«ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ РОССИЙСКОГО ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА (вторая половина XX – начало XXI в.) В двух книгах Книга 1 ДАЛЬНЕВОСТОЧНАЯ ПОЛИТИКА: СТРАТЕГИИ СОЦИАЛЬНОПОЛИТИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ И ...»

Подобная практика сложилась как минимум во времена «военного коммунизма», её суть в политизации «…любого дела... используя строжайшую дисциплину и централизацию партии, поднимать миллионы людей для достижения поставленной цели»177. В распоряжении высшего руководства была проверенная временем, выстоявшая в тяжелейшие годы Великой Отечественной войны «организационная модель» коммунистической партии, в идеале, как заметил Пьер Бурдье, позволявшая (во всяком случае многократно в прошлом) «…приводить в действие всю совокупность агентов «как одного человека» во имя общей цели»178. М.С. Горбачёв в своих воспоминаниях не скрывает, что на заре перестройки руководство стремилось «добиться коренных перемен в экономике с помощью административных действий»179. Авторитарная модернизация была привычной политикой власти, направленной на то, чтобы поставить каждого (рабочего, интеллектуала, управленца и т.д.) на своё место и заставить делать своё дело.

Явно неверным представляется взгляд, что «ускорение» началось с мобилизационных мер Ю.В. Андропова. Тема ускорения научнотехнического прогресса звучала как минимум со второй половины 1970-х гг. Правительство под руководством Брежнева декларировало во многом идеи, отраженные в сборниках решений и постановлений ЦК КПСС за вторую половину 70-х – начало 80-х гг. То же происходило и на региональном уровне. Первый секретарь Хабаровского края А.К. Чёрный писал в 1982 г.: «Бюро краевого комитета партии...нацелило партийные, профсоюзные, комсомольские организации на...изыИСТОКИ ДИНАМИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ...

скание и лучшее использование внутренних резервов производства, усиление режима экономии материальных и топливно-энергетических ресурсов, более широкое применение достижений науки и техники, новых технологических процессов...»180 Первый секретарь Приморского крайкома В.П. Ломакин в 1981 г. о состоянии строительной отрасли сообщал: «Будь посовершеннее организация труда и производства, отлажено обеспечение всем необходимым, выше дисциплина – мы легко удвоили бы и темпы и улучшили качество»181. Но на фоне «прогрессивной» риторики власти, принятия многочисленных постановлений, развёртывания масштабных инвестиционных программ в первой половине 80-х гг. проблемы не решались, а нарастали. В расширенном временном контексте политика Ю.В. Андропова может рассматриваться как промежуточный этап, как вариант реакции на пробуксовку уже реализуемой политики ускорения.

С приходом к власти М.С. Горбачёва определились три сферы, в которых осмыслялись кризисные явления в стране. Во-первых, кризис организационный, связанный как с объективными факторами (системой планирования, методами стимулирования, показателями эффективности предприятий), так и с субъективными (упадком дисциплины, снижением партийного контроля над хозяйственными руководителями и соответственно их контроля над своими подчинёнными). Ключевым решением этого пласта проблем является опять же «укрепление дисциплины» в глобальном масштабе, наведение порядка с чётким разделением ответственности и компетенций.

Во-вторых, кризис виделся в исчерпании модели экономического роста, основанной на вовлечении в экономический оборот всё большего количества ресурсов. Здесь действовали как организационнотехнологические факторы, приводившие к формированию «затратной экономики», когда на условную единицу продукции тратилось недопустимо много ресурсов182, так и демографические – в ряде регионов обнаруживался дефицит людей трудоспособного возраста, общий их прирост снизился до 0,25%183. Истощение традиционной сырьевой базы, её смещение на восток страны приводило к неуклонному удорожанию себестоимости сырья, главного экспортного товара СССР, и обострению транспортной проблемы184. Так, советские расходы на развитие нефтяной промышленности составляли, по данным ЦРУ, в начале 1970-х гг. 4,6 млрд долл. в год, в 1976–1978 гг. более 6 млрд, а в начале 1980-х гг. превысили 9 млрд долл. в год185. На этом фоне в 1984 г. впервые после Второй мировой войны уровень нефтедобычи стал снижаться, внешний источник ресурсов заметно оскудел.

Этот пласт проблем предполагалось решить с помощью масштабных государственных инвестиционных вливаний в новые техГлава 1. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ ЦЕНТРА...

нологии, в обновление промышленной базы и освоение обширных территорий Сибири и Дальнего Востока, огромные и по большому счёту нетронутые природные богатства которого были источником усиленного внимания центральной власти к региону186. Но, чтобы реализовать инвестиционные программы и организовать дальнейшее освоение новых территорий, М.С. Горбачёву вновь потребовалось вернуться к решению проблем, которые встали на пути хрущёвского руководства, но благодаря дождю нефтедолларов удалось «обойти» во времена Брежнева. Государству снова «понадобилось» общество – его планировалось «вдохновить» на ударный труд и организовать на достижение своих целей.

Высшее руководство пыталось дать ответ на возникшие вызовы в двух стратегиях. Во-первых, в прежней логике ориентации на внешний источник ресурсов (освоение новых районов), во-вторых, в логике построения нового формата взаимоотношений с обществом (сама перестройка). Все институты, которые «спали» в брежневский период, теперь проходили проверку на прочность. Это касается и Партии как главной «направляющей силы» советского общества (ст. 6 Конституции СССР), и советских органов как координатора между политическими и хозяйственными управленцами, а также органов правопорядка (антиалкогольная кампания, борьба с коррупцией и повседневными экономическими преступлениями) и не в последнюю очередь идеологических органов как главного вдохновителя масс.

Наш анализ проблем, вставших перед СССР, будет неполным без обращения к геополитическим вызовам 1980-х гг. Фатально долгая приверженность советской элиты к стабилизационной стратегии безопасности имела и геополитическое основание – она во многом была следствием уверенности власти в военном могуществе страны. Как считает историк, профессор Университета Британской Колумбии А.

Кожевников, примерно с 1960-х гг. советское руководство и учёные «успокоились на собственных достижениях»: «…бомба, спутник и вообще космос. Было такое самодовольство, считалось, что мы всего достигли»187. Справедливость подобного мнения подтверждает и академик Н. Моисеев, на основе личного опыта объясняя застойные явления в технологической сфере: «Достижение паритета в области вооружения с Западом казалось гарантией необходимой стабильности государства, а следовательно, и благополучия элитарной группы. Интерес к научно-техническому прогрессу (в частности, к развитию вычислительной техники и её использованию, к чему автор имел непосредственное отношение) не очень волновал элиту. Он был явно на втором плане»188.

С обострением «холодной войны», началом нового витка гонки вооружений этот вопрос вновь выдвигается на первый план. М.С. Горбачёв, 1.3. ИСТОКИ ДИНАМИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ...

рассматривая ситуацию, возникшую к 1985 г., отмечает: «…страна начала сдавать позиции»189. Очевидно, имеются в виду позиции в международной конкуренции.

Независимо от экономической эффективности, социального и политического строя, геополитические факторы «работали» против СССР. Утратив преимущества окраинного положения, государство было вынуждено защищать свою границу практически по всему периметру на протяжении 58 тыс. км190, прямо или косвенно финансируя многочисленных сателлитов. Советский Союз был окружен потенциальными врагами. По таким ключевым показателям, как количество населения и мощь экономики, он заметно отставал от главного противника – блока НАТО. В то же время размер вооружённых сил был примерно сопоставимым у обеих сторон, но СССР вынужден был отвлекать на военные нужды гораздо больше всех видов ресурсов, нежели его потенциальный противник. Уровень мобилизации в советском блоке был в 3,5 раза выше, чем у основного конкурента191. Экономист Е.Т. Гайдар, анализируя причины быстрого краха СССР, пишет: «Если страна, имеющая экономику примерно в четыре раза меньшую, чем США, поддерживает с последней да ещё и с её союзниками военный паритет, и при этом финансирует содержание группировки из 40 дивизий, чтобы контролировать ситуацию на китайской границе, то на уровне здравого смысла нетрудно понять: всё это стоит дорого»192. Подтверждает эти выводы и английский историк Д. Ливен. Советский коллапс, по его мнению, есть результат «…перенапряжения экономических ресурсов, безоглядно брошенных на бесперспективное соревнование с богатейшим противником»193.

До сих пор подлинно неизвестна доля военных расходов в советском бюджете. Считается, что её не знали даже на самом «верху»194. По американским данным, в 1981 г. СССР тратил на оборону 250 млрд долл., что на 50 млрд больше, чем в США195. М.С. Горбачёв полагает, что в «некоторые годы» военные расходы достигали 25 – 30% ВНП, в 5–6 раз больше чем в странах НАТО196. Историк А.В. Шубин говорит о 16-процентной доле военных расходов в бюджете197 – цифра, в общем-то нечрезмерная. Но и он тем не менее не отрицает переживаемого страной «кризиса сверхдержавы»198.

Интервенция в Афганистан резко обострила конфронтацию между СССР и странами Запада, некоторые из них не только вводили экономические санкции против «Советов» (импорт западных высоких технологий в страну практически прекратился)199, но и демонстративно разворачивали амбициозные программы вооружения. Политика разрядки была окончательно «похоронена» 1 сентября 1983 г., когда на Дальнем Востоке силами советских ПВО был сбит южнокорейский Глава 1. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ ЦЕНТРА...

«Боинг», выполнявший рейс Нью-Йорк – Сеул, и непонятно, почему углубившийся на 500 км в пределы СССР, пролетев, по словам тогдашнего председателя КГБ Чебрикова, «…над самыми засекреченными объектами Советского Союза на Камчатке и Сахалине...»200 Резонанс этого инцидента был огромен. Через два месяца советское правительство прервало все переговоры по ракетам средней дальности и обычным вооружениям в Европе201. Заявление Генерального секретаря ЦК КПСС Ю.В. Андропова от 23 сентября 1983 г. оставляет впечатление, что руководство страны было серьёзно обеспокоено необходимостью выдерживать очередной виток гонки вооружений. Андропов отмечал, что в Америке «…на подходе такие их виды (стратегических вооружений... – Ред.), которые вообще в корне могут перевернуть представления о стратегической стабильности и самой возможности эффективного ограничения и сокращения ядерных вооружений». Генеральный секретарь обнадёжил прогрессивную общественность: «…на любую попытку сломать сложившийся военно-стратегический баланс Советский Союз сумеет дать надлежащий ответ, и его слово с делом не разойдётся»202. Дать «надлежащий ответ» предстояло в крайне неблагоприятных условиях быстро нарастающих трудностей внутреннего развития на фоне новой технологической волны на Западе в начале 1970-х гг.

Администрация президента США Р. Рейгана (организатора «крестового похода» против коммунизма) предприняла комплекс мер, призванных разорить противника203. Первый натиск СССР выдержал204.

