«Международное частное право Особенная часть Том 2 Учебник Издание 2-е, переработанное и дополненное Рекомендовано Министерством образования Российской Федерации в качестве учебника для студентов высших учебных ...»

Правовое регулирование Китая по иностранным инвестициям представляет собой образец разрешительной системы и содержит ряд актов различной юридической силы по иерархии органов, принимавших их, однако образующих в определенной мере цельную совокупность национально-правовых актов, начиная с Конституции КНР 1982 г., в которой в общей форме провозглашается разрешение иностранным предприятиям и другим иностранным хозяйственным организациям и отдельным лицам вкладывать капиталы в Китае и осуществлять в различных формах экономическое сотрудничество с китайскими хозяйствующими субъектами. Согласно Закону КНР о предприятиях с иностранным капиталом от 12 апреля 1986 г., а также принятым в целях его развития и осуществления Правилам от 28 октября 1990 г. на территории Китая могли создаваться предприятия со стопроцентным участием иностранного капитала, которые, получив необходимое разрешение на деятельность в пределах территории КНР со стороны компетентных государственных органов (свидетельство об одобрении), осуществляли регистрационные мероприятия для целей реализации производственной (торговой) деятельности и получения лицензии по профилю. Дата выдачи лицензии считается датой учреждения предприятия с иностранным капиталом (ст. 13 Правил). Следует особо подчеркнуть, что созданные на территории КНР в соответствии с договорами о совместных предприятиях с китайским и иностранным капиталом, о кооперационных предприятиях с китайским и иностранным участием, субъекты хозяйствования становятся юридическими лицами китайского права и подчиняются китайскому правопорядку (ст. 126 Закона о договорах 1999 г.).

Законодательство Литвы, Казахстана, Кыргызстана, Российской Федерации, Узбекистана, Украины, Эстонии — стран, имеющих специальные акты в области регулирования иностранных капиталовложений, — в той или иной форме запрещает дискриминацию иностранных инвесторов и устанавливает либо национальный режим, либо режим наибольшего благоприятствования.

Статья 4 закона от 9 июля 1999 г. «Об иностранных инвестициях в Российской Федерации», ст. 5 Закона Узбекистана, ст. 21 Закона Эстонии, ст. 1 Закона Украины обеспечивают полную правовую защиту иностранных инвестиций. В дополнение к этому ст. 6 литовского Закона провозглашает защиту со стороны литовского государства не только иностранных инвестиций, но и доходов, прав и законных интересов иностранных инвесторов на территории Литвы. В случаях национализации или реквизиции иностранному инвестору выплачивается компенсация (ст. 21 Эстонского закона, ст. 25 Закона Казахстана, ст. Украинского закона, ст. 11 Закона Узбекистана, ст. 8 Закона РФ).

Новейший российский акт в рассматриваемой области содержит развернутые положения в области гарантий в отношений иностранных инвесторов при осуществлении ими капиталовложений на территории РФ: гарантии правовой защиты деятельности (ст. 5), гарантии использования иностранным инвестором различных форм осуществления инвестиций на территории РФ (ст. 6), гарантии перехода прав и обязанностей иностранного инвестора другому лицу (ст. 7), гарантия компенсации при национализации и реквизиции имущества иностранного инвестора или коммерческой организации с иностранными инвестициями (ст. 8), гарантия от неблагоприятного изменения для иностранного инвестора и коммерческой организации с иностранными инвестициями законодательства РФ (ст. 9), гарантия использования на территории РФ и перевода за ее пределы доходов, прибыли и других правомерно полученных денежных сумм (ст. 11), гарантия права иностранного инвестора на беспрепятственный вывоз за пределы РФ имущества и информации в документальной форме или в форме записи на электронных носителях, которые были первоначально ввезены на территорию РФ в качестве иностранной инвестиции (ст. 12), гарантия права иностранного инвестора на приобретение ценных бумаг (ст. 13), гарантия участия иностранного инвестора в приватизации (ст. 14), гарантия предоставления иностранному инвестору права на земельные участки, другие природные ресурсы, здания, сооружения и иное недвижимое имущество (ст. 15), гарантия обеспечения надлежащего разрешения спора, возникшего в связи с осуществлением инвестиций и предпринимательской деятельности на территории РФ иностранным инвестором (ст. 10). Среди перечисленных гарантий важнейшее место занимает содержание ст. 7 Федерального закона 1999 г. как новелла российского права, впервые получившая закрепление. В частности, в ней устанавливается, что если иностранное государство или уполномоченный им государственный орган производит платеж в пользу иностранного инвестора по гарантии (договору страхования), предоставленной последнему в отношении инвестиций, осуществленных им на территории Российской Федерации, и к этому иностранному государству переходят права (уступаются требования) иностранного инвестора на указанные инвестиции, то в Российской Федерации такой переход прав (уступка требования) признается правомерным.

Обходя молчанием вопрос о национализации и реквизиции, Закон об иностранных инвестициях в Республике Кыргызстан от 28 июня 1991 г. и Закон о концессиях и иностранных концессионных предприятиях в Республике Кыргызстан от 6 марта 1992 г. предусматривают в качестве гарантий иностранных инвесторов и концессинеров полную компенсацию их убытков, включая недополученную прибыль, возмещаемых в том числе и за счет казны.

Закон Литвы применительно к аналогичным обстоятельствам вводит такую меру обеспечения государственных интересов в области регулирования иностранных капиталовложений, как приостановление инвестиционной деятельности. Согласно его ст. 11 инвестиционная деятельность, будь то деятельность совместного предприятия или предприятия с иностранным капиталом, может быть приостановлена литовским правительством, если она: а) противоречит законам Литвы; б) не отвечает экономическим требованиям; в) не соответствует уставу предприятия.

Важнейшими мерами общего характера по стимулированию или ограничению иностранного капитала со стороны принимающих государств являются следующие: государственный контроль за допуском и осуществлением деятельности в особых областях производства и секторах экономики, в частности, добычи полезных ископаемых и разработки недр;

недопущение или ограничение допуска иностранных юридических лиц в стратегические отрасли народного хозяйства либо снятие или сокращение каких-либо запретов на допуск; регулирование с помощью поощрительного либо ограничивающего нормирования перевода прибылей за границу, реинвестирования средств в национальную экономику принимающего государства, налогообложения; установление экспортно-импортного контроля и др.

§ 2. Правовое положение иностранных инвесторов в В соответствии с законодательством Российской Федерации иностранные юридические лица, включая, в частности, любые компании, предприятия и организации, наделенные правосубъектностью и правомочиями осуществлять деятельность за рубежом в соответствии с законодательством того государства, в котором они были созданы и в котором находятся их головные органы (государства своего местонахождения), могут создавать новые предприятия на территории Российской Федерации как в партнерстве с российскими гражданами и юридическими лицами — резидентами, так и самостоятельно.

Иностранные юридические лица должны быть созданы в тех правовых формах, которые признаны действительными в данном конкретном государстве происхождения юридического лица. Российское право не требует соответствия правовой формы иностранного юридического лица существующим в Российской Федерации формам организации юридических лиц. Юридические лица, если они правосубъектны по закону страны регистрации или местонахождения, будут считаться таковыми и в Российской Федерации.

В Российской Федерации определение государственной принадлежности иностранных юридических лиц осуществляется на основании критерия инкорпорации, т.е. регистрации, внесения в государственный реестр, а отнесение тех или иных к юридическим лицам производится на основе того закона, по которому они были созданы.

Если они были правомерно учреждены и получили статус юридического лица в порядке, соответствующем законодательству иностранного государства, то в пределах территории Российской Федерации таковое является иностранным юридическим лицом.

Согласно федеральному закону Российской Федерации от 9 июля 1999 г. «Об иностранных инвестициях в Российской Федерации», пришедшему на смену закону РСФСР «Об иностранных инвестициях в РСФСР» от 4 июля 1991 г., иностранной инвестицией является «вложение иностранного капитала в объект предпринимательской деятельности на территории РФ в виде объектов гражданских прав, принадлежащих иностранному инвестору, если такие объекты... не изъяты из оборота или не ограничены в обороте в Российской Федерации в соответствии с федеральными законами, в том числе денег, ценных бумаг (в иностранной валюте и валюте Российской Федерации), иного имущества, имущественных прав, имеющих денежную оценку исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности (интеллектуальную собственность), а также услуг и информации» (ст. 2). Среди капиталовложений инвестиций в Законе выделяются прямые инвестиции. Прямая иностранная инвестиция — приобретение иностранным инвестором не менее 10 процентов доли, долей (вклада) в уставном или складочном капитале коммерческой организации, созданной или вновь создаваемой на территории РФ в форме хозяйственного товарищества или общества в соответствии с гражданским законодательством Российской Федерации; вложение капитала в основные фонды филиала иностранного юридического лица, создаваемого на территории РФ (ст. 2). Новое российское законодательство расширило перечень форм иностранных капиталовложений, установив, что прямые иностранные инвестиции могут осуществаляться в виде финансовой аренды (лизинга) оборудования соответствующей номенклатуры (ст. 2).

При этом гражданская правоспособность иностранного инвестора, если это юридическое лицо, определяется в соответствии с законодательством государства его учреждения (правоспособность и дееспособность иностранного инвестора-гражданина подчиняется законодательству государства его гражданства, лица без гражданства, проживающего вне пределов территории Российской Федерации, — законодательству государства, где он имеет постоянное место жительства), образование нового российского юридического лица со стопроцентным или иным объемом участия иностранных юридических лиц подчиняется действию российского права. Это касается как формальных аспектов создания нового предприятия (выбор той организационно-правовой формы, которая закреплена действующим законодательством), так и вопросов материальных условий его функционирования: «правовое регулирование иностранных инвестиций на территории Российской Федерации, — говорится в ст. 3 ФЗ 1999 г. «Об иностранных инвестициях в Российской Федерации», — осуществляется настоящим Федеральным законом, другими федеральными законами или иными нормативными правовыми актами Российской Федерации, а также международными договорами».

