«Под общей редакцией профессора Т.А. Гридиной Екатеринбург Уральский государственный педагогический университет 2012 УДК 81’42 (021) ББК Ш100.3 Л 59 Рецензенты: доктор филологических наук, профессор, заслуженный деятель ...»

Неожиданный (перевернутый) ракурс видения обычных объектов – ключевая особенность парадоксального стиля Кржижановского. Ср. еще один афоризм писателя, построенный на уподоблении одних частей тела другим (обыгрывании семантической функции соматизмов): Хорошо, если б у ушей, подобно глазам, было нечто вроде век (5, 313). Как обычно, дело не ограничивается просто острым наблюдением и отточенной формой его выражения. С. Кржижановский сочетает автопсихологическую характеристику с образом эпохи: желание умного человека не видеть и не слышать того, что находится вокруг него.

Языковая игра, основанная на «расфразеологизации»

и контаминации фразеологизмов В данном случае эксплуатируется эффект ассоциативного наложения прямого (восходящего к исходной ситуативной пропозиции) и переносного смысла устойчивых выражений:

У человека нельзя отнять право перегибать ту палку, которую вставляют ему в колеса (5, 312). В основу этой афористической сентенции положены два приема: «буквализация»

значения идиом (перевод образного начала в предметно-вещное) и творческая контаминация обновленных овеществленных идиом в единое целое. Смысл парадокса – изменение оценочного вектора восприятия выражения перегибать палку с отрицательного на положительный в описываемой ситуации. Ср. перегибать палку «проявлять чрезмерную строгость, требовательность (по отношению к кому-н./чему-н.)» и вставлять палки в колеса «препятствовать кому-л. в осуществлении его намерений». Соединение безличной и неопределенно-личной модальности приРаздел IV. Художественный текст как поле креатива дает данному выражению характер иронически окрашенной жизненной максимы, своеобразного закона «о правах» человека.

Игровая импликатура содержит мотив эфемерности самого постулата о возможности сопротивления тоталитарному режиму, при котором личная инициатива и ценность человеческого «я»

сведена к минимуму.

Ср. афоризм, представляющий собой «вариацию» на тему вышеприведенного: «Жить – это значит втыкать палки в колеса катафалка, на котором меня везут» (5, 329). Общеизвестен парадокс «жить – значит постепенно умирать». Техника буквализации («расфразеологизации») фразеологизма в данном случае подкрепляется аллюзивной отсылкой к метафоре «телега жизни», одному из мотивных образов в творчестве А.С.Пушкина, который модифицируется у С. Кржижановского в «катафалк жизни». Еще одна особенность высказывания – употребление личного местоимения первого лица (меня везут) вместо привычного в таких случаях местоимения второго лица – на котором тебя везут). Афоризмам Кржижановского в целом свойствен элемент скрытой внутренней диалогичности, разговора автора с самим собой. Так, В.Г.Перельмутер отмечает, что «критический и литературно-теоретический самоанализ – характерная черта этого художника» (5: 518).

Ум среднего роста (5, 340) – афоризм, отсылающий к выражению среднего ума (о человеке небольшого ума), которое трансформируется путем контаминации с выражением среднего роста (о невысоком человеке). Ассоциативная идентификация интеллектуального и физиологического «измерений» человека создает персонифицированный метонимический эквивалент иронической оценки заурядной личности.

Языковая игра, создающая эффект парадоксального силлогизма В определении парадоксального игрового силлогизма мы исходим из представления о нем как о суждении, в котором вывод не следует из посылки (по принципу нарушения стереотипной логики). Сам С.Кржижановский оставил в «Записных книжках»

свидетельство своего понимания силлогизма: «1. Силлогизм из образов. Средний образ и образозаключение. 2. Обращение с понятиями как с образами, соотносить их, как образы, – вот два основных приема моих литературных образов» (5, 336). Следовательно, в силлогизмах Кржижановского синтезирован общий принцип его парадоксального мышления – соединения рационального начала и его образного перекодирования в парадокс. В данный раздел попадают афоризмы, обыгрывающие паремии и тавтологические оксюмороны. В первом случае силлогизм создает некие образно сформулированные житейские максимы, соотносительные с известными пословицами, во втором случае – основой силлогизма является намеренная тавтологичность выражаемой мысли, что и моделирует игровой парадокс. См. приведенные ниже примеры:

Умная ложь гораздо правдивее глупой правды (313). В этом афоризме скрыта апология оксюморонного видения мира.

