«ОТ СОЛДАТА ДО ГЕНЕРАЛА Воспоминания о войне Том 14 Москва Академия исторических наук 2011 УДК 82-92 1941/45 ББК 84P7-4 О80 О80 От солдата до генерала. Воспоминания о войне. Том 14. — М.: Академия исторических наук, ...»

Мы еще в школе осознавали приближение войны. Она уже шла на Западе в Испании, на нашей границе на Дальнем Востоке, была и финская война 1939-1940 годов.

Впервые мы почувствовали ее дыхание, когда встречали на Киевском вокзале испанских ребят, приехавших из Испании. Мы не знали испанского языка, но слова: «Но пасаран» («Они не пройдут») объединяли нас - это лозунг республиканской Испании. Мы подарили ребятам открытки и цветы, а они дали нам по апельсину (таких больших апельсинов в Москве почти не было). Тревожно было смотреть на этих притихших ребят, в пилотках с кисточками, которые приехали в нашу страну, спасаясь от войны. Многие из этих ребят остались здесь на долгие годы.

Запомнилась встреча в школе с участником боев на озере Хасан. Он учился в военно-политическом училище, имел звание старшины и был награжден медалью «За отвагу». Он рассказал нам как воевал. Остались, запавшие в мою память его слова: «Мы ребята не пили воду, хотя было жарко, а экономили воду, чтобы заливать в пулемет «Максим» для охлаждения».

Эти слова вспомнились мне: «Наши механики экономили воду для двигателей боевых машин, когда мы двигались по перевалам Хинганского хребта во время разгрома японской Квантунской армии в августе 1945 года».

Остался в моей памяти такой неприятный случай, случившийся в нашем классе. Мы изучали немецкий язык. У нас долго не было учителя. Потом к нам прислали нового учителя, как говорили «настоящую немку». Звали ее Мина Савельевна. Она не очень хорошо говорила по-русски, но знала в совершенстве свой язык и делала все, чтобы мы научились говорить по-немецки.

И вот, на одном из ее уроков на классной доске появилась надпись: «Стране советской не нужен язык немецкий». Кто написал, не стоит об этом вспоминать, но нам казалось, что так мы выражали свое отношение к фашистской Германии. Увидев эту надпись, Мина Савельевна расплакалась и ушла из класса. Вскоре в классе появились директор и завуч школы, наш классный руководитель состоялся серьезный разговор. Потом мы узнали, что Мина Савельевна, дочь члена коммунистической партии Германии и приехала в Москву, спасаясь от преследования со стороны фашистского правительства.

Так мы поняли, что немцы бывают разные: не только враги, но и друзья.

Мы взрослели, и со временем приходило сознание того, что для того, чтобы защищать Родину надо быть готовым к ее обороне. Надо уметь стрелять, плавать, бросать гранаты, оказывать первую помощь. Мы гордились, что сдавали нормы и имели значки «Готов к труду и обороне» (ГТО), «Ворошиловский стрелок», «Готов к санитарной обороне»

(ГСО). А многие ребята, уже с 9 класса занимались в аэроклубах. Все это мы понимали, но только не знали одного, что все эти знания, так быстро понадобятся многим из нас уже в военной обстановке.

20 июня 1941 года у нас в школе был выпускной вечер.

Потом мы встречали рассвет на Ленинских горах, гуляли, признавались в любви, мечтали о мирном будущем. Но этим мечтам не суждено было сбыться. Дальнейшие наши судьбы и судьба нашей страны уложились в известные строчки: « июня, ровно в 4 часа, Киев бомбили, нам объявили: началась война...» Так кончилась наша юность и началась военная молодость. С первых дней войны многих наших ребят призвали в армию и направили в военные училища и аэроклубы. Многие работали на оборонных предприятиях, девчата учились в медицинских училищах и работали в госпиталях.

Я по путевке комсомола был направлен на завод «Станкоконструкция», где собирались автоматические линии по производству авиационных двигателей. На заводе я работал диспетчером сборочного цеха, а по ночам дежурил и тушил немецкие зажигательные бомбы («зажигалки»), которые сбрасывали немецкие самолеты на город.

В сентябре 1941 года я был призван в армию и направлен в Севастопольское зенитно-артиллерийское училище (СЗАУ), которое находилось в городе Уфе. Это был глубокий тыл, но и здесь чувствовалось дыхание войны.

Днем мы учились, а по вечерам перевозили раненных, прибывавших на санитарных поездах, охраняли воинские эшелоны, сопровождали поезда с эвакуированными.

Среди курсантов училища было много ребят из Москвы и Подмосковья. Тревожные дни октября 1941 года переживала вся страна - враг стоял у стен столицы.

В наших горячих головах роились тревожные мысли:

Москва в опасности, а мы здесь в тылу. На многие наши рапорта об отправке на фронт мы получали отказы. Трудно было совладать с отчаянными планами уехать на фронт с воинским эшелоном, идущим в Москву. Но эти попытки кончались плачевно: «беглецов» снимали с эшелонов и под угрозой суда за дезертирство возвращали в училище.

Запомнились слова нашего командира учебной батареи старшего лейтенанта Шевченко Н.И., обращенные к очередной группе «беглецов»: «Салаги, куда вы бежите.

Сидите и учитесь. Немца голыми руками не возьмешь. Еще навоюетесь и победите». Не знаю, почему он так называл нас, наверное, за нашу молодость и неопытность. Мы знали, что он был боевым командиром и был тяжело ранен (перебито правое плечо и рука висела плетью) и отдавал он честь левой рукой, и это вызывало у нас уважение к нему.

Когда мы окончили училище, провожая нас, он сказал:

«Вот теперь ребята, вы довоюете и за меня».

Нам присвоили звание лейтенантов. Конечно, гордости было много, но мы, наверное, еще не осознавали ту меру ответственности, которая ложилась на наши плечи. Но она пришла с боевым опытом и возрастом.

Сталинградская битва не только вошла в историю Великой отечественной войны, но и в мою боевую биографию и многих моих друзей фронтовиков.

После окончания в 1942 году Севастопольского училища зенитной артиллерии в городе Уфе, мне было присвоено воинское звание лейтенанта, и я был направлен на формирование в город Москву. Через две-три недели, получив новую технику, мы готовились поехать на фронт, но были направлены в город Сталинград.

Сталинград нас встретил погожими летними днями и цветущей зеленью. Это был мирный город. Только большое количество людей, эвакуированных из южных районов, на улицах города и наличие раненых в госпиталях, а также напряженный ритм работы военных заводов, напоминали о войне. Мы не могли понять, почему зенитные части с новейшей техникой перебросили сюда, когда на многих фронтах шли тяжелые бои.

О необходимости нашего пребывания здесь я узнал уже после окончания войны, когда учился в Академии бронетанковых войск. Сталинград, в тот период, был одним из оставшихся городов, заводы которого продолжали выпускать военную технику (в основном артиллерийское вооружение и танки). Многие военные заводы были захвачены противником или эвакуированы на Восток и еще не поставляли военную технику на фронт.

Об этом также вспоминали мои боевые друзья однополчане: бывший командир роты Н.Г.Орлов (сейчас генерал-лейтенант, доктор военных наук) и механикирегулировщики танков сержанты С.Я. Шагаров и Н.С. Фадев.

Они находились в это время на тракторном заводе, получали танки и формировали маршевые роты для отправки на фронт.

Мне пришлось прикрывать город от налетов авиации и отражать прорыв немецких танков в пригородных районах Сталинграда, а также участвовать в уличных боях, поддерживая наши части зенитным огнем. На моих глазах этот цветущий город, который я успел полюбить, превращался в руины. Особенно запомнился сквер у городского вокзала. На нем стояла скульптурная группа с фонтанчиком. Сквер был любимым местом встреч горожан. 23 августа 1942 года этот замечательный уголок был превращен в груду обломков и разорванных человеческих тел. Так разрушали город немцы каждый день. Во время отражения одного из налетов на огневую позицию зенитной батареи я был ранен и засыпан землей от разорвавшейся бомбы.

Я не помню, как меня переправили через Волгу, в госпиталь в Капустин Яр. Очнулся я в палате и увидел склоненное надо мной лицо пожилой женщины-санитарки и попросил пить. Она дала мне попить и сказала «Вот и молодец, теперь будешь жить. Ты еще молодой». А мне тогда еще не было и двадцати лет. Как потом рассказали товарищи по палате, я был очень плох, и называли меня «дохляком». А более досужие ребята, которые переживали за меня, говорили, что подносили к моему носу кусочек ватки, чтобы узнать дышу я или нет.

Когда я пришел в сознание, в палате была маленькая радость: «дохляк ожил». И после извинились, что дали мне такое прозвище. Правда, еще долго у меня болел правый бок.

Друзья смеялись, что в печенке у меня застряла Сталинградская земля, поэтому и болит.

После выписки из госпиталя, я был направлен в зенитный железнодорожный дивизион, который прикрывал воинские эшелоны с военной техникой от налетов немецких самолетов в зоне Сталинградского фронта. А делалось это так:

на открытую железнодорожную платформу устанавливали зенитную пушку или пулемет. Одну или две платформы прицепляли к головной или хвостовой части эшелона с техникой или боеприпасами для его сопровождения.

Сейчас трудно вспомнить, сколько пришлось сопровождать эшелонов от Саратова до фронта. Но, как правило, график движения составлялся так, чтобы разгрузка эшелонов в зоне действия авиации противника осуществлялась в ночное время для исключения потерь и скрытности переброски войск в район Сталинграда для проведения готовившейся операции по окружению.

В октябре мы узнали, что формируется новый корпус и часть личного состава и вооружения зенитного дивизиона будет передана. Так, еще не будучи в составе 4-го механизированного корпуса, была определена моя дальнейшая фронтовая биография. Меня назначили командиром взвода в зенитный дивизион 36-й механизированной бригады, которой командовал подполковник Родионов М.И.

Запомнился торжественный момент вручения бригаде боевого знамени, а также знамени от рабочих Вольского цементного завода, и слова представителя завода обращенные к нам: «Будьте стойки в бою, как Вольский цемент». Бойцы нашей бригады оправдали этот наказ в боях под Сталинградом.

Все предстоящие операции корпуса хранились в строжайшей тайне. Для проведения стремительных действий в оперативной глубине корпус имел много автотранспортных средств для перевозки личного состава, артиллерийского вооружения, запаса боеприпасов и горюче-смазочных материалов. Так в зенитном дивизионе для каждой 37-мм зенитной пушки была своя автомашина повышенной проходимости, а также несколько машин для перевозки дополнительного боекомплекта, запаса горюче-смазочных материалов и продовольствия. Все машины были, в основном, американского производства: «Студебеккер», «Форд» и другие. Спасибо союзникам за эту помощь. Мы с успехом использовали эти машины в боях, особенно в условиях бездорожья.

В ноябре месяце корпус сосредоточился для ввода в прорыв южнее Сталинграда в районе Сарпинских озер Цаца и Барманцак. Свою первую боевую задачу я получил, когда ноября прибыл в расположение 55-го отдельного танкового полка, которым командовал подполковник А.А. Асланов (который в дальнейшем стал генерал-майором и дважды Героем Советского Союза, погиб в Прибалтике).

подполковник. Когда я доложил ему, что прибыл для зенитного прикрытия полка перед началом прорыва, он выслушал меня и сказал: «Действуй лейтенант», и пожал руку.

Это доверие и уважение надолго осталось в моей памяти. Об этом я неоднократно вспоминал, когда встречался с ним во время боевых действий совместно с 35-й танковой бригадой, которой он командовал. Это был боевой генерал - достойный сын азербайджанского народа.

Боевые действия начались утром 20 ноября 1942 года.