Наиболее часто предприятия с иностранным участием создаются в формах закрытого акционерного общества или общества с ограниченной ответственностью. Согласно Постановлению Правительства РФ от 6 июня г. № 655 регистрацию предприятий с иностранными инвестициями осуществляет Государственная регистрационная палата (ГРП), существующая ныне при Министерстве юстиции РФ. Положением о порядке государственной регистрации субъектов предпринимательской деятельности установлено, что размер уставного капитала предприятия с иностранным участием при его регистрации (независимо от организационно-правовой формы) не должен быть менее суммы, равной 1000-кратному размеру минимальной оплаты труда в месяц, установленному законодательством Российской Федерации на дату представления учредительных документов для регистрации. Процедура регистрации на местах состоит из регистрации в соответствующих местных органах исполнительной власти — администрациях (в Москве — в Московской регистрационной палате (МРП) правительства Москвы) и внесения в единый государственных реестр предприятий с иностранными инвестициями. Если объем иностранных инвестиций превышает 100 000 000 ( деноминированных в 1998 г.) рублей, то регистрацию предприятий с иностранными инвестициями осуществляет ГРП, а местные администрации производят согласование и внесение в территориальный реестр.

Регистрация осуществляется при наличии ряда документов, в которые включаются:

1) письменное заявление с просьбой произвести регистрацию создаваемого предприятия;

2) нотариально заверенные копии учредительных документов;

3) заключения соответствующих экспертиз в предусмотренных законом случаях;

4) выписка из торгового реестра страны происхождения или иного эквивалентного доказательства юридического статуса иностранного партнера в соответствии с законодательством страны его местонахождения (свидетельства о регистрации, сертификата инкорпорации);

5) документ о платежеспособности иностранного учредителя, выданный обслуживающим его банком или иным кредитно-финансовым учреждением.

Учредительные и сопутствующие документы иностранного участника должны быть легализованы или апостилированы и снабжены переводом на русский язык.

При создании предприятий с иностранным участием, связанных с проведением крупномасштабного строительства или реконструкцией, предварительно должна проводиться государственная экспертиза, в том числе и экологическая. В необходимых случаях требуется заключение санитарноэпидемиологических служб.

Иностранные юридические лица вправе приобретать доли участия, паи, акции и иные ценные бумаги предприятий, расположенных на территории России. Коммерческая организация рассматривается как предприятие с иностранными инвестициями и на него распространяются все льготы в области налогообложения, которые предусмотрены действующим российским законодательством. Согласно новому российскому акту об иностранных инвестициях в РФ «российская коммерческая организация получает статус коммерческой организации с иностранными инвестициями со дня вхождения в состав ее участников иностранного инвестора. С этого дня коммерческая организация с иностранными инвестициями и иностранный инвестор пользуются правовой защитой, гарантиями и льготами, установленными настоящим Федеральным законом» (ст. 4). И наоборот, коммерческая организация утрачивает статус организации с иностранными инвестициями со дня выхода из ее состава иностранного инвестора. В случае если в качестве ее участников имеется несколько иностранных инвесторов, — с момента выхода всех иностранных инвесторов.

Приобретение иностранными юридическими лицами долей участия, паев, акций и иных ценных бумаг, осуществляется в соответствии с общими нормами гражданского законодательства РФ, положениями законодательства об иностранных инвестициях, а также нормами отдельных специальных актов, регулирующих отдельные аспекты участия иностранных юридических и физических лиц в осуществлении инвестиций на территории РФ. Выпуск акций, облигаций и других ценных бумаг организациями с иностранными инвестициями подчиняется регулированию, установленному соответствующими органами Российской Федерации — например Федеральной комиссией по ценным бумагам и фондовому рынку (ФКЦБФР) РФ.

Учредительные документы создаваемых предприятий с иностранным участием должны определять размер и порядок уставного капитала, распределение и размер долей участников, структуру, состав, формирование и компетенцию органов управления, порядок принятия решений, перечень вопросов, требующих решения общего собрания участников, порядок преобразования и ликвидации предприятия и т.д.

В учредительные документы, помимо вышеуказанного, могут быть включены и другие положения, не противоречащие действующему законодательству Российской Федерации и отражающие отдельные особенности деятельности предприятия.

Для того чтобы какое-либо иностранное юридическое лицо могло осуществлять хозяйственную деятельность на территории РФ, например, заключить внешнеэкономическую сделку, открыть банковский счет в уполномоченном банке, зарегистрировать товарный знак, подать заявку и получить патент на изобретение или выдать на их использование лицензию и т.д., не требуется особого разрешительного акта со стороны ее государственных или хозяйственных органов. Вместе с тем, если лицо желает быть поставлено в пределах территории РФ на учет для целей налогообложения или открыть банковский счет нерезидента, требование о выполнении достаточно широкого ряда формальных процедур, предусматриваемых российским законодательством, могло бы рассматриваться в качестве специфического института разрешения. Кроме того, ведение производственной или торговой деятельности предпринимательского характера допускается только посредством создания юридического лица. К тому же в отдельных случаях, применительно как к российским, так и к иностранным субъектам, отдельные виды деятельности подлежат лицензированию.

Иностранное юридическое лицо вправе учредить на территории РФ дочернюю компанию, филиал или представительство. В том, что касается дочерних предприятий, не возникает каких-либо неясностей. Однако вопрос об учреждении в РФ иностранным юридическим лицом филиала сопровождается некоторыми юридическими контроверзами. Дело в том, что по российскому (а равно и по праву многих других государств) законодательству филиал не обладает статусом юридического лица. Вместе с тем согласно действовавшим ранее нормам (до принятия нового федерального закона «Об иностранных инвестициях») если иностранная компания желала открыть свой филиал в РФ, то его учреждение подчинялось нормативным актам РФ об иностранных инвестициях, общим и специальным нормам гражданского права по процедуре создания, регистрации и т.д., которые не разграничивали учреждение в РФ предприятия с частичным иностранным участием, множественным членством в них иностранных участников и таковые со 100%-ным участием одного иностранного лица, с одной стороны, и открытие иностранным юридическим лицом дочернего предприятия и филиала в собственном смысле этого понятия на территории России, — с другой. В последнем случае создаваемое иностранным юридическим лицом предприятие с экономической и юридической точек зрения как филиал выступало в РФ не в качестве такового, а должно было удовлетворять всем требованиям, предъявляемым к самостоятельным структурам соответствующей правовой формы, и считалось в России отдельным юридическим лицом российского права — образованием, учрежденным и зарегистрированным в соответствии с законами РФ, что вело к уничтожению границы между филиалом и дочерней компанией. В новом законе «Об иностранных инвестициях в Российской Федерации» от 9 июля 1999 г.

сделана попытка устранить подобное юридическое несоответствие экономической сути явления. Так, согласно ст. 21 Федерального закона «филиал иностранного юридического лица создается в целях осуществления на территории Российской Федерации той деятельности, которую осуществляет за пределами Российской Федерации головная организация, и ликвидируется на основании решения иностранного юридического лица... Государственный контроль за созданием, деятельностью и ликвидацией филиала иностранного юридического лица осуществляется посредством аккредитации в порядке, определяемом Правительством Российской Федерации». Следовательно, регистрационный порядок открытия филиалов иностранных юридических лиц на территории РФ сменился «аккредитацией». При этом предусматривается, что созданный в РФ филиал иностранного юридического лица выполняет часть функций или все функции, включая функции представительства, от имени создавшего юридического лица, при условии, что цели деятельности головной организации имеют коммерческий характер и она несет имущественную ответственность по принятым ею в связи с ведением такой деятельности на территории РФ обязательствам (ст. 4).

Открытие на территории России представительства иностранной компании, корпорации или предприятия в иной правовой форме, в свою очередь, сопряжено с выполнением ряда формальностей. Представительство не является юридическим лицом, оно не ведет хозяйственную деятельность, действует на основании положения, утвержденного главным офисом компании, а руководитель представительства осуществляет свои полномочия в соответствии с доверенностью. В принципе правовое положение иностранного юридического лица, имеющего на территории РФ представительство, характеризуется большим преимуществом по сравнению с другими лицами, которые действуют без представительства. В частности, в соответствии с действующим законодательством от налога на добавленную стоимость освобождается сдача в аренду служебных и жилых помещений иностранным гражданам и юридическим лицам, аккредитованным в Российской Федерации в случае, если их национальным законодательством установлена аналогичная льгота в отношении граждан и юридических лиц РФ либо если такая льгота предусмотрена в международных договорах.

Гражданско-правовые сделки, заключаемые представительствами, квалифицируются в качестве сделок иностранного лица, поэтому для их действительности недостаточно бывает представления положения, определяющего функции его главы, в том числе и право заключения договоров от имени иностранного юридического лица, необходимо в надлежащей форме — в виде доверенности — подтверждение полномочий.

Контрольные вопросы:

1. Из чего складывается система правового регулирования иностранных инвестиций в МЧП? Каковы ее основные элементы?

2. Каково значение международных договоров в регулировании иностранных инвестиций.

3. Какова принципиальная характеристика правового положения иностранных инвесторов в Российской Федерации?

Глава 20. Национализация иностранной собственности и действие за Литература: Корецкий В.М. Очерки англо-американской доктрины и практика международного частного права. Очерк пятый. Иностранные юридические лица в Великобритании и США и экстерриториальная сила советских декретов о национализации //Избранные труды. Т. 2. Киев, 1989; Вилков Г.Е.

Национализация и международное право. М., 1962; Перетерский И.С., Крылов С.Б. Международное частное право. М., 1959; Исполинов А.С. Иностранные инвестиции в Российской Федерации и современное международное право//Московский журнал международного права. 1993. № 1. С. 153—159;

Богуславский М.М. Международное частное право. 4-е изд., перераб. и доп. М., 2001. С. 179—218; Зевков В.П. Международное частное право. Курс лекций. М., 1999; Международное частное право: Учебник для вузов / Под ред. Н.И.

Марышевой. М., 2000. С. 191—197.

Национализация есть огосударствление, т.е. перевод в государственную собственность имущества частных лиц. И.С. Перетерский так определяет суть национализации, проводимой советским государством: «Национализация представляет собой акт государственной власти, в котором сочетаются три составные части: а) организация государственного социалистического хозяйства в определенной области; б) ликвидация капиталистических предприятий; в) переход всего их имущества к государству».

Проблема национализации и юридической силы действия за границей актов о национализации имела огромное политическое, экономическое и правовое значение в период, последовавший сразу за Октябрьской революцией в России.

Целью национализации в России было уничтожение частной собственности и учреждение нового по содержанию типа собственности — социалистической. В 20—40-х годах одни иностранные собственники лишились своего имущества в СССР (швейцарские фирмы «Сандоз», «Хофман-ля-Рош», французское общество «Креди Лионе» и т.д.), другие подверглись досрочному расторжению концессионных договоров («Лена Голдфилдс», «Тетюхе Майнинг Корпорейшн»

и проч.) без какой бы то ни было компенсации.