«Обоснование» оксюморона происходит с помощью контаминации двух парадоксальных фраз: умная ложь и глупая правда.

В результате меняются оценочные полюса противопоставления правды и лжи в свете и мнимых и истинных ценностей. Происходит релятивизация расхожей максимы об абсолютном «доверии» правде и абсолютном неприятии лжи.

Семь раз отверь – один раз зарежь. Афоризм построен на парономастической подмене лексического состава (отверь вместо отмерь, зарежь вместо отрежь) при сохранении ритма, компонентного состава и грамматической формы известной пословицы. Окказиональный глагол отверить отсылает к аналогиям типа жить – отжить, говорить – отговорить, которые не имеют формы императива. Обыгрывание семантических различий между исходным (отрежь) и вторичным глаголомпаронимом во второй части афоризма (ср. зарежь sic убей) придаёт высказыванию онтологический смысл. Убить – значит преступить главный нравственный закон христианской веры «не убий».

Печать за семью печатями (5, 332). «Значимая» (подчеркивающая нонсенс) тавтология. Обыгрывание (тавтологизация) устойчивого выражения хранить за семью печатям – «соРаздел IV. Художественный текст как поле креатива хранять (держать) что-л. в строжайшей тайне от всех». В игровой трансформе печать за семью печатями парадоксально заостряется абсурдность самой идеи фетишизации печати (как символа запрета или разрешения). Данный смысл игрового афоризма не является единственно возможным: его символика соотносительна с незыблемостью неких запретов, догматов, не допускающих нарушения.

Я известен своей неизвестностью (5, 328). Парадокс, связанный с нарушением прогноза, провокативной техникой языковой игры (опрокидывание ожиданий путем антонимического, оксюморонного развертывания мысли). Ср. известен и неизвестность. Афоризм содержит иронически заостренную самооценку недооцененной личности. Эти слова С. Кржижановский адресует самому себе. Так он горько шутил по поводу своей непризнанности как писателя.

Гениален на три с минусом (5, 386). Афоризм содержит эвфемистическую игровую импликатуру, основанную на оценке якобы незаурядных способностей человека баллом, лишь условно определяющим отличие двойки от тройки. Несовместимость понятия гениальности с усредненностью такой оценки, принятой в школьной практике, создает запрограммированный комический эффект.

Ученые: мысли к ним не идут, так они ходят к мыслям (5, 343). Эффект перевернутой логики афористически выражает идею о созидательном интеллекте. Аллюзивно данный афоризм отсылает к выражению: Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.

Аллюзивное обыгрывание культурных прецедентов В данном случае речь идет о специфическом соединении в афоризмах С. Кржижановского культурной информации с ее обновленной ретрансляцией в оценочно-иронической форме.

Например:

Говорят, Шекспира не было, а сколько пьес человек написал. Будь он, театрам бы и не провернуть (5, 322). Здесь аллюзивно обыгрывается самая известная фраза героя трагедии Шекспира «Гамлет»: Быть или не быть. Ее символическое знаЛингвистика креатива чение выражает экзистенциальное сомнение в смысле бытия (пребывания в этом мире). Используя эту аллюзию, С. Кржижановский, придает ей буквальную трактовку, условно присоединяясь к мифу о Шекспире как мнимой (не существовавшей в действительности) литературной фигуре. В качестве аргумента данной посылки (…а сколько пьес человек написал. Будь он, театрам бы и не провернуть) упоминается огромное количество написанных Шекспиром пьес (…и будь он на самом деле – не переиграть бы эти пьесы театрам). При этом возникает еще одна аллюзия: «Вся жизнь – театр, а люди в нем – актеры» (как шекспировский метафорический концепт жизни). Аллюзивная игра углубляет ассоциативный контекст афоризма.

Учись краткости. О Шоу. В двух словах: циничен, но сценичен. В одном: сциничен. В этой краткой характеристике заключен своеобразный рецепт-оценка Кржижановским мастерства писателя, умения в немногом сказать о многом6. Приводя как пример лапидарности манеру Б. Шоу, Кржижановский парадоксально заостряет основные черты его идиостиля:

эпатирующую остроту слова, доходящую порой до цинизма, и одновременно «соприродность» языка писателя условиям сцены. Игровая контаминация созвучных словоформ (циничен и сценичен) является предельно редуцированным выражением этой характеристики, создавая эффект ассоциативного наложения: сциничен.

