«СОДЕРЖАНИЕ Раздел I Профессионализация семинарских и практических занятий в языковом вузе Л.В. Абракова Особенности обучения французскому языку как второму иностранному на языковом факультете вуза........... ...»

Методика изучения языка (в частности, его лексического состава) с целью определения его культурного содержания или «мировоззрения» основывается на понятии семантического поля, введенного в языкознание Й. Триром, и на законе членимости или структурного характера языка. Й. Трир пишет по этому поводу: «Каждый язык членит реальность по-своему и таким образом устанавливает элементы реальности, которые свойственны только данному языку. Элементы реальности, фиксированные в одном языке, никогда не повторяются в той же самой форме в другом, точно так же они не являются простым и механическим отображением реальности.

Они представляют собой лингвистико-концепциальную реализацию картины действительности, создаваемую на основе неоднородной, но определенным образом членящейся модели, которая беспрерывно сопоставляет и противопоставляет, соотносит и различает данные действительности» [5. С. 305].

Л. Вайсгербер также связывал «мировоззрение языка» с тем, как язык классифицирует предметы и явления внешнего мира, какие отношения он устанавливает между ними, как их оценивает со своей «человеческой точки зрения». Именно на выявление этих своеобразий каждого языка ученый направлял свое исследование, интересуясь в первую очередь «картиной мира» немецкого языка. Представленная им концепция языковой картины мира является словоцентрической, и центральное место в ней занимает категория Worten der Welt (вербализации или ословливания мира). Свое понимание мирообразующей и познавательной роли языка, создающего «духовный промежуточный мир», Л. Вайсгербер демонстрирует на примерах формирования в сознании человека картин звездного неба и растительного мира. Так, по мнению ученого, наши представления о мире звезд создаются посредством тех наименований, которые имеются в нашем родном языке для соответствующих созвездий. Но в греческом языке Л. Вайсгербер нашел всего 48 наименований звезд, тогда как в китайском — 283. Отсюда следует вывод ученого: так как в разных языках число звездных наименований неодинаково, то у их носителей будут разные представления о звездном мире.

Рассматривая в следующем примере лексические единицы из области растительного мира, Л. Вайсгербер разбирает немецкие слова Kraut (полезная трава) и Unkraut (сорняк). Как в значениях названных слов отражаются структурные отношения, существующие в самом растительном царстве, и отражаются ли они вообще?

Посредством слова Unkraut (сорняк) из растительного мира выделяется некоторая часть растений, которая не соотносится со структурной морфологической классификацией растительного мира. На основе критериев, которые установлены в ботанике, невозможно выделить некоторую часть растений, известных нам как Unkraut (сорная трава), то есть с объективной точки зрения в природе не существует полезных и вредных трав. Но язык зафиксировал здесь точку зрения немецкого народа на них. Значит, данное слово возникло как результат человеческого суждения. Отнесение к этой категории осуществляется на основе непригодности, ненужности, второстепенности растений для человеческих потребностей. Следовательно, можно констатировать, что Unkraut не существует в природе, а только в суждении человека. По Л. Вайсгерберу, это положение применимо ко всем словам, в которых человеческая оценка является ведущим началом: Obst (фрукты, плоды), Gemse (овощи), Getreide (злаки) — «значения» всех этих слов обосновываются не действительными отношениями внешнего мира, а человеческим суждением. Каждый говорящий на немецком языке должен принять эту антропоцентрическую точку зрения на классификацию растений, поскольку она навязывается ему в процессе усвоения языка.

Подобным образом дело обстоит, по Л. Вайсгерберу, и со всеми другими классификациями, которые имеются в картине мира того или иного языка. Именно они и задают человеку ту картину мира, которая заключена в его родном языке, причем эта картина мира может существенно отличаться от научной.

Итак, в лингвокультурологической концепции Лео Вайсгербера понятие языковой картины мира тесно связано с вопросом соотношения языка, мышления и национальной культуры. По мнению ученого, язык, содержащий представления его носителей о мире, создает некий «промежуточный мир» и находится между человеком и действительностью. В последнее время все большее распространение получает одна из главных идей рассмотренной языковой концепции — невозможность освободиться от власти родного языка. Л. Вайсгербер был убежден, что родной язык преподносит мир своим носителям не в том виде, в каком он существует объективно, а в том, в каком он представлен в картине мира этого языка. Хотя невозможно полностью согласиться с концепцией Л. Вайсгербера, однако нельзя не признать справедливость его мнения о влиянии языка на восприятие мира человеком.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка // Апресян Ю.Д. Избранные труды. Т. 2. М.: Школа «Языки русской культуры», 1995.

2. Вайсгербер Л. Родной язык и формирование духа: Пер. с нем. М., 1993.

3. Вайсгербер Й.Л. Язык и философия // Вопросы языкознания. 1993. № 2.

4. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию: Пер с нем. М.: Прогресс, 1984.

5. Звегинцев В.А. Очерки по общему языкознанию. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1962.

6. Мамардашвили М.К., Пятигорский А.М. Символ и сознание: Метафизические рассуждения о сознании и языке. М.: Школа «Языки русской культуры», 1999.

7. Радченко О.А. Язык как миросозидание. Лингвофилософская концепция неогумбольдтианства. М., 1997. Т. 1.

8. Уорф Б. Наука и языкознание // Новое в лингвистике. Вып. 1. М.: Изд-во иностр.

лит. 1960.

О дной из наиболее общих тенденций в развитии языка в целом и большинства его подсистем считается количественный рост языковых единиц, который неизбежно сопровождается усложнением внутрисистемных отношений между ними. Эти процессы применительно к развитию предложного корпуса проявляются в конкретизации значения некоторых предлогов за счет сужения их семантической структуры, а также за счет ограничений в сочетаемости. Хотя названные процессы не являются абсолютными, поскольку им противостоят процессы расширения значения и сочетательных возможностей других единиц, все же общая тенденция нормирования языка и сокращения вариантности обуславливает приоритет движения от более общего к более конкретному. Эта тенденция отмечается в большинстве исследований, связанных со становлением английского языка. Рассмотрим, каким образом это отражается в развитии предложного корпуса.

