«Руководитель научного проекта академик РАН Н.П. Шмелев Редакционная коллегия страновой серии Института Европы РАН: акад. РАН Н.П.Шмелев (председатель), к.э.н. В.П. Белов, д.полит.н. Ал.А. Громыко, Чрезвычайный и ...»

УДК 323+327 (44)

ББК 26.89 (4Фра)

Ф 84

Руководитель научного проекта

академик РАН Н.П. Шмелев

Редакционная коллегия страновой серии Института Европы РАН:

акад. РАН Н.П.Шмелев (председатель), к.э.н. В.П. Белов,

д.полит.н. Ал.А. Громыко, Чрезвычайный и Полномочный

посол РФ Ю.С. Дерябин, акад. РАН В.В. Журкин,

член-корр. РАН М.Г. Носов, д.и.н. Ю.И. Рубинский,

д.э.н. В.П. Фёдоров, д.и.н. В.Я. Швейцер, чл.-корр. РАН В.Н. Шенаев, д.и.н. А.А. Язькова Ответственный редактор монографии д.и.н. Ю.И. Рубинский Авторский коллектив:

д.и.н. Ю.И. Рубинский (введение, часть I, глава 1; часть II, глава 1; часть III, глава 1; часть IV (в соавторстве с Т.В. Белик);

заключение); к.и.н. И.С. Новоженова (часть I, глава 2);

к.и.н. А.Л. Семенов (часть I, глава 3); к.полит.н. С.М. Фёдоров (часть III, глава 2); д.э.н. Г.П. Черников (часть II, глава 2);

д.и.н. Е.О. Обичкина (часть V, главы 1–4);

к.и.н., проф. Ю.В. Дубинин (часть V, глава 5).

Издание осуществлено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) проект № 06-02-16011д.

ISBN 978-5-7777-0407-8 © Издательство «Весь Мир», Оглавление Введение

Часть I. Земля и люди............................................. Глава 1. Пространственные параметры и демографические тенденции........................ Глава 2. Национальная идентичность в эру глобализации..... Глава 3. Отцы и дети........................................... Часть II. Экономика............................................... Глава 4. Между двумя моделями............................... Глава 5. Структурные сдвиги в экономике Франции.......... Часть III. Общество............................................... Глава 6. Перестройка социальной структуры................. Глава 7. Проблемы модернизации социальной защиты....... Часть IV. Внутренняя политика................................... Глава 8. Истоки и эволюция режима Пятой республики..... Глава 9. Между многопартийностью и биполяризацией...... Глава 10. Модернизация партийной системы................. Глава 11. Государство и гражданское общество................ Часть V. Внешняя политика....................................... Глава 12. Крушение ялтинско-потсдамской системы и «политика сопровождения» Ф. Миттерана......... Глава 13. Французский подход к европейской интеграции:

Европа как «полюс силы»............................ Глава 14. Французская политика в Африке, на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии...... Глава 15. Франция и Россия.................................. Глава 16. Французская дипломатия........................... Заключение...................................................... Rsum................................................................. Сведения об авторах.............................................. Указатель имен................................................... Введение Франция принадлежит к немногочисленной категории стран, чьи судьбы издавна оказывали заметное влияние на другие народы и государства, расположенные порой далеко за пределами их границ. Эта особенность определяется не столько размерами ее территории, численностью населения, достижениями науки и культуры, экономическим и военным потенциалом, сколько ролью своеобразного опытного поля, на котором впервые проверяются решения многих проблем европейского, если не глобального масштаба. Причем такие решения могут быть успешными или неудачными, вызывать энтузиазм или острую критику, но всегда дают пищу для размышлений, никого не оставляя равнодушным.

Сами французы всегда колебались между страстным утверждением особой национальной идентичности своей страны и ее историческим призванием нести всему человечеству высокие идеалы демократии, светскости, прав человека, квинтэссенцией которых служит бессмертный лозунг Великой французской революции «Свобода, Равенство, Братство». Однако сохранить, а тем более сочетать эти амбиции оказывается ныне весьма непросто.

Логика глобализации, которая унифицирует не только экономику и финансы, но и образ жизни, вкусы, массовую культуру по единому стандарту, все менее совместима с притязаниями Парижа на уникальное «французское исключение». В то же время глубокие контрасты в уровнях развития и демографической динамике, которые служат питательной почвой для все более частых этнических или религиозных конфликтов, грозящих перерасти в столкновение цивилизаций, оставляют не слишком много шансов на успех и французскому гуманитарному мессианству.

Еще сравнительно недавно падение коммунистических режимов на востоке Европы объявлялось рядом французских социологов и политологов окончательной победой демократических идеалов революции 1789 г. во Франции над социальной утопией Октябрьской Введение революции 1917 г. в России. Однако спустя всего полтора десятилетия на смену непримиримому антагонизму между Востоком и Западом, тоталитарным социализмом и либеральным капитализмом пришло не менее грозное противостояние между Севером и Югом, «золотым миллиардом» и остальным миром.

Франция тоже не осталась от него в стороне. Хотя ее население продолжает расти, это происходит не столько благодаря более высокой, чем в других европейских странах, рождаемости, сколько из-за увеличения средней продолжительности жизни. В возрастной пирамиде французов, как и других народов Европы, неуклонно увеличивается доля людей пенсионного возраста, выбывающих из производственной деятельности, за счет молодежи.

Отсюда начавшийся еще полвека назад после долгой и мучительной деколонизации массовый приток иммигрантов из бывших африканских и азиатских владений Франции. Специфика их культуры, религии (прежде всего ислама), традиционных ценностей поставила под вопрос складывавшуюся веками французскую модель единой и неделимой нации, построенную на ассимиляторском принципе. Результатом оказалась растущая напряженность в обществе, выливающаяся порой в прямые конфликты части коренных французов и иммигрантских диаспор, составляющих ныне около 10% населения страны. В таких условиях национально-культурная идентичность Франции оказалась под угрозой не только извне, но и изнутри.

Традиционные рамки, которые обеспечивали прежде передачу из поколения в поколение наследия общих культурных ценностей французской нации, таких как семья, школа, церковь, армия, пережили глубокую ломку, значительно снизившую их интегрирующий эффект.

Семейные устои расшатывает эмансипация нравов. Всеобщее государственное светское образование не гарантитрует более достойную работу и социальную мобильность. Наконец, церковь страдает от снижения числа верующих и недостатка священнослужителей.

Демографические факторы еще более обострили свойственную всем временам и народам проблему преемственности поколений.

Стремительное повышение образовательного уровня и «революция нравов», катализатором которой послужило мощное движение студенчества в мае 1968 г., значительно увеличили запросы французской молодежи. В то же время они углубили взаимное отчуждение между «отцами» и «детьми», которые не видят для себя достойных перспектив в богатом, процветающем, казалось бы, «обществе потребления».

В основе конфликтов на этнической или возрастной почве лежит общая причина — кризис модели социальной рыночной экономики, сложившийся во Франции после Второй мировой войны. Построенная на активной роли государства и широкой системе социальной защиты, она обеспечила в течение трех послевоенных десятилетий (1945–1974) высокие темпы роста ВВП, коренную модернизацию производственной структуры в условиях полной занятости. Объем производства и услуг, покупательная способность и жизненный уровень французов в 1946–1974 гг. увеличились вчетверо.

Однако в последней трети ХХ в. эта модель явно исчерпала свой ресурс. Резкие скачки цен на энергоносители, повысившие издержки производства, глобализация производства, торговли, финансовых потоков, обострение конкурентной борьбы на мировом рынке с выходом на него ряда развивающихся стран Азии, а главное — новый виток научно-технической революции на основе информатики исключили дальнейшее применение прежних неокейнсианских методов послевоенного «славного тридцатилетия». На смену им в англосаксонских странах пришла «консервативная революция», основанная на принципах неолиберализма — минимизации вмешательства государства в экономику, монетаристской бюджетно-финансовой политике, свертывании перераспределительной системы социального страхования.

Франция приспосабливает свою экономику к этим процессам с немалым трудом. Главной социальной проблемой страны с середины 70-х годов стала хроническая массовая безработица, которая охватывает 9–10% самодеятельного населения. Она особенно болезненно затрагивает самые социально уязвимые категории: молодежь, женщин, иммигрантов, людей предпенсионного возраста.

Попытки правящих кругов реформировать убыточную систему социальной защиты в условиях, когда среднегодовые темпы экономического роста страны снизились вдвое, а удельный вес иждивенцев в населении неуклонно разбухает, наталкиваются на решительное сопротивление, принимающее нередко форму открытых столкновений между государством и гражданским обществом.

Проблему занятости усугубляет неэффективность французской системы образования, которая не может обеспечить должную социальную мобильность и демократизировать формирование элит на фоне все еще значительного разрыва между состояниями и доходами «верхов» и «низов».

В таких условиях режим Пятой республики, созданный в 1958 г.

генералом де Голлем путем значительного расширения полномочий исполнительной власти за счет законодательной, переживает немалые трудности. Они особенно остро дают себя знать в высших эшелонах власти, когда политическая ориентация президента, правительства и парламентского большинства оказывается различной («сожительство»). На выборах всех уровней растет абсентеизм, увеличивается протестное голосование за популистские группировки на крайних флангах политического спектра, что затрудняет ротацию у власти ведущих системных партий левого и правого центров.

Франция сталкивается с серьезными трудностями и на международной арене. Конец «холодной войны», распад СССР, объединение Германии, вызвавшие крушение биполярного мира, выбили почву изпод внешнеполитической стратегии де Голля и его преемников, которым долгое время удавалось успешно компенсировать ограниченные материальные возможности Франции за счет гибкого дипломатического маневра, роли привилегированной посредницы между Западом и Востоком, Севером и Югом.

Все эти проблемы вместе взятые вызвали во французском обществе бурную дискуссию, в центре которой выдвинулся тезис о якобы неуклонном упадке Франции. Этот спор не является чем-то принципиально новым. Он регулярно вспыхивал после крупных событий, коренным образом менявших внутреннюю ситуацию в стране и в мире, заставляя искать новые подходы к проблемам экономики, социальной жизни, внутренней и внешней политики1. Так бывало, в частности, после поражений Франции в 1870 и 1940 гг., в ходе затяжной депрессии 30-х годов, потери второй в мире колониальной империи в 50-х годов ХХ в., когда честолюбивые притязания французов на политическое лидерство в Европе и культурное в мире сменялись беспощадной самокритикой, доходящей до утраты веры в будущее своей страны.

В начале XXI в. импульсом к возобновлению этой дискуссии послужил острый памфлет адвоката и экономиста Никола Бавереза «Падающая Франция», вышедший в свет в Париже в 2003 г. По мнению автора, Франция, поглощенная внутренними раздорами из-за давно решенных историей проблем прошлых столетий, прошла мимо трех важнейших событий, коренным образом изменивших весь облик планеты: краха социалистического эксперимента на востоке Европы, глобализации мировой экономики и терактов 11 сентября 2001 г.

