«Ищенко Е. П., Любарский М. Г. В поисках истины Евгений Петрович Ищенко Михаил Григорьевич Любарский Авторы книги приводят интересные данные о внедрении научных достижений криминалистики в следственную и экспертную ...»

Ищенко Е. П., Любарский М. Г.

В поисках истины

Евгений Петрович Ищенко

Михаил Григорьевич Любарский

Авторы книги приводят интересные данные о внедрении научных достижений криминалистики в следственную и

экспертную практику. На примере расследования наиболее характерных уголовных дел прошлого и наших дней они в

популярной форме рассказывают об использовании научного багажа криминалистики, о сегодняшних заботах

советских криминалистов по укреплению социалистической законности и правопорядка, а также о той помощи, которую оказывают эксперты-криминалисты представителям других наук, культуры, искусства.

Для широкого круга читателей.

Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь, либо направить исправленный fb2-файл по электронной почте.

Предисловие Коммунистическая партия придает особое значение обеспечению строгого соблюдения советских законов, укреплению правопорядка.

Предметом постоянной заботы партии были и остаются неуклонное соблюдение социалистической законности и правопорядка, улучшение работы органов правосудия, прокурорского надзора, юстиции и внутренних дел. Государственные органы обязаны делать все необходимое для обеспечения сохранности социалистической собственности, охраны личного имущества, чести и достоинства граждан, вести решительную борьбу с преступностью, предупреждать любые правонарушения и устранять порождающие их причины – подчеркивается в новой редакции Программы КПСС.

Важную роль в исследовании и разработке проблем борьбы с преступностью играет советская криминалистика.

В нашей книге и рассказывается о криминалистике – науке, дающей в руки следователя, эксперта и судьи проверенные практикой средства, приемы и методы отыскания истины по любому уголовному делу, каким бы запутанным и сложным оно поначалу ни казалось.

Профессия следователя многих привлекает своей кажущейся романтичностью:

загадочные убийства, кражи, происшествия. Но наступит время, когда потребность общества в этой профессии отпадет! А пока на переднем крае борьбы с преступностью бок о бок со следователями сражаются эксперты-криминалисты. В тиши лабораторий они ведут кропотливую, тонкую, подчас филигранную и очень сложную исследовательскую работу. В их умелых руках лишь немногие следы и вещественные доказательства остаются немыми.

Применяя новейшие приборы и методики, опираясь на огромный опыт и интуицию, эксперты заставляют «немых свидетелей» заговорить и поведать о загадке преступления.

Неудачи же случаются, как правило, там, где работают кустарно, без опоры на науку.

Ни один следователь или эксперт точно не предугадает, чем ему предстоит заниматься завтра. Это могут быть любые вопросы: добыча нефти и газа в связи с аварией на буровой или трубопроводе, технология производства продуктов питания – в связи с пищевым отравлением, бухгалтерский учет и контроль – при расследовании хищения социалистического имущества с участием должностных и материально ответственных лиц и т. д. Поэтому знания криминалиста должны быть разносторонни и широки, конечно, если он не ремесленник, а подлинный мастер своего дела. Существует, правда, специализация, но она намечает лишь общее направление. Преступления же мало похожи одно на другое, их расследование требует сложного, напряженного умственного труда. Однако в любом случае нужно постичь все до тонкостей.

В своей работе советские криминалисты руководствуются заповедью: «Настоящая наука не знает ни симпатий, ни антипатий: ее единственная цель – истина». Отысканию же и утверждению истины обычно препятствует сложнейшее переплетение интересов людей, имеющих каждый свое отношение к событию преступления, а нередко и стремление во что бы то ни стало скрыть правду. Однако наука криминалистика обладает неисчерпаемыми возможностями раскрытия преступлений, с особой силой проявляющимися тогда, когда злая воля преступника активно этому противодействует.

Но не только об этом пойдет речь в предлагаемой вниманию читателя книге. С таким приложением криминалистической мысли читающая публика уже до некоторой степени знакома. Наша книга еще и об истории отечественной криминалистики, насчитывающей целый век. В ней много интересного и поучительного. Расскажем мы и о том, какую помощь оказывают криминалисты представителям других наук, культуры, искусства. Их помощь велика и разнообразна, и потому придется ограничиться лишь случаями, которые наиболее характерны для творческого содружества криминалистов с теми, чьи интересы далеки от расследования преступлений.

Руку, товарищ читатель! Вместе измерим те нелегкие пути, по которым прошли отечественные криминалисты, развивая свою науку и помогая историкам, искусствоведам, математикам, музыковедам в поисках и утверждении истины.

Надеемся, что наша совместная экскурсия в мир криминалистики окажется полезной, ибо знание уже само по себе великая сила в руках людей, взыскующих истины.

Так начиналась отечественная криминалистика Более 125 лет минуло с тех пор, когда на каждое серьезное преступление в Петербурге выезжал сыщик Иван Путилин. Он обладал острым чутьем на любую деталь, след, штрих, из которых складывается «вещная обстановка» места происшествия.

Однако свои способности он использовал не только для раскрытия уголовных преступлений. Сыщик Путилин вошел в историю русского революционно-демократического движения как один из зловещих персонажей в трагическом деле Н. Г. Чернышевского.

В конце лета 1861 года петербургский военный генерал-губернатор направил знаменитого сыщика на помощь «голубым мундирам» – сотрудникам III отделения собственной его императорского величества канцелярии. В мрачноватом доме у Цепного моста на реке Мойке тогда усиленно обрабатывали переводчика В. Костомарова, весьма тщеславного и трусливого молодого человека. Его арестовали 25 августа по делу о московской тайной типографии. Через несколько дней он выдал М. Михайлова – одного из авторов прокламации «К молодому поколению». Путилин лично занялся Костомаровым: вел с ним доверительные беседы и, заинтересовав его своей служебной деятельностью, давал читать отчеты по уголовным делам, написанные живо и занимательно. Заключенный почувствовал расположение к сыщику и как-то похвастался своим умением подделать почерк любого человека после самой непродолжительной тренировки. А когда Путилин узнал, что он знаком с Н. Г. Чернышевским, началась та гнусная интрига, которая закончилась судебным процессом и жестоким приговором.

Царское правительство давно видело в Чернышевском опасного противника, которого следовало поскорее обезвредить. Ведь он был автором безбожных философских сочинений, одним из редакторов «сеющего крамолу» журнала «Современник», человеком, притягивающим к себе революционно настроенную молодежь. Подозревали, что это он написал «возмутительную» прокламацию «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон», что это он вдохновляет студенческие демонстрации в Москве и Петербурге, организует пересылку в Лондон антиправительственных статей и заметок, где их печатает в «Колоколе» А. И. Герцен. Но доказательств для расправы не было.

Сразу после своего ареста 6 июля 1862 г. Н. Г. Чернышевский писал жене, что вскоре выйдет на свободу, так как против него не смогут выдвинуть обоснованных обвинений и правительство вынуждено будет перед ним извиниться. Жена не получила этого письма – жандармы подшили его к делу с пометкой начальника III отделения: «…ошибается:

извиняться никому не придется».

Это утверждение не было голословным. С иезуитской настойчивостью Путилин склонял Костомарова к активным действиям. Известна докладная записка сыщика князю А.

Голицыну, председателю сенатской комиссии по делу Н. Г. Чернышевского: «…в январе или феврале 1862 года, когда означенный Костомаров содержался в г. Москве, в Тверской части, я посещал его и, зная, что он, Костомаров, может дать указания на лиц, участвующих в политическом движении, уговорил его увидеться с прибывшим в то время в Москву начальником III отделения генерал-майором Потаповым, и его превосходительству, как известно мне, он, Костомаров, указал на Чернышевского, Добролюбова и др.».

Вот так и соединились полицейское рвение и изобретательность Путилина, цели сотрудников III отделения с трусостью, подлостью и фальсификаторскими способностями Костомарова. В результате следствие получило документ – недостающее доказательство.

Это была записка: просьба Н. Г. Чернышевского к Костомарову внести исправление в текст прокламации «Барским крестьянам…».

Документ хорошо увязывался с установленными следствием фактами. Костомаров действительно набирал текст «крамольной» прокламации, которую ему передал М.

Михайлов через студента И. Сороко. Н. Г. Чернышевский был в Москве в марте 1861 года и виделся с Костомаровым. Поэтому так достоверно выглядели свидетельские показания последнего о том, что Чернышевский зашел к нему и, не застав дома, оставил записку. На самом деле ошибку в прокламации заметили «голубые мундиры» и решили на ней построить провокацию. Для этого предателю передали изъятые при аресте революционера бумаги и он сумел сфабриковать сходную по почерку фальшивку.

Для соблюдения видимости законности было решено провести экспертизу. Записка поступила в комиссию, возглавлявшуюся князем А. Голицыным. В архивах сохранился «Акт сличения почерка руки Чернышевского», где записано: «1863 года апреля 24 дня, в высочайше утвержденной в С. – Петербурге следственной комиссии, командированные секретари губернского правления Карцев и Степановский, со стороны уголовной палаты Филимонов и 2-го департамента гражданской палаты Беляев производили сличение почерка записки, писанной карандашом, по показанию Костомарова, отставным титулярным советником Чернышевским, с другими бумагами, им писанными и заключающимися в деле на 58-м листе и в ответах Чернышевского 30 октября 1862 года, и нашли, что почерк записки имеет некоторое сходство с почерком Чернышевского, коим писаны им означенные бумаги».

Как видим, эксперты и не пытались обосновать свои выводы, сослаться на какие-либо научные положения, назвать характерные признаки почерка. Таков был уровень почерковедческих исследований в России второй половины XIX века.

По существовавшему в те времена положению акт комиссии князя А. Голицына серьезного юридического значения не имел. Поэтому, когда дело перешло в Сенат, к проведению экспертизы привлекли сенатских секретарей. Понятно, что и они никакими специальными познаниями в исследовании почерка не обладали. Просто бытовало мнение, что человек, ежедневно читающий и переписывающий десятки бумаг, должен лучше других разбираться в почерках.

Подготовка материалов к проведению данной экспертизы с позиций научного почерковедения была порочной и не позволяла провести объективное исследование. Это прекрасно понимал Н. Г. Чернышевский. Он требовал, чтобы экспертам предоставили не только те документы, которые написаны им, но и образцы почерка провокатора Костомарова. Сенат, конечно же, отклонил это требование и запретил исследовать бумаги Костомарова.

Несмотря на хорошо продуманную и четко разыгранную провокацию, мнения секретарей Сената разделились. Три «эксперта» признали, что только восемь букв записки сходны с почерком обвиняемого, общий же характер письма совершенно иной. Трое других секретарей ни к какому выводу не пришли. Лишь двое самых ревностных служак с готовностью подтвердили, что записка написана Н. Г. Чернышевским, правда, искаженным почерком.

На основании этой экспертизы обвинить революционера было трудно. Тогда за дело взялись сами сенаторы. Они без зазрения совести провели «исследование» фальшивки и категорически заявили, что в «отдельных буквах сей записки и в общем характере почерка есть совершенное сходство».