Выдержал его и там, куда в первую очередь были направлены санкции, наложенные США: Советский Союз смог запустить газопровод Уренгой–Помары–Ужгород, наладив производство ранее импортировавшихся труб. Партийные агитаторы обозначили эту победу специально выпущенным плакатом – «Вашим санкциям труба, господин Рейган!» На советском Дальнем Востоке геополитическое напряжение отличалось своей спецификой. Повышенное внимание двух сверхдержав к АТР можно объяснить тем, что Восточная Азия стала местом конкуренции моделей социального устройства, при том, что такая конкуренция охватывала любой район земного шара. Густонаселённая Восточная Азия была наиболее значимым и перспективным регионом для решения судьбы этой конкуренции. Важной особенностью АзиатскоТихоокеанского региона было то, что помимо привычного соперничества по линии социализм/капитализм, преобладавшей в Западном полушарии, СССР столкнулся с жёстким противостоянием китайского варианта социализма и даже вынужден был поддержать Вьетнам в его войне с КНР.

1.3. ИСТОКИ ДИНАМИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ...

Говоря о геополитическом противостоянии СССР и США в Азиатско-Тихоокеанском регионе, важно иметь в виду, что только на Европейском континенте «…две сверхдержавы были разделены чётко определённой границей, по обе стороны которой тщательно подобранные вооружённые силы разрабатывали планы военных действий, проводили полевые учения и военные манёвры...»206 В АТР противостояние было менее институализированным и более хаотичным. Об этом, в частности, говорил М.С. Горбачёв во Владивостоке летом 1986 г.:

«В Европе – плохо ли, хорошо ли – действует хельсинский процесс диалога, переговоров и соглашений. Это вносит какую-то стабильность, снижает вероятность вооружённых конфликтов. В регионе же, о котором идёт речь, этого нет или почти нет»207. Генерального секретаря беспокоила перспектива создания под нажимом США военизированного треугольника Вашингтон – Токио – Сеул и размещение носителей ядерного оружия в Корее и Японии208.

Советский Дальний Восток при своей удалённости от Центра и обременительной геополитической составляющей был зоной активных международных контактов. Регион имел такую «значительную особенность», как торгово-экономические связи с капиталистическими странами, постоянные контакты жителей с иностранцами.

К 1980-м гг. около 1000 дальневосточных судов ежегодно заходили в портов 75 стран, равно как и советские дальневосточные порты посещали примерно 900 судов под флагами 30 государств.

Самые интенсивные контакты были в Приморье, местный краевой комитет КПСС напоминал Центру, что «в тихоокеанском регионе активно действует «многоотраслевой» буржуазный идеологический комплекс – свыше 100 специализированных институтов по «изучению» СССР, разного рода «культурные центры», миссионерские и религиозные службы, массовые средства информации 209. Была традиционной ссылка на непосредственную близость Дальнего Востока к США, Японии, Китаю, Южной Корее. Это имело двойное следствие:

с одной стороны, давало возможность советским морякам «пропагандировать идеалы коммунизма», но также ставило их под прицел пропагандистских и разведывательных центров капиталистических государств210.

Приморский край позиционировался местными идеологическими органами как зона повышенной опасности, где государство должно быть начеку. В январе 1984 г. глава отдела пропаганды и агитации Приморского крайкома КПСС В. Наконечный отмечал: «…приграничное положение Приморья, его место в рыбодобывающей промышленности и в морских перевозках обуславливают интенсивные контакты с иностранными гражданами. Более 100 тысяч моряков, рыбаков, учёных Глава 1. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ ЦЕНТРА...

ежегодно посещают до 70 портов зарубежных государств, транзитом через территорию края следует до 12 тыс. иностранцев... На Дальний Восток ведут вещание 20 подрывных радиостанций...»211 Присутствовали здесь и китайские радиопередачи, вещающие на территорию региона 56 часов в сутки, из них 26 часов на русском языке212. «Ныне в развязанной империалистами психологической войне Приморье – фронт воюющий, передний край отражения объявленного Рейганом «крестового» похода против коммунизма» – так отреагировал в 1983 г. на обсуждение высшим советским руководством задач идеологической работы издающийся во Владивостоке сборник «У карты Тихого океана», предназначенный в помощь идеологическим работникам213.

К 1980 гг. советский Дальний Восток был одним из наиболее геополитически уязвимых районов страны и требовал постоянного внимания власти, а также значительных материальных ресурсов на поддержание обороноспособности.

Сфера геополитики с её проблемами и задачами была неотделима от внутренних проблем и задач развития всей страны. А.В. Шубин писал: «Если учесть, что в 1987 г. был разрешён ракетный кризис, в 1988 г.

заключено соглашение по Афганистану и в феврале 1989 г. были выведены советские войска из этой страны, в 1989 г. исчез авторитарный режим не только в Польше, но и в других странах Восточной Европы, то говорить о продолжении «холодной войны» не приходится»214.

А.В. Шубин «угадал» слабейшее звено геополитической теории Р. Коллинза, из которой очевидно, что исчезновение основных факторов геополитического напряжения должно было бы радикально смягчить кризис советской системы 215. Более того, российскими историками замечено, что кризис советской системы с завершением «холодной войны» не только ослабевал, но и нарастал216. Все это говорит о необходимости анализа проблем внутреннего функционирования государства, связанных с выходом из стабилизационного политического режима и формированием новой динамической стратегии социально-политической безопасности.

Со времён андроповской политики «укрепления дисциплины»

Центр пытался найти то самое управленческое «звено», взявшись за которое можно вытащить всю «цепь». За 15 месяцев, когда Ю. Андропов был Генеральным секретарём, сменилось 18 союзных министров и равных им лиц, а также и 37 Первых секретарей обкомов, крайкомов и ЦК союзных республик 217.

Эту политику продолжил и М.С. Горбачев. Не случайно А.К. Чёрный с обидой (в противовес комфортному времени Л.И. Брежнева) вспоминает, как М.С. Горбачёв, ещё не став генсеком, устраивал разносы региональной номенклатуре, проявляя «…заносчивость к партийИСТОКИ ДИНАМИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ...

ным кадрам со стажем». «Ему казалось, что повышать требовательность надо с них....Ещё в середине 1984 г. он активно взялся за аппарат ЦК, стремился его соответствующим образом «настроить» против низовых партийных органов. Начал часто собирать работников аппарата, через них посыпался поток пространных указаний на места»218.

На региональном уровне всё более очевидным становился факт, что новая власть в Центре, провозгласив курс на перемены, была гораздо свободней в своих действиях, могла «перезаключить» брежневский консенсус на гораздо более выгодных для себя условиях. В новой ситуации кадровые и прочие изменения указывали не столько на слабую компетентность предшествующей политики, сколько символизировали «курс на обновление».

И Первые секретари дальневосточных регионов в предчувствии перемен сделали сильный политический ход. Новый и последний Генеральный секретарь ЦК КПСС практически сразу при вступлении в должность получил коллективное обращение глав Приморского и Хабаровского краёв, Амурской и Якутской областей (что очень похоже на упомянутое в данной главе коллективное обращение в 1965 г. к осваивавшемуся на посту генсека Л.И. Брежневу). Они напомнили М.С. Горбачёву, что Дальний Восток – это очень важный макрорегион, отметили его возросший удельный вес в экономике страны, разнообразие добываемых ресурсов и их разведанных запасов, а также благотворность постановлений ЦК и Совета Министров СССР от и 1972 гг. по дальнейшему комплексному развитию производительных сил, благодаря которым объём промышленного производства с 1966 г. по 1980 г. увеличился в 2,3 раза, продукция сельского хозяйства – в 1,6 раза219. Говорилось и о проблемах: «…за последнее время темпы экономического и социального развития Дальневосточного района заметно снизились. В 1970–1980 гг. они составили 67% при общем росте производства в стране на 78%. Причины такого положения дел виделись как объективные, не зависящие от их воли: отставание от общесоюзного уровня благосостояния населения, диспропорции «в отдельных отраслях народного хозяйства». «Складывающееся положение в народном хозяйстве Дальнего Востока, – писали они, – не отвечает экономической стратегии партии по ускоренному наращиванию потенциала восточных районов страны и вызывает настоятельную потребность принятия комплексных мер по их дальнейшему экономическому и социальному развитию». Задачу развития Дальнего Востока видели в активном вовлечении в оборот «богатых природных ресурсов», в ускоренном наращивании «экономического и оборонного потенциала» и для успешного решения этой задачи они «…полагали бы возможным просить принять специальное Постановление ЦК КПСС Глава 1. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ ЦЕНТРА...

и Совета Министров СССР о мерах по ускоренному развитию производительных сил Дальневосточного экономического района в 1986 – 1990 гг. и на период до 2000 г.» Это обращение можно рассматривать как запрос на символический (доверие) и материальный (капитальные вложения) ресурсы:

«...принятие такого постановления будет способствовать ещё большей мобилизации партийных организаций, трудовых коллективов на выполнение поставленных партией и правительством задач по укреплению экономического и оборонного могущества страны на её дальневосточных рубежах»221. Момент был выбран удачно. Обращение и поддержка нового Генерального секретаря – знак готовности к модернизационному рывку. Определённое условие этой поддержки накануне серьёзных преобразований – намек, что без воли и ресурсов Центра не будет ускорения в регионе по объективным причинам. Поэтому, чтобы ни думал М.С. Горбачёв о дальневосточных партийных боссах, какое бы место ни занимал регион в планах на будущее, его реакция была вполне предсказуема. 29 апреля 1985 г. он написал резолюцию: «Прошу рассмотреть предложение т.т. Гагарова, Черного, Авраменко, Прокопьева и проработать вопрос о мерах по комплексному развитию Дальневосточного экономического района в 1986–1990 гг. и на период до 2000 г.

с учётом его большой экономической и оборонной значимости»222.

О новой программе развития Дальнего Востока объявил М.С. Горбачёв во время поездки по Приморскому и Хабаровскому краям. Визит первого лица государства традиционно имеет для региона ключевое значение, так было при Н.С. Хрущёве, Л.И. Брежневе и М.С. Горбачёве. В ходе таких визитов достигает наивысшей интенсивности обмен символическими ресурсами, проблемы регионов поднимаются с уровня рутинных согласований до «высокой политики». Государственный лидер, символизирующий всю полноту власти, направляет усилия заинтересованных участников в единое русло, берёт ответственность на себя, умножая свою легитимность. Выступления в регионах могут рассматриваться как кульминация «единения власти с народом», непосредственного общения первого лица государства с гражданами без массы чиновных посредников, решения высшей властью давно наболевших местных проблем. Визит М.С. Горбачёва на Дальний Восток показывает, как центральная власть пыталась задействовать эти ресурсы.

В ходе недельной поездки (25–31 июля 1986 г.) М.С. Горбачёв во Владивостоке и Хабаровске решал разные задачи в рамках единой цели.

25 июля 1986 г. новый, но уже явно освоившийся на высоком посту Генеральный секретарь ЦК КПСС прибыл во Владивосток. Места следования кортежа по городу были заполнены людьми, многие забирались 1.3. ИСТОКИ ДИНАМИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ...

