«ФРАЗЕОСИНТАКСИЧЕСКИЕ СХЕМЫ С ОПОРНЫМ КОМПОНЕНТОМ-СОЮЗОМ: ЯЗЫК И РЕЧЬ (на материале русского языка) ...»

ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«ЮЖНЫЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

На правах рукописи

Вакуленко Диана Александровна

ФРАЗЕОСИНТАКСИЧЕСКИЕ СХЕМЫ

С ОПОРНЫМ КОМПОНЕНТОМ-СОЮЗОМ: ЯЗЫК И РЕЧЬ

(на материале русского языка) Специальность:

10.02.19 – теория языка Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук

Научный руководитель – доктор филологических наук, профессор В. Ю. Меликян Ростов-на-Дону –

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение ……………………………………………………………........... Глава 1. Теоретические основы и принципы исследования фразеосинтаксических схем

1.1. Теоретические предпосылки формирования теории синтаксической фразеологии…………………………... 1.2. Синтаксические фразеологические единицы:

понятие и классификация ………………………………………. 1.3. Фразеосинтаксическая схема: языковой статус и типология… 1.4. Лингвистическая специфика формирования и функционирования фразеосхем………………………………. Выводы к главе 1………………………………………………........... Глава 2. Фразеосхемы с опорным компонентом-союзом в языковом и речевом аспектах

2.1. Фразеосхема «А то + + + V [N, Adj, Adv,...]!»

2.2. Фразеосхема «А то + Pron(вопр.) [Adv(вопр.)] + же?!»….................. 2.3. Фразеосхема «Если бы + Pron1 + V finit(п. вр.)!»……………….... 2.4. Фразеосхема «Уж на что + N1 + Adj1!»………………………… 2.5. Фразеосхема «Нет чтобы + + V inf!»…………………….. 2.6. Фразеосхема «Хоть бы + V finit(п. вр.)!»………………………..... 2.7. Фразеосхема «Чтоб + Pron1 + V finit(п. вр.)!»…………………….. 2.8. Фразеосхема «Чтоб + V finit(п. вр.)!»……………………………... Выводы к главе 2……………………………………………………... Заключение……………………………………………………………....... Список использованной литературы…………………

Список условных сокращений……………………………

ВВЕДЕНИЕ

Фразеологический фонд любого языка включает в свой состав большое количество языковых единиц, относящихся к различным уровням и различным классам. В современной лингвистике уже никого не удивляет утверждение о том, что признаки фразеологизации имеют место практически на всех уровнях языковой системы. К примеру, идиоматичностью обладают не только языковые единицы, традиционно относящиеся к фразеологическому составу языка, но и подавляющее число лексических единиц, словосочетаний и т.д. Так, значение большинства слов в языке морфологического строя не равно сумме значений составляющих его морфем, а в значении свободного сочетания слов часто обнаруживаются семантические признаки, которые не репрезентированы в значении слов, структурирующих его.

Всё это, бесспорно, свидетельствует о большой значимости фразеологических ресурсов языка, и не только в собственно фразеологическом аспекте, но и в общетеоретическом масштабе.

Актуальность изучения проблемы фразеологизации единиц различных уровней языковой системы, в том числе синтаксического, остаётся чрезвычайно актуальной и по сей день: «В русле кардинальных проблем современной лингвистики, заслуживающих углубленных разысканий и обобщающих суждений, находится проблема фразеологизации синтаксических единиц... Изучение аспектов взаимодействия, взаимопроникновения и контактирования синтаксиса и лексики, в частности фразеологии, намеченных ещё в трудах В. В. Виноградова, А. М. Пешковского, Л. В. Щербы, Л. И. Ройзензона, В. Л. Архангельского и др., активизировалось на рубеже XX–XXI веков в связи с доминирующей функционально-коммуникативной парадигмой лингвистических исследований и интегративным подходом к анализу языковых единиц» (Сафонова, 2013, 100).

Синтаксические фразеологические единицы (далее – СФЕ), в том числе фразеосинтаксические схемы, занимают особое место в рамках фразеологической подсистемы языка благодаря выполнению коммуникативной функции, а также наличию высокого уровня антропоцентризма. Они требуют системного и последовательного изучения в рамках обоих основополагающих подходов к описанию языковых единиц – структурной и коммуникативно-функциональной парадигм. Это обусловлено тем, что одной из ключевых задач современного языкознания является поиск системности речи, исследование её внутренней неоднородности, специфики в отличие от системности языка, а также установление корреляций между языковой и речевой системностью (Лаптева, 1999, 5–6).

Все это и обусловило актуальность данного диссертационного исследования.

Объектом диссертационного исследования являются фразеосинтаксические схемы с опорным компонентом, выраженным союзом.

Материалом для исследования послужили вышеуказанные фразеосхемы, извлеченные методом сплошной выборки из Национального корпуса русского языка, грамматик, фразеологических и толковых словарей, произведений художественной литературы XIX, XX и XXI вв., а также записей устной разговорной речи. Общее количество примеров их употребления превышает 2500 единиц.

Работа выполнена на материале русского языка.

Предметом диссертационного исследования являются языковые и речевые характеристики фразеосхем с опорным компонентом-союзом.

Цель настоящей работы – провести комплексное исследование фразеосхем с опорным компонентом-союзом в аспекте традиционной для теории языка дихотомии «язык и речь».

В соответствии с вышеизложенной целью в данной работе были определены следующие задачи:

1) выявить и систематизировать в составе современного русского языка фразеосхемы с опорным компонентом, выраженным союзом;

2) описать семантику фразеосхем с опорным компонентом-союзом:

установить количество выражаемых значений, их типологию, а также наибольшую частотность в системе фразеосхем данной группы; изучить систему значений каждой фразеосхемы;

3) исследовать фразеосхемы с опорным компонентом, выраженным союзом, в этимологическом аспекте, установив производящую синтаксическую конструкцию каждой фразеосхемы;

4) изучить фразеосхемы данной группы в структурном плане: выявить и описать обязательные неизменяемый и изменяемый компоненты синтаксической структуры каждой фразеосхемы, их факультативные компоненты, а также парадигматические свойства каждого компонента фразеосхемы и синтаксической структуры в целом;

5) описать синтагматические свойства фразеосхем с опорным компонентом-союзом, установив их потенции в аспекте способности к распространению своей синтаксической структуры;

6) исследовать фразеосхемы с опорным компонентом-союзом во фразеологическом аспекте: установить набор фразеологических характеристик применительно к каждой фразеосхеме, выявить признаки проявления идиоматичности, а также случаи нарушения правил смысловой и грамматической организации высказывания; описать фразеологическую динамику фразеосхем.

Методологическая база исследования.

Общефилософский уровень методологии диссертационной работы основывается на диалектических законах единства и борьбы противоположностей, всеобщей связи явлений и других, в соответствии с которыми язык представляется как материальная, объективная, динамическая, функционирующая и развивающаяся система.

Общенаучные методологические основы исследования опираются на принципы системности, антропоцентризма и детерминизма. Принцип антропоцентризма обусловливает учет человеческого фактора в языке в качестве доминирующего и определяющего специфику системных характеристик и речевой реализации фразеосинтаксических схем. Принцип системности детерминирует, с одной стороны, комплексный подход к описанию объекта исследования, с другой – его изучение в системе фразеосхем одной группы.

Частнонаучные методологические принципы диссертационной работы основываются на концепциях интерпретации фразеологического состава языка, разработанных О. В. Александровой (1984), Н. Ф. Алефиренко (1999, 2000), Н. Н. Амосовой (1963), В. Л. Архангельским (1964), Ш. Балли (2001), В. В. Виноградовым (1954а, 1972), В. Ю. Меликяном (1999, 2011, 2014), Л. И. Ройзензоном (1961), В. Н. Телия (1996, 2004), Л. Теньером (1988), Н. М. Шанским (1969), Н. Ю. Шведовой (1960), Д. Н. Шмелевым (1960, 1965, 1970, 1976), Н. А. Янко-Триницкой (1969) и др., а также на идеях описания парадигматических свойств фразеологических единиц (Е. И. Диброва (1979), Е. А. Добрыднева (2000), И. И. Прибыток (2002), С. М. Прокопьев (1995) и др.), их этимологических характеристик (М. В. Всеволодова (2002), И. Н. Кайгородова (1999), В. И. Кодухов (1967), Л. А. Пиотровская (1998) и др.), семантических признаков (Т. Н. Колокольцева (2001), Л. Б. Матевосян (2005), О. И. Москальская (1962), И. Л. Муханов (1988), Л. К. Чистоногова (1971), Т. А. Шутова (1996) и др.), функциональных параметров (С. В. Андреева (2004, 2005), В. В. Бабайцева (1967), Г. В. Валимова (1967), А. В. Величко (1996), Ю. К.

Пономаренко и В. А. Пономаренко (2006а, 2006б), В. Р. Саркисьянц (2007), И. Е. Фисенко (2005), А. М. Базиев и А. А. Эльгаров (1987), А. М. Эмирова (1990) и др.).

В диссертационном исследовании были использованы следующие методы: описательный, включающий наблюдение и сопоставление, метод компонентного анализа семантической структуры предложения, синтаксического моделирования, фразеологического анализа, трансформационный метод, а также метод фразеографического портретирования, этимологического, контекстуального и дискурсивного анализа.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. В составе современного русского языка выявлено и систематизировано восемь фразеосхем с опорным компонентом, выраженным союзом.

2. Фразеосхемы с опорным компонентом-союзом в целом выражают 31 значение и обладают достаточно развитой для синтаксических конструкций системой значений: три фразеосхемы выражают два значения, по две фразеосхемы имеют одно значение и пять значений, ещё одна фразеосхема репрезентирует три значения.

Типология данных значений весьма разнообразна. Фразеосхемы выражают шесть значений «утверждения», пять – «отрицания», по три – «негативной оценки» и «побуждения», по одному – значения «высокой степени проявления чего-либо» и «желательности». Ещё две фразеосхемы способны выражать контаминированное значение: «отрицания» в сочетании со значением «долженствования». Самым частотным традиционно для фразеосхем является значение негативного типа: «отрицания» и «негативной оценки».

3. Все фразеосхемы с опорным компонентом, выраженным союзом, производны. Они построены на основе придаточной части сложноподчинённого предложения различного типа: со значением причины, разделительности, условия, уступительно-ограничительным, сопоставления, условно-уступительным, изъяснительности (две фразеосхемы).

Три фразеосхемы (с опорными компонентами а то (две фразеосхемы) и чтоб) построены по модели энантиосемического переосмысления, что представляется фактом, типичным среди фразеосхем, а также синтаксических фразеологических единиц в целом.

4. У фразеосхем с опорным компонентом-союзом шесть опорных компонентов являются составными, два – простыми: а то (две фразеосхемы), если бы, уж на что, нет чтобы, хоть бы, чтоб (две фразеосхемы).

Шесть из них полностью деактуализированы в грамматическом и лексикосемантическом аспектах в составе фразеосхемы, два – частично.

