«Руководитель научного проекта академик РАН Н.П. Шмелев Редакционная коллегия страновой серии Института Европы РАН: акад. РАН Н.П.Шмелев (председатель), к.э.н. В.П. Белов, д.полит.н. Ал.А. Громыко, Чрезвычайный и ...»

и.1998.гг 3.См :.Migrations.Population,.dmographie.et.immigration проживающего во Франции. В настоящее время она сходна с соответствующей структурой коренного населения. Поскольку в страну приезжает почти столько же женщин, сколько и мужчин, интенсивно идет процесс феминизации. Происходит также старение иммиграции:

поколение иммигрантов, прибывшее во Францию после Второй мировой войны, входит в пенсионный возраст.

Значительную долю в иммиграционных потоках, особенно в 90-х годах, помимо семейной иммиграции составляли также просители убежища и беженцы. Со времен революции 1789 г. право убежища для всех преследуемых на родине по политическим, религиозным или национальным мотивам провозглашено во Франции неотъемлемой частью прав человека и предусмотрено действующим законодательством.

В XIX–XX вв. им пользовались сотни людей самого разного происхождения — несколько волн русских эмигрантов (революционеры до 1917 г., «белые» после Гражданской войны, перемещенные лица после 1945 г., диссиденты в 60–70-х годах), общая численность которых достигала 25–300 тыс. человек, евреи из царской России, затем гитлеровской Германии, испанские республиканцы после победы Франко и т.д.

Эмигранты внесли значительный вклад в экономическое и культурное развитие Франции, способствовав открытию ее другим цивилизациям и создав тем самым Парижу заслуженную славу одной из столиц мировой культуры.

Подписав Женевскую конвенцию 1951 г. о статусе беженцев и приняв соответствующий закон в 1952 г., Франция продолжает выполнять взятые на себя обязательства в отношении политических беженцев и просителей убежища и в XXI в. Однако среди последних все большую долю составляют «лжебеженцы», т.е. люди, которые хотели бы жить и работать во Франции, но не имеют возможности въехать в качестве трудовых мигрантов из-за ужесточения французской иммиграционной политики.

В 1981–2002 гг. численность лиц, ежегодно ищущих убежища во Франции, возросла с 20 тыс. до 51 тыс. человек. Большинство их — выходцы из Демократической Республики Конго (бывший Заир), Мавритании, Алжира, Мали, Конго, а также из стран Азии. Однако из них лишь 22–25% соответствовали статусу беженца, который они и получили1. В целом во Франции проживают 102 тыс. человек со статусом беженца и с ними еще 30 тыс. несовершеннолетних детей2.

В отношении перемещенных лиц (закон 1998 г.) государство проводит более жесткую, чем многие другие европейские страны, ограничиСм :.Migrations.Chiffres.cls:.Migrations.et.nationalit.en.France.en. тельную политику. Число просителей убежища из числа перемещенных лиц в период с 1999 по 2001 г. увеличилось в 4 раза и стабилизировалось на уровне 28–29 тыс. человек. Большинство среди них занимают алжирцы, румыны и турки. Положительный ответ получают немногие:

в 2001 г. — 320 человек, в 2002 г. — 195, в 2003 г. — 89 человек1.

По французским законам просители убежища не имеют права на работу, хотя рассмотрение их документов может длиться несколько месяцев. В соответствии с шенгенскими соглашениями (1993) проситель убежища, которому отказали в приеме в одной стране, не имеет права подавать прошение в других странах шенгенской зоны.

Франция становится все более притягательной для иностранных студентов, которые приравнены к временным иммигрантам. Численность студентов из стран, не входящих в Европейское экономическое пространство (15 стран Европейского союза до его расширения на восток: Австрия, Бельгия, Германия, Греция, Дания, Испания, Ирландия, Италия, Люксембург, Нидерланды, Португалия, Финляндия, Франция, Швеция, Соединенное Королевство — плюс Исландия, Лихтенштейн и Норвегия), с середины 90-х годов постоянно растет: в 1995 г. в вузы было зачислено 15 тыс. человек, в 1999 г. — 25 тыс., в 2000 г. — 36 тыс., в 2001 г. — 40 тыс., в 2002 г. — 50 тыс. человек. Среди них большинство представлено выходцами с африканского континента — в 1998 г. они составляли 35% всех иностранных студентов, а в 2001 г. уже 47%. Это в основном марокканцы, алжирцы, тунисцы, сенегальцы, камерунцы и конголезцы. Много молодежи приезжает из Азии (китайцы, японцы, южные корейцы). Возрастает также число студентов из США. Все больше желающих учиться прибывает из Польши и из стран СНГ. Напротив, численность студентов из стран, входящих в ЕС, сокращается — например, с 1999 по 2002 г. их численность упала с 18 до 10 тыс. человек2.

С 2002 г. иностранным студентам облегчен доступ на рынок труда (на временную работу). Хотя в принципе иностранные студенты обязаны покинуть Францию после окончания учебы, две трети их, получив диплом, на родину не возвращаются.

Франции, как и другим европейским странам, не удается справиться с нелегальной иммиграцией. Более того, с образованием шенгенской зоны эта задача еще более усложнилась3. Подсчитать численность 1.См :.Migrations.Chiffres.cls.:.L’immigration.en.France.en.2002.//www social gouv fr/ htm/dossiers/migrations/chiffcle2002 htm;.Rgnard C..Op.cit 2.См :.Les.politiques.migratoires.P. 3.С.1995.г.семь.европейских.стран:.Испания,.Португалия,.Германия,.Франция,.Нидерланды,. Бельгия,. Люксембург,. —. согласно. подписанному. между. ними. соглашению,.

начали.выдавать.так.называемые.шенгенские.визы,.действительные.для.путешествия.в.

каждой.из.этих.стран.В.1997.г.к.ним.присоединились.Италия,.Греция,.затем.Австрия,.

Дания,.Исландия,.Норвегия,.Финляндия,.Швеция незарегистрированных иммигрантов практически невозможно. По некоторым оценкам, во Францию незаконно проникают до 100 тыс.

';

человек. Нелегалами становятся также те, кто остается в стране по истечении срока действия туристической, гостевой, студенческой визы.

Запреты на въезд способствуют распространению криминальных сетей нелегального провоза людей через границу. Самыми эффективными в этом преступном бизнесе считаются китайцы — у них есть налаженная сеть, свои кварталы в некоторых городах, прежде всего в Париже, где людей легко спрятать, они хорошо знают особенности законодательства Франции и пользуются этим для получения гражданства1.

Незарегистрированным иностранцам запрещается работать, а предпринимателям, нанимающим нелегальных работников, по закону грозит тюремное заключение и крупный штраф. Законодательство в отношении незаконных иммигрантов постоянно ужесточается, упрощаются процедуры их выдворения. Однако «силовая» борьба с ними не слишком эффективна, из всех решений о выдворении выполняются лишь 20%2. Так, в 2003 г. было принято 56 тыс. постановлений о выдворении иностранцев из Франции, а выдворено было только около 12 тыс. человек3.

Наряду с санкциями в отношении незарегистрированных иммигрантов правительства время от времени прибегают к политике их легализации. В частности, две крупные миграционные амнистии были проведены в 1982 и 1997 гг., когда большому числу незарегистрированных мигрантов был предоставлен вид на жительство (тогда у власти были социалисты). В 1982 г. из 150 тыс. человек, подавших прошение о предоставлении им вида на жительство, положительный ответ получили 142 тыс. В качестве главного условия власти ставили наличие работы и длительность пребывания в стране, а иммигранта рассматривали прежде всего как работника. В 1997 г. критерием легализации была уже не включенность в трудовые отношения, а наличие семейных связей во Франции. Из 150 тыс. человек, пожелавших легализовать свое проживание во Франции, лишь 90 тыс. получили вид на жительство (на один год с возможностью его продления).

За последние три десятилетия этнокультурный состав иммигрантов продолжает эволюционировать в одном и том же направлении.

Численность выходцев из стран ЕС невелика и в целом остается стабильной (в 2002 г. она составляла 31,5 тыс. человек). Большинство Roissy J. Ch..La.porte.des.clandestins.//.Le.Point.2003.10.octobre :.Боргулев М..Иммиграционная.политика.Франции:.выводы.и.уроки.для.России.

(I).//antropotok archipelag ru/text/a123 htm иммигрантов прибывают из стран Африки и Азии. Главными поставщиками иммигрантов для Франции по-прежнему остаются ее бывшие заморские владения — страны Магриба, откуда приезжают до 80% иммигрантов (в основном по линии воссоединения семей).

Численность населения африканского происхождения растет как за счет прибытия членов семей, так и за счет более высокого, по сравнению с француженками, уровня рождаемости женщин-африканок.

Поскольку дети, рождающиеся в иммигрантских семьях, в соответствии с французским законодательством становятся гражданами, это приводит к тому, что доля французов иностранного происхождения растет.

Те же процессы происходят во всей Западной Европе. За последние десятилетия доля иммигрантов европейского происхождения в населении ЕС практически не изменилась, в то время как удельный вес неевропейцев за 15 лет (с 1985 по 2000 г.) вырос в 1,5 раза1. Каждый тридцатый житель Европы по происхождению является в большей или меньшей степени неевропейцем. В США, где почти каждый житель, кроме незначительного числа автохтонных индейцев, является в каком-то поколении иммигрантом, к середине XXI в. доля населения неевропейского происхождения превысит половину (треть латиноамериканцев, четверть азиатов, 12% афроамериканцев).

Расселение иммигрантов по территории Франции происходит неравномерно — большая их часть концентрируется в промышленных регионах, в туристических зонах и крупных городах, где есть спрос на рабочую силу, причем в строительстве и сфере услуг скорее, чем в производственных отраслях. Значительная часть иммигрантов (37%) проживает в столичном регионе Иль-де-Франс, где их доля в 2 раза выше, чем в среднем по стране, составляя 14,7%. Во всех департаментах Иль-де-Франс удельный вес иммигрантов не опускается ниже 10%.

В Париже один столичный житель из шести является иммигрантом, в его северном пригороде Сен-Дени — каждый пятый. Одиннадцать процентов иммигрантов поселились в регионе Рона–Альпы и 10% — в Прованс–Альпы–Лазурный берег. Таким образом, в этих трех регионах проживают более 60% всех иммигрантов Франции, тогда как в западной и центральной частях страны их значительно меньше.

Иммигранты являются горожанами — лишь 3% из них проживают в сельской местности2. Концентрация их в некоторых городах, а еще больше в промышленных пригородах в сочетании с высоким уровнем безработицы повышает степень взаимного недовольства со стороны 1.См.: Wenden C.W. de..L’ Europe.des.migrations.Paris,.2001.Р.40.

2.См :.Gevrey M..Op.cit как иммигрантов, так и коренных жителей. Возрастает риск столкновений между ними, что обостряет социально-политическую ситуацию в стране.

