«Методология и методы изучения миграционных процессов Междисциплинарное учебное пособие Под редакцией Жанны Зайончковской Ирины Молодиковой Владимира Мукомеля Москва 2007 УДК 314.7 ББК (С)60.7 Книга подготовлена при ...»
Страны Закавказья. В связи с тем, что в этих странах ситуация крайне нестабильна, по ним не было социологических обследований миграционного поведения русских. Но даже по статистическим данным видно, что подавляющее большинство мобильных русских оттуда выехали. Оставшийся потенциал, вероятно, не превышает 100 тыс. чел. по всему региону.
Страны Балтии. Замеры по этим странам выявляли следующий уровень выездных намерений русских.
Доля русских, желающих уехать из стран Балтии, согласно различным социологическим обследованиям, % Русские, несмотря на активное протестное поведение, даже в начале 90-х не стремились особенно уехать из балтийских стран. Из балтийских стран, взятых вместе, выехало в Россию лишь 11% русских. Основную часть выехавших составили военнослужащие (действительные и уволенные в запас). В последние же годы выезд русских из этих стран практически прекратился, главным образом изза значительно более высокого уровня жизни в странах Балтии. И в перспективе не приходится рассчитывать на приток русских оттуда.
Присмотримся внимательнее к Украине, где проживает наибольшая часть русских, сосредоточенных в постсоветских странах.
Очевидно, по Украине статистика наименее точна. Согласно ей, Украина отдала России за 1990-2002 годы 360 тыс. русских. Согласно же и российским, и украинским оценкам численность трудовых мигрантов из Украины в России составляет около 1 млн. человек.
Опираясь на наши обследования в Москве (2002 год), можно считать, что половина из них - русские. Из этого числа не менее половины живут в России постоянно. Таким образом, очевидно, данные статистики нужно удвоить, и тогда получим нетто-миграцию русских из Украины в Россию примерно в размере 700 тыс. человек. Не меньше, вероятно, миграция украинских русских в страны Восточной Европы, в Израиль и другие страны Средиземноморья, в Германию.
Таким образом, суммарные потери Украины примерно 1,5 млн. человек, или около 13%. Примерно столько же русских при переписи населения назвали себя украинцами. В случае стабильного экономического подъема страны существует опасность разворота миграций в пользу Украины.
Ситуация в Молдавии сложная. В момент обострения Приднестровского конфликта (1993 год) из Правобережной части хотел уехать каждый четвертый русский, но в 1996 году - только каждый десятый. Из Приднестровья же никто не хотел уезжать. Кроме того, с молдавским паспортом довольно легко уехать на Запад. Выезд из Молдавии при мирном урегулировании раскола страны не достигнет и 100 тыс. человек.
Белоруссия, где сосредоточено 1,3 млн. русских, тоже представляет определенный интерес. Но, во-первых, она расположена на оси главного западного вектора движения русских, во-вторых, пока нет никаких признаков, которые бы свидетельствовали о том, что можно ожидать притока русских из этой страны.
Миграционный потенциал титульных и других народов стран СНГ по нашей оценке не превышает 6-7 млн. человек в период до 2025 года. Есть и более пессимистические оценки - максимум 4 млн. человек.230 Главным образом, это узбеки, таджики, киргизы.
Потенциал закавказских народов, вопреки расхожему мнению, почти исчерпан. Примерно каждое третье домохозяйство в бывших закавказских республиках имеет работника в России. Это очень высокий уровень эмиграции и едва ли он существенно поднимется.
Некоторые симптомы указывают на начавшуюся возвратную миграцию в Азербайджан и Армению. Таким образом, страны СНГ и Балтии в общей сложности могут «закрыть» менее половины российского спроса на рынке труда и существенно смягчить ситуацию Политика иммиграции и натурализации в России, С. 183.
с рабочей силой в ближайшей перспективе. Но и этот потенциал привлечь не просто. Для этого необходима спешная либерализация миграционной политики.
В любом случае, чтобы компенсировать возникающий демографический дефицит, неизбежно придется прибегнуть к масштабной иммиграции из других стран.
В качестве доноров, безусловно, хотелось бы видеть страны, близкие нам в культурном отношении. Например, страны Восточной Европы. Но надежды на это иллюзорны. Глобальный рынок иммигрантского труда очень конкурентный, и конкуренция будет нарастать. С Россией вплоть до середины века будут конкурировать США и Европейский Союз, каждый из которых предполагает привлекать примерно по 1 млн. мигрантов в год вплоть до середины века. Соперничество явно не на равных. Россия в этой тройке аутсайдер. Поэтому ее выбор ограничен. Россия может рассчитывать преимущественно на страны Юго-Восточной и Южной Азии, возможно, арабские страны.
Ясно, что необходимо стремиться по возможности диверсифицировать миграционный поток по странам исхода, но ясно и то, что у китайцев - наших непосредственных соседей - нет серьезных конкурентов. Китайцев, по крайней мере тех, кто живет в северовосточных провинциях, не отпугивает российский климат, они с успехом работают даже в сельском хозяйстве, а соседское положение расширяет их осведомленность о российском рынке труда, имеющихся возможностях и правилах поведения, облегчает контакты с россиянами, тем самым резко увеличивая их шансы на переезд в Россию по сравнению с другими иммигрантами. Этому способствуют и поездки россиян в Китай, которые численно в 2 раза превосходят поток из Китая. Так, в 2004 году российские граждане совершили 1765 тыс. поездок в Китай, тогда как граждане Китая в Россию – 813 тыс. поездок. Исследовательские оценки единовременного китайского присутствия в России довольно стабильны и не превышают 500 тыс. человек.232 В основном это торговцы, строительные и сельскохозяйственные рабочие. Местные оценки китайского присутствия гораздо умереннее. По расчетам Виктора Ларина на Россия в цифрах /Росстат, М. 2005. С. 140, 141.
Гельбрас В.Г. Россия в условиях глобальной китайской миграции. М. 2004, С. 36.
зафиксировала в России 35 тыс. китайцев.
Приведенные данные свидетельствуют о довольно скромных размерах китайской миграции. Тем не менее, до сих пор не удается разрушить гиперболические представления о количестве китайцев в России, в том числе миф о 2 млн. китайцев на Дальнем Востоке, запущенный газетой «Известия»234 и широко подхваченный местной прессой. Этот миф создал устойчивое представление в обществе о китайской экспансии как якобы об уже свершившемся факте. Он стал одним из главных факторов нагнетания страха перед китайской угрозой. Все панические публикации опираются на эти выдумки.
Причем масштабы «нашествия» быстро разрастаются. По сообщению «Российских вестей», граждан КНР в России по неофициальным данным около 3,4 млн. человек. «То есть, - пишет газета, - китайцы по численности уже сегодня занимают в России четвертое место после русских татар и украинцев».235 Еще «страшнее»
безответственный прогноз Л.К. Аксенова: «Если сейчас на 150 россиян - один китаец, то лет через 50 будет наоборот: на одного россиянина китайцев» (Известия, 19.12.2005). А вот совсем свежий пример.
Член-корр. РАН, известный эколог А. Яблоков заявил на телеканале НТВ 27 ноября, будто на Дальнем Востоке «в 10 раз больше китайцев, чем русских».
Так создается питательный бульон для русского национализма, ксенофобии, заранее формируется агрессивная среда для мигрантов.
Иммиграционная политика рискует остаться без общественной поддержки. Без этого она обречена на крах, а Россия - на экономический упадок в лучшем случае, а в худшем - на хаос и распад.
Повторю высказанное ранее предположение: китайцы с большой степенью вероятности к середине века могут стать вторым по численности народом России, обойдя в этом отношении татар.236 В свете такой перспективы приходится констатировать, что, к В.Л. Ларин. Китайская миграция на Дальнем Востоке /«Мост через Амур». Внешние миграции и мигранты в Сибири и на Дальнем востоке. Сборник материалов международного исследовательского семинара. Москва – Иркутск. 2004, С. 109.
Известия. 1993 г., 2 ноября; 1994 г. – 30 ноября.
Дмитрий Жантиев. Европу и Россию ожидает наплыв иммигрантов. /Российские вести. 19 мая 2004 г. Еще «страшнее» безответственный прогноз Л.К. Аксенова: «Если сейчас на 150 россиян – 1 китаец, то лет через 50 будет наоборот: на 1 россиянина – китайцев» /Известия, 19.12.2005.
Зайончковская Ж.А. Китайская иммиграция через призму рынка труда. // Российский демографический журнал. 1998, 1: 12-18.
сожалению, отношение к китайской проблеме меняется слишком медленно. Медленно - в свете неотвратимо надвигающегося дефицита труда, его огромных размеров.
Приток китайцев - это не только угроза, но и необходимость для России. Угроза, которой невозможно избежать.
4. Регионы на миграционной карте России Устойчивыми тенденциями в миграции населения России являются доминирование западного вектора движения и центростремительность миграций, магнитом которых является Московская агломерация.
Западный миграционный дрейф обозначился уже в 60-е годы.
Вначале он коснулся только городского населения и только южных районов Сибири и отчасти Дальнего Востока. Динамические колебания миграционного прироста по восточным регионам обнаруживали тесную связь с динамикой естественного прироста трудоспособных контингентов по стране в целом. Чем хуже трудоресурсная ситуация в стране, тем выше миграционный отток из восточных регионов и, наоборот, - высокий прирост трудоспособного населения создавал хорошие предпосылки для миграции на восток.
Так, наиболее значительный отток населения из восточных районов пришелся на 60-е годы, когда естественный прирост трудоспособного населения в России сокращался более чем в 2 раза. Трудоресурсная ситуация в 70-х была в целом значительно более благоприятной и отток с востока приостановился, а многие его регионы получили существенное пополнение населения. В 80-е годы вновь возобладало западное направление миграций. До конца советского периода этому направлению противостояло движение населения на север. Серьезным компенсирующим потоком было также увеличение воинских контингентов на Дальнем Востоке (что обычно упускается из виду).
центростремительность миграций проявились особенно ярко, что подтвердила и последняя перепись населения.
Обычно в качестве наиболее дефицитного по демографическим регионам страны рассматривается Дальний Восток. Но это представление ошибочно, сколь бы очевидным оно ни казалось. Более тяжелая демографическая ситуация как раз в староосвоенной части страны, а самая тяжелая - в Центральном федеральном округе. Здесь естественная убыль населения относительно самая высокая (10 человек на 1000 жителей против 3,3 на Дальнем Востоке в 2001 году), население самое старое (в пенсионном возрасте 24,3% населения против 15,1%, соответственно), а сокращение трудоспособного населения принимает здесь тоже относительно самые значительные размеры. Именно Центр, наиболее развитый регион страны, соперничает с Дальним Востоком, и не только с ним, за трудовые ресурсы. Центр представляет собой мощный демографический насос, нуждающийся в постоянной подпитке, главным образом, для возмещения естественной убыли своего трудоспособного населения. Этот насос работает давно, со второй половины 60-х. До этого Центр в течение столетий отдавал свое население во все концы бывшей России и СССР. Но к середине 60-х ресурсы региона истощились, и он сам стал нуждаться в дополнительных работниках. С тех пор Центр стал самым мощным миграционным магнитом, который работает тем сильнее, чем хуже трудоресурсная ситуация в стране и в регионе.
