«ФИЛОСОФСКИЙ ВЕК ИВАН ИВАНОВИЧ ШУВАЛОВ (1727–1797) ПРОСВЕЩЕННАЯ ЛИЧНОСТЬ В РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ St. Petersburg Center for the History of Ideas ИВАН ИВАНОВИЧ ШУВАЛОВ (1727–1797) St. Petersburg ...»

Стратий Я. М. Проблемы натурфилософии в философской мысли Украины XVII в. Киев, 1981. С. 45.

Знать, то ведая твою благостыню.

Но мне бедныя суть свои приходы.

Всего терзаеш образом различным, се хлад наводиш, се жар зловиновный, И грызением, Ехидне приличным, люте пронзаеш состав мой членовный1.

Определенные знания Симеона Полоцкого в области фармакологии приводили к появлению стихов-рецептов. Его указания на способ лечения порой весьма конкретны: «Зерно горушно тело согревает». В стихотворении «Веры уподобление» писатель подробно останавливается на лечебных свойствах горчичных зерен:

Зерно горушно мало в себе телом, Вначале мало, худо и презренно, Но возраст вземше, елма ся стирает, острую горесть, пламени подобну горячесть родит, но зело угодно, Греет внутреняя огня неимуще, теплоту родит из вне хладно суще2.

Как мы уже отмечали выше, подобные произведения, а их у Симеона Полоцкого очень много, нельзя рассматривать как художественные в современном смысле. Мы имеем дело с ученой прагматической поэзией. Для автора важно, в первую очередь, передать знания, конкретную информацию Стихи в этом случае служат лишь «оптимальным средством», «медовой усладой» (как писали еще Лукреций, а потом Григорий Нисский), которая помогает читателю, ученику, усвоить тяжелую пищу учения. Приведенный выше отрывок из виршей «Веры уподобление» убеждает в том, что Симеон был знаком с учением знаменитого античного медика Галена (II в. н. э.) о «градусах лекарств» (недаром Симеон Полоцкий упоминает Галена в своих сочинениях). Напомним, что эти мысли Галена послужили Русская силлабическая поэзия XVII-XVIII вв. Л., 1970. С. 283.

РО ГИМ. Синод. собр. № 288. Л. 117.

основой для дальнейшей разработки врачами и фармакологами классификации веществ по их «согревающим» и «охлаждающим» свойствам.

Ренессансное отношение к плоти человеческой оборачивалось у просветителей XVI–XVII столетий особым вниманием к медицине, ятроматематике (врачебной астрологии) и анатомии. Потому столь существенным показалось для Игнатия Иевлевича, одного из наставников и друзей Симеона по Полоцкому Богоявленскому монастырю, то, что в юные годы в Замойской академии он изучал умозрительную медицину с анатомией «по восьмидесяти таблицам», о чем он не забыл сообщить в своей довольно краткой и сдержанной биографии1. Знаменательно, что Симеон Полоцкий также собирался издать в своей Верхней типографии некие «таблицы» — первый в России анатомический атлас, «азбуку искусства, включающую все части человеческого тела, которые в разных случаях требуются в искусстве»2. В библиотеке любимого ученика Симеона Полоцкого Сильвестра Медведева встречаем эмблематический сборник нюрнбергского врача Иоахима Камерария (1514-1574), украшенный средником с изображением пеликана с птенцами, латинским девизом на рисунке («за закон и народ») и эпиграмматической подписью, объясняющей символ следующим образом: «Кровью своей пеликан оживляет птенцов, также и царь не щадит своей жизни на благо народа»3. В некоторых случаях вирши Симеона Полоцкого построены таким образом, что важную часть их стихотворного повествования занимает конспективное изложение просветителем «учения о влагах», иначе называемом «гуморальной теорией». В средние века лечебное применение минералов, равно как и средств растительного и животного происхождения, вписывалось в гуморальную теорию с ее учением о четырех влагах (соках) организма: крови (тепла и влажна), слизи или влегмы (холодна и влажна), светлой желчи (суха и тепла) и черной желчи (суха и холодна)4. Первым популяризатором этого учения на Руси был, повидимому, Максим Грек5. Следуя Галену и Гиппократу, Грек утверждал, что в организме четыре стихии принимают вид мокрот (крови, флегмы, черной и красной желчи), от неблагоприятного сочетания которых и проГолубев С. Т. История Киевской духовной академии. Приложение. // Университетские известия. 1886. М 5. С. 74-79.

Леонов А. Симон Ушаков. М., 1945. С. 9.

Калугин В. В. Символика сюжетного средника (по материалам изданий XVI-XVII вв. московского Печатного двора). // Герменевтика древнерусской литературы. XVI — начало XVIII вв. М. 1989. Сб. 2. С. 26.

Шульц Ю. Ф. Марбод Реннский и его «Лапидарии». // Медицина в поэзии греков и римлян.

С. 78-79.

Громов М. Н. Максим Грек. М., 1983. С. 150.

исходят телесные недуги. В Европе это учение было популярно и в XIII– XIV веках, его развивал знаменитый салернский врач Арнольд из Виллановы в своем трактате «Салернский кодекс здоровья»1.

Симеон Полоцкий, возможно, впервые услышал о «гуморальной теории»от профессора философии И. Гизеля За время своего бытования эта довольно эклектическая теория, соединившая библейские представления о душе, элементы аристотелизма и современные естественнонаучные взгляды, пережила определенные изменения. Так, в лекциях И. Гизеля указывалось, что в теле животных и человека изначально существует некая «праосновная жидкость», из нее в печени вырабатываются четыре главные жидкости организма: кровь, желтая желчь, черная желчь и слизь. Переработанные в сердце под влиянием этого жара, жидкости воспроизводят столь нежное вещество, что оно близко к «спиритальному» и потому называют его «жизненными духами». Это вещество, распространяемое кровью по всему организму, и является основой всех жизненных функций. С гуморальной теорией связывает И. Гизель и темперамент человека, и характер его сновидений2.

Учение о четырех стихиях, на котором основывалась «гуморальная теория», стало предметом нескольких ранних польскоязычных стихотворений Симеона Полоцкого («Четыре стихии и их действия» и др.). Античное учение о четырех «мировых стихиях» было воспринято европейской схоластикой в основном через различные толкования «Физики» Аристотеля. Особым признанием мотивы с аллегориями стихий пользовались у барочных писателей и художников. Впервые положение о том, что природа и человек состоят из четырех первичных элементов — воды, огня, воздуха и земли — сформулировал еще Эмпедокл, греческий философ из Агригента в Сицилии, живший в V веке до н. э.3 И когда уже упоминавшаяся беседа ведущих московских богословов и ученых (кроме Симеона Полоцкого, в ней принимали участие Епифаний Славинецкий и Паисий Лигарид) стала принимать экзаменационный характер для Николая Спафария, участники ее заговорили именно об этом знаменитом учении. Озябший от ноябрьского холода и затем согревшийся Спафарий заметил: «Движение творит теплоту». Симеон: «Не во всех», — рече. Николай рече: «Не самим движением, но сопритрением единого ко другому. Сия же суть от четырех стихий. Того ради имут огнь в себе». Николай рече: «Вскую железо хладРабинович В. Л. Алхимия как феномен средневековой культуры. М., 1979. С. 223.

Нариси з стор втчизняно психолог XVII-XVIII ст. Кив, 1952. С. 33.

Медицина в поэзии греков и римлян. С. 6.

но, аще ради имут огнь в себе?» Симеон рече отвеща: «Яко в нем стихия хладная преобладает»1.

Наиболее совершенным из всех ощущений еще со времен античности считалось зрение. Изучая его, И. Гизель и некоторые другие профессора Киево-Могилянского коллегиума даже пытались объяснить такие сложные явления, как бинокулярное зрения и зрительная адаптация. И Симеон Полоцкий, без сомнения, разделял мнение И. Гизеля: «Всякое рациональное знание предполагает некоторое познание, при помощи какого-то внешнего органа, ибо ничего нет в разуме, чего бы не было в органе чувств»2. Чувства в виршах расположены просветителем по строгой иерархии: на первом месте — зрение, затем — слух, обоняние, вкус и завершается этот ряд носящим наиболее телесный характер осязанием. Это стихотворение также говорит о хорошем знании Симеоном философии И. Дамаскина и Фомы Аквинского3; а значит могло быть написано не раньше того времени, когда Симеон завершил свое образование в Киево-Могилянском коллегиуме.

В виршах из цикла «Человек» (первое стихотворение) Симеон Полоцкий уподобил человека городу, закрытому со всех сторон и имеющему пять входных ворот — по числу органов чувств. Считая ощущения, воспринимаемые органами чувств, началом познания, Симеон Полоцкий часто и подробно в виршах и проповедях останавливается на описании органов чувств и их функций. Исходный мотив построения данных виршей — научное, схоластическое представление об иерархии чувств. Сам этот образ явно не оригинален, не является изобретением Симеона Полоцкого. Он заимствован из книг и употреблен для лучшего донесения знаний, поскольку образное изложение способствует лучшему объяснению любых сведений, учений, теорий. Рассуждения о значении ощущений для человека, этот образ использовал еще Максим Грек. Он писал о «пятичисленных дверях», через которые в дом души проникают звуки, запахи, свет, вся информации о внешнем мире. Через «двери наша, сиречь чювствии», по мнению Грека, человек воспринимает и узнает мир4. Как и Симеон Полоцкий, Максим Грек особо подчеркивал направляющую силу интеллектуального начала в человеке. От теории — познания человека и мира — Симеон в своих стихах легко переходил к весьма конкретным рекомендациямГолубев И. Ф. Встреча Симеона Полоцкого, Епифания Славинецкого Паисия Лигарида с Николаем Спафарием и их беседа. // ТОДРЛ. Л. 1971. Т. XXVI. С.298.

Ничик В. М. Из истории отечественной философии конца XVII — начала XVIII века. Киев, 1978. С. 99.

Соколов В. В. Средневековая философия. М., 1979. С. 70.

Громов М. Н. Указ. соч. С. 153.

рецептам. В отдельных проповедях подкупает искренность заботы просветителя, болеющего не только о душевном, но и телесном здравии прихожан. В «Слове о седми гресех смертных» он не советует злоупотреблять «солнцезрением» — длительным созерцанием сверкающего в лучах светила, ибо «егда излишне присмотрятеся солнцу, от великого действа лучес его зрение повредится, ибо излишне чювствуемое вредит чювство»1.

Считая, что еда оказывает значительное влияние на психологическое состояние человека и его темперамент, Симеон Полоцкий нередко обсуждает в виршах вопросы гигиены питания. Здесь также сказалась ориентация просветителя на античных авторов. «Сохранилось много стихотворений, в которых речь идет о пище, омовениях, диете, здоровом образе жизни, различных лечебных мероприятиях»2, — утверждает исследователь медицинской тематики в греческой и римской поэзии Ю. Ф. Шульц. Симеон Полоцкий не советует употреблять в еде масло и жир, которые, по его мнению, «похоть умножают». Рекомендации же не есть чеснок, который «смрадно пахнет», связаны, очевидно, с начинавшими утверждать себя требованиями «политеса» — правилами хорошего тока. Советы просветителя конкретны и порой не вполне традиционны. Так, если Максим Грек считал воздержание основой всех добродетелей3, «то Симеон Полоцкий убеждает читателей, что вино, употребляемое в меру, «сердце утверждает и возвеселяет». Интересовавшийся медициной просветитель не мог не знать, что вино в то время использовалось как основа для изготовления многих лекарств.