До тех пор пока иммигрантами были представители близких к французам по языку и идентичных в религиозном отношении романских народов, проблемы их адаптации, порой нелегкие, ограничивались первым поколением. Во втором и тем более в третьем они, по существу, растворялись во французской среде, чему способствовали государственная светская школа, обязательная служба в армии, наконец, смешанные браки. В результате до середины XX в. Франция вполне успешно ассимилировала новое население. Однако с тех пор, когда начали прибывать массы иммигрантов из стран Африки и Азии, далекие от европейской культуры, процесс ассимиляции стал давать сбои. Это касается прежде всего иммигрантов-мусульман.

В конце 90-х годов социолог М. Трибаля подсчитала примерную численность иммигрантов — выходцев из стран, где ислам является господствующей религией, а также их потомков. Согласно ее подсчетам, численность «лиц, которые, возможно, могут быть мусульманами по семейной линии (т.е. по родству)» составляет во Франции 3,7 млн. человек. Из них 1,7 млн. — иммигранты первого поколения, столько же — 1,7 млн. — их дети и около 300 тыс. — внуки. Большинство — 1,6 млн. человек — прибыло из Алжира, 300–400 тыс. из Туниса, а 700 тыс. — выходцы из Тропической Африки1. Это немногим больше, чем в Германии (3,2 млн. мусульман, в основном турок), но меньше, чем в Великобритании (2 млн., главным образом пакистанцев). Наряду с пятью большими «соборными» мечетями имеется около 1,5 тыс.

обычных или импровизированных молельных залов.

Многим французам-католикам, придерживающимся обычно правых взглядов, тяжело смириться с тем, что в их стране, считавшейся некогда «старшей дочерью» Римско-католической церкви, мусульманство стало второй религией по числу верующих. В то же время левых — сторонников светского характера государства, отделенного от церкви еще в 1905 и активных поборников женского равноправия коробит отношение мусульманской религии к месту женщины в семье и обществе.

Следствием стало принятие французским парламентом закона, запретившего ношение в государственных светских школах «демонстративных знаков принадлежности к религиозному культу». Хотя он касается в равной мере крестов поверх одежды или иудейской кипы, 1. См :. Charles G., Lahouri B.. Les. vrais. chiffres. de. l’islam. en. France. //. L’ Express. 4–10.decembre.

болезненную реакцию правоверных мусульман во Франции и в ряде исламских стран вызвало то, что острие закона было явно направлено против женских платков — «хиджабов», а надевавшие их ученицы не допускались к занятиям. Очевидно, что этот закон не способствовал взаимопониманию между коренными французами и мусульманской общиной («уммой»).

В ходе массовых антизападных демонстраций, прокатившихся по мусульманским странам в конце 2005 — начале 2006 г. в знак протеста против публикации в датской газете карикатур на пророка Мохаммеда, французские флаги жгли не менее часто, чем датские, американские или израильские. Со своей стороны ряд парижских газет воспроизвели их в знак поддержки свободы печати.

Правда, фундаменталистские течения ислама типа ваххабизма пользуются во Франции значительно меньшим влиянием, чем, например, среди мусульман в Великобритании или даже в Германии, где готовили теракты 11 сентября 2001 г. в США саудовские экстремисты «Аль-Каиды». Гораздо важнее то, что в прошлом французская модель строилась, в отличие от британской или германской, на безоговорочном принятии приезжими не только законов страны приема, но и ее языка, культуры, нравов и обычаев. Речь шла, по существу, об ассимиляции, т.е. о полном слиянии всего населения страны в единое монокультурное сообщество на неделимом территориальном пространстве.

Власти считают ныне приоритетным усиление мер, подтверждающих включенность иммигрантов прежде всего в социальный консенсус, тогда как проблема культуры несколько смягчилась. Подтвердив добровольный характер вхождения иностранцев во французское общество, они отвергли в начале 80-х годов термин «ассимиляция» как «политически некорректный» и заменили его словом «интеграция»1.

Двадцать лет спустя, в 2003 г., в докладе Высшего совета по интеграции иммигрантов при премьер-министре Франции было публично заявлено, что от иммигрантов не требуется культурной ассимиляции и они могут ограничиться лишь «политической интеграцией», т.е. «будут уважать законы принявшей их страны»2.

Французская модель интеграции основана на двух главных принципах:

1.Ассимиляция.—.это.переход.человека.из.одной.культуры.в.другую,.тогда.как.интеграция. представляет. собой. социальный,. а. не. культурный. феномен:. это. вовлеченность.в.общественную.и.политическую.жизнь.общества.принимающей.страны,.включенность. в. социальные. связи,. которые. дают. работа,. учеба,. создание. своего. бизнеса,.

право. на. социальное. обеспечение,. участие. в. общественных. организациях. и. политических.партиях.и.т д 2.См :.Le.contrat.et.l’intgration.Haut.Conseil..l’intgration.Paris,.2003.P.108,. 1) от новых жителей требуется уважать демократические ценности республики и соблюдать ее законы;

2) отношения между иммигрантами и государством строятся на индивидуальной основе, на которой происходит их включение в национальное сообщество.

В основе этой модели лежит специфически французское понимание терминов «нация» и «гражданство». Во французском энциклопедическом словаре «Лярусс» дается два определения нации. Первое выглядит на первый взгляд достаточно банально: «Совокупность людей, живущих на одной территории, имеющих общее происхождение, историю, культуру, традиции, иногда язык и составляющих единое политическое сообщество». Хотя некоторые существенные характеристики здесь отсутствуют — например, совместная экономическая жизнь, в эру глобализации это, может быть, не столь уж важно. Зато свойственное Франции преимущество культурного и политического критериев перед этническим налицо. Этот приоритет вытекает из второго определения нации: «Абстрактная, коллективная, единая и неделимая сущность, отличная от составляющих ее людей и являющаяся носительницей суверенитета»1.

Понимание нации в качестве «политического сообщества», которое возникло в эпоху Просвещения и Великой французской революции 1789 г., оказало сильное влияние на сложившееся во Франции государство-нацию, его формирование на принципах унитаризма, при котором политико-территориальное единство страны представляется важнее культурного и национально-этнического разнообразия. Революция 1789 г. породила некое идеальное представление о нации как свободном сообществе людей, созданном в соответствии с их политическим выбором. В основу этого представления была положена идея Ж.-Ж. Руссо об «общественном договоре»: граждане договариваются о принципах и законах, по которым должно жить общество, и приходят к политическому консенсусу. В итоге прежнее общество, основанное на принуждении, заменяется обществом всеобщего согласия.

В дальнейшем идея «общественного договора» воплотилась в концепцию «республиканской модели» общества, которой Франция руководствуется до сих пор. Она предполагает, что власть реализуется через уважающий права граждан закон, который должен предварительно получить одобрение граждан. Только он становится легитимным и благодаря согласию в обществе обеспечивает гражданский мир.

1.Grand.Larousse:.En.5.vol.Paris,.1987.Vol.4.P. Естественно, «республиканская модель» носит сугубо абстрактный и идеальный характер — это некий социальный миф, назначение которого в том, чтобы сохранять и передавать из поколения в поколение общественные идеалы и ценности, на которых конституируется французское национальное государство (принцип единства и неделимости нации и государства; сохранение политического консенсуса и солидарности нации; светский характер государства и его нейтральность по отношению ко всем религиям, равенство всех перед законом;

уважение прав личности).

«Гражданство», так же как и «нация», имеет два значения, соответствующие двум аспектам понимания нации:

• гражданство (nationalitе) определяется как «юридическая принадлежность человека к народу, конституировавшему государство»1. При этом подразумевается, что народ объединен общей культурой и ценностями и имеет общее культурное и историческое наследие, которое является достоянием каждого гражданина. Рождение, так же как и проживание на территории государства, естественным образом приобщает человека к нации и ее культуре, поэтому именно эти два фактора играют главную роль в получении гражданства (право почвы)2;

• включенность в «политическое сообщество», в котором человек обладает гражданскими и политическими правами — правом участвовать в управлении государством через реализацию права избирать и быть избранным в органы власти. Для определения «политического гражданства» существует слово citoyennetе.

Гражданин (citoyen) должен поддерживать принципы политической системы своего государства и разделять общепринятые в государстве основные ценности. Имея политические права, он несет и гражданские обязанности, прежде всего уважение законов. Оба значения «гражданства» во французском законодательстве не отделены друг от друга. Так, человек, получающий гражданство — nationalitе, одновременно наделяется и всеми политическими правами гражданства — citoyennetе.

1.Fulchiron H..La.nationalit.franaise.Paris,.2000.Р. 2.В.мировой.практике.с уществует.два.вида.гражданства.—.по .праву.крови.и.по.праву.почвы.Право.крови.(jus.sanguinis).определяет.гражданство.по.родственным.связям.

Оно.может.быть.«абсолютным»,.когда.ребенок,.рожденный.у.гражданина.данного.государства,.становится.гражданином.того.же.государства.независимо.от.обстоятельств.

рождения,.или.«ограниченным»,.т е.подчиненным.тем.или.иным.обстоятельствам.По.

праву.почвы.(jus.soli).гражданство.предоставляется.тем,.кто.родился.или.достаточно.

долго.жил.на.территории.государства.См :.ibid.Р.15– Но для того чтобы стать «настоящим» гражданином Республики, недостаточно обладать политическими правами. От нового гражданина требуется, чтобы он добровольно и «по глубокому личному убеждению» принимал и разделял с остальными гражданами республиканские ценности французского «политического сообщества», т.е.

внутренне присоединился к «республиканскому общественному договору» и к политическому консенсусу. В докладе Высшего совета по интеграции иммигрантов (2003) поясняется: «Тот, кто получает гражданство (citoyennetе), основанное на общественном договоре, пользуется всеми политическими правами, защищающими его как гражданина. Со своей стороны, он должен помнить о своих обязанностях по отношению к сообществу, должен защищать нацию и способствовать ее процветанию… Каждый гражданин Франции, независимо от его происхождения, должен принять общие для всех политические принципы, определенные Конституцией»1.

Иностранцы, получающие гражданство Франции, официально считаются французами независимо от их расовой или этнической принадлежности. Страна официально отказалась от этнической концепции нации еще в XIX в., и в настоящее время гражданство определяется по праву почвы, а не по праву крови.

В начале XIX в. гражданство давалось только по праву крови (в соответствии с наполеоновским Гражданским кодексом 1804 г.).

Лишь постепенно на протяжении XIX века право почвы вытесняло право крови. Не последнюю роль в этой эволюции сыграло то, что Франция в XIX в. одной из первых в Европе стала иммиграционной страной. Поскольку многие иммигранты оставались в стране, французское государство было вынуждено заботиться об их включении в нацию и о предоставлении им гражданства, а это можно было сделать только с помощью права почвы. Право крови во Франции также существует, но распространяется в основном лишь на детей, родившихся во французских или смешанных семьях, которые проживают за границей.

