«Минаков А. Ю. М613 Русский консерватизм в первой четверти XIX века : монография / А. Ю. Минаков. – Воронеж : Издательство Воронежского государственного университета, 2011. – 560 с. ISBN 978-5-9273-1841-4 В монографии ...»

Преподавание естественного права и философии все-таки запрещено не было, несмотря на все усилия Магницкого. Главное правление постановило рассмотреть в Ученом комитете все руководства по естественному праву и поручило составление нового учебника М. А. Балугьянскому. В 1825 г. Ученый комитет принял решение, что прекращать преподавание естественного права без высочайшего разрешения нельзя174. Тем не менее, вместо римского права в Казанском университете было введено преподавание византийского права, в качестве источника которого рассматривалась церковная «Кормчая книга».

Новый попечитель также устроил в 1823 г. с «обличительной»

целью особую «кафедру конституций» – английской, французской и польской.

Следует признать, что деятельность консерваторов в области просвещения в ряде случаев имела негативные последствия, хотя их и не стоит преувеличивать. Большинство авторов различных идейных направлений сходятся в том, что в попечительство Магницкого ученая жизнь в Казанском университете не развивалась. Справедливости ради отметим, что примерно такая же ситуация существовала в Казанском университете и до попечительства Магницкого. В первой четверти XIX в. русская наука переживала стадию становления и лишь в более поздний период стала приносить зрелые плоды. Кроме того, См.: Петров Ф. А. Указ. соч. С. 101.

17. Заказ Глава 5. Завершающий этап становления русского консерватизма...

никто еще точно не исследовал, в какой степени затормозилось становление гуманитарных дисциплин из-за неуклюжих экспериментов консерваторов из «сугубого» министерства. Нельзя также оставить без внимания наблюдение Ф. А. Петрова: «революционным движением Казанский университет, в отличие от Московского и Виленского, практически не был затронут»175, т. е. главная политическая цель, которую ставил перед собой Магницкий в Казани, была достигнута.

Опыт М. Л. Магницкого оказал сильное воздействие на линию Главного правления училищ, в особенности на одного из его членов, Д. П. Рунича176. Дмитрий Павлович Рунич (1778–1860), известный масон, мемуарист, писатель, директор Московского почтамта, попечитель Петербургского учебного округа, родился в семье сенатора П. С. Рунича, гражданского губернатора Владимира. В 1797 г. Рунич был зачислен на должность в Коллегию иностранных дел и некоторое время работал переводчиком. В 1800 г. он вернулся в Россию, где в 1805 г. был назначен помощником Московского почт-директора Ф. П. Ключарева, а в 1812 г. перед вступлением Наполеона в Москву, после высылки Ключарева Ростопчиным, занял пост директора Московского почтамта. В 1819 г. Рунич назначен членом Главного правления училищ и тогда же получил место в собрании Правления министерства духовных дел и народного просвещения и стал членом Ученого комитета. В июне 1820 г.

Рунич вошел в состав комитета составления нового устава по делам книгопечатания, в том же году стал членом Особого комитета для устройства и наблюдения за училищами взаимного обучения. В 1821 г. он получил пост попечителя Петербургского учебного округа, сменив С. С. Уварова.

В одной из своих записок Рунич писал, что, ознакомившись с основополагающими документами для управления Казанским университетом, составленными Магницким, он признает См.: Азизова Е. Н. Масонские связи и воззрения Д. П. Рунича (из истории «консервативной партии» в русском масонстве) // Новик. Воронеж, 2002 Вып.6 ; Ее же. «Счастливым почту себя, если вырву хотя одно перо из черного крыла противника Христова» : идейно-политическая биография Д. П. Рунича // Консерватизм в России и Западной Европе. Воронеж, 2005 ; Кондаков Ю. Е. Либеральное и консервативное направления в религиозных движениях в России первой четверти XIX века. СПб., 2005.

Глава 5. Завершающий этап становления русского консерватизма...

предлагаемые меры «не только сообразнейшими с целию, для которой Университеты учреждаться могут; но и спасительными в отношении к частной пользе и общему благу государства»177.

Среди мистиков, окружавших Голицына, Рунич был настроен, пожалуй, наиболее воинственно. Его видение мира определялось представлениями, бытовавшими среди правых масоновконсерваторов: «Злой дух тьмы носится над вселенною, силясь мрачными крылами своими заградить от смертных свет истинный, просвещающий и освещающий всякого человека в мире.

Счастливым почту себя, если по слову одного почтенного соотечественника, вырву хотя одно перо из черного крыла противника Христова»178.

Деятельность Рунича в Петербурге разворачивалась параллельно с деятельностью Магницкого в Казани. Она началась с так называемой «истории профессора Куницына». В 1820 г. директор Царскосельского лицея генерал Е. А. Энгельгардт обратился к Голицыну с просьбою поднести императору Александру I экземпляр только что изданного А. П. Куницыным сочинения «Право естественное». Куницын был близок декабристам, а его книга доказывала готовность России к конституции179. Книга поступила на предварительное рассмотрение Главного правления училищ и была оценена первоначально благоприятно. Однако через несколько дней Рунич представил свой отчет об этой книге, в котором утверждал, что ее дух и учение не только опасны, но и разрушительны в отношении «к основаниям веры и достоверности Св. Писания», поскольку она противоречит главной цели, сформулированной А. С. Стурдзой в «Наставлении для руководства Ученого комитета, учрежденного при Главном Правлении училищ»: «водворению в отечестве нашем постоянного согласия между верою, ведением и властью; или между христианским благочестием, просвещенным умом и существованием гражданским». Рунич утверждал, что «всякое учение, всякая система, всякая наука, не могущая выдержать пробы на сем оселке (Священном Писании. – А. М.), необходимо следует быть отвергнута, как опасная, вредная и совершенно противоположная благотворным видам христианИРЛИ РАН РО. Ф. 263. Оп.3. Ед. хр. 91. Л. 1.

Скабический А. М. Указ. соч. С. 131.

17* Глава 5. Завершающий этап становления русского консерватизма...

ского правительства и благосклонным попечениям государя, по сердцу и духу благочестивейшего»180.

Д. П. Рунич утверждал, что книга Куницына, – это «сбор пагубных лжеумствований», которые ввел в моду Руссо. Они привели к французской революции: «Сличив последствия сего философизма во Франции с наукою, изложенною Куницыным, увидим только раскрытие ее и приложение к гражданскому порядку. Марат был не что иное, как искренний и практический последователь сей науки»181. Текст Куницына с точки зрения Рунича есть «пространный кодекс прав, присвояемых какомуто естественному человеку, и определений, совершенно противуположных учению Св. откровения». С точки зрения консервативно-религиозного миросозерцания книга Куницына представлялась «крамольной»: «Везде чистые начала какогото непогрешимого разума признаются единственною законной поверкой побуждений и деяний человеческих. Здесь мирогражданство по существу своему почитается происходящим из тех же начал, на коих основано и самое право естественное. Здесь утверждается, что нет истин самостоятельных, по которым бы определять возможно было понятие о добре и зле, о позволенном и непозволенном. Здесь говорится о каком-то внутреннем чувстве, похожем на совесть. Здесь утверждается, что совокупление людей для достижения общей цели не может иначе произойти, как через договор, ибо никто не имеет первоначального права принуждать других желать того, чего сам желаешь, и действовать для целей, им назначенных. Здесь супружество почитается союзом между двумя лицами различного пола для исключительного сожития»182.

Большинство членов комитета Главного правления училищ одобрило мнение Рунича, и книга Куницына была запрещена. Куницын был уволен из университета. С этого момента правительство обратило внимание на преподавание естественного права, потребовав от всех высших учебных заведений, чтобы учебники и пособия по этой дисциплине соответствовали принципу уважения к религии и существующему порядку183.

Феоктистов Е. М. Указ. соч. С. 470.

Сухомлинов М. И. Указ. соч. С. 205.

Скабический А. М. Указ. соч. С. 131.

См.: Феоктистов Е. М. Указ. соч. С. 473.

Глава 5. Завершающий этап становления русского консерватизма...

Ученый комитет начал рассматривать книги, издаваемые для учебных заведений, и давать по ним свои заключения. В итоге были запрещены такие учебники и учебные пособия, как «История философских систем» А. И. Галича, «Начертание метафизики» А. С. Лубкина, учебники по логике П. Д. Лодия и И. И. Давыдова, «Курс всеобщей истории» Е. Ф. Зябловского и даже составленная Ф. И. Янковичем-де-Мириево «Книга об обязанностях человека и гражданина», в основу которой были положены наставления Екатерины II184.

После запрета книги Куницына Рунич выступил инициатором «петербургской истории» и суда в 1821–1822 гг. над профессорами Петербургского университета, выдвиженцами С. С. Уварова, тогда еще либерального попечителя Петербургского учебного округа. Об этом сюжете существует достаточная литература185, поэтому следует коснуться истории этого события лишь в той мере, в какой этого требует логика исследования.

5 мая 1821 г. исполняющим обязанности попечителя был назначен Рунич. 29 августа 1821 г. он потребовал от университетской Конференции представить конспекты лекций «по нравственным, политическим и юридическим наукам». Это было началом масштабных гонений «на самых либеральных профессоров» университета186.

От профессоров потребовали ответы на вопросы, которые были составлены членами Главного правления училищ и должны были доказать принадлежность обвиняемых к «вредным и ложным учениям»187. В ходе чрезвычайных собраний, которые происходили днем и ночью по 9–11 часов 3–7 ноября 1821 г., общее собрание университета признало, что в лекциях и трудах обвиняемых содержались положения, противоречащие курсу Министерства духовных дел и народного просвещения, например о том, что разум противоречит вере. Помимо этого в них обнаружили отрицание божественного происхождения верховной власти, утверждения, что источником власти является народ, что конституционная монархия превосходит См.: Петров Ф. А. Указ. соч. С. 76.

См.: Григорьев В. В. Указ. соч. ; Сухомлинов М. И. Указ. соч. С. 1– 538 ; Рождественский С. В. Указ. соч. ; Петров Ф. А. Указ. соч.

См.: Майофис М. Указ. соч. С. 285.

Сухомлинов М. И. Указ. соч. С. 260.

Глава 5. Завершающий этап становления русского консерватизма...

самодержавие, отрицание сословных прав и привилегий дворянства и духовенства, словом, всё то, что составляло «ядро»

тогдашнего либерального дискурса.

При этом Рунич явно перестарался. «Он положительно не давал им (профессорам. – А. М.) произнести ни одного слова в оправдание и осыпал их потоками самой площадной брани, обзывая их бунтовщиками, возмутителями, государственными изменниками, глумился в их присутствии над их собственноручными тетрадями лекций, называя их гадкими, мерзкими чтоб взять в руки, и к тому же смердящими, предлагая нюхать их кому угодно, показывая со своей стороны отвращение от какого-то дурного в них запаха и зажимая нос. Наконец он торжественно объявил обвиняемым, что лишь его великодушию они обязаны, что их ввели в залу совета не под конвоем жандармов с саблями наголо, как государственных преступников.