на деревья и крыши домов223. Визит начался с награждения г. Владивостока орденом Ленина. В зале краевого драматического театра, где генсек вручил награду, висел большой транспарант вполне ожидаемого содержания: «Владивостокцы ответят на награду Родины ударным трудом».

М.С. Горбачёв встретился с людьми города на привокзальной площади, демонстрируя свое намерение по-новому вести дело в регионе:

«Хватит рассматривать Дальний Восток только как источник сырья…»

Он обратился к горожанам: «...Хочу посоветоваться. Может быть нужна специальная государственная программа по развитию Дальнего Востока, которая бы охватывала все стороны – экономику, социальную сферу, особенно социальную?»224 Намерение сделать упор на социальную сторону было зафиксировано ранее в «Основных задачах развития народного хозяйства СССР на 1976 – 1980 гг.», где говорилось, что «для обеспечения районов Сибири и Дальнего Востока кадрами предусмотреть более быстрые темпы строительства в этих районах жилых домов и культурно-бытовых учреждений»225. Программа, которая до 1985 г.

разрабатывалась восемь лет226, в свете новых задач Перестройки требовала коррективов (например, в указанной генсеком социальной сфере).

Но сама форма общения М.С. Горбачёва с владивостокцами свидетельствовала о доминировании политического аспекта с целью привлечь симпатии людей, получить их поддержку, которая была бы очень ценным ресурсом в торге Москвы с региональной властью; второй целью было вдохновение народа на очередной «трудовой подвиг», на что рассчитывали и некоторые из местных политических лидеров, в том числе председатель Приморского крайисполкома Д.И. Карабанов (как когдато В.Е. Чернышёв), убеждавший депутатов краевого Совета в том, что «политический и трудовой подъём приморцев, вызванный посещением края товарищем М.С. Горбачёвым, заботой партии о Дальнем Востоке, должен обеспечить успех в стартовом году пятилетки»227. На это рассчитывал и сам М.С. Горбачёв, встречаясь с приморским партийным активом: «Если мы соединим всё это, чтобы Перестройка шла и снизу, и сверху, то и результат будет»228.

Намного жёстче Генеральный секретарь говорил 31 июля в г. Хабаровске. Его речь на собрании партийного актива была резко контрастной владивостокской по возросшему критическому настрою. Он начал с констатации, что «глубоких качественных изменений, которые закрепили бы тенденцию ускоренного роста, пока не произошло». И впервые применил термин «революция» к происходящим в стране процессам:

«...Перестройка – ёмкое слово. Я бы поставил знак равенства между словами Перестройка и революция....У нас есть ещё, конечно, люди, которые слово Перестройка воспринимают с трудом, да и выговариваГлава 1. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ ЦЕНТРА...

ют его иногда даже с трудом»229. Ничего подобного не было сказано во Владивостоке, хотя управленческие и социально-экономические проблемы двух краёв были практически идентичными.

Очевидно, дело было в личности Первого секретаря Хабаровского крайкома А.К. Чёрного, который в отличие от недавно занявшего свой пост приморского коллеги*, руководил краем уже 21 год, олицетворяя собой «застойные» брежневские времена. Объяснение такой политики «кнута и пряника» состоит, видимо, в следующем: несмотря на то, что 1986 г. был отмечен позитивной социально-экономической динамикой, партийное руководство уже тогда столкнулось с тотальным кризисом управляемости. На первом этапе Перестройки была предпринята попытка найти тот управленческий слой, где гасятся импульсы ускорения. В начале Перестройки к такому слою относились ответственные партийные работники «со стажем», которые в глазах нового руководства, прежде всего, несли ответственность за провалы в период брежневского правления.

Главный упрёк М.С. Горбачёва хабаровским руководителям – неумение вести организаторскую работу. Они допустили ситуацию, когда построенные предприятия с новым дорогим оборудованием в течение нескольких лет не используют в полном объёме свои мощности:

«Это относится к 70 процентам промышленных объектов, введённых и реконструированных за 10 лет...» Вывод генсека был однозначным:

«В общем, товарищи, надо менять стиль работы»230.

Дальний Восток был регионом, где М.С. Горбачёв «…начал публично обвинять среднее звено управленческой системы страны… в саботаже»231. А.К. Чёрный увидел в этом «разносе» первый сигнал высшего руководства открывать «огонь по штабам»232. М.С. Горбачёв, в свою очередь, после посещения региона погрузился в нелёгкие раздумья о путях дальнейших преобразований в стране233.

Успешный выход из стабилизационной стратегии требовал не только смены первого лица в государстве, ротации региональных лидеров и явного разрыва внутриэлитного консенсуса, сложившегося при Л.И. Брежневе. Динамическая стратегия также предполагала согласие, а не раскол между различными звеньями бюрократического управления. Поэтому Центр не мог избежать согласования интересов с региональным уровнем власти. Итогом такого согласования явилась «Долговременная государственная программа комплексного развития производительных сил Дальневосточного экономического района, Бурятской АССР и Читинской области до 2000 г.» (Программа ДГП).

* Имеется в виду Д.Н. Гагаров – Первый секретарь Приморского крайкома КПСС (1984–1989).

1.3. ИСТОКИ ДИНАМИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ...

Согласно этой Программе Центр признавал, что трудности носят «объективный характер», и проблемы в системе государственного управления переводились из политической в экономическую плоскость.

В компетенцию Центра входило выделение ресурсов для решения проблем и задач, актуализированных на региональном уровне (в том самом коллективном обращении Первых секретарей на имя М.С. Горбачёва).

Суть соглашения может быть сформулирована следующим образом:

Политбюро и Совет Министров оказывают доверие региональным правителям и принимают на себя ответственность по выделению ресурсов, а крайкомы и обкомы, в свою очередь, должны обеспечить повышенные темпы развития, выполнение планов, а следовательно, поддержать авторитет Центра, способствуя общему успеху.

Политический момент при всей его важности тем не менее не подменял собой государственных задач, причем имелась точка зрения на эту Программу как на откровенно популистский ход 234. Есть основания считать, что популизм был лишь её элементом и не самым значимым.

Обратимся к встрече Горбачёва с партийным активом Приморского края. «...Дальний Восток, – говорил Генеральный секретарь, – по традиции называют форпостом страны на Тихом океане. Это, безусловно, верно. Но сегодня такой взгляд уже нельзя признать достаточным. Приморье, Дальний Восток надо превратить в высокоразвитый народнохозяйственный комплекс»235. Особенно важно, что основой для этого, по его мнению, должен быть созданный потенциал региона, который станет одним из основных в постсоветской стратегии В.В. Путина. И действительно, потенциал был создан немалый – объём промышленного производства за 1965–1985 гг. почти утроился236. Генсек явно даёт понять, что модернизационный рывок надо делать не столько за счёт ответственности Центра, сколько за счёт ответственности регионов (организаторской работы по лучшему использованию того, что уже создано).

В ходе совещания прозвучала формулировка – «новая региональная политика», которая должна соответствовать курсу на ускорение, и один из приоритетов которой — «развитие восточных районов»237.

М.С. Горбачёв несколько иначе, чем Л.И. Брежнев, представлял причины возникших в регионе трудностей. Это «…непонимание роли и значения экономики Дальнего Востока, а в конечном итоге – политическая недальновидность некоторых ответственных работников Госплана и Госснаба СССР, министров цветной металлургии, угольной промышленности, энергетики и электрификации, ряда других ведомств. Значительную и немалую долю вины несут республиканские и местные органы»238. Впервые публично признавалась ответственность Центра за положением дел на Дальнем Востоке.

Глава 1. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ ЦЕНТРА...

Основным официальным итогом поездки Генерального секретаря КПСС по региону было определение места и роли Дальнего Востока в предстоящей модернизации страны.

1. Комплексное использование богатейших природных ресурсов региона, прежде всего цветных металлов, леса. Ставилась задача выдавать разнообразную продукцию глубокой переработки.

2. Ускоренное развитие ТЭК — освоение нефтегазовых богатств Сахалина: «…исходить надо из того, что Дальний Восток в перспективе должен не только снабжать топливом и энергией близлежащие районы, но и стать их солидным экспортёром».

3. «Опережающее развитие производственной инфраструктуры», в первую очередь строительной индустрии.

4. Рационализация научно-технической политики – вместо ситуации, когда машиностроительная продукция с местных предприятий идёт в европейскую часть страны, а оттуда – встречный поток, надо «…сделать упор на создание здесь мощных, хорошо технически оснащённых производств как для нужд самого региона, так и для вывоза».

5. Увеличение экспортного потенциала региона. «Осваивать прогрессивные формы экономических связей с зарубежными странами», «создавать совместные предприятия, специализированную экспортную базу».

6. Концентрация на решении задачи продовольственного самообеспечения, в том числе кооперации с соседними странами.

7. «Формирование высокоразвитого комплекса отраслей, связанных с использованием ресурсов океана» — здесь должно быть всё:

и рыболовство, и глубокая переработка продукции, и производство биологически активных веществ.

8. Дальний Восток сделать одной из «...ведущих всесоюзных здравниц, крупным центром внутреннего и международного туризма, включая океанический и высокоширотный»239.

Перспектива развития региона с «благословения» М.С. Горбачёва имела всесоюзное значение. Кроме того, в этих восьми направлениях нашла своё отражение давняя мечта центрального руководства о переводе Дальнего Востока на самообеспечение, чтобы, принося доходы от экспорта, регион при этом сам обеспечивал себя всем необходимым.

Все эти задачи были сопряжены с форсированным развитием социальной сферы, способной закрепить живущих здесь людей и привлечь ещё из других регионов.

Идея «комплексности» развития была во многом политической, но имела и реальные экономические основания. Учёные-географы в конце 1980-х гг. отмечали, что отсутствие комплексности было преИСТОКИ ДИНАМИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ...

пятствием на пути дальнейшего развития: «Потери, которые народное хозяйство несёт в результате формирования региональных диспропорций, — срыв в энергоснабжении, отставание производственной инфраструктуры, несбалансированность числа рабочих мест и рабочих рук, огромный рост нерациональных перевозок и напряжённости на транспорте, тяжкие нарушения в природной среде, – принимают такие размеры, что это практически замораживает экономическое и социальное развитие»240. Это же можно сказать и о приоритете социального развития, выдвинутого Горбачёвым. Отставание социальной сферы приводило к тому, что строившиеся и расширявшиеся предприятия не имели необходимого количества рабочих рук. Генеральный секретарь говорил об этом в Красноярске: «Если сейчас круто не повернуться к интересам человека, вложенные миллиарды пойдут по ветру»241.

На доработку программы ушёл год. Но это не значит, что этот год был «потерян». Ориентиром для деятельности на местах, как при предшественниках, стали критические замечания и указания М.С. Горбачёва, сделанные им в ходе поездки по региону. В Приморье была разработана «комплексная программа» по их выполнению. О подобной программе в Хабаровском крае неизвестно, но и здесь решения принимались «…в свете выводов и рекомендаций, высказанных Генеральным секретарём ЦК КПСС т. Горбачёвым М.С...» В августе 1986 г. в Амурском обкоме специально рассматривался вопрос «О задачах областной партийной организации по ускорению социально-экономического развития в области в свете указаний и критических замечаний, высказанных Генеральным секретарём ЦК КПСС тов. Горбачёвым М.С.