По праву почвы получают французское гражданство (nationalitе) разные категории иностранцев:

• дети, рожденные во Франции от родителей-иностранцев получают его автоматически (без обращения в соответствующие государственные структуры) по достижении совершеннолетия, если к тому времени они проживают во Франции не менее пяти лет начиная с 11-летнего возраста. В 2001 г. по этому закоLe.contrat.et.l’intgration.Haut.Conseil..l’intgration.Р.108,. ну гражданство получили всего 6,5 тыс. человек (данный закон почти без изменений существует с 1889 г.)1;

• взрослые иностранцы — через процедуру натурализации, которая заключается в том, что в ответ на их просьбу о предоставлении гражданства правительство оценивает эту возможность с точки зрения интересов Франции и дает либо положительный, либо отрицательный ответ. Иностранец должен выполнить ряд условий, которые указываются в законе (быть старше 18 лет, иметь постоянный вид на жительство, проживать в стране не менее пяти лет, предшествующих подаче заявления, не иметь судимостей). Дети натурализовавшихся иммигрантов (законные, незаконные, приемные в возрасте до 18 лет) получают гражданство автоматически. В 2001 г. 64,6 тыс. иностранцев получили гражданство через процедуру натурализации (в 1999 г. — 67,6 тыс., в 2000 г. — 77,5 тыс.)2;

• супруги-иностранцы в смешанных семьях могут получить гражданство через два года после заключения брака, подав соответствующее прошение3. В 2001 г. таких прошений было подано 24 тыс. (в 1999 г. — 24 тыс., в 2000 г. — 26 тыс.)4. Дети в этих семьях получают гражданство автоматически. В соответствии с разными законами о детях иммигрантов ежегодно от 23 до 30 тыс. человек становятся французами. В 2001 г. эта цифра составила 31 тыс. человек5.

Однако в связи с общим ужесточением иммиграционной политики предполагается принимать все более строгие меры против фиктивных браков, заключенных только для получения гражданства. Сроки фактически совместного проживания супругов во Франции продлены с двух до трех лет, а за границей — с трех до пяти6.

В целом численность лиц, получивших гражданство за период с 1990 по 1999 г., возросла с 1,78 млн. человек до 2,35 млн., т.е. на 570 тыс. человек. На 2000 г. пришелся пик роста численности лиц, ставших французскими гражданами, — 150 тыс. человек. В 2001 г. эта цифра упала до 127 тыс. Из общего числа тех, кто получил гражданство в 2001 г., 60% (84 тыс.) — выходцы из стран Африки (Магриб и страСм :.Migrations.Chiffres.cls:.Migrations.et.nationalit.en.France.en.2001.//www social gouv fr/htm/dossiers/migrations/chiffcle2001 htm 2.Ibidem 3.Ibidem 4.Ibidem 5.Ibidem 6.См :.Le.Monde.2005.18.novembre ны Африки к югу от Сахары), 20% (28 тыс.) — из Азии, особенно из Турции, 16 — из стран Европы, включая СНГ (23 тыс.; из них 15 тыс.

человек — выходцы из государств ЕС) и 4% — из Америки, главным образом Центральной и Южной1.

Переход осевших в стране иностранцев в статус граждан облегчает интеграцию иммигрантов, сокращая число иностранцев, не вовлеченных в «политическое сообщество» и, следовательно, не подпадающих под действие принципа равенства перед законом. Предоставляя иммигрантам статус граждан, правящие круги стремятся сохранить приемлемую (приблизительно 6–8% общей численности населения) долю проживающего в стране населения с иным правовым статусом, чтобы создать лучшие условия для его интеграции.

В своих отношениях с иммигрантами (гражданами и негражданами) французское государство официально игнорирует их происхождение. На официальном уровне и в публичной сфере исключается всякое упоминание об этнических корнях иммигрантов: в свидетельстве о рождении не указывается этническая принадлежность ребенка;

в удостоверении личности нет графы о национальности (еthnicitе)2. Закон запрещает интересоваться национальностью человека при приеме на работу, при обращении в государственные и общественные структуры, при получении пособий и социальной помощи. Когда проводятся опросы и переписи населения, вопросы на эту тему не задаются3. При получении гражданства иностранец имеет право сменить фамилию или придать ей «французский вид».

Такая же политика проводится и в отношении вероисповедания.

Закон запрещает вести учет населения по конфессиональной принадлежности (последняя перепись, в которой фигурировал вопрос о вере опрашиваемого, проводилась в 1872 г.). Подобная государственная политика проводится с целью предотвратить дифференциацию общества по этническому или конфессиональному признаку и снизить уровень ксенофобии, которая всегда латентно существует в любом обществе.

Действительность, разумеется, всегда далека от буквы закона. На деле дискриминация по этническому признаку весьма распространена, что влечет за собой серьезные последствия.

Замена терминов — «ассимиляции» «интеграцией» не изменила принципиального подхода властей к самой сути их политики, наСм :.Migrations.Сhiffres.cls:.Migrations.et.nationalit.en.France.en.2001….

2.Понятие.«национальность»,.существующее.в.русском.языке,.во.французском.выражается.словом.thnicit.—.«этничность»

3. В. 80–90-х. годах. было. сделано. несколько. исключений. —. тогда. по. специальному.

разрешению.правительства.проводились.опросы,.в.ходе.которых.задавались.вопросы.о.

предках.опрашиваемых.Ответы.записывались.с.их.слов.без.какой-либо.проверки правленной на органическое включение иммигрантов, прежде всего натурализованных, во французское сообщество. Если политический и правовой аспекты этого процесса признаются приоритетными перед культурными, то и в отношении последних идея создания однородного духовного пространства в пределах национальных границ, вытекающая из многовековой традиции, отнюдь не снята с повестки дня.

Согласно официальной доктрине интеграции, если Французская Республика едина и неделима, то ее народ также един и не может состоять из каких-либо групп, наделенных особыми правами. Конституция признает одно сообщество — национальное, и одного обладателя прав — индивидуума. Поэтому не допускается институционализация иммигрантских общин в качестве коллективных представителей интересов этнокультурных групп населения, как это происходит в Великобритании, где государство проводит политику мультикультурализма. При такой форме организации общества государственные институты принимают законодательные меры по защите культурных прав каждой группы населения, в частности национальных меньшинств. Иммигрантские общины в «мультикультурном обществе» приравниваются к культурным меньшинствам, наделяются определенными политическими правами, и выступают в качестве коллективных субъектов политики. Таким образом, интеграция иммигрантов происходит сплошь и рядом коллективно — через включенность общин в жизнь страны. Во Франции же между государством и иммигрантами установлены прямые отношения, без посредничества национальных или религиозных общин. Государство не допускает власти над индивидуумом никакого «малого сообщества», тем более власти иммигрантских общин, способствующих консервации у своих членов чуждой культурно-религиозной идентичности, а интеграция происходит на сугубо индивидуальной основе.

Вместе с тем «реальная» Франция и здесь далеко не совпадает с «легальной». Коль скоро свобода создания ассоциаций гражданского общества, закрепленная законом от 1901 г., фигурирует в действующей Конституции, игнорировать или запретить те из них, которые открыто объявляют своей целью защиту прав и интересов французских граждан по признаку принадлежности к определенной этнокультурной или религиозной общности, юридически невозможно. Более того, власти вынуждены не только вести с ними диалог, но иногда и способствовать их созданию. Среди таких структур большим влиянием пользуются Представительный совет еврейских организаций Франции и Совет французов, исповедующих мусульманскую религию.

Само по себе существование общин вполне естественно — они есть во всех странах, принимающих иммигрантов. Прибывая в чужую 56 Часть I. Земля и люди страну, иностранец плохо ориентируется в обстановке, ему требуется помощь в обустройстве на новом месте, в поиске работы или организации своего бизнеса. Неудивительно, что он ищет ее у своих соотечественников, уже давно обосновавшихся в стране приема. Эта потребность в солидарности порождает общины, в которые объединяются люди, говорящие на родном для них языке, имеющие единую культуру, исповедующие одну религию.

Считается, что иммигрант, адаптировавшись и устроившись на новом месте, перестает нуждаться в помощи соотечественников, и его связи с общиной постепенно ослабевают. Таким образом, участие в общине является для него лишь этапом, помогающим ему в процессе адаптации и интеграции. Однако оказалось, что это правило плохо распространяется на выходцев из африканских мусульманских стран, в том числе на молодых иммигрантов второго и даже третьего поколения.

В этой молодежной среде существуют противоречивые тенденции. Согласно опросам, большая часть молодых людей — детей иммигрантов утратила всякую связь, в том числе культурную, а нередко и языковую со своей «исторической родиной». Они чувствуют себя французами и хотели бы интегрироваться во французское общество.

Но беда в том, что их молодость совпала с периодом замедления экономического роста. В отличие от иммигрантов предыдущей волны они чаще страдают от безработицы и не испытали на себе интегрирующего воздействия трудовых отношений.

К тому же такой важный инструмент интеграции, как школа, становится все менее эффективным. Во французских школах (государственных и частных) в 1999 г. получали образование 650 тыс. детей иностранцев, из которых 60% — дети выходцев из стран Африки, 17% — из стран ЕС, а среди оставшихся самую многочисленную группу составляли дети турок. Однако качество школьного образования в иммигрантских пригородных зонах гораздо ниже, чем в центральных кварталах городов. Окончив с грехом пополам начальную школу, большинство молодых арабов и африканцев проваливаются на экзаменах в средней и бросают учебу, не получив никакого аттестата. А без него вход не только в высшую школу, но и на работу закрыт. На фоне невидимых, но весьма ощутимых барьеров для людей с неевропейской фамилией и внешностью заученный во французской школе молодыми арабами и африканцами благородный лозунг революции 1789 г. — «Свобода, Равенство, Братство», не подкрепленный собственным жизненным опытом, воспринимается как лицемерие и обман. Лишенные прежних цивилизационных корней, но не обретя новых, «франкоафриканцы»

становятся легкой добычей для уголовного мира или проповедников радикального ислама, обученных за рубежом. Мишенями их яростного, разрушительного вандализма недаром стали автомашины и школы:

автомобиль является главным символом того самого «общества потребления», куда образование так и не открыло им доступ.

Отчуждение от французского общества и проявляемая по отношению к ним явная или скрытая дискриминация побуждают часть молодых людей из иммигрантской среды возвращаться к традиционным ценностям своих отцов, культивируемых в замкнутых этнических общинах. Они отторгают ценности западного общества и хотят жить в соответствии с религиозно-этическими представлениями своей веры.

Даже получая гражданство и становясь французами, они не хотят ассимилироваться. Поэтому налицо признаки «реисламизации» второго поколения мусульман.

Это явление легкообъяснимо: маргинализированная мусульманская молодежь больше и дольше нуждается в помощи своих земляков. Поэтому этнические, чаще всего мусульманские, общины обрели внутреннюю организацию, культивируя религию, нравы и обычаи неевропейских стран. Тем самым они закрепляют в иммигрантах-мусульманах собственную культурную идентичность, что препятствует интеграции этой группы населения во французское общество.

