«В.В. Клочков, С.В. Ратнер УПРАВЛЕНИЕ РАЗВИТИЕМ ЗЕЛЕНЫХ ТЕХНОЛОГИЙ: ЭКОНОМИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ Москва ИПУ РАН 2013 УДК 330.34:338.2:504.03 ББК 20.1 + 65.05 К50 Клочков В.В., Ратнер С.В. Управление развитием зеленых ...»

«…было показано, что гиперболический рост населения мира и квадратически-гиперболический рост мирового ВВП (а также гиперболический рост мировой грамотности и урбанизации, квадратически-гиперболический рост численности городского и грамотного населения мира и т. п.), наблюдавшиеся вплоть до 1970-х гг., можно объяснить как продукт положительной нелинейной обратной связи второго порядка между демографическим ростом и технологическим развитием. Эта положительная обратная связь может быть схематически описана следующим образом: технологический рост — рост потолка несущей способности земли – выделено авт. (расширение экологической ниши) — демографический рост — больше людей — больше потенциальных изобретателей — ускорение технологического роста — ускоренный рост несущей способности земли — ещё более быстрый демографический рост — ускоренный рост числа потенциальных изобретателей — ещё более быстрый технологический рост — дальнейшее ускорение темпов роста несущей способности земли и т.п.»

Помимо «классического» эффекта рикошета, когда рассматривается снижение удельного потребления единственного вида ресурсов, следует учитывать и близкие к данному эффекты, возникающие при повышении доступности альтернативных ресурсов-заменителей данного. И в этом случае возможно «переключение», изменение структуры спроса на ресурсы и т.п.

Непосредственно этот вопрос возник в рамках дискуссии о том, следует ли России строить АЭС в странах, которые могли бы стать потребителями российского газа, см. статью [15]. На первый взгляд, это лишь вопрос выбора приоритетных отраслей в российской экономике (кому выгоднее помочь – атомному энергомашиностроению или газовой промышленности). Однако возможно, что механизм реализации возможных последствий таких шагов гораздо сложнее.

Во-первых, зададимся вопросом о том, как изменятся доходы тех или иных российских экспортеров. Потребитель выберет наиболее выгодный для себя вариант. Т.е. он «переключится» на атомную энергию, если она будет дешевле своего газового «эквивалента». Однако это еще не исключает проявления классического эффекта рикошета: потребление более дешевой энергии может существенно возрасти, а с ним возрастут и доходы российских экспортеров (уже не Газпрома, а Росатома). Во-вторых, «переключение» зарубежной энергетики с углеводородного сырья на атомную энергию еще не означает прекращения его экспорта из России в эти страны – уже в качестве сырья для других отраслей, например, химической промышленности.

Теперь обратим более пристальное внимание на социальноэкономическую эффективность технологий воспроизводства природных ресурсов, т.е. инноваций группы IV, согласно классификации, введенной в п. 2.1.2. Проведенный в п. 2.2.1 анализ эластичности потребления различных благ по цене ресурсов полезен не только для оценки ущерба от эффекта рикошета как внешнего эффекта, но и для оценки социально-экономической эффективности удешевления ресурсов, достигаемого благодаря освоению новых технологий их воспроизводства (возобновляемых источников). Такие инновации, как показывает проведенный анализ, в большей степени (по сравнению с ресурсосберегающими инновациями) позволят улучшить обеспечение благами различных категорий, причем, относительный прирост обеспеченности благами первой и второй необходимости при удешевлении ресурсов определяется стоимостной ресурсоемкостью этих благ.

На первый взгляд, переход к возобновляемым источникам ресурсов в принципе не порождает рассмотренных выше рисков, характерных в той или иной мере для всех ресурсосберегающих технологий. Однако и такие инновации, отнесенные в используемой здесь классификации к группе IV, также могут иметь неоднозначный эффект с экологической и социальноэкономической точки зрения. Прежде всего, как было отмечено в п. 2.2.1, они могут оказаться технологически неэффективными, т.е., например, некоторые технологии альтернативной энергетики характеризуются отрицательным выходом энергии, с учетом всех энергозатрат на их реализацию.

Возможны и негативные системные эффекты, даже если инновации группы IV технологически эффективны. Яркий пример – события последних лет на рынках продовольствия, подробнее см. [3]. Поскольку топливо, произведенное из растительного сырья, считается привлекательной альтернативой ископаемому углеводородному горючему, в условиях исчерпания запасов и удорожания последнего резко возрос спрос на сырье для производства биотоплива. При этом, во-первых, посевные площади, которые ранее использовались для выращивания продовольственных культур, нередко становится выгоднее использовать для выращивания специфических «топливных» культур.

Во-вторых, даже продовольственное и кормовое зерно, а также прочие виды сельскохозяйственного сырья все чаще приобретаются не пищевой, а топливной промышленностью. И та цена1, которую состоятельные потребители в развитых странах мира готовы платить за биотопливо, как показывает практика, существенно выше цены, которую бедные потребители в странах третьего мира способны платить за продовольствие. Как можно объяснить подобный эффект в рамках используемых здесь моделей? Ведь на первый взгляд, технологии воспроизводства дефицитных ресурсов в принципе не могут приводить к негативным последствиям.

Прежде всего, при корректном рассмотрении первичными ресурсами, которые ограничены и лимитируют производство различных благ, в данном случае являются, разумеется, не те или иные виды топлива, а сельхозсырье или даже сами посевные площади, которые могут использоваться для выращивания пищевых или «топливных» культур. Именно за эти ограниченные ресурсы и конкурируют, в конечном счете, потребители в разных странах мира, желая удовлетворить с их помощью различные виды потребностей: жители бедных регионов – первичные потребности в продовольствии, а жители наиболее развитых стран мира – как правило, потребности в передвижении на автомобильном и воздушном транспорте.

Прогресс в технологиях получения биотоплива означает именно снижение ресурсоемкости его производства как удельного расхода сельхозсырья (или удельной посевной площади) на В пересчете на единицу сельхозсырья или посевной площади.

литр топлива и, в конечном счете, на пассажиро-километр транспортной работы. В итоге биотопливо становится дешевле (в особенности, с учетом государственных дотаций), и на его потребление «переключаются» пользователи авто- и авиатранспорта, создавая дополнительный спрос на сельхозсырье или на посевные площади. Дальнейший анализ механизма влияния производства биотоплива (по технологиям первого поколения) на рынки продовольствия повторяет анализ обычного эффекта рикошета, проведенный в п. 2.2.

Т.е., при более тщательном рассмотрении, технологии производства биотоплива первого поколения (подробнее см. п. 1.1), т.е. из сельхозсырья, которое выращивается на дефицитных посевных площадях, отнюдь не обеспечивают расширенного воспроизводства ресурсов1, поскольку, как сказано выше, ограниченными ресурсами в данном случае являются отнюдь не энергетические.

Более перспективными представляются технологии второго поколения (подробнее см. п. 1.1), т.е. получение биотоплива из разнообразных отходов – бытовых, промышленных, отходов лесного хозяйства и т.п. Они однозначно благотворны с экологической точки зрения, поскольку решают проблемы утилизации отходов; как правило, они не порождают вышеописанных социально-экономических противоречий, поскольку используют дармовое (недефицитное) сырье. В то же время, оно является дармовым именно потому, что такие технологии пока не получили повсеместного распространения. Сырьевая база таких технологий ограничена и не решит полностью проблем обеспечения моторным топливом даже наиболее обеспеченных соответствующим сырьем стран (например, стран Северной Европы, в которых образуются значительные объемы отходов лесной промышленности).

Остается изыскать возможности получения биотоплива, с одной стороны, предполагающие обширную ресурсную базу, а с Притом, что, как говорилось в п. 2.2.1, они нередко являются и технологически неэффективными.

другой стороны – не предполагающие конкуренции с другими, уже существующими отраслями экономики за ограниченные ресурсы. Надежды возлагаются на технологии третьего поколения (подробнее см. п. 1.1) – получение биотоплива из водорослей с высокой урожайностью, либо из «сухопутных» культур, не занимающих дефицитные посевные площади, пригодные для выращивания продовольственных культур. Однако на пути практического внедрения таких технологий еще предстоит решить целый ряд комплексных проблем, см. [20, 129].

Разумеется, ресурсосбережение и воспроизводство ресурсов не являются взаимоисключающими альтернативами – напротив, можно полагать, что эти направления инновационного технологического развития призваны дополнять друг друга. Только их совместное использование дает шанс на решение ресурсных проблем развития человечества. Можно заметить, что, обращаясь к таким возобновляемым источникам энергии, как биотопливо, человечество, фактически, копирует природный механизм образования ныне используемых ископаемых энергоносителей – угля, нефти и природного газа. Однако они накапливались на протяжении миллионов лет, тогда как нынешние энергетические потребности человечества приводят к исчерпанию этих запасов за десятки, максимум – сотни лет. Строго говоря, и запасы ископаемых энергоносителей являются возобновляемыми, но текущие потребности человечества (даже еще не удовлетворенные на социально приемлемом уровне) на несколько порядков выше естественной скорости их воспроизводства. Как упоминалось выше, повышение выработки биотоплива (даже до уровня, недостаточного для удовлетворения текущих потребностей) создает недопустимо высокую нагрузку на естественные экосистемы, приводя к их «исчерпанию» даже быстрее, чем исчерпались бы запасы полезных ископаемых, а также порождает социальноэкономические противоречия, влияя на конъюнктуру продовольственных рынков и т.п.

Итак, с одной стороны, в долгосрочной перспективе альтернативы возобновляемым источникам энергии нет. Но, с другой стороны, нынешний уровень потребления ресурсов существенно выше темпов их воспроизводства, которые можно обеспечить без неприемлемого ущерба для природы и общества. Таким образом, выход видится в одновременном переходе к возобновляемым источникам энергии и снижению энергопотребления до такого уровня, чтобы его можно было покрыть, эксплуатируя возобновляемые источники энергии в безопасном режиме.

