«ТРАДИЦИЯ Материалы семинара Религиоведение / Традиционализм Выпуск №1 МГУ 2012 ББК 87.2 Т 65 Печатается по решению кафедры социологии международных отношений социологического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова Главный ...»

Центр Консервативных Исследований

Кафедра Социологии Международных Отношений

Cоциологического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова

ТРАДИЦИЯ

Материалы семинара

Религиоведение / Традиционализм

Выпуск №1

МГУ

2012

ББК 87.2

Т 65

Печатается по решению кафедры социологии международных отношений социологического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова Главный редактор Профессор социологического факультета МГУ, д. пол. н., д. соц.

н. А. Г. Дугин Редактор-составитель Н. Сперанская Научно-редакционная коллегия Д. ист. н. В. Э. Багдасарян, д. филос. н. И. П. Добаев, к. ю. н В. И. Карпец, д. соц. н. А. К. Мамедов, к. филос. н. Н. В. Мелентьева, д. филос. н. Э. А. Попов, к. филос. н. В. В. Черноус, Альберто Буэла (Аргентина), Матеуш Пискорски (Польша), Пшемыслав Серадзан (Польша), Тиберио Грациани (Италия), Флавио Гонсалес (Португалия) ББК 87. Традиция (вып. 1). Материалы семинара ЦКИ религиоведения/традиционализм. [под. ред. А. Г. Дугина; Ред.-сост. Н. Сперанская]. – М.: Евразийское движение, 2012. – 174 с., ил.

ISSN 2227- ББК 87. © авторы © Иллюстрация на обложке Н.Сперанская ISSN 2227- Оглавление Вступительное слово.................................. Семинар № 1. Православие в ситуации Постмодерна:

границы и формы компромисса с миром Антихриста........ Семинар № 2. Актуальность традиционализма в XXI веке... Семинар № 3. Социология русского раскола.............. Семинар № 4. Лиминальная социология сакрального..... Приложение........................................ Вступительное слово Семинар Традиция А.Дугин Метаязык Традиции Семинар Традиция В данном сборнике представлены тексты докладов и материалы дискуссий участников семинара «Традиция», регулярно проходящего в рамках работы «Центра Консервативных Исследований» социологического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова. Здесь собраны доклады за осенний семестр 2010 года.

Семинар изначально задумывался как посвященный вопросам и темам, относящимся к сфере сравнительного религиоведения, богословия, философии и социологии религии, традиционализма. Основные направления обсуждаемых на семинаре проблем лежат в общем русле других семинаров – «Левиафан» (геополитика), «Четвертая Политическая Теория» (политология/идеология) и «Деконструкции» (философия/социология/Постмодерн).

Вступительное слово Семинар «Традиция» рассматривает проблемы социологии религии, языка религиозных догматов, а также мифов и символов, лингвистические, логические и исторические аспекты религиозного дискурса.

В центре внимания семинара «Традиция» находятся следующие темы:

Семинар Традиция Семинар «Традиция» ставит акцент на структурном анализе религиозных доктрин и феноменов, соотносит их с различными парадигмами общества и пытается обнаружить и описать семантические сдвиги при смене этих парадигм. Будучи сущностно социальным явлением, религия интегрирована в общество, и поэтому до определенной степени затрагивается его трансформациями.

Исследование этих вопросов стоит в центре внимания участников семинара. Особое значением при этом уделяется философии традиционализма, которая представляет собой уникальный инструментарий, своего рода метаязык, оптимально подходящий для корректного и глубокого анализа религиозной и религиозно-социологической проблематики.

Руководитель Центра Консервативных Исследований социологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова Дугин А.Г. (д.п.н.) Семинар №1 Православие в ситуации Постмодерна Семинар Традиция Православие в ситуации Постмодерна: границы и формы компромисса с миром Антихриста • Православие и постмодерн • Церковь в эпоху Постмодерна • Сетевое православие: издержки "подключенности" • Старообрядчество в Постмодерне • Библейские тексты в рамках парадигм Модерна и Постмодерна: проблемы автора, читателя и смысла • Православие в Постмодерне:

освоение новых правил игры • Единоверие как проект Семинар №1 Православие в ситуации Постмодерна Директор Центра Консервативных Исследований Церковь мыслится как единая и неизменная субстанция, которая сохраняет свою самотождественность, и «врата адовы не одолеют ее»

до последнего момента. Сущность Церкви не меняется на протяжении от Пятидесятницы до Конца Мира, но радикально меняется социальная среда, в которой Церковь пребывает. Христианство учит, что время имеет начало и будет иметь конец. Эти положения являются неотъемлемой частью христианского мировоззрения. Кто не верит в конец света, и более того, в близкий конец света (ибо Христос сказал: «Близ есть при дверех») не Семинар Традиция может именоваться христианином.

Есть три стадии существования новозаветной Церкви:

1. Катакомбный, когда Церковь является гонимой, церковь находится в условиях, нехристианской, языческой, а зачастую и антихристианской социальной ситуации. Церковь отстаивает свои идеалы в чуждой среде, и ее идеалом является мученичество за исповедание Христа Богом.

2. Имперский. Уже в начале первого периода апостол Павел в своем Втором Послании к Фессалоникийцам, говорит взят от «среды» (). Это было истолковано Иоанном Златоустом, как указание на фигуру Императора и на то, что империя примет Христианство. Катехон отождествляется с Императором, а Император по принципу метонимии уравнивается с Империей.

Длится практически 1000 лет. Это время, когда сатана был скован православной империей. Идеал – праведник, соблюдающий кодекс правил гражданина православной империи.

Эти идеи были утверждены религиозно и социально. Симфония властей, Патриарха и Императора, явилась залогом катехонической достоверности осуществляющегося Православного Царства. Падение Константинополя поставило вопрос об изъятии удерживающего от среды.

3.Апостасийный период. Церковь оказывается в ситуации, когда сын погибели приходит в мир и садится в Церкви. Условие апостасии – это третья форма бытия христианина в мире. Это не просто гонения на христиан, здесь очень важно увидеть подмену внутри самого христианства.

Какие фазы последовательно проходит Русское Православное Царство в этот период: греки принимают унию с католиками, которая отрицает сами основы Византии, затем падение Константинополя в 1453 и, наконец митрополит Исидор, провозгласивший моление за Римского Папу в Успенском соборе, который был изгнан из Москвы.

Тогда русские провозглашают себя «Третьим Римом», и лет эта ситуация сохраняется; это было зримым приращением катехонического периода. Когда начинается новая социокультурная ситуация (западные модернистские основания общества и культуры все более влияют на Русь), следует книжная справа. Старообрядцы оценивают ситуацию так: «Начинается апостасийный период, царь больше не является удерживающим, Антихрист либо воссел в церкви (беспоповская версия), либо что он вот-вот придет (поповские согласия)». Далее следует новая модель отношения к среде в которой они живут:

«Вавилон, Содом и Гоморра». Это идентичность старообрядцев, поэтому диалог с ними является проблематичным.

Некоторые не приняли этой модели, безблагодатности церкви и императорской власти. И хотя в 18 веке со Всепьянейшими Соборами Петра I и бесчисленными немками на престоле было сложно говорить об этом, уже в 19 веке начинается «ползучий консерватизм». Идет возвращение представлений о священной русской империи, что дает основания считать период 18 века временным помрачением (как иконоборчество).

С большевистским периодом снова актуализируется апостасийная линия: Государь убит, вместо Церкви союз воинствующих безбожников и ОГПУ в кожаных куртках, которое за пение «Аллилуйя» отрезает языки. В категориях апостасии мыслят и Тихон (Белавин), и Антоний (Храповицкий), и Андрей (Ухтомский). Возникает мысль: Объединиться со старообрядцами перед лицом Антихриста. В этой ситуации возникает новый Социально-церковный идеал новомучеников.

Часть церкви покидает страну и организовывает ЗРПЦ. Декларация Сергия (Страгородского) воспринимается ими как соглашательСеминар №1 Православие в ситуации Постмодерна ством с Антихристом. Затем коммунизм внезапно исчезает. Остается вопрос: Как определить отношение не к Вечной Церкви Небесной, а к среде, откуда взят катехон. Ситуация парадоксальная, потому что за 70летним периодом не последовало покаяния и изменения ума. Сейчас ситуация открытая, но люди, бывшие гонителями, стали учить моральным нормам. Зарубежная Церковь после падения коммунизма и прославления Царственных мучеников соединилась с МП.

С христианской точки зрения весь арсенал глобальной культуры:

наука, технологии, ценностные нормы, либерализм, модернизация, не может определяться никак кроме, как “антихристова прелесть”.

Пути выхода два: первый - старообрядческий (или греков на Афоне) – бежать в мать-пустыню, никаких компромиссов с Это часто значит признать церковь отступничеством – на Семинар Традиция эту тему были выступления владыки Диомида и Рафаила (Берестова). Все ждут Соборного уложения по поводу апостасии, но Церковь одновременно критикует одни стороны глобализма, но принимает ИНН. Осуждает либеральные нормативы прав человека, выдвигает свои, что было бы невозможно в средневековом церковном правовом поле. Существует неопределенность – как вступить в компромисс с цивилизацией и отказаться от признания мира, в котором доминирует Антихрист.

Второй путь: если выбрать компромисс, то возможно оказаться в протестантизме или «кочетковщине».

Эта проблематика является не сектантской, а общецерковной. Существует неопределенная идентификация нашего церковного времени, ситуация длится, но долго этот компромисс не В этой ситуации христианин должен быть противником того, что не вытекает из христианских ценностей. Позиция свидетельствования, обличения. В любом случае необходимо восстановить представление о том, что есть нормативы Церковных взглядов. Взглядов на структуру времени, на структуру пространства, на политику, на науку.

Если мы будем игнорировать проблему, то мы станем ее следствием.

Церковь как информационная модель от Язычества до Постмодерна в свете исследований М. Маклюэна Антон Александров координатор академического проекта Волгоградского Государственного Университета «Интеллектуальные среды»

Известный канадский социолог Маршалл Маклюэн определяет религию как первичную систему символического обмена, архаическую информационную инфраструктуру.

Религия, как медиум между бытием и человеком формирует, исторгает из себя социальность. Находясь в основании общеСеминар Традиция ства, Церковь с необходимостью занимает в нем привилегированное положение. Можно утверждать, что с тех пор в социальной структуре ничего принципиально не поменялось — институциональные социокультурные интеграторы, которые осуществляют связь с истиной, с бытием (как бы мы его не понимали), всегда являются пространством элиты.

Знаменитая формула Маклюэна «medium is a message» средство сообщения и есть сообщение», предполагает, в интересующем нас контексте, что сам формат функционирования сакрального символического обмена говорит нам о религии, бытии, обществе гораздо больше, чем, собственно, эксплицитно выраженный дискурс. Более того, способы коммуникации в значительной мере влияют на динамику религиозных представлений.

Архаическое общество является обществом устной культуры, то есть прорыв к бытию происходит через язык, устную речь. Человек проговаривает Бытие, пытаясь пробиться к нему непосредственно, сохраняя имманентную границу сакрального и профанного. За счет этой непосредственности мы получаем замкнутую на себя ограниченную систему символического обмена, где в циклах вечного возвращения не может появиться ничего нового, все символические остатки уничтожаются.