После непродолжительной артподготовки части корпуса были введены в прорыв на участке обороны 57-й армии. Не ввязываясь в бои с крупными силами противника, и обходя опорные пункты румынских войск, части корпуса устремились в прорыв с целью обеспечить выход в оперативную глубину обороны противника на 60-70 километров и замкнуть кольцо окружения.

Задача, поставленная перед корпусом, была успешно выполнена. К концу 22 ноября наша 36-я механизированная бригада одной из первых в корпусе вышла со стороны Сталинградского фронта в район окружения, к населенному пункту хутор Советский.

Утром 23 ноября наши разведчики доложили, что в районе Калача уже находятся немецкие танки. Попытки противника прорваться к хутору Советский были успешно отбиты.

Мы знали, что со стороны Юго-Западного фронта в район Калача должны выйти наши танковые части, но сведений об их продвижении мы не имели.

И вот со стороны Калача появилась колонна танков. В синей дымке было трудно определить, чьи это танки. На серию зеленых ракет, которые обозначали «свои» - ответа мы не получили. Последовала команда: «К бою». Артиллеристы и танкисты изготовились к бою, но огня не открывали.

Командир бригады подполковник Родионов М.И. решил навстречу танковой колонне направить офицера связи на бронемашине с красным флагом. Напряжение нарастало и вот долгожданный момент: с другой стороны мы увидели серию зеленых ракет. Это были наши танки. Так выдержка комбрига позволила избежать встречного боя со своими войсками и не омрачить нашу историческую встречу двух фронтов. А виной этого были плохие метеорологические условия, так как из-за снежной поземки и низкой облачности танкисты 4-го танкового корпуса не видели наших ракет.

В 16 часов 23 ноября 1942 года состоялась историческая встреча 4-го танкового корпуса генерала Кравченко ЮгоЗападного фронта и 4-го механизированного корпуса генерала Вольского Сталинградского фронта. Так замкнулось кольцо оперативного окружения немецких войск под Сталинградом.

Дальше действия нашего корпуса были направлены на расширение внешнего кольца окружения. В оперативной глубине противника корпус действовал смело и решительно, освобождая многочисленные населенные пункты занятые румынскими войсками. Всюду на дорогах валялись разбитые и перевернутые конные повозки и орудия. Навстречу нашим частям шли длинные колонны пленных румынских солдат в больших овчинных папахах. Когда проезжали наши машины, они поднимали руки и кричали: «Антонеско предал. Гитлер капут». (Антонеско был премьер-министром Румынского Королевства). Для них война была окончена.

Вспоминается такой случай. Находясь в боевом охранении бригады, мы увидели, как из хутора выехала конная повозка. Повозка оказалась румынской полевой кухней. Когда повозка подъехала к нам, наши автоматчики ее остановили и стали осматривать, что везет румынский солдат. Видимо ему это не понравилось. Он слез с повозки и попытался вытащить из-под сиденья карабин. Наши ребята быстро его разоружили и разбили карабин об колесо повозки. Так закончилась война еще для одного румынского солдата, а мы познакомились с румынским национальным блюдом «мамалыгой» - жидкой кашей из кукурузных зерен.

Еще раз мы познакомились с разнообразием европейской кухни, когда захватили тыловые склады 6-й немецкой армии на станции Авганерово. Заботливые тыловики прислали, в преддверии победы немецких войск в Сталинграде, французские коньяки, итальянские сардины, голландские сыры и многое другое, а сердобольные фрау подготовили новогодние подарки: письма, домашние соленья и варенья для своих солдат. Но этому празднику не суждено было состояться. Наши части разрушили эти планы, а европейские деликатесы пришлись по вкусу нашим солдатам. Эта еда была намного вкуснее, чем суп-пюре гороховый и пшеничная каша с американской тушенкой.

Запомнились и армады транспортных немецких самолетов «Ю-52», которые днем и ночью доставляли окруженной армии Паулюса продукты, палатки, одеяла и многое другое. Этот воздушный мост, созданный по приказу Гитлера, вскоре развалился. Благодаря нашей зенитной артиллерии и авиации сотни транспортных самолетов были уничтожены, не долетев до Сталинграда.

Но особой строкой в моей памяти и памяти моих боевых друзей остались тяжелые бои под хутором Верхне-Кумским по отражению контрнаступления немецких войск под командованием Манштейна.

В ночь на 15 декабря части корпуса были сосредоточены в районе хутора Верхне-Кумский с целью нанесения контрудара по наступающим немецким частям. Силы были неравные. Немцы превосходили нас в танках и авиации. Имели на вооружении новые образцы техники, в том числе тяжелые танки «Тигр». Но мужество и стойкость солдат и офицеров проявлялись в каждом боевом эпизоде. Все стояли плечом к плечу на своих позициях, отражая бесчисленные атаки немецких танков и автоматчиков, и с честью выполнили поставленные задачи, остановив немецкие войска до подхода наших основных сил. Здесь родилась наша гвардейская слава и стойкость. Эти бои в какой-то мере были воспроизведены в кинокартине «Горячий снег». Многие наши боевые товарищи за эти бои были представлены к правительственным наградам, а командиру 55-го отдельного танкового полка А.А. Асланову было присвоено звание Героя Советского Союза и установлена памятная плита на Мамаевом кургане.

За участие в боях под Сталинградом приказом Верховного Главнокомандующего корпус был преобразован в «Гвардейский» и ему было присвоено почетное наименование «Сталинградский». Он стал именоваться 3-й гвардейский Сталинградский механизированный корпус (3-й ГСМК). А 36-я механизированная бригада была преобразована в 7-ю гвардейскую механизированную бригаду.

В составе этой бригады я прошел боевой путь от Сталинграда до Прибалтики и закончил войну на Дальнем Востоке.

Всему личному составу корпуса было присвоено высокое звание гвардейцев, а участники боев были награждены медалью «За оборону Сталинграда». Это была моя первая боевая награда, которой я очень горжусь.

В память о погибших, с участием ветеранов корпуса, в хуторе Верхне-Кумский сооружен мемориальный комплекс «Стальное пламя», а нескольким ветеранам, участникам боев, было присвоено звание Почетных граждан Октябрьского района Волгоградской области. Этого почетного звания был удостоен и я.

В Волгограде находится средняя школа №16 имени 3-го гвардейского Сталинградского механизированного корпуса, которая одной из первых была восстановлена в городе на средства, собранные личным составом корпуса.

В настоящее время эта школа включена в состав мемориального комплекса на Мамаевом кургане.

В составе 3-го гвардейского механизированного Сталинградского корпуса мне довелось участвовать в боях под Прохоровкой по отражению контрнаступления Ахтырской группировки немцев, а также в действиях корпуса в составе 47-й армии по освобождению Левобережной Украины.

Тяжелые бои продолжались, начиная с Прохоровского сражения до ввода корпуса в прорыв в районе станции Боромля, а также в боевых действиях по освобождению городов Сумской и Черкасской областей Украины.

Отступая, немцы жгли и уничтожали все на своем пути, минировали здания и взрывали мосты, железнодорожные станции, уничтожали подвижной состав, минировали дороги, с целью задержать продвижение наших войск к реке Днепр, чтобы использовать его для остановки нашего наступления. В этих условиях очень страдало местное население. На нашем пути встречались полностью сожженные села. Немцы поджигали соломенные крыши и бросали в хаты пачки патрон, чтобы селяне не могли спасти что-либо из домашних вещей.

На станции Пальмира под городом Золотоноша мы обнаружили закрытые товарные вагоны с местными жителями, которых готовили к отправке в Германию. Мы успели их освободить.

Немцы угоняли скот, жгли скирды с зерном. Двоих таких поджигателей на мотоцикле нам удалось ликвидировать, а вот гурт скота и свиней под городом Ираклиев не успели отбить, отступая, немцы их уничтожили. За время оккупации в Золотоношском районе Черкасской области было замучено и расстреляно более 20 тысяч мирных жителей.

Жители района свято чтят своих освободителей. В центре города Золотоноша на «Площади памяти» установлен памятник воинам гвардейцам 3-го ГМСК, погибшим в этом районе. В память командира корпуса генерала Обухова В.С.

названа улица, установлен памятник - танк Т-34 в честь воинов освободителей. Многим нашим ветеранам корпуса присвоено звание «Почетный гражданин города Золотоноша». Этого почетного звания был удостоен и я.

Итогом боев на Курской Дуге явилось освобождение левобережья Украины и выход наших войск на широком фронте к берегам Днепра. Днепр являлся крупной водной преградой, на рубеже которого немцы рассчитывали задержать наше наступление. «Голубая линия» - линия обороны, на правом берегу Днепра, созданная по приказу Гитлера.

В конце сентября месяца части 47-й армии и нашего корпуса вышли к берегам реки Днепра в районе города Канев и начали подготовку к переправе частей на правый берег на участке деревни Селище, где была дача Тальберга. Ширина реки в этом районе вместе со «стариком» составляла от 250 до 400 метров. Правый берег был на много выше левого, а фарватер реки хорошо просматривался со стороны господствующей высоты у памятника Тарасу Шевченко (Тарасова гора). Переправлять пришлось на подручных средствах: на плотах, составленных из досок и четырех пустых бочек из-под горючего, или на плащ-палатках набитых соломой. Плоты привязывали к рыбацким лодкам и на веслах переправлялись на правый берег. Понтонных мостов у нас не было, поэтому в первые дни переправляли десантников с легким стрелковым оружием. Позже на плотах переправляли зенитные пулеметы ДШК и 57-мм противотанковые пушки, а также 82-мм минометы. Мы закрепились на плацдарме шириной 5-6 км и глубиной 1,5-2 км.

Наш плацдарм и фарватер реки простреливался прицельным артиллерийским огнем, так как немецкие корректировщики находились на наблюдательных пунктах на Тарасовой Горе. Они появлялись там не маскируясь, подъезжали на автомашинах, как бы вызывая ответный огонь на себя. Вскоре мы узнали причину такого наглого поведения немецких солдат от бойцов партизанского отряда имени писателя Аркадия Гайдара, которые воевали в этом районе.

Они сообщали, что немцы готовят провокацию. В случае обстрела нашей артиллерией и бомбового удара нашей авиации, они объявят, что русские варвары разрушают украинские святыни (памятники). Но ни один наш снаряд не упал на святую Тарасову Гору. Провокация не удалась.

Неоднократные попытки немцев сбросить нас с плацдарма в Днепр не удались. Мы держали крепкую оборону, но и мы не смогли развить успех на правом берегу. Однако, находясь здесь, мы заставляли немцев держать свои войска на нашем направлении. В боях на правом берегу погиб командир мотострелковой роты 8-й гвардейской механизированной бригады старший лейтенант Александр Степанов, которому посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

Он был младшим сыном семьи Степановой Е.П., матери схоронившей 9 сыновей, которых она потеряла в Гражданскую и Великую Отечественную войну. В 1973 году в станице Тимашевской Краснодарского края был открыт музей одной семьи - семьи Степановых, который мне довелось посетить вместе с ветеранами корпуса.

Но тяжелой болью остается в моей памяти гибель на правом берегу Днепра моего боевого друга и товарища командира взвода младшего лейтенанта Миши Шувалова и комсорга роты сержанта Смолякова. Они погибли в последний день нашего нахождения на плацдарме. Уже прибыли бойцы стрелковой роты, которой мы сдавали свои позиции. Когда мы покидали свои огневые точки и тащили пулеметы ДШК к берегу. Немцы открыли по нам минометный огонь. Одна из мин разорвалась прямо под ногами у Миши. Его разорвало на части. Мы нашли только его очки и полевую сумку. Даже хоронить было нечего. Мы собрали его останки в воронку от взрыва и насыпали холмик, а на картонке от боеприпасов написали его имя и фамилию. Воткнули палочку с надписью в холмик. Я попросил остающихся солдат: «Ребята, если будете живы, поправьте холмик». Тело сержанта Смолякова мы забрали с собой на левый берег. Это были наши последние потери на берегах Днепра. Корпус уходил на формирование в Тульские танковые лагеря. Смерть выбивает из жизни лучших людей, а на фронте их гибло во много раз больше.