При этом, разумеется, инновационное развитие ресурсносырьевого сектора не ограничивается лишь поиском возобновляемых источников моторного топлива. Транспорт – не единственный и даже не преобладающий потребитель энергоносителей. Более того, если удастся найти технологически эффективные способы получения электро- и теплоэнергии, в сочетании с технологиями аккумулирования энергии на борту транспортных средств, это позволит радикально снизить саму потребность в топливе как таковом. В свою очередь, помимо энергетических ресурсов, актуально и воспроизводство других видов исчерпаемых природных ресурсов, хотя ему уделяется существенно меньшее внимание и в научных исследованиях, и в общественном мнении.

На практике выбор конкретных решений – конструктивнотехнологических, организационных и т.п. – нацеленных на «зеленое» развитие, представляет собой сложный процесс, требующий детальных расчетов, учета множества неочевидных факторов и т.п. Даже технологическую эффективность «зеленых» инноваций (точнее, инноваций, претендующих на этот статус) на практике непросто оценить – тем более, сложно решение обратной задачи: синтеза экологически эффективных технических систем. В этой связи, чрезвычайно важно развитие инженерно-экологического образования.

Значительным шагом в этом направлении явилось издание (в т.ч. и в русском переводе) книги [76]. Ее авторы исходят из того, что необходимо учитывать, по возможности, комплексный экологический эффект той или иной технологии, рассматривая весь жизненный цикл системы. При этом они не ограничиваются, в отличие от значительной доли ученых и общественных деятелей, работающих в данной сфере, лишь общими декларациями. Даны практические рекомендации и примеры комплексного инженерно-экологического анализа при создании технических систем в энергетике, коммунальном хозяйстве, на транспорте, в промышленности и т.п.

Однако системные социально-экономические эффекты остаются вне поля зрения авторов указанной книги, которые являются в большей степени инженерами, чем экономистами или специалистами по глобальному моделированию. В итоге, игнорируются такие системные эффекты, как эффект рикошета (он упомянут, но без пояснения причин и способов его минимизации), глобальные аспекты изменения структуры промышленности и международного разделения труда. Как следствие, не учитываются, например, негативные эффекты развития электромобилей, связанные с добычей и утилизацией металлов, необходимых для производства аккумуляторов; в качестве положительных примеров приводится «зеленый» экономический рост ряда стран Запада, фактически достигнутый путем переноса «грязных» производств в страны третьего мира – при усилении неэквивалентного обмена между мировыми «Центром» и «Периферией», и др. На наш взгляд, изменения в образовательных программах, ориентированных на «зеленое» развитие технологий, обязательно должны включать в себя и преподавание основ инженерно-экономического системного анализа эффективности «зеленых» технологий, проведенного в предлагаемой книге.

2.3.2. Рост нематериального сектора: конец ресурсных ограничений?

Среди экономистов, специализирующихся на изучении проблем инновационного развития, весьма распространена точка зрения, согласно которой ресурсные ограничения актуальны только для индустриальной экономики, в то время как мир стоит на пороге новой, постиндустриальной эры. При этом считается, что для наиболее развитых стран мира проблема дефицитности материальных (в т.ч. природных) ресурсов теряет актуальность, поскольку в этих странах в последние десятилетия бурно развивается нематериальный сектор экономики, производящий нематериальные блага – информацию, знания, даже «впечатления», «смыслы» и т.п. На первый взгляд, этот сектор, действительно, не требует больших затрат ресурсов, и не порождает проблем их дефицитности. Однако, по мнению авторов, этот тезис не выдерживает научной критики, а является лишь пропагандистским. «Экономика знаний» в настоящее время далеко не самодостаточна. Рост нематериального сектора экономики в наиболее развитых странах мира сопровождался вытеснением материального (в т.ч. ресурсоемкого, в широком смысле) производства в страны третьего мира. В этих странах реализуются устаревшие технологии, весьма недружественные к окружающей среде, недопустимые в «цивилизованном мире» формы эксплуатации работников. В силу бедности и низкого образовательного уровня последних, они не могут быть не только производителями, но даже потребителями «впечатлений и смыслов», производимых в наиболее развитых странах мира. Причем, как показано в п.

2.1.1, у жителей стран третьего мира просто может не хватать для этого времени – трудоемкие технологии удовлетворения первичных потребностей почти не оставляют времени для досуга, заставляя тратить большую часть жизни на обеспечение выживания. Поэтому торговый обмен между развитыми странами и странами третьего мира не может быть равноценным. Как показывает анализ, проведенный с участием Е.А. Болбот в работе [8], гипертрофированное (т.е. не отвечающее возможностям материального производства) развитие нематериального сектора чревато глобальными противоречиями социальноэкономического характера.

Можно говорить о двух сторонах жизни (работы и отдыха) человека: в реальном и в виртуальном пространствах. Какое из них станет основным, в каком будут находиться цели работы и жизни, а какое будет играть подчиненную роль, т.е. останется лишь средством? Именно ответ на такой вопрос и определяет, свершился ли переход к информационному обществу. До тех пор, пока цели работы и развития личности (потребление, статус и т.п.) останутся в реальном пространстве, а деятельность в виртуальном пространстве будет лишь средством достижения этих целей, преждевременно говорить о полноценном переходе к информационному обществу.

Следует подчеркнуть, что большинство научных работ, посвященных экономическим аспектам развития ИТ (см., например, [32]), лежат именно в русле «производственного» подхода, т.е. ИТ рассматриваются исключительно как средства повышения эффективности материального производства (хотя и предоставляющие принципиально новые возможности для его более эффективной организации). В то же время, ряд авторов весьма глубоко исследует и рынки ИТ «потребительского» назначения, т.е. непосредственно удовлетворяющих потребности человека1, см., например, [14]. При этом нередко приходится решать проблемы инновационного маркетинга, формировать новые потребности, немыслимые до появления соответствующих возможностей.

В этой связи интересна точка зрения М. Кастельса на переход к информационному обществу. Согласно его исследованиям [30], уже существенно больше половины работников в мире занято в сфере сбора, обработки и распространения информации.

Однако, во-первых, такая деятельность существовала и ранее, и появилась до распространения ИТ (они лишь облегчили ее, вызвав аналог эффекта рикошета: снижение удельных трудозатрат на сбор и обработку информации привело к увеличению числа занятых в этой сфере. Во-вторых, в любом случае, подавляющее большинство этих работников, даже из ИТ-индустрии, своей деятельностью лишь зарабатывают себе на потребительские блага и общественный статус в реальном, материальном мире, а не в виртуальном пространстве. Новая эра начнется не ранее, чем именно в этом пространстве будут потребляться основные объемы благ; именно там будет определяться реальный общественный статус и т.п.

На первый взгляд, выполнение данного критерия просто означает достижение определенного порога дохода (на уровне общества – производительности материального производства), Разумеется, это, как правило, не базовые потребности, обеспечивающие физическое выживание, а потребности более высокого уровня, по классификации А. Маслоу, возникающие при наличии свободного времени и т.п.

позволяющего полностью удовлетворить материальные потребности и тратить избыточный доход в виртуальном пространстве.

Именно такой подход и был использован авторами в работе о пределах и рисках роста нематериального сектора [8]. Однако этот порог в реальности не только не является жестким – он существенно зависит от целей развития общества, от мотивов человеческого поведения, ценностей, принятых в обществе. В настоящее время прагматические стимулы подразумевают максимизацию потребления материальных благ. Причем, даже если объективно она не ведет к повышению благосостояния, полезности индивида, она считается желательной именно с точки зрения повышения статуса. Как показывает практика и теоретический анализ, такой путь является тупиковым в свете экологических и ресурсных проблем.

Кроме того, «производство впечатлений», в современном виде нередко приводит не к экономии, а к перерасходу материальных ресурсов. Характерный пример приводится в работе [68]: хотя наиболее рациональной формой упаковки различных продовольственных продуктов и напитков является параллелепипед, необходимость выделить свой продукт на фоне конкурентов заставляет производителей придавать упаковке чрезвычайно причудливые формы (также объем тары может существенно превышать объем продукта, а масса брутто – массу нетто). В результате на упаковку тратятся лишние материалы, в т.ч., порождающие экологические проблемы; в контейнерах и грузовых отсеках остается пустое пространство, и транспортные средства фактически «возят воздух» или излишнюю массу тары, расходуя дефицитное топливо и создавая вредные выбросы.

Причем, возрастание потребления ресурсов в процессе развития нематериального сектора обусловлено не только явно нерациональным их использованием непосредственно при «производстве впечатлений». Это неизбежно до тех пор, пока сами «производители впечатлений» предпочитают тратить доходы, полученные в нематериальном секторе, преимущественно, в реальном пространстве, для повышения потребления (в т.ч. – чисто статусного) материальных благ. Т.е. «производство впечатлений» является лишь инструментом для повышения уровня потребления материальных благ.

Для оценки интегрального влияния роста «производства впечатлений» на потребление материальных ресурсов можно построить количественную модель с мультипликатором, подобную кейнсианской модели общего равновесия, вводя предельную склонность к потреблению материальных и нематериальных благ. В этой модели следует предусмотреть порог дохода, соответствующий прожиточному минимуму, минимально необходимому уровню обеспеченности материальными благами.

Необходимо принимать во внимание следующее соображение. Современная цивилизация во многом основана на идее прогресса, т.е. поступательного улучшения всех сфер жизни. Его необходимость и реализуемость считаются само собой разумеющимися. Отчасти такие ожидания коренятся в человеческой природе (см. работы [86] и др., в которых даже вводится термин «прогрессист», т.е. человек, ожидающий, что в дальнейшем будет лучше). В то же время, если глобальные ресурсные ограничения сделают невозможным постоянный рост материального благосостояния, прогрессист будет воспринимать такую ситуацию как неблагоприятную – даже если по объективным критериям («по абсолютной шкале») обеспечивается достойное качество жизни. Как показывает анализ, обеспечить устойчивый рост материального благосостояния на долговременных интервалах может быть проблематично в силу объективных ресурсных ограничений – даже с учетом их частичного преодоления. В п. 2.3.1 обсуждался т.н. «демографический эффект рикошета».

