«Красильникова Наталия Алексеевна Метафорическая репрезентация лингвокультурологической категории СВОИ – ЧУЖИЕ в экологическом дискурсе США, России и Англии 10.02.20 – сравнительно-историческое, типологическое и ...»

Государственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«Уральский государственный педагогический университет»

На правах рукописи

Красильникова Наталия Алексеевна

Метафорическая репрезентация

лингвокультурологической категории

СВОИ – ЧУЖИЕ в экологическом дискурсе

США, России и Англии

10.02.20 – сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научные руководители:

Кандидат филологических наук, доцент Г. Н. Бабич Заслуженный деятель науки РФ, доктор филологических наук, профессор А. П. Чудинов Екатеринбург – Содержание Введение ……………………………………………………………….. Глава 1. Теоретические основы исследования метафорической репрезентации категории СВОИ – ЧУЖИЕ в экологическом дискурсе Англии, США и России…………………………………….

1.1. Дискурсивные основы исследования экологического дискурса США, России и Англии…………………………………………..........

1.2. Когнитивные основы исследования метафор в экологическом дискурсе США, России и Англии…………………………………… 1.3. Лингвокультурологические основы исследования концептуальной метафоры в политическом дискурсе США, России и Англии……………………………………………………………………….

1.4. Теоретические основы сопоставительного исследования лингвокультурологической оппозиции СВОИ – ЧУЖИЕ в дискурсе экологических движений………………………………………….

Выводы по первой главе ……………………………………….............. Глава 2. Метафорическое представление ЧУЖИХ в экологическом дискурсе США, России и Англии …………….……………… 2.1. Метафорическое представление ЧУЖИХ в американском экологическом дискурсе………………………………………………….

2.1.1. ОНИ – ПОЛИТИКИ ………………………………………………………….

2.1.2. ОНИ – КОРПОРАТИВНЫЕ КАПИТАЛИСТЫ…………………………..

2.1.3. ОНИ - СМИ …………………………………………………………………… 2.2. Метафорическое представление ЧУЖИХ в российском экологическом дискурсе…………………………………………………….

2.2.1. ОНИ – ПОЛИТИКИ…………………………………………………………..

2.2.2. ОНИ – ОЛИГАРХИ…………………………………………………………..

2.3. Метафорическое представление ЧУЖИХ в английском экологическом дискурсе…………………………………………………..... 2.3.1. ОНИ – ПОЛИТИКИ………………………………………………………….

2.3.2. ОНИ – КОРПОРАТИВНЫЕ КАПИТАЛИСТЫ………………………….. 2.3.3. ОНИ – США…………………………………………………………………… 2.4. Метафорическое представление Зеленых как ЧУЖИХ в экологическом дискурсе США, России и Англии………………………….

Выводы по второй главе ……………………………………………… Глава 3. Метафорическое представление СВОИХ в экологическом дискурсе США, России и Англии………….........……………... 3.1. Метафорическое представление СВОИХ в американском экологическом дискурсе …………………………………………….

3.1.1. МЫ – ПАРТИЯ………………………………………………………................

3.1.2. МЫ – СТРАНА………………………………………………………................

3.1.3. МЫ – ПЛАНЕТА………………………………………….…………………...

3.2. Метафорическое представление СВОИХ в российском экологическом дискурсе …………………………………………..........

3.2.1. МЫ – ПАРТИЯ………………………………………………………………..

3.2.2. МЫ – СТРАНА……………………………………………………………….

3.2.3. МЫ – ПЛАНЕТА……………………………………………………………..

3.3. Метафорическое представление СВОИХ в английском экологическом дискурсе ………………………………………………..

3.3.1. МЫ – ПАРТИЯ………………………………………………………………… 3.3.2. МЫ – СТРАНА………………………………………………………………… 3.3.3. МЫ – ПЛАНЕТА……………………………………………………………….

Приложение 1. Таблицы, диаграммы и схемы……………………… Приложение 2. Политическая культура США, России и Англии как фактор, воздействующий на метафорическую систему………..

Настоящая диссертация посвящена комплексному когнитивному исследованию метафорической репрезентации биполярной лингвокультурологической категории СВОИ – ЧУЖИЕ в дискурсе экологических движений Англии, США и России.

Одной из определяющих задач когнитивно-дискурсивной парадигмы знания является изучение процессов познания мира в их связи с языком. Соответственно, в центре внимания исследователей находятся единицы, отражающие акты осмысления мира и его освоения человеком (Т. Адамсон, М.

Джонсон, Ф. Джонсон-Лэрд, Дж. Лакофф, Г. Лэм, К. Малоун, А. Мусолфф, Т.

Рохрер, М. Тернер, Ж. Фоконье, Н. Д. Арутюнова, А. Н. Баранов, Ю. Н. Караулов, И. М. Кобозева, Е. С. Кубрякова, В. В. Петров, Т. Г. Скребцова, А. П.

Чудинов и др.). Решающим фактором концептуализации мира являются социально-психологические установки, ценности, стереотипы сознания, формирующие способы видения мира и представления людей, принадлежащих к определенной лингвокультурной общности. Вследствие этого изучение особенностей развития человечества и межкультурного взаимодействия невозможно без учета особенностей национальных менталитетов, политической культуры и норм поведения в соответствующей стране. Именно с этой точки зрения мы подходим к рассмотрению концептуальных метафор в дискурсе экологического движения Америки, России и Англии.

В рамках различных научных направлений принято сопоставлять западную и восточную культуры и определять положение русской культуры как результат их взаимодействия. Однако представляется не менее важным выявление специфических социально-психологических характеристик отдельных наций внутри определенного цивилизационного типа, диктующего схожесть развития культуры. Еще Джордж Бернард Шоу писал: «Англия и Америка – две страны, разделенные одним языком» [Dictionary of quotations 1989: 586].

По этому поводу иронизировал и Оскар Уайлд: «Сегодня нас с Америкой объединяет все, кроме языка» [The Canterville Ghost 1887]. Действительно, каждый народ уникален, и даже единство языка не определяет идентичность установок национальных менталитетов родственных народов. С этих позиций мы проводим автономное исследование моделей метафорической концептуализации мира в политическом дискурсе экологического движения двух англоязычных стран - США и Англии.

Международное экологическое движение объединяет представление о том, что экономическое, социальное и политическое развитие современного общества пришло в противоречие с ограниченными ресурсопроизводящими и жизнеобеспечивающими возможностями биосферы. Промышленное, сельскохозяйственное, рекреационное и другие разновидности природопользования сопровождаются не только получением желаемых результатов, но и комплексными проблемами, которые создают кризисную для устойчивого развития общества экологическую ситуацию во всем мире. Исследовательский интерес к движению Зеленых обусловлен бесспорной актуальностью, глобальностью и гуманизмом поднимаемых ими проблем и сложностями, с которыми сталкиваются экологисты в жестких условиях политической коммуникации, где отношения строятся по особым правилам, где необходимо владение приемами имплицитного речевого воздействия.

Прагматический смысл политических баталий заключается в завоевании доверия адресата и привлечении в свой лагерь как можно большего числа избирателей путем интеграции СВОИХ, дискредитации ЧУЖИХ и создания идеологически выверенной картины мира в сознании электората. Поэтому в качестве координатных осей данного когнитивно-дискурсивного исследования рассматривается биполярная лингвокультурологическая категория СВОИ - ЧУЖИЕ, которая отражает константы национального сознания и базовые представления, тиражируемые культурой (П. Бурдье, Р. Водак, О. С. Иссерс, М. Л. Макаров, Н. А. Санцевич, Ю. С. Степанов, Т. В. Цивьян, А. П. Чудинов, Е. И. Шейгал, К. Шмит и др.).

Актуальность комплексного когнитивного исследования метафорического моделирования биполярной лингвокультурологической категории СВОИ – ЧУЖИЕ в дискурсе экологических движений Англии, США и России обусловлена перспективностью дальнейшего развития теории концептуальной метафоры и ее преломления в сфере межкультурной коммуникации. Сравнение тенденций метафорического конструирования реальности и описание конкретных метафорических моделей в политическом дискурсе различных стран позволяют выявить сходные, различные и специфические черты национального мировосприятия и категоризации действительности. Сопоставительные когнитивно-дискурсивные исследования высоко продуктивны и обладают большой значимостью для развития кросс-культурного взаимодействия, повышения эффективности общения и формирования способности декодировать глубинные смыслы в международной политической коммуникации.

Объектом данного диссертационного исследования является метафорическое словоупотребление в политическом дискурсе экологических движений США, России и Англии по материалам публикаций 2000 – 2004 гг.

Предмет исследования – концептуальные метафоры, посредством которых в политическом дискурсе партий Зеленых США, России и Англии реализуется биполярная лингвокультурологическая категория СВОИ - ЧУЖИЕ.

Материалом для исследования послужили политические тексты экологической проблематики. Всего проанализировано 200 текстов, из которых отобрано 1500 метафор (по 500 метафор на каждую из рассматриваемых стран), охватывающих период с 2000 по 2004 год. Для исследуемых политических текстов характерно тематическое единство, связанное с деятельностью экологических организаций в рассматриваемых странах. Анализируемый материал относится к агитационно-политическому дискурсу и ориентирован на массового читателя. В ходе работы были использованы как печатные, так и электронные источники, среди них: Время новостей, Зеленый мир, Известия, Комсомольская правда, Наука и жизнь, Независимая газета, Правда, Российская газета, Экологическое досье России, Arizona Daily Star, Ecology, Economist, Independent, Investor’s Business Daily, Los Angeles Times, New York Times, The Guardian, The Morning Star, The San Francisco Chronicle, The Telegraph, York Daily Record, http://thenation.com, www.greenparty.org.uk, http://www.greenpeace.org, www.media-alliance.org и др.

Целью диссертации является когнитивно-дискурсивное исследование концептуальных метафор (выявление и описание доминантных моделей, их систематизация, анализ закономерностей функционирования и рассмотрение с позиций лингвокультурологии), используемых для репрезентации биполярной лингвокультурологической категории СВОИ – ЧУЖИЕ в современном экологическом дискурсе США, России и Англии.

Для достижения данной цели необходимо решить следующие задачи:

1. Уточнить теоретические предпосылки и методологию сопоставительного когнитивного исследования метафор, используемых для репрезентации биполярной лингвокультурологической категории СВОИ – ЧУЖИЕ в экологическом дискурсе.

2. Систематизировать языковой материал и выявить концептуальные метафоры в текстах, относящихся к экологическому дискурсу Англии, России и США. Выявить и дать сравнительное описание доминантных метафорических моделей, используемых для выражения биполярной лингвокультурологической категории СВОИ – ЧУЖИЕ в экологическом дискурсе названных стран.

3. Проанализировать закономерности метафорического представления оппозиции СВОИ – ЧУЖИЕ в английском, американском и российском экологическом дискурсе.