Самое первое приближение к материалу позволяет заключить, что существующие в каждый отдельно взятый исторический период подсистемы временных предлогов должны быть функционально и коммуникативно достаточными, то есть изменяющийся состав этих подсистем должен обслуживать все основные семантические зоны, традиционно закрепленные за ними. В наиболее общем виде эти зоны обозначаются понятиями «одновременность/предшествование/следование», что, безусловно, допускает дальнейшую конкретизацию. Другими словами, состав корпуса временных предлогов в любой исторический период не произволен, а коммуникативно обусловлен. Диахронные изменения в составе корпуса предлогов, в их функциональных и семантических свойствах (то есть развитие этой грамматической подсистемы) не ведут к нарушению семантико-функционального равновесия. Основные изменения заключаются в перераспределении функций между уже существующими единицами и единицами, тем или иным путем пополняющими данную подсистему.

Вышеупомянутое понятие коммуникативной достаточности не является абсолютным, раз и навсегда закрепленным в языке. Оно относительно, исторически обусловлено и непосредственно связано с уровнем развития сознания, а следовательно, и всей языковой системы в целом. Поэтому все процессы, происходившие и происходящие в языке, должны находить отражение в развитии подсистемы временных предлогов. В диахронном плане прежде всего правомерно предположить тенденции к дифференциации и специализации значения, с одной стороны, и к языковой экономии, сокращению избыточности, с другой. Таким образом, вероятно, развитие предложной подсистемы идет не «вширь» (понятия временной триады являются исторически стабильными), а вглубь, поскольку данные понятия раскрываются на различных диахронных срезах с различной степенью детальности.

Большинство авторов, затрагивая проблемы смыслового развития языковых единиц, используют термины «специализация», «дифференциация», «устранение многозначности», «освобождение от многофункциональности», «семантический сдвиг», «сужение значения» и прочее [2; 4; 6; 7; 8]. Наиболее удачными по сочетанию информативности и лаконичности, на наш взгляд, являются два первых термина, хотя их частое использование как синонимов вряд ли является оправданным. Представляется целесообразным разграничить эти понятия, поскольку, основываясь на общем механизме (конкретизации, уточнении), они все же не являются полностью тождественными.

Дифференциация значения предполагает чисто семантическое изменение, проявляющееся либо в сужении семантической структуры уже существующего предлога, либо в появлении новой единицы с достаточно узким значением. Специализация же значения предлога связана с его функциональными характеристиками, что проявляется, прежде всего, в его сочетательных возможностях. Рассмотрим, каким образом эти процессы протекали в подсистеме временных предлогов.

Наиболее распространенным способом систематизации языковых единиц по семантическому основанию традиционно является их группировка в синонимические ряды. При анализе нашего материала — временных предлогов — было выделено 14 рядов, включающих единицы с тем или иным общим компонентом значения [3]. Наблюдение над функционированием членов данных рядов на четырех синхронных срезах (1350, 1450, 1550, 1650 гг.), а также анализ диахронных изменений в период с XIV по XVII век, позволяют констатировать, что наиболее значительными тенденциями в развитии семантики предлогов были именно дифференциация их значения и специализация по сочетаемости с различными типами существительных.

Синонимия предлогов проявляется в их межлексемном варьировании, то есть в способности замещать друг друга в сходных контекстах [1; 5]. Для обозначения данного процесса далее будем использовать термин «внешнее семантическое варьирование», поскольку существует еще один тип варьирования — наличие у одной лексемы (предлога) нескольких семантических вариантов — так называемое «внутреннее семантическое варьирование». Подробный анализ динамики изменений в этой сфере дает возможность констатировать наличие тех или иных тенденций в развитии семантической структуры изучаемых единиц.

Основным показателем внешнего семантического варьирования является число предлогов — членов ряда. Данный количественный показатель обозначим термином «диапазон внешнего семантического варьирования» (Дсем.-внеш.). Этот показатель сам по себе не может считаться достаточным для определения степени дифференцированности значения каждого из предлогов — членов ряда, хотя на первый взгляд может показаться, что чем большее число единиц обслуживает данную семантическую зону, тем более конкретным, дифференцированным является значение каждого из них. Однако при диахронном подходе к материалу не следует упускать из виду общие закономерности развития языка. Представляется правомерным, что в эпоху значительных изменений предложного корпуса появление некоторых единиц было случайным, они могли и не иметь каких-либо отличий в своей семантике от уже существующих. Так, например, функционировавшие до 1300 года bitwihen и bitweies были абсолютными синонимами, которые, однако, зафиксированы в Большом Оксфордском словаре как отдельные единицы со своими формальными вариантами. Приблизительно за полвека до выхода их из употребления (с 1240 по 1250 г.) появляются between и betwixt, также тождественные им по значению. С учетом предлога betwixen, который зафиксирован с Х по XV век, синонимический ряд со значением «указание на границы периода» с XII по XV век включал пять единиц (без учета составных образований типа from... to). Ограничив начало временного среза поздним среднеанглийским периодом, получаем ряд, состоящий из трех предлогов.

Однако вполне очевидно, что в данном случае число членов ряда (Дсем.-внеш.) никак не связан со специализацией значения конституентов ряда. Именно среди таких единиц возникает конкуренция, и только некоторые из них закрепляются в языке, большинство же на том или другом этапе выходят из употребления. На наш взгляд, достаточно объективным показателем тенденции к перераспределению ролей между единицами, обслуживающими один семантический участок, может служить только сопоставление состава одноименных синонимических рядов в различные периоды. Тем не менее, не являясь показателем достаточным, Дсем.-внеш. все же необходим для самых первых, предварительных наблюдений, которые могли бы послужить отправной точкой более глубокого анализа. Нам представляется, что большие диапазоны свидетельствуют о степени важности, значимости данного семантического участка для носителя языка. Чем более актуальной, «востребованной» является та или иная семантическая зона, тем большее количество единиц (и отличных, и тождественных по семантической структуре) вовлекаются в ее обслуживание. Низкие же диапазоны, напротив, могут быть связаны с «невостребованностью» семантической зоны в тот или иной период. Кроме того, очевидна обобщенность, недифференцированность значения членов таких синонимических рядов в пределах обслуживаемого ими семантического участка.

Вторым количественным показателем внешнего семантического варьирования является количество лексическо-семантических вариантов (ЛСВ), входящих в данный синонимический ряд. Обозначим это число символом n. В случае, если только один из ЛСВ каждого предлога обслуживает семантический участок, отношение количества ЛСВ к количеству предлогов — членов ряда будет равно 1. Введем для этого отношения понятие «коэффициент специализации значения членов ряда» и обозначим его символом К. Для условий, изложенных выше, коэффициент специализации значения будет равен 1, что выражается следующей формулой:

К, равный 1, является минимальным, поскольку в этом случае каждому из предлогов соответствует единственный семантический вариант. Однако зачастую один и тот же предлог в двух своих семантических вариантах входит в один синонимический ряд. Причем каждый из вариантов характеризуется отличиями либо в семантике, либо в функционировании. Таким образом, каждый из существующих семантических вариантов является либо более дифференцированным в плане выражения общего для данного синонимического ряда значения, либо более специализированным в плане сочетаемости. Следовательно, чем больше величина К превышает единицу, тем более дифференцированными или специализированными являются значения конституентов синонимического ряда.