Отразились в виршах Симеона Полоцкого и математические знания, полученные им во время обучения в Киево-Могилянской коллегии. Благодаря недавним находкам историков математики, мы можем судить о них с достаточной полнотой. Конспект учебных записок Симеона по математике, сделанный на латинском языке, охватывает следующие вопросы арифметики: нумерацию, основные арифметические действия, тройное правило, некоторые сведения о дробях. Знание писателем дробей весьма конкретно отозвалось в содержании виршей «Земля», причем дидактическая нагрузка текста заметно возросла:

Симеон Полоцкий. Вечеря душевная. М., 1683. Л. 566-566 об.

Медицина в поэзии греков и римлян. С. 12.

Матвиишин Я. А. Невдомий математичний рукопис XVII в. з Киево-Могилянського колегума. Киев, 1981.

Земли три части мокнут под водами, Четверта токмо суха под ногами, Всех есть ходящих и разум имущих и зверей сущих1.

Как видим, Симеон Полоцкий не ограничивался только «естествословными» уподоблениями и примерами, — встречаются в его литературном наследии и вирши собственно познавательного содержания. Подобных стихов не найдешь у приказных стихотворцев, русских предшественников писателя. Созвучное Симеону Полоцкому стремление заинтересовать читателя естествознанием ощутимо и в изданиях Ф. Скорины, получившего в свое время серьезное естественнонаучное образование.

Как известно, будущий первопечатник в ноябре 1512 года за свои познания в области медицины, ботаники и других естественных наук был удостоен в Падуанском университете диплома «в лекарских науках доктора»2. Первопечатник дополняет «Малую подорожную книжицу» астрономо-астрологическими сведениями. В Пасхалии Ф. Скорина дал астрономическую сводку всех затмений, которые наблюдались на территории Великого княжества Литовского до 1531 года, точно подсчитав год, день и час. Кроме того, он назвал годы, когда не будет «гибели на небесах» (1524, 1529). Знаменательно, что на портрете Ф. Скорины изображен «глобус неба» — птоломеевская астролябия или армилярная сфера — инструмент, которым, по мнению Г. Я. Голенченко, пользовались Н. Коперник, Тихо Браге и другие великие астрономы XVI столетия3.

Знания Ф. Скорины в области ботаники (как известно, в конце жизни первопечатник состоял в должности ученого ботаника в королевском ботаническом саду в Праге) отозвались уже в его предисловии к книге «Притчи царя Соломона», который «учинил размолвение о прирождении древ и былин, поченши от древ кедровых, еже растут на горе Ливанской, даже до травы исопф, еже ростет при муре. И мудре повелел теже о прирождении зверей, птиц, гадов и рыб»4.

Отдельные иллюстрации из книг Ф.Скорины дают начало новому жанру белорусской книжной графики — научно-прикладного характера5. Орнаменты, украшающие буквицы Ф. Скорины, носят не мифологическисимволический характер, а для расширения кругозора читателя в области Русская силлабическая поэзия XVII-XVIII вв. С. 150.

Подокшин С. А. Скорина. М., 1981. С. 70.

Галенчанка Г. Я. Астранамчныя звестк у «Малой падарожной кнжыцы» Скарыны. // Помнк гсторы культуры Беларус. Минск, 1974, № 4. С. 32-35.

Скарына Ф. Прадмовы пасляслоу. С. 19.

Шматау В. Ф. Беларуска кнжная гравюра XVI-XVIII стагоддзеу. С. 40.

ботаники и зоологии, нарисованы с использованием изображений конкретных растений, животных и птиц (дубовые листья, лев, олень, вишня, павлин, лен, сова и др.). Дубовые листья, — символ мужской силы и славы — недаром именно на стволе развесистого дуба встречаются на многих гравюрах гербы Ф. Скорины. Этот изобразительный мотив дубового листочка, как заметил В. Ф. Шматов, будет повторяться в Катехизисе С. Будного и на каждой странице Евангелия Василия Тяпинского1 Л. Зизаний и Мелетий Смотрицкий также в изобразительном оформлении своих изданий будут использовать скорининские заставки, утверждая традиции, заложенные изданиями первопечатника2.

С. А. Подокшин высказывает предположение3, что Сымон Будный также интересовался вопросами естествознания: он часто использует натуралистические аргументы в качестве убедительных доводов. Л. Зизаний в своем «Катехизисе» (1625) не только излагал сущность православия, давая ему свое разъяснение, но и приводил сведения из истории, астрономии и естествознания4. Во многом перекликается с «Вертоградом многоцветным» Симеона Полоцкого и «Лексис» Л. Зизания, называемый исследователями первой славянской энциклопедией. Автор счел необходимым ввести в него сведения из астрономии, медицины, биологии, географии, философии, юриспруденции и других наук. Встречаем у Л. Зизания объяснения некоторых педагогических и психологических терминов. Находим ссылки на почитаемые Симеоном Полоцким и Ф. Скориной авторитеты — например, Аристотеля. В числе любимых книг Симеона Полоцкого — «Краткое руководство о составлении проповедей» Иоаникия Галятовского, бывшего ректором Киево-Могилянской Коллегии в 1658–1662 годах и не скрывавшего своей ориентации на латинские пособия — «Наука короткая албо способ зложеня казаня» (первое издание — 1659). Галятовский прямо советовал своим читателям читать книги о зверях, птицах, «гадах», рыбах, деревах, травах, камнях, с разных водах, которые в морях, реках и колодцах находятся, узнавать их «натуру», свойства и отличия. и то себе отмечать и применять к той речи, которую хочешь сказывать. В начале XVII века общая установка на энциклопедичность произведения стала, очевидно, одним из требований времени. Это влияние Ренессанса было Там же. С. 59.

Там же. С. 61.

Подокшин С. А. Скорина и Будный. Минск, 1974. С. 102.

Асвета педагагчная думка у Беларус: Са старажытных часоу да 1917 г. // Ткачоу М. А., Пасэ У. С., Сянькевч Г. Р. нш. Мiнск, 1985. С. 95.

ощутимо в Белоруссии. В Москве же подобные нововведения рассматривались как еретические покушения на канонические тексты.

В первой четверти XVII века сама возможность знакомства с достижениями западноевропейской науки сознательно ограничивалась властями: в 1627 году была запрещена в России покупка. книг, напечатанных на Украине и в Белоруссии. Зарубежные книги изымались у населения и сжигались1. Известно мнение Андрея Курбского, не одобрявшего книги Ф. Скорины и утверждавшего, что они будто бы отравлены неким «жидовством»2. Симон Будный за пропаганду их в 1582 году на Луковицком синоде был осужден как еретик и лишен духовного звания3. Андрей Курбский ставил знак равенства между Лютером и Скориной4. В 1690 году на Соборе, как уже отмечалось, были признаны еретическими и запрещены многочисленные труды Симеона Полоцкого.

За шестьдесят лет перед этим, напомним, была сожжена патриархом Филаретом рукопись «Катехизиса» Лаврентия Зизания, в которой автор счел возможным говорить о «кругах небесных», «планитах», «зодиях», о затмении солнца, громе и молнии, о кометах и звездах. Уже в конце XIX века исследователь К. В. Харлампович использовал материалы обсуждения Катехизиса Лаврентия Зизания в Москве для демонстрации уровня астрономической науки в Белоруссии и на Украине в XVI — первой половине XVII века5. Обсуждавшие с Лаврентием Зизанием его книгу московский архимандрит Илия и справщик Григорий Онисимов сразу указали на некоторые из источников, к которым, по их мнению, обращался Зизаний, работая над «Катехизисом»: «Те статии ис книги «Острологии», а та книга «Острология» взята от волхвов эльлинских и от идеолослужителей, ино туто в книге к нашему правоверию не сходна». Лаврентий вынужден был сформулировать свою главную задачу, ради которой он взялся за написание «Катехизиса»: «…аз написал ведомости ради, чтобы человек ведал, яко то есть тварь Божия»6. Слова Лаврентия Зизания явно перекликаются с утверждением, выражающим творческую установку Симеона Полоцкого Симонов Р. А. Российские придворные «математики» XVI-XVII веков. // Вопросы истории.

1986. № 1. С. 82.

Фроловский А. В. Франциск Скорина и Москва. // ТОДРЛ. Л., 1969. Т. ХХIV. С. 158.

Плисс В. Сымон Будный и его сектантская и литературная деятельность в Литве и Западной Руси. // Христианское чтение. 1914. Т. CXCII. Ч. II. С. 1-301.

Три доселе не изданные послания Андрея Курбского. // Православный собеседник. Казань, 1863. В. II. С. 569-570.

Харлампович К. В. Западнорусские православные школы XVI начала XVII в. Казань, 1898.

С. 415, 446.

Летописи русской литературы и древностей. СПб., 1859. Т. 2. Кн. VI. С. 99.

при работе над трактатом «Венец веры кафолическия»: «Ведения ради, а не верения предлагаю читателям»1.

Намечается определенная традиция «незамкнутости» белорусских и украинских гуманитариев на «чистой» филологии и теологии, в отличие от их русских современников. Количество сходных примеров легко дополнить. Так, в своей польскоязычной поэме «Лабиринт» (Краков, 1625) преподававший в то время в Киевской братской школе Фома Иевлевич воспевает Мудрость (она рисуется как аллегория познания, беспредельности и величия разума), позволяющую узнать о развитии и земных предметах мира, о движении звезд на небе, о возникновении молний, созвездий Арктур, Большая Медведица, Орион и других природных явлений. В этой связи можно вспомнить и трактат М. К. Сарбевского «О совершенстве поэзии», включающий специальные разделы об астрономических, искусствоведческих, естественнонаучных и других областях, которые затронуты тем или иным образом в эпической поэме «Энеида». Еще более подробно останавливается ученый на естествознании в своем огромном трактате «Боги язычников, или теология, философия природы и этика, политика, экономика, астрономия и другие искусства и науки, содержащиеся в древних мифах языческой теологии» (1627). Это первый в Восточной Европе энциклопедический школьный курс, автор которого в мифах и религиозных обрядах Древней Греции видит не только отвлеченные символы, но зачаток позитивных наук XVII столетия — астрономии, химии, физики, математики, механики, истории, географии, медицины и других. Рассматривая астрономические символы, связанные с небесным движением в книге пророка Иезекииля (подобная рационалистическая интерпретация библейского текста заставляет вспомнить Ф. Скорину), М. К. Сарбевский в своих лекциях излагал теорию Коперника, давая ей самую высокую оценку.

Итак, Ф. Скорина, в чьем лице впервые в восточнославянском регионе в XVI веке объединились натуралист и филолог, выступает как основоположник особой традиции отечественного просвещения, продолженной трудами Л. Зизания, М. К. Сарбевского, Симеона Полоцкого, в XVIII веке развитой М. В. Ломоносовым. Эклектичная концепция мира и человека в текстах Симеона Полоцкого не совпадала с традиционными представлениями, веками господствовавшими на Руси и во многом была прогрессивной для своего времени. Просветитель смог в доступной литературной форме представить те знания, которыми обладал. Естественнонаучные сведения использовались Симеоном Полоцким в трех основных направлениях: либо в ряду раритетов, традиционных для стиля барокко украшений, РО ГИМ. Синод. собр. № 396. Л. 27 об.

вырастающих в целые каталоги всевозможных экзотических вещей, либо они получали откровенно дидактическое назначение — служили цели широкого просвещения читателей, либо формулировались как рецепты и имели вполне утилитарное значение, реализуясь в повседневной жизни.