И почтенные члены совета все это выслушивали терпеливо, с наружным видом подобострастной почтительности»188. Поведение значительной части профессуры оказалось не на высоте:

«профессора Балугьянский, Вишневский, Ржевский, Грефе, Лодий, Соловьев, Чижов и адъюнкт Радлов, требуя, чтобы обвиняемым профессорам были предоставлены «все законные средства и способы к их оправданию», в то же время заявили, что если сделанные выписки из лекций достоверны, то учение их «ужасно и не может быть терпимо ни в каком публичном, ни в приватном заведении», а сами они не могут быть допущены к преподаванию»189.

24 ноября 1821 г. Главное правление училищ вынесло решение об удалении К. Ф. Германа и Э. В. С. Раупаха из университета и запрете им преподавания во всех училищах ведомства народного просвещения. А. И. Галича, который признал свою «вину», оставляли при университете, но не в преподавательской должности. К. И. Арсеньеву было запрещено преподавать в ведомстве народного просвещения, но разрешалось служить в другом ведомстве (в этом случае сказалось покровительство ему великого князя Николая Павловича). Книги «Краткое руководство ко всеобщей теории статистики», «Всеобщая теория статистики» и «Историческое обозрение литературы статистики в Глава 5. Завершающий этап становления русского консерватизма...

особенности Российского государства» Германа, «История философских систем» Галича и «Начертание статистики Российского государства» Арсеньева предписывалось запретить. Поскольку обвиненные профессора потребовали, чтобы им разрешили оправдаться, то Главное правление училищ приняло решение о рассмотрении «дела профессоров» в уголовной палате190.

А. Н. Голицын представил дело профессоров в Комитет министров 23 января 1822 г. со следующим заключением: «Ни малейшему сомнению не подвержена вредность системы учения Германа, Раупаха, Галича и Арсеньева. Полагаю мнением: Германа и Раупаха выслать из России, давши им некоторую сумму для выезда за границу из личной по человечеству им пощады, но надо в иностранных газетах напечатать причину высылки их из России; книги их запретить в употреблении;

Галича оставить при университете, но в другой должности; Арсеньеву запретить преподавание в учебных заведениях какого бы то ни было ведомства, предоставив избрать другой род гражданской службы; Рунича утвердить попечителем и наградить за открытие»191.

Комитет министров, по рассмотрении дела, единогласно признал учение, заключающееся в представленных министром народного просвещения выписках из лекций профессоров, «вредным»192. При этом Комитет министров заявил, что необходимо на суде выслушать все оправдания обвиняемых, чтобы в случае их неудовлетворительности обратить на виновных всю строгость ответственности. Но единства по этому вопросу в Комитете достигнуто не было. Против идеи уголовного суда над профессурой выступили Н. С. Мордвинов, А. А. Аракчеев, А. С. Шишков. Нового суда над профессорами Петербургского университета не было. В феврале 1827 г. было объявлено высочайшее повеление считать дело о профессорах оконченным193.

Приемы, которые использовал в борьбе с уваровской группировкой Рунич, возмущали не только либералов. Приведем суждение А. С. Стурдзы относительно «суда» над профессурой.

Он находился в своем имении, когда на рассмотрение к нему См.: Сухомлинов М. И. Указ. соч. С. 261–262.

Глава 5. Завершающий этап становления русского консерватизма...

пришла огромная кипа бумаг. «Нельзя было не усмотреть много худого в этих лекциях, для меня, впрочем, не новых, ибо еще в 1817 году, выслушав вступительную лекцию Раупаха в Педагогическом институте, я, было, заспорил с Уваровым против его любимца и прямо обличил его вредное направление в обзоре всемирной истории. Куницын тоже причастен был к ложному учению. Но в суде над ними много заметил придирок и еще более отступления от законного делопроизводства. Обе стороны были неправы. Я вспомнил апостольскую заповедь: «не приобщайся грехом чуждым» и, высказав несколько замечаний, отклонил от себя всякое участие в неправильном суде»194.

М. Л. Магницкий в «Особом мнении» подчеркнул, что «считает совершенно неуместным уголовное судопроизводство над обвиняемыми профессорами, поскольку «из ничтожного дела»

раздуто было «дело разделившейся на партии столицы», и благодаря тесным связям профессоров с городским обществом раздался «повсеместный вопль неверия» в виновность их195. При этом он предлагал профессоров Германа и Раупаха выслать за границу и «остеречь державы союзные насчет сих опасных людей, и все происшествие, с ними бывшее, напечатать в гамбургской газете»196.

Следует признать, что Рунич и его единомышленники достигли поставленной ими цели: «после Петербургской истории 1821 года в С. -Петербургском университете не осталось ни одного профессора, который был бы носителем определенных общественных идеалов, подобно Куницыну или Галичу, Балугьянскому или Герману, Арсеньеву или Плисову»197.

Осуждением петербургской профессуры дело не ограничилось. В течение 1821–1822 гг. по предложению Рунича в Петербургском университете была применена инструкция директору и ректору Казанского университета. В течение года, с 1821 по 1822, ушло 11 человек, т. е. около трети преподавательского состава; в наибольшей мере пострадали историко-филологический и философско-юридический факультеты. В 1822 г. был приостановлен прием воспитанников, произошел «разбор» стуСтурдза А. С. О судьбе православной церкви русской... С. 280.

Сухомлинов М. И. Указ. соч. С. 377.

Глава 5. Завершающий этап становления русского консерватизма...

дентов «по способностям и нравственности и увольнение безденежных»198. Была исключена значительная часть казеннокоштных студентов на основании их якобы низкой нравственности. Безусловно, определенное снижение уровня преподавания произошло, но его масштабы не следует, вслед за мемуаристами, преувеличивать. Представляется, что наибольшую ответственность за происшедшее несли Голицын и Рунич, в меньшей степени – Магницкий. Православные консерваторы – Шишков, Аракчеев, Стурдза – занимали более взвешенную позицию. Иначе говоря, в Петербурге «переусердствовала» именно «мистическая партия», что позволяет современному исследователю справедливо говорить о «реакционно-космополитическом мракобесии»199.

Заняв ответственные посты, православные консерваторы прекратили гонения на уваровскую группировку.

Став министром, А. С. Шишков 28 октября 1825 г. потребовал от Рунича, чтобы Петербургский университет был полностью преобразован по уставу Московского200. При этом курс Шишкова продолжал оставаться в своей основе консервативным. Шишков задал народному просвещению тот вектор, который получил дальнейшее развитие при Уварове. «Народное образование должно быть национальным» – таков был основной идеал, провозглашенный новым министром. На первом заседании Главного правления училищ Шишков высказал свои взгляды на задачи министерства. Оно должно было, по словам министра, прежде всего оберегать юношество от заразы «лжемудрыми умствованиями, ветротленными мечтаниями, пухлою гордостью и пагубным самолюбием, вовлекающим человека в опасное заблуждение думать, что он в юности старик, и чрез то делающим его в старости юношею». «Науки, – продолжал министр, – изощряющие ум, не составят без веры и без нравственности благоденствия народного. Сверх сего, науки полезны только тогда, когда, как соль, употребляются и преподаются в меру, смотря по состоянию людей и по надобности, какую всякое звание в них имеет. Излишество их, равно как и недостаток, противно истинному просвещению. Обучать грамоте См.: Рождественский С. В. Указ. соч. С. 124.

Петров Ф. А. Указ. соч. С. 161.

Глава 5. Завершающий этап становления русского консерватизма...

весь народ или несоразмерное числу оного количество людей, принесло бы более вреда, нежели пользы. Наставлять земледельческого сына в риторике было бы приуготовлять его быть худым и бесполезным или еще вредным гражданином»201.

Результаты деятельности Шишкова на посту министра народного просвещения появились уже в следующее царствование: Общий устав средних и низших учебных заведений 1828 г., Временный устав учебных заведений Виленского округа, Устав о цензуре. 25 апреля 1828 г. Шишков был отстранен от должности министра «по преклонности лет и по расстроенному здоровью», сохранив звания члена Государственного совета и президента Российской академии.

Таким образом, в рассматриваемый период деятельность светских консерваторов в значительной мере сосредоточилась в сфере высшего образования. При всех противоречиях между двумя группировками, олицетворяемыми фигурами А. Н. Голицына и А. С. Шишкова, им удалось придать религиозный характер высшему образованию, в чем они усматривали противоядие от влияния революционных идеологий. При этом, в конечном итоге, победила линия православных консерваторов, делающих акцент не на «христианский универсализм», мистицизм и космополитизм, а на православие и русскую национальную культуру.

Рождественский С. В. Указ. соч. С. 166.

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ «ПРАВОСЛАВНОЙ ПАРТИИ»

в 1816–1825 годах В начале XIX в. положение православной церкви было незавидным. Несмотря на то, что она считалась государственной, ее влияние на образованное общество и простонародье существенно снизилось в сравнении с допетровской эпохой. «В великосветском кругу в отношении к ней присутствовал заметный пренебрежительный оттенок как к «простонародной» церкви (следствием чего стали частые переходы в более «утонченное» католичество). Либералы бранили православную церковь за подчиненность и подконтрольность государству. Для многих в их духовных исканиях была неприемлема вообще всякая церковность»1. Царствование Александра I стало «золотым веком» русского масонства. Архимандрит Фотий (Спасский), один из наиболее радикально настроенных ревнителей православия того времени, в автобиографических записках следующим образом обрисовывал ситуацию в религиозной сфере: «Во время оно великую силу восприяли в столице Царской в Санкт-Петербурге, в Москве, по главным городам, местам разные зловредные общества, тайные и явные. Русское царство наводняемо было весьма от потоков нечестия и зловерия. Было в разных местах до тридцати главных лож масонских под разными именами, но все оные общества и скопища бесовские анти-Христовы были прямо или косвенно, тайно или явно противу веры Христовой, Св. Церкви, противу благочесБокова В. М. Беспокойный дух времени : общественная мысль первой трети XIX в. // Очерки русской культуры XIX века. Т. 4 : Общественная мысль. М., 2003. С. 85–86.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах тия христианского, против всякого правительства и порядка гражданского. Сверх масонских лож и обществ, были разные секты, расколы и скопища многие гнусные и нечестивые»2.

Консерваторы были встревожены перспективой наступления на православие и православную церковь масонов, мистиков и иезуитов. Так, А. С. Стурдза писал: «Масонские ложи, мартинисты и лжемистики времен Екатерины тесно смыкали свои ряды и тайно готовились к более открытому нападению на церковь. Она стояла одиноко, лишенная надежных вождей, в плачевном разъединении с царем и обществом и в тем большей опасности, что, кроме недругов ее – мистиков, подрывали ее с противоположной стороны иезуиты, недавно вкравшиеся в столицу»3.

По отношению к враждебным церкви течениям ее верхушка (члены Синода и преподаватели духовных академий и семинарий) первоначально занимала пассивную позицию, а зачастую увлекалась модными религиозными исканиями. Тот же Фотий писал: «Синод никогда гласа своего не возвышал противу вопля нечестивых. Пастыри церковные, протопресвитеры и пресвитеры и прочие все своему чреву внимающие помышляли чад своих более учить модам, по обычаю мира воспитывать, деньги собирать и в сохранную казну полагать, дабы себе и наследникам чем было весело жить и за известных людей хотя мало в свете слыть; а о славе и деле Божием вовсе небрегли, якобы то не их было звания потреба. Ректоры академий, семинарий, инспекторы, профессоры, архимандриты и прочие были только школьные любомудры, во всей силе были именем таковы, а не делом; сами заблуждали, страха ради молчали и других тому учили, дабы обратить милость на себя еретиков, безбожников, врагов веры и церкви, за счастие считали, когда на них кто-либо из известных таковых посмотрит и поласкает»4.