Затем в не меньшем масштабе она вставала и после Второй мировой войны для стран Восточной Европы и Азии, а также развивающихся государств, осуществлявших в 60—70-х годах XX в. национализацию иностранной собственности на своих территориях после провозглашения ими политической независимости от метрополий. Национализация в развивающихся странах служила целям достижения подлинной экономической независимости. К указанному периоду, однако, международное право уже располагало достаточным количеством документов, формирующих юридическую базу для проведения национализации: Декларация о принципах международного права, касающихся дружественных отношений сотрудничества между государствами в соответствии с уставом ООН, от 25 октября 1970 г., резолюция Генеральной Ассамблеи ООН № 1805 «О национальном суверенитете над природными ресурсами», Хартия экономических прав и обязанностей государств 1974 г., а также Декларация по установлению нового международного экономического порядка 1974 г.

Классическая западная доктрина признает право государства на экспроприацию, под которой понимается как национализация в собственном смысле слова, так и реквизиция (конфискация) любой собственности, в том числе и иностранной, при соблюдении требований, чтобы экспроприация осуществлялась, во-первых, в общественных интересах, во-вторых, на законных основаниях, в-третьих, без дискриминации и сопровождалась «быстрой, адекватной и эффективной компенсацией». Приведенное составляет «формулу Халла», зафиксированную в обмене нотами между государственным секретарем США К. Халлом и правительством Мексики. Тем не менее важно подчеркнуть, что национализация не носит характера карательной меры, что свойственно реквизиции как наказанию отдельных лиц или категорий лиц. Национализация — акт государства, и как таковой он может касаться как иностранных, так и национальных физических и юридических лиц.

Одним из ярчайших примеров национализации собственности, принадлежащей иностранцам, является переход к государству имущества компании Суэцкого канала на основании декрета Президента Египта от 26 июня 1956 г. Управление каналом на основании Декрета передавалось египетскому государству, создавшему независимый орган, наделенный правами юридического лица, для целей управления делами и имуществами компании Суэцкого канала. Западные державы (Англия, Франция, США), формально признавая право Египта на национализацию, пытались опровергнуть законность Декрета 1956 г., говоря о том, что компания является «международным институтом», статус которого не может быть изменен внутренним — египетским — законом. Между тем до национализации компания Суэцкого канала подчинялась согласно Договору 1866 г. юрисдикции Египта и являлась юридическим лицом египетского права, в то время как судоходство по каналу регулировалось международным соглашением — Константинопольской конвенцией 1888 г., действительность юридических обязательств государств по которой не была поколеблена национализацией.

Развивающиеся страны придерживаются доктрины всеобъемлющего и полного суверенитета над естественными ресурсами и рассматривают право на национализацию как производное от государственного суверенитета, вследствие чего выплата компенсации базируется не на формуле «быстрая, адекватная и эффективная», а рассчитывается с учетом всех обстоятельств («колониальное господство», «разграбление иностранными компаниями природных богатств страны» и т.д.). Это приводит к значительному уменьшению размеров выплат. В результате за 20 лет осуществления многочисленных актов национализации — с 1956 по 1976 г. — только в трех случаях выплаченная компенсация соответствовала указанному спектру требований: в Бразилии (1964 г.), Замбии (1969 г.) и Перу (1976 г.). Понятно, что многие из ныне существующих государств, имеющих собственность в таких странах, но никоим образом не причастных к колониальному прошлому, не разделяют подобных подходов. Однако в 1973 г. резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН № 3171 (XXXVIII) было подтверждено право освободившихся государств самим определять формы и размер компенсации.

В современных условиях признание актов национализации за границей не представляет столько контроверз, как это было в 20—30-х годах, когда речь шла о признании советских декретов, национализировавших землю, банки, промышленные предприятия, страховые и торговые заведения, особенно если это касалось признания национализированным имущества бывших собственников, находившегося за пределами территории Российского государства. Ныне государства прежде всего в договорном порядке решают данный вопрос, взаимно согласовывая установление возможностей, условий, требований и последствий национализации. Обязательство ненационализации носит общенормативный характер, однако это не означает, что ни при каких обстоятельствах национализация проведена быть не может. В соглашениях о взаимной защите и поощрении капиталовложений договаривающиеся государства, как правило, обусловливают проведение национализации интересами общественной безопасности и исключительных экономических потребностей. Как в международных договорах, так и в национальных актах закрепляется принцип адекватной компенсации (см. ст. 8 федерального закона «Об иностранных инвестициях в Российской Федерации», ст. III Договора России с США, ст. 5 Договора с Кореей и др.).

В литературе по международному частному праву существует немало примеров, когда суды иностранных государств отказывали в признании действия за границей советских декретов о национализации. Эта проблема получила название «экстерриториальности», или «экстратерриториальности», действия законов о национализации. Первоначально этот термин — «внеземельность» — означал изъятие коронованных особ из-под действия местных законов и властей в случаях их пребывания на чужой территории. В основании этого международно-правового обычая лежала фикция, что монархи считались как бы остающимися на своей территории. Впоследствии понятие «экстерриториальность» стало применяться к дипломатическим представителям государств и, в сущности, приобрело смысл дипломатического иммунитета, получившего развитие, в частности, в институте «свободы квартала». Термин «экстерриториальность» активно стал использоваться в международном частном праве применительно именно к действию актов государства о национализации за пределами его территории. В последние десятилетия он применялся также в практике некоторых западных государств в иных областях — например в законодательстве США об экспорте.

Несмотря на то, что в современном МЧП понятие «экстерриториальность» в указанном первичном значении есть архаизм, который, кроме как будучи трансформированным в принцип суверенитета, иммунитета государств и дипломатических и консульских представителей, не может иметь места, а действие иностранных законов (права вообще) обеспечивается в силу коллизионных норм, существующих в том или ином государстве, либо принципа взаимности, закрепляемого в международных документах, или других положений международных договоров, равно как и соглашений сторон гражданско-правовых отношений, мы полагаем целесообразным, хотя и с оговорками, употреблять в случаях необходимости традиционный термин — «экстерриториальность».

Исходя из вышеприведенного анализа коллизионно-правового регулирования, а именно основываясь на постулате вещного права о том, что, если вещь по закону ее местонахождения правомерно перешла из рук одного собственника к другому лицу, она должна считаться таковой повсюду, право собственности на национализированное в силу акта государства (национального закона) имущество должно признаваться и за пределами данного государства (территориальным законом).

Одним из первых дел английской судебной практики, столкнувшейся с проблемой выработки отношения к юридической силе советских декретов о национализации, является дело Русского Торгово-промышленного банка («дело Малхаус»). В 1914 г.

лондонское отделение названного банка в обеспечение осуществленного французским банком Малхаус займа депонировало в лондонском банке (Лондон Сити энд Вестминстер Бэнк) ценные бумаги. В 1917 г. советское правительство национализировало частные банки и их имущество, в соответствии с чем должны были прекратить свою деятельность и отделения, находившиеся за границей. Вопреки этому лондонский Торговопромышленный банк продолжал свои операции. В 1919 г. им было заключено соглашение с французским банком о погашении займа, выданного в немецких марках (800 000), курс которых падал все ниже и ниже. В этих условиях руководители лондонского отделения российского банка добились соглашения с банком Малхаус о выдаче им ценных бумаг против уплаты 1 090 000 марок. После получения обусловленной суммы банк Малхаус тем не менее отказался передать ценные бумаги, не вернув и внесенную сумму в немецких марках. В результате отделение Торгово-промышленного банка в Лондоне в январе 1920 г. заявило в суд иск о возврате ценных бумаг и возмещении ущерба, вызванного их неправомерным удержанием.

Ответчик — французский банк — наряду с прочим заявил, что Торгово-промышленный банк прекратил свое существование в силу декретов о национализации и, следовательно, лицо, предъявившее иск, не имеет на это права. Результатом рассмотрения спора в первой инстанции был отказ в иске на том основании, что полномочия руководителей лондонского отделения истекли и, таким образом, расписка, удостоверяющая получение ценных бумаг, не может иметь места. Поданная в Апелляционный суд жалоба была отклонена. В апелляционной инстанции также был поставлен вопрос: а прекратилось ли существование Торгово-промышленного банка? И здесь мнения судей разделились. Если судья Бэнкс признал несомненным, что вопрос о прекращении или продолжении существования иностранного юридического лица должен решаться на основании советских декретов и, следовательно, в силу этого Торгово-промышленный банк как юридическое лицо не существует, то судья Аткин занял противоположную позицию. В ее основу были положены различные конструкции — от трактовки содержания советских актов, оценку которым давали как иностранному праву российские эмигранты, защиты интересов акционеров и третьих лиц таких банков и учреждений до аргумента о не признанном советском правительстве и искажения существа норм декретов о национализации, отнюдь якобы не уничтоживших частные банки и не сливших их в единый Государственный банк Советской России.

Опираясь на то, что в области национализации Российское государство использовало совокупность актов, в том числе и индивидуального действия, вследствие чего имел место ряд декретов о национализации банков, судья Аткин, а вслед за ним и другие члены Палаты лордов, рассматривавшей данный спор, пришли к парадоксальному выводу, противоречащему даже принципам английского права, о том, что компания, инкорпорированная за границей, подчиняется закону инкорпорации, не говоря уже об искажении советского права, а именно: Декрет от 14 декабря 1917 г., национализировавший частные русские банки и предписавший их слияние с Государственным банком, Декрет от декабря 1918 г., передавший все банковские капиталы государству на началах конфискации, а также Декрет от 19 января 1920 г., упразднивший бывший Государственный (Народный) банк, не прекратили существования частных банков, в том числе и Торговопромышленного банка.

Не признавая экстерриториальной силы российских декретов, английские суды в целом и отдельные судьи ставили судьбу заграничной структуры юридического лица вне зависимости от материнской компании. «Хотя иностранная корпорация, — говорил лорд Финли в деле Торгово-промышленного банка, — прекратилась по законам страны инкорпорации, тем не менее отделение в этой стране (Англия) должно иметь право собирать имущество и предъявлять для этой цели иски от имени корпорации».

В следующем споре во главе угла фигурировал вопрос о национализации Советским государством страховых обществ (Седуик Коллинз и Ко. Лтд. против Петроградского страхового общества «Россия»). Страховое общество «Россия» имело отделение в Лондоне. В качестве иностранного общества, действовавшего в Англии, оно должно было согласно действовавшему тогда английскому Закону о компаниях 1908 г.