Вечная слава и память нашим погибшим товарищам на украинской земле.

После боев на Днепре, корпус отвели на отдых и формировку. Часть транспортных машин и исправной техники мы передали в другие части для подготовки наступления на Киев с Богучанского плацдарма.

По железной дороге мы прибыли в Курск и разместились по ближайшим населенным пунктам. Тишина и беззаботная обстановка немного расхолаживала личный состав. Жили по домам. Ребята, соскучившись по домашней работе, помогали по хозяйству. Хозяйки были довольны и приветливы. В хуторе Голубицкий, где стояли подразделения нашей 7-й гвардейской механизированной бригады, наши механики починили трофейный трактор, наладили дизель-генератор, установили столбы и восстановили электросеть. В домах стало светлее и приветливее. По вечерам молодежь собиралась потанцевать под патефон, конечно только до вечерней проверки, но это была забота старшин подразделений, чтобы не было «самоволок».

С пребывающим пополнением проводили занятия по изучению материальной части. Занимались строевой подготовкой, но по снегу и на виду у хуторян, это не очень хорошо получалось.

Из этой почти мирной жизни вспоминается один эпизод.

В хозяйственном взводе у нас служили два «старичка», как мы их звали, которым было лет под 40. Основной же личный состав составляли ребята в возрасте 19-23 лет, а мне в эту пору был 21 год. И вот старшина обратился ко мне и доложил, что «старички» просят их отпустить в Курск, в церковь. Я доложил об этом замполиту бригады и спросил: «Что, мол, делать?» Он философски ответил: «Ты понимаешь, что у нас вероисповедание не запрещено. Можешь отпустить, но сам посмотри, куда они поедут». Старшина оформил им увольнительные, так как в городе были патрули. Сам я надел телогрейку без знаков различия и тоже поехал в город, и зашел в церковь. Среди прихожан в основном были женщины, мои солдаты были там же. Батюшка читал проповедь. Надо было видеть одухотворенные лица прихожан, когда он сказал: «Да поможет Господь нашему воинству победить супостата Гитлера. Поможем и мы нашей армии, чем можем».

Прихожане сдавали вязаные носки, варежки и другие вещи. Кто мог, сдавал деньги, а кто-то давал облигации госзайма. Люди выходили из церкви с чувством исполненного долга. Скоро глоток этой мирной жизни кончился. Наш корпус направляли в Тульские танковые лагеря для дальнейшего формирования.

Тульские танковые лагеря были центром по формированию и подготовке танковых и механизированных соединений.

В лагере все подразделения жили по строгому распорядку дня. Проводилась плановая боевая подготовка, учебные стрельбы, изучение новой материальной части.

В торжественной обстановке нам вручали боевые гвардейские знамена. Наши танкисты получили новые американские танки «Шерман». Мнения по их боевым качествам расходились. Танки «Т-34» имели более мощное вооружение и большую проходимость по бездорожью.

«Американцы», как их прозвали, уступали по некоторым показателям, но оправдали себя в Прибалтике при движении по дорогам с твердым покрытием, так как имели резинометаллические гусеницы.

Пополнилась новым вооружением и наша зенитнопулеметная рота (ЗПР). Мы получили 6 новых американских полугусеничных бронетранспортеров «М-17» с турельными установками, состоящими из четырех крупнокалиберных пулеметов «Кольт-Браунинг». Достоинством их было применение трассирующих патронов. Это позволяло контролировать точность стрельбы, а трассирующие пули производили не только поражающее, но и моральное воздействие на противника.

артиллерийскими установками. Значительным количеством автотранспорта. Все подразделения были «на колесах».

Корпус готовился для самостоятельных и маневренных действий во фронтовой операции.

Близость родного дома, побуждало желание побывать в Москве, повидаться с родными. Многие наши офицеры уже побывали в Москве и по моей просьбе заезжали к моей матери и рассказали, где я нахожусь.

И вдруг случилось неожиданное. По телефону из штаба бригады сообщили, что на КПП (контрольно пропускном пункте) ждет меня моя мать и жена. Относительно мамы было понятно и радостно (она собиралась приехать), а вот «жена».

Мои друзья тоже удивились, а говорил, не женат. Надо было развязывать этот узел.

А случилось следующее. Мама собиралась ехать ко мне.

Её провожала на вокзале моя школьная знакомая Лида Гукова, от которой я получал письма. В вагоне с мамой ехали ребятакурсанты. Они заинтересовались, куда едет мама и кого провожает девушка. Мама рассказала, что едет к сыну в Тулу, а вот провожает ее школьная знакомая сына. Ребята быстро оценили обстановку, и Лидочка с их помощью очутилась в том же вагоне на багажной полке, прикрытая курсантской шинелью без билета и документов. Мама потом часто вспоминала, как беспокоилась в пути и каждый раз вздрагивала, когда ходили контролеры и патрули. А теща, с улыбкой упрекала, что любовь такая была, что без документов и билета уехала без спроса, еще голодать нас заставила, так как с собой увезла хлебные карточки.

Так раскрылась тайна появления моей будущей жены, а день 25 мая 1944 года навсегда остался знаменательной датой в нашей совместной жизни, о которой знают наши дети и друзья. В этот день я всегда старался ей подарить букетик ландышей, как память о нашей первой весне.

Настало время расставаться. Три дня пролетели как один. Что мог сказать я этим дорогим для меня женщинам, стоя на перроне вокзала. Маме обещал, что буду себя беречь и обязательно вернусь живым, а Лидочке, что не забуду, буду писать.

Я понимал, как призрачны эти обещания и как непредсказуема судьба каждого человека на фронте. За спиной у меня был Сталинград, где чудом остался жив, гибель товарищей на Днепре. Но я обязательно должен был утешить этих близких мне людей, вселить в их души надежду на будущее.

Простившись с ними на вокзале и пожелав счастливого пути, я поспешил на товарную станцию, где стояли наши воинские эшелоны для отправки на фронт. Куда едем догадаемся в пути, а где воевать будем - узнаем при разгрузке.

Летняя военная компания 1944 года определялась активными действиями наших войск на всем протяжении нашего фронта с фашистской Германией от Заполярья до Черного моря.

Одной такой операцией по освобождению Белоруссии и Прибалтики явилась операция «Багратион», в которой участвовал наш корпус. Операция готовилась в строжайшей тайне, что характеризовалось решающим фактором внезапности действий.

Наши воинские эшелоны прибывали и разгружались в ночное время и укрывались в лесных массивах. Для дезориентации противника проводились отвлекающие «операции». Для этих целей даже был создан, так называемый, демаскировочный батальон. В задачу этого батальона входило скрыть свежие следы от гусеничных машин, которые заметались с помощью спиленного дерева привязанного к автомашине, а также демонстрации погрузки техники в дневное время на железнодорожные платформы. Потом этот эшелон отправлялся в тыл до соседней станции и там разгружался, а днем эта операция повторялась снова.

Эти действия привлекли внимание немецкой авиации, которая совершала бомбовый налет по месту «ложной»

отправки войск. Цель была достигнута, немцы поверили, что наши войска выводятся на другой участок фронта.

Соблюдалась маскировка и при выездах на передний край обороны наших войск при проведении рекогносцировки участков ввода наших частей перед наступлением. На рекогносцировку все офицеры выезжали в солдатской форме, небольшими группами. Наши офицеры видели на переднем крае обороны в «маскировочном» виде и самого командующего фронтом генерала Черняховского, который часто появлялся в передовых частях.

Корпус, перед началом операции, был включен в конномеханизированную группу под руководством генерала Осляковского, который командовал кавалерийским корпусом.

На первых порах было логично: одни на конях, другие на танках автомашинах. Все были «верхом» и ни кого пешком.

Но в ходе операции выяснилось, что «кони» оказались разными. Одним нужно овес да сено, а другим горючее и дороги им нужны разные. Поэтому в ходе операции наш корпус переподчинили непосредственно фронтовому командованию.

В наступлении корпус действовал решительно. После форсирования реки Березина, которая являлась основным рубежом обороны немцев, корпус быстро вышел на оперативный простор и, обходя оборонительные рубежи противника, глубоко вклинился на территорию, занятую противником, угрожая окружением большой группировки немцев в районе Минска.

За эти действия, в ходе боев командиру корпуса генералу Обухову В.Т. было присвоено звание Героя Советского Союза, а всему личному составу была объявлена благодарность Верховного Главнокомандующего товарища Сталина И.В.

Вот только некоторые даты действия корпуса указанные в грамотах, выданных мне от имени Верховного Главнокомандующего:

- за форсирование реки Березина и освобождение города Борисова 1 июля 1944 года;

- за освобождение городов Вилейка и Красное - 2 июля года;

- за освобождение столицы Советской Белоруссии города Минска 3 июля 1944 года;

- за освобождение города и крупного железнодорожного узла Молодечно 5 июля 1944 года;

- за освобождение столицы Советской Литвы города Вильнюса 13 июля 1944 года;

- за освобождение города Шауляй (Шавли) 27 июля 1944 года;

- за освобождение города Иелгава (Митава) 31 июля 1944 года;

- за прорыв обороны противника Юго-Восточнее города Риги сентября 1944 года.

Многие эпизоды боевых действий остались в моей памяти. Вот некоторые из них.

Наши передовые части вышли к городу Вильнюс.

Вечерело. Над городом зарево, горели многие здания.

Танкисты генерала Асланова сходу прорвались к вокзалу.

Немцы пытались организовать оборону города. Но мы пресекли эти попытки артиллерией и пулеметным огнем.

Действия наших танкистов затруднены. Узкие улицы: танком не развернешься, несли большие потери, нужна для прикрытия «матушка» пехота, а она все время отставала. К исходу следующего дня столица Литовской республики была освобождена.

И снова марш-бросок на город Шауляй (Шавли). Здесь отличилась наша 7-я гвардейская механизированная бригада.

С ходу разгромили находящийся там гарнизон. Захватили железнодорожную станцию и стоявший там готовый к отправке эшелон с танками и военной техникой. Появление наших войск было столь неожиданным для немцев, что они выбегали из казарм без оружия и обмундирования, а на станцию подошел новый эшелон. За эти успешные действия бригаде приказом Верховного Главнокомандующего было присвоено наименование: 7-я гвардейская механизированная Шауляйская (Шавлинская) механизированная бригада.

Стремительные действия наших войск немцы пытались сдерживать попытками нанесения встречных контрударов и активными действиями бомбардировочной авиации. Здесь оправдали себя «американцы». Танки «Шерман» хорошо показали себя на дорогах с твердым покрытием, развивали высокие скорости движения и управляемость, а зенитные установки «М-17» не раз срывали попытки немецких бомбардировщиков «Ю-87», которых за их конфигурацию крыла звали «горбылями», задержать наше продвижение.

Стремительные и успешные действия наших танковых и механизированных войск во многом снижались из-за несвоевременного подхода и закрепления освобожденной территории общевойсковыми частями. Например, частями нашего корпуса, были освобождены города Елгава и Тукумс, а 8-я механизированная бригада вышла на берег Балтийского моря и отрезала Рижскую группировку немцев. Но из-за недостатка сил и не своевременного подхода пехотных частей, мы оставили этот участок.