Это и придало ярко выраженную центростремительность внутрироссийской миграции. В ней прочно установился западный миграционный дрейф. Два района страны образуют миграционные полюса - Центр, который стягивает население со всей территории страны, и Дальний Восток, который во все регионы население отдает.
Каждый последующий регион, расположенный в западном направлении от Дальнего Востока, теряет население во все более западные регионы, частично восполняя его за счет восточных. Во внутренних миграциях Дальний Восток несет главные миграционные потери - 753 тыс. человек за 1989-2002 годы. Из этого количества третья часть была отдана Центральному округу, 22% - Южному, 17% Приволжскому, 15% - Сибири. За счет Дальнего Востока Сибирь возместила 30% своих потерь в западном направлении, а Урал за счет Дальнего Востока и Сибири - 50%.
Любопытно, что приобретения Центрального округа во внутрироссийских миграциях, составившие 787 тыс. человек, были практически равны потерям Дальнего Востока (табл. 2). Полюсность этих регионов подтвердилась даже количественно. Среди регионов России Дальний Восток был главным донором Центра, обеспечив 28% его миграционного прироста, полученного за счет внутренней миграции. Именно потому, что за трудовые ресурсы не только с Дальним Востоком, но и со всеми другими федеральными округами соперничает наиболее развитый округ страны, нереально надеяться на возрождение восточного вектора миграции.
Внутрироссийская миграция по федеральным округам, Главный источник миграционного прироста России - миграция из стран СНГ и Балтии. Она обеспечила ощутимое пополнение населения во всех округах, кроме Дальневосточного, в большинстве случаев возместив потери во внутренней миграции и в обмене с другими странами. Внутренняя же миграция в противоположность относительно равномерному распределению мигрантов из постсоветских стран обнаружила ярко выраженную центростремительность.
В первой половине 90-х стремление в Центр не было особенно выражено. Благодаря притоку из постсоветских стран почти столько же мигрантов в этот период приняли Южный и Приволжский округа.
По мере того, как миграция из стран СНГ и Балтии сокращалась, привлекательность Центра России проявлялась все сильнее. В 1989-2002 гг. Центральный округ принял более 60% положительной нетто-миграции, рассчитанной по округам, а в 2001-2004 гг. он впитал практически все население, перераспределенное миграциями между округами внутри страны, и более половины миграционного прироста России, полученного за счет внешней миграции, а основным донором округа стала внутренняя миграция. Приток в Центр, хотя и снизился, но удерживается на довольно высоком уровне, в то время как миграционный прирост остальных округов приблизился к нулю (рисунок 3).
400, 300, 200, 100, -100, -200, Дальневосточный федеральный округ Рисунок 3. Тренды нетто-миграции по федеральным округам, Практически весь миграционный прирост, получаемый Центральным округом во внутренней миграции (а с середины 90-х - и во внешней), аккумулируют Москва и Московская область.
Центростремительность миграционных связей России приобрела универсальный и предельно выраженный характер.
Даже такому городу, как Санкт-Петербург, на этом фоне уготована лишь роль второго плана. Являясь центром притяжения мигрантов всероссийского масштаба, северная столица, тем не менее, может успешно конкурировать с Москвой только за мигрантов из регионов европейского севера, а также соседних Новгородской, Псковской областей и Карелии.
Каждый последующий регион, расположенный в западном направлении от Дальнего Востока, теряет население за счет миграции в более западные регионы, частично восполняя его за счет восточных.
При условии пролонгирования современных тенденций в перспективе ни один из округов, кроме Центрального, не будет иметь шансов получить миграционный прирост населения. Только для компенсации естественных потерь трудоспособного населения, которые здесь относительно самые большие, округу необходимо более 6 млн. мигрантов в период до 2025 года. При нынешних тенденциях для возмещения этих потерь потребуется мобилизация миграционного потенциала всей России. В таких условиях Сибирь и Дальний Восток рискуют и в последующем остаться главными донорами Центрального округа, как, впрочем, и при подъеме иммиграции до 400 тысяч человек/год, как в прогнозе Госкомстата. Согласно этому прогнозу, в перспективе сокращается население всех округов, но Сибири и Дальнего Востока - в наибольшей мере. Но даже и при таком условии естественная убыль трудоспособного населения ЦФО может быть возмещена примерно на 85%, а в пенсионном возрасте окажется 30% населения округа. Картосхема (рис. 4) наглядно демонстрирует наиболее низкую трудообеспеченность центра России.
Рисунок 4. Численность населения в трудоспособном возрасте в 2025 г., в % к 2005 г. (миграция отсутствует) Альтернативой иммиграционному сценарию может быть сжатие населенного пространства России до юго-западного сектора Европейской части страны, стагнация, а затем упадок восточных регионов (включая Урал), вплоть до потери части территории, частичное свертывание производства, урезание пенсионного обеспечения и других социальных программ. Таким образом, проблема иммиграции для России - это одновременно судьба ее территории, ее границ и ее целостности.
МЕТОДИЧЕСКИЕ И ПРАКТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ
ИНТЕГРАЦИИ ИММИГРАНТОВ: СПЕЦИФИКА
ПОСТСОВЕТСКОГО ПРОСТРАНСТВА
1. Социально-политический и экономический контекст Массовые миграции с полным основанием можно отнести к травматическим социальным изменениям исторического масштаба.Масштабные миграции, являющиеся составной процесса глобализации, концентрируют два спектра проблем глобализации, обладающих существенным конфликтным потенциалом:
экономические, вызванные притоком новых рабочих рук, и культурные, обусловленные контактами представителей различных культур. Возрастающее этно-культурное и этно-конфессиональное разнообразие российского общества - результат миграционных процессов, - способствовало, во-первых, поляризации взглядов политиков и общественного мнения на вопросы миграционной и этнической политики.
Во-вторых, миграционная и этническая политика рассматриваются властями, СМИ и общественностью в неразрывной связи. Особенностью российских дискуссий является преувеличенное значение этничности, выступающей ключевым маркером отношений «свой/чужой».
В-третьих, идет нарастающий рост ксенофобских настроений, разделяемых большинством населения России. Российское общество заражено ксенофобиями: лозунг «Россия для русских!», по опросам социологов, поддерживается большинством респондентов. В-четвертых, миграционная политика отныне рассматривается По замечанию одного из крупнейших современных социологов П. Штомпки, самые резкие протесты против глобализации, которые он характеризовал как третью волну социальных движений, «пока концентрируются главным образом на экономических проблемах, но с уверенностью можно сказать, что в недалеком будущем они соединятся с поднявшимся еще раньше, хотя и не в столь бурных формах, движением в защиту местных культур». (Штомпка П. Социология. Анализ современного общества. - М.:
Логос, 2005, С.259).
По данным Левада-Центра, в апреле 2006 года 12% респондентов на вопрос: «Как вы относитесь к идее «Россия для русских»? ответили: «Поддерживаю, ее давно пора осуществить», еще 40% считали, что «Ее неплохо было бы осуществить, но в разумных пределах». Опрошено 2100 респондентов.
властями не только как внутриполитический, но и как внешнеполитический ресурс.
Чрезмерная политизированность проблем миграционной политики вызвана тем, что миграционная политика стала оселком, на котором оттачиваются полярные взгляды на будущее России.
Имеются две альтернативные точки зрения на перспективы развития России. Согласно первой, исходя из долгосрочных демографических, экономических, и политических интересов России, без иммигрантов не обойтись. Желательно привлекать соотечественников из стран СНГ, но надо быть готовым к тому, что будут приезжать не только русские и русскоязычные, но и представители других этнических групп ближнего и дальнего зарубежья. На передний план выходит не столько этническая принадлежность иммигрантов, сколько их лояльность к России, способность к социализации; гражданская идентичность становится важнее этнической.
Альтернативная позиция: Россия должна развиваться, базируясь на русско-православное культурное ядро. Приверженцы этой позиции, озабоченные социальными и этноконфессиональными последствиями миграций и склонные к изоляционизму, являются сторонниками жесткой линии в области миграционной политики.
Споры о миграционной политике сводятся к дилемме:
социальная стабильность в ближайшем будущем при возрастающих угрозах социально-экономического, политического и демографического развития на перспективу, либо попытка найти адекватные ответы перспективным вызовам, сопровождающимся нарастанием социальной напряженности в ближайшем будущем.
По прогнозу Федеральной службы статистики, в 2007-2025 гг.
население РФ сократится на 8,3 млн. человек. Сокращение населения в трудоспособном возрасте будет еще более значимым и составит 16, млн. человек, - почти четверть занятых сегодня в экономике России 239.
Причем в эти расчетах уже учтена существенная иммиграция (сальдо иммиграционного прироста - 5,6 млн. человек, в т.ч. в трудоспособном возрасте - почти 4 млн. человек).
Столь масштабную убыль не способны компенсировать меры демографической политики, которые скажутся на численности трудовых ресурсов, в лучшем случае, спустя два десятилетия.
Экономисты отвергают и возможность компенсации этой убыли за 69,7 млн. человек (октябрь 2006 года).
счет механизации и автоматизации труда.
Социально-экономическое развитие России диктует устойчивый внутренний спрос на труд мигрантов, причем иммигранты удовлетворяют спрос на рабочую силу, который структурно обусловлен потребностями современной, постиндустриальной экономики. Труд мигрантов востребован на рабочих местах, характеризующихся плохими или тяжелыми условиями труда, сезонностью, низкими заработками, к которым местное население индифферентно. Уже сегодня в России сформировались ниши и сферы занятости, функционирующие в значительной мере благодаря мигрантам: строительство, оптовая и розничная торговля, коммунальные и персональные услуги, общественное питание, общественный транспорт.
Независимо от стратегического выбора развития России, возникающий вакуум рабочей силы надо будет компенсировать – за счет ли иммигрантов, за счет «гастарбайтеров», - другой вопрос.
Важное значение приобретает временной фактор. Относительно динамично развивающаяся экономика России делает ее сегодня привлекательным местом заработка и проживания для граждан новых независимых государств.240 Однако появление новых центров притяжения мигрантов, возрастающая конкуренция за труд иммигрантов со стороны развитых стран и отдельных государств постсоветского пространства, настоятельно требуют повышения конкурентоспособности не только российской экономики, но и социальной среды.
