«ОТ СОЛДАТА ДО ГЕНЕРАЛА Воспоминания о войне Том 14 Москва Академия исторических наук 2011 УДК 82-92 1941/45 ББК 84P7-4 О80 О80 От солдата до генерала. Воспоминания о войне. Том 14. — М.: Академия исторических наук, ...»

Я оказался в подразделении (смене) радистов. Учился я хорошо, даже очень хорошо. И к занятиям относился добросовестно. Вскоре меня назначили командиром отделения. А к празднику 23 февраля 1943 года начальник училища написал письмо моей маме, в котором дал мне хорошую характеристику. Мама, конечно, была рада, что служба у меня шла хорошо (как она и напутствовала меня на проводах в Красную Армию). Письмо было зачитано перед строем роты.

Где-то в конце апреля - начале мая 1943 года нам объявили, что мы досрочно заканчиваем учёбу, и нас разошлют по флотам. Так оно и получилось. Я был отправлен на Волжскую военную флотилию. Конечно, все мы стремились на действующие флоты, но приказ есть приказ.

Я был назначен в часть связи флотилии. Меня высадили на берег Волги, где уже был оборудован пост. Теперь радист с радиостанцией на посту был постоянно. Мои товарищи по учёбе в объединенной школе с такими же задачами были высажены на других постах.

Что мы делали? Вели наблюдения, записывали все в вахтенный журнал, а радисты ещё по расписанию держали связь с командным пунктом и докладывали, как идут дела. Так продолжалось до конца навигации на Волге. По Волге тогда ходили танкеры с нефтью вверх по реке. С ними мы поддерживали связь флажным семафором. А для этого надо было научиться передавать слова с помощью флажков. Так я освоил специальность сигнальщика. Получалось это у меня очень хорошо, давалось без всякого напряжения.

Помню, как-то через месяц-полтора посты посещал начальник участка капитан-лейтенант Чумаченко. От него последовала команда: «Доложить обстановку!» Я всё передал быстро, без ошибок. Он запросил, кто на вахте. Я ответил, что Манаенков. Он на это: «Объявляю благодарность за хорошее знание флажного семафора». А когда начальник прибыл на пост, он ещё добавил: «Молодец, быстро освоил флажный семафор». Я, конечно, был рад, что так ценили моё стремление освоить вторую специальность.

После завершения навигации на Волге нас стали формировать по группам, затем зимой на поездах переправили в Запорожье, там мы узнали, что мы включаемся в состав Дунайской флотилии.

Должен сделать некоторое отступление. Служба на Волжской флотилии прошла хорошо. Но было тогда некоторое чувство неудовлетворенности. Мы тогда стремились попасть в части, которые участвовали в боевых действиях, а тут мы за сотни километров от фронта. И только после войны, после того, как я прочитал книгу адмирала флота Кузнецова Николая Герасимовича «Курсом к победе», я понял, что в действительности делала Волжская флотилия в 1943 году.

Известно, что фашисты стремились перерезать Волгу – важнейшую транспортную артерию страны. Они считали, что этим нанесут Советскому Союзу непоправимый удар.

Специалисты считают, что Волга по транспортировке грузов равнозначна десяти железнодорожным линиям. По Волге с юга шла нефть, другие грузы, имевшие огромное хозяйственное и военное назначение. Обеспечить безопасность судоходства на Волге - такую задачу решал ВМФ, Государственный комитет обороны (ГКО) в 1943 году контролировал это.

Враг усиленно минировал Волгу и бомбил суда. Наши тральщики обезвредили 600 мин врага.

Командование ВМФ и Волжской флотилии предприняли меры, чтобы выполнить требования ГКО. На флотилии было развёрнуто 429 постов противоминного наблюдения, на которых находились и мои друзья, бывшие курсанты объединенной школы, усилена противовоздушная оборона, суда Волжского пароходства переоборудовались в военные.

Было создано 200 взводов ПВО и несколько артбатарей. Все эти и другие меры обезопасили Волгу от вражеской авиации.

Фашистские самолеты совершали налеты, но часто не наносили вреда. Мины и бомбы не попадали в цель. А о состоянии перевозок по Волге докладывалось в ГКО, в Вставку Верховного Главнокомандования. Н.Г Кузнецов не один раз ездил на флотилию и помогал лучше организовывать работу.

За навигацию 1943 года по Волге было проведено восемь тысяч судов с грузами. Только нефтепродуктов было перевезено свыше 6 миллионов тонн. Наши потери были минимальными. Ни одна баржа не подорвалась.

Кузнецов вспоминает такой факт. Как-то в середине августа 1943 года Верховный Главнокомандующий Сталин спросил Кузнецова: «Ну как с перевозкой на Волге?»

Кузнецов: «Неплохо». Сталин: «В победе под Курском есть ваш вклад, передайте это вашим товарищам». Похвала Верховного - это значило много для нас.

Я был зачислен в группу радистов бригады речных кораблей. Работали много – мы несли радиовахту в две смены, занимались боевой подготовкой. По 12 часов в сутки сидеть с наушниками на голове было нелегко, но надо было. Я тогда получил хорошую практику как оператор, это пригодилось мне в последующей работе. Флагманский связист давал мне хорошую оценку.

А я стремился на бронекатер в качестве радиста. Мои требования флаг-связист удовлетворил. В августе 1944 года, за двое суток до выхода на боевое задание, я был назначен радистом бронекатера №3.

Служил в этой должности до конца войны. Это был очень интересный отрезок времени. Я обеспечивал связь, потом овладел специальностью пулемётчика и участвовал в боевых действиях в двух ролях. Довольно успешно. В сентябре 1944 года я получил первую боевую награду.

В декабре 1944 года бронекатер №3 в кромешной тьме сел на мель на Дунае. Все попытки снять катер с мели не увенчались успехом, не смотря на то, что перезагрузили боезапас (200 снарядов), затопили кормовой отсек, кроме командира и одного матроса сошли в воду и толкали катер.

Удалось столкнуть на метр-полтора. А уже брезжил рассвет, мы видели дома, нас, правда, не обнаружили пока. Обстановка создалась критическая, в такой ситуации гибель катера была неизбежна и экипажа тоже. Командир вызвал меня, объяснил серьёзность ситуации и приказал передать на флагманский катер просьбу о помощи, а всем не паниковать и держаться.

Я взялся за дело. К сроку все получилось, хотя я заметил, что передатчик на флагманском катере работает на частоте, которая больше назначенной. Тогда я стал ходить по шкале частот по полтора деления, и мне удалось связаться с катером и передать просьбу о помощи. Я чувствовал ответственность за весь экипаж. Когда я доложил командиру, что сигнал передан, он сказал: «Молодец». А потом раздалось: «Наш радист соображает». Это мне было лучшей наградой. Вскоре нам на помощь вышли два катера №4 и №7. Мы наблюдали, как они проходили под огнем мимо деревни, как их обстреливали. «4» осталась у этой деревушки, отвлекала огонь на себя, а «7» шла к нам. В считанные минуты она сняла нас с мели, и мы, теперь уже 3 катера, шли к своим. Нас, конечно, враг обстреливал, мы тоже вели интенсивный артиллерийский и пулеметный огонь из орудий и пулеметов. Я по команде командира стрелял из крупнокалиберного пулемета, слышал, как по броне стучат вражеские пули. Но все прошло без потерь, и вскоре мы включились в состав дивизиона. Было много разговоров, но больше говорили о том, что вернулись без потерь, и что радист БК-З оказался на высоте.

Вскоре мне было поручено держать связь с корпусом, по данным которого врагу был нанесен ощутимый урон.

Благодаря отличной связи, дивизион имел такие результаты.

За это я был награжден орденом Красной Звезды.

В марте 1945 года дивизион высаживался десант в селе Дуна Радвань (Словакия). Мне было тогда поручено вести огонь из крупнокалиберного пулемета. Я получил высокую оценку. В наградном листе было сказано, что я обеспечил командира связью, а во время высадки десанта из своего пулемета уничтожил пулеметную точку противника, чем содействовал успеху десанта.

А в самом конце войны, 11 апреля 1945 года, БК- участвовал в высадке десанта в районе Венского моста. Бой шёл около 13 часов, участвовало 5 бронекатеров, (2 с десантом, а 3 подавляли огневые точки и отвлекали огонь на себя). Шел бой в центре Вены. Это была исключительно дерзкая акция, но бой завершился для нас успешно. Десант был высажен, около двух суток он отражал атаки противника.

Противник восемь раз атаковал десантников, но гвардейцы отбили все атаки, уничтожили более двухсот фашистов, пулемётов, 3 миномёта, захватили 40 пленных. Мост был спасен. Он был использован нашими войсками, а потом и жителями Вены, для сообщения между берегами Дуная. В дальнейшем мост отслужил свое и обрушился. Жители Вены соорудили на его месте другой и назвали его мостом Красной Армии. В 1985 году я был в Вене в составе туристической группы. Наш теплоход стоял около моста. Я видел на мосту табличку со словами «Морякам-гвардейцам от благодарных жителей Вены».

Не знаю, цела ли табличка теперь, но она вызывала у нас чувство гордости за подвиг наших моряков и солдат.

В бою, во время высадки десанта, я был ранен и контужен, но боевой пост не оставил, помогал тушить пожар – в катер попали два снаряда, которые вызвали пожар. Никто не дрогнул в бою, артиллеристы вели бой до конца.

Командир бронекатера лейтенант Глазунов В.Г. был смертельно ранен, пулемётчик Махортов был убит, ещё пять человек были ранены. Катер не потерял ход, рулевой Ковальчук, видя, что командир изувечен, самостоятельно вывел катер из-под обстрела.

Некоторое время я находился в госпитале, но упросил отпустить меня в часть, которая, как я убедил медиков, была недалеко.

Мы очень жалели погибших товарищей – Колю Махортова и командира Глазунова Вадима Георгиевича.

Обоих было жалко. Очень было больно смотреть на раненого командира, он был ещё в сознании, но через некоторое время, уже в госпитале, потерял сознание и скончался. Для нас он был примером, никогда не грубил, никого ни разу не оскорбил. Он обслуживал себя всегда сам, первым выходил на стирку белья, кушал всегда с нами.

Бой в Вене был последним у нас. Вскоре фашисты подписали акт о безоговорочной капитуляции, и наступила новая жизнь.

В 1946 году я поступил в военно-морское училище в Ленинграде, окончил его в 1949 году с одними пятерками.

После этого служил на Камчатской флотилии в качестве политработника, в 1954 году поступил в Военнополитическую академию имени В. И. Ленина. В 1958 году окончил её с отличием, затем служил на Балтийском флоте в качестве заместителя командира подводной лодки по политическим вопросам. Я сдал экзамены и зачеты на право управления подводной лодки и приказом командующего флотилии был допущен к несению вахты и управлению кораблем в качестве вахтенного офицера.

Плавая на подводной лодке, я окончательно выбрал тему диссертации и стал над ней работать. В то время мечтал о преподавательской работе, и когда диссертация была обсуждена на кафедре и рекомендована к защите, я был назначен на преподавательскую работу. В этой должности я проработал вплоть до увольнения в запас по болезни в году. И затем 8 лет работал на той же кафедре, в качестве доцента.

Я читал лекции по курсу, вёл семинарские занятия, осуществлял научное руководство. Шесть моих студентов успешно защитили кандидатские диссертации.

На кафедре в те годы активно велась научноисследовательская работа. Мы много внимания уделяли подготовке учебных пособий для советских и иностранных слушателей. Был руководителем авторских коллективов и редактором учебных пособий объёмом около 30 печатных листов. Был награжден орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах» 3-й степени.

В 1992 году я уволился с работы. С тех пор активно работаю в ветеранских организациях, более 14 лет непрерывно являюсь председателем Объединенного совета ВМФ Московского комитета ветеранов войны.