В исследуемый период определяющим и наиболее явным показателем внешнего семантического варьирования было изменение состава рядов (Дсем.-внеш.). Эти данные представлены в графе 2 таблицы 1. В графе 3 приведены данные по максимальной амплитуде колебаний Дсем.-внеш. на протяжении всего исследуемого периода, представленного четырьмя срезами.

№ 7 — «приблизительность указания момента»

№ 8 — «точность указания длины периода»

№ 9 — «приблизительность указания длины периода»

№ 10 — «контакт с начальной № 11 — « движение к начальной № 12 — «контакт с конечной № 13 — «движение к конечной Как видно из приведенных в таблице данных, абсолютное большинство (13 из 14) рядов были подвержены тем или иным колебаниям количественного состава.

Единственным исключением был семантический участок «следование-период»:

обслуживающий его синонимический ряд № 5 не претерпел никаких изменений состава в течение всего исследуемого периода. На протяжении четырех срезов его Дсем.-внеш. был равен 2, конституенты ряда предлоги at и after употреблялись в данном значении еще в древнеанглийском языке.

Правомерным является вопрос, существует ли зависимость амплитуды колебания от количественного состава ряда. Для ответа на этот вопрос обратимся к конкретным языковым фактам, лежащим в основе приведенных данных.

Прежде всего отметим, что для исследуемых единиц характерно колебание показателя Дсем.-внеш. в сторону увеличения от 0 до +6 (см. графу 4 таблицы 1). Это соотносится с общей тенденцией к расширению вариативности элементов языковой системы, что особенно показательно для языка в период его становления. Девять из 14 рядов имеют именно положительную динамику — увеличение их Дсем.-внеш.. Лишь три ряда характеризуются уменьшением данного показателя (ряды № 1, 3 и 14), причем амплитуда колебания при отрицательной динамике изменений значительно меньше — от 0 до —2. Остальные два ряда имеют нулевой показатель динамики изменений между первым и четвертым срезами. Это уже упоминавшийся ряд № 5 и ряд №10, подверженный промежуточным колебаниям, но имеющий идентичные показатели на первом и четвертом срезах.

Рассмотрим характерные особенности рядов с положительной динамикой Дсем.-внеш..

Максимальная амплитуда колебаний (+6) наблюдается в рядах № 6 и 8, которые уже в среднеанглийском были достаточно представительными. К 1350 году они включали 7 и 9 предлогов соответственно. Это говорит о том, что семантические участки «включение момента в период» и «точность указания длины периода» были уже в это время достаточно востребованными в языке, что обусловило их специализацию в соответствии с особенностями сочетаемости с различными типами существительных. В дальнейшем, как показывают наши данные, эта тенденция получает развитие. Следствием является значительное увеличение состава этих рядов — с до 12 и с 9 до 15 членов.

Таким образом, основным фактором, влияющим на величину амплитуды колебаний Дсем.-внеш., является не собственно длина ряда, а именно, востребованность соответствующего семантического участка. Эта востребованность (актуальность, значимость) может быть либо постоянной (ряды № 6, 8), либо резко возрастающей (ряды № 7, 9). В первом случае уже на исходном срезе (XIV век) состав ряда является достаточно широким в масштабах состояния предложной системы на тот период, что говорит о потенциальной возможности выбора предлога со сходным или тождественным значением. Во втором случае эта возможность в полной мере создается позднее, к XVII веку, когда формируются средства передачи более дифференцированных, конкретных, точных смысловых отношений. В то же время, в наиболее общих, основополагающих для системы временных отношений семантических зонах, таких как «предшествование», «одновременность», «следование» (ряды № 1—5) происходят лишь незначительные колебания количественного состава (1—2 единицы).

Это, видимо, обусловлено сформированностью соответствующих синонимических рядов, функциональной закрепленностью каждого из предлогов за определенным значением уже в среднеанглийском языке. В дальнейшем эти ряды, которые можно рассматривать как микросистемы, меняются лишь незначительно.

Таким образом, все синонимические ряды обнаруживают различные колебания своего количественного состава с первый по четвертый срезы. Условно выделив 4 степени колебания этого показателя, получаем схему (см.: рис.):

Рис. Амплитуда колебания диапазона внешнего семантического Как следует из данной схемы, подавляющее число рядов (9 из 14) обнаруживают положительную динамику — рост Дсем.-внеш., что, по сути дела, и свидетельствует о четкой тенденции к специализации и дифференциации значения большинства конституентов этих синонимических рядов.

Наиболее подверженными колебаниям количественного состава в сторону увеличения были ряды № 6 (семантический участок «включение момента в период») и № 8 (семантический участок «точность указания длины периода»), имевшие амплитуду колебания +6. Высокую степень колебания (+4) обнаруживают также ряды № 7 (семантический участок «приблизительность указания момента») и № 9 (семантический участок «приблизительность указания длины периода»).

Максимальная амплитуда колебания Дсем.-внеш. в сторону уменьшения (–2) характерна лишь для одного синонимического ряда — ряда №3 (семантический участок «предшествование-период»).

Незначительные колебания в сторону увеличения (+1) наблюдаются в рядах № 2 (семантический участок «предшествование-период») и № 11 (семантический участок «движение к начальной границе»), в сторону уменьшения (–1) — в рядах № (семантический участок «одновременность-момент») и № 14 (семантический участок «указание на границы периода»).

Зоне стабильности соответствует единственный ряд № 5 (семантический участок «следование-период»).

Подведем некоторые итоги. Динамика внутрисистемных семантических изменений в предложном корпусе наглядно демонстрирует тенденцию к дифференциации и специализации значения предлогов, что соответствует общим закономерностям внутреннего развития языковой системы. Предпосылки же данных внутриязыковых процессов лежат за пределами системы языка, а именно, в речи. Во-первых, ни один новый предлог не возникает, если его значение не является востребованным для обозначения новых, ранее не дифференцированных оттенков значения. Во-вторых, любой язык на определенном этапе развития обнаруживает тенденцию к экспрессивности, связанную с обеспечением возможности выбора среди достаточного количества однофункциональных средств, что также обусловлено прагматикой. Все это и является основой для процессов дифференциации и специализации, неизбежно сопровождающих развитие языковой системы.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Вилюман В.Г. Семантические и функциональные связи слов и их синонимия в современном английском языке: Автореф. дис. … д-ра филол. наук. Л., 1971.