Однако, как известно, в определенный период, начинается переход к визуальным моделям опосредования. По Хайдеггеру люди поддаются соблазну пред-ставления - Vor-stellung, человек решает Семинар №1 Православие в ситуации Постмодерна представлять бытие, визуализировать его. Начав представлять, человек вынужденно создает более сложные, дифференцированные механизмы опосредования. Однако представить можно только то, что есть, само бытие становиться теперь чем-то таким что есть, в чем явно только сущее, а отнюдь не бытие. В истории Европейской цивилизации такая тенденция полноценно впервые проявляется в Древней Греции.

Маклюэн связывает эти процессы с появлением новых интеграторов — полноценного фонетического алфавита, поэзии, театра, философских школ.

Греция была вынуждена не игнорировать, а напротив, пристально вглядываться и в свои греческие культуры, представленные другими полисами, и в совершенно чужие культуры, живущие по собственным законам, но все же остающиеся в рамках ойкумены. Необходимость устойчивого мира и коммуСеминар Традиция никации вынудила греков так структурировать символический обмен, чтобы социокультурная целостность совершенно не зависела от хитросплетений религиозных и политических взаимоотношений. В этом контексте можно утверждать, что Греция как первая цивилизация SEA POWER была вынуждена пойти на создание абстрактной системы всеобщих эквивалентов.

Следущим закономерным этапом разделения профанного «здесь» и сакрального «там» стала концепция «творения из ничто», которая автоматически разрывает циклическое время и создает новые возможности для дальнейшего абстрагирования и представления Vor-stellung. Церковь как субъект представления в погоне за ускользающим Бытием все более рационализирует свое учение. Правда, на всем протяжении Средневековья предпринимаются попытки вернуться к холической картине мира, однако пустыня разрыва с Бытием все увеличивалась и привела в конце концов к логической развязке – модерну.

Реформация обнажает кризис креационизма. Мартин Лютер прямо говорит о католической церкви, что она как медиум его не устраивает. Выводится концепция SOLA FIDE, «оправдание верой», «оправдание благодатью», что фактически передает право представления от Церкви к конкретному человеку. Декарт закрепляет такое положение дел, объявив о рождении субъекта. Лакмусовой бумажкой кризиса традиции Маклюэн считает изобретение печатного пресса. Новая социальность подчиняется принципу типографского набора – собирание целого из принципиально однокачественных элементов, индивидов. Таким же образом формируется представлением о гомогенном пространстве. Печатный пресс становится прообразом конвейера, источником бесконечного роста, накопления и мобильности.

Рождается Наука как новый субъект пред-ставления, которая сначала имплицитно, а потом и эксплицитно отрицает легитимность Церкви как источника истины. Появляются новые социокультурные интеграторы – политика, экономика, искусство, система всеобщего образования. Церковь в данных условиях постепенно отодвигается на периферию и существует лишь как представитель Gemeinschaft общины. В этом смысле Модерн наступает на религию, как правило, путем экономического принуждения через разрушение общины, деревни, превращая общину в обСеминар Традиция щество, а деревню в город. И в 20 веке, когда гражданское общество в Европе наконец-то было построено, процесс дезонтологизации был закончен, наступает Постмодерн.

Маклюэн со своей стороны связывает наступление постмодерна с началом тотального господства электрических технологий. Если модерн освобождал человека от Бога, то Постмодерн ставит цель освободить человека от самого человека и это, очевидно, возможно сделать только с помощью внешних, автономных, «нечеловеческих» технологий.

Электрическое ускорение информационного обмена сделало очевидным, что сакральное время Церкви несовместимо с современным ритмом жизни, для выполнения тех минимальных социальных задач, которые перед ней ставило государство. В 20 веке к Церкви приходит осознание системного кризиса, а именно того, что она оказалась в социальном вакууме. Второй ватиканский собор юридически оформил вступление западного христианства в Постмодерн.

Было принято принципиальное решение отказаться от своей идентичности и перейти на информационный код постсовременности. Учитывая, что медиум с помощью «тотальности кода» определяет в равной степени и воспринимающего субъекта и воспринимаемый объект, Церковь, вырвавшись на экраны мониторов обрекает себя на изгнание из последнего форпоста – традиционного пространства. Если люди начинают собираться в одном месте, они пеСеминар №1 Православие в ситуации Постмодерна рестают присутствовать в другом. Поэтому даже если предположить, что все информационные каналы вдруг станут православными, это не изменит кризисной ситуации. Церковь будет постепенно сжиматься в телевизионные студии и компьютерные сервера, а реальные храмы, соответственно, будут закрываться. В конце концов, церковная инфраструктура, как носитель более архаичного кода традиционного общества, будет уничтожена так же, как и традиционная почтовая (письменная) сеть была разрушена современной технологией электронной почты.

«Медиа» будут переформатировать первичный смысл любого сообщения под свой исходный код. Поэтому цифровые технологии, как носители кода Постмодерна, с необходимостью искажают истинный смысл религиозных ритуалов, делая их яркими по форме, но пустыми по сути.

Семинар Традиция Церковь, вступая в диалог в таком виртуальном пространстве, неизбежно виртуализируется сама, принимая правила чужой игры. Неудивительно поэтому, что все, имеющие хотя бы минимальный отклик религиозные информационные акции имели явно экстравагантный характер: выступления на рокконцертах, встречи с байкерами, заплывы вокруг плавучих храмов. В пространстве Постмодерна может выжить только веселое, ни к чему не обязывающее православие.

С другой стороны, в сетевом пространстве все принципиально равны - любая иерархия невозможна чисто технически. Соответственно, священник, вступающий в контакт с помощью цифровых технологий (телевидения, мобильного телефона или интернета), автоматически уравнивает свой сакральный статус с профанным статусом своего духовного чада.

Стирая эту дистанцию, «цифра» уничтожает любое отношение власти-подчинения, убирает понятия верх и низ, уравнивая в конечном итоге человека и Бога.

Если Премодерн был эпохой устной культуры, Модерн эпохой визуальной культуры, то Постмодерн Маклюэн и Бодрийяр считают эпохой тактильности. В 1968 году у Маклюэна выходит монография с названием «Медиум есть массаж». Масс-медиа уже ничего нам не сообщают, а только массажируют, поглаживают, греют или охлаждают, обращаясь даже не к разуму как в Модерне, а к телу. Масс-медиа не могут мобилизовывать, они могут только развлекать, они для этого были созДоклады даны.

Можно предположить, что сегодня, в эпоху Постмодерна, через масс-медиа к нам таким образом пробивается именно «НИЧТО» с сообщением о смерти традиции, религии и собственно человека.

В этом контексте, Православие для противостояния миру Антихриста в «цифровом обличье», должно сохранить свою традиционную информационную инфраструктуру. С другой стороны, только рассматривая медиа Постмодерна не как поток сообщений, а прежде всего как структуру, чуждую традиционному мироустройству, возможно реально контролировать современное информационное пространство.

Семинар №1 Православие в ситуации Постмодерна эксперт Центра Консервативных Исследований Православие с появлением новых технологий и освобождением от официального гнета советской идеологической машины, попадая в условия рынка, получило в свое распоряжение широкую инструментальную базу. Однако использование церСеминар Традиция ковью новых гаджетов и носителей (аудио-, видеокассет, позже – СD дисков и проч.) рассматривалось представителями компрадорской медиасреды, информационными воротилами и организаторами рынка массовых зрелищ на постсоветском пространстве, реализовавшими в тот период свою безграничную власть над умами и душами «уважаемых телезрителей», в качестве нелегитимного вторжения одного лагеря в арсенал противоположного. Православные видео и аудиокассеты, православный священник в телевизоре, по сравнению с энергичным сверканием стробоскопов в клипах MTV и яркой рекламой газировки, воспринимались как некий атавизм, чье появление совершенно не к месту, «не к столу», а присутствие временно и не заслуживает особого внимания. Да и само это присутствие традиционной религии в медиа было возможно в тот период времени только благодаря элементу диссонанса и экстравагантности дискурса православного священника на фоне Лолиты, маньяков-убийц и криминальных разборок. Именно поэтому элементы религиозной жизни иногда прорывались сквозь тоталитарный ценз на «энтертеймент» программных редакторов 90-х.

Таким образом, присутствие православия в масс-медиа 90-х воспринималось хозяевами информационного поля и их сателлитами, как нечто развлекательное, или, в крайнем случае, как то, что нужно просто перетерпеть, в угоду «неразвитым» низам, составляющим основную аудиторию «голубого экрана». Использование православной церковью high-tech арсенала вызывало не только недоумение и появление юмористических этюдов на эту тему, но и насильственное прикрепление к церкви некоторого духа сектантства. Почему так произошло? Дело в том, что для «профессиональных телезрителей» (особенно в возрастных рамках от 16 до 35), вкусивших благ либерализма, церковь априори представлялась чем-то глубоко архаичным и забытым. Индивидуум, «россиянин», актор гражданского общества к середине 90-х годов уже практически закрыл для себя эту тему. Когда же появляется православная продукция масс-медиа, «профессиональный потребитель» интуитивно понимает, что что-то здесь не так: появился элемент, который не устраивает его сознание, вносит помехи в привычную картину. Соответственно, индивидуальным сознанием этому элементу были автоматически приписаны негативные коннотации (в т.ч. ярлык секты), а следствием защиты сознания от «раздражителя» стало заведомо несерьезное отношение индивидуума к явлениям, связывающим свою самость и идентичность с областью духовного.

II Этап: после Миллениума Церковь одновременно с интернетом (о котором позже) начинает осваивать другой вид коммуникации, а именно, сотовые сети. Примером инвазии церкви в сферу новых технологий могут служить сервисы смс-молитв, которые разделяются на несколько видов, таких как: смс-просьба о молитве за определенного человека к группе православных людей или к церкви, получение молитвы дня и проч. Завоевывают свое место JPEG-иконы для мобильного телефона и JAVA-приложения, (например, тот же сборник молитв или православные календари, расписание поста). Здесь мы наблюдаем один из ярких симптомов трансформации религиозного института церкви, далекого от коммерции, в крупную ТНК или маркетинговую структуру, имеющую свой целевой сегмент, свои фокусгруппы, своих постоянных потребителей. Это важный момент: едва ли не появление ООО «РПЦ» (до этого остается один шаг), в качестве компании по предоставлению услуг, определенных сервисов в интеллектуально-духовной сфере становится вехой, за гранью которой свои черные горизонты уготовило пастве «сетевое православие».

Семинар №1 Православие в ситуации Постмодерна Что же такое сетевое православие? Принципиально важно отдавать себе отчет в том, что с момента проникновения в сеть интернет православие оказывается в кардинально иной среде, по сравнению с той, где оно находилось до сих пор. Теперь оно вынуждено действовать в радикально отличной системе координат, зачастую не зная алгоритмов действий и не предугадывая их последствий. Это в свою очередь означает, что линия поведения церкви, аналогичная той, что она проводила в реальности, даст в сети совершенно иные результаты. Так и вышло. Прежде всего, виртуальная церковь избавлена от ярлыка сектантства, и ей предоставлены неограниченные просторы, обязательные к экспансии. Тот катакомбный и архаический флер церкви 90-х годов (несмотря на массовое воцерковление), который ей придавали атлантистские масс-медиа и пропагандируемый ими стиль жизни, исчезает. В интернете церковь Семинар Традиция одерживает одну победу за другой, заполняя собой значительный сегмент виртуального пространства.