Бог не в стиле, а в правде (5,408). Переосмысление известной фразы, автором которой признается Александр Невский – Не в силе Бог, а в правде. Проекция афоризма на прецедентный текст (намеренная парономастическая подмена) приводит к уподоблению силы стилю, при этом неизменным остаётся противопоставленная им правда, как нечто высшее – то есть истина, которая неизбежно должна восторжествовать. Этот афоризм, неоднократно встречающийся у Кржижановского, может быть признан его жизненным (нравственным) кредо.

Ср. «Краткость – сестра таланта» - писательское кредо так любимого С. Кржижановским А.П.Чехова.

Раздел IV. Художественный текст как поле креатива Бытие пусть себе определяет сознание, но сознание не согласно (5, 366). Здесь, очевидно, скрыта полемика с важнейшим постулатом марксистско-ленинской философии о первичности бытия и вторичности сознания. Ср.: Бытие определяет сознание. В парадоксальной трансформации этой прототипической формулировки представлено переключение концептуальных акцентов: подчиненное бытию сознание, «не согласное» с отведенной ему вторичной ролью, выступает в качестве активного субъекта. Создается впечатление, что автор намеренно устраняется от небезопасной для него полемики с господствующим мировоззрением, предоставляя возможность спорить самим категориям. Однако очевидно, что позиция автора на стороне сознания, а не бытия. Субъектное для писателя выше объектного, личностное значимее вещного, предметного.

Игровая имитация афористических моделей (в стиле К.Пруткова) Эта группа афоризмов строится на стилизации и обыгрывании литературной маски Пруткова как пародийной личности, изрекающей некие псевдоглубокомысленные сентенции. Для Кржижановского стилистическая трансляция элементов прутковской манеры не является самоцелью, а служит пусковым механизмом создания амбивалентного (серьезно-смехового) смыслового пространства. Приведем некоторые примеры данного типа.

Память уподоблю зверю, почти что из одного хвоста состоящему (5, 313). Афоризм создан в манере К.Пруткова (предшественника Кржижановского в создании афористического парадокса) – с использованием некоторых лексических и синтаксических маркеров его стиля. Здесь аллюзивен открыто заявленный прием уподобления. Ср.: «Болтун подобен маятнику: того и другого надо остановить». У Кржижановского афоризм создает зрительный образ, который служит психологической платформой для последующего логического скачка, перехода от конкретно-образного к абстрактному, умозрительному.

Зверь, состоящий почти что из одного хвоста, рождает образ стремительного вращения этого зверя, который пытается поймать сам себя за хвост7. Память пытается сделать то же самое, что кружащий вокруг самого себя зверь: поймать, что кажется близким, но неизбежно ускользает, оказывается некоей мнимостью. Не есть ли данный парадокс пример размышления писателя над известной мыслью о том, что подлинная жизнь может быть представлена только в одной форме – «здесь и сейчас»?

Закрой правый глаз на то, на что щурится левый (5, 312). Ср. другой вариант этого афоризма у Кржижановского:

Пусть твой правый глаз не знает о том, что видит левый (5, 415).

Афористический парадокс здесь представлен в форме императива, тоже вполне в прутковской манере. Ассоциативный контекст данного афоризма требует выведения целого ряда игровых импликатур: ср. выражения закрывать глаза (на что-л.) – «намеренно не замечать недостатки (в чем-либо, в ком-л.) ради интересов дела или из личных интересов». Расфразеологизация фразеологизма происходит за счет его лексического расширения (введения уточняющего определения) и частичной грамматической трансформации – использования формы ед.ч. существительного вместо мн. ч. (ср. закрыть правый глаз). Вторая часть афоризма достраивается по антонимической «логике» (ср. прищурить глаза, закрыть правый глаз на то, на что щурится левый).

Далее по принципу ассоциативной идентификации (в особенности это очевидно во втором варианте афоризма) всплывает библейское прецедентное выражение: Пусть левая твоя рука не знает, что делает правая. Общий смысл выведенных импликатур можно сформулировать как иронически выраженную автором мысль о намеренной (нарочитой) отстраненности от того, что он не желает замечать.

Этот афоризм по принципу метонимии связан с известной идиомой близок локоть да не укусишь. У Кржижановского есть цикл рассказов «Неукушенный локоть», в котором происходит «развёртка» данного парадокса.