Досадный эпизод, который упоминается в истории действий Прибалтийского фронта, это когда Маршал Баграмян приказал командиру 8-й бригады генералу Кремеру набрать три бутылки балтийской воды на берегу, куда вышла бригада, и отослать в штаб фронта для отправки Верховному Главнокомандующему, как доказательство успеха наших действий в Прибалтике.

И.В. Сталин, получив бутылки с балтийской водой и узнав, что немцы ликвидировали наш прорыв и восстановили свои позиции на фронте, сказал: «Пусть Баграмян теперь выльет эту воду, где наливал». Но он не обидел командира бригады и присвоил ему звание генерал-майора. Грустный урок, но факт. Стремительные действия механизированных частей не всегда подкреплялись достаточным количеством сил и средств для закрепления достигнутых результатов.

Действия корпуса по окружению города Риги и форсирование реки Огре, тоже не дали желательных результатов, т.к. на ограниченном плацдарме, особенно в лесистой местности, снижалась маневренность и ударная сила танковых подразделений корпуса. Мы понесли значительные потери в технике и личном составе, был ранен и я. И сейчас еще торчит осколок в ноге – «сувенир» из Прибалтики.

Особо следует отметить действие в операции «Багратион» белорусских партизан. Эти безвестные патриоты своей Родины, пережившие труднейшие испытания, по первой просьбе, а то и добровольно сопровождали наши колонны танков и машин, показывая переправы и обходные дороги.

Без содрогания нельзя было видеть дотла сожженные деревни, от которых остались одни кирпичные трубы от печей, да заросшие бурьяном огороды, где остались одни кошки, которые в отличие от собак жили у сожженных домов.

Не забыть бледные лица женщин и детей с благодарностью встречавших нас на обочинах дорог.

Вспоминается такой эпизод: к нашей кухне подошли женщины, принесли картошку и попросили у повара щепотку соли, а то мы уже долго живем без соли. Как есть картошку без соли? Когда я узнал об этом, приказал, чтобы старшина раздал всем, кто жил рядом в землянках по кружке соли. Эту соль женщины завязывали в платочки, как какую-то драгоценность.

Вот как жил многострадальный народ Белоруссии в оккупации.

Вспоминается такой курьезный случай. В одном из лесов мы остановились для заправки, ждали подвоза горючего. И вот видим на дороге колонну из трех бензовозов. На подножке одного из них увидели нашего офицера, который стрелял вверх из пистолета, а сзади группу немецких солдат еле поспевающих за машинами.

В этом районе было много разгромленных немецких частей, солдаты которых маленькими группами прорывались на запад или сдавались в плен. Картина всего происшедшего скоро прояснилась. Об этом рассказал сам командир взвода снабжения ГСМ (горюче-смазочных материалов). «Еду, ищу вас, а из леса выходят на дорогу немцы. Думаю, подожгут цистерны, останется бригада без горючего. Остановил машины. Пистолет из кобуры и к ним. Кричу: «Хенде хох!»

Они руки подняли. Собрал у них автоматы, гранаты, приказал побросать в кювет у дороги, а то думаю, еще подорвут бензовозы. Потом подумал, что их оставлять в лесу, могут других задержать и приказал им идти за машинами. По карте посмотрел, что недалеко до бригады, а там с ними разберутся».

Об этом его поступке доложили командиру бригады. Позже за это его наградили орденом Красной Звезды. Он очень гордился и говорил, что за немцев получил. Но пристало к нему доброе прозвище «Саша хенде хох».

Как, много иногда зависели наши боевые действия от самоотверженности этих рядовых тружеников тыла. Не подвези Саша вовремя горючее - вся бригада превратилась бы в неподвижную машину не способную выполнить боевую задачу в срок. Такую же благородную службу выполняли наши медики, которые нас не только спасали, но и возвращали в строй. Доброе слово хочется сказать нашим ветеранам женщинам-врачам, которые и сейчас поддерживают нас ветеранов добрым словом и советом.

Среди них ветеран нашего корпуса, наш доктор Ольга Емельяновна Михеева, прошедшая боевой путь в составе 9-й гвардейской Молодеченской механизированной бригады от Сталинграда до Прибалтики. Жаль, что не помню фамилию Александра, командира взвода подвоза ГСМ.

Действия корпуса зимой и весной 1945 года не отличались былой активностью. Попытки ликвидировать Курляндскую группировку немцев не увенчались успехом.

Немцы имели здесь долговременную и подготовленную оборону, состоящую из долговременных огневых точек (ДОТ) и окопы в полный профиль. В условиях лесисто-болотистой местности эта оборона представляла большие трудности.

Неоднократные попытки ликвидировать группировку не давали результата.

Война ушла далеко на Запад. Основные боевые действия в Польше и на территории Германии. На повестке дня стоял Берлин. Про наши действия в Прибалтике ходила такая байка:

«Едут из Берлина в Москву на парад Победы Жуков и Рокоссовский. Подъезжают к нашей границе и слышат стрельбу. Жуков спрашивает, кто стрелял, а ему отвечают: это Баграмян добивает Курляндскую группировку». Это послевоенная байка была похожа на правду.

8 мая мы поймали по рации на английском языке сообщение, что подписана капитуляция. 9 мая мы узнали о нашей Победе. Только во второй половине на нашем участке появились несколько немецких машин с офицерами парламентерами с белыми флагами, которые должны были согласовать порядок сдачи окруженных немецких войск. Но праздник уже шел по всему фронту. Все, что можно было пить – пилось, стреляли по поводу и без повода.

11 мая поступил приказ выделить несколько бронетранспортеров для охраны сборных пунктов для приема капитуляции немецких частей. На одном из сборных пунктов пришлось быть и мне. Приходилось испытывать смешенные чувства, стоя в кабине бронетранспортера и быть готовым к любым действиям, когда в 20 метрах проходят немецкие подразделения. Впереди колонны в пешем строю проходят офицеры, потом идут солдаты по четыре человека в ряду. Все без оружия. Потом двигаются автомашины с белыми полосами на бортах, где сложено личное оружие. Потом машины с прицепленными орудиями и минометами, штабные машины, машины с боеприпасами и продовольствием.

Перед тобой твои враги, готовые недавно в тебя стрелять и убить, а теперь, шагающие в строю без оружия. Все ли смирились со своей участью. Что они думают? А думали все по-разному. Одни с позором прошли по столице нашей родины Москве, а другие и после капитуляции, смешавшись с «лесными братьями» (местными бандитами), и после войны творили свое черное дело. Поджигали лесопилки, взрывали мосты, нападали на отдельные машины, грабили местное население. Но мирная жизнь входила в свои права. Части находились в летних лагерях.

Поступил приказ: подготовить наградные материалы на весь личный состав, принимавший участие в боевых действиях. Дело благородное, но хлопотное. Надо было вспомнить о каждом боевом подвиге, а главное об этом умело написать. С благодарностью мы все вспоминали о нашем замполите, который занимался этой работой. Он был до войны учителем, был постарше нас и умел грамотно все изложить.

Подлежали демобилизации старшие возраста рядового и сержантского состава и женщины на должностях младшего медицинского персонала. Мы провожали нашего санинструктора Тоню Осипенко. Несмотря на свою молодость, ее уважали за самостоятельность и строгое поведение. Она была знакома с одним из офицеров нашей бригады, и все уважали их дружбу. Когда Тоню отправляли, все старались что-то подарить ей из трофейных вещей, кто чемодан, кто машинку, кто мясорубку, разное белье, одеяла. Она отнекивалась: «Ребята, все не довезу, мне далеко ехать до Ташкента». Отвечали: «Бери, бери. Будешь жить самостоятельно и нас вспоминать в Ташкенте».

Провожали мы и нашего наводчика зенитного пулемета Ивана Ивановича Шавинкова. Он был старше всех, отличался какой-то самостоятельностью, судил обо всем своим крестьянским и хозяйственным взглядом. На прощание он подарил мне немецкую бритву для бритья «Золинген» и коробку швейных игл. Бритву я думал подарить своему отцу, а вот насчет игл, засомневался. Когда я спросил об этом Ивана Ивановича, он ответил: «Бери командир, иглы в хозяйстве дело нужное, теперь вся Россия разорена». Иглы я отдал маме, она была благодарна. Помнится, еще раньше, еще до начала операции, мы беспокоились о судьбе семьи Ивана Ивановича.

Она пропала где-то в Смоленской области. Письма возвращались обратно. Жена ему не писала. Спасибо замполиту, разыскал его семью: он получил письмо от жены.

Мы его стали расспрашивать, как жена, дети. Он ответил с крестьянской откровенностью: «Что жена, она баба, но молодец, главное корову сохранила». Мы были рады за него.

Есть куда ехать солдату.

Но для остальных наших ребят война еще не кончилась.

Наш корпус перебрасывался на Дальний Восток для выполнения союзнических обязательств по разгрому Японии.

Жаль, что не удалось узнать судьбы многих своих сослуживцев, с кем пришлось воевать и знать, как сложились их судьбы в мирных условиях. А нужно бы помнить обо всех, они достойны этого.

В июне 1945 года части корпуса начали отправляться на Дальний Восток. Предстоял дальний путь, почти в 10 тысяч километров. Опыта по переброске такого количества войск мы не имели, особенно по перевозке тяжелой техники.

Подвижной состав был изношен, на некоторых участках к эшелонам прицепляли по два паровоза. Но это все еще было впереди. А сейчас была только одна мысль: хоть несколько дней побывать дома в Москве. И мне удалось заехать домой на три дня. Радости не было конца. Но надо было уезжать и догонять свой корпус в пути, а это было не так просто.

Попытка достать билет на пассажирский поезд не увенчалась успехом. Но мне повезло. На Казанском вокзале я встретил командира 8-й бригады генерала Кремера, который тоже был в Москве. Я доложил о своем положении, и он принял командирское решение: «Поедешь со мной в купе без билета. На вокзале заносишь мои вещи и не выходишь из вагона до отправления. Спать будешь на багажной полке».

Выход был найден. Главное он знал номера эшелонов нашего корпуса, и я в Новосибирске догнал свою бригаду.

Эшелоны двигались медленно, но ехали весело, как победители, особенно отличались части, перебрасываемые из Германии. У них было много всяких трофеев, которые они меняли на самогон, который являлся основной обменной валютой. Буйный характер нашего воинства иногда переходил допустимые границы. Один командир эшелона решил погулять. Остановил эшелон, снял легковую машину «Виллис»

и поехал в город. Там его задержала местная комендатура. На выручку своего командира в комендатуру явился целый взвод автоматчиков во главе с его заместителем. И предъявил ультиматум: «Не отпустите командира - буду стрелять». После таких выходок последовали грозные приказы о порядке прохождения воинских эшелонов. Эшелоны старались не останавливать на узловых станциях и вокзалах городов.

Паровозные бригады меняли теперь на промежуточных станциях, чтобы избегать подобных происшествий.

Вспоминается такой случай. Остановились мы на одном полустанке. Я вышел на станционную платформу. Ко мне подходит пожилая женщина и говорит: «Ты сынок командир?»

Я отвечаю, что да, я офицер. Она показывает мне двухсот граммовую толовую шашку и говорит, что вот ваш солдатик, такой молодой и кудрявый дал мне мыло, а оно не мылится.

Что было делать, чтобы загладить неблаговидный поступок неизвестного мне сапера. Я вызвал старшину и сказал ему, чтобы он выдал ей два куска настоящего мыла. Она поблагодарила и сказала: «Хорошие вы ребята, дай бог здоровья... Дала бы вам самогоночки, но еще не нагнала».

Старшина пошутил: «Бабуля не беспокойся, на обратном пути угостишь. А за шалость ребят, извини, ведь с войны на войну едут». А ехали мы действительно далеко. И никто не знал, какая судьба ждет каждого из нас. А кругом были обширные поля и леса. Неразрушенные войной города. Это замечательное озеро Байкал и вся сибирская природа. И только здесь многие из нас начали понимать, как велика и прекрасна наша страна, которую мы защитили. И снова ехали отстаивать интересы нашей страны на Дальнем Востоке.

