«СТРУКТУРНЫЕ И ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ АНАФОНИЧЕСКИХ ФЕНОМЕНОВ В СТИХОТВОРНОЙ РЕЧИ ...»

ГОУ ВПО УЛЬЯНОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

Голимбиовская Елена Сергеевна

СТРУКТУРНЫЕ И ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ

АНАФОНИЧЕСКИХ ФЕНОМЕНОВ В СТИХОТВОРНОЙ

РЕЧИ

10.02.19 – теория языка

Диссертация

на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель – доктор филологических наук, профессор А.В.Пузырёв Ульяновск – 2014 2

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Глава 1. ОБЩЕТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ АНАФОНИИ В СТИХОТВОРНОЙ РЕЧИ

§ 1. Значение исследования анафонических феноменов в стихотворной речи для теории языка

§ 2. Анафония как явление языка

§ 3. Анафония на трёх уровнях лингвистического исследования

§ 4. Соотношение оригинального и переводного текстов; значение передачи анафонических феноменов стихотворной речи при переводе

Выводы по главе 1

Глава 2. СТРУКТУРНЫЕ (КОНКРЕТНО-НАУЧНЫЕ) АСПЕКТЫ АНАФОНИИ В СТИХОТВОРНОЙ РЕЧИ

§ 1. Анафония на уровне языковых единиц

§ 2. Анафония текстового характера в стихотворных произведениях разных строфических характеристик

Выводы по главе 2

Глава 3. ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ СВОЙСТВА АНАФОНИЧЕСКИХ

ФЕНОМЕНОВ В ОРИГИНАЛЬНОМ И ПЕРЕВОДНОМ ТЕКСТАХ.................. § 1. Функции и функционирование анафонических феноменов в поэзии....... § 2. Анафония в оригинальном и переводном стихотворном тексте................ § 3. Психолингвистические аспекты восприятия анафонии в стихотворном тексте

Выводы по главе 3

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

ПРИЛОЖЕНИЯ

Приложение 1. Транскрипция стихов для выявления обычной частотности звуков во французской поэзии

Приложение 2. Средняя частотность звуков во французской поэзии.............. Приложение 3. Примеры анализа текстов на предмет наличия в них текстовой анафонии

Приложение 4. Анализ переводов стихотворения Гийома Аполлинера «Мост Мирабо» на предмет наличия анафонии текстового характера

Приложение 5. Бланки для психолингвистического эксперимента.................

ВВЕДЕНИЕ

Настоящая работа посвящена исследованию анафонических феноменов в стихотворной речи (на материале французского и русского языков).

Проблемы звуковой организации текста не раз привлекали внимание лингвистов и филологов (см. Брюсов В.Я. Звукопись Пушкина. М., 1955; Гербстман А.И. Звукопись Пушкина. М., 1964; Невзглядова Е.В. О звуке в поэтической речи. Л., 1971; Шаламов В.Т. Звуковой повтор поиск смысла. М., 1976, Федотов О.И. Рифма и звуковой повтор. Владимир, 1976; Гинзбург Л.В. Над строкой перевода: Статьи разных лет. М., 1981; Воронин С.В. Основы фоносемантики.

М., 1982; Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М., 1984; Гончаров Б.П. Проблема восприятия звуковой структуры стиха. М., 1985; Валуйцева И.И.

Влияние фоносемантической структуры текста на его оценку носителями русского языка. М., 1986; Портнова Н.И. Фоностилистика французского языка.

М., 1986; Кожевникова Н.А. О способах звуковой организации стихотворного текста. М., 1988; Давыдов М.В., Окушева Г.Т. Функционирование созвучий в научной речи. М., 1988; Речкалова И.Б. Фонетическая мотивированность и эмоциональность слова. М., 1992; Иванов Вяч.Ив. К проблеме звукообраза у Пушкина. М., 1995; Гончаренко С. Ф. Символическая звукопись: квазиморфема как «внутреннее слово» в процессе поэтической коммуникации. М., 1995;

Левицкий В.В. Звуковой символизм. Основные итоги. Черновцы, 1998;

Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М., 1999; Павловская И.Ю.

Фоносемантические аспекты речевой деятельности: дис… доктора филол. наук СПб., Казарин Ю. В. Поэтический текст как система:

10.02.04. 1999;

Монография. Екатеринбург, 1999; Николаева Т.М. От звука к тексту. М., 2000;

Вейдле В. Эмбриология поэзии. М., 2002; Шляхова С.С. Тень смысла в звуке:

Введение в русскую фоносемантику. Пермь, 2003; Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка. М., 2007; Векшин Г.В. Метафония в звуковом повторе (к поэтической морфологии слова). М., 2008; Строение созвучия и меры звуковой ассоциативности (стих и словарь). Ульяновск, 2012 и др).

Известны серьёзные исследования, посвящённые вопросам анаграмм и анафонии (см.: Фоносемантические исследования: Межвузовский сборник научных трудов. Пенза, 1990; Тураева З.Я., Расторгуева Г.В. Анаграмматические построения в поэтическом тексте. Л., 1970, Иванов Вяч.Вс. Об анаграммах Фердинанда де Соссюра. М., 1977; Баевский B.C., Кошелев А.Д. Поэтика Блока:

анаграммы. Тарту, 1979; Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. Пенза, 1995 и др.). Своё отражение в научной литературе получили анаграмматические структуры в стихе (Гибадуллина О.Г.

Фонические структуры в поэтической речи. Казань, 1995; Казарин Ю. В.

Анаграмма как способ смысловыражения в поэтическом тексте. Екатеринбург, 2001); в прозе (Кучерова Л.Н. Анаграммы в немецкой художественной прозе. М., 1993; Живаева Л.Н. Идиостилевые аспекты анафонии в художественной прозе.

Пенза, 2001; Рубайло Ю.В. К вопросу об идиостилевых аспектах анафонии в русской и французской художественной прозе. Пенза, 2008), в сказках (Луннова М.Г. Анафония в русских народных сказках: дис. …канд. филол. наук 10.02.01.

Пенза, 2004), в загадках (Гербстман А.И. О звуковом строении народной загадки.

Л., 1968; Топоров В.Н. К исследованию анаграмматических структур: (анализы).

М., 1987; Волоцкая З.М. Способы номинации в загадках: (к вопросу о произвольности языкового знака). М., 1981), в пословицах и поговорках (Пузырёв А.В. О звуковых повторах в русских пословицах: (К вопросу об анаграммах). Челябинск, 1982). При этом анафоническая организация художественных произведений расмматривалась на материале различных поэтического текста (на материале русской поэзии). СПб, 1996; Гирина Н. А.

Анафония в русской классической литературе. Пенза, 2004), английского (Свистун Л.В., Янсон В.В., Федорова Н.А. Фонетические экспрессивные средства как формо- и смыслообразующий фактор текста поэтической загадки (на материале английского и русского языка). Горловка, 1991; Ратушная Л.Н.

Анафония в оригинальном и переводном художественном произведении (на материале русского и английского языков). Пенза, 2005), немецкого (Кучерова Л.Н. Фонетическая мотивированность собственных имен в немецкой и русской художественной литературе. Саратов, 1997) и французского (Рубайло Ю.В.

Специфические и неспецифические особенности анафонии в оригинальном и переводном тексте (на материале О.де Бальзака «Утраченные иллюзии»). Пенза, 2012). Однако проблема анафонии во французской поэзии выпала из поля зрения исследователей, несмотря на то, что вопрос о звуковой организации текста при изучении стихотворной речи встаёт наиболее остро.

Принимая во внимание постоянный интерес учёных к анаграммам и анафонии, а также недостаточную изученность подобного рода структур на материале больших массивов поэтических текстов, можно говорить об актуальности данной работы.

Объектом исследования являются анафонические феномены в стихотворной речи.

Предметом диссертационного исследования являются структурные и функциональные свойства анафонических феноменов в стихотворной речи.

Материалом исследования послужили стихотворные тексты франкоязычных поэтов XIX и XX веков, таких как Ш.Азнавур, Г.Аполлинер, Л.Арагон, О.Барбье, П.-Ж. Беранже, Ш.Бодлер, Ж.Брассенс, Ж.Брель, П.Верлен, Э.Верхарн, Т.Готье, В.Гюго, Р.Кено, Ш.Кро, А.Мишо, А.де Мюссе, Ж.Превер, М.Роллина, А.Рэмбо, В.Сегален, Р.Сюлли-Прюдом, А.Френо, Р.Шар, П.Элюар и др.

Целью настоящей работы является проведение лингво-филологического анализа анафонии в стихотворном языке.

Цель исследования определила его основные задачи:

1) обосновать, насколько универсален и насколько специфичен характер использования анафонических структур (на материале русской и французской стихотворной речи);

2) выявить специфику анафонических феноменов на уровне языковых единиц, текста и языка как системы подсистем (на материале русской и французской стихотворной речи);

3) определить соотношение анафонии и анаграмм в исследуемом материале;

4) сопоставить функциональные возможности анафонических структур в оригинальном и переводном текстах с целью определения инвариантности проявления этих феноменов;

универсальности фоносемантических явлений (на материале русской и французской стихотворной речи).

Цели и задачи определили методы исследования. В работе использованы такие методы лингвистического исследования, как метод интерпретации текста, метод стилистического анализа и описательный метод, метод сплошной выборки и статистический метод обработки материала, метод психолингвистического эксперимента.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Анафония – это объективно существующее явление стихотворной речи, имеющее место в разных языках.

2. Контекстуальная анафония во многом обуславливается строфической характеристикой ключевого элемента конкретного стихотворного 3. Тексты, содержащие анафонические структуры, обладают большей экспрессивностью по сравнению с произведениями, для которых анафоническая организация не характерна.

4. Инвариантный характер анафонических феноменов проявляется в том, что при переводе сохраняются, как правило, и эти феномены, и их прагматические функции.

В основе работы лежит следующая гипотеза:

Анафония является одной из характерных черт стихотворного языка.

Главными языковыми предпосылками анафонии на уровне текста являются анафония на уровне языковых единиц и наличие в тексте ключевого элемента.

Высокая прагматическая нагрузка анафонических структур сохраняется в большинстве переводов.

Научная новизна исследования состоит в том, что в нём впервые проведён последовательный анализ анафонии во французской поэзии как на уровне языковых единиц, так и на уровне текста. Впервые в качестве одного из объективных факторов наличия анафонических структур выявлена обычная частотность звуков во французской поэтической речи.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в ней сформулированы и продемонстрированы малоизученные аспекты звуковых повторов во французской поэзии, в частности, критерии и предпосылки наличия анафонии текстового характера на конкретном речевом материале.

Практическая ценность диссертации состоит в том, что материалы исследования могут быть использованы в преподавании курсов «Лингвистический анализ текста», «Теория текста», «Стилистика французского языка», «Фонетика французского языка» и др.

Достоверность результатов подтверждается обширностью обработанного материала (для выделения 200 стихотворных текстов с ключевым словом/элементом во французской поэзии было проанализировано произведений, все стихи с ключевым словом/элементом были проверены на предмет наличия анафонии на уровне текста) и использованием статистических приёмов обработки материала.

Структура работы. Текст диссертационного исследования состоит из введения, основной части, включающей в себя три главы, заключения, списка цитируемой литературы, а также приложений.

Апробация работы. Основные положения исследования докладывались на научных конференциях «Лингвистика. Межкультурная коммуникация.