2. Каменец Э.Г. Развитие предложных конструкций темпорального значения в английском языке: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Одесса, 1978.

3. Пескова Н.А. Специфика предложной номинации и семантическая классификация английских временных предлогов // Номинация и дискурс. Рязань, РГПУ, 1999.

4. Расторгуева Т.А. Варьирование и исторические изменения морфологической системы английского языка: Дис. … д-ра филол. наук. М., 1980.

5. Романова А.В. Семантические и функциональные связи предлогов пространства и времени в современном английском языке: Дис. … канд. филол. наук. Л., 1974.

6. Ярцева В.Н. Исторический синтаксис английского языка. М.; Л., 1961.

7. Jespersen O. Growth and Structure of the English language. Oxford, 1936.

8. Stern G. Meaning and Change in Meaning. Ldn., 1931.

на основе фразеологизмов английского языка:

О дним из актуальных направлений современной лингвистики в настоящее время является композиционная семантика. В рамках данного направления рассматриваются проблемы концептуальной интеграции, концептуального анализа, а также вопросы композиционной семантики разноструктурных единиц языка.

В настоящее время существует немало работ, в которых рассматривается образование новых единиц номинации от фразеологизмов в результате усложнения их семантической и структурной организации, то есть в результате действия комбинаторных процессов в языке. Эти процессы, однако, до сих пор изучались с позиций традиционной лингвистики, а не в терминах композиционной семантики. С точки зрения современной науки есть первые опыты анализа результатов инволюционных процессов в области появления новых однословных единиц номинации на базе существующих в языке фразеологических единиц (далее ФЕ) [1].

Данная статья представляет собой опыт анализа композиционной семантики несколькословных единиц номинации, образованных на базе фразеологизмов 1 английского языка в результате инволюционных процессов.

Современный словарь иностранных слов определяет инволюцию (от лат. involutio — свертывание) как «обратное развитие», приводящее к прежнему состоянию [3. C. 191]. Что касается развития единиц номинации, то, по мнению Г.Ю. Князевой, здесь возврат к старому состоянию невозможен, поэтому в данном случае этот термин используется в другом понимании, а именно как «изменения в сторону уменьшения, упрощения, редукции существующих единиц», при этом данные изменения связаны с репрезентацией структур знания и носят ментальный характер [4.

С. 5]. Иными словами, в языке инволюция усматривается в структурном сокращении исходной единицы номинации, когда она приобретает более краткую, компактную форму с сохранением или полным / частичным преобразованием ее семантики. При этом структурным и семантическим преобразованиям предшествует динамика концептуальных структур [4. С. 21].

В результате инволюционных процессов во фразеологии происходит образование как новых единиц номинации, так и структурных вариантов исходных фразеологизмов. Так, в ходе структурного упрощения пословичного фразеологизма Too much familiarity breeds contempt (близкое знакомство чревато взаимной потерей уважения) был образован его структурно более простой вариант Familiarity breeds contempt при полном сохранении семантики исходного оборота. В данной статье нас не интересует появление структурных вариантов без каких-либо преобразований семантики по сравнению со значением исходной фразеологической единицы.

Мы обратимся к анализу таких единиц, которые можно считать новыми единицами номинации. Например, при редукции глагольного фразеологизма to play second fiddle (занимать второстепенное положение) образовалась самостоятельная единица номинации second fiddle, семантика которой не совпадает с семантикой исходной ФЕ: производная единица обозначает человека, занимающего второстепенное положение. Таким образом, нас будут интересовать примеры появления новых Под фразеологизмом, вслед за А.В. Куниным, мы понимаем устойчивое сочетание слов с полностью или частично переосмысленным значением [2].

несколькословных единиц номинации на базе английских фразеологизмов, образование которых сопровождается не только структурным упрощением исходного фразеологизма, но и определенными изменениями семантики, в результате чего значение производной единицы отличается от значения исходной ФЕ.

Известно, что особенностью семантики фразеологизма является то, что каждая из входящих в него единиц обладает своим лексическим значением, а семантика всей ФЕ является результатом их полного или частичного переосмысления и интеграции, что делает семантику фразеологизма композиционной. Простая сумма значений частей фразеологизма не дает механического формирования значения целого оборота, в семантике ФЕ в той или иной степени всегда присутствует идиоматический компонент.

Теория композиционной семантики в рамках когнитивного подхода к изучению языка, исходит из представления о композиционности значения фразеологизма.

ФЕ является комплексным знаком, состоящим из двух и более слов, при этом семантика фразеологизма представляет собой интеграцию значений входящих в него переосмысленных компонентов. Помимо лингвистической информации во фразеологизме заключаются сведения о культурно-историческом контексте, породившем данную ФЕ, определенный объем коллективно осмысленных и обобщенных представлений о мире, социальной жизни и духовно-нравственных ценностях, концептуализированные и представленные главным образом имплицитно в семантике ФЕ.

Фразеологизмы обладают семантикой более сложной по сравнению с семантикой слова и «представляют собой языковые знаки, соотносимые по информационному потенциалу со свернутым текстом» [5. С. 4].

Посмотрим, каков статус несколькословных единиц номинации, образованных от английских фразеологизмов в результате инволюции, то есть новых единиц номинации, имеющих в качестве своей мотивирующей основы уже существующий в английском языке структурно более сложный фразеологизм, являются ли они комплексными знаками и входят ли во фразеологический фонд английского языка.

Материалом для анализа послужили 573 узуальных ФЕ, образованных на основе 540 разноструктурных фразеологизмов английского языка и извлеченных из нескольких фразеологических словарей. Анализ исходных и производных единиц проводился при помощи ряда фразеологических словарей, в том числе словарей пословиц и поговорок, а также толковых и переводных словарей английского языка 1.

В данной статье при изучении семантики несколькословных единиц номинации, образованных на основе фразеологизмов английского языка, используется методика и аппарат фреймовой семантики. Рассматривая новые единицы номинации, образованные в результате инволюционных процессов на базе фразеологии, будем исходить из понятий структурной и семантической композиционности исходных фразеологизмов и посмотрим, насколько эти категории применимы в отношении производных единиц. В ходе анализа сначала обратимся к исследованию композиционной семантики исходной ФЕ, сравнивая ее фреймовую организацию на поверхностном и глубинном уровнях. Затем рассмотрим семантику производной единицы номинации, также анализируя ее фреймовую организацию на том и другом уровнях и сопоставляя ее с семантикой исходного фразеологизма. Эти процедуры также позволят нам определить статус несколькословного новообразования, а именно, является ли оно фразеологизмом.