В составе 1-го Дальневосточного фронта корпус действовал во втором эшелоне. Впереди действовали дальневосточные части, которые стояли на границе всю войну и имели свои счеты с японскими самураями. Бросался в глаза низкий уровень японской военной техники по сравнению с нашей техникой и немецкими образцами вооружения, с которой мы встретились на западном театре военных действий. Здесь успешно действовали наши танки БТ-7, времен начала войны. А танкисты несли потери не от японцев, а от неисправностей и перегрева двигателей (техника была старой). И «самурайский дух», о котором много говорили, мы быстро выбили. Помню, как в одном боевом столкновении мы встретили ожесточенное сопротивление японцев. После залпа наших «Катюш», японцы разбежались во все стороны с обороняемой сопки.

3 сентября 1945 года Япония подписала капитуляцию.

Война была окончена. По случаю Победы над Японией в Ворошилов-Уссурийске был устроен парад. Во главе парадного расчета стояли 16 бронетранспортеров с боевыми знаменами частей, а впереди на коне командир корпуса генерал-лейтенант Виктор Тимофеевич Обухов. Танкисты шутили: «Товарищ генерал, может что подрегулировать». «Не беспокойтесь. - отвечал генерал. - Я на коне полжизни проскакал, не подведет». Это был замечательный командир, настоящий русский патриот из казацкой станицы. Добрый и отзывчивый человек. С Виктором Тимофеевичем мне довелось пройти не только войну, но и неоднократно встречаться после войны, когда он был заместителем начальника Бронетанковых войск.

Парады и празднества кончились. Наступила мирная жизнь. По законам мирного времени, корпус преобразовали в дивизию, а бригады в полки. Наш 7-й гвардейский механизированный полк стоял в городе Хороле, штаб дивизии в городе Ворошилов-Усурийском.

По новым штатам я был назначен командиром Отдельной зенитно-пулеметной роты (ОЗПР). Подлежали демобилизации солдаты и сержанты средних возрастов. Уходили последние ребята, с кем пришлось пройти войну, оставались, как мы их звали «васильки». Это солдаты 1926-27 годов призыва, но уже успевшие немного повоевать. Мы старались наших «стариков»

одеть поприличнее, за счет ребят, которые оставались служить.

Ведь ехали наши победители, прошедшие две войны. А для некоторых солдат военное обмундирование было единственной одеждой и после демобилизации.

Вспоминается, какое-то несуразное распоряжение:

демобилизацию проводить в обмундировании второй категории. Но своих солдат, спасибо моему старшине Трошеву, мы отправили всех ребят в хорошем обмундировании. За что впоследствии я получил взыскание за невыполнение распоряжения вещевой службы. Бюрократов и тогда хватало - проводить экономию за счет других.

Гвардии «пастух» - память о солдате Была в моей фронтовой жизни такая история. Служил я в 3-м гвардейском Сталинградском механизированном корпусе.

В 1943 году, перед началом Курской битвы. Корпус находился в резерве Степного фронта. Со мной в зенитном подразделении служил командиром пулеметного расчета старшина Иван Ильич Овчаров, у которого остались родители в городе Короча, Курской области. Корпус в это время находился недалеко от этого места. Иван Ильич был призван в армию еще до войны и давно не был дома.

Мы с разрешения командования на машине решили заехать к его родителям. Городок Короча был небольшим, весь утопал в зелени цветущих яблонь. Война обошла его, и разрушений было мало. Я познакомился с родителями, которые преподавали в местной школе, и его младшим братом Володей, учившимся в 9-м классе. Все были рады встрече.

Володя быстро познакомился с нашим шофером, который дал ему немного порулить на машине. Потом они стреляли из карабина по банкам в огороде. Мы не сразу поняли его пристрастие к технике, а он, как оказалось после, проверял свою профессиональную пригодность к военному делу.

Вечером, когда все сидели за семейным столом, Володя заявил, что хочет ехать с нами на фронт, а если мы не возьмем его, он убежит сам. Мы стали приводить ему разные доводы:

Иван сказал, что еще молодой и рано ему воевать; папа уговаривал его, что надо доучиться и окончить 10 классов;

мама была в слезах: «За одного переживала, а теперь буду переживать за двоих. Не пущу». Но Володя был непреклонен и стоял на своем. Зная его решительный характер, можно было ожидать, что он поступит так и сбежит сам.

Посоветовавшись с отцом, мы решили взять его с собой.

Володю предупредили, что если командир нашей бригады не разрешит служить - вернется домой. У нас была надежда, что командир бригады полковник Родионов, разрешит взять Володю в наше подразделение, так как сам переживал за своего сына, который сбежал из дома без разрешения, и полтора месяца добирался до места формирования нашей бригады под Саратовом. И отец вынужден был оставить его у себя, в санитарном взводе санитаром.

Утром мы собрались все вместе и поехали обратно в часть. Со слезами на глазах провожала нас мама, крепился отец, а на прощанье сказала: «Вот была радость встречи, а теперь сердце будет болеть за двоих». К счастью, война сохранила сыновей. Ваня после ранения возвратился домой из Прибалтики, а Володя уехал с нами на Дальний Восток и служил там до 1948 года. Был награжден медалями: «За отвагу», «За Победу над Германией» и «За Победу над Японией».

Володю зачислили в нашу зенитно-пулеметную роту.

Понимая его молодость и ответственность за его судьбу, определили его в хозяйственное отделение. Там он помогал старшине получать продукты, повару готовить пищу, получал почту. В общем, старались как-то оберегать его, а он всегда спрашивал, как воюют ребята, и рвался в боевой расчет.

И вот однажды, когда я приехал в хозяйственное отделение и спросил его, как идут дела, он буркнул, что ничего. Потом, перейдя на официальный тон, сказал:

«Товарищ командир разрешите обратиться». Я сказал, что его слушаю, и он с запалом заявил, что просит перевести его в пулеметный расчет и не хочет быть в хозяйственном отделении, потому что хочет служить по-настоящему, а не быть «гвардии пастухом».

Поводом к такому обращению послужил такой случай.

Старшина для продовольственного обеспечения получил вместо мяса, трех овечек. Это часто практиковалось, и части получали местные заготовки в виде гурта скота. Пасти и охранять этих овечек старшина поручил Володе, что вызвало в нем такой протест. Я сказал Володе, что надо же кому-то варить обед, получать продукты, и нечего зазорного в этом нет. Вот наш повар Володя Половченя тоже просится в боевой расчет, но выполняет свои обязанности. Звание гвардейца присвоили ему не за овец, а за то, что он находится в боевой части и каждый должен выполнять порученные обязанности.

Этот юношеский максимализм и неприятие той заботы, которую к нему проявили окружающие, как-то затрагивало его чувства - он хотел быть как все взрослые. Быть настоящим солдатом. А это иногда не всегда получалось. Как-то доложили, что Володя заболел и ему требуется медицинская помощь. Я взял машину, захватил нашего санинструктора Тоню Осипенко, и мы выехали в расположение хозяйственного отделения. Володю увидели лежащим в палатке. Он был бледен и жаловался на боли в животе. На вопрос, что случилось, он тихо сказал, что съел мед. Конечно, от меда плохого ничего не должно быть, но когда Тоня стала осматривать его, то на животе у него выступала какая-то липкая жидкость. Стали спрашивать, как это произошло. Он рассказал, что был в деревне у дедушки-пасечника, которому он помогал переставлять ульи, а тот дал ему полный котелок молодого меда. Дома он съел почти полкотелка и вот заболел.

Хорошо, что вся болезнь закончилась принятием слабительного.

В Прибалтике, в одном из населенных пунктов, где мы должны были располагаться, пошли осматривать дом. С нами был Володя. Дом был большой, двухэтажный. Для входа на второй этаж была большая лестница, над которой висела картина «Три медведя». Мы поднялись наверх, а Володя остался внизу. И вдруг раздался выстрел. Мы сразу вниз и видим, стоит бледный Володька, а у его ног валяется картина.

На вопрос: «Что случилось?» Он ответил: «Это я стрельнул в медведя». Так и прилипло к нему одно прозвище «медовик», а теперь второе - «медвежатник».

Владимир Ильич стал хорошим солдатом и замечательным преданным Родине человеком. Он, после демобилизации из армии, жил в Белгородской области, занимался сельхозтехникой. Приезжал на встречи ветеранов корпуса. Бывал часто у меня. Был знаком с моей женой и сельскохозяйственные дары, в том числе и мед, которым угощал всех, но сам не пробовал его. Смеясь, говорил, что на Курской Дуге наелся.

Я рад был помочь в его обиде, когда ему отказали во вручении нагрудного знака «Участник боевых действий». В местном военкомате он получил отписку, со ссылкой на то, что его участие в боевых действиях не соответствует призывному 18-летнему возрасту, установленному для службы в армии.

Это была очередная глупость наших чиновников. Но, в итоге, правда восторжествовала. Жаль, что, будучи еще молодым человеком, он рано ушел из жизни.

Пусть память о братьях Овчаровых останется в истории войны. Они достойны этого.

Стал задумываться и я о своей будущей судьбе. Конечно, служить в высокой должности командира отдельной части со своей печатью и знаменем престижно. Но что дальше. Иметь общее среднее образование и училище военного времени для дальнейшей службы было мало. Надо было учиться или уходить из армии. И вот приходит письмо из Москвы от мамы.

В нем запрос от предприятия, где я работал по путевке комсомола до ухода в армию. В нем просьба откомандировать меня в Москву, как опытного специалиста. Дорогая материнская душа, и здесь она позаботилась обо мне. Я не знаю, сколько ей стоило нервов, а может быть и унижений, чтобы получить такой документ. Дорогая мама, какой я опытный специалист? Я всего-то полтора месяца проработал на заводе диспетчером цеха. Правду говорят, что пока живы наши родители, мы всегда для них остаемся детьми, о которых надо заботиться.

Я написал рапорт о демобилизации из армии, сославшись на это письмо. Через два месяца меня вызвал командир корпуса. Ответ был один: «Ты молодой, коммунист нужен армии. Будешь служить. При возможности отпущу учиться в Академию».

Я стал ждать эту возможность. Засел за учебники. Сдал экстерном экзамены в средней школе, чтобы не ждать мой московский аттестат. И такая возможность представилась в 1947 году. Сдал предварительные экзамены по математике и русскому языку. Эти экзамены запомнились на всю жизнь.

На экзамен из Хороля, где стоял полк, до ВорошиловУсурийского мы ехали на бензовозе, других машин не было. И вот стоим мы в забрызганном грязью обмундировании - два кандидата на поступление - посередине аудитории Дома офицеров. Ребята пишут диктант - отрывок из рассказа «Челкаш» Максима Горького. Немая сцена - преподаватель не знает, что с нами делать. Потом говорит: «Садитесь, если приехали, и пишите вторую часть, а потом я продиктую Вам начало». И теперь, когда мы встречаемся с моим другом и однополчанином полковником Юрием Ивановичем Рудченко, мы произносим тост «За тот бензовоз, который нас в Академию привез». Даже наши близкие и знакомые, которые знают эту историю, шутливо замечают, когда будет тост за бензовоз.

Я успешно сдал вступительные экзамены на инженерный факультет Академии бронетанковых войск. А вот на вступительной комиссии, председатель комиссии задал мне неожиданный вопрос: «Товарищ Поляков, а почему Вы поступаете на инженерный факультет, если были на командной должности и имеете боевой опыт?» Этот вопрос озадачил меня и в корне менял мои планы. Во-первых, я не был танкистом, а окончил артиллерийское училище, во-вторых, при назначении на командную должность вспомнят об этом. На этот вопрос, с дрожью в голосе, я ответил: «Товарищ генерал, я хочу свой командный опыт пополнить инженерными знаниями».