Лингвокраеведение» (Ульяновск, 2009), «Язык. Культура. Коммуникация»

(Ульяновск, 2011), «Язык и мышление: Психологические и лингвистические аспекты» (Москва-Ульяновск, 2011, 2012), на X Международном конгрессе Международного общества по прикладной психолингвистике «Проблемы информационного общества и прикладная психолингвистика» (Москва, 2013), в рецензируемых ВАК РФ научных журналах «Вестник Ленинградского государственного университета имени А. С. Пушкина» (Санкт-Петербург, 2012), «Известия Волгоградского государственного педагогического университета.

Серия «Филологические науки» (Волгоград, 2012), «Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки» (Пенза, 2012), «Гуманитарный вектор» (Чита, 2012). Содержание диссертационной работы отражено в десяти публикациях.

Глава 1. ОБЩЕТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ АНАФОНИИ В

СТИХОТВОРНОЙ РЕЧИ

§ 1. Значение исследования анафонических феноменов в стихотворной речи затрагивается проблема анафонических феноменов. Ученые обращают внимание на такие аспекты данного языкового явления, как виды анафонии, критерии доказательства факта существования различных типов подобных структур, возможность передачи анафонических феноменов с одного языка на другой и т.д.

(см.:

конференции. М., Пенза, 1993; Баевский B.C., Кошелев А.Д. Поэтика Некрасова:

анаграммы. Калининград, 1975; Расторгуева Г.В. Роль звукового повтора в структуре поэтического текста. Л., 1977; Топоров В.Н. Из исследований в области анаграмм. М., 1981 и др.). Однако, из поля зрения лингвистов выпал вопрос значения исследования анафонических структур для теории языка.

Рассмотрению этого вопроса и посвящена настоящая статья.

Прежде всего, необходимо отметить тот факт, что изучение анафонических структур может дать богатый материал тем, кто занимается вопросами рассматривались в рамках многих наук, включая философию, лингвистику, психологию и психолингвистику. Если говорить о соотношении языка и речи, важно учитывать, что, в отличие от речи, язык идеален, абстрактен. Его невозможно наблюдать непосредственно. Что же касается речи, то она материальна и существует в виде конкретных текстов и высказываний. Так, в ходе нашей работы в качестве материала исследования используются стихотворные тексты французских авторов XIX-XX веков. В процессе подробного анализа отобранных произведений на фонетическом, лексическом и грамматическом уровнях появляется возможность выйти с уровня речи на более высокую ступень – уровень языка. В своем исследовании мы отталкиваемся от того, что язык и речь соотносятся как общее и особенное, сущность и явление (Пузырёв А.В. Пролегомены к эстетике языка и оценка содержательной основы массовых песен. Ульяновск, 2010. С. 21-23). Данный подход позволяет выявить языковые характеристики анафонических феноменов на конкретном текстовом материале.

Рассматривая второй аспект – соотношение языка и мышления, стоит затрагивать два момента. Первый – влияние мышления на язык и речь человека.

Тут важно рассмотреть психологические предпосылки тех или иных языковых явлений, в нашем случае – звуковых повторов, связь данных явлений с деятельностными аспектами художественного мышления и др. Второй момент – влияние языка на мышление. В случае анафонических структур к данному кругу вопросов относится прагматика звуковых повторов, их влияние на мыслительный процесс и пр. Таким образом, становится очевидным, что изучение анафонии открывает перед нами новые грани важных лингвистических вопросов и позволяет получить более детализированные знания и представления о таких проблемах, как соотношение языка и речи, языка и мышления.

Анафонические феномены представляют научный интерес для лингвистов, к чьей области исследования относятся вопросы функций языка, поскольку на примере анафонии становится возможным более подробно рассмотреть основные языковые функции – эмотивную, воздействующую (экспрессивную), гносеологическую, эстетическую, а также функции специфические – выделительную, организующую и защитную.

Не вызывает никаких сомнений тот факт, что исследование заявленной проблемы может внести существенный вклад в развитие общей (синтагматической) фонетики, потому что анафонические структуры в широком смысле представляют собой не что иное, как звуковые повторы к определенному слову-теме. Наличие данного языкового явления в тексте подтверждается, вопервых, присутствием опорного либо ключевого слова/элемента, а во-вторых, тем фактом, что звуки этого слова/элемента превышают речевой фон, то есть обычную частотность звуков. Вполне естественно, что значительная часть нашей работы в сфере анафонических феноменов строится на применении принципов фонетической транскрипции. В результате, наблюдения за анаграммами и анафоническими структурами, выявление обычной частотности звуков в стихотворной речи разных языков предоставляют огромный и очень интересный материал, на основании которого можно получить новые сведения как в сфере общей фонетики, так и во всей теории языка.

Разноплановые данные могут дать исследования в области анафонических структур для семантики. Согласно Ю.Д.Апресяну, семантика на современном этапе развития лингвистики занимает особое место, поскольку язык является средством общения, кодирования, декодирования определённой информации (Апресян Ю. Д. Коннотации как часть прагматики слова// Избранные труды. Т. 2.

М., 1995). Более подробно остановимся на соотношении семантики с традиционными лингвистическими дисциплинами, в частности фонологией.

Ввиду того, что наше исследование проводится на материале стихотворной речи, большую роль играет вопрос означающего и означаемого, ведь в поэзии содержание и форма, под которой подразумевается звукопись, рифма и ритм, взаимосвязаны. Они выражают разные, но неразрывно связанные аспекты одного и того же предмета. Именно благодаря взаимосвязи значения и звука достигается прагматическая насыщенность стихотворных текстов, ср.: «Связь между означающим и означаемым, существующая на всех уровнях языка, приобретает особенное значение в стихотворном тексте…», в результате образуется «сложное и неделимое единство, где всё значимо, взаимосвязано, обратимо, пронизано соответствиями» (Якобсон Р.О. Работы по поэтике: Переводы. М., 1987. С.81).

Соотношение семантики и прагматики – это еще один важный аспект изучения анафонических феноменов, которые называют и фоносемантическими, и фонопрагматическими структурами. Безусловно, проблема такого языкового явления, как анафония, тесно связана с вопросом смысла высказывания, его компонентов. Лингвисты выделяют не только эксплицитную и имплицитную информацию, но и прагматическую, то есть связанную с образными, эмоциональными и прочими элементами информацию, а также неязыковую информацию – ситуативную, которая имеет отношение к конкретной речевой ситуации и опыту говорящего, адресата (Трофимова, Н.А. Мозаика смысла:

элементы и операторы их порождения (монография). СПб, 2009). Очевидно, что на примере анафонии в стихотворных текстах можно рассмотреть связь всех этих компонентов.

Ввиду всего вышесказанного, мы не без основания полагаем, что проблемы анафонии становятся принципиально важными с точки зрения перевода стихотворных текстов с одного языка на другой. Поскольку анафонические феномены имеют большой прагматический потенциал и оказывают непосредственное влияние на интерпретацию семантики текста, то в процессе перевода этому языковому явлению следует уделять особое внимание. Более того, недооценка формы чревата потерей средств выразительности и эмоционально-психологического воздействия на читателя.

Рассмотрение анафонии может сделать существенный вклад в изучение синтаксиса. Так, основные синтаксические единицы – слово, словосочетание, предложение и сверхфразовое единство, выступая в качестве ключевых элементов, представляют собой обязательное условие наличия анафонии в тексте. Интересным нам представляется вопрос предложения как максимальной синтаксической единицы, поскольку согласно результатам проведенного нами исследования, именно ключевой элемент, выраженный предложением, озвучивается в стихотворных произведениях чаще всего. Вполне естественно, что рассмотрение затронутой проблемы на более широком языковом материале может быть полезным для лингвистов, занимающихся вопросами синтаксиса.

Пристальное внимание к анаграммам и анафонии имеет непосредственное значение для психолингвистики. При рассмотрении любых языковых и неязыковых феноменов ученый обращается к их возможным предпосылкам, поскольку чтобы понять какое-либо явление, нужно, прежде всего, определить, каковы причины его возникновения. У анафонических структур имеются психофизиологические и психологические предпосылки, к каковым относят:

объем оперативной памяти, функциональную асимметрию мозга, особенности раздражительного и тормозного процессов, синестезию, доминанту А.А.

Ухтомского, «ловушки возбуждения» Р. Лоренте де Но, разные виды мышления, установку как основание для конструирования реальности художественной литературы, сознательное/ бессознательное психическое, фундаментальную человеческую потребность извлекать смысл из окружающего мира, бисексуальность и др. (см. Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. С.48-68).

Если детально присмотреться к представленной проблеме, то нетрудно убедиться, что ее анализ может дать новый материал по вопросу учения о доминанте А.А.Ухтомского: «наши доминанты и наше поведение стоят между психолингвистической диагностики. М., 2000. С.55). Таким образом, любой текст, в том числе стихотворный, представляет собой личностную интерпретацию действительности. Следовательно, поэт посредством различных языковых элементов, наполненных для него «личностным смыслом» «описывает те фрагменты действительности, с которыми он знаком; развивает такие соображения, которые ему близки и понятны». Ввиду этого в поле зрения ученых попадают идиостилевые аспекты анафонии, в том числе факторы, которые предрасполагают того или иного поэта к использованию в своих произведениях звуковых повторов, а также ассоциативных доминант. Выдвигаемые в ходе изучения анаграмм и анафонии гипотезы, включая предположение о том, что стихотворные произведения, построенные по анафоническому принципу, обладают бльшей выразительностью и бльшим прагматическим потенциалом, в сравнении со стихами, не содержащими ярко выраженных анафонических структур, могут быть проверены посредством психолингвистического эксперимента. Все это подтверждает особое значение изучения анафонических феноменов для психолингвистики как научной дисциплины.

Такое многогранное языковое явление, как анафония, способно обогатить представления ученых о современной социолингвистике. Рассуждая об анафонических структурах в свете основных социолингвистических понятий, проблем вариативности языка и ее связи с социальной вариативностью, мы принципиально открыт для множественной интерпретации, в нём тот или иной персонаж либо событие может оцениваться разными читателями «несходным, а иногда и прямо противоположным образом» (Перцов Н.В. О неоднозначности в индивидуальных психологических особенностей реципиентов, уровня их образованности и фоновых знаний (см. Брудный А.А. Понимание как философская и психологическая проблема. М., 1975; Рубакин Н.А. Психология читателя и книги. Краткое введение в библиологическую психологии. М.,1977;

Тураева З.Я. Лингвистика текста: (текст: структура и семантика). М., 1986;

Белянин В.П. Психолингвистические аспекты художественного текста. М.,1988), может служить национально-историческая система культурных ценностей носителей, другими словами, социально-исторические предпосылки (см.

Марковина И.Ю. Влияние лингвистических и экстралингвистических факторов на понимание текста. М., 1982; Гусев С.С., Тульчинский Г.Л. Проблема понимания в философии: Фи-лос.-гносоол. Анализ. М., 1985; Сорокин Ю.А.

Психолингвистические аспекты изучения текста. М., 1985; Данилова Е.В.

Психолингвистический анализ восприятия художественного текста в разных культурах. М., 2001; Шехтман Н.А. Лингво-культурные аспекты понимания. М., 2002; Стернин И.А., Попова З.Д., Стернина М.А. Лакуны и концепты в аспекте национальной специфики языка и мышления. Спб., 2004; Тер-Минасова С.Г.

Язык и межкультурная коммуникация. М., 2004; Война и мир языков и культур:

вопросы теории и практики межъязыковой и межкультурной коммуникации:

учебное пособие. М., 2007; Геннекен Э. Опыт построения научной критики:

Эстопсихология, 2011).