Можно полагать, что постоянный рост численности человечества и его запросов в принципе не позволяет справиться с проблемой ограниченности ресурсов – даже возобновляемых. Как только рамки ресурсных ограничений будут раздвинуты – под воздействием «императивов роста» человечество довольно быстро займет и новую, расширившуюся нишу1, достигнув ее граС другой стороны, так ли это пагубно в принципе? Ведь именно таким образом человечеству удалось достичь высот, о которых ранее даже не задумывались.

ниц или, по крайней мере, границ эффективного роста (т.е.

столкнется с проблемой убывающей предельной отдачи). И так будет длиться до следующего скачка.

Таким образом, на первый взгляд, желательно такое изменение системы ценностей, которое переориентировало бы людей на максимизацию «потребления впечатлений». В этом случае вполне возможно обеспечить и неограниченный во времени рост «потребления впечатлений», как того требует психология прогрессиста. Примитивный условный пример: вместо того, чтобы каждый житель Земли стремился лично посетить Австралию, что потребовало бы от жителей прочих континентов преодоления расстояния порядка 10-15 тысяч км (причем, туда и обратно) и, соответственно, расходования, по меньшей мере, порядка 1 т авиатоплива (что в масштабе Земли соответствует нескольким млрд. т нефти), целесообразно ориентировать их на виртуальное путешествие – возможно, гораздо более познавательное и обстоятельное (что в принципе не исключает и совершения реального путешествия, но уже подготовленным туристом, обладающим более глубокими познаниями о посещаемой стране и более развитой мотивацией). При этом в полной мере проявилось бы фундаментальное преимущество информационных продуктов – их неконкурентность (т.е. совершение виртуального путешествия одними индивидами ничуть не сокращало бы его доступность для других).

Однако и в информационной сфере нередко создаются такие системы стимулов, которые сводят на нет упомянутое преимущество. Обладание информационными продуктами также делается (искусственно) предметом статусного соперничества, во главу угла ставится не сам факт обладания и личного удовлетворения от использования, а именно редкость, временное преимущество перед прочими индивидами в получении продукта, и т.п. Насколько статусное соперничество вообще неизбежно в человеческом обществе, вызвано ли оно неотъемлемыми чертами человеческой природы, или обусловлено именно особенностями материального этапа развития человечества (когда механизм конкуренции был призван выделить тех немногих, кому достанется заведомо ограниченный объем благ)? Как изменятся его предпосылки и, главное, последствия с точки зрения повышения общественного благосостояния при переходе в виртуальное пространство? Ответ на эти вопросы требует отдельного рассмотрения.

Как обосновано в работе [86], устойчивый рост благосостояния и удовлетворенности людей может обеспечить не просто смещение потребительских запросов в нематериальную сферу, но изменение самих целей развития человека: вместо максимизации потребления (хотя бы и нематериальных благ) – максимизация удовольствия от созидания. Заметим, что, занимаясь любимым делом, такой «альтруистичный эгоист» вполне может способствовать и решению насущных проблем материального производства, раздвигая рамки ресурсных ограничений. Разумеется, в реальности такое изменение системы ценностей требует значительных усилий и времени.

2.3.3. «Бережливые» инновации – путь к экологичному росту благосостояния До сих пор, как показано в п. 2.1.1, научно-технический прогресс шел, в основном, по пути снижения трудоемкости обеспечения людей различными благами, но ценой прогрессирующего роста ресурсоемкости. Кроме того, появлялись (или навязывались, как показано в п. 2.3.2) новые потребности, требующие еще большего расходования ресурсов (в широком смысле). Такое «инновационное развитие» зашло в тупик, более того – до предела обострились системные противоречия на глобальном уровне. Необходима альтернатива, социально ориентированная и экологичная. Таковой обещают стать т.н. бережливые инновации (frugal1 innovations): отсекая искусственные потребности, они нацелены на массовое удовлетворение потребностей реальных.

Приведем два характерных примера «бережливых» инноваций, разработанных в Индии. Они направлены на решение двух Это слово можно приближенно перевести как «скромный», «умеренный», «бережливый», «экономный» и т.п.

проблем, чрезвычайно актуальных для населения этой страны.

Эти проблемы – болезни сердца и низкое качество воды. Огромное количество жителей Индии умирает от сердечнососудистых заболеваний каждый год, более четверти из них моложе 65 лет.

Около 2 млн. чел. умирают от употребления загрязненной воды.

На решение задачи контроля и поддержания здоровья населения нацелены разработки медицинской лаборатории General Electric (GE) в Бангалоре. Карманные приборы для снятия электрокардиограммы Дженерал Электрик являются шедевром упрощения. Число кнопок было сокращено с нескольких десятков на обычном аппарате для снятия ЭКГ до четырех. Громоздкий принтер был заменен одним из устройств, используемых в портативных машинках для распечатки билетов. Кроме того, этот портативный прибор продается по цене $ 800, вместо $ 2000 для обычных аппаратов для снятия ЭКГ, и позволяет сократить расходы на проведение ЭКГ-диагностики до $1.

Необходимо отметить, что в уменьшении стоимости продукта и в адаптации его к развивающимся рынкам нет ничего нового. Однако инженеры GE использовали совершенно новую схему при создании своих новинок – они пошли не по пути «навешивания» дополнительных функций и совершенствования дизайна, а взяли за основу реальные нужды потребителей и упростили продукт настолько, насколько это возможно.

Компания Tata Consultancy Services (TCS) вышла на рынок с еще менее высокотехнологичным устройством - фильтром для воды, в котором в качестве основного абсорбента используется рисовая шелуха (один из наиболее распространенных видов отходов сельхозпроизводства в Индии). Относительно дешевый, надежный и портативный фильтр позволяет обеспечить большую семью чистой водой всего за $4 в месяц. Данный пример исключительно важен и показателен. Во-первых, он может рассматриваться как пример доступной и экологичной технологии воспроизводства одного из самых дефицитных ресурсов в современном мире – питьевой воды1, т.е. пример инновации IV рода, согласно предложенной в п. 2.1.2 классификации2, а такие инновации являются, как обосновано в п. 2.2.1, наиболее желательными с социально-экономической точки зрения. Во-вторых, сама данная технология не требует расходования иных ограниченных ресурсов (как, например, производство биотоплива из сельхозкультур часто требует расхода той же пресной воды для полива, см. [96]) – напротив, сырье является практически бросовым и, более того, частично решается проблема утилизации соответствующих отходов.

В развивающихся странах компании – вынужденно – поняли важную истину: в постоянно изменяющемся современном мире невозможно обеспечить себе базу для процветания только за счет VIP-клиентов. Необходимо удовлетворять потребности миллионов людей, живущих за пределами мегаполисов, от потребителей среднего класса в городах «второго эшелона» до фермеров в отдаленных сельских уголках. Для этого нужно менять все – от системы создания продукта до способов организации дистрибьюторской сети.

Подчеркнем, что «бережливый» - отнюдь не означает «второсортный». Так, самые дешевые телефоны Nokia теперь оснащены фонариком (так как в домах их пользователей часто отключают свет), имеют в памяти несколько телефонных книг (так как зачастую ими пользуются сразу несколько членов семьи), покрытые резиной кнопки (чтобы телефон можно было брать мокрыми или грязными руками). Индийская компания VNL выПодробнее о дефиците чистой воды можно прочесть в справочных материалах [56].

В то же время, чистая вода может рассматриваться не только как вид ресурсов, используемых для производства благ, но и непосредственно как потребительское благо первой необходимости. В этом случае описанная инновация относится, согласно указанной классификации, к группе I. Впрочем, и в этом случае положительный вывод о социальной и экологической эффективности таких инноваций не изменится.

Их влияние на обеспеченность потребителей благами различных категорий, на конъюнктуру рынков ресурсов и т.п. можно оценить самостоятельно, пользуясь схемой на рис. 2.9.

пускает мобильные телефоны на солнечных батареях, не только открывая тем самым новые возможности для беднейших слоев населения, живущих в неэлектрифицированных районах пользоваться мобильной связью, но и совершенствуя новую энергосберегающую технологию.

Интересно заметить, что нередко без дополнительных затрат (или даже дешевле) можно сделать продукт с высокими потребительскими и эстетическими свойствами. Однако при этом часто, напротив, их сознательно ухудшают (даже ценой дополнительных затрат!)1, чтобы, дав потребителю почувствовать себя ущемленным, затем вынудить его купить более дорогостоящий продукт. Такие дорогостоящие «предметы имиджевого потребления» могут приносить большую маржинальную прибыль потому, что изготовить их, в действительности, не слишком дорого – источником сверхприбыли является именно статусная, имиджевая рента. Следует подчеркнуть, что такие «аномальные» эффекты, на первый взгляд, противоречащие естественной экономической логике, во многом порождены гипертрофией нематериального сектора, в котором, действительно, многие «естественные» экономические закономерности уже не действуют. При реализации «бережливых» инноваций статусное соперничество (о котором говорил еще Т. Веблен в «Теории праздного класса»), наоборот, сводится к минимуму.

Это вовсе не отсекает верхние ступени пирамиды Маслоу – напротив, это исключает ложные ступени.

Итак, бережливые инновации – это новые способы ресурсосберегающего удовлетворения первичных нужд массового потребителя. «Бережливость» в данном контексте - это, скорее, философия бизнеса и потребительского поведения, ставящая во главу угла отказ от дорогостоящих и ресурсоемких привычек, сокращение количества расходуемых для производства продукта невозобновляемых ресурсов и минимизацию негативного воздействия на окружающую среду – без снижения объективных показателей качества жизни, или даже при повышении такового.