в США. Правящие круги Парижа, утверждает Баверез, продолжают упрямо цепляться за обломки изжившей себя социально-экономической модели трех первых послевоенных десятилетий. Провозгласив главным приоритетом борьбу против инфляции, укрепление национальной валюты, а затем переход к единой европейской, они остановились-де на полпути, не решившись пойти на непопулярные, но властно диктуемые :.Frank R..La.hantise.du.dclin.1920–1960.Paris,. :.Baverez N..La.France.qui.tombe.Paris,. временем меры «шоковой терапии»: окончательную приватизацию госсектора, демонтаж перераспределительной системы соцстраха, отмену законодательного регулирования трудовых отношений.

Во внешней политике, считает Баверез, Франция остается в плену безнадежно устаревших представлений времен «холодной войны»

и биполярного мира, когда она могла повышать свой вес на международной арене за счет игры на противоречиях между двумя сверхдержавами. Теперь же, после распада СССР, собственных сил для противостояния подавляющей мощи американской «гипердержаве» у нее нет.

«Разрыв между великодержавной риторикой и средствами, на которые она может рассчитывать, углубляется. Франция знает, чего она не хочет, — гегемонии Соединенных Штатов или лидерства Великобритании в Европе. Но она не знает, чего хочет. В итоге страна переживает явный упадок в Европе, которая деградирует и сама по себе»1.

Выступление Бавереза вызвало резкую отповедь. Всего за два-три года появились несколько книг и десятки статей, авторы которых решительно полемизировали с «деклинистами» (от фр. dеclin — упадок, закат). Обвиняя их в трусливом капитулянтстве, оппоненты Бавереза стремились доказать, что Франция отнюдь не катится в пропасть, — ее достижения далеко перевешивают нерешенные проблемы, а трудности являются не более чем преходящими издержками перехода к более высокой постиндустриальной стадии развития, которые так или иначе несут все европейские государства.

Видный экономист Жан Буассона в эссе под заголовком «Речь в защиту сомневающейся Франции» подчеркивает, что страна располагает весьма внушительными преимуществами, которым могут позавидовать многие из ее партнеров по Евросоюзу2. По объему ВВП она прочно занимает четвертое-пятое место в мире после США, Японии, Германии и практически наравне с Великобританией. По удельному весу в мировой торговле она опережает даже эту классическую торговую державу, по экспорту вооружений уступает только США и России, по экспорту продукции агропромышленного комплекса — только США, а по притоку иностранных капиталов — лишь КНР.

Профессор Сорбонны Жак Марсей напоминает, что последние тридцать лет (1975–2005) отнюдь не были для Франции, вопреки расхожему мнению, периодом сплошного кризиса. Несмотря на общее для всех промышленно развитых стран снижение темпов роста, ВВП 1. Ibid. P. 46. Аналогичные. мысли. высказывали. и. многие. другие. французские. авторы. (см,. например,. Maniиre Ph. L’.Aveglement. franais. Paris,. 1998; Desjardins Th. La.

dcomposition.franaise.Paris,.2002) 2.См :.Boissonnat J..Plaidoyer.pour.une.France.qui.doute.Paris,. Франции по абсолютному объему удвоился, а на душу населения увеличился по реальной покупательной способности даже больше, чем за послевоенное «славное тридцатилетие»1.

Особенно взвешенной, убедительной отповедью «деклинистам»

стала книга Жан-Пьера Жуйе и Филиппа Мабилля «Не хороните Францию», вышедшая в свет в разгар кампании перед президентскими выборами 2007 г. Капиталы не только бегут за границу, но и притекают оттуда, акции ведущих компаний на парижской бирже бьют все рекорды, французские специалисты считаются звездами в лондонском Сити. Конечно, есть и поводы для беспокойства: недостаточная конкурентоспособность товаров, проблемы в системе образования и научных исследований, нехватка стимулов для творческой деятельности и многое другое.

Однако все эти недостатки вполне устранимы путем реформ, необходимость которых сознают — разумеется, каждый по-своему — кандидаты на пост главы государства, как правые, так и левые. Хотя все они говорят о назревшем разрыве с прошлым, такой разрыв не может быть слишком резким и болезненным: он обязательно должен включать сохранение преемственности с прошлым. Решительная защита национальных интересов Франции на международной арене должна учитывать как новые реалии, многополярность мира нового тысячелетия, так и реальные возможности страны: «Мы принимаем себя такими, какие мы есть: средней державой с более чем почетными достижениями»2, — утверждают авторы.

Наконец, в области внешней политики ответ на стенания «деклинистов» последовал со стороны их непосредственных адресатов — двух бывших министров иностранных дел — социалиста Юбера Ведрина (1997–2002) и его преемника, голлиста Доминика де Вильпена (2002–2005)3. По убеждению обоих, Франция имеет все возможности не только успешно защищать собственные интересы в многополярном мире XXI в., но и способствовать принятию международным сообществом ценностей, которые она всегда отстаивала. «Цель Франции — способствовать внедрению в самую сердцевину постепенно формирующегося мирового сознания фундаментальных принципов, которым мы привержены, прежде всего универсализма и многосторонности»4, — подчеркивал де Вильпен.

Этот классический спор пессимистов с оптимистами не ограничивается одними французами. В нем приняли самое активное участие деMarseille J..La.guerre.des.deux.France.Paris,.2005.P. 2.Jouyet J-P., Mabille Ph..N’enterrez.pas.la.France.Paris,.2007.P. 3.Vdrine H..Les.atous.de.la.France.Paris,.2003;.Villepin D. de.Un.autre.monde.Paris,. 4.Villepin D. de. Op.cit.P. 12 Введение сятки зарубежных экономистов, социологов, политологов, посвятивших Франции конца ХХ — начала XXI в. добрую сотню работ самого различного жанра — от журналистских очерков до фундаментальных научных исследований.

Естественно, что большинство этих работ появилось в ведущих странах — партнерах Франции: США, Великобритании, Германии, России. Несмотря на значительный разброс методологии, исходных позиций и конечных выводов авторов, все они, хотя каждый по-своему, стремились помочь своим соотечественникам глубже понять достоинства и недостатки французского опыта решения проблем, с которыми сталкиваются их собственные страны, да и мир в целом, на пороге XXI в. Причем контрасты оценок иностранцев оказываются не меньшими, а порой даже более резкими, чем у самих французов.

Среди американских авторов можно назвать, в частности, У. Адамса, Р. Куизела (экономика), Ф. Гордона, Б. Бергман, Т. Смита (социальные проблемы), С. Хоффмана (внутренняя политика), Ч. Когена (внешняя политика и дипломатия), среди британских — Дж. Ардага, Дж. Таппена, Э. Джека, Дж. Фенби (экономика и политика), Т. Зелдина (общество), германских — Э.-У. Гроссе, Г.-Г. Люге, И. Миека (история, внешняя политика) и т.д.

В России давно существует солидная школа франковедения, у истоков которой стояли такие крупные ученые-историки, как Е.В. Тарле и А.З. Манфред. За последние десятилетия вышли книги о Франции В.А. Виноградова, В.И. Кузнецова, А.И. Покровского, Г.П. Черникова (экономика), Г.Г. Дилигенского, М.В. Каргаловой (социальные проблемы), С.Г. Айвазовой, М.Ц. Арзаканян, И.М. Бунина, Г.Н. Новикова, И.В. Понкина, Ю.И. Рубинского, В.Н. Чернеги, В.С. Шилова (внутренняя политика), А.С. Деева, К.П. Зуевой, А.А. Ковалева, И.А. Колоскова, А.Д. Куприна, В.С. Михеева, Н.Н. Молчанова, Е.А Нарочницкой, Е.О. Обичкиной, Т.Г. Пархалиной, В.П. Славенова, В.П. Смирнова, И.Г. Тюлина, И.А. Челышева, П.П. Черкасова (внешняя политика) и многих других.

В Институте мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) были опубликованы три обобщающих монографии: Проблемы экономики и политики Франции после Второй мировой войны, под ред. А.В. Кирсанова, Е.А. Менжинского и А.И. Покровского (1962); Франция, под ред. Ю.И. Рубинского (1982); Франция, под ред.

Г.Г. Дилигенского и В.И. Кузнецова (1982). С конца 80-х годов комплексные исследования Франции продолжают, наряду с ИМЭМО, Институт Европы и Институт всеобщей истории РАН.

Столь пристальный интерес к Франции сам по себе может служить лишним подтверждением того, что она далеко не утратила всегда присущей ей способности вызывать острые споры и будить эмоции далеко за пределами ее границ.

Предлагаемая вниманию читателей монография не претендует, разумеется, на окончательное разрешение этих споров, которые будут продолжаться всегда. Цель ее авторов, посвятивших много лет изучению Франции, а иногда и практической работе по развитию российскофранцузских отношений, — подвести предварительный итог исследованиям новых процессов в жизни этой традиционно дружественной нам великой европейской державы.

Часть I. ЗЕМЛЯ И ЛЮДИ Глава 1. Пространственные параметры и демографические тенденции В 2005 г. территория Франции в Европе равнялась 551 602 кв. км, включающих континентальную часть, 1240 мелких прибрежных островков и остров Корсика в Средиземном море (8747 кв. км). Это составляет 0,4% земной суши и 5,5% территории Европы, где Франция далеко уступает по площади европейской части России (4,5 млн. кв. км), но опережает следующие за ней Испанию (504,7 тыс.), Германию (356,9 тыс.) и Швецию (449,9 тыс. кв. км). Если среди 192 государств — членов ООН Франция занимает по площади 49-е место, то среди 44 государств Европы — второе, что дает ей вполне определенные геополитические преимущества.

В самом деле, почти правильный шестигранник французской территории распложен таким образом, что три его стороны, каждая протяженностью около тысячи километров, проходят по суше, а остальные три — по морскому и океанскому побережью. В результате с востока на запад Франция оказывается мостом между континентальным хинтерландом Европы и Атлантическим океаном, а с севера на юг — между Ла-Маншем и Средиземноморьем.

Европейские границы Франции сложились в основном в XVII в. и претерпели с тех пор лишь минимальные коррективы: единственным исключением были периоды 1871–1918 и 1940–1945 гг., когда Германия аннексировала Эльзас и часть Лотарингии, окончательно возвращенные Франции в итоге двух мировых войн. На суше ее соседями являются Бельгия, Люксембург, Германия, Швейцария, Италия и Испания, которые входят (кроме Швейцарии) в состав Евросоюза изначально либо достаточно давно. Это открывает широкие возможности для формирования динамичных полюсов экономического роста, охватывающих территории двух или более сопредельных государств: например, треугольник Мец–Нанси–Страсбург тяготеет к немецким Карлсруэ, Саарбрюккену, Штуттгарту; Мюлуз–Бельфор–Монбельяр, как и 16 Часть I. Земля и люди район Гренобля, — к швейцарским Базелю, Цюриху, Билю; Марсель– Тулон–Ницца — к итальянским Генуе, Турину, Милану; Тулуза–Монпелье–Перпиньян — к испанской Барселоне. На севере с сооружением туннеля под Ла-Маншем Франция стала единственным сухопутным выходом Англии на континент.

Если расширение Евросоюза за счет стран Центральной и Восточной Европы еще более сместило экономический центр тяжести ЕС на восток — в Германию, которая всегда была вместе с Францией мотором всего процесса евростроительства, то оно в то же время повысило значение французской территории как морских ворот ЕС в Атлантику.

С учетом прошлого Франции как колониальной державы она оказывается главным связующим звеном через Средиземное море между Евросоюзом и Африкой, подобно тому как Англия играет аналогичную роль в отношениях с Северной Америкой, а Испания и Португалия — с Южной.