4. Провести автономное исследование особенностей метафорического представления биполярной лингвокультурологической категории СВОИ – ЧУЖИЕ в экологическом дискурсе России, Англии и США.

5. Изучить лингвокультурологические и социальные аспекты метафорической репрезентации оппозиции СВОИ – ЧУЖИЕ в экологическом дискурсе каждой из названных стран и рассмотреть прагматический потенциал указанной категории.

Следует отметить, что в задачи настоящего исследования не входит изучение метафор, характерных для экологических движений Уэльса, Шотландии и Ирландии, поскольку дискурс английских Зеленых может отличаться от дискурса экологистов, действующих в трех других частях Соединенного Королевства.

Методологической основой исследования служит теория метафорического моделирования (А. Н. Баранов, М. Блэк, М. Джонсон, Ф. ДжонсонЛэрд, Ю. Н. Караулов, И. М. Кобозева, Е. С. Кубрякова, Дж. Лакофф, А.

МакКормак, С. Л. Мишланова, Т. Г. Скребцова, Ж. Фоконье, А. П. Чудинов, Е. И. Шейгал и др.). Представленная работа также опирается на положения, разработанные в рамках теории дискурса (А. Г. Баранов, Р. Водак, Т. ван Дейк, В. И. Карасик, Е. С. Кубрякова, М. Л. Макаров, П. Серио, М. Стаббс, Е. И. Шейгал и др.). Кроме того, для проведения данного сопоставительного лингвокультурологического исследования привлекались достижения прагмалингвистики и теории речевого воздействия (Н. Д. Арутюнова, Э. Бенвенист, Р. Водак, М. Р. Желтухина, В. И. Жельвис, О. С. Иссерс, В. И. Карасик, Н. Б.

Руженцева, Г. Г. Слышкин, Е. И. Шейгал), а также теории межкультурной коммуникации и лингвокультурологии (Б. С. Ерасов, С. Г. Воркачёв, В. И. Карасик, В. В. Красных, О. А. Леонтович, В. А. Маслова, В. В. Ощепкова, Г. Г. Слышкин, И. А. Стернин, М. А. Стернина, В. Н. Телия, С. Г. ТерМинасова и др.).

Многоаспектное рассмотрение вопроса обусловило выбор разнообразных методов исследования, основными из которых являются когнитивнодискурсивный и сопоставительный анализ, осуществляемые с учетом лингвокультурной парадигмы и национальных особенностей носителей соответствующих языков и культур. Кроме этого для решения поставленных задач применяется описание, моделирование, систематизация и интерпретация речевого материала, метод дедукции, позволяющий на основании интерпретации частных языковых фактов, сделать обобщенные выводы, а также элементы контекстуального анализа и метода количественной обработки.

Научная новизна исследования. В диссертации представлено сопоставительное исследование ранее научно не изученного языкового материала.

Предпринято комплексное исследование концептуальных метафор, функционирующих в рамках двух культур, объединенных использованием одного языка (США и Англия). В процессе изучения биполярной лингвокультурологической категории СВОИ – ЧУЖИЕ выявлены универсальные концептуальные метафоры, свидетельствующие об общих тенденциях развития экологического интердискурса. Проведен анализ метафорических моделей, отражающих особенности политического дискурса экологистов рассматриваемых стран. Для проведения данного сопоставительного исследования была использована новая комбинированная методика исследования метафорических моделей, совмещающая элементы когнитивно-дискурсивного и лингвокультурологического описания.

Теоретическая значимость исследования заключается в сопоставительном когнитивном изучении метафорического моделирования в дискурсе экологических движений России, США и Англии и в развитии методики сопоставительного анализа метафор. Материалы диссертации могут быть использованы в дальнейших теоретических исследованиях по проблемам общей теории метафорического моделирования и ее применения в рамках национальных дискурсов, а также в сопоставительных исследованиях лингвокультурных закономерностей метафорического картирования реальности и в изучении политической культуры различных стран. Представленная в диссертации методика обогащает набор приемов исследования метафор в дискурсе биполярной лингвокультурологической категории СВОИ – ЧУЖИЕ.

Практическая значимость исследования связана с возможностью использования его материалов в лексикографической практике (при подготовке словаря политической метафоры), а также в практике преподавания иностранного языка при подготовке специалистов по организации международного туризма и делового сотрудничества, по теории и практике перевода, экологии, политологии и межкультурным отношениям. Материалы исследования могут быть использованы в элективных курсах «Политическая лингвистика», «Политическая метафора», «Лингвокультурология» и при написании студентамилингвистами курсовых и дипломных работ.

Работа будет интересна для журналистов и всех, кто интересуется вопросами теории языка и использования метафор в публицистике и политической коммуникации.

Апробация исследования. Основные положения диссертации обсуждались на заседании кафедры риторики и межкультурной коммуникации Уральского государственного педагогического университета.

Базовые теоретические положения исследования изложены на международных научных конференциях в Воронеже (2003), Москве (2004), Перми (2005), на региональных и общероссийских научных конференциях в Екатеринбурге (2003, 2004).

По теме диссертации опубликовано 10 работ.

1. Концептуальная метафора, отражающая биполярную категорию СВОИ – ЧУЖИЕ, в американском, российском и английском экологическом дискурсе является не только важнейшим средством концептуализации, категоризации и оценки действительности, но и эффективным способом воздействия на сознание адресата.

2. Когнитивно-дискурсивное исследование метафорического моделирования экологического дискурса США, России и Англии позволяет выделить основные компоненты представления СВОИХ и ЧУЖИХ для партий Зеленых этих стран. К числу универсальных моделей представления категории СВОИ относятся МЫ – ПАРТИЯ, МЫ – СТРАНА и МЫ – ВСЕЛЕННАЯ. Соответственно в качестве ЧУЖИХ регулярно представляются ОНИ – ПОЛИТИЧЕСКИЕ ДЕЯТЕЛИ и ОНИ – КОРПОРАТИВНЫЕ КАПИТАЛИСТЫ (США, Англия) или ОЛИГАРХИ (Россия). Экологисты Англии к числу ЧУЖИХ относят также США, а для американских Зеленых ЧУЖИЕ – это еще и СМИ.

Для России характерно своеобразное раздвоение экологического движения на МЫ – подлинные ЭКОЛОГИСТЫ и ОНИ – ЧИНОВНИКИ от экологии.

3. К универсальным и частотным для экологического дискурса России, Англии и США относятся метафоры организма, дороги, болезни, войны и спорта. Менее распространены, но достаточно регулярны метафоры стихии и животного мира. Театральная метафора наиболее актуализирована в российской и американской политической речи, посвященной экологическим проблемам, а метафора болезни лидирует в экологическом дискурсе России и Англии. Концепты дом и строительство часто используются в англоязычном дискурсе, тогда как концептуальная метафора механизма более характерна только для англичан.

4. Особенностью российского экологического дискурса является сосредоточенность на внутренней политике, а также табуированность сексуальной метафоры и широкая распространенность метафорического представления родной страны как свалки. Для названных англоязычных культур в равной степени характерно метафорическое представление мира сквозь призму педагогических и экономических понятий, что несвойственно российской экологической лингвокультуре.

5. Специфика метафорического моделирования в экологической коммуникации обусловлена не только языковой средой, но и дискурсивными характеристиками. Уникальными чертами английского экологического дискурса являются постоянное обращение к историческим фактам, национальным традициям, частое использование прецедентных имен и ситуаций, а также индифферентность к метафоре родства. Особенность американского экологического дискурса - распространенность метафоры кино, меньшая частотность морбиальной и отсутствие монархической метафоры.

В первой главе диссертации «Теоретические основы исследования метафорической репрезентации категории СВОИ – ЧУЖИЕ в экологическом дискурсе Англии, США и России» излагаются теоретические основы исследования концептуальных метафор, через которые реализуется лингвокультурологическая биполярная категория СВОИ – ЧУЖИЕ в дискурсе экологических движений Англии, США и России. Начальный раздел главы посвящен дискурсивным основам исследования: определены понятия дискурс, политический дискурс, экологический дискурс и охарактеризованы этапы становления международного Зеленого движения. В следующем разделе рассматриваются различные аспекты изучения концептуальной метафоры в политическом дискурсе, определяется методика сопоставительного описания метафорических моделей. Третий раздел посвящен лингвокультурологическим основам сопоставительного исследования концептуальной метафоры в политическом дискурсе США, России и Англии. В этом разделе рассматриваются особенности национальных менталитетов американцев, русских и англичан, а также политическая культура изучаемых стран. В последнем разделе представлены теоретические основы сопоставительного исследования оппозиции СВОИ – ЧУЖИЕ в политическом дискурсе.

Во второй главе «Метафорическое представление ЧУЖИХ в экологическом дискурсе США, России и Англии» представлено когнитивнодискурсивное описание основных метафорических моделей, которые используются борцами за сохранение окружающей среды для характеристики своих противников в экологическом дискурсе рассматриваемых стран.

Третья глава «Метафорическое представление СВОИХ в экологическом дискурсе США, России и Англии» посвящена когнитивнодискурсивному исследованию основных метафорических моделей, используемых защитниками природы из указанных стран при характеристике социумов, от имени которых они выступают.

В заключении представлены основные выводы по проведенному исследованию и намечаются перспективы дальнейшего сопоставительного исследования концептуальной метафоры в агитационно-политическом дискурсе.

В приложениях к диссертации представлены две таблицы, три схемы и три диаграммы, отражающие метафорическое представление СВОИХ и ЧУЖИХ, а также характеристика политической культуры США, России и Англии как фактора, воздействующего на метафорическую систему.

Глава 1. Теоретические основы исследования метафорической репрезентации категории СВОИ – ЧУЖИЕ в экологическом дискурсе Основная цель этой главы – создание теоретической базы для исследования закономерностей метафорического моделирования биполярной лингвокультурологической категории СВОИ – ЧУЖИЕ в экологическом дискурсе Англии, США и России. Для достижения этой цели необходимо уточнение понятийно-терминологического аппарата исследования и последовательное определение теоретических подходов, позволяющих максимально глубоко и полно рассмотреть имеющийся речевой материал. Поэтому каждый из разделов данной главы ориентирован на решение одной из следующих задач:

Изучение современной лингвистической теории дискурса и выявление, наиболее существенных общих свойств экологического дискурса и специфических характеристик экологического дискурса в Англии, США и России.

Рассмотрение когнитивных основ теории метафорического моделирования с учетом специфики метафорического осмысления реальности в политическом дискурсе различных стран и представление используемой в диссертации методики анализа метафорических моделей.

Изучение лингвокультурологической специфики экологического дискурса в Англии, США и России с учетом особенностей национального менталитета и представлений об отношениях человека и природы.

Исследование сущности и специфических свойств категории СВОИ – ЧУЖИЕ и рассмотрение дискуссионного вопроса о семантическом или лингвокультурологическом статусе этой категории.