Размышляя над тем, как проходила моя жизнь, я вправе сказать, что без ошибки выбрал в качестве основного занятия военную службу. Прослужил я 42 года. Участвовал в боях, получил боевые награды. Когда мы отмечаем очередную годовщину нашей Великой Победы над фашистом, я вправе сказать, что в этом есть доля и моего труда и капля моей крови. Я выполнил свой долг перед Родиной.

Родился я в 1922 году в Москве. Окончил школу с отличием и в 1940 году поступил на танковый факультет Московского высшего технического училища имени Баумана (МВТУ). Выбор был не случайным. Хотя в армии служить не собирался, я всегда с большим интересом наблюдал за прохождением танков на парадах на Красной площади, отмечая каждый раз новые конструкции и все изменения, повышающие боевую мощь танков.

Когда настало время выбирать профессию, решил стать конструктором танков и поступил на танковый факультет.

Война круто изменила планы и жизнь. Сразу после окончания первого курса МВТУ меня призвали в армию и как студента танкового факультета отправили в 1-е Ульяновское танковое училище.

После окончания училища в ожидании распределения работал сборщиком танков на заводе в Нижнем Тагиле. В начале 1943 года я прибыл на формирование 4-й танковой армии, которое проходило в Кубинке под Москвой. Здесь я был назначен на должность заместителя командира роты по технической части отдельного танкоремонтного батальона.

Мое участие в Великой Отечественной войне началось в июле 1943 года, когда наша 4-я танковая армия вступила в тяжелые бои с танковыми армиями фашистской Германии на Курской Дуге. В состав танкотехнической службы, кроме нашего батальона входили две эвакороты и два сборных пункта аварийных машин (СПАМ). Перед службой стояли задачи: в перерывах между боями восстанавливать вышедшие из строя танки своими силами, подготавливать и отправлять в тыл танки, требующие капитального ремонта, проводить техническое обслуживание, регулировочные и другие работы, добиваясь возвращения в строй максимально возможного количества танков, при ведении боевых действий эвакуировать подбитые танки с поля боя в укрытия или на СПАМы, а также восстанавливать их боеспособность на месте, по мере возможности.

Эвакуация танков под огнем противника была исключительно трудной задачей из-за того, что обычные эвакуационные средства подвести к подбитому танку было невозможно, а откладывать вытаскивание танка было нельзя, так как надо было спасать оставшихся в живых танкистов.

Поэтому вместо тракторов применялись бронированные тягачи, представлявшие собой танки без башен, которые подходили к поврежденному танку, прикрывая экипаж тягача при закреплении буксирных тросов.

В боях за освобождение Украины и Польши мы приобретали все больший боевой опыт. Увеличивалось число спасенных танкистов и возвращенных в строй танков. За мужество и отвагу всему личному составу батальона было присвоено звание «Гвардеец», многие награждены орденами и медалями.

Однажды, в Польше произошел не совсем обычный случай. В одном из боев на поле боя появился новый по тому времени немецкий танк «Пантера», который внезапно остановился, а через некоторое время экипаж стремительно покинул танк и скрытно бежал в расположение немцев. Бой закончился отступлением немцев, которые бросили свой танк.

От командования мы получили задание завести двигатель и обеспечить движение трофейного танка своим ходом, поскольку видимых повреждений на нем не было.

Однако, наши попытки успехом не увенчались. Слишком не похоже было устройство механизмов на устройства на советских танках. Бросалось в глаза большое количество гидравлических устройств.

Поэтому меня, как знающего немецкий язык, послали в лагерь военнопленных возле города Изяславль на Украине с тем, чтобы найти среди пленных знающих этот танк и привезти их в батальон. Через двое суток я вернулся оттуда с унтер-офицером, который был водителем танка «Пантера», и солдатом, ранее работавшим на сборке танков.

Водитель, осмотрев танк, сообщил, что неисправность, видимо в гидроприводе механизма пуска. Но в таких случаях в немецкой армии экипажу категорически запрещено разбирать и собирать гидравлические устройства и производить другие работы с ними. Солдат же сказал, что на заводе, где он работал, такие танки не собирали. Теперь все стали смотреть на меня, как на заместителя командира по технической части.

Чтобы выполнить задание командования, оставалась рискованная, но единственная возможность – разобрать и проверить техническое состояние центрального распределительного устройства. Такое решение я и принял.

Не вдаваясь в подробности, скажу, что мы нашли в гидросистеме сломанную пружину клапана, что одновременно нарушало работу системы пуска и системы управления коробкой передач. После устранения этой неисправности гидросистема была успешно собрана, и танк своим ходом был направлен в тыл под красным флагом, чтобы никого не смущали черные кресты на башне.

4-я танковая армия, преодолевая ожесточенное сопротивление врага, двигалась в составе 1-го Украинского фронта в направлении на Берлин. Бои за взятие столицы Германии начались 21 апреля 1945 года. Немцы отчаянно сражались за каждый квартал, каждую улицу, каждый дом. апреля было водружено Знамя Победы над Рейхстагом, но бои в отдельных районах города продолжались вплоть до 2 мая, когда уничтожались отдельные очаги сопротивления. В этот день мы уже находились в центре Берлина, недалеко от Рейхстага, обеспечивая помощь танкистам, хотя следует отметить, что необходимости в такой помощи становилось все меньше и меньше.

На улицах Берлина прямо на тротуарах сидели тысячи, если не десятки тысяч, безоружных немецких солдат, прекративших сопротивление и ожидавших решения своей судьбы. Они сидели под сохранившимися лозунгами гитлеровцев «Берлин был и останется немецким», «Немецкая армия непобедима», «Фюрер с нами» и многими другими, подобными этим. А из каждого без исключения окна свисали белые полосы, полотенца, куски материи, которые означали, что жители Германской столицы признали капитуляцию.

Сразу после взятия Берлина 4-я танковая получила приказ совершить бросок через Рудные горы на южной границе Германии и принять участие вместе с другими частями и соединениями нескольких фронтов в разгроме группы армий «Центр», дислоцировавшейся в Чехословакии в районе Праги, которая вела бои и уклонялась от капитуляции советским войскам.

Наш батальон обеспечивал бросок частей армии с задачей не допустить ни одной остановки, ни одного танка по техническим причинам. Наши подвижные посты полностью выполнили эту задачу и 9 мая 1945 года мы вступили в Прагу, где немецкие войска, поняли бесперспективность сопротивления и капитулировали. Жители Праги восторженно встречали наши войска, дарили цветы, угощали и просили подарить что-нибудь «на памятку»: очки, звездочку со шлема, знаки различия или нашивки – словом все, что могло бы напомнить об этом историческом дне. Так мы встретили День Победы, о котором официально было сообщено несколько позже.

Эти дни и годы все дальше уходят в прошлое, но навсегда останутся в памяти и горечь потерь, и радость побед, и сознание того, что наше поколение честно выполнило свой долг.

После окончания Великой Отечественной войны я окончил Бронетанковую академию имени Малиновского и работал здесь же на должностях преподавателя, старшего преподавателя и начальника кафедры двигателей.

Я родилась 19 апреля 1924 года в городе Ряжске Рязанской области.

В 1931 году поступила в Марчуковскую среднюю школу.

За время учебы в школе я состояла сначала в пионерской, а затем и в комсомольской организации. Школу я закончила в 1939 году. В этом же году поехала учиться в Москву, где поступила в Железнодорожный техникум №34 на специальность «Дежурный тяговой подстанции».

О войне узнала во время занятий. В нашей группе было много девочек, но мы не испугались, мы просто не могли поверить. Ведь еще совсем недавно говорили по радио и писали в газетах о том, что Советский Союз заключил пакт о ненападении с Германией. В тот момент мы еще не осознали весь ужас случившегося, не осознавали весь смысл этого страшного слова - война. После передачи этого сообщения занятия были прекращены и нас отправили по домам. Мы с подругами отправились в общежитие, по дороге обсуждая услышанное сообщение. Мы яростно спорили о том, что же такое война. Ведь о ней мы знали только из учебников. Наутро следующего дня началась срочная эвакуация.

В то время я заболела малярией и была вынуждена уехать на родину в Рязанскую область, где меня поместили в городскую больницу. Находясь в больнице, я постепенно стала осознавать весь ужас случившегося, мне очень хотелось поскорее вылечиться и отправиться на фронт, чтобы внести свой вклад в дело разгрома фашистов. Но врачи меня не отпускали, потому что болезнь моя была не до конца побеждена, да и возраст мне тогда не позволял. Мне было всего лишь 17 лет. По радио каждый день передавали, что наши войска отступают и несут огромные потери в людях и технике. Перед моими глазами проплывали картины страшных событий, я представляла, как отступают наши солдаты, как они цепляются за каждый клочок родной земли, как они борются за родные дома, села, города и как беспощаден враг, как он уничтожает все, что нам так дорого, убивает наших солдат, женщин и детей. И от этих страшных мыслей мне хотелось вскочить, взять винтовку и идти на подмогу нашим войскам, хотелось встать с ними в один строй.

Осенью 1941 года ещё в больнице я узнала страшную новость о том, что фашисты приблизились к Рязани и находились в 30 километрах от нее. Это чувствовалось и в постоянных бомбежках города. К счастью ни один снаряд не попал в здание больницы. Ближе к концу осени, когда я выписалась из больницы, я узнала, что 26 октября 1941 года городским комитетом обороны под председательством 1-го секретаря обкома ВКП(б) С.Н. Тарасова из добровольцев был сформирован рабочий полк. Я вступила добровольцем в ряды рабочего полка, ведь на фронт мне было еще рано, хотя и очень хотелось.

Полк занимался оборудованием оборонительных сооружений, рытьём траншей и установкой противотанковых ежей. Очень часто во время работ были налеты вражеской авиации, при которых мы старались скорее укрыться, чтобы сохранить наши жизни, ведь они были так важны фронту. Не все успевали. На моих глазах от вражеских снарядов гибли люди, которых я хорошо знала. Мне было очень больно видеть это, в моем сердце все больше росла ненависть к врагу и желание бить и уничтожать его, освобождая родную землю. И несмотря на то, что работать приходилось по 16-18 часов в сутки, на дворе стоял месяц ноябрь, и погода была очень холодной, настроение у всех было боевое, хотелось взяться за винтовки и отомстить врагу за погибших товарищей. Нам очень хотелось помочь фронту. И было очень больно и обидно слышать по радио о том, что наши войска продолжают отступать и нести большие потери.

Но вот в начале декабря 1941 года по радио прозвучала первая радостная новость за последние месяцы о том, что на подступах к Москве, сердцу нашей Родины, понеся огромные потери, враг остановлен! Это была долгожданная новость, которой нельзя было не радоваться. Все искренне надеялись, что враг будет остановлен и это произошло. Через некоторое время поступили еще более радостные новости о том, что наши войска перешли в контрнаступление. И это придало нам новых сил для работы и поселило в наших сердцах веру в победу нашего народа в этой войне. Вскоре враг был отброшен и от нашего родного города.

Весь 1942 год я провела на трудовом фронте в составе рабочего полка. Мы помогали восстанавливать разрушенные сооружения, разбирали завалы и делали многое другое, при этом всегда внимательно слушая радио.

В начале 1943 года, когда мне исполнилось 19 лет, меня призвали в армию в родном городе Ряжске в качестве рядового солдата. Оттуда нас, посадив на эшелон, который состоял из товарных вагонов, отправили в город Белгород. По дороге мы пели песни, шутили, иногда даже устраивали танцы, в общем, ехали как на праздник. Ведь было много сообщений о том, что враг отступает, продолжая нести большие потери. Совсем недавно наши войска отстояли город Сталинград, и теперь враг постоянно отступал на всех фронтах. От этих сообщений на душе становилось так радостно, что хотелось вступить в бой прямо сейчас, чтобы видеть собственными глазами как освобождается каждый сантиметр родной земли и как враг, отступая, несет невосполнимые потери. Но никто даже и не догадывался о том, как это будет страшно: как страшно и тяжело будет участвовать в боевых действиях.