Еще в середине XX в. Французская империя (официально переименованная в 1946 г. во Французский союз) была второй в мире по масштабам после Британской. Она простиралась на 12,3 млн. кв. км от Восточной Азии до Западной Африки и Южной Америки, превосходя метрополию по площади в 20 раз. После деколонизации европейские метрополии сохранили от прежних заморских владений лишь небольшие опорные пункты — так, Великобритания, например, суверенитет над Гибралтаром у входа в Средиземное море или Фолклендскими (Мальвинскими) островами в Южной Атлантике, которые отстояла в 1982 г. в войне против Аргентины, Испания — анклавы Сеута и Мелилья на северном побережье Марокко и т.д. Наибольшим числом таких «остаточных» владений, разбросанных по всему миру, обладает Франция. Будучи по Конституции 1958 г. органической составной частью «единой и неделимой» Французской Республики, эти владения имеют разный административный статус — заморских департаментов, приравненных к 96 департаментам метрополии и избирающих свои органы местного самоуправления, либо заморских территорий, непосредственно управляемых из Парижа.

Четыре заморских департамента — это острова Гваделупа ( кв. км) и Мартиника (1128 кв. км) в Карибском бассейне, Реюньон (2927) в Индийском океане, Французская Гвиана (83 534 кв. км) на северо-восточном побережье Южной Америки. К заморским территориям относятся острова или архипелаги Новая Каледония (18 575 кв.

км), Французская Полинезия (4167), Валлис и Футуна (274) в Тихом океане, Сен-Пьер и Микелон (242) в Северной Атлантике, Майотта (374 кв. км) в Индийском океане, наконец, южные и антарктические земли — острова Кергелен (7215 кв. км), Крозе (515), Сен-Поль и Амстердам (75) и Земля Адели (432 672 кв. км) в континентальной части Антарктиды1.

Хотя расходы французского бюджета на содержание заморских владений, как правило, далеко превышают доходы от них (во второй половине 90-х годов дотации четырем департаментам составили 740 млн. евро), сам факт присутствия трехцветного флага Франции во всех частях света подкрепляет ее притязания на роль державы с глобальными интересами.

Огромная протяженность побережья заморских владений, почти исключительно островных, выдвигает Францию на одно из ведущих мест в мире по площади территориальных вод, прибрежного шельфа и 200-мильной морской экономической зоны, представляющей уже сейчас, но особенно в будущем значительную хозяйственную ценность.

К тому же такое присутствие не лишено определенного военностратегического значения. Вплоть до 1995 г., когда была проведена последняя серия подземных испытаний французского ядерного оружия, единственный атомный полигон Франции находился (после утраты полигона Регган в Алжирской Сахаре) на коралловом атолле Муруроа в Тихом океане. Во Французской Гвиане, служившей прежде лишь местом каторги, расположен ныне крупнейший космодром Куру, откуда производятся запуски европейских ракет-носителей «Ариан».

По данным переписи 2004 г., население Франции составляло 61,2 млн. человек, из которых 59,4 млн. в метрополии и 1,8 млн. (4%) в заморских департаментах и территориях. Если удельный вес французов в мировом населении не превышает 1%, обеспечивая их стране скромное 20-е место среди 192 государств — членов ООН, то ее доля в населении Европы достигает 11,5%. Среди 44 европейских государств Франция занимает по населению третье место после России (114 млн.

в европейской части РФ) и Германии (82 млн.), а среди 25 членов Евросоюза — второе после ФРГ. Почти на том же уровне, но несколько ниже находятся Великобритания (59,1 млн.) и Италия (58,1 млн.)2.

По плотности населения (108 человек на 1 кв. км) она занимает среди 25 стран расширенного Евросоюза 14-е место (средний уровень в ЕС составляет 114). Остальные ведущие страны ЕС сравнимого масИменно.благодаря.в.основном.антарктическим.землям,.имеющим.особый.международно-правовой.статус,.«заморская.Франция».все.еще.составляет.пятую.часть.территории.метрополии.(см :.Frmy D,.Frmy M.Quid.2001.Paris,.2000.Р.881–889) 2.См :.Pison G..La.population.de.la.France.en.2001.//.Population.et.Socits.JNED.2003.

No.392.Juillet-aot.Р.1– 18 Часть I. Земля и люди штаба и уровня развития заселены гораздо плотнее: в Великобритании этот показатель достигает 246, в Германии — 231, в Италии — 193, не говоря уже о густонаселенных малых странах типа Бельгии (338) или Нидерландов (394). Однако почти две трети французской территории заняты лугами, горами и лесами, ввиду чего на остальной части плотность достигает 289 человек на 1 кв. км. Это дает Франции определенный резерв для интенсивного освоения собственной территории и, следовательно, дополнительный потенциал для ускорения темпов экономического роста.

Пространственные параметры любой страны, в том числе Франции, неотделимы от демографических. Численность населения, темпы его роста (или сокращения), соотношение рождаемости и смертности, средняя продолжительность жизни, наконец, миграции всегда имели первостепенное значение как факторы, от которых во многом зависит место того или иного государства в региональном и глобальном раскладе сил.

К началу третьего тысячелетия их важность еще более возрастает на фоне углубления демографических дисбалансов между континентами в ущерб Европе. Если в 1900 г. население Франции составляло четверть мирового — 390 из 1575 млн., то в 1950 г. — 549 (22%), в 2000 г.— (12%). В 2050 г., согласно прогнозам, оно не превысит 9,1%.

В самой Европе та же тенденция, но уже на региональном уровне долго давала себя знать в отношении Франции. Если ее границы почти не менялись веками, то население на протяжении XIX — первой половины XX в. увеличивалась медленнее, чем у соседей.

Благодаря сравнительно обширной площади, мягкому и разнообразному климату, обилию влаги и плодородных земель Франция долго была самой населенной страной Европы. Две тысячи лет назад, после завоевания Галлии Юлием Цезарем, она насчитывала 6,7 млн. жителей — больше, чем любая другая провинция Римской империи. В Средние века, например в царствование Людовика IX Святого (1228), французов было уже 16 млн., во времена «короля-солнца» Людовика XIV (1700) — 21 млн. Их было тогда в 1,5–2 раза больше, чем немцев, англичан или итальянцев. Франция превосходила по населению даже Россию времен Петра I. В середине XVII в. (1650) доля Франции в населении Европы достигала 24,4%: каждый четвертый европеец был французом.

Поскольку в те времена мощь государства определялась прежде всего числом подданных, способных платить налоги и поставлять солдат в армию, а французы, в подавляющем большинстве крестьяне, отвечали обоим этим требованиям, их монархи — от Бурбонов до Бонапартов — неоднократно претендовали на европейскую гегемонию.

Соперниками Франции в демографическом плане были сначала лишь австро-испанская империя Габсбургов с ее огромными заморскими владениями, а затем бескрайняя Россия.

Положение начало меняться с конца XVIII в. За два столетия (1740– 1940) численность французов возросла не более чем на треть — с 30 до 40 млн. человек, стабилизировавшись на этом уровне вплоть до второй половины XX в. Между тем население многих других европейских стран за этот же период удвоилось или утроилось. По демографическому потенциалу Франция отстала сначала от России, затем от Германии, практически сравнявшись с Англией и Италией. Это в известной мере предопределило исход франко-прусской войны 1870–1871 гг., после которой потерпевшая тяжелое поражение Франция могла обеспечивать собственную безопасность лишь в союзе с другими великими державами — Россией, Великобританией, США.

Одним из способов компенсации демографического упадка Франции служила колониальная экспансия. В середине XX в. население Французской империи накануне ее крушения составляло 60 млн. человек — на треть больше, чем в метрополии. Известны боевые заслуги сенегальских или марокканских стрелков во французской армии в ходе Первой, а отчасти во Второй мировой войне. Однако с распадом империи такое решение оказалось закрытым.

Демографические трудности, которые переживала Франция на протяжении полутора столетий, объяснялись отнюдь не биологическими причинами, как утверждали гитлеровские «теоретики» расизма, и даже не тяжелыми потерями в ходе многочисленных войн1. Другие европейские великие державы, особенно Россия и Германия, страдали от потерь на полях сражений ничуть не меньше Франции. Дело было прежде всего в социально-экономических факторах объективного и субъективного порядка.

Создав компактный слой мелкособственнического крестьянства, Великая французская революция 1789 г. ввела английское право майората (наследование недвижимости старшим сыном) только в северной части страны, где сохранилось крупное помещичье землевладение. На юге, где преобладала мелкая земельная собственность, после смерти главы семьи земля делилась между всеми потомками поровну. Стремясь избежать дробления земельных участков, крестьяне ограничивали число детей двумя-тремя, что с учетом высокой тогда детской смертности тормозило рождаемость.

1. Только. Наполеоновские. войны. начала. XIX.в. обошлись. Франции. более. чем. в.

2.млн. убитых. (в. то. время. 15%. всего. взрослого. мужского. населения. страны). Спустя.

столетие.Первая.мировая.война.унесла.1,6.млн.погибших.(10%) Мальтузианская психология была свойственна и представителям городских средних слоев того времени — торговцам и ремесленникам.

«Этот средний класс формировал мелкую буржуазию, чьей амбицией являлось приравнивание к крупной буржуазии путем обогащения детей и их образования. Такая амбиция побуждала многие семейные пары ограничиваться одним ребенком, чтобы обеспечить его социальное выдвижение»1, — отмечает известный французский социолог А. Мандрас.

А коль скоро крестьяне-собственники и традиционные средние слои составляли вплоть до Второй мировой войны больше половины населения Франции, то с 1806 г., когда впервые началась статистическая оценка рождаемости по годам, на протяжении почти двухсот лет рождаемость во Франции установилась почти на одном и том же уровне — 1 млн. человек в XIX в., 750–800 тыс. — в XX в. «Ни одна страна в мире не знала, видимо, подобного постоянства»2, — констатирует обзор французского Национального института демографических исследований.

Вплоть до Второй мировой войны смертность снижалась во Франции также медленнее, чем в других европейских странах (она опустилась ниже 20 человек на тысячу жителей только в 1902 г., тогда как в Англии — уже в 1880 г.) Поэтому прирост населения сокращался.

В 1935 г. смертность впервые превысила рождаемость на 18 тыс. человек, в 1936 и 1937 гг. — на 11 тыс., в предвоенном 1938 году — уже на 35 тыс. человек. Между тем в соседних странах еще продолжался абсолютный прирост населения — 4 на тысячу в Англии, 8 — в Германии, 10 — в Италии. На этом основании авторитетный французский демограф Альфред Сови прогнозировал тогда, что к 1985 г. ежегодный перевес смертности над рождаемостью во Франции превысит 400 тыс.

человек, а ее население сократится до 30 млн. человек, т.е. вернется к уровню начала XIX в.

Однако жизнь опровергла эти мрачные прогнозы. После Второй мировой войны Франция, как и остальные европейские страны, пережила мощный всплеск рождаемости («бэби-бум»): если в 1941 г.

рождаемость в оккупированной немцами Франции упала до 300 тыс.