Но что принципиально важно: широкие возможности церкви в интернете были даны ей под залог того, что она будет использовать те инструменты для работы с паствой, которые ей выдаст сама сеть. И как раз здесь крылась ловушка. Форма, формат, клише, которым церковь не уделила внимания, сконцентрировавшись на содержании своего послания, фундаментально трансформировали ее вплоть до оснований. Форматы, предложенные виртуальностью, эффективнее пропагандистских рекламных роликов и зомбирования 90-х годов превратили мощный посыл РПЦ в нечто симуляционное и юмористическое. Приведем несколько примеров форм, убивших религиозное содержание: это и православные социальные сети, и сервисы православных знакомств, и интерпретация православия анимекультурой, изображающей в соответствующем стиле святую равноапостольную княгиню Ольгу, Марию Магдалину, Николая Японского и святую блаженную Ксению Петербургскую.

Такие прецеденты сформировали закон: православию в сети дозволено все, что несет вместе с собой флер энтертеймента и фрик-культуры. Исповедь по скайпу – пожалуйста, веб-трансляции из храма – не вопрос, виртуальный иконостас – сколько угодно. Но при внешнем рассмотрении все эти опции оборачиваются злой иронией Постмодерна, окольным путем выхолащивающего религиозное содержание.

И, наконец, последний этап развития этого явления характеризуется проникновением черных энергий сети в человеческую реальность.

Так, в Московском патриархате считают возможным открытие православных ночных клубов. Глава Синодального отдела по взаимодействию церкви и общества, протоиерей Всеволод Чаплин, вполне благожелательно относится к идее православных ночных клубов, где «молодые люди могли бы посмотреть хороший фильм и потом поговорить о нем, хоть до 3, хоть до 4 часов ночи». И если это начало, то каков же будет финал?

Библиография:

1) Архимандрит Рафаил (Карелин). Православие и современность. Церковь и интеллигенция. Издательство Cаратовской епархии, 2009.

2) Проф. Анатолий Колодный. Постмодерн в контексте истории христианства. Основной доклад на конференции "Религия в постмодерном обществе". Киев, 20-21 мая 2008 года.

3) А.С. Ваторопин, К.М. Ольховиков. Перспективы секуляризма и религии в эпоху постмодерна. ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ •№ Семинар №1 Православие в ситуации Постмодерна директор Центра геополитических экспертиз, представитель Следует согласиться с тем, что православные массы двигаются к Церкви кто как может, кто боком, кто спиной… и для них нужен ориентир в виде господствующей церкви. Но нужен и авангард – я бы взял на себя смелость назвать им старообрядчество...

Коллега из Волгограда, Антон Александров, в своём докладе упомянул фразу М. Маклюэна: «Сакральный ритм церкви несовместим с современным миром»,1 отсюда принципиальСеминар Традиция ный вопрос - могут ли старообрядцы в принципе, технологически бросить вызов, противостоять Постмодерну, который возникает в силу того, что старообрядцы более других "обременены" сакральностью, которая как бы связывает их по рукам и ногам и не даёт им эффективно действовать и т.д. Я хотел бы здесь рассмотреть несколько подобных аргументов, привести аргументацию не для тех, кто верит и всё понимает, а для их противников, т.е. не для старообрядцев.

Основной аргумент тех, кто критикует старообрядчество как то, что не способно бросить вызов современности – оно, мол, о г р а н и ч и ва е т в о зм ож н о с т и, в о зм ож н о с т и о п е рирования в современной реальности, в контексте Постмодерна. Налагает запреты, делает оговорки, в то время как освобождение от ограничений – есть свобода… Свобода «Свобода от старообрядчества» даёт возможность нарушить, отступить, сделать то, что запрещено – это свобода разложения, развращения, упадка. Она расслабляет. Наслаждение, телесное удовольствие – нетехнологично, неэффективно, безрезультативно.

Западные «хозяева мира» - люди аскетичные, с жёсткой дисциплиной, самоорганизацией. Свобода нарушить, расслабление, разложение – удел биомассы, социальных низов, отребья. Постмодерн превращает в отребье. Старообрядчество – ограничивает разложение, мобилизует, воспитывает волю, а это и есть залог успеха в современном мире.

Старообрядческая система самоограничения и волевой самоорганизации – есть увеличение возможностей достижения успеха в мирских, материальных категориях. Не даром старообрядческие предприниматели были наиболее успешными. Полноценный старообрядец всегда обеспечен в меру своих потребностей, стабилен, психически устойчив. Мобилизован, строг, подтянут, умерен в потреблении. При этом технологичен, эффективен, трудоспособен. Это и идеальный потенциал политического солдата. Второй аргумент тех, кто разоблачает технологическую недееспособность старообрядчества в контексте Постмодерна:

всё основано на вере, они мыслят в категориях веры, ориентируются на абстрактные, недоказанные, не подтверждённые опытом установки. Цели так же не конкретны, т.к. метафизичны, иррациональны для современного материалистического сознания, сформированного Модерном. Подобные выводы следуют за утверждениями таких постмодернистских мыслителей, как Маклюэн, утверждавшим, что «сакральный ритм церкви не совместим с современным ритмом жизни»

Но… категория веры даёт законченное объяснение всему – от сотворения мира до его конца.5 В то время как прогрессистские материалистические концепции не принимают ничего, что не подтверждено опытом. Сотворение земли, эволюция, появление космоса – всё это человек Модерна не наблюдал и опытно не подтвердил, а значит всё это облачено множеством допущений. Возьмём для примера учебник Кравченко «Социология». Относительно происхождения человечества автор пишет: «Не очень много известно нам о первых днях человека. Антропологи не сходятся во мнениях даже относительно времени и места появления человека. Не хватает большой главы, которую надо наполнить воображением».6 Ну и где здесь чёткость и рациональность? Чистые домыслы, в то время, как старообрядческая традиция даёт полную и чёткую картину сотворения мира.

Иррациональную? Не менее иррациональную, чем воображение антропологов и дарвинистов. Рациональная наука опытным путём докаСеминар №1 Православие в ситуации Постмодерна зала лишь ничтожную часть того, что всё ещё остаётся неведомым, непонятным, иррациональным.

То же касается и конца мира. Вся мощь современной науки не в силах вычислить его точную дату, так же, как и определить сценарий конца. В этом смысле традиционная евангельская версия конца мира куда как более конкретна и ясна, как и сценарий, и его граничные параметры, дающие возможность подготовиться. Отсюда третий аргумент: осмеяние концепции спасения души и её перемещения в рай – какой ещё души? Она материально не установлена. Какой рай – его место и форма не установлены, а нахождение не определено.

Попробуйте задать материалисту вопрос о смысле жизни.

Зачем… конечная жизнь? Ведь начало реализации любого проСеминар Традиция екта ограничено конечностью жизни, которая не определена, а точная дата научно не установлена. Поход в магазин за хлебом – и тот не гарантирован успехом. Летящая на красный машина оставляет нереализованным даже этот незамысловатый проект.

Зачем богатство, слава, если тело (а наличие всего остального не определено и не доказано) просто закопают, и его съедят В лучшем случае, вы услышите лепетания о том, что смысл жизни в принесении пользы другим людям,8 но это обрывается на выяснении смысла жизни других людей, людей вообще, человечества, на что современная наука ответа так же не даёт, обходясь абсолютно иррациональными литературными концептами о встрече с неземными цивилизациями. В то время как старообрядческая традиция даёт полный, стройный и законченный ответ о смысле жизни каждого отдельного человека и человечества вообще.

А теперь рационально рассудите: кто более уверен в себе, последователен в своих действиях, спокоен, а кто неуверен (т.к. не понимает смысла своего рождения), непоследователен (т.к. может в любой момент принять любую из мировоззренческих концепций и следовать за ней, а их в Постмодерне множество) и беспокоен (см. Д. Карнеги «Как перестать беспокоиться и начать жить»9).

Спокойствие и уверенность в себе, ясность понимания всего – залог эффективной, целеустремлённой, последовательной деятельности. Множественность возможных путей осложняет выбор, что приводит к беспокойству и метаниям, а это снижает эффективность функционирования.

Вы скажете, что сильные мира сего – политики, финансисты, бизнесмены – они же не старообрядцы? Вы ошибаетесь. Все сильные мира сего предельно завязаны на метафизику, эсхатологизм. Современные мировые элиты, мировая закулиса, хозяева мира – предельно эсхатологичны, суеверны, «религиозны», преисполнены верованиями и предрассудками, потому то Буш и утверждает, что именно «Бог сказал мне, ударь по Ираку…»10 Но сила Запада в обратном. Не в Боге… Таким образом, в старообрядчестве есть смысл, и он один, в то время, как в Постмодерне его невозможно найти изСеминар Традиция за множественности вариантов, даже если он и есть.

Постмодерн даёт возможность верить, но «выбрать» веру можно из множества очень плохих, многократно отксерокопированных и случайным образом скомбинированных копий.

Следующий аргумент: старообрядец ограничен писанием в отношениях с другими людьми, в то время как не-старообрядец может без ограничений обманывать, хитрить, «разводить», поступать «не по-христиански», даже убивать или ставить под угрозу смерти ради достижения своих целей.

Ответ на этот аргумент лежит в области антропологии.

Кого считать человеком, а кого нет? Согласно традиции, человек трёхсоставен, это дух, душа, и тело.11 О духе здесь давно никто не вспоминает, душа научно не доказана. Остаётся только тело. Традиция отвечает на это так: наличие духа определяет человека. Душа есть даже у животных. Фраза «человек человеку – волк» предусматривает наличие души, а в Модерне это запрещённая категория. Но есть организмы, у которых есть только тело. Например, черви. Можно ли обманывать, «разводить» червей, поступать с ними «не по-христиански»? Позвольте дальше не развивать этот тезис… Следующий аргумент, приводимый "не в пользу" старообрядчества: коллективное сознание старообрядца (община) лишает его социальной мобильности, в то время, как атомизированная личность Постмодерна свободна и мобильна, а значит социально более адаптиСеминар №1 Православие в ситуации Постмодерна рована. Это действительно так. В броуновском движении атомов, движение каждого из них абсолютно свободно. Так же, как и бессмысленно. Постмодерн открывает все возможности направления движения, лишая единственной возможности – двигаться куда-либо.

Старообрядческая община – есть коллективный субъект, объединённый общим мировоззрением и финальной целью. Это субъект метафизический, что не мешает каждому отдельному старообрядцу двигаться к конечной (единой для всех) цели по своей траектории.

Броуновское метание постмодернистского общества этому никак не мешает, в силу того, что коллективный субъект значительно С практической точки зрения, человек, за спиной у которого стоит «коллектив» - этнос, кровнородственный клан, семья, община – всегда выглядит более убедительно, нежели Семинар Традиция одинокий, атомизированный объект. Отсюда атавизм – стремление людей сбиться в группы, что бросает вызов Постмодерну, т.к. группа опасна для индивидуума, нарушая его права. В пределе Постмодерн усложняет создание любого сообщества. Невозможно сложить даже двух, ибо у каждого из них своё, отдельное, абсолютно уникальное мировоззрение, не совпадающее ни с кем.