Распространение неправославного мистицизма в александровское царствование было чрезвычайно активным, поскольку, с одной стороны, отвечало определенным общественным поФотий Спасский. Автобиография // Русская старина. 1894. № 9. Т. 82.

С. 214.

Стурдза А. С. О судьбе православной церкви русской в царствование императора Александра I // Там же. 1876. Т. XV. № 2. С. 269.

Фотий Спасский. Указ. соч. // Там же. 1895. Август. Т. 84. С. 185–186.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах требностям, а с другой – мистики имели высокопоставленных покровителей, т.е. это явление не только инициировалось сверху, но и находило спрос снизу. Если говорить об общественных потребностях, то следует пояснить, что в русском обществе послевоенной поры «совершилась необыкновенно сильная реакция против поверхностного материализма XVIII века и религиозного индифферентизма, коим ознаменованы первые годы нового столетия»5. Реакция духовенства на антицерковные и антиправославные элементы мистицизма поначалу была сравнительно слабой, оно на первых порах отнеслось к новомодным увлечениям терпимо, поскольку одна из их основных тенденций – неприятие «внешней церкви» с ее иерархией, таинствами и догматикой – проявилась далеко не в полной мере.

Поэтому некоторые православные пастыри «читали книги новопечатные, скверные, выписывали в свои книгохранилища, старались от них чему-нибудь научиться»6. Е. Р. Карнович писал: «Многие из высокостоявших духовных лиц православной церкви радовались тому, что прежнее безбожие в образованных классах русского общества стало заменяться хоть каким-нибудь религиозным чувством, рассчитывая на то, что впоследствии чувство это можно будет направить на учение православной церкви»7.

Протестантско-мистическое течение александровского царствования имело западноевропейское происхождение и предполагало достижение индивидом «высшей религиозности» на основе некой «внутренней» церкви и «непосредственного слияния с божественным духом»8. Мистика, вообще говоря, коренится в природе любой развитой религии: «У истоков самых разных религий имело место событие, которое называют «просветление», «озарение», «прозрение», «открывшаяся истина» и т.д. Мистика осознается как единение с Богом на основе личного сверхчувственного и сверхлогического познания, путем Щебальский П. А. С. Шишков, его союзники и противники // Русский вестник. 1870. Т. 90. № 11/12. Паг. 1. С. 218–219.

Фотий Спасский. Указ. соч. // Русская старина. 1895. Август. Т. 84.

С. 186.

Карнович Е. Р. Архимандрит Фотий, настоятель Новгородского Юрьева монастыря // Там же. 1875. Т. XIII. С. 462.

Пыпин А. Н. Религиозные движения при Александре I. СПб., 2000.

С. 117.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах экстатического прорыва к Абсолюту, без видимого посредства церкви или религиозной общины. Вместе с тем, мистические откровения – это зона вольномыслия, религиозных поисков и возможных открытий. Они чреваты ересью, и потому официальными церквями не поощряются. Мистические сочинения принадлежат полуортодоксальной периферии христианского учения»9. Мистицизм, «искавший «внутренней» церкви, нередко нападал на то, что он называл внешней или наружной церковью, осуждал ее недостатки и т.п., и эти осуждения можно было истолковать как осуждение церкви православной»10.

Сама идея о возможности непосредственного общения индивидуальной человеческой души с Богом потенциально содержит в себе тенденцию признать излишними или даже вредными всякие опосредующие связи: через церковную организацию, литургию и т.д. Поэтому мистицизм, как правило, приводит к антицерковной позиции, противостоящей принципу организации11. Не случайно А. С. Стурдза для обозначения антицерковной позиции мистиков использовал термин «религиозные анархисты»12.

Наиболее авторитетными для русских мистиков богословами и писателями являлись Я. Бёме, И. Г. Юнг-Штиллинг, Ф. С. Фенелон, Ж. М. Гюйон, К. фон Эккартсгаузен. По словам А. Эткинда, «те, кого расплывчато называли в то время «мистиками», чаще всего были протестантами или находились под их влиянием»13. В то же время протестантско-мистическое течение было тесно связано с масонством. «Внутреннее различие между масонством и мистицизмом не велико, иногда доходя до полного слияния в произведениях тех или иных представителей учения», – утверждал М. В. Довнар-Запольский14.

Вишленкова Е. А. Заботясь о душах подданных : религиозная политика в России первой четверти XIX века. Саратов, 2002. С. 94.

Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 193.

См.: Каганович Б. С. А. Н. Шебунин // Новая и новейшая история.

1995. № 1. С. 214.

Стурдза А. С. О судьбе православной церкви русской... С. 67.

Эткинд А. «Умирающий Сфинкс» : круг Голицына – Лабзина и петербургский период русской мистической традиции // Studia Slavica Finlandesia. Helsinki, 1996. С. 33–34.

Довнар-Запольский М. В. Обзор новейшей русской истории. Киев, 1914. Т. 1. С. 222.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах Стремительный рост мистических умонастроений был вызван событиями всемирно-исторического значения. «1812 год, трагическая судьба Наполеона, ожидание новых бед и общее потрясение Европы сильно подействовали на умы, подорвали веру в прочность земного величия и обратили мысли к религии», – писал М. И. Сухомлинов15.

Одним из «пионеров религиозно-мистического направления»16, ярким последователем и пропагандистом мистицизма был А. Ф. Лабзин, ученик известного масона-просветителя Н. И. Новикова, невероятно работоспособный эпилептик17.

Любопытна автохарактеристика Лабзина: «если бы не вера и не благодать Господа, то я был бы подобен сатане»18. В 1806 г.

он создал журнал «Сионский вестник», «первое периодическое издание духовного содержания»19 для распространения мистических идей, с согласия князя А. Н. Голицына20. В том же году журнал был запрещен, поскольку в нем были напечатаны статьи, содержавшие «предсказания» о Наполеоне. Статьи были признаны «несообразными с духом правительства»21. Как вспоминал А. С. Стурдза, «кто-то настращал доброго князя (А. Н. Голицына. – А. М.), и он тотчас запретил дальнейшее издание журнала, по меньшей мере двусмысленного»22.

После закрытия журнала Лабзин продолжил издательскую и переводческую деятельность, став «главным поставщиком» мистической литературы23. Благодаря покровительству придворных кругов, правительство «провозгласило Лабзина Сухомлинов М. И. Исследования и статьи по русской литературе и просвещению. СПб., 1889. Т. 1. С. 160.

Довнар-Запольский М. В. Указ. соч. С. 228. Об А. Ф. Лабзине и «Сионском вестнике» см.: Галахов А. Д. Обзор мистической литературы в царствование императора Александра I // Журнал Министерства народного просвещения. 1875. № 11 ; Дубровин Н. Ф. Наши мистики-сектанты :

А. Ф. Лабзин и его журнал «Сионский вестник» // Русская старина. 1894.

№ 9/12; 1895. № 1/2 ; Эткинд A. Указ. соч.

См.: Эткинд А. Указ. соч. С. 24.

Цит. по: Довнар-Запольский М. В. Указ. соч. С. 226.

Стурдза А. С. Надгробное слово князю Александру Николаевичу Голицыну. СПб., 1859. С. 14.

См.: Стурдза А. С. О судьбе православной церкви русской… С. 269.

Довнар-Запольский М. В. Указ. соч. С. 226.

Стурдза А. С. О судьбе православной церкви русской… С. 269.

См.: Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 193.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах первым духовным писателем в России, пожаловав ему орден Владимира второй степени»24. В отзыве на «Сионский вестник»

Евгений (Болховитинов), бывший в то время епископом Старорусским, о деятельности Лабзина писал поначалу вполне доброжелательно: «Он многих обратил если не от развращения жизни, то, по крайней мере, от развращения мыслей, бунтующих против религии, а и это уже великое благодеяние человечеству!». В то же время Болховитинов отмечал, что «большая часть сего журнала переводная с немецкого, из Штиллинговых сочинений, а нечто еще из мартинистских». В связи с этим он выражал сожаление, что «в чистую воду примешивается и отрава секты», и писал, что мнение «будто во всех религиях, под разными только симболами была истинная религия, ведет к индифферентизму в религиях и противно духу истинного христианства». Для Болховитинова было очевидно, что подобная «метода умствования мистико-масонская»25.

В 1812 г. князь А. Н. Голицын и Р. А. Кошелев способствовали увлечению Александра I чтением Библии, а затем и мистической литературы, значительно повлияв тем самым на формирование религиозных взглядов императора, совершившего «скачок» от деизма к «универсальному христианству», предполагавшему равноценность всех исповеданий. В России произошедшие изменения в духовной сфере оформились в новый политический курс. По мнению специалиста по истории религиозной политики в царствование Александра I Е. А. Вишленковой, «теория христианского экуменизма, которая в европейской мысли была социальной утопией, в России стала официальной идеологией. Более десяти лет (1812–1824 гг. ) мистико-экуменические идеи определяли характер и направления внутренней и внешней политики российского правительства»26.

6 декабря 1812 г. Александр I утвердил всеподданнейший доклад А. Н. Голицына об учреждении в Петербурге Библейского общества, в котором принимали участие представители Стурдза А. С. О судьбе православной церкви русской… С. 275.

Материалы для истории Православной церкви в царствование императора Николая I / под ред. Н. В. Дубровина // Сборник императорского Русского исторического общества. СПб., 1902. Т. 113. С. 28.

Вишленкова Е. А. Указ. соч. С. 135–136.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах всех основных конфессий, действующих в России. Посредством «библейских обществ» английские протестанты распространяли близкую им версию христианства по всему миру. Одним из главных средств достижения этой цели был перевод книг Священного Писания на национальные языки и последующее их широкое распространение. В России Библии на современном русском литературном языке не было. Не было Библии и на языках национальных окраин. Книги Священного Писания на церковнославянском языке, как правило, отсутствовали у частных лиц и имелись только в церквах27. Библейское общество ставило своею целью облегчение доступа к получению Библии на церковно-славянском языке без каких-либо богословских комментариев, издание и распространение Библии на различных языках среди христиан неправославного исповедания, а также мусульман и язычников.

11 января 1813 г. в доме Голицына состоялось первое собрание, на котором произошло открытие Библейского общества и избрание комитета. Президентом общества был избран Голицын, а секретарями – его ближайшие сотрудники А. И. Тургенев и В. М. Попов. В конце 1813 г. Александр I сам стал членом общества. Демонстративная поддержка Библейского общества со стороны монарха привела к тому, что членство в нем «стало не просто модным, но и почти обязательным, как своеобразное доказательство лояльности, и это, между прочим, привело к тому, что оно превратилось в первую в России общественную организацию с единой идеологией, созданную государством и подконтрольную ему28. Библейское общество «должно было стать организацией единомышленников, объединением политической элиты, на которую мог опереться император в проведении политического курса. В начале царствования Александр I жаловался «молодым друзьям» на недостаток кадров, способных разделить и провести в жизнь его замыслы. Создание Библейского общества должно было расширить круг вовлеченных в политику людей, стать своего рода проверкой и одновременно школой кадров для правительства. В этом качестве оно реализовало идею, выдвинутую еще М. М. Сперанским при создании масонской ложи. Это был отход от Табели о рангах с См.: Бокова В. М. Указ. соч. С. 88.