Наука, весь комплекс натурфилософских представлений выполняли очень важную идейно-эстетическую функцию в мировоззрении и творчестве просветителя. Их оригинальная репрезентация Симеоном Полоцким несомненно способствовала внедрению значительного числа новых понятий, тем, символов и метафор в русскую культуру и общественное сознание последней трети XVII столетия. Схоластический научный инструментарий играет в виршах просветителя важную конструктивную роль. Богословские и натурфилософские тезисы становятся компонентами идейнотематической структуры текстов, конкретные идеи физики излагаются и популяризируются в виршах разных жанров. Эти тезисы нередко стимулируют определенный характер композиционного решения текста, обусловливают образную систему произведений просветителя. Собственно литературные средства иногда использовались Симеоном Полоцким только для того, чтобы сделать доступнее для читателя ту или иную общественно-политическую, богословскую, натурфилософскую или филологическую идею.

XVII век — век наступления науки. И если на Западе это ощущалось достаточно мощно, то в России наука пыталась делать только робкие шаги. Сделав науку важным объектов осмысления, Симеон Полоцкий реально стимулировал ост духовной зрелости русского общества. Это был первый случай в истории русской культуры, когда человек выступил с активной пропагандой научных знаний не с позиций удивления, свойственного постороннему наблюдателю или неофиту, а с трибуны самой науки, выступил как ее активный носитель. Естественно, что схоластика сыграла в его литературно-общественной деятельности роль многоаспектного творческого катализатора. Думается, Симеона Полоцкого можно считать одним из первых популяризаторов натурфилософских представлений на Руси, родоначальником той линии, которую впоследствии блестяще разовьет М. В. Ломоносов, создав свое знаменитое «Письмо о пользе стекла». Не случайно М. В. Ломоносов в числе трех книг, ставших для него «вратами учености», рядом с «Арифметикой» Л. Магницкого и «Грамматикой» Мелетия Смотрицкого называл «Псалтырь рифмотворную» Симеона Полоцкого.

ГРАФ П. И. ШУВАЛОВ — РУКОВОДИТЕЛЬ

И РЕФОРМАТОР ВОЕННОГО ДЕЛА

редставители рода Шуваловых прославили себя и Россию не только на ниве культуры и науки, но и в политике, экономике и военном деле. Это в первую очередь относится к старшему родственнику елизаветинского вельможи и фаворита И. И. Шувалова, его двоюродному брату, графу, генерал-фельдмаршалу Петру Ивановичу Шувалову (1711–1762). П. И. Шувалову принадлежит видное место в истории России XVIII в. «Финансист, кодификатор, землеустроитель, военный организатор, откупщик, инженер и артиллерист Шувалов на всякий вопрос находил готовый ответ, на всякое затруднение, особенно финансовое, имел в кармане обдуманный проект»1, — так аттестовал его В. О. Ключевский. П. И. Шувалов известен своей активной деятельностью в сферах государственного управления и экономики. С его именем, в частности, связана одна из важнейших реформ российской торА. И. Комиссаренко, А. Е. Чекунова Ключевский В. О. Сочинения. Т. IV. М., 1958. С. 307.

говли — отмена с 1 апреля 1754 г. внутренних таможенных сборов. Предлагая правительству многочисленные финансово-экономические записки и проекты, П. И. Шувалов, как просвещенный человек, был уверен в том, что «главная государственная сила состоит в народе, положенном в подушный оклад», а власти следует стремиться к «свободному познаванию мнения общества»1. В период Cемилетней войны (1756–1763) П. И. Шувалов, будучи одним из высших военных деятелей страны, состоя членом Конференции при высочайшем дворе, ввел немало новшеств и усовершенствований в артиллерийском вооружении (шуваловские «секретные» гаубицы, единороги). Менее изучена его роль в руководстве в годы войны с Пруссией русским военно-инженерным делом, передовой уровень которого тогда же был признан военными специалистами Европы2.

К середине XVIII в. устройство военно-инженерной части русских вооруженных сил имело уже определенную историю. С формированием в России в начале этого столетия в ходе преобразований Петра I регулярной армии выявилась необходимость освоения европейского опыта военноинженерного искусства и его дальнейшего совершенствования. Во время Северной войны (1700–1721) осуществлялся наем иностранных офицеровспециалистов в фортификационном и артиллерийском деле, в возникших по указам царя военно-учебных заведениях готовились и собственные офицерские кадры. 8 февраля 1712 г. царем Петром I был утвержден «штат о полевой артиллерии», в котором предписывалось создание, помимо «бомбардирской, канонирской» еще и «минерной по части инженерной, понтонной и для петардиев» рот3. Подчиненность военных инженеров артиллерийскому ведомству выдерживалась не всегда. «Воинский устав»

1716 г. предусматривал положение, при котором «инженеры имеют некоторые чины при полках или инженеры и подкопщики принадлежат к команде генерал-квартирмейстера», которому надлежало в связи с этим знать «географию и фортификацию, понеже ему надлежит учреждать походы, лагери и ретраншаменты»4. Общее руководство военными инКлючевский В. О. Цит. соч. С. 312, 331; Волков М. Я. Таможенная реформа 1753–1757 гг.

Автореферат канд. дисс. М., 1961. С. 12–14; Троицкий С. М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. Формирование бюрократии. М., 1974. С. 123, 129, 143, 217–219, 348–353; Анисимов Е. В. Россия в середине XVIII в. // В борьбе за власть. Страницы политической истории России XVIII в. М., 1988. С. 93–95, 235–242.

История войн и военного искусства. М., 1970. С. 28–30; Золотарев В. А., Межевич М. Н., Скородумов Д. Е. Во славу отечества российского. М., 1984. С. 95–108.

ПСЗ. Т. IV. № 2480; Т. XLIII. Книга штатов. Ч. I. Отд. I. С. 9-1.

Ласковский Ф. Ф. Материалы для истории инженерного искусства в России. Ч. II. СПб., 1858–1865. С. 588.

женерами и вверенными им подразделениями («ротами») было возложено на Канцелярию Главной артиллерии и фортификации. 22 декабря 1722 г.

де Кулонг в ранге «генерал-директора над всеми крепостями» возглавил в ее составе особую Инженерную контору. 23 мая 1727 г. она была преобразована в Фортификационную контору, начальником ее был назначен генерал-лейтенант Б. Х. Миних, ставший при этом «обер-директором над фортификациями». По его инициативе в 1728 г. из Артиллерийского полка были выделены инженеры, пионеры (саперы), минеры и понтонеры, все они сводились в самостоятельный Инженерный корпус. Последний состоял из Инженерного штаба, Инженерного полка и Инженерной роты1. Придание инженерным подразделениям самостоятельности в организационном плане и некоторой автономности от артиллерийских частей было крупным шагом вперед в развитии структуры русской армии2. Несмотря на то, что в 1729 г. Б. Х. Миниху императором Петром II было пожаловано звание генерал-фельдцейхмейстера и поручено управление создаваемой Канцелярией от артиллерии и фортификации3, фактически указанная автономность военно-инженерного дела сохранялась. Поэтому ничего удивительного не было в том, что при назначении в 1735 г. принца ГессенГомбургского генерал-фельдцейхмейстером управление инженерной частью было отделено от артиллерии, и оно по-прежнему подчинялось Б. Х.

Миниху, сохранившему должность и звание «обер-директора над фортификациями»4. С воцарением императрицы Елизаветы Петровны (ноябрь 1741 г.) и опалой Б. Х. Миниха заведование инженерными подразделениями армии вновь формально попало в руки принца Гессен-Гомбургского как генерал-фельдцейхмейстера5. Вообще же, в 40-е — начале 50-х гг.

XVIII в. организационные принципы деятельности в русской армии инженерных частей и специалистов определялись инструкцией 1742 г., утвержденной Военной коллегией по предложению принца Гессен-Гомбургского, «О управлении инженерным корпусом и фортификацией», обобщившей опыт нескольких десятилетий и особенно войн 30-х гг., в которых участвовала Россия (за польское наследство в 1733–1735 гг. и с Турцией в 1735–1739 гг.). В условиях нараставшей напряженности в Европе в связи с агрессивной политикой прусского короля Фридриха II российское правительство и сама императрица Елизавета Петровна обратили особое внимаПСЗ. Т. VIII. № 5277.

Бескровный Л.Г. Русская армия и флот в XVIII в. М., 1958. С.59-60.

РГВИА. Ф. Артиллерийской экспедиции Военной коллегии. № 5. Оп. 1/72. Кн. 2. Л. 1–206.

РГАДА. Госархив Российской империи. Разряд XX. Оп. 1. Д. 84.

РГВИА. Ф. Артиллерийской экспедиции… № 5. Оп. 1/72. Кн. 65. Л. 1–80.

ние на необходимость более полного оснащения армии инженерными кадрами и техническими средствами. Практическое осуществление этой задачи, наряду с комплектованием инженерных команд, с 1752 г. находилось в руках инженер-генерал-майора А. П. Ганнибала — знаменитого предка А. С.

Пушкина.

К концу 1755 г. русская армия располагала инженерными частями, включавшими офицеров, «кондукторов», инженерных учеников, роты минеров, мастеровых и прочих «нестроевых» общей численностью в чел. (в том числе 3 генерала, 10 штаб-офицеров, 66 обер-офицеров1). В таком состоянии получил в свое ведение инженерное дело русской армии граф П. И. Шувалов, назначенный в канун Семилетней войны генералфельдцейхмейстером — руководителем артиллерии и «главным начальником Инженерного корпуса». В январе 1756 г. П. И. Шувалов, как уже отмечалось, вошел в качестве одного из членов в учрежденную по повелению императрицы Елизаветы Петровны «Конференцию при высочайшем дворе» — чрезвычайный орган по управлению страной в военное время — и принял активное участие в планировании военных операций, отвечая в качестве генерал-фельдцейхмейстера за их инженерное обеспечение. июля 1756 г. Конференция рассмотрела разработанный П. И. Шуваловым план движения («маршрут») русских войск под командованием генералфельдмаршала С. Ф. Апраксина в Восточную Пруссию и согласилась с ним. К плану прилагались карты крепости Мемель, обнаруженные П. И.

Шуваловым в собрании покойного генерала В. Н. Репнина2. Понимая значение инженерной разведки предстоящего театра войны, генерал-фельдцейхмейстер П. И. Шувалов в сентябре того же 1756 г. составил особые инструкции офицерам, посланным на территорию «прусской» Литвы с целью выяснения «состояния крепостей и дорог». Для сохранения их миссии в тайне предлагалось, в частности, снабдить офицеров-разведчиков мнимыми аттестатами об отставке — «апшитом, дабы они, в случае взятия их, могли отзываться, что они из службы уволены»3. Конференция одобрила действия П. И. Шувалова. Развернутая им разведка маршрутов, переправ, укрепленных пунктов и крепостей во многом обеспечили активность русской армии в операциях по разгрому пруссаков при деревне Гросс-Егерсдорф и взятии г. Кенигсберг на первом и последующих этапах войны.

Изучив весьма тщательно ход военных действий, П. И. Шувалов сформулировал основные принципы, которыми должны были следовать офицеры Масловский Д. Ф. Русская армия и флот в Семилетнюю войну. Вып. 1. М., 1886. С. 63.

Семилетняя война. Материалы о действиях русской армии и флота. М., 1948. С. 57.

Там же. С. 59.

инженерных частей. Так, в подписанной им в 1760 г. инструкции «о Инженерном полку, какую оной при армии должность отправлять имеет» генерал-фельдцейхмейстер П. И. Шувалов предусматривал использование полка целиком и по частям в зависимости от складывавшейся обстановки.

