«Монография Светлой памяти любимых моих дедушки и бабушки Глущенко Леонида Константиновича и Нины Савельевны посвящается 2 УДК 82.01:82.01 ББК 83 Ш 51 Шестакова Элеонора Георгиевна Ш 51 Оксюморон как категория поэтики ...»

Оксюморон как категория поэтики

(на материале русской поэзии XIX – первой трети ХХ веков)

Монография

Светлой памяти любимых

моих дедушки и бабушки

Глущенко Леонида Константиновича и

Нины Савельевны

посвящается

2

УДК 82.01:82.01

ББК 83

Ш 51

Шестакова Элеонора Георгиевна

Ш 51 Оксюморон как категория поэтики (на материале русской поэзии XIX – первой трети ХХ веков). – Донецк : НОРД-ПРЕСС, 2009. – 209 с.

Рецензенты:

Л.А. Орехова, д-р филол. наук, проф., Таврийский национальный университет имени В.И. Вернадского.

В.И. Силантьева, д-р филол. наук, проф., заведующая кафедрой мировой литературы, Одесский национальны университет имени И.И. Мечникова.

В.А. Гусев, д-р филол. наук, проф., Днепропетровский национальный университет имени О. Гончара.

ISBN Монография посвящена оксюморону – одному из самых семантически концентрированных проявлений противоречивости бытия. В работе развивается новое представление об оксюмороне не только как языковой, но и метаязыковой единице. Оксюморон исследуется во взаимообусловленности разных модусов существования: троп, или словесный поэтический образ, доминирующая характеристика художественного целого и всеобщей антитетичности. Показано, что его сущность в полной мере быть реализована в постоянной внутренней связи с историко-культурным развитием. Оксюморон соотносится с понятиями иронии, парадокса, абсурда, нонсенса через природу, характер осуществления противоречия; специфику ощущения действительности; своеобразие целеполагающих установок; взаимоотношение с нормативноинформационными системами реализации смысла; функциональную специфику игрового момента. В моногафии предлагаются основания для разграничения оксюморона и оксюморонности. Для научных работников, преподавателей, студентов, магистров, сфера интересов которых – филология.

СПИСОК УСЛОВНЫХ СОКРАЩЕНИЙ

ОТ АВТОРА

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I ОСМЫСЛЕНИЕ ОКСЮМОРОНА В ТЕОРИИ ЛИТЕРАТУРЫ.

1.1. СЛОВАРНО-ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

1.2. УЧЕБНО-МЕТОДИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

1.3. НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

ГЛАВА II СЕМАНТИКО-ЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ

ОКСЮМОРОНА КАК ТРОПА

2.1.ХУДОЖЕСТВЕННО-ПОЭТИЧЕСКАЯ СПЕЦИФИКА ОКСЮМОРОНА

2.2. ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ И ПРОТИВОРЕЧИЕ КАК ОСНОВА ОКСЮМОРОНА.........

2.3.ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ ДИАХРОННОГО ПОДХОДА К АНАЛИЗУ И

ИНТЕРПРЕТАЦИИ ОКСЮМОРОНА

2.4.СТЕРЕОТИПНЫЕ ОКСЮМОРОНЫ

2.5.ВЗАИМООБУСЛОВЛЕННОСТЬ СТРУКТУРНО-СМЫСЛОВЫХ ОТНОШЕНИЙ

ОКСЮМОРОНА

2.6.ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ МЕЖДУ ЯВЛЕНИЕМ И

ОКСЮМОРОННЫМ СПОСОБОМ ЕГО ИЗОБРАЖЕНИЯ

ГЛАВА III СПЕЦИФИКА ОКСЮМОРОННОЙ ОБРАЗНОСТИ................ 3.1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА АНАЛИЗА ОКСЮМОРОННОЙ ОБРАЗНОСТИ...

3.2. ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННОЙ АСПЕКТ АНАЛИЗА ОКСЮМОРОННОЙ

ОБРАЗНОСТИ

3.3.СИТУАЦИОННО-КОММУНИКАТИВНЫЙ АСПЕКТ АНАЛИЗА ОКСЮМОРОННОЙ

ОБРАЗНОСТИ

3.4. ОКСЮМОРОННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

ГЛАВА IV ОКСЮМОРОН В КОНТЕКСТЕ СООТНОСИМЫХ ПОНЯТИЙ:

ИРОНИЯ, ПАРАДОКС, АБСУРД, НОНСЕНС

4.1.ПАРАМЕТРЫ СООТНОШЕНИЯ ОКСЮМОРОНА И ИРОНИИ

4.2.ПАРАМЕТРЫ СООТНОШЕНИЯ ОКСЮМОРОНА И ПАРАДОКСА

4.3.ПАРАМЕТРЫ СООТНОШЕНИЯ ОКСЮМОРОНА И АБСУРДА

4.4.ПАРАМЕТРЫ СООТНОШЕНИЯ ОКСЮМОРОНА И НОНСЕНСА

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ТЕКСТЫ..ОШИБКА! ЗАКЛАДКА НЕ ОПРЕДЕЛЕНА.

ЦИТИРОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

ОПРЕДЕЛЕНА.

Список условных сокращений И.А. Анненский И.А. О.Э. Мандельштам О.М.

А.Н. Апухтин А.Апух. А.Н. Майков А.М.

А.А. Ахматова А.А. Л.А. Мей Л.М.

К.Д. Бальмонт К.Бал. Д.С. Мережковский Д.Мер.

Е.А. Баратынский Е.Бар. И.М. Мятлев И.Мят.

К.Н. Батюшков К.Б. С.Я. Надсон С.Над.

Андрей Белый А.Б. Н.А. Некрасов Н.Н.

В.Г. Бенедиктов В.Б. И.С. Никитин И.Ник.

А.А. Блок А.Бл. Б.Л. Пастернак Б.П.

В.Я. Брюсов В.Бр. П.А. Плетнев П.П.

И.А. Бунин И.Бун. А.П. Плещеев А.Пл.

Д.В. Веневитинов Д.Вен. А.И. Полежаев А.Пол.

М.Ю. Лермонтов М.Л.

ОТ АВТОРА

Эта книга, по сути, – моя кандидатская диссертация, защищенная десять лет назад. И есть несколько причин, подтолкнувших меня, доктора филолгических наук, к тому, чтобы опубликовать е в виде монографии.

Причина первая. Уже непосредственно в ходе работы над текстом диссертации стало ясно, что поэтический материал дает возможность создать объмный, почти на 100 позиций, словарь основных оксюморонных образов и мотивов русской поэзии XIX – первой трети XX ст. Однако тогда же стало совершенно понятно и другое. Прежде чем выпускать Словарь…, необходимо показать во всех сложных, многоаспектных связях и взаимодействиях основной предмет словаря – оксюморон.

Становление системы оксюморонных образов и мотивов в русской поэзии обусловлено рядом причин и моментов, прежде всего, кардинальным смысловым сломом в художественно-эстетическом сознании Нового времени, реализующимся в предельно сложных и дивергентных взаимоотношениях классического и неклассического типов мышления. В художественно-эстетической сфере это приводит к активизации метонимии, иронии, парадокса, абсурда, нонсенса, оксюморона, т.е.

явлений, в основе которых лежит активно ощущаемая и осознаваемая аномальность, реализующаяся через сложно организованные бинарные отношения. И если метафора, метонимия, ирония, парадокс, абсурд – уже традиционные для европейской культуры эстетико-поэтические и философские явления, актуализация которых происходит, как правило, в сложные, кризисные эпохи, они неплохо исследованы гуманитаристикой, то оксюморон сравнительно новое явление. Его поэтический статус приобретает автономность по отношению к метафоричности, а затем и самостоятельность только ко второй половине ХХ в. Это все ставит оксюморон в особое положение. Для того, чтобы составить и выпустить Словарь…, необходимо в первую очередь дать теоретическое обоснование оксюморону – пасынку поэтики или же, используя образ И.М. Мятлева, сироте очарованья.

Причина вторая. Несмотря на прошедшее довольно-таки активное и плодотворное развитие для филологии десятилетие, оксюморон по-прежнему упорно рассматривается с позиции лингвистики. Он (оксюморон) как будто бы не существует в пространстве литературоведения. Обзор диссертационных работ, за последние десять лет непосредственно посвященных оксюморону, продемонстрировал стойкое пристрастие российских специалистов по романо-германской стилистике к этому многогранному и эстетически сложному явлению. В Украине оксюморон не пользуется научной популярностью. Хотя необходимо отметить то, что оксюморон украинские исследователи, в отличие от российских, активно ввели в учебники по литературоведению. Однако оксюморон не стал и героем тезисов, статей, монографий по литературоведению, несмотря на то, что в последнее время появилось множество научных работ, касающихся поэтики, истории и теории русской поэзии XIX – первой трети XX ст. Пожалуй, исключением является книга Ю. Мальцева о И.А. Бунине, в которой оксюморонам у одного из мировых писателей XX ст. отводится не последнее место. Таким образом, моя кандидатская диссертация по-прежнему остается актуальным собственно литературоведеческим изысканием, нацеленным на оксюморон как явление поэтики.

Монография является почти точным воспроизведение диссертации, за исключением двух моментов. Во-первых, у меня появилась возможность, не придерживаясь требований, установленных к объемам подобного рода квалификационных работ, привести больше примеров и в некоторых местах развернуть и углубить анализ поэтических текстов. Во-вторых, добавить в четвертой главе последний параграф, написанный еще тогда и посвященный сопоставлению оксюморона и нонсенса, но не вошедший в окончательный вариан диссертационной работы.

Это с одной стороны. С другой, мне не хотелось в монографии очень много переделывать по сравнению с диссертацией. Естественно, что прошедшее десятилентие не могло не изменить меня как исследователя, не могло не заставить посмотреть на многие вещи по-другому. Однако внести существенные коррективы и правки означало бы написать книгу по-иному. Думаю, что подобного рода возможность у меня появится в Предисловии к «Словарю основных оксюморонных образов и мотивов русской поэзии XIX – первой трети ХХ веков».

Автор монографии выражает искреннюю благодарность своим рецензентам, советы, замечания, наблюдения которых позволили разобраться во многих проблемах. Людмила Александровна Орехова и Виктор Андреевич Гусев, знакомые с текстом монографии еще со времен диссертационной рукописи, помогли ценными указаниями, профессиониалным пониманием оформиться этой книге. Валентина Ивановна Силантьева, с дружеским вниманием, филологической чуткостью, помогла вписать оксюморон в культуру переходности. Особая благодарность моим оппонентам на кандидатской диссертации, которые взяли на себя труд серьезно и ответственно прочитать исследование, тем самым поддержав мою веру в себя как филолога: Вере Владимировне Кунцив и, к сожалению, покойному Сергею Борисовичу Бураго. Неизменная, глубокая признательность учителям и коллегам, которые с пониманием и поддержкой относились и к судьбе автора, и к судьбе работы, – Михаилу Моисеевичу Гиршману, Владимиру Викторину Федорову, Анне Юрьевне Мережинской, Ольге Вячеславовне Червинской, Валентине Даниловне Наривской, Ирине Ивановне Московкиной, Леониду Генриховичу Фризману, Александру Андреевичу Галичу. Нельзя не сказать огромное спасибо за доброе, дружеское отношение коллегам кафедры теории литературы и художественной культуры Донецкого национального университета и кафедры русской литературы Института филологии Киевского национального университета им. Т. Шевченко.