Раздел IV. Художественный текст как поле креатива К П) Руки прочь от необъятного (5, 329). Игровой парадокс создается контаминацией разных дискурсов: современного автору политического, воплощенного в лозунгах эпохи, начинавшихся с «руки прочь от…», и художественного, воплощенного в прутковском «Нельзя объять необъятное». Здесь же Кржижановским дается смысловой дублет – «В обнимку с необъятным» (5, 329), построенный на актуализации этимологической связи входящих в сочетание слов (и сущ., и отглагольное прилагательное генетически восходят к обнимать, объять). Энантиосемическое столкновение данных лексем обусловливает игровой парадокс и, кроме того, актуализирует афористическую аллюзию (вызывая эффект ассоциативного наложения).

Эвфемистические перифразы как техника создания Эта группа афоризмов эксплуатирует технику языковой игры, основанную на завуалированном представлении ситуации, о которой не принято или нежелательно говорить прямо. У Кржижановского игровая эвфемизация пронизана иронией и вместе с тем отражает его жизненные ценности и приоритеты.

Приведем лишь некоторые примеры:

…в натянутых отношениях с жизнью (5, 329). Ср. быть в натянутых отношения (с кем-л.). Эвфемистический перифраз, ироническая сентенция по поводу обстоятельств, не способствующих жизненному оптимизму. Возможно, в данном афоризме парадоксально заостряется актуальная для писателя модальность ощущения жизни как трагедии. Недаром Кржижановский тут же даёт смысловую экспликацию этого в параллельном варианте: V. о натяжении верёвки висельника… (5, 329.) - Единогласно… (5, 330).

Ситуативно спровоцированная двусмысленность фразы руки вверх применительно к ситуации единогласного голосования.

Ср. употребление первой реплики как угрозы быть расстрелянным для того, кому она адресована. Смысл второй реплики – «единогласное голосование под угрозой расстрела» (сарказм по поводу отсутствия альтернативы, свободы выбора).

Смерть пока беспартийна (5, 332). Эвфемистический перифраз выражения перед смертью все равны как имплицитный протест против мнимого всесилия тех, кто, будучи наверху партийной иерархии, думает о том, что смерть над ними не властна.

Пожалуйста, один жесткий билет от Великого до Смешного и обратно (5, 338). Обыгрывание выражения от великого до смешного один шаг, эвфемистически (в образной форме) представляющего жизнь в ее жесткой непредсказуемости.

Субстантивированные прилагательные представлены в игровой трансформе как названия железнодорожных станций, а сама ситуация жизни – как игра случая.

Собственноручная надежда (5, 361).

Семантически парадоксальное словосочетание эвфемистически намекает на ситуацию, когда надеяться можно только на себя. В афоризме происходит «овеществление» абстрактного понятия: буквальный смысл прилагательного собственноручный «сделанный своими руками» в данном контексте актуализирован как отсылка к выражению На Бога надейся, а сам не плошай. В этом проявляется скептическое мироотношение автора, понимающего, что надежда на кого-либо тщетна.

Уха из рыбы чеп (чеп/уха) (5, 333). Омофоническое членение слова, обыгрывающее случайное созвучие уха и чепуха, служит приемом создания эвфемизма. Ассоциативная идентификация финали – уха (чепУХА) с УХА (суп из рыбы) и осмысление остаточного сегмента чеп как названия рыбы определяет шутливый смысл игровой трансформы. Кржижановский в одной из «нувелет», авторском окказиональном варианте жанра миниатюры, даёт свой вариант «развёртки» этого выражения в нарративную структуру:

«Рецензент, которому дали на отзыв рукопись, всякого таланта и смысла лишенную, сперва было написал «чепуха». Но потом, сообразя, что автор и так уже природою обижен, стёр резинкой «чепуху» и написал уже не столь резко:

Раздел IV. Художественный текст как поле креатива - Уха из рыбы чеп» («Деликатность» 5, 294).

Эвфемизация оказывается нерезультативной, так как не смягчает высказанной рецензентом оценки, а затемняет, маскирует её.

Ещё одна авторская трансформа созданной игремы – антропоним Чепухиня Несусветовна (5, 344). В основе её двойная перекодировка: чепуха – чепухиня (по модели графиня, княгиня) плюс перевод прецедентного выражения – чепуха несусветная в оним. Гиперболизация выражена как эксплицитно, так и имплицитно за счёт иронического соотнесения чепухиня с дворянскими титулами. Вполне возможно, что Кржижановский, обыгрывая слово чепуха, помимо прочего, вступает в творческое состязание с Чеховым. Как известно, в пьесе «Три сестры» чепуха, прочитанная на основе латинских графем, превращается в рениксу, слово-символ, означающий абсурдность и алогичность действительности. Таким образом, данные игровые трансформы несут в себе идею эвфемистической характеристики чегото нелепого, не представляющего никакой ценности, незначительного, выдающего себя за значимое.