Обеспечение социально-политической стабильности, постоянный мониторинг и контроль взаимоотношений мигрантов и принимающего населения, предупреждение конфликтных ситуаций являются непременными условиями иммиграционной политики, а ее центральным моментом становится адаптация трудовых иммигрантов и интеграция иммигрантов.
Необходимость регулирования иммиграции не подвергается сомнению. Проблема - в поиске разумного баланса между максимизацией выгоды от притока иммигрантов и минимизации неизбежных социальных рисков.
Сегодня иммиграционная политика в целом и политика интеграции, как ее составная, сталкиваются с объективными В большинстве стран СНГ, за исключением Казахстана, Белоруссии, Украины и Азербайджана, средняя заработная плата не превышает 100 долларов. (В России, в ноябре 2006 года – 424 доллара).
социокультурными ограничениями. Основными препятствиями на этом пути являются:
- противодействие принимающего населения локальных социумов, крайне негативно относящегося к мигрантам;
- слабые адаптивные возможности части мигрантов, их недостаточная включенность в повседневный социальный и культурный контекст принимающей стороны, отсутствие у них потребности следовать общепринятым образцам и традициям и/или незнание этих образцов и традиций;
- социальные практики взаимодействия принимающего населения с иммигрантами;
межкультурного взаимодействия принимающего населения;
- особенности и стереотипы общественного сознания россиян.
2. Интолерантность принимающего населения В качестве дифференцирующих, разделяющих людей на «своих» и «чужих» в повседневной жизни выступают только те различия, которые и при самоидентификации, и при отнесении других к определенным этническим, социальным или иным группам, воспринимаются в качестве значимых. В разное время и в разных условиях таковыми могут служить язык, исторические представления, религия, особенности бытовой культуры.
Границы между принимающим сообществом и мигрантами обозначаются каждой из названных сторон, а маркерами таких границ выступают этнокультурные различия, признаваемые одной из сторон определяющими. Точнее сказать - этносоциальные или этносоциокультурные: по важному замечанию Л.М. Дробижевой, для определения культурной отличительности этнических групп, маркерами служат не только этнокультурные различия241.
Данное замечание тем более справедливо по отношению к мигрантам, которые могут принадлежать и к этническим группам принимающего населения – «лимитчикам» советского периода, а сегодня – к русским из Средней Азии, прибывающим в Центральную Россию. Отличия этих групп мигрантов от принимающего населения Дробижева Л.М. Социальные проблемы межнациональных отношений в постсоветской России. Институт социологии РАН. М.: Центр общечеловеческих ценностей, 2003. С. 76, 106; Социальная и культурная дистанция. Опыт многонациональной России. Институт этнологии и антропологии РАН. М.: Изд-во Института социологии РАН, 1998. С. 4, 5.
не в этничности, но в «пришлости», с соответствующими социокультурными параметрами и поведением, характерными для посылающего социума. Для иноэтничных мигрантов ситуация усугубляется тем, что их «инакость» любого рода однозначно интерпретируется в терминах этничности.
В принципе, выстраивание барьеров, маркирующих и отделяющих «своих» от «чужих», выполняет важные социальные функции. Как пишет Л.Д. Гудков, «отсутствие барьеров между теми, кто считается большинством населения “нашими” и “не нашими”, равнодушие, апатия или слабость отталкивания от чужого (или, напротив, привлекательность чужого) означало бы предельную атрофию социальных связей, аморфность отношений социальной и этнической солидарности, неразличимость близкого и дальнего, важного и неважного. Представить себе такую аномическую ситуацию крайне трудно, если вообще возможно». Проблема в том, что эти примитивные формы или средства поддержания коллективного «мы» на определенном этапе принимают гипертрофированный характер, подменяют гражданскую идентичность этнической, начинают «замещать центральные значения общественного самоопределения».
Среди россиян преобладает жесткое неприятие интеграции мигрантов в российский социум. Рестрикционная миграционная политика поддерживается подавляющим большинством россиян.
По данным Аналитического центра Юрия Левады, в июле года лишь 10 % опрошенных россиян полагали, что «Россия нуждается в тех мигрантах, которые приезжают, чтобы остаться здесь навсегда, стать гражданами России», 15 % считали, что «Россия нуждается в тех мигрантах, которые приезжают только на заработки, но не остающихся здесь» и лишь 8% - что «Россия нуждается и в тех, и в других мигрантах». Основная часть (43%) полагали, что «Россия не нуждается ни в тех, ни в других мигрантах». 57 % опрошенных россиян отнеслись бы положительно к запрету пребывания на территории их города или района приезжих с Кавказа, 53 % приезжих из Средней Азии.
Большинство опрошенных категорически против приобретения Гудков Л.Д. «Россия для русских»: ксенофобия и антимигрантские настроения в России // Нужны ли мигранты российскому обществу? Под ред. В.И.Мукомеля и Э.А. Паина. – М.: Фонд «Либеральная миссия», 2006, С.31.
Гудков Л., Дубин Б. Своеобразие русского национализма // Pro et Contra. 2005. № (29). С. 12.
мигрантами собственности, их занятости не только на государственной, муниципальной службе, в бюджетной сфере, но и в частном секторе. Похоже, доля россиян, настроенных толерантно к мигрантам и готовых поддержать политику интеграции иммигрантов не превышает 25%. Не внушает оптимизма и то, что на смену достаточно толерантной молодежи конца 1980-1990-х годов приходят иные когорты, социализированные в другом социокультурном контексте.
Мигрантофобии имеют выраженную «этническую этиологию», по замечанию И. Бадыштовой. Население еще более или менее с симпатией относится к тому, чтобы в их местность или в другие регионы приезжали на работу украинцы, с некоторой напряженностью воспринимает молдаван, отношение ко всем иным этническим группам мигрантов, наиболее представленным в России, - резко отрицательно. В отношении других этнических групп доминируют раздражение, неприязнь, недоверие и страх: к приезжим из Северного Кавказа - у 57 % респондентов, к выходцам из Закавказья - у 51 %, к приезжим из Средней Азии - у 48%, к китайцам - у 45% опрошенных.
Доля относящихся с симпатией, интересом к представителям названных этнических групп варьируется в пределах 2-3 %. интолерантные настроения являются продуктом не только страхов в отношении утраты ресурсов и идентичности, но и сформированного масс-медийным, публично-политическим дискурсами, мифомедийного образа иноэтничного мигранта. Образа, опирающегося на сконструируемые мифы, а не личный опыт.
Наиболее негативно, например, отношение к китайцам среди респондентов из Центрально-Черноземного района, где с ними знакомы понаслышке и их на порядок меньше, чем на Дальнем Востоке или Восточной Сибири. Другой пример сконструированного мифа - что мигранты вытесняют коренное население с насиженных мест, - получившего наибольшее распространение среди респондентов из больших городов и столиц, т.е. городов, где достаточно сложно найти коренного жителя в третьем поколении.
См.: Мукомель В.И. Миграционная политика России: постсоветские контексты / Институт социологии РАН. - М.: Диполь-Т, 2005, С.73- Опрос Аналитического Центра Юрия Левады, июль 2005. Формулировка вопроса:
«Как Вы относитесь в целом к приезжим (этническая группа)»? Варианты ответов: «С симпатией, интересом», «Спокойно, как к любым другим, без особых чувств», «С раздражением, неприязнью», «С недоверием, страхом», «Затрудняюсь ответить».
Опрошено 2107 респондентов.
Л.Д. Гудков приходит к выводу, что «максимум возмущений фиксируется именно в тех группах, которые непосредственно не конкурируют или не сталкиваются с чужими. Военных и милицию больше всех "заботит", что приезжие «отнимают рабочие места» у местных работников; пенсионеров - что они торгуют и «наживаются»
на местном населении; руководителей и домохозяек - что они развращают и подкупают милицию; безработных - что «их очень много везде», учащихся - они просто им не нравятся, так как они «наглы» и т. п…. Внутренняя агрессия обосновывается чужими, заимствованными из языка официоза или других социальных групп аргументами». 3. Предпосылки самоизоляции мигрантских общин Интолерантность принимающего населения – значимый фактор напряженности между мигрантами и местным населением. (Даже если бы неприятие мигрантов принимающим населением было бы надуманным, оно являлось бы серьезной социальной проблемой).
В не меньшей мере напряженность провоцирует низкая способность этнических мигрантов к адаптации к окружающей социальной среде - их слабая включенность в повседневный культурный контекст принимающей стороны, отсутствие у них потребности следовать общепринятым образцам и традициям и/или их незнание (часто принимаемое местными жителями за нежелание).
«Размывание» границ между принимающим сообществом и мигрантами во многом зависит от нацеленности и готовности последних к адаптации к новой социальной среде. Условия, способствующие формированию ориентации мигрантов на адаптацию к социальному окружению, многообразны. Наиболее значимыми из них, видимо, являются:
- доступность важнейших составляющих социальной среды (рынки занятости, жилья, образования, социального, культурного обслуживания и т.п.);
- социокультурная дистанция между принимающим и посылающим обществом;
- этнокультурные особенности групповой самоорганизации, производные от специфики социальной организации и традиций посылающего общества и данной этнической группы;
исторически сложившийся групповой опыт выживания в Гудков Л.Д. «Россия для русских»: ксенофобия и антимигрантские настроения в России, С. инокультурной среде, особенно городской;
- различия в составе мигрантского меньшинства, определяемые соотношением в миграционном потоке временных трудовых мигрантов и мигрантов, ориентированных на постоянное проживание в данном конкретном месте;
- развитость и доступность для мигрантов формальных и неформальных сетей взаимодействия.
У мигрантов и мигрантских общин есть несколько стратегий адаптации к принимающему социуму, лежащие в континууме дифференциация - ассимиляция.
Изоляция мигрантских общин - чаще всего осознанная стратегия адаптации к принимающему обществу, обусловленная низким уровнем их готовности к интеграции с местным сообществом.
Для мигрантов, не обладающих достаточным социальным капиталом,247 по сравнению с местным населением, на первых порах наиболее значимым становится доступ к групповым ресурсам, которыми могут выступать ресурсы этнической группы, землячества и т.п. Самоизоляция мигрантских меньшинств предполагает создание «буферной среды», воспроизводящей социальные связи и сети, традиционную культурную среду, что наиболее характерно для тех этнических общин, традиции, культура, нормы поведения которых существенно отличаются от бытующих у местного населения.
Пребывание в буферной среде является для мигранта «способом прибиться к какому-нибудь социальному организму, лишь бы не оказаться в изоляции». Эта субкультура, в которую попадают практически все вновь приезжающие, ослабляет для части мигрантов потребность в аккультурации. Такие мигранты выделяются и по языку, и по непривычной для большинства россиян высокой степени консолидированности, и по нетрадиционным для местного населения манерам поведения. Для многих из них взаимоотношения с местным населением строятся на «этноаффилиативных» мотивах.249 Очень четко сформулировал позицию этого слоя мигрантов один из Согласно П. Бурдье и Л. Вакаунту «социальный капитал – сумма ресурсов, фактических или виртуальных, которые достаются индивидууму или группе на основании обладания длительной сетью более или менее институциализированных отношений взаимного знакомства и признания» (Bourdieu P., Loic Wacquant L. An Invitation to Reflexive Sociology. Chicago: University of Chicago Press, 1992. P. 119).
