«Историография и источниковедение изучаемого региона (Япония) Учебно-методический комплекс Документ подготовлен в рамках реализации Программы развития государственного образовательного учреждения высшего ...»

Принцип «стратиграфическое местоположение найденных орудий формально главнее всего», безусловно, очень важен, но, как оказалось, нельзя не учитывать при этом и человеческий фактор. Дальнейшие исследования следует проводить на основе самокритических позиций, в обстановке широкой гласности, с привлечением третьих лиц в качестве наблюдателей.

В настоящее время среди материала среднего палеолита много находок, собранных как с поверхности, так и в разрезах. Думается, в этих условиях необходимы повторные раскопки и новые исследования. Это касается и стоянки Канатори, включая находки с нее, – возможно, при повторных раскопках ожидаемых результатов (2004 г.) не будет достигнуто.

В любом случае необходимы новые проверки всех без исключения материалов.

Как реакция на перегибы в отношении важности стратиграфии в прошлых исследованиях в настоящее время появилась группа ученых, которые игнорируя стратиграфическое местоположение находок раннего и среднего палеолита, выступают против принципа «формальной важности стратиграфии». Поэтому представляется очень важным проводить в дальнейшем такие исследования, которые бы учитывали оба эти археологические фактора по стратиграфическому и формальному признакам.

Самокритично оглядываясь на печальные события прошлого, когда весь археологический мир Японии был обескуражен, необходимо по примеру г. Сэридзава сосредоточить усилия по активному проведению повторных исследований орудий из кремнистых пород (газетные публикации, октябрь 2004 г.), а также по изучению и раскопкам новых стоянок.

Что касается ситуации в археологии в этом году, то в отношении научных связей и совместных исследований все благополучно. Желательно создать такой режим исследований, когда удастся устранить все возможные противоречия и разногласия между университетами, институтами и научными учреждениями.

К теме Резюместатьи Хирано Юкихару, Такидзава Ясуко

«СКАНДАЛ ВЕКА. ФАЛЬСИФИЦИРОВАНИЕ ДРЕВНЕЙ ИСТОРИИ»

«РАЗОБЛАЧЕНИЕ РУКИ БОЖЬЕЙ»

ЖУРНАЛ «САНДЭЙ МАЙНИТИ», НОЯБРЬ 2000 г., ТОКИО (перевод Е. Э. Войтишек) «Все это похоже на нелепую шутку!» смеются многие, не веря. Однако это произошло.

Стоя на коленях, выкладывать в ряд каменные орудия, присыпать их землей, а потом втаптывать, утрамбовывая поверхность,- что же это такое?! Казалось бы, в 50 лет люди должны понимать такие вещи… Неужели это все из-за жажды славы и известности?!

«То, что я сделал на стоянке Камитакамори, наверняка войдет в учебники!» горделиво заявил Фудзимура Синъити своим коллегам-археологам. Еще в мае 2000 г. в г. Цукидатэ состоялся съезд Всеяпонского археологического общества, на котором присутствовал помощник директора Института культуры палеолита Тохоку госп. Фудзимура Синъити. Там газетой «Майнити симбун» в качестве исторической сенсации было заявлено о разоблачении факта фальсификации палеолитических орудий. Как сказал один исследователь-любитель, «по наивности этим словам тогда не придали значения». Не тогда ли уже г. Фудзимура задумал неслыханное по дерзости деяние?!

Однако, по его же собственным словам, «бог с небес все видел». Так или иначе, то, что теперь из учебников исчезнет упоминание о «достижениях» г. Фудзимура, теперь уже в общем ясно. Во всяком случае, те разделы в старых учебниках по истории, в книгах издательства Ямакава, посвященные стоянке Камитакамори (расположенной близ городка Цукидатэ в префектуре Мияги), будут теперь пересмотрены.

Как признался сам г. Фудзимура, 65 из 69 каменных орудий, выкопанных на стоянке Камитакамори, были найдены в сентябре на Хоккайдо, на стоянке Сосин-фудосака близ города Тоцукава. По заявлению Всеяпонского комитета по образованию, Департамент культуры будет способствовать перепроверке данных по стоянкам всей Японии, к которым имели отношение г. Фудзимура и Институт культуры палеолита Тохоку.

После окончания высшей школы в г. Сэндай Фудзимура одновременно со службой изучал археологию в частной школе, а потом стал ездить по стоянкам Японии сначала в качестве археолога-любителя, а потом как лицо, добившееся высокого положения. Жаль, что его тогда никто не остановил!

«Если администрация сама ведет раскопки и при этом не получает результатов, это конец! Мы всегда должны быть в центре внимания. Если этого не происходит, на поддержку и помощь нечего и рассчитывать.»

На пресс-конференции, которую проводил директор Института культуры палеолита Тохоку г. Камада Тосиаки, вместе с г. Фудзимура и другими коллегами участвовавший в раскопках, был особо подчеркнут демократический характер руководства в команде. И, возможно, именно это подтолкнуло г. Фудзимура к подтасовке фактов.

Надо сказать при этом, что финансовые и прочие проблемы во время разведки и исследования новых районов всегда были в компетенции самих исследователей. Что касается г. Фудзимура и его коллег, то они постоянно сталкивались с финансовыми проблемами. Вроде бы были какие-то пожертвования от археологов-любителей, какие-то гонорары за статьи, но все это выглядело не очень убедительно. В демократичной исследовательской команде широко известного Института культуры палеолита Тохоку в финансовых вопросах явно что-то не ладилось. Как свидетельствует профессор Харунари Сюдзи из Государственного Музея истории народов, «за последние год-два просьбы о пожертвованиях резко возросли. Возможно, средства были нужны для оформления отчетов по раскопкам».

Г. Фудзимура, долгое время прослуживший на фирме, в ноябре прошлого года ушел в отставку. Появившись на новой должности, он так и не смог держать себя адекватно – все ему не давала покоя мысль о «народных» средствах и о том, как их быстро потратить. Все же остается до конца не понятным, почему же этот факт никого не обеспокоил?

«Доверяли ему…», - в один голос говорят его коллеги, которые долгие годы работали рядом с ним и сейчас чувствуют себя обманутыми. По словам г. Ода Сидзуо из отдела культуры Департамента образования, уже 14 лет как опубликована статья «Палеолитические орудия префектуры Мияги», изданная в 1986 г. в сборнике работ по раннему палеолиту и написанная целым авторским коллективом. Что касается описаний палеолитических орудий стоянок Бабадан-А, Дзадзараги и др., расположенных в этой префектуре, где раскопки вел г. Фудзимура с коллегами, то со всех сторон стали раздаваться голоса о том, что все опубликованные данные об орудиях с этих стоянок, признанных палеолитическими, а ранее считавшихся принадлежностью культуры Дзёмон, теперь следует тщательно перепроверить. Кроме того, сейчас поговаривают о том, что на самом деле пока не существует подлинных доказательств существования предметов труда человека до рубежа в 30 тысяч лет. Таким образом, все «замечательные достижения» г.

Фудзимура и его коллег оказались напрасными.

Тот же г. Ода говорит: «Безусловно, действия г. Фудзимура совершенно непростительны, но зато из этой ситуации можно извлечь кое-какую пользу».

Что же он имеет в виду? Возвращаясь все к тому же раннему палеолиту, надо отметить, что с того времени, как в 1964 г. почетный профессор университета Тохоку г. Сэридзава Тёсукэ в городке Хидэ префектуры Оита обнаружил стоянку Хаямидай, не прекращаются споры между различными группами ученых, являются ли найденные предметы орудиями, или же они представляют собой природные образования. Может быть, «открытие» г.

Фудзимура как раз и позволит окончательно решить этот вопрос.

Раздаются мнения и о том, что многие последователи профессора Сэридзава, например, г. Окамура Митио, сотрудник аппарата управления в Департаменте культуры, положительно оценивают деятельность г.

Фудзимура, отмечая его авторитет, а ответственность за происшедшее предлагают разделить между всеми коллегами. Что касается самого профессора Сэридзава, то он говорит следующее: «Я знаю г. Фудзимура в течение 20 лет, и знаю с хорошей стороны. Его поведение не вызывало никаких подозрений. Не является ли вся эта история надуманной и раздутой средствами массовой информации?!»

И все же…Г. Такэока Тосики, видевший палеолитические орудия Камитакамори, и имевший возможность досконально изучить артефакты эпохи Дзёмон, пришел все же к отрицательному выводу, опубликовав в профессиональном журнале свое мнение: «Этого не может быть! Не верится!». В продолжение изложения своей позиции, он написал далее:

«Во Франции, к примеру, при прорисовке контуров орудия линии делятся на 21 равную часть, каждая из которой тщательно фиксируется, нумеруется, анализируется. При этом в Японии исследователь основывается на своих предположениях, видит то, что хочет увидеть».

Во всяком случае, разоблачение г. Фудзимура показало, что случилось то, что когда-то должно было произойти.

Эпоха Дзё:мон (неолит) дзё:мон дзидай синсэкки дзидай 12 тыс. лет назад – 4 в. до н.э.

со:со:ки начальный период Корэква – комплексный памятник эпохи позднего неолита Японии в рне г. Цугару (префектура Аомори) на северо-востоке о. Хонсю. Сведения о первых находках относятся к 1622, когда при строительстве замка клана Цугару обнаружили керамические сосуды. Первые раскопки провел Токи Гэнго (известен также как Миномуси Сандзин) в 1879. С 1886 и на протяжении последующего столетия раскопки периодически проводились археологами Токийского университета; в 1944 комплекс К. получил статус национального исторического памятника. Поселение и могильник обнаружены в торфянике, толщина культурного слоя от 1,5 до 4 м.

Первоначально выделялся в особую культура К., к которой в р-не Тохоку относили также памятник на торфянике Камэгаока, могильники в раковинных кучах Такасаго, Касикодокоро и др. В настоящее время более принято использовать термин «культура Камэгаока» для описания территориально-хронологического вариант в рамках культур финального Дзёмона (1000–300 лет до н. э.).

Небольшие жилища (наземные и полуземлянки); захоронения в раковинных кучах скорченные, на спине, в осн. головой на запад; появляются захоронения под земляными курганами, с каменными оградками. Черепа с удаленными передними зубами (свидетельство обряда инициации).

Каменные топоры, оббитые и шлифованные, наконечники стрел с черешком и вогнутым основанием, «кнопочные» ножи. Нефритовые топорики, сверлёные бусы, подвески в форме запятой (магатама). Костяные гарпуны, в т.ч. поворотные. Много деревянных изделий, часто с лаковым покрытием: лодка-долбленка, луки цельные и составные, мечи, лопаты, жезлы, чаши; плетёные корзинки из лозы. Лепная керамика: кувшины со сферическим туловом, чаши на коническом поддоне, «чайники» (возможно, для вина), курильницы; богато украшены лепным рельефным орнаментом, тонкими оттисками веревки, резными параллельными линиями, лощением, лакировкой. Керамические фигурки-догу, часто с маской типа солнцезащитных очков; есть полые догу с человеческими костями внутри;

ритуальное захоронение догу в могиле с каменной оградкой в Такасаго.

Развитый сбор моллюсков, рыболовство (в т.ч. на проходную рыбу), промысел крупной рыбы (тунца), собирательство (каштаны, орехи), охота на оленей и др.; начало возделывания риса.

Для сосудов из К. установлены аналогии в янковской культуре Приморья; носители культуры Камэгаока участвуют в формировании культуры раннего металла Яёй.