Словотворческий код языковой игры Данный код используется Кржижановским для создания афоризмов особого, предельно редуцированного типа, где в качестве главного компонента представлено окказиональное или потенциальное слово. Последнее насыщается аллюзивными смыслами и оценочными коннотациями. В своих критических работах писатель признавал лапидарность важнейшим качеством современной словесности: «Мы требуем часа, сплющенного в секунду; короткой фразы вместо периода; слова вместо фразы; знака вместо слова» (4, 40). В этом высказывании скрыто обоснование обращения к словам, эквивалентным в смысловом отношении целым фразам. Один из неосуществленных планов писателя – работа «Смысловые имена в литературе». Два тезиса, которые писатель собирался раскрыть в ней, сформулированы так: «Смысловое имя как сократитель текста. Мнемоническая роль имени» (5, 277). Приведем некоторые характерные примеры:

Идеист (5, 329). Ср. атеист, идеалист. Слово, отзеркаливающее структуру существительных со значением «лицо по принадлежности к какому-то идейному течению», своего рода гипероним: идеист – «борец за идею вообще» (ирония по поводу идейного фанатизма). Суффикс имеет «идеологическую»

коннотацию. Ср. особист, троцкист и т.п.

«Да, он не лишенец остроумия (5, 394). В данном примере актуализирована одновременно техника словообразовательной игры и трансформации устойчивого выражения (ср. прототип не лишен остроумия – как оценка человека острого ума).

Трансформация фразы путем замены лишен на лишенец создает ее двойной смысл. С одной стороны, лишенец синонимично форме краткого причастия, с другой стороны вступает в омонимические отношения с существовавшим в 30-е г.г. словом лишенец в значении «лицо, лишенное избирательных прав согласно Конституции». Это вызывает в сознании одноструктурные ассоциаты типа невозращенец, приспособленец, выступавшие оценочными ярлыками в советском идеологическом дискурсе. Сочетание первичного и вторичного значения фразы создает импликатуру: остроумие (как личностная черта человека, как стиль свободного мышления, право на самовыражение) неподвластно государственному контролю.

Человек с высшим необразованием (5, 332). Игровая трансформа актуализирует двусмысленность лексемы высший (ср. высшее образование как положительная оценка профессионального статуса и высшее необразование как указание на высший уровень неосведомленности в каких-то областях знания, несмотря на наличие диплома о высшем образовании). Креативная техника создания эффекта языковой игры базируется на нарушении прогноза, обманутом ожидании (создании и использовании антонимического словообразовательного коррелята необразование вместо образование). Вариант развертывания этого афоризма в минимальный сюжет представлен в миниатюре Кржижановского «Правдивость»:

Раздел IV. Художественный текст как поле креатива Некий деятель, будучи неоднократно спрашиваем, какой специальности он обучен, отвечал:

- По необразованию я философ (5, 295).

Я – умозаключенный человек (5, 331). В основе данного афоризма – контаминация лексем заключенный и умозаключение, производных от заключать в разных значениях: ср. заключать «помещать кого-л. в тюрьму» и заключать «делать вывод, заключение из чего-либо». Игровой парадокс моделируется актуализацией смысла «попавший в заключение из-за собственных взглядов, умозаключений, «неугодных власти» (выходящих за рамки дозволенного, узаконенного). Возможна и другая интерпретация этого высказывания – в смысле иронической самооценки говорящего: умозаключенный – тот, кто погряз в собственных умозаключениях, рефлексии (человек, оказавшийся в плену собственных мыслей).

Подспасибник (5,399). Окказионализм Кржижановского создан по аналогии с подкулачник, знаковым для эпохи 30-х годов прошлого века в России. Соответственно игровая импликатура, выводимая с учетом этой аналогии, заключается в восприятии слова подспасибник как негативной характеристики человека, склонного к гипертрофированному выражению благодарности тем, от кого он зависим, и соответственно добиваться расположения вышестоящих лиц. Яркая оценочная коннотация придается слову его ассоциативным вхождением в ассоциативные семантические связи с одноструктурными словами и синонимами. Ср. в этой связи подхалим и подкаблучник.