После ознакомления с «заключением» сенаторов Н. Г. Чернышевский написал свои объяснения, содержащие глубокий и интересный анализ собственного почерка. Он дал развернутую научную критику «сличения» почерка, произведенного в Сенате, первым обратив внимание на исключительную важность правильного и полного подбора образцов для исследования: «В настоящем показании особенности моей руки являются менее ярко, чем в вещах, написанных стальным пером или карандашом, – при том же, я пишу эти показания более крупно и тщательно. Для сличения удобнее могут служить вещи, написанные карандашом, подобно присваиваемой мне записке; таких вещей много между моими бумагами».

Не будучи криминалистом, Н. Г. Чернышевский верно понимал основные принципы почерковедческой экспертизы и условия ее проведения. Сравнивая почерк записки со своим, он отмечал в объяснениях: «Мне показали записку на лоскутке бумаги… Я сделал на ней надпись, что не признаю почерка этой записки своим, что он ровнее и красивее моего… В пояснение этого обращу внимание на две из тех особенностей, которыми ровные и красивые почерки отличаются от неровных и некрасивых. Строка состоит из трех частей:

1 – росчерки, выдающиеся вверх; 2 – росчерки, выдающиеся вниз; 3 – средняя основная полоса строки.

…В ровном почерке линии, проведенные по верхним и нижним оконечностям букв и частей букв, не выходящих из основной, средней полосы, должны быть прямые параллельные…; в неровном они – ломаные линии, то сходящиеся, то расходящиеся…». Так, почти 125 лет тому назад были охарактеризованы такие важные признаки почерка, как особенности линий оснований и вершин вертикальных штрихов букв.

Затем Н. Г. Чернышевский остановился на различиях в наклоне букв и высказался о способах распознавания умышленных изменений почерка. Он сделал вывод, который и сегодня подтверждается криминалистами: изменить почерк можно только в сторону уменьшения степени его выработанности, т. е. написать более примитивно, чем обычно:

«Можно нарочно написать худшим, но нельзя нарочно написать лучшим почерком, чем каким способен писать. В ломаном почерке не могут уменьшиться недостатки подлинного почерка».

Возражая против утверждения, что он мог написать записку измененным почерком, подследственный обратил внимание сенаторов на признаки умышленного искажения почерка и назвал технические средства для их выявления: «…укажу средства распознавать вырисованные буквы от написанных свободным движением. Это средство – сильная лупа или микроскоп, увеличивающий в 10 или 20 раз. Вырисованные буквы являются с резкими обрывами по толстоте линий, в буквах естественного почерка переход толстого в тонкое и тонкого в толстое гораздо постепеннее. При вырисовывании букв край черты имеет тенденцию становиться ломаной линией, между тем как в обыкновенном почерке он имеет тенденцию быть кривою или прямою линиею…».

В своем анализе Н. Г. Чернышевский подробно рассмотрел ряд общих и частных признаков почерка. Если бы его объяснения Сенату были использованы как пособие для экспертов, почерковедческая экспертиза в России сформировалась бы еще в 60-е годы XIX столетия.

Согласно законодательству Российской империи, если преступник не признавал вину, необходимо было иметь как минимум два «несовершенных» (косвенных. – Авт.) доказательства. Пока что Сенат располагал только одним. Но вскоре «отыскалось» и второе – письмо Н. Г. Чернышевского поэту А. Плещееву, которое по заявлению Костомарова от 18 февраля 1863 г. находилось у него. Это была грубая фальшивка на четырех страницах, содержавшая много компрометирующих адресанта сведений и, в частности, подтверждавшая его авторство прокламации «Барским крестьянам…».

Когда Плещеева вызвали в Сенат и показали письмо, поэт категорически оспорил его, отметив, что почерк писавшего первую страницу (и только ее) чем-то напоминает почерк Н. Г. Чернышевского. Незадолго до этого сенаторы предъявляли письмо подследственному.

Революционер, естественно, не признал его своим. Тогда фальшивку передали на «экспертизу» секретарям, и те дали такое заключение, какое от них требовали.

Понятно, что Сенат отнюдь не стремился к объективности. Опираясь на сфабрикованные доказательства и положив в основу «полное нравственное убеждение» в виновности подсудимого, как было цинично указано в приговоре, сенаторы осудили Н. Г.

Чернышевского к 7 годам каторжных работ и вечному поселению в Восточной Сибири.

К. Маркс писал Ф. Энгельсу, что Сенат по императорскому приказу сослал в Сибирь этого честного человека, который так умен, что сохраняет в своих сочинениях неуязвимую с точки зрения закона форму и вместе с тем открыто изливает в них яд на язвы и пороки существующего строя.

Только после Великой Октябрьской социалистической революции, когда стали доступны архивы III отделения и Сената, группа экспертов провела графическую экспертизу.

Были исследованы тексты записки и письма к А. Плещееву, а также образцы почерка Н. Г.

Чернышевского и Костомарова. Выводы комиссии в основном совпали с анализом, проведенным Н. Г. Чернышевским. Эксперты подвергли разностороннему исследованию, наряду с другими документами, более десятка анонимных писем, тщательно собранных в свое время И. Путилиным. Анонимки эти писал провокатор Костомаров различными измененными почерками, вплоть до изысканного женского почерка на розовой бумаге с подписью «Fanny». Окончательный вывод был однозначен: тексты «записки» и письма к А.

Плещееву написал В. Костомаров с подражанием стилю и почерку Н. Г. Чернышевского.

Мы не случайно начали свой рассказ о зарождении криминалистики в России с дела, правильное решение которого зависело от экспертизы почерка. Как и в других странах, в России первые научные исследования, призванные помочь следствию и суду в отыскании истины, относились к подделкам документов. Уже в начале XVIII века часто имели место случаи фальсификации печатей, дописок, изготовления фальшивых паспортов и денежных знаков. Несмотря на то что главную роль тогда играло признание обвиняемого, которого добивались самыми различными средствами, в том числе и официально разрешенными пытками, наука все же постепенно проникала в уголовное судопроизводство. Следы и вещественные доказательства все чаще использовались для раскрытия наиболее тяжких преступлений. Так, в 1867 году русский юрист А. А. Квачевский писал: «Одним из лучших указателей на известное лицо служат следы его пребывания на месте преступления, они бывают весьма разнообразны: следы ног, рук, пальцев, сапог, башмаков, лошадиных копыт, разных мелких вещей, принадлежащих известному лицу; следы бывают тем лучше, чем более дают определенных указаний, чем отличительнее они, чем более в них чего-либо особенного, например отпечатков разного сорта гвоздей на подошвах, следов копыта лошади, кованной на одну ногу; здесь точное измерение, то есть определение тождественности вещей с тождественностью лица, может привести ко многим указаниям».

Примечательно, что он уже упоминает о приемах раскрытия преступлений и установления виновных, т. е. по существу в его работе имеются криминалистические аспекты.

Во второй половине прошлого века во всех развитых странах стали активно применяться научные методы раскрытия и расследования преступлений. Повсеместно увеличивалось не только число преступников, но и число рецидивистов – людей, имевших по нескольку судимостей. От преступления к преступлению они совершенствовали свою преступную «квалификацию», тем самым становясь особо опасными для общества. Руководитель берлинской сыскной полиции по этому поводу сказал: «Преступники специализируются и мы вслед за ними». Пришлось следствию использовать в своей работе новейшие достижения таких наук, как биология и химия. Если раньше проводились в основном судебномедицинские экспертизы, то теперь все чаще требовалось применять судебную фотографию, химический анализ различных веществ. Развиваются и такие направления криминалистики, как экспертиза рукописных текстов и выявление следов подлога документов.

В России следователи и суды по серьезным делам начали обращаться в Академию наук для проведения экспертиз. Весьма авторитетным экспертным центром стал также Медицинский совет, который со временем уже не только проводил криминалистические исследования подозрительных документов, но и проверял результаты, полученные другими учреждениями.

Потребность в использовании специальных познаний при раскрытии и расследовании преступлений, в судебном разбирательстве уголовных и гражданских дел с каждым годом возрастала. Возникла необходимость в создании таких организаций, которые могли бы постоянно проводить судебные экспертизы на современном научно-техническом уровне. Но пока они не были созданы, основную помощь правоохранительным органам оказывали частные лица, обладающие необходимыми познаниями.

Однако Министерство юстиции не спешило организовывать государственные судебноэкспертные учреждения и даже поощряло деятельность частных лабораторий, где криминалистические исследования велись на довольно низком уровне. Правда, одна государственная лаборатория по микроскопическому и микрохимическому анализу вещественных доказательств начала функционировать еще в 1856 году. А уже в 60—70-х годах эксперты, имеющие в своем распоряжении микроскопы, химические реактивы и простое оборудование, были в штате всех врачебных управ. Их работу контролировала лаборатория при Медицинском департаменте, которая в спорных случаях проводила повторные исследования.

В производстве судебных экспертиз участвовали самые видные ученые России. Так, в 1865 году началась экспертная деятельность профессора Петербургского университета Дмитрия Ивановича Менделеева. Он возглавлял в университете химическую лабораторию, в которой проводил судебные экспертизы по делам, связанным с отравлениями, фальсификацией пищевых продуктов и вин, загрязнением рек сточными водами фабрик и заводов, самовозгоранием различных веществ. Выдающегося русского химика интересовали экономические и промышленные проблемы, горнорудное дело и политика, народное образование и воздухоплавание. Не последнее место среди его интересов занимала формирующаяся в те годы судебная экспертиза.

Д. И. Менделеев – автор многих криминалистических исследований по разоблачению подделок документов и восстановлению вытравленных преступниками текстов. Вместе с тем он оставил отечественной юриспруденции немало важных и плодотворных мыслей, касающихся положения судебного эксперта, его прав и обязанностей. Ученый считал, в частности, что в суде должен выступать тот эксперт, который проводил исследования по заданию следователя, ибо объективный, научно обоснованный вывод может быть сделан только при анализе лично проведенных опытов. Д. И. Менделеев настаивал, чтобы эксперта обязательно знакомили с обстоятельствами дела, по которому он будет давать заключение.

Большую пользу криминалистам принесли научно-технические разработки Д. И.

Менделеева, направленные на предупреждение преступлений. Им была предложена специальная бумага для изготовления денежных чеков, не поддающихся подделке. Тонкая, плохо проклеенная бумага почти насквозь пропитывалась чернилами при заполнении чека, что очень затрудняло подчистку и давало явные следы при травлении надписи. Если же травлению подвергали весь чек, то исчезала подпись выдавшего и оставленная на сухом бланке печать. В марте 1872 года химик получил официальное уведомление от управляющего Государственным банком, что чеки, отпечатанные на предложенной им бумаге, вводятся в употребление. В 1890 году он оказал большую помощь Экспедиции заготовления государственных бумаг в деле печатания рисунка гербовых марок двумя различными красками, которые при воздействии на них химикатов легко изменяли свой цвет. Это обстоятельство делало бесперспективными попытки преступников вытравливать надписи и знаки гашения в целях повторного использования марок.

