«Коллектив составителей выражает признательность Президенту Чеченской Республики Р.А. Кадырову за поддержку данного проекта и помощь, оказанную при издании сборника Чеченский архив Составители: Ш.Ю. Саралиев З.М.-С. ...»

Слово арс или арц вошло в обыденную речь армян и грузин; им стали обозначать названия птиц и животных, водящихся в горах. Слово арц’ив (орёл) имеет корнем арц и буквально обозначает горную птицу у армян и грузин 95. У последних существует ещё одно слово арчви; это название серны, горной кавказской антилопы. Что буква ч заменяет здесь ц – видно из мингрельской формы этого слова – ерцќ’ еми (серна). Это-то обстоятельство даёт нам возможность думать, что существовала ещё форма арч этого слова.

Любопытно сделать сопоставление между армянским арц’ив и чеченским ерзау (орёл). При склонении чеченских слов, корень их, как известно, меняется, так, от слова арц множественное число будет ерцниш, но ерзау (именительный падеж единственного числа) уже заключает в себе корень в изменённом виде. Причина этого нам непонятна. А. Шифнер сопоставляет слово ерзау с туш-ским арц’ив и находит, что чеченский дифтонг уо переходит в тушский в – это мы видим на ряде примеров, приводимых Шифнером, но как объяснить переход дифтонга ау в ив, суффикс, хорошо известный и в армянском языке? Нам кажется, что тушский арц’ив заимствован из картского арц’иви 96 и другого отношения, кроме общего корня, к чеченскому ерзау не имеет.

Слово арс вошло и в состав древних имён: Арсама (дед персидского царя Дария), Арсамен (сын Дария), Арзас (династическое имя у парфян (в оригинале издания К.М.Т. – париян), Арсений (имя многих духовных лиц). В эти имена слово арс вносит понятие о возвышенном или величественном характере.

Форма арц (ардз) несомненно использована и в составном армянском слове ардзаганќ (эхо). По объяснению академика Марра 97, вторая часть этого слова является перерождением пехл. vвng (звук) и его иранского эквивалента gwвnќ (зов, звук). Если это так, то всё слово ардзаганќ (эхо) буквально означает отзвук горы.

Резюмируя всё сказанное, мы можем положительно утверждать, что слово арс – древнеарийского происхождения, хотя в смысле специально горы, быть может, оно и не имело большого распространения в арийских языках; оно обозначало скорее возвышенность, в общем, неопределённом её значении. Что же касается того, соответствует ли оно современному армянскому сар (гора) и картскому сери (холм), – мы полагаем, что слово арс проникло в Закавказье в глубокой древности, гораздо ранее иранского сар, которое к тому же означало голову, а не гору. Поэтому нам кажется, что армянское сар произошло от звукового изменения в слове арс и в таком виде существовало оно довольно долго, пока не совпало с появившимся впоследствии иранским словом сар.

В заключение всего изложенного, мы выразим надежду, что грядущие археологические раскопки подтвердят основательность тех взглядов, которые здесь были высказаны. Мы намечаем три положения, которые в будущем следовало бы более подробно развить и научно обосновать:

1. Древние расы с их языками в Передней Азии занимают определённое и самостоятельное место в истории передвижения рас с востока на запад. Имя Торгомы – эпоним доисторического населения Закавказья; населения, делящегося на множество колен и отпрысков, и говорившего на своём особом языке, памятники которого остались в клинообразных надписях Ванской системы. Население это со своим языком, с течением времени, распалось от натиска других рас и на этой основе, путём смешения, создались новые индивидуальнос-ти – народы христианской эры.

2. Предки современных чеченцев – отпрыск арийских мидийцев, матианов, живших, между прочим, в одной сатрапии с урартийцами. Пережив последних, они окончательно исчезли из пределов древнего Закавказья к началу VIII в. н. э.

3. Чеченский язык имеет особое значение для распознавания характера и смысла ванских клинообразных надписей, так как означенный язык либо отразил на себе влияние ванского языка, либо был родственен ему в доисторические времена, входя в особую группу языков Передней Азии.

По предположению M. Hyvernat, урартийцы были выходцами из Турана и жили 15 или 20 веков на Армянском плоскогорье (См. Du Caucase au Golfe Persique. Notice surё l’histoire ancienne de l’Armйnie, p.

539).

Никольский М.В. Ванские клинообразные надписи в Закавказье (Древний восток, 1893 г., т. I, в. III).

Глейе А.К. Опыт решения урартийского вопроса (Сборник материалов по описанию пле-мён и народов Кавказа, в. 37).

Древняя армянская география, стр. 38, примечания.

Далгат Б. Первобытная религия чеченцев, стр. 66.

Лаудаев. Чеченское племя, стр. 57 и 58 (Сборник сведений о кавказских горцах, вып. VI).

Семёнов Н. Туземцы северо-восточного Кавказа, стр. 212–215.

По некоторым преданиям, родоначальником чеченцев является некий Турпал. Нам кажется, что это не имя, а прозвище. Он состоит из двух древнеарийских слов, сохранившихся до сих пор, одно в армянском и чеченском языках (тур – меч) и другое в грузинском (пhари – щит). Носивший это прозвище, очевидно, был меченосцем и щитоносцем.

Предание это с небольшими отступлениями, по свидетельству Е. Максимова (Терский сборник, 1894, стр. 21), имеет наибольшее распространение и устойчивость среди чеченцев.

Maspero G. Hist. anc. des peoples de l’Orient., 455.

Армяне называли мидийцев мада или мата, а также мары (множ. ч.). Происхождение последнего прозвища следующее: армяне называли в древности мидийцев драконидами и змеями. Слово мар, по Эмину, новоперсидское, восходит к зендскому мара (змей).

Эмин Н. Исследования и статьи, стр. 125.

Патканов К. Ванские надписи, III, стр. 108.

Книга III, глава X, стр. 24 и 25.

Помещено в списке имён hаїкидов.

Армянская история, на армянском языке, стр. 110.

Hubschmann, Die Altarmenischen Ortsnamen, армянский перевод, стр. 347.

Oppert J. Le people et la langue des Mйdes, p. 6.

Древняя армянская география, стр. 46, примечания.

Лисовский В. Закавказье, стр. 30 и 31.

У Броссе в «Description gйographique de la Gйorgie» отмечена на карте как Jamouri.

Эристов, князь Рафаил. Западное кавказское отделение Императорского русского географического общества, книга III, стр. 78.

Материалы для исследования экономического быта государственных крестьян Закавказья, т. V, стр. 328.

Известный турист г. Мерцбахер считает чеченцев, судя по их имени, переселенцами из Средней Азии вместе с ордами Чингисхана (см. его «Aus den Hochregionen des Kaukasus», т. I, гл. VIII).

«Пржевальский в своём путешествии к Лоб-Нору, – говорит он, – ссылаясь на один печатный источник, нашёл поселение Черчень и вблизи несколько пространных развалин». Действительно, и другие путешественники упоминают о нескольких схожих названиях, так, В. Григорьев (см. О скифском народе саках, стр. 147) передаёт, что бывшее Ташкентское ханство в древности называлось Чач или Шаш, не объясняя этого названия. Путешественник Белью упоминает среди населённых мест на Кашгарской территории о поселении Чачан (см. его Кашмир и Кашгар, стр. 14). Но чеченцы получили своё название на месте, в нынешней Терской области, от аула Чечен, стало быть, и речи нет о племени чеченцев, пришлых из Средней Азии, да ещё и во времена Чингисхана, то есть в XIII в. Что касается схожих названий, то между географическими названиями памиро-туранскими и закавказо-кавказскими, вообще говоря, издревле существовала большая аналогия. Чему это приписать – случайностям или некогда тесной племенной связи между населением той и другой страны – пока твёрдо установить невозможно.

Услар К.П. Чеченский язык, стр. 24.

По словам сведущих лиц, ныне эта песня поётся не только среди мингрельцев, но и среди имеретин и гурийцев, то есть опять-таки в районе Западной Грузии.

Далгат Б. Первобытная религия чеченцев, стр. 46 и 47.

Чеченский язык, стр. 23 и 24.

Чеченский язык, стр. 32 и 36.

Oppert, J. Etudes assyriennes, p. 171.

П. Услар аналогично объясняет этимологию названий парикании (см. Древние сказания, стр. 533) и паруты (там же, стр. 535).

Опперт, по своим взглядам, близок к Ленорману.

Lenormant F. Lettres assyriolog., l. I, p. 15–18.

Lettres assyriolog., l. I, p. 24.

Lettres assyriolog., l. I, p. 70–71.

Древние сказания, стр. 6.

Материалы по археологии Кавказа, вып. V, 1896 г., напр., стр. 30.

Услар П.К. Чеченский язык, стр. 234 и 235.

