученика.

— Мы очень соскучились за вами, дорогая Ксения Ивановна, — взволнован Раздел I. «Астры»

но говорил он, — поэтому и просимся к вам в гости. — Просимся, — через несколько секунд повторил он, нарушая паузу, которая, как показалось, стала затягиваться. — Не только просимся, Ксения Ивановна, а и напрашиваемся в эту субботу в гости, — робко закончил он фразу.

Наступило какое то неловкое молчание.

«Молчание — это согласие, раздумье, сомнение или протест?» — неожидан но пронеслось в голове. — Кажется, он услышал в ее голосе осторожность.

И вдруг Деревянчук интуитивно почувствовал, затем, поверив своему чувству, испугался: учитель не желает встречаться со своими учениками! Эту щемящую мысль он не понял, не мог, да и не хотел согласиться с ней! «Мы не виделись более тридцати лет, разве нам нечего вспомнить, рассказать или не о чем будет поговорить?!»

Ксения Ивановна по прежнему смущенно молчала, думая о том, что многое в жизни, в том числе и возраст, разобщает людей. Время, соединяя и разлучая пережитое, дарит нам новые чувства, желания, взгляды… Словно рождаясь за ново, осмысливая и переосмысливая прожитое, человек несколько раз в жизни открывает мир, находит себя в нем.

— Возьмем торт, букет роз и придем к вам.

На этот раз голос его прозвучал почему то менее уверенно.

— Спасибо, Саша. Спасибо за розы. О них я помню всю жизнь. — Послед няя фраза, произнесенная как то по особому, с душевной теплотой, оказа лась для Деревянчука не столько неожиданной, сколько подтверждающей каким то недобрым предчувствием мысль о нежелании встретиться. — Расскажите, пожалуйста, лучше о вашей жизни, как она складывалась после окончания школы.

И на этот раз в голосе слышались прежние, непонятные ему нотки.

— Говорили, вы стали военным, затем, после демобилизации, закончили ин ститут, работали на заводе, в главке или министерстве. Но все это понаслышке.

Александр Никитич слушал, затаив дыхание.

— Кстати, Геннадий очень похож на вас: не только лицо (копия!), но тот же голос, улыбка, та же походка. Когда я увидела его, мне сразу же вспомнился наш десятый «А», кружок математики, начало моей педагогической работы.

Внимательно слушая Ксению Ивановну, он никак не мог понять одного: по чему она отказывается от встречи?! Не обязательно в эту субботу, можно в следу ющую, в конце концов, мы придем в любой день. Ощущение непонятной трево ги с каждой секундой возрастало: «Почему она отказывается от встречи?! Чем объяснить ее нежелание видеть нас? Прошло столько лет, казалось бы, наобо рот… Это какое то недоразумение, Ксения Ивановна!» — мелькали мысли в го лове. — «Вы не хотите видеть нас. Грустно, печально, однако факт. Разве встреча с молодостью неприятна? Чем дальше уходит человек от прожитого, тем оно до роже ему. Я и сейчас радуюсь встречам с теми, кого давно не видел, а здесь… Убежден, мы были и расстались друзьями».

На этот раз долгую паузу нарушил женский голос, в котором слышался, казалось, кроме переживания и тревоги, вопрос, жестким обвинением обра щенный непосредственно к собеседнику: готов ли он не только почувствовать, но и разделить боль?

— Почему вы молчите, Саша?

— Я никак не могу понять вас, Ксения Ивановна: вы отказываетесь от встречи с нами?!

— Но почему? Извините, пожалуйста, не могу согласиться с вами!

— Будем откровенны, Саша.

Она хотела сказать еще что то, однако неожиданно оборвала себя на полуслове. В недоумении молчал и он, не желая первым продолжать напря женный разговор.

— Понимаете, дорогой Саша, со дня нашего расставания минуло так много лет.

— Какое это имеет значение, Ксения Ивановна?! — не выдержал он.