представить некоторые данные, в том числе и фамилию и имя уполномоченного лица, правомочного принимать повестки, приказы и другие документы, направляемые в адрес общества. В этом качестве был зарегистрирован Коллинз. Как и все другие страховые общества, общество «Россия» актом государства было национализировано, а претензии к нему аннулированы. Несмотря на это, один из английских кредиторов общества предъявил иск к рассматриваемому обществу и попытался получить удовлетворение своей претензии путем наложения ареста на суммы «России», причитавшиеся ей от английской страховой компании. В этих целях предстояло решить вопрос, является ли Коллинз, который зарегистрирован в качестве лица, уполномоченного от имени общества на принятие повесток, надлежащим представителем страхового общества «Россия». Сам Коллинз неоднократно добивался того, чтобы его имя вычеркнули из реестра. Однако этого не произошло. В первой инстанции, так же, как и в деле Малхаус, в требовании наложить арест было отказано. Апелляционный суд в составе судей Бэнкса и Сарганта против судьи Скраттона отменил решение суда первой инстанции.

Лорд Саргант настаивал на отсутствии экстерриториальной силы советских законов о национализации, утверждая, что они не могут распространяться на имущество, находящееся за границей — в Англии. Вопреки коллизионным правилам собственного правопорядка, согласно которым ликвидация компании, произведенная по законам ее инкорпорации, тем самым прекращает юридическое лицо, а вещи, принадлежащие такому юридическому лицу, подчиняются праву его учреждения, а не закону местонахождения, суммы (долги), причитающиеся от английских должников в пользу страхового общества, он рассматривал как имущество страхового общества «Россия», местонахождением которого признавал Англию (по месту нахождения должника). К этому долгу он считал необходимым применить английский закон по принципу домицилия должника.

Перед английской и американской практикой ранее не раз вставал вопрос о возможности ликвидации местных отделений, созданных иностранными компаниями и продолжающих существовать после ликвидации филиала, на который давался утвердительный ответ, т.е. что отделение может быть ликвидировано, хотя юридическое бытие самой иностранной компании не затрагивается и не может затрагиваться. Но прямо противоположная по сути проблема: может ли отделение сохранять свое существование, если само общество ликвидировано, — возникла лишь в связи с советскими декретами.

В деле Торгово-промышленного банка английский суд пытался доказать, что отделение существует потому, что сам банк не ликвидирован, а в споре страхового общества «Россия» суд пошел еще дальше, допустив констатацию, что отделение существует независимо от судьбы центра — самого юридического лица.

В связи с изложенным необходимо подчеркнуть, что безусловное влияние на постановку и решение проблем национализации и ее последствий оказывали так называемые классовые, в конечном итоге политические, подходы, свойственные данному историческому этапу. Современное их рассмотрение в различных странах характеризуется меньшими крайностями, более последовательно учитывает приобретенный опыт и строится на началах, известных международным стандартам отношений в этой области.

Контрольные вопросы:

1. Каково содержание понятия «экстерриториальность»?

2. Каковы изменения в доктрине и судебной практике различных стран Запада в вопросе признания действия законов о национализации?

3. Как относится российская доктрина к проблеме «экстерриториальности»?

Глава 21. Автономия воли в международном частном праве Литература: Международное частное право: Современные проблемы. М., 1994. С. 164—179; Рубанов А.А. Институт «автономии воли» в международном частном праве как теоретическая проблема//Советский ежегодник международного права. 1986. М., 1987. С. 214—228; Рамзайцев Д.Ф. Договор купли-продажи во внешней торговле СССР. М., 1961; Лунц Л.А.

Международное частное право. М., 1970. С. 202—210; Иванов Г.Г., Маковский А.Л. Международное частное морское право. М., 1984; Иссад М.

Международное частное право. М., 1984. С. 187—193; Мосс Дж. К.

«Автономия воли» в практике международного коммерческого арбитража. М., 1996; Филиппов А.Г. Некоторые аспекты автономии воли в российском международном частном праве //Актуальные проблемы гражданского права / Под ред. М.И. Брагинского. М., 1998; Beale J.H. A Treatise on the conflict of laws.

Vol. 3. N.-Y., 1935; Bauerfeld R.J. Effectiveness of choice-of-law clauses in contract law: Party autonomy or objective determination// Columbia Laws Review. 1982. Vol.

82, № 8. P. 1667—1682 et ff.; Niboyet J.-P. La thйorie de 1'autonomie de la volontй// Rec. des cours. T. 16 (1927-I). P. 5—53; Reese W.L.M. American choice -of -law.

//Amer. J. Сотр. Law. 1982. Vol. 30. No. 1; Loussouarn J., Bredin J.-D. Droit du commerce international. P., 1969; Lerebour-Pigeonnier P. Droit international privй.

P., 1969; Batiffol H. Droit international privй. P. 1959. Vol. 2. P. 214—215.

В известном своем труде «Благосостояние наций» Адам Смит говорит: «Не от доброй воли мясника, пивовара или булочника ожидаем мы свой обед, а от их взгляда на собственные интересы. Мы адресуемся не к их гуманистическим воззрениям (человеколюбию), а взываем к себялюбию и никогда не говорим с ними об их потребностях, а только о выгоде... Каждый индивидуум... в действительности имеет в виду лишь свою собственную выгоду, а не таковую общества. Однако изучение своих собственных нужд и интересов естественным образом, а точнее, необходимо приводит его к тому, что наиболее выгодно обществу».

Соответствующим выражением подобного взгляда на суть рыночных отношений в юридическом плане выступает свободное усмотрение, автономия воли, свобода договора в гражданском (торговом) праве вообще и в обязательственных отношениях, в частности, когда обязанности индивидуумов друг перед другом возникают в силу добровольного возложения ими на себя каких-либо обязательств, что отражает совпадение интересов вступающих в договорные отношения сторон.

В традиционном понимании международного частного права «автономия воли» представляет собой институт, согласно которому стороны в сделке, имеющей юридическую связь с правопорядками различных государств, могут избрать по своему усмотрению то право, которое будет регулировать их взаимоотношения и применяться ими самими либо судебным учреждением или в необходимых случаях другими компетентными органами к данной сделке, — «закон, избранный сторонами», выраженный в латинской формуле «lex pro voluntate (lex voluntatis)». В более широком плане автономия воли связывается вообще с основополагающими принципами регулирования цивилистических (гражданско-правовых) отношений и является частным случаем выражения таких общих начал гражданского права, как свобода договора и свободное усмотрение сторон (см, например, ст. 1, 1 «2» Гражданского кодекса Японии 1898 г., которая говорит об «автономии воли лица», «автономии личности»

вообще). В частности, во французской литературе автономия воли нередко рассматривается в качестве отражения свободы договора. Однако «связанность»

или «отраженность» еще не означают тождественности. Признаваемые многими исследователями особенности института автономия воли и все более распространяющееся в последнее время его применение обусловили детальный интерес к нему со стороны специалистов.

В соответствии с учением, известным под этим названием в международном частным праве, исходным принципом для разрешения коллизионных вопросов по сделкам с так называемым иностранным элементом выступает воля лица или лиц, совершивших сделку. Таким образом, автономия воли — это институт, применяемый главным образом в сфере обязательственных отношений, регулируемых международным частным правом. Однако в законодательстве некоторых стран имеются нормы, касающиеся автономии воли, которые относятся к участникам и иных гражданских или семейных правоотношений и даже субъектам односторонних актов (при наследовании). Автономия воли широко закреплена в праве различных стран. Преимущественно это имеет место в писаном праве — законах и иных законодательных актах, однако принцип автономии воли признается в ряде случаев и судебными прецедентами в соответствующих правовых системах.

Автором идеи о том, что право может санкционировать соглашение об определении закона, был французский юрист Шарль Дюмулэн (1500—1566 гг.), который развивал ее в русле традиционных для того времени представлений, что все нормы права «прикреплены» к материальному миру (вещам, людям, предметам). Исходя из того что норма «прикреплена» к тому, о чем она говорит, Дюмулэн выделил особую группу норм, трактующих существо вопроса, влияющее на судебное решение дела. Он их разделял на два вида. Первый вид — это нормы, которые «касаются того, что зависит от воли сторон, или того, что может быть изменено ими». Второй вид норм посвящен тому, что «зависит только от власти закона». Из этого проистекал вывод, что, следовательно, существуют явления, которые подпадают под действие воли сторон и которые последние в силу указанного могут «прикреплять» к нормам той или иной страны (или области). Эта теория стала предпосылкой для юридического санкционирования соглашений об определении права в договорных отношениях. Иные воззрения, высказывавшиеся примерно в тот же период, а также и значительно позже, не прямо, но опосредствованно в принципе отрицали автономию воли и были связаны с «этатистскими» или близкими к ним концепциями права вообще (Ж. Бодэна, Дж. Била, А.Батиффоля, П.

Леребур-Пижоньера, И. Луссуарна, Ж. Бредэна и т.д.). По своей сути они означали ликвидацию рассматриваемого института без его формальной отмены, поскольку главным в них является обоснование тезиса о том, что при наличии соглашения сторон о выборе права его определение осуществляется не физическими или юридическими лицами, а судом — органом государства.

В Основах ГЗ Союза ССР и республик 1991 г., введенных в действие на территории России с 3 августа 1992 г., равно как и в предшествующих Основах 1961 г., автономия воли зафиксирована непосредственным образом, т.е.

получила текстуальное выражение. «Права и обязанности сторон по сделке определяются по праву места ее совершения, если иное не установлено соглашением сторон» (п. 2 ст. 165). «Права и обязанности сторон по внешнеэкономическим сделкам определяются по праву страны, избранному сторонами при совершении сделки или в силу последующего соглашения» (п. ст. 166). Сегодня это существует в следующем виде: «Стороны договора могут при заключении договора или в последующем выбрать по соглашению между собой право, которое подлежит применению к их правам и обязанностям по этому договору» (п. 1 ст. 1210 ГК РФ). Разнообразно сформулированы положения, относящиеся к автономии воли, в источниках права других государств. В частности, ст. 18 Гражданского кодекса 1975 г. Алжира гласит:

«Договорные обязательства подчиняются закону места заключения договора, если стороны не установили иного». Сходные формулировки и в ст. Гражданского кодекса Египта, ст. 6 Закона Украины о внешнеэкономической деятельности от 16 апреля 1991 г. В венгерском Указе о международном частном праве 1979 г. (ст. 9, 24), в Законе Китая 1999 г. о договорах (ст. 126), Законе о международном частном праве и процессе Чехии (§ 9, 11, 16) и соответствующих правовых актах многих других стран также устанавливается автономия воли сторон.