Академик Шифнер, из сочинения которого мы берём всё, относящееся к тушскому языку, принимает язык чеченцев, живущих в Тушетии, за тушский. Но в действительности это тот же чеченский язык, подвергшийся сильному влиянию тушинского говора грузинского языка.

Приводим здесь, между прочим, перечень географических названий, где встречаются все три формы рассматриваемого слова: селения Картвани, Картиси, Картикан, Карданахи, Картанаков, Корди, Кордзо, Корта, Кортанети, Куртиси, Курта, Курдикоми и др.

Подобия этих форм kur, kar и kor (по-ассир. kur) найдены и в Бисутунской 3-язычной клинописи, где их сопровождает идеограмма горы (см. Oppert J. Le people et la langue des Mиdes, p. 250). Слова эти обозначали либо гору, либо, в частности, вершину горы.

Это название восходит к урартийской эпохе; так, ещё в надписях ассирийского царя Санхериба (704 г. до Р. Х.) встречается географическое обозначение Kardipi (страна кардов) в обширной области Наири (см. Mиnant I. Annales des rois d’Assyrie, p. 227.

Картманийцы составляли небольшую отрасль утийцев, но жили отдельно и независимо. Агваны неоднократно их завоёвывали, но никогда не могли совершенно покорить храбрых горцев. Эта страна была управляема своими самостоятельными государями почти до X столетия (см. Худобашев, А.

Обозрение Армении, стр. 59).

Словари С.-С. Орбелиани и Чубикова.

Армяно-русский словарь Худобашева и другие (вонецианские) издания.

Исследования и статьи, стр. 183.

Дирр А. Современные названия кавказских племён (Сборник по описанию племён и народов Кавказа, вып. 40, стр. 26.

Несколько слов о названиях древнеармянских месяцев, стр. 24.

Приводим текст этой надписи, к сожалению, не снабжённой дешифратором никакими историческими объяснениями: «Suivant les desseins suprкmes du dieu Assur, mon Seigneur, j’ai marchй contre le pays de Kharia et les armйes du vaste pays de Kurkhiй, dans des forкts impйnйtrables qu’aucun roi n’avait encore explorйes. Le dien Assur, mon Seigneur, me dit de marcher; je disposai mes chars et mes armйes et je m’emparai des forteresses du pays d’Itni et du pays d’Aya sur les pics йlevйs des montagnes impйnйtrables, semblables б la pointe d’un poignard et qiu ne permettent pas le passage de mes chars. J’ai laissй mes chars dans la plaine et j’ai pйnйrй dans les montagnes tortueues. Les habitants du pays de Kurkhiй avaient dispose leurs armйes pour me livrer bataille dans le pays d’Azu. J’ai luttй contre leurs fosces sur le plateau de la montague, je les ai mises en dйroute. J’ai entassй par monceaux les cadavers de leurs guerriers dans rochers et les ravins des montagnes; j’ai detruit les villes qui йtaient sur le revers de la montagne, j’ai occupй 25 villes du pays de Kharia, qui йtaient dans les districts d’Aya, de Suira, d’Idia, de Sezu, de Lelgu, d’Arzanibiu, d’Urunu, d‘Anitku-zal‘ani. Je me suis empirй de leurs esclaes, de leurs biens et de leurs trйsors.

J’ai livrй ces villes aux flames, je les ai dйmolies, je les ai dйtruites».

Патканов К. Ванские надписи, об hайях – III, стр. 108, и о маршруте Тиглата – IV, стр. 134.

О мнимом походе Тиглат-Паласара II к берегам Инда, стр. 22 и 23.

Слово бит встречается и в вавилонской клинописи.

Слово это очень неустойчиво в армянских диалектах: так, например, в агулисском оно произносится bьn, а в карабахском – pьn.

Le people et la langue des Mйdes, p. 20.

О видоизменениях слова бу см. в списке М. Давид-бека в юбилейном сборнике венских мхитаристов (стр. 396).

Lettres assyriolog., l. I, p. 39–40.

Мы берём эти имена и названия из глоссария, приложенного к вышеназванному труду Ж. Опперта.

Среди учёных, изучавших зендские книги, одно время была разноголосица в точном определения значения слова Айрия. Из обобщений этого названия у Эмина, профессора Коссовича, Услара и других следует вывести заключение, что айрия была общим названием стран, населённых айриями, то есть людьми доблестными, благородными, мужественными (гот. vair, санскр. и зенд. vira). Корень айр сохранился в армянском языке ( ) и значит «муж». В названии ариќ, которым обозначали в средние века армянские авторы арийцев, нужно видеть основой тоже слово айр.

Древние сказания, стр. 534.

Об этимологии слова мин мы скажем в другом месте, когда коснёмся группы инородческих названий в древней Армении.

Линч Х.Ф. Большая Армения, II т., стр. 73.

Фр. Ленорман название одной из областей древней Армении читает в Хорсабадских надписях двояко: Манна и Ванна, отождествляя эту область с Ванской. Ныне такое отождествление отвергается, что же касается названий Ван и Биайна, то при сличении ассирийских надписей с урартийскими, эти различные названия оказываются принадлежащими одной эпохе.

Судьба этого племени, по-видимому, была одна с судьбой тех мидийцев, которые попали в кавказские горы. Недавние раскопки Г. Вертепова в Чечне (см. «Раскопки в Урус-Мартане» в Известиях кавказского отделения Императорского русского географического общества, т. XIV, №1, 1901 г.) обнаружили могильники этого племени. Аниан знали чеченцы, как очень давних пришельцев, и местность, где обнаружены были их могильники, у них издревле носила название «Ани-ирзо», то есть поляна аниан.

В чеченском языке есть родственное ц’и слово; это ц’е (огонь). Сравните чеченское ц’ери (огненный) с армянским ц’ирани (алый).

Чеченский язык, стр. 7 и 41, у А. Шифнера (в обработке чеченского языка Услара), стр. 25.

Разумеется, то же самое можно было бы сказать относительно некоторых кавказских горских народов, например, андийцев и хюркилинцев, в языках которых замечается полное соответствие между понятиями о крови и красном цвете, но ц’и не является тем корнесловом.

Эти данные суммированы в ценной брошюре академика Гамеля, изданной им в Москве в 1835 г.

под заглавием «Об Араратской кошенили».

Де-Гуэ. Библиотека арабских географов, на французском языке.

Гамель, академик. Об Араратской кошенили, стр. 7–8.

Гамель, академик. Об Араратской кошенили, стр. 8.

Древнеармянским языком мы называем грабарь, hайским (айским) же – язык первобытных армян.

Доисторическая форма множественного числа ни, существующая и до сих пор в картском языке, впоследствии, быть может, вошла в состав нер, одной из форм множественного числа современного армянского языка.

В наше время многие армяне пишут обратно: на место отчества фамилию, переставляя первое в конец. Грузины тоже сплошь и рядом вместо фамилии употребляют отчество.

Никольский М. Клинообразные надписи ванских царей (Древний Восток, т. I, вып. III, стр. 422).

Патканов К. Исследования о диалектах армянского языка, стр. 102 и 103.

Такое объяснение впервые, если не ошибаюсь, дано Эмином в примечаниях 3, 1 издания перевода Истории Моисея Хоренаци.

Lenormant F. Lettres assyriolog., l. I, p. 130.

Никольский М. Древний Восток, т. I, вып. III, стр. 420.

Исследования и статьи, стр. 15.

Этот титул мы встречаем ещё в надписях царя Русы, сына Аргисти, откопанной в 1900 г. близ селения Вагаршапат отцом Х. Дадианом.

Материалы по археологии Кавказа, вып. V, стр. 61.

Эмин Н. Исследования и статьи, стр. 77 и 78.

Об основе ди в ти сказал Адонц Н. Армения в эпоху Юстиниана, стр. 404 и 405.

Такое же колебание мы усмотрим в дальнейшем между б и п.

Silvester de Sacy. Mйmoires sur diverses antiquitйs de la Perse, p. 250.

Патканов К. Материалы для армянского словаря, вып. I, стр. 19–20.

Корнем в подобных, очень распространённых в древней Армении, географических назва-ниях является арз, как это заметил ещё M. Hyvernat (Du Caucase au Golfe Persique, p. 523–524), но он не смог объяснить смысл этого корня.

Древняя армянская география, стр. 44, примечания.

Исследования и статьи, стр. 78, примечания.

Сборник материалов по описанию племён и народов Кавказа, вып. XXV.

Сборник материалов, вып. 25, стр. 6.

Штреккер В. Очерки верхней Армении, стр. 10, приложение I к II тому Известий Кавказского отделения Императорского русского географического общества.

Характерно, что грузинское орби (орёл) тоже обозначает горную птицу (ор – зендская форма сиддабического оол (гора). Из этого видно, что характеристика этой птицы, как горной, по преимуществу, была общераспространённой в древности.

Армянский суффикс ив = картский иви или ви (с выпадением начальной и).

Яфетический элемент в Армении, III, стр. 598.