В боях с прусской армией Инженерный полк, творчески освоив эти установки, оказывал русским войскам всестороннюю поддержку при ведении осадных работ, создании артиллерийских позиций, форсировании водных преград и т. д. Особенно напряженными в этой связи оказались заботы учреждений по приказу П. И. Шувалова от 11 января 1757 г. специальной Понтонной роты.

По предложению П. И. Шувалова 16 октября 1757 г. была образована «о рассмотрении о всех российских крепостях Комиссия», которой в короткий срок удалось описать и улучшить состояние цитаделей и крепостного строительства, особенно в местностях, примыкавших к театру войны1.

Стремясь придать действиям артиллерии и инженерных подразделений эффективность и обеспечить их защиту с тыла и флангов, П. И. Шувалов добился от Конференции своего назначения командиром Обсервационного корпуса и оснащения его необходимым снаряжением и имуществом. И хотя в ходе быстрых передвижений войск (из Восточной Пруссии в Померанию) корпус, дислоцированный с 1758 г. в г. Торуни, не всегда поспевал за передовыми полевыми полками армии, а иногда и задерживал их продвижение2, им было проведено немало мероприятий по обеспечению операций потребными материалами и техническими средствами. В сражении при Цорндорфе 14 августа 1758 г. солдаты и офицеры Обсервационного корпуса, находясь на левом русском крыле, приняли и участие в отражении натиска армии прусского короля Фридриха II. Совместно с кавалерией пехота корпуса «перешла сама в атаку и полностью разгромила противостоящую пехоту противника»3.

Как генерал-фельдцейхмейстер, П. И. Шувалов проявил себя умелым организатором и новатором не только в артиллерии, но и в инженерном деле. Наиболее существенны следующие полезные для армии реформы в этой сфере: составление «Регламента для управления инженерным корпусом», формирование особого Инженерного полка, создание новой и довольно упорядоченной системы управления крепостями. В соответствии с РГАДА. Ф. Сената. № 248. Оп. 50. Кн. 3144. Л. 29.

Масловский Д. Ф. Указ. соч. Вып. 2. С. 168–169.

Золотарев В. А., Межевич М. Е., Скородумов Д. Е. Указ. соч. С. 92. Негативная оценка действий этого корпуса Е. В. Анисимовым не находит подтверждения в исследованиях военных историков. См.: Анисимов Е. В. Указ. соч. С. 242; Ласковский Ф. Ф. Указ. соч. Ч. 1-3. СПб, 1858–1865; Савельев А. Материалы к истории инженерного искусства в России. СПб., 1853.

«Регламентом» во второй половине 50-х гг. XVIII в. проводились геодезические работы, необходимые при составлении «планов и профилей» крепостных сооружений в масштабах всего государства, устраивались «шанцы и редуты». Описания крепостей содержали и указания на ландшафтные особенности — глубину рек, контуры мелей, размеры фарватеров и т. д.1.

Было также произведено разделение инженеров на полевых и гарнизонных, в функции первых входило «ведение маршрутов и снятие мест, а особливо расположение атаки, ведение траншей», а вторых — строительство и поддержание крепостей и всех «воинских зданий»2. Инженерный полк, предназначенный для оборудования маршрутов и подготовки местности к ведению боевых действий (исправление дорог, устройство «циркум и контрвалационных линий», постройка батарей, ведение «сап и галерей»), имел в своем составе 6 рот, каждая из которых делилась на «партии» (по строительству батарей, редутов, проведению траншей и т. д.).

Полк комплектовался, как настоял П. И. Шувалов, «нижними чинами» из гарнизонных полков, в которых было много «мастеровых людей»3. В 1758 г. П. И. Шувалов объединил существовавшие в Петербурге артиллерийскую и инженерную школы в одну — Артиллерийско-Инженерную школу, дававшую будущим офицерам хорошее общее и специальное образование, поскольку в ее программу, наряду с военными дисциплинами, были введены такие предметы как гражданская архитектура, русская и всеобщая история, немецкий, французский и латинский языки. В 1758– 1762 гг. в этой школе обучалось ежегодно 135 воспитанников — будущих офицеров, из которых 75 — инженеры, 60 — артиллеристы. По предложению П. И. Шувалова директором школы стал инженер-капитан Мордвинов. В начале правления императрицы Екатерины II уже после смерти П. И. Шувалова (1762 г.) она была преобразована в Инженерно-Артиллерийский кадетский корпус4. Нельзя не отметить и того важного факта, что еще в конце 50-х гг. XVIII в. П. И. Шувалов направил в Правительствующий Сенат проект открытия в России универсального военно-учебного заведения типа академии. Его записка «О военной науке», содержавшая обоснование этого предложения, была пронизана патриотической мыслью о том, что «целость отечества и сохранение народа требуют обучать военной науке тех, которые в чины офицерские определяться будут»5. СенатоМасловский Ф. Ф. Указ. соч. Ч. 3. СПб., 1865. С. 679–680.

Там же. С. 684.

ПСЗ. T. XLIII. 1757 г. Приложения №№ 41–42.

Ласковский Ф. Ф. Указ. соч. Ч. III. СПб, 1865. С. 662–663.

РГАДА. Госархив… Разряд ХХ. Оп. 1. Д. 198. Л. 41; Бескровный Л. Г. Указ. соч. С. 180.

ры положительно восприняли предложение П. И. Шувалова, но в условиях войны и дефицита денежного бюджета оно тогда не получило практического претворения в жизнь. Занявшая престол в июне 1762 г. императрица Екатерина II из-за личной неприязни к фаворитам предшествующего царствования, к сожалению, не утвердила этот проект, столь много обещавший российскому государству и его армии.

Высокие боевые качестве реформируемых П. И. Шуваловым инженерных частей русской армии проявились в боях с пруссаками. Так, в сражении при Кюнерсдорфе 1 августа 1759 г., в котором наголову была разбита прусская армия, ведомая самим королем Фридрихом II, военные инженеры и их «роты», исполняя приказ главнокомандующего генерал-аншефа П. С.

Салтыкова «подготовить позицию» в инженерном отношении, произвели «усиление окопами» правого фланга и центра в районе горы Большой Шпиц. При этом ими было сооружено 5 батареей, которые простреливали пространство «впереди озер у Кунерсдорфа» и «встречали неприятеля фронтальным и фланговым огнем». Понтонеры соорудили 5 мостов через р. Одер, прикрыв их редутами и окопами1. При взятии корпусом генерала П. А. Румянцева крепости Кольберг (1761 г.) план осадных работ был составлен «начальником инженеров» генералом Демолином и полковником Гербелем, назначенными для этого П. И. Шуваловым2. Под руководством Гербеля «траншейна подступы» заняли всего 3 дня (24–27 ноября), что обеспечило под угрозой штурма капитуляцию прусского гарнизона уже декабря (полковника Гейде и более 3 тыс. офицеров и солдат). Конференция при высочайшем дворе особо отметила этот успех инженерных войск и полезные для государства распоряжения П. И. Шувалова. За время Семилетней войны П. И. Шувалов постоянно держал в поле своего внимания многие специальные проблемы инженерного искусства. В начале 1757 г.

по его настоянию в практику были введены вместо жестяных медные понтоны, а с 1759 г. только что изобретенные в России парусиновые понтоны.

Понтонные депо, по распоряжению П. И. Шувалова, были созданы в Петербурге, Риге и Киеве, а в действующую армию было отправлено 90 понтонов нового типа. Они показали свое преимущество перед тяжелыми и неповоротливыми медными и жестяными. П. И. Шувалов энергично внедрял их в практику форсирования рек. Новинка обеспечила русской армии превосходство в скорости наводки переправ через водные преграды. Устройство, например, в 1760 г. моста у г. Кульма через рукав р. Вислы длиной в 170 сажен (около 350 м), состоявшего из 48 парусиновых, 22 медных Масловский Д. Ф. Указ. соч. Вып. 3. М., 1891. С. 111–112, 140–141.

Там же. С. 485-487.

и 3 жестяных, заняло менее 3 дней (с 19 по 22 мая). Мост был построен силами Инженерного полка1. Из «журнала» военных действий русской армии инженер-генерал-майора Н. Е. Муравьева видно, что весной 1761 г.

Инженерный полк, исполняя инструкции генерал-фельдцейхмейстера П. И.

Шувалова, обеспечил быстрое продвижение русской армии генерал-фельдмаршала А. Б. Бутурлина в районе г. Мариенбурга2. Таким образом, инженерные войска, получив при генерал-фельдцейхмейстере П. И. Шувалове новую организацию, добились больших успехов и вместе с артиллерией и всеми сухопутными силами сыграли заметную роль в достижении победы России над Пруссией на полях сражений Семилетней войны. Вклад П. И. Шувалова в российскую военную практику получил естественное развитие в блестящей полководческой деятельности П. А. Румянцева и А. В. Суворова во второй половине XVIII в. и был передан их наследникам — героям Отечественной войны 1812 г.

Ласковский Ф. Ф. Указ. соч. Ч. III. СПб., 1865. С. 438.

Семилетняя война. Материалы… С. 739.

РАБОТЫ РУССКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ

ПО НАБЛЮДЕНИЮ ПРОХОЖДЕНИЯ ВЕНЕРЫ

1761 г. Петербургская Академия наук в рамках международной программы наблюдений прохождения Венеры по диску Солнца для определения астрономической единицы снарядила экспедицию для работы в Сибири. В нее входили два отряда наблюдателей: один был отправлен в город Иркутск, другой же работал в Селенгинске. Иркутскую группу возглавлял профессор астрономии, ученик Ж. Н. Делиля1, Н. И. Попов (1720–1782), к моменту отправки экспедиции имевший богатый 17-летний опыт астронома-наблюдателя2. С ним вместе в экспедиции работали геодезист Ф. А. Охтенский, мастер Инструментальной палаты А. И. Колотошин (р. 1732), а в Иркутске к ним присоединились другие помощники. Это были наблюдатель-геодезист М. И. ТаА. Б. Кузнецова Жозеф Никола Делиль (Delisle, De L’Isle, Joseph Nicolas) (1688–1768) — астроном, член Петербургской Академии наук, основатель Петербургской астрономической школы XVIII в.

Н. И. Попов уже с сентября 1744 г. являлся сотрудником Академической обсерватории.

таринов, учившийся астрономии также у Делиля, и Л. И. Богомолов, который помогал вести канцелярские дела экспедиции.

Второй отряд возглавлял адъюнкт С. Я. Румовский (1734–1812), ранее не занимавшийся астрономией специально и даже не проявлявший склонности к наблюдениям или каким-либо практическим приложениям этой науки, но зарекомендовавший себя как способный математик. Его помощником был геодезист Г. А. Павинский (р. 1725) (Охтенский и Павинский были из числа бывших студентов). Руководителем всей экспедиции был назначен Н. И. Попов.

Оба отряда пронаблюдали как само явление, так и то, что было необходимо для определения координат станций (временных обсерваторий).