Все опорные компоненты фразеосхем данной группы не обладают лексико-грамматической (частеречной) и морфологической парадигмами, что обусловлено неизменяемым характером союза как части речи. При этом четыре опорных компонента имеют дефектную стилистическую парадигму: 1) если бы – если – кли, кол, коль (прост., устар.); бы – б (разг.);

2) нет чтобы (чтобы – чтоб); 3) чтобы – чтоб (разг.). Один опорный компонент – дефектную лексическую парадигму: хоть бы – хотя бы. Ещё один опорный компонент – структурную парадигму: нет того чтоб; нет чтоб; нет (+ инфинитив).

Обязательный изменяемый компонент фразеосхем данной группы свои парадигматические свойства проявляет по-разному: различные его элементы могут иметь нулевую, дефектную или полную лексикограмматическую морфологическую парадигмы, а также полную лексическую парадигму.

Синтаксическая парадигма у всех фразеосхем нулевая, что обусловлено необратимым порядком следования обязательных компонентов в составе синтаксической конструкции. Это, в свою очередь, детерминировано особой синтаксической ролью союза в составе сложного предложения, а также чётко определённым его местом.

Фразеосхемы данной группы, как правило, имеют факультативные компоненты структуры, количество которых у них различно: у четырёх фразеосхем выявлено три факультативных компонента, у двух – два, у одной – один, и ещё одна фразеосхема такими компонентами не обладает вообще.

5. Фразеосхемы данной группы достаточно часто подвергаются распространению в речи (пять фразеосхем). Две фразеосхемы характеризуются ограниченной практикой распространения структуры, ещё одна фразеосхема функционирует в речи, как правило, в нераспространённом виде.

6. Фразеосхемы с опорным компонентом-союзом обладают следующими фразеологическими признаками: воспроизводимостью, структурносемантической устойчивостью и целостностью, идиоматичностью, экспрессивностью и разговорной стилистической маркированностью.

Их идиоматичность обусловлена формальной невыраженностью элементов фразеосинтаксического значения: категориальной семы (например:

«утверждения», «отрицания», «негативной оценки», «побуждения» и т.д.), а также сем «интенсивности», «разговорности», «экспрессивности» и «синтаксической» семы («синтаксемы»). Ещё у трёх фразеосхем идиоматична «функциональная» сема.

Высокая степень фразеологизации отдельных фразеосхем, с одной стороны, обусловлена, а с другой – поддерживается нарушением правил смысловой и грамматической организации высказывания.

Фразеосхемы данной группы традиционно весьма динамичны во фразеологическом аспекте. Постоянное повышение степени фразеологизации двух фразеосхем привело к построению на их основе СФЕ иного класса – коммуникем (А то!; Если бы так! (Кабы так!)), которые обладают более высокой степенью фразеологизации.

Научная новизна диссертационной работы заключается в том, что в ней впервые были применены классические постулаты теории синтаксической фразеологии к исследованию фразеосинтаксических схем с опорным компонентом, выраженным союзом. При этом фразеосхемы данной группы проанализированы в аспекте классической для теории языка дихотомии «язык и речь». В результате впервые выявлены и систематизированы в составе современного русского языка фразеосхемы с опорным компонентомсоюзом, которые описаны на основе комплексного подхода: установлена система значений каждой фразеосхемы, их типология, а также продуктивность отдельных значений; определена производящая синтаксическая конструкция каждой фразеосхемы, а также модели их построения; выявлен состав обязательных неизменяемых и изменяемых компонентов, степень их деактуализации в составе фразеосхемы, набор факультативных элементов, а также парадигматические свойства каждого компонента фразеосхемы и синтаксической структуры в целом; изучены синтагматические свойства фразеосхем. Кроме того, исследованы фразеологические характеристики фразеосхем данной группы: описаны признаки проявления идиоматичности, случаи нарушения нормативных правил организации высказывания, а также установлена специфика их фразеологической динамики.

Теоретическая значимость диссертационной работы состоит в том, что она способствует дальнейшему развитию теории синтаксической фразеологии, расширяя знания о фразеосинтаксических схемах ещё одной группы – с опорным компонентом, выраженным союзом, а также вносит вклад в развитие теории языка, теории общей фразеологии, грамматики русского языка, стилистики, культуры речи и коммуникативнофункциональной лингвистики. Диссертационное исследование углубляет знания о фразеологических единицах, в том числе синтаксических, русского языка, их роли в системе языка и практике речевой коммуникации, служит методологической и теоретической базой для фразеографического кодифицирования фразеосхем, построенных по модели как простого, так и сложного предложения, а также синтаксических фразеологических единиц других классов.

Практическая ценность работы обусловлена тем, что полученные результаты могут быть использованы при разработке курса лекций и семинаров по проблемам теории синтаксической фразеологии, теории языка, синтаксиса современного русского языка, теории и практики стилистики, диалогической речи, а также при написании курсовых, дипломных и диссертационных работ. Данный материал может быть использован в практике преподавания и изучения русского языка в вузе и школе, в том числе в качестве иностранного. Он служит основой для создания словаря фразеосинтаксических схем современного русского языка, что определяет существенный вклад диссертационной работы в развитие фразеографической практики.

Апробация работы. Материалы диссертации отражены в десяти научных публикациях, в том числе в изданиях, рекомендованных ВАК РФ, – 5. Результаты работы апробировались на международных и всероссийских научных конференциях: 17-й Международной научно-методической конференции «Личность, речь и юридическая практика» (Ростов-на-Дону, 2014), Международной научно-практической конференции «Современные лингвистические парадигмы» (Горловка, Украина, 2014), Всероссийской научной конференции «Язык. Система. Личность: аспекты речетворчества» (Екатеринбург, 2014).

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы и списка условных сокращений.

Глава 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ И ПРИНЦИПЫ

ИССЛЕДОВАНИЯ ФРАЗЕОСИНТАКСИЧЕСКИХ СХЕМ

1.1. Теоретические предпосылки формирования теории Фразеологические единицы обнаруживаются на различных уровнях языковой системы. Признак фразеологизации современными лингвистами рассматривается в качестве одной из универсальных характеристик организации языковых единиц. Это свидетельствует о высокой актуальности исследования фразеологического фонда языка.

Отечественная и зарубежная традиции исследования фразеологических единиц различны. В большей степени фразеология изучается в русистике. Здесь системно и последовательно описываются различные типы фразеологических единиц, выявляются их категориальные и дифференциальные свойства. В зарубежной же лингвистике фразеологические единицы изучаются, как правило, в связи с другими теоретическими проблемами. Это привело к тому, что фразеология как научная дисциплина в зарубежном языкознании отсутствует. Факты фразеологии описываются в рамках риторики, стилистики и некоторых других разделов языкознания.

Именно поэтому при описании методологической базы настоящего исследования опора делается на разработки преимущественно отечественных учёных.

Фразеологические единицы попали в поле зрения учёных достаточно давно. Ими интересовались М. В. Ломоносов (Словарь Академии Российской, 1789–1794), В. И. Даль (Толковый словарь живого великорусского языка, 1863–1866; Пословицы русского народа, 1862), Я. К. Грот (Словарь русского языка, 1895) и др. Однако фразеология как научная дисциплина сформировалась лишь к середине XX в.

При этом ещё в конце XIX в. было подмечено, что фразеологические единицы имеются не только на лексическом уровне языковой системы, но и на синтаксическом (см., например: Срезневский, 1873, 5). О необходимости отдельного изучения синтаксических фразеологических единиц говорили И. А. Бодуэн де Куртенэ (Бодуэн де Куртенэ, 1917, 52–53), Ф. Ф. Фортунатов (1956), А. А. Шахматов (1941) и др.

Базовые принципы теории фразеологии были сформулированы Шарлем Балли (1905), И. А. Бодуэном де Куртенэ, Г. О. Винокуром, О. Есперсеном, Г. Паулем, А. М. Пешковским, Е. Д. Поливановым, И. И. Срезневским, А. А. Шахматовым, Л. В. Щербой и др. Однако формирование фразеологии как лингвистической дисциплины связано с именем академика В. В. Виноградова, который сформулировал объект, предмет и классические постулаты фразеологии, актуальные и в современной науке о языке.

Постепенно он приходит к выводу о необходимости изучения идиоматических предложений в синтаксическом строе (Грамматика русского языка, 1954, 58–62).

О целесообразности дифференциации лексических и синтаксических фразеологических единиц говорил и Л. П. Якубинский (1923, 1986), который называл последние «сложными синтаксическими шаблонами» и «целыми шаблонными фразами». При этом он одним из первых попытался противопоставить синтаксические фразеологические единицы предложениям свободной синтаксической структуры. Такой же точки зрения придерживались В. Л. Архангельский (1964), В. П. Жуков (1986), В. И. Кодухов (1967), Б. А. Ларин (1956), А. М. Пешковский (1956), И. А. Попова (1953), А. И. Смирницкий (1956), Н. М. Шанский (1963), Д. Н. Шмелёв (1970), Н. А. Янко-Триницкая (1969) и др.: «...в составе современного русского языка находятся такие ряды близких по строению фразеологизмов, которые являются результатом не преобразований какого-то определённого фразеологического словосочетания, а скорее результатом своеобразной лексикализации отдельных синтаксических конструкций, имеющих (именно как конструкции, а не сочетания каких-то конкретных слов) фразеологический характер» (Шмелёв, 1976, 327). Именно Д. Н. Шмелёв сформулировал общее определение синтаксической фразеологии как «связанного синтаксиса» (Шмелёв, 1960, 47).

В. Л. Архангельский предложил называть СФЕ «устойчивыми фразами» (Архангельский, 1964, 30). «Под устойчивыми фразами понимаются известные в русском языке и воспроизводимые в речи устойчивые образования, эквивалентные по грамматической форме свободным предложениям и способные функционировать в речи как самостоятельные предложения или как части сложных предложений. (Например: нашла коса на камень;

из песни слова не выкинешь; вот так так! всех благ! вот то-то оно и есть! еще бы! не в обиду будь сказано и т.п.)» (Там же, 57). К устойчивым фразам исследователь относил пословицы, поговорки, стационарные фразы диалогической речи экспрессивного и эллиптического характера, междометные и модальные устойчивые фразы, крылатые афоризмы, общенациональные литературные цитаты и фразеологические шаблоны. Данная классификация СФЕ охватывала большинство объектов данной подсистемы языка, однако не имела в своей основе единого критерия.

О необходимости самостоятельного изучения СФЕ говорил и Н. М. Шанский, который называл их «фразеологическими оборотами, структурно равнозначными предложению» (Шанский, 1963, 58). С. Г. Гаврин предпринял попытку их типологического описания, выделив «простые предложения как целостные коммуникативные единицы речи», «простые предложения в неполном составе», «сложные предложения как целостные коммуникативные единицы речи», «структурные элементы (части) сложных предложений» (Гаврин, 1966б, 16).

По мнению В. И. Кодухова, специфика фразеологизации синтаксических конструкций заключается «в утрате обычной синтаксической мотивированности и членимости, в лексической и морфологической скованности синтаксической модели, в приобретении формой слова и синтаксической конструкцией вторичной синтаксической функции» (Кодухов, 1967, 125).