В условиях высокой безработицы семейные узы в иммигрантских семьях распадаются, авторитет родителей в глазах детей падает. Арабская и африканская молодежь второго-третьего поколения (так называемые буры) сбивается в уличные банды во главе с вожаками — «каидами», промышляя мелким воровством, торговлей наркотиками, проституцией. Пригородные зоны, где особенно высока доля иммигрантского населения, превращаются в изолированные от внешнего мира территории, где не соблюдаются общие для страны закон и порядок, а полиция, окруженная атмосферой вражды, не контролирует обстановку.

Мусульманские общины опираются на привычный им дух коммунитаризма (от communautе — община), чуждый французскому обществу, построенному на принципе личной, индивидуальной свободы.

Человек, проникнутый духом коммунитаризма, идентифицирует себя прежде всего с каким-либо малым коллективом — например, с этнической, конфессиональной, расовой или иной общиной. Для него принадлежность к малому коллективу важнее, чем принадлежность к общенациональному сообществу всех граждан1.

При коммунитарной организации общества малые коллективы или общины носят монорелигиозный и моноэтнический характер.

Имея собственное внутреннее управление, они неподконтрольны государству, выступают в качестве коллективных субъектов в политике и требуют учета своих особых интересов, что ведет к подрыву идеала единства нации, на котором держится французское унитарное государство. Люди, входящие в общину, идентифицируют себя исключительно по признаку своей «особости» — религиозной, этнической, культурной — и не могут, да порой и не хотят, интегрироваться, а тем более ассимилироваться в общество принявшей их страны.

В докладе М. Жеврэ «Вызовы будущей иммиграции», представленном Социально-экономическому совету в 2003 г., коммунитаризм определяется как структура власти, в которой существует промежуточное звено, способное управлять отношениями между индивидуумами и государством. Жеврэ видит серьезную опасность для Франции в том, что на ее территории то здесь, то там возникают общины, которые стремятся установить свой способ управления обществом на основе этнических или религиозных отношений, отодвигая на второй план или вовсе исключая значимость республиканского закона и принципа светского государства. Они стремятся распространить коммунитаризм и среди коренного населения страны. Коммунитарная организация общества, подчеркивает Жеврэ, несовместима с Конституцией и законами Французской Республики. Она противоречит также существующей в стране «модели интеграции иммигрантов — индивидуальной и республиканской»1.

Правовая оценка такой опасности была дана французским Центром по изучению проблем коммунитаризма, который опубликовал в 2003 г.

разъяснение по поводу законности создания и существования на территории Франции этнорелигиозных и культурных общин. В документе Центра подчеркивается, что с юридической точки зрения при коммунитарной системе группы людей, идентифицирующих себя по религиозному, культурному или этническому принципу, приобретают особые коллективные права, а это противоречит сразу двум республиканским принципам — неделимости нации и равенства всех перед законом2.

Согласно официальной доктрине, государство объединяет индивидуумов и обеспечивает общее благополучие — таков принцип французской республиканской модели, и только на этой основе строятся отношения государства с иммигрантами. Эти отношения могут носить исключительно индивидуальный характер, но не коммунитарный и не мультикультурный.

1.См :.Gevrey M..Op.cit 2.См :.Communautarisme:.que.dit.la.Constitution?.//www c-l-i-c com/article php3?id_article= Общественное мнение Франции не приемлет в большинстве своем коммунитаризм и мультикультурализм, отстаивая существующую республиканскую модель государственного устройства. Эту господствующую в обществе точку зрения четко выразил политолог Ален Турен: «Рост коммунитаризма, представляет собой реальную угрозу для республиканской модели Франции… Франция не может пойти по пути коммунитаризма и мультикультурализма, не разрушив своей системы»1.

Ответом на вызов мусульманских общин является подтверждение принципа сугубо светского государства и распространение его на новые для Франции конфессии, пришедшие с иммигрантами. В вопросе же о взаимоотношении французской культуры и новых культур, появившихся в стране вместе с ними, государство неукоснительно проводит в жизнь стратегию охвата французской культурой всего населения.

Новые культуры во всем их многообразии свободно допускаются в сфере частной жизни, но не в «публичном пространстве» (государственным языком является только французский, общеобразовательная система распространяет французскую культуру). «Интеграция всех граждан возможна только путем утверждения светского публичного пространства, где во всем своем разнообразии находят выражение республиканские принципы. Только они гарантируют свободу для всех»2, — утверждал Высший совет по интеграции иммигрантов в 2003 г.

Вместе с тем свобода совести, отправления религиозных культов и создания для этого как церковных, так и светских структур частными лицами никоим образом не ограничивается — она закреплена Конституцией. Это относится не только к христианским конфессиям: католикам, протестантам, православным, но и ко всем остальным, в том числе к иудеям и мусульманам. Более того, представители государственной власти в лице МВД, фактически играющего также роль ведомства по делам религиозных культов, прямо заинтересованы в том, чтобы иметь в качестве собеседников по всем делам, касающихся религии, представительных партнеров — от примаса католической церкви или архиепископа Парижского до Ассоциации французов мусульманского вероисповедания во главе с ректором Большой мечети Парижа.

Государственная стратегия в отношении иммигрантов ориентирована на то, чтобы «помогать, ускорять, организовывать и успешно продвигать процесс интеграции всех, кто собирается жить и трудиться во Франции из поколения в поколение»3, — говорится в докладе 1.France.plurielle….ou.clate?.//.Nouvel.observateur.2003.19–25.juin 2.Le.contrat.et.l’intgration.Haut.Conseil..l’intgration.P. 3.Gevrey M..Op.cit М. Жеврэ. Поэтому въезжающие в страну на законных основаниях иммигранты, в том числе неграждане, сразу же получают равные с французами права на работу, муниципальное жилье, школьное образование для детей, медицинское обслуживание, участие в ассоциациях, свободу вероисповедания. Для облегчения адаптации иностранцев организованы курсы французского языка (платные и бесплатные). Для новоприбывших предлагаются также курсы «гражданского образования», где они имеют возможность познакомиться с основными законами страны, функционированием общества, со своими правами и обязанностями, возможностями получения социальной помощи и т.д.

Естественно, что наилучший способ интеграции иммигрантов — это предоставление им работы. Ежегодно во Франции на рынок труда вливаются в среднем около 100 тыс. новых иностранцев, из которых лишь около 20 тыс. — трудовые мигранты, имеющие разрешение на работу. Остальные 80 тыс. — это лица, въехавшие по линии воссоединения семей и получившие право на постоянную работу1. В 2002 г.

иностранцам было выдано 7,45 тыс. разрешений на постоянную работу (в 2000 г. — 6 тыс., в 2001 г. — 8,8 тыс.) и 9,8 тыс. — на временную (в 2000 г. — 7,5 тыс. и в 2001 г. — 9,6 тыс.)2. Среди всех категорий лиц, получивших разрешение на работу, 32% имели африканское происхождение, 15,4% — прибыли из Северной и Южной Америки, 29% — из Азии. Среди европейцев большинство составляют выходцы из ряда республик бывшего СССР и стран Восточной Европы, в том числе не вступивших в ЕС.

С другой стороны, главным препятствием на пути интеграции иммигрантов и их семей во французское общество оказывается безработица, уровень которой среди иммигрантов значительно выше, чем в среднем по стране. Помимо скрытой дискриминации со стороны работодателей существуют официально признанные ограничения в получении работы для иностранцев, которые не распространяются на выходцев из стран ЕС. В государственном секторе действует правило «национального предпочтения», которое распространяется на 5,2 млн.

рабочих мест, — это чиновники, учителя, почтовые служащие, работники социального обеспечения, служащие ряда госкомпаний. В частном секторе насчитывается 50 профессий, недоступных для иностранцев: нотариусы, адвокаты, врачи, акушеры, фармацевты, ветеринары, архитекторы и т.д. Эти рабочие места составляют в общей сложности треть рынка труда.

1.См :.Migrations.Population,.dmographie.et.immigration.//.http://www social gouv fr/ htm/dossiers/migrations/demo_immig htm 2 .Ibidem Больше всего от безработицы страдают молодые люди из иммигрантских семей. Дискриминация на рабочих местах и в повседневной жизни является главным препятствием на пути интеграции иммигрантов. В наибольшей степени от нее страдают арабы и африканцы, особенно алжирцы. Уровень безработицы среди последних в возрасте 20– 29 лет составляет 39%, что почти в 4 раза выше, чем среди французов.

Прочно установившийся за ними среди французов стереотип людей вспыльчивых, неуживчивых, склонных к агрессии является, наряду с проблемой образования и квалификации, немаловажной причиной того, что работодатели предпочитают не брать их на работу, тем более что увольнение по французскому законодательству является весьма сложной процедурой.

В рамках политики интеграции иммигрантов государство принимает определенные меры по обеспечению их жильем и по организации социальной среды в местах проживания. Иммигранты имеют право на муниципальное жилье со сниженной квартплатой на тех же основаниях, что и французы. Кроме того, более 20 лет проводится политика помощи населению неблагополучных кварталов городов, где проживают многие иммигрантские семьи. В рамках этой «городской политики»

власти поощряют инициативы, направленные на улучшение условий жизни, повышение эффективности социальных служб, оказание помощи отстающим в учебе школьникам и т.д. Реализация «городской политики» требует больших средств, которых всегда не хватает.

Постоянное разрастание этнических кварталов — серьезная социальная проблема. Для иммигрантов и их детей жизнь в таких кварталах оборачивается еще большей их изоляцией от общества. Французы же из таких районов бегут — остаются только самые обездоленные, не имеющие средств, чтобы сменить место жительства. В итоге усиливается процесс сегрегации, среди коренного населения растет недовольство наплывом иммигрантов. Бороться с этим явлением чрезвычайно трудно. Кроме того, в этих своеобразных «гетто» не происходит перемешивание коренного и приезжего населения, и, следовательно, не происходит приобщение иностранцев к французскому образу жизни и к культуре. Здесь создаются благоприятные условия для создания замкнутых этнических общин.

По Конституции Франции иностранцы не имеют политических прав, за исключением иммигрантов-европейцев из стран ЕС, которые имеют право избирать и быть избранными на выборах в Европейский парламент и на местных выборах в тех странах ЕС, где они в данное время проживают. Привилегированное положение иностранцев-европейцев не согласуется с принципом равенства, в связи с чем социаЧасть I. Земля и люди листическая партия и некоторые профсоюзы и ассоциации выступают с предложением предоставить всем иммигрантам право участвовать в выборах на местном уровне. Общественное мнение по этому вопросу разделилось, но постепенно растет доля тех, кто одобряет это предложение: если в 1994 г. их было 32%, то в 2001 г. уже 54% (не одобряли 63% опрошенных в 1994 г. и 40% в 2001 г.).

Для приобщения иммигрантов к жизни французского общества созданы специальные фонды — например, Фонд поддержки интеграции иммигрантов и борьбы против дискриминации (FASILD), работающий под опекой Министерства занятости и солидарности. Он оказывает поддержку семьям иммигрантов, заботится о детях и молодежи, организует обучение грамоте, помогает в поисках работы, занимается распределением жилья и мест в общежитиях, финансирует языковые курсы, профессиональное обучение, культурно-образовательные программы на радио и телевидении для иммигрантов, получая средства из бюджета.