Услышав со стороны их трудный разговор, можно было представить урок математики, на котором ученик и учитель, придерживаясь взаимоисключаю щих формул и доказательств, решают сложную задачу с одним, а если хорошо подумать, то — со многими неизвестными.

— Дело в том, Саша, что за прошедшие годы я сильно изменилась… — Прошу прощения, я совершенно не понимаю вас — мы все сильно изме нились, но разве об этом идет разговор?!

— И об этом тоже, дорогой Саша. Горькая, коварная осень неотвратима.

И этой — для женщин особенно трудной! — дорогой надо всем пройти: оказы вается, хрустальная осень — не только пора осенних свадеб. Поймите и поверь те, пожалуйста, мне: не зря в математике плюс на минус дает минус.

«Математика — королева естественных наук, рождена жизнью, а жизнь всег да конкретна». Помните, Саша, эта фраза висела над классной доской в нашем математическом кружке?

Деревянчук молча слушал знакомый голос, обладательница которого пред ставлялась ему сейчас совершенно другим человеком.

— Я ведь пенсионер, нахожусь, выражаясь официально, «на заслуженном отдыхе»… Меня просили поработать еще, но я твердо решила уходить: поверь те, Саша, принимать такое решение было нелегко, да и сейчас, положа руку на сердце, трудно ко многому привыкать. Впрочем, будем считать, что самое сложное уже позади, — словно продолжая нелегкий и давний спор с кем то, за кончила она. — И дело вовсе не в помощи дочери и зятю воспитывать внука.

Конечно, говорю это не для утешения… Александр Никитич был потрясен: он хорошо понимал, что подобная проб лема давно стучится в его двери, однако, честно говоря, по серьезному не хотел думать, уходил от нее, будучи внутренне убежденным в том, что слово «пенси онер» делит прожитое на две неравные, непримиримые части: «жизнь»

и «все то, что осталось после нее».

Кажется, голос Ксении Ивановны окреп, стал ровным, более спокойным, однако в словах «пенсионер» и «заслуженный отдых» сквозили то ли плохо скрываемая обида, тот ли горькая ирония.

— Вы помните и видите меня такой же молодой, стройной, красивой, Раздел I. «Астры»

а это давно, к сожалению, не соответствует действительности. Время — посто янный укор прожитому, за многое — расплата.

На этот раз Деревянчук не посмел возразить услышанному.

В школьные годы Саша увлекался боксом, имел юношеские разряды, как и многие в его возрасте, искал человека, которому можно было бы подражать.

Его кумиром стал чемпион республики по боксу, мастер спорта Павел Соколов.

Впрочем, талантливым спортсменом восхищались не только юные динамовцы.

Недавно Деревянчук встретил его на улице. Заметил еще издали, но, откро венно говоря, решил, что обознался: не мог дряхлый старик, левая рука которо го висела плетью, быть чемпионом республики по боксу! Оказывается, мог!

Мог, уважаемый Александр Никитич, конечно, мог и даже был им, но только… пятьдесят лет тому назад.

— Именно молодой, красивой я и хочу, Саша, навсегда остаться в вашей памяти! Не сердитесь, пожалуйста, умоляю вас! Будьте здоровы, спасибо за раз говор, за добрую память обо мне!

Прежде чем положить телефонную трубку с прерывистыми гудками, он не сколько минут задумчиво держал ее в руке, впервые с болью почувствовав, как сегодняшнее отрицает вчерашнее, чтобы, в свою очередь, быть отвергнутым завтра. Оказывается, не только предмет или явление, а и естественные чувства человека, его внутренний мир, каждый прожитый год имеют свою психоло гию, философию, свое понимание жизни…

ВОСКЛИЦАТЕЛЬНЫЙ ЗНАК

НА КУРСОВОЙ РАБОТЕ

Студенческие курсовые старший преподаватель кафедры книговедения Дувина проверяла всякий раз с затаенной надеждой и внутренним волнением.

Как ребята услышали ее, что скажут о замечательной профессии книжника?