Грамматический код языковой игры Для Кржижановского характерен принцип создания грамматического нонсенса.

Обыгрывание значений грамматических форм в их окказиональном употреблении Одним из излюбленных приемов писателя является актуализация значений компаратива Это более, чем менее (5, 377). Афористический каламбур, основанный на актуализации и переакцентуации выражении более или менее путем акцентирования первичной грамматической функции данных лексем в составе аналитических форм компаратива. Ср. сложную форму компаратива с использованием данных слов-квантификаторов: более умный, менее умный и т.п. Целостный смысл выражения «усредненной оценки чего-л.

как в основном соответствующего норме» расчленяется на антонимические векторы: более и менее противопоставляются как конкурирующие величины. Ср. игровое усложнение, распространение этого афоризма за счет метатезы, изменяющей синтаксические роли этих слов: Знаете, это менее более, чем более или менее (5, 377).

Не менее интересно обыгрывание тавтологического алогизма подобных форм. Ср.: Мое прошлое попрошлее (5, 350). В составе данной фразы представлена окказиональная форма компаратива (структурно соотносительная с моделью образования наречий от формы ср. степени или непосредственно от прилагательных с помощью конфикса по-…-ее: взрослее – повзрослее;

взрослый – повзрослее). Кржижановский в качестве производящего использует субстантиват прошлое, смысл которого тавтологически транслируется дериватом попрошлее, что создает игровой эффект ассоциативной выводимости. Фраза воспринимается как реплика некоего воображаемого диалога о том, у кого богаче опыт, кто дольше живёт. При этом оказывается важным не содержательное наполнение этого опыта, а сам факт отнесенности его в прошлое. Фраза, возможно, содержит игровую импликатуру: «детская» форма компаратива (Я первее) вызывает в сознании образ «инфантильного» старца, который пытается самоутвердиться в глазах собеседника.

Приведем еще один пример обыгрывания аналитической формы компаратива, который в сочетании с прямым и переносным значениями слов используется для создания неоднозначности афористической фразы.

Он был менее дорогой половиной брака (5, 335). Игровой эффект вызван смысловой «многомерностью» словосочетания Раздел IV. Художественный текст как поле креатива дорогая половина брака (ср. моя половина – о жене как партнерше в браке); данная фраза, с одной стороны, содержит намек на то, что большая часть семейного бюджета уходит на жену (жена – «дорогое удовольствие»); с другой – на отсутствие взаимности в любви (холодность жены по отношению к мужу);

наконец, на то, что в семейной паре жена лучше мужа.

«Опрокидывание» прогноза сочетаемости слова (лексической, грамматической, стилистической) Я, признаться, немного дичусь самого себя (5, 333).

Оценочный акцент характеристики человека, который избегает общения с людьми, приобретает в данном афоризме парадоксальный характер (вид лексико-грамматической аномалии). Намеренное нарушение типовой сочетаемости и сама личная форма первого лица глагола (дичусь себя, ср. он/она дичится кого-л.) создают игровой нонсенс: дичиться самого себя – выражение самоиронии по поводу неспособности контролировать собственные поступки, мысли; возможно, это ситуация самообъективации при взгляде на себя как бы со стороны. Данный афоризм может быть расценен как своеобразная заготовка для характеристики потенциального персонажа в свойственном Крижановскому парадоксальном характерологическом ключе.

Мысли прогуливаются вокруг головы (5, 345). Эффект языковой игры основан на переворачивании ситуации, соотносительной с устойчивыми выражениями мысль пришла в голову, мысли не идут в голову. Подмена глагола в последнем выражении синонимическим перифразом прогуливаться вокруг головы (ср. не идти в голову) порождает игровую импликатуру: фраза характеризует того, кто не обладает особым интеллектом и не способен к «умственным» усилиям, в целом не озабочен никакими проблемами. Возможно также рассматривать данный афоризм как шутливо-ироническую реплику по поводу неспособности ухватить мысль, которая кажется самоочевидной.

Фонетический код языковой игры Приемы языковой игры, связанные с применением этого игрового кода, чаще всего служат лишь отправным стимулом для развертывания смысловых (оценочных аллюзивных, эвфемистических) векторов выражения авторской интенции. Эти приемы представлены у С.Кржижановского, прежде всего, омофоническими, парономастическими механизмами остранения знака.

Омофоническое переразложение слова Шарада: Катя – горе – я (категория) (5, 373). Омофоническое переразложение (игровая ассоциативная идентификация), казалось бы, имеет характер формального каламбура.