во время пребывания на Дальнем Востоке»242. Итоги этой поездки обсуждались на заседании Политбюро ЦК КПСС, где отмечалось, что встречи и беседы с дальневосточниками «…служат новым стимулом перестройки всей жизни советского общества». На том же заседании была признана необходимость разработки долговременной программы развития Дальнего Востока243.

В сравнительно благополучном 1986 г. для всех уровней власти прозвучал тревожный звонок: несмотря на то, что цели были чётко поставлены, а в стране усиливался «ветер перемен», на местах проблемы оставались прежними. В информационном потоке из регионов в Центр они объяснялись плохой работой министерств и ведомств, которые не выполняли свои обязательства, обесценивая усилия партийных органов244. В документах Приморского крайкома, посылаемых в Центр, отражалась следующая ситуация: в крае всплеск трудового энтузиазма, трудящиеся активно работают, претворяя в жизнь указания и критические замечания М.С. Горбачёва. Виновниками нерешённых проблем назывались центральные ведомства: «...намеченные мероприятия не Глава 1. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ ЦЕНТРА...

позволяют добиться безусловного выполнения указаний Центрального Комитета КПСС по обеспечению ускоренного ввода жилья и соцкультбыта, так как ряд министерств, в числе которых Минводхоз СССР, Минтрансстрой СССР, Минлегкпром СССР, Минжилкомхоз РСФСР, Минсельхоз СССР, в 1987 году планируют снижение ввода этих объектов относительно текущего года»245.

Программа была принята 19 августа 1987 г. Постановлениями ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Она предполагала масштабные централизованные инвестиции (порядка 200 млрд руб.) и резкое (примерно в 2,7 раза246) ускорение темпов экономического развития. В ближайшие 15 лет планировалось создать экономический потенциал, равный тому, что был накоплен на Дальнем Востоке за все годы советской власти, общий экономический рост с 1985 г. по 2000 г. предполагался на уровне 250%247.

Известно, что ДГП, оказав некоторый позитивный эффект на развитие региона, в итоге осталась невыполненной. Академик П.А. Минакир делает вывод, что «программа не смогла переломить уже оформившиеся к концу 80-х годов негативные тенденции на Дальнем Востоке». Средний темп прироста промышленного производства в регионе в «программные» 1987–1990 гг. составил 3%, что было меньше, чем в наихудшей за предшествующие 15 лет пятилетке 1981–1985 гг.248 В чём же причина?

Сегодня считается общепринятой точка зрения, что у страны просто не было средств на масштабные инвестиционные проекты, что это был своеобразный популистский ход М.С. Горбачёва. В частности, вот как видит проблему А.В. Шубин: «Для технической модернизации хозяйства нужны были огромные средства (кстати, те же 200 млрд руб., что и на ДГП). Где взять эти средства? Те статьи экономии, на которые рассчитывал Горбачёв (оборона, сокращение управленческого аппарата и др.), ещё не были получены. Горбачёв не располагал и ресурсом, который в свое время позволил Сталину осуществить модернизацию – массой дешёвых рабочих рук разорённого крестьянства»249. Шубин связывает решение проблемы с постиндустриальным преобразованием общества, необходимость которого не осознавали теоретики КПСС.

Экономист В.А. Мау и историк А.В. Шубин отмечают противоречивость капиталоёмких задач ускорения и социальных мероприятий (например, антиалкогольная кампания), подрывающих доходы государственного бюджета250. Известный дальневосточный экономист П.А. Минакир считает, что Программа исходила из ошибочной предпосылки сохранения политики «мягких бюджетных ограничений», для которой уже не было ресурсов251. Однако исторический и политический анализ трудностей выполнения этой программы даёт основание считать, что вышеприведённый взгляд отражает лишь часть проблеИСТОКИ ДИНАМИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ...

мы. В стране был серьёзный дефицит финансовых и прочих средств, особенно в связи с Чернобыльской катастрофой (1986) и землетрясением в Армении (1988). Однако не менее очевидно и то, что предусмотренные на ДГП 200–250 млрд руб. должны появиться не сами собой, а в результате политики ускорения. Здесь была жесткая взаимосвязь.

Мобилизация и модернизация должны были давать результат в процессе, а не когда-то в итоге. Соответственно должны были увеличиваться ресурсы Центра, перераспределяемые министерствами и ведомствами.

Но этого-то как раз и не получилось.

М.С. Горбачёв и его единомышленники питали иллюзии, что партия и хозяйственное руководство будут воздействовать как единое целое на «массы трудящихся». Вот, например, что пишет М.С. Горбачёв: «Мы рассчитывали, что, как на всех предыдущих этапах, КПСС и на этот раз станет авангардом Перестройки. При этом мы имели в виду не только партию как общественный организм... но и номенклатуру, потому что именно она была у рычагов управления, именно её представители имели административный и политический опыт и занимали ключевые позиции во всех структурах власти и общества»252.

Более того, советское руководство декларировало массовую поддержку проводимой политики. М.С. Горбачёв убеждал партийный актив Краснодарского края в сентябре 1986 г.: «Тем, кто ещё стоит в стороне от Перестройки (судя по всему, имелась в виду тихо сопротивляющаяся региональная номенклатура), кто выжидает, рассуждая: посмотрим, получится ли что из всего этого, хочу сказать, и уверен, вы меня поддержите, — обязательно получится. Гарантия тому – единство партии и народа. Оно сегодня налицо»253. Наличие такого единства было управленческой необходимостью. Обществоведы середины 1980-х гг. писали:

«Важная черта политики партии и условия её действенности – способность направить на последовательное выполнение принятых решений усилия партийных органов любого уровня и всех членов партии и на этой основе мобилизовать всё общество на решение поставленных задач»254. Эти теоретические выводы вполне соответствовали риторике практиков-управленцев. Например, председатель Приморского краевого Совета Д.И. Карабанов в конце 1985 г. так характеризовал восприятие людьми концепции ускорения: «...с этой концепцией партия идёт к своему XXVII съезду, с ней выступает перед народом, который всецело одобряет и поддерживает её стратегические установки, рассматривает их реализацию как своё кровное дело»255. Из этой иллюзии единства и массовой поддержки происходила отмеченная исследователями уверенность советского руководства в «…возможности быстрого решения самых различных проблем, накапливавшихся в стране в течение длительного периода»256.

Глава 1. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ ЦЕНТРА...

В этой ситуации партийное руководство решило всерьёз взяться за имеющиеся управленческие «резервы» мобилизации общества.

М.С. Горбачёв, выступая в Ленинграде 17 мая 1985 г., демонстрировал соответствующий настрой: «...нам нужно всё взять и выжать из лучшей организации, из высокой ответственности, добросовестного отношения наших трудящихся к делу»257.

Между тем взаимосвязь партии и общества, переживавшая деградацию на протяжении брежневского периода, оказалась слабым звеном модернизации. Интересную информацию к размышлению даёт социологическое исследование, проведённое в 1987 г. и охватившее более 5000 чел. из Ленинграда, Киева, Минска, Воронежа, Калининграда, Кривого Рога, Свердловска, Красноярского края, Кустанайской, Орловской и Саратовский областей. Выяснилось, что «более половины опрошенных не смогли чётко назвать важнейшие экономические задачи, стоящие перед страной и перед коллективом. На важность ускорения научно-технического прогресса указал только каждый шестой рабочий и колхозник»; 37% опрошенных не смогли ответить на вопрос — какие проблемы поднимает наглядная агитация, хотя 90% признали, что она в их коллективе есть258. По результатам этого же исследования большинство хозяйственников были отнесены к «плохим воспитателям», а партийных работников – к «плохим организаторам производства»259.

В ходе другого масштабного социологического исследования, проведённого в Гродненской, Брестской и Витебской областях, в Латвии, Узбекистане, Азербайджане, Грузии, Иркутской и Донецкой областях, в Северо-Осетинской АССР и в районе строительства БАМа, выяснилось, что за четыре года Перестройки партийные комитеты не добились формирования у рядовых коммунистов стремления действовать активнее, брать на себя ответственность. В оценках степени участия коммунистов в Перестройке преобладают «средняя» (44–46%), «больше слов, чем дела» (28–38%).

Эти данные дают повод задуматься над вопросом о потенциале поддержки существующей власти и провозглашённых ею целей в обществе. Частичный ответ можно найти в материалах обсуждения тезисов к XIX партийной конференции КПСС летом 1988 г. Эта конференция послужила стартом основательных политических реформ, нацеленных на втягивание граждан в политику. Как позже вспоминал М.С. Горбачёв: «Это был решающий этап Перестройки»260.

В нашем распоряжении имеются материалы лишь по одному из рассматриваемых регионов – Приморскому краю, но они охватывают большое количество населения. Выводы, сделанные на их основе, могут быть экстраполированы на другие территории. Учитывая, что эти материалы обсуждались в первичных и других парторганизациях, но предИСТОКИ ДИНАМИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ...

ставлены в обобщённом виде, охватывающем за редким исключением районы, города и районы городов, мы имеем 19 случаев обсуждения, в которых участвовало 168 тыс. 873 чел. (около 8% населения Приморского края и около 4% населения других рассматриваемых регионов).

Подсчитано количество выступавших в 17 случаях (из 19) – 22 635 чел.

В 15 случаях удалось выяснить соотношение партийных и беспартийных среди присутствующих – оно составило соответственно к 71 369 чел. Особый интерес представляет тематический расклад замечаний и предложений, сделанных в ходе этих обсуждений 261. Имеются данные о 12 823 замечаниях и предложениях, из них:

– по совершенствованию партийной работы – 6011 замечаний и предложений (около 49%);

– по развитию демократии и гласности – 4859 (около 40%);

– по осуществлению экономической реформы – 1953 (около 11%).

Экономические задачи Перестройки, под лозунгом которых она начиналась и которые в наибольшей степени требовали мобилизации сил трудящихся, оказались на периферии общественного внимания.

На первом месте стояли вопросы совершенствования партийной работы. На поверхностный взгляд эти данные можно интерпретировать как «победу» партийного руководства, как свидетельство интереса «широких масс» к деятельности КПСС, их активного участия в поиске эффективной модели воздействия партии на общество. Это, в общем-то, и было принято за официальную точку зрения. Однако если мы попытаемся вникнуть в содержание этих замечаний, то признаем такой взгляд чрезмерно оптимистичным и поверхностным. Дело в том, что замечания по совершенствованию партийной работы шли в контексте спровоцированной Центром дискуссии о роли и месте КПСС в советском обществе. Этот вопрос был поставлен не Центром, а самой жизнью: партия давно страдала бессилием, обесценивающим попытки серьёзных реформ. Но широкая публичная дискуссия на этот счёт могла начаться лишь с позволения «сверху», однако она показала недоверие общества к власти.