По распределению я попала в войска ПВО. В 34-й отдельный зенитно-пулеметный батальон. Командиром батальона был майор Гришин. Наш расчет состоял из шести человек: командир расчета, наводчик, помощник наводчика, заряжающий и подносящий боеприпасы. В нашем расчете были одни девушки, и лишь командир - мужчина. Командир нам достался хороший, заботился о нас, в обиду не давал, да и сам не обижал. Жаль только фамилии я его не запомнила, а звали Николаем. Звание у него было старший сержант.

Девушки у нас собрались из разных краев нашей необъятной родины. И с Украины, и с Белоруссии, и из Узбекистана. Была у нас даже одна москвичка. Моих землячек ни в расчете, ни даже в батальоне не было. Меня назначили наводчицей.

Орудие, которое мне доверили, называлось ДШК (крупнокалиберный пулемет, калибра 12,7 мм). Поначалу меня испугал вид и размер оружия, но вскоре после нескольких занятий я привыкла к нему, а в последствие даже и представить не могла себя без него. Сидя за этим орудием, взяв вражеский самолет на прицел и нажав гашетку, я считала, что наши войска не доступны для вражеских самолетов. И когда было видно, как пули веером улетали в небо, становилось немного обидно, что они не попадали в предназначенную для них цель.

В наши задачи входила оборона таких стратегически важных объектов, как железнодорожные мосты и железнодорожные станции от налетов воздушной авиации противника. Также мы создавали прикрытие при переправах войск. За время войны наш расчет сбил 38 самолетов. Это был наш небольшой вклад в дело разгрома фашистских войск, в дело освобождения нашей Великой Отчизны.

Шел очень сложный период войны: нехватка продовольствия отнимала так нужные в то время силы, иногда приходилось голодать по нескольку дней. Все, что приходилось видеть на столе – это сухари и сухие пайки, очень редко приходилось нам перекусить горячим бульоном.

В день могло состояться несколько боев, так что даже отдохнуть было некогда. А когда все же появлялась минутка на отдых, кому-то доставался важный пост по охране орудий.

Часто этот пост доставался и мне, и по отзыву командира нашего расчета я лучше всех справлялась с этой задачей. Да и без лишней скромности скажу, что расчет наш был лучшим во всем батальоне. Так нам говорили очень часто при подведении итогов по окончании боя.

В 1944 году в одном из боев я получила легкое ранение в ногу. Лечение проходила в госпитале №42 в городе Минске, где я пробыла 1,5 недели, после чего вернулась на фронт.

Дорога эта на фронт выдалась тяжелой, но мне повезло, и я вернулась в свой батальон и даже в свой расчет. Расчет наш за время моего отсутствия сильно изменился, половину девушек я не знала. Но вскоре мы познакомились и подружились. Со многими из них я стала переписываться после окончания войны. Многих из них уже нет в живых к моему глубочайшему сожалению.

В те дни мы шли по новой незнакомой для нас земле.

Видели незнакомые нам города, но долго мы в них не задерживались, продолжая наступать. Враг в это время постоянно отступал и мы чувствовали, что победа уже не за горами.

Войну окончила под Берлином в составе 34-го отдельного зенитно-пулеметного батальона, в звании ефрейтора. Мы отвечали за прикрытие тылов. За время войны состав нашего расчета сильно изменился. Командир наш остался жив, а вот многие мои подруги погибли. Вечная им память!!!

Домой вернулась в июне 1945 года на поезде. Доехав до родного Ряжска, сошла на станции. На станции мою соседку по вагону ждал её жених на машине. Она попросила его довести меня до деревни. Но юноша в деревню заезжать не стал, а высадил меня чуть раньше, так что до дома я добиралась пешком. Когда я вошла во двор, меня поначалу никто не заметил, я стояла некоторое время и озиралась вокруг, так много времени прошло, что я узнавала столь родной мне пейзаж. В душе я была очень рада тому, что я вернулась, что осталась жива, что сумела пройти все невзгоды войны и не сломиться, не потерять веру в соотечественников, стоявших рядом, и в саму себя, что помогла своему великому Советскому народу одержать победу в этой страшной войне.

Мой боевой путь проходил через города: Брянск, Смоленск, Орша, Минск, Кобрин, Брест, Варшава, Лодзь.

Мои награды:

- орден Отечественной войны II-й степени, № (Указ от 11 марта 1985 года);

- знак «Фронтовик 1941-1945», к 55-й годовщине победы в Великой Отечественной войне;

- медаль «40 лет победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», указ от 12 апреля 1985г, выдана 5 мая 1985года;

- медаль «50 лет Вооруженных Сил СССР» (указ от декабря 1967 г., выдана 4 ноября 1968 г.);

- медаль Жукова (указ от 20 февраля 1997 г);

- медаль «70 лет Вооруженным Силам СССР» (указ от февраля 1988 г., выдана 16 февраля 1988 г.);

- медаль «В память 850-летия Москвы» (указ от февраля 1997 г.);

- медаль «50 лет победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (указ от 22 марта 1995 г., выдана 19 февраля 1996г.).

обучения Московского государственного агроинженерного университета Я родилась 1 марта 1925 года в селе Гальяново, которое находилось в 7 км от Москвы.

Детство у меня было тяжелое. Росла я без матери, которая умерла, когда мне было 2 года. Жила с отцом, мачехой и братьями: моим родным – Валентином и двумя сводными:

Павлом и Сергеем. Мачеха относилась ко мне хуже, чем к своим детям, часто ругала и наказывала.

В школу с 7 лет, как всех детей, меня не отдали, а отправили к папиной сестре Марии Петровне – сидеть с ее 2летними детьми, хотя я сама была еще ребенком. У тети Мани прожила около года.

Когда я пошла в школу, мне было 9 лет. Пошла как Филиппок, по собственному желанию. 17 сентября 1934 года мы с братом рыли картошку на участке. Мы были одни дома, так как папа работал, а мачеха уехала к своей матери в Щитников. В моей детской головке появилась идея. Я побежала в дом, нашла в сундуке старенькое мамино платье, надела его, закрепила рукава, подпоясалась веревочкой и вышла на улицу. Подошла к брату и говорю: «Я пойду в школу!» И пошла.

Зайдя в школу, я встретила техничку, которая спросила:

«Ты зачем, девочка, пришла?» Я говорю: «Учиться!» «Как твоя фамилия, и почему ты без родителей?» Я сказала, что меня не хотят отдавать в школу учиться, так как надо сидеть с младшими братьями. Техничка попросила меня посидеть на лавочке и подождать учительницу Елизавету Мефодьевну, которая поговорит со мной. Я подождала, когда закончится урок. Через несколько минут ко мне подошла учительница и спросила мою фамилию и имена родителей. Я назвала имя папы, а про маму ничего не сказала. Учительница всё поняла и сказала: «Приходи завтра после обеда учиться».

Елизавета Мефодьевна стала моей первой учительницей и самой любимой из всех учителей. Она знала мою маму, и в молодости они были подругами. Это еще больше сближало нас.

В то время в школах давали все самое необходимое для обучения детей, и наша не была исключением. В первый же день мне дали учебники, тетради, ручки, карандаши и другие школьные принадлежности.

Потом я училась в Щитниковской школе. Но в 1941 году, когда я была в 8 классе, учеба моя прервалась – началась война.

Недалеко от нашего дома проложили асфальтированную дорогу, которая тянулась до Чкаловского аэродрома. По этой дороге любила прогуливаться молодежь.

Вечером устраивались танцы под гармошку, а утром мы любили обсуждать вчерашние гулянья и просто гулять на свежем воздухе. Одним таким июньским утром, 22 числа, мы решили с подругой прогуляться. Шли по дороге и вдруг услышали какие-то непонятные звуки, гудки сирены. Эти звуки доносились с заводов. Поблизости находился военный городок, в котором объявили воздушную тревогу. Со стороны военного городка началась стрельба, полетели осколки в разные стороны. Мы побежали. Нам встретился солдат, который сказал, что началась война, а стрельба идет от зениток. Тут мы услышали свист в небе, подняли головы – самолеты, фашистские. Они начали обстрел. Впереди мы увидели мостик и спрятались под ним, пока все не утихло.

В августе 1941 года всю молодежь отправили в Измайлово рыть противотанковые рвы. Рвы были шириной и глубиной 1,5 м. За такую тяжелую работу нам давали маленькую горбушку хлеба. Все время хотелось есть, а есть было нечего. В стране был голод.

В начале 1942 года я устроилась на работу – на хлебозавод. Отработав полгода, поехала на все лето на лесозаготовки в Софрино. А когда вернулась на производство, всю молодежь отправили на шахты в Тульский подмосковный угольный бассейн. Условия были тяжелые. Жили мы в бараках, отапливались они очень плохо, поскольку топчан был из сырых досок. А на улице уже стоял декабрь 1942 года.

Утром, на следующий день после приезда, мы спустились в шахту. Это был настоящий ад. Кругом темно, все черное, пространство маленькое. Труд был неимоверно тяжелый, тем более для нас – молодых девчонок и мальчишек.

Но проработала я там недолго, рванула на фронт.

На фронте меня определили в Донбасский район, город Мелитополь, в эвакогоспиталь 29-49 работать медсестрой.

Работать начала 15 января 1943 года. Среди раненых, за которыми я ухаживала, был лейтенант Наумкин Семен Прокофьевич. Он лежал в госпитале уже несколько месяцев с тяжелой контузией головы, не мог ничего слышать и говорить, поэтому свои просьбы мог только писать на листке бумаги.

Уже в первые дни нашей встречи между двумя стали пробегать искорки, подобные удару электрического тока. Я поняла, что влюбилась. Мне было 18 лет, ему 35, но разница в возрасте не помешала вспыхнуть жаркому огоньку в наших сердцах. Семен Прокофьевич не мог говорить, но мог писать.

Он писал мне красивые слова на листке бумаги, и я по достоинству оценивала их. Но наша переписка длилась недолго. Вскоре Семен Прокофьевич пошел на поправку, и надо было выписываться из госпиталя. Но мы не расстались. Я пошла вместе с Семеном на фронт.

Нас отправили на 3-й Украинский фронт. На подступах к Киеву, в поселке Белая церковь началась бомбежка. Я была медсестрой, поэтому сразу надо было оказывать помощь раненым. Но судьба – вещь непредсказуемая. Через несколько дней после начала боя я сама получила ранение. Когда я на поле боя перебинтовывала руку раненому, около нас упала мина. Я получила многочисленные осколочные ранения и сильную контузию. Лежала в госпитале недолго. Хоть раны зажили не все, нужно было выписываться, чтобы продолжать воевать.

После освобождения Киева мы освобождали Одессу, затем Молдавию (Кишинев). Когда дошли до Румынии, она уже была освобождена нашими войсками.

Добирались до Румынии через Днепр на танке. Когда вышли на берег в городе Галац, нас окружили со всех сторон торговцы и начали кричать: «Орус рубль – орус рубль!» Среди румынских торговцев очень ценился русский рубль. За банкноту русского рубля торговцы могли продать все, что угодно – от фруктов, до обуви. В Румынии мы долго не задержались. Отправились освобождать Венгрию.

Это была весна 1944 года. Река Дунай вышла из берегов, и в стране началось наводнение. По воде плыло буквально все:

постройки, скотина, даже дома.

В городе Секешфехервар на озере Балатон мы наткнулись на немецкую дивизию, которая рвалась к Дунаю, чтобы добраться до Будапешта. Мы помешали прорваться немцам к реке. Батеньку (так я называла Семена Прокофьевича) к тому времени перевели в УОС (усовершенствование офицерского состава).

Когда развернулся боевой плацдарм, недалеко от завода Шиманторий, мне, как медицинскому работнику, надо было сделать приемный медицинский пункт. Понятно, что в таких походных условиях невозможно было сделать что-то стоящее, но времени не было, а количество раненых увеличивалось.