Рассмотрим результаты процесса деривации на примерах, относящихся к разным группам фразеологизмов: пословичных, глагольных и субстантивных ФЕ английского языка.

См. список использованных словарей в конце статьи.

Выражение to rush in where angels fear to tread (безрассудно пускаться в рискованное предприятие) образовано в результате усечения пословицы Fools rush in where angels fear to tread («дураки спешат туда, куда ангелы и ступить боятся») 1.

Значение исходной единицы является композиционным и складывается на основе преобразований фреймовой организации ее прототипа: и на поверхностном, и на глубинном уровне ее значения вербализуется фрейм «невежество», который находит отражение в субфреймах «глупость», «безрассудство» и «опасная ситуация». Из этих трех субфреймов в основе формирования значения деривата to rush in where angels fear to tread лежат только второй и третий субфреймы — «безрассудство» и «опасная ситуация» — которые вместе составляют фрейм «неоправданный риск». Значение данного устойчивого выражения является полностью переосмысленным, не выводимым из простой суммы значений его элементов, что приводит к несоответствию его поверхностной («резкое, непродуманное действие») и глубинной («неоправданный риск») фреймовой организации. Таким образом, в данном случае можно говорить о композиционности семантики производного глагольного сочетания слов, которое является устойчивым раздельнооформленным переосмысленным оборотом, а следовательно, входит во фразеологический фонд английского языка.

На глубинном уровне в семантике пословичной ФЕ Scratch my back and I’ll scratch yours (услуга за услугу) выделяется фрейм «оказание взаимных услуг», что на поверхностном уровне выражается во фрейме «почесывание спин друг другу».

Структурное упрощение данной пословицы привело к образованию новой устойчивой глагольной единицы номинации to scratch smb’s back, в семантике которой находит выражение уже другой фрейм «оказание услуги», что на поверхностном уровне представлено фреймом «почесывание чьей-либо спины». Несмотря на упрощение структурной композиционности производной единицы по сравнению с ее фразеологическим прототипом и сокращение ситуации до действий одного из ее участников в отношении другого, семантика производной единицы остается композиционной и не выводится из простой суммы значений ее компонентов. Значение производной единицы является полностью переосмысленным, как и в случае с исходной ФЕ, и ее поверхностная и глубинная фреймовые организации не совпадают, поэтому делаем вывод, что дериват является фразеологизмом.

У глагольного фразеологизма to cut the Gordian knot (решить проблему резким, необычным способом) глубинная и поверхностная фреймовые структуры полностью не совпадают: на поверхностном уровне значения данной ФЕ находится фрейм «резкое, нехарактерное для данной ситуации действие», что на глубинном уровне ее семантической структуры выражается во фрейме «смелое и быстрое разрешение сложной проблемы». Такая фреймовая организация исходного фразеологизма свидетельствует о полном переосмыслении значений входящих в него компонентов. На обоих уровнях фреймовой организации данной ФЕ выделяется имплицитный компонент: такое резкое решительное действие подразумевает возможные проблемы в будущем. В результате инволюционных процессов, упрощения структурной композиционности за счет усечения глагольного компонента данного фразеологизма было образовано субстантивное выражение Gordian knot (гордиев узел).

Производная единица также характеризуется несовпадением поверхностной и глубинной фреймовых структур: на поверхностном уровне значения деривата находится фрейм «сложно завязанный узел», чему на глубинном уровне соответствует фрейм «запутанное сплетение обстоятельств». Наличие идиоматического компонента в производной единице Gordian knot и интеграция значений двух ее элементов свидетельствуют о композиционности ее семантики. Кроме того, данная номинативная единица Здесь и далее двойное выделение — («…») — означает дословный перевод фразеологизма, при отсутствии русского фразеологического эквивалента.

является раздельнооформленной, состоящей из двух слов, устойчивой, переосмысленной единицей, а значит, она обладает статусом фразеологизма.

В результате инволюции на основе субстантивной ФЕ a land flowing with milk and honey (страна изобилия, страна, текущая млеком и медом) была образована несколькословная единица номинации milk and honey («молочные реки, кисельные берега», изобилие). И на поверхностном, и на глубинном уровнях значения фразеологического прототипа выделяется один и тот же фрейм «страна», при этом семантика данной ФЕ является частично переосмысленной. Это происходит потому, что ведущий компонент данного фразеологизма land сохраняет свое буквальное значение, а все остальные входящие в его состав элементы употребляются в переносном значении. Усеченная производная единица milk and honey, образованная в результате упрощения структурной композиционности исходного фразеологизма, является полностью переосмысленной: все входящие в ее состав элементы употребляются в переносном значении. В деривате наблюдаем сужение фрейма по сравнению с фреймом исходной ФЕ. Поверхностный уровень семантической структуры деривата можно выразить фреймом «очень вкусная пища», что на глубинном уровне находит отражение во фрейме «изобилие». Идиоматический компонент, присутствующий в семантике производной единицы, свидетельствует о ее композиционности, невыводимости значения целого из суммы значений его компонентов. Что касается фразеологического статуса данной единицы номинации, то его подтверждает не только переосмысленность значения входящих в ее состав компонентов, но и раздельнооформленность и устойчивость единицы.

Опыт анализа всего материала исследования показывает, что семантика несколькословных единиц номинации, образованных на основе фразеологизмов английского языка, не выводится из простой суммы значений их компонентов. Сравнение поверхностного и глубинного уровней семантической организации таких дериватов при помощи фреймового анализа свидетельствует о несовпадении фреймов на этих уровнях, а также о композиционности семантики производных единиц номинации. Таким образом, можно говорить о том, что на основе фразеологизмов английского языка как комплексных знаков, в результате упрощения их структурной композиционности образуются несколькословные единицы номинации, которые также являются комплексными знаками.

Кроме того, сочетания слов, образованные от английских фразеологизмов в результате действия инволюционных процессов в языке, всегда являются полностью или частично переосмысленными устойчивыми оборотами, что подтверждает их фразеологический статус. Во всех случаях в результате инволюции от фразеологизмов образуется также фразеологизм, но с более простой структурой и другой семантикой.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Половова И.Е. Пути образования однословных дериватов от фразеологизмов английского языка // Несколькословные единицы номинации в английском языке: от лексикологии к фразеологии. Ч. I. М., 2004.