В довершение ко всему старообрядцы отрицают неизбежность прогресса, модернизации, что следует из самого обряда, старого, изначального, нетронутого, неизменного. Т.е. старообрядчество утверждает возможность реверсивности истории,12 в то время как человек Модерна (Постмодерна) подвержен року прогресса, неизбежности изменений, необратимости и линейности истории, и, в итоге – конечности. Современный человек конечен и боится смерти. Тем уступает своему антиподу, для которого конец есть начало.

Таким образом, старообрядец для человека Постмодерна есть воплощение иррациональности и хаоса. Хаоса, включающего в себя и порядок.

Почему мы называем здесь старообрядчеством то, что, казалось бы, относится и к православию в целом?

По словам Александра Дугина, «возврат к христианству без сведения счетов с Модерном, без низвержения сатанинских учений о субъекте и объекте, об эволюции, прогрессе, гуманизме, правах челоДоклады века, демократии, либерализме, материализме, гражданском обществе, глобализме, толерантности, без поругания современной науки и современной техники, без покаяния за Модерн в целом» - представляет собой угрозу. Старообрядчество – то, что отрицалось Модерном, но не пошло с ним на компромисс, как новообрядчество. Старообрядчество частично включает в себя (т.е. агрессивно не отрицая) и химеры Модерна, относясь к ним равнодушно, ибо оно знает, что такое истина. Старообрядчество относится к Модерну так же, как Постмодерн к старообрядчеству, т.е. безразлично.

Старообрядчество не декларирует истину массово, не навязывает, ибо это самое главное. Зачем говорить о главном, оно либо понятно (на уровне веры), либо нет (безверие, которому туда и дорога)… Циклически, в силу своей неизменчивости, старообрядчество стоит дальше, чем Постмодерн, идёт за Постмодерном, он им преодолён, это зачатки нового Эона, нового золотого века.

Старообрядчество не сдвинулось с места, ему не надо думать о возврате, ибо «ценой исповедания Веры без компромисса и Волей Божией, вопреки компромиссу слабых и шатких была сохранена Церковь. Ценой мученичества сильных, а не приспособления слабых» (Дугин) Дугин так же утверждает: «Расширение Церкви без препятствий в Постмодерне возможно только за счёт того, что главное препятствие помещается отныне внутри Церкви, а не вне её». Вне её находится старообрядчество.

Исходя из вышеизложенных тезисов, старообрядчество в условиях Постмодерна никак технологически не проигрывает атомизированному человеку, собственно Постмодерном и порождённому. Мало того… Постмодерн для старообрядчества - нормальная среда.

Обладая всеми базовыми и незыблемыми моделями объяснения и понимания всего, старообрядчество использует контекст Постмодерна в своих интересах. В отличие от контекста Модерна, который просто запрещал старообрядчество путём полного отрицания всей традиции.

Парадоксальным образом закат Романовых, нанесших самый сильный и сокрушительный удар по старообрядчеству, стал для него Семинар №1 Православие в ситуации Постмодерна «золотым веком». 16 Так же закат Модерна и его трансформация в Постмодерн становится для старообрядчества таким же «золотым веком».

Это шанс для старообрядчества завершить этот Эон на своём аккорде, используя свою технологическую эффективность и мобилизацию – бросить вызов современному миру Антихриста.

1) Маклюен М. Понимание Медиа. Внешние расширения человека (Understanding Media: The Extensions of Man). г. Жуковский: Канон-Пресс-Ц, Кучково поле, 2) Дугин А.Г. Свобода для // Литературная газета №9 (5914) 5 - 11 марта 3) Керов В.В. Старообрядческое предпринимательство: «мифы» и «легенды»

англо-американской историографии // Электронный ресурс: http://samstar-biblio.ucoz.ru/publ/87-1-0- Семинар Традиция 4) Дугин А.Г. Политический солдат // Дугин А.Г. Русская Вещь, М.: Арктогея, 5) Священник Алексий Михайлов Категория веры // Электронный ресурс:

http://pravmisl.ru/index.php?option=com_content&task=view&id= 6) Кравченко А.И. Социология (учебник). М.: Проспект, 7) Откровение Святого Иоанна Богослова (Апокалипсис). Электронный ресурс: http://apokalypsis.ru/otkrovenie-svyatogo-ioanna-bogoslovaapokalipsis.html 8) Дугин А.Г. Понятие "политической антропологии". Минимальный гуманизм/максимальный гуманизм // Дугин А.Г. Философия Политики. Глава 9) Карнеги Д. Как перестать беспокоиться и начать жить (How to Stop Worrying And Start Living), М.: Попурри, 2007 г.

10) George Walker Bush «God said to me “Strike Iraq!”»

11) Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) Дух, душа и тело // Деоника, 12) Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть (Lechange Symbolique Et La Mort), М.: Добросвет, КДУ, 13) Дугин А.Г. Православие в ситуации постмодерна: границы и формы компромисса с миром антихриста // Центр консервативных исследований, электронный ресурс: http://konservatizm.org/konservatizm/sociology/230910213726.xhtml 15) Там же.

16) Мельников Ф.Е. Легализация старообрядчества при Николае II и «золотой век старообрядчества» (1905-1917) // Мельников Ф.Е.

Доклады Семинар №1 Православие в ситуации Постмодерна В докладе мы практически не будем говорить о парадигме Премодерна, поскольку эта тема достаточно широкая и, на самом деле, еще очень плохо изученная. О том, что представляет собой модернизм и постмодернизм как исторические парадигмы все присутствующие знают и так, поэтому также не будем посвящать время рассмотрению этого вопроса.

Заявленную тему будем рассматривать проблемно. Можно выделить три наиболее фундаментальные проблемы современСеминар Традиция ной библеистики: проблемы автора, текста и читателя.

В парадигме Премодерна Бог мыслился как Творец, как Автор двух великих книг: книги Природы и книги Откровения, т.е. Библии. Греческий текст Никео-Констатинопольского Символа веры называет Бога не просто Творцом, но (дословно) Поэтом неба и земли. С концом Средневековья практически все атрибуты Бога были перенесены на эмпирического автора.

Какие функции выполнял модернистский автор текстов? Главная функция автора – гарантия смысла в тексте. Ведь человек, как мыслящий субъект не станет писать бессвязные и бессмысленные тексты. А если один человек написал несколько текстов, то именно его единственное и уникальное авторство будет обеспечивать их единство. Ролан Барт пишет об этом так:

«Дать тексту Автора означает установить его пределы, присвоить ему окончательно значение и «закрыть» письмо». В соответствии с этим, основной метод модернистской библейской герменевтики Жан Кальвин формулирует так: «Главная задача толкователя – дать высказаться самому автору, вместо того, чтобы приписывать ему то, что он, по нашему мнению, должен был сказать». «Ученики Кальвина должны были знать именно то, что хотел сказать автор данного текста, и любое другое «духовное» значение, которое отличалось бы от авторского замысла, сразу же считалось ложным и не назидающим»,3 - пишет исследователь творчества Кальвина Иосиф Харутюнян. Фридрих Шлейермахер, вершина либерального (т.е. ультрамодернистского) богословия, призывал познать текст даже лучше, чем это сделал сам автор. С течением времени Библию все более воспринимали как простой, а не богодухновенный текст. Под сомнением оказались тексты Пятикнижия. В 1711 г. молодой ученый Хенниг Бернхард Виттер, а потом, в XIX в. такие корифеи библейской науки как Вильгельм де Ветте и Юлиус Вельхаузен доказывают, что Моисей не может являться автором всего корпуса Торы.

Концепции автороцентричных толкований все дальше уводят ученых от традиционных воззрений Церкви. Но это продолжалось недолго.

Ролан Барт в 1968 г., Мишель Фуко в 1969 г. представляют общественности два эссе с одинаковым заглавием – «Смерть Автора». Для нас важна еще одна «смерть», провозглашенная практически за столетие до этого. Это известная концепция «смерти Бога» у Ницше. Практически всю постмодернистскую библеистику пост-теолог Марк Тейлор характеризует как «герменевтику ”смерти Бога”».4 Вместе с Богом-Творцом, гарантом гармонии и законченности Творения, исчезает и Автор как гарант смысла и целостности текста.

Как писал Ролан Барт: «Необходимой платой за рождение читателя является смерть Автора».5 На место Автора встает Читатель – автономный творец собственных смыслов в процессе игры с текстом. Наиболее ярко это представлено в американском неопрагматизме Ричарда Рорти и Стэнли Фиша. В пост-библеистике подобную позицию занимает, например Стивен Мур. Анализируя Новый Завет, он пишет об исчезающей фигуре автора одного из Евангелий, апостоле Луке: «Если его [ап. Луку – А.А.] рассматривать не просто как историческую фигуру, пытающуюся в свое отсутствие управлять нашим научным дискурсом из некой удаленной точки вне дискурса, предшествующей ему, - то кем или чем он окажется еще? Постмодернистский ответ бескомпромиссен: «Лука» - это имя, которое мы присваиваем самому лучшему нашему толкованию; «Лука» - проекция нашего стремления к объединяющему центру и основе текстового значения; «Лука»

- выражение воли читателя, «Лука» - это я сам». Семинар №1 Православие в ситуации Постмодерна С другой стороны, смерть Автора является также началом «рождения» не только Читателя, но и самого Текста. Один из теологов освобождения, Северино Кроатто, пишет: «Это физическое отсутствие [Автора – А.А.] являет собой семантическое богатство. Закрытость значения, обусловленная говорящим, теперь сменилась его открытостью».7 Таким образом, мы подходим ко второй фундаментальной проблеме постмодернистской библеистики – проблеме текста.

Классическое христианское толкование Писания основывалось на принципах онтологии Аристотеля. Этот толковательный принцип можно назвать «герменевтическим реализмом».

Каждое слово представляет собой знак, напрямую отсылающий Семинар Традиция к соответствующей реалии в мире.

В контексте парадигмы Модерна текст уже обусловлен не метафизикой или онтологией, а контекстом. То есть непосредственно культурно-историческим фоном. Литературовед Джордж Гарсия пишет: «Текст вне исторического контекста безгласен. Чтобы нечто обрело смысл и стало законом, а знаки, в свою очередь, составили текст, они должны быть соответствующим образом подобраны и наполнены смыслом в определенном сочетании в конкретный исторический момент.

Тексты вне истории перестают быть текстами».8 С развитием исторических наук и литературоведения, в библеистике с XIX по середину XX в. практически полностью господствует т.н.

историко-критический метод, большинство библеистов занимаются возможностью исторической реконструкции библейских событий.

Таким образом, основной принцип работы с текстом в Модерне – контекстуальность. Однако после деконструкции Жака Деррида контестуальность заменяется чистой текстуальностью.

Слово теперь не отсылает ни к конкретному ментальному образу, ни к реальному предмету в мире. Знак отсылает к следующем знаку, а этот знак, в свою очередь, к следующему и так до бесконечности. То есть означаемое теряет свой онтологический статус, оставляя лишь идущие в бездну дифферанса нити означающих. И текст и западноевропейская онтология теряют свою системность и внутреннюю непротиворечивость.