1.1. Дискурсивные основы исследования экологического Вопрос о сущности и свойствах дискурса постоянно привлекает внимание современных лингвистов (Н. Н. Белозерова, Н. Н. Болдырев, В. И. Карасик, Е. С. Кубрякова, М. Л. Макаров, П. Б. Паршин, П. Серио, В. Е. Чернявская, А. П. Чудинов, Е. И. Шейгал и др.). По мнению английских лингвистов ДИСКУРС включает в себя «все формы речевой интеракции, а также письменные тексты всех видов» [Potter, Wetherell 1987: 7]. Дебора Шифрин предлагает рассматривать ДИСКУРС как целостную совокупность функционально организованных, контекстуализованных единиц употребления языка [Schiffrin 1994: 39 - 41]. Во французской лингвистике, как показывает Патрик Серио, термин ДИСКУРС может обозначать и речевую деятельность, и текст, и контекст, и высказывание в его взаимосвязях с коммуникативной ситуацией [Серио 1999]. В российской науке также существуют разнообразные определения ДИСКУРСа, например:

- «текущая речевая деятельность в данной сфере» [Дымарский 1998:

19], - «творимый в речи связный текст» [Конецкая 1997: 106], - «завершенное коммуникативное событие, заключающееся во взаимодействии участников коммуникации посредством вербальных текстов и/или других знаковых комплексов в определенной ситуации и в определенных социокультурных условиях» [Виноградов 1996: 139].

В «Англо-русском словаре по лингвистике и семиотике» [2001] также зафиксировано несколько толкований ДИСКУРСА:

1) – совокупность тематически, культурно или как-либо еще взаимосвязанных текстов, допускающая развитие и дополнение другими текстами (напр., в лингвистике текста, дискурс-анализе), 2) – общение, рассматриваемое как реализация определенных дискурсивных практик [М. Фуко] (напр., в социологии, социальной семиотике, политической лингвистике) 3) – вид речевой коммуникации, предполагающий рациональное критическое рассмотрение ценностей, норм и правил социальной жизни и единственным своим мотивом имеющий достижение взаимопонимания [Хабермас Ю.] (в логике, философии, социальной семиотике).

Роль дискурса в современной науке удачно представил М. Л. Макаров, сравнив его с ролью евро в европейской экономике [Макаров 2003: 11]. Действительно, понятие ДИСКУРС принадлежит различным научным парадигмам (когнитивной, имманентно-лингвистической, социолингвистической, прагмалингвистической, психолингвистической, лингвостилистической, лингвокультурологической) и ввиду такой востребованности рассматривается по-разному.

В когнитивной лингвистике ДИСКУРС обычно понимается в широком смысле. По мнению Ю. Н. Караулова и В. В. Петрова, ДИСКУРС – это «сложное коммуникативное явление, включающее, кроме текста, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста» [Караулов, Петров 1989: 8]. Е. С.

Кубрякова определяет ДИСКУРС как такую форму использования языка в реальном времени (on-line), которая отражает определенный тип социальной активности человека, создается в целях конструирования особого мира (или его образа) с помощью его детального языкового описания и является в целом частью процесса коммуникации между людьми, характеризуемого, как и каждый акт коммуникации, участниками коммуникации, условиями ее осуществления и ее целями [Кубрякова 2004с: 525]. По мнению Т. А. ван Дейка, ДИСКУРС - это сложное единство языковой формы, значения и действия, которое соответствует понятию "коммуникативное событие" [Дейк 1989: 46].

Как показывают специальные обзоры (П. Б. Паршин 1999; Е. И. Шейгал 2000; А. П. Чудинов 2001 и др.), в современной науке не существует единого понимания и видового термина ПОЛИТИЧЕСКИЙ ДИСКУРС. Выделяют три основных подхода к изучению политического дискурса: дескриптивный, критический и когнитивный [Шейгал 2000: 7–8]. Дескриптивный подход восходит к классической методике риторического анализа публичных выступлений, освещённой в трудах древних риторов (Аристотеля, Цицерона, Квинтиллиана). Один из аспектов дескриптивного подхода в лингвистике связан с изучением языкового поведения политиков: языковых средств, риторических приёмов и манипулятивных стратегий, используемых политиками в целях убеждения (см. Bergsdorf 1978, Atkinson 1984, Николаева 1988, Holly 1989, Михальская 1996, Баранов 1997, Паршин 1999).

Другим направлением дескриптивного подхода является анализ содержательной стороны политических текстов. «Методы контент-анализа и когнитивного картирования позволяют выявить когнитивные диспозиции отдельных политиков – ценности, склонность к конфликту или сотрудничеству, характер причинно-следственных связей в соответствующих фрагментах картины мира» [Шейгал 2000: 7] (также см. Janis 1949, Chilton 1990, Костенко 1993, Кордонский 1994, Дука 1998, Волкова 2000).

Критический подход направлен на изучение социального неравенства, выраженного в дискурсе. В рамках данного подхода рассматривается проблема использования языка как средства власти и социального контроля (см.

Fairclough 1989, Дейк 1994, Водак 1997).

Когнитивный подход позволяет от описания единиц и структур дискурса перейти к моделированию структур сознания участников политической коммуникации. Анализ фреймов и концептов политического дискурса, метафорических моделей и стереотипов, лежащих в основе политических предубеждений, позволяет моделировать когнитивную базу политического дискурса (Fowler 1991, Gee 1996, Караулов 1987, Лаcсан 1995).

В современной политической лингвистике дискурс изучается по следующим направлениям: исследуется семиотическое пространство политического дискурса (Шейгал 2000), изучаются его культурно-языковые характеристики (Попова 1995), рассматривается его ролевая структура (Бакумова 2002), описываются политические жанры, стили, нарративы (Гайкова 2003, Иванова 2003, Кочкин 2003), анализируются средства речевого воздействия (Иссерс 2003, Желтухина 2003).

В данном исследовании основной акцент сделан на лингвокультурологическом аспекте когнитивного изучения политической метафоры с целью выявления универсального и индивидуального в процессах конструирования окружающей реальности экологистами США, России и Англии и определения представлений носителей различных культур о социально-политической ситуации как внутри страны, так и за рубежом.

Таким образом, настоящая диссертационная работа отличается интегрированным подходом к изучению политического дискурса, вливаясь в поток междисциплинарных исследований. Поэтому задачам нашего исследования в наибольшей степени отвечают определение Е. С. Кубряковой, аккумулирующее все тенденции изучения дискурса в когнитивной науке (оно было представлено выше), и образное определение Н. Д. Арутюновой, привлекающее симпатии своей точностью и афористичностью. Продолжая мысль Н. Д. Арутюновой, «дискурс – это речь, погруженная в жизнь», мы считаем, что политический дискурс – это политическая речь, погруженная в политическую жизнь. Соответственно экологический дискурс - это речь, погруженная в политическую жизнь экологических движений. Поэтому для правильного осознания дискурсивных характеристик рассматриваемых политических метафор следует рассмотреть политические истоки и современные условия деятельности экологических движений в Англии, США и России.

Экологическое движение (Зеленые) – название групп, течений, неправительственных и политических организаций, занимающихся борьбой с разрушением окружающей среды и добивающихся большей гармонии во взаимоотношениях между человеком и природой. Зеленый цвет, который используется участниками движения в качестве общей эмблемы, служит символом природы, надежды и обновления.

Непосредственным толчком к оформлению движения стала проблема ядерного оружия и атомной энергетики. Экономический бум 1960-х сопровождался стремительным наращиванием АЭС; ядерные программы ведущих государств мира были расширены после нефтяного кризиса на Западе в – 1974 годах. Эти темы рассматривались как сфера компетенции государственной военной и энергетической политики, а потому противостояние общественности ядерному развитию непосредственно сталкивало альтруистически настроенных энтузиастов с властями и вело к радикализации движения.

В ходе противостояния властям экологическое движение начало выходить за чисто местные рамки и разрабатывать принципы собственного мировоззрения. Возникали региональные и национальные объединения гражданских инициатив в области защиты окружающей среды. В 1971 году в Северной Америке возникла первая экологическая организация – «Гринпис». Первоначально она занималась проблемами ядерных испытаний в США, но постепенно распространила свою деятельность по всему миру. В ФРГ федеральный союз энвайроменталистов возник в 1972 году; в конце 70-х он выдвинул программу требований, нацеленную, в самых общих чертах, на создание нового, справедливого и гуманного общества. Неслучайно Германию называют «колыбелью зеленого движения».

Хотя в большинстве крупных конфликтов успех оказывался не на стороне экологистов, деятельность антиядерных инициатив привела к активизации групп, занимающихся другими вопросами и темами защиты окружающей среды. Сотни тысяч людей участвовали в выступлениях, направленных против крупных транспортных объектов. Обращение к ядерной и транспортной проблематике вынудило Зеленых заниматься и вопросами военной политики.

Произошло сближение экологического движения со сторонниками «альтернативного образа жизни», которые занимали пустующее жилье и организовывали там жилищные сообщества, и коммуны. Этот сектор объединял в 1970 – 1980-х годах сотни тысяч людей в развитых индустриальных странах, и в нем преобладали также экологические взгляды на необходимость гармонии с окружающей средой, децентрализацию государственной власти, использование чистых технологий.

Трудности, с которыми сталкивались радикальные выступления, и разочарование участников движения во всех существующих политических партиях привели к созданию собственных политических организаций, защищающих интересы Зеленых. К новым политическим группировкам примкнули различные политики в надежде выдвинуться и добиться успеха с помощью популярных экологических лозунгов. Стали появляться Зеленые партии.

Первая местная партия такого рода возникла в 1973 году в США. До конца 1970-х годов были созданы партии и списки Зеленых и экологистов в ФРГ, Бельгии, Франции, Великобритании, Нидерландах, Италии, в последующие годы – Швеции, Финляндии, Австрии, Швейцарии и других европейских странах, Австралии, Новой Зеландии, Канаде и т.д. Партии, выступившие под флагом экологии, смогли добиться существенных успехов на выборах.

Они провели кандидатов в парламенты Италии (1976), Швейцарии (1979), Бельгии (1981), ФРГ и Португалии (1983), Люксембурга и Австралии (1984), Австрии, Испании и Нидерландов (1986), Финляндии и Норвегии (1987), Швеции (1988), Греции и Ирландии (1989), Новой Зеландии (1993), Дании (1994), Франции и Канады (1997), Исландии (1999), Японии и других стран.

После падения «берлинской стены» в 1989 году и образования многопартийных систем в странах бывшего «Советского блока» Зеленые партии появились и в государствах бывшего СССР и Восточной Европы.