Вместе с тем в разбивке слова на значимые составляющие скрывается потенциальный сюжет, суть которого составляют отношения героя с некой Катей, и объединение их некоей абстракцией – категорией.

Немытая тоска («Немой тоски моей») (5, 366). Подмеченная Кржижановским омофоническая ослышка (немой – неслышащий, не мой – императив от мыть, немытая – грязная) получает интертекстуальную интерпретацию. Первичной является аллюзия на стихотворение Е.А.Баратынского:

Слепой (немой) тоски моей не множь, Не заводи о прежнем слова.

И, друг заботливый, больного В его дремоте не тревожь! («Разуверение»).

Вторичная аллюзия отсылает к окказиональному употреблению слова немытая в известном стихотворении Лермонтова:

«Прощай, немытая Россия…», в котором звучит извечная тема – невозможность гения примириться с существующим положением вещей и вместе с тем покинуть родину. Здесь особенно явственно выражен механизм цепной ассоциативной связи, характерный в целом для художественного мышления Кржижановского. Техника миромоделирования как игры ассоциативными образами, отрефлектированная писателем, отразилась в такой его записи: «Ассоциации идут гуськом, связавшись друг с другом, как альпинисты при восхождении на вершину… (…по Раздел IV. Художественный текст как поле креатива скользким склонам горы). Они почти никогда не ходят в одиночку» (5, 412).

Игра омографами не самый частотный, но яркий пример использования фонетического кода в афористике С.Кржижановского. Например: Интеллигент. «Перед тем, как нам передохнуть, дайте передохнуть» (5, 303). Меткая характеристика мироощущения социальной прослойки, подвергавшейся преследованию и «искоренению» новой пролетарской властью.

Столкновение омографов создает импликатуру: просьба о временной передышке как горькая ирония по поводу безысходности сложившейся ситуации.

Сочетание графического, фонетического и мотивационного, семантического, грамматического кодов языковой игры Введение нового корня в модельную сетку слова по принципу произвольной (основанной на созвучии) мотивации – традиционный вид каламбура. Игровая мотивация слова может подчеркиваться графически – шрифтовым выделением «нового корня». Приведем лишь один яркий пример, демонстрирующий эту комплексную технику языковой игры у Кржижановского:.

Моя МХАТа с краю (5, 365). Аббревиатура МХАТ «прочитывается» в игровом слове как результат использования графического кода – прописных букв. При этом наблюдается омонимическое наложение созвучных сегментов слов МХАТ и ХАТА. Преобразование МХАТ в МХАТа создает шутливую грамматическую импликатуру (переводит слово м.р. в разряд слов ж.р.). Внутренняя форма игровой трансформы аллюзивно отсылает к поговорке моя хата с краю, которая имеет смысл намеренного отстранения от участия в каком-либо деле, стремления остаться в стороне, снять с себя ответственность за происходящее. У Кржижановского смысл данного выражения получает ситуативную актуализацию, связанную с осознанием фальши, «дурной театрализации» современной ему действительности, символическим знаком которой становится официальный, «придворный» МХАТ, и отказ писателя от участия в этом действе.

Таим образом, даже краткий обзор афористики С. Кржижановского дает повод для утверждения о том, что этот жанр не случаен в его творчестве, которое тяготеет к универсализму:

лирика, проза, драматургия, критика, эссеистика, литературоведение… Творческое сознание Кржижановского при работе с афоризмом исходной точкой имеет то, что в обычных случаях является завершающим пунктом (воплощение идеи в тексте, только это текст предельно свернутый). Афоризм – это и поле для языковых экспериментов писателя, и свернутый «образный план» будущей работы. Умение извлекать парадоксальные идеи из, казалось бы, обыденного материала – в природе таланта писателя. Афористические «опыты» С.Кржижановского – это и самостоятельные миниатюрные произведения, и вместе с тем некие «ростовые почки», из которых мог развиться в будущем сюжет, образ, эпизод, конфликт и т.п. художественного произведения.

Множество его замыслов остались незавершёнными. Один из них в «Записных тетрадях» сформулирован так: «Краткий словарь игры словами у Шекспира (В виде статьи)» (5, 428).

Быть может, когда-нибудь будет создан и «словарь игры словами у Кржижановского». Настоящая работа – скромный вклад в этот труд будущего.

Бышук О.П. Типы и функции новообразований в творчестве С.Д. Кржижановского: автореф. дис. … канд. филол. наук. – Ярославль, 2008.