Вернувшись в Петербург, участники экспедиции приступили к обработке результатов. Однако лишь работы Румовского были напечатаны. Исследования же Попова в результате принципиальных разногласий с Румовским опубликованы не были. В результате этого они остались неизвестными научной общественности и в России, и за рубежом. Даже Х. Вульф1 в своей замечательной книге «Прохождения Венеры. Изучение науки 18 века»

(1959) выражал сожаление по поводу отсутствия некоторых русских наблюдений. Он писал: «Кажется, все следы экспедиции Попова пропали, и никаких наблюдений прохождения Венеры в 1761 г. в Иркутске не проводилось» [1, с. 118, 119]. Однако, эти рукописи сохранились. В настоящее время они находятся в Санкт-Петербургском филиале Архива РАН (далее — ПФА РАН), чего нельзя сказать о журналах наблюдений С. Я. Румовского за 1761 г. Поражает отсутствие не только основного документа его экспедиции, но также и какого-либо упоминания в «Протоколах» [2] или текущих делах Канцелярии о том, что журнал наблюдений в Селенгинске вообще передавался на хранение в Архив. Нет даже записей о том, что его видел хоть кто-нибудь из академиков в Петербурге! Несмотря на это, сводные (и только!) результаты наблюдений Румовского в 1761 г.

очень быстро были напечатаны. О чем конференц-секретарь Г. Ф. Миллер сообщил иностранным астрономам. В то же время о наблюдениях Попова, все журналы и результаты наблюдений которого по возвращении его экспедиции своевременно представлялись Конференции, в письмах зарубежным коллегам не упоминались вовсе. Нам удалось найти только одно письмо Миллера к Варгентину3 от 24 сентября 1763 г. [18], где вскользь Вульф, Харри (Woolf, Harry) — американский историк науки.

Миллер Герард Фридрих (Mller Gerhard Friedrich) (1705–1783) — историк, непременный секретарь Петербургской Академии наук.

Варгентин Петер Вильгельм (Wargentin Peter Wilhelm) (1717–1783) — шведский астроном.

говорится лишь о том, что Попов наблюдал в Иркутске, но никаких более подробных сведений не приводится.

Самый полный список рукописных трудов Н. И. Попова, выполненных на основании наблюдений в Иркутске, приведен в книге Н. И. Невской «Никита Иванович Попов» [3, с. 95-97], хотя в этом списке и отсутствует еще одна работа, а именно вторая часть журнала наблюдений, сделанных в Иркутске [4]. Общее количество работ, связанных с определением параллакса Солнца, в этом списке целых 13, не считая путевого журнала (обязательного для всех, кто выезжал в экспедиции), который вел Попов на обратном пути в Петербург. (Надо заметить, что у С. Я. Румовского, по всей видимости, отсутствовал и путевой журнал, так что о его путешествии можно узнать только из отдельных рапортов [5], присланных в Академию наук.) Нами изучен рукописный материал, содержащий журналы наблюдений, работы по их обработке и вычислению сводных результатов. Это — четыре рукописи, написанные на латинском языке (три — рукой Попова, а одна — писарская копия, заверенная Поповым), которые уже обсуждались нами в следующих статьях [6, 7, 8]. Не останавливаясь на них подробно перечислим и кратко охарактеризуем данные рукописи.

Первая представляет собой часть журнала наблюдений (14 листов) и называется «Запись астрономических наблюдений, произведенных в Иркутске с 23 мая по 22 июня 1761 г. (копия, заверенная Н. И. Поповым)» [9]. Этот столь ценный документ Попов отправил из Иркутска со специальным нарочным, который прибыл в Петербург 3 сентября 1761 г. М. В. Ломоносов сразу же взял эти материалы на просмотр. К сожалению, они уже не попали в брошюру Ломоносова, сданную в печать 3 июля 1761 г. В ней сообщалось об открытии атмосферы на Венере и о наблюдениях А. Д.

Красильникова2 и Н. Г. Курганова3 в Петербурге. По мнению Ломоносова Поповым были «примечены все важные и желаемые пункты во время прохождения Венеры» [10, т. 10, с. 556, 557]. Изучив журнал наблюдений, Ломоносов, однако, довольно долго держал его у себя. И только 15 апреля 1762 г. (за месяц до возвращения Попова), он прислал их в Академическую конференцию. Впрочем, 17 мая Н. И. Попов уже сам смог зачитать свою работу Академической Конференции [2, с. 481, 483].

Эта рукопись нами полностью переведена.

Красильников Андрей Дмитриевич (1705–1773) — русский астроном, адъюнкт Петербургской Академии наук, преподаватель Морской академии.

Курганов Николай Гаврилович (1726–1796) — русский астроном, преподаватель Морской академии, писатель.

Как видно из названия рукописи, наблюдения, занесенные в первую часть журнала наблюдений, были выполнены в период с 23 мая по 22 июня 1761 г. ст. ст. Помимо основного наблюдения прохождения Венеры по диску Солнца, в этот период Н. И. Попов, Ф. А. Охтенский и М. И. Татаринов вели: ежедневные измерения полуденных высот Солнца для определения широты станции наблюдения; сравнения показаний трех хронометров для определения их суточного хода; метеорологические наблюдения с помощью двух термометров Делиля и одного барометра; наблюдения солнечных пятен; и, наконец, исследования ошибки инструмента.

Изучение этого очень подробного и полного документа убедило нас в том, что профессор Попов и его помощники проявили себя в этой экспедиции как очень добросовестные и педантичные астрономы-наблюдатели.

Вторая, изученная нами рукопись, по своему содержанию является следующей частью журнала наблюдений в Иркутске и называется: «Продолжение астрономических наблюдений с 23 июня по 15 ноября 1761 г., проведенных в Иркутске и на обратном пути в Петербург, прилагаемое к присланным прежде в Академию наблюдениям» [4]. Н. И. Попов представил ее Конференции 7 июня 1762 г. [2, с.484].

Наблюдения, представленные во второй части, охватывают значительно больший период, чем в предыдущей. И это неудивительно, потому что к ежедневным наблюдениям полуденных высот Солнца, показаниям хронометров и метеонаблюдениям теперь добавились ночные (каждую ясную ночь) наблюдения кульминаций звезд некоторых планет (вернее, центров планет) в меридиане для определения широты, а также наблюдения затмений спутников Юпитера для определения долготы временной обсерватории. Из звезд чаще всего наблюдались Lyr (Вега), Aqu (Альтаир), и UMi (Большой Медведицы), а из планет — Юпитер и Сатурн. Иркутские обсерваторы не упускали также и возможности отмечать моменты кульминации Луны. Все наблюдения по своей полноте не уступают подобным измерениям в первой части документа.

Для наблюдений иркутский экспедиционный отряд использовал следующие инструменты [5, л. 21, 62, 91 об.]:

1) григорианскую «демидову» трубу 1 с микрометром в 8 футов, монтированную на параллактической машине;

2) 9-футовую деревянную трубу на параллактической машине (сделанную мастером И. И. Беляевым2);

Этот инструмент был куплен у горнозаводчика Григория Демидова для нужд экспедиции.

Беляев Иван Иванович (1710–1786) — мастер Инструментальной палаты.

3) деревянную григорианскую трубу на астрономическом штативе (винте) в 6 футов (сделанную А. И. Колотошиным);

4) три хронометра;

5) два малых «делилевских» термометра и барометр;

6) малый квадрант Кульпепера1 радиусом в 1.5 фута;

7) большой квадрант Галлея2 с микрометром радиусом в 2.5 фута.

Измерения, представленные в двух частях журнала, по сути являются «сырыми» наблюдениями. Прежде, чем использовать их в вычислениях, астроному необходимо было провести их обработку. Третья рукопись Н. И. Попова как раз и включает в себя первичную обработку результатов наблюдений и перевод их в удобную (стандартную) для дальнейших вычислений форму. Его неопубликованная рукопись «Астрономические наблюдения меридианных высот звезд, вблизи поднятия Иркутского полюса, сделанные на большом квадранте в 1761 г. в Иркутске» [11], была представлена Конференции 7 июня 1762 г. в числе трех документов (среди которых были и уже названная выше вторая часть журнала наблюдений, а также путевой журнал обратного пути).

В ней содержатся сводные результаты определения координат временной обсерватории в Иркутске. Все основные шаги обработки наблюдений и вычислений показаны очень подробно (можно сказать «разложены по полочкам»). Широта места определялась как среднее арифметическое из значений, полученных до этого независимо друг от друга. В описанном Поповым алгоритме вычислений использовались данные из таблиц Галлея, Кассини3 и Лакайля4. В этой работе Попов приводит следующее значение широты станции в Иркутске: =52°1733.

Алгоритм вычисления долготы станции приведен в этой работе также исключительно подробно. Не вдаваясь в подробности, заметим лишь, что для вывода долготы Попов использовал составленные Варгентином таблицы элементов движения спутников Юпитера и учитывал поправки для соответствующей эпохи. Окончательное значение долготы Иркутска, отсчитанной от Петербургского меридиана) дается как среднее из 3-х независимо полученных величин и равно =4h56m16s.00. Сравнение же с современными величинами широты и долготы Иркутска, а также с другим вариантом вычисления самого Н. И. Попова в другой его работе будет дано ниже.

Кульпепер Эдмунд (1660–1738) — английский астроном, инструментальный мастер.

Галлей, Эдмунд (Halley, Edmond) (1656–1742) — английский астроном.

Кассини, Жак (Cassini, Jacque) (1677–1756) — французский астроном.

Лакайль Никола Лиу (Lacaile Nicolas Louis) (1713–1762) — французский астроном.

В данной же статье мы подробнее остановимся на другой неопубликованной рукописи Н. И. Попова, которая является естественным продолжением уже описанных выше исследований, необходимых для определения параллакса Солнца. Но прежде отметим, что существуют еще две, представленные ранее рукописи, обобщающие результаты, полученные Н. И. Поповым в экспедиции, а именно: «Астрономические наблюдения по случаю прохождения Венеры по диску Солнца в 1761 г., сделанные в Иркутске»

[12] (объемом 16 листов) и «К наблюдениям прохождения Венеры по диску Солнца в 26 мая 1761 г. по ст. ст., полученным в Иркутске и переданным Академической Конференции в июне месяце прошлого года» [13] (объемом в 14 листов)1. Первую из них автор представил 7 ноября 1762 г., а вторую 14 марта 1763 г. Их можно рассматривать как предварительный или черновой набросок исследования, более подробно и четко разработанного в диссертации объемом в 38 листов. Она назвалась «Астрономические наблюдения прохождения Венеры по диску Солнца, 26 мая 1761 г. ст. ст., сделанные в Иркутске в Сибири Никитой Поповым…» [14] и была представлена Академической Конференции 21 декабря 1763 г., то есть через полтора года после возвращения его экспедиционного отряда в Петербург.

Эта работа имеет четкую структуру, хотя в ней и нет оглавления. Поэтому, рассматривая здесь ее содержание, мы можем безошибочно отделить разные части друг от друга, называя их главами. Введение (условное) занимает 4 листа с оборотами и излагает причины и условия, послужившие толчком к снаряжению экспедиции в Сибирь с целью наблюдения похождения Венеры по Солнцу. Оно состоит из 4 подпунктов, содержащих официальное распоряжение президента Академии наук К. Г. Разумовского (1728–1803), указ Сената Российской империи об отправке специальной экспедиции, приказы о ее сборах и оснащении необходимыми инструментами (как отряда Попова, так и группы С. Я. Румовского). Последний 4-ый пункт введения содержит краткое описание наблюдений Венеры на Солнце, с акцентом на том, какие контакты при прохождении были отмечены, а какие особо хорошо удались.

Следующую часть рукописи мы условно обозначили как «Приложение» или «Приложение к Ведению». Она охватывает 22 страницы рукописи (л. 4 об. – 15) и включает в себя отрывки из журналов наблюдений с мая по 1 июня 1761 г. ст. ст., причем все основные наблюдения, произведенные в эти дни даже в этой обобщающей работе представлены довольно подробно. Естественно, что львиную долю «Приложения» (а именно, Эта работа является дополнением к описанной выше диссертации «Астрономические наблюдения меридианных высот звезд…» [11].