К теме 5-6 Резюме лекции проф. Акосима Каору «Рассвет японской культуры: от эпохи палеолита к эпохе Дзёмон»

Профессор Акосима Каору окончил Университет Тохоку по специальности археология, получил здесь степень магистра, затем в аспирантуре Университета Нью-Мексико в США получил степень доктора по антропологии. В Университете Тохоку работал ассистентом, преподавателем, доцентом. В настоящее время заведует археологическим отделением в Университете Тохоку, по совместительству работает директором хранилища и исследовательского центра при музее этого университета, является членом правления Комитета по культуре г. Сэндая и сохранению культурного наследия префектуры Мияги. С 2008 г. он занимается также подготовкой музейных сотрудников международного уровня, работающих с историческими материалами. Являясь специалистом по сравнительной археологии древних культур, профессор Акосима Каору занимается исследованиями стоянок Северо-Востока Японии, относящихся к палеолиту, а также периодам Дзёмон и Яёи. Кроме того, он неоднократно участвовал в раскопках на территории Великих равнин в северной Америке, раскопках палеолитических памятников во Франции. Данные, полученные во время этих исследований, он сопоставляет с результатами изучения палеолита на территории северо-восточной Японии. В последнее время профессор активно участвует в научном обмене с исследователями Республики Корея, Китая, Сибири, США, предметом изучения которых являются сопоставления культур доисторического периода (в том числе японского архипелага и материка), характеристика культур позднего Североамериканский материк.

В эпоху позднего палеолита, с потеплением климата, на обширной территории Восточной Азии, включая Сибирь, более отчетливо начало проявляться своеобразие каждого региона. Отличительной чертой Японского архипелага более позднего времени стала керамика Дзёмон и своеобразная культура Дзёмон.

Говоря об этногенезе японцев и формировании японской культуры, необходимо учитывать процессы, происходящие в масштабах всей Азии, выявляя территориальные особенности Японского архипелага. Если в настоящее время наиболее значимым для экономики и культуры Японии является Тихоокеанское побережье, то в период палеолита, по мнению профессора Акосима Каору, подобную роль играло побережье Японского моря. Именно там проходили основные потоки миграций, устанавливались связи с материком.

Приводя примеры из историографии по японской археологии, иллюстрируя свои тезисы многочисленными иллюстрациями, лектор сфокусировал внимание на северных территориях Северо-Восточной Азии.

Лектор указал основные стоянки, где археологами Ууниверситета Тохоку проводились масштабные раскопки: Марумори-1, Камино-А, Араи, Томидзава (поздний палеолит), Камэгаока, Нумадзу, Сатохама, Дайгигакои (период Дзёмон), Тарэянаги (период Яёи). Аудитория узнала также и об основателях археологического направления в университете Тохоку: Кита Садакити (18711939 гг.), Яманоути Сугао (19021970 гг.), Ито Нобуо (19081987 гг.), Сэридзава Тёсукэ (19192006 гг.).

Во время раскопок стоянки Со:дзудай в префектуре Ойта, проводенных в 1964 и 2002 гг., были найдены многочисленные каменные орудия (рис. 1).

Коснувшись проблемы распространения позднепалеолитической культуры, профессор Акосима Каору рассказал о технике и многообразии способов изготовления таких орудий, о сырье эпохи позднего палеолита, «каменной экономике», о кочевом образе жизни людей того периода на Японском архипелаге. Отдельно он остановился на результатах раскопок 19651978 гг., проведенных профессором Сэридзава Тёсукэ на стоянке Хосино (префектура Тотиги) в слоях вулканического пепла, на глубине до 14 м. Найденные на стоянке орудия, изготовленные из кремнистого сланца, представлены следующими разновидностями: скребки, орудия «в форме подставки», острия, вкладыши для ножей, сверла, резцы, чопперы, нуклеусы. Лектор обратил также внимание на каменные орудия позднего палеолита, найденные в 2009 г. на стоянках Марумори-1 и Камино-А (префектура Ямагата) в слоях галечника.

Профессор Акосима Каору уделил особое внимание особенностям техники культуры тонких каменных лезвий, специфике формы и функций резцов, областям применения каменных орудий и методам анализа следов при изготовлении и использовании каменных орудий, т. е. трасологии, позволяющей реконструировать конкретное назначение орудий и выявить специфику основных закономерностей в изготовлении каменного инвентаря.

Так, с помощью этого метода было установлено, что резцы, найденные на стоянке Арая (префектура Ниигата), использовались для обработки шкур и костей животных. Было также установлено, что в исторически никак не связанных районах есть орудия с одинаковыми следами использования. Этот факт, по-видимому, говорит о функциональном сходстве орудий, с помощью которых независимо от времени и места выполняли одинаковые действия. В лекции был затронут и вопрос о раскопках в 19881989 гг. стоянки Арая (префектура Ниигата), когда были найдены остатки жилищ в форме глубоких ям, а также резцы типа Арая из сланца, распространенные в СевероВосточной Азии – находки в пещере Фукуи (префектура Нагасаки), на стоянке Тадзава (префектура Ниигата).

Говоря о естественнонаучных направлениях исследований, лектор коснулся проблем палеофлоры. Так при раскопках стоянки Томидзава у г.

Сэндай был обнаружен прекрасно сохранившийся окаменевший лес. Анализ остатков деревьев, костровищ и каменных орудий позволил успешно установить виды всех деревьев. Результаты этих изысканий представлены в экспозиции специально созданного в г. Сэндай музея «Растения ледникового периода». Рассказывая об изменениях климата в эпоху плейстоцена, он привел график изменений уровня моря, установленных на основе количества изотопа кислорода-18 в кернах из морского дна. Потепление на Земле он рассматривает и в связи с деятельностью человека, жившего на Японском архипелаге. Основываясь на теории Л. Бинфорда, профессор Акосима Каору проводит и обширные антропологические изыскания. Сравнительные антропологические характеристики позволяют проследить, как с изменением окружающей среды при сходных условиях в одно и то же время изменялся характер человеческих сообществ. Это направление, начиная с 1980-х гг., стало одним из важнейших в университете Тохоку.

Далее в лекции была затронуты тема реконструкции окружающей среды и облика человека в ледниковый период и в конце его, а также вопрос о времени появления керамики и самой культуры Дзёмон, о центрах ее местонахождения. Основываясь на этих материалах, лектор привел данные по хронологии керамики Дзёмон, рассказал о ее особенностях в зависимости от районов использования, рассмотрел варианты орнамента.

Определенного внимания требовали и находки из раковинной кучи Нумадзу (префектура Мияги), поскольку происходящие оттуда великолепные орудия из кости и рога, керамическая ваза, покрытая киноварью, в настоящее время имеют статус «государственного культурного наследия». Были представлены также керамические изделия культуры Корэкава и стоянки Камэгаока, знаменитые сосуды и фигурки «инопланетянина», ножи, найденные при раскопках стоянки Утиураи в г.

Сэндай. Осуществлена интерпретация способа использования этих ножей, когда в отверстия продевался ремешок, и нож с ремешком закреплялся на пальцах руки, а затем использовался для срезания растений.

В конце своего археологического обзора профессор рассказал об исторических особенностях перехода к земледелию и производству риса на Японском архипелаге.

В завершение своего доклада особое внимание лектор уделил животрепещущей теме, с которой сталкиваются археологи всего мира, а именно правовым нормам, связанным с находками, сделанными при научных раскопках или в процессе строительных работ. В частности, в Японии государство тщательно регулирует проведение раскопок на всей территории и обеспечивает сохранение находок. В качестве примера были приведены конкретные японские законодательные акты, связанные с сохранением культурного наследия.

ЭПОХА ЯЁЙ (БРОНЗОВО-ЖЕЛЕЗНЫЙ ВЕК)

яёй дзидай ( сэйдо: тэкки дзидай суйто: ко:саку заливное земледелие

ТРАДИЦИОННЫЕ ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ЯПОНЦЕВ

(ДЭНГАКУ) На протяжении своего многовекового развития традиционная культура, ориентированная на ритуал, на канонические системы, создавала искусство ритуализированного типа (понятие Ю. М. Лотмана). Одним из наиболее ярких его проявлений представляется искусство театра, сформировавшееся в недрах древнего синкретического ритуала и унаследовавшее от него всё многообразие выразительных средств. Само понятие «ритуальный театр»

уже давно стало тождественно традиционному театру Востока.

Традиционное японское искусство дэнгаку синкретично онтологически в силу того, что его источником и формообразующим началом явился синтоистский рисоводческий ритуал. Таким образом, понимание сущности и характера феномена дэнгаку невозможно вне контекста рисоводческой обрядности как важнейшего фактора этнического своеобразия японской культуры.

К настоящему моменту в российской науке еще не проводились обобщающие исследования влияния рисоводческого обрядового комплекса синто на становление национальной художественной традиции японцев, в том числе отсутствуют труды, посвященные целостному рассмотрению феномена дэнгаку. Ряд работ классиков отечественного японоведения, затрагивающих некоторые аспекты интересующего нас предмета служат опорой для дальнейших изысканий.

Значительно более детальное и разностороннее освещение феномен рисоводческого ритуала получил в работах японских историков и этнографов, таких как Сода Осами, Орикути Синобу, Усио Митио, Утида Рурико, Янагита Кунио, а также многочисленных исследованиях, посвящённых непосредственно дэнгаку (Иида Митио, Курахаяси Сёдзи, Ясудзи Хонда и др.).

Японская рисоводческая обрядность — явление весьма сложное, многогранное и всеобъемлющее в силу своей тесной взаимосвязи со многими художественными формами национального искусства и высокой степенью региональной вариативности. Основные элементы рисоводческого ритуала оформились уже в рамках древней земледельческой общины. В его основе лежала троичная структура, в последствие ставшая традиционной для синтоистского ритуала (встреча, или «спуск», божества (ками), его почитание и проводы). По форме такие фольклорные обряды представляли собой коллективный труд на поле в музыкально-танцевальном либо чисто музыкальном (как правило, песенном) оформлении, направленный на обращение к божествам плодородия. Ключевым моментом таких действ становится ритуальная имитация посадки риса, либо всего процесса его возделывания.

Уточним, что понятие «рисоводческий ритуал» как таковое не используется в научной литературе, и в каждом конкретном случае учёными используются термины, отражающие суть определённого культурноисторического этапа в классификации данного явления. В японских исследованиях, насколько нам известно, не фигурируют обобщающие названий явлений рисоводческой обрядности, и, как правило, используются только самоназвания локальных обрядов. Термин мацури употребляется носителями традиции достаточно разнородно, и зачастую заменяется словом синдзи («церемония»), сайрэй («религиозная церемония»), что, на наш взгляд, более адекватно отражает суть современного типа явления. Понятие «рисоводческий ритуал» предлагается нами для обозначения широкого круга феноменов, включающего всё многообразие явлений рисоводческого цикла, начиная от древнейших крестьянских обрядов, заканчивая современными храмовыми церемониями.

Н. И Конрад употребляет по отношению к рисоводческому ритуалу, бытовавшему в Японии в первой половине XX века и ранее, термин «представление». А. Е. Глускина использует понятие «обрядово-игровое действо», «земледельческое» либо «магическое представление». Так или иначе, авторитетные отечественные исследователи определяют данное явление как народное театральное искусство, подчёркивая его генетическую связь с профессиональным театром. В действительности, и в наше время многие подобные действа представляют собой не столько сакральное, сколько художественное осмысление сельскохозяйственных обрядов в танцевально-песенной форме (Дэнгаку-мацури). Иные по-прежнему сохраняют форму сельскохозяйственных работ, проходящих в поле (в настоящее время чаще всего в храмовом пространстве или вблизи храма) и сопровождаемых ритуальными действиями (Тауэ-мацури, Тауэ-синдзи и т п.).