Книга открывает мир, влечет прикосновением к чуду, дорогой к самому себе.

Время, проведенное с мудрой книгой — душевным собеседником, наставни ком, не проходит напрасно. Литература — наука человековедения. Это говори ла она, а что думают завтрашние дипломированные специалисты?

— Курсовая работа на тему: «Организация книжной торговли в магазине «Горизонт» студента пятого курса Вепринского Петра», — медленно прочитала она.

Петя — серьезный молодой человек, имеет вкус к литературе, творчеству, чувствует слово. Галантный кавалер, любит юмор. Последнее время чаще, прав да, грустный. Вечерами работает.

— Больше половины торговой площади используется для продажи товаров, не имеющих отношения к ассортименту книжного магазина, — отмечалось в работе. — Посуда, мебель, оргтехника.

Кощунство, с тяжелым чувством обиды за любимое дело подумала Галина Ивановна, оторвавшись от курсовой работы. Различное оборудование, светиль ники, даже награды Отечественной войны! Книжные магазины превращают в офисы, кафе, места продажи иностранных товаров. Исчезают «Подписные издания», «Букинист», «Книга почтой»… Один из центральных магазинов пле нила импортная одежда. А ведь когда то открытие «Пропагандиста» явилось большим событием в культурной жизни города. Тогда ее, старшего продавца, перевели сюда заведовать отделом. А что последнее время представлял магазин «Поэзия»? Ксерокопирование, импортная обувь, кассеты, пункт обмена валю ты. Вместо выставки постоянно обновляемых картин художников, вас встреча ла черная металлическая решетка. Здесь выступали поэты, артисты, звучали музыка и песни. И вот магазина «Поэзия» уже нет. Как и прекрасного магази на «Ноты», расположенного рядом с консерваторией!

Дувина задумчиво смотрит на стопку тетрадей, словно на тяжелую ношу.

Где вы, специализированные и профилированные магазины, магазины клубы и опорные пункты издательств, тематическое планирование и предваритель ные заказы? Дни книги, декады и месячники литературы, общественное кни гораспространение, специальная газета — друг всех читателей. Магазины идут с молотка, вывеску «Детская книга» заменила «Суперзакусочная». Увидев на улице объявление об открытии магазина «Ритуальные услуги», она дважды внимательно прочитала его. Закрываются книжные, открываются магазины «Ритуальные услуги»… Содержание иных курсовых удручало. Едким предложением переимено вать магазин «Знание» в «Садовод» из за продажи в нем, в основном, семян.

Или горьким признанием того, что прошли уже лучшие времена «Современ Раздел I. «Астры»

ника». Когда стеллажи ломились от книг, а радостные лица покупателей оцени вали работу продавцов. В том числе и Гали, отличницы книготоргового техни кума. Да, да, был и такой! Вспомнила свой первый рабочий день, почувствовала себя безоблачно счастливой. Сбылась ее белокрылая мечта! А обеденные чаепи тия в день рождения сотрудников, весенний праздник души — день рождения магазина! Услышала мамины слова: придется продавать нажитое, чтобы дочь не посадили в тюрьму за недостачи. На республиканском конкурсе молодых продавцов она заняла первое место.

Как то на центральной площади Галина Ивановна обратила внимание на девушек, которые навязчиво предлагали прохожим продолговатые карточки.

— Фирма «Интуревропа» гарантирует комфортабельный отдых в Греции, Испании, Италии и Франции. Заполните, пожалуйста, бланк.

Она внимательно прочитала условия двухнедельного отдыха за две тысячи долларов. Помолчала, сдерживая возмущение, и все же спросила.

— И не стыдно заниматься чепухой?

Девушка покраснела.

— А что делать? Окончила иняз, работы нет, спасибо, хоть сюда помогли ус троиться.

«А что ожидает моих выпускников?», — вновь обожгла тревожная мысль.

— Прошу прощения, я погорячилась. Как зовут вас и чем могу помочь?

