«ЗДЕСЬ ЖИВУТ ЛЮДИ Чечня: хроника насилия Часть 4 Июль-сентябрь 2001 года МОСКВА 2008 ББК 67.408 З 46 Издательская программа Общества Мемориал Редакционная коллегия А. Ю. Даниэль, Л. С. Еремина, Е. Б. Жемкова, Т. И. ...»

Правозащитный центр «Мемориал»

ЗДЕСЬ ЖИВУТ ЛЮДИ

Чечня: хроника насилия

Часть 4

Июль-сентябрь 2001 года

МОСКВА

2008

ББК 67.408

З 46

Издательская программа Общества «Мемориал»

Редакционная коллегия

А. Ю. Даниэль, Л. С. Еремина, Е. Б. Жемкова,

Т. И. Касаткина (председатель), М. М. Кораллов, Н. Г. Охотин, Я. З. Рачинский, А. Б. Рогинский Авторы-составители У. Байсаев, Д. Грушкин Подборка информации в электронных СМИ Д. Шкапов Издание осуществлено на средства Премии Французской Республики в области прав человека за 2006 год и при поддержке Глобального Фонда предотвращения конфликтов (Великобритания) Общую поддержку МОО Правозащитному Центру «Мемориал»

осуществляют:

Европейская Комиссия Институт Открытое общество «Фонд содействие»

Национальный фонд поддержки демократии (США) Норвежский Хельсинский Комитет Посольство Королевства Нидерландов

УВКБ ООН

Фонд Маккартуров Фонд Мотта Фонд Пакс Кристи Нидерланды Фонд Рибок Фонд Форда Шведское агенство международного сотрудничества Мнение редакции может не совпадать с официальной точкой зрения благотворителей.

ISBN 5-85405-018- © Правозащитный центр «Мемориал», «Вы говорите о нарушениях прав человека. Чьих прав? Конкретно — имена, явки, фамилии! Мы должны знать и разговаривать на одном языке, а не использовать клише, общее клише, за которым ничего не видно.

Не видно проблемы по существу».

В.В. Путин.

Брюссель, октябрь 2001 г.

Сергей Ковалев Материал сочится кровью Вы открыли книгу, жанр которой почти исключительно российский — или, если хотите, советский: хроника.

*** Наша отечественная хроника — не летопись, не средневековая историческая хроника. Место и время рождения — Москва, апрель г. Само это слово приобрело тогда соленый вкус крови и слез. Наша «Хроника» — это систематическое собрание сообщений о произволе власти и ее представителей, незаконных репрессиях любого рода и подавлении свободы.

Тогда же сложился стиль «Хроники»: строгое соответствие публикации фактам дороже и убедительнее любых оценочных суждений.

Исходный материал тщательно проверялся независимыми анонимными общественными группами всеми доступными способами.

Как ни странно, достоверность «Хроники» в условиях пристального внимания спецслужб была почти стопроцентной; это проверено временем и подтверждено самыми недобросовестными и предвзятыми экзаменаторами, каких только можно себе представить, — следователями КГБ и советским судом.

*** Перед Вами книга, за которой — идея и работа той же духовной природы. Есть, разумеется, отличия, обусловленные временем, но все они второстепенны.

Издатели и авторы-составители этой новой хроники не анонимны, как прежде. Но как и тогда, это труд огромного авторского коллектива. Многие из тех, кто собирал информацию для этой книги,  просили не называть свои имена — ради собственной безопасности и безопасности своих родственников: ведь в Чечне идет война.

Гонораром «хроникеров» прошлого была тюрьма — ее избежали лишь те, кого вышвырнули или выдавили из страны. Гонорар теперешних «хроникеров» — риск куда более серьезный. Тот, кто на месте событий собирает информацию о «зачистках» и «фильтрах», об исчезновениях, убийствах и пытках, — он же и сам под Богом ходит. Есть, разумеется, надежда на фортуну — прежде всего на собственный опыт и аккуратность. Но вот на мудрую и справедливую нашу власть, блюдущую закон и заинтересованную знать правду, — на нее надежды нет.

Хотите убедиться? Перечтите эпиграф книги: это же «гарант» так изящно выразил свое отношение к проблеме. Права там, где мочат в сортире. Соответственно начальственной установке обеспечивает законность злосчастной этой территории прокуратура. Она, независимая наша, сбилась с ног в поисках подозреваемых в массовых убийствах мирных жителей, долгими годами ищет, не может найти; вот и приходится приостанавливать следствие одно за другим в безнадежных этих уголовных делах.

В конце 80-х годов прошлого века издатели прежней «Хроники»

наивно надеялись, что теперь, Бог даст, не потребуются издания такого рода. Но вот за длинным списком книг, брошюр, статей о чеченской трагедии выходит очередной том новой «Хроники». В ней «внесудебные репрессии» — это не увольнение с работы, как прежде. Теперь это яма со взорванными телами, руки которых связаны колючей проволокой… Как и полагается в изданиях такого жанра, авторы стремились к максимально возможной полноте охвата этого леденящего душу материала. По понятным причинам полнота эта относительна — в четвертой части приведена хронология событий, подчас эпизодическая, более чем в 150 поселениях Чечни. Скорбный список этих событий составляют сообщения о полутысяче эпизодов — как я уже говорил, сообщения весьма высокой достоверности. Немало, не правда ли?

В начале 1974 г. Андрей Дмитриевич Сахаров говорил мне, что «Хроника текущих событий» — самая важная часть советской правозащитной активности. В то же время сама эта активность сыграла до конца еще не понятую и неоцененную роль в новейшей российской (советской) истории. В какой-то мере именно эта общественная активность косвенно определила вектор нашего постсоветского политического развития. При всей уродливости политической эволюции России страна все же стала доступна гуманитарным и правовым идеям современности, в нее проникли представления об универсальных ценностях.

И это важный положительный фактор вовсе не только российской истории.

Вот и теперь события, происходящие в России, выходят за ее пределы. Я совершенно убежден, что подробное, добросовестное, лишенное каких-либо политических пристрастий и бесстрашное исследование чеченского кризиса призвано сыграть заметную роль одного из важных стимулов в поисках и конструировании новой глобальной политической парадигмы, мирового порядка, основанного на Праве и том новом политическом мышлении, о котором говорили Альберт Эйнштейн, Бертран Рассел, Андрей Сахаров.

Это все, что я счел подходящим написать в связи с предлагаемой Вашему вниманию публикацией. Необходимые пояснения даны в Предисловии, а комментарии, по-моему, неуместны. Материал сочится кровью — какие уж тут комментарии.

ПЦ «Мемориал» продолжает публикацию хроники насилия в Чечне1.

В четвертой части отражены события, произошедшие с июля по сентябрь 2001 г.

Наша хроника — это ежедневное описание нарушений прав человека и гражданина, а также норм международного права, совершенных обеими сторонами конфликта (федеральными силами и ВФ ЧРИ). Но если раньше речь шла преимущественно о преступлениях, совершенных в Чеченской Республике, то в указанный период их география, к сожалению, увеличиваться за счет соседней Ингушетии. Как и раньше, информация собиралась сотрудниками «Мемориала» и волонтерами.

Наиболее полная информация — из тех мест, где открыты и действуют представительства ПЦ «Мемориал» (города Назрань, Грозный, Гудермес, Урус-Мартан, село Серноводск). В качестве основных источников мы использовали, во-первых, сообщения, полученные непосредственно из наших представительств и от волонтеров; во-вторых, рассказы, записанные со слов беженцев из Чечни, и людей, обращающихся за бесплатной консультацией по различным вопросам (например, по поводу розыска пропавших без вести после задержания сотрудниками российских силовых структур). Каждое сообщение, поступившее не от наших сотрудников, мы старались перепроверить и уточнить.

Число нарушений прав человека в зоне вооруженного конфликта на Северном Кавказе в тот период не исчерпывается данными, приведенными в этой книге. ПЦ «Мемориал» был в состоянии отследить события лишь на ограниченной части Чечни, примерно на 25–30% ее территории. Остальные регионы, в их числе и горные, для наших сотрудников часто оставались недоступными. Ситуация же там была напряженной, убийства и похищения людей совершались почти ежедневно. Да и в 1 Первая часть охватывает период июль-декабрь 2000 г. (см.: Здесь живут люди. Чечня:

хроника насилия. Ч.1. М., 2003), вторая и третья — январь–июнь 2001 г. (см.: Здесь живут люди. Чечня: хроника насилия. Ч.2, 3. М., 2006).

охваченных мониторингом районах мы вряд ли имели исчерпывающе полные данные о совершаемых преступлениях против гражданских лиц.

По нашим примерным оценкам, их общее число может быть в три-четыре раза выше сведений, которые имеются у «Мемориала»1.

С выходом каждого нового тома становится все более и более очевидным, что выбранная нами когда-то стратегия работы в Чечне была единственно правильной. С начала второй войны на Северном Кавказе прошло более восьми лет, а зафиксированная когда-то в спешке информация с минимумом исходных данных не потеряна, с ней можно работать, восстанавливая цепочку прошедших событий. Прежде казавшиеся не связанными факты укладываются в пусть и пеструю, но, тем не менее, цельную, логичную картину.

Конечно, есть материалы, которые уже никак невозможно дополнить. И их немало. К примеру, информация об обнаружении захоронений или взорванных человеческих останков2. Но даже в этой ситуации наши усилия вряд ли останутся невостребованными: были зафиксированы дата и место, где были найдены тела, записано на каком кладбище их потом предали земле. Возможно, когда-нибудь по этим нескольким строчкам удастся кого-то опознать, может быть кто-то, кто годами не прекращал поиски своего похищенного либо исчезнувшего родственника, успокоится, поняв, что он похоронен с соблюдением всех необходимых обрядов. По крайней мере, именно эту цель ставили перед собой наши сотрудники, выезжая на такое, вполне рядовое для Чечни тех времен, событие.

Но ценность хроники заключается не только в этом. С каждым новым изданием все явственней проступает та настойчивость и последовательность, с какой российские силовые структуры месяцами и годами осуществляли террор в отношении населения республики в целом и отдельных, «провинившихся», семей в частности. И с каждым разом все заметнее становится, как замордованные и измученные люди — братья, сестры, жены или, как их окрестила пресса, «черные вдовы» тех, кого похитили, убили без суда и следствия, устав обращаться за справедливостью во властные структуры, в прокуратуру, к правозащитникам, начинают мстить. Как из их числа появляются те, кто взрывает себя в общественных местах или же оказывается в числе тех, кто захватывает 1 В качестве дополнительного источника информации мы использовали базу пропавших без вести, составленную прокуратурой ЧР, материалы других правозащитных организаций, которые обязательно перепроверялись, а также информацию сетевых СМИ.

2 См., например, сообщение за 31 июля.

заложников и вместе с ними в итоге погибает сам. Террор рождает террор, и чем дальше, тем больше это будет заметно в нашей хронике. Ответ на вопрос, откуда берутся люди, которые, не задумываясь о собственной жизни, будут идти сами и посылать других на смерть, уже можно найти на этих страницах.

Кроме того, благодаря нашим изданиям как пример для будущих поколений читателей в памяти останутся люди, в самых ужасных условиях не терявшие человеческих качеств, не озлобившиеся, не давшие в себе возобладать звериным инстинктам. Будут примеры и другого рода, примеры того, как те, кто сам пережил пытки и избиения, становятся в итоге палачами, как они с легкостью соглашаются встать в ряды тех, кто измывался над ними, чтобы самим измываться потом над другими.

Конечно, за прошедшие годы потерялась эмоциональная составляющая нашей работы. Люди много раз, сотни и даже тысячи ночей и дней прокручивали в своих мыслях то, что с ними случилось. Когда просишь сегодня рассказать об этих далеких событиях, они обычно передают сухую достаточно лаконичную информацию. Но может быть в этом еще один плюс нашей хроники? Чувства, переживания уже не мешают взглянуть на прошлые события и вычленить из них главное — факты.