По этой причине унифицировать все данные явления в некоем едином понятийном пространстве рисоводческого ритуала не представляется возможным. Отсюда проистекает необходимость рассмотрения названных явлений двояко: с одной стороны, обобщенно, в аспекте единого их истока, а с другой – персонально, в попытке выявления общих и особенных черт каждого из них.

Характерной особенностью японской культуры в аспекте развития театральных форм из ритуала является одновременное сосуществование в её пространстве явлений, возникших в различные исторические периоды. Так, на основе земледельческой обрядности в середине эпохи Хэйан сложилось профессиональное искусство дэнгаку, которое впоследствии оказало значительное влияние на формирование театра Но (ногаку). При этом, как это свойственно ретардационному типу японской культуры, каждое из возникавших явлений не вытесняло хронологически более раннее. Ибо культура Японии относится к типу не «замещения» а «приращения», демонстрируя «стойкость и долговременность форм при разнообразии новаций и заимствований». В силу этого дэнгаку до настоящего времени бытует в некоторых районах Японии наряду с ногаку.

Таким образом, рисоводческий ритуал (фольклорный, а затем храмовый), «перетекая» в иные художественные формы либо соприкасаясь с ними, при этом не утратил устойчивости своей структуры, которая сохраняется практически неизменной с древности вплоть до настоящего времени. В то же время в современной культуре наблюдается и обратная тенденция, когда отдельные компоненты традиционных видов искусства, долгое время развивавшихся независимо, сознательно включаются в пространство храмового рисоводческого ритуала как наиболее эффективного механизма сохранения и трансляции культурного наследия японцев.

Рассмотрим механизм этих взаимовлияний на примере развития средневековых представлений дэнгаку.

Дэнгаку, что дословно переводится как «музыка рисового поля», – разновидность танцевально-драматического искусства, берущего начало от ритуалов, связанных с севом или уборкой урожая (конкретно, от та-асоби как ритуала испрашивания хорошего урожая). Существует также версия о заимствованном характере этого явления. Так, А Е. Глускина определяет дэнгаку в качестве буддистских представлений. Однако, в целом, как показывают японские и российские исследования, развитие дэнгаку происходило в рамках синтоистской обрядности. Искусство дэнгаку, возникшее в середине эпохи Хэйан, принято рассматривать в качестве предшественника театра Но.

В японской литературе дэнгаку фигурирует как традиционное земледельческое представление, включаемое в один ряд с церемониями отауэ («посадка риса»), та-асоби («полевые игры»), о-тауэ-синдзи («священнодействие посадки риса») и т.д. Иногда два представления – отауэ и дэнгаку – не разделяют и именуют как праздник дэнгаку-тауэ-но мацури. В данном контексте перечисленные явления понимаются скорее как вид искусства, представлявшегося на сцене профессиональными исполнителями, нежели в качестве фольклорных обрядов. В современной практике танцы дэнгаку отличаются от о-тауэ-мацури и составом инструментов, и манерой исполнения, и потому их можно считать отдельным направлением традиционного фольклорно-обрядового наследия Японии.

Однако, на первоначальном этапе разные типы представлений, возможно, отличались довольно незначительно и воспринимались как единое направление.

Наряду с этим, необходимо учитывать имеющую место в японских исследованиях теоретическую неразработанность вопроса, когда употребляется один и тот же термин для обозначения разных составляюших этого синтетического явления. Этот факт также показывает существующую в японской науке проблему терминологической унификации данного материала.

Перечислим основные значения, в которых японские учёные употребляют термин дэнгаку:

1. Музыка дэнгаку, берущая начало от крестьянских рисоводческих обрядов, действие которых традиционно сопровождалось аккомпанементом традиционных инструментов;

2. Танцы дэнгаку, исполняемые профессиональными дэнгаку-хоси (хоси – монах);

3. Фурю-дэнгаку («изящное дэнгаку») – представления, которые проводились императором и аристократией, называемые также «танцы дэнгаку» (дэнгаку-одори).

Рассматривая историю дэнгаку как феномена средневекового искусства, отметим, что его расцвет пришёлся на XI-XIV века. Как известно, уже к концу эпохи Хэйан под покровительством храмов были организованы театральные цеха дза. Сформировался особый класс исполнителей танцев дэнгаку, которых называли дэнгаку-хоси. Благодаря мастерству исполнителей, дэнгаку было усовершенствовано и приобрело статус самостоятельного искусства. Причину его популярности можно объяснить достижением утончённого исполнения, при сохранявшейся сельской простоте.

Дэнгаку в основном было тесно связано с ритуальной практикой: такие представления как тюмонгото (пьеса у ворот) и такааси (пьеса на ходулях) из репертуара дэнгаку были ещё более древними, чем сам этот жанр. В первом случае использовался инструмент биндзасара, во втором – флейта, малый и большой барабаны. Маски использовались от случая к случаю. Их применение было более ограниченным, чем в ногаку. Сцена, как, в будущем, и сцена Но, имела ведущий к ней мостоподобный проход хасигакари. Итак, подобная конструкция сцены была унаследована от древних земледельческих представлений.

В японских хрониках и дневниковой литературе существуют многочисленные свидетельства о небывалом пике популярности дэнгаку в эпоху Хэйан. Так, известно, что в 1096 году жители Киото, а также император и аристократия страстно увлеклись этим жанром представлений.

В записках Оэ Масафуса «Ракуё дэнгакуки» это явление именуется эйтё-но дай дэнгаку – по названию периода Эйтё (1096-1097). «Энтайрёку» и дневник Тоин Кинката (1241-1366) содержат сведения о том, что в 1311 году дэнгаку наблюдал экс-император, и что в те годы повсеместное повальное увлечение этими представлениями достигло пугающих размеров. Существует описание представления на берегу реки Ромогава, которое наблюдало несколько тысяч зрителей. В связи с этим явлением появилось особое понятие – «болезнь дэнгаку» (дэнгакубё).

Исходя из описаний подобных действ, мы можем судить о дэнгаку как о феномене, выходящем за рамки сугубо театрального искусства. В этом плане данное действо сближается с мацури, понимаемом как массовое действо, определяющую роль в котором играет внешняя, «карнавальная»

сторона. Об этом говорит не столько количество участников, сколько их поведение во время празднества. Оэ Масафуса указывает на неслыханные с точки зрения того времени нарушения правил и табу: ношение «одежды, выкрашенной травами», либо простой набедренной повязки и «шляп, какие носят при посадке риса» не только простым народом, но придворными и чиновниками.

Интерес представляет содержание представлений в ходе «полевых игр». В играх принимали участие девушки, которые «сажают рис», и девушки, которые «толкут рис», то есть саотомэ. В. И. Сисаури предполагает, что в подобных действах так же, как и в рисоводческих обрядах, имела место имитация сельскохозяйственного процесса.

Для музыкального сопровождения «полевых игр» использовались преимущественно фольклорные инструменты: это «барабанчики, подвешенные к поясу», «барабаны-погремушки», «медные тарелки», «трещотки». Помимо танцев и представлений, в ходе празднества осуществлялись всевозможные игры и состязания. При всей пестроте и зрелищности данного действа, можно говорить о первостепенном значении его фольклорно-обрядовой основы.

В связи с многоликостью и разнообразием условий функционирования, в науке не существует общепринятой классификации дэнгаку. Это связано, в первую очередь с тем, что этот феномен достаточно сложно обособить от других представлений, имеющих своим истоком древнюю земледельческую обрядность. Так, например, ряд российских японистов (Л. М. Ермакова, А. Р.

Садокова) высказывает теорию о первоначальном бытовании дэнгаку как разновидности кагура – сато-кагура. Как отмечает А. Р. Садокова, в сатокагура нередко включались фольклорные образцы, и, чаще всего, календарнообрядовые песни. Исследователь считает сато-кагура трансформацией известных форм представлений на локальной основе. По-видимому, здесь подразумевается локальная вариативность типичной структуры кагура. Как предполагает А. Р. Садокова, сато-кагура относились к «дэнгаку – первоначально крестьянским песням, которые лишь со временем стали частью песенно-танцевального представления».

Говоря о крупных направлениях дэнгаку эпохи Хэйан, японские исследователи выделяют такие разновидности как дэнгаку-одори (один из вариантов названия – нати-дэнгаку), кёкугэй (акробатические представления), сисимай («львиный танец»). Здесь необходимо также упомянуть тип ямабуси-дэнгаку. Исполняемый горными отшельниками (ямабуси), этот вид представлений бытовал, главным образом, на северовостоке Японии. В южных районах страны это направление именовалось хоин-дэнгаку. Согласно данной традиции, представление строго регламентировано и включает фиксированное количество танцев.

Из выше изложенного следует вывод об отсутствии чётких критериев для подразделения направлений дэнгаку, а также имеющем место в национальной литературе обозначении этим термином явлений, имеющих часто опосредованное отношение к земледельческой обрядности.

Зачастую номера дэнгаку выступали не в качестве самостоятельных представлений, а включались в состав иных церемоний как отдельные номера. В качестве примера подобного совмещения приведём описание церемонии уси-но ситамоти, которая определяется носителями традиции как та-асоби и бытует в одном из храмов Футамори (г. Оойгава, преф. Сидзуока) со времён средневековья.

В начале церемонии на сцене появляется человек в маске лешего тэнгу. Держа в руках росток «голубого бамбука», он кружится по сцене, исполняя танец под названием «очищение Тэнгу», затем танец с нагината, после чего исполняется цикл движений, включающих элементы львиного танца (сисимай), имитации рыхления мотыгой, отгона птиц (ториой), тауэ, танца саотомэ, мико-май (танец храмовых жриц мико). Затем исполнитель демонстрирует «промежуточный» дэнгаку, сару-дэнгаку, заканчивая представление имитацией покоса.

По мнению Иида Митио, церемония является продуктом взаимодействия двух явлений: та-асоби и дэнгаку. С нашей точки зрения, в ней условно можно выделить несколько слоёв. Основой церемонии является одна из древнейших форм рисоводческого обряда, демонстрирующего имитацию всего процесса возделывания риса (та-асоби), включая самостоятельный обряд отгона птиц ториой. В его ткань включены более поздние в стадиальном отношении явления: танцы дэнгаку, элементы саругаку (который, вероятно, в силу сходства манеры исполнения, объединён здесь с танцем дэнгаку единым названием), а также «львиный танец»

сисимай – продукт предположительно китайского происхождения, имеющий широкую сферу функционирования в японском традиционном искусстве.

Данная церемония демонстрирует нередкий для японской культуры случай сочетания нескольких традиций в одной обрядовой форме, что, на наш взгляд, является оптимальным механизмом сохранения традиционного культурного наследия. Привлекает внимание и тот факт, что в описанной церемонии все разновидности танцев исполняет один и тот же танцор, представленный в виде фольклорного персонажа – лешего Тэнгу. В ходе представления он попеременно исполняет роль крестьянина, храмовых жриц, саотомэ и даже льва. С одной стороны, это объяснимо характерным для ритуала символизмом, когда действие либо персонаж могут быть заменены их символами. С другой стороны, такой приём видится единственно приемлемым вариантом воспроизведения традиции на уровне провинции, где нет возможности привлечения больших групп профессиональных исполнителей.