В ходе анализа анафонии на уровне общения рассматриваются социокультурные факторы данного языкового феномена. И исследователи приходят к выводу, что, безусловно, общественные явления оказывают влияние на фоносемантические средства языка и на их использование в обществе. (Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. С.297-303). Ввиду этого мы имеем все основания утверждать, что накопление новых данных об анафонических структурах может дать ученым интересный социолингвистический материал.

Думается, что сказанного здесь вполне достаточно, чтобы понять, что рассмотрение анафонических структур является одним из интереснейших направлений теоретической лингвистики. Многоаспектное изучение данного феномена может представлять интерес для общей фонетики, семантики, синтаксиса, психолингвистики, социолингвистики и иных областей знаний, в рамках которых рассматриваются вопросы теории языка.

Вопрос анаграмм и анафонии связан, в первую очередь, с именем известного швейцарского учёного Фердинанда де Соссюра, который «наметил путь к новому пониманию взаимоотношений звучания и значения» (Иванов Вяч.Вс. Об анаграммах Фердинанда де Соссюра. М., 1977. С.638).

Анаграмматическое наследие Ф. де Соссюра насчитывает 103 тетради и большое количество сводных таблиц. Однако большой интерес к его теории возник лишь после того, как Жан Старобинский, профессор Женевского университета, в году опубликовал труды учёного. После этого, изучение анаграмматических структур получило широкое распространение.

В процессе изучения античной поэзии Ф. де Соссюр пришёл к мысли, что подбор лексики обусловливается «слогами и всесозможными фонетическими сочетаниями», которые составляют тему стихотворения (см. Starobinski J. Words upon words: The anagrams of Ferdinand de Saussure. London, 1979. P. 23; Пузырёв А.В., Шадрина Е.У. Жан Старобинский о теории анаграмм Ф. де Соссюра. Пенза, 1990. С.73). Учёный предположил, что поэты старались связать лексику произведения со звучанием тематического слова, в качестве которого он рассматривал имя божества или какого-либо героя. Что же касается более поздней поэзии, в ней учёный также находил анаграмматические структуры, однако тематическим словом, на его взгляд, здесь могли выступать и имена собственные (имена людей, названия местностей), эпитеты или, в некоторых случаях, имена нарицательные.

Учитывая простоту выделения анаграмм и, как следствие, огромное их количество, Фердинанд де Соссюр начал сомневаться в объективности своих исследований. Действительно, согласно теории швейцарского учёного, в любых трёх строках вероятно найти слоги, из которых можно сложить какую-либо, мнимую или подлинную, анаграмму. Таким образом, «гипотеза Соссюра заводит в тупик не потому, что ей не хватает доказательств, а скорее потому, что их слишком много» (Тодоров Цв. Понятие литературы. М., 1983. С.361). В результате, не найдя подтверждения своей теории, учёный прекратил научные поиски в данной области.

В нашей стране анаграмматические идеи появились в начале XX века. В этот период речь не шла, конкретно, об анаграммах, но о понятии «звукообраза».

Существует мнение, что первым кто дал «звукообразу» толкование, близкое к анаграмматическому, в России был Вяч.Ив.Иванов (Баевский В.С. Фоника стихотворного перевода: анаграммы. Смоленск, 1976. С. 48). Однако, А.В.Пузырёв, в ходе специального исследования, пришёл к выводу, что это достижение принадлежит, скорее, Д.И.Выготскому, который в статье «Из эвфонических наблюдений («Бахчисарайский фонтан»)», вышедшей в 1922 году, писал: «Основным тезисом настоящих выводов о структуре «Бахчисарайского фонтана» Пушкина мы хотим выдвинуть тезис звукообраза. Под последним мы разумеем определённый комплекс звуков, который, заполняя в данный момент сознание поэта, заставляет его подбирать в произведении звуки, тождественные или аналогичные имеющимся в основном комплексе» (Выгодский Д.И. Из эвфонических наблюдений: ("Бахчисарайский фонтан"). М., 1922. С.51, см.также Пузырёв А.В. Анаграммы и исследования «звукообразов» в России. М., 1991).

Сам же термин «звукообраз», скорее всего, представляет собой кальку с немецкого термина «Lautbilder» («звуковой образ», «звуко-образ»), используемого В.М.Вундтом (см. Вундт В. Введение в психологию. М., 1912.

С.94).

Мысли о «пронизывании» стиха звуками, о «тоталитете», о «лейтмотивной инструментовке» активно высказывались в начале XX века (см. Якубинский Л.П.

О звуках стихотворного языка, 1916; Брик О.М. Звуковые повторы: (Анализ звуковой структуры стиха), 1919; Якобсон Р.О. Новейшая русская поэзия.

Набросок первый. Прага, 1921; Шенгели Г. А. Техника стиха. М.,1960).

Необходимо отметить, что эти идеи разрабатывались самостоятельно, без влияния соссюровских исследований. При этом, «наши» лингвисты отталкивались от наиболее важных по смыслу слов (слов-тем), которые должны были «задавать тон» общей звуковой организации текста. Этот немаловажный факт говорит о том, что отечественная теория «звукообраза» была разработана более полно и перспективно, по сравнению с соссюровской теорией анаграмм.

Таким образом, о преемственности отечественных исследований от научных поисков швейцарского учёного не может идти речь. Фердинанд де Соссюр отстаивал произвольный характер означающего, в то время, как лингвисты в нашей стране пропагандировали мотивированность языкового знака в общем, и контекстуальную фонетическую мотивированность, в частности. Поэтому правильнее будет говорить об оппозиции наших теорий теории Соссюра.

Во второй половине XX века, точнее, в 70 – 80-е годы вопрос об анаграммах снова стал популярным. Толчком послужило опубликование трудов Ф.де Соссюра. Однако появилось и достаточно большое количество критических отзывов на теорию швейцарского учёного. Больше всего оппонентов возмущало отсутствие более или менее объективных критериев при подтверждении наличия анаграммы в тексте (Тимофеев Л.И. Слово в стихе: Монография. М., 1987. С.92;

Гончаров Б.П. Анализ художественного произведения. М., 1987. С.10-11).

лингвистике. Однако, наиболее полный, всесторонний и интересный обзор такого языкового явления, как анаграммы дал А.В.Пузырёв. Его монография «Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления» увидела свет в 1995 году. Учёный объективировал выделение подобного рода структур в тексте.

Благодаря применению субстратного подхода ему удалось рассмотреть анаграмматические структуры во всех аспектах и взаимосвязях. Он представил анафонию (анаграммы) как «явление языка, развивающееся на собственной основе и проходящее в своем развитии через четыре ступени своей сущности (уровни мышления, языка, речи и коммуникации) и пять целевых подсистем, которым соответствуют генетический, логический, психолингвистический (а также психологический, статистический), функциональный и идиостилевый аспекты» (Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. С.7).

2.2. Разграничение понятий анаграмма и анафония Большое количество критики теория Фердинанда де Соссюра получила за отсутствие чётко сформулированной терминологии.

Швейцарский учёный обозначал термином «анаграмма», во-первых, любые разновидности звуковой имитации ведущего слова-темы; во-вторых, случаи, в которых звуки слова-темы воспроизводятся полностью, в отличие от «анафонии», представляющей собой менее совершенную форму, то есть неполное воспроизведение звукового состава слова-темы; в-третьих, «вокалическую последовательность» тематического слова. Помимо всего вышеперечисленного, следует отметить, что учёный называет «анаграммой» не только организацию стиха, направленную на воспроизведение звуков словатемы, но и само слово, зашифрованное в тексте (см. Пузырёв А.В., Шадрина Е.У.

Жан Старобинский о теории анаграмм Ф. де Соссюра. С.76-77). Из этого следует, что чётко сформулированного определения рассматриваемому термину Соссюр не даёт.

Помимо термина «анаграмма», как уже упоминалось, швейцарский учёный использовал термин «анафония» и многие другие («гипограмма», «параграмма», «слогограмма», «криптограмма», «логограмма»). Нас интересуют только первые два. Мы уже установили, что под «анафонией» он понимал неполную анаграмму, воспроизводящую лишь некоторые слоги слова-темы, т.е. «простое созвучие с данным словом» (Там же, с.76). Учёный уже тогда отмечал, что реальной формой воспроизведения звуков того или иного тематического слова является анафония («несовершенная» форма), а анаграмма («совершенная» форма) – явление очень редкое.

В монографии А.В.Пузырёва сформулированы более точные определения понятий «анаграмма» и «анафония»:

«Анаграмма – такая неканонизованная форма звуковой организации, при которой звуковой состав того или иного важного по смыслу слова (слова-темы) полностью воспроизводится в тексте» (Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. С.20).

«Анафония – такая неканонизованная форма звуковой организации, при которой звуковой состав того или иного слова-темы воспроизводится в тексте не полностью» (Там же).

Именно этой терминологией оперируют современные лингвисты, занимающиеся проблемами анаграмматических структур (Л.Н Живаева, Л.Г.Ратушная, Н.А.Гирина, М.Г.Луннова и др.). Нельзя не заметить преемственности от соссюровских исследований. Расхождения начинаются при выборе родового понятия. Швейцарский учёный в более широком смысле употреблял термин «анаграмма». Мы же придерживаемся мнения, что, так как анаграмма – лишь частный случай использования такого вида структур, а согласно теории вероятности, полное воспроизведение чего-либо может встречаться значительно реже частичного воспроизведения того же самого явления, представляется целесообразным принять термин «анафония» «для обозначения всех разновидностей фоники, обусловленных звуковым составом слова-темы» (Там же, с. 22).

2.3. Разграничение тематических, опорных и ключевых слов в тексте Важную роль в изучении анафонии (что становится ясно уже из определения рассматриваемого феномена) играет понятие слова-темы. Вслед за А.В.Пузырёвым, в представленной работе различаются тематические, опорные, стилеобразующие и ключевые слова и, если шире элементы.

Тематическое слово или слово-тема представляет собой самое широкое, обобщающее понятие. Его можно обнаружить в любом тексте, «независимо от его функционально-стилевой принадлежности, поскольку предмет сообщения в значительной степени предопределяет круг обозначающей его лексики»

(Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. С.

23). Так, Г.П.Мельников говорит о «мотивированности по смыслу», согласно ему «выбор языкового знака для заданного понятия мотивирован, но особым образом, через понятийные ассоциации актуального значения с опорным значением этого языкового знака» (Мельников Г.П. Типы мотивированности языковых знаков. Л., 1969. С.4). По мнению Т.Р.Кияка, «мотивированность лексической единицы предопределяется признаками выражаемого понятия, базируется на рациональной оправданности связи между формой и содержанием» (Кияк Т.Р. Мотивированность лексических единиц:

количественные и качественные характеристики. Львов, 1988. С.66).

Тематические слова подразделяются на опорные и стилеобразующие.

Первые выполняют роль логического каркаса текста, благодаря которому он «соотносится с внеязыковой действительностью» (Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. С.23), и, таким образом, являются незаменимыми, поскольку через них автор раскрывает основной смысл высказывания. Замена опорных слов или их устранении «разрушает содержание, искажает мысль автора, смысл сообщения» (Одинцов В.В. Стилистика текста.

М., 1980. С.54).

Вторые придают тексту соответствующую стилистическую окраску и «соотносят текст с адресатом, воспринимающим» (Там же, с.55). При замене стилеобразующих слов смысл не меняется, а меняется способ передачи информации, а так как оформление её каким-либо способом облегчает либо затрудняет восприятие текста, это приводит к переориентации текста на другого реципиента.

Однако деление на опорные слова и стилеобразующие не является жёстким и обязательным, так как некоторые слова в определённом контексте могут совмещать в себе признаки и тех, и других.