При описании нарушений прав человека в Чечне мы, не обладая всей полнотой информации, к сожалению, иногда допускали ошибки1.

По мере работы над очередным томом хроники мы выявляем и исправляем их, дорабатываем и дополняем свои прежние сообщения. Так, готовя к изданию эту часть, нам удалось установить фамилию еще одной задержанной во время печально знаменитой «зачистки» в селе Гехи 8– августа 2000 г2.

С начала 2001 г. руководство ходом операции в Чечне было передано ФСБ. Это означало, что в действиях российских силовых структур наряду с противодействием вооруженным отрядам сепаратистов значительное внимание будет уделяться выявлению их сторонников и организованного подполья в населенных пунктах. «Зачистки», которые в начале войны были лишь продолжением, хотя во многих случаях и кровавым, боевых действий, приобрели характер отдельных операций, 1 Например, сообщение за 14 июля, где говорится об обстреле в с.Гордали, мы первоначально поместили в первую часть издания, и лишь получив дополнительную информацию, смогли установить точную дату.

2 См. сообщение за 4 августа.

стали регулярными, превратившись, по сути, в карательные акции против всего местного населения.

Еще в августе 2000 г. в селе Гехи в присутствии двух высокопоставленных генералов — командующего ВВ МВД РФ Вячеслава Тихомирова и командующего СКВО ВВ МВД РФ Михаила Лабунца — была отработана методика проведения этих операций1. Ноу-хау заключалось в том, что на окраине населенного пункта создавались временные фильтропункты, куда сгонялись десятки и сотни захваченных мужчин — местных жителей. Их здесь пытали, избивали, «пропускали через компьютер», то есть проверяли по базам данных находящихся в розыске за совершенные преступления, снимали отпечатки пальцев и, если задержанные могли сами передвигаться, отпускали. Если же нет, то выбрасывали где-нибудь в окрестностях села или города. В большинстве случаев освобождали за деньги. Во время «зачисток» практиковались внесудебные казни людей, задержанные стали исчезать. Ну и, естественно, каждая такая операция — это еще и узаконенные командованием российских войск в Чечне грабежи местных жителей.

Каждый такой факт вызывал множество публикаций в СМИ, о нем говорили и поднимали скандал правозащитники. Учитывая, что интерес к событиям на Северном Кавказе у различных межгосударственных структур и организаций, куда входила и Россия, еще не пропал, командование российских войск и руководство правоохранительными органами страны в какой-то степени вынуждено было считаться с этим.

В мае 2001 г. и. о. командующего ОГВ (с) Владимир Молтенской издал приказ № 145, а в конце июля уже Генеральный прокурор РФ Владимир Устинов в своем приказе № 46 продублировал практически все его положения. Оба документа признавали факт неблагополучной ситуации с соблюдением прав человека при проведении «зачисток» и были призваны, так по крайней мере вытекало из их содержания, ограничить масштабы произвола. Ни тот, ни другой, однако, не были приняты для исполнения, и в дальнейшем о них постарались забыть. А после террористического акта в США действия российских военных и вовсе стали еще более жесткими и жестокими.

Предлагаемый том хроники содержит описание событий в Чечне в самый канун наступления периода кровавых «зачисток». Первые из них жителям республики придется пережить (а кто-то и не переживет) уже осенью—зимой 2001 г.

1 См.: Здесь живут люди. Ч.1. С.134–154.

Если «зачистки» того периода не достигли еще пика своей жестокости, то так называемые адресные операции (по-другому, «адресные зачистки») проводились с размахом и стали причиной бесследного исчезновения и внесудебной казни многих сотен людей. Большинство таких преступлений совершены сотрудниками специальных подразделений, созданных для действий именно в Чечне. Так, во второй половине апреля 2000 г. приказом министра была создана ВОГОиП МВД РФ на территории Северо-Кавказского региона. Эта структура была наделена большими полномочиями, а в ее составе в описываемый хроникой период находились сотрудники милиции, командируемые из различных российских регионов (в мае 2002 г. в ее состав включили ССГ, в состав которых входили оперативники ФСБ, а также сотрудники отрядов спецназа внутренних войск и СОБРа). Временная оперативная группа действовала автономно от местных гражданских властей, силовых структур (в том числе и контрразведки), была выведена из-под контроля органов прокуратуры и формально отчитывалась лишь перед Региональным оперативным штабом по управлению контртеррористической операцией на Северном Кавказе.

С мая 2001 г. МВД России стало практиковать командирование в Чечню (впоследствии и в другие регионы Северного Кавказа) сводных групп из различных субъектов РФ, так называемых мобильных отрядов милиции. В практике всех вышеперечисленных структур использовался захват людей, пытки и внесудебные казни. Вероятность того, что увезенных жителей республики освободят, была намного ниже, чем в отношении тех, кого задержали, к примеру, при обычных «зачистках». На это было несколько причин, назовем лишь две главные. Во-первых, сотрудники ВОГОиП и мобильных отрядов выезжали на операции, как правило, в темное время суток, в масках, на автомобилях и боевой технике без регистрационных знаков и бортовых номеров. Естественно, они никому не представлялись и не предъявляли никаких документов, что, впрочем, являлось, да и сейчас является отличительной чертой в действиях сотрудников российских силовых структур. При традиционных «зачистках»

ведомственную принадлежность участников операции и места их дислокации местные жители могли определить. В данном случае это было невозможно в принципе. Крайне редко удавалось проследить передвижение «силовиков» после захвата человека. Но и тогда доказать причастность к совершению преступления не удавалось из-за их неподконтрольности прокуратуре и местным властям.

Во-вторых, сотрудникам ВОГОиП и мобильных отрядов были предоставлены достаточно широкие полномочия. Они не только проводили задержания, но и вели допросы, могли содержать оказавшегося в их руках человека в месте своей дислокации неопределенно долгое время.

В результате этого стали возможны пытки, избиения и внесудебные казни. Из жителей республики, увезенных ночью, предположительно, сотрудниками вышеупомянутых структур, впоследствии мало кто вернулся домой. Большинство из них числятся пропавшими без вести, другие — были убиты. Когда правозащитники и некоторые журналисты говорят об «эскадронах смерти», действовавших в Чечне, то они имеют в виду в том числе и сотрудников ВОГОиП и мобильных отрядов МВД РФ.

В описываемое в данном томе хроники время в республике продолжались боевые действия. Их активность даже возросла. Участники ВФ ЧРИ совершали нападения на колонны российских войск, осуществляли диверсии и предпринимали операции по захвату отдельных населенных пунктов и даже целых регионов. Эти действия в основном носили демонстрационный характер. Так, с 14 по 16 августа значительную часть Веденского района взяли под свой контроль подчиняющиеся президенту ЧРИ вооруженные формирования. Они установили на дорогах блокпосты и досматривали автотранспорт. Выдвинувшиеся против них российские войска понесли потери в живой силе, был сбит вертолет. сентября чеченские отряды вошли во второй по значению город республики Гудермес и удерживали его в течение суток. В конце того же месяца были захвачены еще два районных центра на равнине — Курчалой и Шали, а также соседние с ними населенные пункты. Были убиты сотрудники пророссийских местных администраций, милиционеры.

Многочисленные жертвы имелись и среди сотрудников российских силовых структур.

Эти события показали, что противостоящие российским войскам формирования восстановили свою боеспособность, что они неплохо управляются и все еще способны вести операции по захвату и удержанию территории. Тем не менее, в тактическом плане они отдавали предпочтение партизанским методам ведения борьбы. В этот период наиболее применяемая ими наработка — установка фугасов и подрыв бронетехники и автомобилей с живой силой. Часто после взрыва следовал обстрел противника из автоматического оружия и гранатометов.

Совершались нападения на отдельные группы военных в городах и селах по всей территории республики. В ответ наносились артиллерийские и бомбовые удары, в том числе и по населенным пунктам, в них совершались «зачистки». Война, вопреки утверждениям российского руководства, все еще продолжалась.

Летом и осенью 2001 г. стала проявляться новая тенденция — попытки переноса боевых действий на территорию соседней Ингушетии. Пока они выражались в отдельных обстрелах местности, как правило, горной, и захватах людей. Задерживались в основном не местные жители, а беженцы. Именно действия против этой категории граждан — отличительная особенность периода, описываемого в 4-й части хроники1.

Жители палаточных городков в Ингушетии являлись зримым напоминанием того, что война не закончена, что на их родине небезопасно и что «освободители от террористов» вызывают у них несравнимо больший ужас и недоверие, чем участники ВФ ЧРИ. Кроме того, прибывающие в регион журналисты и сотрудники различных международных организаций черпали информацию о событиях в соседней республике именно здесь. Связанные множеством необорванных связей с оставшимися дома родственниками, беженцы стали носителями самой точной и свежей информации о ситуации на родине.

Российское руководство и сформированная им администрация ЧР предпринимали попытки вернуть домой бежавших от войны людей. С этой целью в палаточные лагеря выезжали главы администраций районов, населенных пунктов и уговаривали их жителей вернуться в свои города и села. Главный приводимый аргумент — в республике ситуация стабилизировалось и в ней стало безопасно жить — опровергался постоянными боестолкновениями, убийствами и похищениями мирных жителей. В самый разгар летней кампании по возвращению беженцев домой в двух ближайших от палаточных лагерей чеченских населенных пунктах — Серноводске и Ассиновской — были проведены так называемые жесткие «зачистки». В результате, в Ингушетию хлынул поток напуганных людей, что стало еще одним доказательством «ненормальности» обстановки в Чечне, где все еще заправлял «человек с ружьем».

Вторая половина 2001 г. — последний период, когда вынужденные переселенцы из воюющей республики будут чувствовать себя в Ингушетии в относительной безопасности. После отставки Руслана Аушева с поста президента этой республики их положение значительно ухудшится. Начнется процесс выдавливания людей путем создания в местах их временного проживания условий, которые мало чем будут отличаться от условий жизни на родине. Зимой в палаточных лагерях 1 См. сообщения за 12, 13 июля, 29 августа, 9 сентября.

начнут отключать электричество и газ, на их территориях будут проводиться «зачистки» с задержаниями и избиениями людей. Первые признаки перехода к жестким действиям отмечены и в данном томе.

К примеру, обстрел в ночь на 29 августа окрестностей лагеря беженцев «Спутник» из артиллерийских орудий.

В июле, августе и сентябре 2001 г. в Чечне регулярно проводились антивоенные акции. В их числе митинги, марши и даже массовые голодовки. Местные жители пытались активно противодействовать прибывшим на «зачистки» военным, протестовали против грабежей и задержания людей.

Наиболее нашумевшими акциями того периода являлись голодовки жителей палаточных городков в Ингушетии. Под лозунгами прекращения войны и начала политических переговоров между российскими властями и руководством ЧРИ в них приняли участие несколько десятков человек. В середине сентября в Грозном состоялся митинг солидарности с жертвами террористического акта в Америке. Его участники держали в руках транспаранты с лозунгами «Мы тоже жертвы террора», «Америка, Чечня с тобой» и т. д. Митинг был разогнан российскими военными. Значительно трудней, однако, было заставить разойтись тех, кто регулярно собирался на митинги с требованиями освобождения задержанных людей, прекращения противоправных действий в ходе проведения силовых операций.

24 сентября президент РФ Владимир Путин выступил с заявлением, в котором предложил «всем участникам незаконных вооруженных формирований и тем, кто называет себя политическими деятелями, немедленно прекратить все контакты с международными террористами и их организациями». В течение 72 часов он потребовал выйти на официальных представителей федеральных органов власти для обсуждения порядка «разоружения незаконных вооруженных формирований и групп»

и их включения «в мирную жизнь». По некоторым данным, в Чечне с вертолетов сбросили около 100 тысяч листовок с отпечатанным текстом этого заявления.