Сорокин П.А. Социальная мобильность / Под общей ред. В.В. Сапова. - М.: Academia, LVS, 2005, С. 503.
Солдатова Г.У. Психология межэтнической напряженности. - М.: Смысл, 1998, С. 30.
участников фокус-группы: «Москва похожа на кабана. А отношения поможет наладить горсть желудей». (Москва, 2004). Для мигрантов, прибывающих из традиционалистских обществ, опора на институты посылающего сообщества становится основной стратегией выживания. На всех стадиях - при принятии решения о выезде, подготовке переезда, в пути, поиске работы, обустройстве на новом месте, возвращении, переводе заработанных средств - выходцы из Средней Азии, например, вынуждены опираться на традиционные структуры общества: многопоколенную семью, родовую, соседскую общину, земляческую (этнорегиональную) группу. Патриархальная структура воспроизводится и в принимающем обществе.
Очень важно, что сегодня в Россию прибывают мигранты из посылающих обществ с другой культурой планирования биографии и принятия решений: все чаще мы сталкиваемся с тем, что мигрант приезжает не вследствие индивидуального выбора, а по решению семьи, рода. Роль мигрантских сетей в процессе адаптации мигрантов велика, но ее не стоит преувеличивать. Взаимная помощь в быту и работа у своих земляков, вопреки распространенному мнению, не занимают существенного места в системе связей этнического анклава, судя по результатам обследования Института социологии РАН. Основу взаимодействия в анклаве составляет предоставление связей по обустройству на новом месте, помощь деньгами, в меньшей степени - предоставление работы и оказание услуг по хозяйству.
Единственной сферой взаимного обмена, когда мигрант не становится зависимым от земляка, является предоставление полезной информации о путях решения житейских проблем. Примерно такое же, отнюдь не первоочередное место отводится совместному отправлению культурных и религиозных традиций.
Опрошенные нами мигранты имеют очень высокий интеграционный потенциал, выраженный как в прямых вопросах об их жизненных планах, так и в косвенных вопросах об удовлетворенности социальной средой и отношениях с принимающим населением, Здесь и ниже курсивом выделена прямая речь респондентов и участников фокусгрупп.
Из 9 выборочных обследований представителей азербайджанского и таджикского меньшинств в Астрахани, Самаре и Москве, проведенных в 2005-2006 гг., в шести из них менее половины респондентов приняли решение о приезде в Россию самостоятельно. (Опрошен 1081 респондент).
Приводятся результаты исследований, проведенных в Москве в 2004 году, а также в Москве, Самаре и Астрахани в 2005 году.
властями, а также в хорошо согласованной системе представлений относительно особенностей принимающей среды и требований, которые она к ним предъявляет.
Среди азербайджанцев Москвы 49% намерены получить российское гражданство и остаться в России навсегда, Астрахани – 60%, Самары – 88%. Достаточно высоки настроения на интеграцию и среди таджиков: в Астрахани склонны остаться в России 31%, в Самаре – 67% (2005).
Мигранты, ориентированные на постоянное жительство в России, проявляют устойчивое стремление стать «коренными жителями» в новой среде (хотя бы во втором поколении), даже осознавая определенную несовместимость этого с тем, что «в семье, среди своих можно и нужно соблюдать традиции и обычаи своего народа, независимо от того, где ты живешь». Поясним на примере азербайджанских мигрантов Москвы, чьи ориентации на адаптацию мало чем отличаются от мигрантов Астрахани или Самары. Так, стремление стать «коренными москвичами» тесно связано с пониманием того, что «в Москве надо стремиться жить как все».
Азербайджанские мигранты достаточно трезво относятся к существованию барьеров между ними и москвичами: более половины опрошенных полагают, что москвичи никогда не будут считать азербайджанцев своими, однако это не мешает большинству из них полагать, что в Москве можно жить постоянно. В то же время основная часть респондентов признает, что жить надо согласно местным обычаям и традициям, а подавляющее большинство – что в общении с москвичами надо «быть как все».
Как показывают обследования, длительность пребывания в России (соответственно, накопленный опыт, социальный, культурный и материальный капитал), являются определяющими факторами успешности адаптации представителей мигрантских меньшинств.
Среди мигрантов выделяются три группы, различающиеся своими жизненными планами. Первая - укоренившиеся в России, полностью интегрированные в российский социум. («Эта страна [Россия] как родина мне, я всегда готов за нее снова служить, несмотря на возраст» (таджик-«афганец», Самара 2006); «Я один день побыл [в Азербайджане] и на следующий день - обратно. Тянет сюда. Люди другие, культура другая. Меня сюда тянет», Астрахань, 2006; «Я 8 лет здесь и даже на Родину не ездил никогда. Трое детей, и здесь родились все», (Самара, 2006). Сюда входят и те, кто осознанно стремится к интеграции, не приемля культуру и традиции посылающего общества: «Я приехал сюда, потому, что там не могу жить, культура другая». (Астрахань, 2006).
Вторая группа - прибывшие на заработки, но уже адаптировавшиеся и пересматривающие свои жизненные планы.
(«Вначале хотел заработать денег, а сейчас уже цели другие. Здесь можно жить, работать, детей воспитывать нормально, цивилизованно в ногу со временем. Хотел бы, чтобы мои дети здесь выросли, учились, воспитывались. Здесь цивилизованнее, чем у нас там [в Таджикистане]», Самара, 2006; «…есть некоторые, которые приезжают с мыслью заработать и уехать, а все равно остаются здесь», Астрахань, 2006).
Третья когорта - намеренные вернуться на родину. В основном это молодые люди, недавно прибывшие в Россию, не имеющие образования, квалификации, приехавшие исключительно с целью заработка.253 Именно эта молодежь, имеющая смутные представления о российском социальном пространстве и не связывающая свое будущее с Россией, попадая в сети мигрантской субкультуры, замыкается в своей среде.
Фактор разницы «урбанизационных потенциалов» территорий выхода и вселения мигрантских этнических общин имеет особое значение. Сложно адаптироваться к российским условиям не только таджикам или все более заметным на российских рынках труда узбекам, но и выходцам из сельской местности других государств Средней Азии, Азербайджана, республик Северного Кавказа. Важно и качество городской среды: традиции и нормы поведения, сложившиеся даже в больших городах Средней Азии, несут печать традиционного общества и кардинально отличаются от российских.
Не меньшее значение имеет и опыт этнокультурных контактов принимающего населения, тесно связанный с урбанизированностью территории. Неспроста наиболее сложная ситуация в сфере межэтнических отношений в 1990-х годах складывалась в наименее урбанизированных регионах Северного Кавказа - Краснодарском, Ставропольском краях. Интеграция мигрантов в принимающее общество в слабоурбанизированной среде идет существенно медленнее, нежели в урбанизированной; последняя сама является продуктом предшествующих миграций. Необходимо учесть также Хотя встречаются и иные: «…я все равно, по любому, хочу уехать туда, на родину, и уеду когда-нибудь туда, потому что здесь моим детям жить страшно». (Самара, 2006).
архаичность городской среды ряда регионов, с присущей ей аграрным менталитетом, особой социальной организацией - «слободизацией»
(«слобода - это в известном смысле «антигород»). Мигрантофобии и этнофобии, перефразируя С. Хантингтона, порождение столкновения цивилизаций. Столкновения городской цивилизации с развитыми социальными коммуникациями, высокой социальной мобильностью, выраженным индивидуализмом и сельской цивилизации с патриархальным, клановым, коллективистским образом жизни. Результатом такого столкновения («культурного шока»), являются, с одной стороны, сложности адаптации мигрантов, способствующие изоляции части из них от принимающего общества, с другой - специфические социальные практики, закрепляющие этот барьер.
В известной мере, вынужденная самоизоляция тех или иных мигрантских этнических общин (либо отдельных категорий мигрантов), в общественном мнении россиян трансформируется в подозрительность, обвинения в клановости, мафиозности, замкнутости. Эти настроения тем явственнее, чем более значима этнокультурная дистанция между этнической группой и местным населением. Отсутствие транспарентности связей и отношений внутри этнической общины, а также последней с властями, подпитывает подозрительность и отторжение со стороны принимающего общества.
С одной стороны, полная сепарация - стратегия общины, с другой - результат политики принимающего общества. И дело не только в бытовых, чаще всего не складывающихся отношениях между представителями общины и местным населением. Огромное значение приобретает действенность социальных, экономических, культурных институтов, призванных обеспечивать социализацию населения.
Однако в современных условиях они слабо ориентированны на социализацию мигрантов, прибывающих из других обществ.
4. Дискриминационные социальные практики Фобии, предрассудки - это мнения, психологические установки принимающего общества по отношению к мигрантам, тогда как дискриминация - это фактическое поведение по отношению к ним. Ахиезер А. Динамика урбанизации и миграция: Россия, СССР, Россия // Миграция и урбанизация в СНГ и Балтии в 90-е годы / Под ред. Ж.А. Зайончковской. М.: Адамантъ, 1999. С. 27; Глазычев В. Слободизация страны Гардарики // Иное. Хрестоматия нового российского самосознания. М., 1995. Т. 1. С. 65, 85, 87.
Гидденс Э. Социология/Научный редактор В.А. Ядов.М. : Эдиториал УРСС, 1999.
С. 237.
Социальный статус этнического мигранта становится производным от статуса данного меньшинства в системе взаимоотношений «местное население - меньшинство» и отношений между представителями разных меньшинств.
Многомерность («размытость») социального статуса иноэтничного мигранта становится скорее правилом, нежели исключением, когда он занимает одновременно разные социальные позиции в посылающем и принимающем обществах.
Дискриминатор ориентируется не на личные качества работника, а на статус меньшинства, от которого зависит стоимость труда его представителей на рынке труда. Социальные практики взаимоотношений принимающего населения и этнических меньшинств определяются предысторией формирования данной этнической группы и восприятием населением степени их интеграции.
Обследования в Поволжье свидетельствуют, что и население, и эксперты четко различают традиционные для данной местности этнические группы и мигрантские: первые воспринимаются интегрированными в социум как на индивидуальном, так и на групповом уровне. По замечанию одного из самарских экспертов, «татары, мордва, чуваши – это свои, как и русские»; «Если брать коренных жителей: мордву, чувашей – мы действительно не чужие.