Карина рассказала условия заполнения карточки, на предупреждение, что требуемой суммы и во сне не видела, последовали понимающая улыбка и ре комендация. На предстоящий контрольный звонок руководителя группы со общить о вложении отпускных денег в бизнес. Охотно приняв условия игры, она согласилась посетить Францию. Представитель фирмы одобрил выбор, от ветил на обращение: одна заполненная карточка дает пол буханки хлеба.

На прошлой неделе ее удивил многолетний знакомый, директор книжного магазина. На традиционный вопрос «Как дела?», неожиданно услышала: «Хо рошо!» Райадминистрация все же разрешила продавать водочные и табачные изделия. Драконовские налоги отбивают всякую возможность заниматься кни гой, с болью говорил Ярослав Алексеевич. Книжные магазины убыточны, госу дарственная книжная торговля уничтожена. Коммерческие структуры никог да не заменят ее. А платные библиотеки! Кто бы мог подумать?

Народ, лишенный книг, обречен на бездуховность и прозябание. Книжный магазин — лицо культуры. Дувина вспомнила тяжелый выбор директора. Впро чем, недобрым взглядом из за бугра режиссер пусть подметает улицы, кандидат наук — расклеивает объявления. А молодежь воспитывают заграничные кино и телепередачи, низкопробное чтиво да лозунг «Деньги превыше всего!» Поэто му и водка дешевле книги. Деньги надо вкладывать в культуру. Или — в тюрь мы.

Напряженный разговор с Ириной Дмитриевной, упрямо именующей себя заместителем заведующего кафедрой, вспыхнул из за «четверки», которую от казалась поставить по рекомендации шефа. И уже не в первый раз!

— Хорошо подумайте над сказанным, рыцарь абсурда, мы слов на ветер не бросаем. Благородные романтики захлебнулись жизнью!

Подобные «рекомендации» не выполнили Подолян, Моралев, «по собствен ному желанию» ушел доцент Левицкий. А ведь каждый из них созрел для ру ководства кафедрой! Конечно, об этом знают студенты. Вчера ей звонила Анфи са. Просила не оставлять их, они все запишутся на прием к министру. Куратор группы поблагодарила за внимание, уходить не собирается. И вздохнула: весен ней птицей годы пролетают. Александру Григорьевичу, завкафедрой, именно такой «заместитель» как Николаевская и нужен. На работе он бывает редко, документы подписывает, не читая, с ее слов. Да и Любомира Васильевича, това рища по аспирантуре, именно она, признанный авторитет в министерстве, сде лала деканом. А приписывание себе нагрузок («При социализме чтили совесть, теперь — деньги»), сокращение часов строптивым и увеличение покладистым преподавателям стоит не замечать. Как и документы Галины Ивановны на присвоение звания доцента, которые явно залежались в столе. Александр Гри горьевич во многом не согласен с ней. Надо ли, к примеру, за свой счет водить первокурсников в Музей книги? А воскресные посещения выставок и театров с непременным обсуждением увиденного. Странно. Зачем это ей? Хочет уди вить и здесь быть лучше других преподавателей?! И еще одно достоинство вне штатного зама — своевременная, всегда доверительная информация. И ника кое это не доносительство или стукачество, а помощь, добрые побуждения.

Очередную курсовую работу Дувина раскрыла не сразу. Позвонил старший сын, задерживается на тридцать сорок минут, к ужину будет. С детства он ус воил обязательность семейных традиций. Мир в семье хранит женщина, гово рит мама, и советует детям брать пример с папы. Во всем. И часто добавляет с приятной улыбкой: он не опаздывает и всегда внимателен. Двадцатилетний Ге оргий понимает, родители скрывают от них семейные ссоры, не копят зла и не ведут досье друг на друга. Тем более, не ссорят с детьми. Вздохнув, подумала о том, что книги сейчас перестали воровать, поэтому и милиция не обращается к ней за экспертной оценкой. А что стоят извещения, расклеенные на столбах, типа «Диссертации, курсовые, контрольные, рефераты, дипломы, переводы, чертежи и многое другое. По гуманитарным и техническим дисциплинам, лю бые предметы и темы. Гарантия качества! Низкие цены! Любая срочность! Ин дивидуальный подход, сопровождение до сдачи!» Особенно возмутил своеоб разный «эпиграф» к объявлению: «Ученым можешь ты не стать, но курсовую сдать обязан».