И по тону, и по выдвигаемым в ней требованиям речь российского президента являлась ультиматумом о сдаче оружия. Тем не менее, президент ЧРИ Аслан Масхадов на следующий же день объявил о появившемся реальном шансе «начать переговоры по скорейшему прекращению военных действий и мирному разрешению веками накопленных противоречий». Слабую надежду на начало переговоров дал и Виктор Казанцев, полномочный представитель президента РФ в ЮФО, заявивший, что преговорный процесс «фактически завязался». И даже якобы состоялась встреча его представителя с представителем руководства чеченских формирований. Более того, комиссар Совета Европы Альваро ХильРоблес заявил испанской газете о том, что в ноябре руководство России под эгидой СЕ собирается начать неполитические переговоры с окружением Аслана Масхадова.

Однако у этой инициативы не было продолжения. Российское руководство последовательно стало воплощать в жизнь тезис о том, что чеченские сепаратисты являются частью армии террористов, возглавляемых Усамой Бен Ладеном, и поэтому никаких мирных переговоров с ними быть не должно. После 11 сентября эта точка зрения начала приобретать своих сторонников и в лице некоторых руководителей западных стран, что в итоге отрицательно сказалось и на соблюдении прав людей в зоне конфликта.

Во время работы над данным томом хроники пришло печальное известие – в Норвегии после тяжелой болезни умерла Ася Мажаева. Для сотрудников ПЦ «Мемориал» она была не просто коллегой, разделившей тяготы и лишения первых и самых трудных лет второй войны в Чечне.

Ася была нашим другом и единомышленником, человеком, который, рискуя собственной жизнью, собирала информацию о нарушениях прав человека в зоне конфликта, преступлениях, совершавшихся в отношении гражданского населения. Она проникала внутрь заблокированных для «зачисток» населенных пунктов, выезжала на места обстрелов, исследовала трупы жертв внесудебных казней. В этом томе хроники, как и во всех предыдущих, немало собранных ею материалов.

Память об Асе Мажаевой будет жить в наших сердцах.

Как и все издания ПЦ «Мемориал», книга, которую Вы держите в руках, — коллективный труд. В ее создании принимали участие сотни людей: сотрудники ПЦ «Мемориал» в Чечне, Ингушетии и Москве, сотрудники других правозащитных организаций, волонтеры, беженцы и просто жители этих республик, оказавшие посильную, но неоценимую помощь. Без них это издание не смогло бы увидеть свет, впрочем, как и все предыдущие.

АЗС — автозаправочная станция ИВС — изолятор временного АО — автономный округ содержания АТЦ — антитеррористический ИТК — исправительно-трудовая БМП — боевая машина пехоты МВД — Министерство БРДМ — боевая разведывательно- внутренних дел БТР — бронетранспортер Республика ВВ — внутренние войска КПП — контрольно-пропускной ВОГОиП — временная м/о — муниципальный округ оперативная группировка органов МПО — мобильный передвижной фильтрационный пункт МСД — мотострелковая дивизия ВФ ЧРИ — вооруженные МТФ — молочно-товарная ферма формирования Чеченской МЧС — Министерство по Республики Ичкерия чрезвычайным ситуациям в/ч — войсковая часть МЮ — Министерство юстиции ГАИ — Госавтоинспекция НПО — неправительственная ГД — Государственная Дума ОБРОН — отдельная бригада ГРУ — Главное разведывательное оперативного назначения ГСМ — горюче-смазочные безопасности и сотрудничеству в ДОН — дивизия особого ОГВ (с) — Объединенная ДТП — дорожно-транспортное ОМОН — отряд милиции особого ПАСЕ — Парламентская СОБР — специальный отряд ассамблея Совета Европы быстрого реагирования ПВР — пункт временного СОЧ — самовольно оставивший ПВС — паспортно-визовая служба ССГ — сводные специальные ПЗРК — переносной зенитно- группы ПМК — передвижная управление ремонтной санитарии механизированная колонна автодорог ПОМ — поселковый отдел СШ — средняя школа ПУЖКХ — производственное дел управление жилищно- УВКБ ООН — Управление коммунальным хозяйством Верховного комиссара ООН по ПЦ — Правозащитный центр делам беженцев РФ — Российская Федерация УК — Уголовный кодекс РИ — Республика Ингушетия УПК — УголовноРОВД — районный отдел процессуальный кодекс РОШ — региональный оператив- безопасности ный штаб по управлению контр- ЦВР — центр временного террористической операцией размещения РСФСР — Российская советская ЦРБ — центральная районная федеративная социалистическая больница РУБОП — региональное (или государственный университет районное) управление по борьбе с ЧКНС — Чеченский комитет организованной преступностью национального спасения СГ — следственная группа ЧР — Чеченская Республика СИЗО — следственный изолятор Ичкерия СКВО — Северо-Кавказский ЮФО — Южный федеральный

ЧЕЧНЯ: ХРОНИКА НАСИЛИЯ

По данным ПЦ «Мемориал» и материалам прессы ИЮЛЬ В начале июля ПЦ «Мемориал» стало известно о немотивированном обстреле российскими военными автомобиля КАМАЗ (регистрационный номер: С 314 ХР 95/), принадлежащего жителю с.Алхазурово Сайд-Эмину Магомед-Мустафаевичу Ахмадову, 1966 г.р. Около 11. 29 июня вместе с двумя односельчанами, Магомед-Эмин Аевым и Арби Алдамовым, он возвращался домой из с.Чечен-Аула С автотрассы Грозный—Шатой автомобиль свернул на грейдерную дорогу, ведущую в г.Урус-Мартан. В 500 м от поворота раздался взрыв, КАМАЗ подбросило вверх. Отъехав по инерции еще какое-то расстояние и едва не свалившись в кювет, он остановился на обочине дороги.

Сайд-Эмин Ахмадов слышал звук выстрела. Он предполагает, что его произвели военные из 205-й мотострелковой бригады, дислоцирующейся севернее с.Лаха-Варанда. Осколками разорвавшейся мины был ранен в обе ноги один из его пассажиров, Арби Алдамов. На попутной машине он отправил его в больницу. Затем сообщил о случившемся командированным из регионов РФ сотрудникам ПОМ с.Алхазурово.

Но те отказались выехать на место происшествия, заявив, что эта территория им якобы неподконтрольна.

В последующие дни Сайд-Эмин Ахмадов обратился с просьбой о содействии в возмещении нанесенного ему ущерба в военную прокуратуру в/ч 20102, комендатуру Урус-Мартановского р-на и к специальному представителю президента РФ по обеспечению прав и свобод человека и гражданина в ЧР Владимиру Каламанову (далее — бюро В.Каламанова).

В начале июля в ПЦ «Мемориал» поступило «Обращение в государственную Думу Российской Федерации вынужденных переселенцев из Чечни, находящихся в Ингушетии»: «Уважаемые депутаты

ЧЕЧНЯ: ХРОНИКА НАСИЛИЯ

Государственной Думы РФ, мы обращаемся к Вам с надеждой, что Дума, наконец, вмешается в сложную ситуацию, которая разворачивается вокруг нас, беженцев из Чечни.

В последнее время новая администрация Чеченской Республики поставила своей целью, вернуть всех беженцев назад, в Чечню. Это совпадает и с нашим конечным желанием. Однако мы хотим вернуться в Чечню, чтобы жить, а не быть убитыми. Мы не просим даже хороших условий жизни, потому что мы и не надеемся на это. Мы требуем минимум: гарантий безопасности, которых на территории Чеченской Республики на данном этапе нет абсолютно. Мы не можем добровольно вернуться на территорию, где регулярно проходят «зачистки», в ходе которых производятся незаконные аресты людей, и эти люди часто пропадают без вести или их трупы находят истерзанными, где арестованные систематически подвергаются избиениям и жестоким пыткам. Мы не можем вернуться туда, где солдаты и омоновцы приезжают к дому на БТРах, врываются, захватывают людей, отбирают у несчастных жителей их последнее имущество. Мы не хотим снова попадать под обстрелы, которые постоянно происходят во всех районах республики. В 1999 г. нас бомбами и снарядами насильственно изгнали из республики, а теперь насильно пытаются загнать обратно под обстрелы, в условия, где не действует закон, где не соблюдаются права человека и мирные граждане не имеют никакой правовой защиты.

Вместо того чтобы остановить разбой и бандитизм со стороны силовых структур, направленный против мирного населения, и таким образом создать условия для добровольного возвращения беженцев домой, государственные чиновники используют метод силового выдавливания беженцев путем создания в Ингушетии невыносимых условий, подобных тем, которые существуют в данное время в Чечне. С целью шантажа и запугивания, производятся проверки паспортного режима, такие же как и «зачистки» в Чечне: например, «зачистки» в лагере в селе Аки-Юрт и в лагере «Спутник» с арестами, для которых нет фактических оснований.

На фоне такой картины звучат угрожающие заявления генерала Трошева о проведении «зачисток» на всей территории Ингушетии. Такими способами в среде беженцев создается атмосфера напряженности, и мы живем в постоянном страхе в ожидании исполнения этих угроз.

Используются и другие методы выдавливания беженцев из Ингушетии.

Например:, миграционная служба РФ в Ингушетии в течение мая месяца прекратила в лагерях выдачу хлеба и горячего питания, а правительство РФ своим Постановлением №163 от 3 марта 2001 г. вынудило международные гуманитарные организации приостановить оказание гуманитарной помощи в лагерях для беженцев. Сухой паек, который выдает миграционная служба, далеко недостаточен для полноценного питания, тем более что не у всех есть возможность приготовить еду: то нет газа, то нет дров.

С каждым днем ухудшается положение беженцев в частном секторе. У людей нет средств, чтобы платить за аренду, а хозяева квартир не могут бесплатно принимать беженцев, так как правительство РФ не оплачивает им коммунальные услуги для беженцев (свет, вода).

Вот уже несколько месяцев как миграционная служба прекратила регистрацию беженцев. По этой причине люди, которые и сейчас вынуждены покидать Чечню из-за постоянной опасности для жизни, не могут получить палатки в лагерях и гуманитарную помощь ни от миграционной службы Ингушетии, ни от МЧС, ни от других гуманитарных организаций.

Эти люди, зачастую, бродят по лагерям в поисках ночлега.

Исходя из своих политических целей, чиновники разных уровней пытаются «выдавить» нас, беженцев, в зону беззакония, где каждая минута грозит человеку смертью или захватом. «Агитаторы», которые приезжают из Чечни, обещают нам всякие блага в виде денежных компенсаций и других подачек. Однако эти безответственные чиновники не хотят думать о гарантиях безопасности жизни, о соблюдении элементарных прав человека. Несколько десятков вынужденных переселенцев, которые, поддавшись уговорам, недавно вернулись в город Аргун, в тот же день попали в зону боевых перестрелок. А те несчастные, которые не смогли покинуть республику и живут в отдаленных селах республики, находятся в бедственном состоянии. Они практически голодают. Местные государственные структуры в Чечне пока не способны решить внутренние социальные вопросы, тем более они никогда не смогут справиться с проблемами беженцев, вернувшихся из Ингушетии. И в этой обстановке министр по делам Чечни Владимир Елагин заявляет о необходимости возвращения всех беженцев из Ингушетии в Чечню летом этого года. Никто из чиновников не желает считаться с нашим мнением, с нашим нежеланием возвращаться под правовой беспредел в Чечне.

Мы покинули Чечню не добровольно, и теперь мы просим — не заталкивать нас силой туда, где царит произвол военных, где для мирного человека нет никакой защиты ни от одной из воюющих сторон. Мы очень хотим

ЧЕЧНЯ: ХРОНИКА НАСИЛИЯ

вернуться домой и вернемся по своей воле, но только тогда, когда там будет мир и правопорядок. Мы просим Вас — не допустить манипуляций судьбой беженцев. Мы призываем Вас — выполнить свой депутатский долг и поставить вопрос о ситуации с вынужденными переселенцами на обсуждение Государственной Думы».