При этом автономия воли предусматривается как исходный принцип регулирования, выраженный в соответствующих правоположениях, несмотря на то, что зачастую с чисто внешней стороны формулировки нормативных актов выглядят прямо противоположным образом: «применяется... закон (места совершения сделки, места заключения или исполнения договора и т.д.), если иное не установлено соглашением сторон». В подобных случаях кажется, что возможность выбора сторонами права является факультативной, а привязка к закону, определяемому по соответствующему признаку, обозначенному в норме, в зависимости от конкретных фактических обстоятельств, — главной. В действительности же именно автономию воли следует квалифицировать как основное правоположение, а прикрепление отношения к какому-либо иному закону — как вторичное, субсидиарное.

В третьей части ГК РФ, введенной в действие с 1 марта 2002 г., автономия воли в области договорных отношений предусматривается в весьма широких по сравнению с любой из предшествующих регламентации, имевших место в нашей стране, масштабах. Во-первых, автономии воли посвящена отдельная статья ГК (ст. 1210), регламентирующая различные аспекты этого института, который может применяться в определенных условиях и к вещно-правовым отношениям. Во-вторых, в следующей статье принцип автономии воли сторон подтвержден еще раз путем закрепления его в самом ее названии: «Право, подлежащее применению к договору при отсутствии соглашения сторон», а также в содержании нормы: «При отсутствии соглашения сторон о подлежащем применению праве к этому договору применяется право...» (п. 1 ст. 1211).

Развернутое регулирование отношений, возникающих в связи с автономией воли, в указанном акте осуществляется по следующим направлениям: 1) момент выбора права; 2) содержание и форма волеизъявления сторон; 3) пределы действия автономии воли сторон во времени и в пространстве; 4) ограничения автономии воли общего характера.

В сферу действия права, избранного сторонами, в качестве применимого к их договорным отношениям, включается широкий спектр вопросов: 1) толкование договора; 2) права и обязанности сторон договора; 3) исполнение договора; 4) последствия неисполнения или ненадлежащего исполнения договора; 5) прекращение договора; 6) последствия недействительности договора (ст. ГК РФ).

Помимо национального законодательства различных стран, в современных условиях автономия воли получает все большее закрепление и в международных договорах как двустороннего, так и многостороннего характера. Среди последних следует назвать Венскую конвенцию о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г., Гаагскую конвенцию о праве, применимом к международной купле-продаже материальных движимых вещей, от 15 июня 1955 г. (ст. 2) и Гаагскую конвенцию о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров, от 22 декабря 1986 г. (ст. 7), Римскую конвенцию о праве, применимом к договорным обязательствам, от июня 1980 г. (ч. 1 ст. 3), заключенную странами—членами Европейских сообществ, и др.

Соглашение о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности, от 20 марта 1992 г. (ст. 11) и Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам от 22 января 1993 г. (ч. 4 ст. 38, ст. 41) стран СНГ также предусматривают возможность для сторон избрать в целях регулирования договорных отношений надлежащее право на основе собственного усмотрения и соответствующего соглашения.

Таким образом, в правопорядке современных государств принцип автономии воли сторон выступает как практически повсеместно закрепленный в писаном праве и судебной практике институт, применяемый для регулирования обязательственных (договорных) и иных отношений в международном гражданском (хозяйственном) обороте.

В праве Российской Федерации — Основах гражданского законодательства 1991 г., а также и некоторых других стран институт автономии воли отражен и в ином аспекте. Так, в ст. 156 Основ гражданского законодательства устанавливается, что «иностранное право применяется к гражданским отношениям в случаях, предусмотренных законодательными актами Союза ССР и республик, международными договорами СССР, а также на основании не противоречащего им соглашения сторон...». Другими словами, автономия воли является основанием наряду с прочим для применения в пределах данной юрисдикции конкретной страны иностранного права, придает юридическое значение нормам иностранного правопорядка в рамках отечественного государства. В то же время следует настоятельно подчеркнуть, что, хотя автономия воли и порождает последствия, аналогичные действию коллизионной нормы, тем не менее источником коллизионного права не является. В связи с этим необходимо указать на соответствующие взгляды, высказывавшиеся в свое время за рубежом (Манчини, Лораном), которые рассматривали автономию воли в качестве источника коллизионного права наряду с национальным законом или международным договором. Л.А. Лунц полагал, что автономия воли является «одной из коллизионных норм или одним из коллизионных институтов права, установленных внутренним правопорядком государства или его международными соглашениями.» Некоторые другие представители советской школы международного частного права, хотя и придерживаются мнения, что институт автономии воли имеет свое собственное основание — общую цель, тем не менее не выводят ее за рамки коллизионно-правовой природы, формулируя эту цель как «превенцию коллизии законов»:

«Коллизионные методы направлены на подчинение соответствующих отношений определенному правопорядку и на разрешение таким образом возможных коллизий разных правопорядков. Наделение участников правоотношений возможностью избрать применимый к этому отношению закон преследует цель предотвратить такие коллизии». Не лишена распространения вместе с тем и конструкция автономии воли как отражение принципа свободы договора. Отдельные авторы считают, что автономия воли сторон представляет собой органичное сочетание двух начал — коллизионного (по назначению) и принципа свободы договора (по способу реализации).

В современной отечественной юридической литературе при анализе проблематики автономии воли уделяется все возрастающее внимание самым различным ее аспектам. Анализируются не только наиболее известные стороны данного института, т.е. основа для выбора права, подлежащего применению к отношению, чаще всего договорному, самими его участниками и, следовательно, для применения в ряде случаев иностранных правоположений, но и глубокие теоретические вопросы, возникающие в связи с этим. Один из них — проблема правовой природы соглашения о выборе применимого права и опосредствуемого им общественного (социального) отношения, а также взаимодействия общественного отношения и права (связи и обратной связи между ними), характеризующих автономию воли, но не подвергавшихся предметному изучению, в частности в отечественной правовой науке, ранее. По мнению А.А. Рубанова, предмет института автономии воли образуют два вида общественных отношений, которые существенно отличаются друг от друга.

Одно (например, какое-либо конкретное договорное гражданско-правовое отношение) имеет имущественное содержание и носит, как правило, товарноденежный характер. Другое имеет неимущественное содержание, так как направлено на определение права, применимого к сделке, и лишено характера эквивалентности. Оба вида взаимосвязаны, имеют идентичных субъектов, носят волевой характер. В то же время они суть отдельные общественные отношения.

Главный теоретический вопрос, который связан с институтом автономии воли сторон, — это юридическая основа позитивного отношения каждой из различных национально-правовых систем к соглашениям об определении права.

Теоретической основой автономии воли согласно позиции указанного автора, является возможность существования обратной связи между правом и регулируемым им общественным отношением, действующей в условиях презумпции бесспорного наличия между ними первичной, «естественной», или обычной, связи. Учет названных, а также не упомянутых в данном случае, но которые, однако, реально имеют место в жизни, теоретических аспектов автономии воли практически важен со многих точек зрения. Во-первых, ориентирование в сложностях, связанных с правовой природой соглашения о выборе права, поможет сторонам избежать ряда заблуждений, например относительно формы соглашения, поскольку таковое не может рассматриваться в качестве внешнеэкономической (внешнеторговой) сделки. Во-вторых, это будет содействовать верному конструированию положений такого гражданскоправового соглашения между контрагентами договора, принадлежащими к различным правопорядкам, относительно тех норм права, которым они намереваются подчинить свое отношение или отношения. И наконец, в-третьих, теория должна помочь законотворческой практике выработать объективные формулы соответствующих правил, которые надлежит создать, усовершенствовать или заменить.

В институте автономии воли, как следует из современных теоретических разработок, отражается взаимодействие национальных правовых систем, которое самым явственным образом проявляется в возможности применения на территории данной конкретной страны права иностранного государства. Выбор сторон может пасть на любую систему национального права любой страны.

Наряду с этим выбор права ограничен именно «правом», т.е. правилами, сформулированными и существующими в качестве норм права, а не какимилибо «вненациональными» системами или совокупностями норм, «принципами справедливости», «общими принципами» или нормами, некогда бывшими правовыми, но утратившими свою юридическую силу (нормы отмененного акта или денонсированного международного договора).

Вследствие всего указанного наиболее важным и обобщающим выводом современных отечественных исследований по рассматриваемой проблеме выступает утверждение, что в нынешних условиях автономия воли сторон представляет самостоятельный, особый институт международного частного права, а не только разновидность коллизионного принципа МЧП. В нем соединены многие сущностные элементы, характеризующие специфику как самого данного феномена — международного частного права, так и объекта его регулирования — общественных отношений, имеющих проявление юридической связи с правопорядками различных государств, которые, в свою очередь, обусловлены международным взаимодействием национальных правовых систем между собой, а также их взаимодействием с международной системой. Конкретные стороны реализации принципа автономии воли сторон в международной торговле в обязательственных и иных отношениях будут показаны в нижеследующих разделах.

Контрольные вопросы:

1. Каковы исторические корни института «автономии воли» сторон?

2. Место автономии воли сторон в международном частном праве.

3. В чем заключается юридическое содержание автономии воли?

4. Какова квалификация института автономии воли сторон в современной правовой доктрине?

5. Какова сфера действия закона, избранного сторонами соглашения?

Какие отношения исключаются из регулирования правопорядком, определенным в силу данного принципа?

6. Правовое закрепление автономии воли сторон в современном МЧП.

Как осуществляется закрепление автономии воли сторон в российском правопорядке?

Глава 22. Общие положения о сделках и обязательствах Литература: Лунц Л.А. Курс международного частного права. Особенная часть.

М., 1975; Лунц Л.А. Внешнеторговая купля-продажа (коллизионные вопросы).

М., 1972; Поздняков B.C., Садиков О.Н. Правовое регулирование отношений по внешней торговле СССР. Ч. I. М., 1985; Правовое регулирование отношений по внешней торговле СССР / Под ред. В. С. Позднякова. Ч. 2. М., 1986; Зыкин И.С.

Внешнеэкономические операции: право и практика. М., 1994; Мусин В.А.