Понятие ключевого слова в разные времена рассматривали разные учёные (Айзерман Л. С. Ключевые слова// Русский язык в школе. 1973. № 4; Красникова Е.И. Прогнозирование оценки квазислова в связном тексте// Проблемы мотивированности языкового знака. Калининград, 1976. Вып.3; Фадеева Т.А.

Семантическая характеристика ключевых слов в произведениях В.А.Луговского.

Л., 1978; Купина Н.А. Лингвистический анализ художественного текста. М., 1980; Гетман И.М., Ломтева Л.И. Анализ ключевых понятий как путь интерпретации образа в поэме Н.В. Гоголя «Мёртвые души»// Тезисы докладов II Гоголевских чтений, посвящённых 175-летию со дня рождения писателя.

Полтава, 1984; Залевская А.А. Понимание текста: психолингвистический подход.

Калинин, 1988; Сахарный Л.В., Штерн А.С. Набор ключевых слов как тип текста.

Перьм, 1988; Сиротко-Сибирский С.А. Смысловое содержание текста и его отражение в ключевых словах. Л., 1988; Мурзин Л.Н., Штерн А.С. Текст и его восприятие. Свердловск, 1991; Караулов Ю.Н. Словарь Пушкина и эволюция русской языковой способности. М., 1992; Шмелева Т.В. Ключевые слова текущего момента // Collegium: междунар. науч.-художеств. журнал. 1993. №1;

Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории и элементы анализа. М., 1999; Николаева Т.М. От звука к тексту. М., 2000; Вежбицкая А.

Понимание культур через посредство ключевых слов. М., 2001 и др.). Но необходимо отметить, что они не всегда вкладывали в него тождественное содержание.

В рамках данной работы под ключевым словом понимается разновидность опорного слова, к основным характеристикам которого можно отнести:

1. Многократное употребление в тексте.

Г.Хетсо утверждает, что «ключевые слова в наибольшей степени отражают индивидуальность автора: частотность их употребления данным автором в наибольшей степени преобладает над средней употребительностью этого слова в изучаемую эпоху» (цит. по: Баевский В. С. Тематические и ключевые слова в языке русской поэзии первой половины XIX в.// Известия АН СССР, серия литературы и языка. 1986. С. 452-453). Однако, в случае, когда текст имеет небольшой объём, данный признак считается факультативным.

2. Отражение ядерного смысла текста.

О том, что некоторые слова могут аккумулировать в себе основной смысл текста говорили многие лингвисты (см. Роднянский В.Л. О роли ключевого слова в понимании текста// Психолингвистические проблемы семантики и понимания текста: Сборник научных трудов. Калинин, 1986; Дроздова Т.Ю. Ключевые слова и их просодические признаки: автореф. дис. … канд. филол. наук. Л., 1988;

Баринова И.А. Ключевые слова в семантической структуре текста разговорной речи// Живое слово в русской речи Прикамья: Межвузовский сборник научных трудов. Пермь, 1992; Лурия А.Р. Язык и сознание. М., 1998; Горелов И.Н., Седов К.Ф. Основы психолингвистики: Учебное пособие. М., 2004 и др.).

Согласно Т.М.Николаевой, «смысл текста как бы держится на некоторых опорных точках, он не изоморфен линейному развёртыванию текста» (Т Николаева Т.М. От звука к тексту. М., 2000. С. 425). Автор ссылается на высказывание А.Блока, использованного в качестве эпиграфа к статье В.Н.Топорова: «Всякое стихотворение – покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся, как звёзды. Из-за них существует стихотворение» (Топоров В.Н. Младой певец и быстротечное время (К истории одного образа в русской поэзии первой трети XIX века). Ohio, 1983). Т.М.Дридзе использует термин «опорные смысловые узлы», которые входят в состав «логико-фактологической» цепочки, являющейся «основным смысловым стержнем текста» (Дридзе Т.М. Язык и социальная психология. М., 1980. С.79).

Последовательность этих «опорных смысловых узлов» (или, как их ещё называет автор, «фактов») «отражает логику развёртывания текста в плане речевого выражения» (Там же).

3. Основная роль в интерпретации семантики текста.

Ещё в 1941 году А.Н.Соколов писал о необходимости дробления материала на части и выделения опорных пунктов с целью лучшего запоминания (см.

Соколов А.Н. Внутренняя речь и понимание// Учёные записки Государственного института психологии. Т.2. М., 1941.).

Согласно А.И.Новикову, «при восприятии текста обычно из общего фона выделяются некоторые его элементы, которые осознаются как «ключевые», то есть наиболее важные, существенные для понимания» (Новиков А.И. Семантика текста и её формализация. М., 1983. С.147).

А.А.Смирнов говорит о «смысловых опорных пунктах», которые, с одной стороны, являются носителями смысла, а с другой, облегчают запоминание, что служит «одним из способов углубить понимание» (Смирнов А.А. Избранные психологические труды. М., 1987. С.155). Т.М. Дридзе доказывает, что именно в поиске «смысловых опор» состоит основной процесс восприятия любого текста.

(Дридзе Т.М. Язык и социальная психология. С.80).

А.А.Залевская отмечает особую роль ключевых слов в процессе понимания текста, так как они представляют собой «средство доступа к единой информационной базе человека, в которой хранятся продукты переработки перцептивного, когнитивного и аффективного опыта, активизируемого через включение слова как единицы индивидуального лексикона во внутренний контекст, благодаря чему в памяти «высвечивается» некоторый условнодискретный интервал изначально-континуальной и объёмной картины мира во всём многообразии известных человеку связей и отношений» (Залевская А.А.

Психолингвистические исследования. Слово. Текст: Избранные труды. М., 2005.

С.333-334). О значительной роли ключевых слов в понимании текста писали и другие учёные (Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. М., 1982;

Болотнова Н.С. Художественный текст в коммуникативном аспекте и комплексный анализ единиц лексического уровня. Томск, 1992; Корытная М.Л.

Роль заголовка и ключевых слов в понимании художественного текста: автореф.

дис. … канд. филол. наук. Тверь, 1996 и др.).

4. Невозможность замены.

Главной же отличительной чертой ключевого слова, согласно выбранной нами методике, принято считать семантико-стилистическую многослойность (см.

Кухаренко В. А. Семантическая структура ключевых и тематических слов целого художественного текста// Лексическое значение в системе языка и в тексте:

Сборник научных трудов. Волгоград, 1985.; Интерпретация текста. М., 1988;

Новиков Л.А. Семантика русского языка. М., 1982; Пузырёв А.В. О парадигмах тематических слов в стихотворных текстах// Типы языковых парадигм: Тезисы докладов и сообщений конференции кафедр русского языка вузов Урала.

Свердловск, 1987; Шанский Н.М. Созвучья слов живых// РЯШ. 1983. № 6), то есть способность слова в процессе развития текста обогащаться новым авторским смыслом, ср. «ключевое слово – это такое опорное слово, которое аккумулирует основной смысл текста, является его семантическим и композиционным центром и подвергается вследствие этого различным семантико-стилистическим трансформациям» (Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. С.24). Под семантикостилистическими трансформациями здесь понимается не только изменение семантического объёма, но и получение дополнительного коннотативного наполнения. Под коннотацией мы подразумеваем такое «отображение реалии и отношение именующего к нему, которое «наслаивается» на объективное содержание» (Телия В.Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. М., 1986. С. 19). О коннотациях много писали и другие учёные (см.

Guiraud P. L'Argot// Que Sais-je ? P., 1956; Есперсен О. Философия грамматики.

М., 1958; Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка// Сборник «Новое в лингвистике». Вып. 1. М., 1960; Kerbrat-Orecchioni C. La connotation. Lyon, 1977;

Говердовский В. И. История понятия коннотации// Науч. докл. высш. шк. Филол.

науки. 1979. № 2; Шаховский В.И. Коннотации и ассоциации: их взаимосвязь и отношение к лексическому значению слова// Лексическое значение в системе языка и в тексте. Сб. Науч. тр. Волгоград, 1985; Rastier F. Smantique interprtative. Paris, 1987; Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М., 1989;

коммуникации (на материале современной французской литературы)// коннотативных значений// Филологические науки. 2003. № 2; Ладыгин Ю.А.

Информативная роль коннотативных значений в прозаическом художественном тексте// Филологические науки. 2000. №2.; Токарев Г.В. К вопросу о типологии культурных коннотаций// Филологические науки. 2003. № 3). Таким образом, в процессе развития текста ключевое слово меняется по своему понятийному содержанию и, вследствие приобретения различных коннотаций, получает индивидуальную стилистическую окраску.

Интересна позиция Р.А.Будагова, который говорит о возможности выделения «слов-ключей» не только в одном конкретном тексте, но и в работах какого-либо автора, в определённом стиле языка или даже в языке целой эпохи (см. Будагов Р.А. История слов в истории общества. М., 1971. С.34). Однако следует заранее оговориться, что автор здесь отождествляет понятия «опорное» и «ключевое» слово. И, с точки зрения избранной нами методики, говоря о «наиболее характерных, наиболее типичных» словах, подразумевает более широкое понятие, то есть опорные слова.

Мы же, следуя за А.В.Пузырёвым, считаем, что даже в упомянутых выше случаях возможно разграничить эти два понятия. Если говорить об идиолекте писателя или поэта, то к опорным будут относиться слова, наиболее употребимые в его текстах, «отражающие тематические предпочтения поэта»

(Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления.

С.130), а к ключевым – лишь слова, получившие в работах автора новое дополнительное содержание, не зафиксированное в словаре, слова, ставшие для поэта «знаком категориальных начал индивидуального поэтического мышления»

(Там же).

Для языка целой эпохи опорными можно считать слова, ставшие употребительными в результате определённых изменений в обществе, науке, технике (у Будагова – индустрия, машина во многих языках Европы XVIII века;

у Пузырёва – аренда, биржа, кооператив в русском языке конца XX века).

Ключевым же становится то слово, которое, утратив своё первоначальное значение, и обретя большое количество коннотаций, становится символом данной эпохи – спутник, перестройка (Там же, с. 130-131), кризис (см.Т Шмелева Т.В. Кризис как ключевое слово текущего момента// Политическая лингвистика.Екатеринбург, 2009), красные, белые – для 20-30-х годов ХХ столетия, МММ, Чечня – для 90-х годов ХХ века (см. Яшин В.Н. Актуальная лексика периода НЭПа// НЭП в истории культуры: от центра к периферии: Сб.

науч. статей. Саратов, 2010) и др.

§ 3. Анафония на трёх уровнях лингвистического исследования Вслед за А.И.Горшковым, лингвисты могут анализировать речевой материал на трёх уровнях: языковых единиц, текста и языка как системы подсистем (см. Горшков А.И. Теоретические основы истории русского литературного языка. М., 1983. С.5-13). Следовательно, выделяются три различных вида анафонии: контекстуального, текстового и общеязыкового характера.

Поскольку понятие анафонии неразрывно связано с понятием тематического слова или слова-темы, возникает вопрос: «Каким образом соотносится разграничение трёх вышеперечисленных типов анафонических структур с разграничением тематических, опорных и ключевых слов?».

Тематические и опорные слова присутствуют в любом тексте, в любой коммуникативной единице, а, следовательно, могут характеризовать любой уровень лингвистического исследования. Что же касается ключевых, они должны быть «отнесены, прежде всего, к уровню текста, поскольку реализуют особый композиционный приём» (Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка:

Опыт системного осмысления. С.129).