Я.С. ВАГАПОВ

ВАЙНАХИ И САРМАТЫ

Нахский пласт в сарматской ономастике Грозный, «Книга», 1990 г.

Введение В исторической литературе сарматы известны как кочевые племена юга европейской части нашей страны, локализовавшиеся в междуречье Волги и Дона, в Предкавказье и в заволжских степях. В Советской Исторической Энциклопедии читаем, что сарматы – «общее название ираноязычных племён, расселившихся с III в. до н. э. по IV в. н. э. в степях от Тобола до Дуная» (СИЭ. Т. 12. С. 559) *. Там же ранняя история сарматов связывается с савроматами, которые уже в V в. до. н. э. прочно сидели к востоку от Танаиса (Дона) и были здесь достаточно древними соседями скифов.

В Советском Энциклопедическом словаре, изданном позднее, сказано, что «сарматы – объединение восточных скотоводческих племён (аланы, роксоланы, савроматы, языги и др.). В VI–IV вв.

до н. э. жили на территории от Тобола до Волги. В III в. до н. э. вытеснили из Северного Причерноморья скифов» (СЭС. С. 1182).

Правда, эта информация не согласуется с тем фактом, что уже в V в. до н. э. в низовьях Танаиса античными писателями отмечены племена савроматов и яксаматов (иксоматов), которых тоже относят к кругу сарматских. Нельзя думать, что время их упоминания античными источниками и есть время их появления в этих местах. Скорее всего, названные племена здесь обитали задолго до того, как их впервые назвали письменные источники.

Венгерский исследователь Й. Харматта в работе «Язык и история сарматов» рисует картину переселения ираноязычных племён на запад последовательными волнами: киммерийцы, скифы, сарматы.

Основным аргументом в пользу ираноязычия всех этих племён является факт обнаружения в древних надписях Северного Причерноморья и в сочинениях античных писателей личных имён, этнонимов и географических названий, часть которых поддаётся этимологическому анализу на почве иранских языков.

Соответствующую работу над остатками скифо-сарматского языка продела-ли К. Цейс, К.

Мюлленгофф, В. Томашек, Л. Згуста, Вс. Миллер, В. Абаев, М. Фасмер, Й. Маркварт, Ф. Юсти и др. Ими было доказано, что в регионе обитания скифов и сарматов был употребителен иранский язык.

Языки скифов и сарматов рассматриваются как близкородственные, име-ющие лишь диалектные различия. Известный советский иранист В. Абаев пишет: «Термин «скифский язык» мы употребляем как общее название для всех иранских скифо-сарматских наречий и говоров, которые существовали на территории Северного Причерноморья в период от VIII–VII вв. до н. э. до IV–V вв. н. э.» (Абаев, 1949. С.

147).

Считается, что, помимо остатков сарматского языка, истолкованных соответствующим образом, ираноязычность сарматов и родство сарматского со скиф-ским подтверждается и собственно историческими источниками. Так, М. Фасмер ссылается на слова Геродота о том, что «савроматы говорят по-скифски, но исстари неправильно, так как амазонки плохо усвоили этот язык». (Геродот, IV, 117). Из них делается вполне логичный вывод о том, что скифский и сарматский языки близкородственные, отличающиеся диалектными особенностями.

В то же время надо отметить, что совокупность сведений Геродота по этому опросу не оправдывает такой однозначности. Он же отмечает, что «язык, одеяние и племя амазонок», оказавшихся невольными переселенцами в Приазовье, скифам не были знакомы (Геродот, IV, 111). О скифских юношах и амазонках сообщается: «Разговаривать между собой, конечно, они не могли, так как не понимали друг друга» (Геродот, IV, 113). Эти сообщения также логично понимать как свидетельства этноязыкового противопоставления скифов их новым соседям амазонкам (савроматам). Вопреки утвердившейся традиции, вопрос о том, являются ли скифский и савроматский языки близкородственными, с опорой на сообщения Геродота не может найти уверенного однозначного решения.

М. Фасмер отмечает, что имеется множество свидетельств о том, что скифский и сарматский языки вместе с мидийским и парфянским относятся к иранской группе индоевропейских языков (Фасмер, 1923, 10). При этом он ссылается на свидетельства Плиния, Диодора Сицилийского, Руфа Курция, Аммиана Марцеллина, Помпония Мелы и др., которые писали о мидийском или парфянском происхождении савроматов-сарматов. Добавим, что, по Геродоту, савроматы – выходцы из Малой Азии; с тем же регионом связывает амазонок (савроматов) и гаргареев и Страбон (Страбон. С. 477, 478).

Положение о родстве савроматов с мидийцами и парфянами находится в противоречии с классификацией иранских языков в современной лингвистике. Если мидийский и парфянский относятся к юго-западной группе иранских языков, то осетинский и скифо-сарматский входят в северо-восточную группу (Грамматика осетинского языка, 1963. С. 12.; Абаев, 1949. С. 240).

Кроме того, понимание свидетельств античных источников о мидийско-парфянском происхождении савроматов как доказательства их иранства не учитывает сложности этнической ситуации на территории, с которой по античной традиции выселились предки савроматов. Известно, что Мидия в этноязыковом отношении не была однородной. «…В истории Мидии не только IX–VIII вв. до н. э. (т. е.

времени прихода ираноязычных племён на эту территорию), но и позднее, бесспорно, необходимо различать два этнических элемента: местный, собственно мидийский (племена, известные под названием matвi, madвi или вmadвi) и родственные племена и племенные группы, и пришлый ираноязычный» (Алиев, 1960. С. 91).

Приход ираноязычного населения в Мидию должен был сопровождаться установлением его первенства, господства в этой стране. В этих условиях и влияние иранского языка могло быть гораздо шире круга населения, для которого он был родным. А в связи с включением в VI в. до н. э. Мидии в состав Ахеменидской державы античные писатели могли называть переселенцев оттуда и персами.

В связи с установлением в Мидии господства иранцев в положении лишнего населения, вынужденного искать себе другое место обитания, могли оказаться, скорее всего, автохтонные неиранские племена. Эти факты и соображения говорят о том, что языковое иранство савроматов из свидетельств античных авторов об их мидийском происхождении не вытекает, хотя такой тезис и может быть выдвинут и изучен.

В этом контексте нельзя не привести суждения историка о характере доказательств в пользу сармато-мидийского иранства: «Пытаясь доказать иранизм мидян, часто апеллируют к сармато-мидийскому родству… Но факт родства мидян и сарматов сам по себе едва ли может свидетельствовать об иранизме мидян, и прежде всего потому, что иранизм в с е х сарматов находится под большим вопросом» (Алиев, 1960. С. 101). И далее: «Таким образом, иранизм всех сарматов не может считаться научно доказанным. И поэтому пытаться доказывать «иранизм» мидян на основании «иранизма» сарматов – ни что иное, как определять одно неизвестное при помощи другого не менее неизвестного (Алиев, 1960. С. 102).

В своё время М.И. Ростовцев писал о культурном облике Боспора, что, наряду с греческим элементом, вторым определяющим фактором здесь являются элементы алародийский и иранский (Ростовцев, 1918. С. 6). Под алародийскими он понимал неиранских переселенцев из Передней Азии, родственных кавказцам. Касаясь непосредственно савроматов, он заметил и такое этнографиче-ское отличие их от сарматов, как женоуправляемость первых: «Ни один из античных писателей, говоря о сарматах на основании сведений из первых рук, не упоминает о том, что было для грека главным признаком савроматов – о роли женщин» (Ростовцев, 1918. С. 128). Эти идеи М.И. Ростовцева в дальнейшем были отвергнуты в скифологии, хотя и без убедительной аргументации.

Положение об иранстве скифов и сарматов является общим местом в скифологических работах.

Тем не менее у большинства исследователей это утверждение сочетается с признанием или допущением разноэтничности массивов племён, определяющихся терминами «скифы» и «сарматы». В одной из новейших работ читаем по этому вопросу: «…Скифию Геродота большинство исследователей XIX в. рассматривало как многоэтничный политический союз под властью скифов царских», «большинство советских исследователей придерживается прежних взглядов на Скифию как на политический союз разноэтничных племён» (Куклина, 1985. С. 12, 13).

Для изучения этнической истории и культуры народов Северного Кавказа определение содержания терминов «скифы» и «сарматы» имеет большое значение, поскольку ими называются племена, обитавшие не только в предкавказской степи, но и в предгорьях Кавказа. Так, в «Географии» Страбона рассказывается о народах, которые имеют торговые связи с городом Диоскуриада, расположенном на Кавказском побережье Чёрного моря: «…в этот город собирается 70 народностей (согласно другим, которые вовсе не заботятся о действительности, даже 300). Все они говорят на разных языках, так как живут врозь и замкнуто в силу своей гордости и дикости. Большинство их – это сарматы, но все они кавказцы» (Страбон. С. 472).

Казалось бы, ясно, что Страбон здесь часть собственно кавказских народов называет сарматами.