При этом он делает важное наблюдение в отношении того, что между лексическими и синтаксическими фразеологическими единицами много сходного: «В том и другом случае компоненты изучаемых единиц, хотя и сохраняют соотнесенность со свободным сочетанием лексем и построением синтаксических моделей, все же утрачивают семантическую и синтагматическую полноценность и свободу, претерпевают деформацию, превращающую их во вторичные связные единицы языка. Как лексические, так и синтаксические фразеологизмы обладают вторичной формой и вторичным содержанием. Поэтому при изучении фразеологизации важно иметь в виду понимание первичной и вторичной функции» (Там же, 127).

Н. А. Янко-Триницкая при определении категориальных признаков ФЕ указывает на ключевой – нарушение правил интеграции: «Фразеология – это общее название для всех отступлений от правил интеграции значимых единиц в одну более сложную. Фразеологическая единица, или фразеологизм, – это такая структурная единица, строение которой не соответствует правилам интеграции значимых единиц того или иного уровня;

иначе говоря, она является немоделируемым образованием» (ЯнкоТриницкая, 1969, 431).

Указание на данное свойство СФЕ позволило некоторым учёным обратить внимание на их «аграмматичность» (см., например: Тестелец, 2001;

Фортунатов, 1956 и др.). Однако это вызывает и проблемную дискуссию:

«Если обнаруживаются предложения, не поддающиеся истолкованию как грамматические (т.е. необъяснимые в рамках теории), это должно рассматриваться как свидетельство неадекватности теории. Такая теория не удовлетворяет требованию объяснительности» (Вардуль, 1977, 316). Думается, что термин «аграмматичность» призван отметить асистемный характер СФЕ лишь в отношении синтаксических единиц со свободной организацией. На самом деле СФЕ обладают своей особой системностью, которая чётко прослеживается во всём фразеологическом составе языка.

В связи с этим считаем целесообразным рассматривать фразеологический фонд языка как языковую подсистему, в которой необходимо различать два языковых уровня: лексическую и синтаксическую фразеологию.

Все ФЕ обладают интегральными свойствами, а также дифференциальными. Последнее и позволяет распределять их по языковым уровням.

Такого же подхода придерживается и В. Н. Телия. При этом она предлагает делить СФЕ на фразеосхемы (синтаксические конструкции с аналитической знаковой функцией) и фразеологизмы-предложения (пословицы и крылатые выражения).

Однако далеко не все учёные дифференцируют ФЕ на лексические и синтаксические. Это обусловило формирование во фразеологической науке двух различных подходов – узкого и широкого. Широкое понимание фразеологии обнаруживается в работах В. Л. Архангельского, Ш. Балли, Л. Ю. Буяновой, В. В. Виноградова, А. В. Исаченко, С. М. Кравцова, А. В. Кунина, Я. И. Рецкера, А. И. Смирницкого, Л. П. Смита, И. И. Чернышевой, Н. М. Шанского и др.

Одной из наиболее сложных проблем теории фразеологии (как общей, так и частной, синтаксической) является определение категориальных признаков ФЕ. В связи с этим выделилось два основных подхода. Представители первого предлагают различать один ведущий признак ФЕ как единицы языка, например: идиоматичность (А. И. Смирницкий), воспроизводимость (С. Г. Гаврин, Л. И. Ройзензон, Н. М. Шанский), целостность номинации (О. С. Ахманова), семантическая целостность (И. С. Торопцев), лексическая неделимость (Е. А. Иванникова), внутрикомпонентные связи (В. Л. Архангельский), способность ФЕ замещаться словом-идентификатором (Ш. Балли), непереводимость на другие языки (Л. А. Булаховский, А. А. Реформатский) и др.

В рамках комплексного определения категориальных свойств ФЕ существует достаточно большое разнообразие вариантов. В целом целесообразно в качестве основных характеристик ФЕ рассматривать следующие:

воспроизводимость, структурно-семантическая устойчивость, структурносемантическая целостность, идиоматичность и экспрессивность. Дадим рабочее определение каждому из этих признаков.

Воспроизводимость – это способность воспроизводиться из памяти в готовом виде, регулярная повторяемость языковых единиц в речи в их постоянном, готовом составе. «…Воспроизводимость возникает в процессе фразеологизации сочетаний слов… воспроизводимость как признак фразеологической единицы является лишь результатом процесса фразеологизации (в рамках онтогенеза)» (Гаврин, 1966б, 10–12). Различие в воспроизводимости фразеологизированных и нефразеологизированных языковых единиц заключается в том, что «устойчивые сочетания являются фактами языка, свободные сочетания – комбинаторные единицы речи» (Там же, 12).

Устойчивость – «относительно стабильное употребление сочетания слов» (Мокиенко, 1980), наличие обязательного набора компонентов означающего (структурная устойчивость) и означаемого (семантическая устойчивость) в составе ФЕ, ограничение их варьирования, фиксированный порядок следования структурных компонентов, отсутствие или ограниченный характер распространения структуры. По мнению В. Н. Телия, устойчивость представляет собой не абсолютную неизменяемость ФЕ, а ограничение разнообразия трансформаций. Устойчивость проявляется в фиксированности отдельных сторон устройства ФЕ.

При этом фиксированными могут быть: «1) грамматическая форма, тогда мы говорим о фиксированной грамматической форме; 2) лексикосемантическая сторона, тогда мы говорим о лексико-семантической фиксации (устойчивости лексического состава как выражения постоянства общего значения сочетания); 3) внешние признаки: порядок слов, фоническое оформление (интонация, ударение, размер поэтического ритма, эвфония и т.д.), компактное расположение компонентов (противопоставляемое дистантному расположению). Тогда мы говорим о фиксации внешнего оформления (“архитектоники”) устойчивого сочетания» (Гаврин, 1966б, 11). По мнению С. Г. Гаврина, фиксация грамматической формы (структурная устойчивость) проявляется в неизменяемости грамматической формы слов, типа синтаксической конструкции и типа синтаксической функции. Лексико-семантическая фиксация (семантическая устойчивость) проявляется в наличии определённого лексического состава синтаксического построения, что приводит к необходимости сохранения константности означаемого (Там же).

«…Фразеологическая единица характеризуется выражением единого целостного значения» (Кульчицкая, 1954, 42–49). Семантическая целостность ФЕ – это внутреннее смысловое единство ФЕ. Структурная целостность – это невозможность сколько-нибудь существенной трансформации её структурной организации без ущерба для общего содержания. «Структурная целостность фразеологической единицы понимается нами как законченность грамматической организации языковой единицы (предложения, словосочетания) в соответствии с законами синтаксиса» (Гаврин, 1966б, 28).

Структурно-семантическая устойчивость и целостность ФЕ достигаются за счёт полной или частичной деактуализации лексического значения составляющих её компонентов, а также живых синтаксических связей и отношений между ними. Степень устойчивости и целостности находится в прямой зависимости от степени деактуализации.

«Идиоматичность – свойство единиц языка (слов, сочетаний слов, предложений), состоящее в неразложимости их значений на значения единиц, вычленяемых в их формальном строении, и соответственно в несводимости значения целого к значениям частей в данной их структурносемантической связи» (Телия, 1997, 145).

Существуют различные подходы к определению категории идиоматичности. «…Идиоматичность в общем случае означает осложненность способа выражения содержания – осложненность не в смысле максимального усложнения языковых форм как таковых, а “концентрированности” выражения и сложности понимания» (Баранов, 1996, 51). Ю. Д. Апресян связывает идиоматичность с выполнением сложившихся в данном языке норм «синтаксической, семантической и лексической сочетаемости» (Апресян, 1995, 11). По мнению А. Н. Баранова и Д. О. Добровольского, все многочисленные определения идиоматичности «сводятся к двум основным идеям – переинтерпретации и непрозрачности» (Баранов, 1996, 52).

Между устойчивостью и идиоматичностью отсутствует прямая и жёсткая зависимость (Павленко, 2000). «Тем не менее внешняя независимость идиоматичности и устойчивости не мешает увидеть в них нечто общее – различные формы проявления нерегулярности... Отсюда следует, что класс фразеологизмов в целом выделяется по основанию нерегулярности»

(Баранов, 1996, 59–60).

1.2. Синтаксические фразеологические единицы:

Синтаксические конструкции фразеологизированного типа называют нечленимыми предложениями, синтаксическими фразеологизмами, фразеологизированными предложениями (Лекант, 1974, 151), фразами и фразовыми сочетаниями (А. И. Ефимов), фразеологическим целым и устойчивыми фразами (В. Л. Архангельский) и т.д. «Грамматика-80» использует термины синтаксические фразеологизмы и фразеологизированные предложения. Синтаксические фразеологизмы – это построения «с индивидуальными отношениями компонентов и с индивидуальной семантикой. В этих предложениях словоформы связываются друг с другом идиоматически, не по действующим синтаксическим правилам функционируют служебные и местоименные слова, частицы и междометия» (Русская грамматика, 1980, Т.2, 383). По мнению Л. П. Якубинского, подобные конструкции «становятся как бы окаменелыми, превращаются в своего рода сложные синтаксические шаблоны; членение фразы в значительной мере стирается, и говорящий почти не разлагает её на элементы. Воспроизведение, мобилизация такой фразы есть воспроизведение привычного шаблона или “речения”...» (Якубинский, 1923, 175).

В качестве самого общего определения СФЕ мы принимаем следующее: «под СФЕ понимаются синтаксические единицы, обладающие воспроизводимостью, устойчивостью, структурно-семантической целостностью, идиоматичностью, специфическим характером отношений между компонентами, а также выполняющие в языке коммуникативную и эстетическую функции» (Меликян, 2011б, 48).

Специфика проявления данных свойств во многом обусловлена процессом фразеологизации, результатом которого СФЕ и являются. Данной проблеме посвящены работы С. И. Гаврина, В. П. Жукова, В. И. Кодухова, Л. И. Ройзензона, О. Б. Сиротининой, Н. М. Шанского, Д. Н. Шмелёва и др. Основу этих изысканий заложили Л. И. Ройзензон и его последователи, которые рассматривали синтаксическую фразеологизацию в качестве процесса исключительно семантического (Ройзензон, 1961, 114): «Фразеологизацию следует понимать прежде всего как семантическое явление, заключающееся в слиянии (объединении) нескольких лексических значений в одно» (Озаровский, 1963, 169).

Однако последующие исследования показали, что фразеологизация синтаксических построений осуществляется одновременно на различных уровнях устройства предложения: синтаксическом, морфологическом, лексическом и семантическом: «Если понимать явление фразеологизации как образование воспроизводимых единиц речи, то на первый план выдвигается другая сторона фразеологических явлений – функциональная, которая корнями своими связана не только с семантическими, но и с логическими, стилистическими и грамматическими явлениями» (Гаврин, 1966б, 9). Таким образом, фразеологизация – это явление комплексное, затрагивающее практически все аспекты языковых единиц (семантический и грамматический) и проявляющееся в функциональном плане.

По мнению С. Г. Гаврина, «процесс фразеологизации сочетания слов в плане онтогенеза складывается из следующих моментов: 1) фиксирующего усвоения (запоминание сочетания слов), 2) хранения в памяти (вызывающего новые ассоциации, которые помогают сочетанию закрепиться в сознании) и 3) воспроизведения» (Там же, 10).