Под обращением стоит дата — 22 июня 2001 г., и далее следуют сотни фамилий подписавшихся.

В ПЦ «Мемориал» продолжали поступать все новые подробности завершившейся накануне зачистки в пос.Черноречье1. О том, что она состоится, местным жителям стало известно заблаговременно. Поэтому все те, кто имел основания опасаться за свою безопасность, покинули населенный пункт. Заплатив деньги на посту, уехать можно было непосредственно и в дни операции.

Забирать людей военные начали с утра 29 июня. В основном мужчин старше 18-летнего возраста. К зданию профилактория на берегу Грозненского водохранилища они доставили и подростков от 14 лет и моложе. Всего же, по уточненным данным, было задержано до человек. Там их положили лицом вниз на землю и избили. Сыну Умалта Эльдербиева, по свидетельствам очевидцев, сделали укол неизвестным препаратом под лопатку. После освобождения его в тяжелом состоянии отвезли в больницу за пределы города.

Большинство задержанных были допрошены. Для этого их по одному заводили в здание профилактория, где на русском языке задавали вопросы о боевиках и ваххабитах. Применялись пытки, в том числе электрическим током. Кто их допрашивал, эти люди не видели: еще при задержании им на головы натянули рубашки и полиэтиленовые пакеты.

Сотрудники ПЦ «Мемориал» уточнили обстоятельства задержания Элины Габаевой, медсестры детской больницы, расположенной в Черноречье. Утром, как и всегда, она приехала в поселок (Элина замужем и живет в другой части города) и перед тем как пойти на работу, решила проведать мать.

Надев белый халат, Элина Габаева уже собиралась выйти на улицу, когда увидела в окно бегущих к их подъезду военных. Они заскочили в квартиру, где в это время, кроме нее самой, находились ее мать и 1 См.: Здесь живут люди. Чечня: хроника насилия. Ч.3. М., 2006. С.405–408.

четверо сестер. Младшей из них исполнилось всего два года, другой — восемь лет. У последней при виде военных началась истерика. Мать попросила разрешения вывести ее из квартиры. В грубой и развязной форме в этом было отказано. Услышав крики, в квартиру прорвалась соседка и забрала девочку к себе.

Военные потребовали у присутствующих документы и, просмотрев их, приказали Элине Габаевой снять халат. На вопрос — зачем, ответили: «Ты едешь с нами». Паспорт девушке они возвращать не стали, оставили у себя.

Ее вывели из подъезда и посадили в машину УАЗ. Туда же подсела и мать, не пожелавшая оставлять дочь одну с военными. Но у здания профилактория их разделили: дочь высадили из машины и куда-то увели, а мать отвезли обратно в поселок и оставили у въезда на дамбу Чернореченского водохранилища. Дворами и переулками, обходя стороной военные пикеты и скопления бронетехники, она через короткое время вернулась к профилакторию. Здесь уже находилась большая группа женщин. Они протестовали по поводу задержания в ходе «зачистки» своих родственников. Военные пытались отогнать их, стреляли им под ноги и бросали дымовые шашки. Однако это еще больше распалило женщин, вскоре здесь фактически начался митинг.

Элина Габаева:

«Я была на третьем месяце беременности. За день до этих событий я вышла с больничного. Они высадили меня из машины и грубо завели в «Урал». Там было много солдат. Начали спрашивать: «Куда ездила делать перевязки? Где живут боевики?»

Я говорила, что ничего не знаю, тогда они начали мне угрожать: «Мы тебя подвесим, как Буратино». При этом послали какого-то солдата найти дерево, чтобы меня подвесить. Но потом выяснилось, что сотрудники больницы, в которой я работаю, прибежали к профилакторию и сказали военным, что я только вышла с больничного, что я беременная. Им сказали, будто у них есть свои гинекологи, пусть они не волнуются. Я всего этого, конечно, не знала. Через некоторое время в «Урал» зашли два пьяных амбала и, заявив нагло, что гинекологи, начали оскорблять меня. Я сильно испугалась, начала плакать. На мое счастье, их отвлекло задержание какой-то более важной персоны. Они все выскочили из машины, оставив меня с какими-то двумя солдатами. Потом опять зашли и грубо, нецензурно

ЧЕЧНЯ: ХРОНИКА НАСИЛИЯ

ругаясь, стали приставать все с теми же вопросами. Так продолжалось несколько раз.

Через некоторое время меня вывели на улицу и посадили на корточки у каких-то кустарников. Заставили сидеть так до 20.00 вечера. Окружили меня и опять мучили угрозами и расспросами.

Вечером, записав данные и заставив расписаться под ними, отпустили.

Перед этим они предупредили, что будут следить за каждым моим шагом:

куда я езжу, с кем общаюсь и т.д. На следующий день в больнице я потеряла ребенка».

Женщина, пикетировавшая профилакторий (она не пожелала назваться):

«Я стояла в толпе с другими женщинами, у которых забрали мужчин.

Забирали всех попавшихся под руку, от 14 лет и старше. Даже стариков забирали. Всех избивали. Мы слышали, как один солдат спросил у другого:

«Сколько их?» Второй ответил: «Не пересчитать». Когда мы спрашивали, кто у них командир, отвечали: «Мы все командиры, никому не подчиняемся». Мимо нас проезжали машины с новыми задержанными. Мужчин из них выкидывали на поле. На головах у них были либо завязанная рубашка, либо полиэтиленовый пакет. Даже мы, стоящие в стороне, слышали крики людей, которых они пытали и били.

По всему поселку в это же время шли грабежи. У одной женщины из дома забрали товар на 23 тысячи рублей, который она привезла под реализацию из Хасавюрта. Мы в толпе у профилактория видели, как они выгружали из машин награбленные телевизоры, другую технику, всякие разные вещи.

Когда они ходили по домам, они сразу говорили: «Не хотите, чтоб забрали вашего мужчину, готовьте тысячу (т.е. 1000 руб. — ПЦ «Мемориал»)».

Некоторым удалось так откупиться. К ночи всех отпустили, кроме нескольких человек. Зачистку проводили военные с Ханкалы и Урус-Мартана.

Они вели себя нагло. Кричали: «Мы всех ваших мужчин увезем, женимся на вас, вы будете нашими женами и рожать будете русских детей»».

В г.Грозный у здания городской администрации собрался стихийный митинг. Его участниками стали несколько сотен человек, требовавшие освобождения незаконно удерживаемых представителями российских силовых структур родственников.

В тот же день массовая акция протеста прошла и у с.Старые Атаги.

Местные жители назвали происходящее «маршем мира». И, действительно, с трех разных направлений туда же подошли и уроженцы таких населенных пунктов, как Новые Атаги, Дуба-Юрт, Чири-Юрт, Чишки, Дачу-Борзой, Белгатой, Мескер-Юрт, Шали и Гикаловский.

Акция состоялась, хотя на протяжении всех последних дней (местные жители говорят о двух неделях) на трассе Грозный—Шатой через каждые 80–100 м. были выставлены т.н. выдвижные посты. Усиленные бронетехникой военные, кроме досмотра проезжавшего автотранспорта занимались и вымогательством денег у водителей и пассажиров.

После 13 часов у железнодорожного переезда в северной части с.Серноводск подорвался автомобиль УАЗ, в составе бронеколонны направлявшийся в сторону бывшего курорта Серноводск-Кавказский. По сообщению официальных СМИ, погибли пять человек.

Военные и милиционеры, находившиеся на БТРах сопровождения, а также в автомобилях «Урал» и УАЗ, спешно выгрузились и, заняв позиции вокруг техники, стали обстреливать из стрелкового оружия и гранатометов прилегающую местность: лесополосы вдоль железной дороги, посадки миндаля, туи и других декоративных кустарников, жилые и заброшенные строения. По словам очевидцев, огонь велся в течение, как минимум, получаса и прекратился, когда в небо взвились две ракеты. Сразу после этого из рощицы, размахивая снятыми с себя рубашками, вышли братья Батаевы: Саид, 1981 г.р., и Сослан, 1983 г.р. Военные приказали им перейти на другую сторону дороги и присесть. Через некоторое время они сцепили их друг с другом наручниками и, уложив на землю, стали избивать прикладами автоматов и ногами.

К месту подрыва подошел участковый инспектор по имени Ваха. По словам очевидцев, он объяснил, что братья не имеют к происшедшему никакого отношения. Военные прекратили их избивать, но отпускать не стали. Натянув на головы рубашки, они затолкали обоих в автомобиль УАЗ и вместе с еще одним задержанным, пастухом, русским по национальности, доставили в Ачхой-Мартан. Там, в здании ВОВД, пытая и избивая, Саида и Сослана Батаевых держали до 6 июля.

Местонахождение молодых людей установили не сразу. На следующий день в Серноводске началась «зачистка», и среди сотен других

ЧЕЧНЯ: ХРОНИКА НАСИЛИЯ

сельчан российские военные захватили их ближайших родственников1.

О том, что братья содержатся в здании временного отдела АчхойМартановского р-на, стало окончательно ясно 4 июля. В этот день домой к увезенным братьям нагрянули с обыском сотрудники российских силовых структур. Ничего компрометирующего найти им не удалось, и поэтому уже через день, 6 июля, они снова вернулись.

Ни в первом, ни во втором случае, несмотря на настойчивые требования жильцов, «силовики» не представлялись и не показывали каких-либо документов. Бумагу, которую представили как санкцию прокуратуры, показали издали. Того, что там было написано, никому не позволили прочитать.

Дядя задержанных, Муса Умарович Батаев, рассказал, что во время повторного обыска первым в дом забежал милиционер, командированный в ПОМ с.Серноводск из г.Кемерово, и представлявшийся «Николаем». Пройдя сначала в отдаленную комнату, он затем ее быстро покинул. Вслед за ним в дом вошли военные в масках. Согнав всех жильцов в одну из комнат, они начали обыск, вылившийся вскоре в погром. В качестве понятой с улицы была заведена соседка Батаевых.

Ей приказали приподнять кресло, под ним оказался какой-то сверток. Женщина схватила его. Когда люди в масках спросили, что в нем, она ответила: «Прищепки для белья». Подскочивший «Николай», со словами: «Я знаю, что это такое, отпусти», — отобрал его у нее.

Военные вынесли сверток из комнаты и положили на стол. В качестве понятых привели женщин с улицы, а затем, имитируя обнаружение взрывчатки, приступили к оформлению протокола. Замечания жильцов дома и приглашенных ими же людей они не учли, более того, не дали прочитать, что написали. В итоге понятые не стали его подписывать. Так и не объяснив в чем дело, военные забрали сверток и уехали.

В тот же день Саид и Сослан Батаевы были отпущены. В здании ВОВД Ачхой-Мартановского р-на от них требовали признаться в подрыве УАЗа. Братья отказались это сделать. Тогда их стали избивать дубинками и пытать, в том числе и электротоком. Но наиболее болезненной оказалась пытка, при которой им точили зубы.

Состояние освобожденных было тяжелым, и 9 июля родственники отвезли их к врачам для медицинского освидетельствования. В серноО «зачистке» в Серноводске см. сообщение за 2 июля.

водской участковой больнице им выдали справки, в которых значилось, что у обоих на телах имелись следы многочисленных ссадин и ушибов.

Кроме того, у Сослана Батаева медики зафиксировали гематому лица и грудной клетки, а у Саида Батаева были отмечены такие же травмы, но уже на конечностях.

Братья рассказали, что в камере вместе с ними находился человек, которого задержали за восемь месяцев до этого. Сотрудники временного отдела и его пытались заставить признаться в причастности к подрыву автомобиля в Серноводске. Несмотря на пытки и избиения, тот отказывался это сделать. Что с ним стало дальше, они не знали.