Но понимание этих слов у исследователей разное. Так, В.Н. Гамрекели понимает их в том смысле, «что античные писатели, в том числе и Страбон, не имея достоверных знаний о племенах северокавказских равнин и гор, ряд собственно кавказских племён также причисляли к сарматам» (Гамрекели, 1961. С.

54). Ю.С. Гаглойты, напротив, считает, что название «сарматы» у греческого географа покрывало «в основном языгов, роксолан, аорсов и сираков» (Гаглойты, 1966. С. 70). Неясно только, почему автор думает, что его утверждение о том, что в основном «сарматами» Страбон называл перечисленные им племена, опровергает положение В.Н. Гамрекели о том, что «ряд собственно кавказских племён также причисляли к сарматам»? Но такая проиранская тенденциозность вообще характерна для сарматологии.

Тот же Страбон пишет: «Скифские племена гелов и легов живут между амазонками и албанцами»

(Страбон. С. 477). Нет сомнения, что по крайней мере под скифским племенем легов мы должны видеть дагестанцев.

Древнегреческий географ даёт и более развёрнутую характеристику взаимоотношений между горцами Кавказа и племенами предкавказских равнин, наз-ванных скифами и сарматами: «На Иберийской равнине обитает население, более склонное к земледелию и миру, которое одевается на армянский и мидий-ский лад; горную страну, напротив, занимают простолюдины и воины, живущие по обычаям скифов и сарматов, соседями и родственниками которых они являются; однако они занимаются также и земледелием. В случае каких-нибудь тревожных обстоятельств они выставляют много десятков тысяч воинов как из своей среды, так и из числа скифов и сарматов» (Страбон. С. 474).

Казалось бы, северные соседи иберов – горцы Кавказа – охарактеризованы здесь не только как военные союзники скифов и сарматов, но и как живущие по обычаям скифов и сарматов, то есть их родственники.

Современный историк во всеоружии знаний, почёрпнутых из всей совокупности источников, имеет право усомниться в правильности приведённых свидетельств Страбона, нарисовать иную картину этнических отношений на Северном Кавказе, но цитировать эти же слова как античное свидетельство этнической противопоставленности аборигенного кавказского населения гор равнинному населению, названному скифами и сарматами, неправомерно.

Однако такая тенденция всякое упоминание античными источниками терминов «скифы» и «сарматы» на Северном Кавказе понимать и толковать как свидетельства ираноязычности соответствующих племён накладывает сильный отпечаток на этническую интерпретацию всего комплекса исторических источников, на основе которых пишется древняя история края.

Возьмём, например, такой обобщающий и ответственный труд как «Очерки истории Чечено-Ингушской АССР», созданный коллективом авторов. В.Б. Виноградов и В.А. Кузнецов, авторы соответствующих разделов первого тома названных «Очерков», исходили из убеждения в том, что «скифы», «сарматы», «аланы» и «сираки» – названия ираноязычных племён, этнически противопостав-ленных предкам вайнахов. И вот В.Б. Виноградов пишет, что «появившись как грозная сила, сарматы разгромили, уничтожили, подчинили себе или оттеснили в глубь гор местные племена бассейна реки Терек» (Очерки, 1967. С. 23–24).

А В.А. Кузнецов пишет, что сарматское племя аланы «продвигается в глубь некоторых горных районов Чечено-Ингушетии, осваивая плодородные земли в предгорьях. Об этом рассказывают археологические памятники второй половины 1 тысячелетия новой эры и прежде всего аланские катакомбные могильники на правом берегу Мартанки у селения Дуба-Юрт при слиянии рек Шаро-Аргун и Чанты-Аргун, у бывшей станицы Фельдмаршальская и у селения Верхний Алкун на реке Асса, у селения Гоуст и Бейни в Джераховском ущелье» (Очерки, 1967. С. 31–32).

На чём основаны эти выводы? Это прежде всего катакомбные могильники и свидетельства античных писателей.

О том, как используется «География» Страбона для обоснования этой концепции, мы видели выше, остановимся коротко на характеристике использования авторами «Очерков» других античных свидетельств. В качестве античных писателей, подтверждающих вышеизложенное понимание этнической ситуации в Чечено-Ингушетии, названы, кроме Страбона, Аполлоний Родосский и Диодор Сицилийский (Очерки, 1967. С. 25). При этом даётся ссылка на рассказ Диодора Сицилийского о том, как сарматы «опустошили значительную часть Скифии и, поголовно истребляя побеждённых, превратили большую часть страны в пустыню» (Очерки, 1967. С. 24). Но у этого автора речь идёт о тех сарматах, которые с левого берега Танаиса перешли на правый и двинулись на запад, а не о событиях на Северном Кавказе. И о «весьма враждебных савроматах» Аполлоний Родосский пишет, характеризуя взаимоотношения между савроматами и колхами, а не с горцами Северного Кавказа, как это представлено в «Очерках» (Очерки, 1967. С. 26).

Подобного рода тенденциозность обращения с письменными источниками, недооценка их подлинного содержания, по свидетельству историка Э.А. Грантовского, является вообще характерной особенностью археологического исследования скифо-сарматской проблемы: «Верно, что «сопоставление археологических и письменных источников является обычным в скифологии». Но при этом материалы археологии именно исследуются, а письменные источники лишь привлекаются (к тому же далеко не в полном объёме), а принимаемые их толкования часто бывают различны или даже противоположны» (Грантовский, 1980. С. 63).

Не будучи специалистом в этой области, я не могу позволить себе вступить в спор с археологами относительно этнической интерпретации катакомбной культуры. Но не могу не отметить, что и археологи далеко не единодушны в своих выводах по этнической истории, основанных на археологическом материале Северного Кавказа. Ограничусь одним примером. В «Истории народов Северного Кавказа» о катакомбной культуре, известной ещё во II тысячелетии до н. э., рассказывается, что она была распространена от Поволжья до Приднестровья, что, «будучи тесно связанными с Кавказом, племена катакомбной культуры распространяли в степях достижения культуры, которые были накоплены кавказ-скими племенами», что по своему физическому типу люди катакомбной культуры не являются ни потомками своих предшественников в степях – ямной культуры, ни предками сменивших их племён срубной культуры. Они стояли ближе всего к племенам Северного Кавказа» (ИНСК, 1988. С.

56).

Остаётся неясным, каким образом эта культура становится культурой ираноязычных племён, переселившихся на Северный Кавказ из Заволжья только в VI–IV вв. до н. э. (ИНСК, 1988. С. 88).

В области языкознания достаточно прочно держится традиция сравнивать остатки «скифского» и «сарматского» языков только с иранскими языками. Правда, традиция эта время от времени нарушалась, и ряд исследователей выражал сомнение в сплошном этноязыковом иранстве скифов и сарматов. Так, Вс. Миллер, сделавший так много для изучения этого языка и его иранства, писал: «В настоящее время мы уже не решились бы утверждать, что под именем скифов вообще скрываются племена индоевропейские, но зато более, чем прежде, убеждены в присутствии среди скифов, в числе других элементов – элемента иранского» (Миллер, 1887. С. 3). Возможность наличия неиранского элемента в скифо-сарматской среде допускает и Абаев: «Если под общим наименованием скифов скрывались также и некоторые неиранские элементы, что возможно, то приходится согласиться, что для их этнической и языковой характеристики сделано пока недостаточно» (Абаев, 1949. С. 147). О.Н.

Трубачёв заметил кратко: «Скифы были иранцами по языку. Сейчас мы выразились бы осторожнее:

часть скифов говорила по-ирански» (Трубачёв, 1981. С. 3). Мысли о принадлежности части сарматских племён Северного Кавказа к кавказскому этноязыковому миру высказывали К.М. Туманов, Н.Я. Марр, И.А. Джавахишвили, С.Т. Еремян, Г.А. Меликишвили, В.Н. Гамрекели и другие).

Всё высказанное ставит задачу изучения остатков языка сарматов Северного Кавказа в сравнении с данными адыгских, нахских и дагестанских языков. В предлагаемой вниманию читателя работе делается попытка сбора, систематизации и анализа того слоя «сарматского» языка, который, по мнению автора, является нахским по происхождению. При этом поскольку соответствующие факты «сарматского» языка уже сопоставлялись с иранскими, прежде всего с осетинским, работа невольно носит дискуссионный характер. Однако целью работы не является попытка брать под сомнение ираноязычность части древнего северокавказского населения, которое именовалось «скифами» и «сарматами».

Фактический языковой материал для сравнения с нахскими фактами брался как из античных источников, так и из исследований по скифо-сарматскому языку. Это в основном этнонимы, топонимы и антропонимы, то есть тот раздел лексики, который функционирует как интернациональный, хотя каждое из этих названий и рождалось на каком-то одном конкретном языке в соответствии с его специфическими законами. Первое обстоятельство – функционирование имён собственных как интернациональной лексики затрудняет её использование для определения языка древнего населения той или иной конкретной местности, носителя того или иного личного имени. Возникновение же каждого названия как нормального слова вполне конкретного языка отмечает названия особеннос-тями этого языка. В качестве определителей языка древнего населения рассматриваемая лексика делится на три разряда имён со своими специфическими возможностями: этнонимы, топонимы и антропонимы.