Иммигранты вовлекаются в жизнь гражданского общества через разного рода ассоциации, комитеты городских кварталов, консультативные комиссии при муниципалитетах, профсоюзы и т.д. Оказанием помощи приезжим занимаются многочисленные общественные организации и ассоциации, в том числе созданные силами самих иностранцев (около 5 тыс. ассоциаций получают дотации от фондов или из госбюджета). Они побуждают иммигрантов участвовать в жизни местного сообщества, укрепляя тем самым их социальные связи и способствуя их интеграции. С 1981 г. иммигранты-иностранцы получили право свободно, без получения разрешения в МВД, как это было раньше, учреждать ассоциации взаимопомощи, защиты гражданских прав, культурно-фольклорные, спортивные, молодежные, женские, досуговые и многие другие.

Таким образом, французское государство и общество предпринимают немалые усилия для решения проблем, возникающих в связи с присутствием в стране неуклонно растущей массы иммигрантов из стран Африки и Азии. Однако эффективность этих усилий остается пока довольно ограниченной.

Это наглядно доказали события октября—ноября 2005 г., когда в иммигрантских «гетто» вокруг Парижа и ряда провинциальных городов давно зревшая напряженность вылилась в открытый мятеж. После того как два молодых араба, укрывшиеся в трансформаторной будке от полиции, случайно погибли, группы подростков начали поджигать автомашины, громить школы, грабить магазины. В общей сложности сгорело около 10 тыс. автомобилей, более или менее значительные повреждения получили 225 школ, 233 здания госучреждений, 51 почтовое отделение. Парламент разрешил префектам прибегать к жестким мерам на основании принятого в разгар алжирской войны закона от 3 апреля 1955 г., включая введение комендантского часа. В результате 4770 хулиганов были задержаны, пойманные с поличным отданы под суд, в отношении 120 начата процедура выдворения из страны.

Хотя спустя три недели порядок был восстановлен, «кризис пригородов», получивший значительный международный резонанс, вызвал во Франции острую дискуссию о его причинах, а главное — о способах исключить повторение подобных эксцессов в будущем. Наряду с поисками виновных в центр этой дискуссии выдвинулись принципиальные вопросы иммиграционной политики, способов интеграции иностранцев, а в более широком плане — выбора стратегии межэтнических отношений в условиях глобализации, когда само понятие нации оказалось под вопросом.

Поиски новых подходов осложнялись внутриполитической борьбой, обострившейся в связи с перспективой президентских и парламентских выборов 2007 г. Правые партии видели корень зла прежде всего в чересчур либеральной иммиграционной политике и невнимании к обеспечению общественной безопасности, левые — в социально-экономических трудностях, прежде всего безработице и «кризисе городов».

В подобной обстановке возникал риск того, что единственной альтернативой существующему положению вещей в глазах значительной части избирателей окажется программа ультраправого Национального фронта во главе с Жаном-Мари Ле Пеном. Она сводилась к лозунгу «национального преимущества» для коренных французов перед иностранцами во всех сферах общественной жизни — получения работы, жилья, социальных пособий. Предлагалось также при предоставлении гражданства перейти от права почвы к праву крови, предельно ужесточив его условия, трудовую иммиграцию прекратить полностью, нелегалов выслать, остальных иностранцев лишить права на воссоединение семей. Соблазнительность этих «простых решений» показывал тот факт, что если на выборах Национальный фронт получал более 18% голосов (хотя они позволили Ле Пену выйти во второй тур президентских выборов 2002 г.), то платформа ультраправых по иммиграции пользовалась, по данным опросов, сочувствием трети французов.

На противоположном, крайне левом фланге (троцкисты, часть экологов, антиглобалисты и т.д.) выдвигались не менее радикальные лозунги — полного разрыва с формулой «единой и неделимой» французской нации, не отвечающей-де реалиям XXI в., признания этноЧасть I. Земля и люди культурных или конфессиональных общин легализации всех иностранцев, находящихся в стране, и т.д.

Для большинства французов, независимо от их политических взглядов, эти экстремистские подходы неприемлемы как по морально-этическим, так и по материальным соображениям. Даже на фоне некоторого улучшения демографической динамики Франция в обозримом будущем не сможет полностью обойтись без использования иностранной рабочей силы. Отказ от нее в условиях глобализации ведет лишь к делокализации — оттоку капиталов в страны третьего мира с более низким уровнем зарплаты, соцобеспечения и налогов, еще более усугубляя проблему занятости во Франции.

Перекрыть наглухо 6 тыс. км французских границ для нелегалов физически невозможно — для этого понадобилось бы использовать все вооруженные силы, увеличив, как минимум, в 10 раз их численность.

Тем более что процесс евростроительства, одной из опор которого является свобода передвижения людей, делает крайне затруднительным сокращение ее только внутри ЕС или шенгенского пространства.

Наконец, отказ от основополагающих принципов равенства граждан перед законом независимо от их этнического происхождения, ограничение свободы совести или ассоциаций перечеркнули бы тот минимальный национальный консенсус вокруг идей революции 1789 г., которого французское общество с огромным трудом достигло за прошедшие с тех пор два столетия.

С другой стороны, французы отвергают и переход к мультикультурализму, практикуемому в Великобритании, Канаде, Австралии, или слияние народов и культур в «плавильном котле» по образцу США.

Тем более что и в этих странах, даже тех, которых создавались переселенцами, эти решения переживают не лучшие времена.

В конечном счете все сколько-нибудь значимые общественные силы страны, несмотря на политическое соперничество, сходятся на том, что однозначного и универсального решения проблемы иммиграции просто не существует. Речь может идти лишь о повышении эффективности подходов, которые уже применялись, а главное — о поисках их оптимального соотношения с учетом накопленного опыта (как позитивного, так и негативного).

Отправной точкой этих поисков является констатация того факта, что французская нация, сформировавшаяся на крайне неоднородной этнической почве, имеет общую систему ценностей и культурное наследие. Ее правовыми рамками служит суверенное унитарное государство с едиными для всех законами. В связи с этим переход к мультикультуризму, превращение ее в мозаику замкнутых коммунитарных сообществ, стоящих между гражданами и демократически легитимной властью государства, исключены.

Вместе с тем процессы европейской интеграции и глобализации, с одной стороны, и наличие значительной части населения с иными этническими и религиозными ценностями — с другой, требуют переосмыслить по-новому национальную идентичность французов.

Нация неизбежно эволюционирует в сторону большего плюрализма, открытости, взаимного обмена с другими как внутри страны, так и вовне.

Поэтому замена ассимиляции, практиковавшейся на протяжении столетий, интеграцией не должна остаться данью терминологической политкорректности. Она предполагает прогрессирующее включение всех, кто законно проживает на французской территории, в национальное сообщество на уровне прав и обязанностей, допуска к участию в общественно-политической жизни, равенства возможностей социального выдвижения. В то же время интеграция допускает сохранение культурного и конфессионального плюрализма на уровне структур гражданского общества при единственном, но непременном условии — взаимном уважении интересов друг друга: «Границей свободы каждого является свобода других».

Отсюда естественно вытекает необходимость решительно покончить как с дискриминационной практикой в отношении иммигрантов из иных этнокультурных ареалов, так и с иждивенчеством, вседозволенностью, криминализацией в иммигрантских анклавах.

Речь идет прежде всего о совершенствовании законодательной базы деятельности, об увеличении численности и материальных ресурсов правоохранительных органов, уже доказавших свою эффективность успешной борьбой против сетей международного, в частности исламистского терроризма в 80–90-х годах.

Иммиграционная политика Франции, которая вписывается отныне, с учетом наличия шенгенской зоны, в правовое пространство Евросюза, будет, скорее всего, исходить не только из меняющейся конъюнктуры на рынке труда в соответствии с потребностями национальной экономики. Она вынуждена считаться с порогом толерантности коренного населения, нарушение которого, как показали события 2005 г., чревато серьезными межэтническими конфликтами, грозящими дестабилизировать социально-политическую обстановку в стране. «Франция не может принять у себя всю нищету мира», — заметил как-то бывший премьер-министр социалист Мишель Рокар, которого трудно заподозрить в сочувствии расистской демагогии Национального фронта.

66 Часть I. Земля и люди Среди вероятных направлений совершенствования условий допуска новых иммигрантов и предоставления им французского гражданства чаще всего называют его количественное квотирование по странамдонорам с учетом возраста, пола, уровня образования и квалификации кандидатов, знания французского языка, законов страны и т.д. Эти условия, давно практикуемые во многих странах ЕС и США, нередко фиксируются в особых соглашениях с правительствами стран-доноров. Вместе с тем борьба против нелегальной иммиграции предполагает дальнейшее ужесточение ответственности за незаконный провоз людей через границы, изготовление для них фальшивых документов, а главное — наем нелегалов на черную работу с грубым нарушением всех социальных, правовых, этических и санитарных норм.

Определенные шаги во всех этих направлениях уже предпринимаются. После «кризиса пригородов» усилена борьба с организаторами доставки во Францию нелегальных иммигрантов и с их работодателями. Ужесточены правила выдачи вида на жительство и предоставления гражданства по линии воссоединения семей или права на убежище.

Перекрываются каналы незаконного получения иностранцами пособий по безработице и социальной помощи. Полиция расширяет свое присутствие в криминогенных зонах «проблемных» агломераций.

«Сотрудничество», т.е. помощь Франции бывшим колониальным владениям в Африке, как и деятельность неправительственных гуманитарных организаций, меняет стратегию. Вместо субсидирования местных чиновников, зачастую неэффективных и коррумпированных, все шире практикуется точечная помощь прямым получателям вплоть до деревень под конкретные проекты развития (ирригация, мелиорация земель, поощрение ремесла и т.д.), создающие рабочие места, что сокращает отток рабочей силы. С правительствами соответствующих государств заключаются соглашения о реадмиссии высланных из Франции нелегальных иммигрантов.

С другой стороны, активизирована политика интеграции иностранцев в общественную, экономическую и культурную жизнь Франции. Выступая вскоре после «кризиса пригородов» на сессии Ассоциации мэров Франции, президент Ширак потребовал неукоснительного соблюдения закона о «городской солидарности и обновлении», в силу которого коммуны должны отдавать не менее 20% нового строительства жилья в фонд квартир с умеренной квартплатой. Это призвано создать условия для постепенного рассасывания иммигрантских «гетто», возникших во многом из-за резкого скачка цен на недвижимость, делающего квартиры в центральных кварталах недоступными для нуждающихся семей.