Суть большинства замечаний и предложений заключалась в следующем: введение прямого тайного голосования при выборе на высшие партийные и государственные посты, ограничение пребывания на этих постах двумя сроками, исключение возможности баллотироваться более чем на два срока подряд, необходимость сокращения государственного и партийного аппарата, его подотчётность перед народом. Указывалось также на высокий процент взимания партийных взносов, на желательность упрощения процедуры выхода из КПСС. Предлагалось проводить всенародные выборы Генерального секретаря ЦК КПСС, всенародные референдумы по важнейшим для страны вопросам, опреГлава 1. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ ЦЕНТРА...

делить гарантии невмешательства партийных и других организаций в деятельность судебно-правовых органов, ликвидировать излишние звенья управления.

Довольно частым было предложение отменить 6-ю статью Конституции, легализовать образование альтернативных КПСС партий или принять «Закон об общественно-политических организациях в СССР», регламентирующий порядок их регистрации и участия в политическом процессе262. Коммунисты из редакции газеты «Красное знамя» предлагали «безотлагательно приступить к разработке теории КПСС», а также Закона «О партии», чётко регламентирующего границы её прерогатив, прав, обязанностей и ответственности»263. Из Тернейского района пришло предложение «…провести жесткую чистку рядов партии и государственного аппарата» и «пересмотреть тезис о руководящей роли партии»264. Такие предложения поступали не только из таёжной периферии, но и от коммунистов и беспартийных Ленинского района г.

Владивостока, предложивших Академии наук СССР «устранить «белые пятна» в истории КПСС и нашего государства»265.

Подобных примеров было много, что позволяет сделать вывод – если М.С. Горбачёв, провоцируя эти дискуссии, пытался найти новую или улучшить существующую формулу власти КПСС, то вместо этого сама власть партии была поставлена обществом под сомнение. Материалы обсуждений, проходивших по всей стране, не могли не быть известны Центру, так что зреющее недовольство общества становилось очевидным для высшего уровня власти. Пока было неясно, против какого уровня власти это недовольство будет направлено. Центр был заинтересован нацелить его против нижестоящих уровней, превратив таким образом в инструмент отстранения консервативных кадров от власти. М.С. Горбачёв уже давно (примерно за полтора года до конференции) сделал вывод, что Перестройка «обесценивается на уровне штабов»266. Первые прецеденты такой политики проявились в ходе выборов делегатов на XIX партийную конференцию. Весной 1988 г. в Астрахани, Омске и Южно-Сахалинске прошли массовые митинги, вызванные недовольством отбора делегатов на партийную конференцию267. Результатом стала отставка областного руководства.

После поездки по Дальнему Востоку и югу России М.С. Горбачёв был уверен, что «поддержка населением Перестройки не ослабевала, а вот партийные и управленческие структуры стояли незыблемо. Вроде бы все «за», но ничего не меняется»268. Посещая регионы, генсек «…убеждался, что всё упирается в позиции партийной и управленческой номенклатуры», которая не дает развернуться инициативе людей269. Он задавал себе вопрос: «…что это, неумение действовать поновому или интуитивно срабатывает инстинкт самосохранения?» 1.3. ИСТОКИ ДИНАМИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ...

Региональный уровень власти оказался под прицелом критики партийных лидеров из ЦК КПСС за неумение организовать преобразования на местах и даже за сознательное сопротивление реформам.

Ротация региональных властей приобрела невиданный динамизм:

за период правления последнего генсека КПСС сменилось 66% Первых секретарей краёв и областей СССР271. Например, с 1985 по 1988 г.

в Амурском обкоме аппарат обновился на 83%272, за эти же три года на Дальнем Востоке были заменены все Первые секретари 273.

Однако взгляд высшего руководства на региональный уровень как на оплот консерватизма не подтверждается эмпирической проверкой, поскольку объективно он не был заинтересован в саботаже решений Москвы, так как уровень его материальных и символических ресурсов находился в прямой зависимости от уровня этих ресурсов в Центре. Более того, «…существуют многочисленные свидетельства... что в 1980-е годы провинциальный партийный актив гораздо энергичнее поддерживал идеи реформ, чем центральный партийный аппарат...»274 В то же время модернизация действительно «буксовала», не давая ожидаемых экономических результатов, в том числе и на Дальнем Востоке. Под угрозой оказалось воплощение «Долговременной программы», региональная власть не могла избежать ответственности. Не мог избежать ответственности и сам Центр.

Приведём выдержки из секретного документа, разосланного в партийные организации275. Хотя документ не был датирован, ряд косвенных признаков указывает на то, что он появился в 1988 – начале 1989 г., а в стиле письма угадывается влияние ближайшего окружения Горбачёва. Речь идёт об обращении Центрального Комитета «К партийным организациям, ко всем коммунистам». Ключом к ускорению Перестройки ЦК считал «…коренное обновление деятельности самой партии. Преодоление её отставания от процессов, происходящих в стране», так как «многие партийные организации утратили политическую инициативу, замкнулись в себе, вместо того чтобы включиться и возглавить широкий демократический фронт. В обращении указывалось на необходимость осознания «каждым коммунистом, что судьба Перестройки в наших собственных руках», в нем содержится важное для нашего исследования признание: «У государства нет средств и запасов, за счёт которых оно могло бы удовлетворить все запросы... (социальные запросы общества. – Примеч. авт.). Остаётся одно – повседневная работа по повышению производительности труда, эффективности экономики». Центральный комитет взывал к первичным парторганизациям, указывая, что «именно здесь основа, центр всей работы, здесь сосредоточена масса коммунистов», «…только сами коммунисты, каждый из вас, способны построить полнокровную жизнь своей организации...

Глава 1. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ ЦЕНТРА...

Не следует, товарищи, пассивно дожидаться «специальных директив»

из Центра, согласовывая с ним каждый шаг. Надо действовать самостоятельно, ответственно, смело и уверенно»276.

Из этого воззвания следует, что в указанных обстоятельствах регионы не выигрывали от начавшейся децентрализации, означавшей лишь то, что Центр в качестве своей реакции на провальную работу регионов предлагал им не апеллировать к нему в поисках средств (так как их всё равно не хватит для решения насущных задач), а самим решать свои проблемы. В ответ на истощение внешнего источника ресурсов и безуспешные попытки мобилизовать ресурсы общества при всё более явном их дефиците Центр снимал с себя ответственность главного распределителя ресурсов.

Долговременная программа из средства мобилизации всех уровней власти превращалась в политический инструмент – удобное обоснование для перехода к регионам контроля над материальными и организационными ресурсами. Переломным также стал 1989 г. – в самом его начале в Москву посыпались предложения о корректировке программы с учётом формирования нового хозяйственного механизма, оставления в регионах всей валютной выручки от внешнеэкономической деятельности министерств и ведомств «на нужды реализации ДГП».

В том же контексте приморские власти выдвинули предложение «…выделить дальневосточный регион в отдельную автономную республику с административным центром в г. Владивостоке»277. Мысль о создании «Дальневосточной республики» в том или ином виде не раз всплывала в дискуссиях по ДГП278. Понятно, что это была скорее организационно-управленческая, чем политическая идея, которая неотвратимо приобретала зловещий подтекст.

Неспособность регионов мобилизовать ресурсы общества в условиях, когда Центр снимал с себя ответственность за их административное перераспределение, быстро привела к экономическому развалу. В этой ситуации интерес регионального руководства «смыкался» с интересом директоров предприятий, положив начало формированию той конфигурации региональной власти, которая будет определять взаимоотношения Центра и регионов в 1990-е гг. Рост автономии предприятий разрушал клиентские связи между ними и ведомствами. Ранее диктат министерств и ведомств частично компенсировался их заботой о результате деятельности предприятия, помощью в обеспечении ресурсами. Теперь же чиновники министерств стремились дать как можно меньше ресурсов, но «спустить» как можно больший госзаказ. Руководители предприятий отвечали тем же, скрывая истинное положение с ресурсами, саботируя требования министерств, реализуя свою продукцию на рынке через подконтрольные кооперативы. Говоря о проИСТОКИ ДИНАМИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ...

тиворечиях Центра и регионов, важно иметь в виду, что они развивались в максимально широком контексте. Это удачно сформулировал А.В. Шубин: «…разрушительная борьба за ресурсы развернулась между различными кланами номенклатуры – центральными, региональными – и между агломерациями, группами предприятий, каждое из которых ориентировалось на тот или иной клан и противостояло остальным279.

Наиболее зримым и политически опасным результатом борьбы стал усиливающийся дефицит потребительских товаров. Ведь в начале Перестройки, как и в 1960-х гг., предполагалось, что решение данной проблемы должно обеспечить успех всего дела. Вместо этого в стране к середине 1990 г. из 160 хозяйственных товаров в свободной продаже не было ни одного, а к весне 1991 г. практически исчезли и основные продукты питания280. С этого времени сложно говорить о какой бы то ни было стратегии политического руководства. Стратегическая политика уступила место хаотичным попыткам избежать катастрофы, о чём косвенно свидетельствует общесоюзный опрос «Коммунисты о партии и её будущем», проведённый в апреле 1990 г. и охвативший 5326 членов КПСС, в том числе 892 секретаря первичных организаций. Так, на вопрос: «Какие проблемы вызывают у вас наибольшее беспокойство?» варианты ответов распределились следующим образом: на первом месте – снабжение продовольствием (68%), на втором – снабжение промышленными товарами (64%), на третьем – преступность (59%). Лишь на одиннадцатом (предпоследнем) месте находилась политическая нестабильность (28%)281.

Ощущением безысходности и близящейся катастрофы отмечается доклад Первого секретаря Приморского крайкома КПСС А.С. Головизина «О текущем моменте и задачах коммунистов края по реализации решений XXVIII съезда КПСС, учредительного съезда КП РСФСР», сделанный 27 октября 1990 г. Содержание доклада стоит того, чтобы быть воспроизведённым подробно. Головизин признавал, что «многие процессы вышли из-под контроля, всё больше дезорганизуется экономика, разваливается даже то, что с трудом создавалось десятилетиями... За долгие годы впервые полностью не подготовлены к зиме города и посёлки, не заложены овощи и картофель, появились хронические перебои с хлебом. К забастовочному движению уже подключились работники здравоохранения, культуры, обострилась обстановка среди автотранспортников, горняков». Он указывал и на развал Приморской организации КПСС, где за 9 месяцев 1991 г. партийные ряды покинули почти 10 тыс. чел., около 60% из них – рабочие. Кроме того, «...с начала года партию покинули 81 чел. из числа хозяйственных руководителей, 174 секретаря партийных организаций, 135 членов райкомов и горкомов, 168 депутатов местных Советов, в т.ч. 8 – краевого».

Глава 1. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ ЦЕНТРА...