Этнонимы – это названия народов, племён, родов, их объединений и подразделений. Раз возникнув, этноним может веками сопровождать народ в его жизни. Однако этнонимы, как и обозначаемые ими объекты, могут и подвергаться разнообразным изменениям. В разные исторические эпохи одно и то же название может быть и обозначением разных народов, то обуславливается рядом объективных причин: качественное изменение самого этноса, перенос его названия на побеждённого или на пришельца-победителя, перенос имени одного племени на племенной союз ряда близкородственных или живущих на смежной территории племён, сохранение за частью распавшегося этнического единства старого названия, имея дело с сарматскими этнонимами как историческими свидетельствами, необходимо учитывать, что в древности они могли обозначать не то, что сегодня.

Чрезвычайно важно учитывать, что язык этнонима и язык этноса могут не совпадать, так как народы и племена имеют не только самоназвания, но и иноназвания, данные другими народами на их языках. Поэтому, установив убедительно или предположительно, что этноним создан на одном определённом языке, нельзя спешить с выводом о том, что и поименованный им этнос был носителем именно этого языка. То есть, если говорить применительно к Северному Кавказу сарматской эпохи, то нельзя спешить с выводом о том, что этнос, который имел, например, нахское имя, и сам обязательно был нахоязычным, а иран-ское – ираноязычным. Даже самое достоверное установление происхождения этнонима не освобождает историка от его работы по специальному изучению проблемы этноязыковой принадлежности соответствующего этноса.

Наиболее часто встречающейся операцией, которую совершают над именем специалисты и любители, является этимологический анализ. Тем не менее это один из наиболее трудных аспектов исследования этнонима. «…На каждую сотню этнонимов трудно найти один, этимологию которого можно признать бесспорной», – пишет известный советский специалист по ономастике В.А. Никонов (Никонов. Этнонимия, 1970. С. 15). Возможно, это утверждение слишком строго, но к нему надо прислушаться, чтобы не обмануться самому и не вводить в заблуждение других утверждениями в бесспорности толкования происхождения и значения рассматриваемого имени.

Несмотря на такую сложность этимологического аспекта изучения этнонимов, обращение к ним как к историческому источнику, дающему возможность уяснить кое-что из истории объектов, к которым они относятся, не лишено смысла. Это связано с тем, что, являясь словом какого-то языка, этноним часто отмечен специфическими особенностями этого языка. Если мы возьмём такие вайнахские этнонимы, как нохчмахкахой «ичкеринцы», эрстахой, орстахой «карабулаки», то увидим, что они содержат в своём составе такие нахские морфемы, как окончание множественного числа -й, именной суффикс -о-, суффикс лица -х-, как и слова других отраслей нахской лексики: ахархой «пахари», иччархой «снайперы», «охотники», жигархой «активисты» и др.

В иноязычном употреблении и в иноязычных текстах окончание -й и конечное -о- основы, скорее всего, не сохраняются, но суффикс -х- останется в составе иноязычного варианта этих имён.

Следовательно, есть основание ожидать, что в нахских по происхождению этнонимах сарматской эпохи будут сохра-няться нахские морфемы. На этих морфемах и их распознаваемости основан широко применяемый в современной ономастике формантный метод.

Кроме того, если мы имеем дело не с отдельным названием, а со значительной группой этнонимов, то повторяться могут не только слово- и формообразующие морфемы, но и отдельные слова-основы.

Это ещё более обогащает этнонимию характерными особенностями соответствующего языка.

Сопоставление между собой изучаемых этнонимов и их этимологический анализ увеличивает число тех значимых средств языка, которые в совокупности дают основание с большей или меньшей вероятностью определить язык или языки обитателей единого региона.

Топонимы – географические названия местностей: стран, городов, сёл и других населённых пунктов, гор, долин, угодий, урочищ и др. Каждое из таких названий, как и этнонимы, создавалось первоначально на каком-то конкретном языке с использованием его слов, морфем и способа словообразования. Следовательно, и топонимы могут нести определённую информацию о том языке, на котором они сложились. В этом смысле топонимы представляют большой интерес для историка, поскольку могут помочь установить места обитании носителей тех или иных языков. Названия местностей меняются часто и по различным причинам: в связи с изменением языка, перемещениями народов с целенаправленными переименованиями и др. Дошедшие до нас письменные источники помогают установить древние названия местностей. Древние географические названия нашей страны красноречиво свидетельствуют о том, что предки наших народов вели весьма подвижный образ жизни, постоянно перемещались в одном и том же регионе и из одного в другой. Связано это было с тем, что народы не были прочно привязаны к конкретной территории большими недвижимыми ценностями, а также с социально-политическими и демографическими процессами.

На относительно небольшой территории Чечено-Ингушетии сверх основной массы названий нахского происхождения отчаются топонимы тюркского, славянского, дагестанского, адыгского, грузинского происхождения. Своим возникновением они обязаны тому факту, что здесь некогда обитали наряду с вайнахами и иные этнические группы.

С точки зрения условий жизни наших далёких предков кажется логичным ожидать, что практически на любой национальной территории могут обнаружиться названия местностей, оставленные некогда обитавшими здесь другими народами и их осколками. Однако из своего опыта я хорошо помню, как рискованно было говорить о существовании за пределами административных границ ЧИАССР вайнахского по происхождению названия местности. В застойные времена за это исследователей подвергали отнюдь не безобидному идеологическому обличению, в атмосфере которого научные аргументы за и против теряли всякую силу. Надо надеяться, что в условиях перестройки и гласности исследователь исторической топонимики будет иметь дело с научной аргументацией в тех случаях, когда его понимание исследуемых фактов для кого-то окажется неприемлемым.

Антропонимы – личные имена, фамилии, прозвища. По личному имени очень трудно судить об этнической принадлежности его носителя. Легко заимствуются они народами друг от друга. Если судить о сегодняшних вайнахах по их именам, то легко прийти к выводу, что это смесь арабов с русскими. Так мало сохранилось у вайнахов личных имён нахского происхождения. Тем не менее, прочитав в газете и услышав по радио и телевидению ту или иную фамилию, масса населения Чечено-Ингушетии в основном верно угадывает национальность тех, о ком идёт речь. Связано это не только с тем, что славяне обычно имеют европейские имена и фамилии, а вайнахи – восточные, что само по себе несёт определённую информацию, определяющую вероятность принадлежности носителя имени к той или иной национальности, но и с тем, что у каждого народа, кроме общих с другими, имеются свои специфические имена, возникшие на их языке, которые обычно не заимствуются. Их наличие в языке населения, национальностью которого мы интересуемся, также представляет собой определённую информацию.

Часто антропонимы отмечены специфически для данного языка определителями и морфемами, например: грузинские -дзе и -швили, азербайджанское -оглы, испанское -дон, немецкое -фон, украинское -ко и -енко и др. При наличии достаточного количества личных имён по ним всё же можно сделать, хотя и очень осторожные, выводы о наличии среди носителей изучаемых имён представителей того или иного языка. Но всё же личные имена несут меньшую информацию о языке соответствующего населения.

При исследовании имён собственных, представленных в иноязычных текс-тах, одного их этимологического анализа недостаточно. Если исследуемый материал представлен в достаточном количестве, он обычно даёт возможность выделить в его составе группы фактов, отмеченных специфическими фонетиче-скими, морфологическими признаками, повторяющиеся слова соответствующего языка. Выяснение, уточнение и определение этих групп ещё до этимологического анализа в известной мере объективизирует исследование.

В этих целях в данной работе большое внимание уделено тем словообразовательным типам собственных имён, которые могут быть установлены в результате сравнения остатков сарматского языка между собой, затем уже проводится сопоставление этих способов словообразования с нахскими и другими родственными языками. Хотя в данной работе для удобства пользования имена и приводятся в алфавитном порядке, из сарматских языковых остатков они были выделены и сгруппированы в основном по форматному принципу.

При этимологическом анализе названий учитывались все их варианты, обнаруживающиеся в письменных источниках, возможности греческого и латин-ского письма передавать звуки нахских языков, палеографические особенности древних национальных видов письменностей. При сравнениях учитывались данные всех нахских языков и диалектов, закономерности изменения слов и их значений в диахронии. Приблизительное созвучие слов, их взаимная схожесть не удовлетворительны, если обнаруживающиеся между ними расхождения не носят закономерного характера.