человек, то в 1946 г. она подскочила почти втрое — до 833 тыс. В основе такого скачка повсюду лежали одни и те же причины: возврат мужчин из армии, ускорение темпов роста экономики в связи с ее восстановлением и коренной реконструкцией, наконец, просто надежды людей на лучшую жизнь после тяжелых испытаний военных лет. Природа как бы компенсировала огромные людские потери войны.

1.Mendras H., Dubois-Freney L. Franais,.comme.vous.avez.chang.Histoire.des.franais.

depuis.1945.Paris,.2004.P. 2.Population.et.Socit.2002.No.378.Аvril.P. Глава 1. Пространственные параметры и демографические тенденции Во Франции эффект всех этих факторов оказался более значительным и длительным, чем у ее европейских соседей, не только из-за более низкого исходного рубежа, но и вследствие глубоких сдвигов в социальной структуре страны, где упала доля мелкособственнического крестьянства, торговцев, ремесленников с их мальтузианской психологией, а также благодаря целенаправленной государственной политике поощрения рождаемости и помощи многодетным семьям. Семейные пособия выплачиваются с рождения второго ребенка и увеличиваются с каждым следующим вплоть до окончания им средней школы. К той же категории относятся пособия для беременных женщин, рожениц, частичная оплата жилья многосемейным, компенсация расходов на школу для детей и т.д. Начатая в 30-х годах левыми правительствами Народного фронта и продолженная ультраправым режимом Виши во время Второй мировой войны, эта политика окончательно сложилась как национальный императив после освобождения страны от нацистской оккупации в 1945–1946 гг., став одним из важнейших компонентов системы социальной защиты, по развитию которой Франция выдвинулась на одно из ведущих мест в Европе и в мире.

Результаты не заставили себя ждать: за вторую половину XX в. население Франции увеличилось наполовину — с 40 до 60 млн. человек.

Ранее для такого стремительного демографического скачка требовалось втрое больше времени.

«Бэби-бум» завершился в 60-х годах, когда подошло к концу так называемое славное тридцатилетие быстрых темпов экономического роста, снизившихся на протяжении последней четверти XX вдвое — с 5,5–6 до 2–3% в год. Этому способствовало завершение послевоенной реконструкции, обострение конкурентной борьбы на мировых рынках, удорожание импортных энергоносителей. Нехватка рабочей силы сменилась хронической безработицей, колеблющейся в вилке 8,5–10% самодеятельного населения, а среди молодежи — вдвое больше.

Дала себя знать также и коренная ломка нравов и ценностных установок французского общества. Продление срока обучения молодежи в средней и высшей школе, оттягивающее брачный возраст, включение большинства женщин в самостоятельную трудовую деятельность, кризис традиционной семьи, наконец, совершенствование методов и правовых норм семейного планирования (появление эффективных противозачаточных средств, легализация абортов) — все это вместе взятое не могло не отразиться на уровне рождаемости.

В 1960–2000 гг. ежегодное число новых браков снизилось с 319,9 тыс. до 280,6 тыс. (с 7 до 4,7% на тысячу жителей), а количество разводов выросло почти вчетверо — с 30,2 до 114 тыс. (с 2,85 до 9,37% на тысячу семей). На 100 браков приходится 38 разводов. Из женщин старше 15 лет в 2001 г. замужем были лишь 48,7% вместо 60,3% сорока годами ранее (незамужних — 30,9%, вдов — 13, разведенных — 7,4%).

Одновременно быстро растет число мужчин и женщин, живущих вместе без оформления брака — в так называемом свободном союзе.

С 1960 г. их число выросло более чем в 7 раз, достигнув 2,5 млн. (17,2% всех семей). Просто одиноких почти треть. Негативной стороной этой эволюции нравов является ее влияние на рождаемость (более трети детей рождаются теперь вне брака). Французы женятся и выходят замуж теперь в 28–30 лет — на пять лет позже, чем в послевоенные годы «бэби-бума». Это, естественно, отодвигает срок рождения первого ребенка и, с учетом работы мужа и жены, ограничивает число детей.

Половина семей (из общего числа 24,7 млн.) вообще бездетны, а из-за высокой динамики разводов каждый десятый ребенок живет только с одним родителем, обычно с матерью.

Неудивительно, что коэффициент фертильности (плодовитости), т.е. среднее число детей на женщину, способную по возрасту к деторождению (15–49 лет), снизился с 2,4–2,6 до 1,9. Поскольку порог, необходимый для простого воспроизводства населения, составляет 2,1, некоторые французские демографы заговорили о том, что «бэби-бум»

опять сменился «бэби-крахом».

Однако эта тревога оказалась преждевременной. Анализ результатов переписи 2004 г. показал, что коэффициент фертильности женщин, родившихся в годы «бэби-бума», переступил барьер 2,1, а для более молодых поколений он сохраняется на этом уровне или превышает его. Поэтому темпы прироста населения, составлявшие на протяжении 90-х годов 0,39% в год, повысились в 1999–2003 гг. наполовину — до 0,58, а в 2004 г. даже до 0,68, т.е. достигли уровня конца «бэби-бума».

Рождаемость увеличилась в абсолютных цифрах с 711 тыс. человек в 1994 г. до 765,3 тыс. десятилетие спустя. Поскольку смертность при этом оставалась стабильной или даже сократилась (503 тыс. в 2004 г.), то чистый прирост составлял в среднем 210–230 тыс. человек (1,2%) в год. Если этот темп сохранится, то к середине XXI в. население Франции может достигнуть 75 млн. человек — на 11 млн. больше, чем предполагалось ранее1.

1.Особенно.резко.упала.детская.смертность,.уменьшившаяся.только.в.1975–2000.гг.

более.чем.втрое.—.с.15,4.до.4‰.Это.соответствует.среднему.уровню.по.Западной.Европе. и. почти. вдвое. ниже,. чем. в. США. (7‰). Число. несчастных. случаев. с. летальным.

исходом.на.производстве.упало.в.1973–2000.гг.с.2246.до.800.(см :.Population.et.Socit.

2002.No.378.Аvril.P.1) Глава 1. Пространственные параметры и демографические тенденции Характерно, что рост рождаемости наблюдается не только во французских городах, но и в коммунах с населением меньше 2 тыс. человек (т.е. в сельской местности), на которые в 1999–2002 гг. пришлась треть вновь построенного жилья. Между тем еще недавно считалось, что быстрая урбанизация Франции во второй половине XX в., которая влекла за собой обезлюдение деревни, являлась одной из причин демографического кризиса последней четверти XX в.: если в 1954 г. в деревнях жило 18,8 млн. французов, а в городах — 23,9 млн., то в 1999 г.

уже, соответственно, 13,6 и 46,8 млн.

Поворот этой тенденции, давно наблюдающийся в некоторых других постиндустриальных странах, начиная с США, объясняется стремлением горожан избегать негативных последствий неконтролируемого роста городов (загрязнение окружающей среды, перегрузка городского транспорта, пробки, стремительный рост цен на недвижимость), с одной стороны, и значительным улучшением транспортной инфраструктуры и сферы услуг в радиусе 100–200 км от крупных городских агломераций — с другой. Причем «возврат к природе» касается как молодежи, так и людей пожилого возраста — одних по экономическим, других по экологическим мотивам.

Демографическая динамика Франции в начале XXI в. выглядит не хуже, а лучше, чем в подавляющем большинстве стран ЕС. «С 1999 г.

Франция стала, наряду с Ирландией, чемпионом по рождаемости в Европе»1, — считает социолог Жерар Мерме. Действительно, в соседней Германии коэффициент плодовитости в 2002 г. был на треть ниже, чем во Франции, — 1,3, а смертность превысила рождаемость на 122 тыс. человек. К середине ХХI в. этот дефицит грозит достигнуть там 580 тыс. человек2. Без иммиграции ФРГ давно стала бы на путь абсолютного сокращения населения, как это уже произошло в Восточной Европе, включая Россию, население которой с начала 90-х годов уменьшается в среднем на 750–800 тыс. человек в год. Согласно прогнозам, в 2050 г. Германия будет насчитывать 71 млн. жителей, Великобритания — 59 млн., Италия — 43 млн.

В 2003 г. суммарный прирост населения в 25 странах — членах ЕС составил 216 млн. человек, из которых 211 тыс. пришлось на одну Францию. «Оживление динамики нашего народонаселения означает более быстрый рост экономики, что опровергает слишком часто рождающиеся заявления об упадке Франции»3 — отмечал министр инфраMermet G..Francoscopie.2003.Paris,.2002.P. 2.См :.The.Wall.Street.Journal.Europe.2004.May.27.Thursday 3.Le.Figaro.conomie.2005.12.mars структуры, транспорта, жилья, туризма и морских дел Жиль де Робьен.

Хотя шансы стать в обозримом будущем первой не только по площади, но и по населению страной Евросоюза улучшает психологическую самооценку французов в процессе евростроительсва, они отнюдь не склонны тем не менее к чрезмерной эйфории. Очевидно, что возврата к временам Людовика XIV, когда Франция превосходила по населению Германию и Англию вместе взятые, не будет никогда (тем более что по ВВП — абсолютному и на душу населения — она заметно отстает от обеих).

Сохранение более высокой сравнительно с Европой демографической динамики США, впечатляющий экономический прорыв азиатских гигантов, прежде всего Китая и Индии, где уже сейчас живет более трети человечества, говорят о том, в многополярном мире середины XXI в. Франция может сохранить достойное ее место державы с глобальными интересами только в рамках Европейского союза. Это объясняет стремление французов поднять проблемы демографии, как и выравнивания уровней экономического развития, путем обустройства территории в целях оптимального размещения производственных сил с национального на европейский уровень.

Вместе с тем одной из острейших демографических проблем Европы, включая Францию, является все более неблагоприятная возрастная структура населения. За последние полвека прирост ее населения был обусловлен не столько превышением рождаемости над смертностью, сколько увеличением средней продолжительности жизни.

В 1960 г. «надежда на дожитие» при рождении составляла у мужчин 67 лет, у женщин 73,7 года, а в 2004 г. уже, соответственно, 76,7 и 83,81.

Если после Второй мировой войны 60-летний француз мог надеяться прожить еще 15,3 года, то к началу ХХI в. — 19,9. Для француженки соответствующие данные составили 18,1 и 25,1 года. Большее, чем во Франции, долголетие наблюдается только в Японии.

Само по себе это бесспорно является огромным историческим достижением, связанным с впечатляющими успехами французской медицины, здравоохранения (которое ООН считает лучшим в мире), а главное — системы социальной защиты, в первую очередь пенсионного обеспечения. Однако именно эти успехи, как ни парадоксально, оказываются ныне причиной ее нарастающего глубокого кризиса.

Дело в том, что увеличение средней продолжительности жизни во Франции далеко обгоняет динамику рождаемости. Это ведет к неуклонному росту доли старших возрастов в общей численности населения. В 1946 г. удельный вес молодежи до 20 лет составлял 29,6%, людей 1.См :.Population.et.Socit.2005.No.410.Mars.P. Глава 1. Пространственные параметры и демографические тенденции старше 60 лет — 16%, тогда как в 2004 г. — соответственно 25 и 20,7%.