В настоящее время дэнгаку, исходя из особенностей музыкального оформления, разделяют на два вида – танцевальное дэнгаку в сопровождении биндзасара и дэнгаку, в котором исполнители оркестра хаяси используют сури сасара («трущееся» сасара). М. Ю. Дубровская приводит классификацию, в соответствие с которой дэнгаку, наряду с фурю, саругаку и кагура входят в миндзоку гэйно (искусство народных обычаев) – одну из трех подгрупп комплекса миндзоку онгаку (музыка народных обычаев):

обобщающего понятия, служащего японским фольклористам для обозначения всей совокупности музыкально-поэтического фольклора Японских островов.

На наш взгляд, дэнгаку можно полагать одним из наиболее почвенных и синтетических по своему генезису явлений средневековой, с одной стороны, фольклорно-обрядовой, а с другой – музыкально-театральной культуры Японии. Это представление отличается редким многообразием ситуативных и жанровых условий функционирования, в силу чего столь трудно ранжируется и обосабливается от других традиционных действ японцев. В продолжение тезиса о синтетической природе дэнгаку укажем, что современное бытование этого явления позволяет сделать выводы об общих чертах с фольклорными рисоводческими обрядами, синтоистской мистерией кагура, и фарса саругаку, имевшего претворение в Но.

В целом, феномен дэнгаку, с нашей точки зрения, можно определить понятием «устная народная драма», присущим традиционным культурам Востока. К её характерным чертам, сформулированным отечественными театроведами и музыковедами относятся: формирование явления на основе календарно-земледельческих обрядов; ритуальность как неотъемлемая черта традиционного музыкально-сценического искусства, обусловленная многовековым господством культового мировоззрения; каноничность, нормативность искусства; синтетичность особого рода, свойственная традиционному искусству, выросшая из синкрезиса; изустность, как основа передачи звучащего ряда представления; импровизационность; условность;

символичность, пронизывающая все уровни сценического искусства;

эффектность, красочность действа. Все эти черты в разных соотношениях можно видеть и в современных представлениях дэнгаку, сохранивших яркосамобытный облик в качестве явления национальной традиционной культуры.

Таким образом, рассматривая современную ситуацию бытования дэнгаку, мы можем определить его как древнее феноменальное явление национальной культуры, понимаемое в наши дни преимущественно в качестве традиционного вида искусства музыкально-драматического характера, которое, наряду с ритуальной составляющей включает и зрелищную сторону. Заметим, что, как и его древнейший прототип, дэнгаку и в представлениях современных японцев имеет своей целью способствование хорошему урожаю и изгнание злых демонов. Понятно, что корень подобного восприятия кроется в глубоко сакральном генезисе этого, как и многих других явлений традиционной культуры японцев, бытующих в современную эпоху.

ЭПОХА КОФУН (КУРГАННЫЙ ПЕРИОД)

III-VII вв. н. э.

функю:бо сооружения курганного типа дзэмпо: ко:эн фун «квадратно-круглый курган»

татэана-сэкисицу каменная камера с вертикальным отверстием ёкоана-сэкисицу каменная камера с боковым входом / магатама ритуальные пластины могари-но мия временный погребальный дворец

ДРЕВНИЕ КУРГАНЫ ЯПОНИИ

Слово «курган» (но не сама реалия!) в значении «могильный холм», реже «крепость» было заимствовано в древнерусский язык из тюркских языков, а затем уже из русского — и в некоторые западноевропейские.

Последнее связано, вероятно, с тем, что в XIX в. именно южнорусские курганы получили всемирную известность благодаря эффектным находкам скифского золота. Однако в целом эти сооружения известны в культурах различных народов Евразии, Африки, Америки, начиная с эпохи финального неолита; а связанные с ними обряды возникали независимо, как воплощение сходных представлений.

Семантика курганов носит выраженный амбивалентный характер, как и все представления, связанные со смертью. С одной стороны, усопшего надежно укрывали, запечатывали в земле, придавив могильным холмом; с другой – помогали душе подняться в верхний мир. В этом отношении курганы представлял собой «лестницу в небо» (отсюда, возможно, происходит и ступенчатая форма многих надмогильных сооружений), символизируя идею «мировой горы», которая, в свою очередь, является одним из вариантов более общей мифологемы мирового древа, оси мира (axis mundi), соединявшей различные сферы бытия. Такой подход помогает объяснить возведение наиболее крупных насыпей над могилами древних царей. Смерть правителя, который был социальным алломорфом мировой оси, означала крушение космического порядка, а возведение «мировой горы»

помогало восстановить утраченную гармонию. Вероятное астрономическое использование курганов подтверждает их связь с космологическими представлениями.

Однако при всей своей универсальности в рамках отдельных регионов распространение курганов может иметь четкие территориальнохронологические рамки и за счет этого выступать в качестве одной из важных культурных характеристик, фиксирующей как внутренние закономерности развития, так и возможные внешние контакты. Так, на территории Китая курганы спорадически используются еще в бронзовом веке, но широко распространяются как могилы аристократов и, в первую очередь, правителей в эпоху Чжаньго (V–III вв. до н. э.), возможно, под влиянием северных кочевых племен. По мнению Дж. Роусон, создание могил в горе или под горой (естественной или искусственной) связано со сведениями, которые получали жители на северных и западных границах Китая. Подтвердить это предположение столь же сложно, как и опровергнуть; однако оно вполне вписывается в массовую инфильтрацию культурных достижений ранних кочевников в пределы древнекитайских государств в указанный период, откуда они могли транслироваться и дальше на восток, в Корею и Японию.

Именно курганы как способ элитных захоронений стали основой для выделения культуры кофун (называемой также в отечественной литературе курганной культурой). Данная археологическая культура (или, скорее, культурная общность) и соответствующий ей исторический период выделен в рамках раннего Средневековья (III–VII вв.) на Японских островах. Ее памятники распространены от севера о. Хонсю (район г. Сэндай) до северовостока о. Кюсю; главный центр расположен в долине Нара. Их изучение имеет особую актуальность для археологии и ранней истории региона, поскольку именно к этому периоду относится образование первых государственных образований на территории Японии и формирование древнеяпонского этноса. При этом полученные при раскопках материалы указывают на значительную роль в этих важнейших процессах взаимных контактов с материковыми культурами Восточной и Центральной Азии.

Самые первые описания конструкции и состава инвентаря «императорских» курганов содержатся уже в ранней японской летописи «Нихон сёки» (720 г.) Первые официальные раскопки кургана Самурайдзука (в современной префектуре Тотиги, к северу от Токио) провёл в 1692 г.

Мито Мицукуни, внук основателя династии Токугава. Научные раскопки начинаются с первых десятилетий XX в. Из более чем 10 тыс. выявленных курганов на основании письменных источников выделяют 188 — как гробницы «императоров» или «императриц» и 522 — как погребения членов их семей. С конца XIX в. на раскопки этих могил наложен мораторий, из которого редко делали исключения по специальному разрешению императорского двора. Так, в 2008 г. проведено обследование кургана Госаси (в префектуре Нара), приписываемого «императрице» Дзингу (традиционные даты 201–269 гг.), и установлена его реальная датировка (около 400 г.).

Культуру кофун, как правило, подразделяется на три этапа: 1) ранний, генетически связанный с культурой яёй (конец III–IV вв.); 2) средний или развитый (конец IV–V вв.); 3) поздний (VI–VII вв.).

Курганы раннего этапа располагаются на возвышенностях, последующих этапов – на равнине. Возможно, прототипами больших курганов были небольшие могильные холмики, возводившиеся над яёйскими захоронениями в Кадзикурихама и других районах. Однако для окончательного оформления данного способа погребения, скорее всего, потребовались внешние стимулы. Большинство насыпей культуры кофун имеют диаметр около 5 м, но гробницы правителей могут занимать площадь до 486 305 кв. м, при сохранившейся высоте 35 м (курган Дайсэнрё, приписываемый «императору» Нинтоку, традиционная дата 313–399 гг.) С начала V в. размеры курганов уменьшаются. Для «больших» курганов («императорских» и элиты) типична конусовидная насыпь с уплощенным трапециевидным выступом (курганы «в форме замочной скважины»), окруженная одним–тремя рвами с водой, иногда дополненных изгородью из камней. На позднем этапе появляются восьмиугольные курганы, а также круглые, на двухступенчатом квадратном каменном основании. На склонах насыпи устанавливались, в зависимости от статуса погребенного, от нескольких штук до нескольких тысяч глиняных погребальных фигур (ханива), изображавших людей, животных, строения, различные предметы.

Первоначально могильные камеры часто устраивали в насыпи; во второй половине культуры кофун их уже возводили на поверхности земли, под насыпью; на позднем этапе появляется коридор, ведущий к камере. Стены камеры и коридора часто оформлялись каменными плитами или скреплённой известью кладкой; иногда поверх наносилась роспись красного цвета с мифологическими и бытовыми сюжетами, выполненными в китайскокорейском стиле. Гроб-колода изготавливался из японского кедра; в поздний период – из камня или керамики. Вокруг гроба мог дополнительно возводиться саркофаг из галечной обкладки или каменных плит, редко – в виде ящика из дерева.

В составе инвентаря, который помещался в гроб и камеру, входили:

бронзовые позолоченные короны (корейского производства); бронзовые зеркала (китайские образцы и местные копии); набор железного, редко бронзового оружия (кинжалы, мечи, наконечники стрел, доспехи) и конское снаряжение; браслеты и бусы из жадеита, горного хрусталя, агата и др., подвески-магатама «в форме запятой»; орудия труда; керамика типа суэ, высокотемпературного обжига, пепельно-серого цвета, с заглаженной поверхностью или ложнотекстильным декором. Рядом с наиболее богатыми гробницами для инвентаря сооружались иногда и отдельные курганыкладовые.

С конца VI в. появляются трупосожжения, которые связывают с распространением буддизма. Могилы менее знатных людей (так называемые горизонтальные гробницы) устраивались в насыпи курганов; отдельно располагались «кладбища простолюдинов» (грунтовые могилы с небольшой насыпью и ограниченным набором инвентаря).

Культура кофун сложилась на местной основе, при значительном китайском и, особенно, корейском влиянии (в том числе за счет прямых миграций из Кореи). «Милитаризация» погребального инвентаря в конце IV – начале V вв. объясняется участием «континентального всаднического»

компонента в формировании культуры и ее аристократической верхушки.

Появление железных палашей с кольцевым навершием, пластинчатых шлемов, седел с высокой лукой, круглых стремян объяснимо влиянием сяньбэйских племен через корейское (когурёское) посредничество. Как свидетельствуют письменные и эпиграфические источники, контакты носили двусторонний характер, что объясняет появление курганов «в форме замочной скважины» в начале VI в. на территории «царства» Кая на юге Корейского полуострова, с которым японские племена поддерживали тесную связь [Иванов, 2005]. Территориальные группы «Больших» курганов принято соотносить с протогосударственными образованиями, о которых сообщают японские и китайские летописи («Кодзики», «Нихон сёки», «Вэй чжи»). На их основе в III–IV вв. формируется государство Ямато, с правителями которого также связывают некоторые из «Больших» курганов культуры кофун. Использование курганов для погребения знати продолжалось и в рамках следующего этапа раннего Средневековья (период Асука, 592710 гг.).