Министр по вопросам «равенства шансов» алжирец Азуз Бегаг публично высказался в пользу увеличения числа детей иммигрантов неевропейского происхождения на госслужбе, особенно в административных органах: полиции, суде, прокуратуре, а также на ответственных постах в менеджменте частного сектора. Речь идет, по существу, об обратном тому, чего требует Ле Пен, — о предоставлении французским гражданам некоренного происхождения преимущества при приеме на престижную, хорошо оплачиваемую работу, с тем чтобы успешнее бороться против иждивенческой психологии тех, кто прозябает на социальные пособия и втягивается в криминальную среду. Впервые в истории Франции североафриканский араб Ансед Дермуш был назначен префектом, а группа иммигрантов второго поколения принята в Высшую школу полиции.

Франция фактически идет тем самым по пути так называемой позитивной дискриминации, принятой в США после волны бурных выступлений афроамериканцев в конце 60-х годов XX в. Почти полвека спустя она принесла ощутимые результаты: если расовая дискриминация и сегрегация отнюдь не изжиты полностью, то налицо серьезный прогресс в расширении источников пополнения американских элит.

Благоприятным фоном, облегчающим принятие коренными французами подобной политики, идущей вразрез с принципом равенства граждан перед законом, служат успехи их сограждан из числа иммигрантов второго поколения, приносящих Франции всемирную славу в искусстве или спорте, — таких, как знаменитая киноактриса Аджани или идол болельщиков футболист Зидан.

Тем не менее все эти факты сами по себе еще не создают достаточных предпосылок для решения проблемы интеграции. В конечном счете она является неотъемлемой частью гораздо более широкой проблематики, связанной с кризисом всей социально-экономической модели, которая служила основой развития французского общества в период послевоенного так называемого славного тридцатилетия быстрых темпов экономического роста и полной занятости. Массовый приток иммигрантов был прямым следствием именно той модели, которая к началу XXI в. исчерпала себя. Поэтому будущее национальной идентичности французов, как и место Франции в Европе и глобализированном мире третьего тысячелетия, напрямую зависит от успехов в поисках полноценной замены этой модели, что должно стать одной из главных задач второго послевоенного поколения французов и их элит, вступающих в активную жизнь на пороге XXI в. Между тем процесс этой смены поколений сам сопряжен с немалыми трудностями.

Глава 3. Отцы и дети Взаимоотношения поколений всегда и везде были одной из важнейших проблем общественного развития. Чем динамичнее развивается любое общество на фоне радикальных перемен в окружающем мире, тем больше внимания требует к себе данная проблема. Речь идет как об основной массе подрастающего поколения, так и о механизме отбора среди нее будущих элит — социальных, интеллектуальных или управленческих,— который во многом зависит от эффективности системы образования.

Если система формирования молодежи и ее включения в общество отстает от жизни, не меняясь в соответствии с новыми реалиями, то социальная, а иной раз и политическая напряженность неизбежно растут.

Хотя смена поколений связана с определенными издержками во всех странах, от развивающихся до постиндустриальных — разумеется, в каждой по-своему,— среди последних она оказалась наиболее сложной и взрывоопасной во Франции. Она стала там своего рода болевой точкой, в которой переплелись многие ключевые проблемы современного французского общества — прежде всего занятости, а также социальной мобильности, доступа к культуре, знаниям, а в конечном счете и эволюции всей системы ценностей, которую старшее поколение передает своим наследникам.

Вряд ли случаен тот факт, что многие социально-политические кризисы, пережитые Францией во второй половине ХХ — начале XXI в. (события мая 1968 г., декабря 1986 г., октября 2005 г., весны 2006 г.), предваряли волнения студенческой молодежи столицы или ее пригородов, приобретая затем общенациональный размах и дестабилизируя положение во всей стране.

Исследования социологов, психологов, опросы общественного мнения показывают, что французская молодежь сетует на трудности в поисках работы, на безразличие, а то и враждебное отношение со стороны мира взрослых, на то, что вступающий в жизнь молодой человек не может реализовать себя как личность в обществе. Наглядным признаком такой ситуации является рост преступности среди молодежи, особенно среди подростков. Если в начале 80-х годов минувшего века удельный вес несовершеннолетних среди общего числа лиц, задержанных полицией, составлял 12–13%, то в 1997 г. — почти 20%1. Данная 1. См :. Salas D.. Les. vois. nouvelles. de. la. justice. des. mineurs. //. Violence. et. dlinquance.

des.jeunes.Sous.la.direction.de.Catherine.Samet.Notes.et.tudes.documentaires.Paris,.2000.

No.5125.31.decembre.P.115– тенденция продолжилась и в наступившем веке. При этом понизилась возрастная планка преступности — среди правонарушителей все чаще стали попадаться дети 10–12 лет. В крупных городах, особенно на окраинах и в предместьях, широко распространились подростковые банды, возникающие на основе принадлежности к определенной территориальной, социальной или этнической общности. Правонарушения стали сопровождаться большей, чем раньше, жестокостью и насилием.

Повседневным и тем более тревожным фактом стало распространение насилия в школе — как в отношениях между преподавателями и учениками, так и среди последних.

Конечно, отношения между «отцами и детьми» нигде и никогда не были идеальными. Уже сам факт соседства двух и более поколений людей с разной возрастной психикой, неодинаковыми правами и обязанностями, особенностями индивидуального и коллективного мировосприятия, не всегда совпадающими понятиями справедливости и морали постоянно чреват взаимным непониманием и конфликтами. Литература самых разных времен и народов пестрит жалобами на родительский деспотизм и сыновнее непослушание. Фрейдистский «эдипов комплекс» был хорошо известен еще древним грекам. Однако никогда недовольство молодежи не принимало во Франции столь опасных для существующего общества масштабов, как сегодня.

Дело в том, что каждому этапу исторического развития страны были присущи свои способы подготовки подрастающих поколений к освоению накопленных предыдущими культурных ценностей, к овладению орудиями и средствами материального производства, к образу жизни отцов. В прошлом механизм приобщения молодежи к миру взрослых был весьма эффективен и устойчив, поскольку обуславливался незыблемостью религиозных верований и традиций, не менявшимся веками социально-экономическим укладом.

Вплоть до промышленного переворота середины XIX в. подавляющее большинство французов проживало в деревне. Почти все практические навыки, необходимые для жизни, крестьянские дети получали в патриархальной семье, а их представления об окружающем мире и о том, что хорошо и что плохо, формировались через проповеди деревенского священника — кюре. Отношения в семье строились на основе строгого подчинения отцу: даже став взрослым, сын еще какое-то время знал меньше, чем умудренный жизненным опытом отец, который уже в силу одного этого, не говоря уже о традиции почитания родителей, оставался для него непререкаемым авторитетом. Если повзрослевшему сыну не терпелось поскорее избавиться от родительской опеки, занять место отца, завести свое хозяйство, то 70 Часть I. Земля и люди возникавшие на этой почве конфликты, как правило, не приобретали социального характера, оставаясь проблемой семейных отношений.

Крестьянская среда обитания оказывалась замкнутой на самой себе, дети наследовали знания и умения своих родителей. Их образ жизни, социальный статус в каждом новом поколении с точностью повторяли жизненный цикл предков. Франция отнюдь не была здесь исключением — такая картина присуща всем традиционным аграрным обществам.

Конечно, деревенский подросток мог попытаться порвать путы удручающей его сельской повседневности с ее изматывающим однообразным бытом и трудом, отправившись искать счастья в город с его несравненно более широким и разнообразным кругом общения и занятий. Но это не меняло общей картины, поскольку города оставались островками на просторах в основном аграрной страны. Тем более, что аналогичная система иерархических связей между поколениями была свойственна и городской буржуазии, особенно мелкой — торговцам, ремесленникам, для которых важнейшее значение имело наследование семейного дела, к которому отец с самого начала готовил старшего сына, зависевшего от него во всем, вплоть до выбора невесты.

С развитием промышленности патриархально-авторитарная модель отношений в крестьянской семье, являвшейся не только социальной, но и главной производственной ячейкой общества, нашла продолжение в сфере французского предпринимательства, придав ему ярко выраженные черты патернализма. В данной системе координат хозяин предприятия играл роль отца-покровителя в фирме-семье, где рабочие — это те же дети, обязанные беспрекословно выполнять волю своего отца-покровителя. Распространению такой тенденции способствовало обилие во французской промышленности мелких предприятий.

Оказавшись перед выбором — смиренно ждать милости от весьма прижимистых и властных хозяев или же активно отстаивать свои интересы, французские рабочие нередко предпочитали второе, что требовало от них определенного мужества. В этом проявился более радикальный, чем во многих других странах, разрыв между городом и деревней, все более углублявшийся по мере урбанизации. Вследствие этого отношения между рабочими и предпринимателями во Франции всегда были напряженными и в значительной мере остаются таковыми и поныне.

Что касается типичных отношений в семье рабочего, то здесь они изначально были более свободны, чем у крестьян. Выраставшие в городской среде дети зачастую не видели в профессии отца, занятого тяГлава 3. Отцы и дети желым, грязным, нередко опасным для здоровья трудом, пример для подражания. В этом случае они оказывались перед выбором — пойти по стопам отца, вместе с другими рабочими коллективно бороться за улучшение условий труда или попытаться избежать такой участи, приложив массу усилий в надежде повысить свой социальный статус.

Зато примерно столь же устойчивым и надежным, как у крестьян или буржуа, долгое время был механизм смены поколений в дворянской среде. Здесь с семи лет отпрыски знатных родов выходили из-под опеки женщин и под руководством старших мужчин проходили подготовку к взрослой жизни: обучались верховой езде, стрельбе, фехтованию, танцам, осваивали нормы рыцарской морали. Поскольку единственным занятием, достойным потомственного дворянина, считалась военная служба, к образованию относились с явным пренебрежением, отдавая его на попечение духовных лиц, которые знакомили будущих рыцарей с основами христианского вероучения, а заодно и с зачатками грамоты. Ценились не столько ученость или практические знания, сколько мужество и воинская доблесть, принадлежность к древнему роду, обеспечивавшая всем его членам социальные привилегии. Подрастающие поколения наследовали материальные и духовные ценности своих родовитых предков, подчиняясь силе законов, традиций и общественного мнения: еще в XVII в. юноша из обедневшего, но знатного рода был готов стать пажом сеньора или даже простым солдатом, но не секретарем посольства, не говоря уже о таких видах деятельности, как служба в финансовом ведомстве или занятие торговлей1.

XVIII век — век Просвещения на протяжении жизни всего двухтрех поколений коренным образом подорвал традиционную систему ценностных ориентаций и моделей поведения французских элит. Основными носителями новых идей, прежде всего идеи гражданского равенства, явились наиболее деятельные и образованные представители весьма разнородного третьего сословия. Часть из них в разное время была аноблирована — возведена королем во дворянство и стала известна как «дворянство мантии» (в отличие от старого «дворянства шпаги»).

Усиление влияния нового, чиновного дворянства, занимавшего различные должности в управленческих и финансовых учреждениях, в университетах, на дипломатическом или судейском поприще, вело к тому, что быстро возрастал престиж гражданской службы и непосредственной связанной с ней образованности. Теперь «дворяне шпаги», зачастую не считавшие аноблированых чиновников истинными дворянами, были 1. См :. Просвещение. и. «дворянский. расизм». (особенности. идеологии. и. культуры.