Согласно прогнозам, в 2030 г. разрыв еще более углубится и составит 21,3 и 31,1%. При этом средний возраст французов повысится с 35, до 46 лет, а численность людей старше 60 лет почти удвоится — она вырастет с 12,2 до 22 млн. человек. Причем внутри этой возрастной группы представители «четвертого возраста» — самых старых поколений, которым будет свыше 75 лет, достигнет, а затем и превысит 17% населения страны вместо 7,1% в начале ХХI в. Результатом рискует стать существенное изменение баланса поколений. Возрастная пирамида грозит перевернуться — ее верхние этажи становятся больше нижних, что грозит подорвать устойчивость всего здания.

В самом деле, к началу ХХI в. почти половину самодеятельного населения Франции, 42,4%, составляли так называемые «бэби-бумеры» — люди, родившиеся в 1946–1973 гг. Численность молодежи до 25 лет выросла тогда на четверть — с 15,7 до 21,1 млн. человек. Именно она была основной движущей силой мощного молодежного движения в мае–июне 1968 г., способствовавшего модернизации нравов, привычек, образа жизни французов, особенно в том, что касается отношений между полами и поколениями. Вступив в зрелый возраст, она же стала главной пружиной развития французской экономики в последней четверти ХХ — начале ХХI в. В этот период старше 60 лет был только каждый пятый француз.

В ближайшие годы это равновесие может нарушиться. К 2040 г.

уже каждый третий житель страны переступит этот возрастной порог.

С 2006 г. все большее число «бэби-бумеров» начнет достигать пенсионного возраста (60 лет), что существенно увеличит нагрузку, ложащуюся на плечи все менее многочисленных младших поколений. Если в 2001 г. на 10 работников приходилось 4 пенсионера, в 2040 г. их будет уже 71. Рост численности и доли пенсионеров в населении ведет к увеличению расходов двух основных компонентов системы соцстраха — пенсионного и здравоохранения, что ведет к разбуханию ее хронического дефицита.

Удельный вес работающих в общем населении (63,1%) во Франции ниже, чем в среднем по ЕС (65,2%) и еще ниже в сравнении с рядом других стран — членов ЕС — Великобританией (71,7%) или Данией (75,9%). Особенно это касается людей предпенсионного возраста.

Некоторые демографы и экономисты ссылаются на то, что относительное и даже абсолютное сокращение самодеятельного населения имеет свои плюсы, смягчая проблему занятости, тогда как рост продолжительности жизни будет компенсирован наращиванием производиСм :.Tableaux.de.l’conomie.franaise:.2003–2004.Paris,.2003.Р. тельности труда работающих поколений благодаря ускорению научнотехнического прогресса. Они напоминают также, что с ростом общего населения снижение удельного веса молодежи в процентном выражении не отражается на ее абсолютной численности: в 2000 г. французов моложе 20 лет было 15,3 млн. — столько же, сколько в 1960 г. Очевидно тем не менее, что страна, большинство которой составляют люди преклонного возраста, неизбежно становится менее динамичной, более консервативной во всех отношениях, в том числе в бизнесе и научнотехнических инновациях, чем страна с более молодым населением.

К тому же пожилые люди выбывают из потенциала рождаемости, а их спрос сокращается по объему и меняет структуру за счет жилья, бытовой техники и т.д., что сужает потребительский рынок — главный двигатель экономики.

Разумеется, данная проблема стоит не только перед Францией, но и перед всеми промышленно развитыми странами: к началу XXI в.

удельный вес пожилых людей старше 65 лет составлял в Европе 14%, а молодежи до 20 лет — 18%, тогда как в Африке, Азии, Латинской Америке первых было всего 5, а вторых — 35%.

Единственным выходом для Европы может быть только увеличение числа иммигрантов из стран третьего мира, которых уже к началу XXI в. насчитывалось в 25 государствах — членах Евросоюза свыше 17 млн. По оценкам специалистов, для сохранения нынешней численности самодеятельного населения к середине столетия ЕС понадобится дополнительно не менее 115 млн. иммигрантов.

За последние четверть века (1980–2005) во Франции при общем приросте населения порядка 200–250 тыс. человек в год число иммигрантов колебалось от 35 до 50 тыс., не считая нелегалов. Кроме того, их демографическая динамика выше, чем у коренных французов. В 2001 г.

из 434 тыс. детей, рожденных в законном браке, у 352,1 тыс. оба родителя были французскими гражданами (независимо от их этнического происхождения), тогда как у 42,7 тыс. оба являлись иностранцами, а у 39 тыс. ими были либо отец, либо мать. К этому следует добавить 20,6 тыс. детей, рожденных матерями-иностранками вне брака (плюс 434 тыс. — гражданками Франции в первом поколении)1.

К концу 90-х годов, по оценкам демографов, общее число жителей Франции иностранного происхождения, т.е. родившихся за рубежом или рожденных от одного из родителей, прибывших в первом-втором поколении из-за границы, достигло 12 млн. (20% населения). Среди них 7 млн. человек расценивались как «органическая составная нациFrmy D., Frmy M..Quid.2005.Paris,.2004.P.727– онального сообщества». По всем этим причинам национально-этническая проблема Франции заслуживает специального рассмотрения.

Глава 2. Национальная идентичность Одной из характерных особенностей Франции является сочетание неоднородности этнического происхождения значительной части населения страны с высокой степенью его национального самосознания. Пожалуй, нигде в Европе идея нации, которая родилась именно во Франции, не остается сегодня столь важным, как в этой стране, компонентом системы духовных ценностей народа, его культурной идентичности, необходимым условием легитимности любого политического режима1.

Между тем на пороге третьего тысячелетия Франция, как и другие европейские государства, столкнулась с двойным вызовом. С одной стороны, это процессы региональной интеграции и глобализации, ведущие к распространению через границы одних и тех же стандартов быта «общества потребления», массовой культуры, создавая опасность размывания национально-культурной идентичности народов Европы, условием процветания которой всегда было ее разнообразие. С другой — массовый приток иммигрантов из стран Африки и Азии с более низким уровнем экономического развития, но гораздо более высокой демографической динамикой. Будучи носителями совершенно иных нравов, обычаев, верований, они с трудом вписываются в общественную ткань принимающих стран.

Эти тенденции, тесно связанные между собой, объективно необратимы — повернуть их вспять не удастся никогда. Можно и нужно лишь ограничить наиболее болезненные последствия обеих, ввести их в контролируемое русло. В противном случае они рискуют спровоцировать межэтнические и даже межцивилизационные конфликты с катастрофическими последствиями. Во Франции это дает себя знать с особенной очевидностью.

Далекие предки современных французов — галлы, т.е. кельтские племена, пришедшие на территорию нынешней Франции из долины 1.См :.Рубинский Ю.И..Национальная.идея.в.политической.культуре.Франции.//.Доклады.Института.Европы.РАН.M,.2004.№. 28 Часть I. Земля и люди Дуная, — были различны по нравам, говорили на разных наречиях и постоянно враждовали между собой. Это облегчило завоевание страны в I в. до н.э. легионами Юлия Цезаря и превращение ее в провинцию Римской империи. Именно господство Рима, длившееся пять столетий, легло в основу языка и культуры, государства и права Франции, и это дает себя знать вплоть до наших дней.

После распада Римской империи на северо-восток страны вторглись германские племена, самое сильное из которых — франки дали Франции само ее название и первые династии королей. Они постепенно захватили романизированные южные провинции, раздвинув границы страны от Ла-Манша до Пиренеев.

В начале X в. норманны — воинственные скандинавские викинги, опустошавшие берега всей Европы, — были приглашены французским королем Карлом Простоватым мирно обосноваться на землях его страны. Их вождь — герцог Роллон принял приглашение, подписав в 911 г.

в городе Сен-Клер-сюр-Эпт договор, после чего две северные области Франции стали Верхней и Нижней Нормандиями.

Но и на этом долгая история собирания французских земель не завершилась. Прованс был присоединен впоследствии добровольным решением его «доброго короля» Рене Анжуйского, Бретань — женитьбой короля Карла VIII на герцогине Анне Бретанской, Фландрия и немецкоговорящий Эльзас — в результате войн Людовика XIV с австрийцами, Корсика приобретена в 1768 г. у Генуэзской республики, неспособной справиться с восстанием местных сепаратистов, и т.д.

В итоге страна приобрела «естественные границы», очерченные горными цепями Альп, Юры, Вогезов, Арденн на востоке, Пиренеев на юго-западе, Средиземным морем на юге, Атлантикой на западе, проливами Ла-Манш и Па-де-Кале на севере. Однако она долго оставалась конгломератом пестрых этнокультурных групп: в XVII в., когда территория Франции в Европе практически уже сложилась, треть подданных «короля-солнца» Людовика XIV все еще говорила на местных наречиях («патуа») или даже на языках соседних стран в недавно завоеванных провинциях.

Такая ситуация вовсе не была уникальной. В Англии, Германии, Италии, Испании, Австрии, Швейцарии и во многих других европейских странах формирование государств-наций более или менее уживалось с сохранением определенного этнокультурного, а порой даже политического плюрализма. В наши дни это облегчает их регионализацию вплоть до федеральных решений снизу, передачу части суверенитета наднациональным органам Евросоюза сверху. На востоке Европы — в России, Польско-Литовском королевстве или на Балканах под турецким владычеством многонациональные образования имперского типа вообще стали правилом.

Франция пошла иным путем. Со времен абсолютной монархии у нее возобладал сугубо ассимиляторский принцип национального строительства, исключавший какие-либо уклонения от единого образца.

Это «французское исключение» во многом связано с драматическими страницами истории. На протяжении веков политические или религиозные распри не раз выливались во Франции в кровавые гражданские войны с вмешательством иностранцев, ставившие страну на грань национальной катастрофы. Причем противоборствующие стороны нередко базировались в определенных провинциях, используя их партикуляристские традиции, которые восходили к временам феодальной раздробленности. Так бывало в Средние века: во времена Столетней войны с Англией, Крестовых походов против ереси катаровальбигойцев на юго-западе, религиозных войн XVI в., Фронды. В период революции 1789 г. столкновение центробежных тенденций с центростремительными дало себя знать в конфликте якобинцев с жирондистами или в ходе восстания шуанов в Вандее, вылившихся в кровавую гражданскую войну.

Страх перед угрозой распада страны предопределил победу сторонников административной централизации и национально-культурной унификации над их противниками. «Франция — это не этнос, а культура»1, — говорил бывший премьер-министр Пятой республики Раймон Барр.

Важнейшими инструментами такой унификации стали французский язык и система образования. Задачей знаменитой Французской академии, основанной первым министром короля Людовика XIII кардиналом Ришельё в 1634 г., было и остается по сей день составление толкового словаря французского языка, который является нормативным для всех государственных учреждений. В здании Академии, построенном преемником Ришельё кардиналом Мазарини на набережной Конти в Париже, где она расположена, помещался по началу «Коллеж четырех наций», призванный обучать французскому языку и обычаям молодых дворян из завоеванных Францией провинций.

После окончательного утверждения в 1875 г. республики ее важнейшей опорой стала государственная светская школа. Всеобщее, обязательное и бесплатное образование, тогда еще только начальное, должно было не только сформировать из сыновей крестьян грамотную рабочую силу для развивающейся промышленности и солдат для арПодробнее.об.этом.см.часть.IV.наст.изд мии (считалось, что войну 1870–1871 гг. выиграл «прусский школьный учитель»). Школа была призвана сформировать у будущих граждан демократические и патриотические ценности, основанные на единой национальной культуре и языке.