Свой посильный вклад в научное обеспечение раскрытия преступлений вносили и другие известные ученые.

В 1874 году в Петербурге во время пожара сгорела огромная паровая мельница некоего Кокорева, сданная им в аренду двенадцатикратному миллионеру Овсянникову – «королю Калашниковской хлебной биржи». Расследование обстоятельств происшедшего с необходимостью потребовало проведения по делу химической экспертизы, возглавлял которую известный химик Александр Михайлович Бутлеров.

Обвиняемый Овсянников и его адвокат в один голос твердили, что пожар возник из-за случайного, а потому исключающего уголовную ответственность взрыва мучной пыли. Для выяснения, возможен ли вообще такой взрыв, какова воспламеняемость мучной трухи и муки и горят ли они, А. М. Бутлеров и его помощники провели серию экспериментов. В результате было доказано, что мука и мучная пыль могут загореться, но только от соприкосновения с открытым огнем. Они долго тлеют, а когда наконец появляется пламя, оно распространяется в них очень медленно. Так была научно опровергнута возможность взрыва мучной пыли и тем самым версия обвиняемого и его защиты о случайном возникновении пожара.

Овсянников предстал перед судом, где подтвердилось, что причиной пожара явился поджог, который по приказу хозяина совершил его приказчик Левтеев. Последнее прибыльное дело закончилось для некоронованного короля Овсянникова совсем не так, как он предполагал, – тюремным заключением.

Постепенно создавались предпосылки того, что именно в России возникло новое направление в науке, оказавшее неоценимую помощь правоохранительным органам в борьбе с преступностью. Этим направлением стала судебно-исследовательская фотография, а ее творцом – русский ученый Евгений Федорович Буринский. В 1889 году он создал первую в мире судебно-фотографическую лабораторию, ставшую прообразом современных криминалистических экспертных учреждений. До ее организации он был владельцем фотогравировальной мастерской, много экспериментировал, и особенно в области фотографического цветоделения. Успех цветоделительного метода, описанного им в хронике журнала гражданского и уголовного права, принес ему известность как одному из ведущих судебных экспертов своего времени. Е. Ф. Буринский был очень добросовестным исследователем; его экспертизы отличались высоким качеством и объективностью. Он проводил не только фотографические, но и почерковедческие исследования документов. Об одной из таких его работ мы и расскажем.

В Петербурге в конце прошлого века жил издатель Добродеев. Он выпускал имевший довольно широкое распространение журнал «Живописное обозрение» и две газетки: «Сын отечества» и «Минута». 9 января 1889 г. ему прислали из Самары перечень подписчиков с приложением чека на 68 рублей. Издатель замешкался, не получил деньги сразу, а через несколько дней чек с его стола исчез. Когда он справился в государственном банке, оказалось, что по чеку с доверительной надписью Добродеева деньги получил какой-то артельщик. Фамилия получателя была вымышленной. То ли из-за незначительности суммы, то ли из-за нежелания выносить сор из избы, но дело на том и заглохло.

Однако через три недели история повторилась. Чек на 134 рубля куда-то пропал, а на следующий день из банковской конторы «Волкова сыновья» артельщиком Зейфертом эти деньги были получены. Получатель вновь оказался фигурой мифической.

Добродеев решил самостоятельно найти виновника и попросил государственный банк и контору «Волкова сыновья» выдать ему использованные документы. Изучая чеки, он заметил, что подписи двух артельщиков необычайно похожи друг на друга и одновременно напоминают подпись управляющего его домом и конторой Богомолова. Решив проверить свое подозрение, издатель обратился к двум граверам из экспедиции заготовления государственных бумаг. «Эксперты» подтвердили его догадку. Тогда он вызвал Богомолова и предложил во всем сознаться, обещая не давать делу ход. Но управляющий упрямо твердил, что на чеках не расписывался и денег не получал.

Издатель подал в суд.

Дело попало к следователю О. А. Кучинскому, который для производства экспертизы пригласил уже знакомых Добродееву граверов экспедиции Алабышева и Маттерна. К ним присоединился еще и типолитограф Арнгольд. Комиссия пришла к единодушному заключению: доверительные надписи на чеках выполнены не издателем. Они, бесспорно, оставлены рукой Богомолова.

Следователь был человеком добросовестным и решил пригласить в качестве эксперта еще одного специалиста – Е. Ф. Буринского. Через несколько лет в «Судебной газете»

последний так вспоминал об этой трагикомической экспертизе: «Г. г. эксперты единогласно признали, что подлог совершен несомненно подозреваемым г. Б., в доказательство чего отметили множество сходных букв в тексте доверенностей и в рукописях Б. Почему-то следователь признал необходимым повторить экспертизу при моем участии и мне пришлось, таким образом, войти в состав консультации.

Следя за мельканием карандашей г. г. экспертов, быстро отмечающих сходные буквы, я заметил, что карандаши моих товарищей то и дело попадают на рукописи жены г.

Добродеева, сшитые вместе с рукописями Б.; было очевидно, что у г. г. экспертов «раззудилась рука, расходилось плечо» и удержу им нет! Мне пришла в голову мысль – подсунуть, кстати, в кучу рукописей Богомолова первую попавшуюся на столе судебного следователя бумагу, что я и сделал очень искусно. Когда же г. г. сведущие люди дошли до подсунутой рукописи, то сейчас же отметили на ней 8 букв, сходных с буквами доверенностей, воображая, что имеют дело с рукописью Б.

Я тут же попросил г. следователя занести это обстоятельство в протокол и, кроме того, сам письменно изложил происшествие. Оказалось, в конце концов, что г. г. эксперты признали своим заключением виновными в подлоге доверенностей сразу трех лиц: г. Б., жену потерпевшего Добродеева и – о ужас! – самого следователя, многоуважаемого Ореста Антоновича Кучинского, так как подсунутая рукопись была написана его рукою!!!

Г[осподин] Б. был тотчас освобожден от подозрения».

Потом выяснилось, что виновником подлога был совсем другой человек, тоже работавший в конторе издателя.

Для суда Е. Ф. Буринский подготовил сюрприз, ставший для своего времени сенсацией.

Текст подложных доверенностей и рукописи Богомолова он сильно увеличил. Затем вырезал из тех и других буквы, которые эксперты нашли «поразительно сходными между собой», наклеил их на таблицу, поместив слева написанные Богомоловым, а справа – из подложных доверенностей. Когда экспертам предъявили таблицу, они даже отказались поверить, что эти самые буквы признаны ими «поразительно сходными». Пришлось рассеять их сомнения, показав увеличенные фотографии документов.

В подробном заключении Е. Ф. Буринский указал: если надписи на чеках оставлены Богомоловым, то необходимо признать, что:

1) делая их, он держал перо не так, как имеет обыкновение писать;

2) сообразно новому, непривычному положению пера он изменил формы всех букв без ошибки;

3) при таких условиях он написал более твердою рукою, с разными взмахами, петлями и к тому же гораздо красивее, чем обыкновенно;

4) исполняя вторую подложную надпись через три недели после первой, Богомолов не забыл ни одной мелочи и изменил в своем почерке все точно так же, как и в первый раз.

Остроумный опыт Е. Ф. Буринского показал, что экспертизу нельзя поручать случайным людям, не имеющим специальных познаний. Почерковедение имеет все необходимые предпосылки, чтобы стать точной наукой, которой должны заниматься специалисты. Он писал: «Задачи почерковедения вполне определенны: найти законы зависимости между деятельностью органов, производящих письмо, и результатом этой деятельности – почерком». Недаром его называют основоположником судебного почерковедения… После долгих обсуждений Государственный совет постановил с 1 января 1893 г.

учредить при прокуроре С. – Петербургской судебной палаты правительственную лабораторию. В ней предусматривались должности присяжного фотографа и его помощника. Эта лаборатория стала первым государственным экспертным учреждением царской России, сыграв положительную роль в развитии отечественной криминалистики.

Е. Ф. Буринский был самым видным профессиональным криминалистом дореволюционной России. Он интересовался очень многими криминалистическими проблемами, но наибольшее практическое значение приобрели его работы в области экспертизы документов. В 1903 году была издана его монография «Судебная экспертиза документов». Мировую известность получили его исследования древних кожаных грамот, обнаруженных при раскопках в Московском Кремле. За эту работу исследователь был удостоен премии имени М. В. Ломоносова. Представляя его к награде, Академия наук в отчете отметила: «Благодаря ему создалась так называемая судебная фотография – искусство открывать всякого рода подделки и изменения в судебных документах… Право Буринского называться творцом судебной фотографии всеми признано и никем не оспаривается».

Е. Ф. Буринский внес огромный вклад в отечественную криминалистику, заложил многие основы этой науки; его идеи и сегодня актуальны для ее развития. Еще в конце XIX века русский криминалист в своих трудах подверг справедливой критике отдельные теоретические и практические положения зарубежных «отцов» криминалистики А.

Бертильона и Г. Гросса и показал, что решение ключевых задач криминалистики возможно лишь при условии широкого и активного применения научно-технических достижений, трансформированных в специальные познания в интересах расследования и предупреждения преступлений. Он обосновал идею, что криминалисту необходимо не только узкое владение своим предметом, но и познания в смежных областях, что эксперт должен быть свободен при решении криминалистических задач и даче заключения по поставленным перед ним следователем или судом вопросам.

Мнение Е. Ф. Буринского о том, что «необходимо полное и основательное знание всех ухищрений… равно как и знание всех имеющихся в распоряжении преступника технических средств…», имело большое значение для разработки научных методик расследования и предупреждения преступлений. Ученый сформулировал суть криминалистической идентификации, утверждая, что основанием для отождествления должна быть неповторимая совокупность признаков исследуемого объекта. Е. Ф. Буринский не был одиночкой. С года целых 20 лет существовала русская группа Международного союза криминалистов, на конгрессах и собраниях которой обсуждались важные вопросы, посвященные борьбе с преступностью.

Лаборатория, основанная Е. Ф. Буринским, была упразднена в 1912 году. Вместо нее при прокуроре Петербургской судебной палаты открылся кабинет научно-судебной экспертизы.

Сотрудники кабинета исследовали различные объекты, фигурирующие в уголовных и гражданских делах, применяя методы судебной фотографии, дактилоскопии, химического и микроскопического анализов. После Петербургского открылись Московский, Киевский и Одесский кабинеты. Большая часть исследований проводилась для выявления различных подлогов документов и установления исполнителей текстов и подписей.

С созданием экспертных кабинетов сформировалась на первых порах немногочисленная группа профессиональных отечественных криминалистов – людей широко образованных, глубоко порядочных и бескорыстных, любящих и знающих свое нелегкое дело. Многие из них после революции долгие годы активно работали в советских судебно-экспертных учреждениях. Их знания, опыт, научная эрудиция способствовали становлению и развитию советской криминалистики.