Обобщив все существующие подходы к рассмотрению данного феномена (Кодухов, 1967; Новикова, 1974; Сиротинина, 1965; Слепцова, 1972, 71; Эстрина, 1969; и др.), можно заключить, что фразеологизация синтаксических построений проявляется многогранно: в продуцировании вторичного значения, утрате внутренней формы, синтаксической нечленимости, в лексической и морфологической ограниченности, в нарушении правил грамматики, действующих в рамках синтаксиса членимого предложения, в усложнении значения, в его трансформации в сторону усложнения, обобщения и «смещения», в появлении фразеосинтаксического значения, в полной или частичной деактуализации значения и лексикограмматического статуса отдельных компонентов структуры и т.д. Результатом действия механизмов фразеологизации является становление «фразеомодели» (см. работы В. Ф. Киприянова, В. И. Кодухова, Т. Г. Крапотиной, С. Е. Крючкова, Л. Ю. Максимова и др.).

Существует целый ряд лингвистических параметров, детерминирующих процесс фразеологизации: «1) образно-выразительная ценность общеупотребительных сочетаний слов; 2) их эллиптичность; 3) терминологичность; 4) наличие в общеупотребительном сочетании обобщающего умозаключения; 5) наличие в сочетании слова, фразеологически ограниченного; 6) утрата общеупотребительным сочетанием внутренней формы» (Гаврин, 1966б, 30).

По мнению ряда учёных (П. С. Вдовиченко, А. В. Величко, Т. А. Колосовой, А. М. Коростышевской, О. Левщановой, Е. А. Поцелуевского, Л. И. Ройзензона, М. И. Черемисиной и некоторых других), причиной инициации процесса фразеологизации языковых единиц выступает стремление к актуализации коммуникативного смысла высказывания: «Процесс фразеологизации очень часто теснейшим образом связан с явлением актуализации. Прежде свободные, неактуальные выражения могут стать актуальными и перейти в разряд фразеологизированных образований. Актуализация приводит к превращению свободных оборотов в несвободные (устойчивые, воспроизводящиеся в речевом акте языковые единицы)» (Ройзензон, 1961, 113). Существуют различные средства актуализации означаемого языковых единиц. Однако фразеологический инструментарий является одним из наиболее эффективных и экономных.

Специфика значения СФЕ заключается в асимметричности означающему, в многослойности, устойчивости, целостности и идиоматичности.

Всё это приводит к формированию фразеологического значения. По мнению ряда учёных (С. И. Пируновой, Л. М. Салминой, А. М. Устинова, Д. Н. Шмелёва и некоторых других), к его основным компонентам следует отнести «синтаксическую» сему, обусловленную спецификой модели (устойчивый порядок следования компонентов, деактуализация отдельных лексем, ограничения варьирования компонентов, нарушения норм «традиционной» грамматики и т.п.). Отсюда такое значение становится фразеосинтаксическим по своей природе.

К последнему относят также сему «интенсивности» (актуализации, выделения), которая призвана придать смысловую динамику отдельным элементам коммуникативного смысла высказывания (Вдовиченко, 1965;

Величко, 1996; Коростышевская, 1985; Левщанова, 1984; Поцелуевский, 1980; Черемисина, 1987), а также категориальное значение фразеологизированной модели предложения (например: «утверждения», «отрицания», «положительной» или «негативной оценки», «побуждения» и т.д.).

Фразеосинтаксическое значение присуще предложению в целом, является устойчивым, целостным и инвариантным, идиоматично, полностью или частично не мотивировано внутренней формой означающего:

«...включая в себя и разные формы имён, и формы глаголов, эти построения имеют одно и то же синтаксическое значение» (Шмелёв, 1965, 12).

К категориальным свойствам СФЕ, как уже было отмечено, относится и экспрессивность (Малинович, 1989; Маслова, 1991). Источники экспрессивности СФЕ различны. Она формируется благодаря действию таких семантических категорий, как оценочность, эмоциональность и интенсивность (Мокиенко, 1979; Федоров, 1986).

В соответствии с теорией оценки, разработанной Е. М. Вольф, следует различать оценку рациональную и эмоциональную. Отсюда следует разграничение собственно оценочности и эмоциональности. Рациональная оценка опирается на собственные свойства референта, на основе которых выносится оценка, иррациональная оценка обусловлена положительным или негативным отношением субъекта оценки к её объекту (Вольф, 1985, 22).

«…Различие в субъективной ценности вещей, явлений, событий для человека коренится в различии их объективных свойств» (Никитин, 1988, 21). Поэтому рациональная и иррациональная оценки, т.е. оценочность и эмоциональность, тесно связаны между собой.

Оценочность и эмоциональность характеризуются свойством градуальности. Их мерой выступает категория интенсивности (И. И. Туранский).

Языковые средства интенсификации значения (меры оценочности или эмоциональности) называются интенсификаторами. Элементы означаемого, порождаемые использованием подобных интенсификаторов, называются интенсемами.

Наличие в тексте одной из анализируемых категорий – оценочности, эмоциональности или интенсивности – порождает его экспрессивность.

Под экспрессивностью (вслед за Е. М. Галкиной-Федорук, В. Н. Телия (Телия, 2003, 637) и др.), мы понимаем свойство выразительности речи: «Экспрессивные же средства в языке служат усилению выразительности и изобразительности как при выражении эмоций, выражении воли, так и при выражении мысли» (Галкина-Федорук, 1958, 108). Таким образом, экспрессивность – это функциональная категория.

Высокая экспрессивность СФЕ обусловила активное использование этих единиц в разговорной речи, особенно в её устной форме:

«...разговорной речи в наибольшей по сравнению с другими стилями степени свойственна фразеологичность, понимая под последней “живописный способ выражаться”, реализованный в устойчивых языковых единицах и их речевых вариантах» (Васильева, 1976, 180). Таким образом, СФЕ присущи многие характеристики разговорной речи: стандартизированность речевых построений, непринужденность, контактность, ситуативная обусловленность общения, диалогичность, антропоцентричность, личностность общения, демократизм, высокий прагматический потенциал: «Они всплывают в сознании говорящего по принципу “стимул – реакция”… Участники общения здесь понимают обращенные к ним высказывания с полуслова, широко опираясь на общую ситуацию речи. В подобном типе коммуникации нет необходимости использования развернутых, грамматически правильных конструкций» (Горелов, 1998, 70).

СФЕ как единицы разговорной речи характеризуются высоким потенциалом антропоцентризма (Ахиджакова, 2007; Блягоз, 2003; Инфантова, 1973, 1985, 2007; Лучинская, 2003, 2005, 2007а; Хачмафова, 2011), так как во фразеологии «концептуализированы не только знания о собственно человеческой, наивной картине мира и все типы отношений субъекта к её фрагментам, но и как бы запрограммировано участие этих языковых сущностей вместе с их употреблением в межпоколенной трансляции эталонов и стереотипов национальной культуры» (Телия, 1986, 9). По мнению С. С.

Сафоновой, фразеологические единицы, в частности «…фразеомодели, как модусно-экспрессивный вариант стилистически нейтральных единиц, нацелены на выход в сферу антропоцентричности и коннотативности, поскольку характеризуют чувства, эмоции, психическое и психологическое состояние субъекта, а также оценочные признаки субъекта/явления/события» (Сафонова, 2013, 102).

Одной из наиболее важных характеристик СФЕ является их экономность (Инфантова, 1976). СФЕ в одной форме объединяют несколько пропозиций (диктумную и модусную), что и оправдывает их параллельное существование с единицами основной подсистемы языка: «…выделение фразеологической системы в традиционных описаниях имеет вполне понятные причины: оказывается более экономным хранить эти выражения как единые сущности, как единицы лексикона, не порождая их каждый раз заново в процессе коммуникации» (Баранов, 1996, 60); ср.: «…специальное и произвольное правило требует большего усилия, чем общее и рациональное правило» (Балли, 1955, 205). Принцип экономии проявляется в сжатии (компрессии) языковых единиц и наибольшее воплощение получает в устной речи: «Компрессия речи сводится к тому, что для выражения одного и того же понятия, одной и той же мысли используются более экономные средства языка, что вызывается стремлением к экономии сил, экономии времени, места (в письменной речи), стремлением к удобству произношения, лаконичности…» (Кочетков, 1972, 25).

Механизм реализации принципа экономии обусловлен стремлением говорящего передать максимум означаемого, использовав для этого минимум ресурсов означающего: «Требование краткости побуждает искать слова, которые могли бы заменить целые словосочетания... Структурные схемы предложений, утвердившиеся в языке, подвергаются изменениям до такой степени, что одно слово может выполнять функцию предложения»

(Савченко, 1986, 64).

Принцип экономии, в свою очередь, опирается на такое свойство СФЕ, как асимметрия означающего и означаемого. Асимметрия плана выражения и плана содержания СФЕ приводит к тому, что их полноценная семантико-функциональная реализация становится возможной лишь в типизированном контексте. Это, в свою очередь, приводит к появлению у СФЕ такого свойства, как стандартизированность, шаблонность, стереотипность (см. работы В. Л. Архангельского, Ж. Дюрена, А. М. Пешковского, Е. Д. Поливанова, Н. В. Черемисиной, А. А. Шахматова, Л. П. Якубинского и других учёных). Исследование подобных единиц языка послужило базой для формирования нового раздела языкознания – стереолингвистики.

Стереотип позволяет экономить речевые усилия и добиваться гармонии между процессами мышления и говорения, поэтому он доминирует в разговорной речи. «Стереотипы – это типические, устойчиво повторяющиеся конструкции, употребляемые в высокочастотных бытовых ситуациях… Стереотипы представляют собой готовые формулы не только с точки зрения их морфолого-синтаксической структуры, но и с точки зрения их лексической наполненности» (Русская разговорная речь, 1978, 269–270).

«Устойчивые формулы общения (стереотипы, шаблоны, стандарты, клише и т.п.) складываются в силу устойчивой прикрепленности средств выражения к ситуации (в том числе и теме), типу текста и виду речи (устная/письменная, монолог/диалог) и т.д. Регулярная и многократная повторяемость применения единиц в этих параметрах определяет в самом широком плане устойчивое взаимодействие между средствами выражения применительно к содержанию» (Формановская, 1982, 7–8).

По мнению А. Г. Балакая (2002), Н. И. Формановской (1982) и некоторых других учёных, стереотипные языковые единицы, несмотря на свою стандартизированность, устойчивость и неизменяемость, обладают высоким прагматическим потенциалом, который обусловлен их категориальными характеристиками: асимметричностью, экономностью, эмоциональностью, экспрессивностью и т.д. При этом неизменяемость СФЕ носит всё же относительный характер (Меликян, 1999). Они отличаются динамизмом варьирования: «Стандарту противостоит конкурирующая тенденция – тенденция к увеличению разнообразия, тенденция к дифференциации, тенденция к экспрессии… Язык динамичен, а следовательно, он должен быть таковым во всех своих проявлениях. Отсюда и динамизм стандарта, то есть стационарных предложений» (Матевосян, 2005, 122).