страниц из 22) занимает описание наблюдений, выполненных 26 мая г., когда происходило то самое знаменательное явление, ради которого и затевалось все предприятие. В этот огромный подпункт «Приложения»

входят все данные из первой части журнала наблюдений на 26 мая, а в дополнение во многих местах приводится более развернутое описание разных моментов, которые не вошли в журнал обсервации. На самом деле эти подробности и невозможно было бы включить в журнал наблюдений, где априори предполагается наличие емких, но кратких и не перегруженных лишним комментариев.

Подробно обсуждая каждый шаг наблюдения, Н. И. Попов отсылает читателя, для удобства восприятия, к чертежам и геометрическим схемам, таким образом, прослеживая на них практически каждый момент явления.

К большому сожалению, все 15 чертежей, по-видимому просто вложенных автором в рукопись и не прошитых вместе с ней, потерялись. Но их подробное описание в тексте работы, и постоянная ссылка на них позволяют с уверенностью сказать, что чертежи и схемы действительно существовали.

В пользу этого мнения можно привести еще один довод. В своей более поздней монументальной диссертации (ее объем — 108 листов с оборотами) «Метод исследования параллакса Солнца…» [15] (к сожалению, также не опубликованной) Н. И. Попов для наглядности рассуждений вновь использует чертежи и схемы. В «Методе…» таких чертежей целых 23, и они занимают три отдельных листа, просто вложенных в рукопись. Нам повезло, что эти рисунки сохранились. Ведь по ним можно непосредственно судить о методе изложения Н. И. Поповым сложного и объемного материала.

После «Приложения» автор вплотную приступает к представлению сводных результатов наблюдений. Для удобства Попов организует все полученные данные в виде очень удобных таблиц. В одной из них представлен алгоритм выведения истинного полудня как для дня наблюдения самого явления (26 мая), так и для прилегающих к нему суток. В другой таблице четко представлены все ключевые моменты прохождения Венеры. На каждый момент времени дается краткое описание фазы явления с акцентом на численные измерения, произведенные в этот момент. Надо заметить, что среди опубликованных работ других петербургских астрономов, посвященных прохождениям Венеры, нам не встречалось подобного оформления данных наблюдений. За таблицей на протяжении 11 листов (22 страниц) прослеживается (можно даже сказать, прочерчивается, поскольку каждое приведенное измерение положения планеты на диске сопровождается ссылкой на чертежи) практически весь путь Венеры по диску Солнца. В конце этой работы, однако, еще не дается традиционной для работ по наблюдению прохождений сводной таблицы по отмеченным контактам планеты с краем Солнца. Подобная конструкция появляется только в последней работе Н. И. Попова «Метод исследования параллакса Солнца из наблюдения прохождении внутренних планет по его диску» [15]. С другой стороны, построенную Поповым таблицу вполне можно считать просто более подробным, развернутым вариантом традиционной таблицы, показывающей максимум четыре крайних момента явления, а именно, только сами контакты, без промежуточных измерений положений планеты.

Заключительная часть рукописи «Астрономические наблюдения прохождения Венеры…» представляет собой еще один вариант вычисления координат места временной обсерватории в Иркутске, вслед за работами «Астрономические наблюдения меридианных звезд…» [11] и «К наблюдениям прохождения Венеры…» [13]. Эта часть объемом в 16 страниц ( листов) содержит вычисления, аналогичные вычислениям в работах [11] и [13], но с использованием немного иного подбора данных из основных наблюдений (говоря современным языком, другой выборки из генеральной совокупности множества наблюдений). В результате новых вычислений широта Иркутска была выведена как среднее из трех независимо вычисленных величин и получилась равной =52°1828. Напомним, что предыдущее полученное Поповым значение было =52°1733. Они отличаются друг от друга на 45. Определения широты Иркутска, произведенные в XIX в. дают величину 52°1716 [16], а современные измерения широты, сделанные на зенит-телескопе обсерватории Иркутского университета, расположенной все же немного южнее станции Н. И. Попова, — 52°1643.00 [17]. Остается заметить, что сам Попов не отдает предпочтения ни тому, ни другому измерению, видимо, прекрасно сознавая, что если не существует строго определенного способа отбора и сочетания наблюдений для использования в вычислениях, то окончательный результат в любом случае будет слегка меняться в зависимости от способа подбора элементов вычисления.

В этой заключительной части рукописи вместе с широтой не приводится никакого варианта значения долготы Иркутска, тогда как в работе «… наблюдения меридианных звезд…» [11] эта величина выводится. Напомним, что в той работе Попова она получилась равной =4h56m16s. (долгота была отсчитана от меридиана Петербурга). Современное значение этой величины равно =4h56m11s.9, то есть всего на 4s.1 больше! Современное значение разницы меридианов Петербурга и Иркутска выведено из сравнения долготы Иркутска, полученной из наблюдений на зенит-телескопе [17], и долготы Петербурга, полученной на Службе Времени.

На основании изучения работ Н. И. Попова, основанных на материалах иркутской экспедиции, обвинения в научной некомпетентности, исходившие от С. Я. Румовского на протяжении более трех лет (с 1764 по 1767 гг.) до тех пор, пока Попов не ушел в отставку, рассыпаются в прах. А забытые неопубликованные работы опытного астронома-наблюдателя Н. И.

Попова становятся только более притягательными для специалистов и требуют не только дальнейшего изучения, но и несомненно публикации с комментариями.

1. Woolf H. The Transits of Venus. A Study of Eighteenth-Century Sciences. // Princeton-N. Jersey, 1959.

2. Протоколы заседаний конференции имп. Академии наук с 1725 по 1803 года. Т. 2. // СПб., 3. Невская Н. И. Никита Иванович Попов (1720–1782). // Л.: Наука, 1977, 110 с.

4. ПФА РАН, Р. I, оп. 51, № 22, 57 л. // Попов Н.И. «Continuatio observationum astronomicarum a die 23 Juni ad 15 diem Novembrus anni 1761 Irkuzki et in itinere Petropolim redeundo habitarum, ad missus antea in Academiam obsevationes pertinentis».

5. ПФА РАН, ф. 3, оп. 1, № 809. // «Дело об отправке экспедиций в Сибирь для наблюдений прохождения Венеры 26 мая 1761 г.»

6. Кузнецова А. Б. «Журнал наблюдений Н. И. Попова». // В сб.: ИИЕТ, Годичная научная конференция, Москва, 1996. — 195 с.

7. Кузнецова А. Б. Астрометрические наблюдения Н. И. Попова в 1761 г. // В сб.: Наука и техника: вопросы истории и теории. Материалы к XVII конференции Санкт-Петербургского отделения Национального комитета по истории и философии науки и техники (19ноября 1996 г.). Вып. XII. СПб., 1996. — 119 с.

8. Кузнецова А. Б. Русские определения параллакса Солнца в XVIII в.

9. ПФА РАН, Р. I, оп. 51, № 20, 14 л.

10. Ломоносов М. В. Полное собрание соч., Т. 1–10. // М.–Л., 1950–1959.

11. ПФА РАН, Р. I, оп. 51, № 19, л. 1-9 об. // Попов Н. И. «Observationes astronomicae altitudinem meridionarum stellarum propter elevationem poli Irkuzkensis inveniendam, Anno 12. ПФА РАН, Р. I, оп. 77, № 29, л. 1-16. // Попов Н. И. «Observationes Astronomicae occasione transitus Veneris per discum Solis Anno 1761 Irkuti habitae».

13. ПФА РАН, Р. I, оп. 51, № 23, л. 1-14. // Попов Н. И. «Ad observationes transitus Veneris per discum Solis Anno 1761 Maji 26 die st. v. Irkuzki habitas et conventui Academico praeterito anno mense Junio exhibitas. Additamentum».

14. ПФА РАН, Р. I, оп. 51, № 21, л. 1-38 об. // Попов Н. И. «Observationes Astronomicae Transitus Veneris per discum Solis anno 1761, Maji 26 die st. v. Irkuzki in Siberia habitae…» (Совместно с Ф. А. Охтенским и М. И. Татариновым).

ПФА РАН, Р. I, оп. 77, № 30, л. 1-108, л. 109-111. // Попов Н. И. «Methodus investigandi 15.

parallaxin Solis ex transitu Planetarum inferiorum per discum eius in diversis Terrae locis simul observato»; «Accedunt observationes Astronomicae occasione transitus Veneris per discum Solis anno 1761 Irkuti habitae».

16. Струве В. Я. Tables des positions gographique en Russie. // Bulletin de la classe PhysicoMathmatique de l'Acadmie de St.-Petersburg, t. 1. SPb., 1843.

17. Материалы наблюдений на зенит-телескопах. // М., 1963.

18. ПФА РАН, Ф. 21, оп. 3, № 304/39, л. 11. // Письмо Г. Ф. Миллера П. В. Варгентину.

ФАВОРСКИЙ СВЕТ ЛИЧНОСТИ

арактерной особенностью нашего времени, выделяющей его среди других исторических эпох, является стремительное нарастание глобальных антагонизмов, грозящих уничтожить человеческую цивилизацию. Чтобы развеять мрак надвигающейся катастрофы, необходимо постичь истину исторического движения человечества к сегодняшнему его состоянию, усмотреть в реалиях настоящего животворный исток будущего. Острота нынешней боли мирового сообщества должна подсказать нам главную причину его страданий, дав возможность разуму сконцентрировать свои силы для борьбы с недугом, помогая ему узреть действительные пути утверждения будущего.

Острейшей болью современного мира является гуманистический кризис. Его определяющей чертой служит утрата людьми сакральных ценностей, абсолютных ориентиров их деятельности, направлявших человека к созидательным смыслам, концентрировавших его энергию в социально значимых границах. Сегодня эти духовные узы едва справляются с бунтом человеческой свободы, все менее признающей какие-либо ограничения.

Рост свободы — вот что составляет общее содержание исторического проТ. А. Лисицина гресса Цивилизации, рожденной в горниле технологического гения «человека разумного». Внутренняя логика этого процесса раскрывается в движении человечества от рабской зависимости людей перед природной стихией во времена доисторической Дикости к их сегодняшнему господству над ней посредством технологического принуждения, искусственными средствами.

Однако безбрежный потенциал свободы несет в себе как созидательный, так и разрушительный заряд. Свобода в этом плане есть необходимая предпосылка действительной сущности человека — божественного дара творчества. Для того, чтобы действительность человеческой свободы не уничтожила сегодня мощью своих техногенных порождений само человечество, необходимо сознательное усилие мирового сообщества по формированию не просто личностей как самодеятельных, свободных индивидуальностей, но идеальных, творческих личностей. Продуктивное культивирование такой идеальной личности предполагает укорененность ее характерных свойств в реальном историческом материале, их воплощенность в наличной действительности. Вне бытийственности таких зачатков, конкретных воплощений «идеальной личности» в предметно-чувственном окружении ее мыслительный образ становится лишь мертвой абстракцией нашего разума, неспособного уловить действительный потенциал жизни.