Во второй половине XIX века появился ряд статей, оригинальных и переводных работ, посвященных различным аспектам криминалистики. Они отражали уровень ее развития в России и странах Западной Европы. Так, в 1874 году в Москве вышла книга А. Наке «Судебная химия. Открытие ядов, исследование огнестрельного оружия, подделки документов, монет, сплавов, съестных припасов и определение пятен». Через 20 лет в Одессе была опубликована работа М. Шимановского «Фотография в праве и правосудии».

Тогда же появилась диссертация П. Минакова об исследовании волос. В 1895—1897 годах в Смоленске был издан в трех выпусках перевод книги австрийского криминалиста Г. Гросса «Руководство для судебных следователей». Интересно отметить, что этой работе в России предшествовал труд Н. Орлова «Опыт краткого руководства для произведения следствий», опубликованный в 1833 году. Определенный интерес представляют также работа Я. Баршева «Основания уголовного судопроизводства», выпущенная в свет в 1841 году, и работа Н.

Калайдовича «Указания для производства судебных следствий», изданная в 1849 году.

Были, правда, публикации и иного рода. Так, в 1889 году в Одессе в русском переводе вышла книга президента Парижского графологического общества А. Веринарда «Графология (определение характера по почерку). Курс в семи уроках». Эта и подобные ей работы вызывали нездоровый ажиотаж, у их авторов появились поклонники и подражатели.

Даже опытные работники полиции и юстиции, отдавая дань моде, прибегали к услугам невежественных графологов, френологов и т. п., что, конечно, негативно отражалось на уровне отправления правосудия.

Нужды следственной и судебной практики выдвигали в повестку дня серьезную систематическую подготовку криминалистов в России и создание учебных пособий, обобщавших местный и зарубежный передовой опыт.

Летом 1911 года министр юстиции командировал в Лозанну шестнадцать чиновников судебного ведомства из разных округов России. Возглавлял группу старший юрисконсульт Министерства юстиции С. Трегубов, который по возвращении стал читать курс лекций по «научной технике расследования преступлений» сначала в училище Правоведения, а затем в Военно-юридической академии. (Кстати сказать, студенты юридического факультета Харьковского университета уже с 1910 года осваивали практические приемы и методы криминалистики.) Профессор химии Р. А. Рейсс на юридическом факультете Лозаннского университета почти три месяца ежедневно занимался с группой из России: читал лекции, проводил лабораторные и практические занятия по уголовной технике. Побывал он и в Петербурге, где выступил с курсом лекций по «научной полиции» перед слушателями Военноюридической академии.

Свои записи на этих занятиях С. Трегубое обработал, свел воедино и в 1912 году выпустил как руководство для криминалистов-практиков под названием «Научная техника расследования преступлений». А. Громов таким же образом подготовил пособие «О судебной фотографии», вышедшее одновременно с работой С. Трегубова. Развивалась тактика и методика расследования преступлений, о чем свидетельствует опубликованный в 1910 году солидный труд А.Вейнгарта «Уголовная тактика. Руководство к расследованию преступлений», а также печатавшаяся в шести номерах «Вестника полиции» за 1907 год работа профессора Н. Сергиевского «Немые свидетели (практика осмотров)» и др.

В 1912 году в Швейцарский институт научной полиции, руководимый Р. А. Рейссом, были направлены для стажировки видные русские криминалисты А. Попов и С. Потапов, которые по возвращении на родину возглавили кабинеты научно-судебной экспертизы в Петербурге и Москве. Летом 1914 года в заграничную командировку отбыл помощник управляющего Одесским кабинетом Е. Ельчанинов. Ему удалось познакомиться с самыми последними достижениями криминалистической науки и практики в парижском Бюро идентификации А. Бертильона, в Лаборатории Э. Локара и Институте профессора Лакассаня в Лионе, в криминалистическом бюро и музее при президенте полиции Мюнхена, а также провести ряд исследований под руководством Р. А. Рейсса в Лозанне.

Из доклада Е. Ельчанинова на съезде управляющих кабинетами научно-судебной экспертизы явствовало, что в рассматриваемый период научно-теоретический и практический уровень криминалистики и судебной экспертизы в России был не ниже зарубежного. Об этом свидетельствует, в частности, высшая награда, полученная русским отделом судебно-полицейской фотографии на международной фотографической выставке в Дрездене в мае – октябре 1909 года. В выставке принимали участие не только столичные, но и Самарское и Уфимское полицейские отделения. В русском отделе экспонировались руководства, таблицы и практические пособия по судебной фотографии, регистрационные снимки преступников и их отпечатков пальцев, фотоиллюстрации о раскрытии опасных преступлений – фальшивомонетничества, убийств, мошенничества, разбойных нападений, краж со взломом и др.

Между тем С. Трегубов работал над вторым изданием своего пособия, которое он назвал «Основы уголовной техники. Научно-технические приемы расследования преступлений».

Это практическое руководство для судебных деятелей вышло в начале 1915 года. По сравнению с предыдущим оно содержало значительные дополнения и ряд новых разделов.

Первый случай применения дактилоскопической экспертизы в России имел место в Петербурге в 1912 году. Двое неизвестных ворвались в Харламовскую аптеку и, убив провизора Вайсброда, похитили выручку. При осмотре места преступления были изъяты осколки стекла от дверей аптеки. На одном из них обнаружили след папиллярного узора пальца руки. Подозреваемых удалось задержать, но они упорно отрицали свою вину. Улик против них было немного, да и те – косвенные. Этим уликам один из подозреваемых противопоставил нескольких свидетелей, которые категорически подтвердили его алиби.

Но эксперт-криминалист В. И. Лебедев тоже дал категорическое заключение, что на одном из осколков стекла от дверей аптеки имеется след пальца этого человека. Выступая в Петербургском окружном суде по своему заключению, В. И. Лебедев на увеличенных в десятки раз фотоизображениях следа пальца на стекле и оттиска пальца подозреваемого выделил красными чернилами большое число совпадающих признаков, разъяснил составу суда научные основы дактилоскопии. Это полностью убедило не только состав суда, но и всех присутствующих в зале: преступник был на месте происшествия и оставил там следы своих пальцев. Присяжные заседатели вынесли обвинительный вердикт. А через несколько дней после этого осужденный сознался в убийстве провизора и в том, что алиби им было подстроено.

С этого судебного процесса отпечатки пальцев и ладоней начали использоваться не только для дактилоскопической регистрации, но и для идентификации человека по следам, обнаруженным на месте происшествия.

Деятельность В. И. Лебедева не ограничивалась одной лишь криминалистической практикой. В 1903 году он выпустил полицейский справочник с фотографиями профессиональных уголовников, размещенными по видам совершаемых ими преступлений.

Справочник был снабжен очерком антропометрии и кратким словарем воровского жаргона.

В 1907 году он принял участие в разработке «Инструкции фотографирования преступников и составления регистрационной карты примет», а в 1908 году издал пособие «Судебнополицейская фотография». На следующий год В. И. Лебедев написал книгу «Искусство раскрытия преступлений», которая в 1912 году была расширена и переиздана с подзаголовком «Дактилоскопия». Его работы на многие последующие годы стали хорошим пособием для отечественных криминалистов.

Все, что с большим трудом десятилетиями создавалось криминалистами России, начало быстро разрушаться с началом первой мировой войны. Многие криминалисты были сравнительно молоды и их призвали в действующую армию, что имело место прежде всего в Петербурге и Москве. Киевский кабинет научно-судебной экспертизы разгромили германские оккупанты, и он долго не мог нормально работать.

Возрождение криминалистики и судебной экспертизы началось уже в 20-е годы, о чем и пойдет речь ниже.

В первые же месяцы после Великой Октябрьской социалистической революции народная милиция, ВЧК и суды столкнулись с непомерными трудностями. Регистрационные картотеки преступников-профессионалов были почти повсеместно полностью уничтожены.

Оказавшись на свободе, «птенцы Керенского», как называли уголовников, выпущенных из тюрем Временным правительством, практически безнаказанно совершали тяжкие уголовные преступления: бандитские и разбойные нападения, убийства, хищения государственной собственности, кражи. Во много раз возросли грабежи, мошенничество, спекуляция. Нередко матерые уголовники «работали» рука об руку с контрреволюционерами всех мастей и оттенков, оказывая им серьезные услуги в их борьбе с молодой Советской Республикой.

В этих тяжелейших условиях неоценимую помощь сотрудникам ВЧК и уголовного розыска оказали честные, умные, патриотически настроенные судебные экспертыкриминалисты. Было их совсем немного – тех, кто интересы Родины, дела и свой профессиональный долг поставили выше всех прочих соображений, кто, не убоявшись белогвардейских угроз, пришел работать во вновь создаваемые советские учреждения.

Одним из таких высококвалифицированных специалистов в области судебной медицины и криминалистики был Петр Сергеевич Семеновский. Тридцатипятилетний преподаватель Юрьевского (Тартуского) университета, способный научный работник, он в 1918 году начал помогать Московскому уголовному розыску как консультант. По совместительству он работал прозектором Лефортовского морга при Московской городской судебномедицинской экспертизе. За годы упорного, напряженного труда ему с коллегами удалось создать при Центророзыске регистрационно-дактилоскопическое бюро, в котором начали регистрировать всех наиболее опасных профессиональных преступников. Там у них не только брали отпечатки пальцев, но и фотографировали их по определенным правилам, описывали по методике словесного портрета. Из фотографий создавались регистрационные альбомы преступников. Альбомы заводились по «профессиям», т. е. по видам совершаемых преступлений – убийства, разбои, кражи и т. д.

В 1920 году П. С. Семеновский разработал подробную классификацию пальцевых узоров, которая вскоре начала применяться во всех регистрационных бюро страны. Эта классификационная система оказалась настолько простой и вместе с тем удачной, что используется и поныне с незначительными изменениями и дополнениями. Тогда же им был создан кабинет судебной экспертизы при Центральном управлении уголовного розыска НКВД РСФСР. П. С. Семеновский не только руководил кабинетом и организовывал научнотехническую службу милиции, но и лично проводил много судебно-медицинских и криминалистических экспертиз, помогал неопытным следователям и оперативным уполномоченным при осмотрах мест наиболее опасных преступлений. Ведя с агентами Центророзыска практические занятия по дактилоскопии и судебной медицине, он способствовал повышению их профессионального уровня, активно внедрял в практику борьбы с преступностью научные методы и приемы работы.

П. С. Семеновский заведовал до 1930 года Центральным регистрационным бюро научнотехнического отдела НКВД РСФСР, затем трудился в НИИ судебной медицины, занимался исследовательской работой. Большим авторитетом у советских криминалистов пользовалось его многократно переиздаваемое пособие «Дактилоскопия как метод регистрации», заложившее научные основы дактилоскопического учета преступников в нашей стране.

Никто из зарубежных криминалистов не смог разработать систему регистрации, которая могла бы соперничать с системой Семеновского, хотя предлагалось более тридцати дактилоскопических учетных систем.