Формируется международное объединение «зеленых» политических организаций. После выборов в Европейский парламент 1979 году была учреждена Европейская координация экологических и радикальных партий. В июне 1993 года она была преобразована в Европейскую Федерацию Зеленых Партий, в которую вошли экологисты не только из Западной Европы, но и из бывших стран Восточного блока и СССР, в том числе из государств, не входящих в Европейский Союз (включая Украину, Россию и Грузию).

Стремление Зеленых доказать свою пригодность к управлению государством диктовало свою логику: в 1990-х годах почти во всех экологических партиях взяли верх сторонники «реальной политики». Если прежде Зеленые определяли себя как «принципиально новую» силу, «антипартийную партию», теперь они становились такими же, как другие.

Это позволило Зеленым войти в правительства ряда стран, как правило, в коалиции с социал-демократами и другими левыми организациями: Франции (1992–1993, 1997–2002), Финляндии (1995–2002), Италии (1996–2001), ФРГ (с 1998), Бельгии (с 1999) и пр. Опыт пребывания у власти оказался для Зеленых противоречивым: им удалось закрепиться на политической арене, проникнуть в государственный истэблишмент, но это было достигнуто ценой отказа от многих ключевых принципов движения. Зеленые нигде не смогли добиться отказа от атомной энергетики, не настаивают на том, чтобы прекратить сокращение социальных расходов и приватизацию, стали терпимо относиться к НАТО и Европейскому Союзу (хотя продолжают настаивать на демократизации институтов последнего) и даже поддерживать проведение военных операций за рубежом (к примеру, в 1999 году в Югославии).

Сегодня экологическое движение в мире многолико. Существует множество групп, союзов, НГО и ассоциаций, которые занимаются проблемами, связанными с окружающей средой. В рядах Зеленого движения выделяют три основные направления: традиционная защита природы (консервационизм); прагматическая защита окружающей среды (энвайронментализм); политическая и социальная экология [Дамье: http://www.newanarchy.narod.ru/ecology.html]. При этом энвайронменталисты не ставят под сомнения рамки действия, предоставляемые существующими общественными институтами, а сторонники политической и социальной экологии стремятся к изменению сложившихся отношений.

Некоторые кампании Зеленых носят временный характер и проводятся до тех пор, пока есть надежда предотвратить осуществление очередного экономического, энергетического или транспортного проекта, вредного для природы и людей. В других случаях противостояние может продолжаться годами, превращаясь в своеобразную местную «гражданскую войну». Иногда происходят столкновения с полицией.

Разочарование экологистов результатами политики Зеленых партий привело во многих случаях к тому, что активисты и теоретики, озабоченные будущим планеты, все активнее пытаются искать новые ответы на наболевшие вопросы. К примеру, оформилось течение экоанархистов, или либертарного муниципализма. Его лидерами считаются американские экологисты Мюррей Букчин и Джанет Биль. Либертарные муниципалисты выступают за преодоление современного индустриального общества и переход к системе самоуправляющихся городов-коммун, пользующихся чистой и «освободительной технологией». Им удалось создать международную сеть организаций (известных как левые зеленые или Демократическая альтернатива).

Также среди Зеленых получили развитие концепции глубинной экологии, которые отстаивают решительный разрыв с современной цивилизацией. Некоторые последователи глубинной экологии призывают подчинить общество биологическим законам или склоняются к своеобразным формам экологически мотивированного фашизма. Другие предлагают вернуться к первобытной, дотехнической цивилизации, напоминающей общества древних племен охотников и собирателей.

Национальные партии зеленых имеют различную историю и сложные, часто противоречивые отношения с массовым экологическим движением, поэтому целесообразно учесть особенности формирования и деятельности этих партий в США, России и Англии соответственно.

1. Экологическое движение в США. В США часто говорят о Партии Зеленых, не дифференцируя при этом отдельные группы. Все же следует выделить, по меньшей мере, две экологические организации, принимающие активное участие в политической жизни страны: Зеленые/Партия Зеленых США (Greens/Green Party USA) и Партия Зеленых Соединенных Штатов (Green Party of the United States). Последняя организация является более крупной и известной среди национальных политических объединений и признана Федеральной избирательной комиссией как национальный комитет политической партии (2001). Меньшая по составу Партия Зеленых США по праву гордится тем, что является прямым последователем первых Зеленых организаций в Америке, которые были основаны в 1984 году. Ими были разработаны первоначальные 10 ключевых ценностей, которые позже распространились в различных вариантах на все экологическое движение.

Зеленые США выступают за расширенное понимание экологии, предполагающее тесную связь между проблемами и спорными вопросами окружающей среды. Они отвергают милитаризм, расизм, оскорбительное отношение к людям другого пола и к окружающей среде других стран: они приветствуют мир, социальную и экологическую справедливость. Зеленые обязуются создавать обстановку сочувствия и предупредительности, призывают к прямому действию, политическим кампаниям, мультикультурному сотрудничеству и внедрению экологического стиля жизни [США: Экономика, политика и идеология 1997].

В начале 90х экологические организации США сосредоточились на выдвижении кандидатов в политические офисы и укреплении позиций Партии Зеленых, не поддающейся давлению республиканских и демократических сил. Выступление Р. Найдера с президентской кампанией в 1996 году показало, что идеи и лозунги Зеленых привлекают внимание и симпатии большого числа избирателей. Экологисты пришли к заключению о необходимости сплоченной работы во имя достижения единой цели.

Как любая "третья" партия в Америке, Зеленые столкнулись с проблемой доступа на общенациональные выборы. "Нынешняя двухпартийная политическая монополия, контролируемая деньгами, лишает обычных граждан их конституционного права на репрезентативное правительство", - говорилось в [http://news.bbc.cj.uk/hi/russian/news/default.stm]. Выводы 1996 года отразили необходимость создания Ассоциации Партий Зеленых США (АПЗ США), которая повторно утвердила кандидатуру Р. Найдера на пост Президента США в 2000 году. Вторая кампания прошла более успешно - Зеленые набрали значительно больше голосов и вызвали массу критики в прессе за попытку сломать конвенциональные представления о политической системе США и вмешательство в гонку традиционных партий. Появление Найдера на американской политической сцене в качестве кандидата (пусть даже символического) в Белый дом свидетельствовало об усилении влияния новых "левых" сил в борьбе против корпораций и глобализации экономики.

В 2001 году АПЗ США получает название Партии Зеленых Соединенных Штатов. Приоритетными направлениями деятельности Зеленых США сегодня являются защита окружающей среды, противостояние насилию, утверждение социальной справедливости и организация инициативы народных масс. Зеленые видят свою социальную задачу в «обновлении» демократии без поддержки корпоративных спонсоров. Зеленые Соединенных Штатов уверены в том, что независимость их партии не помешает им решать глобальные проблемы человечества вместе с другими экологическими организациями. Они являются партнерами Европейской Федерации Партий Зеленых и Федерации Партий Зеленых Америки.

Отказ Ральфа Найдера баллотироваться от партии Зеленых партия восприняла с сожалением, поскольку в качестве «своего» кандидата он был уже хорошо знаком избирателю и выстроил определенную платформу, с которой можно было достичь ощутимых результатов в продвижении «зеленой» политики. После долгих раздумий и переговоров внутри партии на борьбу за внимание избирателя в президентской гонке 2004 года было решено выдвинуть Дэвида Кобба и Пэт Ламарш.

Следует отметить стремительное развитие и расширение Партии Зеленых Соединенных Штатов. По данным Бена Мански в 2004 году численность партии превысила 300 тысяч человек, при этом отделения партии работали в 46 из 51 штата [Manski 2004: http://www.newtopiamagazine.net]. Результатом успеха партии на региональном уровне и уверенных шагов в государственную политику стало стирание четкой границы между экологическим и политическим дискурсами в США, что отразилось на стратегиях речевого поведения Зеленых. Политические игры навязывают необходимость поляризации мира на СВОИХ и ЧУЖИХ, что отчетливо проявляется в современном политико-экологическом дискурсе США.

Обзор деятельности Зеленых в США был бы неполным без упоминания об экологических террористах, радикальные действия которых производят губительный эффект на репутацию экологистов. Например, в августе года Американская радикальная организация Зеленых — «Фронт освобождения Земли» совершила поджог автомобильного торгового центра в Калифорнии. На нескольких уцелевших в огне внедорожниках «Хаммер» обнаружили надписи — «Толстые, ленивые американцы» и «Я люблю загрязнение», а также аббревиатуры названия организации. В тот же день средства массовой информации получили послание от «Фронта», в котором он берет на себя ответственность за поджог и заявляет, что намерен продолжать уничтожать объекты, которые служат для «извлечения прибыли из разрушения окружающей среды, независимо от того, что думает об этом общественность»

[http://www.utro.ru/news/2003/08/23/225614.shtml].

Основателем экоанархизма считается профессор М. Букчин, один из ведущих теоретиков современной социальной экологии и экоанархизма. Он стоял у истоков экологического движения Соединенных Штатов и Европы, его политического крыла и оказал значительное влияние на его развитие. В предисловии к книге М. Букчина «Реконструкция общества» С. Фомичев описывает случай на собрании американских зеленых радикалов в 1987 году.

Показательно заявление участника этого события относительно причины экологического кризиса на планете: «Человечество! Люди ответственны за экологический кризис. … Они перенаселили землю, загрязнили планету, растратили ее ресурсы, они прожорливы, как крысы!» [Фомичев:

http://avtonom.org]. Все же столь яркая античеловеческая идеология и деструктивное поведение радикально настроенных зеленых подрывают авторитет движения, заставляя американцев категоризировать Зеленых как ЧУЖИХ.

2. Экологическое движение в России. В восточной и центральной Европе движение «Зеленые» возникло значительно позже, чем на Западе. Во времена крушения коммунизма и распада СССР активисты движения стали появляться на ключевых позициях руководства многих новых демократических государств. Однако большинство партий Зеленых в этих странах не получили всеобщей поддержки и не смогли удержать влияние. Вскоре в России начались экономические проблемы, коррупция, криминал и пр. Все это буквально вымыло из общественного поля зрения экологические проблемы. Показательно, что в те времена экология занимала второе-третье место в опросах общественного мнения о приоритетах развития страны, а сейчас эта тема http://pda.inauka.ru].

Экологические организации РФ относят к нетрадиционным политическим организациям по той причине, что проблемы, выдвигаемые ими на первый план, не могут рассматриваться как предмет политической борьбы. Появившись в результате политизации экологического движения, Зеленые очень быстро затерялись среди прочих политических организаций. Часть региональных экологических партий примкнула к демократическому движению, другие заняли национал-патриотические позиции. Участие экологистов в политической борьбе предопределило их растворение в общей массе политических организаций и уход с политической сцены.

Чтобы представить российское Зеленое движение, удобнее не перечислять многочисленные названия, а рассмотреть несколько типов экологических негосударственных организаций (НГО) - используя в качестве примеров самые известные и авторитетные внутри своего типа.