Сотрудники ВОВД Ачхой-Мартановского р-на отпустили и увезенного вместе с ними русского пастуха.

Выдержки из рассказов Саида и Сослана Батаевых:

«…Мы пошли за миндалем в лес, нарвали его с деревьев и сели кушать.

Нас было двое, никого больше мы не видели. Внезапно раздался взрыв. Как потом узнали, взорвался УАЗик, после чего военные начали стрелять кругом, куда попало… Когда огонь утих, мы с братом, сняв с себя рубашки и размахивая ими, чтобы они поняли, что мы — безоружные, вышли из леса. Военные сидели, заняв позиции. Они сказали, чтобы мы перешли дорогу и сели, что мы и сделали. Затем подошли и сцепили нас наручниками. Мы вообще не видели, что было во взорванном автомобиле.

Военные одели нам на голову рубашки и в УАЗике увезли в АчхойМартан... Когда нас завели на первый этаж комендатуры, с рук сняли отпечатки пальцев, описали все, что на нас было: одежду, сандалии. Изъяли ремни. Дали расписаться.

Ночь провели в камере, а на следующую ночь нас разделили. Повели допрашивать наверх, спросили, что мы делали в лесу. Мы сказали, что пошли за миндалем, они не поверили в это. Заявили, что у нас вообще не растет миндаль, и что мы с братом пошли подложить взрывное устройство. Мы отрицали все это.

…Допрашивавших было двое. Иногда они выходили, а затем заходили трое в масках. Они точили мне зубы, спрашивали, буду ли я говорить.

Я снова повторял свою историю. А они мне: «Заколебал ты нас своим миндалем. Будешь говорить, или думаешь, что такой крепкий и все выдержишь».

ЧЕЧНЯ: ХРОНИКА НАСИЛИЯ

Дубинкой ударили меня по переносице. Там был ящик, они его крутили, нажимали кнопку, и били нас током. Провода присоединяли на пояс, на пальцы, наручники и били током. У них для этого есть какой-то ящик.

Когда я упал от удара током, то они сказали: «Какая классная штука».

Били дубинками по пяткам. А когда падал, хватали за волосы и удерживали... На шестой день тот, который стоит у двери, зашел и позвал:

«Батаев, ты под амнистию попал».

Третий с нами тогда был пастух, он с нами в УАЗике был. Его тоже отпустили. Его не пытали, он был русский. Они (т.е. сотрудники ВОВД.

— ПЦ «Мемориал») говорили, что отпустят, когда отойдут синяки…»

В ходе спецоперации в пос.Черноречье более 30 человек задержаны по подозрению в участии в вооруженных формированиях ЧРИ.

В ходе аналогичных операций в населенных пунктах Автуры и ДышнеВедено задержан один боевик и два человека по подозрению в пособничестве ВФ ЧРИ.

В ночь на 2 июля в г.Урус-Мартан на ул.Орджоникидзе сотрудники российских силовых структур захватили Зелимхана Аслановича Сатаева, 1987 г.р., и Бекхана Саламбековича Израилова, 1981 г.р. Оба — местные жители и проживали в городе по следующим, соответственно, адресам:

ул.М.Горького, 98, и ул.Первомайская, 79.

По рассказам очевидцев, они были доставлены в комендатуру района. Через посредников родственники установили контакты с сотрудниками комендатуры и последующие три дня вели с ними переговоры об освобождении. Военные, которые поначалу успокаивали, говоря, что отпустят молодых людей после соответствующей проверки, затем неожиданно отказались признать факт их задержания. Вскоре выяснилась и причина этого: посредник сообщил, что они оба убиты и выброшены в саду госхоза им. Мичурина УрусМартановского р-на.

6 июля родственники выехали к указанному посредником месту и обнаружили трупы Зелимхана Сатаева и Бекхана Израилова. Рядом с убитыми на почве ясно виднелись следы колес от военного автомобиля «Урал».

С утра саперная бригада, дислоцирующаяся на территории российской в/ч в Октябрьском р-не г.Грозный у дороги на с.Шатой, перекрыла трассу Ростов—Баку. Пропуск автотранспорта был сокращен, образовались пробки. Оказавшиеся в заторах люди начали протестовать, тогда им было предложено «раскрыть кошельки». Так как водители либо сами спешили на работу, либо везли пассажиров, которые торопились, многие вынуждены были подчиниться требованию военных.

Рано утром подразделения федеральных сил начали «зачистку»

с.Серноводск. По официальной версии ее целью было «задержание боевиков, устроивших взрыв автомобиля УАЗ, в результате которого погибли пять милиционеров из Кемерово»1. Представители ПЦ «Мемориал», побывавшие на месте события, свидетельствуют, что операция, по существу, переросла в карательную акцию. Вопреки приказу и.о. командующего ОГВ (с) №145, она проводилась без взаимодействия с местными властями. Более того, главу администрации села Ваху Арсамакова и главу администрации Сунженского р-на Хизира Витаева военные заперли в их служебных кабинетах и не позволяли выйти оттуда в течение десяти часов. Все сотрудники поселкового отделения милиции и сотрудники ГАИ были разоружены и задержаны.

Серноводск — крупное село, которое находится на границе с Ингушетией. Население его до войны превышало 15 тыс. человек.

К моменту проведения «зачистки» в населенном пункте находилось большое число вынужденных мигрантов. Только в центрах временного размещения (ЦВР), оборудованных в помещениях сельскохозяйственного техникума и в железнодорожных вагонах, проживали более 4 тыс.

человек. В частных домах — беженцев в несколько раз больше.

Еще с ночи Серноводск окружили военной техникой, а утром ею были перекрыты и все сельские перекрестки. Бортовые номера БТРов и регистрационные знаки автомобилей были либо замазаны грязью и краской, либо закрыты брезентом. Было невозможно определить и ведомственную принадлежность лиц, прибывших на «зачистку»: на них была камуфлированная форма без знаков воинского различия и шевронов. Сами они не представлялись, отвечая на соответствующие требования жителей угрозами либо бранью.

1 См. сообщение за 1 июля.

ЧЕЧНЯ: ХРОНИКА НАСИЛИЯ

Разделившись на группы от 20 до 30 человек, военные приступили к осмотру домовладений. При этом не гнушались грабежом имущества местных жителей и вымогательством денег. Ворвавшись в какой-нибудь из дворов, они первым делом выгоняли на улицу хозяев и забирали из помещений понравившиеся вещи, ломали и резали мебель, забрасывали гранатами чердаки и подвалы. В селе, по-видимому, осуществлялась и заготовка провианта: повсеместно убивали кур, индюков, баранов, выкапывали картофель и грузили все это в БТРы и «Уралы».

Обстреливали огороды с посадками кукурузы, поджигали стога сена.

Была ограблена аптека.

Очевидно, что в «зачистке» принимали участие разные подразделения. Особенно бесчинствовали те, которые действовали в центре Серноводска. Здесь военные уничтожали личный и государственный транспорт, если хозяева не успевали вовремя заплатить за него выкуп.

Например, во дворе дома Муциевых из автоматического оружия были расстреляны две автомашины. У Мадаевых, несмотря на то, что документы были в порядке, забрали автомашину «Жигули» ВАЗ 21099.

Из дома, принадлежащего известному спортсмену, чемпиону мира по тяжелой атлетике Адаму Сайдулаеву, были вывезены теле- и видеоаппаратура, дизельный электрогенератор, насос для выкачивания воды и строительные материалы. У семьи Эдиевых украли золотые женские украшения.

В селе военным никто не оказывал вооруженного сопротивления.

Тем не менее, они гранатами забросали дома Мовсаровых, Баташевых, Саламовых, Арсанукаевых, Рамазановых, Сайдулаевых, Альтамировых.

На ул.Школьная была предпринята попытка задержания 25-летнего Мамеда Умархаджиева — владельца магазина. За него активно вступились две продавщицы, убедившие военных в том, что он — мирный человек. Оставив его в покое и скармливая служебным собакам куриные и говяжьи сосиски, они загрузили в БТР имевшиеся в магазине промышленные и продовольственные товары. Перед самым уходом вытащили из кармана молодого предпринимателя кошелек с деньгами.

Во всех дворах военные пытались задержать мужчин в возрасте от 14 до 60 лет. Но им можно было и откупиться. Была установлена четкая такса: если все документы в порядке и прописка местная, нужно было заплатить 200 руб. В том случае, когда человек прописан в другом населенном пункте, что было характерно для вынужденных мигрантов, проживающих в ЦВРах, то уже 500 руб. Если временное удостоверение просрочено или же в паспорт вклеены не все фотографии — 1000 руб.

Были задержаны несколько сотен (по некоторым данным, до 700) человек, в том числе две женщины: 40-летняя Марем Мазаева, и Моша Мухудиевна Газмагометова, 1964 г.р., которая села в машину сама, не желая отпускать одного с военными своего брата Султана. На второй день все трое были отпущены. Среди задержанных оказались два сына (14 и 18 лет) главы администрации села Вахи Арсамакова. Был задержан и 90-летний старик — Абдул-Кадыр Губаев. Военные увезли 81 вынужденного мигранта, оставив в центрах их размещения только четырех очень пожилых мужчин.

Из сельскохозяйственного техникума забрали и молодого жителя грозненского поселка Черноречье (просил не называть имя и фамилию). Избегнув задержания во время «зачистки» у себя дома1, по требованию родственников он уехал в Серноводск и поселился в ЦВРе. Один из военных узнал его и спросил: «Что ты тут делаешь?» По утверждению пожелавшего остаться неизвестным молодого человека, именно он приходил к нему с проверкой документов. В своем поселке его не тронули, здесь же, как и других людей с не местной пропиской, заставили подняться в кузов «Урала» и увезли.

По всей видимости, сразу же после Черноречья военных и милиционеров, проводивших там «зачистку», перебросили в западные районы Чечни. Операция в Серноводске, скорее всего, была заранее спланирована. Взрыв автомобиля, в результате которого, как утверждали официальные лица, погибли сотрудники Кемеровского УВД, если и не был провокацией, призванной оправдать жесткие действия в отношении местного населения, случился как нельзя кстати.

Задержанных людей вывезли на восточную окраину села и между мечетью и местной МТФ, заложив руки за голову, заставили сесть на корточки. В таком положении их продержали несколько часов. Всем, в том числе и старику Абдул-Кадыру Губаеву, натянули на головы рубашки, чтобы они не могли ничего видеть. За малейшее движение били прикладами автоматов и ногами. У них отбирали деньги, снимали кольца, часы. У некоторых порвали документы, удостоверяющие личность.

1 Более подробно об этой операции см. в книге: Здесь живут люди. Чечня: хроника насилия. Ч.3. С.405–408. Дополнительная информация о чернореченской «зачистке»

приводится и в начале данного издания.

ЧЕЧНЯ: ХРОНИКА НАСИЛИЯ

Рядом с МТФ была развернута «пыточная комната». Задержанных в селе людей заводили в огороженное брезентом и БТРами пространство, где были установлены источник тока, инструменты и приспособления, при помощи которых российские военные пытали и калечили их.

Всем задавали одни и те же вопросы: является ли он ваххабитом, знает ли боевиков, что ему известно о Басаеве и Хаттабе? Допрашиваемых жестоко избивали, особенно тяжело пришлось тем, у кого на теле были какие-либо шрамы, даже полученные в детстве. Некоторых преднамеренно травили собаками, пытали током, надевая на пальцы металлические кольца с подсоединенными к ним проводами.

Такой пытке, например, были подвергнуты Алихан Басаев, Ислам Эльдиев, Руслан Ясаков, Висингири Мадаев. На последнего, кроме того, натравили собак, он получил множество укусов. Сын начальника поселкового отделения милиции Вахи Сусуркаева был также избит.

Магомеда Альтамирова перестали пытать лишь после того как он сообщил, что его брат работает помощником у депутата Государственной Думы РФ Асламбека Аслаханова.