Не отказывался ученый и от проведения биологических, трасологических и других криминалистических экспертиз. Так, в 1926 году он первым из работающих в отечественных криминалистических учреждениях произвел вместе с известным криминалистом и судебным химиком А. Д. Хананиным сложную баллистическую экспертизу. Они установили, что представленная на исследование пуля калибра 6,35 мм, обнаруженная при судебно-медицинском вскрытии в теле убитой женщины, выстрелена именно из того пистолета, который нашли при обыске у подозреваемого лица. В ходе этой экспертизы П. С.

Семеновский и его помощник сделали из пистолета несколько пробных выстрелов, а потом при большом увеличении сфотографировали участки следов полей нарезов ствола на исследуемой и экспериментальных пулях. На крупномасштабных фотоснимках эксперты разметили многие совпадающие особенности микрорельефа канала ствола, отобразившиеся на поверхности пуль. Это помогло следствию доказать виновность подозреваемого.

Однажды П. С. Семеновский получил из Каширы служебную посылку. В ней оказался толстый сук с привязанной к нему веревочной петлей. В препроводительном письме следователь сообщал, что в лесу был обнаружен окоченевший труп девушки, шею которой сжимала петля, прикрепленная к дереву сложным узлом. Следователь просил выяснить, не специальный ли это узел, и если да, то люди какой профессии вяжут такие узлы. Усилия эксперта не пропали даром: его вывод оказал следствию большую помощь. П. С.

Семеновский установил, что узел действительно профессиональный – пожарный. Поэтому версия о самоубийстве, такая очевидная вначале, была следователем бесповоротно отброшена. Вскоре он нашел преступника. Убийцей оказался человек, который раньше работал пожарным и обучался вязке пожарных узлов. Под грузом улик, не последнее место среди которых занимала проведенная П. С. Семеновским экспертиза, он сознался в совершенном преступлении.

Одновременно с П. С. Семеновским в становлении советской криминалистической экспертизы участвовал профессор В. Л. Русецкий. До революции он был помощником управляющего Московским институтом научно-судебной экспертизы. Когда институт ликвидировали, он переехал в Петроград и стал заведовать кафедрой судебной фотографии Высшего фототехнического института. В мае 1920 года ему предложили работу в Управлении уголовного розыска и он с радостью согласился стать экспертомконсультантом в научно-техническом подотделе.

В те трудные годы не было, пожалуй, специалиста в области судебной фотографии, равного В. Л. Русецкому. Он провел большое количество экспертиз, связанных с искусной подделкой документов, фальшивомонетничеством, мошенничеством, вымогательством, шантажом. По плечу ему были и те экспертизы, где требовались сложные химические анализы. Через полтора года В. Л. Русецкого назначили на должность начальника научнотехнического подотдела, и он начал подбирать и готовить кадры высококвалифицированных криминалистов. Вскоре подотдел вырос настолько, что был преобразован в большой по тому времени отдел со штатом более двадцати экспертов-криминалистов.

Широкая эрудиция, основательная подготовка во всех разделах криминалистической техники, свободное владение четырьмя иностранными языками сделали В. Л. Русецкого одним из самых знающих советских криминалистов своего времени. (Еще в середине года он разработал конструкцию прибора для исследования и фотографирования внутренней поверхности ствола огнестрельного оружия. Но ввиду низкого уровня развития техники этот прибор тогда не мог быть изготовлен в натуре.) К несчастью, тяжелая болезнь подкосила этого незаурядного человека, оборвав его научную и практическую деятельность.

В августе 1923 года 45-летний Владимир Львович Русецкий скончался.

Руководить научно-техническим отделом поручили талантливому криминалисту Сергею Михайловичу Потапову. Он был тогда одним из наиболее широко образованных судебных экспертов, обладал поистине энциклопедическими познаниями в современной ему криминалистике. Глубоко и всесторонне Потапов разбирался во всех вопросах судебной экспертизы вещественных доказательств, исследовательской и оперативной судебной фотографии, а также в теории и практике организации розыска скрывшихся от следствия и суда преступников. Более двадцати лет работал он в криминалистических учреждениях нашей страны. С. М. Потапов был не только опытнейшим экспертом, но и хорошим организатором, преподавателем, известным ученым. На его трудах выросло не одно поколение советских криминалистов.

Вполне понятно, что начальный период развития советской криминалистики имел ярко выраженный практический уклон, направленный на решение самых неотложных задач борьбы с преступностью и всемерное содействие налаживанию работы следственных органов, сотрудники которых не обладали еще ни необходимыми знаниями, ни достаточным опытом работы по специальности. Первым советским криминалистам приходилось одновременно решать задачи становления молодой науки и создания, а затем и совершенствования своей, советской следственной и экспертной практики. Только увлеченность и энтузиазм, творческая активность, беспредельное трудолюбие и высокое сознание долга перед Родиной и народом позволили тем, кто стоял у колыбели советской криминалистики в трудные годы революции, гражданской войны и послевоенной разрухи, с честью решить эти непростые задачи.

С развитием научно-практических основ криминалистики в нашей стране начала создаваться система экспертных учреждений. С 1927 года в каждой области, крае, республике стали действовать научно-технические отделы органов милиции, которые производили криминалистические экспертизы, помогали при осмотрах мест происшествий и вели некоторые виды регистрации преступников. Вскоре были созданы также криминалистические учреждения органов юстиции – кабинеты научно-судебной экспертизы. Вначале они имелись только в Киеве и Одессе. В конце 1923 года такой кабинет был организован и в Харькове. Руководить им согласился профессор судебной медицины Н. С. Бокариус. В принятом в том же году Уголовно-процессуальном кодексе получили законодательное закрепление права и обязанности эксперта в советском уголовном судопроизводстве.

В 1926 году Харьковский и Киевский кабинеты реорганизуются в научноисследовательские институты судебной экспертизы. Создаются криминалистические учреждения и в других союзных республиках. В конце 30-х годов был организован институт судебной экспертизы в Белорусской ССР. Криминалистические лаборатории были образованы также при юридических высших учебных заведениях: при Саратовском, Московском, Ленинградском, Свердловском, Алма-Атинском, Ташкентском, Казанском юридических институтах, а также в Московском институте прокуратуры. В 1939 году криминалистический кабинет был организован в Военно-юридической академии Вооруженных Сил.

Деятельность первых криминалистических учреждений заключалась не только в производстве научно-технических исследований по судебным делам, но и в проведении научной работы в области криминалистики. Сотрудники институтских криминалистических подразделений вели большую преподавательскую работу: читали лекции, проводили семинарские и практические занятия. Многие из них успешно защитили кандидатские и докторские диссертации, стали видными учеными.

Уже в 20-е годы судебные экспертизы в криминалистических учреждениях нашей страны проводились на высоком научном и профессиональном уровне. Особенно хорошо работали эксперты в Харьковском и Киевском институтах научно-судебной экспертизы. Приведем в качестве примера одно трасологическое исследование, описанное сыном директора Харьковского института, судебным экспертом Н. Н. Бокариусом.

Некий Сычев, еще в 1913 году осужденный за тяжкое преступление к каторжным работам со ссылкой в Сибирь, по отбытии наказания занялся коммерцией и стал владельцем доходных номеров и ресторана в городе Никольске Уссурийском. В конце 1923 года он обосновался в Харькове, где вел паразитический образ жизни. В январе 1924 года Сычев зашел в одну частную парикмахерскую, чтобы побриться. Он долго беседовал с парикмахером и выведал у него, что здесь есть чем поживиться. Дней через пять, поздно вечером, Сычев с двумя сообщниками, вооруженными револьверами, ворвался в парикмахерскую. У предводителя в руке был финский нож. Преступники направили оружие на парикмахера и его жену, и главарь скомандовал: «Руки вверх!»

Женщина стала громко звать на помощь. Сычев дважды ударил ее финкой в спину.

Падая, она схватила его за ногу. Преступники бросились наутек, но в руках пострадавшей осталась галоша с сапога Сычева. Прибежавшие на крики соседи бросились в погоню. Один мужчина преследовал Сычева, пока тот не скрылся в полузаброшенном доме. Сотрудники милиции, прибывшие на место происшествия, нашли там, где прятался преступник, его верхнюю одежду. Потом выяснилось, что в соседний жилой дом в тот вечер приходил какой-то гражданин в нижнем белье. Пояснив, что его только что ограбили, он попросил одолжить на время какую-нибудь одежду. Получив ее, «ограбленный» назвал свой домашний адрес. По этому адресу инспекторы уголовного розыска и обнаружили Сычева. У него изъяли правый сапог, который вместе с галошей с места происшествия направили на исследование криминалистам. Им предстояло выяснить: носил ли подозреваемый эту галошу на правом сапоге?

Галоша была старая, сильно потертая. Справа на ней образовался вертикальный разрыв с ровными краями длиной в два сантиметра. Каблук галоши был подбит резиной, причем некоторые гвозди выходили внутрь шляпками, а другие – загнутыми стержнями. Когда галошу надели на сапог, края вертикального разрыва заметно разошлись, образовав треугольник, обращенный вершиной вниз. Выяснилось, что каблук сапога стоит в галоше неровно, со смещением влево.

Снизу на сапожном каблуке отпечатались вдавленные следы гвоздей, крепящих каблук галоши. Когда эксперт на фотоснимке каблука галоши соединил между собой следы головок и стержней гвоздей прямыми линиями, образовались геометрические фигуры. Идентичные фигуры получились при соединении вдавленных следов от шляпок и стержней на фотографии каблука сапога. Кроме того, на сапоге снаружи, в нижней правой его части, четко отобразился след от края галоши, а в нем – разрыв края углом вниз. Полное совпадение столь характерных признаков образовало такую неповторимую совокупность, которая позволила эксперту сделать вывод, что галоша, оставшаяся в руках потерпевшей, была надета на правый сапог Сычева. Несмотря на упорное отрицание преступником своей вины, суд принял заключение экспертизы как одно из самых веских доказательств по делу и осудил преступника за вооруженное разбойное нападение к 10 годам лишения свободы со строгой изоляцией и конфискацией имущества.

В предвоенные годы большинство экспертов-криминалистов работали в милиции. Но даже там было лишь тридцать научно-технических отделов и групп. А всего по стране насчитывалось не более 150 экспертов-криминалистов. В первые два года Великой Отечественной войны, из-за временной оккупации части территории СССР, прекратили работу многие научно-технические подразделения, а также криминалистические учреждения Украины, Белоруссии, юго-западных и западных районов РСФСР. Вся тяжесть производства судебных экспертиз легла на действующие криминалистические лаборатории центральных, уральских и среднеазиатских областей и республик. Преобладали традиционные криминалистические исследования: почерковедческие, дактилоскопические, судебно-баллистические, материаловедческие и др.