Некоторые примеры приведены в статье [47].

Можно заметить, что многие «бережливые» инновации предполагают использование простых, отнюдь не «высоких»

технологий, природного сырья и материалов. В этой связи маркетологи и инженеры часто обращают внимание на традиционные технологии, которые использовались еще в доиндустриальную эпоху в соответствующих местностях. Принято считать, что многие традиционные технологии (в широком смысле), существенно экологичнее современных, хотя и менее трудоемких.

Обоснование таково: эти технологии были выработаны за столетия или даже тысячелетия в тех или иных условиях проживания, т.е. наиболее приспособлены к данному биогеоценозу.

Однако экологическая чистота и экономичность тех или иных технологий, в т.ч. «близких к природе», традиционных и т.п., неочевидна и, по крайней мере, достигается не автоматически. Яркий пример – русская печь. Для того, чтобы приготовить в ней пищу, необходимо прогревать ее несколько часов (с соответствующим расходом топлива). Естественно, это делает заведомо неэффективным (в т.ч. с энергетической и экологической точек зрения) приготовление малых порций пищи. Также эта особенность снижает маневренность, адаптивность процесса приготовления пищи – либо необходимо круглосуточно поддерживать жар в печи, чтобы она находилась в готовности (что уже приведет к чрезвычайно расточительному расходованию энергии).

Впрочем, данная технология, действительно, может оказаться более экономичной и экологичной, чем более современные технологии термообработки пищи, но при соблюдении ряда условий. Прежде всего, она должна применяться только в соответствующих биогеоценозах, в которых существует достаточное количество возобновляемых топливных ресурсов, а также энергетически эффективна утилизация избыточного тепла – например, для обогрева. Однако важно, что определенным условиям должны удовлетворять и социально-экономические системы, расположенные в этих биогеоценозах, институты общества, менталитет людей. Так, прием пищи должен быть регулярным, а готовиться она должна в расчете на значительное количество потребителей. Заметим, что это означает, фактически, иной образ жизни, по сравнению с тем, что сложился, например, в современных городах (малые семьи, гибкий режим работы и отдыха, и т.д.) – в т.ч. и благодаря более современным технологиям. Как подробно описано в п. 2.1.1, человечество ушло от традиционного образа жизни, в основном, за счет перехода к более ресурсоемким, но и менее трудоемким технологиям. Это – яркий пример взаимного влияния социально-экономических систем и технологий. В этой связи следует упомянуть работы «английских экономистов К. Фримена, Д. Кларка и Л. Суите. Они ввели понятие технологической системы как системы взаимосвязанных семейств технических и социальных инноваций», как сказано в статье [53].

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ

1. Развитие любых «зеленых» инновационных технологий должно сопровождаться комплексным анализом рисков их внедрения – не только коммерческих, но также экологических и социально-экономических. «Зеленые» технологии могут быть технологически неэффективными, т.е. не обеспечивают ожидаемого снижения удельного расхода ресурсов или воспроизводства ресурсов, с учетом внешних эффектов – распределенных в пространстве или отложенных во времени. Однако даже если инновационные технологии, действительно, обеспечивают снижение удельного расхода ресурсов, совокупное их потребление может повышаться вследствие эффекта рикошета.

2. Проведенный анализ показал, что индивидуальный эффект рикошета (для отдельного потребителя) может проявляться, когда потребитель «переключается» на потребление благ, обладающих более высокой стоимостной ресурсоемкостью, т.е.

долей стоимости ресурсов в цене блага, чем потреблявшиеся ранее. Наивысший риск проявления данного эффекта возникает при снижении ресурсоемкости благ высококачественных благ второй необходимости и предметов роскоши, однако он не исключен и при снижении ресурсоемкости современных технологий удовлетворения базовых потребностей.

Глобальный эффект рикошета, т.е. рост потребления ресурсов всей совокупностью потребителей, имеет место только тогда, когда соответствующая группа потребителей («группа риска», с точки зрения индивидуального эффекта рикошета) является относительно многочисленной и/или индивидуальный эффект рикошета для ее представителей относительно силен, при сложившихся значениях цен на ресурсы и прочих слагаемых цены благ.

3. Вследствие глобального эффекта рикошета, несмотря на снижение ресурсоемкости благ, суммарное потребление ресурсов может существенно возрасти при их эластичном предложении, т.е. ресурсосберегающие инновации могут быть системно неэффективными. Если же предложение ресурсов неэластично, их удорожание ослабит ожидаемый прирост доступности ресурсоемких благ для целевой группы потребителей и/или порождает отрицательные внешние эффекты для прочих потребителей, т.е. инновации окажутся социально неэффективными. Эти виды рисков определяются не только технологическими параметрами, но и социально-экономической ситуацией.

Во избежание внедрения системно или социально неэффективных «зеленых» инноваций, следует избегать массового «переключения» потребителей на потребление благ с более высокой стоимостной ресурсоемкостью, в зависимости от конкретных условий, вводя соответствующие корректирующие налоги, либо, законодательно ограничивая внедрение таких инноваций.

4. В нынешнем виде развитие нематериального сектора экономики не решает, а усугубляет проблемы экологические проблемы и проблемы ограниченности природных ресурсов.

Полноценный переход к информационному обществу и снижение остроты ресурсных ограничений возможны лишь при условии, что в нематериальную сферу перейдет и большая часть конечных потребительских благ. Кроме того, статусное соперничество и требование постоянного роста потребления материальных благ делают ресурсные проблемы неразрешимыми в долгосрочной перспективе, несмотря на развитие технологий.

5. Наиболее целесообразны с социально-экономической точки зрения и экологически безопасны инновационные технологии удовлетворения базовых человеческих потребностей. В разных отраслях известны примеры таких технологий, обладающих экологической чистотой, дешевизной и малой ресурсоемкостью. Такие инновации, наряду с технологиями расширенного воспроизводства природных ресурсов, сопряжены с наименьшим риском негативных социально-экономических эффектов, в т.ч. эффекта рикошета.

Глава 3. Экономическая мотивация и «зеленые»

В рамках экономики природопользования разрабатываются инструменты стимулирования перехода к «зеленым» технологиям, соответствующей промышленной и научно-технической политики государства. Однако существуют обоснованные опасения, что сама система экономических стимулов, характерная для рыночной экономики, плохо совместима с принципами устойчивого развития. Вполне возможно, что даже при условии внедрения более экономичных технологий, ресурсные проблемы принципиально нерешаемы без изменения самих императивов экономического развития. Такие тезисы высказывались в работах многих российских и зарубежных ученых. В этой главе предполагается проверить их справедливость с помощью экономико-математического анализа механизмов, регулирующих использование ограниченных ресурсов, мотивов выбора направлений «зеленого» инновационного развития, а также мотивов внедрения «зеленых» технологий.

3.1. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ОГРАНИЧЕННЫХ РЕСУРСОВ,

ЭГОИЗМ И ОБЩЕСТВЕННЫЙ ВЫБОР

3.1.1. Феномен «ловушки эгоизма»

Ограниченность разнообразных природных ресурсов является одной из главных первопричин глобальных социальноэкономических противоречий и конфликтов, которые маскируются под межнациональные, межконфессиональные, а в последнее время – под «цивилизационные», «межкультурные» и т.п.

Исследователи показывают, что именно «ресурсные» причины имеют многие вооруженные конфликты, причем, борьба идет отнюдь не только за энергоресурсы (а именно такой стереотип преобладает в общественном мнении). Так, например, затяжные конфликты в Африке связаны с контролем над месторождениями цветных и редкоземельных металлов, подробнее см. [81].

Также в Африке, как одном из самых жарких и вододефицитных регионов мира, на протяжении многих столетий идут межплеменные войны за доступ к пресной воде, см. [7, 56, 81]. Причем, если в последнем случае основные заинтересованные стороны – сами жители соответствующих регионов, то в первом опосредованно проявляются интересы крупных высокотехнологичных корпораций из наиболее экономически развитых стран мира.

Наконец, на протяжении большей части истории человечества основным видом дефицитных природных ресурсов, за который шли войны, была сама по себе земля, территория. В связи с возможной необходимостью производства биотоплива, размещения солнечных батарей и т.п., значимость этого ресурса и в будущем вряд ли упадет, вопреки насаждаемым стереотипам.

Поскольку научно-технический прогресс зачастую идет по пути внедрения все более ресурсоемких технологий удовлетворения «продвинутых» потребностей, число возможных пользователей этих технологий (с учетом глобальных ресурсных ограничений) сокращается (см. п. 2.1.1). В таких условиях практически неизбежно усиление неравенства, бедности и т.п. негативные социально-экономические явления.

Можно предположить, что сложившееся в мировой экономике неравенство стран и различных социальных групп внутри этих стран считается желательным и даже необходимым, поскольку, по мнению лиц, принимающих стратегические решения в политике и бизнесе, в мире недостаточно ресурсов для обеспечения достойного уровня жизни для всех (что и породило разнообразные теории «золотого миллиарда»). Вследствие этого, многие современные технологии изначально ориентированы на «благосостояние не для всех». Такие «эгоистические» технологии требуют столь высокого удельного расхода ограниченных ресурсов (прежде всего, природных, в т.ч. энергии, земли и т.п.), что воспользоваться ими (даже если обеспечить их всеобщую доступность с точки зрения доходов и цен) в принципе могут далеко не все.

При этом вполне возможно, что существуют (или могут быть разработаны) и гораздо менее ресурсоемкие технологии удовлетворения тех же потребностей, которые позволили бы большинству населения уложиться в рамки ресурсных ограничений. Однако применение хотя бы небольшой частью граждан «эгоистической» технологии приводит к их практическому исчерпанию и лишает большинство остальных граждан возможности пользоваться хотя бы и более экономичными технологиями.

Такое явление можно назвать «ловушкой эгоизма»1.