Приближены к нам проживающие у нас давно армяне, грузины, часть азербайджанцев. А вот к вновь прибывающим из Узбекистана, Таджикистана, Казахстана, даже к русским, отношение не как к своим» (Самара, 2004). Аналогичные представления и о положении евреев и немцев. Иноэтничные мигранты подвергаются дискриминации в области социальных, культурных, экономических прав, однако наиболее болезненны для них практики дискриминации в сфере занятости и найма жилья: быстрота и успешность доступа на рынок труда – один из важнейших факторов успешной адаптации и интеграции. Напротив, сложности вхождения на рынок труда затрудняют аккультурацию и интеграцию мигрантов, способствуя их изоляции.
Доминирующие в российском обществе антимигрантские настроения, одобрение большинством населения административных и иных мер, препятствующих интеграции мигрантов, создают специфический фон для дискриминационных социальных практик на Приведены результаты обследований в Астраханской и Самарской областях в 2004 и 2005 гг., а также в Астраханской, Волгоградской, Оренбургской, Самарской и Саратовской областях в 2002 году.
рынках труда и жилья, получивших широкое распространение.
На рынке труда дискриминация проявляется в ограничении доступа к отдельным видам работ и сферам занятости, оплате и условиях труда.
Дискриминация на рынке труда не может быть объяснена проживания/пребывания и работы на территории региона у граждан других государств автоматически закрывает им доступ к занятости в бюджетной сфере, к рабочим местам в частном секторе, связанным с материальной и/или административной ответственностью. Имеют значение и такие объективные факторы, как недостаточный уровень образования, квалификации, знания русского языка.
В то же время отмечается предубежденность со стороны органов государственной власти и местного самоуправления против представителей некоторых меньшинств. («В налоговую, в армию, в милицию, в прокуратору не возьмут, потому что не русские»; «Нас очень не охотно берут в органы, нам не доверяют просто, … мы очень плохо представлены во власти…», Самара, 2006).
Несколько лучше ситуация на предприятиях и в учреждениях бюджетной сферы, где требования к претенденту не столь жестки (медицина, образование, ЖКХ, социальная работа и др.), однако и там возникнут трудности.
В частном секторе, по сложившемуся мнению, дискриминация менее распространена, чем в бюджетных организациях. Представители меньшинств в силу ужесточения порядка в государственных организациях выталкиваются в частный бизнес, теневую экономику:
«Малый бизнес... Люди, которые дискриминированы в других сферах, идут туда. Им деваться некуда», (Самара, 2004); «Занимаюсь на базаре. Это вынужденное. Нет места, где работать», (Астрахань, 2006); «Образование есть, опыт работы есть, просто мы не нужны, нас видят только в качестве торгаша. Рынок, торгаш - и все», (Самара, 2006).
Практически, в частном и государственном секторах, в разных отраслях, регионах действуют относительно автономные, независимые системы социальной стратификации и мобильности. По важному замечанию Т.И. Заславской, наличие таких автономных систем разрушает традиционные институты восходящей мобильности. Заславская Т.И. Социальная трансформация российского общества: деятельностноструктурная концепция. М.: Дело, 2002. С. 541.
Частный бизнес и теневая экономика становятся вынужденным уделом иноэтничных мигрантов, они же выполняют для мигрантов роль альтернативных каналов социальной мобильности. Аналогичные функции в США в свое время выполняли политическая машина и рэкет. Как писал Р. Мертон, «в этих условиях социальной структуры политическая машина выполняет существенную функцию обеспечения социальной мобильности для лиц, поставленных в неблагоприятное положение. В этом контексте даже продажная политическая машина и “рэкет” «представляют собой триумф аморальной изобретательности над морально предписываемым «поражением», когда каналы вертикальной мобильности закрыты или сужены в обществе». Однако в общественном восприятии эта вынужденность представляется как осознанный выбор, диктуемый национальной традицией: «Есть же какая-то историческая судьба у народов: ктото рыбу ловит, кто-то овощами торгует или продает, кто-то занимается наукой», (Астрахань, 2004).
Устойчиво мнение, что в силу названных причин кавказцы целенаправленно ориентированы на торговлю, сферу обслуживания, где они достаточно успешны. Выходцы из Центральной Азии также заняты в торговле, обслуживании, однако не в качестве предпринимателей, а наемных рабочих, занятых тяжелой, низкооплачиваемой деятельностью, – особенно вьетнамцы, таджики, узбеки.
В строительстве, как и на рынках, сложилась своеобразная иерархия: армянские, украинские строители как наиболее квалифицированные получают за работу меньше российских, но существенно больше, чем таджики или узбеки: «Цена рабочей силы русских строителей самая высокая, по цене дальше идут украинцы и белорусы, относительно дорогие наши [армяне]. А дальше пошли выходцы из Средней Азии, молдаване, узбеки, таджики и т.д. и вьетнамцы», (Самара, 2004).
Разница в доходах азербайджанцев и таджиков, находящихся на разных ступеньках социальной лестницы, существенна - примерно в полтора раза.259 («Азербайджанцы за эту работу не берутся, а таджики берутся, потому что там живут намного беднее», (Астрахань, 2006).
Мертон Р.К. Явные и латентные функции // Американская социологическая мысль:
Тексты / Под ред. В.И. Добренькова. М.: Международный университет бизнеса и управления, 1996. С. 456.
Обследования в Самаре и Астрахани, 2005-2006 гг.
Те мигранты, которые в силу квалификации, образования, сферы занятости не могут претендовать на достойную оплату труда, компенсируют это более интенсивным трудом. Средняя продолжительность рабочей недели мигрантов составляет от 53 до часов.260 Среди молдавских строителей в России 79% работали 12– часов и более в день.261 Особенно распространена такая практика среди мигрантов, прибывших на заработки на небольшой срок.
Исключение составляют трудовые мигранты из Средней Азии, занятые на самых тяжелых, неквалифицированных работах и нещадно эксплуатируемые; им даже за счет удлинения рабочей недели не удается выйти на средние заработки россиян.
При этом значительная часть опрошенных мигрантов живут достаточно трудно: доля респондентов, отвечавших, что «денег не хватает даже на еду, приходится постоянно брать в долг» или «хватает только на еду», варьируется в различных выборках, от 10 до 37 %.
(«…иногда мы шутим, что, если у тебя денег много, то убивают, если у тебя их вообще нет, - сам умираешь», (Самара, 2006).
Представители отдельных меньшинств, признавая этническую дискриминацию как данность, находят своеобразные формы сотрудничества в сфере занятости. Таджикские рабочие, например, получая чрезвычайно выгодный заказ на работы, которыми заняты преимущественно местные строители, передают его последним, избегая конкуренции и конфронтации: «Основная кирпичная кладка, если мне даже дадут на уровне местных (имеется в виду оплата), я не возьмусь. Это национальная политика – их работа. Я туда не лезу никогда. Если есть работа, мне дадут объем большой, я позвоню, скажу: “Саша, мне предлагают хорошую работу, огромный объем кладки. У тебя есть еще люди? Иди, ставь! Если нет, работа пропадет”», (Самара, 2005). В свою очередь, местные строители передают невыгодные заказы таджикским.
Такого рода взаимоотношения таджикских и местных строителей укладываются в объяснительную схему П. Бурдье:
«Категории перцепции социального мира являются в основном продуктом инкорпорации объективных структур социального пространства. Вследствие этого они склоняют агентов брать Принудительный труд в современной России. Нерегулируемая миграция и торговля людьми / МОТ. М.: Права человека, 2004. С. 59. Проблемы незаконной миграции в России: реалии и поиск решений (по итогам социологического обследования) / МОМ, Бюро МОМ в России. М.: Гендальф, 2004. С. 122.
Мошняга В., Руснак Г. Мы строим Европу. И не только… Кишинев: CEP USM, 2005.
С. 27.
социальный мир, скорее, таким, как он есть, к принятию его как само собой разумеющегося, нежели восставать против него и противопоставлять ему различные – даже антагонистические – возможности. Чувство позиции, как чувство того, что можно и чего нельзя “себе позволить”, заключает в себе негласное принятие своей позиции, чувство границ (“это не для нас”) или, что сводится к тому же, чувство дистанции, которую обозначают и держат, уважают или заставляют других уважать – причем, конечно, тем сильнее, чем более суровы условия существования и чем более неукоснителен принцип реальности». Для большинства таджикских временных трудовых мигрантов характерна стратегия адаптации, которую П. Сорокин определял как псевдоидеациональную и для которой характерна минимизация духовных и телесных потребностей, навязанная внешними силами. Важный аспект, выпадающий из дискуссий о дискриминации иммигрантов, - тот факт, что их труд чаще всего носит принудительный характер.264 Во всех странах трудящиеся-мигранты, особенно находящиеся на нелегальном положении, подвержены риску стать жертвой практики принудительной вербовки и занятости. В России риски многократно возрастают из-за смычки недобросовестных работодателей с правоохранительными органами, коррупции.
Задержка и невыплата заработной платы, удержание удостоверений личности или иных личных ценностей, угроза выдачи властям и депортации давно стали повседневными социальными практиками. Треть экспертов считают, что все или почти все мигранты в той или иной степени вовлечены в принудительный труд. Складывается замкнутый круг: отторжение мигрантов принимающим населением и властными структурами (наряду с Бурдье П. Социология политики / Сост., общ. ред. и предисл. Н.А. Шматко. М.: SocioLogos, 1993. С. 65–66.
Сорокин Питирим. Социальная и культурная динамика: исследование изменений в больших системах искусства, истины, этики, права и общественных отношений. СПб: РХГИ, 2000. С. 50.
Согласно статье 4 Трудового кодекса РФ, к принудительному труду относятся:
«выполнение работы под угрозой применения какого-либо наказания (насильственного воздействия), в том числе: в целях поддержания трудовой дисциплины в качестве меры дискриминации по признакам расовой, социальной, национальной или религиозной принадлежности»; «нарушение установленных сроков выплаты заработной платы или выплата ее не в полном размере; требование работодателем исполнения трудовых обязанностей от работника, если работник не обеспечен средствами коллективной или индивидуальной защиты либо работа угрожает жизни или здоровью работника».
Принудительный труд в современной России. Нерегулируемая миграция и торговля людьми / МОТ. М.: Права человека, 2004, С. 51.
объективными обстоятельствами, ограничивающими доступ мигрантов к достойному труду), формирует специфические социальные практики включения мигрантов в местные рынки труда, их функционирования на этих рынках.
Дискриминация в области найма жилья еще более выражена, чем на рынке труда. Представители мигрантских меньшинств часто сталкиваются как с ценовой, так и неценовой дискриминацией меньшим сроком найма, предоплатой на большой срок, более жесткими, формализованными условиями найма и запретами.