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность исследования, посвященного оксюморону как одной из категорий поэтики, обусловлена изначальной связанностью оксюморона, одного из самых семантически и эстетически концентрированных проявлений противоречивости бытия, с важнейшими вопросами филологии. Оксюморон притягателен, прежде всего, тем, что он – «явная и концентрированная форма словесной оппозиции» (М. Бирдсли), которая нарушает, а в большинстве случаев и разрушает сложившиеся ценностно-нормативные, логически детерминированные системы. Реализуясь в художественно-эстетической сфере, он, как никакое иное поэтологическое явление, проясняет своеобразие идей нормы/анормальности/антинормы /аномальности, граничности, а также способы и формы осуществления антитетичности в художественном мышлении.

Научная литература, затрагивающая проблематику оксюморона, в основном, рассматривает его как неизменное языковое явление, характеризующееся общим признаком соединения несоединимого. Однако исследование оксюморона исключительно под лингвостилистическим углом зрения приводит к обеднению и упрощению его толкования. Образно-поэтический аспект анализа оказывается не только недостаточно разработанным, но как бы вторичным по отношению к сугубо языковому своеобразию оксюморона. Даже при попытках рассмотреть оксюморон как явление художественной речи (П. Богатырев, В. Пастухова, Н.

Кожевникова, Л. Краснова, Н. Павлович, Л. Тимофеев) акцент делается не столько на выяснении его поэтической природы и особенностей художественного функционирования, сколько на структурно-семантических характеристиках и формальной соотнесенности с аналогичными ему тропами и фигурами.

Вопрос о своеобразии троповой природы и сущности оксюморона также нельзя считать вполне разработанным. Особенно актуальным остается осмысление оксюморона не только как языковой, но и метаязыковой единицы. Метаязыковой статус единицы определяется тем, что она, по мнению Г. Хазагерова, наряду с языковой функцией (усиление изобразительности) выполняет дейктическую (метаязыковую) функцию, а также изначально является социокультурным феноменом, небезразличным к менталитету носителей культуры, его эволюции, создании и поддержании культурной памяти.

Таким образом, оксюморон на современном этапе развития филологической науки требует более глубокого и многоаспектного анализа. В теории литературы целесообразно рассматривать оксюморон и как троп и как доминирующую характеристику художественного образа. Особенно важно дифференцировать различные уровни функционирования оксюморона, методологические основы их анализа, а также разграничить оксюморон и оксюморонность.

Основным предметом исследования в монографии является оксюморон, рассматриваемый во взаимообусловленности различных модусов своего существования:

троп или словесный поэтический образ;

доминирующая ценностная характеристика формы художественного целого, естественно и закономерно «переходящая» в качество его содержания (внутренний мир художественного произведения);

«проявитель» всеобщей антиномии гармонии – дисгармонии, антитетичности, в основе которого лежит аномальность;

феномен, связанный с природой и спецификой художественно-эстетического мышления и деятельности человека.

Таким образом, исследование оксюморона базируется на взаимосвязи философско-эстетического, культурологического и теоретико-литературного подходов с преимущественным акцентом на последнем и с учетом лингвостилистических определений.

Основным материалом для анализа и интерпретации оксюморона и оксюморонности послужили собрания поэтических сочинений свыше 50 русских авторов XIX – первой трети XX вв., включая черновики, наброски, варианты. Для разработки идеи оксюморонности также привлекались литературно-критические, философские статьи, манифесты, письма, дневники, записные книжки, мемуары русских поэтов, писателей, и литературно-критические, философские работы их современников.

Цель исследования, прежде всего, заключается в выявлении и осмыслении специфической сущности и особенностей оксюморона как категории поэтики на основе двуединого анализа – как тропа и как структурно-содержательной характеристики художественного целого. Естественно, что цель определяет и ведущие задачи исследования:

конкретизация ряда основополагающих троповых характеристик оксюморона:

своеобразие предметно-логических и семантико-структурных отношений в оксюмороне; адекватность осуществления и функционирования оксюморонного смысла на уровне тропа, текста и произведения;

выявление взаимосвязи между оксюмороном – словесным поэтическим образом, восприимчивым к малейшим узуальным изменениям, – и нормативной художественной системой реализации его смысла;

обоснование идеи оксюморонности и е базовых характеристик, принципов и тенденций развития;

определение основных параметров анализа оксюморонной образности как ценностного проявления художественного целого;

установление основных критериев, закономерностей соотношения оксюморона, во всех сложных и неоднозначных модусах его существования, с такими понятиями, как ирония, парадокс, абсурд, нонсенс.

Методология и методика исследования базируются на стыке и взаимосвязи структурно-семиотического и традиционного литературоведческого подходов к тексту с доминантой последнего. Принципы данного анализа ориентированы на целостное исследование художественного произведения. В работе активно применяется историко-типологический, культурологический и лингвостилистический методы.

Исследование оксюморона представляет собой комплексное исследование оксюморона как категории поэтики. В работе развернуто анализируется история осмысления оксюморона в научной литературе;

устанавливается спектр проблем, находящихся в центре внимания ученых, проводится переакценктировка со сложившегося в филологии «лингвоцентристского» представления о природе и структуре оксюморона на художественнопоэтическое;

вносятся дополнения в понимание троповой природы оксюморона, обладающей вполне самостоятельным значением, автономным по отношению к другим тропам;

осмысливается общее и различное в причинах, условиях и своеобразии функционирования оксюморона как тропа и как художественного образа;

ставится проблема исторической изменяемости смыслового объема, границ оксюморона и оксюморонности.

Для того чтобы в полной мере была осмыслена троповая сущность оксюморона, его необходимо анализировать в постоянной внутренней связи с историкокультурным развитием. Эта связь реализуется через родовой фон тропа, понимаемый как проявление первичного, творящего его художественно-эстетического сознания.

Исторически подвижная природа оксюморона способна не только оригинальные образы перевести в клише, но и общеупотребительные выражения трансформировать в живые, индивидуальные оксюмороны, что принципиально невозможно именно без культурологического подхода к оксюморону.

Структурно-семантический анализ оксюморона предполагает прояснение двух взаимосвязанных моментов: роли композиции оксюморона в реализации оксюморонного смысла и зависимости характера отношений между явлением и оксюморонным способом его отображения.

Специфика оксюморонной образности выявляется через взаимодействие в оксюмороне его тропой и образной природ, находящихся в сложных и неоднозначных содержательно-смысловых отношениях, обусловленных различением уровней «текст – произведение».

Исследование оксюморона как образа, осуществляющегося в художественном целом, предопределяется пространственно-временным и ситуационнокоммуникативным параметрами, учитывающими особенности его троповой и образной природы.

Своеобразие реализации оксюморона как поэтической категории, основанной на реакции обманутого ожидания (Р. Якобсон) и семантической дерзости (П. Рикер), в полной мере раскрывается в пограничных ситуациях: через соотнесение и пересечение ее смысловых отношений со смысловыми отношениями понятий, сущностью которых также является алогичность, анормативность, непредсказуемость, противоречивость, аномальность в е философско-эстетическом толковании.

ГЛАВА I

ОСМЫСЛЕНИЕ ОКСЮМОРОНА В ТЕОРИИ ЛИТЕРАТУРЫ

Осмысление специфики оксюморона как самостоятельного явления поэтики необходимо начать прежде всего с систематизации взглядов на его природу, которая до сих пор не имеет чткого определения. В связи с этим предполагается следующий формально-логический прием систематизации материала: подбор и структурирование анализируемой научно-методической литературы происходит таким образом, что вначале рассматриваются трактовки оксюморона основными словарями и энциклопедиями, специальными и содержащими справочный материал по всем отраслям знаний, так как определения, заключенные в них, становятся «максимально популярными и максимально понятными» [1, 3]. Эти определения, как правило, служат тем общим местом, от которого отталкиваются в своих изысканиях авторы и учебно-методических пособий и научно-исследовательской литературы.

Следующий блок анализируемой литературы – распространенные советские и постсоветские учебники и учебно-методические пособия как тот базис, который формирует собственно общефилологические представления о том или ином явлении. Затем анализируются научные работы, в которых оксюморон, с одной стороны, рассматривается наряду с другими явлениями поэтики, а с другой стороны, является предметом специальных научных изысканий.

Данный принцип систематизации дает нам возможность, во-первых, проследить ключевые моменты формирования представления об оксюмороне как поэтической категории, во-вторых, определить основные семантические, стилистические, структурно-логические художественно-поэтические аспекты анализа оксюморона, которые являются актуальными для исследователей, в-третьих, установить круг соотносимых с оксюмороном понятий, принципы и закономерности данных сопоставлений, проясняющих и уточняющих сущность оксюморона.

1.1. Словарно-энциклопедическая литература Уже в «Словаре древней и новой поэзии», составленном Н. Остолоповым в 1821 году, в словарной статье «Метафора» встречаем: «Когда бывает несколько метафор вместе, то надобно стараться, чтобы не было в них таких идей, кои соединены быть не могут, н.п. подобен воспламеняющемуся источнику. Метафора была бы несправедливой, ибо пламя и вода не могут быть совокупны...» [2, т.2, 112]. Как видим, в начале ХIХ ст. оксюморон ещ не выделяется в самостоятельное поэтическое явление, а без конкретного определения, в виде примера рассматривается в статье об одном из самых главных тропов – метафоре. Значит, можно говорить о том, что Н. Остолоповым в основе намечена традиция тропового определения природы оксюморона. К тому же им установлен характер оксюморона, точнее его главная особенность: оксюморон мыслится как неправильное, несправедливое соединение идей в одном целом, то есть как нарушение; как то, что не имеет право на существование в художественном произведении в силу несообразности. Последняя понимается ещ как погрешность, некомпетентность автора, по большей мере, в житейско-обиходных делах, которую необходимо устранять на основе правильной корректировки материала по заданным и объективно существующим образцам или по уже сложившейся норме.

В таких серьезных и знаковых даже для начала ХХI ст. словарях как «Словарь живого великорусского языка» В. Даля (1880-1882) [3], «Большая энциклопедия. Словарь общедоступных сведений по всем отраслям знаний» под редакцией С.Н. Южакова (1896) [4], «Энциклопедический словарь» Ф.А. Брокгауза, И.А. Ефрона (1897) [5], «Энциклопедический словарь русского библиографического института Гранат» (1910-1920) [6] не содержится статьи об оксюмороне.

В «Литературной энциклопедии. Словаре литературоведческих терминов, в двух томах» (1925) оксюморон определяется уже как самостоятельная «стилистическая фигура, состоящая в полярном сочетании противоречивых понятий» [7, т.1, 529-530]. Таким образом, оксюморон понимается как соединение самостоятельных понятий, причм понятий, логически взаимоисключающих друг друга ещ до непосредственного взаимодействия. Поэтому в основе оксюморона лежат не просто противоречивые понятия, а полярно противоречивые, при этом специфика оксюморона как самостоятельного явления определяется тем, что противоречивые понятия, сливаясь в высшем понятии (то есть самом оксюмороне), не утрачивают свой смысл, а более того, в рамках этого нового понятия продолжают утверждаться в своем смысле.