Более того, ассимиляторский принцип применялся и во многих колониальных владениях Франции. Не только в метрополии, но и в ее заморских владениях школьники начинали учиться читать и писать с одной и той же фразы: «Наши предки были галлы». Хотя для маленьких африканцев, арабов или вьетнамцев это звучало явным абсурдом, обязательные учебники были повсюду одни и те же.

Чем больше, однако, французское государство стремилось стереть региональные различия, подчиняя их «единой и неделимой» республике, тем сильнее оказывалось сопротивление этой унификации. Несомненный патриотизм французов, их любовь к несколько абстрактному Отечеству сочетается с глубокой привязанностью к «малой родине».

В любом, даже небольшом городке обязательно есть краеведческий музей, местные энтузиасты роются в архивах, описывая историю своего края со средних веков, специалисты составляют желающим генеалогическое древо вплоть до десятого колена. Каждый муниципальный совет не жалеет денег на сохранение памятников старины, играющих к тому же роль приманки для туристов.

Первый вопрос, который задает француз, знакомясь с иностранцем, — «Откуда вы родом?» Он не случаен: в представлении французов уроженцам каждой провинции его страны не во многих поколениях свойственны определенные психологические особенности (обычно негативные), которые он рассматривает как своего рода визитную карточку — бретонец упрям, нормандец скрытен, корсиканец ленив и т.п. Этот глубоко укоренившийся местный патриотизм присущ, разумеется, не одной лишь Франции. Но там он сохраняет особенно благодатную почву. На французской земле встретились представители двух разных этнокультурных очагов Западной Европы — северного, германского с его англосаксонской и скандинавской ветвями и южного, романо-средиземноморского. Слияние их воедино так и не доведено до конца: невидимая внутренняя граница разделяет Францию с запада на восток где-то по течению Луары, сохраняя по обе стороны заметные различия в правах, обычаях, диалектах жителей2.

Неоднородность этнического происхождения французов особенно очевидна в так называемых «маршах» — пограничных областях, сравСм :.Рубинский Ю.И..Французы.у.себя.дома.М,.1989.С.8,. 2.См.: Виллар Ж., Виллар К.Формирование.французской.нации./.Пер.с.фр.М,. нительно поздно включенных в состав Франции и сохранивших свои языки, культуру, традиции (Эльзас с частью Лотарингии, Бретань, Корсика, Страна басков). Эльзасцы говорят на диалекте немецкого языка, корсиканцы — итальянского, бретанцы — корнуэльского, как их кельтские предки в юго-западной части Англии, баски — на языке своих сородичей в Испании.

Хотя жители этих областей, не превышающие 10% населения страны, отнюдь не ставят под вопрос свою принадлежность к Франции, ограничиваясь требованиями признания культурно-лингвистической специфики, они никогда не имели особого административного статуса (подобного тому, которого добились Шотландия и Уэльс в Великобритании или Каталония в Испании).

Единственным исключением является Корсика (240 тыс. жителей плюс столько же переселившихся в метрополию) — там давно существует довольно сильное национал-сепаратистское движение, прибегающее порой к террористическим методам борьбы (например, убийство префекта Эриньяка в 1998 г., вызвавшее широкий резонанс).

Правительство колеблется между репрессивными мерами и диалогом с умеренными националистами, но окончательного решения оно так и не нашло, ограничившись созданием местной выборной Ассамблеи с весьма скромными полномочиями.

Характерно, что в 1991 г., когда в органический закон о Корсике сторонники ее автономии попытались ввести фразу: «Корсиканский народ — составная часть французского народа», Конституционный совет отклонил данную формулировку, мотивируя это тем, что в Конституции страны есть только одно понятие — «французский народ, состоящий из всех граждан-французов без различия происхождения, расы или религии»1.

То же самое относится к таким этнокультурным группам, как евреи (650 тыс. человек), армяне (350 тыс.), цыгане (250 тыс. человек), которые официально считаются не национальными меньшинствами, а французами. Именно поэтому Франция, в отличие от подавляющего большинства других стран ЕС, не подписала Рамочную конвенцию о защите прав национальных меньшинств, разработанную Советом Европы. Франция также не ратифицировала в 1999 г. Европейскую хартию языков регионов и меньшинств, в которой предлагалось предоставить культурным меньшинствам и иммигрантским общинам право обращаться на своем языке в любые государственные структуры, а такCohen J. Intgration:.thories,.politiques.et.logiques.d’.tat.//.L’.immigration.et.l’.intgration.L’.tat.des.savoirs./.Dans.Philippe.Dewitte.Paris,.1999.P.32– 32 Часть I. Земля и люди же обучать детей на родном языке. Конституционный совет выступил против ратификации этого документа, мотивируя свое решение тем, что Франция не признаёт «коллективные права за какой-либо группой людей, определяемой как община по происхождению, культуре, языку или вере».

Противоречие между неоднородностью этнического происхождения французов и целенаправленной ассимиляторской политикой создания однородного монокультурного пространства, проводившейся французским государством независимо от менявшихся режимов, долгое время смягчалось принципом терпимости к представителям иных национальностей и конфессий. Будучи неотъемлемой составной частью идей Просвещения, закрепленных Декларацией прав человека и гражданина 1789 г., этот принцип сохраняется в силе и в действующей Конституции.

Однако он предполагает в то же время безоговорочное принятие всеми гражданами страны, не говоря уже об иностранцах, не только ее законов или правил поведения, но и культуры, нравов, обычаев.

Между тем даже, казалось бы, полная ассимиляция пришельцев извне отнюдь не служила для них полной гарантией от проявлений ксенофобии, если не расизма. В конце концов, даже сам этот термин, как и «шовинизм», впервые появился именно во Франции.

Первым его изобрел граф Жозеф Артюр де Гобино, опубликовавший еще в 1855 г. «Эссе о неравенстве человеческих рас», оказавшее впоследствии немалое влияние на идеолога германского нацизма Альфреда Розенберга (объявившего самих французов «выродившейся негроидной низшей расой»). Шовинизм же — производное от фамилии Шовена, персонажа популярной комедии, туповатого отставного унтерофицера, ненавидящего иностранцев и превозносящего до небес все французское. Позорное «дело Дрейфуса», вылившееся на пороге XX в.

в политический кризис общенационального масштаба, антисемитские памфлеты Эдгара Дрюмона, концепция «интегрального национализма» Шарля Морраса, положенная в основу расистских законов режима Виши во время Второй мировой войны, — все это говорит о том, что национальный вопрос во Франции окончательно и полностью никогда не снимался с повестки дня.

Нарушению хрупкого баланса между различными его аспектами способствовали два фактора — деколонизация и иммиграция из бывших заморских владений.

Распад Французской колониальной империи проходил не сравнительно мирным путем, как Британской, а путем жестоких, разорительных и неудачных для метрополии колониальных войн в Индокитае (1946–1954), затем в Алжире (1954–1962). Они оставили в памяти обеих сторон тяжелый осадок взаимного недоверия. Это особенно относится к Алжиру, откуда после признания его независимости в 1962 г. во Францию хлынули 700 тыс. европейских колонистов (так называемых черноногих). Встретив на исторической родине не слишком радушный прием, они и их потомки сохранили глубокую обиду на своих соотечественников и ненависть арабам-иммигрантам.

С другой стороны, у многих французов, особенно левых, выступавших некогда против алжирской войны с ее чередой жестокостей:

расправами с мирными жителями в поисках повстанцев, пытками пленных, «стратегическими деревнями», куда сгонялось окрестное население, эти воспоминания породили болезненный комплекс вины.

Отсюда — чередование таких противоречивых жестов, как введение в школьные учебники упоминаний о позитивных аспектах колонизации (вызвавшее шумные протесты левых партий), с одной стороны, и выдача видов на жительство иммигрантам-нелегалам, которые захватывают силой пустующие жилые здания или церкви или дети которых учатся во французских школах, — с другой. Эти колебания затрудняют проведение последовательной, сбалансированной иммиграционной политики, усиливая отчуждение между основной массой коренного населения и иммигрантами.

За последние десятилетия в мире происходит невиданная по своим масштабам миграция населения. Некоторые исследователи говорят даже о начавшемся «глобальном переселении народов»1. Согласно данным ООН, с 1965 по 2000 г. численность международных мигрантов увеличилась с 75,2 до 175,0 млн. человек, т.е. более чем вдвое. Сегодня каждый тридцать пятый человек в мире является иммигрантом.

Эта общая проблема приобрела во Франции определенную социально-экономическую и политико-психологическую специфику, придающую ей особую остроту.

Массовая иммиграция во Францию иностранной рабочей силы началась в период промышленной революции второй половины XIX в., когда остальная Европа была еще в основном поставщиком трудовых ресурсов и оставалась в этом качестве до 60-х годов XX в. Тем самым Франция в качестве иммиграционной страны опередила большинство других западноевропейских стран более чем на столетие, что было связано со снижением французской демографической динамики2.

1. См :. Хелд Д. и др. Глобальные. трансформации:. политика,. экономика,. культура. /.

Пер.с.англ.М,.2004.С.XXIV.

2.См :.Les.politiques.migratoires.//.Notes.et.tudes.documentaires.Paris,.2003.No.5172.P. В соответствии с классификацией ООН «иммиграционными» считаются страны, в которых численность проживающих иностранцев превышает 1% общей численности населения. Франция перешла этот порог уже к 1851 г., к 1876 г. в стране проживало 655 тыс. иностранцев (1,7% населения), через 100 лет — 3,4 млн. (6,2%), а к концу XX в. — 3,3 млн. человек (5,6%)1. Между тем тот же порог в 1% был преодолен Германией и Нидерландами лишь в 1950 г., Италией — в 1985 г., Испанией и Португалией — в 1990 г. Эта специфика была обусловлена несколькими причинами.

Первая промышленная революция XIX в. везде требовала рабочих рук, которые в большинстве европейских стран, начиная с Англии, черпались в деревне за счет разорения крестьянства, а отчасти и городских ремесленников или мелких торговцев, превращавшихся в фабрично-заводской пролетариат. Таким образом, потребности индустриализации в этих странах удовлетворялись главным образом за счет внутренней миграции и урбанизации населения.

Между тем во Франции данный процесс тормозился начавшимся как раз в первой половине XIX в. снижением рождаемости, сокращавшим внутренние резервы рабочей силы. К тому же череда острых социальных кризисов, пережитых Францией в XIX в. — восстания лионских ткачей, июльские дни 1848 г., Парижская коммуна — заставляла правящие круги сохранять определенное равновесие между рабочим классом, собственническим крестьянством и городской мелкой буржуазией.

Консервативная экономическая политика, тормозившая процесс индустриализации, опиралась на парламентский режим, при котором большинство в палате депутатов контролировали партии левого и правого центра, чей электорат составляли средние слои города и деревни.

На фоне статичного равновесия экономики люди наемного труда из коренных французов могли претендовать на сравнительно лучше оплачиваемые рабочие места, требовавшие определенного образовательного уровня, а предприниматели прибегали к рекрутированию дешевой неквалифицированной рабочей силы за рубежом — сначала в более бедных европейских странах, а затем и в колониальных владениях.