Но избиения, пытки током, сломанные ребра — это было не самое страшное, что пришлось испытать людям в ходе «зачистки». Было еще одно преступление, о котором они говорят только шепотом. Население Чечни уже привыкло, что российские военные используют различные способы морально-психологического и физического подавления человека, оскорбления национального и личного достоинства, но то, что совершено в Серноводске, шокировало всех. По информации от просивших не называть своих имен жителей села, стало известно, что было изнасиловано несколько мужчин. Произошло это при следующих обстоятельствах.

Из палаток, натянутых недалеко от места, где сидели на корточках задержанные, стали доноситься крики женщины. Неизвестно, была ли она из Серноводска или ее привезли из другого места. Тем не менее, военные, прохаживаясь между рядами людей, стали провоцировать их на ответные действия.

Один из очевидцев происшествия описывает это так:

«…Когда из палатки послышались крики женщины, военные подошли к нам и стали говорить, что мы не кавказцы и не мужчины, потому что позволяем насиловать наших сестер и матерей.

Несколько молодых людей поднялись с земли.

Военные схватили их и отвели в том направлении, где стояла бронетехника. Сквозь щелочку в рубашке, натянутой мне на голову, я видел, как их, уже привязанных к БТРу, раздевают. Через некоторое время молодые люди на чеченском языке стали умолять нас не смотреть в их сторону».

По некоторым данным, после освобождения двое молодых мужчин попытались покончить жизнь самоубийством. Один из них умер от нанесенной себе ножевой раны, другого удалось спасти (их имена и фамилии не называются по этическим соображениям).

С требованием прекратить беззаконие к месту, где истязали задержанных, еще с утра стали подходить жительницы села. К вечеру там собралась уже внушительная толпа. При помощи дымовых шашек военные попытались отогнать их. Когда это не помогло, стали стрелять под ноги и поверх голов собравшихся. Огонь велся с такого близкого расстояния, что отстрелянные автоматные гильзы попадали в женщин.

Жительниц села это не остановило. В толпе собравшихся стали раздаваться крики, что мужчин нельзя оставлять на ночь, что их нужно непременно освободить, и если нет другого пути, то и силой. Некоторые из женщин взяли в руки камни.

Видимо, и это обстоятельство сказалось на решении военных отпустить большинство задержанных. Около 22 часов они стали возвращаться домой. Но перед этим их осознанно пытались направить в сторону с.Самашки, расположенного в 9 км от этого места. Пройти от одного населенного пункта к другому во время действия «комендантского часа» смертельно опасное занятие. Можно забрести на минное поле или напороться на выставленные военными секреты или засады, из которых по передвигающимся людям незамедлительно открыли бы стрельбу. Поэтому сами же задержанные стали упрашивать разрешить им вернуться к себе в село. С трудом, но им это удалось.

Всех, кого освобождали, военные заставляли расписаться в реестре, куда были записаны паспортные данные. Там же было сказано, что к семи часам следующего утра они обязуются вернуться на то же самое место на отметку.

Первыми домой вернулись те, кто имел возможность заплатить за себя. За одного человека военные требовали 500 руб. Те, у кого таких денег с собой не было, провели на поле еще несколько часов.

Военные привезли и выбросили на обочине дороги рядом с собравшимися женщинами Саламбека Ахмудовича Амагова, 35 лет. Он

ЧЕЧНЯ: ХРОНИКА НАСИЛИЯ

находился в бессознательном состоянии. Когда его подняли, у него горлом хлынула кровь. Родственники увезли его в Сунженскую районную больницу в ст.Орджоникидзевская (по другим данным, в АчхойМартановскую). В результате избиений у Саламбека Амагова были повреждены почки, произошел разрыв печени. У него порок сердца, за два месяца до задержания он прошел курс лечения в стационаре.

Однако предупреждение об этом не остановило военных, его пытали, в том числе при помощи электрического тока.

В те же дни по СМИ прошло сообщение о его смерти. К счастью, информация эта не подтвердилась: Саламбек Амагов выжил и после лечения вернулся из больницы домой.

Но не все задержанные были отпущены. Военные подогнали два белых автобуса, водители которых ими также были увезены из села, подняли в салон 38 человек и доставили их в ВОВД Ачхой-Мартановского р-на. Многие почти сразу же были отпущены оттуда. Дольше всех держали Руслана Махаева, инвалида детства, рост которого всего 1 м см. Его освободили лишь 8 июля. В здании временного отдела его, как, впрочем, и других привезенных туда жителей Серноводска, избивали, требуя сознаться в установке фугаса.

Два человека — Зелимхан Усманович Умханов, 1972 г.р. (ул.Куталова, 4) и Апти Абдурахманович Исигов, 1978 г.р. (ул.Первомайская, 34) — пропали без вести. Известно, что оба были захвачены в своих домах и посажены в военный автомобиль «Урал» с регистрационным знаком О 1003 КШ. Бортовые номера БТРов сопровождения были замазаны грязью, однако в некоторых местах она засохла и отошла. Очевидцы задержания этих людей утверждают, что в номере одной из боевых машин присутствовали цифры 6 и 1, а у второй — 4, 0, 2 и 5 (или буква Ч, а потом 0, 2, 5).

При задержании Зелимхана Умханова военный вызывал по рации командира, используя позывной «восемьдесят восьмой». Себя же называл — «двенадцатым».

У МТФ, куда доставили мужчин, Зелимхан Умханов и Апти Исигов не были высажены из автомобиля. На следующий день после задержания, т.е. 3 июля, во время «зачистки» ст.Ассиновская1 жители этого населенного пункта видели их в кузове все того же «Урала». В понедельник 16 июля матери исчезнувших жителей Серноводска в сопровождеО «зачистке» в ст.Ассиновская см. далее.

нии нескольких десятков других жительниц села выехали в Гудермес с намерением встретиться с Ахмадом Кадыровым. Глава временной администрации ЧР не захотел разговаривать с ними. Как утверждают эти женщины, в грубой, оскорбительной форме он лично приказал сотрудникам правоохранительных структур оттеснить собравшихся от здания. В стычках с милиционерами некоторые из них получили ушибы и ссадины.

19 июля родственники Апти Исигова и Зелимхана Умханова заблокировали здание местной администрации. Для встречи с ними в село прибыл генерал Ибрагим Сулейменов, на тот момент и.о. военного коменданта Ачхой-Мартановского р-на. Он попросил три дня, чтобы ознакомиться с обстоятельствами дела. Однако конкретного обещания найти и освободить молодых людей никому давать не стал.

Родственники обращались в правоохранительные органы, прокуратуру, а также к конкретным руководителям силовых структур. В частности, мать Зелимхана Умханова, Халисат, писала заявления на имя начальника УВД МВД РФ по ЧР генерал-майора Сергея Аренина.

Уже 8 июля было возбуждено уголовное дело (№27031 по ст.ст. 286 ч.3, 127 ч.2, 161 ч.2, 167 ч.2 УК РФ), которое было передано в отдел по расследованию преступлений прокуратуры республики. С формулировкой «в связи с невозможностью обнаружения лиц, подлежащих привлечению к уголовной ответственности» (ст.195 ч.3 УПК РСФСР) оно там было приостановлено. Случилось это 12 июня 2002 г. По состоянию на конец октября 2007 г. местонахождение Апти Исигова и Зелимхана Умханова установить не удалось.

В ночь на 3 июля, через несколько часов после освобождения задержанных, начался массовый исход мирных жителей из Серноводска.

Вдоль железной дороги, рискуя наткнуться на вооруженные заслоны и мины, пешком и на машинах они направились в сторону Ингушетии.

Случилось это потому, что, обещая стереть село с лица земли «в отместку за гибель милиционеров из Кемерово (жертв взрыва автомобиля, случившегося 1 июля)», военные заявили о продолжении «зачистки» в течение семи последующих дней.

Вместе с мужчинами шли и женщины с детьми от 10 лет и старше.

Многие матери насильно заставляли своих сыновей уехать в соседнюю республику, убеждая их, что лучше укрыться там, чем погибнуть или стать калекой. В течение ночи и следующего дня село покинули до

ЧЕЧНЯ: ХРОНИКА НАСИЛИЯ

тыс. человек. Сначала они добрались до лагерей беженцев «Сацита», «Алина» и «Спутник» у ст.Орджоникидзевская, а потом, опасаясь оставаться вместе, разъехались по разным населенным пунктам.

Страхи эти не были лишены оснований. В ночь на 4 июля сотрудники силовых структур увезли из своего дома двух братьев Музаевых.

Их доставили в Ачхой-Мартановский ВОВД, где, применяя побои и пытки током, пытались заставить признаться в том, что это именно они заложили фугас. Выпустили их через несколько дней после настоятельных требований прокурора Ачхой-Мартановского р-на Шарпуди Абдулкадырова.

Исход из Чечни в соседнюю республику продолжался и в последующие дни, люди начали выезжать и из соседних сел. Впрочем, начиная с 8 июля, некоторые жители стали постепенно возвращаться домой.

Следует отметить, что «зачистка» началась в тот же день, когда в г.Грозный проходило выездное заседание Государственной Думы РФ по проблеме вынужденных переселенцев. Председатель правительства ЧР Станислав Ильясов высказал перед депутатами мнение, что для возвращения людей им не хватает только средств. Однако вполне очевидно, что дело не только в деньгах. Своими действиями военные не только свели на нет все прежние усилия в этом направлении, но и превратили в беженцев тех, кто до этого об отъезде в соседние регионы никогда даже не помышлял.

События в Серноводске получили широкий общественный резонанс. Бежавшие в Ингушетию тысячи мирных жителей оказались в поле зрения работников международных гуманитарных организаций и журналистов. Сообщения о новых зверствах российских военных попали на первые полосы газет, о них заговорили с экранов телевизоров.

Жители села, почувствовавшие внимание к себе со стороны правозащитников и работников СМИ, осмелели. Многие из них написали заявления в прокуратуру, в которых рассказывали о совершенных против них преступлениях: избиениях, пытках, грабежах и порче имущества.

При поддержке обитателей палаточных городков в Ингушетии они провели несколько акций протеста.

Власти вынуждены были реагировать на разгорающийся скандал.

Была создана комиссия по расследованию нарушений, допущенных во время «зачистки». В нее вошли как представители гражданских властей, сотрудники прокуратуры и органов внутренних дел, так и сами военИЮЛЬ 2001г.

ные. Среди последних, в частности, были и.о. военного коменданта ЧР генерал-майор Александр Третьяков, заместитель командующего группировкой внутренних войск полковник Евгений Можайский, и.о.

военного коменданта Ачхой-Мартановского р-на генерал Ибрагим Сулейменов.

О том, как проводилось расследование, сами жители села рассказывали так: члены комиссии на БТРах и в сопровождении вооруженной охраны выезжали на дом к обратившимся в прокуратуру, и требовали забрать заявления обратно. В ряде случаев среди приехавших люди узнавали тех, кто истязал их во время «зачистки». В частности, были опознаны двое сотрудников милиции, прикомандированные в АчхойМартановский ВОВД из Воронежской области.

Одновременно с увещеваниями «жалобщиков» проводился осмотр домов и хозяйственных построек с целью, как объяснялось, «обнаружения взрывчатых веществ и боеприпасов». Предлагали возместить нанесенный ущерб. Сам генерал Александр Третьяков, например, расплатился за похищенные лекарства с хозяйкой частной аптеки. С предложением в обмен на деньги забрать заявления из прокуратуры на дом к потерпевшим выезжали и другие члены возглавляемой им комиссии.

Подобная форма «расследования» принесла плоды: многие жители Серноводска отказались от своих первоначальных показаний. Они дали расписку в том, что не имеют к представителям российских силовых структур никаких претензий. К концу месяца работа комиссии была окончательно свернута.