Профессионалы. К профессионалам относят сотрудников офисов и представительств международных экологических организаций, которые наряду с защитой природы на высоком профессиональном уровне занимаются общественной и правозащитной деятельностью. Услугами юристов "Гринпис" иногда пользовалось даже федеральное экологическое ведомство, а результатом рассмотрения Верховным судом иска представителя "Гринпис России" И. Блокова стала отмена нескольких пунктов указа Президента.

Все международные экологические НГО обладают большими финансовыми и организационно-техническими возможностями. Так, Всемирный фонд дикой природы (WWF) - организация еще более истэблишментарная и конформная. Ее почетным президентом числится британский принц-консорт Филипп; принцы и короли номинально возглавляют и его национальные представительства. В ряде стран при офисах WWF созданы корпоративные клубы, объединяющие топ-менеджеров фирм, постоянно спонсирующих фонд или оказывающих ему иные услуги. Фонд, в свою очередь, легко раздает разного рода дипломы и сертификаты: в России только в рамках кампании "Живая планета - 2001" грамоты "дарителя Земле" получили 15 губернаторов и президентов.

В самой России тоже возникают различные экологические НГО. Одни из них создаются профессионалами, такими, как крупная адвокатская фирма "Экоюрис", специализирующаяся на природоохранном праве. Другие – такие, как Центр охраны дикой природы или нижегородский экоцентр "Дронт" - образуются именно из "общественных" (непрофессиональных) организаций и часто продолжают существовать как их специализированные органы.

Волонтеры. В начале 60-х годов они назывались "студенческие дружины охраны природы" и состояли в основном из студентов профильных вузов. В конце 80-х, когда в СССР формировалось общественное экологическое движение, именно дружины во многом определили его лицо. Фактически на их основе возник Социально-экологический союз (СоЭС) - метаорганизация, объединяющая большую часть Зеленых групп и структур не только России, но и всех постсоветских стран. Наиболее радикальные члены СоЭС, применяющие политические методы, входят одновременно в организации типа партий Зеленых [http://СОЦИАЛЬНО-ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ CОЮЗ.htm].

Объединение СоЭС в основном информационное, не имеющее административных рычагов. Его коллективными членами являются как известные в «зеленом» мире организации - Центр охраны дикой природы, "Дронт", Центр экологической политики России, Центр ядерной безопасности и т.д., так и группы жителей какого-нибудь населенного пункта. Поскольку в объединениях последнего типа социальная активность не всегда совпадает с компетентностью, они дают самые широкие возможности для дискредитации Зеленого движения в целом.

Положение большинства экологических инициативных групп, не имеющих возможности реально влиять на беспокоящие их процессы и потому вынужденных лишь протестовать, требовать и просить, обычно накладывает на их членов определенный отпечаток. Для них мир без остатка делится на МЫ и ОНИ, причем в ОНИ попадают чиновники и бизнесмены, априорно бесчестные и алчные. Любое решение не в пользу экологистов интерпретируется ими как свидетельство предвзятости и подкупленности, любое несогласие воспринимается с подозрением. Разговору с человеком "извне" Зеленые чаще стремятся придать форму проповеди, свидетельства об истине.

Средством пропаганды и обмена взглядами экологистов служит собственная информационная продукция Зеленых организаций. Если для бумажного издания нужны большие финансовые средства и группа профессиональных сотрудников, то электронный бюллетень может делать даже один человек в свободное время. Изданий такого рода в России достаточно много, и по этим каналам проходит немало интересной информации, не попадающей в "большие" массмедиа.

В идеологическом отношении Зеленое движение чрезвычайно пестро, в нем можно найти людей с любыми взглядами. Однако позиция перманентного протеста и конфликта, в которой пребывает большинство российских Зеленых, создает благоприятную психологическую почву для мироощущения, которое в России называют экоутопизмом. Людям, жизнь которых превратилась в непрерывное противостояние натиску цивилизации на природу, легко воспринять идею неисправимой порочности этой цивилизации, из чего следует, что разрушение природы можно остановить только путем смены самих основ существования человечества [Значков: http://www.p213.boom.ru].

Предельное развитие этой тенденции можно видеть в теории и практике радикальных экологистов, представленных в России в основном движением "Хранители радуги". Они предпочитают "прямое действие": захват стройплощадок и начальственных кабинетов, проникновение в зону взрывных работ, вывод из строя техники и т.д. Экорадикалы рисуют апокалиптические картины краха "цивилизации потребления", распада социальных институтов и мирового хозяйства, метаний людских масс по обезображенной планете.

Нанятые. В 2001 году перед рассмотрением Думой законопроектов о ввозе ядерных отходов, информационные агентства распространили сенсационное сообщение: "общероссийские общественные экологические организации - за ввоз отработанного ядерного топлива", подписанное руководителями партии "Кедр" и Российского экологического конгресса.

Внутри «зеленого сообщества» этот документ особого удивления не вызвал: обе подписавшие его структуры давно уже пользовались устойчивой репутацией "подсадных", которых зовут всякий раз, когда власти нужно изобразить "общественную поддержку" сомнительного или явно антиэкологичного решения [http://nuclearno.ru/text.asp?7718]. В развитых странах такого рода услуги (получившие название greenwash - "зеленая отмывка") давно известны, хотя там их заказчиками являются в основном крупные корпорации.

Другим событием, всколыхнувшим все движение, стал "Зеленый Форум", который в феврале 2004 года в Москве провела Российская экологическая партия "Зеленые" (ПЗРФ), с целью обсуждения программы "практических действий по поддержке проводимого Президентом РФ реформаторского курса государства в области экологии". ПЗРФ критиковали за «циничную фальсификацию экологических идеалов» и «лизоблюдскую инициативу»

[http://nuclearno.ru/text.asp?7718]. Приводилось множество фактов, подтверждающих антиэкологичность политики правительства, вследствие чего Зеленым следовало бы противостоять ей, а не поддерживать. В этой связи вспомнили ликвидацию двух основных природоохранных ведомств РФ (Госкомитета по охране природы и Федеральной лесной службы), разрешение ввоза ОЯТ, анти-экологические поправки к Лесному кодексу, задержку с ратификацией Киотского протокола, направленного на сокращение антропогенного влияния на планете, и многие другие подобные факты.

В заключение обзора следует отметить, что Зеленые в России пока не снискали признания. Экологическое движение обвиняют в создании атмосферы "тусовки", отсутствии выхода на широкую аудиторию, неучастии в реальной социально-экономической жизни регионов, использовании зарубежных средств в качестве основного источника доходов, что лишает заинтересованности в реальных экономических успехах и, как следствие, лишает экономических субъектов заинтересованности в этом движении [http://www.tw2000.chat.ru/tw01.htm].

Жители России под давлением социального и экономического дисбаланса в стране настроены оппозиционно доктрине Зеленых. В газете «Известия»

от 27.02.2003 сообщается о создании в Новосибирске Общественного антиэкологического движения, организаторы которого (А. Арбеньев и А. Сальников) заявили, что России необходимо выработать новую эволюционную идеологию, в которой "не будет места пагубной мысли о сохранении природы в ущерб интересам человечества". По словам организаторов, после появления в Интернете информации о новом движении, у него нашлась масса сторонников в районах, где под нажимом Зеленых предприятия не выплачивают зарплату работникам, так как вынуждены осуществлять дорогостоящие экологические программы.

Таким образом, на сегодняшний день позиции движения Зеленых в России маргинализированы. Возможно, одной из причин этого являются разногласия внутри движения и постоянный акцент на разделении общества на СВОИХ, то есть «Зеленых», и ЧУЖИХ - остальных людей. Конфронтационный и морализаторский характер движения отталкивает жителей России от экологического движения и сводит на ноль все попытки экологизации национального менталитета.

2. Экологическое движение в Англии. В Великобритании Партия Зеленых была образована в 1973 году как первая экологическая партия в Европе.

Изначально название партии было «Люди», позже - «Экологическая партия», с 1985 года партия обрела свое современное имя. Партия Зеленых послужила основой создания отдельных Зеленых партий в Шотландии, Уэльсе и Северной Ирландии. Количество членов данных партий колебалось несколько лет, но в последнее время постоянно растет. Партии Зеленых с сожалением отмечают, что миллионы людей в составе экологического движения Великобритании обособляются от них, поскольку не хотят иметь никакого отношения к политике. Тем не менее, количество представителей Партии Зеленых приближенных к реальной власти в настоящее время больше, чем когда-либо, среди них 2 члена Европейского парламента и два члена Лондонской ассамблеи. Семь Зеленых входят в Парламент Шотландии. Показательно и то обстоятельство, что свыше 60 представителей Партии Зеленых являются членами советов в 26 различных органах правления, включая районные, окружные, центральные и лондонские самоуправления. Лорд Бомонт представляет [http://www.greenparty.org.uk/index.php?nav=nextelection].

Партия Зеленых Англии ставит акцент на ненасильственных прямых действиях и электоральной политике. Среди последних кампаний английских Зеленых противостояние военным действиям США и Великобритании в Афганистане и Ираке, антиглобализационные и антикорпоративные выступления. На сайте партии также отражена деятельность Зеленых в сфере образования и здравоохранения, мира, справедливости и безопасности, индустрии питания, энергетической промышленности, прав людей и животных [http://www.europeangreens.org].

Партии Зеленых Соединенного Королевства входят в состав Европейской Федерации Зеленых Партий (ЕФЗП), которая выступает за развитие устойчивой и социально справедливой Европы, то есть за новую перспективу для Евросоюза, за разработку концепции предотвращения конфликтов и отказа от насилия в Европе. Организация поддерживает развитие новых демократических государств в Восточной и Центральной Европе, вместе с тем, участвует в разработке альтернативных глобальных структур в сотрудничестве с другими Зелеными. Европейские Зеленые требуют экологически приемлемого развития. Экономика должна исходить из возможностей естественной среды. Цели «зеленой» экономики – экологическая стабильность, равенство и социальная справедливость, самостоятельность местных и региональных экономик. Экоразвитие должно быть основано на демократии, открытой для общественности деятельности государственных органов, гендерном равенстве и праве человека на самовыражение и прямое участие в принятии решений.

Зеленые защищают всеобъемлющую идею глобальной безопасности.

«Зеленая» политика концентрируется на предотвращении вооруженных конфликтов, удалении причин войны и на развитии путей к мирному разрешению конфликтов. Зеленые уверены, что борьба с расизмом в целях взаимного понимания и уважения к иным культурам и преодоление глобальной бедности должны стать основными пунктами эффективного плана защиты Европы [http://www.europeangreens.org].

Ядерное разоружение и всесторонний Договор о запрещении ядерных испытаний оцениваются как срочные приоритеты. Зеленые хотят, чтобы весь экспорт Европейской военной и ядерной технологии был под контролем, сокращался и со временем был ликвидирован. ООН должна быть наделена расширенными полномочиями по укреплению и эффективному поддержанию мира и эволюции.