А.С. Головизин, предупреждал об опасности, «…при таком развитии событий партийная организация края будет состоять из служащих, интеллигенции и пенсионеров». В первичных парторганизациях падала партийная дисциплина, «…всё чаще не проводятся собрания, перестали даваться партийные поручения, игнорируются решения партийных комитетов и даже новый Устав КПСС... На прошедших отчётно-выборных конференциях, собраниях порой едва набиралось больше половины делегатов и коммунистов, вместо делового обсуждения решений съездов и своих собственных проблем они тонули в процедурных и организационных вопросах, сведении счетов, «разборе» сенсаций и непроверенных слухов». Вывод Головизина — «…если не примем решительных мер, не добьёмся согласия в обществе, сегодняшняя жизнь через некоторое время покажется раем»282.

В 1989–1991 гг. в условиях невыполнения взаимных обязательств и всё большей переориентации регионального руководства на поиск ресурсов внутри региона, а также через горизонтальные связи вместо прежних вертикальных исчезал интерес поддерживать авторитет Центра. Его делегитимация стремительно ускорялась.

В конце 1990 г. на совместном пленуме Хабаровского крайкома и контрольной комиссии краевой партийной организации член краевого комитета КП РСФСР А. Е. Дубков заявил: «Руководство страной своими действиями усугубляет положение в стране, которая скатывается к физической и политической катастрофе» и указал на «глубоко продуманную деятельность Горбачёва», направленную «к развалу государства». Член контрольной комиссии краевой партийной организации А.Н. Кабаков считал необходимым созвать в 1991 г. чрезвычайный съезд и освободить Горбачёва от должности Генерального секретаря, а заместитель секретаря парткома завода «Амурсталь» В.М. Барыш, вспоминая слова М.С. Горбачёва, заявил: «...поскольку он является инициатором Перестройки, ему и нести ответственность за результаты этой Перестройки», «…так может быть, пришла пора и спросить Михаила Сергеевича о результатах, которые мы имеем на сегодняшний день»283. Коммунисты первичных организаций Хабаровской группы институтов ДВО РАН обращались к Генеральному секретарю в открытом письме: «Партия и народ дали Вам в руки все возможные полномочия для наведения порядка. Но его нет. Страна на грани катастрофы… И в этой сложившейся катастрофической экономической, социальной и политической ситуации Ваша вина как главы государства и партии»284.

В 1991 г. представители партийных организаций Хабаровского края, признавая себя «заложниками Центра», вынужденными «…нести ответственность за развал экономики и снижение жизненного уровня», 1.3. ИСТОКИ ДИНАМИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ...

прямо обвинили ЦК КПСС и Политбюро в том, что они не смогли «...вооружить партийные организации стратегией и тактикой борьбы»

за реализацию намеченных целей, добиться реальных результатов за последние шесть лет285. Итак, по сравнению с 1986 г. (поездка М.С. Горбачёва по Дальнему Востоку) ситуация поменялась радикально – вся ответственность за разразившийся кризис и предчувствуемую катастрофу возлагалась на Центр, конкретно на М.С. Горбачёва. Более того, некоторые дальневосточные экономисты пришли к выводу, что «все прошедшие годы именно в силу централизации гражданские обязанности на местах выполнялись, а политика Центра во многом не отвечала интересам мест», что интересы Центра – это главным образом сумма узковедомственных интересов286.

Подобные настроения в обществе чутко уловил российский лидер Б.Н. Ельцин, посетивший в 1990 г. Дальний Восток. Появление нового союзного лидера повлияло на расстановку политических сил. Ельцин дал понять, что российская власть не собирается «отвечать за ошибки центра...»287 И раздавал заманчивые обещания регионам: «Верховный Совет принял решение Приморскому краю и Находке дать статус свободной экономической зоны... сколько вы возьмёте себе свободы и независимости, всё вам дадим. Налогообложение, тарифы и прочее...» «Война» законов и парады суверенитетов на уровне союзных республик не только дезориентировали и парализовывали местные власти, как отметил амурский Первый секретарь В.Н. Шилов289, но их результатом было и то, что единого Центра уже не существовало. Это отчётливо проявилось в ходе визита М.С. Горбачёва в Хабаровский край весной 1991 г. Председатель краевого Совета народных депутатов Н.Н. Данилюк обобщённо охарактеризовал Президенту СССР ситуацию с ДГП:

«Надо сказать, что в общем мы не сумели за это время поправить наши больные вопросы» и тут же поставил на ней крест: «…мы сейчас работаем над программой, которая заключается в том, чтобы, полагаясь на собственные силы, используя инвестиции капиталистических стран, прежде всего наших соседей и, конечно, просим правительство, чтобы нам дали какой-то определённый статус и льготы, чтобы включить в оборот тот природный потенциал, который имеет край и Дальний Восток, чтобы это стало основой выхода из нашего положения». При этом Данилюк просил Президента СССР «…поддержать директивные двусторонние взаимоотношения» между Центром и регионами Дальнего Востока, чтобы сохранить централизованное распределение необходимых региону ресурсов, компенсируя тем самым слабую привлекательность регионального рынка290. Интересна реакция на это самого М.С. Горбачёва: «...Мы, может быть, должны вести о другом речь, не о том, что центр всё организует, всё свяжет, образует – это тоже, поГлава 1. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ ЦЕНТРА...

моему, нереальное дело....Мы привыкли испрашивать разрешение у центра, а теперь у 15 центров надо спрашивать, что из этого получится, что это за рынок будет»? При этом он вполне согласился с завершением недолгой, полной провалов и разочарований истории реализации ДГП:

«...наверное, нам надо возвращаться к целевым программам развития Дальнего Востока. И я думаю, что это должны быть новые программы»291. Из этой ситуации видно, что к 1991 г. уже не существовало ни ответственного Центра, ни ответственных перед Центром регионов, ушла в историю и ДГП, изначально составлявшая некую основу для объединения усилий разных уровней государственного управления, но со временем ставшая фактором их размежевания.

К весне 1991 г. ещё до цепи знаменательных событий (попытка августовского переворота, ликвидация КПСС, Беловежские соглашения) произошел распад системы взаимоотношений разных уровней власти.

По линии Центр–регион логика распада была скорее системной, чем политической. Не случайно события, происходившие в Центре, отзывались в регионах далёким эхом, проходя как политический фон, маловлияющий на характер насущных местных проблем. В основе этого распада лежала утрата государством способности мобилизации общества для получения необходимых материальных ресурсов. Их дефицит привел к росту противоречий между разными уровнями власти и взаимным претензиям. При этом региональная власть не столько сопротивлялась Перестройке, сколько не смогла её организовать. Однако её бессилие означало бессилие самого Центра – слабый потенциал всей системы государственного управления, а не какого-то отдельного её уровня.

Либерализация режима сквозь призму стратегии социально-политической безопасности означала попытку сохранить авторитет и символические ресурсы Центра за счёт регионального руководства, на которое предполагалось направить растущее общественное недовольство. Это привело к разрыву консенсуса между Центром и регионом, подразумевающего взаимную ответственность и обмен символическими и материальными ресурсами. Теперь обе стороны стремились получить эти ресурсы за счёт друг друга, что означало открытую конфронтацию, раскол элит и дальнейшее сокращение потенциала государства.

Кроме того, повышение роли Советов и вовлечение Первых секретарей регионов в процедуру демократических выборов были попыткой ослабить потенциал сопротивления регионального руководства Центру, т.е. означали стремление создать механизм прямого правления, параллельный существующей партийной системе. Но в условиях дефицита ресурсов, резкого ослабления возможностей Центра по их перераспределению, нараставшей конфронтации разных ветвей и уровней власти 1.3. ИСТОКИ ДИНАМИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ...

эти меры привели к тому, что реальная власть всё более «уходила» не только из партийных органов, но и из всей системы государственного управления, сосредоточиваясь в полулегальных и нелегальных структурах (там, где были материальные ресурсы).

В итоге в 1990–1991 гг. была утрачена основа для взаимоотношений Центра и регионов. Основные политические субъекты, обладавшие реальными полномочиями, чтобы развивать эти взаимоотношения, часто оказывались за рамками формальных политических структур.

Динамическая стратегия безопасности образца середины – конца 1980-х гг. реализовывалась в пределах очень узкого спектра возможностей. Программа модернизации страны, составной частью которой являлась и ДГП, была не только ответом на растущую неэффективность советской экономики и падение цен на нефть, но и средством консолидации разных уровней элиты и упрочения связки «власть-общество».

Но на пути успешной реализации этой стратегии отчётливо выделяются, как минимум, три фактора «напряжения», обусловивших её провал.

Во-первых, стремительная ротация кадров могла быть безопасно проведена новым руководством (несомненно, учитывавшим хрущёвский опыт) только с опорой на поддержку общества – от имени популярного лидера. Это предопределило принятие Центром повышенных социальных обязательств. Во-вторых, принятие этих обязательств происходило на фоне истощения внешнего источника ресурсов, а следовательно, требовало обращения к внутренним источникам финансирования, что, в-третьих, вернуло советскую политическую систему к фундаментальной проблеме налаживания инфраструктуры взаимодействия государства с обществом.

1.4. ГОСУДАРСТВО В ПОИСКАХ НОВОЙ

СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ

(1990-е – начало 2000-х гг.) В 90-е гг. XX в. и начале XXI в. перед российскими историками стояли методологические и мировоззренческие вопросы. Этот период – всё ещё современность для России, а современность не самое комфортное «место» для историка. В 1990-е гг. в стране рушился прежний порядок: повседневный быт, экономика, политика, идеология во всех своих проявлениях пришли в стремительное движение, которое Глава 1. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ ЦЕНТРА...

лишь недавно вошло в размеренный темп. В связи с этим нас неотвратимо будет нести в сторону «событийной» истории, поскольку такие переломные моменты не только насыщены яркими событиями, но их почти невозможно упорядочить по степени долгосрочной важности – что из них собственно «история», а что – «пыль» в броделевском понимании этого слова. Можно ли в это наполненное хаосом время увидеть какую бы то ни было стратегию безопасности или сколь-нибудь осмысленную дальневосточную политику? Положение осложняется ещё и тем, что архивные документы по новейшему периоду до сих пор недоступны в такой же степени, как источники советского времени.

Внутренние механизмы принятия и реализации многих политических решений не так понятны, как в советский период, оставляя место различным толкованиям, многие из которых обречены в будущем оказаться неверными и даже наивными. Но, несмотря на это, есть и весомые аргументы в пользу того, чтобы рассмотреть этот период с позиции исторической науки.

Во-первых, именно историк призван видеть за фасадом более прочные долгосрочные структуры. Во-вторых, изучение периода 1950-х – 1980-х гг. позволяет нам учитывать исходные условия постсоветской трансформации и таким образом различать устойчивые факторы в быстром потоке изменений.

Всё это порождает и третий аргумент, напрямую относящийся к Дальнему Востоку: обращение к истории региона в 1990–2000-е гг.