18. Заказ Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах ее чиновной иерархией; отход от патерналистской системы, в которой решающим для карьеры чиновника являлась близость к императору. Здесь работал новый принцип вербовки кадров – принцип идейного единства. Он должен был обеспечить реализацию идеологии «общехристианского государства» в политическую практику»29.

В Библейском обществе количественно преобладали мистики западноевропейского толка и масоны. Однако в него входили (с 1814 г. ) и православные архиереи – митрополит Михаил (Десницкий), ректор Духовной академии Иннокентий (Смирнов), архимандрит Филарет Дроздов; в правление Общества вошли католический архиепископ С. Сестренцевич-Богуш, лютеранские и англиканские пасторы, представители различных сект. Подобный состав общества не мог в принципе не порождать противоречий: «смешение вер произвело немалый скандал: с одной стороны, православное духовенство открыто роптало и начало организовываться во враждебную партию с другой стороны, римский двор негодовал при виде, как его уполномоченный духовный сановник братается и восседает рядом с еретическими священнослужителями»30.

В сентябре 1814 г. вышел императорский указ, согласно которому Петербургское Библейское общество приобрело статус общероссийского. Началось создание отделений общества в губернских городах. В 1814 г. Общество приступило к печатанию Библии на церковнославянском языке. С 1816 г. Общество приступило к переводу Священного Писания на литературный русский язык. В Отчете Библейского общества за 1815 г. Голицын писал, что император «сам снимает печать невразумительного наречия, заграждавшую доныне от многих из россиян евангелие Иисусово, и открывает сию книгу от самых младенцев народа, от которых не ее назначение, но единственно мрак времен закрыл оную»31. «Печатью маловразумительного наречия» император и Голицын именовали церковнославянский язык. После создания Священного союза деятельность общества по переводу Библии на русский язык приобрела отчетлиВишленкова Е. А. Указ. соч. С. 137–138.

Скабический А. М. Очерки истории русской цензуры (1700–1863).

СПб., 1892. С. 126.

Цит. по: Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 56.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах во выраженное политическое звучание: Александр I заявлял:

«К чему послужит священный союз, если начала его останутся одинокими и не проникнут в сердце народа? Это может совершиться вполне и искренно только посредством Св. писания на языке каждого народа. Надо распространять святые книги в том виде, как они нам даны: комментарии подкладывают обыкновенно свой смысл сообразно с своею системою. Надо предоставить каждому христианину, какого бы исповедания он ни был, воспринять благодатное действие Св. писания: оно из каждого сделает то, чем он может быть по своей природе»32.

В отечественной литературе деятельность Библейского общества традиционно изображалась как явление консервативного и даже обскурантистского толка. Одним из первых подобную трактовку деятельности Библейского общества дал А. Н. Пыпин. Его аргументация была следующей. Мистики считают себя единственными и особо уполномоченными хранителями высшей истины и оттого отличаются крайней нетерпимостью. Светское, скептическое знание составляет для них предмет крайнего отвращения и ненависти. Поэтому библейские мистики, создавая свою «новую церковь», «свирепствовали» против образования, в котором видели главное препятствие к достижению своих целей, преследовали литературу, поскольку цензурная власть была в их руках. Соответственно, Библейское общество не могло не прийти в столкновение с «крайними консерваторами», защищавшими православие, и с «мнениями образованных людей, которым его тенденции справедливо представлялись распространением грубейшего и фанатического изуверства»33. С подачи Пыпина некорректный термин «изуверный мистицизм» прочно прижился в дореволюционной литературе34.

После создания Библейского общества наиболее масштабной внутриполитической акцией, несущей отпечаток влияния мистических умонастроений, стало создание Министерства духовных дел и народного просвещения. В манифесте от 24 октябЦит. по: Кондаков Ю. Е. Духовно-религиозная политика Александра I и русская православная оппозиция (1801–1825). СПб., 1998. С. 49.

Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 156–168.

См.: Попов К. Юрьевский архимандрит Фотий и его церковно-общественная деятельность // Тр. Киев. духов. акад. 1875. № 2. С. 375–376.

18* Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах ря 1817 г. заявлялось: «Желая, дабы христианское благочестие было всегда основанием истинного просвещения, признали мы полезным соединить дела по Министерству народного просвещения с делами всех вероисповеданий в составе одного управления под названием Министерства духовных дел и народного просвещения»35. К министерству относились и дела Св. правительствующего Синода, причем таким образом, «чтобы министр духовных дел и народного просвещения находился по делам сим в таком точно к Синоду отношении, в каковом состоит министр юстиции к Правительствующему Сенату, кроме однако же дел судных». Поэтому преобразование 24 октября сопровождалось назначением нового обер-прокурора Святейшего Синода, который был полностью подчинен А. Н. Голицыну – князя П. С. Мещерского, чиновника с неяркой служебной биографией. Пётр Сергеевич Мещерский на службу вступил в 1796 г. в лейб-гвардии в Семёновский полк унтер-офицером, был произведен в прапорщики в 1797 г. Пожалован в камер-юнкеры 5-го класса и определен членом конторы опекунского Новороссийских иностранных поселенцев в 1805 г. В 1808 г. Мещерский был назначен Херсонским губернатором, в 1809 г. «определен»

по исправлению должности обер-прокурора во 2-е Отделение 5-го департамента Правительствующего Сената. 1 января 1810 г. был произведен в действительные статские советники.

По именному высочайшему повелению Мещерский был назначен членом Главного правления училищ в октябре 1817 г. В министерстве внедрялся принцип «самой широкой веротерпимости и полной равноправности всех исповеданий». Однако, как отмечал Н. К. Шильдер, «господствующая вера была сравнена не только с другими христианскими исповеданиями, но даже с нехристианскими; этот смелый шаг должен был неизбежно возбудить негодование и ропот среди православного духовенства и сделать существование министерства недолговечным»37. А. С. Стурдза следующим образом объяснял причиРождественский С. В. Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения. 1802–1902. СПб., 1902. С. 109–110.

РГИА. Ф. 733. Оп. 86. г. 1817–1856. Д. 502. Дело о службе Петра Сергеевича Мещерского. Л. 14. См. также: Кондаков Ю. Е. Архимандрит Фотий (1792–1838) и его время. СПб., 2000. С. 113.

Шильдер Н. К. Император Александр Первый : его жизнь и царствование. СПб., 1898. Т. 4. С. 11.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах ны помянутой «недолговечности»: была сделана «самая грубая ошибка, – впрочем, умышленная», которая «состояла в том, что дела синода и дела терпимых религий, даже мусульманства и язычества, уставили в ряд и распределили по отделениям и столам в одном и том же департаменте. Наконец, для довершения всех промахов, бывший синодальный обер-прокурор, став министром уступил место свое при синоде другому лицу ниже себя, князю П. С. Мещерскому; следствием такого необдуманного распоряжения было унижение синода, ибо обер-прокурор представлял в нем уже лицо министра, а не царя и помазанника Божия, как то установлено было духовным регламентом»38. С мнением Стурдзы солидарен историк русской науки С. В. Рождественский: «Несообразность, объясняемая общим характером мистицизма той эпохи – вероисповедным индифферентизмом и полным равнодушием к интересам господствующей церкви, восстановила, наконец, против министерства православное духовенство и была причиной его падения»39.

Все основные посты в министерстве князя Голицына были заняты «библейскими» деятелями. И. А. Чистович довольно точно описал точку зрения православных иерархов на происшедшие перемены в статусе православной церкви: «Истина существует только в одной истинной церкви, которая потому и называется православною и составляет правило (критерий) истины для всех христианских исповеданий. И потому приравнивать православную церковь к различным исповеданиям и обществам – значит унижать и оскорблять ее в противность истории и самого существа веры. Князь Голицын не действовал намеренно против православной церкви: но, ставя ее в один ряд со всеми другими исповеданиями, он унижал ее достоинство. Как министр духовных дел, он не понимал своего положения, превращая веротерпимость в признание равного внутреннего достоинства всех исповеданий; не более понимал он свое положение и как сын православной церкви, являясь принадлежащим ко всем исповеданиям»40.

Стурдза А. С. О судьбе православной церкви русской… С. 281.

Рождественский С. В. Указ. соч. С. 111.

Чистович И. А. История перевода Библии на русский язык. М., 1997.

С. 112.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах Императорский указ о переводе Библии на русский язык появился 28 февраля 1816 г. Это решение, как утверждает М. Майофис, «было поистине революционным и сразу же породило огромное недовольство среди сторонников церковной и лингвистической архаики»41. Наиболее непримиримую позицию по отношению к переводу Библии на современные языки занимал Ж. де Местр, причем позиция его в отношении перевода принципиально не отличалась от позиции ревнителей православия: «Что будет, когда простой и прямолинейный народ получит Библию на вульгарном языке во всех библейских изданиях? Никто ничего не знает; но несомненно, что за этим последует всеобщий пожар в России, и правительство пожнет то, что посеяло»42. Недовольные протестовали против отсутствия в тексте перевода каких-либо комментариев, которые бы имели конфессиональный характер. Тот же де Местр заявлял:

«Отнюдь не простое чтение, но лишь преподавание Священного Писания приносит пользу. Читаемое же без толкований и объяснений, Священное Писание обращается в яд»43.

По утверждению современного историка А. Н. Боханова, «произвольное толкование Священного Писания на Руси всегда и осуждалось, и запрещалось, рассматриваясь как недопустимое своеволие. Ортодоксальный подход распространялся и на намерения по поводу перевода священных текстов на современный русский язык»44. При этом надо отметить, что фактически отсутствовали именно православные комментарии, и, наоборот, «уже с 1815 г. в свете появилась масса мистических сочинений, предлагавших эти комментарии, составленные в чуждом православию духе»45.

Для религиозных людей перевод, который с их точки зрения делали «случайные» переводчики, зачастую далекие от Майофис М. Воззвание к Европе : литературное общество «Арзамас»

и российский модернизационный проект 1815–1818 годов. М., 2008.

С. 287.

Шебунин А. Н. Европейская контрреволюция в первой половине XIX века. Пг., 1925. С. 118.

Местр, Ж. де. Санкт-Петербургские вечера. СПб., 1998. С. 580.

Боханов А. Н. Русская идея : от Владимира Святого до наших дней.

М., 2005. С. 255–256.

Кондаков Ю. Е. Либеральное и консервативное направления в религиозных движениях в России первой четверти XIX века. СПб., 2005.

С. 173.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах практики крайней аскезы и лишенные необходимой религиозной харизмы, был неприемлем. Их точку зрения недвусмысленно выразил Фотий (Спасский): «Что могло быть доброго от такого перевода детского (с участием студентов Духовной академии. – А. М. ), от людей, не имеющих божественной благодати в себе? Имеяй в себе Дух Божий, явно возгнушается перевода русского и проклянет начало злое оного и всех в нем трудящихся. Явно богопротивен он есть»46.

Еще одну причину неприятия перевода Библии приводит современный филолог Б. М. Гаспаров: «С точки зрения традиционного религиозного сознания русский текст Священного Писания, лишенный условности и сакральной коннотации, которую традиция закрепила за славянским текстом, имел характер кощунства. Сама близость двух языков делала перевод особенно болезненным, поскольку русская версия ощущалась при этом не как текст на другом языке, а скорее как кощунственная «подмена» сакрального текста»47. Подобное восприятие переводной Библии четко фиксируется в источниках.