Еще одна особенность Франции заключается в том, что она, в отличие от большинства европейских стран (таких, например, как Великобритания, Италия, Испания, Португалия, Греция), никогда не была эмиграционной страной. На всех этапах ее истории у нее всегда было положительное миграционное сальдо — численность лиц, въезжающих в страну, 1.См :.Gevrey М..Les.dfis.de.l’immigration.future.//.www ces fr/rapport/doclon/ pdf;.Lebon А.Immigration.et.prsence.trangre.en.France.en.1999.Premiers.enseignements.

du.recensement.//.www social gouv fr /htm/actu/rapleb99 htm всегда существенно превышала численность лиц, ее покидающих1. Этот феномен также связан с упомянутыми двумя факторами — ранним формированием государства-нации и утверждением демократии.

В XVIII столетии — веке Просвещения и Великой французской революции 1789 г. были провозглашены принципы демократической республики и государства-нации. В период промышленной революции в середине XIX в. Франция вступила уже прочно сложившимся национальным государством, где граждане, обладающие политическими правами, были четко отделены от «неграждан», которые были их лишены. Поэтому коренные французы довольно легко находили работу на родине, не имея нужды эмигрировать, а у иммигрантов был стимул стремиться к получению французского гражданства и к ассимиляции. Таким образом, ассимиляционный характер модели интеграции иммигрантов во Франции сложился исторически2.

Поскольку французское государство и правящая элита раньше, чем в других западноевропейских странах, начали прибегать к иммиграции как к источнику пополнения трудовых и демографических ресурсов, в стране накоплен немалый опыт проведения государственной иммиграционной политики. Она включает два компонента — регулирование иммиграционных потоков (контроль за въездом, соблюдение визового режима, создание заслона перед нелегальной иммиграцией, заключение двусторонних договоров со странами-донорами и т.д.) и стимулирование интеграции иммигрантов, остающихся на ее территории.

До промышленной революции перемещение людей между странами Западной Европы было незначительным и носило естественный характер соседских связей. Во Францию приезжали на работу жители ближайших государств: бельгийцы, немцы, швейцарцы, итальянцы, испанцы. Они, как правило, селились в приграничных районах, перемещаясь из своих стран во Францию и обратно в зависимости от наличия или отсутствия рабочих мест. Поэтому необходимости проводить особую политику по регулированию иммиграционных потоков не было. Небольшие колебания этого спроса на иностранных рабочих, связанные, например, с сезонным характером сельскохозяйственных работ или экономической конъюнктурой, не вызывали проблем.

1.См :.Noiriel G..A.l’instar.des.tats-Unis,.l’Europe.est.devenue.une.terre.d’immigration.//.

Le.Monde.2003.4.novembre.

2.Если.в.международной.практике.иммигрант.—.это.иностранец,.законно.проживающий.на.территории.страны,.то.во.Франции.им.может .быть.и.в.первом.поколении.как.

иностранец,.так.и.гражданин.Хотя.различий.в.правовом.статусе.французских.граждан.

любого.происхождения.не.существует,.иммигрантом.считается.человек,.«который.прибыл.в.страну.как.иностранец,.независимо.от.того,.получил.ли.он.в..дальнейшем.французское.гражданство.или.нет».(L’ Express.2003.4–10.dcembre) По мере развития промышленной революции спрос на рабочую силу возрастал, ввиду чего потребовалось проведение политики привлечения иностранных трудовых ресурсов. В 1851 г., по данным первой переписи населения, в стране насчитывалось 381 тыс. иностранцев, из них 128 тыс. бельгийцев, 30 тыс. испанцев, 63 тыс. итальянцев, 25 тыс.

швейцарцев и 135 тыс. выходцев из других стран, причем в 1881 г. их численность достигла 1 млн., в 1921 г. — 1 млн. 532 тыс., а в 1931 г. — уже 2 млн. 715 тыс. Иммиграция по-прежнему состояла в основном из европейцев: итальянцев (808 тыс.), поляков (508 тыс.), испанцев (352 тыс.) и бельгийцев (254 тыс.). Иностранцы работали в сельском хозяйстве, на угольных шахтах, горных разработках, в строительстве, на металлургических предприятиях, на земляных работах, нанимались в качестве прислуги1.

Постепенно, однако, этнический состав иммиграции расширялся, что было вызвано по началу военными нуждами: перед Первой мировой войной Франция начала рекрутировать в армию выходцев из своей колониальной империи: стран Магриба, Западной и Экваториальной Африки, Мадагаскара, Индокитая, Новой Каледонии (их численность доходила до 600 тыс. человек)2.

С начала XX в. государство проводит иммиграционную политику все более активно: совершенствуются механизмы регулирования иммиграционных потоков, учитываются состав и происхождение иммигрантов, заключаются договоры о поставке рабочей силы с Португалией и Китаем (140 тыс. китайцев получили разрешение на работу во Франции).

Во время Первой мировой войны потребность в иностранной рабочей силе еще более возрастает — иностранцы заняли рабочие места французов, ушедших на фронт. Учитывая положение военного времени, государство усилило контроль, в том числе со стороны спецслужб, над иностранцами. Франция первой среди стран Европы декретом от 2 апреля 1917 г. вводит особый документ для иммигрантов — «вид на жительство для иностранцев» (carte de sеjour pour les еtrangers). Позже за Францией последовали и другие европейские страны.

Высокий спрос на рабочие руки сохранялся и после войны, когда Франция была занята восстановлением и модернизацией своей экономики. Тогда же иммиграцию впервые начинают рассматривать не только как источник трудовых ресурсов, но и как важный демографический фактор, необходимый для пополнения населения и компенсации людских потерь в войне. Поэтому в 20-х годах государство :.Le Moine G,.Lebon A.L’immigration.en.France.Paris,.2002.P. активизирует привлечение иностранной рабочей силы — специальные ведомства (а также крупные частные предприятия) занимаются рекрутированием рабочих в Греции, Португалии, Испании, начинают приезжать выходцы из стран Африки1.

В тот период иммигрантам разрешалось свободно въезжать во Францию и привозить с собой семьи. Более того, в 1927 г. был принят закон, облегчавший предоставление иностранцам французского гражданства, который предусматривал равенство между иностранцами и французами в доступе к рабочим местам и право иностранцев заниматься любой профессиональной деятельностью наравне с французами (хотя на практике дело обстояло далеко не так просто). Столь благоприятный режим стимулировал массовый приток иностранной рабочей силы — люди приезжали из всех стран Европы, особенно из Польши. С 1921 по 1931 г. численность иностранцев возрастает на 1 млн. человек — к началу 30-х годов во Франции проживало уже 2 млн. 715 тыс. иностранцев, что составляло 6,6% населения страны2.

Экономический кризис 1929–1932 гг. не мог не отразиться на масштабах иммиграции. В этот период власти предпринимали меры, препятствовавшие въезду иностранных рабочих, стимулировали отъезд тех, кто уже находился на территории страны, в том числе путем предоставления им финансовой помощи (это касалось прежде всего безработных). В 1932 г. был принят закон, защищавший национальный рынок труда и ограничивавший применение иностранной рабочей силы во всех секторах экономики. Перед Второй мировой войной в отношении иностранцев применялись еще более жесткие меры, в том числе принудительное выдворение из страны. Сокращение иностранной рабочей силы продолжалось и во время Второй мировой войны, когда, в отличие от Первой, Франция оказалась оккупированной, не имела возможности развивать свою экономику и, следовательно, не нуждалась в иммигрантах. За десять лет (с 1936 по 1946 г.) численность иностранцев во Франции упала с 2 млн. 158 тыс. до 1 млн. 744 тыс. После окончания войны ситуация вновь изменилась. Франция, население которой сократилось на 1 млн. человек, опять остро нуждалась в притоке дополнительных людских ресурсов. В первые три послевоенных десятилетия восстановления и модернизации народного хозяйства экономика развивалась высокими темпами, что обеспечивало практически полную занятость и даже создавало напряженность на рынке труда. Рост ВВП и расходов госбюджета позволял направить значительLe Moine G., Lebon А.Op.cit.Р.6– ные средства на обеспечение социальной защиты населения, включая иммигрантов, чьи права были расширены. Неудивительно, что в 1946– 1974 гг. численность иностранных трудовых мигрантов постоянно росла: в 1946 г. их было 1 млн. 744 тыс., в 1954 г. — 1 млн. 765 тыс., в 1962 г. — 2 млн. 170 тыс., в 1968 г. — 2 млн. 621 тыс., в 1975 г. — 3 млн. 442 тыс. Своими успехами в социально-экономической сфере Франция в этот период в значительной мере обязана труду иностранных рабочих.

В послевоенные десятилетия французское правительство продолжало применять политику контроля и регулирования иммиграционных потоков. Согласно ордонансу от 2 ноября 1945 г., были определены условия въезда и пребывания во Франции иностранцев, а также создано Национальное агентство по иммиграции (Office national d’immigration), на которое возлагалась вся полнота ответственности за наем иностранцев и организацию процедуры воссоединения семей.

Поскольку этой новой структуре долго не удавалось полностью удовлетворить спрос на рабочую силу, росла нелегальная иммиграция.

Тем не менее даже иммигранты-нелегалы в то время легко находили работу и быстро получали вид на жительство. По закону от 7 мая 1946 г.

жители Алжира, который административно входил в состав метрополии, получили право свободного передвижения внутри метрополии.

В 1962 г. потенциал национальной рабочей силы пополнился вернувшимся из Алжира после окончания войны контингентом французской армии и репатриантами из европейских колонистов (свыше 700 тыс.

человек). Одновременно продолжала расти и иностранная трудовая иммиграция. Хотя большую ее часть все еще составляли европейцы (итальянцы, испанцы, португальцы), все более значительные группы иммигрантов прибывали также из Алжира, Туниса, Марокко, Сенегала, Турции. В целом с 1946 по 1977 г. разрешение на проживание во Франции получили 2,5 млн. человек.

В 60-х годах Франция подписала межгосударственные соглашения о поставке рабочей силы с Марокко и Тунисом, затем с Югославией.

В 1968 г. с Алжиром, который стал независимым государством, был заключен договор, по которому алжирцы, въезжающие во Францию, получают разрешение одновременно на проживание и на работу (certificats de rеsidence). В том же договоре устанавливалась квота на численность въезжающих алжирцев2. Впрочем, применение этого договора натолкнулось на определенные трудности (например, в 1973 г. алжирское правительство временно заморозило эмиграцию во Францию).

2.См :.Histoire.de.l’immigration.en.France.//.mapage noos fr/anticapitalisme/histoireracismee htm Вопрос привлечения иностранной рабочей силы решался не только на государственном уровне, но и на уровне работодателей.

Заинтересованные предприятия продолжали самостоятельно рекрутировать работников, посылая с этой целью своих представителей в разные страны, в частности в Португалию и Марокко. Появились также трудовые мигранты из Турции и из стран Тропической Африки.

Параллельно стимулируется европейская иммиграция, тем более что с октября 1968 г. трудящиеся из стран — членов ЕЭС получили право свободно передвигаться и наниматься на работу внутри этого пространства. Всего за шесть лет — с 1959 по 1965 г. — численность иностранцев, включая алжирцев, во Франции возросла на 1 млн., достигнув 2 млн. 300 тыс. человек1.