Галя Лебеденко знакомилась с учебной, детской и юношеской литературой.

В свое время «Буратино» отличался хорошим выбором и посетителями всех возрастов. Особенно школьного. И каждому находилась книга по душе. Низкие цены на учебники и подростковую литературу делали их явно убыточными.

Доплачивало государство, обеспечивая главных читателей страны необходимы ми изданиями. Регулярно комплектовались библиотеки училищ, школ и дет ских садов. Сегодня же, заключает выпускница, от былого разнообразия остались стеллажи с названиями секций, да Буратино у входа радостно привет ствует одиноких посетителей.

В душе Галина Ивановна симпатизирует Лебеденко. Трудолюбива, скром на, любит и пишет стихотворения. Стихи — духовная пища — облагоражи Раздел I. «Астры»

вают, помогают в нашей беспокойной жизни. Вяжет на заказ, мастерски печет торты. Этим и выживает. Наверное, о такой невестке мечтает каждая будущая свекровь.

Горбань, претендент на красный диплом, изучала магазин райцентра.

Трудно согласиться с тем, что секции естественнонаучной и политической кни ги заменены религиозной литературой. Почему упал спрос на чистые, искрен ние произведения, формирующие духовность народа? — спрашивает Саша. — На книги, которые были лучшим подарком вдумчивому читателю. И уверенно отвечает: поменялись книголюбы. Тот, кто имеет деньги, не читает книг. А тот, кто читает, не имеет денег. Рушатся идеалы нравственности, прилавки завале ны низкопробным чтивом. Горько сознавать: не классика, а развлекательная, бульварная литература помогает магазинам сводить концы с концами. Госу дарство стало мачехой для книги. На поле курсовой работы, рядом с фразой «Государство стало мачехой для книги» появился восклицательный знак.

В середине июля завкафедрой неожиданно позвонил ей домой и сообщил об уменьшении ассигнований на новый учебный год.

— Я еще по дисциплинам конкретно не смотрел, но уверен, курс «Органи зация и технология книжной торговли» будет сокращен.

Она настороженно слушала, возможно, предчувствуя, что от последней фра зы чаще забьется сердце. Как быть? Книге отдана жизнь, предмет свой знает и любит, недавнее выступление на межвузовской конференции рекомендова но к публикации.

— Я смогу оплатить семнадцати преподавателям, для вас денег нет, — по следовало твердое заключение.

Мучительная пауза казалась бесконечной. В душе она предчувствовала, но упорно не верила, не могла поверить тому, что ее ожидает. Даже представив шефа, она словно не поверила услышанному. Удивила и его нарочитая грубость.

Благородные романтики захлебнулись жизнью, послышался мстительный шепот Ирины Дмитриевны. На выпускном экзамене в школе Галя Дувина пи сала сочинение на тему: «Я буду стараться достойно и смело, правдиво и чест но народу служить!»

— Предмет согласна читать на общественных началах, — последовал ответ с внутренним надломом. — А через секунду, словно боясь быть не понятой и на этот раз, добавила: бесплатно.

Не ожидая подобного, совершенно не понимая его, словно лишенный дара речи, Александр Григорьевич положил трубку.

Прийти к Таисии Васильевне, редактору журнала, можно было и без цветов. Но он оставался верен себе. Нравилось, ощущал потребность дарить цветы — улыбки солнца, чудо природы. Хотелось делать приятное. А здесь все таки «крестная». С ее легкой руки три месяца тому журнал опубликовал его рассказ. Сейчас попросили занести еще один.