Представители ЕФЗП защищают новое гражданство - человеческие права, права меньшинств и иммигрантов. В связи с данным пунктом европейской «зеленой» программы в Великобритании сложилась интересная ситуация. Результаты Интернет поиска показали практическое отсутствие упоминаний о тенденциях экоанархизма в Англии, зато обнаружили обвинения Зеленых по статье «экофашизм и антисемитские настроения» [Wall:

http://www.redpepper.org.uk]. Согласно аргументам Д. Уолла, иммиграция и многонациональность стали восприниматься Зелеными как угроза экологической стабильности. В ряд приведенных профессором Уоллом фактов включены все ветви почти векового генеалогического дерева экологистов, свидетельствующие о развитии движения на базе национализма и фашизма. Также автор приводит многочисленные примеры публикаций и высказываний Зеленых, более характерные для радикально правых, чем для партии левых политических взглядов (Алан Робертс, Дэвид Айк, Стэн Тейлор и др.). Возможным объяснением подобных проявлений являются свойства национального менталитета британцев, о чем пойдет речь ниже.

Политологические, исторические, социологические данные и материалы СМИ свидетельствуют о том, что экологические партии в Европе и США активно развиваются и добиваются успехов на выборах, чего нельзя сказать о малоизвестной ПЗРФ. Тем не менее, вследствие изначальной интернациональности движения экологистов, сформировался особый интернациональный политический дискурс. Экологисты из разных стран говорят на разных языках, но заимствуют друг у друга аргументы, штампы, метафоры и др. Цели и лозунги Зеленых в разных странах близки, но не вполне совпадают, как и разделение на СВОИХ и ЧУЖИХ, что объясняется особенностями политических культур и национальных менталитетов.

1. 2. Когнитивные основы исследования метафор в экологическом дискурсе США, России и Англии Метафора является классическим объектом научных исследований. Тайны этого уникального явления изучаются уже более двух тысяч лет, его многочисленные грани рассматриваются в свете различных научных концепций.

В последние годы широкое распространение получила когнитивная теория концептуальной метафоры [Lakoff, Johnson 1980]. Если более ранние теории, начиная с Аристотеля, рассматривали метафору, прежде всего, с точки зрения языковой формы (перенос имени на несвойственный ему денотат) и трактовали ее как средство украшения речи и реализации поэтической функции языка, то теория концептуальной метафоры рассматривает метафорический перенос как когнитивную операцию над понятиями, средство концептуализации, позволяющее осмыслить ту или иную область действительности в терминах понятийных структур, изначально сложившихся на базе опыта, полученного в других областях [Кобозева: http://www.dialog-21.ru].

Основоположники данной теории Дж. Лакофф и М. Джонсон представили убедительный анализ множества конвенциональных и креативных метафор, что позволило им прийти к выводу, что практически вся система знаний, которая формируется в человеческом мозге, метафорична по своей сути [Lakoff, Johnson 1980: 126-148]. Согласно теории концептуальной метафоры «переносу» подвергается не изолированное имя (с присущим ему прямым номинативым значением), а целостная концептуальная структура (схема, фрейм, модель, сценарий), активируемая некоторым словом (источником метафоры) в сознании носителя языка благодаря конвенциональной связи данного слова с данной концептуальной структурой.

Особенности жизни в современном мире: высокий уровень развития информационных технологий, расширение функций и влияния средств массовой информации, тенденция к глобализации, проблемы, решить которые способно только сплоченное мировое сообщество, объясняют возросший интерес и потребность в понимании механизмов метафорического моделирования, особенно в агитационных дискурсах.

В условиях, когда публичное слово приобретает повышенную значимость, метафора оказывается для политика инструментом, позволяющим тонко регулировать настроения в обществе [Скребцова: http://www.ksu.ru]. Специфика метафорических номинаций отражает типичные признаки современных явлений, своеобразие концептуального мира и языковой вкус представителей каждого из коммуникативных типов политиков. Соответственно, создание и интерпретация метафоры зависят от концептуальной организации коммуникантов, их мнений, убеждений, их системы оценок, которые реализуются в социальной действительности и находят отражение в текстах [Покровская 1997: 146]. Анализ используемых политиком метафор дает возможность выявить его скрытые установки и цели, воссоздать реальный портрет его личности: «скажи мне, какие метафоры ты используешь, и я скажу тебе, кто ты»

[Баранов 1991: 190].

В данном исследовании мы опираемся на развиваемую в России когнитивно-дискурсивную теорию концептуальной метафоры, возникшую в рамках когнитивной лингвистики, согласно представлениям которой метафорическое моделирование окружающей действительности – это отражающее национальное, социальное и личностное самосознание средство постижения, рубрикации, представления и оценки какого-то фрагмента действительности при помощи сценариев, фреймов и слотов, относящихся к совершенно иной понятийной области. Таким образом, преимущество когнитивного подхода к исследованию процессов метафоризации заключается в выходе за пределы собственно языкового значения. Новый подход «открывает широкие перспективы виденья языка во всех его разнообразных и многообразных связях с человеком, с его интеллектом и разумом, со всеми мыслительными и познавательными процессами и, наконец, с теми механизмами и структурами, что лежат в их основе» [Кубрякова 1999: 3].

В дискурсе особо значима когнитивная функция метафоры, то есть функция восприятия и переработки информации и прагматический потенциал метафоры – ее способность к преобразованию (переконцептуализации) существующей в сознании адресата картины мира. Обозначенные функции метафоры представляются особенно важными для проведения сопоставительных лингвокультурных исследований, направленных на выявление моделей метафорической категоризации мира и тактик речевого воздействия в различных секторах политического дискурса определенной страны.

Наравне с когнитивной и эстетической функциями метафоры выделяют прагматическую и коммуникативную, поскольку концептуальные политические метафоры являются не только орудием мышления, но и служат передаче информации в наиболее удобном для адресата виде [Чудинов 2003: 62]. Такие метафоры не просто отражают существующее общественное сознание, но способны подсказывать, настраивать, наводить на определенный тип решения и поведения, влиять на процесс принятия решений [Баранов 1991: 190].

Для нашего исследования принципиально значимо расширенное понимание термина «метафора». Придерживаясь концепции А. Н. Баранова и Ю. Н.

Караулова, при анализе метафорических моделей мы будем учитывать не только собственно метафоры (в традиционном понимании), но и метонимические переносы, синекдоху, сравнительные конструкции, метафорические образы в составе фразеологизмов, что связано с общностью их функций в дискурсе [Баранов, Караулов 1994: 6]. Такой подход обусловлен общими для когнитивной лингвистики представлениями о том, что метафора - это не только средство украшения речи, а основная ментальная операция, проявление аналоговых возможностей человеческого мышления. При этом язык понимается как единый континуум символьных единиц, не подразделяющийся естественным образом на лексикон, морфологию и синтаксис [Скребцова 2000: 12, Чудинов 2001: 37].

Среди фундаментальных работ по политической метафоре в отечественной лингвистике следует выделить публикации А. Н. Баранова и Ю. Н. Караулова, посвященные проблемам определения, организации и функционирования метафорических моделей в русских политических текстах. [Баранов, Караулов 1991; Баранов, Караулов 1994]. Характеристика метафорических моделей, их классификация и использование в политическом дискурсе представлены в монографиях А. П. Чудинова [Чудинов 2001; Чудинов 2003].

Интерес к политической метафоре продиктован временем. Когнитивнодискурсивные исследования позволяют проследить процессы социального развития в пределах государства, выявить универсальные и индивидуальные черты национальных мировоззрений в рамках политического интердискурса, и, наконец, приоткрыть завесу PR-технологий в политической коммуникации - овладеть приемами речевого воздействия для последующей их реализации и правильного декодирования знаков с точки зрения приемов манипуляции. В свою очередь лингвистический термин «политическая метафора» приобрел необыкновенную популярность в политической сфере и масс-медиальном дискурсе. С научной точки зрения сложный феномен политической метафоры изучается в нескольких измерениях.

Большое значение в изучении политического дискурса имеют публикации, посвященные исследованию метафорического представления определенного события в политической жизни страны или другого государства. Так, Ю.

Б. Феденева проследила воздействие важнейших политических событий в России первой половины 90-х годов прошлого века на употребительность и особенности реализации метафорических моделей. А. А. Каслова проанализировала метафорическое моделирование президентских выборов в России и США. М. В. Чернякова (Сорокина) плодотворно занимается изучением концептуальных метафор, посвященных войне в Ираке.

Увеличивается круг научных работ, авторы которых рассматривают когнитивный аспект метафорического представления российской действительности на рубеже веков. Например, Е. Ю. Булыгина (1999) исследовала финансовую метафору, Н. В. Багичева (2000) анализировала метафору родства, А. Б.

Ряпосова (2001) рассмотрела военную и криминальную метафору, Т. С. Вершинина (2002) - метафорические модели с исходной биологической сферой, Н. М. Чудакова (2004) – концептуальную сферу «неживая природа» как источник метафорической экспансии.

В рамках социолингвистического подхода к рассмотрению политических текстов изучаются особенности стиля политической коммуникации, идеологические ориентиры, вопросы взаимодействия власти и общества, а также пути реализации власти в публичном дискурсе (Е. В. Бакумова, М. В.

Гаврилова, П. Б. Паршин, А. А. Филинский, М. Н. Эпштейн). Социолингвистический подход во многом реализуется с позиций критической лингвистики.

Цель критического анализа дискурса – рассмотреть связь между использованием языка и неравными отношениями власти [Fairclough 1989: 1]. Традиционно в критической лингвистике рассматриваются дискурсы определенных политических субъектов, определяющих направления государственного развития.

Для анализа метафорических моделей, представляющих определенные эпохи, или при рассмотрении метафор в диахроническом аспекте также широко используются методики сравнительно-исторического языкознания. Например, ряд научных работ Л. В. Балашовой посвящены развитию моделей социальной метафорики сквозь призму веков. Автор придерживается мнения, что в основе концептуализации действительности лежит антропометрический принцип метафоризации [Балашова 1998: 81]. Исследователь отмечает активность моделирования социальных отношений по аналогии с родственными связями и с противопоставлением СВОЕ - ЧУЖОЕ, моделирование иерархических отношений по аналогии с ролями «старшего и младшего» члена семьи, а также развитие модели имущественных отношений. Кроме этого, Л. В. Балашова считает, что элементы внешнего предметного мира могут переосмысляться и оцениваться внутри метафорической модели восприятия в связи с тем, какую перцептивную информацию они "предоставляют" человеку [Балашова 1998: 83]. К этому же направлению относятся работы Н. М. Сергеевой, которая исследовала репрезентацию концепта «разум» в политических текстах конца XIX века и пришла к выводу, что политический дискурс того времени характеризуется насыщенностью антропологических метафор: абстрактные понятия приобретают форму живого организма, приобретая витальные, ментальные и социальные признаки, а люди чаще представлены неодушевленными предметами [Сергеева 2003: 142].