Еще до окончания войны в Москве начали работать два криминалистических учреждения, внесшие большой вклад в дело борьбы с преступностью, – Центральная криминалистическая лаборатория Министерства юстиции СССР (ЦКЛ) и криминалистическое отделение Центральной судебно-медицинской лаборатории Главного медицинского управления Вооруженных Сил (ЦСМЛ). Сотрудники этих учреждений проводили экспертизы и давали консультации работникам следственных органов и судов.

Аналогичную помощь органам военной юстиции оказывали сотрудники созданного вскоре после войны Научно-исследовательского института криминалистики Главного управления милиции.

В те годы сеть криминалистических экспертных и научных учреждений значительно расширилась, охватив многие крупные города страны. Первым многоотраслевым судебноэкспертным учреждением стала Ленинградская научно-исследовательская криминалистическая лаборатория Министерства юстиции РСФСР. Ее сотрудники проводили сложные исследования для судов и прокуратур Российской Федерации. Большое значение для дальнейшего развития криминалистики имело основание при Прокуратуре СССР Всесоюзного НИИ криминалистики, который много сделал для развития криминалистической техники, тактики и методики. Возрожденные Киевский и Харьковский институты судебной экспертизы тоже включились в практическую и научноисследовательскую работу.

Общими усилиями создавались новые методы исследования вещественных доказательств, ранее криминалистике не известные. Быстрыми темпами развивалась исследовательская фотография. Советские криминалисты вели научный поиск в области исследования вещественных доказательств в невидимых лучах спектра. Одновременно разрабатывались химические способы анализа материалов письма – бумаги, чернил, карандашей, копирки, – совершенствовалась техника прочтения сгоревших, испепеленных документов. Быстро возрастала эффективность люминесцентного анализа. Экспертиза различных криминалистических объектов в ультрафиолетовых и инфракрасных лучах позволила значительно увеличить количество разрешаемых вопросов и сделать выводы экспертов более категоричными. Все это облегчало работу следователей, давая им в руки веские научно обоснованные доказательства.

Если в 20-е годы многие сотрудники криминалистических подразделений имели в основном медицинское образование, то впоследствии экспертами становились, как правило, юристы. После войны криминалистические кадры начали пополняться за счет физиков, химиков, биологов, что позволило быстро и успешно поставить на службу борьбы с преступностью последние достижения этих наук.

Улучшалась и техническая вооруженность экспертов. В большинстве криминалистических подразделений появились сравнительные микроскопы МИС-10, которые гарантировали весьма эффективное и результативное производство судебнобаллистических и трасологических экспертиз. Эти микроскопы были разработаны еще перед войной, но широко применяться стали только в 50-е годы. Затем они подверглись конструктивной доработке, и в 70-е годы эксперты уже имели гораздо более совершенные криминалистические микроскопы МСК-1, которые наряду с приборами для фотографической развертки следов на поверхности цилиндрических предметов (пуль, гильз) и изучения их микрорельефа позволяют при сравнительном исследовании получать наиболее объективную информацию.

Расскажем об одном из таких сложных исследований. Ранее судимые Шульник и Панский раздобыли и незаконно хранили у себя два автомата ППШ. Им удалось похитить пистолетные патроны калибра 7,62 мм. Для «испытания» автоматов выбрали пустынное место. Разместив на колесах порожнего грузового вагона в качестве мишеней консервные и картонные банки, они стреляли по ним с расстояния 19 метров. В это время по второму пути проходил пассажирский поезд. Одна пуля попала в голову машинисту, что чуть не повлекло крушение. При хирургической операции была извлечена сильно деформированная пуля, которую следователь направил на экспертизу вместе с автоматами, изъятыми у подозреваемых, а также с оставшимися у них патронами. Перед экспертами он поставил вопрос, из какого автомата выстрелена пуля, смертельно ранившая машиниста.

Задача оказалась сложной вследствие большой деформированности пули. Все же эксперт определил, что она относится к патрону калибра 7,62 мм, который пригоден для стрельбы из автоматов ППШ. На поверхности расплющенной пули едва виднелся один след поля нареза.

В нем эксперту удалось выявить довольно четкие следы ведомых и ведущих граней.

Первичные и вторичные следы поля нареза отражали мелкие особенности канала ствола в виде бороздок и валиков, образующих индивидуальную совокупность. Эксперт произвел из обоих автоматов экспериментальные выстрелы в ватный пулеуловитель. Затем он сравнил единственный след на пуле, извлеченной из раны на голове машиниста, со следами на экспериментальных пулях и нашел в них такую индивидуальную и устойчивую совокупность, которая не оставляла места сомнениям. Выстрел, сразивший машиниста, произвел из своего автомата обвиняемый Панский.

Оборудование криминалистических лабораторий с каждым годом становится все совершеннее. Теперь там используются сложнейшие спектрографы, газожидкостные хроматографы, фотоэлектрокалориметры, рефрактометры, лазерные анализаторы, ЭВМ.

Всего не перечислить! Это потребовало и более подготовленных специалистов. В умелых руках экспертов сложная техника помогает исследовать различные биологические объекты – частицы растительного происхождения, почвы, волосы животных и людей, а также текстильные ткани, их нити и волокна. Выводы криминалистов подчас являются столь важным доказательством по делу, что от них зависит судьба человека. В таких случаях роль и ответственность эксперта особенно велики.

Рабочего Аникина заподозрили в совершении кражи из магазина. Вор проник внутрь торгового зала, выпилив доску из крыши. При обыске у Аникина нашли пилу-ножовку, при осмотре которой следователь заметил между зубьями опилки. Перед экспертомкриминалистом он поставил вопросы: к одной ли древесной породе относятся опилки, прилипшие к зубьям ножовки, и древесина доски с крыши магазина и этой ли пилой произведен распил?

Исследования древесных частиц позволили эксперту установить, что опилки на зубьях пилы отделены от осины. А доски с обрешетки крыши были изготовлены из сосны! Чтобы исключить последние сомнения, эксперт продолжил работу и установил, что различны и следы распила. Выяснилось, что ножовка Аникина не имела достаточного развода зубьев, а доска на крыше перепилена пилой, имеющей большой развод. Эти выводы, наряду с другими доказательствами, позволили снять с Аникина подозрение в совершении кражи из магазина.

Исключительно большое значение в работе криминалистов имеет разработка приемов и научно-технических средств для проведения экспрессных исследований и нахождения следов на месте происшествия. Сейчас успешно выявляют следы рук на многоцветных поверхностях и даже человеческой коже, предметах одежды, металлических изделиях, побывавших в огне. Специальные поисковые системы обеспечивают помощь ЭВМ при проверке следов пальцев рук, изъятых с мест неочевидных преступлений.

И не беда, если на месте происшествия остался лишь небольшой участок папиллярного узора, не содержащий признаков его типа и деталей, по которым обычно устанавливается конкретный человек. Казалось бы, такой след должен быть признан непригодным. Но криминалисты фотографируют его с увеличением в 10—15 раз, выявляют отпечатки пор, а по ним отождествляют человека, ибо поры у разных людей различаются по форме, размеру, количеству и положению. К тому же каждый след поры имеет характерные признаки.

Однажды при осмотре места происшествия на осколке оконного стекла обнаружили нечеткий след папиллярного узора. У подозреваемого Крысина взяли отпечатки пальцев.

Все это поступило к эксперту, который нашел не очень убедительные совпадения всего пяти деталей узора. Тогда эксперт решил прибегнуть к пороскопическому анализу, который выявил полное совпадение признаков 16 пор. На основании дактилоскопического и пороскопического исследований был сделан вывод, что след на осколке стекла с места происшествия оставлен указательным пальцем левой руки подозреваемого.

Криминалисты создали несколько моделей установок для безопасного отстрела патронов из любого оружия, в том числе атипичного, конструкция которого ненадежна. На них легко замерить начальную скорость полета снаряда, что очень важно для определения пробивной силы оружия. Сконструированы и повсеместно внедрены приборы для составления композиционных портретов преступников со слов потерпевших и очевидцев. В большинстве экспертных учреждений есть прибор, позволяющий сфотографировать криминалистические объекты в поле токов высокой частоты, а также совершенная аппаратура для исследования и фотосъемки вещественных доказательств в ультрафиолетовой, дальней красной и инфракрасной частях спектра. На вооружении криминалистов и такое устройство, которое восстанавливает посредством электролитической диссоциации спиленные номерные знаки и другие клейма на металлических предметах, в частности на огнестрельном оружии.

Преступники нередко удаляют номерные и фабричные знаки на оружии, транспортных средствах, моторах, часах… Но полностью уничтожить все следы, возникающие при нанесении знаков и номеров, не удается. Ведь одновременно изменяются еще и внутренние физико-химические свойства материала: степень твердости и пластичности, электропроводность, коррозионная стойкость. Это и определяют экспертные методики восстановления удаленных номеров и знаков посредством химических, термических, магнитных, электрохимических и других способов.

Темной августовской ночью при попытке угнать автомобиль «Жигули» был задержан автослесарь Ивлев. В ходе следствия выяснилось, что подозреваемый за последние четыре года не раз ездил в Грузию, Армению, Азербайджан. Каждый раз он отправлялся в вояж на новом автомобиле, якобы по доверенности владельца. Возвращался же на самолете и при деньгах. Два автомобиля удалось разыскать. Заводские номера у них оказались спиленными, а новые наносились в кустарных условиях. Владельцам похищенных автомобилей предъявили найденные, и те опознали свои машины по ряду признаков. Криминалистам предстояло восстановить спиленные первоначальные заводские номера. Задача была успешно выполнена, и заключение экспертов помогло установить виновность Ивлева в угоне и продаже пяти легковых автомобилей.

Пристальное внимание криминалистов в последние годы привлекли исследования звукозаписей. Разработаны надежные методики электроакустической экспертизы, аппаратура для идентификации магнитофонов по пленкам. Большие успехи достигнуты и в изучении голоса, речевых характеристик для отождествления говорившего. Для производства вокалографической экспертизы создана чувствительная электронная аппаратура и методики ее применения, что позволит в ближайшие годы проводить такие исследования, которые дадут органам следствия и суду важные доказательства, полученные из разговоров, записанных на пленку. В последние годы в экспертной практике широко применяется рентгеновский структурный анализ, электронная микроскопия и другие высокочувствительные методы исследования вещественных доказательств.

Остановимся более подробно на одном из самых молодых в судебной экспертизе видов исследования. Рентгеновский фазовый анализ расшифровывает вид соединения, его состав, качественные и количественные характеристики ингредиентов. При этом объект не изменяется и не уничтожается. В случае возникновения сомнений можно провести повторное исследование того же материала. Для анализа достаточна крайне малая частица вещества – до 10-7 грамма; исследовать же можно металлы и сплавы, пигментную часть лакокрасочных покрытий, минеральную составляющую почв, строительные материалы, наркотики, яды, взрывчатые вещества, химические волокна и многое другое. Особенно перспективен фазовый анализ при исследовании веществ сложного состава (талька, каолина и т. п.), когда химические методы не приводят к определенным выводам о природе вещества. Рентгеновский фазовый анализ все шире используется и при производстве трасологических, судебно-баллистических, физико-химических, инженерно-технических экспертиз.