По мысли М. Петровского (автора словарной статьи), оксюморон является особой разновидностью контраста – «слитым контрастом». Именно на этой семантической основе идт соотношение и разграничение оксюморона с такими близко родственными ему явлениями как катахреза и антитеза: в оксюморонах, во-первых, нет подчеркнутости противоречия между понятиями (катахреза), и они сливаются воедино, не оставаясь раздельными (антитеза). Во-вторых, в оксюмороне идт взаимодействие понятий в прямом их значении (в катахрезе – в переносном с утраченным этимологическим смыслом). Эти понятия сливаются в едином, высшем по отношению к ним понятии, а не просто объединяются (как в антитезе). Подобная логика рассуждений дат возможность М. Петровскому выделить такую разновидность оксюморонов, как «ходячие оксюмороны обыденной речи»: «живой труп», «красноречивое молчание», «выйти сухим из воды» [7, т.1, 529-530].

Также М. Петровским разграничиваются оксюморон в собственном смысле слова и сложный образ, возникающий, во-первых, «в результате психологического феномена окрашенного слуха (audition coloree)», во-вторых, функционирующий как «явление стилистического порядка» (типа: «зелный шум», «малиновый звон») [7, т.1, 529-530]. Правда, неизвестно, на каком основании эти явления вообще были отнесены к оксюморонам, т.к. в них не явно наблюдается контрастности и рождения, через взаимодействие, слияния противоречивых понятий нового понятия.

К тому же, в особую не-оксюморонную группу М. Петровским выделяются выражения типа «белый арап», «белая ворона», то есть такие, которые «относятся просто к определнному явлению природы и отмечают лишь фактический недостаток одного из признаков предмета» [7, т.1, 530].

Средой наиболее частого функционирования оксюморонов, по мысли автора, является лирическая поэзия. Одно из применений оксюморона – создание комического эффекта в художественных произведениях.

Как видим, в данной статье намечены основные тенденции определения сути оксюморона, но при этом ещ нет ни чтких критериев классификации оксюморона, ни установившегося представления о структуре оксюморона; ни параметров разграничения оксюморона как явления поэтической и эмпирической действительности, где оксюморон используется как метафорические наименования каких-либо физиологических отклонений, аномальностей в природе. Тем не менее, можно уже говорить о точном соотнесении оксюморона со стилистическими фигурами и его границах как самостоятельного поэтического явления.

В «Литературной энциклопедии» (1934) встречаем следующее определение оксюморона именно как литературоведческого явления, обладающего собственной историей и укорененного в традиционных поэтиках: «Оксюморон – термин античной стилистики, обозначающий нарочитое сочетание противоречивых понятий. для фигуры оксюморон характерна подчркнутая противоречивость сливаемых в одно значений...» [8, т.8, 270]. Таким образом, датся уже расширенное определение природы оксюморона именно как стилистической фигуры, основанной на «нарочитом», т.е. специальном сочетании противоречий, создающих одно понятие. Как и в предыдущем случае, это является основой разграничения оксюморона и катахрезы (явления, в котором нет «противопоставления соединяемых противоречивых слов»); оксюморона и антитезы (нет «слияния воедино противопоставленных понятий») [8, т.8, 271]. Оксюморон является результатом слияния контрастных значений.

В этой энциклопедии уже находим попытки раскрыть принципы и основу осуществления оксюморона как собственно стилистической фигуры. Такой внутренней основой является традиционность языка, заключающаяся в способности «обозначать только общее». Поэтому оксюморон «осознатся как вскрытие противоречия между названием предмета и его сущностью, между традиционной оценкой предмета и его подлинной значимостью, как вскрытие наличных в явлении противоречий, как передача динамики мышления и бытия» [8, т.8, 270].

Следовательно, в энциклопедии уже заявлена и в общих чертах обоснована довольно-таки серьезная попытка гносеологического толкования сущности оксюморона: специфика его значения заключается в проявлении противоречиво выраженного несоответствия между формальной, или сложившейся нормативной системой, и внутренней семантикой явления. Правда, ещ не допускается мысль о том, что противоречие может проявляться не только между названием предмета и его сущностью, а быть основой самой единой противоречивой сущности. Вследствие этого оксюморон ещ мыслится только как разрыв или несоразмерность между статически выявленной и закреплнной сущностью явления и живыми динамичными процессами е развития. Однако уже намечена такая характерная черта оксюморона как процессуальность. Вс это дат возможность автору словарной статьи поддержать мнение немецкого исследователя Р. Мейера о том, что оксюмороны близки к парадоксу.

Определение оксюморона как стилистической фигуры позволяет автору статьи (R.S.) рассмотреть его в философско-эстетических, логических и лингвистических категориях. Для него оксюморон является общим понятием для своего частного лингвистического случая – фигуры «contradicto in adjecto» – соединения существительного с контрастным по смыслу прилагательным: «убогая роскошь»

(Н. Некрасов)» [8, т.8, 270]. Но они существенно различаются: оксюморон внутренне целостен, а в «contradicto in adjecto» нет подчркнутости противоречивости понятий, нет их слияния, а лишь сочетание контрастных смыслов слов. Разграничение этих случаев и определение значимости должно идти лишь путм конкретного анализа конкретных выражений. Это утверждение дат основание говорить о значимой для автора словарной статьи роли контекста как непосредственного фактора, определяющего оксюморон в собственно стилистическую фигуру.

Однако оксюморон берется как такое явление, наличие которого в тексте «разумеется, не характеризует ни стиля, ни творческого метода писателя» [8, т.8, 270].

Таким образом, оксюморон рассматривается и как литературоведческое явление, соотносясь с катахрезой и антитезой, и как философско-эстетическая категория, близкая, но не тождественная парадоксу, и как явление, пограничное с лингвистикой. Определяется его природа, специфика значения и контекст функционирования. Но при этом нет чткого указания на структуру оксюморона, методы его выделения в тексте и методики анализа как стилистической фигуры.

«Большая советская энциклопедия» (1939) определяет оксюморон как «литературно-стилистический прим, заключающийся в нарочитом сближении и сочетании слов противоположного и противоречивого значения» [9, т.43, 31].

Вследствие этого можно сделать вывод: сущность оксюморона как самостоятельного явления сужается, во-первых, его переводом из разновидности тропов или фигур в прим; во-вторых, устранением семантически емкой категории «понятие» и введением лингвистической операционной единицы «слово». Качественно новым моментом является также признание того, что основой связи компонентов оксюморона может в равной мере служить и противоречие и противоположность. При этом нет указаний на то: создатся ли в итоге сочетаниясближения слов новое понятие или нет; почему берутся слова и с противоречивым и противоположным значением; что это дат для понимания сущности оксюморона. Структуру и семантику оксюморона определяют как такую, которая «особенно часто выражается в эпитетах, контрастных или противоречивых определяемому слову» [9, т.43, 31]. Как видим, оксюморон размывается между понятиями эпитета и контрастного выражения. А его функция заключается только в том, что он «нередко придат речи парадоксальный характер» [9, т.43, 31].

«Энциклопедическим словарм» в 3-х томах (1954) [10] и «Энциклопедическим словарем» в 2-х томах (1964) [11] под редакцией Введенского, вновь оксюморон определяется только как «стилистический прим, сочетание контрастных по смыслу слов, принимающих новое смысловое содержание» [10, т.10, 542]. Здесь исчезают понятия противоречие – противоположность, нет указаний, даже опосредованных, на соотнеснность оксюморона с какими-либо близко родственными ему явлениями; не прояснены стилистические функции и сферы употребления. Таким образом, определение оксюморона сужается и упрощается, сводясь к самому общему определению сущности этого явления.

«Большая советская энциклопедия» (1954) также относит оксюморон к стилистическим примам, основанным на сочетании и противоположных по смыслу слов, и контрастных понятий, «образующих новое, своеобразное понятие или представление» [12, т.30, 617]. Определение оксюморона датся и с лингвостилистической и с литературоведческой точек зрения. Здесь впервые указано на то, что в оксюмороне образуется не просто новое, но одновременно своеобразное и понятие и представление. Следовательно, оксюморон рассматривается не только как обобщнная, статическая, фиксировано закрепленная мысль, но и как отображение самого процесса формирования, переживания, постижения каких-либо состояний.

«Малая советская энциклопедия» (1959) вообще не определяет природу оксюморона: это «сочетание контрастных слов, принимающих новое смысловое содержание» [13, т.6, 877]. Сущность оксюморона сводится, фактически, к лингвистической проблематике. Родовая отнесенность оксюморона остается не проясненной. Более того, приводит к невозможности определить суть нового смыслового содержания: оксюморон по-разному реализуется как разновидность стилистической фигуры, прима или тропа. Поэтому приведенное определение оксюморона носит, по нашему мнению, предельно обобщенный, излишне абстрактный характер.

Интересная трактовка оксюморона приводится в «Словаре лингвистических терминов» Ж. Марузо (1960). Оксюморон – «название, данное античному риторическому стилистическому приему, состоящему в соединении противоположных по значению слов в некое словосочетание, приятный или тонкий характер которого вытекает именно из его непоследовательности...» [14, 186] Исследователь обращает внимание на зависимость связи компонентов оксюморона с его эмоциональной, смысловой значимостью, эстетическим эффектом. Это важный момент в определении сути оксюморона не только как некоего сугубо языкового явления, но и как поэтического: оксюморон рассматривается с точки зрения реализации своего смысла и его воздействия на воспринимающее сознание, т.е. рецепции, во многом зависящей от идейных, аксиологических, эстетических установок той или иной культурной эпохи, создающей и воспринимающей оксюморон. Тем самым Ж. Марузо намечена тенденция к одновременному анализу оксюморона и как формально-логического стилистического приема, основанного на логическом сбое, и как определенного самостоятельного поэтического явления, «работающего» на семантическом широком понятии – понятии «непоследовательности». Нам кажется, это расширяет смысловые и эстетические возможности самого оксюморона и спектр соотносимых с ним понятий. Хотя у Ж. Марузо данный момент остается без должного внимания.

В «Поэтическом словаре» А. Квятковского (1966) находим следующее:

оксюморон – «стилистическая фигура, сочетание контрастных по значению слов, создающих новое понятие или представление, на оксюморонах построены названия некоторых литературных произведений» [15, 181]. От неспециальной энциклопедической литературы эта словарная статья отличается двумя моментами: дает широкое определение оксюморона как разновидности фигуры и уточняет только одну из его функций. Оксюморон оказывается поэтически изолированным и обедненным явлением из-за отсутствия соотнесенности с другими близко родственными, пограничными ему понятиями. В определение его значения как специфического явления поэтики не привносится ничего нового, оно остается в рамках развития общей энциклопедической литературы по всем отраслям знаний.

«Украiнський радянський енциклопедичний словник» в 3-х томах (1967) дает следующее определение: оксюморон – «стилiстичний засiб, коли свiдомо поєднуються протилежнi за змiстом поняття, якi спiльно дають нове уявлення»

[16, т.2, 675]». Оксюморон не выходит за рамки стилистического приема. Но здесь, фактически, впервые встречаем четкие указания именно на сознательное объединение в нем противоположных понятий, на философско-психологический фактор его природы.