Рассмотрим подробнее все типы анафонии.

Общеязыковая анафония «наблюдается в различных языковых формулах воспроизводимого характера» (Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка:

Опыт системного осмысления. С.136). К таковым относятся, в русском языке, дразнилики «Андрей-воробей, не гоняй голубей», «Антошка-картошка, соломенная ножка», «Борька-Борис на ниточке повис!», «Гришка, Гришка украл топоришко», «Коля, Коля, Николай, сиди дома, не гуляй!», «Миронушка, Мирон – полна пазуха ворон» и др.; а также некоторые пословицы, типа «Москва бьёт с носка, а Питер бока повытер», «Один в Москве, другой в Вологде, а оба голодны», «Царство Москва, а мужикам тоска», «На Руси не все караси, есть и ерши».

В качестве слова-темы, чаще всего, выступают имена собственные. Однако можно встретить пословицы и поговорки, где таковыми являются и имена нарицательные: «Месяц январь – зимы государь», «Матушка весна – всем красна» и др. Сюда же можно отнести, так называемые, повторы-отзвучия, характерные для разговорной речи, например «жигули-шмыгули», «шарашмонтаж», «танцы-рванцы», «фокус-покус» и т.д. (см. Земская Е. А.

Словообразование как деятельность. М., 1992. С.87-88).

Во французском языке общеязыковая анафония проявляется в таких пословицах, как «D'Angleterre ne vient ni bon vent ni bonne guerre» – «Из Англии не жди ни хорошего ветра, ни хорошей войны», « Paris ils ont chers les prix» – «В Париже цены высоки», « Paris il y a beaucoup de bruit» – «В Париже много шума», «Paris n’a pas t bti en un jour» – «Париж не строился за один день», аналог русской поговорки «Москва не сразу строилась», или «Tout chemin mne Rome» – «Все дороги ведут в Рим».

Не стоит путать анафонию общеязыкового характера с общеязыковой фонетической гармонией, где звуковая организация не направлена на воспроизведение звукового состава слова-темы, а имена собственные выступают в подчинённой роли и используются только для благозвучия. В русском языке это пословицы – «У всякого Федорки свои отговорки», «Всяк Семён про себя умён», «Аринушка Маринушки не хуже», «Попал к Варваре на расправу», «С именем – Иван, а без имени – болван», «Дмитрий да Борис за огород подрались», «В дому у Макара кошка, комар да мошка».

Что касается франкоязычной речи, здесь, подобно русскому языку, обнаруживается целое множество примеров общеязыковой фонетической гармонии. В основном, она встречается в разговорных выражениях. При переводе таких арготических высказываний имена собственные можно опускать, поскольку они не несут никакой смысловой нагрузки. Например: «A la tienne, Etienne!» – застольное «За тебя, (Этьен)!», «Чин-чин!»; «Tu parles, Charles» – «Скажешь тоже, (Шарль)!», «Да ну!»; «Allons-y, Alonzo» – «Давай, (Алонзо)!», «Вперёд!»; «Que veux-tu qu’on y fasse, Boniface?» – «Ну что поделаешь, (Бонифаций)?»; «Il n’y a pas de roses sans pines, n’est-ce pas Josphine?» – «Нет роз без шипов (не так ли, Жозефина)»; «Quand il n’y en a plus, y en a encore; c’est comme les cheveux d’Elonore» – «Это бесконечно, (как волосы Элеоноры)».

Иногда подобные выражения строятся по принципу анаграммы: «Eh bien madame Boniface, que voulez-vous que la bonne y fasse» – «Ну что поделаешь?».

Так, в средневековье во Франции многие знатные дома имели собственный девиз, представляющий ни что иное, как анаграмму к своему названию, например: « bien vienne» («Добро пожаловать») – Maison de Vienne (Дом Вьенн), «S’ils te mordent, mors-les» (досл. «если они тебя кусают, укуси их») – comptes de Morlaix (графство Морле), «court sans cesse» (досл. «беги без остановки») – Сoursant (Курсан), «Dieu seul mon joug est» («Служу только Богу») – Montjouet (Монжуэ) и др. (см. Guiraud P. Les locutions franaises. P., 1967. P. 98).

3.2. Анафония контекстуального характера Анафония контекстуального характера (другими словами, анафония на уровне языковых единиц) представляет собой самый распространенный тип анафонии и по отношению к ключевому слову «выступает как звуковое окружение, звуковой контекст… или как одна из разновидностей положительной контекстуальной фонетической мотивированности указанного слова» (Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. С. 123, 129).

Обязательными критериями для подтверждения её присутствия в тексте являются наличие опорного слова и звуковых повторов к нему.

Обратим внимание, что при изучении контекстуальной и текстовой анафонии на примере разных языков таких, как русский, английский, немецкий учитываются только повторы ударных гласных, безударные гласные берутся в расчёт в составе дифонов и полифонов (и то не всегда). Причина существования оппозиции ударный/ безударный гласный кроится в существенном различии этих звуков в языках. Так, по экспериментальным наблюдениям Л.В.Щербы, в русском языке для произношения ударного гласного в двусложных и трёхсложных словах требуется в 1,5 раза больше времени, чем для произношения безударного (см. Щерба Л.В. Русские гласные в качественном и количественном отношении. Л., 1983. С.148; Избранные работы по русскому языку. М., 2007. С.207). Отсюда связь понятий долгота и ударение.

А.Х.Востоков утверждал, что в русском языке «не существует протяжения, независимо от выходки» (Востоков А.Х. Опыт о русском стихосложении. М., 2011. С.21-22), другими словами, не существует долготы независимо от ударения (см. также Жирмунский В.М. Теория стиха. Л., 1975. С.81).

В других языках, например, во французском, дело обстоит иначе. В нём нет словесного ударения, ударной является ритмическая группа. В свою очередь, слова, входящих в состав данной группы утрачивают своё ударение. Как пишет А.Н.Рапанович, «если ритмическая группа удлиняется, то ударение передвигается: бывший ударным последний слог теряет ударение, оказавшись неконечным в ритмической группе». (Рапанович А.Н. Фонетика французского языка. Курс нормативной фонетики. М., 1973. С. 63).

Monsieur – Monsieur Jean – Monsieur Jean Dupont Faites! – Faites-le! – Faites-le-bien!

Существенное отличие ударения во французском языке от русского, английского или немецкого ударения, по мнению Л.В.Щербы в том, что «разница между ударенными и неударенными слогами в этих последних языках невнимательному наблюдателю примерно равноударенными» (Щерба Л.В.

Фонетика французского языка: Очерк франц. произношения в сравнении с русским. М., 1957. С.88-89).

Н.Шигаревская считает, что одной из причин отсутствия оппозиции ударный/ безударный гласный во французском языке является большое разнообразие французских ударений (ритмическое или нормальное, синтагматическое, дополнительное, выделительное, логическое и др.) (Chigarevskaa N. Trait de phontique franaise. М., 1966. С.174).

Безударные гласные в русском языке подвергаются редукции, то есть «имеют тенденцию переходить в так называемый неопределённый гласный звук переднего или заднего образования» (Жирмунский В.М. Теория стиха. Л., 1975.

С.82). Похожая ситуация во французском языке происходит только с одним звуком – «немым e» (e muet), который в разговорной речи чаще всего не произносится в неударном положении. В поэтической речи, в большинстве случаев, сохраняются все [], за исключением конечного в строке или находящегося рядом с другими гласными. В редких случаях «немые e»

опускаются для сохранения ритма стиха, в основном, в поэтических текстах французских поэтов XX века. В поэзии XIX века, как правило, сохраняется полный стиль произношения (см. также Rousselot, l’abbe et Laclotte F. Precis de prononciation francaise. P.,1902; Nyrop K. Grammaire historique de la langue franaise. Copenhague, 2009). Что касается всех других гласных, то в любом положении (ударном или безударном) они сохраняют полную ясность.

А.Н.Рапанович отмечает в качестве особенностей произношения французских гласных: 1) чёткость и энергичность артикуляции, ср. «Бльшая чёткость звуков достигается бльшей энергичностью работы органов артикуляции. Чёткость и энергичность произношения во французском языке гораздо больше, чем в русском» (Рапанович А.Н. Фонетика французского языка.

Курс нормативной фонетики. С.33); 2) отсутствие дифтонгизации, то есть гласных, имеющих в начале или конце незначительный элемент другого гласного, близкого ему по артикуляции, как в словах «дед» [diet] или «дом»

[duom], «все гласные произносятся чётко и чисто, так как во время выдержки органы речи остаются неподвижными и звук не изменяется на всё протяжении своего звучания» (Там же); 3) отсутствие редукции – изменения качества гласного в безударном положении, характерного для русского языка.

«Французские гласные сохраняют одинаковый тембр как в ударном, так и в безударном положении» (Там же, с.33-34).

Звуковые повторы на уровне языковых единиц можно разделить на (см.

Пузырёв А.В. О звуковых повторах в русской поэзии // Вопросы стиля и жанра в русской и советской литературе. Рязань, 1979):

– Повтор одного согласного (так как в данном случае мы имеем дело с уровнем языковых единиц, в примерах подчёркнуты опорные слова или словосочетания, несмотря на то, что некоторые из них, входят в состав ключевых элементов): «De la cour Dieu garde Lisette!» (P-J. de Branger «La vertu de Lisette»), «Bon pour la gnle l'aube et l'angoisse au crneau» (L. Aragon «La valse des vingt ans»), «La fentre bataille» (J.Brel «Les fentres»), «Hier encore/ J’avais vingt ans»

(Ch.Aznavour «Hier encore»), «J'ai retrouv deux fauteuils verts» (J.Brel «Les deux fauteuils»);

– Тройное употребление согласного: «Honneur au fou qui ferait faire» (P-J.

de Branger «Les fous»), «Voir le gris des faubourgs» (J.Brel «Voir»), Et les barbons rgnent toujours» (P-J. de Branger «Les infiniment petits ou la grontocratie»), Le monde est mchant, ma petite» (Th. Gautier «Le monde est mchant»), «La route o quelqu'un court encore» (J.Prvert «Le message»);

– Повтор(ы) гласного: «Six pieds sous terre Jojo tu chantes encore» (J.Brel «Jojo»), «Ces fous rveurs tombent tous trois» (P-J. de Branger «Les fous»), «Tous nous crions : bas les fous» (P-J. de Branger «Les fous»), «Jeanne, fidle ses devoi[wa]rs» (P-J. de Branger «Jeanne la Rousse»), «Ils me disent que tu es brune»

(P.Verlaine «Chanson pour elles»);

– Звукопись: «Dans l'ancien monde un dluge aura lieu» (P-J. de Branger «Le dluge»), «O Satan, prends piti de ma longue misre!» (Ch.Baudelaire «Les litanies de Satan»), «Et ce Londres de fonte et de bronze, mon me» (E.Verhaeren «Londres»), «Dress par la famine/ L’enfant rpond toujours je mange» (P.Eluard «Dress par la famine»), «Madeleine c'est mon Nol» (J.Brel «Madeleine»);

– Повтор дифона: «France, je meurs, je meurs; tout me l’annonce/ Mre adore, adieu» (P-J. de Branger «Adieu»), «Race de Can, dans ton antre/ Tremble de froid, pauvre chacal!» (Ch.Baudelaire «Abel et Can»), «Lunes des corridors vides et blmes,/ Les horloges, avec leurs yeux» (E.Verhaeren «Les horloges»), «Martinet aux ailes trop larges, qui vire et crie sa joie autour de la maison» (R.Char «Le martinet»), «pour que les souris s'y plaisent dans ma maison» (A.Frnaud «J’ai bati l’idale maison»), «Rappelle-toi Barbara/ Il pleuvait sans cesse sur Brest ce jour-l» (J.Prvert «Barbara»);