А. С. Шишков писал А. А. Аракчееву: «Если церковные книги для того, чтоб уронить важность их, будут с высокого языка, сделавшегося для нас священным, переводиться неведомо кем и как на простонародный язык, каким говорим мы между собою и на театре, если при распространении таковых переводов (разве для того токмо нужных, чтоб со временем не разуметь церковной службы или чтоб и обедни служить на том языке, на каком пишутся комедии), еще сверх того и иностранных языков, вместо наших молитв и Евангельских нравоучений переводиться будут так называемые духовно-философические, а по настоящему смыслу карбонарские и революционные книги, если, говорю, все это продолжаться будет по-прежнему, то я министром просвещения быть не гожусь, ибо, по моему образу мыслей, просвещение, не основанное на вере и верности к государю и отечеству, есть мрак и вредное заблуждение»48. Но Фотий Спасский. Указ. соч. // Русская старина. 1894. № 9. Т. 82.

С. 222, 224.

Гаспаров Б. М. Поэтический язык Пушкина как факт истории русского литературного языка. СПб., 1999. С. 125.

Шишков А. С. Записки, мнения и переписка. Берлин, 1870. Т. 2.

С. 184.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах нельзя утверждать, что подобная позиция Шишкова была характерна только для консерваторов.

Отказ от церковнославянского языка Священного Писания мог быть неприемлем и по эстетическим соображениям. К примеру, М. М. Сперанский, отнюдь не консерватор, писал своей дочери: «Сегодня, во время обыкновенного моего чтения, вместо греческого моего завета, мне вздумалось читать Евангелие в новом русском переводе. Какая разность, какая слабость в сравнении со славянским! Может быть, и тут действует привычка, но мне кажется – все не так и не на своем месте: хотя внутренне я убежден, что это все одно и то же, но нет ни той силы, ни того услаждения. Вообще, я никогда не смел бы одобрить сего уновления. Знаю, что оно сделано с лучшими намерениями; может быть, для тех, кои не привыкли к славянскому языку, это услуга. Но для чего бы кажется, не оставить их привыкнуть? Это стоит труда»49.

Сам факт, что Библия переводилась и издавалась неправославным Библейским обществом, смущал ревнителей православия. Шишков заявлял: «Никакой не было нужды Библейское общество вводить для печатания Библий, ибо оные издавна печатались, смотря по нужде и требованию при синодальных типографиях»50. Для православных максималистов также немаловажное значение имел тот факт, что предлагаемый перевод Библии должен был осуществляться в данном конкретном случае по инициативе близких к масонству кругов («первый захотел издать русскую Библию розенкрейцер Н. И. Новиков»51).

Позиция ревнителей православия в отношении к переводу Библии сводилась, таким образом, к следующему. Перевод для них был «безблагодатным», «кощунственным», подготовленным «случайными людьми», неприемлемым не только по религиозным, но и по политическим, эстетическим и иным соображениям. Они считали, что перевод такого рода приведет к подрыву православной традиции, росту протестантских настроений, религиозному субъективизму и в конечном счете к появлению Письмо М. М. Сперанского к дочери из Сибири. 1819 // Русский архив. 1868. Стлб. 1701–1702.

Фотий Спасский. Указ. соч. // Русская старина. 1896. Август. Т. 87.

С. 439.

Сахаров В. Просвещенный мистицизм Александровской эпохи // Рубежи. 1998. № 1. С. 46.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах новых сект и расколов и революционным потрясениям. Такая оценка вполне совпадает с точкой зрения и современных исследователей: «Широкое распространение Библии подрывало позиции религиозных догматиков, было шагом в сторону реформационных начинаний в церковной жизни»52.

Религиозные идеалы Библейского общества также вызывали крайне настороженное отношение со стороны православных консерваторов. В отчете Библейского общества за 1818 г. говорилось, что деятельность библейских обществ приближает то время, «когда будет един пастырь и едино стадо, то есть когда будет одна божественная христианская религия во всех, различного образования, христианских исповеданиях»53. Кроме того, сознательные и активные члены Библейского общества «жили космополитическими идеями и стремлением к благу человечества вообще» и «пытались разрушить все препятствия, созданные историческою судьбою народов и их физическими и духовными особенностями. Мечтали даже о введении всеобщего языка, как общечеловеческого орудия для выражения духа, сливающего все народы в единую семью»54.

Подобные экуменизм и космополитизм были неприемлемы для православных консерваторов. Эсхатологические мотивы, характерные для мистических произведений, однозначно трактовались консерваторами как «революционные». Де Местр говорил (в письме графу де Валезу, 15 (27) января 1817 г. ) об опасности «религиозной революции, замышляемой протестантами и иллюминатами, которые почти открыто поднимают голову, прикрываясь маской вселенского христианства»55. Некоторые элементы воззрений мистиков можно было интерпретировать как призыв к своего рода «мистической революции», означавшей полное преображение земной действительности. В частности, предсказания баронессы В. Ю. Крюденер, центральной фигуры мистического движения, содержали положения о близком крушении всего «ложного» порядка вещей, о том, что скоро царства земные возопиют, и им отвечать будут только Цамутали А. Н. Александр Николаевич Пыпин и его труды по истории религиозных движений в России в первой четверти XIX в. // Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 8.

Чистович И. А. Указ. соч. С. 53.

Сухомлинов М. И. Указ. соч. С. 171.

Местр Ж. де. Петербургские письма // Звезда. 1994. № 12. С. 184.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах бури. В 1817 г. она заявляла: «Теперь неизбежно произойдет битва, страшная битва неверия против веры, ложных христиан против истинных поклонников Христа. Французская революция была только предисловием к этой битве»56. Крюденер утверждала, что «мистики не против властей, поскольку власти в своем поведении не расходятся с волей Бога; но когда власти начинают гонение, «это древняя война мрака против света».

Государи и чиновники только рабы дьявола, поскольку они не руководятся духом Христа. «Горе государствам, жизнь которых не в нем! Треск их падения скоро раздастся!»57. Историк-марксист А. Н. Шебунин комментировал подобные высказывания так: «Все это как будто немножко походило на революцию»58.

Православные консерваторы соответствующие фрагменты книг мистиков интерпретировали исключительно как призывы к революции. Например, в рукописной книге активного участника православной оппозиции С. И. Смирнова «Отозвание души моей на книгу «Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению духа Христова» (1823 г.) следующим образом передается ее основное содержание: «Она гласно возвещает наступление во всем якобы мире следующими явственными словами: «Время, долженствующее изменить все в мире, приспело. Бог противопоставит мнимому порядку некоторый беспорядок обещает всемирную революцию по отношению перемены религии: каковая де перемена должна ниспровергнуть некоторые царствия и погубить некоторых человеков именно всех тех, кои будут противится перемене религии она решится потреблять от лица земли всякого, кто не будет принимать ее книга воззвание к человекам не терпит всякого наружного Богослужения, презирает всякие домы молитвенные; угрожает храмам всех вероисповеданий превращением оных в громаду развалин и отвращается всякой религии, допускающей такие наружности»59.

Одной из главных причин отторжения православных консерваторов от Библейского общества было то, что они несомненЦит. по: Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 167.

Цит. по: Шебунин А. Н. Указ. соч. С. 86.

ОР РНБ. Ф. 550. 3975. F III-46. Основное собрание рукописной книги.

Смирнова Степана «Отозвание души моей на книгу «Воззвание к человекам…». 1823. Л. 2, 5 об., 6, 19 об.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах но считали, что «стоявший во главе управления духовных дел и Министерства народного просвещения и в то же время президент Библейского общества князь А. Н. Голицын был мистиком, масоном, членом татариновского общества и пр.; что он наполнил учреждения, в которых был главным начальником, и Библейское общество масонами и различными сектантами;

не только благоприятствовал развитию мистической и масонской литературы, но сам, стоя во главе управления, рассылал книги этого рода по всем местам и к лицам ведомства народного просвещения и Св. Синода. Вследствие этого, Библейское общество сделалось сходбищем, сборным пунктом, для всех мистиков разных цветов и покроев, и имя его до того слилось с именем тайных обществ, что их не отделяли друг от друга»60.

А. С. Стурдза вспоминал, что «мистики работали день и ночь над переводом современных духовных сочинений в их духе.

Тогда-то градом посыпались на святую Русь разноцветные творения под самыми странными названиями. Яков Бем, С. Мартен, Эккартсгаузен, Юнг-Штиллинг выдаваемы были за великих учителей»61. В 1816 г. возобновил свое издание «Сионский вестник» А. Ф. Лабзина, «без всякого участия духовной цензуры»62. На его страницах широко пропагандировалась экуменическая идеология63. Лабзин хотел сделать издание журнала государственным предприятием и мечтал об учреждении особенного департамента для издания мистической литературы64.

Ситуацию обостряло то обстоятельство, что, всемерно поощряя перевод и издание книг мистического содержания, содержащих объективно антиправославные взгляды, и широкое их распространение через структуры Библейского общества, Голицын при этом запрещал произведения ревнителей православия, таких как И. Е. Станевич, опровергавших положения мистиков, и даже предпринимал против них репрессивные меры.

Сочинения мистиков и масонов «о внутреннем христианстве, о всеобщем братстве и единении народов пользовались особенною благосклонностью цензуры, а книги противоположного направления, особенно же враждебные цели библейских обществ, Чистович И. А. Указ. соч. С. 55.

Стурдза А. С. О судьбе православной церкви русской… С. 271–272.

См.: Вишленкова Е. А. Указ. соч. С. 138.

См.: Довнар-Запольский М. В. Указ. соч. С. 229.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах подвергались ее неумолимому суду, – писал М. И. Сухомлинов.

– Произведения самого нравственного, религиозного содержания были останавливаемы цензурой, если в них заключалась защита одного какого-либо исповедания, несогласная с стремлением к единой, отвлеченной религии всего человечества»65.

Покровительство А. Н. Голицына представителям неправославных конфессий, мистикам, сектантам и масонам, резкое принижение статуса православной церкви в связи с экуменическими увлечениями императора Александра I и привели к возникновению круга ревнителей православия, «православной партии» (термин, впервые использованный А. С. Стурдзой66), противостоящей «мистической партии», проводящей в жизнь идеи надцерковного «универсального христианства». Лидером последней считался Голицын. Православная оппозиция официальной конфессиональной политике, ассоциировавшей с насаждением мистицизма, появилась в результате объединения усилий писателей-«архаистов», сторонников А. С. Шишкова (П. А. Кикина, Е. И. Станевича, С. И. Смирнова, С. А. Ширинского-Шихматова) и представителей православного клира, среди которых наиболее выделялись архимандрит Иннокентий (Смирнов), позднее епископ Пензенский и Саратовский, митрополит Серафим (Глаголевский), архимандрит Фотий (Спасский), архимандрит Герасим (Князев), настоятель московского Симонова монастыря. Кроме того, в нее входили некоторые представители придворных кругов (А. А. Орлова-Чесменская, С. С. Мещерская, Д. А. Державина, П. М. Толстая), на завершающем этапе к ней примкнул ряд высокопоставленных чиновников – Ф. П. Уваров, И. В. Гладков, обер-прокурор Святейшего синода П. С. Мещерский, М. Л. Магницкий, П. А. Ширинский-Шихматов, А. А. Павлов. «Православная партия» на начальном этапе действовала конспиративно, пытаясь в меру своих сил и возможностей противостоять наплыву мистицизма и масонства. Ее представители признавали лишь легальные средства борьбы, главным среди которых признавалась жалоба лично императору. После того, как «православную партию»

фактически возглавил А. А. Аракчеев, она полностью утратиСухомлинов М. И. Указ. соч. С. 422.