«Краткая литературная энциклопедия» (1968) пытается дать двуединую характеристику оксюморона: и как общего явления риторики и стилистики, и как лингвистического понятия. Основой такой характеристики служит языковая природа оксюморона как стилистического приема. В понимании оксюморона выделяются уже общие моменты: это стилистический прием, в его основе лежит преднамеренное сочетание слов с прямо-противоположным значением; он образует единое смысловое целое, семантика его «несообразна», нелогична; оксюморон является разновидностью парадокса. В этом видно несомненное влияние «Литературной энциклопедии» (1939). К этому же влиянию можно отнести и несколько затушеванную попытку установить соотношение между интенсивностью употребления оксюморона и спецификой литературного стиля и направления.

Следующий традиционный момент: структуру оксюморона составляют две или, в очень редких случаях, несколько контрастных лексем, которые находятся, как правило, в антонимичных отношениях. Поэтому специфика значения и взаимосвязи компонентов оксюморона определяется с сугубо лингвистических позиций как семантическое соотношение главного и зависимого, определяемого и определяющего. Взаимодействуют в оксюмороне прилагательное и существительное, реже наречие и глагол, наречие и прилагательное. Таким образом, минимальная структура оксюморона – словосочетание.

В характеристиках оксюморона, приводимых КЛЭ, видно влияние и «Литературной энциклопедии» (1925), которое проявляется в следующих моментах.

Во-первых, оксюмороны различаются как «ходячие выражения бытовой речи» и как оригинальные индивидуально-авторские образования. Во-вторых, оксюмороны – подчеркнутое, специальное нагнетание напряженности в тексте – вызывают пародирование. Здесь же приводится классический пример восприятия и пародирования оксюморонов и катахрез В.С. Соловьевым в лирике ранних символистов. Традиционно и соотношение оксюморонов с парадоксом, антитезой и антонимом, хотя границы и параметры данных соотношений не определяются, а даются как примечания.

Новыми же, существенными моментами в понимании оксюморонов в КЛЭ являются, во-первых, указание на недостаточность определения языковой природы оксюморона как обычной «игры слов» [17, т.5, 410]. Во-вторых, четкое выделение экспрессивного (изобразительно-выразительного) эффекта оксюморона.

В-третьих, намеченная взаимосвязь оксюморона с текстом по трем параметрам:

нагнетание оксюморонов в художественной речи, которое используется как средство смыслового усиления; придание оксюморонами образного достоинства тексту; усиление эмоциональной напряженности. В-четвертых, оксюморон может восприниматься в тексте и как нечто искусственно привнесенное, вследствие этого он теряет свою естественность и вызывает чувство протеста.

Данные моменты, довольно-таки четко заявленные в КЛЭ, являются важными, т.к. открывают новые перспективы рассмотрения оксюморона как явления именно художественного текста. Правда, они все лишь пунктирно намечены и оставлены без разъяснений и комментариев.

В «Словаре лингвистических терминов» О.С. Ахмановой (1969) находим такое определение оксюморона. Это «стилистическая фигура, составленная в соединении двух антонимических понятий (двух слов, противоречащих по смыслу)»

[18, 286]. Здесь, естественно, акцентируются чисто языковые категории определения оксюморона, взаимодействующие на основе причинно-следственной логики.

В «Большой советской энциклопедии» (1974) [19] и «Украинском советском энциклопедическом словаре» в 3-х тт. (1988) [20] наряду с уже общепринятыми моментами – определением оксюморона как стилистического приема, «сочетания слов с противоположным значением» [19, т.18, 357], соотношением на основе противоположностей с катахрезой – выделяются интересные новые моменты. Так, результатом взаимодействия компонентов оксюморона является образование не просто нового понятия или смысла, а «нового смыслового целого»

[19, т.18, 357], т.е. в оксюмороне подчеркивается внутренняя смысловая целостность как необходимое условие его жизненности.

Вторым моментом является прояснение смысла оксюморона как философско-эстетического явления, глубоко связанного с семантикой текста: оксюморон «обогащает смысл и усиливает эмоциональность художественной речи, позволяя раскрывать единство противоположностей, целостную противоречивость явлений жизни. Оксюморон может быть разновидностью парадокса» [19, т.18, 357].

Таким образом, в словарно-энциклопедической литературе уже намечена устойчивая традиция анализа оксюморона как общего лингвостилистического явления и как семантически значимой категории поэтического текста.

В «Словаре литературоведческих терминов» (1974) под редакцией Л.И. Тимофеева и С.В. Тураева читаем: «оксюморон – один из художественных тропов, сочетание противоположных по смыслу определений, понятий, в результате которого возникает новое смысловое качество. Оксюмороны встречаются, как правило, в поэтических произведениях, всегда содержат элемент неожиданности» [21, 252]. Здесь дано уже чисто литературоведческое определение оксюморона, в котором выделяются следующие существенные моменты. Во-первых, это именно художественный троп, т.е. силен момент образности и эстетичности.

Акцент делается на большей художественной выразительности и изобразительности, за счет чего идет обогащение значения художественного произведения.

Во-вторых, в оксюмороне взаимодействуют противоположные понятия и определения, т.е. основой развития связей компонентов оксюморона является кажущаяся формальная невозможность; нарушение логической сочетаемости совершенно не сходных, не взаимосвязанных, а лишь противопоставленных понятий. Причем берутся уже не отдельные слова, а целые группы логически оформленных общих идей, которые в оксюмороне продолжают утверждать собственную семантику.

Это взаимодействие ведет к возникновению не нового целостного понятия или значения, как это следовало ожидать, а всего лишь дополнительного смыслового ракурса, что является обеднением смысловой сущности и функций оксюморона.

В-третьих, сферой функционирования оксюморона признается в большей мере поэтический текст.

В-четвертых, семантика оксюморона несет в себе эффект неожиданности, т.е. идет отсылка к эмоциональной сфере и делается попытка установить психоэмоциональный характер реализации смысла оксюморона. Но при этом смысл самого оксюморона в «Словаре...» выявлен не четко, он размывается между собственно оксюмороном и катахрезой, о которой говорят, что «чаще всего подобные тропы называют оксюмороном» [21, 252]. Вывод делается по одному внешнему признаку: в основе обоих тропов лежит «необычное употребление эпитетов» [21, 252]. Вследствие этого нет четкого понимания – что же такое оксюморон, и такие примеры как «сладкая горечь обид» (Лерм.), «женатый холостяк» вместе с классическими «красными чернилами» относятся к катахрезе. Более того, структура оксюморона определяется взаимодействием эпитета, противоречащего по своему прямому значению определяемому им понятию или предмету [21, 252].

Таким образом, в «Словаре…» Л.Н. Тимофеева и С.В. Тураева утрачивается понимание специфики семантической структуры оксюморона, его эмоционального характера как нового смыслового образования. К тому же, не берется во внимание различное качество «необычного» употребления понятий в катахрезе и оксюмороне: в случае катахрезы оно реализуется на постепенном историческом затемнении этимологического значения, в результате которого взаимодействуют принципиально разнокачественные компоненты (в прямом и переносном, уже традиционно сложившемся вторичном значении). А в оксюмороне сочетаются понятия на синхронном уровне своих значений. Как видим, этот момент вообще не учитывается в «Словаре…». Тем самым рассмотрение семантики оксюморона именно как тропа идет на основе реализации формальных логических причинно-следственных отношений.

В «Словаре-справочнике лингвистических терминов» Д.Э. Розенталя и М.А. Теленковой (1985) определение оксюморона, как и в «Словаре...»

О.С. Ахмановой, дается на двух основах – языковой и логической. Оксюморон – «стилистическая фигура, состоящая в соединении двух понятий, противоречащих друг другу, логически исключающих одно другое» [22, 175]. Как и у О.С. Ахмановой, для его выделения нужен минимальный контекст – непосредственно само бинарное оксюморонное словосочетание.

«Советский энциклопедический словарь» (1985) приводит такое общее определение оксюморона: «стилистическая фигура, сочетание противоположных по значению слов» [23, 920].

«Словарь русского языка» в 4-х т. (1986) [24] повторяет предыдущее определение лишь с той разницей, что оксюморон здесь является разновидностью стилистического приема.

«Литературным энциклопедическим словарем» (1987) природа оксюморона определяется как антитеза. Параметры самостоятельного выделения оксюморона: сжатость, парадоксальное звучание обычной антитезы и ее структура в виде «антонимичных существительного с прилагательным или глагола с наречием» [25, 258]. Значение оксюморона выясняется на литературоведческой основе, которая нейтрализуется лингвистическим ограничением его компонентов. Фактически, сущность оксюморона рассматривается в двух направлениях, как это уже было сделано в «Литературной энциклопедии» (1934) и КЛЭ, во-первых, в литературоведческом, когда идет ссылка на антитезу, парадоксальность, эмоциональную семантическую плотность; во-вторых, в лингвистическом, когда наблюдается отсылка к антонимичности слов, к структуре в виде простого минимального словосочетания. Но при этом естественной взаимосвязи этих уровней рассмотрения здесь не получается в силу целого ряда причин. Так, нет четких и достаточно убедительных критериев самостоятельного, отдельного употребления вообще термина «оксюморон», т.к. парадоксальность оксюморона определяется не через его сущность, как это было в предыдущей словарно-энциклопедической литературе, а через формальную организацию антитезы как стилистической фигуры.

Тем самым оксюморон полностью сводится к семантически подчиненному явлению. Единственным, и то неубедительным, критерием его прав как некой эмоциональной антитезы является указание на его лингвистическое структурирование на основе уже классически установленной частеречной сочетаемости. В этой словарной статье даже не встречаем указаний на функции и сферу распространения оксюморона. Это можно только опосредованно самостоятельно вывести из примеров: поэзия, пословицы. Таким образом, ЛЭС не только ничего существенно нового не вносит в понимание проблемы оксюморона, а вообще лишает его самостоятельности без каких-либо на то причин или же обоснований.

В «Лингвистическом энциклопедическом словаре» (1990) [26] оксюморон не выделяется в отдельную категорию. О нем упоминается всего лишь как о незначительном частном тропе.

В «Литературной энциклопедии терминов и понятий» под редакцией А.Н. Николюкина (2003) оксюморон трактуется как «стилистическая фигура, состоящая в сочетании не сочетаемого по смыслу; противоречивое единство» [27, 690]. С.И. Кормилов – автор словарной статьи – указывает на то, что оксюморон является разновидностью парадокса, тем самым, продолжая уже стойкую традицию отнесения/соотнесения оксюморона именно с парадоксом. Кроме того, С.И. Кормилов особо отмечает, что «оксюморон считают также разновидностью антитезы, однако антитеза есть противопоставление понятий и явлений, их принципиальное разграничение, т.е. ее функция фактически противоположна функции оксюморона» [27, 690]. Тем самым оксюморон вводится одновременно в двойную систему оценивания: с одной стороны, указывается еще на одну из устойчивых филологических традиций отнесения оксюморона к антитезе, однако с другой – проясняется внутренняя сущностная разница между ними. Внутренняя сущность оксюморона понимается как некое единство противоположности, т.к. в оксюморон – это то, что не противопоставляет, а объединяет противопоставленные понятия и явления. К тому же оксюморон в «Литературной энциклопедии» рассматривается в близости к синэстезии – объединении впечатлений, которая в России стала активно практиковаться еще В.А. Жуковским и получила активное развитие в литературе ХХ ст.