даёт возможность увидеть «возможное» и «невозможное» в дальневосточной политике и стратегии социально-политической безопасности. Когда государство как главный субъект развития региона утратило большую часть своей дееспособности, среди экспертов и политиков как центрального, так и регионального уровней власти начался поиск новых стратегий дальневосточной политики. Часть из них так и осталась «на бумаге», часть государство пыталось реализовать с большим или меньшим успехом. Спектр этих вариантов был необычайно широк, но причины провала большинства из них, как и успеха немногих, в пространстве возможностей. Пространство возможностей, динамика долгосрочных и конъюнктурных факторов – это пространство формирующегося направления исследования, которого мы будем придерживаться, чтобы анализ последнего из рассматриваемых нами периодов оставался историческим и более структурным, чем событийным.

Каковы же были исходные условия постсоветской трансформации, которые касались Дальнего Востока? Во-первых, это «…четырёхмерный коллапс государства», выразившийся в распаде СССР – автономизации республик внутри России, ликвидации КПСС, эрозии централиГОСУДАРСТВО В ПОИСКАХ НОВОЙ СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ...

зованного управления экономикой, дефиците бюджета в 30% ВВП в 1991 г.292 У государства не осталось «сил» на дальневосточную политику.

Ещё одной характерной чертой нового периода было резкое сужение социальной базы и ключевых групп поддержки новой власти, откуда бы Центр мог черпать символические и прочие ресурсы. Гайдаровские реформы изначально оказались во «враждебной среде», был упущен такой важный момент, как создание политической коалиции в пользу преобразований. Один из видных членов команды Гайдара П. Авен признал: «Изменение страны – это гораздо больше, чем только экономическая реформа. Сейчас мы это хорошо понимаем, а тогда у нас был детский экономический детерминизм. Мы считали, что стоит написать новый закон про экономику – и он всё поменяет»293, т.е. социальная политика (ключевая составляющая дальневосточной политики времён Л.И. Брежнева), нацеленная на обеспечение общественной поддержки, перестала быть приоритетом государства.

В ходе предшествующей борьбы между союзным и российским центрами обе стороны использовали любые средства, чтобы ослабить управленческий потенциал. Союзное руководство, пытаясь нейтрализовать дезинтеграционные устремления республиканских правителей, в апреле 1990 г. принимает законы, уравнивающие автономные советские социалистические республики с союзными294. Видимо, предполагалось, что теперь элиты союзных республик станут сдержаннее в своих властных амбициях, так как, если рухнет Союз, распадутся и те республики, в составе которых есть АССР (Россия, Азербайджан, Грузия, Узбекистан). Но вместо этого случилось обратное: во-первых, у республиканских лидеров появилось стремление к дальнейшему ослаблению потенциала союзного Центра (с целью сократить его влияние на внутреннюю жизнь республик); во-вторых, началась конкуренция между союзным и республиканским центрами – кто предложит лучшие условия для АССР. Так, в июне 1990 г. Россия поспешила провозгласить свой суверенитет, а Б.Н. Ельцин, перехватывая инициативу у М.С. Горбачёва, предложил «брать» автономным республикам столько суверенитета, сколько те смогут выдержать. Более точный смысл ельцинских слов видим в его выступлении на второй сессии Верховного Совета РСФСР в сентябре 1990 г.: «Сколько возьмут республики на себя, сколько смогут они... властных функций проглотить, скорее всего реализовать... пусть берут. Но и ответственность пусть возлагают на себя за благосостояние народа, проживающего в республике»295. В его словах каждый мог услышать, что хотел, а замечание о том, что вместе с полномочиями надо брать на себя и ответственность, осталось без должного внимания.

В короткий срок (лето 1990 г. – начало 1991 г.) декларации о суверенитете провозгласили все автономные республики в составе РСФСР, Глава 1. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ ЦЕНТРА...

кроме Дагестана и Мордовии 296. Впрочем, тогда речь шла не о «независимости», а о федерализме и демократии, т.е. о «…приоритете решений нижестоящего уровня власти над вышестоящим»297. Но суверенизация, распространявшаяся по ветвям власти и звеньям бывшей административной вертикали, делала страну неуправляемой, так как разрушала иерархию компетенции принятия решений, систему распределения ресурсов и ответственности. Отдельные республики (Чеченская, Якутия, Татарстан и Башкортостан) были на грани выхода из РСФСР. Итоги превращения федеративных отношений в инструмент политической борьбы учёные из Института экономики РАН назвали «…разрушением национально-политических основ взаимодействия субъектов Федерации с её Центром» и размыванием общегосударственных интересов в пользу интересов мест298.

В условиях краха системы централизованного снабжения Центр вынужден был предоставить регионам возможность самим решать насущные проблемы жизнеобеспечения, он уже не мог наделять властью тех, кого бы он хотел, вместо этого пришлось смириться с необходимостью опираться на акторов, реально имеющих власть, сумевших консолидировать ключевые группы общества. Неудивительно, что некоторые ставленники Президента, назначенные после августовского путча, довольно быстро сошли с региональной политической сцены, уступив формальную власть её реальным держателям. В основном это были представители директорского корпуса, которые стали влиятельной политической силой того времени: за ними были материальные, людские и организационные ресурсы299.

Но и хозяйственники, придя к власти в регионах, оставались зависимыми от материальных ресурсов Центра, залог их политического успеха состоял не столько в концентрации материальных активов, сколько в способности навязать волю тем, кого они призваны были представлять как региональные лидеры. Во всяком случае, им удалось убедить Центр в такой способности и позиционировать себя в качестве ключевых акторов, удерживавших региональное общество в рамках приемлемой социально-политической стабильности, ради которой от Центра требовались всё новые материальные вливания. Способность их «выбивать», в свою очередь становилась залогом консолидации региональной элиты вокруг её лидера.

Такая роль главы региона видна в поведении В.И. Ишаева во время визита в Хабаровский край в ноябре 1993 г. премьер-министра России Е.Т. Гайдара. Он сумел навязать премьеру встречу с директорами крупнейших предприятий региона, хотя она не предусматривалась в программе визита. Таким образом, хабаровский лидер подтвердил свою способность доносить интересы региональной элиты до высшеГОСУДАРСТВО В ПОИСКАХ НОВОЙ СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ...

го уровня власти. Однако, когда директор судостроительного завода в Комсомольске-на-Амуре П.С. Белый переступил рамки дозволенного, задав Гайдару некорректный вопрос, Ишаев незамедлительно показал, кто реальный хозяин в крае: «...тут я на него так посмотрел, что Белый поспешил спрятаться за чью-то спину»300.

В результате прихода к власти в регионах акторов, концентрирующих значительную часть ресурсов независимо от Центра и ориентированных на внеинституциональные и неформальные с ним отношения, роль региональных лидеров возрасла не только в управлении социально-экономическими процессами, но и в политической жизни государства.

Центр фактически оказался в условиях критического дефицита материальных (объём средств, контролировавшихся российским правительством, сократился до трети от предыдущего уровня301) и символических ресурсов влияния на территории. Материальные ресурсы стали предметом ожесточённой конкуренции со стороны регионов, которая одновременно являлась фактором превращения основной функции государства – изъятия в нечто противоположное по своему смыслу.

К середине 1993 г. 30 российских регионов вовремя не уплатили налоги в федеральный бюджет302.

Долговые обязательства Центра перед территориями также стремительно нарастали. В 1995 г. Законом «О федеральном бюджете на 1995 год» субъектам Российской Федерации и административно-территориальным образованиям предусматривалась помощь из Фонда финансовой поддержки субъектов Федерации в размере 14,9 трлн руб.

К четвертому кварталу 1995 г. 64 субъектам Российской Федерации Минфином России было недоперечислено 1,4 трлн руб.303 В итоге в 1995 г. сложилась следующая ситуация: к этому времени в стране действовало 30 Указов Президента и 36 Постановлений правительства по государственной поддержке регионов и их социально-экономическому развитию. По ним имелось 736 заданий и поручений, из них выполнено 248 (34%), выполнено не полностью 111 и больше половины от общего числа (377) находилось в стадии выполнения. Основная причина невыполнения – отсутствие средств и нормативно-правовой базы304.

Региональная политика, по сути, «отменялась» политикой макроэкономической, ставящей во главу угла борьбу с инфляцией в ущерб любым другим стратегическим целям. Предельно ясно эту политику Центра выразил вице-премьер правительства В.В. Каданников, посетивший Хабаровский край в апреле 1996 г.: «Если только мы инфляцию отпустим, немедленно государственные и казначейские обязательства будут предъявлены к оплате... А дальше нам немедленно откажут Глава 1. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ ЦЕНТРА...

в кредите по линии Международного валютного фонда... Вот какая цена этого вопроса»305. Борьба с инфляцией была следствием не только определённого экономического курса, но и фактической зависимости государства от внешних и внутренних займов, т.е. внешнего источника ресурсов. Эта зависимость определяла и дальневосточную политику России в 1990-е гг.

Президент и правительство, пытаясь проводить жёсткую финансовую политику, оказывались «зажатыми» с трёх сторон: во-первых, требовалось не допустить инфляции (что было условием предоставления займов на внешнем и внутреннем рынках); во-вторых, возникала проблема исполнения обязательств перед населением (например, Указ Президента № 690 от 8 июля 1997*); и, в-третьих, оставались обязательства перед регионами, например, принятые в предвыборный период 1996 г., в частности, реализация президентской программы развития Дальнего Востока.

В 1997 г. Б.Н. Ельцин назвал важнейшим критерием эффективной власти «…способность полностью собирать и рационально строго по назначению расходовать средства, предоставляемые налогоплательщиком»306. Исполнительная власть регионов была ответственна за сбор налогов на своей территории. В её функции входила адресная «профилактическая» работа с должниками, но она явно не справлялась с этой задачей. Например, из информации Управления федеральной службы налоговой полиции по Приморскому краю видно, что в ходе проверки предпринимателей (без образования юридического лица) за нарушение налогового законодательства и уклонение от уплаты подоходного налога привлечено к ответственности в виде штрафов 90% из числа проверенных, недоимка по подоходному налогу составляла практически 100%307. Крупнейшие предприятия края, даже те, которые производили пользующуюся спросом продукцию, имели большие задолженности перед бюджетом308. Подобная ситуация была и в Хабаровском крае, что фактически признал В.И. Ишаев: «Кто имеет доход, он не всегда платит налоги. Все научились работать бесприбыльно, рентабельность равна нулю. Все в затратах»309.

В этих условиях региональная власть стремится «изъять» побольше ресурсов у Центра. Общее число регионов-доноров федерального бюджета неуклонно сокращалось: если в 1993 г. их было 35, то в 1996 г. — * См. Указ Президента Российской Федерации от 8 июля 1997 г. №690 «О мерах по ликвидации задолженности по выплатам заработной платы работникам бюджетной сферы и денежного довольствия военнослужащим и сотрудникам органов внутренних дел Российской Федерации». URL: http://graph.document/ kremlin.ru/page.aspx?1;1147149 (дата обращения: 12.10.2009).

1.4. ГОСУДАРСТВО В ПОИСКАХ НОВОЙ СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ...