В 60-х годах начинает меняться структура спроса на рынке труда, что было связано с развитием высокотехнологичных производств, сворачиванием традиционных отраслей промышленности и ростом сферы услуг. Возрастает потребность в высококвалифицированных кадрах (особенно в передовых отраслях), сокращается спрос на рабочих низкой квалификации, значительную часть которых и составляли иностранные рабочие.

В соответствии с новыми экономическими условиями меняется иммиграционная политика. С середины 60-х годов Франция ужесточает контроль над иммиграцией, в 1968 г. усложняется процедура натурализации, которая до этого была широко распространена. В 1972 г. правительство принимает решение об установлении прямой зависимости масштабов иммиграции от уровня занятости и положения на рынке.

Эта тенденция усилилась с начала 70-х годов под влиянием резкого скачка цен на нефть и последовавшего за ним экономического кризиса (1973–1974). Франция, как и большинство прочих европейских государств, резко сократила численность иностранцев, въезжающих в поисках работы, и принимала активные меры по возврату на родину иммигрантов, уже проживавших в стране. В июле 1974 г. правительство приняло решение о полной приостановке въезда новых иммигрантов, а также их родственников, приезжающих с целью воссоединения семей. Хотя уже в ноябре 1978 г. этот запрет был отменен и с тех пор во Франции въезд трудовых иммигрантов и их семей юридически не запрещен, на практике власти взяли курс на сдерживание трудовой иммиграции.

Однако в последующие четверть века последовательность проведения такой политики зависела от экономической конъюнктуры и полиLe Moine G., Lebon А..Op.cit.Р. тических факторов: с приходом к власти правых партий иммиграционное законодательство ужесточалось, левых — либерализовалось. Так, с победой социалистов на парламентских выборах 1997 г. Франция чуть шире приоткрыла двери перед иностранцами, численность которых снова начала возрастать: в 2000 г. постоянный вид на жительство (на 1 год и больше) получили 127 тыс. иностранцев, в 2001 г. — 141 тыс., в 2002 г. — 156 тыс., в 2003 г. — 173 тыс. человек, причем большинство из них прибывало из третьих стран1. Только в одном 2002 году, например, их численность увеличилась на 124,5 тыс. человек, что на 15% превысило показатели предыдущего года2.

Иммигранты делятся на две группы: постоянные (с 10-летним, автоматически продлеваемым видом на жительство) и временные (с годичным). В первую группу входят в основном лица, приехавшие из стран экономического пространства ЕС, а также выходцы из прочих стран, обладающие статусом постоянного резидента, во вторую — временные работники, студенты, просители убежища.

По данным МВД Франции, число иностранцев с тем или иным видом на жительство относительно стабилизировалось: с 3284 тыс.

в 1993 г. оно даже сократилось к 2001 г. до 3269 тыс. Однако к ним следует добавить натурализованных, т.е. получивших за 20 лет французское гражданство (2355 тыс. в 1999 г.), и, по разным оценкам, 400– тысяч нелегалов3. Этот официальный итог — около 6 млн. человек — ниже, чем оценка демографов (10% населения вместо 12), что объясняется различием методики статистических подсчетов.

Политика ограничения трудовой иммиграции, которую Франция осуществляет, хотя и с некоторыми колебаниями, после 1974 г., изменила не только ее объем, но и характер. Если ранее подавляющая часть приезжающих состояла из трудовых мигрантов, то сейчас они распались на несколько категорий в зависимости от мотивации, побуждающей к переезду (трудовые мигранты, воссоединение семей, беженцы и просители убежища, студенты, нелегалы), причем баланс между динамикой их увеличения существенно эволюционирует.

Произошло прежде всего резкое снижение численности трудовых иммигрантов — с начала XXI в. они составили лишь 10% общего числа въезжающих в страну. Разрешения на работу имеющим вид на жительСтраны,.находящиеся.за.пределами.экономического.пространства.ЕС 2.См :.Migrations.Chiffres.cls:.Migrations.et.nationalit.en.France.en.2002.//.www social gouv fr/htm/dossiers/migrations/chiffcle2002 htm;.Rgnard C. Immigration.et.prsence.trangre. en. France. en. 2003:. Rapport. annuel. de. la. direction. de. la. population. et. des. migrations.

Paris,.2005.//www social gouv fr/ 3.См :.Frmy D., Frmy M..Quid.2006.Paris,.2005.P.729– ство иностранцам выдаются децентрализованно — на уровне департаментов с учетом потребностей рынка труда, т.е. при условии, что на свободное рабочее место нет претендентов из местных жителей. Тем самым государство пытается по возможности гибко реагировать на колебания рынка труда и препятствовать въезду неквалифицированной рабочей силы, чтобы избежать дальнейшего роста безработицы, который особенно высок среди иностранных рабочих.

Дело в том, что сферы приложения иностранной рабочей силы быстро меняются: растет потребность с одной стороны, в квалифицированном труде в высокотехнологичных отраслях экономики, а с другой — в сфере услуг, здравоохранении, туризме, где требования к уровню подготовки ниже (младший медперсонал, гостиничная прислуга, коммунальные службы, строительство и т.д.).

В первом случае разрешения на работу получают квалифицированные специалисты, для которых есть рабочие места на конкретных предприятиях, а также специалисты, в которых нуждается определенный сектор экономики (например, электроника). Право на временную работу предоставляется также ученым, которым обычно выдается временный вид на жительство (от 3 месяцев до 1 года).

Вторая категория обеспечивается выходцами из стран Магриба и Тропической Африки, окончившим на родине французские школы.

Есть спрос на сезонный труд — например, в сельском хозяйстве, где рабочие места монополизированы марокканцами и поляками: эти две группы иностранцев составляют 90% всех сезонных рабочих1.

Хотя удельный вес сферы услуг во всех постиндустриальных странах, в том числе во Франции, постоянно растет, составляя более половины ВВП, в условиях низких темпов роста экономики (2–3% в год) и «делокализации» — перенесения производств в страны с более низкой зарплатой — она не успевает поглощать национальную рабочую силу, высвобождаемую в сельском хозяйстве и промышленности под влиянием нового витка научно-технической революции.

Поэтому с расширением в 2005 г. ЕС на восток за счет бывших соцстран, где оплата труда заметно ниже, резко обострилась проблема свободы поисков работы для всех граждан Евросоюза именно в сфере услуг. Решение Еврокомиссии ЕС ввести в действие так называемую директиву Болкенштейна, разрешающую такую циркуляцию на условиях, существующих в странах-донорах, вызвало бурные протесты в странах приема, в частности во Франции, где призрак «польского 1. См :. Migrations. Population,. dmographie. et. immigration. //. www social gouv fr/htm/ dossiers/migrations/demo_immig htm сантехника», грозящего отнять работу у своих французских коллег, сыграл немалую роль в провале проекта Конституции ЕС на референдуме 29 мая 2005 г.

К началу XXI в. профессиональный состав экономически активных иммигрантов во Франции выглядел следующим образом: 47,5% составляют рабочие, 26 — служащие, 11 — работники сферы услуг, 8 — инженерные и руководящие кадры, 7% — ремесленники, торговцы и руководители предприятий. По отраслям экономики они распределяются так: 64% работают в третичном секторе, остальные главным образом в промышленности и строительстве. Хотя образовательный уровень и квалификация их постепенно растут, они все еще заметно ниже, чем у работающих граждан Франции, прежде всего этнических французов.

Несмотря на сокращение численности трудовых мигрантов, общий иммиграционный поток во Францию не удалось прекратить или хотя бы существенно уменьшить. Сокращение числа трудовых мигрантов с избытком компенсируется ростом числа других категорий иностранцев — таких, как члены семей, беженцы и просители убежища, студенты, наконец, нелегалы. В результате сальдо миграции остается положительным, несмотря на принимаемые властями меры, стимулирующие возврат мигрантов на родину. Поскольку в период с 1990 по 1999 г. чистая миграция составила 630 тыс. человек, это значит, что население Франции ежегодно увеличивалось за счет иммигрантов в среднем на 70 тыс. человек в год1.

В итоге цель гармонизации спроса и предложения на рынке труда ради снижения безработицы не достигнута. Избыток рабочих рук создается за счет въезда разных категорий «нетрудовых» иностранных мигрантов, многие из которых получали право на работу — немедленно или с некоторой отсрочкой (члены семей, беженцы, дети в иммигрантских семьях, студенты). Сокращения численности иммигрантов на рынке труда не произошло — налицо лишь замещение «открытой»

трудовой миграции «скрытой». Многие въехавшие после 1974 г. «нетрудовые» мигранты, не имеющие права на работу, — например, по туристическим визам или для посещения родственников — пополнили ряды нелегалов.

Причем далеко не все иммигранты имеют работу. Из 26 млн. человек экономически активного населения Франции 1,6 млн. — иностранцы. Общее число безработных в стране составляло в начале XXI в.

2,3–2,5 млн. человек, из них 300,5 тыс. являлись иностранцами. УроСм :. Barou J.. L’Europe,. terre. d’immigration. Flux. migratoires. et. intgration. Paris,.

2001.Р. вень безработицы сильно варьируется в зависимости от этнического происхождения иммигрантов: у иммигрантов из стран ЕС он близок к уровню безработицы среди французов, а у алжирцев, марокканцев, тунисцев, турок, выходцев из стран Тропической Африки приближается к 35% (у мужчин в пределах 23–35%, у женщин примерно 43%).

Особенно сильно страдает от безработицы молодежь, в первую очередь выходцы из стран Магриба в возрасте от 15 до 29 лет, — в этой категории безработица в среднем составляет 40%1.

Даже те временные трудовые мигранты, которые приезжали только ради заработка и намеревались возвратиться на родину, остаются во Франции из опасения, что их не пустят обратно, если они покинут страну. Таким образом временные иммигранты превращаются в постоянных. Обосновываясь в принявшей их стране, они начинают выписывать к себе многочисленных родственников, причем Франция, выполняя свои международные обязательства, вынуждена их принимать2.

В результате вместо молодых, одиноких, энергичных трудовых мигрантов с дефицитной специальностью во Францию стали все чаще прибывать женщины, дети и лица пожилого возраста, большинство которых — выходцы из африканских стран. После 1974 г. «члены семей»

являются самой многочисленной категорией иммигрантов, въезжающих во Францию. Так, в 2002 г. по линии воссоединения семей прибыло более 25 тыс. человек, что на 21% превысило показатель 2001 г.3 Поэтому условия воссоединения семей, на которые приходится отныне большая часть выдачи видов на жительство, неуклонно ужесточаются.

Законопроект, внесенный на рассмотрение парламента в 2006 г. — после мятежей иммигрантской молодежи в городских пригородах, — предусматривает для въезжающих во Францию членов семей иммигрантов сдачу экзамена на знание французского языка и «принципов, на которых основана Французская Республика». Мэры коммун получили право давать оценку критериям воссоединения с учетом материального положения и жилищных условий приглашающего, а также способности приезжих интегрироваться во французское общество. Полностью перекрыт канал для многочисленных членов семей мусульман-многоженцев.

В результате за последние десятилетия коренным образом изменилась гендерно-возрастная структура иммигрантского населения, 2. Франция. подписала. Европейскую. конвенцию. по. правам. человека. и. Международную. конвенцию. по. правам. ребенка. и. приняла. соответствующие. законы. в. 1993.