С.И. Кормилов кроме уже традиционной сферы бытования оксюморона, именно как стилистической фигуры, – поэзии, шире художественной литературы, выделяет и сферу жанрологии. Так, он отмечает, что жанры, разнообразные жанровые образования тоже могут быть оксюморонными по своей сущности. В качестве примера С.И. Кормилов приводит «жанровое обозначение «стихотворение в прозе». Для Нового времени оксюмороном является «роман в стихах», а также «повесть в стихах», возникшая в России в 18 в. и ставшая важнейшим жанром для романтиков [27, 691]. При этом С.И. Кормилов не прямо, вскользь, но все же делает указание на Новое время как особое для оксюморона время развития и дивергентного осуществления.

Кроме того, С.И. Кормилов предлагает разграничивать оксюморон как стилистическую небрежность, которая может возникнуть в тексте непреднамеренно, и как проявление закономерностей и особенностей мира художественного произведения. В последнем случае крайне важен не столько общий контекст, сколько понимание роли, места, функции оксюморона во всем художественном целом. Таким образом, здесь имплицитно залается тенденция толкования оксюморона как образа, во многом одновременно создающего и проясняющего сущность художественного произведения.

В «Літературознавчому словнику-довіднику» под редакцией Р.Т. Громяка, Ю.И. Ковалева, В.И. Теремка (2006) оксюморон трактуется как «різновид тропа, що полягає у сполученні різко контрастних, протилежних за значенням слів, внаслідок чого утворюється нова смислова якість, несподіваний експресивний ефект» [28, 505]. Здесь продолжается традиция определения сущности оксюморона как качественно нового смыслового образования, появившегося в результате соединения контрастных составляющих. При этом авторы «Литературного словаря…» отдельно указывают на еще одно качественно важное составляющее подобного рода соединения – неожиданный экспрессивный эффект, что изначально делает оксюморон повышено эмоционально окрашенным видом тропа.

Авторы «Литературного словаря…» указывают и на структуру оксюморона, определяя е через синтаксические отношения: «принцип семантичної несумісності між іменником та прикметником широко використовується у художній літературі, водночас він спостерігається між однорідними присудками, між означеннями одного й того ж слова» [28, 505]. Однако структура и функции оксюморона определяются им и с литературоведческой позиции:

«У деяких поетів оксиморонне формулювання розвивається у ліричний сюжет, перетворюється на стилетворчий чинник» [28, 505].

В качестве соотноисмых с оксюмороном явлений в «Литературном словаре…» называется катахреза без каких-либо пояснений и комментариев.

Интересным в «Литературном словаре…» моментом является обозначение сфер употребления оксюморона: кроме традиционной – художественная литература – называются еще разговорно-бытовая, публицистическая и научная. Однако примеры оксюморонов, характеризующие научную речь, не приводятся.

«Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / [гл. науч. Ред..

Н.Д. Тамарченко]» (2008) содержит статью «Оксюморон», однако в ней содержится лишь отсылка к статье «Алогизм», которая написана В.Ш. Кривонос. В этой статье, в частности, указывается, что алогизм – это стилистический прием, который в художественном произведении реализуется как нарушение или разрушение логических связей, как стилистических, так и сюжетно-композиционных. Он может реализоваться и как речевая аномалия. Алогизм «служит созданию комического эффекта… Будучи по структуре близким оксюморону, алогизм отличается специфической непредсказуемостью и спонтанностью: если в оксюмороне несовместимые понятия сознательно совмещаются автором, то в алогических сдвигах речи акцентируется определенная логика мышления, которую спрогнозировать заранее невозможно» [29, 18]. Таким образом, в «Поэтике…» по большому счету так и не прояснена логика отождествления алогизма и оксюморона, а так же их разграничения по принципу специфической непредсказуемости. Оксюморон, в равной мере как и алогизм в широком его трактовании, трудно спрогнозировать, т.к. оксюморон нельзя сводить только к выражениям горький мед, звонкая тишина. В связи с эти можно сделать вывод, что в «Поэтике…», с одной стороны, происходит отход от сложившейся в литературоведении традиции понимания оксюморона, однако, с другой стороны, не предлагается и собственного видения природы, структуры, функций оксюморона, который нивелируется общим представлением об алогизме.

«Сучасний словник літератури і журналістики» (2009) дает следующее определение оксюморону: «оксиморон (від гр. oxymoron, oxys – дотепний, moros – безглуздий) – вид тропу, в якому поєднуються протилежні за значенням поняття, внаслідок чого виникає якісно нове визначення предмета (живий труп, розумний дурень, гарячий сніг)» [30, 83]. Автор литературоведческой части «Словаря…» М.Ф. Гетманец настаивает на троповой природе оксюморона и том, что он – как результат взаимодействия понятий – способен давать качественно новое определение предмету, явлению, т.е. открывать тот смысл, который оказывается недоступным традиционному взгляду.

Немало место отводтся оксюморону в разнообразных электронных словарях и энциклопедиях.

Так, «Словарь иностранных слов» (2009) приводит следующее, уже традиционное для филологии, определение оксюморона: «Оксюморон – это стилистический оборот, в котором сочетаются семантически контрастные слова, создающие неожиданное смысловое единство, напр.: «живой труп», «нищий богач».

Оксюморонный, оксиморонный – являющийся оксюмороном (оксимороном)»

[31, 8931]. Авторы статьи делают упор на стилистической природе оксюморона, словах, как той основе, которая и порождает окюморонный смысл. При этом оксюморон определяется именно как смысловое единство, близкое или же соотносящиеся с алогизмом и катахрезой. В этом плане «Словарь…» тоже не выходит за рамки установившейся традиции сопоставления оксюморона с близко родственными ему литературоведческими понятиями.

В «Википедии» – свободной энциклопедии, ставшей особенно популярной в Интернете, в «Викисловаре» есть статья, посвященная оксюморону. Правда, авторы данной статьи отмечают следующее: «Это незавершнная статья о литературе. Вы можете помочь проекту, исправив и дополнив е» [32]. Несмотря на свой принципиально открытый (если учесть специфику интернатного текста) характер, статья об оксюмороне содержит наукообразное и довольно -таки полное определение этого явления : «Оксюморон (окси морон; др.-греч., буквально – «острая глупость») – стилистическая фигура или стилистическая ошибка – сочетание слов с противоположным значением (то есть сочетание несочетаемого). Таким образом, слово «оксюморон» само по себе является оксюмороном. Любой оксюморон является противоречием. Для оксюморона характерно намеренное использование противоречия для создания стилистического эффекта.

С психологической точки зрения, оксюморон представляет собой способ разрешения необъяснимой ситуации» [32]. Таким образом, оксюморон трактуется в контексте уже прочно сложившейся в филологии традиции – стилистическая фигура, в основе е лежит взаимодействие слов с противоположным значением. Ведущая функция оксюморона – создание стилистического эффекта. Это с одной стороны. С другой стороны, в «Википедии» есть указание на внутреннюю связь оксюморона с психологией и его особенной способностью разрешать необъяснимые ситуации, т.е. идет опосредованная отсылка к механизмам и способам осуществления психологизма в художественном произведении. В этом плане «Википедия» наследует традиции литературоведческих словарей.

При этом авторы статьи в «Википедии» не отмечают, что же создается в результате подобного рода взаимодействия слов с противоположным значением, происходит ли преодоление внутреннего напряжения в результате сочетания, является ли оксюморон единым смысловым образованием или же в нем продолжает ощущаеться внутренне противоречие. Однако примечательно то, что в «Викисловаре» есть указание на изначальный оксюморонный характер самого оксюморона.

Авторы статьи в «Википедии» традиционны и в определении сферы функционирования оксюморона: «Оксюморон часто встречается в поэзии. Оксюморон нередко используется в названиях и тексте прозаических литературных произведений и фильмов. Используется для описания объектов, совмещающих противоположные качества: «мужественная женщина», «женственный мальчик»

[32]. В качестве примеров приводится не только цитаты из русской классики, но и цитаты из научно-публицистических произведений французских постмодернистов. Не менее традиционен в «Википедии» и круг соотносимых с оксюмороном понятий: антитеза, катахреза, парадоксизм.

Подводя краткий итог рассмотрения основных словарей и энциклопедий по вопросу определения оксюморона, необходимо отметить следующее. Итак, в них намечены три основные тенденции определения сущности природы и характера оксюморона:

самые обобщенные и типизированные представления об оксюмороне, которые, к сожалению, отличают не столько энциклопедическую литературу «по всем отраслям знаний», сколько специализированную;

доминирующее «лингвоцентристское» толкование оксюморона даже в сугубо литературоведческих энциклопедиях и справочниках;

пунктирно намеченное литературоведческое определение оксюморона.

При всей разности эти тенденции объединяют следующие моменты трактовки оксюморона:

1. Главное внимание акцентируется на формально-логическом понимании оксюморона. Причем принцип нарушения логической сочетаемости рассматривается под следующим углом зрения: как устойчивое, понятийное несоответствие проявляется в своем преимущественно языковом выражении. При этом говорится не столько о специфике и особенностях, устойчивых характеристиках и свойствах оксюморона как новообразованного самоценного явления, сколько о средствах, способах функционирования взаимодействующих в нем явлений. Сам способ трансформации понимается тоже чисто формально: как способ связи:

«сочетание», «слияние», «нарочитое сближение и сочетание», «соединение». Нет и традиции их объяснения, дифференцирования.

2. В словарно-энциклопедических определениях оксюморона делается попытка установления прямого или опосредованного (данного в самом определении или примечаниях) соотношения его с близко родственными явлениями. Оно идет либо через тип и характер взаимодействия, либо через семантическую природу компонентов оксюморона.

3. Намечается в самых общих чертах тенденция определения природы оксюморона как категории поэтики. Правда, здесь тоже нет традиции мотивировки отнесения оксюморона либо к тропам, либо к стилистическим фигурам, либо к стилистическим приемам, либо к стилистическим ошибкам.

4. Практически, во всей анализируемой литературе есть указание на образование качественно нового семантического содержания в оксюмороне как итоге взаимодействия компонентов. Но при этом нет мотивировки, даже в специальных справочниках, в силу чего образовывается это новое содержание; каковы причины сохранения семантики компонентов оксюморона и становления при этом нового содержания; в чм специфика эмоциональной семантики, эстетического содержания и функционирования оксюморона как нового смыслового содержания в текстах различной сложности организации.

5. Обозначаются тоже в самом обобщенном виде интересные попытки классификации оксюморонов и сфер его бытования.

Анализ учебно-методической литературы в силу специфической двойственной природы оксюморона предполагает рассмотрение литературы литературоведческой (в широком смысле) и лингвистической проблематики.

Принцип структурирования тот же: формально-логическая хронология.

Лингвистическую и литературоведческую учебно-методическую литературу объединяет тенденция к лингвостилистическому трактованию оксюморона как одного из традиционных еще со времен античной поэтики приемов.