Международные торговые контракты. Л., 1986; Гаврилов А.И., Курочкин К.А.

Внешнеторговая сделка. М., 1995; Розенберг М.Г. Международная купляпродажа товаров. М., 1995; Розенберг М.Г. Контракт международной куплипродажи. Современная практика заключения. Разрешение споров. М., 1996;

Шмитхофф К. Экспорт: право и практика международной торговли. М., 1993;

Schmitthoff С.М. Commercial Law in a Changing Economic Climate. L., 1981;

Honnold J.O. Uniform Law for International Sales under the 1980 United Nations Convention. Deventer, 1991; Redmond P.W.D. Mercantile Law. Suffolk, 1979;

Венская конвенция о договорах международной купли-продажи товаров.

Комментарий. М., 1994; Принципы международных коммерческих договоров / Пер. Комарова А.С. М., 1996; Koppenol-Laforce М. International contracts. L., 1996; Фолсом Р.Х., Гордон М.У., Спаногл Дж. Международные сделки. М., 1996; Международное частное право: Учебное пособие. (Действующие нормативные акты)/Сост. Г.К. Дмитриева, М.В. Филимонова. М., 1999;

Смирнова Е. Применение Конвенции ООН о договорах международной куплипродажи товаров//Российская юстиция. 1997. № 11; Договорная ответственность по зарубежному праву (Аналитический обзор) //Журнал российского права. 1999. №№ 11—12; 2000. №№ 1— 2; ИНКОТЕРМС-2000.

Международные правила толкования торговых терминов. Публикация МТП. № 560. 1999; Венская конвенция ООН 1980 г. о договорах международной куплипродажи товаров. К 10-летию ее применения Россией. М., 2002; Вилкова Н.Г.

Договорное право в международном обороте, М., 2002.

Понятие сделки. Виды сделок. В частном праве многих государств и правовых систем в целом сделка квалифицируется как действие или действия субъектов права, направленные на установление, изменение и прекращение гражданских прав и обязанностей. В законодательстве западных стран, как подчеркивал русский цивилист Г.Ф. Шершеневич, издавна установилась традиция различать торговые сделки и гражданские. Однако, по его же справедливому замечанию, разграничение это проводится лишь по цели (торговля), так как в юридической природе между ними не существует какихлибо специфических особенностей.

В зависимости от того или иного критерия, положенного в основу классификации, сделки могут быть различных видов. В частности, по субъектному составу они делятся на односторонние, двусторонние и многосторонние. Наиболее часто встречающейся разновидностью односторонних сделок в практике хозяйственных отношений, в том числе в международном обороте, является выдача субъектом права доверенности.

Двусторонними сделками являются все договоры, заключенные между двумя сторонами. Многосторонние сделки — это договоры, оформляющие соглашение между тремя и более лицами.

Если стороны поставили возникновение или прекращение своих прав и обязанностей в зависимость от обстоятельств, относительно которых неизвестно, наступят они или нет, подобные сделки считаются совершенными под условием (условные сделки). Условия могут быть отлагательными и отменительными. Права и обязанности по сделке с отлагательным условием возникают лишь с наступлением оговоренного условия.

В 1995 г. МКАС при ТПП РФ рассматривал дело по спору, возникшему из контракта, заключенного между чехословацкой организацией и советским предприятием, который содержал условие о вступлении его в силу после получения валютных средств на закупку товаров, предусмотренных в договоре (дело 142/1994, решение от 25 апреля 1995 г.).

В лицензионном договоре, заключенном в 1999 г. французской фирмой Zucie Saint Clair с российским юридическим лицом, на основании которого лицензиар предоставлял лицензиату права на открытие под разрешенной торговой маркой и фирменным наименованием лицензиара салона-парикмахерской, обустроенного и оформленного согласно стандартам и правилам, утвержденным лицензиаром, стороны предусмотрели, что их обязательства подлежат исполнению после регистрации контракта в федеральных государственных органах по регистрации юридических лиц, а также компетентных учреждениях, ведающих вопросами охраны промышленной собственности.

Если оговоренное условие не наступает, сделка считается несостоявшейся. Российское внешнеторговое предприятие продало английской компании партию пиломатериалов с отгрузкой в период с сентября по октябрь. По условиям контракта обязанность зафрахтовать судно для перевозки груза в один из портов Шотландии возлагалась на продавца. В связи с возможными трудностями подбора в осеннее время приемлемого для транспортировки данного груза судна с назначением на указанный порт стороны согласовали условие, в соответствии с которым отгрузка могла состояться лишь «при наличии тоннажа». В обусловленный договором срок свободный тоннаж с учетом предусмотренного в контракте порта назначения не наличествовал, переадресовка пункта назначения между партнерами не была согласована, и международный коммерческий арбитраж, рассматривавший спор между продавцом и покупателем, признал сделку несостоявшейся ввиду ненаступления установленного договором условия.

При совершении сделки под отменительным условием права и обязанности сторон прекращаются (отменяются) тотчас же по наступлении соответствующего обстоятельства, о котором стороны договорились. Так, покупка акций на фондовой бирже российским брокером в интересах французского банка может иметь место только при условии, если котировки соответствующих ценных бумаг на бирже не превышают установленного в договоре между брокером и банком предела (например + 10%). В противном случае договор между рассматриваемыми сторонами прекращает свое действие.

Сделки бывают также возмездными и безвозмездными. По сделкам, носящим возмездный характер, каждая из сторон получает определенную выгоду в материальной или иной форме. Большинство сделок и оформляющих их договоров во внешнеэкономической сфере обладают природой возмездных, поскольку стороны предоставляют друг другу имущество, товары, выполняют работы или услуги, уплачивают вознаграждение в денежной или иной форме за полученные предоставления. Наряду с этим здесь встречаются и безвозмездные сделки: организационные договоры, доверенности, предварительные договоры и т. д.

В гражданско-правовых (частноправовых) отношениях, регулируемых международным частным правом, для ряда стран, включая Российскую Федерацию, наибольшее значение имеет такая категория сделок, как внешнеторговые или внешнеэкономические сделки.

В ГК РФ термин «внешнеторговая(ые) сделка(и)» отсутствует, хотя в ГК РСФСР 1964 г., равно как и в других нормативных актах, он применялся в случаях, когда речь шла об отношениях по торговле (отношениях возмездного характера) с зарубежными партнерами, в которых участвовали советские хозяйственные организации. Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г. стали оперировать понятием «внешнеэкономическая сделка». В свою очередь ГК РФ, обращаясь к этому предмету, использует термин «внешнеэкономические сделки», но упоминает о них лишь однажды — применительно к регулированию их формы. В ст. 162 (п. 3) устанавливается, что «несоблюдение простой письменной формы внешнеэкономической сделки влечет недействительность сделки». С другой стороны, один из последних по времени издания правовых актов Российской Федерации, относящихся к рассматриваемой сфере, — федеральный закон от 13 октября 1995 г. «О государственном регулировании внешнеторговой деятельности», как следует из самого его названия и содержания, использует категорию «внешнеторговая» (а не внешнеэкономическая) деятельность. Однако необходимых в этом плане определений в данном акте нет, хотя и существуют дефиниции экспорта, импорта, товара, услуг, интеллектуальной собственности и проч. Тем не менее указанное вовсе не свидетельствует об «отмирании» данной категории. В федеральном законе РФ «О лизинге» от 29 октября 1998 г. при определении международного финансового лизинга устанавливается, что «если лизингодателем является нерезидент РФ, то договор международного лизинга регулируется федеральными законами в области внешнеэкономической деятельности» (п. 1 ст. 7).

Подходя к вопросу о внешнеторговых сделках с исторической точки зрения, следует отметить объективное предшествование данного термина и обозначаемого им понятия соответственно термину и понятию «внешнеэкономическая сделка». Последнее в формальном смысле пришло в нормативный строй и литературу с принятием Конституции СССР 1977 г., где в ст. 73 впервые в праве СССР четко разграничивались внешняя торговля и другие виды внешнеэкономической деятельности. Появление этой категории не было случайным. Развитие, углубление и расширение хозяйственных связей между государствами, в том числе СССР, и их национально-правовыми субъектами во второй половине XX в., все более заметный выход за рамки чисто торговых взаимоотношений потребовали определенного совершенствования понятийного аппарата, а вместе с ним и соответствующего его отражения в нормативно-юридической сфере. Значительный удельный вес научно-технического и технологического компонента, а также стратегическое значение некоторых подобных видов сотрудничества для подъема экономического и социального уровня отдельных стран и вместе с тем сообщества государств в целом привели к необходимости выделения, помимо собственно внешней торговли, более широкого понятия «внешнеэкономическая деятельность» (включающего внешнеэкономические сделки, внешнеэкономические договоры).

В то же время отечественное законодательство не содержало и не содержит ни в прошлом, ни в настоящем дефиниции «внешнеторговая сделка» или определения понятия «внешнеэкономическая сделка». Решение проблемы дефиниций, таким образом, переносится в сферу доктрины. Кроме того, при использовании в законодательстве термина «сделка» (будь то внешнеторговая или внешнеэкономическая) в большинстве случаев подразумевается договор, т.е. двусторонняя или многосторонняя сделка, в то время как односторонняя внешнеторговая или внешнеэкономическая сделка, хотя и относится к разновидностям сделок как таковых, практически не имеется в виду. Вопрос об основаниях, возможностях и критериях квалификации односторонней сделки в сфере международного хозяйственного оборота должен составить особый предмет для изучения юридической наукой на ближайших этапах.

С учетом этого целесообразно проанализировать специфические особенности внешнеторговой (внешнеэкономической) сделки, позволяющие, во-первых, отличать ее от внутрихозяйственной сделки, а во-вторых, произвести обзор конкретных договорных видов, существующих в области внешней торговли.

В рамках первого из указанных подходов следует проводить прежде всего разграничение между внешней торговлей и слагающими ее сделками в узком понимании, т.е. куплей-продажей (поставкой) товаров (работ и услуг) в собственном смысле слова, и внешней торговлей в широком понимании, которое, помимо указанных операций, включает производство различных видов работ, оказание услуг, выполнение опытно-конструкторских разработок и проч., а также иные отношения (например, создание совместных, или смешанных, предприятий, ведение совместной деятельности с иностранными контрагентами без образования юридического лица как в собственной стране, так и за рубежом, в том числе в третьих странах, и т.д.). Данное разграничение в свое время подготовило введение и применение категорий «внешнеэкономическая деятельность», «внешнеэкономическая сделка», с помощью которых как раз и имелось в виду обозначить широкое содержание рассматриваемого понятия.