СФЕ появляются в системе языка под воздействием целого ряда разнообразных экстра- и интралингвистических причин: социальные (демократизация общества, потребность в языковом стандарте), практика речевой коммуникации (высокая частота повторяемости отдельных единиц языка, противоречие между потребностями коммуникантов в эффективных средствах общения и ограниченными ресурсами языковой системы): «Наше повседневное общение широко использует клишированные, стереотипные речевые блоки, которые обслуживают часто повторяющиеся коммуникативные ситуации. Встречаясь с другом, подругой, мы произносим: “Привет!”, “Как дела!”, “Как жизнь молодая?”. В ответ слышим: “Привет!”, “Всё нормально!”, “Жизнь бьёт ключом!” и т.п.» (Горелов, 1998, 70). Это обусловлено социальными предпочтениями коммуникантов, которые, в свою очередь, базируются на социальных стереотипах поведения: «Формируя высказывание, мы обязательно прибегаем к схемам, шаблонам, клише. А без овладения жанрово-ролевыми стереотипами общения, в которых языковые единицы достаточно прочно увязаны с типическими ситуациями, взаимодействие языковых личностей было бы затруднено» (Там же, 157).

Появление большого количества стандартизированных языковых единиц обусловлено насущными коммуникативными потребностями членов социума в эффективных речевых инструментах, способных гибко актуализировать (Ройзензон, 1961) коммуникативный смысл высказывания (предмета речи) при ограничении плана выражения (принцип экономии) языковой единицы (см. работы И. А. Бодуэна де Куртенэ, Р. А. Будагова, Г. Пауля, Е. Д. Поливанова, А. А. Потебни, Н. В. Черемисиной, Л. В. Щербы и др.).

Действие принципа экономии в языке обусловлено избытком информации, которая накапливается человеком с очень высокой скоростью:

«…компрессия речи обусловливается избыточностью информации, когда лишний языковой материал устраняется в силу того, что и без него мысль остается достаточно чётко и ясно выраженной» (Кочетков, 1972, 25).

Одной из наиболее важных причин появления СФЕ выступает принцип превалирования в разговорной речи семантического плана высказывания над формальным. Это приводит к деактуализации плана выражения синтаксической конструкции, а также к различного рода трансформациям, сопряжённым с нарушениями синтаксических норм. Это, в свою очередь, увеличивает контраст (асимметрию) между означающим и означаемым и порождает один из ключевых признаков СФЕ – свойство идиоматичности.

1.3. Фразеосинтаксическая схема: языковой статус и типология Фразеосинтаксическая схема (фразеосхема) представляет собой один из классов синтаксических фразеологических единиц. История изучения фразеосхем насчитывает уже более полувека, что обусловило появление самых разнообразных вариантов номинации СФЕ данного класса: фразеологизированные конструкции и предложения фразеологического типа (Н. Ю. Шведова), идиоматические предложения (А. И. Кожин), фразеологические единства на расстоянии и дистантные фразеологизмы (В. В. Виноградов, В. А. Белошапкова), жёсткие модели (С. Е. Крючков, Л. Ю. Максимов), сложные синтаксические шаблоны (Л. П. Якубинский), синтаксически связанные конструкции-фразеосхемы (Д. Н. Шмелёв) и т.д.

При этом основным термином стала следующая номинация: фразеосинтаксическая схема (фразеосхема). Данный термин предложил Д. Н. Шмелёв в 1976 г. Именно ему, а также Н. Ю. Шведовой принадлежит заслуга разработки основ теории фразеосхем.

«Фразеосинтаксическая схема это коммуникативная предикативная единица синтаксиса, представляющая собой определяемую и воспроизводимую несвободную синтаксическую схему, характеризующаяся наличием диктумной и модусной пропозиций (значений), выражающая суждение или побуждение, обладающая грамматической и лексической частичной нечленимостью, ограниченной проницаемостью и распространяемостью и выполняющая в речи экспрессивную функцию. Структурная модель фразеосхемы предполагает наличие двух обязательных компонентов: первый из них является неизменяемым (опорным) как в лексическом, так и в грамматическом аспектах, второй изменяемым, т.е. лексически свободно варьируемым, а грамматически устойчивым» (Меликян, 2013, 85–86).

Фразеосхема – это особый структурный тип предложения, это «структурный тип, допускающий (в некоторых пределах) наполнение структуры строго ограниченным, но до известной степени подвижным лексическим материалом и определённое варьирование грамматических форм его компонентов и создающий, таким образом, своеобразную фразеосхему» (Ройзензон, 1959, 5).

По мнению Д. Н. Шмелёва, фразеосхемы «обладают фиксированной и неизменной схемой построения, включая сюда обязательный порядок слов и наличие строго определённых, сильно ограниченных в варьировании грамматических форм, а иногда и определённых служебных слов… Индивидуальность фразеологических конструкций проявляется в сфере синтаксиса, т.е. в пределах заданной схемы допускается в той или иной мере свободное лексическое наполнение» (Шмелёв, 1977, 327). Использование Д. Н. Шмелёвым термина «схема» при описании характера синтаксической организации построений подобного типа обусловило появление термина «фразеосхема». При этом автор и последующие исследователи фразеосхем не разграничивают понятие «схема» и «модель». Фразеосинтаксическая схема – это специфическая модель предложения. Её специфичность обусловлена нечленимым, фразеологизированным характером модели предложения. Именно для разграничения модели нефразеологизированного (членимого, свободного) предложения и фразеологизированной схемы (фразеомодели) Д. Н. Шмелёвым был применён термин «схема» (фразеосхема): фразеосхемы «строятся по определённой фразеологической схеме»

(Шмелёв, 1976, 134). Например: «То ли дело + N!»: Сейчас уже за полночь, нам ждать ещё два часа. Что будем делать? – Сейчас бы чаю. – Да ну чай! То ли дело кофе с ликёром /В. Шитов. Собор без крестов – 2/; «Ну и + N!»: Ну и была ж свинья – прямо лев! /К. Паустовский. Последний чёрт/; «Ну не + N!?»: – Ты их бьёшь, а они лезут, как вредная черепашка на хлеб… Ну не гады? /М. Шолохов. Они сражались за Родину/.

«…Свойство нечленимости единицы обусловливает её стандартизованность и регулярность. В силу того что нечленимые формулы воспроизводятся, а не производятся, фактор спонтанности не оказывает на них деформирующего воздействия. В противоположность активному, творческому отношению говорящего к речи в данном случае можно говорить о значительном автоматизме и конвенциализации, что способствует экономии усилий как при производстве высказывания, так и при его декодировании слушающим» (Андреева, 2004, 34).

Наличие двух обязательных компонентов – неизменяемого и изменяемого – в составе фразеосхемы обусловливает её неоднокомпонентность. Обязательный неизменяемый (опорный) компонент является «застывшей формой, оторвавшейся от парадигмы соответствующего слова и, в той или иной степени, утратившей свои лексические и категориальные значения» (Шведова, 1958, 94). Однако степень деактуализации лексемы (простой опорный компонент) или сочетания лексем (составной опорный компонент), выступающих в роли опорного компонента, может быть частичной. В таких случаях их значения «оказываются сдвинутыми» (Шмелёв, 1976, 134). Это приводит к появлению грамматически неразложимого единства: «во многих случаях частица и соединяющиеся с ней формы знаменательных слов образуют особую структуру – синтаксически неразложимое единство» (Шведова, синтаксического анализа фразеосхем: «Строение этих конструкций… не поддаётся традиционному анализу “по членам предложения”» (Шмелёв, 1965, 12).

Обязательный изменяемый компонент представляет собой лексему или сочетание лексем, лексико-грамматический (частеречный) статус которых актуален. Они обладают полной, частичной или нулевой частеречной и морфологической парадигмами, а в лексическом плане, как правило, свободно варьируемы. Такие характеристики обязательного изменяемого компонента фразеосхемы обусловливают наличие у подобных синтаксических построений предикативности: предложенческие структуры нечленимого типа «предикативны, поскольку в них выражается соотнесённость “высказанного содержания к реальной действительности” (Виноградов, 1954, 12)» (Андреева, 2004, 34).

Полная или частичная деактуализация обязательных компонентов фразеосхемы, а также значительные ограничения их варьирования детерминируют тот факт, что во фразеосхемах «живые отношения между словами так или иначе сочетаются с отношениями немотивированными, с застывшими или устаревшими формами» (Шведова, 1960, 279).

Порядок следования обязательных компонентов в составе фразеосхемы, как правило, фиксированный.

Фразеосхемы могут включать в свой состав факультативные компоненты, которые представляют собой необязательные, но регулярно встречающиеся элементы синтаксической схемы предложения. Факультативные компоненты выполняют функцию актуализаторов наиболее значимых элементов коммуникативного смысла высказывания.

К синтаксическим особенностям фразеосхем следует отнести и характер их синтагматических связей. Дело в том, что фразеосхемы не испытывают каких-либо ограничений в плане распространения своей синтаксической структуры, обусловленных системными характеристиками языка.

Однако очень часто на практике коммуниканты автоматически ограничивают количество таких распространителей, что, вероятно, обусловлено фразеологизированным статусом фразеосхемы как единицы фразеологической подсистемы языка.

Фразеосхемы могут быть мотивированными и немотивированными, что обусловлено степенью их фразеологизации. При этом их образование происходит по пути элиминации исходной, членимой синтаксической конструкции, а также обобщения, абстрагирования её содержания.

На современном этапе развития теории фразеосхем можно говорить о существовании разветвлённой типологии данного класса СФЕ. Принято разграничивать прежде всего фразеосхемы, построенные по модели простого и сложного предложения (см. работы Н. А. Андромоновой, В. Л. Архангельского, Л. А. Балабановой, Е. И. Дибровой, В. И. Кодухова, Е.В. Куделькиной, Р. С. Макаровой, А. В. Меликян, И. А. Мелкумовой, Н. А. Николиной, В. В. Панковой, Л. И. Ройзензона, Г. Н. Смирнова, И. О. Степаняна, Р. М. Теремовой, Т. А. Тулиной, Н. И. Формановской, А. Г. Хорошавиной, А. В. Чугуй и др.). Настоящее исследование посвящено описанию фразеосхем – простых предложений, поэтому остановимся более подробно на типологии данных построений.

Фразеосхемы данной группы неоднородны в структурном аспекте.

Н. Ю. Шведова в книге «Очерки по синтаксису русской разговорной речи»

(1960) заложила основы классификации фразеосхем по лексикограмматическому статусу опорного компонента. Дальнейшие исследования фразеосхем позволили расширить, дополнить и детализировать данную классификацию. В. Ю. Меликян предлагает различать фразеосхемы с опорным компонентом, выраженным (Меликян, 2014, 112–113):

1) наречием:

а) вопросительным: «Где там + V!» (Где там успеть!); «Куда + там + V!» (Куда там воевать!);

б) невопросительным: «Ещё бы + V!» (Ещё бы помнить!); «Тоже + мне + N1!» (Тоже мне учитель!);

2) местоименным словом: «Всем + N3 + N1!» (Всем бандитам бандит!); «Как не + V inf(?)! (Как не заниматься спортом!); «Чем не + N1 (?)!» (Чем не богатырь!); «Что за + N1(?)!» (Что за ребёнок!);

3) частицей: N1 + так + N1!» (Погода так погода!); «Вот так + N1!»