Об этом же процессе пишет и Ролан Барт: «Скриптор, пришедший на смену Автору, несет в себе не страсти, настроения, чувства или впечатления, а только такой необъятный словарь, из которого он черпает свое письмо, не знающее остановки; жизнь лишь подражает книге, книга сама соткана из знаков, сама подражает чему-то уже забытому, и так до бесконечности». Небезынтересно вспомнить, что Жак Деррида не скрывая, отмечал, что его теория деконструкции основывается, в том числе, и на иудейских, в частности каббалистических принципах. Смысловые параллели между постмодернистской деконструкцией и каббалой описаны у Умберто Эко. Например, 1) текст открыт и способен вступать в бесконечное число сочетаний, 2) чтобы восстановить текст, необходимо отвергнуть притязания на смысл, подозревая, что каждая строчка скрывает еще один, тайСеминар Традиция ный смысл, а слова, вместо того, чтобы говорить, скрывают невысказанное, 3) настоящий читатель понимает, что секрет текста – в его пустоте. Таким образом, после смерти Автора, постепенной исчезает и сама материя текста.

Проблема читателя Последним персонажем, с которым прощается постмодернизм – это Читатель. Мы уже приводили полные пафоса и внутренней энергии слова Барта: «Необходимой платой за рождение читателя, является смерть Автора».

Чтобы корректно воспринять текст, следует его прочитать, как «идеальный читатель» (У. Эко), тот конкретный человек или просто образ, которому эмпирический автор адресует свое послание. В новом комментарии на Послание к Римлянам ап. Павла мы читаем: «Мы рассматриваем Послание к Римлянам как литературное сообщение … направленное на то, чтобы убедить адресатов чувствовать, думать или действовать определенным образом… Мысленно поставив себя на место предполагаемого читателя и реагируя так, как этого требует текст в процессе чтения или слушания, мы надеемся более полно и точно пережить то, что должно было донести до нас это послание». Семинар №1 Православие в ситуации Постмодерна Как известно, в философии постмодернизма радикальной критике подвергается западноевропейская концепция субъекта и индивидуума.

Также и в постмодернистском литературоведении (и в пост-библеистике, в частности) реальный эмпирический читатель подвергается деконструкции. Самого понятия «читатель» больше нет, есть лишь «толковательные сообщества». Именно последние целиком и полностью формируют любого человека. Так возникает феминистская герменевтика Писания, «теология освобождения» - революционное богословие стран Третьего мира и прочее. Смит-Кристофер спрашивает: «Итак, мы хотели бы узнать у богословов освобождения, могут ли бедные бразильские крестьяне, читая Библию, способствовать пониманию того, что значит текст для кого-то другого, кроме них самих?

… В этом заключен вопрос современной экзегезы Библии.

Может ли пресвитер-индеец, студент или ученый из Индии или Семинар Традиция Африки дать нам новые представления об историческом значении текста». Одним из вариантов постмодернистского толкования, полностью ориентированного на читателя, является феминистская герменевтика Библии. Основной постулат такой экзегезы содержится в следующем суждении Элизабет Фиорензы: «Феминистская теория утверждает, что все тексты – продукт андроцентристской патриархальной культуры и истории».13 Однако в попытке освободить богооткровенную истину от андроцентристской идеологии, феминистская критика становиться на сторону того, с чем сама и борется. Феминистское прочтение библейских текстов перестает быть экзегезой (процессом извлечения смысла из текста), и становится ейзегезой, то есть, наоборот, привнесением некоторых смыслов в текст. Подвергая деконструкции патриархальное мировоззрение, подобные посттеологи «вчитывают» в текст собственную идеологию и собственные предрассудки. Таким образом, идеал свободного читателя, творящего смыслы из пустого текста, заменяется полностью обусловленным идеологией безликим членом определенного толковательного сообщества (например, феминистского).

Итак, можно наглядно проследить путь полного обессмысливания текста в рамках философии Постмодерна. Модерн, расправившись с Богом классической теологии, ставит на Его место независимого субъекта. Однако Постмодерн избавляется и от него. В ситуации постмодерна уже невозможно опереться ни на Автора, ни на Читателя, ни на сам Текст. Все, сказанное о текстах в общем, относится и к библейским текстам, в частности. В учебниках по богословию постмодернизм активно критикуется, а сама возможность постмодернистской теологии просто отрицается. Однако сейчас хочется сказать несколько слов в защиту постмодернистской теологии.

Главное дело постмодернистской герменевтики в том, что она аргументированно возражает против любых видов авторитарного толкования текста. Теолог Жан-Люк Марион предлагает такую метафору. Вторая заповедь Декалога запрещает идолопоклонство. Сам идол не имеет ни силы, ни власти, как пишет ап.

Павел. Властью их наделяет поклоняющийся им человек. В течение тысячелетий люди проецировали свою волю к власти на библейский текст. Так они создавали своих идолов. Известный библеист Альберт Швейцер в заключении своего «Поиска исторического Иисуса» сравнивает своих коллег, уверенных в том, что они смогли со всей исторической достоверностью реконструировать образ Иисуса, с людьми, которые смотрят в глубокий колодец. Однако на дне они видят лишь собственные изображения. «Идол действует как зеркало, а не как портрет». Но если мы со всей серьезностью и ответственностью будем использовать методологию постмодернизма, мы будем защищены от подобных ошибок. Постмодернизм – хорошая прививка для теологии от идолопоклонства. Мы должны, и именно к этому призывает нас Марион, обратиться от идола к иконе. Идол – это проекция, икона – это откровение. К текстуиконе, указывающему не на самого себя и не на нас самих, но на реальность, идущую к нам извне. Ведущую нас к непознаваемому Богу истинного христианства.

1) Барт Р. Семиотика, поэтика, 1994.

2) Preface to Calvin’s Commentary on Romans, 1991.

3) Haroutunian J, ed, Calvin: commentaries, 1985.

4) См. Taylor M. Erring: a postmodern A/theology, 1984.

5) Барт Р. Семиотика, поэтика, 1994.

Семинар №1 Православие в ситуации Постмодерна 6) Moore S. Literary criticism and the Gospels: the theoretical challenge, 1989.

7) Цит. по: Ванхузер К. Искусство понимания текста. Литературоведческая этика и толкование Писания, 2007.

8) Garcia J. Can there be texts without historical authors?, 1994.

9) Барт Р. Семиотика, поэтика, 1994.

10) Ср. Eco U. Interpretation and overinterpretation, 11) Heil J. Paul’s letter to the Romans: a reader-response commentary, 1987.

12) Smith-Christopher D. Text and experience: towards a cultural exegesis of the Bible, 1995.

13) Fiorenza E. In memory of Her: a feminist theological reconstruction of Christian origins, 1983.

14) Marion J.-L. God without being, 1984.

Семинар Традиция Православие и Постмодерн:

освоение новых правил игры Кирилл Товбин к.ф.н., член Российской ассоциации политической науки, член Российского философского общества Множество разных современных православных богословов, мыслителей и публицистов рассматривают эпоху Постмодерна как явление апокалиптическое, находя для своей позиции вполне веские основания.1 Разрушение неких устоев и границ, недоуничтоженных модернистами, в нынешнюю эпоху достигло восторженного максимума. Однако в данной статье будет предпринята попытка совершенно иного взгляда – «за» ПостмоСеминар Традиция дерн. Я на некоторое время развёртывания суждений отойду от общепринятой в Православной Церкви позиции, которую разделяю и сам. Цель – моделирование герменевтического соглашения. О действительном соглашении/несогласии будет сказано в конце статьи.

I. Пост Модерн?

Среди философов считается общепринятым постгегельянский взгляд: Постмодерн есть критическое преодоление Модерна,2 некая месть Модерну за его своевременное преодоление традиционного общества. Если исходить из логики «отрицания отрицания», мы, православные христиане, получаем приемлемый для нас пункт опоры, ибо Постмодерн, отрицая Модерн, использует для своей борьбы смысложизненные позиции, которые Модерн когда-то попытался преодолеть. Проще говоря, Традиция может вернуться.3 С XVII века она подвергалась планомерному изничтожению, однако сломлена не была: Традиция сакральна, и человеческим (тем паче профаническим) усилиям не сломить её.4 Однако Традиция сжалась, и Постмодерн, вероятно, представляет собой ход обратного движения пружины. Так ли это – не будем сейчас рассуждать,5 просто остановимся на этом тезисе, сделаем его опорным для нас на некоторое время.

Семинар №1 Православие в ситуации Постмодерна Постмодерн в действии – не фантазия оригинальничающих философов. Постмодерн мы видим сквозь окна, мониторы и статистические показатели. Постмодерн – это новая матрица взаимоотношений и манера мышления. Кроме того, Постмодерн есть движение масштаба планетарного, он легко добился того, на что с переменным успехом потратил четыреста лет и многие миллионы жизней Модерн, – глобальности.6 Интеллектуальной заразы, генерированной несколькими преподавателями самых известных университетов, хватило на всемирную трансляцию и утверждение в качестве норматива бытия и Постмодерн есть тотальное разрушение и освобождение – так считают сами постмодернисты. По их мнению, для истинного освобождения индивида нужно снять оковы с мышления и поведения, высвободить индивида из-под гнёта «больших Семинар Традиция рассказов».7 И оковы эти – мысленного характера. Более серьзные оковы – Традиция, Государь, Церковь – уже сняты модернистами. А вместо них – лишь договорённости. Философы и политики негласно договорились лишь о рисунке нового танца. Танец окончился, все разошлись по домам и укрытиям, Модерн завершился.

Итак, тезисы Модерна, которые Постмодерн с лёгкостью разрушил своим «а почему именно так?»: глобализация, европо(западо)центризм, прогрессизм, эволюционизм и единолинейность мирового развития, сциентизм, рационализм и эмпиризм, антропоцентризм и гуманизм, логоцентризм и реализм. Вместо этого Постмодерн задаёт свои параметры, попросту переворачивая принципы Модерна: вместо логики (точнее, классической формальной, «стержневой» логики – логика мочковатого корневища, веер возможностей (ризома)8).

Вместо реализма (теперь воспринимаемого как насилие одной из возможностей) – множественность опорных точек, взглядов, позиций – плюрализм, новое философское язычество Вместо антропоцентризма – «чего-либо-другого-центризм»:

социо-, касто-, элито-, пролетаро-, виртуало- (даже Церкво-) центризм.

Неважно, вокруг чего собираться – лишь бы было теплее. «Великий разрыв» Фукуямы есть замечательная иллюстрация именно такого представления.10 Отход от антропоцентризма есть следствие непонимания того, что такое человек и для чего он нужен. Убив максимальный гуманизм минимальным, некоторое время логика смысла продержалась на волне захватывающего скольжения нового идолопоклонства, но настала усталость, и то, что звучало гордо, стало звучать пшло.

Человека больше нет, есть непонятное стечение обстоятельств.

Вместо рационализма – эпатажный культ безумия. «Кто сказал, что так – умно, а так – глупо?» Авторитетов больше нет, в «большие россказни» про скомпрометировавших себя выскочек больше никто не верит. Потому – назло, напротив, поперёк ума – и вместе с тем не погибнуть, но продолжить своё, перпендикулярное, существование. Без эмпиризма. Эмпиризм есть обман – нет опыта, есть только его интерпретация. Если раньше всех шокировали мыслители (Ницше), то теперь – «серьёзные» учёные и философы (Капра12, Фейерабенд13, Кун14, Лакатос15). Ежели всё зависит не от отточенной силы ума (давайте помянём Канта), а от властности каких-либо мировоззренческих установок – значит, и не нужно искать Истину. Надо оттачивать Политику. И сфера Политики солидно возвращается в Постмодерн, занимая почти то же место, что занимала в традиционном мире.