Вместо крыши положили брезент, вместо окон повесили простыни. Стали поступать раненые. Более-менее становилось тише. Вдруг раздался взрыв. В наш медицинский пункт попала зажигательная бомба, она загорелась, начался пожар. Раненых приходилось вытаскивать на себе. Вскоре немцам пришлось отступить, наши солдаты не дали им долго стрелять.

В Венгрии мы освободили Толну, Будакечи, где я лежала в госпитале, Будапешт и другие города.

30 апреля 1945 года мы вошли в Вену (Австрия).

1 мая состоялся парад войск, в котором участвовал и наш взвод. Когда мы шли строем под духовой оркестр, нас обстреляли с крыш близстоящих домов. Расслабляться нельзя было ни на минуту. В Вене долго не задержались. Чтобы немного развеяться и отдохнуть от боев, решили сходить в зоопарк. Но веселья наш поход не принес. В клетках сидели истощенные и голодные животные, которые умирали у нас на глазах. Каждый из нас вытащил всю еду, что была в полевых сумках, и отдал бедным животным. Война не щадила никого.

8 мая мы форсировали небольшую речку, недалеко от Карпатских гор. Шли ночью. Нашу артиллерию везли на лошадях, поскольку техники не было. Шли по проселочной дороге через луг. Шли так ночь и день. Вскоре подошли к минному полю. Командир взвода Семен Прокофьевич приказал: «Идти друг за другом! 2 шага налево, 2 шага направо – мины!» Слава Богу, обошлось.

Наступил вечер. Стали подниматься в Карпаты. Начался проливной дождь, кругом слякоть, грязь. Идти было очень опасно. Дорога была шириной не более двух метров, с одной стороны – скала, с другой – обрыв. Кони боялись, пришлось их брать за узды. А мы своими плечами поддерживали повозки, в которых лежали снаряды. Так мы шли всю ночь. А когда поднялись, нас встретило яркое весеннее солнце. Мы шли по дороге, вокруг стояли, как русские девицы, березки. И так мне захотелось на Родину! Всем сердцем я почувствовала ностальгию по России. Но мечтать мне пришлось недолго. Из поселений, которые мы проходили, начался обстрел. Из нашего взвода ранили двух человек. Захватили 12 немцев, которых взяли в плен. Поехали дальше. На улице стемнело, наступила ночь. Мы заехали в лес, раскинулись лагерем. Было 9 мая, и мы знали, что война закончилась. Когда мы все расположились, надо было найти воду, чтобы умыться и постирать одежду, так как все были очень грязные. Мы стояли с Семеном. Я ему сказала, что пойду искать ручеек. К нам подошли два офицера. Один из них говорит: «Сестричка, не ходите, место непроверенное». И только он это сказал, как тут же раздался выстрел. По части – тревога. Все – за ружье. Наши солдаты стали прочищать округу. Около ручейка наш солдат нашел убитым помощника повара из нашего взвода, который пошел за водой для кухни. Так Господь уберег меня от смерти, потому что на месте повара могла быть и я.

Наши солдаты выловили много немцев, которые скрывались в лесу. Выйдя из леса с пленными, мы остановились на дороге. Наш командир распорядился, чтобы по правую сторону дороги немцы складывали оружие, а на левой стороне мы постелили плащ-палатку и стали спрашивать у пленных по-немецки: «Ур–Ур!» («Часы есть?»).

Набрали у них много трофейных часов. Наши солдаты навешали на руки часы, от запястья до плеча, и начали меняться друг с другом. «Махнем?» - говорил один другому. В итоге так «домахались», что часов ни у кого не осталось.

Я и сейчас вспоминаю их «махнем» с улыбкой на лице.

Настолько это было весело, непринужденно, как дети играли.

Мне тогда подарили, как «сестричке», швейцарские часы «Доха». Они у меня до сих пор хранятся, как память.

На этом наши военные дороги закончились.

Вернулись на Родину мы только в феврале 1946 года.

Демобилизовались 28 апреля 1946 года.

А 1 мая 1946 года мы с Семеном Прокофьевичем сыграли свадьбу.

Из нашей семьи в войне участвовали еще 2 человека – это мой отец Петр Петрович (родился в 1902 г.) и брат Валентин Петрович (май 1923 - 5 июня 1995 гг.). Брат вернулся с фронта весь искалеченный, с обезображенной рукой. Работал слесарем-лекальщиком на заводе в Москве.

Отец трагически погиб в битве под Москвой в 1943 году, в возрасте 41 года.

У меня пятеро детей: три дочери – Нина, Галина, Светлана и двое сыновей – Сергей и Игорь. Я очень счастливая бабушка, у меня семеро внуков и два правнука.

Семьи Нины, Галины и Игоря живут в СанктПетербурге. Семья Светланы живет в Бостоне, США. Семья Сергея живет в Киржаче, Владимирской области, где живу и я.

Жизнь разбросала нас по свету, но несмотря на это мы не забываем друг о друге, ведь мы – одна семья, любящая и дружная.

Я бы хотела пожелать всем людям на Земле, чтобы они всегда помнили о своих родных и близких, заботились о них, уважали друг друга, меньше ссорились. Люди никогда не должны забывать про Господа Бога, почаще молиться и вспоминать о нем не только тогда, когда нам плохо, но и тогда, когда нам хорошо, благодарить за помощь.

И самое главное, чтобы не было войн, а был мир во всем мире, и солнце ярко светило над нашей Землей!

- орден Отечественной войны II-й степени, Д № 625461;

- медаль «За взятие Вены», за участие в героическом штурме 13 апреля 1945 года. Медаль вручена 14 марта 1950 года. А № 258868.

- медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной Войне 1941-1945 гг.». 20 июня 1950 года.

- медаль Жукова 19.02. 1996 г., Д № 0155672.

- медаль Материнства II-й степени. 15 июня 1960 г., Д № 378517.

- медали «20 лет победы в Великой Отечественной войне 1941гг.» (28 июня 1966 г.), «30 лет победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (28 октября 1975 г.), « лет победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» ( апреля 1985 г.), «50 лет Вооруженных Сил СССР» (26 декабря 1967 г.), «50 лет победы в Великой Отечественной войне 1941гг.» (22 марта 1995 г., Ц № 18143608), «60 лет победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (24 апреля г., А № 2280918).

Занесена в книгу «Ветераны Великой Отечественной войны»

качеством Московского государственного После войны поменяла санитарную сумку на Родилась я 28 декабря 1923 года в селе Красиловка Броварского района Киевской области. По национальности я украинка. Православная. Член КПСС.

До войны в 1939 году окончила 8 классов школы, а в 1941 окончила Киевский медицинский техникум. Когда началась война, я работала медицинской сестрой в детском саду. О войне я узнала сразу, причем, когда бомбили Киев, мы думали что это какая-то учебная тревога, но по радио сказали, что началась война.

3 сентября 1941 года была призвана в армию. Попала я в пехотную часть, служила в 92-й стрелковой бригаде.

Отступали мы от Киева до хутора Михайловского (Сталинград), после прибытия в Михайловский нас расформировали и отправили в Уфу, после Уфы я уже попала на Северо-Западный фронт.

На Северо-Западном фронте я находилась в 53-й конносанитарной роте, вывозила раненых с поля боя в медсанбаты, эвакоприёмники. Там начальник узнал, что я операционная сестра и перевел меня в эвакоприёмник № 132 на Северном, потом на 2-м Украинском фронте, где я работала операционной сестрой. Проработала я там с 1942 до 1944 года.

Со 2-м Украинским фронтом прошла я до города Брно (Чехословакия). Потом из Брно поехали воевать с японцами, это было в 1944 году. С 1944 по 1945 год воевала я в 54-й инженерно-саперной бригаде. Прошла от Украины до Праги через Молдавию, Румынию, Венгрию. Войну я закончила в 1945 году, в ноябре.

- орденом Отечественной войны 2-й степени (№1067730);

- медалью «За боевые заслуги» (№651679, вручена в ноябре 1943 года начальником ЭП Антоневич);

- медалью «За взятие Будапешта»;

- медалью «За освобождение Праги» (№010944, вручена ноября 1979 года);

- медалью «За победу над Германией» (№0423881, вручена мая 1945 года);

- медалью «За победу над Японией» (№011544);

- юбилейными медалями.

Итак, 3 сентября 1941 года, когда меня мобилизовали, нас отвезли в Перятино. Ехали мы под бомбежкой. В Перятино нас расформировали и распределили по частям. Я попала в 92ю стрелковую бригаду медсестрой. И вместе с этой бригадой я отступала (с пехотой) до Сталинграда, до хутора Михайловского. Это было в 1941 году. Попадали мы там и в окружение, и во всякие неприятности, и бомбило нас.

Был случай, с нами шел подросток и всю дорог периодически играл на дудочке. А как только мы садились отдохнуть, налетал самолет-«рама», и начиналась бомбежка.

Оказалось, нас сопровождал мальчик-шпион, который передавал информацию о том, где останавливалась часть. И как только мы останавливались, нас начинали бомбить.

Так мы доехали до хутора Михайловский, бомбили нас, очень много было раненых, и очень плохое было обмундирование. Меня обмундировали примерно так: кто-то дал сапоги, кто-то дал гимнастерку, кто-то дал штаны.

Подстригли меня. Вот так я и шла!

Когда мы уже приехали на хутор Михайловский, нас отослали в Уфу на формирование. Сначала мы попали в Рузаевку, с Рузаевки нас отправили в Уфу, а из Уфы мы уехали на Северо-Западный фронт. Я ехала в 54-ую конносанитарную роту. Ехали на северо-запад под Демьянск, Старую Русу, оттуда мы вывозили раненых. Были там бои очень страшные, местность была, конечно, лесистая, болотистая, дороги были – лежнёвки, и вот я эвакуировала раненых в ЭП-132, в медсанбаты.

Однажды был такой случай. Везла я «черепников»

(больные с травмой головы) по лежнёвке, дорога очень плохая, я ехала на последней подводе. А немцы прикрепляли мины даже к деревьям. И вот закричал раненый на первой подводе, обоз остановился, и я пошла к первой подводе, села на неё, положила голову раненого себе на колени. Он попросил закурить, я сделала ему «козью ножку» (самодельная папироса), прикурила, отдала ему, и мы поехали. И вот когда мы поехали, та, последняя подвода, на которой я ехала до остановки, подорвалась на мине. Так что можно сказать, что этот раненый меня спас.

Я довезла этих раненых в ЭП-132. Начальник ЭП- узнал, что я операционная сестра и меня перевел к себе. Я стала работать в ЭП-132 операционной сестрой. Это были 1941-1942 годы.

На Северо-Западном фронте было много чего нехорошего: я, когда была в конно-санитарной роте, заболела, у меня начался аппендицит, температура была под сорок, меня прооперировали там же в медсанчасти, положили меня с «черепниками», начался обстрел, бомбежка. Все, кто мог, выскочили из этой палатки, я тоже побежала, у меня разошлись швы, потом все зашивали второй раз.

После ЭП-132 мы уехали на 2-й Украинский фронт. На 2м Украинском фронте освобождали два раза Харьков, и дальше пошли по Украине.

Освобождали Украину, Румынию, Бессарабию, Молдову, Венгрию, Чехию, дошли до Праги. Под городом Брно я была ранена, контужена.

Под Брно, по моей просьбе меня перевели на передовую и откомандировали в 54-ю инженерно-саперную бригаду. Вот с инженерно-саперной бригадой я дошла до Брно.

Война закончилась 9 мая, из под Брно нас посадили в вагоны и отправили воевать с Японией. Мы приехали в Чойбалсан, из которого мы шли через Хинган в Маньчжурию.

Свою войну я закончила в Кайлу.

Вот такой мой боевой путь. Воевала я с 3 сентября года по 25 ноября 1945 года. И все время была в действующей армии. Во время войны было все. Было, что при отступлении попадали в окружение, и различные неприятности были, все было. Было очень тяжело, но дослужила.