Автор данной работы отдаёт себе отчёт в том, что в наховедении это практически первая работа такого рода, что в ней могут быть представлены по объективным и субъективным причинам сомнительные и ошибочные толкования фактов сарматского языка. Можно надеяться, что объективная критика, аргументированные замечания специалистов помогут отказаться от ошибочного, углубить аргументацию там, где она оказалась недостаточной.

Этнонимы Абии (Abioi). Сведения древних греков о скифском народе абиях восходят к Гомеру, у которого в «Илиаде» встречаем слова «абиев, из смертных, что всех справедливей».

Уже древние авторы пытались объяснить это название из греческого языка. Так, Евстафий пишет, что Гомер назвал их абиями потому, что они умеренны и просты по образу жизни, или потому, что странствуют с пожитками, как живущие в повозках. По другим объяснениям, их имя производят от греческого же слова бион «лук» или «насилие» с лишающей приставкой а- в значениях «не имеющие лука» или «не знающие насилия» (ВДИ. 1947. №1. С. 289). Стефан Византийский сообщает, что абии эпитет племени агавов (ВДИ. 1948. №3. С. 313).

Рассматривая в этом названии -би как показатель множественного числа, мы можем предположить, что аби при нахском а «равнина», «низина» означало «равнинные, низинные», то есть степняки.

Авхаты, авхеты (Aucatai). В «Истории» Геродота авхаты – одно из скифских племён, родоначальника которого звали Липоксай (Геродот, IV, 6). Плиний Секунд сообщает, что «от Тафра по направлению внутрь материка живут авхеты, во владениях которых берёт начало Гипанис» (ВДИ. 1949.

№2. С. 289.). И далее: «По другим авторам, сюда вторглись скифские племена авхеты, атернеи, асампаты и истребили поголовно танаитов и ипанеев» (ВДИ. 1949. №2. С. 296.). Локализуют их также «где-либо в области Кавказа», «в южной части Ставропольского края (там же, с. 283). Этим именем интересовались В. Томашек, Ф. Браун, М. Фасмер, признано оно тёмным, неясным (Фасмер, 1923. С.

13).

Может быть, сопоставлено с названием восточной части чеченцев авхой «ауховцы», вторым названием аккинцев, как результат вторичного словообразования с топонимическим суффиксом -т-.

Само название авхой может быть результатом чередования монофтонга с дифтонгом в слове а «равнина», авхой «равнинные».

Агаматы (Agamathae). Плиний Секунд называет племя агаматов далее на восток за племенами, локализуемыми «вокруг Меотийского озера» (Азовского моря), за которыми находятся уже племена, обитающие «у Кавказского хребта» (ВДИ. 1949. №2. С. 259). Считается, что «это сарматское племенное наименование, локализуемое на Северном Кавказе, должно быть сопоставлено с такими племенными наименованиями, как яксаматы… иксоматы» (ВДИ. 1949. №2. С. 259).

Название это состоит из двух частей ага и мат. Слово ага широко представлено в нахских языках, прежде всего в топонимии и в фольклорных произведениях в значении «лощина, низина». В нахской лексике последовательно наблюдается синонимичность слов со значением «низина, равнина». Поэтому мы считаем возможным название агамат рассматривать как сложное слово, сос-тоящее из ага «низина, равнина» и мат «язык, племя». Общее значение – равнинное, низинное племя.

Агары (’Agaroi). От слова ага в указанном выше значении этноним, обозначающий жителей соответствующей территории, мог быть образован и суффиксальным способом, например, так же, как от слова лам «гора» образуется новое слово ламарой «горцы» – ага «равнина», агарой «равнинные».

Племя под таким названием локализуется в Приазовье (ВДИ. 1947. №4. С. 272; Браун, 1899, 238–239).

Очевидно, и чеченское название огар «ковыль» – результат соответствующего фонетического изменения исходной формы агар «равнинная, степная (трава)». Местность Агария в Сарматии, о которой сообщает Диоскурид (ВДИ. 1947. №4. С. 272), устье реки Агары, о котором пишет Птолемей (ВДИ. 1948. №2. С. 234), должны быть одного происхождения с этнонимом агары.

Акибы. Птолемей называет их южнее Рипейских гор рядом с племенем наски (ВДИ. 1948. №2. С.

237). Сопоставляется с названием племени аккисы, о котором упоминает Плиний Секунд (там же, прим.

16). Вероятно, это те же восточные чеченцы-аккинцы. В слове акибы – конечное -би, очевидно, показатель множественного числа.

Аккисы (Accisos). Это название упоминает Плиний Секунд (ВДИ. 1949. №2. С. 296). Высказано мнение о локализации этого племени «где-либо на северо-востоке Кавказа, возможно, в Дагестане»

(там же, прим. 5). Скорее всего, это название тех же аккинцев, восточных чеченцев, соседей дагестанцев. В самих вайнахских языках в формах множественного числа звук «ш» в конце слова в этнонимах переходил в -й. Поэтому нахская его форма должна бы быть без конечного -s.

Как и в слове аккис- (-аккхиш-) этот показатель множественного числа мы находим и в таком дагестанском названии вайнахов, как мичигиш вместо ожидаемой чеченской формы мичигой.

Очевидно, и форма аккис- с -с(-ш) в конце зафиксирована в произношении соседей вайнахов.

Локализация аккисов в бассейне реки, стекающей с Киссийских гор, под которыми надо понимать кистинские, то есть вайнахские горы, также позволяет связывать древних аккисов с аккинцами.

Алазоны (’Alazьnoi). «Тирас и Гипанис очень близко подходят друг к другу в земле ализонов; затем обе реки поворачивают в разные стороны и промежуток между ними расширяется» (Геродот. IV. С. 52).

Ализоны – один из народов, живущих по реке Гипанису к западу от Борисфена (Днепра).

Б.А. Рыбаков отмечает, что «в новейших изданиях Геродота принято чтение Alisюnes – ализоны»

(Рыбаков, 1979. С. 123). Страбон отмечает, что некоторые авторы называют алазонами «скифов, что живут над Борисфеном» (Страбон. С. 516). Он же отмечает город Алазию на реке Одрис в Малой Азии и реку Алазоний в кавказской Иберии (С. 474).

Предложены объяснения на основе сравнения с иранским арьязана «арийцы по происхождению»

(Геродот. С. 548), из греческого в значении «хвастуны» (Попов, 1973. С. 12), а также из венгерского и эстонского (Доватур, 1982. С. 226–227).

Из указанных выше созвучных названий видно, что все они связаны с реками: название реки, название города на реке, народ, живущий у реки. Исходя из этого, можно допустить, что все эти названия взаимосвязаны и название реки Алаза или Алиса первично по отношению к названиям племени и города, находящимся на реке.

На нахской основе название Алиса или Алаза (из Аласа) распадается на две части, из которых алиили ала- означает «река», а вторая -са – «угол, место». Озвончение «с» в интервокальной позиции дает форму алаза. Таким образом, ализоны или алазоны должно было означать «речники», «речные жители». Естественно, что при таком значении этнонима он мог быть обозначением не только жителей Гипаниса, но и Днепра, как отметил Страбон.

Аланы. Это название известно с I в. н. э. Аланы – сарматское племя, известное в основном на Северном Кавказе, ответвления которого отмечены также в Приазовье, на Нижнем Дону, на Дунае, а к концу античного периода и в раннем средневековье и намного западнее: в Германии, Франции, Испании и даже в Алжире, куда они попали вместе с вандалами. В XIII–XIV вв. они отмечены также и в Монголии и Китае, куда они попали в составе асской гвардии монгольского императора.

Наиболее популярное объяснение этого названия сводится к следующему: аланы – это пришлые на Северный Кавказ ираноязычные племена, прямые предки осетин, а их имя иранского происхождения и объясняется на основе древнеиранского ариана («арийский») или авестийского айриана, древнеиндий-ского ариа (Маркварт, 1930. С. 83; Фасмер, 1923. С. 25; Абаев, 1949. С. 47; ИЭСОЯ. Т. 1.

С. 47).

Среди сторонников ираноязычности алан это объяснение встречает и возражения. Так, Л. Згуста обратил внимание на тот факт, что имя алан имеет в письменных источниках и фонетический вариант – алавн, который из иранских языков объяснить невозможно (Згуста, 1955. С. 264).

В нахских языках от слова али и его вариантов алие, алуо («река») разными способами могут быть образованы новые слова. С помощью словообразовательного суффикса -н- мы получим обозначение жителей побережья реки или долины, низины в форме аланой. Сравните кистинско-бацбийские названия долины реки Алазань – Олана, Алии, в последнем из которых гласный второго слога выпал. В речи самих алан их наименование употреблено в вайнахских формах единственного числа алано и множественного числа аланой (см. приложение к данной работе).

Аланорсы. Это племя названо Птолемеем (VI, 14, 9) и локализуется где-то севернее Азовского моря и южнее лесной полосы, традиционной территории, с которой связываются славяне, во всяком случае восточные. Их название, кажется, логично связывается с этнонимом алан и убедительно объясняется из осетинского: орс по-осетински «белый», аланорсы «белые аланы» (Абаев, 1949. С. 156), есть и другое его понимание как слияние этнонимов алан и аорсы (Фасмер, 1923. С. 31).