При этом пособия по современному русскому языку рассматривают оксюморон в разделе, посвященном антонимам, устанавливая близость между оксюмороном, антитезой и фразеологическим оборотом лишь на основе их общей языковой природы. Так, в «Лексике русского языка» А.В. Калинина (1966) [33] нет непосредственного выделения оксюморона. В статье «Антонимы» мы находим упоминание об особой выразительности пары слов, построенной на сохранении одного антонима в разных значениях слова. В качестве примера приведено словосочетание из поэзии Л. Мартынова «богатый нищий». Примечательно, что здесь же датся попытка декодирования семантики этого выражения. Его смысл объясняется, исходя из текста всего стихотворения, в котором говорится о богатом материально, но нищем духовно человеке. В связи с этим возникает, по крайней мере, два вопроса: почему не введн в учебном пособии термин «оксюморон» и для чего понадобилось комментирование, а точнее разложение единого противоречивого смысла, приводящее к уничтожению всей семантики выражения; вообще, правомерен ли такой подход при анализе оксюморона.

Н.М. Шанский в «Лексикологии современного русского языка» (1972) [34] расширяет смысловое пространство оксюморона, определяя его как художественный прим, построенный на сочетании друг с другом слов, выражающих логически противоположное понятие. Этот прим основан на антомическом свойстве слов и выражается через их внешнюю несоединимость, кажущуюся несогласованность. В силу этого оксюморон соотносится с другим художественным приемом, основанным на антонимах, – антитезой. Их функцией является наглядное и выразительное демонстрирование диалектической сущности явления, а также стремление проявить всю сложность и противоречивость описываемого факта. Как видим, по мысли Н.М. Шанского, оксюморон – явление пограничное в силу своего сложного и неоднозначного характера, сопрягающего и лингвистические, и стилистические черты. С его точки зрения, при анализе оксюморона обязательно должна учитываться эта дуальность.

Г.П. Ижакевич и В.Н. Кононенко в «Русском языке» (1982) [35] приводят новые, существенные для понимания оксюморона в лингвистической литературе, моменты. Авторы определяют оксюморон как самостоятельную стилистическую фигуру, основывающуюся на объединении двух противоположных признаков, а не слов, как это определяли ранее. В остальном (в выделении у оксюморонов чисто стилистической функции и в соотношении их с антитезой) они традиционны.

Ф.К. Гужва в учебнике «Фонетика. Лексика. Словообразование русского языка» (1983) [36] в уже сложившуюся лингвистическую традицию понимания оксюморона вносит один существенный момент. Она в чисто формальном признаке – антонимии, лежащей в основе стилистических примов, усматривает близость не только между оксюмороном и антитезой, но ещ и иронией, хотя прямого, непосредственного соотношения этих примов нет. Поэтому нельзя с уверенностью говорить о взаимосвязи, иронии и оксюморона. Тем не менее, это намечает новый ракурс рассмотрения проблемы оксюморона.

В.И. Кононенко, М.А. Брицын, Д.И. Ганич в учебнике «Русский язык»

(1986) [37] делают акцент на логическом несоответствии понятий, составляющих оксюморон.

Работы по стилистике расширяют сложное пространство оксюморона за счет рассмотрения его не только с точки зрения языка, но и с точки зрения художественной речи. Тем не менее в учебнике так и остается не проясненным вопрос о разности реализации и функционирования оксюморона как явления языка и речи, что вполне естественно для учебника по языку. Это в свою очередь ведет к тому, что тенденция доминирующего «лингвоцентричного» понимания оксюморона играет ведущую роль. Однако сущность троповой или фигуральной природы оксюморона, его эстетической специфики остается, фактически, полностью за пределами исследовательских интересов.

И.Р. Гальперин в «Очерках по стилистике английского языка» (1958) рассматривает оксюморон как один из стилистических примов. Причм акцент делается на общеязыковой природе оксюморона. Идт выяснение специфики его смысла как такого сочетания атрибутивного характера, в котором значение определения по смыслу противоречит или логически исключает значение определяемого [38, 143]. При этом важны следующие моменты анализа оксюморона как общестилистического явления. Во-первых, выяснение характера связи компонентов сочетания в одно понятие. Во-вторых, проблема взаимодействия предметно-логического и эмоционального содержания в оксюмороне. Специфика характера связи компонентов заключается в том, что оксюморон основывается либо на противоречиях, заложенных в самих явлениях или фактах действительности, либо на чисто логическом исключении определении и определяемого. При этом взаимосвязь членов сочетания производит впечатление насильного соединения, «...несмотря на то, что в них [членах сочетания] заметна скорее тенденция к отталкиванию друг от друга, чем к соединению» [38, 145].

Но чтобы оксюморон состоялся как действительный стилистический прим, как оригинальное (речевое) явление, в нм основное предметно-логическое значение определения должно особым образом взаимодействовать с его контекстуальным эмоциональным значением: «предметно-логическое значение определений в большей или меньшей степени подавляется эмоциональным» [38, 145].

Но первое не должно полностью затухать, т.к. в противном случае пропадт эффект оксюморонности сочетании. Контекст в определении смысла и эффекта оксюморона играет значительную роль.

По мнению И.Р. Гальперина, в оригинальном оксюмороне у одного компонента уходит на второй план, точнее становится общеизвестным фоном, традиционно закреплнное предметно-логическое значение. И как следствие, активизируется индивидуально авторское субъективно-заданное ему значение. «При этом, в оксюмороне должно идти балансирование объективно данного и субъективно эмоциональных смыслов, что создат впечатление внутреннего смыслового противоречия» [38, 144]. Если не соблюдаются условия одновременного диалектического проявления в оксюмороне двух качественно различных значений – предметно-логического и эмоционального – то, во-первых, оксюмороны переходят в категорию эмоциональных штампов типа «ужасно красивый» или «ужасно рад тебя видеть». Во-вторых, становятся просто логической ошибкой, неправильным, неуместным употреблением выражений. Таким образом, оксюморон образуется за счет взаимодействия объективно данной действительности или же е отдельных фактов, явлений и их субъективного восприятия и артикуляции.

Оксюморон, по преимуществу, оказывается результатом субъективной эмоциональной реакции на действительность.

Естественно, что при такой логике анализа оксюморон как простое атрибутивное сочетание подменяется эпитетом, что мы постоянно и встречаем у И.Р. Гальперина. Это проявляется в примерах, приводимых в качестве оксюморонов. Однако с этим нельзя согласиться, т.к. оксюморон в данном случае утрачивает свою внутреннюю смысловую целостность и завершенность, является лишь более сложным, но все равно частным, случаем взаимодействия предметно-логического и эмоционального значения в обыкновенном эпитете. Тем не менее, И.Р. Гальперин настаивает на самостоятельности оксюморона, говорит о редкости их употребления и «большой выразительной силе» [38, 147].

Устанавливается автором соотношение оксюморона с фразеологическими единицами и метафорами на основе качества и семантических отношений между компонентами. Так, если идт взаимодействие одного, в редких случаях обоих, компонентов не в прямом, а переносном значении, то это не оригинальный оксюморон, а метафора. Образовывать же самостоятельные фразеологические единицы оксюморон, по мнению И.Р. Гальперина, не может из-за специфики своей природы, т.к. семантические отношения между компонентами оксюморона только центробежные.

Следующий важный момент, на котором И.Р. Гальперин акцентирует внимание, заключается в том, что «оксюмороны никогда не воспроизводятся в речи, они всегда заново создаются» [38, 146]. Следовательно, в оксюмороне изначально заложена предельно оригинальность и не повторность. Наконец, автор четко определяет основную функцию оксюморона: «выражение личностного отношения автора к описываемым явлениям» [38, 146]. Но оксюмороны также могут использоваться и «для более яркой характеристики, описания предмета, явления, фактов окружающей жизни [38, 147].

Таким образом, оксюморон у И.Р. Гальперина берется: во-первых, как общелингвистическое явление; во-вторых, самодостаточное в свом минимальном контексте словосочетание для реализации собственно оксюморонного смысла, и не требующее выхода на более широкий контекст; в-третьих, всегда субъективное по своей семантике и эмоциональному настроению выражение; в-четвертых, дополнительная характеристика тех или иных объектов.

А.И. Ефимов в «Стилистике художественной речи» (1961) не уделяет оксюморону такого внимания, как И.Р. Гальперин. Более того, в этой работе об оксюмороне даже не упоминается как о самостоятельном явлении. Лишь читая пример из Щедрина «Литераторы эти – народ лгкий, тяжлый, веслый, угрюмый < > – всего в них накладено понемногу» [39, 154-155], понимаешь, что оксюморон определяется как «прим создания метафорической антитезы, с помощью которой образуются своеобразные речевые светотени» [39, 155]. Таким образом, оксюморон опосредованно относится к тропам. Характер оксюморона, а говоря словами А. Ефимова, метафорической антитезы, создатся путм трансформации слова из привычного, закреплнного за ним стилистического окружения, в другое, несвойственное ему. Причм, если исходить из установки на антитезу, то этот новый контекст должен быть противопоставлен исконному. В результате оксюмороны связываются не с новым значением, а с речевой светотенью.

И.Б.Голуб в «Стилистике современного русского языка. Лексике. Фонетике» (1976) не выделяет оксюморон как самостоятельное стилистическое явление. О нем говорится как о разновидности эпитета. Оксюморон – «это сочетание противоположных по смыслу слов», которое образуется путем «соединения контрастных эпитетов с определяемым существительным» [40, 150]. Таким образом, оксюморон, утрачивая семантическую самостоятельность, становится лишь средством «образного определения предмета или действия» [40, 150]. В связи с этим он может быть близок к метафоре, если используется в переносном значении.

Правда, И.Б. Голуб в следующей книге «Стилистика современного русского языка» (1986) определяет оксюморон уже как вполне самостоятельный «яркий стилистический прим» [41, 336]. При этом акцент делается на моментальность, что оксюморон – прим именно образной речи, состоящий в создании нового понятия. Идт попытка рассмотрения оксюморона и в лингвистическом и в стилистическом аспектах. В связи с этим, с одной стороны, семантика компонентов определяется антонимами и словами с противоположным значением, а с другой стороны, контрастными по своей сути. В этом, по мнению И.Б. Голуб, заключается специфика структуры оксюморона и типа взаимосвязи компонентов. Оксюморон представляет собой только минимальное словосочетание из существительного с прилагательным или глагола с наречием. Ближайший контекст для автора оказывается просто ненужным для понимания сути оксюморона. Компоненты оксюморона соединяются как определяемое и определяющее, главное и зависимое. В силу этого, как нам представляется, должно доминировать значение какого-либо одного из компонентов. Но при этом оксюмороны относятся к образной специфике речи и, следовательно, их компоненты употребляются в переносном значении. Таким образом, оксюморон трактуется как лингвистическое явление.

И.А. Арнольд в «Стилистике современного английского языка» (1990) рассматривает оксюморон с интересной и во многом новой точки зрения. Так, казалось бы, И.А. Арнольд определяет оксюморон, совершенно традиционно: это «троп, состоящий в соединении двух контрастных по значению слов (обычно содержащих антонимичные семы), раскрывающий противоречивость описываемого» [42, 94]. Оксюмороны, по мысли автора, есть поэтические и разговорные.