Одним из наиболее интригующих вопросов в изучении культуры кофун является происхождение ханива. В литературе уже высказывалось интересное предположение о возможной связи ханива в виде фигур воинов с терракотовыми солдатами загробной армии Цинь Шихуанди. Не отрицая такой возможности, мы считаем, что такое воздействие осуществлялось не прямо, а опосредовано, через ханьскую погребальную пластику, что, кстати, лучшее коррелирует с датами и охватывает все виды ханива, а не только воинов. Привлечение континентальных материалов для интерпретации находок в составе культуры кофун широко практиковалось такими выдающимися исследователями, как Хамада Косаку, Умэхара Суэдзи, Эгами Намио и др. Привлечение для сопоставительного анализа новых материалов из раскопок и обследований ханьских императорских мавзолеев и аристократических гробниц в Янлин, Маолин, Лэйтай и т. д. позволит продолжить эту традицию и дополнить, казалось бы, досконально изученный культурный комплекс новыми данными.

К теме Изучение археологии Китая японскими учеными Изучение китайской древности в Японии имеет многовековую историю, но подлинно научные исследования были начаты в конце XIX в., когда японские ученые вместе с европейскими и американскими коллегами начали изучение Китая при помощи современных научных методов.

Развитию археологических исследований предшествовал период изучения географии и этнографии, длившийся примерно с 1870 по 1900 гг.

Так, например, необходимо отметить деятельность Отани Кодзуи, организовавшего три экспедиции в Тянь-Шань с 1902 по 1914 гг.

Результатом этих экспедиций стали богатые научные данные по истории, биологии и этнографии региона.

С 1895 г. после японо-китайской войны начинают свою деятельность Тории Рюдзо и Хамада Косаку. Тории Рюдзо (18701953) в 1895 г. совершил поездку в Северо-Восточный Китай, на Ляодунский полуостров, для проведения этнографических исследований, где им были открыты дольмены у г. Симучэн. Позднее Тории Рюдзо еще несколько раз возвращался в Китай в 19061908 гг., 19121913 гг. и в 1939 г. В это время им была издана монументальная работа «Исследование Южной Маньчжурии». В 1908 г.

вблизи поселка Хуншаньхой исследователем был открыт первый памятник неолитической культуры Хуншань. Тории Рюдзо работал на Тайване, сравнивал традиционную культуру Тайваня с культурой народов мяо южного Китая. В заслугу Тории Рюдзо в Японии принято ставить использование последних технических достижений в этнографии: широко известен его фотоархив, а также фонографические полевые записи по лингвистике.

Исследователь много работал над этнографией каменного века Корейского полуострова, находил археологические и лингвистические доказательства родства корейцев и японцев. Также он работал в Сибири, изучал культуру и внешние связи народов, населявших долину Амура. В позднейшей историографии негативно отмечается роль, сыгранная исследованиями ученого в оправдании японской колониальной политики в Корее и Китае, однако, известно, что сам исследователь не придерживался крайних милитаристских позиций. В целом этнографическое и археологическое наследие Тории Рюдзо чрезвычайно высоко оценивается в Японии и за рубежом.

Хамада Косаку (18811938) называют «отцом японской археологии». Он одним из первых начал применять современные принципы работы с источниками, много времени посвятил пропаганде значимости культурного наследия, разрабатывал и продвигал новые методы в археологии. Он вместе с Сиратори Куракити основал т. н. «Киотоскую школу» в японской археологии Китая. В отличие от школы Университета Токио, базировавшейся на традиционном изучении Китая (кангаку), в Университете Киото к археологии применялись принципы изучения истории, разработанные европейскими учеными. В 1911 г. Хамада Косаку впервые совершает поездку в Китай для изучения буддийских манускриптов, найденных в Дунхуане. Хамада К.

остается в Китае до 1912 г., увлекшись раскопками захоронений эпохи Хань в Муянчэне, около Порт-Артура. Это было первое знакомство японских археологов с ханьскими гробницами, результаты исследований Хамада Косаку стали чрезвычайно популярны в японском научном сообществе, спровоцировав волну интереса к китайской археологии. Исследователь оставил много значимых работ по ранней истории Восточной Азии, особый интерес для него также представляли связи древнейшей японской культуры Дзёмон с материком. Также известны результаты его совместных с Мидзуно Сэйити работ по культуре Хуншань, значительно углубившие достижения Тории Рюдзо.

Мидзуно Сэйити (19051971) – археолог, специалист по истории и искусству буддизма. Опубликовал ряд значимых работ по захоронениям эпохи Хань, по пещерным храмам Китая, проводил раскопки во Внутренней Монголии, занимался проблемами бронзовых и нефритовых изделий периодов Шан-Чжоу. В поздний период деятельности активно занимался археологией Ирана, Пакистана и Афганистана.

С 1906 по 1910 гг. Адати Кироку, учитель математики и физики, уехавший на заработки в Китай, проводит любительские исследования гробниц императоров династий Западная Хань и Тан в окрестностях г. Сиань, изучает городища эпох Хань и Тан в самом городе. Он делает множество фотографий, используя сухие стеклянные пластины – новейшие разработки компании «Кодак», позволявшие делать небывалые для того времени по качеству фотографии. Его фотографиями пользовались как источниками такие крупные исследователи истории Востока, как Кувабара Сицудзо и Наба Тосиада. При их содействии в 1933 г. было опубликована работа Адати К.

«Изучение исторических памятников в г. Чанъань». Как отмечает Иидзима Такэцугу, в силу любительского уровня исследователя данное исследование трудно назвать истинно научным, однако как источник, содержащий утерянные на сегодняшний день сведения, оно чрезвычайно ценно. Это сочинение регулярно переиздается в Японии (последнее издание вышло в свет в 2006 г.), несмотря на весьма почтенный возраст фотографий.

С 1910 по 1920 гг. за исключением работ, посвященных пещерным храмам и истории архитектуры, основные археологические раскопки сосредоточились на территории Корейского полуострова. В 1916 г. были начаты раскопки ханьских погребений в китайском наместничестве Лолан (территория современного Пхеньяна). Тории Рюдзо, Хамада Косаку и Умэхара Суэдзи исследовали раковинные кучи Кимхэ, относящиеся к раннему железному веку. Крупный японский археолог Умэхара Суэдзи (18931983) исследовал ханьские захоронения в Лояне, рассматривал влияние китайской архитектуры на архитектуру Кореи и Японии, подробно описал и классифицировал бронзовые изделия периода сражающихся царств, лаковые изделия эпохи Хань, изучал историю производства зеркал в Китае (знаменитые зеркала династии Хань и предшествующая традиция). В поздние годы исследовал городище Аньян – столицу Китая династии Шан, посвятил отдельную монографию белой керамике Шан-Инь. Он также считается крупным специалистом по истории Кореи, изучал связи Японии и Кореи в периоды Дзёмон и Яёй, исследовал распространение ритуальных бронзовых колоколов в Восточной Азии.

Харада Ёсито (18851974) в 1925 г. начал масштабные раскопки гробниц правителей Лолана (впоследствии результаты этих раскопок изложены исследователем в монографии «Лолан»). Харада Ёсито также является известным специалистом по взаимосвязям культур Восточной Азии.

Помимо этого исследователь в своих работах уделял внимание истории Шелкового пути, а также развитию контактов между ханьским Китаем и Парфией. Он весьма известен как исследователь одежды и украшений в Древнем Китае1. Он интересовался также историей алкогольных напитков в Китае.

В июне 1926 г. археологи Токийского императорского университета и Киотоского императорского университета вместе с Археологическим обществом Пекинского университета основали совместное Общество по изучению археологии Северо-Восточной Азии (То:хоку ко:когаку кё:кай).

Общество планировало начать совместные раскопки в Аньянском городище, однако эти планы не были осуществлены в связи с осложнившейся внешнеполитической ситуацией. В марте 1927 г. в Японии было основано Археологическое Общество Восточной Азии (То:а ко:ко гаккай), основной целью которого являлось изучение археологии материкового Китая.

Раскопки, исследования, публикации данного общества поддерживались Отделом культуры Министерства иностранных дел Японии. Первым объектом деятельности общества стали проведенные в 1927 г. раскопки стоянок около г. Бицзыву на западном берегу р. Билюхэ в провинции Люйшунь. Руководителем раскопок был Хамада Косаку, в изысканиях также принимали участие Харада Ёсито, Симада Тадахико и другие японские и китайские археологи. На этих стоянках были обнаружены погребения позднего неолита, где были найдены керамические изделия с полихромной росписью, шлифованные керамические изделия, отшлифованные каменные топоры и каменные ножи. На этой территории были найдены различные археологические памятники, датируемые от эпохи позднего неолита до сражающихся царств. Эти находки вызвали большой интерес в научном Под Древним Китаем японские исследователи в подавляющем большинстве случаев понимают историю Китая до периодов Цинь-Хань включительно.

сообществе, так как давали возможности для проведения интересных параллелей с югом Корейского полуострова и с Японией.

После этого раскопки Восточноазиатского археологического Общества стали ежегодными. В 1928 г. проводятся раскопки ханьских захоронений в Муянчэне на Ляонинском полуострове. Помимо Хамада Косаку и Харада Ёсито в раскопках активное участие принимал Комаи Кадзутика.

Исследователи Иидзима Такэцугу и Онуки Сидзуо указывают на недооцененность роли Комаи К. в выполненных им совместно с Харада Ё.

работах. Этот исследователь изучал материальную культуру династии Хань (веера, зеркала, изображения небожителей); занимался историей и археологией государства Бохай, исследовал микролитические культуры Северного Китая, изучал культурные связи народов Восточной Азии, в частности, веревочной керамики культуры Дзёмон в Японии и аналогичной керамики материкового Китая, проблемой происхождения Охотской культуры. Он весьма много работал с музейными коллекциями, составлял описи каталогов предметов, вывозимых из Китая в Японию.

В 1929 г. Общество начинает раскопки в Наньшанли (захоронение эпохи Хань), в 1931 г. была найдены гробница династии Восточная Хань в Инчэнцзы (известна своими настенными изображениями), в 19321933 гг.

была открыта пятая столица государства Бохай около города Нинъань.

Активная деятельность Общества продолжается до 1942 г. (последними были раскопки ханьских захоронений в Ляояне). В связи с развернувшимися военными действиями раскопки были свернуты, однако часть археологов продолжала работу. Вплоть до мая 1944 г. на памятниках царства Лу работала группа Комаи Кадзутика. Оставшаяся до последнего в Китае на месте военных действий группа Хаяси Токуо и Мидзута Кэйдзо, исследовавшая настенную живопись в гробницах эпохи Хань, закончила свою деятельность трагически.

Необходимо отметить, что, несмотря на высокий уровень проводимых Археологическим Обществом Восточной Азии исследований, в позднейшей историографии, особенно китайской и советской, они часто расцениваются весьма негативно. Проблема заключается в том, что исследования проводились параллельно с японской экспансией в Китай, что, с одной стороны, давало большие возможности для работы японских археологов, а с другой стороны, результаты их работ использовались в политических целях (оправдание захвата Китая «восстановлением исторической справедливости», опирающееся на данные об общности культур восточноазиатского региона).

После поражения Японии во Второй мировой войне и образования Китайской Народной Республики в 1949 г. и до подписания мирного договора между Китаем и Японией в 1972 г. у японских археологов не было возможности работать в поле. В первые послевоенные годы были распущены многие исследовательские организации, занимавшиеся проблемами синологии при поддержке милитаристского режима. Однако, как отмечает Т.