– Повтор полифона: «Tous, ils ont d des rves ses charmes:/ Ah! faisonslui la charit» (P-J. de Branger «La pauvre femme»), «Et scrut par les yeux des treize grands portraits» (M.Rollinat «La bibliothque»), «Faire ensuite le portrait de l'arbre/ en choisissant la plus belle de ses branches/ pour l'oiseau» (J.Prvert «Pour faire le portrait d'un oiseau»), «C'est trop facile d'entrer aux glises/ De dverser toute sa salet/ Face au cur qui dans la lumire grise» (J.Brel «Grand Jacques (C’est trop facile)»), «Voil ce que je vois/ Voil ce que je veux» (J.Brel «Voir»);

– Выделяют фономорфологические повторы (повторы однокоренных слов, одинаковых морфем и т.д.), например: «Un vigneron chantait courb dans sa vigne» (G.Apollinaire «Le vigneron champenois»), «Chasse le czar, chasse l’Autriche,/ Chasseur Noir!» (V.Hugo «Le chasseur noir»), «Le peuple dne un peu moins/ Quels dns,/ Quels dns…» (P-J. de Branger «Le ventru»), «Sa vie est un trange et douloureux divorce/ Il n'y a pas d'amour heureux» (L. Aragon «Il n'y a pas d'amour heureux»), «Dites si c'tait vrai/ S'il tait n vraiment Bethlem dans une table» (J.Brel «Dites si c'tait vrai»);

– Созвучия внутри строки («внутренняя рифма») могут находиться в пределах одной строки (горизонтальные) и в пределах соседних строк (вертикальные) (см. Гончаров Б.П. Звуковая организация стиха и проблемы рифмы. М., 1973. С. 128). Например: «Ma pense est une insense» (Ch.Cros «Ecole buissonnire»), «Vouloir tre Renoir» (J.Brel «Voir»), «Demain j'attendrai Madeleine» (J.Brel «Madeleine»), «Puis les bonbons c'est tellement bon» (J.Brel «Les bonbons»), «Et fleurit Gabriel Pri» (L. Aragon «Lgende de Gabriel Pri») – горизонтальные созвучия.

К примерам вертикального созвучия можно отнести:

En un temps de misres Roger Bontemps est n.

Et que toute blonde est perfide, Mme ils ajoutent " comme l'onde " Oh la guitare oh la guitare elle fait nuit mieux que la nuit Les larmes sont mon seul nectar tout le reste n’est que du bruit Il n'a pas l'air, le voir, D'un propritaire.

la vitesse ou la lenteur de l'arrive de l'oiseau n'ayant aucun rapport avec la russite du tableau – Встречаются также, так называемые, анафонические рифмы. Если под рифмой, в общем смысле, понимается «созвучие концов стихотворных строк»

(Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений. М., 1996 С.669), то анафонической рифмой называется «созвучие, ассоциативно связанное с важным по смыслу словом текста» (Луннова М.Г. Анафония в русских народных сказках. С.68). В настоящей работе, в качестве анафонической рифмы учитывается повтор двух и более звуков слова-темы, находящийся в позиции рифмы.

Например:

Hlas ! des gardes qu’il courrouce Au loin le pre est prisonnier.

Dieu, veillez sur Jeanne la Rousse:

On a surpris le braconnier.

Le Souvenir avec le Crpuscule Rougeoie et tremble l'ardent horizon De l'Esprance en flamme qui recule «Dis-moi donc quelque chose !

Les oiseaux sont plus gais Gazouillant a la rose, Becquetant les muguets.

Les trois capitaines L'auraient appele vilaine Et la pauvre Hlne Etait comme une me en peine Ce soir j'attends Madeleine On prendra le tram trente-trois Pour manger des frites chez Eugne Необходимо отметить, что довольно часто звуковые повторы встречаются за пределами «привычного максимума в двенадцать слогов» (см. Жирмунский В.М. Теория стиха. С. 272), который используется лингвистами как критерий поиска анафонии на уровне языковых единиц.

Например:

Как мы видим, в пределах строки анафонии нет (повтор самого слова не учитывается). Однако, звуки опорного слова tambour воспроизводятся в этом стихотворении много раз, создавая тем самым соответствующую звуковую атмосферу. Частотность каждого из них существенно (больше, чем в 1,5 раза) превышает норму. Такие случаи относят к подготовительной звукописи, которая довольно часто бывает достаточно концентрированной и потому заметной даже не очень внимательному читателю, что наглядно иллюстрирует ещё одна выдержка из той же песни Беранже:

Опорное слово в этом четверостишье не употребляется ни разу, однако, мы, в прямом смысле, «чувствуем» его присутствие, «прочитываем» его между строк, так как стихотворение «пронизано», «пропитано насквозь» этими звуками (в частности, в последней строке слово tambour воспроизводится полностью).

В отличие от контекстуальной анафонии, для доказательства факта существования подобного вида структур на уровне текста требуется наличие не просто слова-темы или опорного слова, а именно ключевого слова/элемента, а также «сохранение звуковой переклички» с этим элементом на протяжении всего текста (Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. С.136). Выявить данный тип анафонии представляется более возможным в текстах малого объёма, каковыми, в большинстве своём, и являются стихотворные тексты.

Для подтверждения наличия анафонии в тексте необходимо провести следующие операции: выделить ключевой элемент и определить, превышают ли звуки ключевого элемента речевой фон.

3.3.1. Ключевой элемент поэтического текста Так как ключевая роль в тексте может принадлежать не только слову, но и словосочетанию, предложению или даже сложному синтаксическому целому, следует говорить не только о ключевом слове, но и о ключевом элементе текста (КЭ). Ключевое слово, в этом случае, является лишь частным случаем использования КЭ. Вопросы ключевых элементов художественного текста привлекали внимание многих учёных (см.: Купина Н.А. Смысл художественного текста и аспекты лингвосмыслового анализа. Красноярск, 1983; Зубова Л.В.

Поэзия Марины Цветаевой: Лингвистический аспект. Л., 1989; Бабайлова А.Э.

Роль «ключей» в авторском тексте для адекватного понимания и перевода// Перевод как моделирование и моделирование перевода. Тверь, 1991; Бабенко Л.

Г., Казарин Ю. В. Филологический анализ текста: практикум. М. 2004 и др.).

Ключевым элементом называется семантико-композиционный центр текста, единица, семантически не равная сама себе в начале и конце порождения (восприятия) текста (Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. С.132).

Необходимо отметить, что семантико-стилистическая вариативность ключевого элемента довольно часто сопровождается изменением формы ключевого элемента, то есть формально-языковой вариативностью. Однако, в отличие от семантико-стилистической вариативности, изменение материальной формы ключевого элемента является не универсальным законом его использования, а лишь относительным.

Исходя из того, что ключевой элемент обычно участвует в композиции текста: «КЭ.1 – Рт – КЭ.2, где КЭ.1 – первое употребление ключевого элемента, Рт – развитие темы, КЭ.2 – последнее употребление ключевого элемента, обогащённого в результате развития темы – новым поэтическим смыслом» (Там же, с. 24-25), его невозможно обнаружить в словосочетании или предложении, ключевой элемент может присутствовать только в коммуникативных единицах с композиционной оформленностью (например, в строфе, комплексе предложений, тексте и т.д.).

3.3.2. Проблема речевого фона для обнаружения анафонических структур Помимо наличия ключевого слова/ элемента для подтверждения присутствия анафонии текстового характера в том или ином произведении, необходим факт превышения звуками этого слова объективно существующего речевого фона или, другими словами, обычной частотности звуков.

При определении речевого фона, в первую очередь необходимо решить вопрос о единице его исследования. По этому поводу в лингвистике нет общего мнения. Сторонники фонемного (фонологического) подхода считают, что носители языка, в большинстве случаев, слышат уже связную речь и воспринимают информацию в виде фонемных категорий. Отдельные фонетические характеристики тех или иных звуков становятся «ненужными».

Выбор же необходимого варианта языковой единицы (например, добрая – доброе или Поле – у Поли) происходит исходя из смыслового контекста (см.

Бондарко Л. В. Звуковой строй современного русского языка. Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по специальности «Рус. яз. и литература». М., 1977. С.119).

С другой стороны, для исследования в области анафонии подобный подход является слишком строгим, так как при рассмотрении звуковых повторов в поэзии или прозе не учитывается противопоставление по твёрдости/ мягкости (см. Григорьев В.П. Поэтика слова: На материале русской советской поэзии. М., 1979. С.292; Черемисина Н.В. Звукопись и интонация в стихе и в прозе // Вопросы стилистики. Межвуз. науч. сб. Вып. 8. Саратов, 1974. С.28). Это, в свою очередь, выводит «из поля зрения исследователя существенную часть речевой реальности» (Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. С.138).

Чисто буквенный подход тоже имеет существенные недостатки, поскольку изучение анафонических структур, как правило, строится на анализе звучащей реальности. Человек произносит звук, а не букву, так как буква – это своеобразный рисунок, фигурная линия, а «рисунок произнести нельзя» (Панов М.В. Современный русский язык. Фонетика. М., 1979. С.5). Если принимать букву за субстанцию речевого фона, теряется «изустность» художественной литературы (Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. С.138). К тому же буква, зачастую, может обозначать несколько различных звуков, в зависимости от того, в каком положении она находится.

В то же время, нельзя отрицать, что «графический, буквенный образ не может не оказывать влияния на восприятие звука» (Журавлёв А.П. Звук и смысл.

М., 1981. С.14). Но в букве не отражены все характеристики звуков речи (например, различие твёрдых и мягких согласных, ударных и безударных гласных и др.), которые имеют важную смыслоразличительную функцию.

Поскольку, человек не осознаёт отдельно звук или букву, а воспринимает «единый звукобуквенный образ», А.П.Журавлёв предложил термин «звукобуква» (Там же). Однако ориентация на звукобуквенную субстанцию идёт вразрез с исследованиями Ф де. Соссюра, который обращал своё внимание «на расшифровку сочетаний фонем, а не букв» (Starobinski J. Words upon words: The anagrams of Ferdinand de Saussure. P. 28; см. также Пузырёв А.В., Шадрина Е.У.

Жан Старобинский о теории анаграмм Ф. де Соссюра. С.76; Пузырёв А.В.

Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. С.139). К тому же использование данного подхода не всегда позволяет анализировать реальное произношение некоторых звуков. В рамках нашей работы, это особенно заметно на примере французского языка, где графическое обозначение звуков очень часто не совпадает с графическим обозначением букв, большое количество которых в определённых сочетаниях вообще не произносится. Например – -nwa-zo]; mes yeux – [me-zj]; Jacques – [ak]; j’attends – [a-t].

представляется звуковой подход, поскольку это позволяет анализировать реальное звучание художественной речи, соответствует положению о подчинённой роли графической формы языка по сравнению с фонологической, обеспечивает преемственность нашей работы от исследований Ф. де Соссюра и последних работ, посвящённых проблемам анафонии (см.: А Пузырёв А.В.

Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления; Ратушная Л.Н.

Анафония в оригинальном и переводном художественном произведении (на материале русского и английского языков): дисс. …канд. филол. наук 10.02.19.

Пенза, 2005; Рубайло Ю.В. К вопросу об идиостилевых аспектах анафонии в русской и французской художественной прозе // Гуманитарные науки.