Л. М. Алексеева проследила процесс семантического варьирования метафоры революции как средства категоризации в политической лингвистике на материале работ Н. А. Бердяева. Исследователь отмечает, что трактовки данной метафоры в различные исторические периоды отличаются друг от друга:

они описывают разные типы устройства общества и предлагают разные модели социального развития [Алексеева 2004: 8]. Показательно наблюдение Л.

М. Алексеевой о том, что идея прогресса, отмеченная в семантике слова революция в XIX веке, перерождается у Н. А. Бердяева в понятие «внутреннего социального дефекта», «опасной болезни», «недуга», который нужно вскрывать и лечить [Алексеева 2004: 10].

Отказ от открытой пропаганды стал отличительной чертой новейшей журналистики. На смену пропаганде пришло умело завуалированное манипулирование массовым сознанием с помощью особых языковых средств, поэтому большое внимание к политической метафоре проявляют и специалисты по психологии речи и психолингвистике (К. И. Алексеев, В. Н. Базылев, В. П.

Белянин, М. Р. Желтухина, О. С. Иссерс, В. В. Латынов, Н. Д. Павлова, Ю. А.

Сорокин, Т. Н. Ушакова, А. А. Федосеев).

Психолингвистические исследования метафоры основываются на том, что имплицитные оценки, заложенные в сему слова в языке СМИ, - преимущественно оценочные метафоры, которые призваны организовать общественное мнение, создать у адресата нужный адресанту яркий, зримый образ, также суггестивно влияющий на восприятие информации под заданным углом [Желтухина 2003: 259].

Успех человеческого общения зависит не только от языкового аспекта понимания, но и от множества экстралингвистических факторов, таких как фоновые знания, доступные ментальные схемы, прагматическая информация, ожидания и т.д. [Faucounnier 1994: 2]. Согласно теории ментальных пространств Ж. Фоконье, помимо слов, образующих доступную наблюдению «верхушку айсберга», в высказывании имплицитно присутствуют огромные массивы информации, необходимые для понимания его содержания [Faucounnier 1994: xviii]. В связи с этим Н. И. Клушина пишет о том, что имплицитные оценки в публицистике – это, прежде всего, оценочные метафоры, которые призваны организовать общественное мнение, создать у адресата нужный адресанту яркий, зримый образ, также суггестивно влияющий на восприятие информации под заданным утлом зрения [Клушина:

http://www.expertizy.narod]. Интересно, что этот излюбленный с древнейших времен публицистический прием ничуть не устарел, остался прежним, по выражению Н. Д. Бессарабовой, и тот “метафорический фонд”, из которого современные журналисты черпают средства для создания новейших политических образов [Бессарабова 1997: 12].

Таким образом, с позиций психолингвистического подхода политическая метафора изучается как один из приемов речевого воздействия на сознание адресата.

Во многих публикациях используется методика лингвостилистического анализа. В монографии Н. А. Кузьминой [1999] представлено детальное описание метафорической модели «Жизнь – это театр», традиционно широко представленной в художественных текстах и активно используемой в современных публицистических текстах. Эта же метафорическая модель подробно рассматривается в монографиях Е. И. Шейгал [2000] и А. П. Чудинова [2001].

В результате анализа подобных метафор исследователи приходят к выводу, что метафоры театра в политическом тексте, как правило, подчеркивают типовые смыслы «фальшь», «лицемерие», «зависимость» многих политических деятелей, что обращение к данному источнику метафорической экспрессии практически всегда придает оценке пейоративную коннотацию.

О. П. Ермакова [1996] описывает характерные для современных СМИ тематические группы метафор «Война», «Дом», «Дорога», «Болезнь», «Животные». На широкую распространенность метафорических номинаций в публицистике постсоветского периода указывает В. Г. Костомаров [1998] и многие другие авторы (Е. Ю. Булыгина, Е. В. Какорина, Т. Б. Крючкова, Э. В. Чепкина, В. Н. Шапошников и др.). Метафора рассматривается как одно из средств непрямой номинации, оценочности и намеренной смысловой неопределенности политических высказываний (В. Н. Базылев, Е. И. Шейгал и др.).

Значительный интерес к метафоре проявляют исследователи, представляющие лингвокультурологическое направление современной лингвистики (А. Вежбицкая, Д. Б. Гудков, В. В. Красных, В. Н. Телия и др.). При лингвокогнитивном подходе к анализу политической коммуникации языковые и дискурсивные единицы рассматриваются как тела знаков языка культуры, при этом указанные единицы, будучи рассмотрены в пространстве культуры, в поле культурного пространства, по мнению ряда ученых (например, В. Н. Телия), сами становятся знаками культуры.

Лингвокультурологический подход к изучению концептуальной метафоры в политическом дискурсе тесно связан с сопоставительным анализом политической коммуникации в России и других государствах (Ю. В. Алферова, А. А. Каслова, Р. Д. Керимов, Е. В. Колотнина, С. Н. Муране, Н. А. Санцевич, А. В. Степаненко, М. В. Чернякова, Т. В. Шмелева).

Исследование Е. В. Колотниной посвящено описанию закономерностей реализации концептуальной метафоры в русских и английских экономических текстах [Колотнина 2001]. Т. В. Шмелева на примере польского и русского языков охарактеризовала политические метафоры из понятийной сферыисточника «Медики, болезни и лекарства» [Шмелева 2001].

Закономерности метафорического моделирования президентских выборов в США и России рассмотрела в своих научных публикациях А. А. Каслова [Каслова 2002]. Исследование Н. А. Санцевич посвящено проблемам моделирования вариативности языковой картины мира на основе двуязычного корпуса публицистических текстов. Исследователь рассмотрела метафоры и семантические оппозиции, встречающиеся в дискурсе СМИ России и Германии [Санцевич 2003].

Безусловно, разделение подходов является в какой-то степени условным и категоричное установление границ подходов, в рамках которых работают когнитивисты, представляется не вполне реалистичным и рациональным, поскольку одним исследователем может одновременно использоваться несколько методик анализа метафор, что является следствием многомерности рассматриваемого явления. Выделение же основных направлений в изучении концептуальной метафоры в политическом дискурсе представляется идеальным способом обзора развития научной мысли в данной сфере исследований.

Согласно выделенным подходам к рассмотрению политической метафоры парадигматически данная работа вписывается в ряд сопоставительных когнитивно-дискурсивных исследований, привлекающих элементы лингвокультурологического и психолингвистического анализа. Отметим, что в подобных ранее проводимых сопоставлениях не предпринимались попытки когнитивно-дискурсивного лингвокультурного сравнительного анализа концептуальных метафор в политическом дискурсе США и Англии между собой.

Один из вопросов, поднимаемых в данном исследовании, можно сформулировать следующим образом: будут ли две нации, говорящие на одном языке, концептуализировать окружающую реальность по-разному или все-таки, ввиду общности происхождения и языка, совпадения религиозных убеждений, развитых демократических институтов и пр., концептуальная картина мира американцев и англичан будет совпадать? Другой актуальный вопрос для данного сопоставительного исследования: почему, с помощью каких средств имплицитного воздействия движение в защиту окружающей природы приобрело значимость, даже популярность в странах Западной Европы и Америки, а на российском политическом горизонте остается практически незамеченным и невостребованным, несмотря на бесспорную актуальность, глобальность и гуманизм поднимаемых ими проблем?

Заканчивая данный теоретический обзор, можно сделать вывод, что сопоставление закономерностей метафорического моделирования в политическом дискурсе различных стран занимает важное место в современной когнитивной науке, поскольку охватывает широкий спектр научных дисциплин, занимающихся вопросами межкультурного взаимодействия. Сопоставительные исследования опираются на данные и методологию когнитивной лингвистики, сопоставительного языкознания, лингвокультурологии, политической культуры различных стран, политической психологии, PR-технологий, антропологии, этнопсихологии, философии, межкультурной коммуникации, истории, социологии и др. направлений современных наук.

Сопоставление политической коммуникации различных стран и эпох позволяет более отчетливо дифференцировать СВОЕ и ЧУЖОЕ, случайное и закономерное, «общечеловеческое» и свойственное только тому или другому национальному дискурсу. Результаты подобных исследований позволяют получить информацию о базовых чертах ментальности той или иной нации и о характере общественно-политической обстановки в той или иной стране.

Достижения в области сопоставления метафорической концептуализации политического интердискурса позволяют выявить доминантные модели метафорической категоризации, ключевые для определенной культуры слова и концепты, найти мировоззренческие точки соприкосновения разных народов и их специфические характеристики, что способствует повышению эффективности межкультурного общения и развитию толерантности в обществе.

Поскольку политическая сфера является важной составляющей национальной культуры, то сопоставление систем метафорического моделирования в политическом дискурсе различных стран открывает богатые возможности для изучения языковой картины мира и национальных менталитетов динамично развивающихся сообществ.

Лингвокультурологические основы исследования концептуальной метафоры в политическом Выбор основы для сравнения лингвокультурных объектов связан с выбором научной парадигмы исследования. Сравнительный анализ в лингвистике осуществляется в рамках трех парадигм: сравнительно-исторической (лингвистическая типология), системно-структурной (контрастивная лингвистика) и антропоцентрической (лингвистическая прагматика, когнитивная лингвистика, этнолингвистика, социолингвистика, лингвокультурология и др.). Формирование антропоцентрической парадигмы в ХХ веке привело к развороту лингвистической проблематики в сторону человека и его места в культуре, ибо в центре внимания культуры и культурной традиции стоит языковая личность [Маслова 2001: 8]. Данное исследование выполнено в рамках когнитивной лингвистики, изучающей процессы познания мира по их связи с языком. В сфере интереса когнитологов находятся единицы языка, отражающие акты осмысления мира и его освоения современным человеком [Кубрякова 2004а: 9].

Наряду с когнитивной лингвистикой лингвокультурология относится к наиболее актуальным направлениям в современном языкознании. Более того, М. В. Пименова и О. Н. Кондратьева приходят к выводу, что, обладая собственной научной спецификой, они имеют ряд общих черт [Пименова, Кондратьева 2005: 22], а именно:

1) – интегративный подход к языку (междисциплинарный синтез позволяет дать глубокую и многоаспектную характеристику изучаемого феномена);

2) – интерес к картине мира и различным ее вариантам;

3) – концептуальная основа исследований;

4) – рассмотрение языка в диаде «язык и человек» (которая в когнитивной лингвистике преобразуется в триаду «язык – человек – познание», в лингвокультурологии – «язык – человек – культура»);

5) – особое значение метафорического анализа (теория концептуальной метафоры позволяет устанавливать когнитивно-обусловленные несовпадения между языками, что свидетельствует о различном осмыслении фрагментов мира определенным народом [Маслова 2001: 34]);

6) – обращенность к человеческому сознанию. Поскольку «именно в сознании осуществляется взаимодействие языка и культуры, любое лигвокультурологическое исследование есть одновременно когнитивное исследование»

[Карасик, Слышкин 2001: 76].