Так, например, известно, что легковой автомобиль и на стоянке, и, тем более, на дороге (с учетом т.н. динамического коридора) требует многократно большей площади в расчете на одного пассажира, чем автобус, или, тем более, рельсовый вагонный транспорт2, см. [46]. Весьма красноречиво свидетельствует об этом иллюстрация т.н. «мюнстерского эксперимента», предпринятого специалистами из комитета планирования этого германского города, см. рис. 3.13. На фотографиях показано, какую площадь на дороге занимает одинаковое количество граждан, передвигающихся на личных легковых автомобилях, на велосипедах и в автобусе. В этой связи, чем больше граждан пересаживается на личные автомобили, тем меньше места на дорогах остается для общественного транспорта, а также для других таких же автомобилей (что ограничивает общее число их пользователей). При этом либо существенно снижается средняя скорость движения, как личных автомобилей, так и общественного транспорта, либо приходится расширять дороги, увеличивать размеры поселений – что, опять-таки, усугубляет транспортные проблемы.

Впервые такой термин предложен (и проведен качественный анализ соответствующего явления) совместно с Е.А. Болбот в работе [38], и далее использован в работе [39].

Аналогичные соотношения справедливы и для расхода энергоресурсов, и для уровня вредных выбросов, генерируемых личными автомобилями, автобусами и рельсовым электротранспортом.

Источник: пресс-центр администрации г. Мюнстер.

Рис. 3.1 «Мюнстерский эксперимент»

Как правило, существенно сократить ресурсоемкость и себестоимость производства благ можно благодаря положительным эффектам масштаба и распределению постоянных затрат (природных, финансовых ресурсов и др.) на большие объемы выпуска, что, в свою очередь, нередко требует перехода от индивидуального обеспечения благами к коллективному. Уже упомянутый пример – переход от личного к общественному транспорту в городах. Другие примеры предоставляет развитие бережливых инноваций (frugal innovations), описанных в п.

2.3.3. Многие из них также связаны с переходом к коллективному снабжению теми или иными благами. Поэтому более экономичные технологии, позволяющие большинству населения уложиться в рамки ресурсных ограничений, нередко можно назвать «коллективистскими». В принципе, «эгоистическая» технология может уступать «коллективистской» как по цене, так даже и по качеству. Однако последняя требует общественного согласия и общественного же финансирования, что порождает хорошо изученный институциональной экономикой комплекс проблем общественного выбора (подробнее см., например, [31]), тогда как первая реализуется «естественным образом» в индивидуальном порядке.

На первый взгляд, здесь имеет место одна лишь широко известная проблема финансирования производства общественных благ, и если она будет решена тем или иным образом (например, с помощью государственного принуждения), все негативные явления исчезнут. Однако важно подчеркнуть, что в рассматриваемом случае проблема шире и сложнее, чем одно только принятие большинством согласованного решения о выборе «коллективистской» технологии. Поскольку для удовлетворения данной потребности используются общие ограниченные ресурсы, вполне возможно, что выбор ресурсоемкой «эгоистической»

технологии хотя бы немногими членами общества блокирует возможности реализации «коллективистской» технологии всеми остальными, даже если они примут соответствующее решение.

Иными словами, «ложка дегтя портит бочку меда». Поэтому принципиально важно не только согласование интересов большинства, но и ограничение эгоистических устремлений меньшинства.

С эффектом «ловушки эгоизма» граничит широко известная в экологии проблема «конца трубы» (см., например, [99]): вместо того, чтобы бороться с вредными выбросами непосредственно на уровне источника, нередко предпочитают бороться с последствиями этих выбросов на уровне их получателей. Например, вместо того, чтобы обеспечивать чистоту воды, подаваемой в водопровод и исключать ее загрязнение в самом водопроводе, гораздо проще устанавливать индивидуальные фильтры для каждого потребителя, хотя это (при наличии большого количества потребителей) существенно дороже. В данном случае также «индивидуалистическая» технология может быть гораздо более затратной, чем «коллективистская». Однако ее сложно считать «эгоистической» в том смысле, который подразумевается здесь, поскольку ее применение не блокирует использования более совершенных технологий.

Найти условия проявления «ловушки эгоизма» можно, пользуясь структурными экономико-математическими моделями (т.е. моделями, в которых учитывается неоднородность потребителей, расслоение по доходам и др. признакам). Эти условия будут представлять собой определенные сочетания ресурсоемкости благ, полученных по обеим технологиям, а также распределения населения по доходам. Затем, на основании качественного анализа построенных моделей, необходимо выработать рекомендации, направленные на снижение риска описанных негативных явлений.

3.1.2. Упрощенная модель потребления благ и ресурсов при наличии технологий с различной ресурсоемкостью Рассмотрим процесс обеспечения населения определенным видом благ. Общую численность населения обозначим N. Упорядочим его по возрастанию среднемесячных доходов и разделим на n групп равной численности (квантилей), обозначив их индексами i = 1,...n (таким образом, в каждой доходной группе – квантиле – жителей). Предположим, что нам известны данные о средних доходах в каждом квантиле {M i } и долях доходов, которые представители каждого квантиля выделяют на данное благо { i }. Производство этого блага возможно по двум технологиям – «эгоистической» и «коллективистской». Удельные затраты ресурсов на единицу соответствующих благ, произведенных по «эгоистической» и «коллективистской» технологиям, обозначим, соответственно, g Э и g К, причем, g Э gК.

Цену ресурсов обозначим r. Их суммарное предложение S может в общем случае зависит от цены по известному закону S ( r ). Цена единицы блага включает в себя, помимо стоимости затраченных ресурсов, прочие составляющие себестоимости и прибыль производителей:

где j = Э, К - индекс, соответствующий «эгоистической» и «коллективистской» технологиям;

a j - прочие (не связанные с затратами ресурсов) составляющие цены блага, произведенного по j –й технологии. В общем случае, они могут зависеть от общего объема производства блага по даря распределению постоянных затрат на больший объем продукции, снижению средних переменных затрат благодаря повышению масштабов выпуска и т.п.

Как правило, цена благ, произведенных по «эгоистической»

технологии, выше, чем при «коллективистской», т.е. p Э > p К.

Если считать, что качество благ не зависит от технологии их производства, выбор потребителя между технологиями может определяться следующими факторами. С одной стороны, «эгоистическая» технология дороже, но, с другой стороны, любой потребитель может в индивидуальном порядке обеспечить себя соответствующими благами по данной технологии, если его бюджет позволяет приобрести, по меньшей мере, минимально необходимое количество благ qmin :

где qiЭ - индивидуальный объем обеспечения благами по «эгоистической» технологии.

Таким образом, в рамках предлагаемой модели, круг пользователей «эгоистической» технологии составят представители квантилей с номерами, большими граничного nгр, определяемого следующим условием:

Совокупный объем производства и потребления благ по «эгоистической» технологии составит, таким образом, Что касается менее состоятельных представителей первых доходных групп, они заведомо не могут удовлетворить даже nгр минимальные потребности по «эгоистической» технологии, и единственное, что им остается – рассчитывать на реализацию «коллективистского» решения. Впрочем, возможно, что и «коллективистская» технология окажется слишком дорогостоящей для наиболее бедных граждан, т.е. не позволит им достичь минимального уровня потребления благ qmin. Найдем индивидуальный уровень обеспечения представителей i -го квантиля благами по «коллективистской» технологии:

Таким образом, суммарный объем производства благ по «коллективистской» технологии – и то, лишь в случае, если представителям соответствующих квантилей удастся принять согласованное коллективное решение – будет выражаться следующей формулой:

Можно заметить, что при многократно большей ресурсоемкости «эгоистической» технологии по сравнению с «коллективистской» вполне возможно, что приверженцы последней будут обеспечены данным благом гораздо лучше «эгоистов», т.е.

Но в этом случае возникает вопрос: зачем будут пользоваться «эгоистической» технологией даже те, кому она доступна (если остальным удалось принять согласованное решение о реализации «коллективистской» технологии)? На практике, такие ситуации, действительно, встречаются – и, более того, нередки.

Например, перемещение на личном автотранспорте в мегаполисах и т.п. регионах, объективно, может быть менее быстрым, чем перемещение на общественном транспорте – метрополитене и т.п. Тем не менее, заметная часть потребителей выбирает именно эту стратегию, руководствуясь не только относительно объективными соображениями комфорта (т.е. различиями качества благ, не учтенными в предлагаемой здесь упрощенной модели). Ведь в данном случае и выигрыш в комфорте является спорным (т.к. вождение личного автомобиля в пробке сопряжено с немалыми трудозатратами, по сравнению с пассивным перемещением пассажира общественного транспорта), но и соображениями престижа и т.п. Как принято выражаться в подобных случаях, «мы можем себе это позволить».

Кроме того, даже при появлении более дешевой «коллективистской» технологии, некоторые экономические агенты могут продолжить пользоваться гораздо более ресурсоемкой «эгоистической» технологией, в силу инерции обновления технологий. Приверженцы «эгоистической» технологии могли ранее (когда менее ресурсоемких альтернатив не существовало) инвестировать в нее, в соответствующее дорогостоящее оборудование, и не будут заинтересованы теперь инвестировать в новую, пусть и более экономичную «коллективистскую» технологию. Однако, поскольку такие факторы в данной простейшей экономико-математической модели не учитываются, ограничимся ситуациями, в которых вышеуказанного противоречия не наблюдается. А именно, рассмотрим лишь те категории благ, для которых характерно насыщение потребителя на уровне qsat, даже если цены и доходы позволяют ему наращивать потребление этих благ многократно. Как правило, это имеет место для благ первой и т.н. второй необходимости. Выше рассматривалось минимально необходимое количество благ qmin. В принципе, порог насыщения (в особенности, для благ второй необходимости, для которых qmin 0 ) может лежать и выше этого уровня: qsat > qmin. Однако при этом снова не исключаются ситуации, когда qiК qiЭ. Таким образом, следует ограничиться рассмотрением благ первой необходимости, для которых qsat qmin. Для упрощения примем qsat = qmin. С учетом этого уточнения, модифицируем формулы для индивидуального спроса на блага:

и используем именно эти выражения для оценки совокупного спроса на блага, произведенные по обеим технологиям, на ресурсы и т.п.