2. Кунин А.В. Курс фразеологии современного английского языка: Учеб. для ин-тов и фак. иностр. яз. 2-е изд., перераб. М.: Высшая школа, 1996.

3. Современный словарь иностранных слов. М.: Русский язык, 1998.

4. Князева Г.Ю. Комбинаторные и инволюционные процессы в лексической номинации английского языка: эволюция структурной и семантической композиционности // Исторические исследования в современной англистике. М., 2004. С. 5—20.

5. Беляевская Е.Г. Проблема сложения смыслов при формировании семантики идиом (процесс фразеологизации в когнитивном аспекте) // Композиционная семантика.

Ч. II. Тамбов, 2002. С. 4—6.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ СЛОВАРЕЙ

1. Кунин А.В. Большой англо-русский фразеологический словарь. М.: Живой язык, 1998.

2. Новый Большой англо-русский словарь / Под рук. акад. Ю.Д. Апресяна. М.: Русский язык, 1999. Т. 1.; Т. 2.; Т. 3.

3. Concise Dictionary of Proverbs. Oxford University Press, 1998.

4. Cowie A.P., Mackin R. & McCaig I.R. Oxford Dictionary of Current Idiomatic English.

Oxford University Press, 1984.

5. Longman Dictionary of English Idioms. The Pitman Press, Bath, 1980.

6. Macmillan English Dictionary for Advanced Learners. International Student Edition.

Bloomsbury Publishing, 2003.

как способ формализации языковых средств В тех научных областях, где объект науки недоступен непосредственному наблюдению, возникает необходимость в моделировании. Задача исследователя — выявить тот скрытый механизм, который осуществляет переработку материала. Единственный путь к познанию объекта в таком случае — построение образа объекта на основе сопоставления исходных и конечных данных, то есть выдвижение гипотезы о его возможном устройстве и ее реализация в виде логической машины, способной перерабатывать некоторый материал так, как это происходит в реальности. Если созданное логическое устройство действительно функционирует аналогичным образом, оно является моделью объекта. Смысл моделирования состоит в том, чтобы вместо скрытых от нас свойств объекта изучить заданные в явном виде свойства модели и распространить на объект все те законы, которые выведены для модели. В лингвистике, как и в некоторых других науках, объект исследования скрыт от непосредственного наблюдения. Единственной реальностью, с которой лингвист имеет дело, является текст, а механизмы языка, лежащие в основе речевой деятельности, не даны ему в прямом наблюдении. Поэтому и в лингвистике одним из основных средств познания объекта является построение моделей.

Цель данной работы — раскрыть понятие лингвистической модели, рассмотреть семантический метаязык как одну из форм моделирования и выявить его свойства при формализации языковых средств.

«Модель (от лат. modulus — мера) в языкознании — искусственно созданное лингвистом реальное или мысленное устройство, воспроизводящее (обычно в упрощенном виде) поведение какого-либо другого устройства (оригинала) в лингвистических целях» [2. С. 304]. Любая модель, в том числе лингвистическая, характеризуется рядом свойств:

1. Моделировать можно те явления, существенные свойства которых исчерпываются их структурными характеристиками. Моделью такого объекта должно считаться любое устройство, функционально похожее на него. Функциональная точка зрения интересна потому, что делает задачу научного описания мира задачей конечной сложности. Выделение структурных свойств объекта в качестве наиболее существенных его свойств позволяет создать теорию данной структуры, равно применимую к объектам любой физической природы, если в их основе лежит та же структура.

2. Модель всегда является некоторой идеализацией объекта. Чтобы понять сложные явления реальности, необходимо начать с изучения самых простых и общих случаев, даже если они никогда не встречаются в чистом виде, и от них продвигаться к более сложным и специальным случаям. Идеализация такого рода неизбежно приводит к упрощению языка и схематизации фактов. Но без такой схематизации научное описание невозможно.

3. Обычно модель оперирует понятиями не о реальных, а об идеальных объектах, не выводимых непосредственно из опытных данных, а построенных на основании общих гипотез. Всякая модель является конструкцией, логически выведенной из гипотез с помощью определенного математического аппарата.

4. Всякая модель, в том числе лингвистическая, должна быть формальной.

Модель считается формальной, если в ней в явном виде и однозначно заданы исходные объекты, а также правила образования или выделения новых объектов. Формальная модель связывается с опытными данными посредством интерпретации. Дать интерпретацию модели — значит указать правила подстановки объектов некоторой предметной области, например, языка вместо объектов модели.

5. Всякая интерпретированная модель, в том числе лингвистическая, должна обладать свойством экспланаторности, или объяснительной силы. Модель должна уметь строить не только те языковые объекты, которые уже встречались на практике, но и объекты, принципиально допустимые, хотя еще не встречавшиеся.

Итак, построение модели предполагает фиксирование фактов, требующих объяснения; выдвижение гипотез для объяснения фактов; реализацию гипотез в виде моделей, не только объясняющих исходные факты, но и предсказывающих новые, еще не наблюдавшиеся факты; экспериментальную проверку модели.

Возникнув в структурной лингвистике, понятие лингвистической модели получило свое развитие в 60—70 годы с проникновением в языкознание идей и методов кибернетики. Именно тогда возник термин метамодель. Метамодели, разрабатываемые математической лингвистикой, представляют собой теории, объектами которых являются не отдельные лингвистические понятия, а целостные метаязыки. «Метаязык (от греческого meta — через, после) — это «язык «второго порядка», по отношению к которому естественный человеческий язык выступает как «язык-объект», то есть как предмет языковедческого исследования» [2. С. 297].

Метаязык языкознания в значительной своей части имеет тождественную субстанцию с языком-объектом. Хотя известны и случаи формализации метаязыка, например, «семантический метаязык». Таким образом, будучи языком описания естественного языка, метаязык одновременно выступает и как часть естественного языка. Метаязык представляет собой сложное явление, в основе которого, с одной стороны, лежат системные отношения между терминами, с другой — общенаучная лексика, то есть те слова и словосочетания, которые используются при описании различных аспектов языковедческого исследования. Метаязык как средство научного общения используется и реально существует в соответствии метаречи, то есть той разновидности речи, которая осуществляется при общении ученых, исследующих те или иные свойства языка-объекта. Взаимодействие метаязыка и метаречи находит отражение в принципах построения лексикографических пособий, когда в словарные статьи включаются отрывки (или сегменты) метаречи, иллюстрирующие употребление того или иного термина. Содержание термина полностью раскрывается в его реальном функционировании в речи как единицы определенной метаязыковой системы. Например, в случае термина «словосочетание» («синтаксическая конструкция, образуемая соединением двух или более знаменательных слов на основе подчинительной грамматической связи» [6. С. 469]) метаречевые выражения «лексико-фразеологические свойства словосочетания», «социолингвистическая обусловленность словосочетания», «концептуальная полноценность словосочетания» отражают необходимость изучения словосочетания не только как данного грамматического построения, но и как сложного явления, в котором находит отражение взаимодействие лингвистических и экстралингвистических факторов.