(Вот так пушка!);

4) междометием: «Ну и + N1 [V finit, Adj1, Adv] + !» (Ну и друзья!); «Ну не + N1(?)!» (Ну не дура!);

5) союзом: «N1 + как + N1» (Погода как погода!); «Нет + чтоб(-ы) + V inf!» (Нет чтобы промолчать!);

6) предлогом: «N1 + не в + N4» (Праздник не в праздник!; Веселье не в веселье!); «N1 + над + N5!» (Мошенник над мошенниками!);

7) полнознаменательным словом: «Нашёл + N4!» (Нашёл авторитет!); «Подумаешь + N1!» (Подумаешь герой!); «N1 + называется!» (Друг называется!)».

При этом подчёркивается, что «говорить о лексико-грамматическом статусе обязательного опорного компонента в составе фразеосхемы некорректно, так как лексические элементы, составляющие его, как правило, деактуализируются в лексико-семантическом и грамматическом аспектах.

Поэтому подобный анализ приемлем лишь в этимологическом плане» (Там же, 113).

Значение фразеосхем специфично. Его изучением занимались Ю. М. Белозерова, В. А. Белошапкова, П. С. Вдовиченко, А. М. Коростышевская, А. И. Остапенко, Г. С. Пашкова, С. И. Пирунова, Л. М. Салмина, А. Г. Хорошавина, Л. К. Чистоногова, Т. А. Шутова и др.

В. Л. Архангельский определял специфику значения фразеосхем как собственно синтаксическую: «...фразеологизированные конструкции также обладают воспроизводимостью, но не имеют фразеологического значения:

их значение – синтаксическое; это фразеосхемы, являющиеся лексикосинтаксическими моделями» (Архангельский, 1964, 202).

Однако большинство учёных (например: А. В. Кунин, Г. С. Пашкова, С. И. Пирунова, Д. Н. Шмелёв и некоторые другие) указывали на наличие у фразеосхем собственной фразеологической семантики (Кунин, 1970, 72).

Они признают, что значение фразеосхем многослойно и характеризуется специфическим асимметричным соотношением «означающее – означаемое». По мнению С. И. Пируновой, значение фразеосхемы характеризуется смешением нескольких смысловых линий – основной, эксплицитной семантической линии и дополнительной, имплицитной. Это и позволяет говорящему более точно передавать различные оттенки коммуникативного смысла (Пирунова, 1996, 110, 143).

В. Ю. Меликян (2011б) систематизировал представления о семантической структуре фразеосхем и предложил различать в их общесемантической структуре фразеосинтаксический и пропозитивный компоненты значения.

Существование фразеосинтаксического значения детерминировано его идиоматичностью, а также устойчивостью и целостностью. Фразеосинтаксическое значение фразеосхемы обусловлено спецификой синтаксической конструкции, не зависит от её конкретно-лексического наполнения и принадлежит всей синтаксической схеме предложения. Данный вид значения продуцируется благодаря полной или частичной деактуализации значения опорного компонента, «стабилизации» обязательного изменяемого компонента, ограничению варьирования порядка следования структурных компонентов, а также деактуализации синтаксических отношений между ними. «Опорный компонент приобретает характер элемента лексикограмматического, т.е. подвергается грамматикализации, а само значение становится фразеосинтаксическим» (Меликян, 2011б, 215). Такое значение является инвариантным: «...включая в себя и разные формы имён, и формы глаголов, эти построения имеют одно и то же синтаксическое значение»

(Шмелёв, 1965, 12). По мнению исследователей плана содержания фразеосхем, их обобщённое категориальное значение может быть следующих типов: «утверждения», «отрицания», «оценки», «побуждения» и «интенсивности».

Кроме фразеосинтаксического, дополнительного значения, в семантической структуре фразеосхемы имеется основное, пропозитивное значение.

По мнению современных исследователей, пропозиция представляет собой способ концептуализации (моделирования) коммуникантом окружающей действительности в предложении в результате интерпретации недискретного опыта человека, выделения в нём дискретных элементов, подведения их под определённые понятийные категории (см.: (Арутюнова, 1976, 21– 39; Кобозева, 2000, 248)).

Пропозитивное значение может быть двух типов: диктумное и модусное. Диктум содержит основное сообщение, модус репрезентирует отношение адресанта к содержанию диктума. По определению М. И. Черемисиной и Т. А. Колосовой, модус (Ляпон, 1990; Тураева, 1994) представляет собой вербализованную субъективную интерпретацию диктумного события, которая может даваться в аспекте модальности (т.е. возможности, вероятности события и степени достоверности сообщения о нём) или в аспекте характера психической обработки представления (информации) о диктумном событии (Черемисина, 1987, 35). «В формах модуса получает выражение оценка диктумного события под разными углами зрения: модальным, эмоциональным, истинностным, этическим, интеллектуальным, а также под углом зрения способа интеллектуального оперирования информацией о данном событии» (Черемисина, Колосова, 1987, 24).

Таким образом, специфика значения фразеосхемы заключается в его многослойности и устойчивости.

Исследование фразеосхем различных групп и структурносемантических типов показало, что они характеризуются различным уровнем фразеологизации. В лингвистической науке существует несколько вариантов классификации фразеосхем по данному критерию. Одной из первых явилась классификация Н. Ю. Шведовой. В качестве критерия она предложила рассматривать характер (степень переосмысления) обязательного неизменяемого компонента и способа его сочетания с остальной частью предложения. Такой подход позволил ей выделить три вида фразеосхем.

«Это, во-первых, образования, в которых сочетание компонентов не определяется действующими в языке синтаксическими нормами и является с точки зрения этих норм немотивированным» (Шведова, 1960, 269), например, «То ли дело + + N1!»: [Феклуша:] То ли дело христиане православные: и в церкву ходят, и пироги по праздникам пекут /А. Островский. Гроза/.

«Во-вторых, есть построения, формы которых легко могут быть объяснены существовавшими, но изменившимися или устаревшими нормами.

Формальные связи незаменяемого компонента с соответствующей категорией слов не утрачены» (Там же, 269–270), например, «Чем не + N1 [Adj1, Adv](?)!»: На этом месте архивариус ударил сынка по плечу и воскликнул:

а чем мы не женихи? /И. Горбунов. Из деревни/.

«В третью группу объединяются предложения и сказуемые, строящиеся по живым синтаксическим моделям, но включающие в свой состав в качестве незаменяемого компонента слово, которое, претерпевая отход от своего прямого лексического значения, в то же время не утрачивает категориальных связей с соответствующим грамматическим классом» (Там же, 270), например, «Какой(-ая, -ое, -ие)1–6 + N1–6 [V finit, Adj1–6, Adv](?)!»:

[Агафья Тихоновна:] А ведь, право, они очень... скромные. [Кочкарёв:] Какое скромные! Драчуны, самый буйный народ /Н. Гоголь. Женитьба/.

Л. А. Пиотровская, используя классическую терминологию для номинации различных разрядов ФЕ, предлагает выделять следующие группы фразеосхем, построенных по модели простого предложения: синтаксические фразеологические сращения (немотивированные и непроизводные, например: Вот вам и праздник!); синтаксические фразеологические единства (мотивированные, например: Очень ты нам нужен!); синтаксические фразеологические сочетания (опорный компонент обладает синтаксически связанным значением; синтаксическая конструкция грамматически немотивирована, однако мотивирована семантически, например: Что за выкрутасы!) (Пиотровская, 1998, 111–118).

Данные классификации имели целый ряд недостатков. Главным из них являлось то, что они базировались на учёте одного или нескольких признаков, характеризующих фразеосхемы. Как известно, ФЕ любых классов и разрядов целесообразно исследовать, применяя комплекс критериев, опираясь на их формальные, содержательные и функциональные свойства.

Такой подход был реализован В. Ю. Меликяном, который предложил выделять те же разряды (фразеосхемы-сращения, фразеосхемы-единства и фразеосхемы-сочетания), однако распределение фразеосхем по отдельным фразеологическим разрядам в результате комплексного подхода оказалось несколько иным, чем у предшествующих исследователей.

Различная степень фразеологизации отдельных фразеосхем обусловлена целым рядом разнородных факторов. Прежде всего, лексикограмматической принадлежностью опорного компонента. К примеру, опорные компоненты, этимологически связанные с частицами (Николаева, 1985, 1990), в большей степени подвержены трансформации в аспекте фразеологизации в силу неполнознаменательного характера данной части речи. К этому предрасполагает обобщённость значения частицы. Такой же спецификой отличаются местоименные слова, так как основной их функцией является не номинативная, а указательная. Опорные компоненты, репрезентированные полнознаменательными словами, менее динамичны во фразеологическом аспекте.

Специфика опорного компонента обусловливает и различные потенции фразеосхемы в парадигматическом аспекте. Так, неизменяемые части речи (наречия, частицы) парадигматическими возможностями не располагают вообще.

Актуальными в аспекте фразеологизации оказываются и другие значимые характеристики фразеосхем: структурно-семантический тип производящей синтаксической конструкции, специфика выражаемого фразеосхемой значения, наличие фактов нарушения правил нормативной грамматики при продуцировании фразеосхемы и др.

В целом различные фразеологические разряды фразеосхем обладают следующими признаками.

Фразеосхемы-сращения непроизводны, так как утратили связь с производящей синтаксической конструкцией. Опорный компонент полностью деактуализирован в лексико-грамматическом и лексико-семантическом аспектах. Синтаксическая модель предложения полностью аграмматична, что обусловливает нерелевантность её прямой интерпретации.

Фразеосхемы-единства производны. Опорный компонент в таких конструкциях сохраняет лексико-грамматические связи с тем классом слов, на основе которого был сформирован. Отношения между компонентами синтаксической конструкции строятся на основе современных норм грамматики. Это обусловливает возможность их прямого прочтения. Отдельные факты нарушения правил грамматической организации не разрушают грамматическую основу такого предложения. Таким образом, «синтаксические отношения здесь являются вполне современными, но лексические значения образующих сочетание слов ослаблены, “отодвинуты”» (Шведова, 1960, 279).

Фразеосхемы-сочетания – это синтаксические «конструкции, образованные в соответствии с действующими синтаксическими нормами, но включающие в свой состав в качестве незаменяемого компонента такие слова или сочетания, в которых, при сохранении категориальных значений, в той или иной степени ослабляется конкретное лексическое значение; такие слова и сочетания становятся обязательным формантом предикативной единицы определённого модального значения» (Там же, 278). Обязательный неизменяемый компонент деактуализирован частично. Факты аграмматизма отсутствуют. Синтаксические отношения ослаблены.

Как видим, многие параметры фразеосхемы в аспекте категории фразеологизации детерминированы спецификой опорного компонента. Поэтому при описании синтаксических фразеологических единиц данного класса необходимо обращать особое внимание на его характеристики.

В целом фразеосхемы характеризуются набором достаточно специфических признаков, которые, с одной стороны, обусловливают их фразеологический статус, с другой – позволяют исследовать в составе отдельной группы единиц.

Некоторые из описываемых в настоящей работе фразеосхем уже попадали в поле зрения учёных. Охарактеризуем кратко степень разработанности данной проблемы.