французского.дворянства.XVIII.века).//.Французская.революция.XVIII.века./.Отв.ред.

Г С.Кучеренко.М :.Наука,.1988.С. 72 Часть I. Земля и люди так или иначе вынуждены по их примеру и наряду с предпринимательской верхушкой третьего сословия отдавать своих детей учиться в школы, коллежи и университеты.

Таким образом, у отпрысков знати помимо семьи появился новый, весьма значительный фактор социализации, который отдалял их от обычно менее образованных семейных воспитателей и родителей, делая более самостоятельными в своих суждениях и поступках. Конечно, обладание знаниями не могло само по себе побуждать молодых людей к бунту против отцов и установленных ими порядков, тем более что в школе их учили проявлять послушание и уважение к старшим, и, конечно же, к родителям, чье привилегированное положение им предстояло унаследовать. Однако оно создавало благоприятную почву для формирования таких личностных качеств, как широта взглядов, свободомыслие, критическое отношение к окружающему миру. Знакомство с культурой античности, французской историей и литературой, изучение естественных и математических наук вырабатывали у молодых дворян вкус к интеллектуальным занятиям, к рациональному мышлению, стимулировали интерес к политической и экономической жизни общества.

Этому же, и, может быть, даже в еще большей степени, способствовало непосредственное общение с обеспеченными выходцами из третьего сословия — как в период учебы, так и в последующие годы в ходе служебных, общественных или личных контактов. Правда, престиж военной службы был по-прежнему высок, но в остальном каждое новое поколение потомственных аристократов все дальше отходило от вековых традиций предков. Иной, чем у предшественников, культурный багаж и жизненный опыт позволили определенной части «дворян шпаги» преодолеть дух сословной исключительности и праздный, паразитический образ жизни традиционной правящей элиты, приняв многие ценности буржуазии: трудолюбие, предпринимательство, стремление к приумножению богатства.

Если принятие идей Просвещения и участие в Великой французской революции 1789 г. было для романтично настроенных молодых людей из родовитых семейств проблемой индивидуального выбора и означало отказ от мышления своих отцов, иными словами разрыв со своей социальной средой, то для представителей третьего сословия, особенно средней и мелкой буржуазии, стесняемых в своем социальном выдвижении привилегиями высших сословий, борьба за справедливое, разумно организованное общество, за свободу большинства нации, занятого полезным трудом, сливалась с борьбой за собственные интересы. Это особенно ярко выражалось в стремлении вообще ликГлава 3. Отцы и дети видировать сословия, заменив их принципом равенства прав граждан перед законом.

Примечательно, что молодых людей из третьего сословия больше беспокоили вопросы, связанные не с материальным положением (многие из них были выходцами из гораздо более богатых семей, чем их родовитые сверстники), а с несправедливым общественным устройством, воздвигавшим всевозможные барьеры на пути к общественному признанию их личных достоинств и заслуг, на пути к участию в управлении делами государства. «Посмотрите на молодых людей, достигших около 1780 г. двадцатилетнего возраста… — отмечал французский историк, философ и писатель Ипполит Тэн, имея в виду прежде всего выходцев из средних слоев, — на эту энергическую расу, которая чувствует свою силу… сравнивает свое прилежание и образование с легкомыслием и недостаточной подготовленностью молодых дворян… видит себя заранее отстраненной от всех высоких мест, обреченной всегда занимать второстепенные должности»1.

Именно этот наиболее деятельный, образованный и особенно остро чувствующий несправедливость общественного устройства многотысячный отряд среднего и низшего чиновничества, служащих, интеллигенции — адвокатов, врачей, прежде всего молодых, составил идейно-политический авангард революции. Они вдохновлялись идеями просветителей старшего поколения: Вольтера, Монтескьё, Руссо, но апеллировали уже не к правителям «просвещенного абсолютизма»

в надежде наставить их на путь реформ сверху, а к простолюдинам.

Поэтому они впервые всерьез приступили к просвещению городских и сельских низов, более того, к их социальному воспитанию, движимые убеждением в том, что общество можно радикально обновить путем повсеместного распространения знаний и основанного на них разумного переустройства всех существующих учреждений. Тем самым был сделан первый шаг к проведению в жизнь идеи народного образования.

Хорошо разбираясь в вопросах права, представители этой общественной группы, в основном юристы (за что некоторые историки называют их «юридическим сословием»), выступили последовательно в трех важнейших просветительских ипостасях: они сыграли роль наставников и советчиков крестьян и городских низов во время составления в 1789 г. по всей стране наказов Генеральным штатам, затем в годы революции — в роли ораторов, политических и парламентских деятелей — и, наконец, в роли вождей народа, ведущих его в царство «СвоТэн И..Происхождение.общественного.строя.современной.Франции.Старый.порядок.СПб,.1907.Т.1.С. боды, Равенства, Братства»1. Этот слой чиновной и профессионально самостоятельной интеллигенции вкупе с наиболее образованными промышленниками, торговцами, банкирами составил в дальнейшем основу новой властвующей и интеллектуальной элиты страны, куда вошли многие либерально настроенные дворяне.

Для этого создателям и носителям новых ценностей пришлось отвоевать идейную гегемонию у духовенства, являвшегося на протяжении веков единственным образованным сословием Франции. Призванное умело оперировать идеями, вырабатывать критерии морали, формировать мировоззрение мирян, духовенство имело свой, весьма специфический механизм смены поколений, сильно отличавшийся от дворянского или крестьянского. Здесь в силу правила целибата (более или менее соблюдаемого безбрачия), который действует и поныне, проблема смены поколений решалась посредством притока в духовенство выходцев из самых разных слоев общества. Этому же способствовали различные формы церковной благотворительности.

Вера и послушание, усердие в обретении знаний в подконтрольных церкви учебных заведениях, особенно университетах, гарантировали их питомцам завидную карьеру священника, юриста или врача.

Хотя стартовые и последующие условия обучения и восхождения по ступеням церковной или светской иерархии были неодинаковы, само наличие такой возможности служило важным инструментом социальной мобильности. Оно позволяло не только снижать социальную напряженность в обществе, но и пополнять его интеллектуальную элиту талантливыми выходцами из народа. Так, по некоторым косвенным данным, в середине XVI в. выходцы из крестьян, обычно предпочитавшие в дальнейшем карьеру в церковной иерархии, составляли более 9% студентов Парижского университета, являвшегося общепризнанным европейским центром богословия, тогда как рядовые дворяне — около 6%, аристократы — 2,5%. Чаще всего студенты происходили из семей купцов и буржуа (36,5%), чиновников и судейских (19) или ремесленников (14%)2.

Однако в XVII–XVIII вв. по ряду причин (сокращение благотворительности и утрата церковью связи с этим былого авторитета, переориентация высшего образовании на нужды государства, не говоря уже 1.См :.Соловьев Э.Ю..Агония.французского.абсолютизма.//.Французское.Просвещение.и.революция./.М А.Киссель.и.др.М :.Наука,.1989.С.64– 2.См :.Уваров П.Ю..Крестьяне.в.Парижском.университете.XVI.в.//.Университеты.

Западной. Европы. Средние. века. Возрождение. Просвещение. Иваново,. 1990. С. 107;.

Julia D..Les.institutions.et.les.hommes.//.Histoires.des.universits.en.France./.Sous.la.direction.

de.J.Verger.Toulouse,.1987.P. о растущей конкуренции со стороны выходцев из зажиточных семей горожан и дворянства) удельный вес крестьян в университетах постоянно падал и в итоге сошел почти на нет. Вряд ли их можно было найти в новых элитарных учебных заведениях — высших школах (grandes еcoles), которые стали создаваться с XVIII в. для подготовки административных, инженерных, педагогических и офицерских кадров и которые пользуются высоким престижем и в сегодняшней Франции.

Из всех групп молодежи лишь учащаяся, прежде всего университетская, молодежь отличалась от своих родителей или просто взрослых не только возрастными психобиологическими особенностями, но и определенной внутренней консолидацией, превращавшей ее в отдельную социальную категорию. Именно студенты пользовались наибольшей степенью свободы от своих родителей. Многие из них проживали компактно в общежитиях при университетах вдали от родительского присмотра, да и знали они о современной им жизни и мире в целом гораздо больше, чем их отцы. Университетская молодежь не только де-факто, но и де-юре являлась обособленной группой общества. Студента мог судить за правонарушения только университетский суд. Что касается территории университета, то вход туда блюстителям порядка позволялся лишь с согласия ректора. Это правило сохранилось во Франции до наших дней.

В стенах Сорбонны и в других университетах всегда было немало вольнодумных, а то и бунтарски настроенных студентов, которые нередко сохраняли свой радикализм и после окончания учебы. Питомцы высшей школы активно участвовали в бурных исторических событиях страны. Это убедительно показано в объемном историческом труде Андре Кутена, который, в частности, писал: «Молодые интеллектуалы, которым в 1789 г. было от 20 до 30 лет, прожили несколько лет в Латинском квартале в заговорщической атмосфере. Многие студенты состояли в тайных обществах, в частности в масонских ложах, где шли жаркие дискуссии о трудах энциклопедистов и вырабатывалась Декларация прав человека»1.

Студенты выходили на авансцену социально-политической жизни страны и в последующие периоды истории Франции. В 1830 г. именно они вместе с младшими офицерами возглавили вооруженное восстание, свергнувшее монархию Бурбонов2. Осенью 1940 г. они провели в центре Парижа демонстрацию, которая стала первым открытым выступлением движения Сопротивления гитлеровским оккупантам.

1.Coutin A..Huit.sicle.de.violence.au.Quartier.latin.Paris,.1969.P. 2.См :.История.Франции.М,.1973.Т.2.С .220– В 1958–1962 гг. Национальный союз студентов Франции инициировал ряд общенациональных манифестаций против колониальной войны в Алжире.

Однако студенты, как и любая иная социальная группа, никогда не были однородным монолитом. Перспектива занять после учебы привилегированное положение в обществе служила эффективным средством от идейного радикализма. В начале XX в. студенты еще представляли собой, по сути дела, элитарную прослойку общества, которая была абсолютно и относительно крайне мала — в 1910 г. она охватывала всего 40 тыс. человек, или 0,7% молодежи в возрасте от до 24 лет. Даже в последующие два десятилетия, когда с ускорением численного роста студентов наметились первые признаки утраты ими социальной защищенности, прежде всего массовая безработица среди выпускников университетов в годы кризиса начала 30-х годов, их численность накануне Второй мировой войны составляла соответственно 73 тыс. (1,4%)1.

По своему социальному составу университет был тогда даже менее демократичен, чем в Средние века или в Новое время: рабочие и крестьяне вместе взятые составляли от 2 до 3% студентов. Естественно, что идейно-политический тон задавали там выходцы из семей буржуазии, культивировавшие безразличие ко всему, что выходило за рамки личной жизни, или разделявшие правые, порой даже ультраправые взгляды. Если во время Второй мировой войны одни студенты и лицеисты рисковали ею в рядах движения Сопротивления, то другие вступали в коллаборационистские организации типа «Строек молодежи», Французского легиона и даже в карательную милицию режима Виши.