Мы можем сделать вывод, что метаязык является не только «языком второго порядка» — вспомогательным средством описания естественного языка, но и служит основой для сопоставления систем понятий в различных направлениях исследования, а также может служить средством языковедческих исследований. В частности, метаязык может рассматриваться в качестве основы для создания теоретических опор, способных эффективно охарактеризовать процессы, происходящие в языке.

На протяжении десятилетий многие авторы предпринимали попытки создать такой семантический язык, который бы точно описал внутренние отношения, существующие между словами в естественном высказывании. Р. Шенк, например, создал «теорию концептуальной зависимости», на основе которой была разработана система программирования “Margie” [4]. Ю.Д. Апресян подробно занимался разработкой словаря нового типа в созданном им «языке семантических множителей» [1]. У.Л. Чейф также сформулировал свою «теорию семантического языка» [3]. Проанализировав каждый из вышеназванных метаязыков, мы пришли к выводу, что все они обладают рядом достоинств и недостатков.

Теория У.Л. Чейфа базируется на положении о главенстве глагола в предложении. На основе этого положения строятся и словарь, и синтаксис семантического языка. В качестве правил синтаксиса Чейф приводит семантические конфигурации, которые каждый из видов глаголов может образовывать с существительными. Чейф описывает не только глубинную, но и поверхностную структуру языка, вынося ее отдельно. Они обе укладываются в схемы, которые можно изобразить наглядно и которые достаточно легки для прочтения и, несмотря на некоторую избыточность формализованности поверхностной структуры, легко восстанавливают отношения, существующие между данными понятиями в естественном языке.

Сопоставив все достоинства и недостатки теории У.Л. Чейфа, мы пришли к следующему выводу. В силу того, что данная теория не была проработана автором до логического завершения — то есть до создания метаязыка как такового (У.Л. Чейф не выделил четких синтаксических правил и не соотнес поверхностную структуру языка с глубинной) — она не может быть эффективно использована для описания процессов естественного человеческого языка.

Ю.Д. Апресян создавал свой метаязык как вспомогательный фактор при составлении словаря нового типа, поэтому в его работе «Лексическая семантика»

большое внимание уделяется именно словарю синтаксического языка. Словарь полностью охватывает все сферы естественного языка, а что касается синтаксиса, то правилам, определяющим сочетаемость лексических единиц с другими единицами, Ю.Д. Апресян дает название «семантических валентностей» слова. В своей книге он выделяет двадцать пять таких валентностей, но подчеркивает, что этот список неполон. Таким образом, мы видим, что он не ограничивает человеческую деятельность каким-либо набором примитивных действий. Такая неограниченность правил делает метаязык Ю.Д. Апресяна сходным с естественным языком, но усложняет структурализацию предложений. Он также создает схему, в рамках которой находит свое графическое отображение то или иное предложение естественного языка. Ю.Д. Апресян использует так называемое «дерево», в узлах которого стоят элементы словаря, связанные друг с другом стрелками зависимостей. «Деревья» организованы в виде иерархий, что позволяет получить полную информацию о лексических единицах, входящих в состав данного предложения, и об отношениях между ними. Такая схема легко трансформируется обратно в предложение естественного языка и может быть легко прочитана.

На основе анализа языка семантических множителей, мы сделали вывод о том, что хотя Ю.Д. Апресян подробнейшим образом описывает словарь метаязыка, именно его синтаксические правила позволяют эффективно описывать реальные языковые процессы, не ограничивая их узкими рамками определенных примитивных действий.

В своей теории концептуальной зависимости Р. Шенк описал процессы понимания естественного языка человеком и искусственной системой и создал на ее основе практическую систему программирования, получившую название «Margie».

Понимание естественного языка согласно этой теории основывается прежде всего на формулировке внутреннего смыслового представления текстов на естественном языке. Такое представление, с одной стороны, является конечным результатом автоматического анализа текста, а с другой — служит отправной точкой при синтезе ответных высказываний на естественном языке. Р. Шенк описывает основные (примитивные) семантические категории — «концепты» произвольной сложности. Автор рассматривает набор примитивных действий — «актов», к которым в ходе анализа можно свести все действия, описывающие «бытовую» тематику — поведение человека, его намерения, умозаключения, ощущения и т.д. Показан порядок вывода новых умозаключений из тех, которые получены ранее и представлены в машине в соответствии с изложенным формализмом. В основе системы “Margie” лежит представление смысла фраз естественного языка в терминах концептуальной зависимости. Теория концептуальной зависимости, по мнению Р. Шенка, должна быть теорией того, как человек обрабатывает естественный язык, притом достаточно эксплицитной. Метод состоит в том, чтобы попытаться понять, как люди общаются друг с другом, и смоделировать эти процессы. Р. Шенк исходит из представления о том, что для каждого предложения в данном языке не обязательно существует соответствующее предложение равной длины в другом языке. Но для каждого предложения в данном языке существует предложение или множество предложений в другом языке, которые семантически эквивалентны ему. Язык-посредник, таким образом, должен представлять всю информацию, которая лежит вне языка, то есть информацию, которая присутствует в языке неявно.

Исследованные нами метаязыки предоставляют возможности для комбинирования, поэтому в нашей работе мы используем метаязык, который условно можно назвать «комбинированным», так как он сочетает в себе основы теории концептуальной зависимости Роджера Шенка и элементы «языка семантических множителей» Ю.Д. Апресяна. Основные положения нашего метаязыка изложены далее.

1. Отношения между понятиями могут быть связаны стрелками различного рода. Стрелка указывает на то, что действия и объекты могут иметь дополнительные характеристики (временные, причинные, количественные, etc.) Стрелка показывает, что объекты могут совершать действия. Стрелки являются показателем отношений, существующих между объектами. Направление стрелки указывает на начало прочтения формулы. Соединительная стрелка используется для связи действий и отношений на одном уровне.

2. Объекты действительности могут изменять свое местоположение, состояние, etc. что может быть отражено в метаязыке следующим образом:

где х — исходное положение объекта, x1 — конечное местоположение объекта.