Стурдза А. С. О судьбе православной церкви русской… С. 277.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах ла черты оппозиции, а один из ее лидеров – А. С. Шишков – стал министром народного просвещения, сменив на этом посту А. Н. Голицына.

В либеральной историографии идейные устремления «православной партии» и логика ее действий существенно искажались. Так, А. Н. Пыпин утверждал: «Эти ревнители старины защищали старину во что бы то ни стало и во всем ее составе, и эта старина, как известно, в числе своих качеств, отличалась и большей степенью невежества, считавшего своим идеалом совершенную неподвижность всех понятий и всех форм жизни»67.

Кроме того, православные консерваторы в его изображении отличались «в сущности, тем же фанатизмом и обскурантизмом, какими отличались их библейские противники, – быть может, еще худшим»68.

В монографиях Ю. Е. Кондакова история «православной партии» рассматривается через призму деятельности архимандрита Фотия (Спасского), прежде всего как сюжет истории русской православной церкви. Главная задача петербургского автора заключалась в том, чтобы проследить, как складывались отношения между церковью и государством в александровское царствование. В нашем исследовании история «православной партии» представлена как органичная часть истории русского консерватизма первой четверти XIX в., без исследования которой невозможно понять его специфику. При этом мы, естественно, опирались на богатую фактическую базу, представленную в работах Ю. Е. Кондакова; главным же источником, послужившим основой для написания данной главы, стали автобиографические записки архимандрита Фотия (Спасского).

Православные консерваторы с самого начала резко отрицательно отреагировали на возникновение Библейского общества, видя в нем очередную масонскую инициативу. Так, Ф. В. Ростопчин в письме к А. Д. Балашову от 3 июля 1813 г. заявил:

«Комитет Библейского общества откроет завтра свое существо, вербуя кого возможно в члены, не для распространения христианской религии, но для умножения капитала. В сем заведении я пользы никакой не предвижу. Те, кои имеют способы, имеют и Библию, а не умеющие читать не имеют в ней нужды, и я тут Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах нахожу новые затеи иллюминатов и мартинистов, кои из Библии сделали себе духовное маскарадное платье»69.

Первым проявлением деятельности «православной партии»

были книги и записки Степана Ивановича Смирнова (даты рождения и смерти неизвестны), губернского секретаря, переводчика Московской медико-хирургической академии. О его жизни известно крайне мало, в наибольшей степени она описана Ю. Е. Кондаковым70. Смирнов, возможно, был близок Ростопчину. Известен его перевод «Иудейских писем к Вольтеру» аббата Генне – произведения, носившего антииудейскую направленность71. Его собственные произведения, написанные в защиту православия, не были известны современникам. Смирнов входил в круг архимандрита Герасима (Князева), настоятеля московского Симонова монастыря. В 1816 г. Смирнов подал на рассмотрение Петербургского комитета духовной цензуры книгу «Вопль жены, облеченной в солнце или Победная Повесть Православной Греко-российской Соборной и Апостольской Церкви против «Победной Повести» И. Г. Юнга-Штиллинга». Книга Смирнова «пропагандировала православный взгляд, неизвестный большей части русской аристократии. С. И. Смирнов отразил взгляд Православной Церкви на масонов и духовно-религиозную литературу, издающуюся помимо Св. Синода»72. Тем не менее, она вызвала неоднозначные оценки даже в православной среде и не смогла пройти цензуру. В августе 1816 г. Смирнов направил рукопись книги Александру I с сопроводительным письмом, в котором призывал императора не попустить «в Богоспасаемой России владычествовать завету беззакония», поскольку с верой в Бога «исчезнет верность и гражданскому уставу»73.

Смирнов призывал к запрету Юнга-Штиллинга, Эккартсгаузена, Шатобриана.

Дубровин Н. Ф. Отечественная война в письмах современников (1812–1815 гг.). М., 2006. С. 467.

Кондаков Ю. Е. Либеральное и консервативное направления в религиозных движениях в России первой четверти XIX века. С. 125–164.

Кондаков Ю. Е. Архимандрит Фотий (1792–1838) и его время. СПб., 2000. С. 104.

Письмо С. И. Смирнова Александру I // Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1858. Кн. 4. С. 142.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах Рукопись с запиской была доставлена монарху П. А. Кикиным, который занимал должность начальника канцелярии по принятию прошений на высочайшее имя, однако тогда никакого действия эта акция не возымела. О Кикине оставил в своих мемуарах отзыв С. Т. Аксаков: «П. А. Кикин был одним из самых горячих и резких тогда славянофилов, он сделался таким вдруг по выходе книги Шишкова «Рассуждение о старом и новом слоге».

До того времени он считался блестящим остряком, французолюбом и модным светским человеком. Книга Шишкова образумила и обратила его, и он написал на ней: «Mon Evangeli (Мое Евангелие). В свете называли Кикина новообращенным, новокрещенным, ренегатом, и, точно как человек, перешедший быстро от одного убеждения к другому, он слишком горячился и впадал в крайности, которые никогда не ведут к убеждению других глубоким уважением предался он Шишкову, который сам очень его любил и уважал»74. Кикин принимал участие в деятельности «Беседы любителей русского слова», был секретарем некоего «Общества свергнувших иго чужеземного языка», целью которого было разговаривать только по-русски и избегать употреблять французский язык75. По словам А. С. Стурдзы, Александр I «знал и уважал его, как крутого старовера, с которым государь входил даже в прения во время его докладов»76.

С. И. Смирнову так и не удалось опубликовать «Вопль жены, облеченной в солнце», как и другие свои произведения.

Его литературная деятельность в защиту православия высоко оценивалась в дальнейшем архимандритом Фотием (Спасским), который в своих автобиографических записках писал:

«Иные разные его обличения и разумны: имеют силу и убедительность»77. В дальнейшем Фотий использовал литературные наработки Смирнова в своих посланиях 1824 г. Александру I.

Одной из главных тем писаний Смирнова было «разоблачение всемирного масонского заговора», готовящего «приход в мир Антихриста», посредством разрушения традиционных религий, в первую очередь православия, и свержения монархиАксаков С. Т. Воспоминания об А. С. Шишкове // Собр. соч. : в 5 т. М., 1986. Т. 2. С. 276.

См.: Кондаков Ю. Е. Либеральное и консервативное направления в религиозных движениях в России первой четверти XIX века. С. 142.

Стурдза А. С. О судьбе православной церкви русской… С. 278.

Фотий Спасский. Указ. соч. // Русская старина. 1895. Июль. С. 177.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах ческих режимов. Кроме того, Смирнов был одним из первых русских консерваторов, которому, наряду с Державиным, был присущ антисемитизм. Евреев Смирнов именовал «орудием Сатаны», воплощением мирового зла и утверждал, что именно еврейство готовит заговор против законных правителей христианских государств. «Вероятно, политика иудеев состоит в том, чтобы при удобном случае соединенными силами всей своей многочисленности исторгнуть свои земли из рук теперешних обладателей». Для того, чтобы евреи прекратили быть воплощением зла, им следует отказаться от своей религии78.

«Ревность не по разуму» Смирнова периодически вызывала недовольство им митрополита Петербургского Серафима и Филарета (Дроздова), в результате чего даже после победы православной оппозиции Смирнову так и не разрешили напечатать его книги.

Особую роль в деятельности ревнителей православия сыграл архимандрит Иннокентий (в миру Илларион Дмитриевич Смирнов) (1784–1819), впоследствии епископ Пензенский, в то время ректор Петербургской семинарии (с сентября 1813 г. ), глава цензурного комитета Петербургской духовной академии.

Иннокентий отличался строго аскетическим образом жизни, был талантливым проповедником и церковным историком. Духовное образование он получил в семинарии Троицко-Сергиевой лавры. В 1809 г. Иннокентий под влиянием старца одного из ростовских монастырей Амфилохия, который позднее стал духовным наставником А. А. Орловой-Чесменской, принял монашество. В 1814 г. Иннокентий получил звание доктора богословия и был назначен архимандритом Троице-Сергиевой пустыни, а в 1816 г. – назначен настоятелем Новгородского Юрьева монастыря. С 1815 г. Иннокентий стал по должности одним из директоров Библейского общества и участвовал в работе комитета, рассматривавшего переводы Священного Писания.

Он был ближайшим помощником архиепископа Михаила (Десницкого) и духовником семьи С. П. Мещерского, сочувствовавшего православной оппозиции, дружил с тогдашним ректором Духовной академии Филаретом (Дроздовым).

См.: Кондаков Ю. Е. Либеральное и консервативное направления в религиозных движениях в России первой четверти XIX века. С. 130.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах Будучи принципиальным ревнителем чистоты православия, Иннокентий в 1815 г. не пропускал в печать книгу И. Г. Юнга-Штиллинга «Победная повесть». Между тем на публикации этой книги настаивал обер-прокурор Святейшего синода А. Н. Голицын, которому пришлось провести эту книгу через светскую цензуру. В 1816 г. на рассмотрение Иннокентия была передана книга С. И. Смирнова «Вопль жены, облеченной в солнце». Иннокентий готов был допустить ее в печать, однако против этого решения выступил архимандрит Филарет (Дроздов), которого настораживало чрезмерное рвение Смирнова. По мнению Филарета, «ревность увлекала его (Иннокентия. – А. М.) за пределы осторожности». Филарет утверждал также: «Я удержал его, чтобы не произвести напрасного волнения, и митрополит Михаил (Десницкий. – А. М.) одобрил мое мнение» 79.

Первую победу ревнители православия смогли одержать в 1818 г., когда под их давлением А. Н. Голицыну пришлось запретить возобновленный «Сионский вестник» А. Ф. Лабзина, который после этого больше не возобновился. Запрещение это произошло, наряду с прочими причинами, по настоянию митрополита Михаила (Десницкого)80. Будучи активным членом Библейского общества, митрополит был лоялен к духовно-религиозной политике правительства и известен своими проповедями «о внутренней Церкви Христовой». Но при этом, по мнению Ю. Е. Кондакова, он был негласным главой православной оппозиции и участвовал во всех ее выступлениях81. Определенную роль в закрытии «Сионского вестника» сыграл не входящий в состав «православной партии», но идейно к ней близкий А. С. Стурдза. По воспоминаниям Стурдзы, его знакомый, князь С. А. Шихматов, активный ревнитель православия, явившись к нему, «завел разговор о новых духовных переводах в «Сионском вестнике» и стал «по-христиански» укорять Стурдзу, что тот молчит, не вступается «за дело Божие», и «требовал действия»82. Ширинский-Шихматов передал Стурдзе труд Смирнова Цит. по: Сушков Н. В. Записки о жизни и времени святителя Филарета, митрополита Московского. М., 1868. С. 109.

См.: Чистович И. А. Указ. соч. С. 58.