Повисла тревожная пауза. Когда меня снова пригласили в зал заседания, генерал с сарказмом сказал: «Ну, если не хотите быть командиром, идите в смазчики». Вопреки воле генерала (не хочу вспоминать его фамилию) я не стал «смазчиком», а на отлично защитил дипломный проект по танковому вооружению и был направлен на Научно-исследовательский бронетанковый полигон на должность старшего инженераиспытателя танкового и специального вооружения.

Еще и сейчас на вооружении нашей армии встречаются образцы танковых артиллерийских систем, в испытаниях которых пришлось участвовать. И я горжусь этим. А знания, полученные в Академии бронетанковых войск, пригодились мне и в дальнейшей службе в Ракетных войсках стратегического назначения (РВСН) и в Военно-космических силах.

После окончания Великой Отечественной войны моя жизнь была связана с армией. В составе Вооруженных Сил я прослужил более 36 лет.

После службы на Дальнем востоке, в 1947 году я поступил на инженерный факультет Академии бронетанковых войск, который окончил в 1953 году и получил диплом инженера-механика по танковому вооружению.

По рекомендации научно-технического Комитета ГБТУ был направлен на Научно-исследовательский испытательный полигон (ныне НИИ-70 МО РФ), где занимался разработкой и испытанием новейших образцов танкового оружия, систем стабилизации, танкового огнеметного вооружения и самоходных зенитных установок. Проводил испытания в различных климатических зонах Советского Союза и за рубежом.

Дальнейшую службу проходил в составе Ракетных войск стратегического назначения в Главном ракетном и космическом управлениях, где занимался разработкой и контролем производства стратегических ракет среднего радиуса действия, ракет-носителей и летательных космических аппаратов. Участвовал в подготовке полетов обитаемых космических аппаратов и полетов первой группы космонавтов. Горжусь, что довелось служить под руководством Героя Советского Союза, космонавта Германа Степановича Титова в Главном космическом управлении.

Награжден нагрудными знаками за развитие космонавтики, именной медалью космонавта Юрия Алексеевича Гагарина. Ветеран Вооруженных Сил, Ветеран войск стратегического назначения и Военно-космических Сил.

За боевые действия и прохождение воинской службы награжден орденами Отечественной войны I-й и II-й степени, двумя орденами Красной Звезды и 22 медалями, в том числе «За оборону Сталинграда», «За взятие Кёнигсберга», «За победу в войне над Германией», «За победу в войне над Японией», «60-летия вызволения Украины», «60-летия вызволения Белоруссии».

За участие в боях за освобождение городов и проведение военно-патриотической работы присвоено звание Почетного гражданина Октябрьского района Волгоградской области, Почетного гражданина города Золотоноша (Украина), Почетного гражданина города Сморгонь (Белоруссия).

Я участник парадов на Красной площади в Москве в честь 50 и 55-летия Победы в Великой Отечественной войне. Член Совета ветеранов 3-го ГМСК, секции бронетанковых и механизированных войск Московского комитета ветеранов войны.

В подготовке текста воспоминаний оказали электроэнергетики» Московского авиационного института (государственного Осколок прошел насквозь через грудь Марины Я родилась 13 декабря 1923 года на Северном Кавказе в городе Моздок. Среднею школу окончила в 1941 году. июня прошел выпускной бал, а 22 июня всех молодых людей, способных держать оружие, отправили на фронт.

Город опустел. В городе остались только старики и женщины. В тот момент я не понимала, какая беда к нам пришла. Я мечтала о вузе. Школу я окончила с отличием, и это давало мне право поступать в ВУЗ без вступительных экзаменов. Я хотела быть инженером-авиаконструктором и решила послать документы в авиационный институт. Но в июле мне вернули документы с резолюцией, что будет лучше, если я найду ВУЗ поближе к дому. Я была расстроена. Но мать решила, что будет лучше, если я буду учиться в одном вузе вместе со старшей сестрой. Галя училась на четвертом курсе в Институте железнодорожного транспорта в городе Ростове. Я отправила туда документы и была зачислена на первый курс.

1 сентября я приступила к занятиям. Занятия продолжались три недели, а потом начались налеты фашисткой авиации, и мы большую часть времени проводили в бомбоубежищах, а не на занятиях. В декабре 1941 года институт получил указание к эвакуации. Мы не знали, куда нас эвакуируют. Вскоре выяснилось, что нас эвакуировали в Тбилиси в их институт железнодорожного транспорта.

Студенты этого ВУЗа встретили нас радушно. Нас разместили в общежитии, а так как мест не было, нам приходилось спать на полу на матрасах, набитых соломой. Родители не знали, где мы находимся. У нас кончались деньги. И мы пошли работать.

Днем мы работали, а вечером учились. Я работала на фабрике мотовщицей. Через 1,5 месяца я сильно заболела, и меня положили в больницу. После выписки я вернулась к родителям в Моздок.

В родном городе меня все чаще стали посещать мысли о фронте. И окончательное решение было принято, когда я шла по пустым улицам города и увидела фотографию Зои Космодемьянской. Я собрала девушек-единомышленниц, и мы решили пойти в райком.

В райкоме нас встретили и отправили в военкомат. Там нам сказали, что они не нуждаются в нашей помощи, и если мы понадобимся, то нас вызовут. Но не прошло и двух дней как мы получили повестки, где было сказано взять все необходимое и явиться к военкомату в указный срок.

Родители были против и не хотели отпускать, но я была настроена защищать родину от врага.

В апреле 1942 года нас собрали у военкомата, отвезли на станцию и отправили в Ростов. Там нас в течение месяца по часов в сутки обучали телефонному делу. Ровно через месяц нас обмундировали и отправили на фронт.

Меня определили в 46-й отдельный батальон воздушного наблюдения, оповещения и связи (46 ОБ ВНОС).

Нас разбили на посты, в каждом по пять человек - четыре бойца и пятый начальник поста, я была начальником поста.

Наш пост находился на железнодорожном переезде под Ботайском. Между каждым постом было расстояние 15- километров. Мы дежурили круглосуточно по четыре часа каждая. Наша задача заключалось в том, чтобы отслеживать самолеты фашистов и передавать информацию о направлении, модели и высоте. Мы не должны были пропустить фашистов к мосту, соединявшего Ботайск с Ростовом. В 1943 году как раз велись бои за Ростов, он то и дело переходил из рук в руки.

26 апреля 1943 года на Ростов шла туча немецких самолетов, и мы передавали информацию, как вдруг заметили, что от всех самолетов отделились два самолета модели Dornier Do-12 и направились в нашу сторону. Они открыли огонь по нашему посту и сбросили на нас восемнадцать бомб. И лишь одна бомба упала недалеко от нас и разорвалась. Я стояла между Мариной Кудряшовой и Лизой Никитиной. И видела, как осколок пронзил насквозь грудь Марины, а Лиза была контужена. Меня изрешетило осколками. Я, не чувствуя боли, бросилась к Марине, но она была мертва, я бросилась к Лизе, она была жива. После этого я Лизу больше не видела и не знаю, осталась ли она жива. Марина была похоронена с почестями.

Я, истекая кровью и ничего не понимая, пошла к железной дороге за помощью. Я шла и упала в яму. И увидела, как мне навстречу идут два бойца советской армии. Как я узнала потом, рядом с нами находился склад боеприпасов.

Они отнесли меня к железной дороге, узнали, где находится госпиталь. Смотритель на переезде посмотрел на меня и сказал, что мне не жить. После этого я не помню, как попала в госпиталь. Когда я пришла в себя, в госпиталь приехал командир ВНОС Марченко и вручил мне медаль «За отвагу».

Когда мне стало лучше, то меня стали посещать мысли о том, как же мой пост без меня. Я рвалась на пост, но меня не выписывали. И тогда я решила бежать. Я дошла до переезда, где увидела того самого смотрителя, и спросила как добраться до разъезда. Он сказал, что мне надо сесть на поезд и доехать до него, но поезд там не останавливается, а только замедляет ход, и надо прыгать. Потом он меня спросил, неужели я та самая девушка, которая собиралась умирать. Удивился, узнав, что это я, и сказал, что я родилась в рубашке. Доехав на поезде до разъезда, я спрыгнула, но неудачно, и чудом осталась жива.

Я поранила лицо, руки, живот и ноги. Меня увидели мои девочки с поста и принесли на пост. Ночью у меня начался жар и сильные боли, и я снова попала в тот же самый госпиталь. После выздоровления я возвратилась на пост.

В августе 1943 года к нам на пост прибыл старшина с приказом об эвакуации. Наши войска отступали и направлялись в сторону Северного Кавказа. Лето было жарким, пыль стояла столбом от нашей армии. Солдат мучила жажда. Дойдя до небольшой речки, солдаты бросались в воду.

Это было ужасное зрелище. Потом нас всех построили и нам был зачитан приказ №227 «Ни шагу назад!», а отступавшие без приказа, считались врагами народа и подлежали расстрелу.

Мы дошли до Каспийского моря. Нас переправили через залив и разбили на посты в пустыне. Там мы оставались недолго. Наша армия начала наступать, и мы снова были переброшены назад.

Потом меня перебросили под Харьков, где я была назначена командиром 15-го отдельного батальона воздушного наблюдения оповещения и связи (15 ОБ ВНОС).

Свой боевой путь я закончила под Дрезденом. А день Победы я встречала под Берлином в городе Беутен. В Берлин я прибыла уже после того как над рейхстагом был водружен наш советский флаг. Я ходила по Берлину и любовалась его красотой.

Началась демобилизация. Я ждала этого дня, чтобы вернуться домой и поступить в ВУЗ. Но уже на дворе был август, а меня так и не демобилизовали. Я начала переживать, что не успею подать документы.

И все-таки я дождалась этого дня, в конце августа меня демобилизовали, и я вернулась домой.

1. Орден Отечественной войны I-й степени, №132129.

2. Медаль "За отвагу", №212747,УТ.1943 г.

3. Медаль "За оборону Кавказа", вручена 13 августа года, У.№ 4. Медаль "За победу над Германией в 1941-1945 гг."

5. Медаль Жукова, 71У. 1996 г.

6. Медаль "20 лет победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.", 1965 г.

7. Медаль "30 лет победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.", 25/1У.1975 г.

8. Медаль "40 лет победы Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.", 12/1У. 1985 г.

9. Медаль "50 лет победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.", 22/Ш.1995 г. С.№ 10. Медаль "60 лет вооруженных сил СССР", 10/Х1.

1978г.

11. Медаль"70 лет вооруженных сил CCCP", 28/I. 1988 г.

12. Медаль "850 лет г. Москвы" 1.Медаль "За доблестный труд" в ознаменование 100летия со дня рождения В.И.Ленина, I/X.1970 года.

добросовестный труд, 13/У. 1985 года.

3. Нагрудный знак "За отличные успехи в работе" Высшая школа СССР, XI. 1972 года.

4. Нагрудный знак "Победитель Социалистического Соревнования" 1973 год (10/1. 1974 год).

5. Нагрудный знак "Победитель Социалистического Соревнования" 1978 год (П. 1979 год).

6. Нагрудный знак "Отличник Социалистического Соревнования легкой промышленности". I. 1970 год.

Удостоверение № 9.816.

Вернувшись домой в августе 1945 года, я узнаю, что начало учебного года переносится на 17 сентября 1945 года.

Я отправила документы в Московский государственный текстильный университет. И меня зачислили на первый курс МГТУ на факультет машиностроения и управления качеством.