В. Виноградова, это скорее пошло на пользу изучению японскими учеными археологии Китая: в условиях, затруднительных для изучения Китая современного, обращение к древности считалось будто бы более мирным и безопасным, а отсутствие мощной идеологической цензуры также сказалось благотворно на собственно научной ценности исследований. До конца 1970-х гг. изучение археологии Китая в Японии проводится по публикациям китайских археологов, по богатейшим музейным коллекциям, полных предметов, вывезенных из Китая во время оккупации, по сопоставительным данным с другими странами. С 1966 г. по 1976 г. в Китае продолжалась т. н.

«культурная революция», результатом которой стала остановка деятельности китайских археологов. С 1966 г. по 1971 г. в Японию не поступали китайские публикации по археологии, и в этот период количество японских исследований тоже снизилось. С 1972 г. возобновляется поступление журналов «Каогу», «Каогу сюэбао» и др., со второй половины 70-х гг.

начинаются единичные поездки японских ученых в Китай, знакомство их с китайскими музеями, поначалу существенно ограничиваемое. В 1976 г.

создается Общество по изучению Юго-Восточной Азии (То:нан адзиа ко:ко гаккай), где значительная роль отводится исследованию археологии юга Китая и Тайваня. Общество проводит регулярные собрания, семинары, ежегодно выпускает собственный журнал (один из выпусков был специально посвящен проблемам археологии провинции Юньнань, соотношению в находках элементов культуры дянь и ханьской, китайской культуры). В сентябре 1980 г. начались стажировки студентов со специальностью «археология» из Японии в Пекинском университете. Иидзима Такэцугу указывает, что говорить о свободной работе японских археологов в Китае можно примерно с 1984 г.

В 6070-е гг. начинают активную работу многие выдающиеся современные археологи. Хаяси Минао (19252006), профессор Университета Киото, крупнейший специалист по китайской бронзе в Японии, в своих работах заложил основные направления изучения китайской археологии современными японскими учеными. Он является автором многих основополагающих работ в данной области: по оружию в Китае эпох ШанЧжоу, по ритуальным нефритовым изделиям, по мотивам на бронзовых сосудах, выражающим взгляды древних китайцев на мироустроение, по верованиям Древнего Китая в загробную жизнь, в магию и в демонов, по каменным барельефам династии Хань, по особенностям культуры Лянчжу. В своих многочисленных работах по материальной культуре Китая от начала династии Шан-Инь до конца династии Хань Хаяси Минао делает упор на те структурные элементы культуры, которые потом будут более подробно исследоваться другими учеными. Можно сказать, что он заложил основу выделения объектов дальнейших исследований японских археологов.

Ясуда Ёсинори (Университет Киото) является основателем археологии окружающей среды в Японии. Его исследования посвящены освоению человеком территории Восточной Азии и взаимосвязи между человеческой деятельностью и природной средой (история возникновения земледелия, рыбной ловли, географическая стратификация хозяйственной деятельности).

Этот специалист также рассматривает в комплексе всю территорию восточноазиатского региона – Сибирь, Китай, Корею, Японию, изучает родство мифологических традиций региона. Также Ясуда Ёсинори весьма известен в Японии как популяризатор науки: им выпущено большое количество научно-популярных изданий, он является сотрудником Международного центра японской культуры и постоянным консультантом съемочной группы телевизионных документальных фильмов самого популярного в Японии телеканала NHK, принадлежащего общественной Японской вещательной корпорации. При его непосредственном участии и руководстве на экраны регулярно выпускаются фильмы о дописьменной истории Восточной Азии.

Окамура Хидэнори (Университет Киото) – один из самых активных из современных японских археологов. Он изучает археологические данные по истории жилища, градостроения, оружия и военного дела эпохи неолита в Китае. Среди самых известных его работ можно отметить труды, посвященные развитию сельского хозяйства, появлению ритуалов, связанных с жертвоприношениями животных, изучению роли жертвоприношений животных в культурах неолита и трансформация этого ритуала в бронзовом веке. Ученый последовательно изучал археологические данные по культуре династии Ся, древнему искусству периодов Инь-Чжоу и Цинь-Хань;

проводил исследования по социальной организации государства Инь, возникновению гадательных традиций; изучал власть и ритуал в Древнем Китае, а также проблемы появления и трансформации буддизма в Китае.

Акияма Синго (ранее Университет Киото, в настоящем директор Института истории Университета Отэмаэ) изучает этническую историю Северо-Восточной Азии. Область его научных интересов связана с культурой позднего палеолита, с изучением формирования в Китае сельского хозяйства и керамики, развитием керамики в неолите. Часть своих работ он посвятил изучению истории кочевых народов, контактов кочевников с протокитайскими оседлыми культурами, а также анализу особенностей материальной культуры, градостроительства и государственной власти в эпоху правления династии Хань.

В Университете Токио значительную роль в становлении школы археологии Китая сыграл Сэкино Такэси (19152003), почетный председатель Археологического Общества Японии. Исследователь занимался изучением появления черной и белой керамики в Китае, в частности, культуры Луншань, истории китайской бронзы, трансформации ее состава, внешнего вида и функциональных особенностей. Часть работ он посвятил изучению начала железного века в Китае, истории использования деревянных изделий, денежного обращения в Китае, изучал проблему поиска династии Ся. Исследователь весьма активно переводил с китайского языка, выпускал обзорные статьи по историографии ряда вопросов в работах китайских археологов, был главным редактором фундаментальной работы «Современной археологии Китая» при переводе ее на японский язык.

Онуки Сидзуо (Университет Токио) комплексно исследует археологию и этническую историю Восточной Азии. Интересы исследователя в основном сосредоточены на микролитических культурах Внутренней Монголии, переходе от палеолита к неолиту на территории Восточной Азии, истории пищевой культуры человека и развития животноводства. Наибольшую известность принесли Онуки Сидзуо работы, посвященные культурным контактам и взаимовлиянию народов восточноазиатского региона. Он посвятил ряд исследований типологии и генеалогии базовых форм керамических изделий Китая, Японии, Кореи и коренных народов Сибири.

Онуки С. активно сотрудничает с российскими коллегами, вводит в научный оборот в Японии достижения отечественных исследователей.

Иидзима Такэцугу начинал свою деятельность в Университете Токио, позднее перешел работать в Университет Комадзава (г. Токио), в котором создал собственную археологическую школу. В научной деятельности этого крупного ученого и педагога можно выделить три направления. Во-первых, это историография археологии Китая (он автор большого количества обзорных работ); во-вторых, история керамики в Китае в эпоху неолита (культуры Хэмуду, Яншао, Луншань, Давэнькоу, развитие гончарного дела в периоды Шан-Инь, Чжоу и Цинь); в-третьих, исследователь считается крупным специалистом по истории бронзовых изделий периодов Ся и ШанЧжоу.

Като Синдзи (Отдел по сохранению культурного наследия Департамента культуры Японии, ранее Университет Цукуба) является бесспорным авторитетом в исследовании эпохи палеолита в Китае. Исследователь известен своими работами, касающимися развития технологии производства каменных орудий труда, особенно географических различий в каменных орудиях, найденных на территории Китая (автономный южный и северный субстрат), работами, посвященными микролитическим культурам Китая.

Ученый изучал археологические данные о методах охоты и ведения военных действий в палеолите.

Сагава Масатоси (Университет Тохоку-Гакуин, г. Сэндай) является достаточно разносторонним специалистом. Наиболее известные его работы посвящены следующим вопросам: миграция человека из Китая в Сибирь в эпоху палеолита, войны в палеолитическом Китае между северными и южными народами, эволюция военного дела в Китае в позднем палеолите, технология производства клинков и лезвий в неолите, войны в Китае до эпохи Шан-Инь, ритуальное значение каменных топоров в культурах неолита и трансформация данного ритуала в бронзовых топорах Ся-Шан.

Крупный центр по изучению китайской археологии складывается в Университете Кюсю. Миямото Кадзуо интересуют такие проблемы, как соотношение культуры кочевых народов и земледельческой традиции в Древнем Китае, ранний этап мифологической традиции в Китае, использование мифов как исторических источников, городища, укрепления и фортификационные сооружения эпохи неолита, ритуал и государственная власть в Древнем Китае, локализация культуры династии Ся, социальная организация государств Чжоу, похоронный обряд Чжоу и Хань, связь японской культуры Дзёмон с материковым Китаем. Миямото Кадзуо известен также своими работами в области изучения китайской бронзы.

Окадзаки Кэй (19231990, Университет Кюсю) являлся автором большого количества переводов с китайского языка, обзорных работ по современной китайской археологии. Благодаря деятельности ученого японские археологи весьма оперативно узнавали о достижениях китайских коллег. Занимался изучением оружия в Древнем Китае, исследовал распространение рисосеяния через Шаньдунский полуостров и Корею на север о-ва Кюсю, изучал ханьские зеркала в захоронениях Яёй на о-ве Кюсю, исследовал древнейшие контакты Китая и Японии и проблему локализации государства Яматай. Окадзаки К. являлся руководителем крупнейшего проекта по изучению Шелкового пути, созданного при поддержке национального телеканала NHK.

Комото Масаюки (Университет Кумамото) в 2007 г. вышел на пенсию, прекратил активную научную деятельность. Однако в начале своей деятельности получил известность благодаря работам по похоронному обряду у народов Восточной Азии, по развитию традиции ритуальных глиняных фигурок в захоронениях, по дольменам в Корее и на западе о-ва Кюсю в Японии. Позднее он посвятил значительное количество работ истории сельского хозяйства в Восточной Азии. В частности, исследователь изучал появление и развитие каменных сельскохозяйственных орудий труда, влияние последствий ледникового периода на развитие сельского хозяйства в разных частях региона, сравнивал хозяйство народов, населявших долины рек Хуанхэ и Янцзы в эпоху неолита, анализировал историю земледелия в Корее.

В сентябре 1990 г. было образовано Японское Общество по изучению археологии Китая (Нихон тю:гоку ко:ко гаккай). Центральный комитет Общества действует в Университете Кюсю и в Государственном музее префектуры Ямагути Хаги-Урагами. По всей стране действует несколько отделений общества, регулярно организовываются конференции, собрания, семинары. Общество выпускает собственный журнал и регулярно издает сборники статей и монографии своих участников. При этом статьи японских ученых, посвященные проблемам археологии Китая, регулярно появляются в таких научных журналах, как «Вестник археологии» («Ко:когаку дзасси»), «Изучение археологии» («Ко:когаку кэнкю:»), журнале Института истории Университета Киото Восточный вестник («То:хо: гакухо:»).

На современном этапе изучения археологии Китая японскими специалистами можно выделить следующие особенности. Во-первых, это тесное взаимодействие с китайскими исследователями. На регулярную основу положено сотрудничество в проведении раскопок; проводятся стажировки для студентов, специализирующихся на археологии в японских вузах; переводятся работы китайских ученых и выпускаются обзорные работы, указывающие на основные достижения их работы. Отдельные китайские ученые, владеющие японским языком, издают результаты своих исследований на японском языке и приглашаются для работы в японских университетах. Среди них можно упомянуть следующих исследователей:

Хуан Сяофэнь (погребальный обряд в Древнем Китае и его изменения в эпоху Хань, изучение каменных барельефов IVVI вв., древнейшие связи народов Китая, Монголии, Кореи и Японии); Ван Сяоцин (развитие технологий гончарного дела в Китае в эпоху неолита, керамика культуры Яншао, локализация и периодизация культуры Яншао, появление земледелия в Китае) и др.