См.: Кондаков Ю. Е. Архимандрит Фотий (1792–1838) и его время.

С. 117.

Стурдза А. С. О судьбе православной церкви русской… С. 274.

19. Заказ Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах «Вопль жены, облеченной в солнце» и предложил сличить его критику с соответствующими номерами «Сионского вестника» и решить: «должно ли долее терпеть такие нападения на святую истину и святую церковь?». Далее Стурдза вспоминал, что «чтение рукописи вместе с обличаемыми статьями» скоро убедило его «в справедливости увещеваний Шихматова»83.

А. С. Стурдза использовал «благорасположение» Голицына, к которому имел свободный доступ, и «решился начать письменно, а потом довершить дело устною беседою». Он написал князю «прямой обвинительный акт против двух переводов Лабзина: «Таинства» и «Победной повести». При этом Стурдза обширными выписками доказывал, что «переводчик виновен не только за перевод книг, враждебных церкви, но еще более за то, что в некоторых местах усилил и преувеличил выражения подлинников». Затем Стурдза попросил аудиенцию, на которую явился с рукописью Смирнова и статьями Лабзина из «Сионского вестника». «Каждая страница Смирнова поверяема была подлинными статьями. Министр горячо вступался за мысли Лабзина, старался придавать им благоприятный смысл; но преткновения час от часу становились виднее и опаснее». Чтение продолжалось свыше трех часов, после чего, как утверждает Стурдза, «Голицын прямо сознался в своем заблуждении и перестал защищать своего любимца» 84. После этого Стурдза предложил Голицыну «с ведома и соизволения государя, объявить формально Лабзину, что впредь поставляется ему в обязанность обратиться с изданием «Сионского Вестника» в духовную цензуру установленным порядком». Стурдза утверждал, что если Лабзин «без ропота покорится законному распоряжению», то «выгодное мнение о нем» Голицына будет оправдано.

«Напротив, если он станет отказываться и роптать, то злонамеренность его обнаружится во всей наготе своей»85. По словам Стурдзы, после того как Голицын написал Лабзину, что не имеет времени заниматься впредь цензурою его журнала, надменный Лабзин «вспыхнул, и забылся до того, что отозвался министру самым грубым и резким образом, что решительно не пойдет на суд к тем людям, которые затворяют дверь царствия Стурдза А. С. О судьбе православной церкви русской… С. 274.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах небесного, сами не входят и других не впускают туда»86. «Сионский вестник» был запрещен окончательно. Из вышесказанного видно, что ведущий журнал мистиков прекратил свое существование по инициативе митрополита Михаила, С. И. Смирнова, С. А. Ширинского-Шихматова и А. С. Стурдзы. С этого времени Стурдза пользовался особым доверием членов «православной партии». В частности, П. А. Кикин «весьма жаловал»

его «за удачное низложение «Сионского вестника»87.

Закрытие «Сионского вестника» привело к тому, что Голицын, по словам Стурдзы, «сделался осторожнее, а ревнители – не по разуму смелее и предприимчивее»88. Но в том же 1818 г.

они потерпели сильнейшее поражение, закончившееся опалой одной из ключевых фигур ревнителей православия – Иннокентия (Смирнова). Это произошло в результате акции, предпринятой с участием писателя-«архаиста» Е. И. Станевича.

Евстафий Иванович Станевич (1775–1835) был чиновником средней руки и писателем, входил с 1811 г. членом-сотрудником в «Беседу любителей русского слова»89. Ему оказывал покровительство участник направления литераторов-«архаистов»

П. А. Кикин, принявший Станевича к себе на службу и поселивший его в своем доме. В воспоминаниях Стурдзы имеются некоторые детали, проясняющие обстоятельства сближения Кикина и Станевича: «У Кикина умерло любимое дитя; Станевич, в утешение сетующих родителей, написал для них «Разговор о бессмертии души над гробом младенца». В нем автор доказывал, что вера в бессмертие тогда только утешительна, когда основывается на обетованиях, данных святою церковью»90.

В своих воспоминаниях Стурдза писал, что в июне 1818 г.

Кикин поведал ему «о планах и намерениях православной партии», в частности о том, как участники некоего «общего совета» «решили открыть наступательные действия против мистиков». Кикин также рассказал ему о скором появлении книги Наиболее значительное исследование о Станевиче см.: Кондаков Ю. Е. Либеральное и консервативное направления в религиозных движениях в России первой четверти XIX века. С. 165–193.

Стурдза А. С. О судьбе православной церкви русской… С. 277.

19* Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах Е. И. Станевича «и ликовал заранее, в надежде на блестящий успех»91. Таким образом, появление книги Станевича «Беседа на гробе младенца о бессмертии души» была акцией православной оппозиции. Она была написана «в опровержение «Сионского вестника»92. Фотий определял жанр книги Станевича как «некое обличение» мистиков, учение которых – «язык змиев на вред святой церкви»93. По оценке Ю. Е. Кондакова, книга стала «манифестом православной партии»94 и содержала «не только собственные мысли автора, но и плоды его бесед с А. С. Шишковым и П. А. Кикиным»95.

Е. И. Станевич подвергал жесткой критике западноевропейский мистицизм, деятельность Библейского общества и перевод Библии на русский язык. Он обвинял мистиков в религиозном субъективизме, в том, что они строят «внутреннюю церковь», отрицая реальную православную, отрицают таинства церкви, отвергают необходимость священства, обрядности, почитания святых, распространяют ереси, приближают «царство Антихриста». В книге содержались строчки, которые при желании можно было расценить как покушение на царскую власть и власть церковной иерархии, которые в должной мере не выступают в защиту истинной церкви: «Цари ничем не причинили столько бед народу, как забвением и уничтожением должного в лице их величия Божия. Времена таковые постоянно видятся быть и временами послабления веры и нравов, что и поставляет всякое царство на краю гибели и падения», «ежели священство умолкнет, видя таковое разорение в дому Божьем Господь прольет и на них гнев свой»96.

В сентября 1818 г. книга Станевича была передана в духовную цензуру. Иннокентий (Смирнов), будучи цензором, пропустил эту книгу в печать, и в конце 1818 г. она была опублиСтурдза А. С. О судьбе православной церкви русской… С. 277.

Сушков Н. В. Указ. соч. С. 110.

Фотий Спасский. Указ. соч. // Русская старина. 1894. № 9. Т. 82.

С. 204–205.

Кондаков Ю. Е. Архимандрит Фотий (1792–1838) и его время.

С. 125.

Станевич Е. И. Беседа на гробе младенца о бессмертии души, тогда токмо утешительном, когда истина оного утверждается на точном учении веры и церкви. Изд. 2-е. СПб., 1825. С. 73, 148.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах кована. В декабре 1818 г. ревнителям православия и лицам, сочувствовавшим их целям, было разослано 26 экземпляров книги, среди ее получателей были митрополит Новгородский и Петербургский Михаил (Десницкий), епископ Филарет (Дроздов), архимандрит Иннокентий (Смирнов), А. С. Шишков, П. А. Кикин, С. А. Ширинский-Шихматов, А. С. Стурдза97.

Далее события стали развиваться по сценарию, не запланированному православными консерваторами. Спустя годы Стурдза объяснял происходящее тем, что на Иннокентия (Смирнова) «злились духовные крамольники за то, что, пробыв некоторое время деятельным членом Библейского общества и комитета, переводившего Новый Завет, вдруг отказался от сих должностей, вероятно, подметив в товарищах своих нечистые побуждения против церкви. Представился удобный случай отомстить и поссорить с Филаретом (Дроздовым. – А. М.), епископом ревельским. И так ухватились за книгу Станевича, подняли крик и шум, стали жаловаться на гнусную нетерпимость и главную ответственность взвалили на духовного цензора»98.

Фотий (Спасский) гонения на Иннокентия объяснял происками масонов, работающих в «сугубом» министерстве: «Тайные общества сильно восстали на Иннокентия, яко врага явного их всех злодейских обществ. Министерство духовных дел и просвещения, в одном лице совмещаемое, исполнено было людей нечестивейших, агентов нечестия; положено изгнать при сем случае Иннокентия»99.

После выхода книги Голицын вызвал Филарета (Дроздова) к себе и с негодованием показал ему экземпляр, весь испещренный его заметками. Голицын заявлял: «Церковь не имеет нужды, когда частный человек брал ее под свое покровительство, особливо с той точки, с которой написано все сочинение.

Защищение наружной церкви против внутренней наполняет всю книгу. Разделение, непонятное в христианстве! Ибо наружная без внутренней церкви есть тело без духа. Вообще понятие о церкви представлено в превратном виде: ибо, где говорится См.: Кондаков Ю. Е. Архимандрит Фотий (1792–1838) и его время.

С. 126.

Стурдза А. С. О судьбе православной церкви русской… С. 279.

Фотий Спасский. Указ. соч. // Русская старина. 1894. № 9. Т. 82.

С. 205.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах о церкви, везде видно, что одно духовенство принимается за оную. Одним словом, книга сия совершенно противна началам, руководствующим христианское наше правительство, по гражданской и духовной части»100. Филарет постарался замять назревающий конфликт, заявив, что Иннокентий просто невнимательно просмотрел книгу, будучи нездоровым, и просил, чтобы Голицын не делал доклада императору и дал время просмотреть книгу и исправить ошибки, перепечатав листы.

Однако когда Филарет попытался уговорить Иннокентия смягчить его позицию, тот отвечал, что «готов претерпеть за правду всякое гонение»101.

В итоге Иннокентия не поддержала высшая церковная иерархия. Митрополит Михаил (Десницкий) «осуждал почти каждое слово» книги Станевича102. Александр I распорядился изъять и уничтожить весь тираж книги Станевича, а ее автора и цензора – выслать в 24 часа из столицы в город Сумы на Слободскую Украину.

14 января 1819 г. Иннокентию был объявлен строгий выговор за его неосмотрительность. Царь предписывал внушить комиссии духовных училищ, «чтоб подобные сочинения, стремящиеся истребить дух внутреннего учения христианского, никаким образом не могли выходить из цензуры, находящейся в ее ведомстве»103. 2 марта Иннокентий был рукоположен в епископа Оренбургского. В первый раз без избрания Синодом назначался епископ императором, «вопреки церковного порядка»104. Это была фактическая ссылка из столицы, «на верную смерть, при глубоко расстроенном его здоровье»105. Лишь после ходатайства митрополита Михаила, княгини С. С. Мещерской и П. С. Мещерского 22 марта 1819 г. он был рукоположен в епископа Пензенского и Саратовского. В Пензе святитель и скончался 10 октября 1819 г. Он был причислен к лику святых Русской православной церкви для общецерковного почитания на Юбилейном Архиерейском Соборе в августе 2000 г.

Цит. по: Сушков Н. В. Указ. соч. С. 110.

Цит. по: Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 200–201.

Стурдза А. С. О судьбе православной церкви русской… С. 279.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах Почетная ссылка Иннокентия (Смирнова) и высылка Станевича из столицы были сильным ударом по православным консерваторам.