Таким живым воплощением «творческой личности» в материале исторического восхождения человека от рабской зависимости перед природой к господству над ней, к развертыванию им полноты своей индивидуальной свободы служит феномен «фаворитизма». Фаворит предстает перед нами прежде всего как носитель лидерского, конкурентного, самодеятельного типа сознания. Но в то же время, содержание данного понятия ассоциируется с наличием внешних факторов, определяющих деятельность фаворита и представленных в облике его высочайшего покровителя — носителя официальной власти. В этой обусловленности фаворит не является вполне свободным лицом, стремясь по внутренней сути к взаимопримирению свободы и необходимости в реальности целого. В двуединстве своих содержательных особенностей он воплощает собой индивидуальное стремление личности к утверждению гармонии бытия. Внутренней энергией этого стремления, подчиняющей своей воле и свободную индивидуальность фаворита, и его привязанность к произволу официальной власти, оказывается прирожденный талант созидания бытия, божественный дар сотворения мира, пророческая способность провидения будущего. Глубинный смысл понятия «фаворитизм» определяется в значительной мере происхождением его терминологического значения, выражающего «благосклонность», «милость» бытия к деятельным усилиям человека (фр. favori, favorite < лат. favor)1. Такой смысл в понимании данного термина восходит к евангельскому преданию о «фаворском свете», озарившем Иисуса Христа на Фавор-горе внеземным, чудесным сиянием и просветившем его ближайших апостолов о божественной сущности их учителя. Энергия этого божественного света наделяет человека даром сверхъестественной способности постижения сущности событий, возвышая его над традиционным ходом вещей и воплощая в нем созидательный потенциал обновления жизни. В этом возвышении над исторической традицией фаворитизм предстает прежде всего как преодоление непрерывности исторического процесса, как чудесное обновление бытия, как углубление и расширение его жизненного пространства, как деятельный исток созидательных возможностей истории.

Обновление исторических реалий достигается различными путями — от стихийно-катастрофических процессов, вызванных либо бурным и разрушительным воздействием окружающей среды в ее природных и социальных составляющих, либо внутренними антагонизмами конкретного сообщества, приводящими к социальному взрыву с уничтожением прежнего общественного уклада, до целенаправленного преобразования социального организма в соответствии с изменением внешней среды и внутренними императивами общественной жизни. Наиболее глубинные задачи такого сознательного обновления общества решаются в ходе реформационных преобразований, направленных на изменение основополагающих связей и отношений общественного устройства, на повышение целостности общественной системы. Важнейшим условием продуктивности таких коренных преобразований является наличие в высших эшелонах власти неординарных, выдающихся личностей, способных не только узреть конечный смысл потребных изменений, но и точно определить наиболее разумные, достаточно эффективные и в то же время максимально безболезненные для сообщества пути достижения намеченной цели, наиболее органичные наличной традиции средства ее претворения в действительность. Носителем такого «практического» разума, способного воплотить потребную цель в действительность, и становится фаворит как «рациональный» первообраз верховной власти, как рациональная проекция субъективной воли высшего правящего лица, как олицетворение созидательной энергии исторического процесса, разумной свободы человека.

Экстраординарная глубина преобразований социальной целостности требует и чрезвычайных форм выявления выдающихся личностей, споМ. Фасмер. Этимологический словарь русского языка. Т. IV. М., 1987. С. 182; Словарь иностранных слов. М., 1988. С. 517.

собных осуществить конечную цель, диктует обществу необходимость наработки нетрадиционных механизмов их возвышения в иерархических структурах власти. Фаворитизм и становится одним из способов такого возвышения, формой подключения выдающихся личностей к инновационному процессу общественной жизни, воплощая собой феномен внезапного, нерегламентированного вхождения индивида в высшие сферы общества, ломающего своей судьбой стереотипы общественного уклада, наполняющего личной энергией историческую традицию, пробуждающего ее к новой жизни.

В особенностях такого неожиданного продвижения фаворской личности в социальной субординации много сокровенного, субъективного, не обусловленного внешней средой, рожденного в произвольном предпочтении верховной властью лишь своего ближайшего окружения. Субъективно-личностная природа фаворитизма раскрывается в целом терминологическом гнезде расхожих выражений, обозначающих различные особенности интимных отношений власть держащих со своими приближенными:

«быть в фаворе» — «быть в опале»; «благоволить к кому-либо, покровительствовать кому-либо» — «притеснять / не жаловать кого-либо»; «быть в милости у кого-либо» — «выйти из милости»; «пользоваться расположением / доверием кого-либо» — «быть в немилости у кого-либо»; «приблизить ко двору / к себе» — «удалить от двора / от себя» и т. п. В этих антонимических соотношениях фаворитизм предстает как проекция межличностного общения на высших этажах общественной иерархии, в высших эшелонах социального управления. Личные склонности, привязанности, симпатии и антипатии пронизывают не только повседневный быт народных масс, но и верхи социальной пирамиды, наполняя жизнь сообщества действительностью субъективной свободы. Реальным ликом этой свободы и становится фаворит, наделенный полномочным представителем власти особым неофициальным статусом в реализации управленческих функций — представлять его собственную персону. В этом плане фаворитизм есть проявление в высших структурах власти не столько официальноиерархических, сколько межличностных, духовно-дружеских, а значит, и внутриличностных отношений: это тень личности в субстанции общественной жизни.

В своей субъективно-личной определенности фаворитизм демонстрирует прежде всего освобождение в человеке личностного начала от пут социальной иерархии, от субординационных зависимостей общества. Нарушение такой зависимости со стороны ее верховного представителя означает определенное выравнивание социальных ликов господина и слуги, их взаимовлияние друг на друга, их обоюдное возвышение над социальным регламентом. В этом возвышении фаворит обретает непосредственную, глубоко личную духовно-психологическую связь со своим сиятельным патроном, реализуя не просто традиционную связь начальника и подчиненного, а утверждая свою уникальную связь именно с этим и никаким другим правителем, вступая с ним в духовно-родственные отношения. Подобная духовная сродненность фаворита со своим властвующим покровителем находит художественно-символическое закрепление в таких эмоционально-возвышенных выражениях, как «дети», «любимцы», «соратники», «товарищи», «сыны», «птенцы гнезда Петрова» и т. п. В этих характеристиках образ фаворита окрашивается духом интимности, сокровенных запросов властвующего лица к своей собственной внутренней сути, выступает как ее внешнее отражение, расширение и обогащение, как воплощенное alter ego ее деятельных устремлений.

В этом духовном сродстве фаворит становится претворенным ликом интимных смыслов духовной жизни своего патрона. Но в этом уподоблении «высшему» средоточию своих духовных интенций фаворская личность обладает своеобразием, индивидуальной особенностью, не актуализированной в деятельных способностях ее сиятельного прообраза. Если официальный лидер властных полномочий общества, обладая максимумом свободы воли, намечает конечные цели социальных преобразований, то его ближайший сподвижник призван претворить этот общий смысл в конкретный набор последовательных практических действий, определить в многообразии наличных условий наиболее эффективные пути и средства достижения намеченной цели, воплощая в своей деятельности единство свободной воли правителя с наличной необходимостью, придавая его произволу разумные очертания. В этой практической функции фаворит предстает как олицетворенный образ «разума» верховной власти, подкрепляя ее свободную волю объективными условиями, очищая ее от субъективных деформаций, выступая разумным воплощением человеческой свободы. В разумной обусловленности своих действий фаворит утверждает собственную самобытность в отношении с патроном, провозглашает относительную самостоятельность своей воли, отличаясь этим от «временщика» как ближайшего прислужника монарших прихотей, рабски следующего букве «высших» указаний, не вычленяя их духовный смысл, их разум.

Определяющим истоком деятельных реализаций фаворита является не жесткая сеть социальных правил и традиций и не мимолетное стечение случайных обстоятельств, включая и прихоть правителя, а внутренняя духовная энергия, способная преодолеть нагромождение внешних препятствий, подчинить их силой своего таланта задаче обновления общества, яркий дар разрешения социальных проблем. Массивность возникающих перед обществом препятствий, требующих неординарных действий, выдвигает в круг фаворитов людей энергичных, с новационным стилем мышления, одаренных новыми идеями и наделенных организационным талантом, способных к принятию «сильных» решений. И в зависимости от практических успехов предложенных решений расширяются права фаворита на свободу действий. В условиях исторической динамики субъективные привязанности фаворита к своему покровителю проверяются и подкрепляются личными заслугами сподвижника власти в разрешении критических ситуаций, в преодолении кризисов власти. Так, в заметках к поэме «Полтава» А. С. Пушкин отмечает, что Петр I многое прощал своему любимцу А. Меншикову за его особые заслуги в Полтавской баталии.

В своей способности противостоять разрушительным процессам, критическим обстоятельствам фаворит выступает творческим субъектом исторического процесса: дар созидания — вот главный талант фаворской личности. На фоне этой способности немаловажной чертой психологического облика фаворита оказывается личная смелость, решительность, мужество в проведении неочевидных, рискованных решений, рожденных в интимной глубине интуитивных прозрений человека, в напряженных исканиях духа. Такое мужество риска делает фигуру фаворита необходимым спутником официальной власти, страхующей собственный авторитет от каких-либо осложнений, от возможных сомнений в своей правомочности.

Именно ему предоставляется право практически проводить в жизнь преобразовательные проекты, грандиозные реформы, реорганизацию общества в крупных масштабах, осуществлять прорывы в промышленном, хозяйственно-экономическом, научно-техническом, культурном развитии страны (напр., судьба проекта П. С. Палласа «Flora Rossica»). Грандиозный размах преобразующей деятельности фаворита служит мощным импульсом социального обновления, ускорения общественного прогресса, озаряя напряжением духовной энергии переломные вехи исторического движения, сглаживая силой творческого потенциала боль исторических разрывов, освещая сиянием гения созидательные смыслы истории.

В привязанности деятельных возможностей фаворской личности к духовным интенциям своего покровителя, в зависимости личной судьбы фаворита от воли и настроений властвующего лица, в оторванности его функциональной роли от традиционных механизмов власти состоит «проклятье фаворита» — служить отражением, подобием другого, теряя право власти с уходом из жизни своего патрона, как это случилось, например, с А. Меншиковым после смерти Петра I, с И. И. Шуваловым после смерти Елизаветы. Судьба фаворита хрупка, ненадежна, непредсказуема, так как определяющее основание, укореняющее его властные полномочия в тело социальной традиции, — это воля монарха, вкусы и пристрастия которого меняются и который сам со временем уступает место новым правителям.

Нетрадиционное, незаконное возвышение фаворита в общественной иерархии, немотивированный в глазах общественности его «взлет» к кормилам государственного управления порождает в массах враждебное к нему отношение как своего рода преступнику, не живущему по принятым в обществе правилам. И с уходом царственного покровителя фаворита настигает возмездие со стороны нарушенной им традиции. Как непредсказуемо возвышение фаворской личности, так же неожиданно и ее падение, подготовленное общественным мнением и обусловленное, казалось бы, случайными историческими обстоятельствами и произволом новой власти.

Однако эта личностная зависимость фаворита от субъективных склонностей монаршей воли, этот личностный разрыв регламентационных правил общественной жизни перестает быть беззаконным в условиях утраты обществом традиционной стабильности, когда сама историческая реальность наполняется существенно новационным содержанием, обретает существенно динамические черты. На фоне динамической открытости социальной системы фаворит перестает быть лишь отраженным блеском «официальной воли», предохранительным двойником правящей традиции в лице ее высшего представителя, ибо сама традиция теряет однозначную определенность, распадается в многообразии социальных изменений, диктуя обществу и ее официальному лидеру необходимость интенсивного заполнения сферы власти творческими личностями помимо многочисленных ступеней социальной субординации. Средоточием этого «объективного веления» времени, насыщенного задачами социального обновления, и становится фигура фаворита как воплощение творческой энергии социального развития, как «свободный» потенциал созидательных возможностей общества.