Обе разновидности встречаются в английской поэзии и вообще литературе во все времена. Оксюмороны носят непредсказуемый характер и «широко используются в характерологической функции» [42, 94]. Традиционно также сопоставление оксюморона с контрастностью и антонимами. Однако при всей традиционности подхода характеристики оксюморона рассматриваются И.А. Арнольд в контексте не столько в общей теории тропов, сколько в контексте такого явления как полуотмеченные структуры (термин введн Н. Хомским). При этом особо подчеркивается, что понятие «полуотмеченная структура» шире понятия «троп» [42, 90].

«Введение понятия, «полуотмеченных структур», – пишет И.А. Арнольд, – позволяет более широкое обобщение случаев экспрессивности при введении элементов низкой предсказуемости на основе снятия ограничений на сочетаемость»

[42, 93]. Момент предсказуемости имплицитно активизирует в оксюмороне, с одной стороны, роль не только семантического, но и эстетического начала, а с другой – роль воспринимающего сознания, когда именно реципиент выполняет активную смыслообразующую функцию.

Таким образом, оксюморон традиционно оказывается в одном семантическом ряду с такими давно известными тропами и стилистическими фигурами, как метафора, синестезия, голофразис, метонимия и некоторые другие, получая при этом принципиально новый ракурс рассмотрения. Основной качественной характеристикой полуотмеченных структур является, с одной стороны, отклонение, а точнее, нарушение общеязыковой нормы на грамматическом, на лексическом или лексико-грамматическом уровнях; а с другой стороны, идея того, что экспрессивность их основана на сопоставлении и противопоставлении содержащихся в их составе компонентов – сем, почему-либо в норме языка несовместимых...» [42, 90] Именно под таким углом зрения и рассматривается связь компонентов в оксюмороне. При этом оксюморон выделяется И.А. Арнольд как предельно минимальное двучленное словосочетание. Но, несмотря на такую жесткую ограниченность, оксюморон, именно как явление полуотмеченной структуры, связывается в определнных случаях с широким контекстом. Но не с данным контекстом, а подразумеваемым и логически восстанавливаемым, т.е. ситуационно-коммуникативным.

Итак, по мысли И.А. Арнольд, основа лексической сочетаемости, точнее е нарушение, в оксюмороне может быть вызвано, во-первых, контрастностью. При чем эта контрастность, противопоставленность должны проявляться в семах одновременно взаимодействующих компонентов. Во-вторых, отсутствием семантической согласованности. Тогда компоненты оксюморона относятся к совершенно разным сферам употребления. А в некоторых случаях, обычно в разговорных оксюморонах, семантическое согласование может полностью отсутствовать т.к. один из компонентов «утратил лексическое денотативное значение, сохраняя и усиливая коннотацию экспрессивности» [42, 93]. В-третьих, логическим нарушением узуса. Тогда выражение приобретает двойственный характер восприятия: и как оксюморон, и как в целом полуотмеченное, которое может быть восстановлено путм логического рассуждения. И.А. Арнольд приводит такой пример: «...worst friend, best enemy...если у человека бывает лучший друг, то почему не может быть худшего друга?» [42, 98] Рассмотрение оксюморонов в этой работе одновременно идт по нескольким параметрам: общеязыковое нарушение узуса; конструктивный и ситуационно-коммуникативный контекст; проблема лексической сочетаемости сем в тропе как реальном текстовом явлении.

В учебно-методических пособиях и собственно учебниках по литературоведению оксюморону, как ни странно, либо вообще не отведено места, либо уделено крайне мало внимания.

Это касается даже «Введения в литературоведение» академика АН СССР В.М. Жирмунского – курса лекций, прочитанного им в Ленинградском университете в 1945/46 учебном году, а затем с существенными изменениями – в конце 1950 – начале 1960 гг. [43]. В.М. Жирмунский только в лекции 17 «Стилистика.

Художественная лексика. Метафора» вскользь, в двух примерах приводит стереотипные оксюмороны. При этом В.М. Жирмунский не определяет их как оксюмороны, а пишет об эмоциональном, образном воздействии на читателя, когда «поэт говорит «Мы пьем в любви отраву сладкую» или «Горек мне мед твоих слов (Блок), то здесь уже в направлении, предуказанном языком, оживает образная сторона слова, непосредственно воздействуя на нас» (курсив автора – Э.Ш.) [43, 327]. Таким образом, вполне можно сказать следующее. Несмотря на то, что В.М. Жирмунский прямо и не говорит об оксюмороне, хотя и выделяет такое частное проявление метафоры, как катахреза, он все же полностью отождествляет оксюморон и метафору, признавая за последней троповую природу.

Даже в таком знаковом для многих поколений филологов учебнике, как «Введение в литературоведение» Г.А. Абрамовича (1975) [44] нет упоминания об оксюмороне.

В учебном пособии Л. Тимофеева «Основы теории литературы» (1971) лишь вскользь обозначается оксюморон. О нем говорится, как о модификации тропа, построенной на перенесении контрастного признака (звучная тишина) [45, 228], выделенного только благодаря тому, что «схоластические поэтики прошлого очень подробно классифицировали тропы, пытаясь определить различные их виды...» [45, 228] Во «Введении в литературоведение» под редакцией Г.Н. Поспелова (1988) оксюморон не выделяется как самостоятельный троп, фигура или прим, а является своеобразной разновидностью словесной антитезы. «Это сочетание слов, противоречащих друг другу по своему значению и получающих поэтому более сильную эмфатическую интонацию» [46, 344]. Интересно, что и сама антитеза определяется как «синтаксическое средство создания эмфатических акцентов на эмоционально значимых словах» [46, 340].

Таким образом, ни антитеза, ни оксюморон как е разновидность не относятся, по мысли Г.Н. Поспелова, к иносказательной изобразительности и выразительности слов, а являются средством интонационно-синтаксической выразительности художественной речи. Внимание автора направлено на эмоциональный смысл высказывания, который, по его мнению, в художественной речи «в той или иной мере преобладает над логическим смыслом, хотя никогда не должен поглощать его всецело» [46, 344]. Поэтому оксюморону придатся большое эмоционально-выразительное значение, которое «всегда должно восприниматься не только зрительно, через восприятие рукописного или печатного текста, но и на слух, в свом живом и непосредственно ощутимом интонационном звучании»

[46, 344]. В связи с этим, как нам представляется, Г.Н. Поспелов вносит существенный момент в понимание взаимоотношения оксюморона и ближайшего к нему контекста. Так, в линейном минимальном контексте-эпитетах к компонентам оксюморона происходит изменение, эпитеты «приобретают повышенную семантическую и интонационную значимость» [46, 344]. Понимание сущности оксюморона усложняется проблемой его анализа не только как определнного изолированного сочетания слов, но и как явления, вовлекающего в сферу своей семантики и другие непосредственно не связанные с его эмфатическими акцентами, эмоциональной семантикой, – слова.

В учебниках и учебных пособиях по литературоведению нового – XXI ст. – мало что изменилось в отношении оксюморона.

В учебнике В.Е. Хализева «Теория литературы» (2002) [47] – одном из сильнейших профессиональных учебников для высшей школы на постсоветском пространстве – нет упоминания об оксюмороне.

В учебном пособии «Введении в литературоведение» под редакцией Л.В. Чернец, В.Е. Хализев, А.Я. Эсалнек и др. (2006) [48] оксюморон упоминается всего один раз в разделе «Тропы». Авторы тематически хорошо подобранного и обоснованного, четко структурированного учебного пособия в одном абзаце вспоминают об оксюмороне, указывая, что «среди теоретиков литературы нет единодушия в том, что относится к тропам. Все признают в качестве тропов метафору и метонимию. Другие разновидности тропов – даже такие традиционные, как эпитет, сравнение, синекдоха, перифраз (иногда пишут – перифраза), – ставятся под сомнение. Нет единодушия относительно олицетворения, символа, аллегории, оксюморона (иногда пишут – оксиморона). К тропам относят также иронию (речь идет о риторико-стилистическом приеме, а не об эстетической категории)»

(курсив авторов – Э.Ш.) [48, 404]. Однако примечателен следующий факт. Если метафоре, метонимии, синекдохе, перефразе, катахрезе, символу, эпитету, психологическому параллелизму, сравнению посвящены отдельные разделы учебного пособия, то оксюморон оставлен без каких-либо пояснений и комментариев.

В двухтомном учебном пособии «Теория литературы» под редакцией Н.Д. Тамарченко, написанного в соавторстве Н.Д. Тамарченко, В.И. Тюпа, С.Н. Бройтман (2007) [49] оксюморон вовсе не упоминается.

В украинских учебниках положение дел принципиально иное: оксюморон в них рассматривается развернуто, обосновывается его природа, функции, структура, сферы бытования.

В учебнике А. Галича, В. Назарца, Е. Васильева, выдержавшем несколько изданий, – «Теорія літератури» (1991, 2002, 2008) оксюморон рассматривается с традиционной литературоведческой позиции. Так, авторы отмечают, что «оксюморон – це стилістична фігура, що полягає у зведенні слів або словосполучень, значення яких взаємовиключає одне одного, створюючи ефект смислового парадоксу»

[50, 237]. Оксюморон трактуется и с точки зрения лингвистики, когда указывается на слова или же словосочетания как составляющие единого оксюморонного смысла, и с точки зрения поэтической и эстетической, когда идет указание на эффект парадокса – результат соединения взаимоисключающих составляющих. Кроме того, авторы учебника отмечают, что «оксюморон дуже виразний стилістичний прийом:

використовуючи мінімум мовленнєвих засобів, він характеризує складність, внутрішню суперечність описуваного предмета або явища» [50, 237].

Более детальное рассмотрение оксюморона встречаем в учебнике А.А. Ткаченко «Мистецтво слова: Вступ до літературознавства» (2003) [51] в раздеде «Художественный язык». Автор изначально задает сложную, развернутую систему трактования сущности оксюморона. Он указывает на то, что «оксиморон буквально – дотепнобезглузде, І справді, з погляду так званого здорового глузду чи формальної логіки в оксимороні (оксюмороні) поєднується те, що не мало б поєднуватися, несумісне» (все выделения автора – Э.Ш.) [51, 260]. Для А.А. Ткаченко важно показать внутреннюю природу оксюморона, которая, по его мнению, не может быть механично сведена к парадоксальности, антитезе, т.к. главной в оксюмороне оказывается связь с мышлением, со сферой логики. Это с одной стороны. С другой – А.А. Ткаченко первым заговорил об эстетической природе оксюморона, ее специфике. Для него значимо акцентировать внимание именно на том, что, фактически, обходилось всеми исследователями. А.А. Ткаченко целенаправленно акцентирует внимание на следующей идее: «принципова відмінність оксиморона від антитези полягає якраз не у протиставленні, а в суміщенні, здавалося б, несумісного, завдяки чому постає нова конотація, переосмислення, що не зводиться до суми чи різниці складників. Вся суть – у тій естетичній енергії, яка виникає на їх зударі чи "короткому замиканні"» (все выделения автора – Э.Ш.) [51, 260]. А.А. Ткаченко, пожалуй, первым постарался раскрыть сущность механизма рождения оксюморонного смысла: непроизносимость и принципиальная неартикулируемость эстетической энергии, созданной в результате соединения несоединимого, выступает той основой, благодаря которой и возможен оксюморон. При этом соединения несоединимого – только кажущееся, относительное, и если бы не было возможности глубинного, прежде всего эстетического, пересечения составляющих оксюморона, то он, как целостность, был бы принципиально невозможен.