Вместо сциентизма – параллельный взгляд на мир глазами оккультиста, мистика, наркомана. Кто сказал, что именно к такому психологическому типу принадлежит индивид, и именно так надлежит к нему относиться, если из учёных, разработавших эту классификацию и методологию, один был сексуальным извращенцем, другой – наркоманом, третий – йогом?

Прогресс? Имея в наличие ноутбуки и зная о нанотехнологиях, мы имеем смертность, ненамного отличающуюся от средневековой. Мы не научились излечивать большинство страшных эпидемических заболеваний древности, но добавили к ним множество новых, превратив нашу среду обитания в помойную яму. Почему мы сегодня должны чтить абстрактный Запад как всеобщую матрицу, если видим, что он не в состоянии справиться с экономическими и демографическими проблемами; если видим, что межнациональные и межклассовые конфликты – почти всегда прерогатива западного стиля; если большинство программистов – азиаты?

Люди перестали верить в теорию эволюции. Пользование беспроводным Интернетом и автоматическими стиральными машинками не только не отодвинуло, но приблизило нас к животным, причём низСеминар №1 Православие в ситуации Постмодерна шим. Многочисленные произведения современной культуры вообще отрицают историцизм. Идеи скачка, витка, тупика, схлопывания истории приводят к представлению о действительности как о возможности.16 История – больше не самосовершенствование рода человеческого, а вдение какой-то властной группой своего и чужого развития.

Кому нужна глобализация, приведшая к тому, что в большинстве стран мира на работу не может устроиться либо квалифицированный специалист, либо, наоборот, простой работяга вытесняется мигрантом?

Если привычный семейный уклад и кастовые традиции разрушены посредством СМИ, а тех социальных условий, в которых живут неплачущие богатые и Симпсоны, «просветительские»

СМИ почему-то не обеспечили.

На волне противоречий начинается бунт против Модерна.

Семинар Традиция Рулят бунтом, естественно, всегда только философы, внедряя новые представления, раскрепощая желания, растлевая мысли.

Бунт есть соглашение мыслителя с толпой. Чаще всего – не с толпой, а с авангардом толпы – с военным, бизнесменом, журналистом, депутатом. (Эти слова приведены затем, чтобы мы не обезличивали Постмодерн. У него есть конкретные генераторы идей, конкретные воплотители.) Начиная бунт против Модерна, Постмодерн, естественно, вовлекает в себя весь исторический опыт борцов с Модерном.

Это, прежде всего, домодернисты, причём, самые умные и одарённые, ибо смогли разгадать в токе истории опасные струи.

Самые яркие домодернисты-антимодернисты были, как правило, самыми образованными, знавшими язык Модерна. Потому для постмодернистов их слова наиболее важны – не надо переучиваться на какое-то архаическое философствование, язык Константина Леонтьева и Максима Грека вполне современен.

И в эпоху развитго Модерна раздавались голоса против.

Но внутримодернисты-антимодернисты были, как правило, слишком экстравагантны. Модерн есть система систем. Постмодерн ненавидит системы, но, во-первых, уже привык к системам, во-вторых, противостоять Системе может только Привычка. А внутримодерновые «борцы против» не создали привычки, инерции, движения. Потому привлекать в свой арсенал «проклятых поэтов», телемитов, «чёрных баронов», первертов, тамплиеров и прочих затруднительно – их позиция носила характер эпатажного взвиха и встряса (словами Ремизова), они никого не повели за собой, понеже и не ставили такой задачи. Потому и поминание в постмодернистских святцах Кроули, де Сада, Эволы не может быть деконструктивным актом – это лишь иллюстрация.

Мы логически приближаемся к тому, что голоса домодернистов вновь зазвучат в нынешнее время, и эти голоса будут более убедительными, чем вчера. Потому мы, православные, получили возможность открыто (перед «мирскими») противопоставлять Василия Великого – Дарвину17, Авву Дорофея – Дейлу Карнеги.18 Про опасности этих новых-старых голосов отдельно будет сказано ниже.

II. Православие против Модерна Теперь – позиция православных. Как ни странно, сегодня можно говорить о парадоксальной встрече православных христиан и безбожников-постмодернистов. Именно общий враг – Модерн (как профанатор, десакрализатор, секуляризатор) – даёт возможность этой встречи. И мы можем проповедовать на языке, заданном нынешними «мирскими». Мы, не кривя душой, можем использовать их жаргон для воздействия на их же умы. Их язык и некоторые установки подходят для нас, потому что их языка нет – есть элементы нашего языка, феерически связанные с чужеязычными элементами. И элементов нашего языка достаточно, чтобы быть узнанными в Современности. Поговорим об этих «встречах».

Фундаментальная несерьёзность. Модерн претендовал на «здравость», объективность и понимательность – это и было «серьёзностью». Традиция отрицалась именно потому, что главный пункт её – не понимание и свободное действие, а послушание и продолжение. Многовековая церковная учёность была объявлена «поповскими бреднями», многотысячные примеры стяжаний святости – дикостью и варварством. Подставлять левую щёку, благословлять обидчика, благотворить врагу – это не укладывается в рамки «здравого смысла», заданные безбожниками-модернистами. У православия – иной здравый смысл. В него укладывается и подвиг преподобного, налагающего на себя вериги, и подвиг юродиСеминар №1 Православие в ситуации Постмодерна вого, проповедующего голышом посреди площади, и подвиг мученика, отдающего жизнь за какие-то слова, и подвиг равноапостольного царя, неудовлетворённого религиозностью подданных, и подвиг праведника, терпящего ругань жены. Это – безумие (с точки зрения мира сего). И об этом можно и нужно говорить именно сейчас, когда постмодернисты продвигают культ безумия, бессмысленности, хаоса и бессвязности. Несерьёзно то, что отклоняется от заданной фабулы. Несерьёзной является жизнь, вовлекающая в себя какие-то императивы, не распространяющиеся на сию конкретную, земную жизнь.

Несерьёзно поведение монаха, ходящего в жару в мантии только потому, что какой-то там устав запрещает её снимать.

Несерьёзно поведение беременной женщины, отказывающейся от мяса в пост из-за каких-то канонов.

Семинар Традиция Жизнь как игра. В противовес конструктивистскому пониманию жизни как процесса, в конце которого нас ждёт конкретная и ощутимая цель, постмодернисты говорят о жизни как игре, о прыгании с одной смысложизненной кочки на другую. Отчасти и этот пункт согласуется с православно-христианским мировидением. Игра – это деятельность, смысл которой – не в результате, а в самом процессе. С точки зрения учения Церкви, мы своими поступками не можем обеспечить себе цели нашего существования – спасения души. Это целиком зависит от воли Бога. Нам отчасти известна Его воля, и мы призваны её исполнять, заранее зная, что выполнение моральных и поведенческих канонов само по себе не приведёт нас к обжению. При этом мы должны быть полностью сконцентрированы на нашем усилии – например, на молитве. Всё постороннее должно быть устранено, желательно создать условия, наиболее благоприятствующие молитве: пост, икона, лампада, кадильный дым, пламя свечи. Исихасты достигали лицезрения Самого Господа в молитве, и при всём этом молитва наша не может решить нашей загробной участи. Преп. Иоанн Лествичник учит, что цель молитвы – не что-то иное, а сама молитва.20 Деятельность, не ведущая ни к какому осязаемому результату. Равно как и милостыня, проповедь, благословение обидчиков, пост, чтение Писания. Результат, разумеется, есть – это рождение нового человека. Однако не новый человек, не укрепление веры – цель христианина, а спасение души. И если христианин своей верой (как убеждённостью) может передвигать горы и воскрешать мёртвых, но не имеет в себе любви (как Богоподобия) – усилия его тщетны (1 Кор., 13: 2).

Антирационализм. Изучение античных мудрецов и вовлечение их логики, озарений и понятийного аппарата в христианское богословие не привело к концентрации на логосе. «Знание надмевает, а любовь назидает,» – писал один из знатоков эллинской мудрости Апостол Павел (1 Кор., 8: 1). Развитие ума может привести к Богу (см. пример святых великомучениц Екатерины и Варвары), но не обжит человека.

Классификация, абстрагирование, аналогия и дедукция никогда не выведут из сумрака неведения, лишь на малую толику прояснив его. По учению преп. Максима Грека развитие ума нужно лишь затем, чтобы отчётливее видеть своё несовершенСеминар Традиция ство и способы его улучшения. Но не более того. Мрак остатся мраком без вторжения в него Бога. А Бог не вторгнется (как правило) к тому, кто не хочет Его видеть (не узнают) и к тому, кто не готов Его воспринять (сгорят).

Развитие ума – фикция, единственно ощутимый продукт которой – тщеславие и гордыня. Превозношение над Богом, святыней – это «мудрость» секулярная, тщащаяся «освободить» человека, а на деле лишь одурманивающая его.

«… Придет отступление, и откроется человек беззакония, сын погибели, противник и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, выдавая себя за Бога» (2 Фес., 2: 3-4).

Антиглобализм. Постмодерн тяготеет к «сдвижению на периферию», к децентрации.21 Этот пункт – также место притяжения с Православием. Единство спасительной Истины не предполагает однообразия способов духовного совершенствования. Истина – это Бог; Путь к Нему – Его Церковь, Её Каноны, очерченные Отцами через водительство Духом Святым.

Поскольку все люди имеют одинаковую греховную природу – постольку каноны Церкви едины для всех национальных Церквей. Поскольку существуют специфические национальные формы как греха, так и Боговидения – постольку существуют и национально-церковные каноны, приемлемые для православных одной страны, но неприемлемые для прочих верующих. Нет единого центра Церкви на земле. КажСеминар №1 Православие в ситуации Постмодерна дая поместная Церковь возглавляется национальным предстоятелем – патриархом, митрополитом либо архиепископом. Единство догматическое, литургическое и евхаристическое не мешает православным японцам разуваться при входе в храм, православным американцам – использовать лампочки вместо лампад, не мешает варьировать и устав питания в посты, и календарь, и богослужебные правила.

Политика как императив. Вместо веры в науку, в классовую борьбу, в права и возможности человека, Постмодерн говорит о единственном незыблемом принципе, от которого радиально отходят все сферы жизни, – о политической власти.22 Господство тех или иных парадигм обуславливается господством каких-то человеческих групп, разделяющих и/или продвигающих эти парадигмы. Европейцы уже не могут заявлять о господстве хриСеминар Традиция стианских ценностей в очерчивании менталитета западного человека – исламизация Европы пресекает это как «нацизм». Скорее всего, в ближайшее десятилетие не раз будет объявлено, что лучшим воплощением «прав и свобод человека и гражданина» является Коран, а позже – и Шариат. Политика означает Православное христианство настаивает на священности «Всякая душа да подчиняется высшим властям. Ибо нет власти, кроме как от Бога, а существующие поставлены Богом.

Поэтому противящийся власти восстал против Божьего установления; а восставшие навлекут на себя осуждение» (Рим., 13:

«Всех почитайте, братство любите. Бога бойтесь, царя почитайте» (1 Пет., 2: 17).