Фразеосхема с опорным компонентом уж на что определяется Н. Ю. Шведовой как полисемичная (Там же, 211). Ей приписывается два значения: 1) «полноты выявления, исчерпанности, интенсивности признака» и 2) «уступительного ограничения». При этом примеры приводятся, на наш взгляд, не вполне корректно, так как в одном ряду оказываются фразеосхемы, построенные по модели простого и сложного предложения. Во втором случае действительно значение «уступительного ограничения» актуально. Однако оно становится возможным лишь в составе сложного предложения: «…далее может идти противопоставляемая часть, вводимая противительным союзом или сочетанием и то, и тот (Дети – на что глупые, а и те сразу поняли, в чём дело)» (Там же, 212). Таким образом, при описании фразеосхемы с опорным компонентом уж на что можно говорить о существовании лишь одного значения – «высокой степени проявления предмета речи».

Фразеосхема с опорным компонентом нет чтобы также упоминается в работе Н. Ю. Шведовой (Там же, 273–274). У данной фразеосхемы выделяется всего лишь одно значение – «осуждения по поводу того, что делается нечто, противоположное необходимому и естественно ожидаемому». По мнению В. А. Трофимова, данная конструкция является производной от построения типа Нет того чтобы подождать (Трофимов, 1952, 106). При этом форма того деактуализируется в лексико-грамматическом и собственно лексическом аспектах. «Для современного состояния языка сочетание нет того чтобы здесь выступает как нерасчленённый формант предложения» (Шведова, 1960, 274). Это подтверждается и выводом современных исследователей фразеосхем различных структурно-семантических типов: «В предложениях же несвободной структуры – значения ирреальности, неизбежности или невозможности осуществления действия, описанного в постпозитивной части, остальные значения, свойственные союзу чтобы, в них полностью или частично утрачиваются» (Сафонова, 2013, 101).

Деактуализация значения лексемы чтобы свидетельствует о фразеологическом статусе синтаксической конструкции, реальное значение которой идиоматично (Володина, 2002, 81).

Фразеосхема с опорным компонентом хоть бы исследуется Д. Н. Шмелёвым в аспекте категории иронии: «Выражение иронического отрицания может связываться также и с нарушением модальных соотношений, обычных в иных условиях для данных форм. Так, конструкции с хоть бы (или хотя бы), типа Хоть бы кто-нибудь помог!, т.е. имеющие обычно ограничительно-желательное значение, могут быть легко переведены в иную модальную плоскость» (Шмелёв, 1958, 74). При этом отмечается, что данная фразеосхема может иметь и значение «отрицания», т.е.

использоваться «для констатации отсутствия обозначенного действия, т.е.

форма сослагательного (условного) наклонения переводится в сферу отношений изъявительного наклонения. Ср.: “Собакевич слушал, всё попрежнему нагнувши голову, и хоть бы что-нибудь похожее на выражение показалось в лице его”(Гоголь, Мертвые души)» (Там же). Забегая несколько вперёд, скажем, что данная фразеосхема, кроме указанных двух значений, способна выражать ещё несколько значений, которые удалось выявить благодаря анализу большого количества её текстовых реализаций.

Д. Н. Шмелёв вполне справедливо отмечает наличие у данной синтаксической конструкции «синтаксически обусловленного» значения. «Оно не вытекает прямо и непосредственно из значения глагольной формы, а как бы строится на основе определённой и устойчивой “модели”, представляя собой синонимическую замену отрицательной конструкции с глагольной формой прошедшего времени изъявительного наклонения; ср. И никто (даже) не помог и т.п.» (Там же). Этому способствует также более устойчивый порядок слов.

Кроме того, в лингвистических работах делаются наблюдения относительно отдельных парадигматических характеристик данной фразеосхемы:

«Сама глагольная форма в различных ситуациях вообще может быть опущена: “На улице опять жара стояла невыносимая; хоть бы капля дождя во все эти дни” (Достоевский, Преступление и наказание)» (Там же, 75).

Как видим, наработок в области исследования фразеосхем с опорным компонентом, выраженным союзом, не так уж и много. Этим и обусловлена высокая актуальность предпринятого нами исследования.

1.4. Лингвистическая специфика формирования Формирование и функционирование фразеосхем обусловлено различными экстра- и интралингвистическими факторами. Общая характеристика данных факторов была дана выше. Остановимся здесь на описании собственно лингвистических параметров, детерминирующих наибольшую специфику фразеосхем как отдельного класса синтаксических фразеологических единиц.

Прежде всего, для фразеосхем весьма велика роль опорного компонента структуры. В связи с этим необходимо дать краткую характеристику союзу как части речи, так как исследуемые в настоящей работе фразеосхемы включают в свой состав опорный компонент, этимологически связанный с союзом.

«Союз – класс служебных слов, оформляющих синтаксические связи предложений и синтаксические связи слов. Связующая функция является для союзов основной» (Васильева, 1990, 484). «Большинство союзов и союзных слов не столько устанавливает связь, сколько выявляет и конкретизирует её» (Русская грамматика, 1980, Т.1, 713). Таким образом, опорный компонент фразеосхем данной группы строится на основе служебной части речи: «Союз – это служебная часть речи в собственном смысле слова;

связующая функция в предложении является для него основной» (Там же).

Её специфика заключается в отсутствии полноценного значения, что предрасполагает такую лексему к различного рода лексико-грамматическим и семантическим трансформациям: «То значение отношения, которое является грамматическим значением союза как части речи, сближает его с предлогами и частицами, а также с вводными (модальными) словами»

(Там же). Связующая функция союза реализуется в особых контекстуальных условиях. При их изменении, к примеру при опущении второго структурно-смыслового компонента в тексте, функция связывания оказывается неактуальной, что приводит к изменению статуса союзного элемента.

Кроме того, «союз автономен в составе предложения…» (Васильева, 1990, 484). Жёстко обусловленная необходимость грамматического согласования союза с окружением отсутствует: «…союзы не только не связаны с грамматическими формами соединяемых слов, но и вообще безразличны к их принадлежности к той или другой части речи… Его контакт с синтаксической конструкцией не закреплен никакими формальными показателями. В этом смысле союз, будучи неотъемлемым элементом образуемой синтаксической конструкции, в то же время сохраняет формальную автономность…» (Русская грамматика, 1980, Т.1, 713). Это детерминирует его большую грамматическую самостоятельность, что, в свою очередь, также способствует его более лёгкой разноаспектной модификации, в том числе деактуализации. «…Союзы, связывающие словоформы внутри простого предложения, осуществляют эту функцию независимо от грамматических характеристик этих словоформ» (Там же, 714).

Анализ союзов, используемых при построении фразеосхем, исследуемых в данной работе, в историческом аспекте показал, что некоторые из них наследуют названные выше качества ещё на более ранних этапах своего существования. Так, неэлементарный простой союз если и подобные «исторически восходят к соединениям двух или более служебных слов (или служебного слова с застывшей формой знаменательного слова)... ср.

“если” < “есть” + частица “ли”…» (Васильева, 1990, 484). Таким образом, некоторые из таких союзов обладают обобщённой семантикой, а потому и предрасположенностью к подобным трансформациям ещё на уровне производящей основы, например, союз хотя, который произведён на основе полнознаменательной лексемы.

Подчинительный союз семантически связан с придаточной частью придаточного предложения посредством корреляции с модальной характеристикой всего предложения. На наш взгляд, это также способствует тому, что в результате осуществления фразеологических преобразований в структуре фразеосхемы опорный компонент, этимологически связанный с союзом, приобретает структурную и семантическую включенность в модель предложения в целом, приобретая статус элемента лексикограмматического и структурно детерминированного.

Многозначность отдельных союзов также способствует «размыванию» их специализации на более или менее конкретном грамматическом значении, что приводит к деактуализации их семантико-синтаксических характеристик. В сочетании с высоким уровнем абстрактности их значения (союзы «семантически приспособлены к выражению тех или иных абстрактных отношений» (Русская грамматика, 1980, Т.1, 714) данное свойство оказывается определяющим в аспекте инициации процессов фразеологизации.

Некоторые фразеосхемы с опорным компонентом, выраженным союзом, образованы на основе вопросительных синтаксических конструкций.

Значение вопросительности специфично по своей природе и выступает в качестве дополнительного катализатора процесса фразеологизации фразеосхем. В связи с этим необходимо коротко остановиться на описании его особенностей.

Категориальной характеристикой значения вопросительности является отсутствие связи с репрезентацией конкретной информации, как это имеет место в сфере повествовательных предложений, основной функцией которых является функция сообщения. Вопросительное значение отличается неопределённостью, так как по своей сути представляет собой требование новой или дополнительной информации: «Их семантическое своеобразие заключается именно в неопределённости каких-то компонентов содержания, почему различие между положительной и отрицательной формой здесь утрачивает свою актуальность» (Распопов, 1970, 87). Данное свойство вопросительных предложений подтверждается и исследованиями А. Вежбицкой: «...все “вопросительные” восклицания содержат в глубинной структуре компонент формы “Я не знаю, как это сказать” или “Я не знаю, каким словом это назвать”…» (Wierzbicka, 1980, 300–331). По мнению В. А. Мишланова, «вопросительное суждение предназначено для обозначения потребности в информации относительно некоторого денотата, т.е. потребности в более точном, определённом обозначении «положения дел». Смысл и назначение вопроса заключается в том, чтобы в процессе текстопорождения перейти от высказывания с неопределённой референцией к высказыванию, обозначающему определённую для участников диалога ситуацию» (Мишланов, 1996, 53).

Отсутствие конкретного значения обусловливает определённую степень обобщённости значения вопросительности: «Вопросительное значение включает в свой состав следующие компоненты: некоторую информацию, поиск новой информации, побуждение к ответу, направленность от говорящего к объективной действительности, а также пресуппозицию незнания говорящего о том, существует ли реально искомый факт в действительности» (Меликян, 2011б, 78). По мнению И. Г. Щепкиной, «сема… неизвестного – это ряд возможных признаков, действий, состояний и т.д., которые в разной степени могут быть неизвестны говорящему» (Щепкина, 2004, 335–336). А как известно, языковые единицы с абстрактным значением подвержены различного рода семантическим трансформациям, которые могут приводить и к изменению статуса языковой единицы в целом.

Такая позиция подтверждается наличием достаточно большого набора разнообразных функций вопросительных предложений: вопросутверждение, вопрос-отрицание, вопрос-уяснение, вопрос-побуждение, вопрос-реакция, вопрос, имеющий целью активизировать внимание (Русская грамматика, 1980, Т.2, 395–396).

Таким образом, значение союза, а также вопросительной синтаксической конструкции характеризуется обобщённостью и информативной неопределённостью, что и обусловливает предрасположенность соответствующих нефразеологизированных языковых единиц к более лёгкой трансформации в СФЕ, в частности во фразеосхему.

Фразеосхемы функционируют преимущественно в диалогической речи. Благодаря экспрессивности, яркой антропоцентричности, экономности фразеосхемы стали важной частью диалогической коммуникации. В связи с этим представляется целесообразным охарактеризовать специфику диалогической речи, актуальную для понимания особенностей функционирования фразеосхем в рамках данной формы общения.