В подземном переходе внимание Владимира Александровича привлекло разно цветье пышных, счастливых астр. Белоснежные, голубые, розовые, темно красные. Ас тра в переводе означает «звезда», вспомнилось ему. Астра выросла из пылинки, упав шей с неба, ночью астры перешептываются со своими сестрами звездами, каждый цветок имеет свою мелодию счастья, говорили древние романтики. Латинское выра жение «Через тернии к звездам» со студенческих лет стало его жизненным принци пом.

Интеллигентная хозяйка звездных цветов понравилась ему. Подойдя ближе, поздоровался, спросил о цене, слегка поторговался.

— Вы — первый покупатель у меня, окажите любезность, возьмите, пожалуй ста, на почин. Жена останется довольна. Стойкие астры — последняя улыбка, не разгаданные тайны и щедрый подарок осени, но никак не «цветы запоздалые»

или конечная мечта. Астры умеют ждать.

Приятно обрадованный вниманием, он мысленно поблагодарил ее. Каждая женщина, как и цветок, прекрасна по своему, осенила мысль.

— Давайте вместе подберем игольчатые астры, иглы у них напоминают ресницы.

Улыбкой светлой неповторна астра. Цветы облагораживают, пробуждают добро, возвышают чувства. Цветы лечат. В их честь устраивались веселые праздники и кар навалы. А сколько хорошего сказано о цветах. Вспомните знаменитый «Вальс цве тов»!

Ее доброжелательный взгляд, внимание волновали приглашением продлить разговор, готовностью поделиться наболевшим.

— Букет подарю не супруге, а женщине, которой очень признателен. Иду к ней на работу.

Он почему то доверился цветочнице («Услышав доброе слово, порою хочется заплакать»). Признался: уже много лет не покупает жене цветы. Обижает невни мание к подарку. Букет лежит на столе, пока несколько раз не напомнит, чтобы поставила его в воду.

«Кто не уважает цветы, того и цветы не любят, — подумала она. — Такой муж чина обязательно поймет меня. Он не сам в себе, как мой супруг».

— Муж никогда не дарит цветы, мечты сбываются во снах. Не знаю, зачем он мне. Так, просто жизнь прожила при нем. Наедине со своим одиночеством.

Старалась во всем видеть хорошее, выглядеть удачливой, счастливой.

Мечты и надежды, чувства тревоги и разочарования сопровождают нас по Раздел I. «Астры»

жизни. Разве все замужние и женатые счастливы? Глядя в ее открытое, честное ли цо, почувствовав что то родное, Владимир Александрович задумался.

«Вот кто понимал и поддерживал бы меня, стал настоящим другом. Совсем по иному сложилась бы жизнь!» Ему показалось, что они давным давно знако мы, искренне уважают друг друга. Нашли таки свое счастье! Вчера на вопрос супруги, каким он хочет видеть сегодняшнюю жену, он так и ответил: она должна понимать меня.

«Много лет думаю о женщине, которая разделяла бы мои взгляды. — Он слов но прислушался к себе. — Кому надо это бегство от самого себя? Наивные, чув ствительные, легко ранимые обречены на страдания. Не хочется верить, однако… Может, хватит на одного смертного?!»

— Кто выращивает цветы, тот приносит удовольствие и себе, и людям, — гово рят в народе. А я, ботаник, продаю цветы. Единственную радость, последнюю на дежду, именины сердца. На пенсию милостыню не проживешь. У старости, с ее резкими ветрами и всегда неожиданными заморозками, нет безоблачной осени.

Он давно осознал, отчего не сложилась личная жизнь. Молодая, насмешливая судьба доверчива и близорука. Во многом винил юношескую, с васильковыми глаза ми, святую простоту. И пылкие, манящие надежды. Однако всякий раз ответ на стойчиво требовал повторения. Скрывать многолетнюю душевную боль очень тя жело.