В остальном А.А. Ткаченко дает трактование оксюморону, исходя из господствующей литературоведческой традиции. Оксюморон относится, по мысли автора, к тропам, является по своей сущности парадоксальным единством. Исследователь также указывает на рождение нового смысла в оксюмороне в результате соединения несоединимого, отмечает его близость катахрезе, антитезе, иронии.

Кроме того, исследователь пишет о структуре оксюморона с лингвистической позиции, тоже находясь в рамках господствующей традиции: «оксиморон здебільшого постає на поєднаннях антонімічних іменника з прикметником, двох іменників чи дієслова з іменником або прислівником. Їх смислова злютованість знаходить утілення і в граматичній узгодженості на рівні словосполук» (все выделения автора – Э.Ш.) [51, 261].

Рассматривая сущность антитезы и катахрезы, А.А. Ткаченко последовательно проводит их сопоставление с оксюмороном, объясняя свою позицию теоретически и иллюстрируя многочисленными примерами. В этом учебнике оксюморон рассмотрен не просто как самостоятельное явление поэтики, но в систематическом сравнении с другими явлениями поэтики.

В электронных учебниках и учебных пособиях, последнее время активно распространившихся в Интернете, также можно найти страницы, посвященные оксюморону. Этот сегмент учебно-методической литературы сложнее проследить, т.к. особенный статус и положение электронного типа текста, способы существования отдельных сайтов, специфическое положение авторства и вообще интеллектуальной собственности в Интернете, делают затруднительными ответственные ссылки на материал, размещенный в этом типе литературы. Однако его уже нельзя и не учитывать. Например, на популярном сайте «Планеты школ» 11 декабря 2008 г. была размещена статья, посвященная оксюморону. Автор статьи – Мария Скляревская. Стилистика, в которой написана статья, явно свидетельствует о том, что материал рассчитан на самую широкую аудиторию. Однако при этом в статье приводится хорошо суммированное, последовательно изложенное, довольно-таки объемное представление об оксюмороне: «Слово «оксюморон» (или «оксиморон») означает сочетание слов с противоположным значением. Происходит оно от греческого oxmron – остроумно-глупое, т.е. это слово само по себе является оксюмороном. Такое словосочетание может получиться из-за ошибки, а может быть использовано намеренно. Многим из нас известны такие устойчивые словосочетания-оксюмороны, как «живой труп», «грустная радость», «горячий снег» или «убогая роскошь». Все это стилистические приемы классиков русской литературы.

Они использовали оксюмороны, чтобы усилить эмоциональность художественной речи, раскрыть единство противоположностей. Оксюморон часто встречается в поэзии. Часто авторы литературных произведений и фильмов используют оксюморон в названиях» [52]. Таким образом, оксюморон трактуется как стилистическое явление, основанное на взаимодействии слов с противоположным значением. Оксюморон рассматривается с традиционной точки зрения: стилистический прием, которому присуща повышенная эмоциональность, реализующаяся в художественной речи.

Именно это и делает его особенно привлекательным для писателей, поэтов, а в ХХ ст. и кинематографистов, сценаристов. Оксюморону присущ комический эффект, который часто преднамеренно используется художниками, творческими людьми для создания соответствующего эффекта. Структура оксюморона определяется тоже довольно-таки традиционно – словосочетание.

С конца 90-х – 2000-х гг.. немало внимания уделяется оксюморону и в учебно-методической литературе, посвященной теории журналистики.

А.Н. Беззубов в учебном пособии для специальности «журналистика»

«Литературное редактирование» (1997) в разделе «Логические ошибки», описывая общее и различное между логической ошибкой (предметом логики), речевой ошибкой (предметом лингвистики ) и художественными эффектами нарушения логических законов и правил (предметом теории литературы), так описывает сущность оксюморона. Во-первых, оксюморон для А.Н. Беззубова, наряду с катахрезой, гистероном-протероном, нелогическим перечислением, хаотическим перечислением, нелогическим противопоставлением, относится к типу мыслительных алогизмов. Во-вторых, традиционно определенные еще со времен Античности характеристики оксюморона исследователь без ссылок, пояснений приписывает катахрезе: «катахреза (греч. неправильное употребление) – прием, состоящий в несовместимом сочетании слов, противоречащих друг другу понятий. Но без контраста. Определение довольно туманно, ибо из него неясно, сколько слов может входить в катахрезу. Обычно катахрезой считают словосочетание, в том числе и короткое предложение. Катахреза встречается всюду – от бытовой речи до высокой поэзии: – без году неделя (фразеологизм), – Эй, на барже! Лом не проплывал? – «Что? Не слышу без очков!» (В. Маяковский). В русской речи существует целый ряд катахрез со значением невозможности чего-либо:

от жилетки рукава; пальто на рыбьем меху; птичье молоко; когда рак на горе свиснет и т.п. Катахрезами считаются остраненные метафоры: новость с бородой;

раззуй глаза; сапоги в всмятку; «у меня в душе ни одного седого волоса»

(В. Маяковский)» [53]. При этом А.Н. Беззубова, самого прекрасно понимающего туманность, неопределенность и фактически бессмысленность данного определения катахрезы и следующего за ним определения оксюморона, и даже отмечающего это в тексте учебного пособия, не интересуют подобного рода научный нонсенс.

А.Н. Беззубов бездоказательно лишает оксюморон самостоятельности:

«оксюморон (греч. остроумно-глупое) считается самостоятельной стилистической фигурой, но фактически это разновидность катахрезы. Разница в том, что оксюморон строится на контрасте; это сочетание антонимических слов; «Живой труп» (Л. Толстой), «Оптимистическая трагедия» (В. Вишневский), «Воспоминание о будущем» (документальный кинофильм). Газетчики очень любят оксюморонные заголовки: «В теплом северном краю», «Зима – пора горячая»» [53].

Уже в следующем разделе пособия А.Н. Беззубов – «Речевые ошибки», – в параграфе «Авторские вольности» уточняет характеристику оксюморона. Рассуждая о возможных авторских речевых вольностях, которые выражаются на уровне слова и словосочетания, А.Н. Беззубов отмечает, что нарушения автором лингвистических и лингвостилистических норм могут проявляться, как «семантическая несочетаемость слов, что порождает катахрезу или оксюморон, которые можно считать разновидностями алогизма» [53]. Таким образом, исследователь фактически уничтожает разницу между катахрезой и оксюмороном, характеризуя последний в качестве несамостоятельного явления мыслительного алогизма.

Примечательно, что А.Н. Беззубов не вводит в этот ряд мыслительных алогизмов ни парадокс, ни абсурд, ни нонсенс.

Известный российский филолог Н.С. Валгина в учебном пособии для специальности «журналистика», посвященном как «вопросам текстообразования, так и вопросам текстовосприятия: текст как продукт речемыслительной деятельности и текст как материал для восприятия» [54], «Теория текста» (1998), тоже обращается к оксюморону. Изначально определяя текст как объект книговедческого и лингвостилистического анализа, Н.С. Валгина в главе «Проявление авторской индивидуальности в стиле текста» кратко, почти эскизно, но удивительно точно определяет сущность и культуро-родовой ряд оксюморона. Рассуждая о личностных особенностях стиля автора, исследовательница в качестве одного из примеров берет философско-эссеистическую прозу представителей Серебряного века. В частности, Н.С. Валгина пишет о том, что «многих русских философов отличали утонченность и изысканность стиля (С.Н. Булгаков, П.А. Флоренский).

Эстетическое своеобразие, барочность в диалогах Л.П. Карсавина отмечали еще современники. Философская мысль исследует не только логически определенное, но и бессознательное, размышления о душе и духовности, о смысле жизни и смерти требовали эмоциональности и интуитивности. Яркого стилистического эффекта достигал, в частности, Н.А. Бердяев использованием «Фигуры шока», оксюморона, парадоксального сочетания слов-терминов» [54]. Таким образом, исследовательница указала на глубоко индивидуально-авторскую природу оксюморона, его отнесенность к сфере стиля и эстетики. При этом оксюморон для Н.С. Валгиной оказывается показателем утонченности и изысканности, что обозначает его глубинную внутреннюю связь с психологизмом, причем характерным не только для художественных произведений, но и философских построений, мироощущения целых культурно-исторических направлений и эпох.

Кроме того, оксюморон для Н.С. Валгиной тесным образом связан со сферой духовности, бессознательного (в их русской, прежде всего религиознонравственной традиции понимания), эмоционального и интуитивного. Оксюморон – как определенная смысловая, эстетическая цельность – стоит вне логического и рационального анализа. Исследовательница поэтому, не случайно, относит его к разновидности стилистических приемов, основанных не на логике и анализе, а методе описательной характеристики. Именно поэтому родовым рядом оксюморона для Н.С. Валгиной естественным образом будет культура Барокко, Русского религиозно-философского ренессанса и той эпохи, которую. П. Валери, представит как эпоху шоковых ценностей.

Один из ведущих российских специалистов в области журналистской жанрологии – А.А. Тертычный в учебном пособии, получившем активное распространение и профессиональное признание на постсоветском пространстве «Жанры периодической печати» (2000), уже во «Введении», обосновывая творческие цели и методы журналистики, отмечает следующее. Журналист активно применяет различные методы познания и описания действительности.

«Они составляют три большие группы – эмпирические (документальные), теоретические и художественные методы. Третью группу составляют методы наглядно-образного обобщения, опирающегося на приемы ассоциации, творческой фантазии, метафоризации, метонимии, одушевления, оксюморона (внутреннего противопоставления), литоты (преуменьшения), гиперболизации (преувеличения), генерализации (подмены частного вывода общим), индивидуализации (подмены общего вывода частным) и т.д.» [55, 7]. Хотя в последующем автор и не возвращается прямо к проблеме оксюморона, однако опосредованным образом, через примеры показывает роль художественных приемов, основанных на оксюмороне, в написании качественного журналистского материала.

Примечательным в этом плане выступает то, что оксюморон рассматривается в качестве одной из основ образного обобщения.

Итогом анализа исследования оксюморона в учебно-методической литературе являются следующие выводы:

1. Намечены, но при этом не обоснованы, две основные традиции понимания оксюморона – лингвистическая и лингвостилистическая. В первой оксюморон рассматривается как явление (прим, фигура, троп), основанное на антонимах и используемое для большей выразительности и эмоциональности. Во второй большее внимание уделяется природе оксюморона, т.е. устанавливается специфика лексической семантики взаимосвязи и характера его компонентов.

2. По сравнению со словарно-энциклопедической литературой расширился круг пограничных с оксюмороном понятий и понимание качества их взаимоотношений. Кроме уже традиционных явлений, оксюморон был опосредованно соотнесн с иронией и фразеологическими единицами. Также была установлена узуальная природа близости оксюморона метафоре, метонимии, синестезии, голофразису и логической полуотмеченности вообще. В литературе «лингвоцентрического» направления намечена тенденция не к прямому соотношению оксюморона с близко родственными явлениями и выяснению причин специфики их пограничности, а к опосредованному, устанавливаемому по общему основному признаку принадлежности – антонимичности.