В качестве материала для размышления хотелось бы обратить внимание на следующие факты.

Вайнахские названия русских – оьрсий (чеч.), эрсий (инг.), которые рассматриваются как тюркские заимствования. К тому же, как и тюрк-ские, нахские языки избегают начального -р. Всё это верно.

Однако забываются некоторые факты, которые должны иметь прямое отношение к объяснению вайнахского названия русских. Например, известно, что в самих славянских языках более древняя, если таковая имела место, форма арс//орс должна была измениться в рос, рус. Нахское слово арс (варианты орс, эрс, урс) означает «лесистая гора», менее употребительно в значении «лес». Сосредоточенные в основном в лесной и лесостепной зоне славяне вполне могли быть названы арсами, орсами, то есть «лесными». Поскольку вайнахское алан – этимологизируется как «равнинный, степной», не является ли аланорсы сложным словом в значении «степные орсы» или «лесостепные», отражающим изменение в течение веков территории обитания славянства? Не исключено также, что этот этнос представлял собой союз алан с орсами, то есть с племенем, вышедшим из лесной зоны на степной простор.

Амадохи. Известны под названиями амадоки, модоки, имадохи. Плиний Секунд указывает: «у Кавказского хребта имадохи» (ВДИ. 1949. №2. С. 295). Птолемей, называя амадоками и модоками, указывает их среди народов Азиатской Сарматии (ВДИ. 1948. №2. С. 247). Их считают племенем кавказского происхождения (ВДИ. 1948. №2. С. 247, прим. 5). Название их объяснялось на основе иранского amadaka – «сырое мясо едящие» (Фасмер, 1923. С. 11).

Но мадай, амадай, матай – это древнее название мидян, как мы видели выше. Имадохи – результат того, что на Северном Кавказе это название приобрело нахский суффикс лица -х-, а начальное а- в соответствии с особеннос-тями местных языков чередуется с и. Вайнахское мадахой должно было означать «мидяне». С точки зрения словообразовательной не исключено, что это название связано с именем вождя или предка племени – Мада.

Анарты. Этот народ указан Птолемеем в Дакии севернее Тиссы. М. Фасмер сопоставил это название с авестийским an rta «враждебный, беззаконный» или кельтским anart «ткать» (Фасмер, 1923.

С. 32). Ф. Браун локализует их в Лесных Карпатах, а отдельные их поселения, считает он, без сомнения, доходили до Днестра (Браун, 1899. С. 172).

Для сарматских слов характерен беглый начальный а-, видимо, сходный с нахским показателем определенности а (вариант н). В такому случае начальный гласный при этимологизации этого названия может быть отделен. Полученное слово нарт совпадает с северокавказским фольклорным термином нарт, относительно которого существует множество разнообразных объяснений. Если между этнонимом анарт и фольклорным нарт действительно имеется предполагаемая нами связь, то анарты – одно из племен, локализовавшихся ранее на Северном Кавказе, и откочевавших в III–I в. до н. э. в Прикарпатье.

Отнюдь не исключено, что оно было известно и под каким-нибудь другим именем.

Андаки (-андахи). Среди племён, указываемых Плинием Секундом «у Кавказского хребта», названы и андаки (ВДИ. 1949. №2. С. 259). Высказано предположение о возможной связи этого названия с именем аланского князя Канадака (ВДИ. 1949. №2. С. 295, прим. 12).

Полагаю, что это – вайнахское слово андахий (андахай) с передачей -х через -к в латинском тексте.

Из нахских может быть объяснено как суффиксальное образование (с суффиксом -х) от слова анда – прилагательного «сильный, рослый, большой» или географического названия анда (от ана – «степь», в котором -да – топоформант, «степные»).

Анты. Готский историк Иордан называет антов славянами и даёт о них весьма ценные сведения.

«Хотя их наименования, – пишет он, – теперь меняются соответственно различным родам и местностям, всё же преимущественно они называются склавенами и антами» (Иордан. Гетика. С. 72). И далее локализует антов в юго-восточной части, а склавенов в лесах и болотах. Иордан называет антов «сильнейшим» из обоих племён.

А.И. Попов установил, что до Иордана славян антами никто не называл, что это название просуществовало всего 80 лет и исчезло «со страниц истории, несмотря на то, что все признавали многочисленность и силу этого племенного союза» (Попов, 1973, С. 34–35). Б.А. Рыбаков отметил, что «никаких следов употребления термина «анты» в русской среде нет» (Очерки, 1958, С. 49). По мнению А.И. Попова, «это не самоназвание, а название со стороны, данное каким-то другим неславянским народом на чужом языке» (Попов, 1973. С. 34).

Это название пытались объяснить из разных языков: иранских на основе осетинского анда «вне», санскритского анта «конец, граница» (Иордан. Гетика, 321), из тюркских ант «клятва», монгольского анда, анд «побратим» (Филин, 1962. С. 61).

Считаю, что термин анты как обозначение степной или лесостепной зоны может быть обязан своим рождением языковой практике нахоязычного населения региона. По-вайнахски ана – «степь», с топоформантом -т- и окончанием множественного числа -ай или -ой антай или антой могло означать «степные», то есть то же, что и древнерусское поляне.

Апартеи. Плиний Секунд сообщает, что «у Имития живут сами имитии и апартеи». Их локализуют на северо-востоке Кавказа (ВДИ. 1949. №2. С. 296). Возможно, здесь начальное -а – факультативная приставка, парт- сближается с вайнахским бард (современная чеченская форма биерд) «берег» или морфологический вариант слова бер (чеч.), баьр (инг.) с классным показателем -д. Дагестанцы называют чеченцев буртиал, где бурт – результат изменения начальной формы барда «ребёнок, дитя».

Апартай < бардай должно было иметь значение «дети, народ».

Арианы (’ArianoЯ). Название арианы понимается обычно как «арий-ский», «арийцы» (Абаев, 1949.

С. 156) или арии – носители индоиранских языков.

В то же время необходимо отметить, что образование нового слова от вайнахского слова арие «равнина, степь», «поле» с помощью суффикса -н- и окончания множественного числа -ой – ариеной «равнинные, степные» – нормально. То есть, когда на Северном Кавказе обнаруживается слово арианы, которое может быть по происхождению не только индоарийским, но и нахским, нельзя ограничиваться указанием только его возможного индоиранского происхождения. Реальность в данном случае допускает разные решения.

Аритери, аротери. Плиний Секунд сообщает: «Это племя (албаны), расселившееся по кавказским горам, доходит, как сказано, до реки Кира, составляющей границу Армении и Иберии. Выше приморских его владений и племени удинов простираются земли пахарей (Aroteres), а в тылу их живут уже упомянутые амазонки и савроматиды» (ВДИ. 1949. №2. С. 302). Исследователи считают, что под пахарями аротерес Плиния имеются в виду аритери урартских источников (там же, прим. 15).

Из нахских языков название аритери мы объясняем как производное от арии- вайнахского арие «равнина» с помощью суффиксов -т- и -р- – аритIерой «равнинные».

Арихи, аринхи (’Aricoi, Arinchi). Древние авторы локализуют арехов рядом с Азовским морем и горами и называют меотийским племенем. Птолемей: «южнее сиракенов до горы Корака арихи и зихи»

(ВДИ. 1949. №2. С. 249). Страбон свидетельствует: «К числу меотов принадлежат сами синды, затем дандарии, тореты, агары и аррехи» (ВДИ. 1947. №4. С. 212–213). Того же содержания и сообщение об этом племени и у Аммиана Марцеллина (ВДИ. 1949. №3. С. 288). Арехи, аринхи считаются одним из синдо-меотских, адыгских племён.

Само же этническое название представляет собой весьма ясное образование от вайнахского арие «равнина» с суффиксом лица -х-: аренахой, арехой «равнинные». При этом первая форма усложнена топоформантом -н-. Из нахского происхождения названия автоматически не следует вывод о нахоязычнос-ти самого племени арехов, хотя такой вопрос и может быть поставлен.

Арсиеты (’ArsiЮtai, ArsuЮtai). Птолемей среди племён возле Карпатских гор называет племя арсиеты (ВДИ. 1948. №2. С. 236).

Ф. Браун считал их имя этимологически неясным, но самих арсиетов относил к дакийскому племени, их территорией он считал нынешнюю Арсику, то есть северо-западные склоны Лесистых Карпат между Свицей и Ломницей, притоками Днестра (Браун, 1899. С. 159).

Имя арсиеты объяснялось как вариант таких племенных названий, как арсы, аорсы, асы, ас (Харматта, 1970. С. 66–67).