Филология. 2008. №3 (7) и др.), а также даёт возможность проникнуть в область бессознательного психического языковой личности писателя (Пузырёв А.В.

Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. С.140).

большинства подсчётов без использования электронной вычислительной техники, то есть, вручную, что занимает большое количество времени. Однако мы считаем, что для получения точных данных, этот недостаток исследования не является существенным.

Для установления частотности звуков во франкоязычной поэзии было затранскрибировано двадцать тысяч звуков, а именно четыре стихотворных отрезка по пять тысяч звуков выдающихся французских поэтов XIX и XX веков – Пьера Жана Беранже, Поля Верлена, Гийома Аполлинера и Луи Арагона (Приложение 1). Затем был произведён подсчёт частоты встречаемости каждого звука у каждого автора, а также определена средняя частотность звуков во французской поэзии. Полученные результаты представлены в таблицах 1 и Приложения 2 (жирным шрифтом выделены те звуки, расхождение в частотности которых можно считать существенными).

Обратим внимание на то, что частотность любого гласного или согласного звука не превышает 8,8%, а соотношение гласных и согласных в целом составляет 4:5.

Полученные данные позволяют установить нижнюю границу нарушения нейтрального речевого фона. Из подсчётов следует, что соотношение гласных и согласных в стихотворной речи равно 4:5, что на 10 гласных приходится 12, согласных. Если примем полученные 22,5 звуков за сто процентов, употребление даже одного какого-либо звука в этих условиях дважды составит 8,8(8)%, то есть число, которое превышает частотность любого согласного или гласного.

Превышение речевого фона двукратным использованием какого-либо звука будет справедливо и для пределов в 12 слогов, где такое использование составит 7,4%, что тоже выше частотности любого гласного и согласного (исключая встречающийся чаще всего в стихотворной речи звук «r», для которого такое употребление будет означать совпадение с речевым фоном).

Необходимо отметить, что выявленная нами частотность звуков во французской поэзии может использоваться и при исследовании прозаических текстов, что «фактически означает ужесточение требований к обнаружению явлений анафонии в прозе, то есть повышает надёжность результатов» (Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. С.191).

3.3.3. Вопрос о наличии-отсутствии анафонии на уровне текста Процесс анализа стихотворения на предмет наличия в нём текстовой анафонии рассмотрим на примере песни Пьера-Жана Беранже «Le chapelet du bonhomme» – «Чётки горемыки»:

Le chapelet du bonhomme «Sur le chapelet de tes peines, - На связку четок скорби черной - N'ai-je point sujet de pleurer?

Las! mon ami vient d'expirer.

- Tu vois l-bas une chaumine: - Вон в той лачуге - голод. Можешь Cours vite en chasser la famine;

Et perds en route, grain grain, А четки черные скорбей Le noir chapelet du chagrin.» Ты на пути оставь скорей.

Bientt aprs, plainte nouvelle. Но он опять рыдает вскоре.

- «Bonhomme, o ta blessure est-elle? - Что, горемыка, снова горе?

- Las! il me faut encor pleurer:

Mon vieux pre vient d'expirer. Скончался мой отец, увы!

- Cours! Dans ce bois on tente un crime:

Arrache aux brigands leur victime;

Et perds en route, grain grain, А четки черные скорбей Le noir chapelet du chagrin.» Ты на пути оставь скорей.

Bientt aprs, peine plus grande. Опять он слезы льет потопом.

- «Bonhomme, les maux vont par bande. - Как видно, беды ходят скопом?

- Las! j'ai bien sujet de pleurer:

Ma compagne vient d'expirer.

- Vois-tu le feu prendre au village?

Cours l'teindre par ton courage; В благодеянии - забвенье.

Et perds en route, grain grain, А четки черные скорбей Le noir chapelet du chagrin.» Ты на пути оставь скорей.

Bientt aprs, douleur extrme. Он вновь рыдает. - Человече!

- «Bonhomme, on rejoint ceux qu'on Все любящие жаждут встречи.

aime.

- Laissez-moi, laissez-moi pleurer:

Las! ma fille vient d'expirer.

-Cours au fleuve: un enfant s'y noie.

Et perds en route, grain grain, Ты на пути оставь скорей.

Le noir chapelet du chagrin.»

Plus tard enfin, douleur inerte.

- «Bonhomme, est-ce quelque autre - Еще кой-кто скончался, значит?

perte?

- Je suis vieux et n'ai qu' pleurer: Могу лишь плакать я, увы!

Las! je sens ma force expirer.

- Va rchauffer une msange Согрей озябшую бедняжку.

Qui meurt de froid devant ta grange;

Et perds en route, grain grain, Ты на пути оставь скорей.

Le noir chapelet du chagrin.»

Le bonhomme enfin de sourire, Et son oracle de lui dire:

«Heureux qui m'a pour conducteur! - Зовусь я Милосердьем. Тот Je suis l'ange consolateur.

C'est la charit qu'on me nomme. Так всем, от мала до велика, Va donc prcher ma loi, bonhomme, Вещай закон мой, горемыка, Pour qu'il ne reste plus un grain Au noir chapelet du chagrin.» Все четки черные скорбей!

В этой песне Беранже воспевает милосердие, братство, взаимовыручку и обличает равнодушие и чёрствость к ближним. От строфы к строфе автор демонстрирует, как его герой, теряя одного за другим дорогих ему людей, остаётся совершено бесчувственным к чужим несчастьям. Он не замечает ни голода, ни пожара, ни других бед. Он полон жалости к себе. «Могу лишь плакать я, увы!», – говорит герой. И вот он сам близок к смерти, он измучен, он стар, и только в этот момент в его душе просыпаются какие-то чувства к чужому горю (Le bonhomme enfin de sourire – досл. Добряк, наконец, улыбнулся, в русском переводе – От умиленья он заплакал). Последняя строфа открывает нам послание Беранже к народу – помогайте друг другу и, возможно, тогда бед и несчастий станет меньше, помогая кому-то, ты помогаешь сам себе: сегодня ты откликнешься на чей-то зов о помощи, а завтра этот кто-то придёт к тебе навыручку. Милосердный человек – счастливый человек (heureux – во французском варианте, блажен – мы видим в переводе).

Определив ключевое слово/ элемент текста, необходимо установить, превышают ли звуки, входящие в его состав, речевой фон, и подтвердить, либо опровергнуть наличие анафонии. Для этого нам требуется подсчитать общее количество звуков стихотворения и количество звуков, входящих в состав ключевого слова/ элемента. Обратим внимание, что при проверке наличия анафонии текстового характера анализируются все звуки ключевого слова или ключевого элемента небольшого объёма, такого как, например, часть строки; в случае, когда речь идёт о ключевом элементе, содержащем большое число звуков, сначала необходимо выделить наиболее информативные из них – самые распространённые в данном ключевом элементе, или звуки, находящиеся в сильной позиции (анафоры, рифмы и др.).

Таблица Количество звуков ключевого элемента в стихотворении Пьера-Жана Беранже «Le chapelet du bonhomme» («Чётки горемыки») Продолжение таблицы Подсчитав количество интересующих нас звуков и общее количество звуков в тексте, мы можем вычислить их текстовую распространённость и сравнить её с речевым фоном. Необходимо отметить, что незначительное превышение частотности звуков не всегда говорит о наличии анафонических структур, поэтому мы будем учитывать только превышение речевого фона в 1, и более раза.

Xn – средняя частотность Xt – текстовая распространенность P n= 2,805% P t= 41·100:899= 4,56% P t : P n = 4,56:2,805= 1, Текстовая распространенность звука [p] превышает норму в 1,63 раза.

Rn= 8,78% Rt= 94·100:899= 10,456% Rt : Rn = 10,456:8,78= 1, Текстовая распространенность звука [r] незначительно превышает норму.

Gn= 0,605% Gt= 20·100:899= 2,225% Gt : Gn = 2,225:0,605= 3, Текстовая распространенность звука [g] превышает норму в 3,68 раза.

n= 0,73% t= 19·100:899= 2,113% t : n = 2,113:0,73= 2, Текстовая распространенность звука [] превышает норму в 2,9 раза.

Ln= 7,095% Lt= 54·100:899= 6,007% Lt : Ln= 6,007:7,095= 0, Текстовая распространенность звука [l] ниже нормы.

n= 5,925% t= 45·100:899= 5,006% t : n= 5,006:5,925= 0, Текстовая распространенность звука [] ниже нормы.

t= 32·100:899= 3,56% Текстовая распространенность звука [ ] превышает норму больше, чем в 3 раза.

An= 5,635 % At= 60·100:899= 6,674% At : An = 6,674:5,635 = 1, Текстовая распространенность звука [a] превышает норму в 1,18 раза.

n= 6,135% t= 55·100:899= 6,118% t : n= 6,118:6,135= 0, Текстовая распространенность звука [] незначительно ниже нормы.

Мы установили, что текстовая распространнённость четырёх звуков ([p], [g], [], [ ]) ключевого элемента превышает норму. Это подтверждает присутствие текстовой анафонии в данном произведении. Отметим, что на основании превышения текстовой распространённости даже одного из наиболее информативных звуков ключевого элемента можно говорить о наличии анафонии на уровне текста.

§ 4. Соотношение оригинального и переводного текстов; значение передачи анафонических феноменов стихотворной речи при переводе Многие учёные говорили о взаимосвязи звука и смысла в художественном тексте, в особенности, стихотворном. Так, Маршак утверждал, что «всякий настоящий писатель, а поэт в особенности, тонко чувствует неразрывность значения и звучания слова» (Маршак С.Я. Сочинения в четырёх томах М., 1960.

Т.4. С.326). По мнению Ю.В.Казарина, любая единица поэтического текста «может доминировать в общих процессах поэтического смыслообразования», и в частности «анаграмма – в стихотворениях любой эстетической направленности»

(Казарин Ю. В. Анаграмма как способ смысловыражения в поэтическом тексте // Известия Уральского государственного университета. 2001. № 17. С.9). Согласно С.Ф.Гончаренко, «уже нет необходимости защищать от нападок содержательную роль звуковой организации поэтической речи» (Гончаренко С. Ф.

Стилистический анализ испанского стихотворного текста (основы теории испанской поэтической речи). Москва, 1988. С. 65). Действительно, написано о данной проблеме немало, и сегодня не вызывает никаких сомнений семантический потенциал звуковых повторов, как и убеждение, что большая роль в понимании смысла художественного текста, и в первую очередь стихотворного, принадлежит его звуковой организации (см. Невзглядова Е.В. О звукосмысловых связях в поэзии // Филологические науки. 1968. №4.; Седых Г.И. Звук и смысл: О функциях фонем в поэтических текстах: На примере анализа стихотворения М. Цветаевой "Психея" // Филологические науки. 1973. № Самохвалова В.И. Использование фонетических приемов передачи 1.;

содержания в поэтическом высказывании // Языковая практика и теория языка.

Вып. I. М., 1974; Пелевина Н.Ф. О семантизации звуковой стороны художественного текста // Вопросы семантики: Межвуз. сб. Л., 1976. Вып.2.;

Воронин С.В. Основы фоносемантики. Л., 1982; Якобсон Р.О. Лингвистика и поэтика // Воронин С.В. Фоносемантические идеи в зарубежном языкознании. Л., 1990; Нироп, К. Звук и его значение // Воронин С.В. Фоносемантические идеи в зарубежном языкознании. Л., 1990; Михалёв А.Б. Теория фоносемантического поля. Пятигорск, 1995; Санжаров Л.Н. Современная фоносемантика: истоки, проблемы, возможные решения. Тула, 1996; Векшин Г.В. «Поток речи» и смыслоформирующая роль звука: превращение случайного в необходимое // Актуальные проблемы лингвистики в вузе и школе. М.; Пенза, 1997; Балаш М.А.