В 1950 году я заканчиваю ВУЗ по специальности инженер-технолог по прядению шерсти. Успешная учеба в институте послужила мне рекомендацией в аспирантуру. В 1953 году защитила кандидатскую диссертацию, подготовленную под руководством основателя кафедры технологии шерсти профессора Н.Я. Канарского, а в 1973 году защитила докторскую диссертацию. Остаюсь работать в своем вузе.

В 1960 году мне было присвоено звание доцента, а в 1975 году звание профессора. С 1972 года по 1979 год я была деканом факультета машиностроения и управления качеством, а с 1979 года по 1993 год являлась заведующей кафедрой технологии шерсти. С 1981 года по 1988 год была членом экспертного Совета ВАК СССР при Совете Министров СССР.

Также являлась научным руководителем проблемы, выполняемой коллективом кафедры "Разработка новой, высокоэффективной технологии шерстяной пряжи", при разработке которой подготовлено 14 кандидатов технических наук и 2 доктора технических наук. Опубликовано научных труда, в том числе пять учебников для ВУЗов.

Я разработала общую теорию процесса вытягивания для создания оптимального поля сил трения вытяжного прибора и получения продукта с заданными свойствами, на базе которой создан вытяжной прибор серийной прядильной машины. В это же время под моим руководством преподавателями кафедры написаны учебники "Прядение шерсти и химических волокон" (1 часть написана в 1987 году и 2 часть - в 1988 году). Также было написано учебное пособие "Шерстопрядильное оборудование" и монография "Замасливание и увлажнение волокон в шерстопрядении".

Также были созданы: учебно-производственный комплекс с объединением "Мосшерсть", филиалы кафедры на АО "Московское камвольное объединение "Октябрь" и на АО "Тонкосуконная фабрика имени Алексеева", вычислительная специализированных Советов по защите докторских и кандидатских диссертаций, председатель методической комиссии специализации, активный организатор творческих связей с родственными кафедрами и предприятиями отрасли.

Сейчас мне уже за 85, и я уже не так активно занимаюсь наукой. Но по природе я оказалась таким человеком, который не может сидеть без дела. Сейчас я пишу новый учебник для ВУЗа. Также продолжаю подготовку научных деятелей.

Оглядываясь назад, я понимаю, что прожила полноценную жизнь. Конечно, и в моей жизни были ошибки, это свойственно любому человеку. Но мой совет, как бы не было трудно, никогда не надо опускать руки, всегда надо добиваться поставленной цели, а добившись ее, ставить новую цель.

экологии Московского государственного текстильного университета - Слаутинская Нас тогда вернулось трое из тридцати шести Родился я 10 апреля 1918 года, в семье белорусов, в деревне Сухополь Инзерского сельсовета Архангельского района Башкортостана.

Сначала мы переехали в село Подгорское, а в 1928 году перебрались в село Шишканское. Детство мое было нелегким.

Семья большая, восемь детей. Перебивались, что называется с хлеба на квас. Очень дружные были, в основном, в семье время уделяли трудовому воспитанию.

С семи лет я пошел учиться. В школьные годы мы познавали не только грамоту, но и получали уроки нравственности, учились распознавать добро и зло. В году я закончил 7 классов школы и пошел учиться на краткосрочные курсы учителей. Осенью 16-ти летним юношей работал учителем 2-го и 4-го классов в Асакинской начальной школе… Поработав учителем, понял, что со знанием семилетки далеко не уйдешь. Посоветовавшись с отцом, решил: мне надо учиться дальше. Осенью 1934 года я уехал в Уфу, где два года учился в средней школе № 3.

Весной 1936 года горком комсомола стал собирать всех парней, не имеющих физических недостатков. Начался набор молодежи в летные училища. Я прошел обе комиссии и был удивлен. Сдав экзамены, я приехал домой и рассказал родителям. Лишь на третий день отец дал согласие.

Повезли нас в Энгельское военное авиационное училище, что в Саратовской области. А 1 августа 1936 года меня зачислили курсантом.

Много было разных курьезов и событий. Мы делали первые шаги в авиацию. Весь 1939 год мы обучались полетам на самолете Р-5, потом переучивались на Р-6. Учеба в Энгельском училище сдружила меня со многими. С некоторыми и сейчас поддерживаю связь, но большинство друзей погибло за честь нашей Родины.

Окончив в 1940 году Энгельское училище, я получил назначение в 211-й бомбардировочный авиаполк. Когда мы прибыли в полк, все осваивали новый бомбардировщик Су-2.

В апреле 1941 года наш авиаполк вышел на полевой аэродром у реки Днестр. Жили в палатках.

22 июля 1941 года нас подняли по тревоге. Так как к этому мы привыкли, я не стал брать с собой чемодан с нужными вещами. Прогнали самолеты и ждем следующей команды. Через некоторое время приказали замаскировать самолеты. И опять заминка. Стало как-то не по себе. Объявили собрание у оврага, и командир полка как-то тяжело и непривычно сказал:

– Товарищи! Без объявления войны немцы начали боевые действия. Вражеская авиация бомбит Советские города.

Всё перестраивается на боевой лад.

Вскоре дают боевое задание. Успешно накрыв цель бомбами, разворачиваемся, и нас тут же начинают обстреливать зенитки, но зенитные снаряды рвутся довольно далеко.

– Иван, глянь какие фиалки цветут! – кричит Сашка о разрывах. Нашел о чем говорить!

– А ты попроси, может их тебе поближе поднесут! – сержусь я.

Этот первый боевой вылет нам сложностей не представил. Мы ежедневно летали на ту сторону Прута, разрушали переправы, станции, колонны противника.

Утром 21 июля в очередном боевом вылете мы получили приказ: уничтожить переправу. Из того пекла не вернулось шестнадцать самолетов. Мы бомбили переправу в зенитном огне. Все небо было черным от разрывов зенитных снарядов.

После артиллерии появились вражеские истребители.

Началась такая карусель: где свой, где чужой - не разберешь.

Я нырнул в облака, потом выскочил. Смотрю рядом только один самолет. Неужели всех? И этот ведет себя неуверенно.

По номеру это был самолет Алексея Мальцева. Прилетели домой, я его пропустил на посадку первым, а сам сел следом за ним. Когда я подбежал, Алексей уже умер, в родном ему самолете. Нас тогда вернулось трое из тридцати шести ребят.

Только пообедали, снова вылет. Первое звено веду я, а второе звено - Широков. Вышли на цель, бомбим переправу, а на выходе нас встречают немецкие истребители. Вдруг жарко стало, смотрю, а правая консоль горит, но Сашка еще пожара не заметил. Деремся, дальше слышу радостный вопль Сашки, он сбил самолет, но и сам потом почувствовал удар. Как же Сашка? Ответа нет, а тут «мессеры» совсем заклевали. Сажусь на поле, пыль поднялась огромная. Сашку вытаскиваю из самолета и кладу поодаль. Помню, что при посадке видел деревню, я туда побежал. Хозяева дали хлеба и молока. Как я радовался, когда нес Сашке молоко и хлеб, а Сашка умер.

Похоронил я его на рассвете… Прощай, друг, мало мы с тобой повоевали. Все, ухожу!

Пробиваюсь к своим.

В части меня похоронили. Ребята сказали, что самолет упал, и вряд ли кто-нибудь мог остаться в живых. Но я потребовал воскрешения! И вот я снова в строю!

После сдачи Киева и Харькова нас в Балашове переформировали и посадили на новый штурмовик Ил-2. Наш полк включили в ВВС Брянского фронта. К концу апреля года начались боевые действия. После июня мы понесли огромные потери. Мне приказали принимать эскадрилью.

Юго-Западный фронт начал отступать.

Веру в свои силы вернула Сталинградская битва. В нашем 504-м ШАП происходили постоянные боевые вылеты, после Сталинградской битвы нас стали называть 1-й гвардейской штурмовой авиадивизией. В очередном боевом вылете, 4 августа, меня сбили.

Мы шли четверкой на разведку. Вдруг появились «мессеры». Мы встали в круг и стали отходить на свою территорию. Кого-то сбили, мы остались трое. Не успели сменить тактику, как остались вдвоем, а потом я оказался один. Как не маневрировал, как не хитрил, а подбили и мой самолёт. «Ил» шел вниз с неудержимой быстротой. Удар о землю. Очнулся в машине – меня везли в санчасть.

23 ноября войска Сталинградского и Юго-Западного фронтов замкнули кольцо окружения и сошлись у города Калач-на-Дону. Мы очень радовались, что усилия наших войск не пропали даром. В 1943 год мы вступили с твердой верой в неминуемую нашу Победу. В феврале мне было присвоено звание майора.

Однажды, весной 1943 года приехал маршал авиации А.А. Новиков. После долгих с ним разговоров, он решил улучшить структуру тыла, а также подготовку кадров авиации.

От Орла войска Брянского фронта продвигались на город Карачев. 5 августа Орел и Белгород были очищены от оккупантов. Истребители противника были уже не те асы, что в 1941-м и 1942-м годах, но они огрызались, особенно активно действовали с аэродрома Карачев. Требовалось нанести мощный удар по этому аэродрому. Меня назначили тогда ведущим большой группы самолетов, около 40.

Мы построились в боевой порядок, так что следующая группа была несколько ниже. Получилась некая лесенка, и мы атаковали аэродром. Бомбили самолеты и склады. Противник, подлатав аэродром, с остатками ушел на Брянск. 15 августа фашисты оставили Карачев.

Действие авиации в этих боях получили высокую оценку, в нас вселилась уверенность, летать на задания стало веселее, особенно после боев за Орел. Германские войска отступали, потерпев крупнейшее поражение под Курском и Орлом.

Летая на боевые задания, посещая полки, я приобрел немалый опыт боевых действий и, посоветовавшись со своим штурманом А.В.Осиповым, мы решили приступить к написанию труда. Осипов сделал штурманские расчеты, порядок подхода на цель, поиска и т.д. И получился труд на 55-60 страниц. Показали его начальнику корпуса Горлаченко.

Изучив рукопись, он поблагодарил нас, и утвердил работу в качестве учебного пособия.

Большое значение имело воздушное сражение в небе Кубани. Страна услышала многие имена героев. Прославились подвигами: Покрышкин, Труд, Речкалов, братья Глинки и другие. На Курской дуге еще сопротивлялись немецкие истребители, но у противника уже таяли силы.

Александр Иванович Покрышкин – русский богатырь, рыцарь. Когда и где слыхано, чтобы один человек разбил и сокрушил целую дивизию. Он это сделал, он сбил самолетов. Это был прирожденный летчик-истребитель.

Известно, что над Кубанью наши летчики надломили хребет фашистской авиации.

Летом 1943 года в ходе Курской битвы мы завоевали стратегическое превосходство над немецкой авиацией. Не единожды мне приходилось водить большие группы штурмовиков на задание. Так было и 26 августа.

Накануне разведка сообщила, что в одном из районов скапливаются большие силы противника. И на их штурм выделили группу из 24-х самолётов Ил-2. Нас прикрывали истребителей. Удар по врагу провели по всем правилам военного искусства. Сначала в пикировании сбросили бомбы, затем, снизившись до 300 метров, произвели штурм: 5 заходов по разным целям. Врагу был нанесен большой урон.

Но на фронте не обходилось без казусов, озорства и ухарства. Однажды в Львове, за обедом, зашел спор, можно ли самолетом сдуть соломенную крышу? Поводом была крыша, маячившая у нас на глазах. Начальник оперативного отдела штаба подполковник Захаренков сказал, что у нас нет таких летчиков. Меня это задело, и я оспорил его утверждение.