Идейно-политическая обстановка во Франции в первые годы после освобождения от гитлеровских оккупантов была отмечена мощным подъемом популярности левых организаций, стремительно пополнявших свои ряды прежде всего за счет молодежи. Важным фактором такой активности было то, что впервые в качестве ее движущей силы выступало именно новое поколение французов, отмеченных печатью образованности — еще ограниченной, но уже давшей новый, более широкий взгляд на мир. Это были годы, когда в самостоятельную жизнь вступало первое почти поголовно грамотное поколение французов, сформированное системой всеобщего обязательного и бесплатного образования, созданного в конце XIX в. и получившего общенациональный размах в межвоенные годы.

1. См :. Bourdieu P., Passeron J.-Cl. Les. heritiers:. Les. tudiants. et. la. culture. Paris,. P.127,.138;.Informations .statistiques.1967.No.12.Decembre.P. Идея всеобщего народного образования, выдвинутая еще в эпоху Просвещения, была подкреплена столетие спустя потребностями промышленной революции. Однако вопрос о создании такой системы начал решаться позже — только в 80-х годах XIX в., когда республиканская Франция, боровшаяся против клерикально-монархической реакции за умы подрастающего поколения, приняла «законы Ферри»

об обязательном обучении детей с 6 до 12 лет. Важную роль сыграло и поражение Франции в войне с Пруссией, уже имевшей систему всеобщего обучения, благодаря которой она, по общему мнению, смогла лучше подготовиться к войне1.

С конца XIX в. все дети, независимо от происхождения или состояния родителей, должны были получать в государственной светской школе не только подготовку к будущей профессии, но и воспитание в духе верности демократическим идеалам и традициям, преданности республиканскому строю с его принципами разделения властей, равенства гражданских прав и свободного развития личности. Глубокая вера в то, что распространение знаний сможет преобразовать на основе этих ценностей как личность, так и общество, покончив с нищетой и несправедливостью, искоренить преступность, захватила умы французской интеллигенции. Недаром сельское учительство стало добровольной пропагандистской армией левых партий в ходе предвыборных кампаний, а немалая часть университетской профессуры — их кадровым резервом.

Именно с этим связано длительное противостояние сторонников государственной светской школы и «свободной», т.е. частной. Будучи платной и давая поэтому лучшую подготовку, последняя привлекала отпрысков состоятельных семей, тем более что обучение там проходило под эгидой католической церкви с присущей ей консервативной и элитарной системой ценностей. Вопрос о бюджетных субсидиях частным школам служил символическим водоразделом между левыми и правыми партиями вплоть до середины 80-х годов ХХ в.

Образование действительно сыграло большую роль в патриотическом и демократическом воспитании народных масс: привитая им в начальной школе преданность республиканским ценностям позволила сохранить демократию в тревожные 30-е годы, способствовало формированию движения Сопротивления в годы Второй мировой войны, отметив собой его идейную платформу. Однако в послевоенный период ограниченность одного лишь просветительства как универсального ключа к решению социальных проблем французского общества стаРубинский Ю.И..Французы.у.себя.дома.М,.1989.С. 78 Часть I. Земля и люди новилась все более очевидной. Эта ограниченность давала себя знать и в самой структуре французской системы народного образования, сложившейся на основе «законов Ферри».

В конце XIX в. Франция бесповоротно вступила на путь, ведущий к обществу всеобщей грамотности. Но этот процесс развивался довольно медленно, на первых порах имелась в виду почти исключительно начальная школа. В 20-х годах ХХ в. свидетельство о начальном образовании получала лишь половина французов соответствующего возраста. Затем, особенно в период Народного фронта, процесс ускорился, и к 50-м годам начальная школа стала действительно всеобщей.

В то же время документ о начальном образовании, служивший долгое время пропуском на государственную службу и продвижению в частном секторе, по существу обесценился — для успешной карьеры требовался отныне более высокий уровень знаний.

Между тем обычные начальные общеобразовательные школы представляли собой тупик, который заканчивался так называемыми дополнительными классами, дававшими элементарную профессиональную подготовку детям рабочих, ремесленников, мелких торговцев и крестьян. Эти школы никак не были связаны со следующей ступенью — с коллежами или лицеями, которые зачастую имели собственные начальные классы и давали среднее образование, открывавшее путь в университет. Существование двух параллельных типов школ с явной классовой сегрегацией — одна, неполная, для бедных и другая, полная, для богатых — резко контрастировало не только с понятием социальной справедливости, но и с принципом равенства гражданских прав.

Разработанный в 1947 г. план Ланжевена–Валлона ставил своей задачей не только упразднение этого анахронизма, но и приведение всей структуры образования в соответствие с социальной структурой общества. Пожалуй, ни в одном другом официальном документе не отразилось так ярко стремление к демократическому обновлению Франции, как в этом проекте, предусматривавшем осуществление таких принципов, как социальная справедливость, равенство шансов («границами в развитии личности могут быть лишь ее способности»), одинаковый престиж любого вида общественно полезной деятельности, преимущества учебной ориентации школы перед профессиональной, преодоление узкой специализации с помощью основательной общекультурной подготовки. Проект предусматривал систему самоуправления учащихся, с тем чтобы они уже в школе приучались к выполнению социальных функций будущего гражданина демократического общества. Школа, отмечалось в проекте, должна прививать своим питомГлава 3. Отцы и дети цам тягу к знаниям на всю жизнь, служить очагом распространения культуры среди населения всех возрастов1.

Однако в постановке конкретных задач (дошкольное воспитание с 3 лет, обязательное обучение до 18 лет) этот проект явно опережал время и не мог найти достаточной поддержки в обстановке спада популярности идеалов Сопротивления — он даже не был представлен на обсуждение в парламенте, став лишь своеобразным эталоном, на который считали своим долгом ссылаться часто сменявшие друг друга министры народного образования Четвертой республики.

Только в 1959 г. декретом правительства Пятой республики была наконец учреждена новая система довузовского образования: единая начальная школа (для детей от 6 до 11 лет), первый цикл средней школы — коллеж (от 11 до 15 лет) и второй цикл — лицеи (классический, современный и технический для детей от 15 до 16 лет, возможно, до 17–18 лет в зависимости от типа обучения) или технический коллеж.

Декрет предусматривал постепенное (к 1967 г.) введение обязательного обучения всех детей до 16 лет. Фактически этот рубеж удалось достигнуть лишь к 80-м годам ХХ в.

Между тем декрет 1959 г. был принят, когда уже вовсю шел процесс превращения средней школы в массовую. Нарастающий приток в нее учащихся ввиду девальвации социальной значимости начального образования и растущей популярности среднего ощущался уже давно и еще больше усиливался из-за прихода в школу многочисленных поколений детей, родившихся в послевоенные годы — в период «бэби-бума».

В середине 60-х годов его последствия сказались и на высшей ступени образования — университетах. Там уже давно наблюдался стремительный рост численности студентов: если накануне войны их было 73 тыс., то в 1945 г. — 118 тыс., в 1963 г. — 326 тыс. Удельный вес студентов среди молодежи 19–24 лет в эти же годы составил соответственно 1,4; 2,0 и 5,0%. С приходом поколения «бэби-бума» кривая роста подскочила еще круче, достигнув в 1967 г. 500 тыс. человек (14,1%)2.

Правительства Пятой республики явно не справлялись с хлынувшим в университеты потоком желающих получить высшее образование — не хватало преподавателей, оборудования, помещений. Одной из причин этого являлось традиционное правило зачисления на первый курс университетов без вступительных экзаменов всех обладателей диплома бакалавра («бак»). Его получали после единого государсВульфсон Б.Л. Школа.современной.Франции.М,.1970.С.29– 2. О. положении. в. высшей. школе. Франции. и. студенческих. выступлениях. этого. периода. см :. Семенов А.Л.. Левое. студенческое. движение. во. Франции. (1956–1968) М,.1975.С. твенного экзамена выпускники лицеев. Между тем процент лицеистов, успешно сдававших этот экзамен, неуклонно увеличивался.

В результате первые курсы университетов оказывались непомерно перегруженными. Нередко, для того чтобы попасть на лекцию, надо было за несколько часов до ее начала занимать очередь в аудиторию, куда набивалось в десятки раз больше студентов, чем она когда-то обычно вмещала. Решение возникавших проблем требовало больших дополнительных затрат, но не исчерпывалось ими. Многие политики понимали, что непрерывный и все ускоряющийся стихийный рост образованных молодых людей, запросы и надежды которых зачастую не соответствовали потребностям и возможностям существующего общества, может привести к непредсказуемым последствиям, тем более что поколение «бэби-бума» росло и воспитывалось в совершенно иных, чем довоенные поколения, условиях.

В 60-х годах во Франции завершается формирование индустриальной модели экономики и начинается переход к постиндустриальной.

Под влиянием нового витка научно-технической революции быстро росла численность специалистов высшей квалификации и интеллигенции, которая только в 1954–1968 гг. почти утроилась (с 1 млн. в 1954 г.

до 3 млн. в 1968 г., достигнув 15% самодеятельного населения). Вместе с конторскими служащими (2,9 млн., или 14,7%) это составило около трети всех работающих. Быстрый рост производства создал материальные предпосылки для повышения доходов населения и появления во Франции «общества потребления», символами которого стали автомобиль, холодильник, стиральная машина, телевизор.

Неудивительно, что все более широкий круг людей среднего достатка мог позволить себе теперь учебу детей в лицее или университете, что вело к относительной демократизации социального состава студенчества. В 1945–1960 гг. удельный вес выходцев из семей рабочих вырос вдвое, хотя по-прежнему был незначительным (с 1,5 до 3,4%), тогда как доля социальных верхов — детей руководителей торговых и промышленных предприятий — снизилась почти втрое (с 16,5 до 5,7%). Меньше стало детей лиц свободных профессий (их число сократилось с 18 до 12,%). Основным контингентом, значительно увеличившим свое присутствие в высшей школе, стали дети служащих торговых и промышленных предприятий, торговцев и ремесленников (их количество возросло с 17,8 до 31,2%), которые вместе с детьми чиновников составили две трети студентов (60,5%)1.

Проведя реформу средней школы, власти Пятой республики попытались взять под контроль разбухание высшей школы, реформиAnnales.Economies,.Socits,.Civilisations.1969.No.3.P. ровав университет, — ограничить численность студентов, изменить содержание и методы обучения в соответствии с запросами рынка без учета последствий для его общеобразовательной и гуманитарной функции и мнения самих студентов. Попытки ужесточить условия доступа в университеты с помощью вступительных конкурсных экзаменов воспринимались молодежью как меры по усилению социальной сегрегации, существующей в привилегированных «больших школах» — питомниках управленческой элиты, чиновничества и верхушки бизнеса.