Фоносемантическая структура текста как фактор его понимания (Экспериментальное исследование): дис.... кандидата филологических наук:

10.02.19. Горно-Алтайск, 1999; Казарин Ю. В. Проблемы фоносемантики поэтического текста: учеб. пособие. Екатеринбург, 2000; Смиренский В.Б. «Так надо играть». О поэтической звукописи и звукосмысловой организации стиха// Новый филологический вестник. 2009, №1 (8); Скрипник Я.Н. К вопросу о фоносемантической парадигматике // Язык и мышление: Психологич. и лингвистич. аспекты: Мат-лы XI-й Междунар. науч. конф. Ульяновск, 2011).

Совершенно очевиден прагматический потенциал звуковой инструментовки произведения, ср.: «звукопись, звуки слов в слогах всего ярче воздействуют на нашу эмоциональность» (Лозинский М.Л. Искусство стихотворного перевода // Перевод – средство взаимного сближения народов. М., 1987. С.164), «звуковая инструментовка может при этом возникать «в поддержку» любого образа, любого настроения, любой эмоции…» (Сильман Т.И. Заметки о лирике. Л., 1977.

С.53). Об эмоционально-экспрессивных возможностях фонетической организации художественного текста упоминают и многие другие исследователи (см. Росетти А. Заметки об употреблении ономатопеи // Воронин С.В.

Фоносемантические идеи в зарубежном языкознании: Очерки и извлечения:

Учеб. пособие. Л., 1990; Кучерова Л.Н. Фонопрагматика художественного текста // Художественный текст: Проблемы изучения. Тезисы выступления на совещании. М., 1990; Граммон М. Звук как средство выразительности речи // Воронин С.В. Фоносемантические идеи в зарубежном языкознании: Очерки и извлечения: Учеб. пособие. Л., 1990; Мельникова И.В. Экспрессивные свойства анаграмматические структуры представляют собой сильнейшее прагматическое средство языка, и именно их выразительность «отмечается в филологии чуть ли не чаще, чем их семантический план» (Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. С.279).

Общеизвестно, что в стихотворном тексте «переводится не только смысл и структура произведения, но также и скрытые, внутренние резервы…»

(Скрипникова Н.Н. Прагматика метаязыка перевода: дис… доктора филол. наук:

10.02.19. Краснодар, 1999. С.259). Причём, глубинная информация, в свою очередь, может отражаться в языковых единицах любого уровня, включая фонетический. Наиболее трудной задачей для переводчика становится именно передача этой глубинной организации стихотворного текста, под которыми мы понимаем идейно-тематическое содержание, замысел автора (см. Тураева З.Я.

Лингвистика текста: (текст: структура и семантика). С.56-57). В результате неверного или неточного раскрытия глубинного смысла в тексте перевода, его отличие от текста оригинала становится очевидным как для лингвиста, так и для рядового читателя, поэтому нередко произведение, прочитанное в оригинале, и его перевод оставляют различное впечатление, несмотря на то, что формально всё переведено точно. Вследствие этого, можно со всей уверенностью утверждать, что переводчик должен иметь серьёзную филологическую подготовку, чтобы видеть в оригинале как явные, так и скрытые смыслы, «уметь определять способы создания этого имплицитного пласта текста и подбирать наиболее адекватный из возможных вариант перевода не только смысла, но и способа его создания» (Красильникова В.Г. Психолингвистический анализ семантических трансформаций при переводе и литературном пересказе художественного текста: дис… канд. филол. наук: 10.02.19. М., 1998. С.173).

Вопросами поэтического перевода занимались и занимаются многие учёные (см. Эткинд Е. О поэтической верности // Мастерство перевода. М., 1962;

Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., 1963;

Мкртчян Л. Поэзия в переводе // Мастерство перевода: сборник статей. М., 1970.

Вып. 6.; Бархударов Л.С. Некоторые проблемы перевода английской поэзии на русский язык // Тетради переводчика. М., 1984. Вып. 21; Рецкер Я.И. Теория перевода и переводческая практика. М., 1974; Гончаренко С.Ф. К вопросу о поэтическом переводе Тетради переводчика. М., 1976. Вып.

Информационный аспект межъязыковой поэтической коммуникации // Тетради переводчика. М., 1987. Вып. 22; Поэтический перевод и перевод поэзии:

константы и вариативность // Тетради переводчика. М.,: 1999. Вып. 24.; Букреева Н.И, Береснев Г.И. Об адекватности художественного образа в оригинале и переводе // Филологические науки. 1986. № 2; Балина Е.Б. Импликативность текста, подтекст и трудности перевода // Сборник научных трудов. Вып. 343.

Коммуникативный инвариант перевода в текстах различных жанров. М., 1989;

Караулов Ю.Н. О способах достижения функциональной эквивалентности в переводе // Сборник научных трудов МГЛУ. М.:, 1996. Вып. 426; Чайковский Р.Р. Реальность поэтического перевода (типологические и социологические аспекты). Магадан, 1997; Прокофьева Л.П. Авторский смысл и проблема интерпретации поэтического текста // Предложение и слово: парадигматический, текстовый и коммуникативный аспекты. Саратов, 2000; Разумовская В.А.

Поэтический перевод и фоносемантические универсалии // VI Международная научная конференция по переводоведению «Федоровские чтения»: Тезисы докладов. СПб, 2004; Изоморфизм формы и содержания как базовая составляющая адекватности поэтического перевода // Тезисы докладов международной конференции «Знай: иконы, индексы, символы», посвященный 70-летию со дня рождения проф. С.В. Воронина. Спб, 2005; Разумовская В.А., Моджицка И., Раджабова Н. Фоносемантические закономерности поэтического перевода (русско-англо-польско-немецко-таджикские параллели) // Фоносемантика. Вып. 17: Материалы XXXIII Международной филологической конференции. Спб., 2005). Однако, среди исследователей, анализирующих саму возможность перевода поэзии, нет единства во взглядах. Скорее наоборот, мнения порой полностью противоположны. Согласно первому из них, «поэзия по определению является непереводимой» (Якобсон Р.О. О лингвистических аспектах перевода // Избр. Работы по лингвистике. Благовещенск, 1998. С. 367).

Основными критериями оценки качества перевода на сегодняшний день считаются понятия «адекватности» и «эквивалентности» (см. Комиссаров В.Н., Рецкер Я.И., Тархов В.И. Пособие по переводу с английского языка на русский:

В трёх частях. Для пед. ин-тов и фак. иностр. яз. Часть 1. Лексикофразеологические основы перевода. М., 1973; Комиссаров В.Н. Слово о переводе: Очерк лингвистического учения о переводе. М., 1973; Латышев Л.К.

Проблема эквивалентности в переводе: автореф. дис.... докт. филол. наук 10.02.20. М., 1983; Ванников Ю.В. Проблемы адекватности перевода. Типы адекватности, виды перевода и переводческой деятельности //Текст и перевод:

сборник. М., 1988; Гвишиани Н.Б. Контрастивные исследования современных языков и корпусная лингвистика // Филологические науки. 2004. № 1).

Несмотря на то, что некоторые учёные рассматривают их как синонимы Сопоставително езикознание. София, 1984), в большинстве случаев в эти понятия вкладывают различное содержание. Под эквивалентностью, как правило, понимается отношение между отдельными знаками или текстами языков, контактирующих в процессе перевода. В качестве адекватности же следует рассматривать качественную оценку соответствия оригинального и переводного текстов с учётом цели перевода, а также его реализации (Reiss K., Vermeer H.J. Grundlagen einer allgemeinen Translationstheorie. Tubingen, 1981. S.

124-148). Другими словами, понятие «эквивалентность» применяют к переводу в процессуальном аспекте, в то время как термин «адекватность» связывают с конечным результатом перевода. Адекватный перевод – это перевод, обеспечивающий «необходимую полноту межъязыковой коммуникации в конкретных условиях» (Воскобойник Г.Д. Тождество и когнитивный диссонанс в переводческой теории и практике // Вестник МГЛУ. Серия Лингвистика. Вып.

499. М., 2004. С.152).

При адекватном переводе сохраняется специфическое для оригинала соотношение содержания и формы при воспроизведении всех особенностей последней. А.В.Фёдоров называл адекватностью исчерпывающую передачу смыслового содержания подлинника, а также полноценное функциональностилистическое соответствие ему (см. Фёдоров А.В. Искусство перевода и жизнь литературы: Очерки. Л., 1983. С.127). Согласно Миньяр-Белоручеву, при адекватном переводе происходит воссоздание единства содержания и формы при помощи средств другого языка (см. Миньяр-Белоручев Р.К. Теория и методы перевода. М., 1996. С.187).

Большую роль при переводе стихотворного текста играет понятие коммуникативно-прагматической эквивалентности (см. Швейцер А.Д. Теория перевода: Статус, проблемы, аспекты. М., 1988. С.145). Иначе говоря, задача перевода заключается в том, чтобы произведение не утратило своего первоначального впечатления, которое оказывается оригиналом на адресата.

Необходимо уточнить, что разные реципиенты способны совершенно поразному воспринимать один и тот же текст. Одно и то же сообщение даже в одноязычной аудитории может вызвать массу самых разнообразных откликов.

Однако, «мера индивидуального, субъективного в читательских представлениях зависит не только от особенностей личного опыта читателей, но и от особенностей самих литературных произведений…» (Никифорова О.И.

Психология восприятия художественной литературы. М., 1972. С.13). Таким образом, эстетические оценки художественных произведений не являются полностью произвольными. О.И.Никифорова даже выделяет ряд критериев, согласно которым формируется отношение читателя к тому или иному литературному произведению. Это критерии образности, правдивости, эмоциональности, новизны или оригинальности, типичности и выразительности (Там же, с.97-115).

К проблеме взаимодействия текста и реципиента обращались и другие учёные (см. Беляева Л. И. Мотивы чтения и критерии оценок произведений художественной литературы у различных категорий читателей //Художественное восприятие. Л., 1971; Жабицкая Л.Г. Восприятие художественной литературы и личность. Лит.развитие в юности. Кишинев, 1974; Трубников С.А. Типология читателей художественной литературы. М., 1978; Котляр Е.Н. О некоторых особенностях восприятия фонетического уровня художественного текста // Психолингвистические исследования в области лексики и фонетики. Калинин, 1981; Борев Ю.Б. Теория художественного восприятия и рецептивная эстетика, методология критики и герменевтика // Теория, школы, концепции (критические анализы): художественная рецепция и герменевтика. М., 1985; Вайну М.Б.

Элементы субъективности в восприятии художественной литературы и их влияние на процесс руководства чтением: дис. канд. пед. наук 05.25.03. Л., 1987;

Каменская О.Л. Текст и коммуникация: Учеб. пособие для ин-тов и фак-тов иностр. яз. М., 1990.; Аносова Р. Л. Общие лингвистические закономерности Достоверность интерпретации художественного текста как предпосылка его понимания // Слово и текст: актуальные проблемы психолингвистики: Сборник научных трудов. Тверь, 1994; Рафикова Н.В. Вариативность понимания художественного текста в свете данных психолингвистического эксперимента // Слово и текст: актуальные проблемы психолингвистики: Сборник научных трудов. Тверь, 1994; Губарева Т.Ю. Психолингвистический анализ понимания письменного текста: дис. канд. филол. наук: 10.02.19. М., 1997; Бескровная И.А.