12, в 1997 – 8. Число дотационных регионов, напротив, увеличивалось:

в 1990 г. – 50, 1994 г. – 66, в 1995 г. – 78, в 1996 г. – 75, в 1997 г. – 79310.

Зависимость государства от займов на внешнем и внутреннем рынке продолжала нарастать.

Региональные власти выполнение решений правительства, как и реализацию программ регионального развития, обуславливали увеличением финансирования из федерального бюджета. Такая система действовала как «насос» — регионы добивались ресурсов у Центра, который занимал их на финансовом рынке, увеличивая долговое бремя и выплаты по процентам, т.е. уменьшал свои ресурсы и опять занимал.

Слабый контроль над экономикой приводил к неэффективному распределению имеющихся средств. Эта система подошла к краху в августе 1998 г., когда С.В. Кириенко, ставший весной того же года премьер-министром, обнаружил, что доходов государства перестало хватать даже на текущие расходы311. Например, в соответствии с Законом о бюджете на 1998 г. налоговики должны были давать в федеральный бюджет 20 млрд руб. в месяц, на март им установили облегчённое задание 12,3 млрд, но фактически они смоли собрать менее 12 млрд руб. Если учесть, что на протяжении 1990-х гг. государство не было способно должным образом ни собирать налоги, ни контролировать внешнеэкономическую деятельность, то самостоятельность большинства регионов часто означала претензии на неконтролируемый «распил»

централизованных ресурсов, полученных от: экспорта сырья, займов на внешнем финансовом рынке, займов на рынке государственных краткосрочных обязательств.

Несмотря на то, что краткие периоды политического укрепления центра сопровождались попытками усиления административного и финансового контроля над регионами, последние неизменно отыгрывали своё преимущество при первых признаках ослабления позиций Москвы (противостояние с Верховным Советом осенью 1993 г, Президентские выборы 1996 г.)313.

Взаимоотношения Центр–регион были неотъемлемой частью той политико-экономической системы, которая привела к финансово-экономическому краху в августе 1998 г., впрочем, имевшему и позитивные последствия. В результате кризиса резко сократились государственные финансовые обязательства, расходы бюджета стали сопоставимы с его доходами. В 1999 г. впервые за десять лет был принят бездефицитный бюджет. Центр получил возможность исполнять свои финансовые обязательства и требовать того же от регионов. Во-вторых, рухнул рынок спекулятивного капитала, заёмные ресурсы стали для Центра недоступны, следовательно, возрос его интерес к интенсификации изъятия.

С 1999 г. наблюдается устойчивый рост сбора налогов314.

Глава 1. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ ЦЕНТРА...

Поддержка населением федеральной власти росла с занятием поста премьер-министра Е.М. Примаковым, но убедительная победа В.В. Путина в первом туре президентских выборов в 2000 г., рост легитимности власти подтолкнули экономическую динамику, совпав с повышением мировых цен на энергоносители, что придало Центру мощный заряд символических и материальных ресурсов. Его формально-институциональное укрепление становилось делом времени и техники.

Внутриполитический курс В.В. Путина формировался в условиях, сложившихся к моменту его прихода к власти. С позиции государственно-центрированного подхода для нас важно, что из перечня критериев «государственности», или «силы» государства, Россия к началу 2000-х гг. не соответствовала ни одному: здесь нет ни идеологической и институциональной согласованности, ни должного уровня независимости государственных структур от частных интересов, ни способности государства эффективно проводить свою политику315.

И даже такое упрощённое веберовское определение государства как организации, обладающей монополией на легитимное насилие, «не работало» применительно к России конца 1990-х – начала 2000-х гг., где эта легитимность оспаривалась как на отдельных территориях (наиболее явно на Кавказе – в Чеченской Республике), так и в целом по стране различными организованными группами «силовых предпринимателей»316.

Причинно-следственная связь деградации государственности и политического курса В.В. Путина отчётливо видна из его первого Послания Федеральному собранию. Речь, произнесённая перед депутатами и губернаторами в июле 2000 г., была посвящена построению «сильного»

(эффективного) государства. Эта мысль в том или ином контексте прозвучала несколько раз, а «совершенствование политической системы и строительство эффективного государства» шло первым в перечне стратегических задач317.

Взаимоотношения Центр–регион оказались сферой, где сконцентрировались если не главные, то первостепенные вызовы политике укрепления государственности. Наряду с теневыми структурами (так называемые «семья», «олигархи») губернаторы выступали «альтернативными центрами власти», имея возможность, с одной стороны, избирательно лоббировать в центре интересы тех или иных хозяйственных групп, а с другой – блокировать политику Центра на местах.

Российский федерализм и масштабная децентрализация 1990-х гг., конечно, не являлись причиной деградации государственности, но они были её следствием. В начале 2000-х гг. соотношение символических ресурсов Центра и регионов изменилось не в пользу губернаторов. Провозглашённый курс на укрепление государства означал, что вынужГОСУДАРСТВО В ПОИСКАХ НОВОЙ СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ...

денные формальные и неформальные уступки Москвы, сделанные на протяжении 1990-х гг., должны быть пересмотрены, однако ход и последствия «ревизии» зависели уже от других факторов.

Президенту В.В. Путину удалось многое, в частности восстановлен такой атрибут государства, как монополия на легитимное насилие.

Независимые центры власти в лице региональных правителей были ограничены в своей самостоятельности и интегрированы в единую административную вертикаль, а следовательно, возросла и способность государства реализовывать свою политику. Правда, этот шаг дался дорогой политической ценой. В.В. Путин вынужден был решать непростую задачу – обеспечить подконтрольность губернаторов, не умножая при этом число политических врагов. Централизаторский курс начала 2000-х гг. проводился в лучших традициях «стратегии конфликта», предполагавшей позиционную борьбу, в ходе которой обе стороны (Центр и регионы) наблюдали, интерпретировали и предугадывали поведение друг друга318. Губернаторы не отдали свою власть, но обменяли её на определённые политические гарантии. Об этом свидетельствует удивительная стабильность губернаторского корпуса на протяжении двух сроков В.В. Путина. Сильные губернаторы, как правило, сохраняли свои посты, уходившие с должности (Е.И. Наздратенко в Приморском крае, В.А. Яковлев в Санкт-Петербурге) сначала шли на повышение, а затем плавно «сводились» в политическое небытие.

В полном соответствии со стратегией конфликта Приморский губернатор С.М. Дарькин был первым, кто поставил вопрос о доверии перед Президентом страны, прекрасно понимая, что назначение по новой системе будет «сигналом» для остальных региональных лидеров – в этих условиях его шансы сохранить пост многократно возрастали.

Радикальное обновление губернаторского корпуса началось при Президенте Д.А. Медведеве, который не был связан какими бы то ни было обязательствами с региональными лидерами.

В целом нельзя не признать политического мастерства, с каким была проведена централизация: губернаторам обеспечивались определённые гарантии и благоприятные условия, параллельно их власть уравновешивалась созданием Федеральных округов, формировались инструменты федерального вмешательства вплоть до отстранения от должности, ликвидировались институты регионального влияния на политический Центр (реформа Совета Федерации 2000 – 2002 гг.).

В конце 2004 г. губернаторы лишаются символического ресурса (возможности получить народную поддержку на выборах). Время объявления отмены выборов губернаторов выбрано не случайно – страна была в шоке от трагедии в Беслане и публично выступать против президентских инициатив, позиционировавшихся как курс на укрепление Глава 1. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ ЦЕНТРА...

государства, в той атмосфере было почти безнравственно. Сделано всё, чтобы региональная вольница времён Б.Н. Ельцина не повторилась при любой политико-экономической конъюнктуре. В конечном счёте, региональные лидеры, возвращаясь к веберовской типологии, перестали быть политиками, но стали государственными управленцами главной целью которых является проведение политики Центра на местах. Яркий символ этих перемен – бывший хабаровский губернатор В.И. Ишаев, влиятельный и независимый региональный лидер 1990-х гг., а в настоящее время – официальный проводник политики Москвы, министр по развитию Дальнего Востока, Полномочный представитель Президента в Дальневосточном федеральном округе.

С отменой прямых губернаторских выборов произошла централизация прежде регионально замкнутых сетей доверия, их переориентация на центральную власть. При этом не было никаких признаков интеграции огромной бюрократической сети доверия в публичную политику. Наоборот, взаимоотношения Центр–периферия всё больше смещались в неформальную сферу, напоминая ситуацию брежневских времён. Но в данном случае уместно предположить, что решающую роль сыграл более фундаментальный фактор, нежели конъюнктурный расчёт власти.

Ч. Тилли на примере тысячелетнего периода европейской истории показал зависимость государства от вида и уровня концентрации доступных ему материальных ресурсов. Главное в том, что государству для получения необходимых материальных средств приходится вступать в переговоры как с местными носителями власти, так и с населением по поводу изъятия доли ресурсов общества. В зависимости от характера экономики того или иного государства формировались институты либо согласования, либо принуждения319.

Перенеся эту схему на новейшую российскую историю, мы можем видеть, что в 1990-е гг. государство, имевшее дефицит ресурсов, приступило к развитию институтов согласования. Подтверждением этому являются 46 подписанных договоров о разграничении полномочий и предметов ведения власти между Центром и региональными уровнями с 1994 по 1999 гг., введение выборности губернаторов и глав местного самоуправления. На этом пути открывалась перспектива возрождения российского государства «снизу» путём налаживания каналов взаимодействия с обществом с целью мобилизации его ресурсов. Эта работа была отдана на откуп регионам и в силу своей сложности и отсутствия быстрой отдачи оказалась ими фактически проигнорированной. Региональные лидеры направили свой окрепший политический вес на «выбивание» централизованных ресурсов, полученных от продажи сырья, внешних и внутренних займов.

1.4. ГОСУДАРСТВО В ПОИСКАХ НОВОЙ СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОСТИ...

Это косвенно признавалось и в Министерстве региональной политики в начале 1999 г., где констатировали: «…несмотря на расширение прав на введение собственных налогов, именно отчисления от федеральных налогов в настоящее время составляют основу доходов бюджетов регионов»320.

На фоне этого провала централизаторский курс 2000-х гг. совпал с резким увеличением цен на нефть, что обеспечивало чрезвычайно благоприятную политическую конъюнктуру. Центр лишил губернаторов символических и административных ресурсов, в итоге отпала необходимость и в формализованных институтах согласования. С позиции сегодняшнего дня можно уверенно делать вывод, что стратегическая цель, заявленная В.В. Путиным в его первом президентском Послании, выполнена лишь отчасти. Была обеспечена внешняя подконтрольность и лояльность бюрократии, в то время как задача построения развитой инфраструктуры взаимодействия государства и общества – фундамента эффективного государства отпала за ненадобностью. Высокие цены на нефть (федеральный бюджет России формируется в настоящее время в основном за счет двух налогов – на добычу полезных ископаемых и НДС) сняли эту задачу с повестки дня, так как государство получает необходимые ресурсы без всякого согласования с обществом или элитными группами. Исключение, возможно, составляет узкий круг ключевых игроков сырьевой промышленности.