— Извините за откровенность, первые годы носил жену на руках, старался предугадать, исполнить любое желание, называл царицей. Щедро дарил ей все се годня, сразу же. Спешил навстречу жизни, торопил события. И судьбу. Большая, восторженная любовь — предвестник короткого счастья. Видать, нельзя мечтать с закрытыми глазами: рано или поздно их приходится открывать.

— У меня так с дочерью получилось. Днями спросила с удивлением: «А что ты такое сделала для меня в жизни?»

Неожиданно, по требованию какой то магической силы, их глаза откровения встретились. Словно навсегда. Как долго смотрели, не отводя очей, в распахнутые, неутоленные души друг друга? Радостно передавая сокровенное, затаив дыхание, читали мысли собеседника? Обожженными сердцами чувствовали близость, теп ло или щемящую мелодию ушедшей любви? Осень жизни каждого согревают свои астры. Плакучей осенью в последний путь уходят астры с человеком… Сколь ко продолжался безмолвный разговор обескрыленных сердец, незаданные вопро сы и немые ответы на них? Что увидели и подумали один об одном? Почему не встретились раньше? Стало жаль друг друга? Или на минуту глубокая симпатия каждого, затаив дыхание, озарилась предчувствием счастья? Об этом знают их по родненные души да астры, отогревающие сердца. Как и достойные георгины или красные хризантемы и розы, на языке цветов означающие страсть и любовь, аст ры не соглашаются на раннюю, тихую старость. Обстоятельства не сильнее нас, мы не разочаровались в жизни, радуемся красоте, доброй улыбке и теплу. Позд ние цветы осени — это вызов холодной зиме, душевному одиночеству, вечный спор прекрасного с несправедливостью. Астры — не только чарующая грусть, ще мящая нота, но и светлая легенда, гордая память, вечное право на счастье. Счас тье всегда рядом!

Глаза выдавали их внутреннее напряжение, мысли, заинтересованность друг другом. Как много в их взглядах оказалось выстраданного, созвучного! Почувство вали то, чего не хватало долгие годы. Словно заглянули внутрь себя: с познанием жизни исчезают заблуждения. Стремились стать хорошими людьми, быть счаст ливыми, жить одним сердцем, вместе идти по жизни. А пришлось годами скучать по душевной теплоте и неразделенным чувствам. Как могло случиться то, чего не должно было быть?! О подобном не думалось, да и зачем? Исповедуя вечную любовь, юность охотно верит в честную, простую и светлую жизнь. Искали друга, однодумца, большую, негасимую любовь. А нашли увлечение, симпатию или ми молетную влюбленность, но не заветную, единственную. И не долгожданного, вос петого в песнях, обласканного в мечтах… Оказалось, любил не ту, или — обожала не того. Об этом жалеют и сейчас. О глубокие тайны и загадки призрачной люб ви! За ошибки без срока давности расплачиваются всю жизнь. К пониманию это го шли постепенно, ранимым характером, старыми обидами. А ведь кто то, впол не возможно, искал именно такого, или такую. Искал, да не нашел. Они не ругали горькую иронию, кривую усмешку жизни, наоборот, считали встречу подарком скупой судьбы, были признательны ей. Да и стоит ли теперь разрывать себе серд це? Заветную дорогу счастья ищут в молодости, старость редко бросает вызов судьбе. Отмечтались. У старости не осталось времени исправлять былые ошибки.

Возможно, в эту же самую минуту таинственное «я» каждого, вздохнув, внима тельно рассматривало неповторимого собеседника. Или задавалось безответным вопросом: «Откуда столько известно обо мне? Не обессудьте».