Инерционность процессов смены технологий и долговечного оборудования отчасти рассмотрена в п. 3.3.

Таким образом, совокупный спрос на ресурсы будет складываться из суммарных объемов их потребления в рамках «эгоистической» ( D Э ) и «коллективистской» ( D K ) технологий:

Он зависит от цены ресурсов, а ее равновесное значение r* можно найти из следующего условия:

Заметим, что если прочие составляющие цены благ зависят от суммарного объема производства благ по соответствующим технологиям1, поиск равновесия усложнится. Сначала при фиксированной цене ресурсов r следует оценить суммарные объемы производства благ по данной технологии и различных значениях параметра a j следует найти совокупные объи сопоставить с известными зависимоемы выпуска благ Q j стями a j Q j, j = Э, К. Таким образом можно определить значения {a } и {Q }, соответствующие данной цене ресурсов r. Это «внутренний» цикл алгоритма поиска равновесия. Во «внешнем» цикле рассматриваются различные значения цены ресурсов r, и определяется ее равновесное значение r* из условия D ( r* ) = S ( r* ). Далее, при известных значениях цены ресурсов и прочих составляющих цены благ легко рассчитать индивидуальные и совокупные объемы их потребления.

Что возможно, например, в том случае, если на разработку этих технологий потребовались определенные фиксированные затраты, которые распределяются на объем выпуска благ по этим технологиям. Другой возможный фактор – эффект обучения в производстве, позволяющий снизить для более массовой продукции средние переменные затраты.

Интерес представляют различные сочетания совокупного спроса на ресурсы, предъявляемого потребителями, выбравшими «эгоистическую» и «коллективистскую» технологии. И возможно, например, что в равновесии даже «коллективистская»

технология не позволит удовлетворить минимальные потребности значительной доле (в крайних случаях – большинству) представителей первых nгр доходных групп, поскольку относительно небольшое число потребителей выбрало «эгоистическую»

стратегию. Это и есть проявление «ловушки эгоизма».

3.1.3. Предпосылки и последствия «ловушки эгоизма»

Рассмотрим следующий условный пример. Пусть численность населения N составляет 140 млн. чел., а распределение населения по доходам имеет вид, представленный в табл. 2.1. в п. 2.2.2 (напомним, что вполне эти данные вполне реалистичны и соответствуют реальному распределению среднемесячных душевых доходов в России в I квартале 2007 г., см. [87]). Для сглаживания скачков, вызванных дискретностью такого представления распределения населения по доходам, в расчетах используется интерполяция приведенного распределения, в которой рассматриваются не децили, а перцентили. Уровень доходов представителей этих 1%-х групп наглядно представлен на рис.

2.3 в п. 2.2.2.

Долю дохода, которая выделяется на блага данного вида, будем считать равной 5% для всех потребителей. Бюджет представителей различных доходных групп, выделяемый в течение года на приобретение данного вида благ, равен указанной доле от среднемесячного дохода представителя данной группы, умноженного на 12. Для упрощения иллюстративных расчетов щие себестоимости блага, не связанные с потреблением ресурсов данного вида, не меняются при изменении объемов производства блага), и предложение ресурсов совершенно неэластично: S = Const = 1 млрд. ед. ресурсов/г. Удельные затраты ресурсов на производство единицы благ по «эгоистической» и «коллективистской» технологиям равны, соответственно, g Э = 100 ед. ресурсов / ед. блага и g К = 5 ед. ресурсов / ед. блага.

Прочие составляющие цены благ равны, соответственно, a Э = ден. ед. / ед. блага и а К = 1 ден. ед. / ед. блага (т.е. пренебрежимо малы и не оказывают сильного влияния на цены – в центре внимания здесь именно рынок ограниченных ресурсов). Минимальный уровень насыщения потребностей qmin примем равным 1 ед. блага / чел. в год. Сразу можно сделать следующие оценки:

для полного обеспечения данным видом благ всего населения страны потребуется 0,7 млрд. ед. ресурсов/г при «коллективистской» технологии (что лежит в пределах ресурсных ограничений), и 14 млрд. ед. ресурсов/г при «эгоистической» технологии.

Т.е. эта технология, очевидно, не рассчитана на «благосостояние для всех».

На рис. 3.2 изображены • кривая совокупного спроса на ресурсы (в предположении, что соответствующие доходные группы смогли принять согласованное решение о реализации «коллективистской» технологии), • и кривая предложения ресурсов (в данном примере представляющая собой вертикальную прямую).

Из рисунка видно, что равновесная цена ресурсов составляет чуть менее 300 ден. ед. / ед. ресурсов. Расчет (с использованием вышеприведенных формул) показывает, что при этом «эгоистическую» технологию выберут лишь представители старших перцентилей, обладающих в данном примере среднемесячными доходами 48,0-57,4 тыс. ден. ед. / чел.*мес. Что касается менее состоятельных потребителей, то «коллективистская» технология позволит полностью удовлетворить минимальные потребности представителям 11-97-го перцентилей, чьи среднемесячные доходы лежат в диапазоне 2,4-44,0 тыс.

ден. ед. / чел.*мес.

Рис. 3.2. Кривые совокупного спроса на ресурсы и предложения ресурсов (пример) Перераспределение ограниченных ресурсов между «богатым меньшинством» и прочими осуществляет в рассматриваемой модели рыночный ценовой механизм. Если «эгоистическая»

технология гораздо более ресурсоемка, чем «коллективистская», это, в принципе, означает, что ценовой механизм может – более или менее эффективно – сдерживать проявление «ловушки эгоизма». И если бы, условно говоря, пассажиры автобусов были готовы заплатить за единицу площади на дороге существенно больше, чем владельцы индивидуальных автомобилей, последним пришлось бы умерить свои запросы. Однако расслоение населения по доходу может быть настолько сильным, что соотношение этих «готовностей заплатить за единицу ресурсов» будет противоположным. И тогда даже более дешевая и экономичная технология не сможет конкурировать с «элитной», более дорогой и ресурсоемкой.

Рассмотрим при тех же исходных данных, что использовались в вышеприведенных примерах, следующую ситуацию. Допустим, что доходы 5% самых состоятельных граждан (т.е.

представителей 96-100-го перцентилей) возросли вчетверо. При этом по-прежнему предполагаем, что согласованное решение о реализации «коллективистской» технологии принято. На рис.

3.3 изображен соответствующий сдвиг (разумеется, вправовверх, в сторону повышения спроса) кривой совокупного спроса на ресурсы.

Рис. 3.3 Сдвиг кривой спроса на ресурсы при повышении доходов «элиты» (пример) Как видно из рисунка, равновесная цена ресурсов при этом возрастет, приблизительно, до 1060 ден. ед. / ед. ресурсов, т.е.

также почти вчетверо. Такое удорожание ресурсов отрицательно скажется на их доступности примерно для половины населения, выбравшего гораздо менее ресурсоемкую «коллективистскую»

технологию. При этом «эгоистической» технологией пользуется уже 4 % населения, причем, они потребляют уже более половины (приблизительно 53 %) общего объема ресурсов. На рис. 3. изображены уровни обеспеченности благами данного вида представителей различных доходных групп, выбравших «коллективистскую» технологию, в исходном положении, а также при повышении доходов 5 старших перцентилей вчетверо. Из рисунка видно, что более чем для 50% граждан обеспеченность благами данного вида существенно ниже удовлетворительного уровня.

о бъ ем потр еблен ия, ед./ч ел.*г Рис. 3.4. Уровень потребления благ для представителей процентных групп до и после повышения доходов «элиты» (пример) С учетом эффекта «ловушки эгоизма» становится очевидным, почему сама по себе достаточность ресурсов, необходимых для производства благ, отнюдь не гарантирует обеспеченности этими благами растущего населения, особенно при сильном неравенстве. Яркий пример приведен в статье [57]. Т.е. голод вполне совместим с высокими урожаями продовольственных культур, и т.п. Не менее, чем технологические показатели, важна и социальная структура общества, и его экономические институты.

Таким образом, «ловушка эгоизма» наиболее вероятна в том случае, если в обществе наблюдается сильное расслоение по доходам, и выделяется немногочисленная «элита», многократно превосходящая по уровню доходов всех остальных. При этом расслоение может усугублять следующая положительная обратная связь: более высокий уровень потребления, в т.ч. удовлетворения рассматриваемой потребности (в перемещении, в энергии и т.п.) дает индивиду преимущество и в получении дохода. Зная соответствующую зависимость, можно «замкнуть» рассматриваемую модель, построив модель общего экономического равновесия.

Итак, рост доходов «элиты» по сравнению с остальным населением и повышение ее «готовности заплатить за единицу ресурсов» приводит к удорожанию этих ресурсов, которое делает практически недоступным производимые с их помощью благ для беднейших слоев населения. Разумеется, такой исход представляется нежелательным далеко не всем экономистам – для представителей неолиберальных школ экономической мысли обеспечение хотя бы минимального уровня благосостояния всех членов общества не является безусловным требованием к экономическим механизмам. Однако в данном случае у большинства населения – безотносительно к способностям, деловой активности и т.п. – отсутствует принципиальная возможность обеспечить хотя бы минимальный уровень потребления благ данного вида, вследствие действий малочисленной «элиты». В такой ситуации бессмысленны, например, предложения всем желающим «стать такими же предприимчивыми и т.п., как американцы», поскольку при используемых последними технологиях, ресурсов планеты заведомо не хватит для обеспечения всем жителям Земли уровня потребления, характерного для США (см. [29, 48, 127]). Поэтому ситуация «ловушки эгоизма» является несправедливой даже с точки зрения большинства либеральных течений экономической науки, и целесообразность ее преодоления не должна вызвать возражений.