Таиса Умханова, жена «исчезнувшего» Зелимхана Умханова:

«К нам приехали на двух БТРах и на машине «Урал». Взяли моего мужа.

Проверили документы, все было в порядке, но его посадили в БТР. Когда я спросила, за что забирают и куда везут, мне ответили, что всех мужчин от 15 до 65 лет будут проверять по компьютеру.

Всех повезли на поле. Мы пошли туда. Близко никого не подпускали.

Оцепление было на большом расстоянии. Это длилось до вечера. Где-то в 20.30 на автобусах, БТРах оттуда выехали. Женщины не хотели пропускать военных. Нам стреляли под ноги, бросали дымовые шашки, грозили переехать всех. Гильзы били нам по ногам. Военные говорили друг другу:

«Дави их! Двух застрели, остальные сами разбегутся». Мы не смогли остановить машины, они уехали.

ЧЕЧНЯ: ХРОНИКА НАСИЛИЯ

Один военный несколько раз приходил к нам и успокаивал: «Подождите немного, сейчас разберутся, всех отпустят». Нам сказали, что в АчхойМартан увезли только четверых. Назвали их, фамилии нашего среди них не было.

У тех, кого отпускали, брали расписку, что в 7.00 они вернутся. В четыре часа утра, когда мы пришли на поле, военные уже сворачивались.

Значит, как только людей отпустили, они стали готовиться к отъезду. Я видела там много молодых людей, которые пришли отметиться, потому что их выпустили с таким условием.

3 июля те же военные начали «зачистку» Ассиновской. Мы же поехали в Ачхой-Мартан, в райотдел, куда по закону должны были доставить задержанных, в отношении которых были какие-то подозрения. Там оказалось 38 человек задержанных, но нашего среди них не было. Сначала сказали, что он там и в три часа дня его выпустят. Мы ждали до шести, потом вернулись домой. А в тот же день утром его и Апти Исигова, оказывается, видели в Ассиновской на «Урале». Они были прикованы к борту машины, избиты.

Мы обращались в ФСБ, писали заявления в прокуратуру, были в правительстве. Никто нам не сказал, что их задержали. Мы просто хотим знать, кем они задержаны, где находятся, в чем обвиняются.

К нам каждый день приезжает и.о. коменданта Чеченской Республики Третьяков, он всегда в нетрезвом состоянии. С ним бывает Ибрагим Сулейменов (и.о. военного коменданта Ачхой-Мартановского р-на.

— ПЦ «Мемориал»). Они говорят с толпой женщин, обещают найти пропавших. Вся их работа заключается в том, что они отвлекают нас.

Я спросила у Третьякова, что они сделали за эти дни, чтобы найти пропавших. Ответил, что написал запросы. В первый день он при свидетелях, среди которых был и глава администрации села, сказал, что мой муж и Апти Исигов живы, но где находятся, сказать не может, потому что это военная тайна. На следующий день он все отрицал».

Мать Зелимхана Умханова:

«В тот день у меня забрали двух сыновей. Одного вернули избитого, другого не вернули. Я пыталась защитить их, требовала, чтобы сказали, по какому праву забирают. Военный мне ответил, что обоих проверят по компьютеру, а потом отпустят. Я не отставала, тогда меня ударили автоматом по шее. Подбежали дочки, стали цепляться за меня, младшая, ей 10 лет, упала в обморок. Снохе сказали: «Нечего объяснять, если не отстанешь, мы тебя расстреляем!»»

Аслан, двоюродный брат Зелимхана Умханова:

«Я живу на улице Лермонтова. Во время «зачистки» у меня дважды проверяли документы. Первый раз у брата, который живет выше по улице. Военные осмотрели там подвал, чердак, крышу и дальше пошли. А я вернулся к себе. Дома меня проверили во второй раз. Походили по дому, по двору, потом ушли. Это были какие-то люди в полувоенной форме, мало похожие на военных. На многих только футболки, на голове — повязки, одеты, в общем, как бандиты. Им было от 26 до 30 лет.

Мы потом вышли на улицу. Там были и женщины. Когда показалась машина, женщины посоветовали зайти в дом. Я не успел дойти до ворот.

Военные потребовали остановиться, а затем, чтобы к ним подошел. Я снова пытался показать документы, но мне сказали, что они уже не нужны.

Подогнали автомашину УАЗ и стали заталкивать в нее. Я пытался протестовать, тогда один из военных выстрелил поверх головы. Я, мой младший брат и двоюродный брат были вынуждены залезть в салон.

Когда нас привезли на поле, там было очень много людей. Те, которых привезли на БТРе, рассказывали потом, что один из военных спросил командира: «Здесь 600 с лишним набралось, куда их?» Ему ответили, что из всех задержанных, мол, отберут семерых… Меня лично не допрашивали, но я слышал стоны и крики других.

Отбирали на допросы ребят. Тех, кто им не подчинялся, тех, у которых не здешняя прописка, и тех, у кого были шрамы на теле. Там был парень, который, когда военные приказали натянуть на голову свои рубашки, не подчинился. Его увезли, сказав при этом: «Тебя мы отправим на воспитание». Потом когда нас выпустили, я с ним встретился, он сказал, что их били током. Где он сейчас находится, я не знаю, многие из тех, кого допрашивали, лежат в больницах.

До вечера продержали нас на корточках. Майки были натянуты на головы. Потом стали отпускать, но сказали, что нам надо уходить в сторону Самашки. Домой могут пойти только те, кто старше 45 лет.

Якобы «зачистка» будет идти дня три и за это время мы, проверенные, будем им мешать. Ребята между собой говорят, что в такое время в сторону соседнего села идти невозможно, но сказать об этом громко никто не осмеливается. Я услышал разговор двух, судя по всему, милиционеров.

ЧЕЧНЯ: ХРОНИКА НАСИЛИЯ

«…Наш командир, что с дуба рухнул? Как это можно молодежь ночью погнать в поле. Здесь ведь только мы трезвые, остальные все в доску пьяные. Их же перестреляют там, и половины не останется».

Потом мы все-таки договорились с военными. Нас пустили домой, но перед этим заставили расписаться. Забрали документы, переписали все данные: ФИО, год рождения, значит, прошел «зачистку» и мы поставили роспись. Порядковый номер, фамилия и роспись напротив.

Я написал заявление в комиссию (следственно-оперативная группа, созданная для расследования совершенных во время «зачистки» преступлений. — ПЦ «Мемориал»), что меня держали допоздна, обращались грубо. Несколько часов заставили сидеть на корточках. Ко мне приходили домой, когда меня не было, говорили с матерью. Спросили, не украли ли у нее чего-нибудь. Она ответила, что не украли. Тогда ее заставили подписать какую-то бумагу, где было написано, что она никаких претензий к военным не имеет. Она и подписала.

К тем, кто во время «зачистки» очень сильно пострадал, они не ходят. Приходят именно к тем, кому пришлось легче всех, и предлагают подписать, что они претензий не имеют. Кто не был избит, кого просто на корточках несколько часов продержали, они считают, что с ним ничего страшного не произошло. Они не жалуются. Не хотят связываться с властями. Люди боятся, что, зная их адреса, военные могут прийти ночью, как это было с Музаевыми. Для нас, например, самая главная проблема — это мой двоюродный брат Зелимхан Умханов, который пропал без вести.

Нам известен номер БТРа, на котором увозили моего брата и Апти Исигова: 4022 или Ч022. Вообще, номеров на военной технике, которая в тот день была в селе, видно не было. Даже сейчас, когда работает комиссия, по селу ездят машины без номеров. Или с гражданскими номерами, бывает, что и со старыми.

Комендант (и.о. коменданта ЧР Александр Третьяков. — ПЦ «Мемориал») возмущался, что мы не можем назвать ни одного номера техники, которая была у тех, кто проводил «зачистку». Ему предложили постоять на перекрестке и посмотреть, есть ли они на проезжающих по селу военных автомашинах...

Работник Ачхой-Мартановского ВОВД, он работает в паспортном столе, сказал, что «зачистку» у нас в селе проводили ханкальцы…»

Сацита Исигова, мать Апти Исигова:

«2 июля в обед к нам зашли военные и стали проверять документы. Они у всех были в порядке. Апти, мой сын, был дома. Его забрали. В тот день сына видели в БТРе, потом на машине. На поле его никто не заметил.

К нам приходил комендант республики (Александр Третьяков. — ПЦ «Мемориал»). Он говорил, что они ищут сына, ведут следствие, пишут.

В первый день сказал, что назовут, где он находится. На второй заявил, что не говорил этого. На третий же день стал утверждать, что ничего по этому случаю сказать не может».

Мать Саламбека Амагова:

«Утром, около 11 часов, к нам человек двенадцать военных зашли, обыскали, посмотрели. Сын как раз занимался машиной, был грязный. Ему велели переодеться. Он переоделся и забыл паспорт, потом вернулся за ним, а его стали бить. Я закричала, сказала, что он инвалид группы, у него врожденный порок сердца. Я показывала им документы, подтверждающие его болезнь, но один из военных сказал: «Убери справки, у него глаза есть, руки есть».

Пока сын был во дворе, его несколько раз ударили, я пыталась защитить его. Потом вывели на улицу и приказали надеть на голову рубашку.

Он сказал, что не может поднять рубашку при людях, сделает это в БТРе.

Военные снова стали его бить. Они тогда подвели Саламбека к столбу, что стоял недалеко. Один из них, высокий, худощавый, он его стволом ударил в живот. Сын потерял сознание.

В это время подошла соседка, и тоже стала защищать сына. Позже он пришел в себя и стал подниматься на ноги, но тут другой попытался ударить его. Он размахнулся, соседка попыталась не допустить этого и военный ударил ее по руке. У меня тоже только сейчас синяки проходят.

После они бросили его в БТР и увезли.

Все военные, кроме одного, были узкоглазые, низкие…»

Рустам:

«…Мы были вместе на поле. Саламбек (Амагов. — ПЦ «Мемориал») сидел на корточках рядом со мной, у него было тяжелое дыхание. Я не знал, что его избили, но видел, что ему плохо. Я предложил поменяться местами, чтобы ему стало удобнее. Он сел на землю, а потом стал терять сознание. Я его поддержал, позвал на помощь. Военные на это не среагиЧЕЧНЯ: ХРОНИКА НАСИЛИЯ ровали. Наоборот, они не давали нам даже голову поднять. Кое-как, нас было два или три человека, через колючки мы сами вынесли его на поляну и потребовали врача и воды.

Через некоторое время воду они принесли. Но Саламбек не приходил в себя. Я увидел, что у него на теле было огромное пятно: круг и в середине точка. Видимо, это был след удара стволом автомата.

Потом, спустя еще какое-то время, подошел военный врач, стал его осматривать. Согласившись, что у Саламбека порок сердца, он решил сделать ему укол. После первого он не пришел в себя. Открыл глаза только после второго. Врач положил ему под язык таблетку и стал писать чтото на бумаге. Оказывается, это было его заключение, что больного срочно нужно отвести в больницу.

А военные кричали Саламбеку, чтобы он встал. Причем они знали, что он всего-то два месяца назад вышел из больницы. Мы снова напомнили им это, попросили, раз не хотят везти к врачам, оставить рядом с нами. У него ведь были боли, он стонал. И в таком состоянии он находился рядом со мной часа три. Его рвало постоянно, а он лежал все время под палящим небом.

Военные окружили его и стали пинать, говоря: «Давай, давай, иди, мы тебя отпускаем». Я ему сказал: «Попытайся хотя бы до женщин дойти, они тебе помогут». Он приподнялся, но не смог встать. Я попросил доктора помочь ему дойти до женщин, но и он ничего не сделал.

Военные отказались везти Саламбека в больницу. Заявили, что всех надо пробить (проверить по компьютеру. — ПЦ «Мемориал»). Мы попросили, чтобы его проверили первым, назвали фамилию, но они тянули еще часа два.