Однажды было возбуждено уголовное дело в связи со взрывом в производственном помещении. Эксперту представили детали разрушенного манометра – трубку с механическим приводом к стрелке и штуцер. Следователь просил установить, что вызвало повреждение трубки – коррозия металла или какие-либо другие причины. Эксперт произвел рентгеноструктурный анализ металла, что позволило исключить повреждение трубки взрывом. В местах разрушений наблюдались окислы и гидроокислы, которые и вызвали утоньшение стенок трубки, уменьшение их прочности. В процессе работы стенка трубки разорвалась. Так экспертиза помогла установить, что взрыв в помещении произошел не от поломки манометра, а по другим причинам.

В конце 60-х годов криминалисты начали осваивать электронную микроскопию. Она незаменима при исследовании очень мелких объектов, исключающих возможность применения других методов. Громадная разрешающая способность электронного микроскопа позволяет разглядеть особенности морфологии на субмикроскопическом уровне. С его помощью стали доступны для изучения недосягаемые ранее составные части цветных пигментов, замазок, саж и иных веществ. Например, отождествление следов замазки, обнаруженных на различных предметах, возможно путем анализа остатков мельчайших микроорганизмов, входящих в состав мела, – основы замазки.

При экспертизе кусочков лакокрасочных покрытий, отделившихся, например, от транспортных средств, электронная микроскопия обеспечивает их различение по микроморфологическим свойствам и кристаллической структуре просвечиваемых проб.

Если же в экспертном учреждении имеется растровый электронный микроскоп, то в него можно поместить сам объект исследования. Меняя увеличение от минимального (40—60) до самого большого, используя возможности объемного изучения следов, частиц, эксперт получает очень ценную информацию. Достоверность данных о внешнем и внутреннем строении объекта очень высока, исследовательские возможности описанных методов огромны.

В практике был случай, когда криминалисты изучали волокна минеральной ваты, обнаруженные на сорочке мужчины, заподозренного в совершении тяжкого преступления.

Следователь представил образцы такой ваты с места происшествия, где она могла попасть на одежду подозреваемого. Под обычным микроскопом эксперт установил, что волокна с сорочки и образцы одинаковы по форме и неволокнистым включениям в виде очень мелких стеклянных шариков. Измерив толщину волокон, эксперт убедился в совпадении данного признака. Кажется, можно писать заключение, тем более что из микроскопа «выжато» все, что можно. Но эти признаки могут случайно совпасть! Чтобы полностью исключить вероятность ошибки, криминалист решил «заглянуть» в тонкую структуру стеклянных (силикатных) волокон ваты. Зная, что основные механические свойства волокон из различных силикатов зависят от наличия на поверхности так называемых микродефектов, форма и размеры которых специфичны, эксперт сравнил волокна еще и на просвечивающем электронном микроскопе. В результате выяснилось, что микродефекты на волокнах с сорочки подозреваемого и образцах тоже одинаковы. Сомнения в том, что подозреваемый «собрал» волокна минеральной ваты именно на месте происшествия, теперь отпали.

Криминалистам нередко приходится исследовать различные материалы, вещества, изделия. Их химический состав помогает установить спектральный анализ, высоко чувствительный и экономичный. При эмиссионном спектральном анализе вещество расшифровывают по излучению, которое испускают его атомы в плазме электрической дуги.

Излучение фотографируют, запечатлевая атомный спектр испускания. Поскольку часто приходится иметь дело с микроколичествами вещества, эксперты прибегают к возбуждению атомов лучом твердотельного рубинового лазера. Так исследуют частицы металлов, стекол, краски. Для этого используются спектрографы и лаборатории атомного эмиссионного анализа.

Эмиссионная спектроскопия весьма расширила возможности криминалистов, но и она не всегда выручает. Когда нужно узнать молекулярный состав сложных органических соединений – пленкообразующих веществ лакокрасочных материалов, нефтепродуктов, полимеров, пластмасс, синтетических волокон, паст шариковых ручек, фармацевтических препаратов и др., применяется инфракрасная спектроскопия. Здесь эксперт ориентируется по спектрам поглощения инфракрасных лучей веществом пробы, которая может быть микроскопически мала.

Наряду с инфракрасной широко используется видимая и ультрафиолетовая спектроскопия, дающая хорошие результаты при исследовании нефтепродуктов, химических растворителей, красок, лекарств.

Все чаще криминалистам поручают исследовать детали транспортных средств, имеющих различные повреждения. В связи с этим повышается актуальность металлографических экспертиз, когда при анализе зернистой структуры металлов и сплавов выясняется природа их структурных фаз, вид термической и механической обработки, наличие внутреннего брака. Анализы проводятся на металлографических микроскопах и других специальных приборах. В конечном итоге такая экспертиза отвечает на вопрос о причинах излома детали транспортного средства, участвовавшего в дорожном происшествии.

Третий день Валеев испытывал необычный подъем, все спорилось на работе и дома, жизнь казалась прекрасной. Причину искать не было нужды. На источнике своего счастья Валеев ехал теперь по широкому, знакомому до мелочей проспекту, немного сочувствуя пешеходам, не знавшим, какая это радость – собственный «Запорожец». Но что это? Ведь он поворачивает руль влево, а машина продолжает двигаться по диагонали к правому тротуару.

Валеев не успел даже понять, что происходит, как автомобиль выскочил на тротуар и сшиб нескольких прохожих. Завизжали тормоза… Когда «скорая» увезла потерпевших, а инспектор ГАИ приступил к осмотру автомобиля, он обнаружил глубокую трещину на картере рулевого механизма. «Я же говорил, что отказало рулевое управление! – горестно бормотал Валеев. – А ведь я езжу на нем всего третий день…».

По факту автоаварии и гибели людей было возбуждено уголовное дело. Его материалы и механизм рулевого управления поступили в лабораторию судебной экспертизы. Еще когда снимали с автомобиля картер, тот распался на две части. Следователя интересовало, нет ли на картере следов воздействия посторонних предметов, соответствует ли его материал ГОСТу и отчего произошла поломка. Чтобы обоснованно ответить на эти вопросы, эксперты использовали металлографический анализ и методы электронной микроскопии. Они выяснили, что химический состав металла, из которого отлит картер рулевого механизма, в основном соответствует техническим требованиям. Весьма незначительные отклонения в составе металла не могли вызвать разрушение картера рулевого механизма автомобиля «Запорожец». Дальнейшее исследование показало, что оно произошло из-за допущенного заводом-изготовителем грубого брака: в схеме рулевого механизма отсутствовал один из двух подшипников опоры червячного колеса. Валеев был оправдан, а возмещать ущерб пришлось заводу-бракоделу.

Криминалисты и сами создают оригинальные устройства, когда нужно провести такие исследования, для которых нет подходящих технических средств, например устройство, позволяющее получать спектры цвета микрочастиц при отражении, пропускании и свечении в ультрафиолетовых лучах. Оно облегчает исследования различных полимеров, пластмасс, продуктов нефтепереработки, стекол.

Улучшение научно-технической оснащенности следователей и сотрудников экспертнокриминалистических служб, рост их профессионального мастерства позволяют ныне использовать для раскрытия преступлений такие следы и вещественные доказательства, которые раньше не умели даже обнаруживать и собирать. В первую очередь это микроволокна и нити различных тканей.

Любая экспертиза волокнистых материалов начинается с микроскопического исследования, выявляющего морфологическое строение, цветовые характеристики, метрические показатели волокон. Если волокна химические, выручают поляризационноинтерференционные микроскопы. На них криминалист может определить разновидность волокна без разрушения, используя свойство его оптической анизотропии. В сложных случаях применяется растровая электронная микроскопия. В стотысячекратном увеличении хорошо видна микроструктура волокна, легко определим механизм его отделения от ткани.

Можно выявить и следы воздействия на волокно яркого солнца, высокой температуры, других агрессивных сред.

Волокнистые материалы исследуют и физико-химическими методами, которые бывают довольно простыми, доступными любому криминалисту, и сложными, требующими применения специальной аппаратуры. Не сложен, например, метод капельных реакций, когда волокна растворяют в химических реагентах. Последним способом обычно определяется вид волокна: искусственное оно (например, вискозное, ацетатное, триацетатное) или синтетическое (полиамидное, полиэфирное и т. д.). Окраску волокнистых материалов изучают с помощью хроматографического спектрального анализа, позволяющего различить красители одинаковых волокон по их химическому составу и маркам. Эти исследования криминалисты проводят на ультрафиолетовых и инфракрасных спектрометрах. Когда же следователь на месте происшествия обнаруживает небольшие кусочки обгоревшей ткани, вид химического волокна эксперту поможет определить пиролитическая газовая хроматография.

Если бы объектами криминалистических исследований были только волокнистые материалы! Но объекты – самые разные и их сотни! И чтобы «заговорил» каждый «немой свидетель» преступления, необходимо постоянное совершенствование криминалистической техники и экспертных методик. Круг химических веществ, попадающих на экспертизу, постоянно растет. Криминалистам поручают исследовать вещества, относящиеся к так называемой бытовой химии: растворители и разбавители красок, моющие средства, ядохимикаты, а также фотоматериалы, лекарственные средства фабричного и кустарного производства, их суррогаты. Некоторые из них весьма опасны: яды, наркотики, легковоспламеняющиеся вещества. Для анализа столь разнообразных химических соединений нельзя создать какой-то универсальный метод. Хотя в арсенале криминалистики современных высокочувствительных методов довольно много, все же хроматографическим здесь отдается предпочтение.

Эксперты-криминалисты используют несколько подвидов хроматографического анализа, которые помогают разделить сложнейшие смеси веществ и выявить ничтожные количества микропримесей. По широте применения на первом месте стоит газожидкостная хроматография. Ею пользуются при криминалистическом анализе горючих материалов, винно-водочных изделий заводской и кустарной выработки, наркотических веществ. Ряд экспертных учреждений освоил метод масс-спектрометрии, посредством которого можно получить еще более ценные сведения о структуре вещества. А если соединить эти два метода в одном приборе? Так появилась хромато-масс-спектрометрия. На сегодня это самый универсальный и информативный метод исследования множества веществ. Если же хромато-масс-спектрометр соединить с ЭВМ, в память которой заложены необходимые сведения о составе самых различных сложных соединений, тогда сразу можно получить исчерпывающую информацию об исследуемом веществе.

При осмотре места происшествия следователь обнаружил молочную бутылку с какой-то странной тягучей жидкостью на дне. Поскольку подозреваемый в совершении преступления имел доступ к токсическим веществам, встал вопрос: не яд ли это? Применив газожидкостную хроматографию, эксперт установил, что в бутылке какая-то многокомпонентная смесь. Затем с помощью масс-спектрометра он определил структуру этой смеси. Не ограничившись проведенными анализами, эксперт методом хромато-массспектрометрии установил каждую из составляющих исследуемой жидкости. Так результаты экспертизы помогли следователю найти правильный путь для раскрытия этого преступления. В дальнейшем выяснилось, что подозреваемый украл ядовитые вещества и, приготовив из них смесь, отравил потерпевшего.