Кончилась война, я вышла замуж. Приехала, поступила в медицинский институт. Муж мой был геологом, и он мне сказал, что врач ему не нужен, ему нужно, чтобы жена ездила с ним. Тогда я окончила Геологоразведочный техникум и Московский автодорожный институт. С того времени поменяла санитарную сумку на рюкзак.

факультета информационных технологий университета имени Алексея Николаевича Раскаленный докрасна, ствол орудия разорвался от собственного снаряда Я родился я 5 июня 1926 году в хуторе Пробуждённый Мартыновского района Ростовской области, здесь же окончил 4 класса, а затем учился в хуторе Рубашкино до 7 класса.

Дальше учиться не пришлось, началась война.

В 1941 году мне исполнилось всего пятнадцать лет, и на фронт меня, конечно, не призвали. Воевать ушел мой отец, а мы вместе с бабушкой, матерью и сестренкой остались работать в колхозе – выращивали хлеб для Красной Армии, ухаживали за колхозным стадом. По ночам вместе с хуторскими комсомольцами несли дежурство – следили, не высадился ли фашистский десант.

А в июле 1942 года через Пробуждённый и окрестные хутора отступала наша кавалерия. Бабушка посоветовала матери с нами идти в ближний хутор – авось, обойдёт война стороной. Но и там немцы появились через два часа. А когда сгоняли наших пленных – с ними случайно оказался и я. Дело в том, что после отхода наших частей я нашел среди повсюду красноармейскую фуражку и нацепил на себя. Понимал, что рискую, но так хотелось ощутить себя солдатом. Меня приняли за красноармейца и отправили в общем строю рыть окопы. Дернулся было бежать – солдат так стеганул плетью, что еле устоял на ногах. Один из фрицев выдернул меня из толпы, обвешал пулемётными лентами, дал в руки какой-то ящик и приказал: «Ком!» В саду, в метрах за 700 от хутора, велел рыть окоп. Когда было готово – накормил и послал за сеном: устлать дно. Дал еще еды и скомандовал: «Домой!» В этой переделке родные натерпелись такого страха, что весь следующий день я просидел в заброшенном сарае.

В 1942 году началась оккупация Ростовской области.

Пять месяцев мы жили на оккупированной территории. Хлеба тем горьким летом сильно перестояли: убирать было некому и не на чем. Селяне, как могли, делали запасы. На перетертом зерне, приправленном лебедой да бурьяном, и выживали.

А в январе 1943 года в хутор вошла наша разведка.

Вкуснее солдатской каши, которой бойцы угощали в этот день, я, кажется, ничего не ел.

Мне шёл семнадцатый год, я рвался на фронт. Вскоре меня и еще семь хуторян вызвали в военкомат. Как велико было огорчение, когда меня отправили обратно домой – ростом, видите ли, не вышел! Я был ростом 1 м 40 см. И полковник Семисошенко – комиссар военкомата Мартыновского района велел мне подрасти. Я возвращался домой и чувствовал себя самым несчастным – остальных-то взяли. Но, как оказалось, это несчастье обернулось для меня удачей. Все семеро земляков погибли под Таганрогом: их необученных, необстрелянных, сразу отправили на передовую.

14 мая 1943 года я был призван в ряды Красной Армии.

Пешком дошли до Белой Калитвы, и в угольных вагонах нас привезли на станцию Варапоново, что в трех километрах от Сталинграда. Я видел этот город в руинах и до сих пор уверен, что его осада – не меньшая трагедия, чем ленинградская блокада. Новобранцев обязательно возили на экскурсию в дом Павлова и в подвал, где взяли в плен фельдмаршала Паулюса.

А потом нам велели хоронить фашистов. Не знаю, была ли необходимость предавать противников земле таким жестоким способом? Из балок, из-под завалов мы извлекали тела с помощью специальных крючьев, стаскивали их в блиндажи, которые потом засыпал землей бульдозер. Солдатскими медальонами с фамилиями никто не интересовался. Возможно, в то время по-другому и быть не могло? Накопилось слишком много горя, ненависти, жажды мести.

Здесь же под Сталинградом в составе 46-го запасного стрелкового полка в течение полутора месяцев я проходил обучение. Затем на пароходе ростовчан (их был целый полк) переправили в Казань в зенитно-артиллерийский полк №1874.

А в августе полк направили в действующую армию, в город Бахмач Сумской области. Здесь вели бой 1-й, 2-й и 4-й Украинские фронты. Зенитно-артиллерийский полк № воевал в составе 2-го, а потом 4-го Украинского фронта.

Очень тяжелое впечатление о войне было на украинской станции Бахмач. Наших солдат привели к городскому саду.

Там лежали сотни тел мирных жителей, которых расстреляли фашисты перед отступлением. Молодая женщина навечно застыла с малышкой на руках. Шею женщины обмотали её роскошной черной косой и затянули как удавкой. Мы не могли сдержать слез. А какие чувства испытывали к врагам ребята, чьи семьи погибли или перенесли оккупацию?!

Вплоть до марта 1943 года охраняли мы станцию Бахмач, которая действительно была важным стратегическим объектом. Немцы просто спали и видели, что уничтожили сосредотачивались наши войска. Необходимо было отражать постоянные бомбежки и регулярные налеты вражеской авиации.

Самый страшный бой мне пришлось пережить у Конотопа. Главной задачей, поставленной перед нашим дивизионом, была охрана стратегически важного моста через реку Сейм и расположенного неподалеку аэродрома. В полночь с 10 на 11 мая 1944 года начался налет. Я был в 1-м взводе, 1-я батарея, 1-е орудие, командир взвода Пустовид, командир орудия Копачёв.

Фашистам во что бы то ни стало надо было уничтожить мост, и они подняли в небо одновременно пятьдесят бомбардировщиков. В ночи раздавался страшный гул от рева их моторов. Затем они сбросили осветительные бомбы.

Немцам-то все видно, а их самолеты в темном небе неразличимы, нам пришлось вслепую вести заградительный огонь. Прежде всего, конечно, старались сбить осветительные бомбы. Что творилось, какой грохот стоял, какого нечеловеческого напряжения сил потребовало это сражение, но мы выстояли. Мост сохранили. Как потом оказалось, за три часа только нашим орудием было выпущено 375 снарядов! Я передал, что откат орудия 180 – стрелять нельзя, а через 3- минут, раскаленный докрасна, ствол орудия разорвался от собственного снаряда. Я стоял рядом, почему-то все осколки полетели вперёд, меня выбросило на выездную парель.

Первый номер был ранен, я (заряжающий) - контужен, а у командира орудия оторвало рукав шинели, не задев руки: он отдавал команды, накинув шинель на плечи. Второй номер убит.

Этот жестокий бой я запомнил, как самую великую битву, в которой мне довелось участвовать в годы Великой Отечественной войны. За этот бой мы были представлены к наградам. Правда, свою медаль «За боевые заслуги» я получил уже в Польше, в городе Сухо. В том жестоком бою я был контужен. Подлечившись в госпитале, вернулся в родной полк и прошел с ним Польшу, Румынию, дошел до Чехословакии.

Победу встретил в городе Сухо в Польше.

После жестокого боя за мост через Сейм наш полк охранял большой госпиталь 4-го Украинского фронта, который немцы во что бы то ни стало старались уничтожить, фашистские самолеты налетали группами – от трех до семи.

Зенитки отразили все их атаки и спасли госпиталь 4-го Украинского фронта.

Трудным был фронтовой быт. Зенитчики жили в землянках по семь человек. Спали на земляных нарах, не раздевались и не разувались. Шинель служила и «матрасом», и «одеялом».

Свою землянку и орудие охраняли по очереди. Когда не было обстрелов, читали книги, письма из дома, и свои, и товарищей, перечитывали по нескольку раз. Командир взвода проводил с бойцами занятия по изучению материальной части орудия. Редко удавалось посушить портянки у «буржуйки».

Портянки сушатся, а ноги-то - в ботинках с обмотками:

ведь в любую минуту можно было услышать команду «к бою».

Самолеты летели с большой скоростью, и дело решали секунды.

Я два с половиной года понятия не имел, что такое матрац, подушка.

После Конотопа мои военные пути-дороги проходили через Киев, Дарницу, Черновцы, Румынию и Польшу, где и встретило меня долгожданное известие о Победе. Радости было много, все стреляли, не жалея патронов.

Поразила Европа меня, тогда я впервые понял, что такое частный крестьянский уклад. Как-то мчались мы на «Студебекере» мимо садовых наделов польских крестьян.

Зрела вишня. И до того всем захотелось ягод – чуть не завалили дерево, чтоб увести с собой. Но водитель от такой вольности удержал. Тогда вскарабкались мы, цепляясь за гибкие ветви сапогами, в ароматную гущу и стали рвать вишни. Откуда-то со стороны послышалось отчаянное: «Пане, пане, не надо так!» Подбежавший хозяин разулся, полез на дерево босиком, стал рвать ягоды сам.

В 1945 году начали борьбу с бандеровцами.

После войны я еще пять с половиной лет служил в Советской Армии. Наш полк расформировали, а меня направили в учебный батальон 416-го зенитноартиллерийского полка, который располагался в нынешнем Ивано-Франковске. Через полгода мне было присвоено звание старшины. Затем направили в Карпаты, в город Мукачево.

796-й минометный полк, в котором я проходил службу старшиной 11-й батареи, называли горно-вьючным: 120миллиметровые миномёты были заменены на 160миллиметровые, которые были прикреплены к «Студебекерам».

Я принимал новобранцев 1928, 1929 и 1930 годов рождения. Вместе с ними служили и те, кто прошел суровую школу войны. Комбат у нас был очень строгий. Командиры взводов и отделений добросовестно обучали солдат.

Структура в армии была другая, не такая как сейчас. Все задачи выполнялись безупречно. Конечно, нарушение дисциплины имелось, но виновников наказывали несколькими нарядами вне очереди, не унижая человеческого достоинства.

14 октября 1950 года я демобилизовался, а 20 октября, через семь с половиной лет, вернулся на родину, в хутор Пробуждённый. В армии окончил партийную школу.

Гражданской специальности, как и у многих фронтовиков, ушедших на войну мальчишками, у меня не было. После войны окончил вначале техникум, а потом институт.

Как раз началось строительство оросительной системы.

Меня приняли на работу в «Донтоннельстрой» инспектором отдела кадров. Проработал я на этом месте месяц и понял, что это не моё дело. Добрый человек, начальник отдела снабжения, направил меня в Красноармейск на полугодовые строительные курсы. После окончания курсов работал в «Донтоннельстрое» мастером, старшим мастером, прорабом и старшим прорабом.

Оросительный канал преобразовал донские степи: с года на Дону начало развиваться виноградарство. С 1958 года я перешел на работу в «Донвино». На заводе железобетонных изделий начал трудовую деятельность мастером, а закончил директором завода. В 1986 году ушел на пенсию, имея трудовой стаж 44 года 8 месяцев и 7 дней. Со своей женой, Марией Григорьевной, я познакомился в хуторе Пробуждённый в 1951 году. В этом году 58-летие совместной жизни. В нашей семье три дочери, три внучки и один внук Денис. Он служил в рядах Вооружённых Сил России, тоже в зенитных войсках.

Считается, что человек должен за свою жизнь построить дом, вырастить ребенка и посадить дерево. Дома я строил, деревья сажал, детей вырастил – так что с основной своей жизненной задачей я справился.

Награжден я двумя боевыми наградами: орденом Великой Отечественной войны, медалью «За боевые заслуги»

и всеми юбилейными медалями. В Волгодонске есть Совет ветеранов зенитно-артиллерийского полка №1874.

Председателем совета ветеранов полка является Сергей Петрович Ковалев, а его заместитель я. Кроме Волгодонска, ветераны полка живут в Сальске, Большой Мартыновке, Цимлянске.

Ещё кипит в жилах горячая кровушка, ещё блестят молодецки глаза. И, Бог даст, не одну годовщину Победы встретим доброй чаркой. Поминая павших. Любя живых.