В обращении своего деятельного потенциала к социальным новациям фаворитизм обретает объективно-исторический смысл. И в этой объективации своего смысла он выравнивает социальные различия людей, выступая как антииерархический катализатор социальной жизни, разрушает одностороннюю зависимость между индивидами в социальной регламентации их деятельности, инициируя в обществе процесс социального раскрепощения личности, пробуждая в массах дух свободной индивидуальности.

Представляя свободную индивидуальность в высших структурах власти, фаворит, по своей сути, являет здесь новый «дух времени», служит больше идейному смыслу эпохи, чем лично государю, следует более за собственной интуицией, чем за служебным регламентом. В новационной обусловленности своих задач деятельность фаворита определяется не предписаниями служебных инструкций, а созидательным духом эпохи: он если и не инициатор, то практический организатор творческой инициативы власти.

В этой социально-исторической призванности фаворит предстает как подлинно самостоятельное лицо Истории, обладающее исключительными правами, отмеченное среди других людей высшей силой объективноисторической необходимости. Господин лишь распознал эти духовные права личности и наделил их обладателя практической властью, подкрепив его творческую энергию мощью своей официальной воли, передав ему частично собственные полномочия, утвердив его, фактически, своим соправителем, как это произошло с Меншиковым при Петре I или же с Потемкиным во времена Екатерины Великой. В творческом наполнении своей деятельности фаворитизм чужд раболепию чиновного бюрократизма, бессознательной слепой исполнительности слуги. Если «слуга» страшится действительной свободы творчества, являя собой лишь исполнителя внешнего повеления, всецело покоряясь силам социальной инерции, служебной субординации, то «фаворит» предназначен для принятия истинно свободных решений, право которых даровано ему не столько высшей милостью державной власти, сколько собственными талантами, его способностью обновления общественной жизни, созидания новой реальности.

В своем творческом предназначении фаворская личность перестает быть слугой исторической традиции, покидает «дольний» мир исторического существования и, выступая вполне свободной индивидуальностью, наделенной божественной благодатью созидания нового бытия, представляет мир «иной», высший, «горний», возвышаясь в сиянии его вечной Славы над исторической реальностью, над своими бывшими властителями.

Претворяя в материале наличной действительности энергию высшего бытия, фаворит предстает как телесное воплощение в нашем мире характерных черт «идеальной личности», как земной отблеск «сына человеческого», Человека в его идеальной сути. Такое утверждение в наличной действительности образа «идеального человека» становится возможным лишь в свободном, открытом, новационно-динамическом обществе, где присутствует острая потребность в творческой деятельности, где сама история требует от общества творческого перерождения, сознательного культивирования творческих дарований людей, диктует необходимость нацеленного отбора и ускоренного социального возвышения наиболее одаренных из них. В истории прежней России попыткой такого коренного преображения ее жизненного уклада в движении от застоя традиционного общества к динамическому состоянию новационно-открытого общества стало царствование Петра I, выдвинувшее в правящую элиту целую когорту талантливых личностей, лишенных родовитых корней в традиционной системе социальной субординации. Их возвышение было обусловлено не только удачным стечением обстоятельств, улыбкой судьбы, счастливым случаем, пославшим, например, Алексашке Меншикову встречу с будущим императором, но в большей мере соответствующим социальным запросом и собственным дарованием.

Как общеисторическое явление фаворитизм утверждается на социальной арене на определенном этапе развития человечества, становится доминантой общественной жизни в рамках особой культурной парадигмы.

Принципиальным фактором, инициирующим этот процесс, служит изменение положения личности в обществе, трансформация ее взаимоотношения с официальной властью, смещение властных полномочий от государства к сообществу, от монарха к творческой личности, от социальной субординации к духовной свободе. Движущей силой этого процесса раскрепощения людских масс в историческом существовании и стал фаворитизм, определив конечный смысл общества «свободной конкуренции» личностей как равноправных и взаимонезависимых индивидуальностей, осветив своими дарами духовные истоки их деятельности, духовную полноту жизненной энергии «открытого», новационно-динамического общества. В этом плане фаворитизм символизирует идейную суть современного общества как мира свободной межличностной конкуренции, произрастающей в недрах народных масс и обретающей свое концентрированное выражение на вершине социальной пирамиды, в сферах государственной власти.

В освобождении конкурентных отношений между личностями от жестких канонов социальной традиции, в признании за каждым человеком права критики должностных лиц, невзирая на их ранги, раскрывается генеральная тенденция развития новоевропейской цивилизации — формирование свободной индивидуальности, реальной личности в массовых масштабах. Такое общество свободных индивидуальностей зародилось в европейской культуре в эпоху Возрождения, обрело свой массовый потенциал в реформационном движении, утвердив в научной парадигме эпохи Просвещения свое духовное ядро и обнажив на исходе XX столетия внутренние парадоксы в глобальных проблемах современности. В реальности этих парадоксов раскрывается противоречие между сущностью и существованием человеческой свободы, между творчеством как высшим ее смыслом, как разумным истоком человеческой деятельности и произволом как выражением неразумной, отрицательной, разрушительной энергии свободы. Действительность данного противоречия присуща и типичному образцу личностного потенциала современного мира — фигуре фаворита, раздвоенной в своих жизненных интенциях между субъективной свободой правящей воли и объективно-исторической необходимостью.

Первые и наиболее чистые лучи этого сияния свободы озарили в эпоху Ренессанса союз монарха и художника, правителя и поэта, властителя и ученого, власти и красоты-мудрости, традиции и новации, наделив фаворским блеском прежде всего представителей интеллектуально-творческой сферы деятельности и одарив мир гениальными шедеврами человеческого духа. В социальных столкновениях Реформационного времени был осуществлен перелом в массовом сознании людей, очистивший духовный небосклон Европы от идолов чувственной данности, от обожествления наличной реальности в мире, от преклонения перед силой традиции и внешним авторитетом, утвердивший внутреннее убеждение людей безусловным основанием их одухотворенной жизни, устремивший дух человеческий к постижению сокровенного истока его единства. В этом возвышении и оправдании интимных граней человеческой души, воплощающих единство человеческой сути, Реформация признала безусловный приоритет прав личности в жизнедеятельности сообщества, став, тем самым, действительным началом становления «открытого общества», смысл которого определяется не силой традиции, не глубиной погружения в прошлое, а полнотой саморазвития духовного потенциала людей, творческим прозрением будущего.

Следуя силе этого духовного прозрения, человек срывает с себя цепи внешних социальных различий, разрывает искусственные оковы социальной субординации и мощью самосознания утверждает свой действительный статус в обществе. В этом одухотворенном порыве человеческая индивидуальность движется от своей локальной, ограниченной самоопределенности к обретению себя как универсальной личности, питающейся неограниченной энергией свободы духа. На смену «корпоративной» личности традиционного общества, в котором границы социальной свободы в деятельности индивида задавались его принадлежностью к определенному сословию, приходит саморазвивающаяся личность, деятельные границы которой очерчиваются мощью духовной свободы, энергией духа. Подлинная мощь этой личной энергии выявляется в процессе взаимной конкуренции равноправных между собой индивидов, устремленных к претворению в действительность неограниченной свободы, к неограниченному прогрессу свободы. Олицетворенным воплощением этой динамической свободы человеческого духа и является фаворитизм. Фаворит по своей сути — это свободная, самоопределенная индивидуальность, претворяющая в своей деятельности созидательную энергию человеческого духа.

Всеобщие черты этой свободной энергии человеческого духа обрели свою действительность в XVIII столетии, провозгласившем просвещение, знания, науку и разум духовной основой человеческой свободы. Именно знания, в конечном счете наука, определяют исторический смысл фаворита, его способность к свободным и в то же время продуктивным действиям, разрешающим кризисные явления в обществе и придающим ему динамику поступательного развития. Только действительная озаренность фаворита духовным светом истины оправдывает его стремительное восхождение над другими индивидуальностями. Без гармонии Истины, вне совершенства Разума его деятельность как социального реформатора превращается в насилие над людьми и обществом, становится лишь разрушением традиций, искоренением жизненного опыта народа, уничтожением его исторической реальности.

Фаворит как олицетворенный движущий импульс исторического обновления представляет собой сверхактивную личность. В этой концентрации деятельной энергии личности конкретная фигура реального фаворита переломной исторической эпохи какого-либо сообщества служит типологической моделью формирования действительных личностей последующих поколений, задает духовную матрицу личностной определенности данной социальной среды, определяя этнокультурный код порождения свободных индивидуальностей в различных сферах социальной деятельности. Для Европы такие идеальные матрицы подготовила эпоха Ренессанса — время духовного пробуждения человечества. Россия не пережила такой эпохи исторической концентрации своих сил в идеальной прорисовке личностного начала человека и предоставила самой истории творить «русскую личность» по мере надобности, на том либо другом этапе ее развития в Новое время. Отсюда такое разноцветье типажей русской личностной самоопределенности. Так, А. Меншиков может, наверное, служить «идеальным» прообразом российских политических деятелей с их природной смекалкой, волевым настроением, несистематическим образованием и склонностью к силовым, радикально-волевым решениям социальных проблем. Близок ему по своему колориту и другой яркий представитель политической жизни XVIII в. — сиятельный князь Г. А. Потемкин-Таврический. В облике М. В. Ломоносова перед нами возникает идеальный тип российского ученого-патриота, посвятившего свою жизнь величию Отечества. А. С. Пушкин стал символом поэтического дара русской души, ее художественно-эстетического наполнения. Ф. М. Достоевский обнажил метафизические глубины русской духовности, а Л. Н. Толстой претворил нравственный смысл ее исканий. Среди этой яркой плеяды русских фаворских личностей, просветивших своим гением различные грани русской души, достойнейшее место занимает сановный фаворит елизаветинского времени И. И. Шувалов. Его придворная и личная жизнь является воплощенным символом служения красоте-мудрости в высшем назначении — в пестовании человеческих талантов. В этом культивировании творческих личностей он предстает как яркий отблеск в русской жизни ренессансного преклонения перед совершенством, перед талантом, органически соединяя в себе и сановного царедворца, и практического организатора новационных преобразований в российском обществе. Воплощая своей персоной это единство власти и творчества, традиции и новации, И. И. Шувалов выступает в русской истории как «идеальный образ» творческой личности в русской культуре.

Как в своих привязанностях к субъективной воле официальной власти, так и в развертывании своего объективно-исторического назначения фаворит несет с собой мощный заряд нетрадиционной деятельности, социальной новационности, живя не по законам реального мира, а идеального, интимно-личного. Свободный статус его деятельности, обусловленный новационным смыслом истории, получает свое практическое воплощение в сверхдозволенных правах, «чрезвычайных» полномочиях, не закрепленных в традиционном укладе общества. Эта чрезвычайная свобода действий фаворской личности создает опасность злоупотребления властью, порождающей при неглубоком аналитизме мышления и ограниченной нравственной культуре самодурство и циничное презрение к «смертным» лишь как материалу собственных гениальных прозрений. Важным условием преодоления этого соблазна «свободы» служит внутреннее благородство души, ее нравственно-эстетическая способность к «любованию», «умилению» красотой и совершенством своих земных деяний, гармонией обновленного мира, вне которой нет подлинного созидания, а есть лишь разрушение. Такие ложные образы фаворской деятельности тяготеют как над прежней историей России, так и нынешней. Безмерность, укорененная в природной стихии русской ментальности, став русской национальной традицией и основной проблемой национального самосознания, определила и болевую точку русского фаворитизма, породившего массу ложных пророков русской истории.