Криминалистическая практика поставила в повестку дня исследование почв. Эксперты помогают следователям находить микроследы почвы на одежде, обуви, автотранспорте и других объектах. Затем эксперт определяет групповую принадлежность почвы, чтобы проверить, не совпадает ли она с образцами, представленными для сравнения. Если собранные следователем образцы почв по количеству и качеству удовлетворяют требованиям, исследования эксперта отождествят конкретный небольшой участок местности, например место происшествия, хранения орудий преступления.

Исследования эти сложны и включают целый комплекс методов, позволяющих изучить все компоненты почвы: органические вещества, песчаную фракцию, растительные остатки, глинистые ингредиенты. Чтобы выяснить физические и морфологические свойства почвы, эксперты прибегают к геолого-минералогическому исследованию, для анализа ее органических веществ используют бумажную хроматографию, электрофорез, электронную микроскопию. Химические свойства почвы – ее кислотность и карбонатность – помогает определить эмиссионный спектральный анализ, а биологическую ее часть расшифровывают исследования растительных частиц, спорово-пыльцевой и диатомовый анализы. Вот какую сложную работу нужно проделать, чтобы установить, с какого именно участка, местности почва попала, например, на ботинки или брюки подозреваемого.

Гражданин Томин, отправляясь на дальний север, не захотел везти с собой лишние вещи и отправил их по почте. В посылку он упаковал дорогую обувь, импортные очки, носильные вещи. Через полмесяца в северном городке он получил отправленную самому себе посылку.

Ящик никаких внешних повреждений не имел, но когда Томин распаковал его, не оказалось мужских туфель, женских тапочек и солнцезащитных очков. Их место занимали поношенные женские туфли и такие же тапочки с почвенными наслоениями на подошвах, в которые вдавились кусочки сургуча. Чтобы установить, где орудовал воришка, следователь собрал образцы почвы в деревне, где находилось почтовое отделение, принявшее посылку, и на месте ее получения, после чего назначил комплексную экспертизу.

Три эксперта – почвовед, физик и химик, применив все методики исследования почвенных наслоений, а также люминесцентный и эмиссионный спектральный анализы, молекулярную спектроскопию, установили, что на подошвах старой обуви, вложенной в посылку, имеются наслоения в виде спрессованной смеси разнообразных частиц, одинаковые с образцами почвы, взятыми в северном городке. Благодаря этому удалось выяснить, что кражу из посылки совершила одна из сортировщиц северного почтового отделения, восстановившая вес посылки своей старой обувью, которую она носила на работе.

Следователю зачастую бывает очень важно проверить, соприкасались ли предметы одежды двух или нескольких людей. При этом «переходить» на чужую одежду могут не только уже описанные микроволокна и нити, но и волосы. Сегодня криминалисты еще не без труда решают вопрос об индивидуальной принадлежности волос животных (например, от меховых шубы, шапки, воротника). Зато эксперт может точно определить: волосы или волокна обнаружены на одежде, теле или орудии преступления, человеку либо животному они принадлежат; если животному, то какому, с какого участка шкуры и как отделены от тела или мехового изделия.

Исследования волос животных проводятся так. Вначале под обычным микроскопом при небольших увеличениях определяют цвет, форму, строение волоса, характер его окраски, толщину. При увеличении в 250 раз анализируют сердцевину волоса и распределение пигмента, придающего ему цвет. Строение наружной оболочки волоса (кутикулы) изучают по негативным отпечаткам. Применяется метод щелочного гидролиза, чтобы пронаблюдать изменения строения волоса по стадиям роста и выделить диски сердцевины, особенности которых – важный диагностический признак. В тех криминалистических учреждениях, где есть электронные растровые микроскопы, возможны микротрасологические исследования.

Здесь устанавливаются и сравниваются между собой характерные повреждения, а также форма окончаний (линии разделения) волос. Успешно применяется и нейтронноактивационный анализ.

Большой шаг вперед сделали и многие виды традиционных криминалистических экспертиз. В первую очередь это относится к техническому исследованию документов, осуществляемому физическими и химическими методами. Всемерное развитие получил анализ основы документов: материалов письма, подложек, вспомогательных веществ – клея, защитных покрытий. Так выясняются обстоятельства изготовления документа, факт и способы внесения в его содержание преступных изменений. Криминалисты восстанавливают первоначальное содержание слабовидимых, вытравленных, угасших текстов, распознают дописки, подчистки, допечатки, переклейку фотографии. Исследование материалов помогает установить технические средства подделки, пишущий прибор, которым внесены записи, собрать документ из отдельных частей. Криминалистам тут помогают высокоэффективные инструментальные методы, в том числе и микроаналитические, – такие, как люминесцентный анализ, лазерная спектрометрия, электронная микроскопия.

Криминалистические учреждения активно используют для технического исследования документов телевизионную технику. С ее помощью легче прочесть слабовидимые и невидимые надписи (измененное преступником первоначальное содержание документа), исследовать материалы письма, оттиски печатей и штампов. Телекамера «видит» и в невидимых лучах спектра. Использование телевизионных установок обеспечивает очень быструю и экономичную экспертизу подозрительных документов.

Накоплен интересный опыт использования цветной фотографии. Она помогает криминалистам усилить тональные контрасты, наглядно показать цветоделение, выявить и продемонстрировать дописки, узнать, какой из пересекающихся штрихов нанесен первым.

Вот характерный пример. Кулиев страстно мечтал выиграть по лотерее, и не что-нибудь, а автомобиль. Но всякий раз автомобили выигрывали другие. Тогда Кулиев решил помочь фортуне. С помощью подчистки и дорисовки цветным карандашом он изменил номер серии лотерейного билета на нужный. Чтобы скрыть следы подделки, «мастер» испачкал и помял билет, протер его в нескольких местах, объяснив ветхость билета небрежным хранением.

Билет приняли к оплате, но, поскольку он вызывал сомнения, направили на экспертизу. Там с него изготовили цветные фотоснимки, на которых четко проступили следы подготовки, оставленные красным карандашом. Возбудили уголовное дело. На допросе Кулиев объяснил происхождение этих следов. Прежде чем начать подрисовку цифр, преступник нанес на поверхность билета цветными карандашами несколько очень слабых штрихов, чтобы подобрать нужный оттенок. Совершить преступление, не сделав ни одной ошибки, практически невозможно. Это и понял Кулиев, «цветная» ошибка которого была сразу же обнаружена с помощью цветной фотографии.

Ученые-криминалисты и многие практические работники продолжают активно совершенствовать почерковедческие исследования. Нередко следователю и суду очень важно узнать, не написан ли документ в необычных условиях либо в необычном состоянии, кто писал: мужчина или женщина. Установить по рукописи пол писавшего стало возможным благодаря математической теории, учитывающей вероятностно-статистические закономерности письма и почерка. Это позволяет сузить круг подозреваемых и более успешно выявлять любителей строчить клеветнические анонимки.

По одному уголовному делу в различные учреждения и отдельным гражданам приходили анонимные письма с угрозами расправы, если не будут выплачены значительные суммы денег. Эксперту-почерковеду поручили установить: писал письма один шантажист или разные, мужчина или женщина. Опираясь на имеющиеся методические рекомендации, криминалист определил, что все анонимки написаны одной женщиной. Это заключение очень помогло разоблачить шантажистку.

Примером выявления по почерку необычного душевного состояния писавшего может служить экспертиза нескольких долговых расписок на крупные суммы. Исследование текстов позволило эксперту констатировать, что писавший расписки человек был в морально угнетенном состоянии. При расследовании обстоятельств дела выяснилось, что он дал расписки под угрозой убийства.

Нередко экспертам-почерковедам приходится изучать цифровые записи, краткие заметки и подписи, факсимиле лиц преклонного возраста, рукописные тексты, выполненные с большим разрывом во времени, левой рукой, с подражанием печатному шрифту или письму другого человека, написанные умышленно искаженным почерком, специальными шрифтами и т. д. Разработаны и успешно применяются методики, с помощью которых по почерку можно обнаружить признаки различных заболеваний, решить вопрос о родном языке автора документа, написанного по-русски. Последний относится к компетенции автороведческой экспертизы. Далеко не всегда автор документа и тот, кто его написал, – одно лицо. Чаще всего человека, сочинившего анонимку, не удается выявить сразу, тогда текст ее – единственная нить к раскрытию преступления.

Группа сотрудников Харьковского НИИ судебной экспертизы создала методику автороведческих исследований, принятую сейчас всеми экспертными учреждениями страны. Методикой учтены наличие устойчивых словосочетаний, лексический состав языка, синтаксическая структура изложения, правила построения сложных предложений и нормы управления в простых; употребление слов в несвойственных для них значениях и контексте, просторечной фразеологии, идиом и многое другое. Эта методика пока еще достаточно сложна, но при некоторой доработке и практическом освоении всеми экспертамипочерковедами она поможет раскрыть многие опасные преступления.

В 80-е годы экспертные учреждения начали активно применять новые виды экспертиз, в которых испытывают нужду судебно-следственные органы. Чтобы читатель лучше себе представил, какие проблемы особенно волнуют сегодня криминалистов, приведем еще один случай из следственной практики.

Речь пойдет о ювелирах, но ювелирах – судебных экспертах, о которых мало что известно. По постановлениям следователей и определениям судов они исследуют драгоценные металлы (золото, серебро, платину, палладий) и изделия из них; драгоценные, полудрагоценные и поделочные камни (алмазы, рубины, сапфиры, изумруды, аметисты, жемчуг, малахит, бирюзу); предметы декоративно-прикладного искусства и религиозного культа, изготовленные из таких металлов и камней; антикварные изделия, монеты, медали, оказавшиеся в орбите уголовного судопроизводства.

Как и другие эксперты, эти специалисты используют различные аналитические приборы и оборудование, наборы специальных реактивов. Вначале определяется вид и тип драгоценного металла, его проба, вес, наименование камня, его размеры, технические характеристики, натуральный он или синтетический, месторождение, где добыт, или завод, где выращен. Затем эксперт выясняет, где и когда изготовлено изделие, каким мастером или фирмой. По специальным прейскурантам и каталогам изделие оценивается с учетом состояния, наличия деформаций, царапин, потертостей металла, дефектов огранки или крепления камня.

На экспертизу поступили две монеты десятирублевого достоинства, отчеканенные в году. Следователь просил определить их подлинность и стоимость. При проверке подлинности эксперт из каталогов и специальной литературы узнал, что по русской монетной системе десятки чеканились из золота 900-й пробы. Контроль слоя на поверхности подтвердил наличие благородного металла. Взвешивание же показало, что каждая монета весит 8,6026 граммов. Это не соответствовало каталожному весу. Не сходился со стандартным и диаметр монет, а удельный вес их металла оказался ниже, чем у золота 900-й пробы.