Молодость, азарт, гонор. Мы со штурманом Осиповым рассчитали и провели тренировку. Я летал, а Осипов наблюдал с земли. Поняли, что спор можно выиграть. В самолёт на место стрелка сел Осипов. Обнаружить деревню и найти хату Захаренкова не составило большого труда. Я зашёл на неё и в нужный момент перевёл самолёт в кабрирование. Осипов кричит радостно: «Сдули крышу, сдули!» Набрав высоту, заложил глубокий вираж и сам убедился, что крыши нет. Спор выиграли, а вот вечером командир корпуса, генерал Горлаченко узнал о происшествии и «пробрал» нас с Захаренковым основательно. Получили по выговору.

В конце ноября 1943 года генерал Горлаченко вызвал меня к себе и предложил возглавить полк. Я смутился, молчу.

- Что испугался?

- Нет, не испугался!

Военный совет меня утвердил, и так в 1943 году я стал командиром 893-го штурмового авиаполка.

А время шло, продолжалась война, продолжалась и учёба.

Наилучшим образом прикрывали нас истребители корпуса Белецкого и дивизии Катаева, Ухова и Забалусова.

Наши войска в результате напряжённых боёв освободили крупный город и узел железных дорог - Шауляй. Наши полёты на 3-м Белорусском фронте становились всё реже. Вскоре нам дали подготовку к перелёту полка на другой фронт. Горжусь, что мне довелось участвовать в освобождении Белоруссии, этой многострадальной земли, её героического народа.

Маршрут перелёта пролегал через этот район. Я легко нашел деревни Хвалово и Кришницу и сделал почётный круг над ними.

Осенью 1944 года наш штурмовой авиакорпус перевели в состав 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта, которым командовал Маршал Советского Союза И.С. Конев.

1944 год был для нас очень удачным. Мы освободили свою землю и советских людей от дикого произвола и разгула фашизма и вступили в полосу освобождения народов Европы от гитлеровской тирании. За несколько дней до начала решающих сражений 1945 года наши авиационные части перешли ближе к линии фронта.

Утром 12 января 1945 года после двухчасовой артиллерийской подготовки половина советских войск пришла в движение. Она быстро прорвала вражескую оборону и стремительно двинулась дальше на запад. К сожалению, плохая погода в первый день нашего наступления не только не позволяла летать, но сделала невыполнимым даже передвижение по аэродрому. Всё: и поле, и самолёты покрылось тонкой коркой льда. И только во второй половине дня мы начали выпускать на задания пары штурмовиков. По частой смене аэродромов можно судить о темпах наступления наземных войск.

Когда в апреле 1945 года полк базировался на аэродроме Альт-Вартау, в 6-8 километрах восточнее города Бунцлау, мы узнали, что полтора века назад тут проходили русские войска, и здесь оборвалась жизнь М.И. Кутузова.

28 апреля 1945 года дом-музей М.И. Кутузова был открыт. Первыми посетителями стали маршал Советского Союза И.С. Конев и трижды герой Советского Союза А.И.

Покрышкин. Они оставили свои записи в книге посетителей музея… Война шла к концу, однако враг все еще сопротивлялся в Берлине. Наконец, 2 мая Берлин пал, взятый нашими войсками. Прагу освободили 9 мая.

Как мы ждали победы, окончания войны! Неописуема радость. Казалось, что из жизни исчезли навсегда печали и заботы, горе и слезы. Сразу стала заметна ярко цветущая весна. Вспомнилась и в мыслях стала ближе Родина, Отчий дом. Каждый думал: «Остался жив, скоро увидимся с родными».

В ту ночь на аэродром не вернулось двенадцать Я родился 27 февраля 1922 года в Казахстане в совершенно молодом селе Апановка Тарановского района Кустанайской области. Вокруг нашего села была сплошная степь, на которой росли ковыль да колючки, никакого леса.

Жители села почти все были из Рождественского, что на Украине, а значит и язык был преимущественно украинский, с примесью некоторых русских слов. Сохранялись и обычаи, свойственные харьковщине.

Наступил 1936 год. Это год, когда началась, так называемая, «ежовщина». Конечно, глубина и подробности этих событий нам были неведомы. Мы воспринимали все так, как нам говорили: «Берут и сажают тех, кто выступает против советской власти». Теперь все это хорошо известно, а тогда мы знали одно - враг народа! Появились плакаты: «Смерть врагам народа!», «Враг будет уничтожен». Мы распевали песни, призывающие к бдительности и защите родины.

Начались боевые действия в Испании. В Германии набирал силу фашизм. Об этом очень много писали и говорили, но писали и о том, что чужой земли мы не хотим, но и своей вершка не отдадим; если свиное рыло сунется в наш огород, то получит по заслугам.… Чувствовалось приближение войны.

Нашими песнями были «Мы смело в бой пойдем…» А уже несколько позже мы стали петь и такие: «Тучи над городом встали, в воздухе пахнет грозой…» Читая газеты и распевая эти песни, мы были глубоко убеждены, что нет такой силы, которая смогла бы нас одолеть. Народ работал изо всех сил.

В 1937 году я получил семилетнее образование. И само собой встал вопрос что дальше, куда направить свои стопы.

Оставаться работать или пойти учиться? Отец был за первое и не без основания говорил: «У меня образование всего четыре класса, а живу не хуже других». Мама же, несмотря на свою неграмотность, была категорически против. Она хотела видеть меня, как она выражалась, ученым, то есть хотела, чтобы я получил более высокое образование. Пределом ее мечты было видеть меня учителем. В ее понятии человек, который учит других, это самый грамотный, самый просвещенный. А что, если вдуматься, может, она и права. Но одно дело иметь мнение, а другое – власть. В нашей семье отец считался непререкаемым авторитетом. По крайней мере, последнее слово почти всегда оставалось за ним. Так случилось и в этот раз. Я остался работать на ферме.

Однажды меня вызвал директор и говорит: «Хочешь быть радистом?» Я без колебания дал согласие, хотя никакого понятия не имел ни о радио, ни о предстоящей работе. И я уехал в Сулукуль на месячные курсы, где меня научили самым элементарным вещам: как включать передатчик и приемник, как их настраивать, вести передачу, прием и т.д. Я немного поработал на станции радистом, но потом освободилось место в магазине, и отец предложил мне эту работу.

Так я в пятнадцать с половиною лет стал продавцом магазина, где продавалось все: начиная от спичек и соли до пальто и шапок. Теперь со мной раскланивались все, а многие называли только по имени и отчеству. Конечно, я почувствовал себя фигурой, не то что там друзья, которые не выходили из конюшен да коровников. Но все же, в 1938 году я уехал в город Кустанай для поступления в педагогическое училище. Очень волновался, конечно. Уж очень хотелось маме, чтобы я поступил и стал учителем. Ни о какой другой профессии она и слышать не хотела, особенно после того, как я рассчитался с магазином. Конечно же, наказывала, чтобы я был очень осторожен и предупредителен, а главное, не ввязывался в драки.

Педучилище размещалось в старом одноэтажном здании, в котором до революции была школа прапорщиков. Здание было не очень большое, но сделано добротно из красного кирпича. Классов было не больше десятка и большой широкий холл, в котором проводились общие собрания и все наши вечера. Во время обучения я вступил в комсомол.

Шел 1940 год. Все больше и больше говорили о войне.

Писали в газетах. Расклеивали плакаты с призывами готовиться к защите Отечества. В Европе война полыхала уже вовсю. Наши войска вошли в Прибалтику и западную Украину. У нас создавалась целая сеть новых военных училищ. Шли комсомольские наборы. Подал заявление и Андрей, мой брат. Он хотел стать артиллеристом или моряком.

Но я его отговорил, сказал, что он еще молодой и всегда успеет.

Через какое-то время меня вызвали в горком комсомола и сказали, что надо показать пример комсомольцам – подать заявление с просьбой направить меня в военное училище. Как комсомольский вожак, я отказаться не мог. Это очень возмутило моего брата. Он обвинил меня в предательстве.

Конечно, никакого предательства не было, а просто я иначе поступить не мог и тут же написал заявление. Через неделю или чуть больше я вместе с другими ребятами прошел все комиссии, мне объявили, что направляюсь в Ташкентское авиационное училище в город Чирчик. На второй или третий день было приказано явиться с вещами на сборный пункт в готовности убыть к месту назначения. Я написал домой. Там всполошились и тут же выехали в город, но меня не застали. И если многих ребят провожали родители, родственники, то меня только один брат. Было тяжело и горько на душе.

Я совершенно не представлял, что меня ждет, хотя и думал, что неплохо бы стать военным. Но когда это случилось, я понял, что это надолго! А тут еще такая обстановка. Об авиации я имел самое смутное представление. Перед отъездом я последний раз зашел в педучилище и почувствовал, как защемило сердце. Все казалось таким родным и близким.

Все ребята и преподаватели желали мне хорошей службы и успехов. Для всех мой отъезд (я уезжал первым из педучилища) был большой неожиданностью. Кое-кто из учителей говорил: не лучше ли было бы это сделать после окончания педучилища. Но не только мне, но и другим ребятам не удалось его закончить – шли большие наборы, и с этим не считались. Надо было идти готовиться к защите Родины! И этим было сказано все.

В Ташкент я прибыл в начале ноября. Те, кто прибыл раньше меня, уже сдавали экзамены и проходили мандатную комиссию. Меня включили в группу прибывших вместе со мной, и мы тоже приступили к подготовке, а затем и к сдаче экзаменов.

После месячного карантина я уехал непосредственно в училище, располагавшееся в тридцати километрах от Ташкента, в городе Чирчике. Я был определен во вторую эскадрилью, в третий отряд. Командиром этого отряда был капитан Волков. К нам он относился по-отечески, умел нас заинтересовать, увлечь, подзадорить, и мы, в свою очередь, старались изо всех сил его не подводить. Старшиной нашего отряда был Заманский. Хороший, спокойный человек.

Командиром отделения назначили Поршнева. Он не давал нам покоя ни днем, ни ночью. Без конца к чему-то придирался, поучал.

Занятия в училище велись с утра до вечера, с перерывом на обед. Под классы были приспособлены временно построенные помещения и все комнаты нашего клуба, и даже кинозал. Теоретический курс мы начали с 1 декабря 1940 года, а уже в июне 1941 года начали летать. Никогда не забуду, как я впервые сел в кабину самолета и первый свой полет. К выполнению задания готовился с особой тщательностью, суть которого сводилась к тому, что я должен был ориентироваться по местности и проложить фактический маршрут полета.

Летел с опытным инструктором. В алюминиевом планшете крупномасштабная карта. С карандашом в руке я смотрю за борт и сличаю ее с местностью. День стоял жаркий. В кабине чувствовался запах бензина. Самолет побалтывало. После нескольких минут полета я почувствовал, что меня начинает тошнить. Но продолжал мужественно выполнять поставленную задачу. Инструктор оглянулся на меня и, видимо, понял, что пора возвращаться, заложил крутой вираж и взял курс на аэродром.

В связи с тем, что наши занятия в 1940 году начались с некоторым опозданием, мы продолжали учиться в мае и в июне. Это диктовало еще и международная обстановка.

Поэтому ни о каких каникулах не могло быть и речи. В июне мы уже начали летать на стрельбу. Бомбометание и другие сложные виды летной подготовки.

22 июня 1941 года мы узнали о войне. С этого дня наши занятия стали еще напряженней. В перерывах между занятиями мы собирались у репродукторов и слушали передачи из Москвы, которые тяжелым грузом ложились на наши сердца. В августе мы почувствовали первый холодок войны – пришел приказ сформировать авиационную эскадрилью, укомплектовав ее самолетами училища, летчиками-инструкторами и курсантами. Командиром эскадрильи был назначен наш командир отряда капитан Волков, которому присвоили звание майора.