Практически во всех регионах России можно встретить в частных объявлениях о сдаче жилья формулировки: «только для русских», «только для русской семьи», реже - «лицам кавказской национальности не беспокоиться». Один из риэлтеров подсчитал, что из 290 арендодателей, разместивших объявления, 279 хотели сдать жилье русским; два других посредника были при мнении, что порядка 90% хотят сдать свое жилье русским (Ставрополь, 2003). В Оренбурге 60-90% арендодателей предпочли бы иметь дело со славянами (2002, опрос пяти риэлтерских агентств).
Опытное обследование ситуации на рынке жилья путем обращения к арендодателям подтвердило наличие устойчивых предубеждений против сдачи жилья кавказцам, выходцам из Средней Азии, а также цыганам. В трети попыток найма жилья, предпринятых волонтерами, зафиксирован отказ по национальному признаку, причем чаще отказывают выходцам с Кавказа (Астрахань, 2004).
Отсутствие равных возможностей доступа к найму жилья для представителей разных этнических групп становится одним из факторов формирования этнических ареалов расселения. В настоящее время такие процессы идут преимущественно вблизи крупных торговых точек и других мест массовой занятости иноэтничных мигрантов. По мнению О. Вендиной, «вымывание» из районов города, концентрирующих наиболее острые социальные, жилищные и экологические проблемы, представителей среднего класса, с последующим их замещением экономическими иммигрантами, Анализировались 16,7 тысяч объявлений о сдаче жилья и 9,4 тысячи объявлений о найме жилья в газетах бесплатных объявлений в 20 городах России в 2002-2004 гг.
Особенно высока доля объявлений, фиксирующих предубежденность арендодателей к представителям отдельных национальностей среди «диких» объявлений, расклеиваемых в общественных местах. Среди тех, кто ищет жилье таким путем, до половины съемщиков указывают свою национальность. Более подробно см.: Мукомель В.И.
Миграционная политика России: постсоветские контексты, С.234-240.
провоцирует формирование ареалов компактного расселения этнических групп. Реалистичность осуществления такого прогноза значительно выше на окраине, чем в центре или других престижных районах, т.к. «представители верхних страт общества из числа национальных меньшинств предпочтут близкую им социальную, а не этническую среду». Появление культурно различающихся новообразований в городской среде, неизбежных при массовом притоке мигрантов, причем в специфических районах города, воспринимается населением принимающей стороны как оккупация, посягательство на свою исконную жизненную среду. Если не предпринимать усилий по аккультурации приезжих, их «культурному растворению» в новой городской среде обитания (на уровне повседневной культуры взаимодействия в публичной сфере), то этническая нетолерантность будет только усиливаться и, более того, приводить к фундаментализации этнокультурных ценностей как принимающей стороны, так и мигрантов.
Социальная исключенность мигрантов, являющихся гражданами других государств, усугубляется их бесправием.
Социальные и экономические права достаточно внятно регламентируются законодательством лишь для немногочисленных беженцев и лиц, получивших временное убежище.
Однако правовой статус подавляющей части мигрантов не урегулирован. Из-за несовершенства законодательства, отсутствия четких процедур правоприменения, до 90% мигрантов не имеют разрешения на временное пребывание и/или занятие трудовой деятельностью. Социальные права этих незаконных мигрантов сводятся, по существу, к праву на экстренную медицинскую помощь и школьному образованию для их детей.
5. Специфика исторического опыта и общественного Представления и властей, и населения о миграционных процессах и возможностях их регулирования во многом базируются на опыте, обретенном во времена «железного занавеса». Закрытость советского общества, отсутствие укоренившихся традиций иммиграции в России последних полутора столетий, самым пагубным образом сказываются сегодня на отношении к мигрантам со стороны принимающего населения, самой тональности и направлений Вендина О. Мигранты в Москве: грозит ли российской столице этническая сегрегация? / Общая ред. Ж. Зайончковской. М., 2005. С. 78.
российских дискурсов о миграционной политике, в которых преобладают алармистские настроения.
Советским опытом навеяны и устоявшиеся устаревшие представления о действенности административных мер, механизмов и инструментов, работавших в другой стране и в другое время. Отсюда – и постсоветский синдром доминирования политических и административных соображений над экономическими, предпочтение, отдаваемое решению конъюнктурных задач в ущерб долгосрочным.
Зачастую те или иные шаги в области миграционной политики диктуются неоимперским мышлением, при этом клиополитические и геополитические представления часто доминируют над социальноэкономическими.
В российских дискурсах об отношении к мигрантам и миграционной политике отражаются и коллективистские представления, и политизированность мышления, идущие от советских времен. (Треть опрашиваемых россиян чувствовали себя в 2003 году «советским человеком» постоянно, еще 28% - иногда). Представления о доминирующей роли государственных интересов (в ущерб групповым и личным) являются базовыми:
отношение к мигрантам основывается, в первую очередь, на абстрактных соображениях о государственной необходимости.
Политизированность мышления сочетается с крайне неразвитым экономическим мышлением: для большинства россиян, как свидетельствуют опросы, политические аргументы и слабо артикулированные страхи более актуальны, чем экономические аргументы, а соображения личной выгоды от притока мигрантов отходят на второй или даже третий план.
Давние традиции имеет упрощенческий взгляд на социальные процессы, восприятие населением и властями сложных социальных процессов в черно-белом свете. (В Интернете представлены сотни страниц публикаций и дискуссий на тему: «Миграция: благо или зло для России?»).
представления о жесткой экономической детерминированности миграционных процессов, о мотивации к миграции с позиций рационального выбора индивидуума. Недооценка социальных факторов принятия решения об эмиграции, новых условий развития Юрий Левада. «Человек советский»: четвертая волна. Рамки самоопределения // «Вестник общественного мнения», 2004, N 3 (71), С. экономики России, формирующей устойчивый спрос на иммигрантский труд, сочетается с преувеличением возможностей регулирования миграционных потоков.
Отсюда - и стремление к поиску чудодейственных простых решений: «поднять рождаемость, тогда обойдемся без иммигрантов», «платить достойно местному населению, механизировать труд – и не будет нужды в «гастарбайтерах». Отсюда - и непонимание иллюзорности таких подходов: социальные процессы имеют свою природу, с которой нельзя не считаться.
В обществе доминирует с досоветских времен представление о целесообразности, которая может быть превыше Закона. Особенности правосознания россиян наиболее ярко выражают русские народные пословицы. Отсюда - и кардинально отличное отношение в России и на Западе к представителям Закона, к правоохранительным органам.
МВД, структурным подразделением которого является Федеральная миграционная служба, не пользуется ни авторитетом, ни доверием россиян, лидируя в списке властно-административных учреждений и организаций, ущемляющих законные интересы граждан. Россиян отличает крайне низкий уровень доверия ко всем службам, входящим в состав МВД: 65% россиян не доверяют милиции, среди стран Восточной Европы уровень недоверия выше только в Украине - 75%; в США и Западной Европе большинство населения полиции доверяют. правоприменительной практикой, традиционный для российского общества («судить по закону, или по понятиям?»). 272 При таком отношении к Закону российских граждан, а властей к правоприменению, достаточно сложно обеспечить законопослушность иммигрантов, работодателей, населения.
В российских традициях недоверие к судебной системе, трактовка Закона как нежеланного препятствия: «Закон что столб: не перескочишь, так обойдешь», «Закон дышло: куда хочешь, туда и воротишь», «То-то и закон, как судья знаком!», «Законы святы, да судьи крючковаты», «Не бойся закона, бойся законника (судьи)», «На людей законы, а на себя рассуждение», «Закон не кол: не обтешешь!».
Лев Гудков, Борис Дубин, Анастасия Леонова. Милицейское насилие и проблема «полицейского государства» // «Вестник общественного мнения», 2004, N 4 (72), июльавгуст, С.33.
Лев Гудков, Борис Дубин. Приватизация полиции // «Вестник общественного мнения», 2006, № 1 (81), январь-февраль.
В России законодательство формировалось «сверху», не всегда учитывая сложившиеся традиции социальных отношений, культуру и общественную мораль.
Специфические проблемы российского правосознания подчеркивает то обстоятельство, что сами работники правоохранительных органов склонны трактовать Закон весьма вольготно: в Ростовской и Челябинской областях более половины опрошенных милиционеров считали, что мигрантов надо наказывать более строго, чем местных. 273 Что, кстати, и незаконно практикуют:
медики считают, что чаще всего жертвами насилия работников МВД становятся именно мигранты. Огромную роль играют социокультурные особенности ведомственной разработки и реализации миграционной политики:
специфика воспитания, образования, правил и норм поведения, распределения компетенций внутри ведомства и групповых предпочтений накладывает отпечаток на особенности группового мышления государственных служащих.
Многие нюансы российских дискурсов, общественных настроений по отношению к мигрантам, не могут быть поняты без учета слабости институтов гражданского общества, неразвитости гражданского самосознания и отсутствия традиций гражданского контроля в России. Опыт россиян - это опыт подданных, но не граждан-налогоплательщиков.
В России и на Западе совершенно разные традиции политической культуры: разные представления о том, что приемлемо и прилично в публичной сфере, в публикациях СМИ и действиях властей, иное отношение к репутации и ответственности - как личности (особенно человека публичного), так и социального института. Экспансия культуры цинизма становится серьезной проблемой социального развития.
В России, в отличие от развитых стран Запада, не сложились традиции социального диалога, способного оградить политику в области миграции от популистских политических требований, помочь в формировании эффективной политики, пользующейся всеобщей поддержкой.
6. Социальные последствия исключенности мигрантов Дискриминация тесно связана с этносоциальной стратификацией: отношения местного населения и различных групп Трудовая миграция в России: проблемы работы органов внутренних дел (результаты научных исследований). Ростов-на-Дону: Тера, 2005, С.55, Опрос Левада-Центра в июне 2004 г. медперсонала (619 человек) в 42 городах страны (Лев Гудков, Борис Дубин, Анастасия Леонова. Милицейское насилие и проблема «полицейского государства», С.42).
этнических мигрантов определяются взаимными представлениями об «этнической иерархии». Причем этническая стратификация включает не только этническую иерархию, но и способы воспроизведения этого неравенства, передачи его от поколения к поколению, а также восприятие обществом, социальную оценку рассматриваемых этнических различий. В России сегодня выстраивается четкая иерархия этнических групп: русские и представители традиционных для России меньшинств) / представители нетрадиционных, мигрантских меньшинств. Среди последних, в свою очередь, существует иерархия, на вершине которой представители кавказских меньшинств, внизу – выходцы из среднеазиатских государств, ЮВА, других развивающихся стран.