В своё время Л. В. Щерба утверждал, что «подлинное своё бытие язык обнаруживает лишь в диалоге» (Щерба, 1915, 4). «Диалогическая речь… форма (тип) речи, состоящая из обмена высказываниями-репликами, на языковой состав которых влияет непосредственное восприятие, активизирующее роль адресата в речевой деятельности адресанта» (Винокур, 1990, 135). В энциклопедии «Русский язык» обращается внимание на ряд дополнительных и весьма значимых характеристик диалогической речи: «Диалог форма речи, которая характеризуется сменой высказываний двух или нескольких (полилог) говорящих и непосредственной связью высказываний с ситуацией. Высказывание говорящего в диалоге называют репликой.

Реплики в диалоге обращены к собеседнику (собеседникам)» (Русский язык, 1997, 74).

В качестве основной единицы диалогической речи выступает диалогическое единство. Разворачивание и реализация фразеосхем как реплик диалога осуществляются именно в рамках данной единицы текста. «Диалогическая реплика, объединённая языковыми связями с предшествующим высказыванием собеседника, есть единица синтаксическая, имеющая свои характерные признаки, присущие ей как компоненту сложного построения» (Шведова, 1960, 281). «Под репликой понимается отрезок речи, определяемый сменой говорящих и выражающий такой состав информации, который в условиях указанного способа общения имеет коммуникативное значение. Реплика – первооснова структуры диалога» (Изотова, 2001, 269).

Высказывания в составе диалогического единства объединены друг с другом разнообразными связями. Вторая реплика диалога проявляет разноаспектную зависимость от первой. «Такое сочетание реплик есть по существу единое синтаксическое целое, части которого связаны друг с другом по определённым правилам синтаксической зависимости. Это сочетание в целом является коммуникативной единицей диалога и представляет собой закономерный объект синтаксического исследования. Особая специфика этой сложной конструкции заключается в том, что определённые правила построения, линии синтаксического подчинения выявляются почти исключительно в формах второй реплики, в то время как первая реплика в своих формах относительно свободна» (Шведова, 1960, 281). Как видим, учёные обращают внимание на то, что именно вторая реплика представляет особый интерес в диалоге для синтаксических исследований.

Фразеосхемы, как правило, выступают в качестве второй реплики, что обусловливает особую актуальность данных единиц языка и в аспекте изучения диалогической речи.

Преимущественное функционирование фразеосхем в качестве второй реплики обусловлено тем, что «как правило, в каждой из последующих реплик сокращается всё, что известно из предыдущей или из ситуации. Поэтому некоторые реплики могут быть поняты только в связи с ситуацией»

(Русский язык, 1997, 74). Фразеосхема в силу своей фразеологической специфики в соответствии с названными параметрами просто предрасположена для использования в качестве ответной реплики. Её означающее экономно, асимметрично и в максимальной степени зависимо от контекстуального окружения в силу вторичности языкового статуса.

Кроме того, «в диалогической речи представлены все разновидности повествовательных, побудительных, вопросительных предложений; преобладают предложения с минимальной синтаксической сложностью, широко используются частицы» (Там же). Таким образом, и данные характеристики диалогической речи предрасполагают фразеосхемы к активному использованию в речи такого типа.

Фразеосхемы представляют собой готовые стандартизированные реакции на различные лингвистические и экстралингвистические стимулы, что в максимальной степени востребовано в устной форме диалогической речи: «В диалоге предъявляются также высокие требования к непосредственной речевой реактивности (оперативности) без предварительной подготовки и соответственно сниженные требования к тщательности оформления речи. Разговорный диалог обычно протекает в быстром темпе – затягивающиеся паузы нарушают его живость, непосредственность, создают напряжённость или вызывают скуку» (Васильева, 1976, 73).

По мнению А. Н. Васильевой, эмоциональные, оценочные, модальные, императивные значения в диалогической речи часто экспрессивно усиливаются, что является средством не только более полного самовыражения субъекта речи, но и более эффективного воздействия на адресата (Там же, 79). Формы выражения экспрессии в диалогической речи чрезвычайно многообразны. Одним из наиболее эффективных средств являются фразеосхемы: «При построении диалога в разговорной речи широко используются речевые клише, которые облегчают говорящим ведение разговора. Диалогические клише многообразны, многие из них экспрессивно окрашены. Для их структуры характерно использование повторов, частиц, междометий...» (Земская, 1987, 178).

Диалог имеет свою структуру. Первая реплика называется репликойстимулом (стимулирующая реплика), вторая – репликой-реакцией (реактивная реплика).

В сфере функционирования фразеосхем чаще всего реализуется реактивный регистр, реже – волюнтивный, что в полной мере коррелирует со «...преимущественно в диалоге реализуются... средства волюнтивного и реактивного регистров. Эти регистры не содержат собственно сообщения, но реализуют речевые интенции, соответственно, адресованного потенциальному исполнителю волеизъявления говорящего и экспрессивнооценочной реакции на речевую ситуацию» (Золотова, 1998, 32–33). Средства этих коммуникативных типов речи составляют ядро языковых средств, используемых для построения диалогической речи, в отличие от репродуктивного, информативного и генеративного регистров.

По мнению Г. А. Золотовой, именно «реактивная функция объединяет разной структуры предложения, не содержащие сообщения, но выражающие реакцию говорящего, эмоциональную или ментальную, осознанную или автоматическую, на коммуникативную ситуацию» (Там же, 398–399).

Устно-разговорная диалогическая речь в максимальной степени проявляет свою специфику в сфере фразеологии и синтаксиса: «Основное различие между языком аффективным и логическим (интеллектуальным) заключается в построении фразы. Эта разница бросается в глаза при сравнении языка письменного с языком устным» (Вандриес, 1937, 141).

По мнению Н. Ю. Шведовой, разговорная речь в своём строении более регламентирована, чем речь письменная, у неё есть свои строгие нормы и правила (Шведова, 1960, 6). Разговорная речь менее свободна в выборе языковых средств, чем речь письменная: «Устная речь... имеет организованные формы своего построения» (Виноградов, 1926, 28). Специфика разговорной диалогической речи в данном аспекте заключается в неполноте и эллиптичности высказываний, а также «в наличии огромного количества особого рода стабилизовавшихся построений, с одной стороны, таких, в которых черты собственно грамматические выступают в неразрывном единстве с чертами лексико-фразеологическими...» (Шведова, 1960, 7). К таким явлениям Н. Ю. Шведова относит прежде всего застывшие конструкции, «шаблонные фразы», не требующие «комбинирования» и не поддающиеся чёткому членению. По мнению Л. П. Якубинского, это соотносится со стереотипами повседневного социального взаимодействия коммуникантов: «Наш повседневный быт заполнен повторяющимся и шаблонным; в общей сумме наших взаимодействий с другими людьми весьма изрядная часть принадлежит шаблонным взаимодействиям; но наши взаимодействия, каковы бы они ни были, вообще всегда сопровождаются речевыми взаимодействиями, речевым обменом, и, соответственно этому, шаблонные взаимодействия обрастают шаблонными речевыми взаимодействиями...» (Якубинский, 1923, 167).

«Стабилизация в языке подобных конструкций часто сопровождается сложными лексико-семантическими процессами, происходящими внутри слов, которые входят в структурный остов таких образований» (Шведова, 1960, 7). Речевые штампы и шаблоны представляют собой своеобразные предложения с нулевыми формами и широко распространены в диалоге.

Вслед за Е. М. Галкиной-Федорук нулевые формы в синтаксисе принято понимать достаточно широко, «включая сюда не только нулевую связку, но и нулевую форму глагола-сказуемого со значением “бытия”, “движения” и т.п. Она называет нулевые формы как “грамматические значения”, не выраженные языковыми средствами» (Галкина-Федорук, 1962, 8).

По мнению А. А. Потебни, данное явление становится возможным по следующим причинам: «Вещественное и формальное значение данного слова составляют... один акт мысли. Именно потому, что слово формальных языков представляется сознанию одним целым, язык столь мало дорожит его стихиями, первоначально самостоятельными, что позволяет им разрушаться и даже исчезать бесследно» (Потебня, 1958, 39). Он утверждал, что мысль может не нуждаться в выражении её звуком, что для этого достаточно знания «места, которое занимает слово в целом, будет ли это целою речью или схемою форм» (Там же, 66). Такие синтаксические построения отличаются особой краткостью и лаконичностью.

Фразеологический фонд включает в свой состав большое количество единиц, относящихся к различным уровням языка и различным классам.

Отечественная и зарубежная традиции исследования ФЕ различны. В большей степени фразеология изучается в русистике, поэтому при описании методологической базы настоящего исследования опора делается на разработки преимущественно отечественных учёных.

В современной лингвистике разграничиваются лексические и синтаксические фразеологические единицы.

СФЕ обладают следующими категориальными признаками: воспроизводимостью, структурно-семантической устойчивостью и целостностью, идиоматичностью и экспрессивностью.

Специфика проявления данных свойств во многом обусловлена процессом фразеологизации, который осуществляется одновременно на различных уровнях устройства предложения: синтаксическом, морфологическом, лексическом и семантическом. Фразеологизация СФЕ проявляется в продуцировании вторичного значения, утрате внутренней формы, синтаксической нечленимости, в лексической и морфологической ограниченности, в нарушении правил грамматики, действующих в рамках синтаксиса членимого предложения, в усложнении значения, в его трансформации в сторону усложнения, обобщения и «смещения», в появлении фразеосинтаксического значения, в полной или частичной деактуализации значения и лексико-грамматического статуса отдельных компонентов структуры и т.д. Причиной инициации процесса фразеологизации СФЕ выступает стремление к актуализации коммуникативного смысла высказывания.

СФЕ и разговорная речь, особенно её устная (устно-диалогическая) форма, обладают рядом сходных признаков, что обусловливает особую актуальность фразеосхем в данной коммуникативной сфере: стандартизированностью речевых построений, непринужденностью, контактностью, ситуативной обусловленностью общения, диалогичностью, антропоцентричностью, личностностью общения, демократизмом, высоким прагматическим потенциалом (Матвеева, 1984) и др.

Наиболее значимой характеристикой СФЕ является их экономность.

СФЕ в одной форме объединяют несколько пропозиций (диктумную и модусную), что и оправдывает их параллельное существование с единицами основной подсистемы языка. Механизм реализации принципа экономии обусловлен стремлением говорящего передать максимум означаемого, использовав для этого минимум ресурсов означающего.

Одним из наиболее специфических классов СФЕ выступают фразеосинтаксические схемы. Фразеосхема является синтаксической единицей, выполняющей коммуникативную функцию, обладает «застывшей» схемой построения, выражает пропозитивное (диктумное и модусное) значение, а также фразеосинтаксическое («синтаксему», «интенсему» и «экспрессему») значение. Фразеосхема является неоднокомпонентной моделью предложения, включающей в свой состав обязательный неизменяемый (опорный) компонент, а также обязательный изменяемый компонент.

Фразеосхемы, построенные по модели простого предложения, могут иметь опорный компонент, выраженный наречием (вопросительным и невопросительным), местоименным словом, частицей, междометием, союзом, предлогом и полнознаменательным словом.

Неопределённость и обобщённость значения союзного по происхождению опорного компонента, а также производящей вопросительной синтаксической конструкции обусловливает предрасположенность соответствующих нефразеологизированных языковых единиц к более лёгкой трансформации в СФЕ, в частности во фразеосхему.

В целом фразеосхемы представляют собой чрезвычайно эффективный инструмент коммуникативного взаимодействия.