3.1.4. Пути преодоления «ловушки эгоизма»

Для того, чтобы эффективно бороться с негативным явлением, необходимо адекватно представлять себе его истоки.

Прежде всего, целесообразно уточнить: относится ли «ловушка эгоизма» именно к институциональным ловушкам, т.е. обусловлена ли она неэффективными, но устойчивыми институтами? На наш взгляд, это действительно так, но какие именно институты ответственны за подобные ситуации? Предлагаемый нами ответ будет неочевидным.

Среди институциональных факторов, ответственных за проявление «ловушки эгоизма», первыми под подозрение попадают платность или бесплатность доступа к ресурсам, наличие и эффективность рынков ресурсов. Ограниченные ресурсы, используемые для производства благ, могут быть необязательно платными, т.е. рыночными благами. Многие виды ресурсов могут быть, в терминах институциональной экономики, неисключаемыми (см., например, [31]), т.е. доступ к ним сложно ограничить, поэтому их потребление бесплатно. В принципе, при этом возможны (и возникают в реальности) ситуации дефицита ресурсов или их быстрого исчерпания. В свою очередь, такая проблема представляется, на первый взгляд, хорошо известной. Т.н.

трагедия общин (tragedy of commons)1 возникает, когда доступ к ограниченным ресурсам является свободным (т.е. они, в терминах институциональной экономики, конкурентны, но неисключаемы – такие блага называются общими, или коммунальными, см., например, [31]). Примерами являются многие природные ресурсы. Такое сочетание свойств конкурентности и исключаемости приводит к их быстрому истощению. Помимо неисключаемых и конкурентных благ, трагедия общин характерна и для Данный термин стал популярным в экономической литературе благодаря работе эколога Г. Хардина [103].

т.н. перегружаемых общественных благ1, примерами которых являются уже упоминавшиеся автодороги.

Традиционно в институциональной экономической теории решение данной проблемы ищется на пути повышения исключаемости ограниченных ресурсов, обеспечения платного доступа к ним. Однако в предложенной здесь модели рассматривался – это необходимо подчеркнуть особо – именно рыночный ценовой механизм перераспределения ограниченных ресурсов. И, как показывает проведенный здесь анализ, платность доступа к ресурсам и формирование их свободного рынка отнюдь не исключает – при наличии резко выделяющейся «элиты» и технологий с высокой ресурсоемкостью – исчерпания этих ресурсов, притом, что потребности большей доли населения так и не будут удовлетворены. При наличии единой цены на ресурсы и группы потребителей, способных заплатить за единицу ресурсов гораздо больше, чем все остальные, даже немногочисленная «элита» вполне способна лишить дефицитных ресурсов большинство сограждан. Таким образом, низкая исключаемость ресурсов сама по себе не является первопричиной «ловушки эгоизма» - последняя возможна и при платном доступе к ресурсам, и при наличии конкурентного рынка этих ресурсов.

Зададимся вопросом: заинтересованы ли экономические субъекты в преодолении технологических проблем, т.е. в создании и реализации менее ресурсоемких «коллективистских» технологий? Вернемся к исходному примеру, когда доходы процентных групп населения соответствуют рис. 2.3, т.е. доходы «элиты» еще не возросли радикально. Помимо кривой общего спроса на ресурсы, предъявляемого всеми потребителями, на рис. 3.2 изображена кривая спроса на ресурсы, который предъОбщественными благами называются неисключаемые и неконкурентные блага, т.е. такие, что дополнительные потребители не мешают потреблять их всем остальным. Однако неконкурентный характер многих благ сохраняется лишь до некоторого порога – например, дополнительные автовладельцы не мешают прочим пользоваться автодорогой, но лишь до тех пор, пока рост их общего количества не приведет к исчерпанию пропускной способности дороги.

являли бы только приверженцы «эгоистической» технологии (в том случае, если не удастся принять согласованное решение о реализации «коллективистской» технологии). При этом считается, что потребители, не способные удовлетворить хотя бы минимальные потребности, пользуясь «эгоистической» технологией, вообще не предъявляют спрос на блага данного вида и на соответствующие ресурсы. Заметим, что в этом случае равновесная цена оказалась бы ниже, около 200 ден. ед. / ед. ресурсов, что сделало бы «эгоистическую» технологию доступной уже представителям 7 старших перцентилей (94-100-го), и нижний порог среднемесячных доходов, позволяющий удовлетворить минимальные потребности, сократился бы до 34,3 тыс. ден. ед. / чел.*мес.

Естественно, такая доступность данного вида благ (лишь 7% потребителей полностью удовлетворяют минимальные потребности – и то, при условии, что все прочие потребители вообще не претендуют на эти блага и на соответствующие ресурсы) несопоставима с доступностью при реализации «коллективистской» технологии, позволяющей полностью удовлетворить потребности 87% населения (11-97-го перцентилей) и оставляющей, при желании, возможности воспользоваться «эгоистической» технологией представителям 3 старших перцентилей (98-100-го). Заметим, что на долю этих 3% населения приходится около 40% суммарного потребления ресурсов. Аналогичные пропорции наблюдаются и в реальности – например, население США, составляя около 5% человечества, потребляет около четверти мирового объема энергетических ресурсов, и др.

В принципе, при невозможности реализовать «коллективистскую» технологию массового обеспечения благами данного вида, менее обеспеченные потребители могут, вопреки ранее использованному предположению, попытаться хотя бы частично удовлетворить свои потребности в этих благах (разумеется, если они делимы), пользуясь «эгоистической» технологией. Такое развитие событий более вероятно, чем полный отказ от благ данного вида всех потребителей, которым доход не позволяет обеспечить минимальный уровень потребления по «эгоистической» технологии. На рис. 3.5 изображены соответствующие кривые спроса и предложения ресурсов, из которых следует, что равновесная цена ресурсов существенно возрастет и установится на уровне около 930 ден. ед. / ед. ресурсов. При этом полностью удовлетворить свои потребности в благах данного вида не смогут даже представители самых старших перцентилей (вплоть до 100-го – их обеспеченность при сложившейся цене и «эгоистической» технологии едва достигнет 37% минимально необходимого уровня). Соответствующий график на рис. 3.6, аналогичном рис. 3.4, наглядно иллюстрирует потери благосостояния представителей всех доходных групп при безальтернативности «эгоистической» технологии.

Рис. 3.5. Кривые спроса и предложения ресурсов при всеобщем использовании «эгоистической» технологии (пример) объ ем потребления, ед./ч ел.*г Рис. 3.6. Уровень потребления благ для представителей процентных групп при наличии «коллективистской» технологии и при всеобщем использовании «эгоистической» технологии (пример) Таким образом, представителям «элиты» невыгодно «эгоистическое» поведение большинства потребителей, поскольку в этом случае большое количество претендентов на малый объем ресурсов (пусть даже гораздо менее платежеспособных) создаст настолько высокий спрос на эти ресурсы, что даже доходов «элиты» может не хватить на обеспечение минимальных потребностей в соответствующих благах. Оградить себя от подобной конкуренции со стороны остальных потребителей «элита»

может, в общем случае, двумя способами.

1) Можно попытаться в принципе исключить потребление соответствующих благ и ресурсов основной массой потребителей, которым доход не позволяет обеспечить минимальный уровень потребления по «эгоистической» технологии. Эта задача облегчается, если блага данного вида неделимы, и существует такой минимальный уровень потребления, что в меньших количествах эти блага бессмысленно приобретать. Например, к таким дискретным благам относится личный легковой автомобиль. Впрочем, даже такие блага можно сделать отчасти делимыми – в данном примере менее состоятельные потребители могут временно пользоваться такими автомобилями в качестве такси, или брать автомобиль напрокат. Поскольку в случае делимости благ данного вида, даже малообеспеченные потребители составят конкуренцию «элите» на рынке соответствующих ресурсов, повышая цену до уровня, неприемлемого даже для «элиты», остается принудительное исключение большинства населения из числа потребителей дефицитных ресурсов, в т.ч. и силовым путем. Именно такой путь предполагают разнообразные теории «золотого миллиарда» и вытекающие из них политические и военно-политические решения.

2) Также можно стимулировать разработку и применение менее ресурсоемкой «коллективистской» технологии. Особо подчеркнем, что «элита» заинтересована в том, чтобы такие технологии были созданы, а в обществе было принято соответствующее коллективное решение об их реализации. «Элита»

может финансировать создание соответствующей технологии, способствовать разъяснению преимуществ «коллективистской технологии и согласованию позиций граждан для принятия необходимых решений. При этом сами представители старших доходных групп могут по-прежнему стремиться пользоваться «эгоистической» технологией, руководствуясь соображениями качества (не учтенными в предлагаемых простейших моделях) либо престижа («мы можем себе это позволить»). И, как показывает проведенный выше анализ, в принципе, они при этом вполне могут лишить большинство менее состоятельных сограждан даже гипотетической возможности обеспечить себя благами данного вида, пользуясь самыми экономичными технологиями.

Именно в этом и состоит проблема, обсуждаемая в данном разделе. Даже если существует и реализуется экономичная технология производства благ некоторого вида, позволяющая всему населению страны или всему человечеству уложиться в рамки ресурсных ограничений – может найтись небольшая доля состоятельных потребителей, предпочитающих (в т.ч. по соображениям престижа) гораздо более ресурсоемкую технологию. И благосостояние большинства населения (т.е. его обеспеченность благами соответствующего вида) будет очень уязвимо по отношению к такому эгоистическому поведению «элиты». Причем, даже платность доступа к ограниченным ресурсам и эффективные ценовые механизмы не способны сдержать этот эгоизм, если «элита» значительно богаче основной массы населения.