Следует отметить, что в последнее время ученые все чаще стремятся интегрировать в своих работах достижения этих двух направлений. Так, Н. А.

Красавский (2001) представил исследование русской и немецкой концептосфер эмоций, выполненное с лингвокультурологической и когнитивной позиции. А. М. Тимофеева (2003) провела сопоставительное исследование лингвоцветовых картин мира на материале идиолектов Н. Заболоцкого и Р. Фроста. Лингвокультурологический аспект патриотического дискурса стал предметом диссертации Е. В. Декленко (2004). Проблемы выявления лингвокультурологической специфики фразеологических единиц английского языка были рассмотрены в научной работе В. В. Гузиковой (2004). Исследование В. В.

Панина (2004) посвящено анализу политической корректности в межкультурном и языковом аспекте. Очевидно, что интегрированный подход соответствует закономерностям антропоцентрической парадигмы, и детерминирован ее экспансионизмом, тенденцией к объединению усилий смежных дисциплин в достижении единой цели.

Проблематика лингвокультурологических исследований касается составных частей национального менталитета, системного описания языковой картины мира, роли символа, метафоры и фразеологизмов (А. Вежбицкая, В.

В. Красных, Н. В. Малимонова, В. А. Маслова, Э. Сепир, И. А. Стернин, С. Г.

Тер-Минасова, В. А. Шмелев и др.). Соответственно, предметом таких исследований выступают единицы языка и дискурса, обладающие культурнозначимым наполнением, формирующие культурно-исторический пласт ментально-лингвального комплекса [Красных 2002: 12]. Показательными в этом отношении являются концептуальные метафоры, посредством которых в сознании человека формируются определенные модели мировосприятия и мышления.

Ведущая роль в восприятии человеком окружающего мира, его категоризации и конструировании принадлежит национальному менталитету. Существует множество подходов к определению этого понятия. Следующие два толкования представляются нам наиболее исчерпывающими, их мы и будем придерживаться в данной работе. В узком смысле менталитет – это то, что позволяет единообразно воспринимать окружающую действительность, оценивать ее и действовать в ней в соответствии с определенными установившимися в обществе нормами и образцами поведения, адекватно воспринимая и понимая при этом друг друга [Культура и этнос 2002]. В современном научном понимании менталитет представляет собой совокупность социальнопсихологических установок, автоматизмов и привычек сознания, формирующих способы видения мира и представления людей, принадлежащих к той или иной социально-культурной общности [Дашковский:

http://irbis.asu/mmc/melnik/6.ru.shtml]. Следовательно, национальный менталитет – это способ восприятия и понимания действительности, определяемый совокупностью когнитивных стереотипов нации.

Диссонанс установок национальных менталитетов приводит к критическому непониманию между людьми в процессе межкультурной коммуникации, что свидетельствует о необходимости изучения лингвокультурных особенностей различных народов. Поэтому в сопоставительном исследовании концептуальных метафор в политическом дискурсе экологических движений США, России и Англии важно учесть особенности национальных менталитетов жителей названных стран.

1. Американский национальный менталитет основан на «англосаксонских корнях, перенесенных на новую почву [Леонтович 2003: 188]. По меткому наблюдению О. А. Леонтович, между британцами и американцами на сознательном и бессознательном уровне всегда проявлялась тесная связь, но в их отношениях всегда присутствовал оценивающий взгляд, что привело к определенному антагонизму [Леонтович 2003: 188]. Британцы уверены в провинциальности, невоспитанности, необразованности и несдержанности американцев, что вызывает ответные эмоции: «Мы не похожи на британцев;

мы рождаемся впопыхах, получаем образование стремительно… наша жизнь похожа на летящую звезду, смерть приходит к нам неожиданно, как электрический удар» [Rourke 1986].

В начале XVII в. британские пилигримы завезли в Северную Америку английский язык и систему ценностей Нового Света, в центре которой находились религия и семья. Заложив в основу своего мировоззрения систему европейских ценностей, они за 4 века сформировали собственную философию и самобытную языковую личность.

История нации и протестантская культура сформировали этику современных деловых и политических отношений в США, в основе которых утвердились позиции концептов свободы, равенства и соперничества. Даже британцы выделяют энтузиазм, прагматичность, деловую хватку и оперативность практического решения проблем как характерные черты предприимчивых американцев, сетуя на свою чрезмерную рассудительность [http://old.vesti.ru/pressa/2001/01/27/americans].

Убедительно пишет об американцах Г. Герасимов: «Америка – страна приезжих, тех, кто решил начать свою жизнь заново.… Для столь серьезного жизненного шага надо иметь мечту и определенные черты характера, включая: большой запас оптимизма, умение стойко переносить трудности и неудачи, готовность рисковать… желание вкалывать, засучив рукава, и готовность принимать самостоятельные решения. Те, кто опасался … крутых поворотов судьбы, сидели дома. А люди самостоятельные сделались в Америке людьми состоятельными, а саму страну сделали богатой и сильной» [Герасимов 2000: 24].

Первых поселенцев Америки объединяла их ориентация на реализацию личных интересов, что и стало основой индивидуализма как ведущей идеи американского общества, провозгласившей главными ценностями свободу и независимость личности, ее право на самоопределение, самостоятельный выбор целей, форм и методов деятельности. Эти права были зафиксированы в Конституции США (17.09.1787) и Декларации независимости (04.07.1776), что способствовало развитию национальной смелости, силы воли, независимости, трудолюбия, предприимчивости, географической и социальной мобильности и т.д.

«Я» как основа общества США объединяется с «я» других, но никогда не растворяется в этом единении. Американцев обучают самоценности собственной идентичности и способности проявлять ее в коммуникации. Безусловные принципы, которые помогают выстоять в любых обстоятельствах и придать им смысл, опираясь на собственное суждение, индивид находит в себе.

В то же время индивидуализм приводит к напряженным отношениям между личностью и обществом. Четкое разделение общества на победителей и побежденных, принцип «расчета на собственные силы», личной ответственности за свою жизнь пронизывают социальную структуру США отношениями соперничества и конкуренции. Стремление к первенству является превалирующей характеристикой американской ментальности, поэтому даже намек на утрату ведущих позиций в какой-либо отрасли становятся стимулом для нового рывка вперед.

Культуры различаются по удельному весу в них соревнования и сотрудничества как двух форм человеческого взаимодействия [Леонтович 2003]. В американской культуре принято двигаться вперед и вверх через конкуренцию, нежели сотрудничество. Принцип воспитания американца – «этика успеха» (success ethic) – работай, продвигайся вперед, преуспевай (Work hard!

Get ahead! Be successful!). Шансы на успех у всех должны быть равны, поэтому сообщить о нарушении какого-либо закона считается выполнением своего гражданского долга. Такие ментальные установки обеспечивают законопослушность и честность нации.

Расхождение представлений об общественном порядке и пути к успеху в сознании русского и американца и приводят к появлению в современной российской прессе таких статей как «Дети сифилиса. Об основах американского благочестия» [Додолев, Леско 2003: 17], авторы которой с иронией рассказывают об истории стукачества в США, или статьи «Вперед свистящие», где утверждается, что мы не другие, а просто отстаем: «Социально полезный свист, или, по-нашему, стук, в России пока невозможен. …Люди не доверяют никому. Даже себе. Люди не доверяют государству. Оно отвечает взаимностью» [Губин 2003: 21]. Приведем еще несколько любопытных наблюдений:

whistle blowers быстро были переведены как стукачи, тогда как американские кумиры self-made man и achiever до сих пор не нашли эквивалентов в русском языке. В электронной рассылке «Афоризмы успешных людей» от Subscribe.ru чаще всего поступают высказывания американцев. По этим фразам несложно восстановить их особое отношение к труду. Например, Роберту Фросту принадлежат такие слова: «Если долго и часто трудиться по 8 часов в день, то вам может повезти, вы станете начальником и будете работать по 12 часов в день». О необходимости постоянного самосовершенствования пишет Джим Рон: «Важный вопрос, который следует задать себе, приступая к работе, это не вопрос "Что я получу?"; вместо этого нужно спросить себя "Каким я стану?" [http://subscribe.ru/catalog/job.education.successwords].

Для определения характера культуры в области коммуникации используют роль в ней «бытия» и «действия». Существует распространенное мнение, что американской культуре присуща агентивность – деятельностный подход к окружающему миру, в то время как ведущим свойством российской культуры является бытийность – созерцательное отношение к действительности [Леонтович 2003: 208]. Стержнем американской культуры считается ориентация на практическое действие, основанное на субъективности индивидуального мнения [Storti 1994: 24 - 38], что ведет к соответствующим интерференциям и попытке изменить мир в соответствии со своим восприятием. Так, в американских парках, зонах отдыха, на лужайках перед домом всегда видно, что человек «создает» природу под себя. Преобладание симметрично подстриженных деревьев, вычищенных и ухоженных лесных зон и пр.

характерно для США. Это особая культура, подразумевающая заботу и уход за природой.

США создавались, руководствуясь идеей прогресса как приоритетным аксиологическим ориентиром. На этой почве сформировался менталитет американской нации с мессианской направленностью – уверенностью в своем особом предназначении в мире, в преимуществах «американского образа жизни», в своем праве нести «свет свободы и демократии» другим народам и странам [Веселова 1999: 94]. За свою агентивность и мессианство американцы получили репутацию нации, которая постоянно вмешивается в дела других народов и учит их жить. При этом речь идет не только об агрессии, но и действиях, предпринимаемых с благими намерениями.

Традиционными параметрами сопоставления национальных менталитетов являются оптимизм и пессимизм. Способ объяснения успехов и неудач во многом зависит от национального менталитета. Как показывают исследования, наибольшую ответственность за свою судьбу проявляют представители западных протестантских стран – таких, как США и Великобритания, а наибольший фатализм – жители мусульманских стран. В США быть несчастным неестественно, ненормально, неприлично – при любых обстоятельствах надо сохранять видимость успеха, процветания, благополучия и улыбаться.

Для русских же грусть – нормальное состояние. Это доставляет удовольствие и вдохновляет на творчество.

Часто указывают на антиинтеллектуализм американцев, которые с давних пор относились к культуре с подозрением и снисходительностью. Они всегда требовали, чтобы культура служила какой-либо полезной цели. В России же прагматизм воспринимается как противоположность духовности.

В следствие, русские считают американцев недостаточно душевными. Американцам поведение русских кажется нелогичным и иррациональным.

Американский прагматизм проявляется даже в размере и характере речевых сообщений, которые тяготеют к краткости и конкретности, некоторой сухости стиля в деловом дискурсе, а также в энергичных и напористых коммуникативных стратегиях.