Неправославный будет удивлён, узнав, что Первым Вселенским собором руководил (и даже созывал его) формальный язычник Константин. Неправославный никогда не поймёт позиции великого князя Владимира, заявившего: «Кто не крестится – не друг мне». По православному вероучению точкой натяжения струн мировой истории является катехон – «удерживающий теперь» (2 Фес., 3: 7), воплощённый в православном государе, власть которого распространяется далеко за рамки своей империи – «император православных христиан».

«Бог даровал христианам два высших дара – священство и царство, посредством которых земные дела управляются подобно Небесным» (преп. Феодор Студит). И именно исчезновение последнего православного императора и последней христианской державы знаменует начало Конца. Поэтому православное духовенство стремится влиять на политику. Не потому, что они – постмодернисты, а потому что политика сакральна.

Хаос как фигура действия. Модернисты, начиная с Реформации, либо умалчивали о дьяволе, либо не считали его серьёзным персонажем. Полагалось естественным и само собой разумеющимся то, что мир и человек развиваются («прогрессируют», «эволюционируют»), накапливая всё больше внутренних связей и усложняя системность. Постмодернисты «вывели небытие из словесного небытия», показав, что хаос – не герменевтическая конвенция, а реальность. Распад, бессвязность, случайность – излюбленная тема не только нынешних творцов культуры и философов, но даже учёных – математиков и физиков.

Понятие энтропии, перешедшее в ХХ веке из физики в богословие (Флоренский25) и философию (Пригожин26) так поразило «научную общественность», словно она никогда не слыхивала о нарастании хаоса через развёртывание грехопадения. Допустим, Отцов Церкви «учёные» не читали, но учение средневековых схоластов им должно было быть знакомо хотя бы в общих чертах. Блаженный Августин очень наглядно объяснил, что грех есть экран между человеком и Богом, в тени которого притупляется очевидность духовного мира, ослабляют связи элементов мироздания, скрепляемых Духом Святым. Источник такого утверждения – слова св. апостола Павла:

«Открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду людей, держащих истину в плену у неправды, так как то, что можно знать о Боге, явно для них, ибо Бог им явил. Ибо то, что незримо в Нём, созерцается от создания мира чрез размышление над творениями: и вечная Его сила и Божество, так что нет у них извинения, потому что познав Бога, они Его, как Бога, не прославили и не возблагодарили, но осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце. Называя себя мудрыми, они обезумели…» (Рим., 1: 18-22).

Семинар №1 Православие в ситуации Постмодерна Главная проблема, которую всякий человек и общество переживают непрестанно, от зарождения до гибели – это устремлённость к гибели. Распад, мрак, холод есть вехи нашего бытия, потому сатана есть «князь мира сего» (Ин., 12: 31). «Всё принадлежит мне,» – заявляет глава нечистых духов в Евангелии (Лк., 4: 6).

Православие учит, что хаос неминуемо охватывает пространства, освобождённые от благодати Духа Святого. Причина такого отгораживания – человеческий грех, механизм – человеческая свобода. Поскольку свобода является подобием человека Богу, Бог не может вмешаться в действие человека, и человеческий произвол порождает грех (хотя Божий Промысел этот грех стремится обратить на благо же человеку).

Семинар Традиция Таким образом, настало интересное время, когда наш, православный голос может быть услышан, и для этого не обязательно заигрывать с мирскими понятиями и ценностями, как это делают некоторые «модные» православные богословы.

Однако не всё так просто. Постмодернистская логика смысла включает в себя традиционализм, особенно традиционализм православный, лишь как один из аспектов «веера возможностей», лишь как одну из вариаций развития событий после взмаха крыла бабочки. Игра как принцип жизни гораздо страшнее православного юродства Христа ради – при игре смысла вообще нет, есть лишь тяга к комфортному времяпровождению. Эгоцентризм и посюсторонность Постмодерна есть максимум эгоцентризма и посюсторонности вообще. Потому возможность смелой проповеди на постмодернистском языке без ползучего растления деконструктивностью Постмодерна – краткий миг. Чуть только мы посмеем заикнуться о нашей позиции как о единственно верной, о нашей Церкви как о единственном Пути к Богу, о Боге как единственной абсолютной ценности – Постмодерн немедленно отвратится от нас. Однако на данный момент расшатанные современными СМИ умы и души, отвращённые от всего мирского-устойчивого могут быть зацеплены нашей проповедью. Это время упустить нельзя.

Также нельзя поддаться испугу включённости в коллаж постмодернистской духовности, чему ярким примером является «интеллигентский оккультизм», особо актуальный в 1990-е или сектантство типа «Богородичного центра». Мы должны дерзновенно вещать о наших ценностях, не опасаясь маргинализации. В Постмодерне чем маргинальнее группировка – тем симпатичнее. И максимум отрицания «мира сего» и мирских ценностей сформирует особый язык, недоступный для лёгкого воспроизводства, пародии и коллажирования. И, конечно, самое главное – духовная сторона нашей проповеди. Молитва и духовное совершенствование для православного христианина должны стоять несравнимо выше поисков смысловых конвенций с миром сим. Тогда Бог будет не в слове, а в силе ( Кор., 4: 20).

1) См., напр.: Иоанн, митр. Санкт-Петербургский и Ладожский.

Самодержавие духа. Очерки русского самосознания. – СПб.: Изд-во Л.

Яковлевой, 1994; Мейендорф И., прот. Православие и современный мир. – Минск: Лучи Софии, 1995; Мелетий, митр. Никопольский. Печать антихриста в Православном Предании. – М.: Сестричество во имя св. прпмч.

кн. Елизаветы, 2001; Мороз А., свящ. Россия перед выбором: Духовность истинная и ложная. – СПб.: Общество свт. Василия Великого, 1998; Осипов А.И. Чтобы не пришла тьма… // Православная беседа. – 1999. – № 2;

Иларион, епископ Венский и Австрийский. Христианство перед вызовом воинствующего секуляризма // http://azbyka.ru/hristianstvo/hristianstvo_i_mir/hristianstvo_pered_vyzovomall.shtml; Аксючиц В.В. Ресурсы духовного возрождения // http://www.apn.ru/publications/article21859.htm 2) См.: Инглхарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и меняющиеся общества // Политические исследования. – 1997. - № 4; Иноземцев В.Л.

Современный постмодернизм: конец социального или вырождение социологии? // Вопросы философии. – 1998. – № 9. – С. 27-37.

3) См.: Корнев С. Трансгрессивная революция: Посвящение в постмодернфундаментализм // http://kitezh.onego.ru/trans_re.htm; Корнев С. Традиция, Постмодерн и вечное возвращение // http://kitezh.onego.ru/traditio.html.

4) См.: Аверинцев В.В. Традиция как преемственность и служение // Человек. – 2000.

– № 2; Quinn W.W. The Only Tradition. – NY: State University of New York Press, 1997.

5) См., напр.: Дугин А.Г. Пост Модерн? // Элементы. Вып. 9. – М., 2000.

6) См.: Келле В.Ж. Процессы глобализации и динамика культуры // Глобализация и гуманитарное знание. – 2005. – № 1. – С. 69-70.

7) См.: Лиотар Ж.-Ф. Состояние Постмодерна. – М.: Институт экспериментальной социологии, СПб.: Алетейя, 1998.

8) См.: Делёз Ж. Переговоры. – СПб.: Наука, 2004. – С. 48-50.

Семинар №1 Православие в ситуации Постмодерна 9) См.: Гиренок Ф.И. Пато-логия нового язычества // http://www.hrono.info/libris/lib_g/yazych.html 10) См.: Фукуяма Ф. Великий разрыв. – М.: АСТ, 2003.

11) См.: Deleuze G., Guattari F. Capitalisme et schizophrenie. – Paris: Ed. de Minuit, 1972.

12) См.: Капра Ф. Дао физики // http://lib.ru/KAPRA/daofiz.txt 13) См.: Feyerabend P.К. Science in a free society. – London, 1978.

14) См.: Kuhn T.S. The Structure of Scientific Revolutions. – Chicago, 15) См.: Lakatos I. History of Science and its Rational Reconstructions // Boston Studies in the Philosophy of Science. – 1972. – № 8.

16) Baudrillard J. L'Illusion de la fin ou La greve des evenements. – Paris, 1992.

17) См.: Сысоев Д., свящ. Эволюционизм в свете православного учения // http://sysoev2.narod.ru/evolution.htm; Кузнецов Т., свящ. Православное мировоззрение и современное естествознание // http://www.fictionbook.ru/ru/author/svyashennik_timofeyi/pravoslavnoe_mirovozzrenie_i_sovremennoe/ 18) См.: Дронов М., прот. Талант общения. Дейл Карнеги или Авва Дорофей?

Семинар Традиция 19) См., напр., произведения Милана Кундеры, Чака Паланика, Виктора 20) Иоанн Лествичник. Лествица. – СПб.: Типография № 6., 1995. – С. 239.

21) См.: Деррида Ж. Грамматология. – М.: Ad Marginem, 2000; Делёз Ж.

Различие и повторение. – СПб.: Петрополис, 1998.

22) См.: Панарин А.С. Искушение глобализмом. – М.: Эксмо, 2002.

23) См.: Иларион, епископ Венский и Австрийский. Христианство перед вызовом воинствующего секуляризма http://azbyka.ru/hristianstvo/hristianstvo_i_mir/hristianstvo_pered_vyzovom-all.shtml 24) Цит. по: Поснов М.Э. История Христианской Церкви. - Брюссель: Жизнь http://www.magister.msk.ru/library/philos/florensk/floren03.htm 26) См.: Пригожин И.Р. Философия нестабильности // Вопросы философии. – Единоверие как проект Владимир Карпец к.ю.н., доцент социологического факультета.

Раскол XVII в. – это точка вхождения России в эпоху Модерна, хотя и затянувшегося вхождения, затянувшегося, прежде всего, вследствие сохранения Царской власти. Теоретически, Февраль должен был произойти сразу же за собором 1666-1667 гг., но по различным обстоятельствам, этот процесс шел по земным меркам достаточно медленно. Онтологическим основанием выхода России из «града ограждения» Московского царства стало вхождение ее в линейное время Запада, прежде всего через замену в Символе веры произнесения «егоже Царствию несть конца» (по-древлеСеминар Традиция православному) на «егоже Царствию не будет конца». Через эту замену в конечном счете произошло внутреннее соглашение Русской Церкви с основной идеей Модерна – идеей прогресса.

Это вхождение, естественно, сопровождалось «зачисткой» – староверы уничтожались, или, в лучшем случае, были отнесены на периферию общества. Сам раскол фактически привел к появлению внутри русского народа двух народов – никониян и старообрядцев (староверов). Как ни странно, но знаменитая идея Ленина о двух культурах внутри одной национальной культуры, высказанная им в годы революции, - это искаженное отражение реального факта существования двух народов в рамках русского народа. В слово «никониянство»

автор этих строк не вкладывает никаких отрицательных и вообще оценочных коннотаций – речь идет просто о факте.

Следует остановиться на нескольких явлениях: на исторической неправде и одновременно правде никониянства, и исторической правде и одновременно неправде старообрядчества, для того, чтобы потом можно было бы говорить о возможном выходе.

Историческая неправда никониянства • Разделение догмата, таинства и обряда как основ церковной жизни. Признание определенных сторон жизни, прежде т.н. обряда (на самом деле, чина) чем-то нейтральным по отношению к догмату, что, на самом деле, является важнейшей чертой римо-католической теологии.