В подготовке текста воспоминаний оказал помощь студент 3-го курса факультета машиностроения и управления качества Московского государственного текстильного университета им. А.Н.

Косыгина – Календарев Артем Вадимович Зубами вырывала из меня злосчастную пулю Я родился 18 марта 1922 года в деревне Сапегино Гагаринского района Смоленской области.

Родители мои, отец Григорий Константинович и мать Анна Дмитриевна были крестьянами. Деревенька наша в двадцать домов располагалась вдалеке от райцентра Карманова и в 30-ти км от ближайшего городка Гжатска (ныне город Гагарин).

В начальную школу приходилось ходить за пять верст через болота и дремучий лес. Школа находилась в хуторе Вельмеж, что на Великой меже Московской и Смоленской губерний, и соседствовала с необыкновенно высокой и красивой церковью. Сейчас нет ни родной деревни Сапегино, ни Вельмежа. Все сгорело в топке минувшей войны. В апреле 1942 года, после разгрома немецко-фашистских войск под Москвой, линия фронта установилась в том районе как раз по Великой меже. Вот почему и нет многих деревушек в лесах Смоленщины.

Средней школы поблизости не было, поэтому меня отправили за 15 верст от родного дома в ШКМ (школа колхозной молодежи), где я продолжил учебу. Это была школа-интернат, которая располагалась в бывшем дворце Голицыных. Большой и прекрасный дворец Голицыных поразил мое воображение. Перед дворцом - пять каскадных прудов. Вокруг дубовые рощи и поля, на которых трудились мы, школята. Жили и учились прямо во дворце.

Самообеспечение - основа нашей интернатской жизни.

Пахали, сеяли, сажали, растили, убирали урожай своими руками. Из учащихся были созданы хозяйственные бригады по выращиванию той или иной сельскохозяйственной культуры.

Время от времени происходила смена занятий. Скажем, в этом сезоне бригада учеников отвечала за производство ржи, на следующий год или раньше - за выращивание овощей. В интернате была и своя живность: лошади, коровы, свиньи и овцы. Учеба и работа - это то, что выпало на долю нашего поколения.

В ШКМ я с удовольствием проучился около трех лет.

Доучиться до последнего, восьмого класса не получилось, случилась беда. Пожар уничтожил дворец-интернат.

Освещение тогда было керосиновое. Одна из бригад оплошала при заправке ламп. Вспыхнул чердак, а за ним и весь дворец.

Остатки дворца в Самуйлове до сих пор хранят память о событиях тех далеких тридцатых годов.

Тяжелое, непростое время коллективизации повлияло на жизнь нашей семьи. Отец мой, Григорий Константинович, коллективизацию не принял, хотя сражался в рядах РабочеКрестьянской Красной Армии (РККА) и с Гражданской войны вернулся с разрубленным белогвардейской шашкой плечом.

Он покинул деревню и уехал в Подмосковье на заработки.

Мастер на все руки, даже валял валенки, устроился плотником на ныне Чкаловский аэродром.

Мать приняла новый уклад жизни. Имея четыре класса образования, была избрана председателем первого в районе колхоза (ей было тогда 32 года), а вскоре возглавила сельский совет.

В 1937 году семья переехала к отцу в Подмосковье. Нас было пятеро в «десятиметровке» в бараке с кухней на семей. Эх, как весело жили! Единой дружной семьей. «Один за всех, и все за одного» - девиз той нелегкой нашей жизни.

Учебу я продолжил в поселке Чкаловском, в школе № имени Ворошилова. Приняли меня в 7-й класс. Трудно, очень трудно было учиться в этой школе, где, в основном, учились дети летчиков. Кое-как справлялся, пригодился опыт интерната. Обязательная самоподготовка под руководством ведущего учителя еще осталась в крови. Как сейчас вижу: в огромном зале за партами до двухсот учеников. По очереди парами крутим динамо-машину и при тусклом свете «грызем гранит» знаний. Попробуй, уклонись.

В это же время всем классом поступили в Щелковский аэроклуб. По окончании 8-го класса многие решили идти в военные училища, большинство, и я в том числе, - в лётное.

Аэроклуб давал путевку. Мечта многих сбылась, но не моя:

перед допуском к самостоятельным полетам я не прошел медкомиссию.

Горевал недолго. Щелковский военкомат направил меня в Орловское бронетанковое училище имени М.В. Фрунзе. С комсомольским билетом, букетом значков на груди: «Готов к труду и обороне» всех степеней, «Ворошиловский стрелок» и холщовой сумкой с учебниками прибыл в августе 1939 года в город Орел.

Моя история, связанная с поступлением в бронетанковое училище, кажется невероятной. Первые незабываемые впечатления от училища память хранит и сейчас. Во дворе училища смотр строя, таких как я. Старшина ведет в огромную столовую, дает 20 минут на завтрак. Через два часа первый экзамен. Так нас встретило училище. За два дня экзамены приняты: диктант, физика, математика, геометрия.

Между экзаменами - медкомиссия. Меня уже допустили на мандатную комиссию, и я обрадовался, что поступил, но не тут-то было. Вопрос о приеме в училище можно будет рассматривать только после лечения воспаления правого уха.

Так меня и отфутболили. Но какую-то бумагу все же на руки дали.

Вернулся домой. Меня жалели, мол, провалился. Я обратился к врачам. Оказалось, у меня глубоко в ухе сидит пистон от пугача. Подлечился и снова отправился в училище.

К 1 сентября съехались со всей страны зачисленные в училище курсанты. У всех на руках документы о приеме, а у меня «филькина грамота». Но мне повезло, документы принимал капитан-кадровик. Взял он мою бумажку и, не разворачивая, направил меня в 1-й взвод лейтенанта Чухно, 2й роты капитана Каменева. Вместе с ребятами нашли и роту, и Чухно. Нас одели, обули, место в казарме дали. Учусь себе, в ус не дую. Вдруг получаю из дома письмо: «Как же ты, сынок, нас обманул? Пишешь, что находишься в училище, а мы получили все твои документы с припиской: возвращаем в связи с незачислением в училище по состоянию здоровья. Эх, Коля, Коля. Храни тебя Бог». Что делать? Молчу как рыба.

Учусь неплохо. Лейтенант Чухно выдвинул меня на командира отделения. Два треугольника на петлицах.

Но вот как-то вызывают меня к начальнику училища, полковнику Чернявскому. Со мной командир роты капитан Каменев и лейтенант Чухно. Дрожу, весь в поту. Что-то будет?

Пришлось держать ответ. На вопрос начальника училища, как я оказался в училище, мне же было отказано в приеме, я объяснил все, не таясь. Кадровик настаивал на отчислении, ибо я не зачислен приказом, а, следовательно - лишний едок.

Но за меня вступились Каменев и Чухно: мол, Орлов хорошо осваивает программу, планируем определить его на помощника командира взвода.

Полковник Чернявский распорядился отдать приказ о зачислении меня в училище. А вскоре пришло письмо из дома:

«По требованию училища возвратили военкоматовские документы. Учись, сынок, человеком будешь».

И в самом деле, училище готовило из нас настоящих специалистов военного дела. Два года напряженной работы.

Техника, тактика, политучеба, физическая подготовка, вождение транспортных средств, «образоваловка» за десятый класс. Немало! Овладевали танками ряда марок: Т-27, Т-26, БТ-5 и БТ-7. Весной 1941-го стали изучать самый мощный и самый красивый танк в мире Т-34. На нем мне пришлось громить немецко-фашистскую нечисть во многих операциях на фронтах Великой Отечественной войны. А пока выезжали на учения.

Вспоминается курьезный случай во время учений перед самой войной. Месяца за два до выпуска из училища нас вывезли на учения в район Понырей, что под Курском. Заняли позицию на окраине одного села. Вдруг одна бабуля как завопит:

- Ах вы, проклятые, откуда только взялись, нехристи? - и пошла креститься. Растолковали ей, что и как. А она:

- А я подумала, что война началась.

Успокоили бабулю, заверив ее, что мы будем бить врага только на их территории, своей вершка не отдадим.

Промахнулись мы тогда по молодости. Вершки не отдали, а полстраны, хотя и временно, потеряли. У Понырей в июле 1943 года горело пламя величайшего сражения. Бывает же так.

В мае 1941 года мы не обсуждали вслух, но чутьем понимали: война на носу, вот-вот грянет. И точно, в начале июня состоялся досрочный выпуск всех училищ.

Буквально за неделю до войны я прибыл в Минское танковое училище Западного особого военного округа, где принял взвод только что набранных курсантов. Здесь я, лейтенант Николай Орлов, начал самостоятельную воинскую жизнь. И не простую, боевую. Мне было девятнадцать лет, немало. И не было со мной отца-воспитателя, лейтенанта Чухно, дорогого мне человека, сложившего свою толковую голову за наше Отечество вскоре после начала войны.

Начало войны 22 июня 1941 года встретил на рассвете, внезапным ударом с воздуха в летнем лагере училища под Минском.

Курсантов училища не бросили в сражение за Минск.

Город был взят немцами на седьмой-восьмой день войны. А мы марш-бросками по 40-50 км в сутки уходило на восток через Могилев на Смоленск. Отступали не сплошной колонной, а взводами и ротами по проселкам и лесным просекам. Конечно, без карт. Винтовки учебные, боевое оружие получить не удалось, склад с оружием был взорван.

Харч подножный. Жарища невероятная. И все бегом, бегом.

За Березиной мой взвод вышел на хорошую дорогу, но был остановлен полковником Медведевым из генерального штаба, к которому мы и попали во временное распоряжение.

Руководил полковник на удивление очень грамотно, и вскоре мы уже с успехом выполняли поставленную им задачу:

задерживать всех бегущих на восток по этой дороге военных;

проверять машины, оружие и боеприпасы складировать. За одни сутки набралось столько красноармейцев и командиров, а также разного стрелкового оружия, что начали сколачивать из них отделения, взводы и роты. Скопилась уйма машин, на них и отправляли бойцов на восточный берег Березины.

Позднее полковник Медведев поблагодарил меня за оказанную помощь. С оправдательной запиской для начальника училища (чтобы, не дай бог, не посчитали меня дезертиром), я со своими ребятами продолжил путь. Училище уже было на Смоленщине под Рославлем. Опять марш-броски по 40-50 км. Догнали училище, когда оно уже готовилось для погрузки в эшелон.

Долгий путь через центр России в город Ленина Ульяновск. Так мы оказались на берегу великой русской реки Волги. Здесь мы стали 2-м Ульяновским танковым училищем.

Готовили нас к войне, которая набирала обороты. С затаенным дыханием следили мы за битвой под Москвой.

Стыдились за свое сидение в глубоком и тихом тылу. Учили курсантов и много работали. Давали норму! Разгружали эшелоны со станками Московского автозавода ЗИС.

Заготавливали горы дров для города. За десятки верст тащили на своих плечах пудовые покрышки из вмерзших в Волгу огромных барж. И много других работ взваливали на плечи юных курсантов в то тяжелое время.

Сводки с фронтов приходили неутешительные. Задевало:

там сражаются, а мы, молодые, крепкие, в стороне от битвы с фашистами.

Вместе с другом Леней Северовым начали писать в Москву самому Сталину. Просьба одна - отправить на фронт.

Каждую субботу отправляли письмо-прошение. Ответы приходили из штаба генерала Федоренко, в то время главного по танковым войскам, к сожалению, отрицательные, со словами утешения. Мол, готовить командиров-танкистов тоже фронт, придет время, отправим воевать и вас.

Наконец, в июне 1942 года пришло распоряжение, откомандировать меня в Сталинградский автобронетанковый центр. Видимо, в Москве учли, что в мае под Харьковом погиб мой старший брат - пулеметчик Михаил Орлов. Об этом я указал в последнем письме-прошении.