В марте 1821 г. скончался митрополит Новгородский и Петербургский Михаил (Десницкий). По совету Аракчеева император избрал в качестве преемника Михаила митрополита Московского и Коломенского Серафима, вице-президента Библейского общества106. Серафим (Глаголевский), митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский (в миру Стефан Васильевич Глаголев) (1757–1843), родился в семье дьячка Василия Глаголева. Церковное образование получил в Калужском духовном училище. Вместе с Матвеем Десницким (в будущем – Новгородским и Петербургским митрополитом Михаилом) он обучался в Троицкой семинарии. По благословению митрополита Платона (Левшина) они поступили в Филологическую семинарию Ученого дружеского общества, основанного в Москве Н. И. Новиковым, слушали лекции в университете и духовной академии. По настоянию Платона (Левшина) в 1787 г. Стефан принял монашество с именем Серафим. В 1799 г. он был рукоположен в епископа Дмитровского, в 1804 г. – назначен епископом Вятским, в 1805 г. – Смоленским и Дорогобужским, в 1812 г.

возглавил минскую кафедру, в 1814 г. назначен архиепископом Тверским, а с 1819 г. – митрополитом Московским и Коломенским. Серафим неспешно шел вверх по ступеням церковной иерархии и главную российскую кафедру занял в 1821 г. С самого начала он зарекомендовал себя в качестве человека с консервативной репутацией. Н. В. Сушков давал Серафиму следующую характеристику: «Серафим Глаголевский не обладал ни той ученостью, ни той высокодаровитостью, какими отличаются его предместники и особенно преемник (по Московской епархии) [Филарет (Дроздов). – А. М.]. Не остался он в памяти народной. Редко беседовал он с паствой своею и вовсе не слыл проповедником. Его, конечно, любили как пастыря мирного и доступного, уважали как митрополита разумного и осторожного»107. Характеристика Сушкова не вполне справедлива. ДейСм.: Глазева А. С. Серафим (Глаголевский), митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский и его роль в религиозной политике Александра I и Николая I // Консерватизм в России и Западной Европе. Воронеж, 2005.

Сушков Н. В. Указ. соч. С. 54–55.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах ствительно, Серафим был осторожен и дипломатичен, однако именно благодаря ему «православная партия» смогла, в конце концов, достичь поставленных целей.

Самым ярким и известным деятелем среди ревнителей православия был архимандрит Фотий (в миру Пётр Никитич Спасский) (1792–1838)108. Он родился в семье чтеца церкви Преображения Господня Спасского погоста Новгородского уезда Никиты Фёдоровича, в суровых жизненных условиях, в крайней бедности. Пётр получил начальное домашнее образование, был научен отцом грамоте и стал, подобно отцу, чтецом в церкви. Через родственников, в десятилетнем возрасте, Пётр был пристроен певчим в Казанский собор в Петербурге. Однако там плохо кормили, нравы были грубыми, Петра часто обижали, в результате он тяжело заболел и был отправлен к родителям на излечение. Тогда же Петра впервые посетили мысли о монашестве как единственно верном пути спасения души.

В январе 1803 г. Пётр был принят в Новгородскую семинарию. По тогдашнему обычаю, ему дали фамилию Спасский, в честь его места рождения и для спасения души. Пётр стал первым учеником и первым певчим в семинарском хоре, читал церковные книги, отличался примерным поведением и благочестием. Из-за крайней бедности он постоянно недоедал, был лишен нормальной одежды. Пётр вел аскетический образ жизни, избегал мира и его соблазнов. В 1814 г., окончив курс семинарии, он, в числе лучших учеников, был направлен в Петербургскую духовную академию, ректором которой был Филарет (Дроздов). Тогдашний ректор Петербургской семинарии, Иннокентий (Смирнов) стал его покровителем, духовным отцом и учителем. Учился Пётр в академии хорошо, но в 1815 г. по болезни был вынужден оставить ее и был определен учителем латинского и греческого, а также церковно-славянского языков, церковного устава и Закона Божьего в Александровское духовное училище. Главной его обязанностью были проповеди, которые Пётр готовил ответственно и усердно. Следует сказать о своеобразном литературном даре этой незаурядной личности.

См.: Кондаков Ю. Е. Архимандрит Фотий (1792–1838) и его время ;

Улыбин В. В. Архимандрит Фотий (Спасский) и графиня А. А. Орлова-Чесменская. СПб., 2001 ; Его же. Яко ад сокрушилися… СПб. ; М., 2002.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах Так, П. К. Щебальский слог Фотия охарактеризовал следующим образом: «Мы мало знаем в русской литературе страниц, написанных таким сильным, хоть и странным языком»109. Одновременно он начал изучать книги масонов и протестантских мистиков с тем, чтобы уметь опровергать антиправославные мысли, которые в них обильно содержались.

По благословению Филарета и Иннокентия в феврале 1817 г. Пётр был пострижен двумя архиереями в монахи и рукоположен в иеромонахи с именем Фотия. Это имя он получил в честь патриарха Константинопольского, возведенного в сан за три дня и несколько раз отлучавшегося от сана за исповедание православия. По протекции Иннокентия (Смирнова) и Филарета (Дроздова) Фотий был назначен законоучителем во Второй кадетский корпус. Он отличался крайней аскезой:

постоянно пребывал в воздержании и посте, облекся во власяницу и носил вериги, что сильно сказывалось на его здоровье.

Аскетизм Фотия выражался, к примеру, в осуждении театров.

«Это, – по мнению Фотия, – бесовские служения, работа мамоне, мудрования плоти, языческих мерзких служб останки, капища сатаны, заведения злобы многопрелестные, виды прелести диавольские, училище нечестия, службы вражия, сеть князя тьмы, земный ад насмешливый: кратко сказать – многообразная мерзость запустения на месте святее. И пения, и песнь, и комедии, и трагедии, и всякого рода представления и явления суть виды единой мерзости»110.

Ученики уважали Фотия и усердно посещали его предмет, показывали на экзаменах хорошие знания. Для них Фотий написал учебник по Закону Божьему «Огласительное Богословие Кафолическое и Апостольские веры восточной церкви». Вскоре Фотий был назначен благочинным и главным законоучителем в кадетском корпусе. В 1818 г. он был зачислен в соборные иеромонахи Александро-Невской лавры.

Фотий писал, что он получил «изведение свыше во сне и разных откровениях, что подобает ему изыти на подвиг против тайных всех обществ»111. По словам лично знавшего его свяЩебальский П. Указ. соч. С. 242.

Цит. по: Миропольский С. Фотий Спасский, Юрьевский архимандрит // Вестник Европы. 1878. № 12. С. 603.

Фотий Спасский. Указ. соч. // Русская старина. 1894. № 7. С. 214.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах щенника М. Я. Морошкина, Фотий «следил неусыпно за всем движением масонства, читал внимательно все масонские книги, делал из них выписки, не щадил ничего для покупки особенно дорогих книг масонской премудрости, скупал целые издания, только что выходившие из типографии, и жег их, чтобы не допустить их расходиться в народе; подкупал дорогой ценою служителей домов, в которых бывали масонские заседания, чтобы из скрытного где-нибудь места самому все высмотреть, услышать и узнать всех заседавших в них; для сего служители проламывали иногда стены под самым сводом или верхним накатом и делали небольшие отверстия, сквозь которые о. Фотий, будучи невидим никем, мог сам все видеть и слышать, что делалось внизу»112. Фотий даже тайно присутствовал на «пророчествах» Е. Ф. Татариновой, «где своими очами видел беснование, кружение, лжесловесие и прорицание демонское»113.

Таким образом, Фотий собирал разнообразную информацию о деятельности Библейского общества, масонских лож, сект, мистических изданиях и пр. Кроме того, он выступал с резкими обличениями деятельности Библейского общества. Обличал он и деятельность сект скопцов, «общества» Е. Ф. Татариновой, проповедников мистических учений А. Ф. Лабзина, баронессы В. Ю. Крюденер, И. Линдля, И.-Л. Фесслера, И.-Е. Госснера и др. При этом Фотий был убежден, что все эти явления возникли в результате того, что Александр I попал под сильное влияние участников «масонского заговора» Р. А. Кошелева. В результате Фотий нажил себе влиятельных врагов. Инспектор корпуса, в котором он преподавал, генерал И. В. Бебер, видный масон (он был «великим памятным мастером» ложи «Астреи», с его именем масонская традиция связывала посвящение Александра I в масоны и последующее негласное разрешение на работу лож), одним из первых распустил слух о том, что Фотий сошел с ума после того, как тот, сделав несколько копий с масонского устава и написав на нем: «Катехизис масонов, верующих в антихриста, дьявола и сатану», раздал их кадетам.

Митрополит Михаил (Десницкий) в июле 1820 г. предложил Фотию стать игуменом захудалого третьеклассного ДереМорошкин М. Архимандрит Фотий, настоятель Юрьева монастыря :

воспоминания священника // Русская старина. 1876. № 10. Т. XVII. С. 313.

Миропольский С. Указ. соч. С. 59.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах вяницкого монастыря в Новгороде, фактически удалив его из Петербурга в почетную ссылку. Весь 1821 г. Фотий был занят восстановлением монастырского хозяйства, полностью прекратив общественную деятельность. При этом ему помогала графиня А. А. Орлова-Чесменская, в «молодости пленявшая своей красотой»114, его духовная дочь, которая присылала в монастырь щедрые пожертвования, хлопотала о возвращении Фотия в Петербург, сообщала столичные новости. С. Миропольский считал, что их сближение было «случайное и непредвиденное»115. Иннокентий, проезжая из Петербурга в Пензу через Москву и остановившись там по болезни, рекомендовал Фотия 35-летней Орловой как личного друга. Фотий влиял на Орлову с позиций крайнего православного аскетизма: «он распорядился, чтобы «девица-дщерь» уничтожила все статуи и произведения искусства в ее доме, так как они служат «похоти очес»116.

В свою очередь, Орлова ввела Фотия в круг высокопоставленных деятелей православной оппозиции. По словам Миропольского, «Фотий был силен прежде всего потому, что всегда, то за ним, то перед ним, стояла графиня А. А. Орлова-Чесменская, с своим несметным богатством и с своими общественными связями в Петербурге и в Москве»117. Следуя примеру ОрловойЧесменской, Д. А. Державина, вдова поэта, «также «дщерию Фотия учинилась. Теперь для Фотия открылись салоны всех аристократических домов и его слушали с благоговением»118.

Благодаря влиянию и связям графини Орловой-Чесменской знакомства с Фотием стали искать важные сановники. Осенью 1821 г. Фотий нанес визит в имение Аракчеева Грузино, где произошло их сближение. С этих пор Фотий именовал Аракчеева в своей переписке «Соседом»119.

В 1821 г. деятельность православных консерваторов оживилась. В силу ряда внешних и внутренних факторов их позиции начали усиливаться. Ухудшение отношений между Россией и Шишков А. С. Записки… Т. 1. С. 54.

Миропольский С. Указ. соч. С. 53.

Карнович Е. П. Архимандрит Фотий, настоятель Новгородского Юрьева монастыря // Русская старина. 1875. Т. XIII. С. 466.

Миропольский С. Указ. соч. С. 597.

См.: Кондаков Ю. Е. Духовно-религиозная политика Александра I и русская православная оппозиция (1801–1825). С. 121–122.

Глава 6. Деятельность «православной партии» в 1816–1825 годах Англией сказалось на отношении к некоторым ветвям протестантизма. Мистицизм и масонство были взяты под подозрение.

В изменившихся условиях императору стала невыгодна протестантская ориентация лидеров Соединенного министерства120.