В нынешних условиях подобное расширение смысла выражений «внешняя торговля», «внешнеторговая сделка» стало аксиоматичным. Оно существует, однако, наряду с использованием собственно понятия «внешнеторговая сделка».

В литературе и на практике к внешнеторговым традиционно относились те сделки, которые обладали двумя основными признаками, отражающими субъектно-объектный состав: с одной стороны, наличием иностранного субъекта, с другой — содержанием операций, лежащих в основе сделки, т.е. их экспортно-импортный (в широком смысле) характер. Осуществление таких операций нередко включает и договоры организационного плана, которые служат необходимым средством обеспечения внешнеторговой деятельности и без которых само юридическое оформление и исполнение фактических договорных обязательств было бы затруднено. С учетом этого в доктрине предлагалось следующее определение внешнеторговой сделки: это «действие, направленное на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей по экспорту и/или импорту товаров, услуг и результатов творческой деятельности, а также неразрывно связанных с внешней торговлей гражданских прав и обязанностей организационного характера».

В современных условиях критерий, характеризующий субъектный состав внешнеторговой сделки, с возрастанием участия России в широком международном договорном сотрудничестве получил распространение в модифицированной его формулировке. Вместо «разнонациональности», т.е.

различной национальной или государственной принадлежности контрагентов, стал все более использоваться такой критерий, как местонахождение коммерческих предприятий партнеров в разных государствах. Это объясняется прежде всего активным его закреплением в международно-правовых документах: Венской конвенции ООН о договорах международной куплипродажи товаров 1980 г., Конвенции ООН об исковой давности в международной купле-продаже товаров 1974 г., Гаагской конвенции о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров 1985 г., Конвенции о международном финансовом лизинге 1988 г., Конвенции по международным факторным операциям 1988 г. и др., а также и во внутренних актах государств, например в российском Законе о международном коммерческом арбитраже 1993 г.

В этом плане необходимо подчеркнуть, что в настоящее время в российской литературе бытует именно такой перевод словосочетания, существующего в конвенционном материале — «местонахождение коммерческих предприятий партнеров». Однако на самом деле в тексте перечисленных и других документов используется совершенно другой по сути критерий — место осуществления деятельности (place of business — англ., йtablissement — фр.). К тому же само понятие «place of business» в названных актах не расшифровано.

При этом ясно, что оно не тождественно ни понятию «национальность юридического или физического лица», ни понятию «оседлость», или «местонахождение» («местопребывание») юридического либо физического лица и не может быть к ним приравнено. Речь идет о постоянном месте осуществления регулярных деловых операций. Дочерняя фирма не будет рассматриваться коммерческим предприятием материнской компании, она будет выступать самостоятельной стороной в сделке (договоре). С другой стороны, сделка, совершаемая российским гражданином, постоянно проживающим в каком-либо иностранном государстве и зарегистрированным в нем в качестве предпринимателя (например, коммерсанта во Франции), с юридическим лицом, включенным в реестр предприятий Российской Федерации, на поставку товаров, будет квалифицироваться как внешнеторговая, несмотря на то что критерию «разнонациональности» она удовлетворять не будет. Отход от ранее действовавших формул для обозначения рассматриваемого признака в законодательстве Российской Федерации прослеживается весьма явственно. Так, в Таможенном кодексе (п. 7 и 8 ст. 18) под понятие иностранных лиц подпадают российские граждане, не имеющие постоянного местожительства в России. В законе РСФСР «Об иностранных инвестициях в РСФСР» 1991 г. к категории иностранных инвесторов также были отнесены граждане РФ, имеющие постоянное местожительство за границей.

Следует отметить, что Основам гражданского законодательства 1991 г.

данный признак также известен, поскольку в ст. 166 в качестве одной из возможных коллизионных привязок к различным видам внешнеэкономических договоров указывается в числе прочего прикрепление к закону страны, где соответствующая сторона «имеет основное место деятельности».

Проблема разграничения внешнеэкономических и внутрихозяйственных сделок в современных условиях разнообразия субъектов внешнеэкономической деятельности, получивших право выхода на международный рынок, имеет не только теоретическое значение для развития правовой науки. Верное установление юридической природы сделки и ее соответствующая квалификация (в качестве внешнеторговой, внешнеэкономической или внутрихозяйственной) важно и с практической точки зрения, поскольку в зависимости от этого будут применяться различные правовые режимы.

Регулирование внешнеторговых (внешнеэкономических) сделок имеет свои особенности. Во-первых, во внутрихозяйственном обороте не возникает вопроса о применимом к сделке праве, выборе правопорядка вообще, поскольку таковым будет всегда выступать отечественный правопорядок. Во-вторых, споры по такого рода сделкам рассматривают суды общей юрисдикции (применительно к России и некоторым другим странам — арбитражные суды (государственные суды, занимающиеся разбирательством так называемых экономических, или хозяйственных, споров), либо торговые суды (трибуналы), а также третейские суды, не относящиеся, по общему правилу, к категории органов международного коммерческого арбитража, при наличии соответствующего соглашения между сторонами и одновременно при условии отсутствия в законе требования исключительной подсудности данной категории дел государственным судам. В-третьих, зачастую (как, например, в Российской Федерации) налоговый режим в отношении внешнеэкономических (экспортных) сделок существенно отличается в льготную сторону от внутрихозяйственных сделок при одновременном подчинении первых таможенному регулированию.

В случаях же, когда есть основания полагать, что соответствующая сделка является не внешнеторговой, а внутрихозяйственной, причем таковой потребительского характера, к ней применяются специальные правила, отражающие повышенную гражданско-правовую ответственность перед потребителем, иные, в том числе процессуальные требования, и проч.

Основным видом внешнеэкономической сделки на данном этапе выступает внешнеторговая сделка в узком смысле слова. Нормы, действующие в отношении внешнеторговых сделок, служат в значительной степени базой для формирования правовой регламентации внешнеэкономических сделок, подобно тому как сама внешнеэкономическая деятельность имела в своей исторической основе внешнюю торговлю.

В рамках осуществления или обеспечения внешнеторговой или внешнеэкономической деятельности применяются самые различные виды внешнеэкономических договоров. Среди них довольно высокий удельный вес в объеме внешних связей, в частности Российской Федерации, помимо внешнеторговой поставки (купли-продажи), занимают, как в прошлом, так и ныне, договоры международной перевозки (морской, автомобильной, железнодорожной, воздушной, осуществляемой иными способами); аренды, в том числе финансовой аренды оборудования и иного имущества; подряда, включая так называемый подряд на условиях «под ключ», а также особый вид договорных отношений, основанных на договорах об оказании технического содействия; оказания иных услуг (экспедиторских, диспетчерских, консалтинговых, маркетинговых и т.д.); лицензионные; заказа на выполнение научно-технических работ; страхования (в соответствии с видами транспортировки товара); агентские, консигнационные, комиссионной продажи и др.

Наряду с существенными признаками внешнеэкономические сделки обладают также и вспомогательными, субсидиарными, или факультативными, чертами. В частности к таковым относят, как правило, пересечение таможенной границы товарами, работами и услугами и соответственно выполнение таможенных формальностей; платежи в иностранной валюте; связанность, точнее, обусловленность в ряде случаев внешнеэкономических сделок международными (межгосударственными) договорами; рассмотрение споров по сделкам постоянно действующими или разовыми органами международного коммерческого арбитража и др. При этом имеется в виду, что основные указывавшиеся ранее признаки должны наличествовать всегда, когда речь идет о внешнеторговых (внешнеэкономических сделках), а факультативные могут как присутствовать, так и отсутствовать. Например, в федеральном законе «О государственном регулировании внешнеторговой деятельности» 1995 г. прямо говорится, что «к экспорту товаров приравниваются отдельные коммерческие операции без вывоза товаров с таможенной территории Российской Федерации за границу, в частности при закупке иностранным лицом товара у российского лица и передаче его другому российскому лицу для переработки и последующего вывоза переработанного товара за границу» (ст. 2).

Касаясь легального определения внешнеторговой сделки, некоторые авторы (И.С. Зыкин) считают его нецелесообразным, полагая, что в нормативном акте необходимо иметь дефиницию внешнеэкономической сделки как более общего понятия, которое в силу такого своего характера будет распространяться и на частные явления, подпадающие под его объем. Соответственно, учитывая новейшие тенденции и условия, существующие в правовом регулировании данной сферы, к внешнеэкономическим договорам предлагается относить совершаемые в ходе осуществления предпринимательской деятельности договоры между лицами, коммерческие предприятия которых находятся в разных государствах.

Заметим, что в некоторых других странах законодатель в ряде случаев считает необходимым ввести в нормативный массив дефиницию данного понятия. Например, Закон Украины № 960-XII о внешнеэкономической деятельности от 16 апреля 1991 г. — один из немногих внутригосударственных актов, который содержит легальное определение внешнеэкономического договора. Его ст. 1 оперирует следующим определением:

«Внешнеэкономический договор (контракт) — материально оформленное соглашение двух или более субъектов внешнеэкономической деятельности и их иностранных контрагентов, направленное на установление, изменение или прекращение их взаимных прав и обязанностей во внешнеэкономической деятельности».

Сделки международного характера. В некоторых учебных изданиях последних лет по МЧП и связанным с ним вопросам выдвигались предложения о введении в оборот новых терминов для обозначения уже известных понятий, например «международная коммерческая сделка». Следует обратить внимание, что данный термин не может заменить собой понятия «внешнеэкономическая сделка». В то же время не всякая международная сделка является коммерческой и не всякая коммерческая сделка может быть внешнеэкономической, хотя и будет являться международной. Например, сделка по купле-продаже физическими лицами—гражданами одного государства недвижимости, находящейся на территории другого государства, не будет квалифицирована как внешнеэкономическая, но, бесспорно, это международная сделка. Если в отношении того же самого объекта между теми же лицами совершается дарение, то сделка не является ни коммерческой, ни предпринимательской, ни внешнеэкономической, но по-прежнему будет оставаться международной.