Сборы были недолги. Пароходом - в Сталинград. На подступах к Сталинграду нас пару раз бомбили немцы. В первых числах июля я был в Сталинграде. А фронт был за Доном, всего в 200 км от Сталинграда.

Получил в свое распоряжение маршевую роту экипажей из 10 танков Т-34 в 21-м учебном танковом батальоне под командованием майора Гирды.

При танковом заводе готовил танкистов. Вместе с рабочими завода сами собирали танки, учились вождению, стрельбе, тактике, обслуживанию танков. По 10-12 часов занятий, плюс участие в строительстве оборонительных рубежей. В середине августа моя и еще две роты были готовы к отправке на фронт.

24 августа моя рота должна была своим ходом на собранных лично машинах выдвинуться в район Калача-наДону и войти в состав одной из танковых бригад. Но случилось все по-другому. Из-за прорыва фашистских танков к Сталинградскому тракторному заводу моя рота получила другую задачу: совместно с отрядами рабочих и истребительными батальонами задержать немецкие войска, прорвавшиеся к Волге в районе поселка Рынок.

Попытка прорыва немцев в Сталинград отбита Вот как это было. Стоял жаркий солнечный день августа 1942 года. Воскресенье. Примерно в 15.30 на город обрушился мощнейший удар немцев с воздуха. Бомбежка за бомбежкой продолжались, казалось, бесконечно. Город в сплошном огне и черном дыму. В огне и Волга. В городе ни одной части регулярных войск. Только зенитчики, полк НКВД и учебные подразделения.

Вдруг совершенно внезапно у Волги, в 1,5 км от Танкового завода, появились немецкие танки. И немало. Они захватили населенные пункты: Орловку и Рынок. Как позже выяснилось, к Волге прорвалась 16-я танковая дивизия 14-го танкового корпуса 6-й армии Паулюса.

Этот корпус утром 23 августа, прорвав оборону наших войск на Дону, стремительно рванул к северной окраине Сталинграда и к 17.00 уже был у Волги. Город на грани катастрофы, ибо с утра 24 августа готовился удар по городу с севера на юг силами танковой дивизии.

Моя и еще две другие танковые роты, готовые к отправке на фронт, совместно с рабочими отрядами, с ополчением атаковали немецкие танки, остановили их на самых подступах к заводу. С каждым часом сопротивление нарастало. Нам удалось отбить Рынок и отогнать немцев от Волги, да так, что до самого конца битвы именно в этом районе они не могли пробиться вновь к реке.

На второй день после боя чуть не загремел по своей глупости под трибунал: хотел проверить - уцелела ли после такой адской бомбежки знакомая дивчина, она проживала с родителями в центре Сталинграда. На танк - и туда. Какое там!

Вместо дома - огромный котлован. По дороге обратно меня остановил комбат майор Гирда, который крепко отругал меня за самоволку, но все же спас меня от страшного суда - как дезертира, велев сослаться на его приказ. Как же я ему благодарен, моему славному командиру!

Ожесточенные бои продолжались несколько суток. В мою роту вскоре влилось семь «тридцатьчетверок» с экипажами из рабочих завода. Это были мастера-умельцы высшего класса. Подоспели моряки Волжской флотилии. Они шли в атаку вслед за танками в тельняшках и с пением "Интернационала". Мы понесли тяжелые потери, но намеченные рубежи отстояли и сорвали захват немецкой танковой дивизией тракторного завода и прорыв ее в Сталинград.

В этих боях я был тяжело ранен. Когда мой танк подбили, принял решение пересесть на ближайший ко мне танк Т-34. Первая пуля попала только в ребро шлемофона, вторая - в плечо, а третья - в грудь и насквозь. Затем был санитарный эшелон, эвакуация через Волгу, казахские степи.

В связи с ранением вспоминается такой случай.

Однажды, во время остановки санитарного поезда, выскочили из теплушек проветриться, но не рассчитали время. Паровоз вскоре «гуднул», и «был здоров» наш санитарный эшелон. В силу своей слабости после ранения, догнать поезд я не мог. Но один старший лейтенант-артиллерист, с перебитым плечом, не бросил меня.

Ночь, холодина. Один ковыль вокруг. А мы почти голые.

Заскучали. На рассвете другого дня нас подобрали добрые люди из очередного эшелона. Последовал допрос: «Кто такие, откуда, ваши документы?» А у нас никаких документов. Одни бинты. Однако не бросили нас.

Разгрузились мы в городе Энгельсе. Госпиталь был развернут в школе. Врачи - хорошие люди, но еще без опыта.

Вначале я пошел на поправку, а вскоре стал "отдавать концы".

И отдал бы, если бы не подвернулся замечательный хирург, специалист по легким. Поставил он меня на ноги. Зажило все, "как на собаке". Еще бы! Мне двадцать лет.

Уговорил врачей досрочно выписать. Надо возвращаться к своим, в Сталинград. В Саратове, при отправке на фронт, майор-кадровик стал требовать документы. А их-то нет, они уехали с тем, бросившим нас, эшелоном. После дотошного допроса, майор все же смилостивился и вручил мне направление. Я вновь командир роты танков Т-34.

В Татищевском учебном центре под Саратовом, куда был направлен после ранения, я попал в распоряжение командира 21-го танкового полка подполковника Н.М.

Бриженева. Был назначен командиром роты легких танков Ттанкового полка 60-й механизированной бригады, которая вошла в состав формировавшегося 4-го механизированного корпуса.

Пришлось мне осваивать танки Т-70, так как рота танков Т-34 была уже укомплектована. Иду знакомиться с будущей ротой. Танки так себе, невзрачные. Два автомобильных мотора на одной оси. Броня от пуль. Пушчонка слабенькая, 45 калибр.

Экипаж - командир, да механик.

Перед танками стоят экипажи. Командиры танков лейтенанты. Вглядываюсь в лица. И надо же: в строю мои бывшие курсанты 2-го Ульяновского, бывшего Минского танкового училища! Уже лейтенанты. Это их я вел через Белоруссию и Смоленщину. Это их я, как мог, готовил в Ульяновске всю зиму и весну 1942 года.

Началась напряженная боевая подготовка: вождение, огонь, тактика. Вскоре я освоил танк Т-70.

В конце октября 1942 года нас погрузили, перевезли через Волгу в район Эльтона, где мы разгрузились. И уже маршем, с востока на запад, двинулись к Волге. Запомнилось много, очень много эшелонов и много войск. Это наш 4-й механизированный корпус генерала В.Т. Вольского двинулся к переправам Волги. При передвижении соблюдалась жесточайшая дисциплина. Двигались только ночью. Не допускалось ни одного огонька, попробуй только закури...

Запомнился такой случай. Переправлялись на огромных баржах, весь полк поместился на одной из них. Почти всю ночь шла баржа. Потом разгружались до самого рассвета.

Позже хватились - одной «тридцатьчетверки» нет. Ну и ЧП!

При выгрузке в результате разгильдяйства, танк скатился с баржи в воду. И такое случалось.

Наш корпус после переправы вышел в район немного южнее Сталинграда, где шли ожесточенные бои. Думалось, что вот-вот нас бросят на помощь сталинградцам. Однако у командования были другие планы.

После тщательной подготовки, войска нашего 4-го механизированного корпуса в ночь на 20 ноября 1942 года двинулись в исходный район. Повел и я свою танковую роту "семидесяток". Перед ротой была поставлена конкретная боевая задача, необычная: стремительно продвигаться в колонне, не ввязываясь в бой без приказа; обогнать пехоту, которая совершила прорыв обороны румын между озерами Цаца и Барманцак. Туда-то и устремились в колоннах части нашего корпуса.

За двое суток мы прорвались в тыл немцев на глубину около ста километров. Захватив хутор Советский, мы целые сутки отражали удары немецких танков.

23 ноября к нам подошли части 4-го танкового корпуса, наступавшие с северо-запада. В это время мы осознали, что свершилось чудо: окружена крупная группировка немецкофашистских войск под Сталинградом.

В конце ноября 1942 года при отражении атаки немецких танков я был ранен в живот пулей, не сквозной, «излетной».

Вот при каких обстоятельствах это произошло.

Немецкие танки стали обходить с левого фланга боевой порядок нашего танкового полка. Командир приказал выдвинуть взвод им навстречу. Темная ночь. Все пространство в трассах от пуль и снарядов. В наших легких танках Т- раций не было. Выскакиваю из своего танка и несусь к танку командира одного из взводов передать приказ. Только поставил командиру задачу, как тут же был ранен, видимо, рикошетной пулей.

Врач полка Софья Цырульникова зубами вырывала из меня злосчастную пулю, поскольку, пока бежала к моему танку, у нее осколком снаряда оторвало медицинскую сумку.

Спасибо Софье, она еще один раз вовремя придет мне на помощь.

А я снова в боевом строю. Перед нами новая задача:

совершить марш-бросок в район хутора Верхне-Кумского, который 14 декабря был захвачен танковой группировкой Гота.

Танковая группировка Гота прорывалась из района Котельникова в Сталинград для спасения армии Паулюса.

Шесть суток шло сражение нашего 4-го механизированного корпуса с многократно превосходившей группировкой немцев, в составе которой впервые действовал отдельный батальон тяжелых танков - "тигров".

В этих тяжелых боях я командовал ротой танков Т- под девизом: "Ни шагу назад! Стоять насмерть!" Моя задача состояла в прикрытии брода на реке Аксай. Я удачно воспользовался обнаруженным рядом карьером и расставил свои танки так, что их корпуса оказались укрытыми, как в окопе. Только организовал огонь, а танковая колонна противника уже подходит к броду, удачно подставляя нам свои борта. Просто находка. Мы пропустили разведку и по команде «огонь!» стали методично отправлять снаряд за снарядом в борта фашистских танков и бронетранспортеров. В роте было семь «тридцатьчетверок», и мы подбили восемь немецких танков. У нас же был подбит только один, и то потому, что его командир, видимо, струсил: дал команду механику-водителю задним ходом выбраться из карьера.

Разумеется, противник не промазал. За трусость и был наказан.

Хутор Верхне-Кумский, находясь в центре сражения, не раз переходил из рук в руки. Здесь же, на моих глазах, экипаж лейтенанта Саши Плугина совершил танковый таран. В атаке у них снарядом оторвало часть орудия, танк задымился.

Несмотря на команду покинуть танк, экипаж пошел на таран.

Удар был страшной силы. Оба танка, охваченные пламенем, сгорели.

В этом бою немцы, убегая, бросили в хуторе более десяти танков, часть из них даже с работающими моторами. Я заскочил в один из таких танков, а там - бочонки с коньяком и ликерами, да сыры размером с автопокрышку. Потом прояснилось: танки были 6-й танковой дивизии, переброшенной из Франции.

18 декабря 1942 года - кризисный день сражения. Гот ввел в бой еще одну танковую дивизию. Фланги корпуса охвачены огнем. Боевые порядки немецких и наших частей перемешались. Зачастую не поймешь, где свои, а где немцы.

Все вокруг простреливалось. Полное господство вражеской авиации. Нам объясняли - подходят наши войска.

В середине дня по всем боевым сетям пронеслась информация: наш 4-й механизированный корпус за массовый героизм, проявленный в сражении против деблокирующей группировки Гота, преобразован в 3-й гвардейский механизированный корпус. Это был единственный случай присвоения гвардейского звания непосредственно в ходе сражения.

Чуть позже нашему гвардейскому корпусу будет присвоено почетное наименование «Сталинградский».

Мое участие в боях под Верхне-Кумским отмечено орденом Красного Знамени и присвоением звания почетного гражданина этого хутора, а также третьим ранением.

После завершения Сталинградской битвы наш корпус направили через степи Калмыкии в направлении Ростова.

В июне 1943 года судьба забросила меня в штаб бронетанковых и механизированных войск Степного фронта.

Здесь я служил помощником начальника оперативного отдела.

Штабная работа не пришлась мне по душе, рутинная, не боевая: сбор информации, оформление оперативных карт, сводок и донесений в Генштаб, поездки и полеты в войска.