Социальный статус этнического мигранта становится производным от статуса данного меньшинства в системе взаимоотношений «местное население – меньшинство» и отношений между представителями разных меньшинств. Такая этносоциальная стратификация не является спецификой России. Так, П. Бурдье прямо увязывает стратификацию со стажем иммиграции: «этнические объединения сами находятся в иерархизированном, по меньшей мере в общих чертах, социальном пространстве (например, в США их положение зависит от стажа иммиграции для всех, за исключением черных)». В обществе идет процесс стратификации этнических групп, выстраивания их иерархии, как и иных социальных групп, когда представителям мигрантских меньшинств отведена вполне определенная социальная ниша. Ни большинство, ни традиционные для России национальные меньшинства, ни власти не приветствуют попытки мигрантов покинуть эту нишу.
Ограниченные возможности социальной мобильности мигрантов затрудняют их аккультурацию и, тем более, интеграцию.
Как подчеркнул один из экспертов, «образцы, которые берутся на вооружение, обусловлены той непосредственной микросредой, в которой варится данный индивидуум, данная группа… Вульгарная Р.Р. Галлямов. Этносоциальная стратификация общества: теоретические подходы и концептуальная модель // Междисциплинарные исследования в контексте социальнокультурной антропологии / Отв. ред. М.Н. Губогло. Ин-т этнологии и антропологии РАН. - М.: Наука, 2005, С.193.
Бурдье П. Социология политики / Сост., общ. ред. и предисл. Н.А. Шматко. М.: SocioLogos, 1993. С. 61.
среда накладывает отпечаток на человека, не привыкшего к городскому образу жизни. Это … создает новые дистанции»
(Москва, 2003).
Складывается замкнутый круг: отторжение мигрантов принимающим населением и властными структурами (наряду с объективными обстоятельствами, ограничивающими доступ мигрантов к достойному труду), формирует специфические социальные практики включения мигрантов в местные сообщества, провоцирующие сегрегацию мигрантских меньшинств, в т.ч.
формирование территориальных анклавов. В свою очередь, слабая адаптация отдельных мигрантских меньшинств к принимающему обществу, расцениваемая населением как нежелание уважать принятые нормы и традиции, вновь и вновь запускает маховик дискриминации и сегрегации.
Устранение дискриминации - важное условие социальной адаптации мигрантов, перевода части социокультурных различий между мигрантами и принимающим населением из разряда «значимых» в «незначимые», повышения социальной мобильности этнических мигрантов.
В противном случае неизбежна институционализация этносоциальной стратификации. Для этого имеются все основания:
этносоциальная стратификация становится практически единственной основой кооперации принимающего населения и этнических мигрантов.
Социальная конвенция, основывающаяся на такой стратификации, может быть относительно эффективна в краткосрочной перспективе, однако, не отвечает долгосрочным целям развития российского общества, т.к. специфическим образом канализируя общественные коммуникации и социальные связи, видоизменяя социальные ценности, трансформирует базовые общественные институты.
Социальные последствия идущих социальных процессов вызывают тревогу. Во-первых, социально-экономическая дискриминация, этносоциальная стратификация и сепарация иноэтничных мигрантов поддерживают и воспроизводят этническую идентичность в ущерб гражданской, становясь серьезным препятствием формирования гражданского общества.
Во-вторых, этносоциальная стратификация и сегментация общества по этническому основанию, практики использования общественные устои.
В-третьих, сепарация иноэтничных мигрантов, формирование субкультурных мигрантских анклавов в принимающей среде, в т.ч.
территориальных анклавов, становится проблемой, угрожающей социально-экономической и политической стабильности, особенно на локальном уровне.
В-четвертых, этническая дискриминация постепенно распространяется на всех представителей данного мигрантского меньшинства - включая имеющих российское гражданство.
В-пятых, этническая дискриминация непосредственно угрожает функционированию базовых социальных институтов. Особенно опасны угрозы деградации государственной службы, армии, правоохранительных органов, судебной системы, институтов семьи, образования и др.
Сегодня формируется весьма специфическая социальная модель современного российского общества.277 В России воссоздаются контуры сегрегированного общества, несовместного с конституционными основами государственного устройства Российской Федерации и не имеющего исторической перспективы.
Негативные последствия дискриминационных практик не сводятся к внутрироссийским и способны самым пагубным образом сказаться на положении российских соотечественников. 7. «Новая миграционная политика»: надежды и Реформирование миграционной политики в 2005-2006 гг. шло в нескольких направлениях: пересмотре ее концептуальных основ;
либерализации процедур получения иностранцами разрешения на пребывание (проживание) и занятие трудовой деятельности на территории России; государственной поддержке переселения русскоязычного населения из стран СНГ и Балтии, упрощении для Под моделью понимается складывающаяся или уже сложившаяся система отношений между социальными группами (стратами), основанная на различных взаимосвязях статусных позиций этих групп: экономических, политических, социокультурных и т.д.
(Социальная стратификация российского общества / Отв. ред. проф. Голенкова З.Т.
Институт социологии РАН. - М.: «Летний сад», 2003, С.7).
Из фокус-группы с азербайджанцами: «Если меня отсюда выгонят, туда поеду, дядю Сашу попрошу, скажу - иди, езжай - там [в России] живи, а мне отдай землю».
(Астрахань, 2006).
них процедур натурализации.
Летом 2006 года был принят соответствующий пакет федеральных законов,279 утверждена Государственная программа содействия добровольному переселению соотечественников, пересматривается Концепция государственной миграционной политики.
Принятые законодательные меры, должные заработать в начале 2007 года, поистине революционны: регистрация временного пребывания иностранцев и получения разрешения на работу становятся уведомительными, а не разрешительными процедурами, доступ для иммигрантов на российские рынки труда не ставится в зависимость от работодателя, как раньше, облегчаются процедуры натурализации соотечественников. Однако, во-первых, принятые нормативные правовые акты носят рамочный характер и требуют принятия подзаконных актов, регламентирующих процедурные вопросы, во-вторых - чрезвычайно важно их правоприменение.
«Новая миграционная политика» затрагивает три категории мигрантов: временных трудовых мигрантов из стран СНГ, которым облегчается доступ к рынкам труда и регистрации пребывания;
иммигрантов, для которых существенно либерализованы процедуры получения разрешения на проживание; соотечественников, которым предусмотрены льготы при репатриации.
«Расчистка» каналов доступа на российские рынки труда одновременно для «гастарбайтеров», иммигрантов и репатриантов, неравномерно пополняющих этносоциальные страты и социальноэкономические ниши на локальных рынках труда, самым серьезным образом скажется на изменении внутриполитической обстановки на региональном уровне. (В условиях всеобщего дефицита трудовых ресурсов в России и конкуренции за них территорий, мигранты будут стремиться в наиболее благополучные регионы, причем «гастарбайтеры» - в регионы, где можно заработать, иммигранты - в регионы с наилучшими условиями жизни. Сложнее с репатриантамисоотечественниками: государство стремится направить их в стратегически важные регионы Сибири и Дальнего Востока, вопреки их предпочтениям). Неизбежная разбалансировка существующих схем согласования интересов этносоциальных групп, взаимодействия с Федеральный закон «О миграционном учете иностранных граждан и лиц без гражданства в Российской Федерации», внесены изменения и дополнения в федеральные законы о гражданстве и правовом положении иностранных граждан и лиц без гражданства и др.
властями, приведет к появлению новых политических фигур и акторов.
Ни власти, ни население принимающих территорий, не заинтересованы в таком развитии событий.
Идеология новой миграционной политики игнорирует ключевой момент - проблемы социальной адаптации мигрантов. Явно недооценивается роль политики интеграции, направленной на преодоление негативных последствий этносоциальной стратификации и сегрегации иммигрантов, их социальной исключенности, угрожающих существованию российского общества.
На местах сознают, что процесс интеграции не может ограничиваться предоставлением равных возможностей (тем более, льгот) мигрантам. Что предотвращение социального взрыва неизбежного, если приезжие будут иметь преференции перед принимающим населением, - требует кропотливой работы по воспитанию взаимной толерантности переселенцев и местных жителей280.
Нежелание властей ухудшать условия жизни местного населения за счет приезжих, нежелание и неготовность населения принимать переселенцев, боязнь усиления напряженности и конфликтов между властями и населением, приезжими и местными основания для вероятного саботажа «новой миграционной политики»
на местах.
аккультурации, выходят на первый план. Только на основе политики интеграции, возможно преодоление негативных последствий этносоциальной стратификации и сегрегации иммигрантов, их социальной исключенности, угрожающих существованию российского общества.
Первоочередной задачей становится разработка и совершенствование процедур селективного привлечения иммигрантов и трудовых мигрантов с учетом их квалификации, образования, возможностей адаптации, странам происхождения и других критериев.
Как и любой другой вызов, иммиграция, в известной мере, угрожает социальной стабильности в ближайшем будущем. Однако ей нет альтернативы. Необходимость учета общественных настроений, Толерантность - залог стабильности // Дальневосточные бизнес-вести, N 10 (49), октябрь 2006, С. особенностей общественного сознания, сложившейся институциональной структуры, не означает безусловного соподчинения миграционной политики, ее жесткой обусловленности вышеназванными внешними условиями. Изменения общественного сознания и институциональной структуры – процесс долгосрочный. В то же время стоящие перед страной вызовы слишком серьезны. Социальная политика, каковой и является миграционная политика, не может удовлетворить интересы всех заинтересованных групп и слоев общества. По справедливому замечанию Л.И. Якобсона, «успешная социальная политика - не “дама, приятная во всех отношениях”, а комплекс мер, положительные последствия которых перевешивают отрицательные с точки зрения эффективности и справедливости. Находить баланс, разумеется, трудно, а если не замечать издержек… и противодействующих интересов…, то вообще невозможно». Учитывая общественные настроения, для федеральных властей крайне затруднительно одновременно проводить политику привлечения иммигрантов и политику противодействия ксенофобии, однако реализация политики интеграции обречена на провал, если не будет развернута соответствующая кампания противодействия ксенофобии и мигрантофобии.
Научная мысль не всегда успевает отслеживать встроенность миграций в реальные социальные контексты, соотнести их с процессами трансформации российского общества и отдельных его институтов в условиях глобализации. Остается много неясных и дискуссионных вопросов относительно:
- целеполагания миграционной политики, оценки вызовов и угроз, проистекающих из альтернативных сценариев миграционной политики;
По замечанию Е.Ясина и А.Яковлева, «опыт XX столетия показывает, что для значимых изменений институциональной структуры, включая неформальные институты и социальные практики, даже при благоприятных обстоятельствах требуется как минимум 30-40 лет» [выделено авторами] - Е.Ясин, А.Яковлев.
Конкурентоспособность и модернизация российской экономики. Начало проекта.- М.:
ГУ ВШЭ, 2004, С.37.
Якобсон Л.И. Институты социальной политики: от «мягкости» к достижимым изменениям // Модернизация экономики и выращивание институтов: в 2 кн. / Отв. ред.
Е.Г. Ясин. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2005. Кн. 2. С. 10.