Таким образом, представляется более оправданным оперировать понятием «сделка международного характера» как общей категорией, в рамках которой могут существовать различные виды: «внешнеэкономическая сделка», «внешнеторговая сделка», «международная коммерческая сделка», «международная некоммерческая сделка». Потребность в таком понятии — «сделка международного характера» или просто «международная сделка» — очевидна и обусловлена тем, что оно в состоянии охватить не только сделки во внешней торговле, равно как и вообще в сфере внешнеэкономических связей, но и отношения, не носящие возмездного характера. Как представляется, именно отсутствие подобной более общей категории привело к тому, что в Основах гражданского законодательства 1991 г. (ст. 166), ГК МНР 1994 г. (ст. 434) договор дарения присутствует в числе видов договоров, относимых к внешнеэкономическим, а это объективно ведет к подрыву основных признаков внешнеэкономической сделки, формулируемых вышеуказанным образом. Ни выдача доверенности, ни заключение договора дарения или некоторых иных видов договоров (так называемых организационных, которые также принято относить к внешнеэкономическим, хотя в них не присутствует второй сущностный элемент — экспорт-импорт в широком смысле слова, столь характерный для внешнеторговых и внешнеэкономических сделок, — например, договор о создании совместного предприятия с иностранным участием) не совершаются в предпринимательских целях, т.е. в порядке, непосредственно направленном на извлечение прибыли. Аналогично этому трудно подвести под категорию внешнеэкономических в сложившемся представлении отношений обязательства из причинения вреда, когда, скажем, ущерб в результате дорожно-транспортного происшествия причиняется транспортным средством предприятия, учрежденного в соответствии с законами одного государства, юридическому или физическому лицу другого государства.

Между тем к выводу именно о таком характере рассматриваемых отношений пришел арбитражный суд при разрешении спора между сторонами—участниками внешнеэкономических отношений о возмещении вреда (см. Информационное письмо ВАС РФ от февраля 1998 г.).

В Российский арбитражный суд обратилось белорусское акционерное общество с иском о возмещении вреда, причиненного легковому автомобилю. Вред был причинен грузовиком-трейлером, принадлежавшим российскому обществу с ограниченной ответственностью. Причиной дорожно-транспортного происшествия, как это было установлено дорожно-патрульной службой ГАИ, послужила неисправность рулевого управления грузовика. Дорожнотранспортное происшествие имело место на территории Республики Беларусь. Истец требовал возмещения ущерба, причиненного в результате дорожно-транспортного происшествия, в размере затрат на ремонт автомобиля. Исковые требования истец основывал на нормах, содержащихся в ГК РФ. При рассмотрении спора о возмещении вреда арбитражный суд констатировал прежде всего, что обязательства о возмещении вреда возникли из внедоговорных отношений между участниками, предприятия которых находятся в разных государствах, т. е. таких отношений, которые можно охарактеризовать как внешнеэкономические в сфере хозяйственной деятельности.

На этой основе суд обратился к международному договору, заключенному Российской федерацией и Республикой Беларусь, — Соглашению о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности (1992 г.), в котором имеются коллизионные нормы о порядке определения прав и обязанностей сторон по обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда. Согласно п. «ж» с. 11 Соглашения «права и обязанности сторон по обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда, определяются по законодательству государства, где имело место действие или иное обстоятельство, послужившее основанием для требования о возмещении вреда». Дорожно-транспортное происшествие произошло в Республике Беларусь, что определило выбор белорусского права в качестве применимого судом.

Понятия «сделка», «договор» или «обязательство международного характера», с одной стороны, и «внешнеэкономическая», «внешнеторговая»

сделка, с другой стороны, должны оперировать присущими им надлежащими критериями. В связи с этим необходимо отметить, что зарубежная юридическая литература в противовес понятию «сделка» чаще использует категорию гражданско-правовых (частноправовых) договоров («международные контракты», «экспортные, импортные контракты», «договоры международной купли-продажи» и т.д.). Как бы то ни было, существенным критерием сделки или в соответствующих случаях соглашения международного характера, как и вообще для международного частного права, служит прежде всего юридическая связь отношения с правопорядками различных государств. Формы же опосредствования и проявления такой связи могут быть самыми разными (см.

об этом в гл. 5 «Общей части»).

В аспекте будущего правового регулирования сделок, выходящих за рамки одного правопорядка (внешнеэкономических и внешнеторговых сделок), которое Российская Федерация должна иметь в ближайшее время, нельзя не заметить, что третья часть ГК РФ в разделе, традиционно посвященном коллизионным вопросам рассматриваемых и других обязательств, относящихся к международному хозяйственному (гражданскому) обороту, категории внешнеэкономических сделок или внешнеторговых сделок вообще не упоминает, за исключением отмеченных выше случаев регламентации формы.

В связи с этим обращает на себя внимание другой акт Российской Федерации — Федеральный закон «О лизинге» от 29 октября 1998 г. Во-первых, в нем присутствует понятие «международного» лизинга и сублизинга с некоторыми специфическими для данного этапа правового развития России элементами. А во-вторых, данный акт пользуется категорией нерезидентства (в противовес, скажем, терминологии Оттавской конвенции, оперирующей понятием «местонахождения коммерческих предприятий партнеров», в том значении, о котором говорилось выше) как устойчивым критерием разграничения между внутренним и международным лизингом: при осуществлении внутреннего лизинга лизингодатель, лизингополучатель и продавец (поставщик) являются резидентами Российской Федерации. При осуществлении международного лизинга лизингодатель или лизингополучатель является нерезидентом Российской Федерации (ст. 7). В этом плане при характеристике, например, международного сублизинга закон вводит особый признак: отличительной особенностью международного сублизинга является перемещение предмета лизинга через таможенную границу Российской Федерации только на срок действия договора сублизинга (п. 5 ст. 8), что также, как мы смогли убедиться, идет вразрез с некогда существовавшими общими взглядами на внешнеэкономические сделки. В этом случае, говоря о затронутом критерии рассматриваемого вида сделок — перемещении товара через таможенную границу государства, следует уточнить, что в принципе существующее в российском законе указание не колеблет в целом конструкцию отнесения его к факультативным признакам. Вместе с тем нужно сделать существенное добавление к тому, что констатировалось ранее, — данное обстоятельство образует вспомогательный критерий, за исключением случаев, когда иное прямо предусматривается соответствующими правовыми нормами (как, скажем, в ситуации с международным сублизингом, о чем в законе РФ «О лизинге»

указывается явным и непосредственным порядком).

Таким образом, представляется, что более адекватной современности категорией в нынешней теории и практике международного частного права в области обязательственных отношений, является понятие сделки международного характера, подразделяемой на некоторые более специфические ее разновидности.

Международное частное право, решая вопросы формы соглашений, выходящих за рамки юрисдикции одного государства, исторически прибегало к привязке к закону того государства, на территории которого данная сделка или договор совершались (locus formam regit actum). Это правило характерно для многих национально-правовых и международно-правовых актов. Так, в ст. Основ гражданского законодательства 1991 г., п. 1 ст. 433 ГК МНР, ст. 6 Закона Украины о внешнеэкономической деятельности, п. 3 ст. 4 Торгового кодекса Португалии, ст. 8 Закона о праве, касающегося применения законов, Японии, ст.

834 ГК СРВ и др. содержится общая норма о подчинении формы сделки или договора закону места их совершения или заключения.

В то же время почти все перечисленные акты предусматривают и специальные правила для определенных ситуаций: если при совершении сделки за границей соблюдены требования национального права, касающиеся формы, сделка не может быть признана недействительной по основаниям порока формы. Так, согласно Вводному закону к ГГУ 1896 г. (со всеми последующими изменениями, включая изменения 1992 г. и др.) «форма сделки определяется законами, которые являются решающими для правоотношения, составляющего предмет сделки. Достаточно, однако, соблюдения законов места совершения сделки» (ст. 11). В то же время положения данной нормы не распространяются на сделки, посредством которых устанавливается право на вещь или осуществляется распоряжение таким правом.

В Основах гражданского законодательства 1991 г. (ст. 165) и ГК РФ содержится следующее регулирование по данному вопросу: «Форма сделки подчиняется праву места ее совершения. Однако сделка, совершенная за границей, не может быть признана недействительной вследствие несоблюдения формы, если соблюдены требования российского закона» (ст. 1209). На основании этого необходимо заключить, что сделка должна удовлетворять правилам, установленным в законодательстве места ее совершения или в национальном законе. Тем не менее это не означает, что в данном случае мы имеем дело с альтернативной коллизионной нормой. Речь идет о генеральной и субсидиарной нормах.

Далее и в российском акте, и в ряде других следует специальное положение применительно к случаям определения закона, регулирующего форму сделку с недвижимостью: «Форма сделок в отношении недвижимого имущества подчиняется праву страны, где находится это имущество, а в отношении недвижимого имущества, которое внесено в государственный реестр Российской Федерации, российскому праву». «Гражданский договор, связанный с недвижимым имуществом во Вьетнаме, подчиняется вьетнамскому праву» (п.

3 ст. 834 ГК СРВ). «Форма сделок, относящихся к недвижимому имуществу, находящемуся на территории Монголии, определяется по монгольскому праву»

(п. 3 ст. 433 ГК МНР).

В отечественном праве существует и еще одно требование, касающееся формы сделки. Оно состоит в том, что форма внешнеэкономических сделок, заключаемых с участием российских юридических лиц, подчиняется российскому праву вне зависимости от места ее совершения. Это правило применяется и в случаях, когда хотя бы одной из сторон такой сделки выступает осуществляющее предпринимательскую деятельность физическое лицо, личным законом которого в соответствии со ст. 1195 настоящего Кодекса является российское право (п. 2 ст. 1209). В сочетании с нормой ГК РФ о том, что несоблюдение формы внешнеэкономической сделки влечет за собой ее недействительность (п. 3 ст. 162), приведенные правила образуют совокупность императивных предписаний, относящихся лишь к форме внешнеэкономической сделки. Следовательно, существовавшие ранее сомнения по поводу сохранения действительности требований о порядке подписания внешнеторговых сделок, установленных Постановлением Совета министров СССР от 14 февраля 1978 г.

№ 122, которые имели место сразу после принятия и введения в действие на территории РФ Основ гражданского законодательства 1991 г., утратили почву, поскольку ГК РФ упоминает только условие о «простой письменной форме». В связи с этим подчеркнем, что выдвигавшиеся в специальной литературе предложения об отказе от письменной формы внешнеэкономических сделок не поддержаны законодательной практикой. Во всяком случае в третьей части ГК РФ по-прежнему присутствует требование письменной формы для данного вида сделок, опосредуемое ст. 162.