Связывается с нахским арс «лесистая гора», от которого с помощью топонимического суффикса образовалось новое слово в значении «лесистогорье», а уже от него с суффиксальным компонентом -ай, -ой образуется название обитателей этой местности. Арсиеты – «жители лесистых гор».

Асеи (’AsaЯoi). По Птолемею, асеи – народ на Танаисе (Латышев. Т. 1. С. 239).

Их название объяснялось из иранских языков Цейсом, Томашеком, Марквартом, Миллером, Фасмером, Абаевым на основе авест. вsu «быстрый» (см. Фасмер, 1923. С. 32–34; Абаев, 1949. С. 157).

Сами асы или асеи при этом рассматриваются как ветвь аланского племени (ВДИ. 1947. №2. С. 274).

Эти толкования не объясняют расхождений между сарматским асай и авест. асу и вероятность влияния авестийского языка в регионе в сарматскую эпоху.

В асай легко выделяется нахское окончание множественного числа -й, а в оставшейся части асанетрудно видеть основу в разных вариантах повторяющихся на больших пространствах нашей страны названий рек: ас, йас, асса. Только на территории Чечено-Ингушетии известны: Iac (чеч.), Эс (инг.) «Асса», Ясса (чеч.), «Аксай». Немало таких названий в Крыму. В хакас. ас «рот, устье реки», в хант. ас «река, большая река, большая протока», в эст. ас «влажный луг», в венгерском асо «долина, низменность» (Мурзаев, 1984. С. 58). Кроме того, в нахских языках аса «полоса ровной земли», вероятно, вначале «долина». В устойчивом словосочетании эсира мох – «степной ветер» это вайнахское эсира состоит из окончания исходного падежа -ра и того же -ас-, обнаруживая в нем и былое значение «степь». За аса надо видеть древнее нарицательное слово со значениями «река», «долина», общее для древних языков Евразии. Если оно не отмечено какими-либо специфическими для данного языка особенностями, например, если оно не стало основой для образования нового слова, то рассматривать его как свидетельство ираноязычности или нахоязычности населения, оставившего его на Дону в сарматскую эпоху, более чем рискованно.

В форме же асай нетрудно видеть нахское слово, производное от основы аса, означающее с окончанием множественного числа -й «асы» или «ассинцы», то есть жители местности, которая называлась Аса или Асса. Древние греки в нахском названии ассай, естественно, не заметили, не могли заметить форму множественного числа, в связи с чем и снабдили его вторым, уже своим окончанием множественного числа – оi, ассайои.

Астуриканы (Astouricanoi). Птолемей к западу от реки Ра (Волги) указывает племя астуриканов (Латышев. Т. 1. С. 239). Связано с названием города Астрахань, которое у вайнахов встречается в формах Аштаркха, Ашатаркхане, а также в названии цесарки – аштаркха котам буквально:

«астраханская курица», в чувашском – в форме Аштархан.

Название Астрахань объяснено как сложение из этнонима ас и тюркского или иранского социального термина тархан (Абаев, Тархан. С. 21–25; Добродомов, 1973. С. 216–228). Это объяснение, кажется, не лишено логики и убедительности. Тем не менее, считаю необходимым указать на возможность иного происхождения этого названия. Племя астуриканов на Волге Птолемей фиксирует уже во II в., а социальный термин тархан тюрки в этот регион, вероятно, занесли позже. С другой стороны, названия местностей типа Астариечу (чу «во внутрь»), Австри чу, Устарада эвл (старое название города Аргун), не связанные в своем происхождении ни с асами, ни с тарханами, содержат ту же основу, что и Астархан, астаруканы – астар-. Древнее название Днестра – Данастар также содержит во второй части астар, в древности Дунай назывался Истр, так же называется ряд рек в пределах обитания славян. На мой взгляд, все они одного общего происхождения, и для них на нахской почве может быть восстановлена одна исходная форма *асдар, где ас «река», а дар «сущий», «являющийся»

– причастие от глагола да – «есть», «имеется», в близком к нахским значении слово дар представлено и в иранских языках. Эти материалы и соображения дают основание видеть в составе названия Астрахань и этнонима астаруканы отложение древнего названия реки Волги, возможно, когда ее называли Ра или Итиль, это название было знакомо только части племён, обитавших в её низовьях, следующие за нарицательным словом астар -х- и -н- – топонимические суффиксы. В свете этих материалов топоним Астрахань в древности должен был иметь значение «речное (место)», «поречье», а этноним астаруканы «пореченцы». Всё это, конечно, не исключает возможности нахождения в этой местности асов и их тархана, то есть властителя, в какой-то исторический период.

Аханы. Стефан Византийский сообщает: «Аханы – народ около Скифии; они же называются и ахарнами у Теопомпа» (ВДИ. 1948. №3. С. 316).

От вайнахского слова а «равнина» с помощью суффиксов -х- и -н- может образоваться название жителей соответствующей местности в форме множест-венного числа – *аханой.

Валы (oаaloi). Птолемей отмечает, что между Керавнскими горами и рекою Ра – оринеи, валы и сербы (Латышев. Т. 1. С. 239).

Слово вал в общеупотребительной лексике нахских языков в настоящее время неизвестно, но представлено в топонимических названиях Чечено-Ингушетии, причём обозначаемые ими объекты связаны с реками: Валда тIи (Сулейманов. С. 2, 31), Валда тIе (там же, с. 50), Вал агIонгара кхаш (там же, 51), «Пашни в речной стороне», ВалгIие «К реке» Iали валие «К реке Али» (Сулейманов. Т. 3. С. 15).

Вал может рассматриваться как морфологический вариант (с сохранением классного показателя в-) слова алие (алуо, али) «река». Его форма множественного числа валой должна была иметь значение «речники».

Габры (Gabros). Этот народ Плиний Секунд локализует к северу от Киссийских (Кистинских) гор (Латышев. Т. II. С. 181). В габр-габар выделяются три морфемы: га – корень в значении «дерево» или «гора», глагол да «есть» и суффикс -р, что даёт причастие «сущий», так что габрай или габарай этимологически должно было означать «жители леса или гор». Но слова подобной структуры очень древние и в сарматское время слово габр вполне могло быть не нахским.

Галы (Hali). Плиний Секунд пишет: «Начиная от Киммерия меотики, галы, серны, серреи, скизы и гнисы» (ВДИ. 1949. №2. С. 293).

Учитывая заставку начального гласного нахских языков протетическими согласными j, h, w, H 1, этот этноним можно сравнить с нахским социальным термином але (бац.), аьла (инг.), эли (чеч.), «князь, господин». Царским в древности обычно называли племя, занимающее ведущее положение в племенном союзе.

Гаргареи. По Страбону, гаргареи – народ на Северном Кавказе, расположенный к западу от дагестанских племён гелов и легов и находящийся в союзе с амазонками (савроматами) (Страбон. С.

477, 478). О них же пишут и другие античные авторы. Как уже отмечалось исследователями, этноним гаргара связан с именем прилагательным гаргара (инг.), гиергара (чеч.), означающим «близкий, родственный» (Крупнов, 1960. С. 70–74; Дешериев, 1963. С. 54; Ельницкий, 1977. С. 128–129.). Имя прилагательное гаргара образовано от наречия гарга «близко» суффиксальным способом (-ра).

Гарпии. Птолемей сообщает, что «поморье от самого северного устья Ист-ра до устьев Борисфена и области внутри материка до реки Гиероса занимают гарпии, ниже тирагетов – сарматы и бритолаги выше певкинов» (ВДИ. 1948. №2. С. 242).

Поскольку древнегреческие авторы в передаче местного -б часто сбивались на -п, можно думать, что за «гарпии» скрывается местное название *гарби, в котором выделяются такие морфемы, как гар -– (гара) «род, ответвление» и окончание множественного числа -би, то есть гарби – гарпии – представители племени, которое называлось гара «род, племя».

Гегары. Вблизи Киссийских гор, рядом с аккисами Плиний Секунд локализует народ под именем гегары (Латышев. Т. II. С. 181). Упоминание Киссийских (кистинских) гор и аккисов (аккинцев) говорит о том, что гегары – это народ, вероятнее всего, обитавший на территории Чечено-Ингушетии или близко по соседству.

Вайнахскому гаргара (инг.), гиергара (чеч.) «близкий, родственный» в дагестанских языках соответствуют близкие, но не тождественные формы слов: гIагapo (чам.), гIагарав (гунз.), гогьар (цахур.) в значении «родственный» (ОЛДЯ, 1984). Это позволяет думать, что гегары – это одна из дагестанских древних форм наименования какого-то из местных племён. Скорее всего, это наименование тех же гаргареев, только данное в переводе на язык какого-то из дагестанских народов. Этому могло способствовать понимание дагестанцами значения их названия.

Гертихеи (hertichoj). Плиний Секунд сообщает, что Танаис перешли сатархеи и гертихи (ВДИ. 1949.

№2. С. 296).

Герти – в составе этого названия может рассматриваться как фонетиче-ский вариант вайнахского