- влияния миграционных процессов, дискурсов о миграции и социальных практик на функционирование социальных институтов, особенно базовых;
- стратегий адаптации и интеграции иммигрантов, адекватных социокультурным условиям принимающих и посылающих обществ, а также составу мигрантов;
- механизмов и инструментов политики по отношению к мигрантам;
- социальной и экономической эффективности миграционной политики;
- возможности использования западного опыта миграционной политики и интеграции иммигрантов.
Ощущается острая нехватка конкретных исследований в области социальных практик, стратегий адаптации и интеграции мигрантов, их социальной мобильности, функционирования мигрантских сетей, взаимоотношений различных мигрантских этнических групп на рынке труда, дискриминации мигрантов и этносоциальной стратификации, экономики миграций, оценки масштабов иммиграции и присутствия временных трудовых мигрантов на российских локальных рынках труда.
Адаптация трудовых мигрантов, интеграция иммигрантов становится социально значимой проблемой, выходящей за рамки собственно миграционной политики. Неверная оценка последствий принимаемых решений может слишком дорого стоить обществу и государству. Возможно, первоочередной задачей становится отработка механизмов социологического сопровождения, мониторинга миграционных процессов, складывающихся социальных практик, эффективности действующего законодательства и его правоприменения.
ПРАВОВЫЕ АСПЕКТЫ МЕЖДИСПЛИНАРНОГО ИЗУЧЕНИЯ
МИГРАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ
Приоритеты сегодняшнего дня требуют от нас комплексного и взвешенного подхода к проблемам миграции, в отличие от тех стихийных действий, которые предпринимались в начале 90-х годов по отношению к огромному потоку бывших соотечественников, прибывающих в Российскую Федерацию. К настоящему моменту, по статистике ООН, в нашей стране насчитывается более 12 млн. иммигрантов. Безусловно, это, прежде всего, трудовая миграция, и только потом статусные категории, такие, как вынужденные переселенцы и беженцы. Глава ФМС России К. Ромодановский в одном из своих интервью указывает, что «общее число легально работающих по результатам 2005 года тыс. человек». Для периода 2006 года он приводит цифру в 1млн. 300 тыс. законно работающих мигрантов. Одновременно, глава ФМС говорит о том, что его ведомство оценивает количество пребывающих в РФ нелегальных мигрантов в 10,2 млн. человек. Соответственно, настоящее и ближайшее будущее российской миграционной политики приема направлено на предотвращение незаконной миграции, а, точнее говоря, деятельности недокументированных трудовых мигрантов, приезжающих в РФ на заработки. Представляется, что исследовательская деятельность мигрантологов и поддержка со стороны третьего сектора будут в ближайшее время ориентированы на такие явления, как траффик, незаконный наем людей, отсутствие виз и проездных документов, международные каналы переправки мигрантов, социальные гарантии для трудящихся-мигрантов. Все это - реалии современных процессов миграции.Для того, чтобы владеть понятийным аппаратом современного миграционного права, необходимо уточнить основные направления его изучения и преподавания.
Правовое регулирование миграционных процессов представляет собой одно из самых сложных направлений и в плане изучения, и в плане преподавания. Указанная дисциплина берет свое начало в «Новых граждан в Россию надо звать не уговорами, а рублем», Комсомольская Правда, 29.12.2006, С.17.
западной отрасли международного права, называемой Refugee Law (право беженцев). Право беженцев возникло еще с созданием первых международно-правовых документов по защите прав мигрантов во времена Лиги Наций. Знаменательно, что первым таким документом стала резолюция по статусу русских беженцев 1921 года. С принятием в 1951 году уже в системе ООН Конвенции о статусе беженцев и в 1967 году Протокола, касающегося статуса беженцев, Refugee Law обрело универсальную основу для последующего совершенствования.
Напомним определение понятия «беженец», которое было в ней сформулировано.
«В настоящей Конвенции под термином «беженец»
подразумевается лицо, которое … в силу вполне обоснованных опасений стать жертвой преследования по признаку расы, вероисповедания, гражданства, принадлежности к определенной социальной группе или политических убеждений находится вне страны своей гражданской принадлежности и не может пользоваться защитой этой страны или не желает пользоваться такой защитой вследствие таких опасений; или, не имея определенного гражданства и находясь вне страны своего прежнего обычного местожительства в результате подобных событий, не может или не желает вернуться в нее вследствие таких опасений».
Пункт А 2 Конвенции 1951 года о статусе беженцев международного права получают в процессе ратификации документов, имеющих обязательную силу, либо в процессе долгой и устойчивой практики применения, называемой международным обычаем.
Практически каждое государство-участник Конвенции 1951года дополнило ее положения своим национальным иммиграционным законодательством. Эта практика имеет место и в Российской Федерации, которая, присоединившись к Конвенции и Протоколу, приняла федеральные законы о беженцах и вынужденных переселенцах, свободе передвижения и выборе места пребывания и жительства, правовом положении иностранных граждан, миграционном учете.
«Беженец это лицо, которое не является гражданином РФ и которое в силу вполне обоснованных опасений стать жертвой преследования по признаку расы, вероисповедания, гражданства, национальности, принадлежности к определенной социальной группе или политических убеждений находится вне страны своей гражданской принадлежности и не может пользоваться защитой этой страны или не желает пользоваться такой защитой вследствие таких опасений; или, не имея определенного гражданства и находясь вне страны своего прежнего обычного местожительства в результате подобных событий, не может или не желает вернуться в нее вследствие таких опасений».
Пункт 1.1 статьи 1 Федерального Закона РФ о беженцах Кроме того, Федеральным Законом 1994 года № 40-ФЗ ратифицировано Соглашение стран СНГ о помощи беженцам и вынужденным переселенцам, которое также включает норму, определяющую понятие «беженец».
«Для целей настоящего Соглашения беженцем признается лицо, которое, не являясь гражданином Стороны, предоставившей убежище, было вынуждено покинуть место своего постоянного жительства на территории другой Стороны вследствие совершенного в отношении него или членов его семьи насилия или преследования в иных формах либо реальной опасности подвергнуться преследованию по признаку расовой или национальной принадлежности, вероисповедания, языка, политических убеждений, а также принадлежности к определенной социальной группе в связи с вооруженными и межнациональными конфликтами».
о помощи беженцам и вынужденным переселенцам Правильнее будет сказать, что в настоящее время Конвенция 1951 года остается моделью для приема лиц, ищущих убежища, государствами на их территории. Ее правовой инструментарий достаточно сложен для понимания, многие нормы тесно привязаны к волеизъявлению принимающего государства, социальные гарантии беженцев прописаны в достаточно общей форме. Но, несмотря на многочисленные попытки международного сообщества кодифицировать Refugee Law применительно к современным условиям и создать новые документы, Конвенция 1951 года продолжает оставаться единственным правовым компромиссом универсального уровня по защите беженцев. Это во многом объясняется сложностью достижения согласованного и единого мнения среди государств-участников. В этом смысле, ситуация массового насильственного перемещения людей, сложившаяся в годы второй мировой войны, обусловила консолидацию западных стран в вопросе признания статуса беженцев и предоставления им минимальных гарантий защиты.
В современном мире государства разделены на принимающие и посылающие мигрантов. Если говорить о странах приема, то западноевропейское иммиграционное право построено на основе Шенгенских Соглашений. Можно определить Шенгенскую систему правового регулирования иммиграции как международную региональную систему. Она содержит нормы, унифицирующие процедуру предоставления убежища на территории стран-участниц.
«1. Договаривающиеся стороны обязуются рассматривать любое ходатайство о предоставлении убежища, поданное иностранцем на территории любой из них.
2. Это обязательство не требует, чтобы Договаривающаяся сторона разрешала каждому заявителю въезжать или оставаться на ее территории.
Каждая Договаривающаяся сторона сохраняет за собой право отказать во въезде заявителю, ходатайствующему о предоставлении убежища, или выслать его в третье государство на основании своих национальных законов и в соответствии со своими международными обязательствами.
3. Независимо от того, какой Договаривающейся стороне иностранец направляет ходатайство в предоставлении убежища, за рассмотрение такого ходатайства отвечает только одна Договаривающаяся сторона».
о постепенной отмене контроля на общих границах Итак, мы переходим к другой глобальной отрасли уже национального законодательства, которая именуется иммиграционным правом (Immigration Law). Как правило, она включает в себя нормы, определяющие:
- общие правила въезда, пребывания и выезда с территории государства;
- различные типы виз;
- правовое положение отдельных категорий иностранных граждан и особенности их пребывания;
- порядок получения вида на жительство и обращения за приобретением убежища или статусом беженца;
иммиграционных властей;
- типы миграционных документов и порядок их выдачи и замены.
Таким образом, можно сказать, что каждое государство обладает собственной системой иммиграционного права, которую оно формирует, исходя из своих потребностей и интересов миграционной политики. Обычно Refugee Law является частью этой системы, так как большинство государств не применяет напрямую нормы международного права, предпочитая инкорпорировать их в национальную правовую сферу. Очевидно, что государство всегда будет стремиться к разумному балансу между обычной (прием на обучение, трудовая занятость, туризм) и вынужденной иммиграцией.
«Ничто … не должно толковаться как узаконивающее незаконное проникновение иностранца в государство и его присутствие в государстве; ни одно положение не должно также толковаться как ограничивающее право любого государства принимать законы и правила, касающиеся въезда иностранцев и условий их пребывания, или устанавливать различия между его гражданами и иностранцами. Однако такие законы и правила должны быть совместимы с международно-правовыми обязательствами, принятыми на себя этим государством, включая обязательства в области прав человека».
Учитывая, что Refugee Law относится к такой области, как международное право прав человека (International Human Rights Law), понятно, почему Конвенция 1951 года была принята западными странами с таким единодушием: в ней закреплялись основные права индивидов, не пользующихся в силу опасения преследования защитой со стороны собственного государства. Эта позиция совпадает с п.1 статьи 14 Всеобщей Декларации прав человека, который гласит:
«Каждый человек имеет право искать убежище от преследования в других странах и пользоваться этим убежищем».
Позже другая норма, уже имеющая обязательную силу, была сформулирована в ч. 2 ст. 12 Международного Пакта о гражданских и политических правах: «Каждый человек имеет право покидать любую страну, включая свою собственную». Наконец, ч. 1 ст. 1 Декларации о территориальном убежище 1967 года говорит о том, что «убежище, предоставляемое каким-либо государством в осуществлении своего суверенитета лицам, имеющим основание ссылаться на ст. Всеобщей Декларации прав человека, должно уважаться всеми другими государствами». Помимо этого, п. 1 ст. 2 указанной Декларации устанавливает, что положение таких лиц «должно являться без ущерба для суверенитета государств и целей и принципов ООН предметом заботы международного сообщества».
Итак, международное право встает на защиту индивида в том случае, если государство, к гражданству которого он принадлежит, не может или не желает брать его под свое покровительство.