Гридина Т.А. Языковая игра: стереотип и творчество. – Свердловск, 1996.

Гридина Т.А. Психологическая реальность значения и ассоциативная стратегия языковой игры // Психолингвистические аспекты изучения речевой деятельности. – Вып.4. – Екатеринбург 2006.

Гридина Т.А. Языковая игра в художественном тексте. – Екатеринбург, 2012.

Раздел IV. Художественный текст как поле креатива Гридина Т.А. Ассоциативная проекция игрового слова в художественном тексте // Лингвистика креатива: Коллективная монография / Под ред. Т.А.Гридиной. – Екатеринбург, 2012.

Клёцкина О.М. Игра в малой прозе С.Д. Кржижановского:

философия, эстетика, поэтика: автореф. дис. … канд. филол. наук. – Томск, 2007.

Кржижановский С.Д. Собр. соч.: в 6 тт. / Сост., подгот. текста и коммент. В. Перельмутера. – М.; СПб., 2001-2010.

Кубасов А.В. Креативные литературы русского экспрессионизма: случай С.Д.Кржижановского// Лингвистика креатива:

Коллективная монография / Под общей ред. Т.А.Гридиной. – Екатеринбург, 2012.

Смирнова Е.В. Окказиональные субстантиваты: структура, семантика, функционирование: автореф. дис. … канд. филол.

наук. – Тюмень, 2007.

Словарь литературоведческих терминов / ред.-сост. Л.И. Тимофеев и С.В. Тураев. – М., 1974.

Федоренко Н.Т., Сокольская Л.И. Афористика. – М., 1990.

Вепрева Ирина Трофимовна, доктор филологических наук, профессор (Уральский федеральный университет им. первого Президента России Б.Н. Ельцина, Екатеринбург).

Голомидова Марина Васильевна, доктор филологических наук, профессор (Уральский федеральный университет им. Первого Президента России Б.Н. Ельцина, Екатеринбург).

Горбань Виктория Владимировна, кандидат филологических наук, доцент (Одесский национальный университет им.

И.И. Мечникова, Одесса, Украина).

Гридина Татьяна Александровна, доктор филологических наук, профессор (Уральский государственный педагогический университет, Екатеринбург).

Доброва Галина Радмировна, доктор филологических наук, профессор (Российский государственный педагогический университет им. А.И.Герцена, Санкт-Петербург).

Иссерс Оксана Сергеевна, доктор филологических наук, профессор (Омский государственный университет им.

Ф.М. Достоевского, Омск).

Коновалова Надежда Ильинична, доктор филологических наук, профессор (Уральский государственный педагогический университет, Екатеринбург).

Кубасов Александр Васильевич, доктор филологических наук, профессор (Уральский государственный педагогический университет, Екатеринбург).

Кузьмина Наталия Арнольдовна, доктор филологических наук, профессор (Словения).

Купина Наталия Александровна, доктор филологических наук, профессор (Уральский федеральный университет им. Первого Президента России Б.Н. Ельцина, Екатеринбург).

Норман Борис Юстинович, доктор филологических наук, профессор (Белорусский государственный университет, Минск, Беларусь).

Попова Татьяна Витальевна, доктор филологических наук, профессор (Уральский федеральный университет им. Первого Президента России Б.Н. Ельцина, Екатеринбург).

Харченко Вера Константиновна, доктор филологических наук, профессор (Белгородский государственный университет, Белгород) Химич Вера Васильевна, доктор филологических наук, профессор (Уральский федеральный университет им. Первого Президента России Б.Н. Ельцина, Екатеринбург).

Цейтлин Стелла Наумовна, доктор филологических наук, профессор (Российский государственный педагогический университет им. А.И.Герцена, Санкт-Петербург).

Шмелева Татьяна Викторовна, доктор филологических наук, профессор (Новгородский государственный университет, Великий Новгород).

Щербакова Наталья Николаевна, доктор филологических наук, профессор (Омский государственный педагогический университет, Омск).

Коллективная монография под общей редакцией проф. Т.А. Гридиной Компьютерная верстка О.Ю. Коновалова Оформление обложки В.Ю. Грушевская Подписано в печать 12.07.2012. Формат Уч.-изд. л. 23,0. Бумага офсетная. Гарнитура Times New Roman.

Оригинал-макет изготовлен и напечатан в Уральском государственном педагогическом университете.

620017 Екатеринбург, пр. Космонавтов,