Семинар №1 Православие в ситуации Постмодерна • Обмирщение церковной жизни в целом как таковой, от обливательного крещения до партесного пения и живописной иконописи. Превращение богослужения в своеобразное оглавление к богослужению.

• Благословение принципиально не благословляемого: в XVIII в. это был театр, сегодня это, прежде всего, банковский процент и банковский капитал.

• Католические и протестантские влияния, и затем постепенное внедрение т.н. «общехристианской» и экуменической идеологии.

Историческая правда никониянства.

• Сохранение апостольского преемства в Церкви.

• Превращение никониянской Церкви в народную Церковь, что позволяло уравновешивать жесткую прозападную керигму никониянства народным православием, несущим в себе русский народный миф. Очень часто это происходило вопреки Семинар Традиция воле никониянского духовенства. В частности, в среде старообрядцев принято теперь критиковать почитание блаж. Матроны Московской, это известный спор. Однако, как бы не относиться к этому, подобное явление на самом деле относится к числу сильных сторон никониянства, а именно к его народности. Неслучайна такая же враждебность к подобным вещам никониянских ревнителей т.н. «просто христианства».

Историческая правда старообрядчества.

• Безусловное полное сохранение не только православной догматики, но и всей православной традиции в ее полноте.

Причем старообрядцы, стоя на позициях чистого охранительства, иногда сами не понимают, какие богословские, философские и другие сокровища заложены в т.н. старом обряде.

Вопрос о «Царствии несть конца» или «Царствию не будет конца» - это один из наиболее характерных примеров. Этот вопрос имеет богатейшее философское содержание.

• Выработанный веками иммунитет против апостасийных проявлений Модерна.

дисциплине, трудовая этика и т.д.

Исторические недостатки старообрядчества.

• Разделение на множество толков и согласий.

• Отказ от почитания послераскольных русских святых, многие из которых несли и по смерти несут особую миссию за русскую державу – прежде всего прп. Серафима Саровского и Царственных Мучеников.

• Определенное восприятие психологии «малого народа», в широком смысле слова.

• Своеобразное вайшьянство, наклонность к капиталистическим отношениям. Впрочем, старообрядчество в этом, на самом деле, менее всего виновно, т.к. исторически государство не оставляло ревнителям древлего благочестия возможности для государственной и военной карьеры.

Надо сказать, что расхожее «черносотенное» представление о том, что старообрядчество в союзе с еврейством работало на свержение Русских Царей – крайне ограниченно и односторонне, хотя определенная доля правды в этом есть. В свержении последнего Императора, Царя-Мученика Николая II на равных участвовали и старообрядцы, и никониянский епископат. ПриСеминар Традиция чем если первых часто вдохновляла идея исторической мести Романовым, то вторых – мечта о «свободной Церкви в свободном государстве» (такая формула бытовала перед Февралем), или о первохристиянской Церкви в доконстантинову эпоху, или даже о библейской эпохе Судей, когда «не было царя во Израиле». В результате историческое возмездие в 1920-е и первой половине 1930-х гг. в одинаковой степени постигло, можно сказать, накрыло тех и других.

Сегодня, в наступившей ситуации Постмодерна, всеобщего растворения, растворения, совершенно очевидно, что и старообрядчество и никониянство стоят перед одной угрозой, одним вызовом. Все худшие черты того и другого теперь угрожают тому и другому изнутри. Экуменический вызов заключается в различных формах объединения Православия с т.н.

инославием, прежде всего с католицизмом. Ему может быть противопоставлено только твердое единство самого Православия.

Единоверие, возникшее в 1800 г. после указа Императора Павла, и заключавшееся в допущении старого обряда в лоне господствующей Церкви, вначале имело двойственную природу. Если Император Павел всерьез думал о преодолении раскола, то синодальное духовенство, прежде всего Митрополит Московский Платон, стремились к созданию полицейского проекта по подчинению старообрядцев.

В XIX столетии эта тенденция была го сподствующей. Она Семинар №1 Православие в ситуации Постмодерна действительно на долгие годы оттолкнула старообрядцев от единоверия, а в среде никониян породило отношение к своим братьям-единоверцам как к «православным второго сорта», «полураскольникам».

В то же время, трудами выдающихся академических ученых конца века, отношение к древнему русскому благочестию как к чему-то ущербному было поколеблено. Возникает движение за снятие клятв собора 1666-1667 гг., что было осуществлено только в 1971 г. В связи с этим хочу обратить особое внимание на роль в этом событии выдающегося архипастыря, Митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима.

В начале XX в. единоверие, как и старообрядчество, переживает расцвет. Можно вспомнить о таких архиереях как свщмч. Андрей, князь Ухтомский, епископ Уфимский, свщмч.

Симон (Шлеев), которые оставили действительно серьезный вклад. Об их деятельности сегодня много пишут и говорят. Но Семинар Традиция в то же время нельзя забывать и о роли Царя-Мученика, по чьей инициативе в 1909 г. было осуществлено повторное прославление преподобной княгини-инокини Анны Кашинской, в свое время деканонизированной никониянским духовенством. Это прославление стало подлинным древлеправославным торжеством, в ходе которого вся полнота Русской Церкви молилась древним чином. После него именно единоверие стало знаменем возрождения Святой Руси, и шло в одном ряду с идеями Земского собора при Государе, с идеями народного представительства по образу Московской Руси. Помешала война и последовавший за ней Февраль.

Современное единоверие воспринимает преемство прежде всего, действительно от единоверия начала XX в. Оно высоко ценит как полноту канонического общения с Русским и Вселенским Православием, так и собственную полноценную укорененность в дораскольной традиции. Единоверие не один из многих старообрядческих согласов, но совершенно иное явление. Здесь не может быть места ни утрате полноты церковной жизни, ни, с другой стороны, психологии «малого народа» - двум основным бедам двух течений в русском Православии.

Единоверческие приходы – это острова Святой Руси, с которых может и должно начаться ее возрождение. Единоверие хранит память о дораскольной государственности в ее полноте. Так, например, можно констатировать, что любые попытки новообрядной канонизации блгв. Царя Иоанна Васильевича Грозного в рамках никониянского обряда пароДоклады дийны, и будут пародийными постольку, поскольку утрачено само молитвенное общение с этим Царем, общий молитвенный ритм с ним, без чего невозможно и полноценное понимание его места в истории.

Единоверие лишено многих видов «прелести», в которые впадает никониянство, в частности это касается т.н. младостарчества.

Единоверие трезво и разумно относится и к супружеству, и к иночеству одновременно. Единоверие восстанавливает традиционное место церковной общины в церковной жизни, без придания общине харизматических протестантских черт, наблюдаемых, например, у тех же «кочетковцев». Что особенно важно в условиях Постмодерна, единоверие создает истинно православный стиль на фоне безстильности никониянства. Единоверческое богослужение, так сказать, энергийно одолевает разрушительный потенциал т.н.

субкультур, в том числе рок-культуры. Но самое главное в том, что единоверие, не противопоставляя себя никониянству, хранит подлинную память, которая совершенно неожиданно, в решающей ситуации, может оказаться тем засадным полком Куликовской битвы, который окажется решающим в «восстании против современного мира». На мой взгляд, можно безо всяких преувеличений утверждать, что именно русское старообрядное Единоверие и есть Православие XXI века.

Семинар №2 Актуальность традиционализма Семинар Традиция Актуальность традиционализма • Генон как социолог: традиционализм и Постмодерн • "Царь мира" и "сокрытый царь" • Критика универсализма Генона • Джемаль против Генона:

опыт фундаментальной критики Семинар №2 Актуальность традиционализма Директор Центра Консервативных Исследований 1. Существует сложность в квалификации идей Генона и течения традиционализма. Они не укладываются в привычные рамки. Это занижает фундаментальность данного направления. Необходимо пересмотреть свой взгляд на Генона. Я предлагаю следующий концепт: Генон как социолог. Что это значит? Это значит, что стоит отнестись к текстам Генона – в первую очередь «Кризис современного мира» и «Царство количество и знаки времени», но также «Восток и Запад» и «Духовное влаСеминар Традиция дычество и временная власть», как к социологическим произведениям.

2. Генон строит свое учение на оппозиции современное общество – традиционное общество, или Модерн – Традиция. Он противопоставляет их, считая антитезами. Точно так же поступает социология. Традиционное общество и современное общество, Традиция и Модерн (Les Anciens et les Modernes). Генон и социологи описывают и то, и другое. Эти описания в целом сходятся. В этом смысле Генон социолог. Различия начинаются 3. Генон утверждает: Традиция и Модерн антагонистичны, но этот антагонизм может быть взят синхронистически. Это значит, что современное общество имеет свое представление о традиционном и выносит свой вердикт, а также структурирует свои описания по своей парадигме Модерна, но и традиционное общество может поступить так же и дать свое описание современности и вынести свой вердикт. Вот это самое главное. Социология допускает только взгляд современности на Традицию, поскольку социология часть современности.

Генон же дает взгляд Традиции на современность, нарушает правила игры, вылетает за пределы академических конвенций. Он не опознается как социолог, так как не разделяет современность социологии.

Прокладывая себе путь, Генон полемически (и это можно понять) настаивает на том, что Традиция лучше и совершеннее современности, и что современность, есть недо-традиция, анти-традиция и псевдо-традиция (когда речь идет о великой пародии).

4. Но приходит Постмодерн. Или нон-Модерн Бруно Латура. В нем Модерн ставится под сомнение. Ставится под сомнения слева – либерационные претензии Модерна не оправдались, и он есть ничто иное, как перелицованное традиционное общество. Латур же говорит, что Модерна не было вообще, а есть только традиционное общество, порождающее гибриды (культурно-природные помеси). Идея прогресса заворачивается, равно как и вся остальная аксиоматика Модерна. Тут то и приходит момент Генона-социолога.

5. Генон утверждает: Модерн есть надувательство, не более того. Но это постмодерн справа. Он не имеет претензий к Модерну, потому что тот не смог выполнить своих задач, как Постмодерн слева, он говорит: Модерн мерзость и все, что им подхвачено, должно сгинуть. А Традиция как была прекрасна и совершенна, так и остается. В этом отличие, которое и самих постмодернистов наверняка приведет в ступор.

6. А вместе с тем, постмодернисты меряются, кто кого перещеголяет в дистанции от Модерна. Но большей дистанции, чем у Генона, придумать себе невозможно. В случае интегрального традиционализма (Генон-Эвола), а не просто инерциального консерватизма, эта дистанция абсолютна.

Даже если не разделять их позитивной программы реставрации Традиции, их социология инструментально бесценна.

Она создает максимальный объем отличия от Модерна. Значит, она может быть рассмотрена как фундаментальный инструмент именно Постмодерна, который рано или поздно поймет: то, что им движет сегодня, все еще есть Модерн и его догматизмы.

7. Подкоп под Модерн вели культурные антропологи (Боас и его школа в США), структурные антропологи (ЛевиСтросс) и этносоциологи (Мюльман, Турнвальд). Они показали равнозначность архаических культур и современных обществ, опрокинув расистскую и эволюционистскую иерархизацию этносов. Но тут совпадение с Геноном полное. Недаром ключевой фигурой здесь был Мирча Элиаде, румынский традиционалист.