3. В нашем метаязыке имеется также набор модификаторов концептуализаций, соответствующих временам в естественном языке:

4. Двадцать семь валентностей устанавливают отношения между предметами действительности, действиями, а также между действием и объектом, например, Sub (субъект); Obj (объект); Loc (место); Instr (инструмент); Temp (время); Qual (качество); Cond (условие), etc.

Для применения метаязыка на практике, мы выбрали статью научно-популярного характера из журнала “The New Yorker” (от 22 января 1996 года). Статья “BLOWUP” посвящена проблемам катастроф. Мы покажем возможности использования семантического метаязыка на примере одного из предложений данной статьи.

Наша задача заключается в том, чтобы определить, насколько эффективно метаязык позволяет увидеть семантико-синтаксические связи в предложении и как он помогает при формализации языковых средств.

It is a ritual of reassurance, based on the principle that what we learn from one accident can help us prevent another, and a measure of its effectiveness is that Americans didn’t shut down the nuclear industry after Three Mile Island and don’t abandon the skies after each new plane crash [5. С. 32].

Кратко записанные основные мысли предложения выглядят следующим образом:

1. Ritual of reassurance is based on a principle.

2. Principle consists in the belief that knowledge prevents another accident.

3. Ritual is effective.

4. Effectiveness is measured.

5. The first measure is that Americans didn’t close the nuclear industry after Three Mile Island.

6. The second measure is that Americans don’t abandon the skies after each new plane crash.

Теперь отобразим эти основные мысли при помощи метаязыка с соблюдением уровня их значимости:

(предмет действительности “principle” является источником (Is) возникновения предмета действительности “ritual”) (предмет “principle” заключается (Content) в следующем: “knowledge” является условием (Cond) при “prevention of accidents”) (качеством (Qual) предмета действительности “ritual” является понятие “effective”) effectiveness measure (качество “effectiveness” является объектом (Obj) действия “measure”) 5. after Three Mile Island (понятие “measure” заключается в следующем: состояние (State) предмета действительности “nuclear industry” не изменилось (состояние1 = х и состояние 2 = х) со времени (temp), обозначенного как “after Three Mile Island” в результате действий ()субъекта (Sub) “Americans”) 4. after plane crush (понятие “measure” состоит также в том, что под воздействием () того же субъекта (Sub), предмет действительности “flights” также не изменил своего состояния (State) со времени (temp), обозначенного как “after plane crash”) В результате целостная структура предложения будет выглядеть следующим образом:

Анализируя предложения с помощью описанной нами семантической модели, мы выяснили, что метаязык существенно облегчает понимание поверхностных и глубинных структур предложения и соотносит эти структуры в единое целое; позволяет структурировать высказывание согласно коммуникативной значимости присутствующих в них идей; может быть использован при обучении иностранному языку, так как позволяет заглянуть «внутрь» языка, охватить все высказывание целиком и увидеть поверхностные и глубинные семантические и синтаксические связи.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика: Синонимические средства зыка. М.: Наука, 1974.

2. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990.

3. Чейф У.Л. Значение и структура языка. М.: Прогресс, 1975.

4. Шенк Р. Обработка концептуальной информации. М.: Энергия, 1980.

5. Blowup // The New Yorker, Jan. 22, 1996.

Абракова Л.В. — кандидат педагогических наук, заведующая кафедрой французского языка и методики его преподавания факультета иностранных языков РГПУ.

Алексанова Л.А. — кандидат филологических наук, доцент кафедры немецкого языка и методики его преподавания факультета иностранных языков РГПУ.

Андреев С.Н. — доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой иностранных языков Смоленского государственного педагогического университета (Смоленск).

Денисов М.К. — кандидат педагогических наук, доцент кафедры немецкого языка и методики его преподавания факультета иностранных языков РГПУ.

Игнатова Е.В. — кандидат педагогических наук, доцент, заведующая кафедрой немецкого языка и методики его преподавания факультета иностранных языков РГПУ.

Кожетьева Т.А. — кандидат филологических наук, профессор кафедры немецкого языка и методики его преподавания, декан факультета иностранных языков РГПУ.

Колкер Я. М. — кандидат педагогических наук, профессор, заведующий кафедрой лингвистики и межкультурной коммуникации факультета иностранных языков РГПУ.

Комиссарова Р.Е. — ассистент кафедры английского языка и методики его преподавания факультета иностранных языков РГПУ.

Конышева А.В. — кандидат педагогических наук, доцент, заведующая кафедрой педагогики, психологии и методики обучения Полоцкого государственного университета (Республика Беларусь).

Кукса А.В. — ассистент кафедры английского языка как второй специальности факультета иностранных языков РГПУ.

Ламзин С.А. — доктор педагогических наук, профессор кафедры иностранных языков РГПУ.

Лобанов С.В. — кандидат филологических наук, доцент кафедры английского языка факультета истории и международных отношений РГПУ.

Марьяновская Е.Л. — ассистент кафедры английского языка и методики его преподавания факультета иностранных языков РГПУ.

Мец Е.Р. — старший преподаватель кафедры английского языка и методики его преподавания факультета иностранных языков РГПУ.

Орестова Н.Е. — аспирант при кафедре английского языка и методики его преподавания факультета иностранных языков РГПУ.

Пескова Н.А. — кандидат филологических наук, доцент кафедры лингвистики и межкультурной коммуникации факультета иностранных языков РГПУ.

Половова Е.И. — аспирант при кафедре лексикологии МГЛУ.

Притчина Л.М. — кандидат педагогических наук, доцент кафедры французского языка и методики его преподавания факультета иностранных языков РГПУ Прохорова Н.И. — ассистент кафедры лингвистики и межкультурной коммуникации факультета иностранных языков РГПУ.

Улановский М.И. — кандидат филологических наук, доцент кафедры французского языка и методики его преподавания факультета иностранных языков РГПУ.

Устинова Е.С. — кандидат педагогических наук, доцент кафедры лингвистики и межкультурной коммуникации факультета иностранных языков РГПУ.

Чепель Н.П. — ассистент кафедры английского языка факультета истории и международных отношений РГПУ.

Чудинова Ю.В. — аспирант при кафедре английского языка и методики его преподавания факультета иностранных языков РГПУ.

Подписано в печать 15.06.05. Поз. № 041. Бумага офсетная. Формат 60х841/8.

Усл. печ. л. 16,74. Уч.-изд. л. 15,1. Тираж 300 экз. Заказ № 136.

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Рязанский государственный педагогический университет имени C.А. Есенина»

Отпечатано в редакционно-издательском центре РГПУ