Во-вторых, значительно увеличилось количество научных центров, занимающихся проблемами археологии Китая. Наряду с признанными лидерами в этом направлении, университетами Токио и Киото, крупные ученые основали собственные археологические школы в других вузах (Университет Комадзава, Университет Отэмаэ, Университет Кюсю и др.).

Развивают активную деятельность и сотрудники музеев (Национальный этнографический музей, Музей Сэнъоку и многие другие).

Заинтересованность в изучении материковой истории проявляют такие учреждения, как Институт сохранения культурного наследия (г. Нара) и Отдел по сохранению и изучению культурного наследия Департамента культуры Японии.

В-третьих, несмотря на то, что практически любой вопрос, касающийся археологии Китая, так или иначе задевался в работах японских ученых, большинство исследований проводится в весьма узком тематическом кругу.

Среди основных тем можно назвать изучение связей народов Китая, Монголии, Кореи и Японии в древнейший период, что во многом обусловлено интересом к происхождению собственно японской культуры.

Такие специалисты по японской археологии, как Суэнага Масао, Сугоя Фуминори, Маэдоно Митио в своих работах часто используют данные китайской археологии для сравнения и сопоставления. Внимание японских специалистов также направлено на изучение происхождения и развития земледелия, военного дела, керамики, на изучение древнейших ритуалов и культов, в том числе ритуальных бронзовых сосудов, ритуального бронзового оружия и нефритовых изделий, на исследование верований древних китайцев на основе изучения погребального обряда, обряда жертвоприношения, в более позднее время – изображений на каменных барельефах, на стенах гробниц, на бронзовых изделиях.

Продолжают функционировать крупные школы китайской археологии.

В Университете Токио работает Исикава Такэхико. В своих работах он уделял особое внимание погребальному обряду в Китае, исследовал гробницы эпохи сражающихся царств и Хань, региональные особенности гробниц и ритуалов захоронений. Он занимался также исследованием путей проникновения технологии изготовления бронзовых изделий из Китая в Корею. Мацумару Митио – почетный профессор Университета Токио, крупный исследователь археологии и истории эпохи Шан-Инь. В частности, он изучает гадательные кости и происхождение письменности в Китае, иньские бронзовые изделия, их типологию, производство бронзы и его связь с государственной системой Шан, государственное устройство и законодательство Инь, его трансформацию в периоды Чуньцю и сражающихся царств. Исследователь выпустил также ряд весьма ценных работ по реконструкции системы ценностей и мировоззрения древних китайцев. Като работал в Институте археологии Университета Токио, затем в Университете Кокугакуин, изучал микролитические культуры Восточной Азии, рассматривал связи палеолитических культур Японии, Китая, Монголии и Восточной Сибири. На данный момент занимается историей древней и средневековой Монголии, работает в Монгольском государственном институте археологии.

В Университете Киото деятельность Хаяси Минао продолжает Имаи Коки. Он исследует бронзовое оружие эпохи Шан, проводит реконструкцию военных сражений в эпоху Шан, исследует погребальный обряд в эпоху Шан.

Асахара Тацуро (Университет Киото) изучал культуру Шан (Эрлиган) и ее влияние на культуру государства Чжоу, исследовал календарь и летоисчисление в Древнем Китае, бронзовые колокола эпохи Чжоу, музыкальную теорию и музыкальные инструменты до эпохи Цинь, систему личных имен китайцев до образования крупных империй (Цинь-Хань).

Коминами Итиро (Университет Киото) исследовал происхождение иероглифики и ее трансформацию в эпохи Цинь-Хань, изучал религиозные представлению в эпоху Чжоу по бронзовым сосудам, мифологию древних китайцев и происхождение идеи мандата неба, погребальный обряд в эпоху Хань и изображения вознесшихся на небо святых. Матида Акира (Университет Киото, затем – Институт сохранения культурного наследия, г.

Нара) много работал над переводами трактатов и исследований китайских ученых по древнейшей истории китайской медицины. Исследователь изучал контакты государства Шан с северными народами, оружие эпохи Шан-Инь, вооружение в эпоху Цинь по материалам раскопок гробницы Циньшихуанди, погребальный ритуал в неолитических захоронениях, в эпоху Хань. В настоящее время в основном занимается археологией и древней историей Японии.

Хигути Такаясу начинал свою деятельность в Университете Киото, в настоящее время является директором Института археологии Касихара префектуры Нара и директором музея Сэнъоку. Такаясу Х. считается крупным историком буддизма, он изучал его проникновение из Индии в Китай, Корею и Японию; много работ ученый посвятил истории и культуре Индии, Ирана и Афганистана; исследовал феномен Шелкового пути; написал опорную для последующих исследователей работу о происхождении японского этноса. Он является автором ряда обзорных работ по изучению археологии Китая китайскими исследователями, сделал описания коллекций многих китайских музеев на японском языке, проанализировал находки гробницы Циньшихуанди. Он исследовал бронзовые изделия Шан и отраженные в них религиозные представления древних китайцев, участвовал в раскопках нефритовых ритуальных предметов в Мавандуе, изучал ханьские зеркала.

В музее Сэнъоку в настоящее время работает Хирокава Мамору. Он изучает бронзовые изделия Шан-Чжоу, их классификацию и родственные связи, древнейшие бронзовые зеркала, распространение бронзы Инь-Чжоу на территории Азии, историографию изучения ранней китайской бронзы (его перу принадлежит много обзорных работ).

В целом нужно отметить, что роль музеев как научных центров по изучению китайской археологии сильно возросла в последнее десятилетие.

Имамура Ёсико (ранее Университет Кюсю, ученица Миямото Кадзуо, на данный момент – Государственный музей префектуры Ямагути ХагиУрагами) изучает различные аспекты истории Китая эпохи неолита:

структуру неолитического общества по археологическим данным, погребальный обряд, керамику, музыкальные инструменты, пищевую культуру неолита. Отдельного внимания заслуживают работы исследовательницы по антропоморфным и зооморфным изображениям эпохи неолита и по типологии и родственным связям глиняных фигурок в неолитических культурах Восточной Азии. Уэно Ёсифуми (Национальный музей истории и этнографии) занимается изучением изображений в гробницах эпохи Хань, изучением ханьских зеркал – технологической эволюцией их изготовления, а также рассмотрением распространения ханьских зеркал на территории Восточной Азии и исследованием границ культурного влияния Китая в эпоху Хань. Моримото Кадзуо (Государственный музей префектуры Тиба) – археолог-этнограф, занимается проблемами появления сельского хозяйства в Китае (при этом выделяет три региона зарождения земледелия). Он исследует земледелие в Китае во взаимосвязи с природными условиями в эпоху позднего палеолита – раннего неолита. Кадзияма Масару (Музей г. Нагоя) изучал неолитические захоронения в южном Китае, сельское хозяйство в Китае в эпоху неолита, исследовал типы полей. В рамках сравнительных исследований по культурной антропологии он проводил сравнение пищевой культуры разных стран, в том числе, Китая и Японии. Изучал раковинные кучи, найденные в Юньнани. Также много внимания уделял изучению археологии Японии, особенно периоду Яёй.

Все больше университетов занимаются подготовкой специалистов в области китайской археологии и исследованиями в этой сфере. Кикавада Осаму (Университет Кокугакуин) сконцентрировал свои усилия на археологии Шаньдунского полуострова. Исследователь изучал культуру юэши на полуострове и сопоставлял ее с культурой луншань, исследовал изменения на территории Шаньдуна в эпоху Ся и Шан (Эрлитоу-Эрлиган), рассматривал становление царств Ци и Лу на данной территории, занимался проблемой локализации царства Лу в эпоху Чжоу, опираясь на археологические данные (бронзовые изделия, глазурованная керамика).

Намба Дзюнко (Университет Тэнри, Нара) изучает бронзовые изделия эпохи Шан, на их основе исследовательница дает собственную периодизацию эпохи и выдвигает предположения о возможности поиска еще двух столиц эпохи Шан, основанных императорами Хэ Танцзя и Цзу И на севере пров.

Хэнань и юге Хэбэй соответственно. Накамура Синъити (Университет Канадзава) исследует нефритовые изделия как сакральный символ власти в Древнем Китае, занимается изучением структуры государственной власти в Китае, исследованием истории рисосеяния, строительства и появления городов, а также реконструкцией общественной системы неолитических культур на основе археологических данных. Сугимото Кэнзи (Университет Буккё) занимается изучением использования дерева в Китае с неолитических культур до эпохи Хань, изучением появления городов в Китае, внешних контактов династии Хань, в том числе, связей между Китаем и Японией, поисками истоков традиции строительства гробниц правителей, пищевой культурой династии Хань. Кимура Хидэаки (Университет Саппоро) сосредоточил свои интересы на изучении происхождения монголоидной расы, ее разделения и расселения на территории Азии, исследовал влияние последствий ледникового периода на палеолитические культуры Восточной Азии, связи культур Восточной Сибири, Сахалина, японского архипелага, Китая и Монголии. Томия Итару (Университет Нагоя) изучал историю живописи в Древнем Китае, завоевания Циньшихуанди и преобразования империи Цинь, эпиграфические источники эпохи Хань (бамбуковые и деревянные дощечки), государственную систему хранения зерна в эпоху Хань. Особой известностью пользуется работа исследователя о способах смертной казни в Восточной Азии.

При анализе историографии того или иного вопроса в отечественной, китайской и западной традиции не следует забывать о мощной японской археологической школе, научные результаты и достижения которой имеют очень важное значение.

Дисциплинарный модуль 3.

К теме

ПИСЬМЕННЫЕ ИСТОЧНИКИ ПО РАННЕЙ ИСТОРИИ ЯПОНИИ

ЭПИГРАФИКА

ТЭККЭНЖЕЛЕЗНЫЙ МЕЧ

( САКИТАМА-ИНАРИЯМА КОФУН )

МОККАН ДЕРЕВЯННЫЕ ТАБЛИЧКИ

УРУСИГАМИ БУНСЁ ТЕКСТЫ НА ЛАКИРОВАННОЙ

БУМАГЕ

МИФОЛОГО-ЛЕТОПИСНЫЕ СВОДЫ

«КОДЗИКИ», или «ЗАПИСКИ О ДЕЯНИЯХ ДРЕВНОСТИ»

(712 г.) – 3 свитка *Чиновник Ооно Ясумаро составил текст со слов Хиэда-но Арэ, принадлежавшего «цеху» сказителей катарибэ * Повествование обрывается правлением императрицы Суйко в 628 г.

«НИХОН СЁКИ», или «АННАЛЫ ЯПОНИИ»

(720 г.) – 30 свитков *Повествование доводится до 697 г., когда государыня Дзито: отрекается от престола К теме Шесть национальных хроник Риккокуси 1. «НИХОН СЁКИ», или «АННАЛЫ ЯПОНИИ»

(сокр. «НИХОНГИ») (720 г.) – 30 свитков *Повествование доводится до 697 г., когда государыня Дзито:

отрекается от престола 2. «СЁКУ НИХОНГИ», или «ПРОДОЛЖЕНИЕ АННАЛОВ ЯПОНИИ»

(797 г.) – 40 свитков * Повествование охватывает период 697-791 гг. и заканчивается на середине правления Камму 3. «НИХОН КО:КИ», или «ПОЗДНИЕ АННАЛЫ ЯПОНИИ»

(сокр. «КО:КИ») (840 г.) – 40 свитков Сохранились частично только 10 свитков *Повествование охватывает период 792-833 гг.