Что случилось дальше, я не знаю, меня увели».

Мать Саламбека Амагова:

«...Сына положили на обочине. Потом подъехал УАЗ. Военный, который вышел из него, спросил, где болит. Он показал, его ударили прямо по тому месту. Тогда он потерял сознание. И только после этого нам, наконец, дали увезти Саламбека в больницу.

Врач, который осматривал его на поле, сказал, что у него разрыв печени, смещение желудка и порок сердца. А в больнице добавили: у него кровь возле почки скопилась. Вчера делали УЗИ, кровь вокруг почки рассасывается, а с печенью сложнее. И сердце у него стало болеть.

Я подавала заявление, справку отдавала из больницы. У него брали показания милиционеры. Вчера приходили из временного отдела, спросили, не имеем ли мы к ним претензий.

У Саламбека трое детей. Он инвалид группы, но уже год как мы не можем пройти ВТЭК на первую группу, и пенсию он год не получает».

Султан Музаев, начальник управления сельского хозяйства Сунженского р-на:

«У нас в первый день проверили все, ничего не нашли, ушли. 4 июля в 02.30 по Москве военные пришли снова. Оставили бронетехнику метрах в пятистах от моего дома. Когда зашли, сразу ударили меня прикладом автомата по шее, загнали в комнату и заперли. Жену и внуков тоже. Все военные, кроме одного, были в масках. Этот один, он из нашего отдела (поселкового отдела милиции с.Серноводск. — ПЦ «Мемориал»), я его узнал.

Поднялись наверх к сыновьям. Их связали, вывели во двор, потребовали деньги и оружие. Начали искать и ничего не нашли. Потом залезли на чердак, положили 200-граммовую тротиловую шашку, подняли туда собаку.

Она, конечно, ее учуяла. Потом они вошли ко мне и сказали, что нашли тротил и «машинку». Спросили: «Что ты нам дашь, чтобы мы нормально ушли?» Младшему сыну насильно сунули в руки шашку и сжали. Я сказал:

«Что бы вы со мной не сделали, я скажу, что это было насильно».

Они прямо во дворе избили обоих сыновей, связали и увели их со двора. Никакого протокола составлено не было. Потом они начали заниматься мародерством. Унесли японский телевизор, видеомагнитофон «Панасоник», сняли с машины автомагнитолу. Вынесли усилитель звука японский, пять ковров.

Кроме того, у меня лежали вещи беженцев из Грозного, они были предназначены на продажу. Забрали их полностью. Потом мебель изрезали ножами.

До этого они хотели, но не смогли завести нашу «Газель». Наверное, на ней и увезли бы мебель, если бы у них все получилось. Когда машина не завелась, они, уходя, кинули мне ключи в лицо, а документы с собой забрали.

В эту ночь взяли только их двоих. Пока шла «зачистка» в Ассиновской обоих катали в автозаке. Около полутора суток это длилось. Они всех захваченных в этом селе на пост «Кавказ» возили, на компьютер. Я боялся, что сыновей где-то по дороге выбросят.

ЧЕЧНЯ: ХРОНИКА НАСИЛИЯ

Людей, которых увезли из Серноводска, доставили в Ачхой-Мартан и оформили как бомжей. Никакого обвинения никому не предъявили.

5 июля в 21.45 вечера моих сыновей освободили. Распоряжение помощника прокурора было: до 18 часов. К этому сроку их не выпустили, и я ушел, не желая оставаться на улице во время комендантского часа. Из временного отдела обоих вывели перед самым началом его действия, т.е.

в 21.45. Вдобавок еще без документов. Хорошо, что сыновьям помогли сотрудники-чеченцы. Они привезли их ко мне на квартиру, туда, где я остановился в Ачхой-Мартане.

Документы нам вернули только 8 июля вечером. В ВОВД утверждали, что у них их нет. Но мой сын на входной двери дежурной части увидел наклейку, которая была на обложке его паспорта. Я сказал об этом прокурору Ачхой-Мартановского р-на, и после его неоднократных звонков с предупреждениями паспорта мне отдали. Вернули и документы на машину.

Там, возле Ачхой-Мартановского ВОВД в те дни было очень много людей из Серноводска, Ассиновской, Самашки, Нового Шароя. Они тоже ждали, когда отдадут документы или отпустят задержанных родственников.

Я знаю, что уезжая, те, кто забрал сыновей и ограбил меня, минут 40 провели у «Михалыча» (начальника ПОМ с.Серноводск. — ПЦ «Мемориал»). Я потихоньку следом за ними пришел туда. Привел и главу администрации, но поговорить с «Михалычем» смог только тогда, когда военные уехали. Он стал утверждать, что, мол, не знает их: «Они были в масках, я никого не узнал». Но один-то из грабителей работник его отделения! Это он сейчас не показывается. Я сказал «Михалычу»: «Это твой человек. Его много раз в селе видели». Я больше чем уверен, что часть награбленных вещей находится у вас в отделе. Яблоко от яблони недалеко падает: что правительство российское, что его военщина и милиция — это все одно и то же!

Меня допрашивал следователь Александр Петрович Малив, я ему сказал, что один из тех, кто ограбил меня, офицер милиции, он теперь от всех прячется. Может, его куда-то перевели, а может, он уехал. Но я же могу его опознать.

Ко мне приезжал следователь, сказал, что мне все восстановят: и моральный вред, и материальный ущерб. Но я ему сказал: «Это невозможно.

Ты мне просто назови того, человека из села, кто с ними был, кто на нас показал…»

Забрать заявление мне не предлагали, они знают, что я не заберу. Я два дня простоял у комендатуры Ачхой-Мартановского р-на только для того, чтобы его приняли…»

Сын Султана Музаева:

«Нас избили еще дома. Меня спустили со второго этажа, спросили, где деньги. Я сказал, что денег у нас нет. Тогда вывели во двор, поставили у стены. На чердак поднялся солдат и кричит оттуда: «У меня тротила нет, подай его!» Другой туда ему что-то и передал.

Там был подполковник. Он сказал, чтобы меня подвели. Подняли наверх собаку, она прореагировала на тротил. Спрашивают у меня: «Откуда?» Я ответил: «Вчера только была проверка, ничего не было нигде. А вы одного солдата подняли и быстро нашли». Военный меня сразу ударил по лицу: «Я вижу, ты слишком умный». Потом снова били. Мать кричала.

Чтобы не били на глазах у отца с матерью, чтобы увели оттуда быстрее, я подписал какую-то бумажку. Но предупредил, что в прокуратуре расскажу, как все было на деле. Нас с братом посадили в «автозак» и катали целый день по Ассиновской. Ребят из этого села забирали на блокпост на компьютер и там высаживали. Нас с братом не трогали. В Ачхой-Мартан привезли уже глубокой ночью.

Меня там сразу же подняли на второй этаж и до десяти утра пытали.

Требовали, чтобы я подписал чистый листок бумаги и признал, что тротил, который подбросили к нам на чердак, мой. Они утверждали, что УАЗ взорвал я. Били сначала дубинками, потом ногами.

Потом восемь раз били током. Один провод присоединяли к зубам, второй засовывали за пояс к телу, потом нажимали какую-то кнопку. Меня вместе со стулом опрокидывало назад. Приказывали встать, а кто это сможет после такого?.. Пока не встанешь — бьют дубинками. Провода потом присоединяли к пальцам, к вискам, куда попало.

Утром меня забросили в камеру со словами: «Хороший чечен — это мертвый чечен». Среди сотрудников ВОВД не было ни одного трезвого. Все были пьяные. Тут же при мне наливали в стакан спирт, выпивали, а потом били.

С братом было то же самое. Только током его не пытали. У брата высокое внутричерепное давление. Сначала нас вместе избили дома. Потом друг перед другом на первом этаже. Только потом разделили по разным камерам.

Я столько их просил: «Его не трогайте. Что ему полагается, пускай получу я». Все равно они его били.

ЧЕЧНЯ: ХРОНИКА НАСИЛИЯ

У меня теперь все внутри болит. Я не хочу говорить об этом домашним, не хочу, чтобы они лишний раз беспокоились. В ВОВД требовали, чтобы после выхода я ничего никому не рассказывал. Угрожали: «Мы ночью приедем — перережем всех».

Я видел в охране комиссии (оперативно-следственная группа, которая занималась разбором жалоб жителей Серноводска на допущенные во время «зачистки» нарушения. — ПЦ «Мемориал») тех, кто сильнее всех избивал меня в ВОВД. Я сказал об этом, но никто моих слов не записал.

Другого избивавшего меня человека видел среди охранников комиссии днем раньше. Я так и сказал приехавшему генералу: «Вы мне своих офицеров покажите, я этого подполковника, который у меня во дворе был, в любое время узнаю»».

Муса Умарович Батаев:

«Во время «зачистки» нас всех в поле вывезли, целый день мы там провели. Когда отпускали, я слышал, как один военный спросил у другого:

«Почему вы их в ту сторону направляете?» Тот ответил: «Там их три БТРа ждет. Они им там дадут». Я потом подошел к полковнику, который руководил этой операцией, отозвал его и спросил: «Что вы там надумали?

Ни один человек не пойдет в ту сторону. Если пойдем, то только в село.

Если хотите нас расстрелять — стреляйте здесь». Он говорит: «Ты не кипятись, подумай, как этот вопрос решить. Мы с тобой люди, мы можем договориться. Потом подойдешь». Он у меня так вымогал деньги. Я сказал, что все, что у меня было, 800 рублей, я уже отдал. Больше у меня денег нет.

У меня за четверых задержанных из семьи просили по 500 рублей. Я сделал вид, что согласился, потом быстро сунул те 800, что у меня были.

Нас отпустили.

Полковник видел, что все, кто может, дают деньги. Если не отдашь, не отпускали. Тех, у кого не было денег, отпускали в последнюю очередь».

Салавди Чалаев:

«Когда к нам во двор зашли военные, мы сразу притащили лестницу.

Уже знали, что в других местах они закидывали чердаки гранатами, объясняя, что не могут забраться наверх. Иногда и лестницы не помогали.

Был такой случай: один из военных сказал хозяевам: «Зачем лезть, вдруг там бородач сидит», и все равно кинул на чердак гранату РГД… Среди тех, кто вошел к нам был майор. Понял это по обращению к нему других военных. По форме определить это было нельзя: на ней также не было видно знаков различия. Как бывший советский военный я высказал претензии. Он немного смягчился: у нас во дворе никто из них не матерился и ничего не стал взрывать.

На том БТРе, который стоял у нашего двора, был номер 4025, а майор был на бронемашине без номера. Я заметил это майору, привел в пример БТР с номером и сказал, что в случае чего его будет легко найти. А он удивился и спросил: «Как это номер видно? Они не должны быть видны…»

Через час, когда этот БТР вернулся, номер на нем был уже замазан свежей зеленой краской. Передние номерные знаки всех грузовых машин были закрыты брезентом, а задние — сняты. Это было сделано явно преднамеренно.

Забрали двух сыновей моего брата, они беженцы из Бамута. Я возмутился и сказал, чтоб меня тоже забрали. Мне ответили, что в БТРе нет места. Я залез наверх. Проехали три дома и остановились. Майор этот подошел ко мне, велел слезть и сказал: «Если ты будешь вести себя так на поле с ментами, тебе быстро почечки отобьют. Ты лучше останься дома.

Этих ребят проверят и отпустят».

Их отпустили. Кого поздно ночью, а кого и на второй день».

Голодовку в лагерях беженцев в Ингушетии продолжают 35 вынужденных переселенцев из Чечни — 19 мужчин и 16 женщин. Акция проводится в палатке лагеря, расположенного у ст.Орджоникидзевская. Участники голодовки требуют прекращения боевых действий в Чечне, вывода с территории республики федеральных войск, начала переговоров с Асланом Масхадовым.