…О чем только не сообщают взволнованные, необыкновенной силы глаза чело веческие? А сколько невысказанного видится и читается в глубине их! Честные, понимающие, а не мутные, ледяные глаза говорят больше, искреннее, чем желч ный, лукавый язык. В иной книге не сыщешь столько. И неизлитая личная боль, и невозвратное прошлое, и тихая грусть в обнимку с обманутой надеждой. Разбу женная память, волнующие тайны всегда живой мечты, как и забытые письма, — вечный обвинитель и добрый друг прожитого. Искры годами ожидаемого счас тья, телеграмма в день рождения «До востребования», завораживающая строка его письма студентке. Она помнится всю жизнь, согревает и сейчас: «Ты мне нра вишься и, кажется, серьезно». Есть письма, слова которых, обнаженные чувства, созвучны мелодии старинного романса… У кого то целая жизнь проходит без вну треннего общения, а здесь, почувствовав взаимную теплоту, жажду, возможно, мгновение подлинного счастья, все сказали зовущими глазами. Как в живой сказ ке или волшебном сне. Душа поет и радуется взглядом.

— Я хорошо понимаю вас, — услышал Владимир Александрович, держа в руках великолепный букет. — Искренне желаю счастья… Если оно есть.

РОМАНТИКОВ ВЕЧЕРНИЕ РАЗДУМЬЯ

Живою, светлой нитью все переплелось в природе: растительный, животный мир, надежды и людские судьбы. Живое ведь во многом схоже друг с другом. Ранние желтые листья ненасытной осени глухой тревогой, первой седой прядью видятся людям в годах. О невозвратно прожитом вздыхая, годы закатные, сутулясь, исчезают. Вместе с возрастом угасающим пламенем в памяти растворяются близкие и друзья.

Тревожное время заставляет думать о прожитом. Трудной, но радостной оказалась жизнь довоенного и военного поколений — романтическая эпоха мужественного, многолетнего оптимизма, суровой скромности и всенарод ной веры в светлую мечту. Такие, с восторженными глазами, люди появятся не скоро.

— «Мы наш, мы новый мир построим…», — упрямо надеялись и убежден но верили газетам, радио, вдохновенно пели на собраниях, митингах и демон страциях. Порою верили из последних сил. И пламенно любили Родину.

Романтиков называют солью земли, совестью людскою. Светлые люди украшают жизнь, оставляют о себе хорошую память. Не стыдно гордым, с чистым сердцем людям держать ответ за прожитые годы.

Учились, строили заводы и города, растили хлеб и детей, защищали Отчиз ну свою. Верили в будущее, себя, историю и народ не обманывали. И только к старости узнавали кровавую правду закулисной, непредсказуемой жизни:

тайное становилось явным… То, что издали видится светлым, бесспорным, справедливым, поблизости может оказаться черной кривдой. Глухой, извили стой да крутогорою дорогой ведут по жизни падчерицу Правду. У неприкра шенной, чистой Истины медлительная походка, тихий голос и широко раскрытые, встревоженные глаза.

Отчего люди такие разные, часто не понимают или не хотят, не могут понять друг друга? Что то изменилось в нас самих. Почему мы так много прощаем себе, и так мало — другим, даже близким? Самоочищение, вопре ки закоренелому невежеству и эгоизму, постоянные требовательность и недовольство собой — вечная обязанность каждого. Люди губят сами се бя, словно над ними тяготеет проклятие. С незапамятных времен, изо дня в день, из века в век играет и двоится, лицемерит человек. В чем же тогда его высокое призвание? Неужели для того, чтобы тебя понимали, надо лгать? Зависть ли тому виною, гордыня, наша культура? Или, возможно, что то еще, более скрытное, безнадежное, так нами и не познанное?!

Куда исчезают светлые мечтатели, беспокойные и добрые, порою наивные романтики? Где же святая тяга к повседневному добру, не показное мило сердие, а сострадание, тихая радость и насущная потребность в них? Какое будущее у народа без тех, кто возвышает его, верит в завтрашний день, защищает правду? Когда человек осмыслит пороки свои? Или такими уже несовершенными созданиями природы и останемся? Порою лишь роман тики да философы понимают человека.

Опять заводят старую шарманку живущие в теснине и болотах: не верь заядлым оптимистам, не все вокруг так просто и понятно. Мы любим прес ную, а не острую жизнь, сермяжную правду, но не радость немеркнущих на дежд и глупые сказки типа «Утопия», «Город Солнца» или «Дон Кихот»!