4. «СЁКУ НИХОН КО:КИ», или «ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОЗДНИХ АННАЛОВ ЯПОНИИ» (сокр. «СЁКУ КО:КИ») (869 г.) – 20 свитков * Повествование охватывает период 833-850 гг., 18 лет правления императора Ниммё:

5. «НИХОН МОНТОКУ ТЭННО: ДЗИЦУРОКУ», или «ИСТИННЫЕ

ЗАПИСИ ОБ ИМПЕРАТОРЕ МОНТОКУ»

(871-879 гг.) – 10 свитков * Повествование охватывает период 850-858 гг.

6. «НИХОН САНДАЙ ДЗИЦУРОКУ», или «ИСТИННЫЕ ЗАПИСИ О

ТРЕХ ИМПЕРАТОРАХ ЯПОНИИ»

(901 г.) – 50 свитков * Повествование охватывает период 858-887 гг.

Император Сэйва Император Ё:дзэй Император Ко:ко:

К теме ЭПОХА НАРА (710794)

РИЦУРЁ: КОККА (ГОСУДАРСТВО ЗАКОНОВ)

ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЕ СВОДЫ

ТАЙХО: РИЦУРЁ: (701-702 гг.) Ё:РО: РИЦУРЁ (составлен в 718 г., введен в действие в 757 г.) Рицу (кит. люй) – уголовный кодекс рё: (кит. лин) – гражданский кодекс Со:нирё: «Законы о монахах и монахинях»

КОММЕНТАРИИ К ЗАКОНАМ

Рё:-но гигэ (833 г.) «Толкование законов рё:»

Первоначально 10 свитков из 30 разделов Сохранилось 28 разделов и фрагменты свитков 22 и Составлен комиссией под руководством правого министра Рё:-но сю:гэ (877-886 гг. или 920 г.) «Собрание комментариев к законам рё:»

Первоначально 50 свитков из 30 разделов Сохранилось 35 свитков (23 раздела) Сборник составлен по частной инициативе

ДОПОЛНЕНИЯ К ЗАКОНАМ

Сики Служебные инструкции Руйдзю: сандай кяку «Классифицированный сборник нормативных установлений трех периодов»

Составлен в начале X в. на базе трех ранних сборников кяку:

«Ко:нинкяку» (820 г.), «Дзё:ганкяку» (869 г.) и «Энгикяку» (907 г.) Первоначально состоял из 30 свитков. Сохранилось 15 свитков Кроме актов и указов содержит документы, касающиеся синто и буддизма, а также распоряжения о назначении и снятии чиновников, о взимании податей и пр.

Энгисики «Внутриведомственные инструкции периода энги»

Составлен в 905-927 гг., введен в действие в 967 г.

Состоит из 50 свитков и содержит 3300 статей; текст сохранился полностью

ПИСЬМЕННЫЕ ИСТОЧНИКИ ПО ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЕ ПЕРИОДА

НАРА

КОСЭКИ КЭЙТЁ: АКТОВЫЙ МАТЕРИАЛ

ДОКУМЕНТЫ ИЗ ХРАНИЛИЩА СЁ:СО:ИН

(В ХРАМЕ ТО:ДАЙДЗИ В НАРА) СЁ:МУ ТЭННО: (ГОДЫ ПРАВЛЕНИЯ 724-749; ГОДЫ ЖИЗНИ 701-756) КО:МЁ: КО:ГО: (701-760)

СЯКЁ:ДЗЁ УПРАВЛЕНИЕ ПО ПЕРЕПИСКЕ СУТР

ФУДОКИ «ОПИСАНИЯ ЗЕМЕЛЬ И ОБЫЧАЕВ» по указу 713 г.

Сохранилось 5 фудоки Только одно полностью – описание пров. Идзумо (юго-запад побережья Хонсю – восточная часть преф. Симанэ) С лакунами – описание пров. Хитати (сев.-вост. побережье Хонсю – сев.вост. преф. Ибараги) и Харима (центр Хонсю – юго-запад преф. Хёго) С большими утратами – описания провинций севера Кюсю:

Бунго (современная преф. Оита) и Хидзэн (преф. Сага, Нагасаки) «ВНОВЬ СОСТАВЛЕННЫЕ СПИСКИ РОДОВ» Включают сведения о происхождении 1182 родов КО:БЭЦУ (335) ПОТОМКИ ИМПЕРАТОРОВ

СИНБЭЦУ (404) ПОТОМКИ НЕБЕСНЫХ И ЗЕМНЫХ БОЖЕСТВ

СЁБАН (326) ПОТОМКИ ПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ ИЗ КИТАЯ И КОРЕИ

Для 117 родов тип родства не установлен НИХОН РЁ:ИКИ ( НИХОНКОКУ ГЭМПО: ДЗЭНЪАКУ РЁ:ИКИ)

«ЗАПИСИ О ЧУДЕСАХ ДИВНЫХ ВОЗДАЯНИЯ ПРИЖИЗНЕННОГО ЗА

ДОБРЫЕ И ЗЛЫЕ ДЕЛА, СЛУЧИВШИЕСЯ В СТРАНЕ ЯПОНИИ»

ЖАНР – БУККЁ: СЭЦУВА БУНГАКУ

«БУДДИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА УСТНЫХ РАССКАЗОВ»

МАНЪЁ:СЮ: ПОЭТИЧЕСКАЯ АНТОЛОГИЯ VIII В.

МАНЪЁ:ГАНА ЗНАКИ «МАНЪЁ:СЮ:»

СПОСОБ ПИСЬМА С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ КИТАЙСКИХ

ИЕРОГЛИФОВ В КАЧЕСТВЕ ФОНЕТИКОВ

Входит 4516 сочинений, созданных с нач. в. VII по сер. VIII в.

Танка «короткие песни» 5 строф=31 слог: 5-7-5-7- Сэдо:ка «песня с повтор. началом» 6 строф=38 слогов: 5-7-7-5-7- Нагаута «длинные песни» длина песни не ограничена: 5- КАЙФУ:СО: «Милые ветры поэзии», 751 г. Первая яп. антология стихов на китайском языке Канси «китайские стихи»

Актовый материал косэки и кэйтё Актовый материал – термин многозначный.

1) Документы, предоставляющие какие-либо права и служащие доказательством наличия таких прав;

2) Деловые и служебные записи, несущие информацию о каком-либо событии, процессе, положении дел, состояния имущества и пр. Это в широком смысле все тексты, выполняющие функции документов;

комплекс разнородных документов. В узком смысле это документы, устанавливающие правоотношения между контрагентами сделки, между автором и адресатом.

Что касается актовых материалов как исторического источника и методов его изучения, то в основе анализа лежат историко-юридические, историкогеографические, историко-политические, историко-экономические методы.

Характеристика акта основывается на его происхождении. Следует установить, создан ли данный акт в канцелярии (какой?), каким способом удостоверен текст, какие причины привели к появлению изучаемого акта.

Поэтому проблемы происхождения весьма сложны и не всегда могут быть решены.

Историко-юридический анализ заключаются в сравнении акта с законодательными источниками своего времени, чтобы выяснить, какие нормы и как отразились в изучаемом документе.

Историко-географический анализ: идентифицируются топонимы, упомянутые в акте, сопоставляются с географическими реалиями (этот анализ может дать важную информацию для историко-географических реконструкций – например, уточняет представления о владениях того или иного рода/лица).

Историко-политический анализ: сопоставление сведений из акта со сведениями из других источников (летописей, хроник); воссоздание обстоятельств политической борьбы; конкретизация состава участников происходящих событий.

Историко-экономический анализ: часть реконструкции экономической истории района, где был создан изучаемый акт. В основе – сопоставление норм, отразившихся в документе, с информацией других источников, освещающих экономическую историю данной территории.

Проблема состоит в том, чтобы определить степень достоверности информации, почерпнутой из того или иного акта. До сих пор методика выяснения соответствия реальным событиям, разработана слабо. Верное понимание исторической информации, заключенной в акте, невозможно без ее культурологического истолкования и сопоставления с реалиями.

Обобщение всей полученной информации об условиях появления акта, его содержании и социальных функциях позволяет воссоздать историю актов как сложного исторического явления. История актов как договорных документов – часть истории развития договорных отношений в обществе.

Акты отражают становление и эволюцию прав различных социальных групп, их отношения между собой, между обществом и государством, властными структурами.

1. Публично-правовые акты (договоры, грамоты, указы, списки, справки, паспорта, акты церковных властей, акты на землю, докладные, закладные, доверенности, контракты, договоры, льготные, инструкции по управлению хозяйством);

2. Публично-частные акты (поручительства, акты на землю, денежные 3. Делопроизводственные документы (инструкции, циркуляры, доклады, донесения, протоколы, записки, отчеты, прошения, жалобы, заявления, предложения, мнения, благодарности);

4. Частные письма.

Эта классификация дает наглядное представление о развитии комплекса актовых источников во времени. По мере развития государственного аппарата и усложнения делопроизводственной практики количество выделяемых групп возрастает, акты становятся более разнообразными. Их дифференциация позволяет качественно анализировать происхождение и эволюцию данного вида исторических источников как части исторического процесса в связи с выяснением их социальных функций.

В расширительном понимании актовых источников сюда можно присоединить делопроизводственные, частно-публичные документы и частную переписку.

Подворная перепись каждого дома и семьи: определение степени родства, рода, фамилии, возраста, пола. В Японии велась по примеру Китая с 6 века дворцовой канцелярией. Сразу после реформ Тайка стали проводиться каждые 6 лет по всей стране. В X в. сошли не нет, но после реформы Мэйдзи возобновились.

Из энциклопедии «Британика»

Это общие списки, в которые вносилась информация о кровных и некровных родственниках и брачных отношениях каждого гражданина, для того чтобы прояснить степень родства, что было важно с точки зрения закона о наследовании и родственниках.

(1) Составление косэки Что касается принципов составления косэки, 6-я статья закона о косэки гласит, что за основу составления берется пара супругов, определяющих место приписки, и их дети с той же фамилией. При этом, когда заново составляли косэки в отношении людей, не имевших супругов, за основу брали этого человека и детей, носивших с ним одну фамилию. Если человек был одинок и не мог быть приписан в косэки отца или матери, вписывали только его. Порядок занесения в косэки (14-я статья, 1-й параграф): а) если у супругов фамилия мужа – вносился муж, если фамилия жены – вносилась жена; б) супруг; в) дети. Если детей несколько – вносить в порядке рождения (2-й параграф). Люди, у которых появились причины быть занесенным в косэки после составления списка, вносились в конец косэки (та же статья, 3-й параграф).

(2) Заявление косэки Согласно правилам, занесение в косэки осуществлялось посредством заявлений (15-й закон о косэки). В эти заявления входят «учредительные»

заявления, которые отражали действие закона в отношении присвоения общественного положения или его перемены (например, брак, договорное расторжение брака, признание ребенка), а также «отчетные» заявления, в которых сообщалось об определенных обстоятельствах или свершенных юридических действиях (рождение, смерть, судебный развод). Как правило, в косэки указывалось место регистрации заявителя, или его местонахождение, и от этого зависело, будет ли заявление подано в письменно форме или устной. Кроме этого, в законе о косэки установлены правила подачи заявлений. Дела, связанные с косэки, изначально являются привилегией государственной администрации, однако заведуют ими главы городов, селений и деревень (1-й закон о косэки).

Из энциклопедии «Mypedia»