Мои просьбы об отправке в боевые части отметались.

И только после Прохоровского сражения на Курской дуге в августе 1943 года мне посчастливилось вырваться в 27ю гвардейскую танковую бригаду 2-го Украинского фронта.

Комбригом здесь был полковник Н.М. Бриженев, тот самый, у которого под Сталинградом я был в подчинении.

В бригаде я принял 1-й танковый батальон, который особенно отличился в боях при уничтожении окруженных в Сталинграде немецко-фашистских войск. Танк Т- лейтенанта Канунникова, подбитый немцами на Мамаевом кургане, навечно установлен у подножия главной высоты России.

После освобождения Харькова началось преследование немцев через Полтаву на Кременчуг. Впереди был Днепр. Мой батальон принимал участие в форсировании Днепра южнее Кременчуга. Память сохранила мельчайшие подробности тех далеких событий при форсировании Днепра. Вот как это было.

Переправа, переправа! Берег левый, берег правый...

Командующий 7-й гвардейской армией генерал Шумилов лично поставил перед батальоном задачу: не ввязываясь в бои, обходя населенные пункты, выйти южнее Кременчуга к Днепру и захватить плацдарм на его западном берегу. Батальон, усиленный противотанковой батареей и взводом саперов, стал передовым отрядом 7-й армии.

Мы нашли всезнающего старичка, определили его на танк проводником и двинулись к цели. Не встретив никакого сопротивления, вышли к Днепру у небольшого хутора Орлик.

Вышли, а как переправиться? Переправочных средств нет.

Пара лодок, которые нашли, погоды не сыграют, как говорится. Нужного материала для плотов тоже недостаточно.

Выручил местный житель, предложив разобрать его хату и постройки на плоты. Собрали в Орлике небольшую команду, поскольку пехоты почти не было. Общими усилиями связали плоты. И вот пошел первый рейс. Переправа состоялась без потерь. У немцев здесь не было обороны. Авиация, конечно, бомбила, но мимо. В этом рейсе особо отличился мой заместитель капитан Александр Конин.

Зато впереди нас ждали тяжелейшие бои на плацдарме.

Целый октябрь отражали удары немцев, но плацдарм удержали. Отсюда 7-я армия перешла в наступление.

За бои на Днепре я был представлен к званию Героя Советского Союза, но удостоен был только ордена Ленина высшей советской награды.

После освобождения Кировограда принимал участие в окружении и разгроме стотысячной Корсунь-Шевченковской группировки немцев. Мой батальон в этой операции проявил особое мужество и героизм. Враг, пытаясь вырваться из котла, прорывался ночью, причем, не в развернутых боевых порядках, а тремя колоннами. Немцы шли «ва-банк». И попали под огонь и гусеницы наших танкистов. Страшная картина!

За успешные бои в этой операции я был отмечен орденом Красного Знамени.

В марте и апреле 1944 года мой батальон в составе 27-й гвардейской бригады вел бои на Первомайско-Кишиневском направлении, форсировал Южный Буг.

Был награжден орденами Отечественной войны 1-й степени и Красной Звезды.

В мае 1944 года моя боевая жизнь закончилась. Почти под танковым напором комбрига, нашего "бати", был откомандирован на учебу в прославленную Военную академию бронетанковых войск имени И.В. Сталина.

К этому времени, имея звание майора, мне исполнилось 22 года. На руках справка об одиннадцати, лично подбитых, немецких танках, не считая ротных и батальонных побед.

Память цепко хранит первый фашистский танк, который мне удалось подбить на четвертый или пятый день войны на подступах к Минску. К сожалению, мой танк БТ-7 тоже сгорел.

Позади осталась боевая юность. Прощай фронт и несбывшаяся мечта добить гитлеровцев в Берлине. Мои танкисты добьют их в Праге, где до сих пор стоит на постаменте танк Т-34 «Челябинский колхозник» 1-го батальона 27-й гвардейской танковой бригады, как знак победы советского народа над фашизмом.

В академию прибыл обобранный в вагоне до последней нитки, словно какой-то рок меня преследовал, оказавшись в очередной раз без документов. Пришлось какое-то время посидеть в карантине, пока отдел СМЕРШ и начальник академии генерал Ковалев разбирались с ситуацией.

После тяжелых конкурсных экзаменов я был зачислен на первый курс академии.

Осенью 1947 года, после трех лет учебы, получил направление на Сахалин командиром танково-самоходного полка стрелковой дивизии. И вдруг за день до отъезда меня вызывают в академию и объявляют, что я остаюсь в адъюнктуре, по кафедре тактики. Подумать только: семь золотых медалистов и среди них я, простой смертный, не имея этого титула!

Три года почти самостоятельной учебы дались нелегко:

сдача уймы зачетов и экзаменов, разработка рефератов.

Наконец, я кандидат военных наук. Уложился в срок.

С 1950 года началась моя педагогическая деятельность в бронетанковой академии, которая "ковала" офицеров и инженеров-танкистов. И надо отметить, практически вся моя служба прошла в стенах этой академии, которая стала мне вторым родным домом.

В 28 лет мне присвоили звание полковника.

Будучи преподавателем, в 1967 году защитил докторскую диссертацию. Затем был удостоен ученого звания профессора и почетного звания "Заслуженный деятель науки РСФСР". Мне было доверено сформировать и возглавить вначале кафедру управления войсками, а затем главную кафедру академии - кафедру оперативного искусства. 13 лет жизни я посвятил этой кафедре, где сложился необыкновенно талантливый коллектив военных педагогов.

Мне посчастливилось работать в академии под руководством одиннадцати талантливых начальников. Среди них такие прославленные полководцы, как дважды Герой Советского Союза Главный маршал бронетанковых войск П.А.

Ротмистров, Герой Советского Союза Главный маршал бронетанковых войск А.Х. Бабаджанян, Герой Советского Союза маршал бронетанковых войск О.А. Лосик. Судьба мне даровала возможность четыре года быть заместителем Олега Александровича Лосика по научной работе.

В академии мне были присвоены четыре воинских звания: подполковник, полковник, генерал-майор и генераллейтенант. Здесь же был награжден пятью орденами, два из которых - Трудового Красного Знамени, чем особенно горжусь.

Горжусь и тем, что причастен к обучению таких крупных военачальников, как С.Ф. Ахромеев, С.К. Куркоткин, И.Н. Родионов, М.М. Зайцев, Н.И. Попов, В.И. Попов, С.П.

Золотов и многих других.

Уволился из Вооруженных сил Советского Союза в ноябре 1988 года с должности заместителя начальника Академии бронетанковых войск по научной работе, прослужив отечеству 49 календарных лет.

Возглавлял Совет ветеранов 3-го гвардейского Сталинградского механизированного корпуса, в составе которого сражался под Сталинградом. Был председателем объединенного Совета бронетанковых войск и кавалерии при Московском Комитете ветеранов войны. Являюсь почетным его членом.

Женат, с супругой Тамарой Григорьевной Орловой вместе более 60 лет. Сын Игорь - танкист, полковник в запасе;

дочь Галина - кандидат наук; три внука, один из них, Алексей, капитан, командир роты.

Являюсь почетным гражданином Октябрьского района и хутора Верхне-Кумского Волгоградской области, а также Сморгонь в Белоруссии.

Участник Парада Победы 24 июня 1945 года и всех последующих юбилейных парадов.

экологии Московского государственного Снаряд прошел подо мною, не задев меня Я родился 21 января 1924 года в городе Москве, а точнее - на Хамовнической набережной. Православный, русский, ни в комсомоле, ни в партии не состоял.

Окончил в 1941 году школу (9 классов).

Затем училища: Авиационное - в Москве и Пушкинское танковое - в Ленинградской области.

Начало войны застало меня дома. Накануне, я летал с аэродрома, расположенном в Теплом стане. Мы летали в две смены. Мой полёт был утром, а к вечеру я вернулся домой. В воскресенье, 22 июня, в 4 часа утра зазвучала тревога, и над Москвой стали летать самолеты. Примерно за полгода до этого в Москве проводились учебные тревоги, поэтому сначала никто не придал этому большого значения. В субботу вечером к нам приехал двоюродный брат по линии отца Николай Михайлович, который только что окончил транспортный железнодорожный институт и получил направление начальником станции Лихая под Сталинградом.

Он приехал, переночевал, а на утро начали разносить повестки в военкомат. В 11 часов было выступление Молотова, в котором он объявил о начале войны. В этот день я провожал брата на поезд, но я даже не подозревал, что вижу его в последний раз.

Начал участвовать в боевых действиях в 1943 году. К этому времени, окончив танковое училище, я имел звание младшего лейтенанта. Из Рыбинска, куда было эвакуировано наше училище, нас направили в Нижний Тагил. Там был укомплектован экипаж и получена новая боевая машина – танк Т-34. Марш 20 км до стрельбища, проверка пушки, 20 км обратно – это для разминки, а потом на платформу и вперед.

Получили инструмент на машину, часы, зажигалку, перочинный нож. Сразу мы под Киев поехали, далее наш путь проходил через пункты: Шепетовка (зима 1943 года), Белая церковь (зима 1943 года).

Освобождал город Бунцлау, где умер Кутузов. Немцы были застигнуты врасплох. Когда город был взят, там был свет и работал газопровод. Затем, уже в качестве командира взвода управления, участвовал в форсировании Вислы. А 24 апреля 1945 года мы были в нескольких километрах от Рейхстага.

4 января 1944 года, в 4 часа вечера, наш танк подбили.

Механика и заряжающего ранило, радиста убило. Только меня неприятность обошла стороной. Снаряд прошел подо мной, не задев меня самого. Так я потерял свою первую машину. Новый танк давался только после того, как все танки части выводились из строя. Оставшиеся в живых экипажи поехали за новыми машинами в тыл, а меня оставили в полку и назначили командиром взвода управления. На мои возражения о том, что я никогда не командовал, мне ответили: «Ты хоть училище нормально окончил, а остальное прочтешь в уставе». Сунули мне взвод управления, а там и разведчики, и связисты. Так я в том полку и остался. Это был 59-й отдельный гвардейский тяжелый танковый полк.

9 мая 1945 года застало меня в Праге. По радио сообщили об окончании войны и на улицах начали стрелять в воздух. Но война на самом деле закончилась 11 мая.

Оставались «власовцы», с которыми велись боевые действия еще 2 дня. Затем в Праге проходило награждение армии Рыбалко. Награды вручал Бенеш. Затем наш полк направили в Австрию. Оттуда я ездил в отпуск домой. Когда вернулся, наш полк перевели в Германию в город Вюнсдорф, где я проходил дальнейшую службу. В 1947 году демобилизовался в звании лейтенанта. Я демобилизовался, подав рапорт.

Я имею два ордена Красной Звезды и три медали. Все награды были получены после войны, а сначала вручались справки. Вручение проходило в Австрии, в конце 1945 года.

Во время войны я потерял сестру. Она умерла в Витебске в 1944 году. Брат Николай пропал без вести. После того, как я посадил его на поезд до Сталинграда, от него ни письма, ни весточки больше не поступало.

Мой брат Борис закончил войну майором. Он был военным комендантом Курского вокзала в Москве. Старший двоюродный брат, Михаил Михайлович, к концу войны имел звание генерала. Он был в армии с 1932 года.

Самый запомнившийся эпизод войны для меня – это, конечно же, стрельба 9 мая. Думаю, этот момент запомнился больше всего не только мне, но и всем людям пережившим эту войну.

Ребята, если будете живы, поправьте холмик Я родился 15 октября 1922 года в Москве в районе Ленинских (Воробьевых) гор. Окончил в 1941 году классов 22-й школы Ленинского района. Здание нашей школы и сейчас существует и входит в городской комплекс Дома детского творчества. В этой школе я познакомился со своей будущей женой Поляковой (Гуковой) Лидией Александровной, с которой мы прошли по жизни вместе более 50 лет и воспитали двух детей.