Говоря в данном контексте о трагедии общин, следует упомянуть и противоположную, в некотором смысле, ситуацию – неэффективное использование общих ресурсов при наличии у индивидов исключительных прав. В литературе она называется «трагедией антиобщин» [104], хотя ряд исследователей полагает, что это, как раз, частный случай трагедии общин. Простейший пример, опять-таки, связан с автодорогами: хотя полезность новой дороги для членов общества может быть очень высокой, индивидуальные владельцы земельных участков, по которым дорога должна пройти, заинтересованы в их продаже по неограниченно высокой цене. Во избежание неоправданно высокой стоимости выкупа земли, даже в странах с либеральной рыночной экономикой практикуется принудительное отселение владельцев, с которыми не удалось достичь компромисса. В данной работе тоже показано, что обеспечение исключаемости ограниченных ресурсов не гарантирует их эффективного использования. И хотя обсуждаемая проблема не совпадает с ситуацией «трагедии антиобщин», и в последнем случае неэффективность порождается эгоизмом немногих, с которым обществу приходится бороться нерыночными методами.

Итак, борьба с «ловушкой эгоизма» - это, прежде всего, именно борьба с эгоистическим поведением меньшинства, и лишь во вторую очередь – согласование действий большинства.

Какие экономические рычаги позволяют воздействовать на поведение наиболее состоятельных потребителей? Кроме цены ресурсов, спрос на блага, производимые по различным технолоa } гиям, определяется прочими составляющими их цены и бюджетом потребителей {M i }. В приведенных числовых примерах эти «прочие» составляющие цены благ, производимых по обеим технологиям, намеренно принимались пренебрежимо малыми, однако их наличие дает определенные экономические рычаги, позволяющие ограничить потребление дефицитных ресурсов. Можно ввести налоги на производство или потребление благ данного вида, причем, для благ, произведенных по «эгоистической», более ресурсоемкой технологии – гораздо более высокие, чем для экономичных «коллективистских» технологий. В то же время, такая политика будет действенной лишь в том случае, если уровень налогов на блага, произведенные по «эгоистической» технологии, будет запретительным даже для большинства потребителей с наивысшими доходами. Либо, экономические рычаги могут быть заменены непосредственным административным запретом на использование «эгоистической» технологии. Естественно, предполагается, что известна экономичная «коллективистская» технология, позволяющая обеспечить благами данного вида все население в рамках ресурсных ограничений, и принято согласованное решение о реализации такой технологии.

Можно заметить, что описанная проблема проведения меньшинством эгоистической политики проявляется в мировом масштабе, на уровне стран и межгосударственных объединений.

Поэтому рекомендация ликвидировать этот «провал рынка» путем государственного вмешательства бессмысленна, поскольку здесь уже требуется наднациональное регулирование. В принципе, оно и без того необходимо для минимизации других «провалов рынка» - например, внешних эффектов, которые тоже проявляются в глобальном масштабе и усиливаются по мере нарастания объемов хозяйственной деятельности, достижения человечеством пределов глобальных ресурсных ограничений. Необходимость в наднациональном регулировании давно осознана мировым сообществом. Но его практическая реализация (в форме таких организаций как ООН и др.) пока, скорее, не столько устраняет «провалы рынка», сколько иллюстрирует – опять же, в глобальном масштабе – «провалы государства», прежде всего, коррупцию, которая в данном случае проявляется как искажение принимаемых решений в пользу более сильных и богатых стран.

Тем не менее, существуют, на наш взгляд, и концептуальные ошибки в понимании той или иной экономической политики, которые не позволят улучшить положение даже при условии, что удастся создать на мировом уровне сильный, авторитетный и независимый регулирующий орган. Если его деятельность будет базироваться на ложных концептуальных основаниях, она вряд ли будет продуктивной (с точки зрения интересов большинства населения Земли). К числу таких стереотипов относятся, на наш взгляд, некоторые постулаты рыночной экономики.

Ограничить реализацию эгоистических решений (блокирующих, в свою очередь, реализацию «коллективистской» технологии, пусть даже ее склонно выбрать большинство населения) можно, только отказавшись от основополагающего принципа «рыночной демократии»: каждый должен иметь возможность многократно превзойти окружающих по уровню благосостояния – в т.ч. ценой лишения окружающих возможности повысить свое благосостояние. Капитализм как таковой основан на идее о том, что у каждого есть шанс (но никак не гарантия!) разбогатеть. При этом большинство вполне может жить бедно, но (будучи воспитанным на таких принципах) признавать справедливым такое устройство общества, поскольку шанс, на первый взгляд, есть у каждого1. Можно провести аналогию с т.н.

«оптимистической» стратегией в играх (см. [23]): если гарантированный результат, обеспечивающий достойный уровень жизни всем, представляется невозможным, остается предпочесть такое устройство хозяйственной жизни, при котором хоть у кого-то (каждый надеется, что именно у него) будет шанс на гораздо больший выигрыш, пусть даже ценой проигрыша всех остальных. Однако принципиально важно разъяснить всем заинтеВ таких рассуждениях не учитываются реально действующие положительные обратные связи в сфере распределения доходов и богатства, эффекты самовоспроизводящейся бедности и т.п.

ресованным лицам (а по ряду вопросов к таковым относится все сознательное население Земли), что практически всегда существуют возможности удовлетворения тех или иных материальных потребностей большинства населения на достойном уровне. Поиск таких возможностей – в большей степени, задача естественных и технических наук. Экономические же науки в данном случае должны разрабатывать соответствующие экономические механизмы обеспечения «благосостояния для всех» и, что наиболее важно – формировать соответствующий экономический образ мышления, нацеленный на осознание общих интересов, на предпочтение кооперации, а не конкуренции. Необходимо признать, что это диаметрально противоположно господствующим подходам в современной экономической науке и образовании, ориентирующих всех – и людей, и страны – на выигрыш в конкурентной борьбе.

Таким образом, институциональные истоки «ловушки эгоизма» состоят не в отсутствии эффективных рынков ресурсов и платности доступа к ним. Причина возможных негативных явлений, описанных здесь – не в том, что в соответствующих сферах человеческой деятельности «мало рынка», а, напротив, в том, что «рынка слишком много», и он ничем не ограничен.

Причем, ограничить эгоистическое поведение меньшинства мешает идеологический догмат о недопустимости таких ограничений.

В условиях, когда ресурсы ограничены и на всех не хватает, конкуренция выступает как механизм распределения ограниченного выигрыша: в ней кто-то выигрывает, а кто-то обязательно должен проиграть (причем, при высокой ресурсоемкости «эгоистических» технологий производства высококачественных благ – многие). По мнению британского социолога и философа Р. Скидельски [69], капитализм нужен, пока возможности удовлетворения материальных нужд ограничены. Если ситуация улучшится, стремление к выигрышу в конкурентной борьбе потеряет привлекательность. Впрочем, и здесь возможны иные сценарии развития.

С одной стороны, из тезиса Р. Скидельски следует, что эгоизм и т.п. проявления конкурентного мышления – порождения ограниченности ресурсов. С другой стороны, возникает вопрос:

что произойдет, если НТП все-таки ослабит эту проблему? Уйдут ли в прошлое такие пороки человечества, как жадность, эгоизм, если они были вызваны именно дефицитом ресурсов? Станут ли все автоматически добрее и т.п., если необходимость бороться за выживание отпадет? Или, напротив, конкуренция обострится, но уже в сфере статуса и т.п. нематериальных категорий1? Является ли она внутренне присущей человеческой природе? Можно назвать, по меньшей мере, один вид благ, который неизбежно останется конкурентным всегда: это места на пьедестале почета. Не может быть много победителей в статусных играх – в этом весь их смысл. В связи с этим, возникает следующая гипотеза относительно нынешнего «постиндустриального» развития мировой экономической системы (а в реальности – усиления неравноценного обмена между мировоыми «центром» и «периферией»), обсуждавшегося в п. 2.3.2. Возможно, «опускание» большинства жителей Земли на уровень выживания, на нижние ступени пирамиды Маслоу (чтобы «головы некогда было поднять») – это, как раз, и есть способ для элиты отсечь потенциальных конкурентов в статусных играх? Т.е. распределение природных ресурсов происходит таким образом, чтобы большинство населения не претендовало на дефицитные ресурсы, нужные элите, и, тем более, не составляло ей конкуренцию в удовлетворении потребностей более высоких порядков. Во избежание такой конкуренции, элита в принципе не заинтересована в решении ресурсных проблем.

Так или иначе, будучи порождением ограниченности ресурсов, конкуренция отнюдь не решает эту проблему, а, напротив, усугубляет ее, как показано в следующем разделе данной книги.

Тем более, что некоторые блага останутся принципиально конкурентными. В любом случае какие-то ресурсы всегда будут ограниченными – хотя бы брачные партнеры.

3.2. ПРОБЛЕМЫ ВЫБОРА МЕЖДУ СБЕРЕЖЕНИЕМ И

ВОСПРОИЗВОДСТВОМ РЕСУРСОВ

Преодолевать проблему ограниченности ресурсов – одну из фундаментальных проблем экономики – принципиально возможно двумя способами:

1) искать (сообща или поодиночке) возможности раздвинуть рамки ресурсных ограничений, 2) приняв эти рамки как данность, попытаться перераспределить ресурсы в свою пользу.

В последнем случае рыночная экономика и глобальная политика воспринимается как игра с нулевой (или даже отрицательной) суммой, в которой наличие проигравших неизбежно – и неизбежен антагонизм. На первый взгляд, альтернативный вариант – повышение доступности общих ресурсов – как потенциально бесконфликтный, должен быть более предпочтительным для лидеров инновационного экономического развития. Однако более тщательный анализ, проведенный с применением экономико-математического моделирования, не внушает оптимизма на этот счет. Напротив, существуют объективные экономические факторы, заставляющие лидеров технологического развития идти по пути антагонистической конкуренции.

Инновационное развитие может быть направлено как на конкурентную борьбу, так и на улучшение общих условий. Например, производители транспортного и энергетического оборудования могут лишь повышать экономичность собственной продукции, а могут попытаться разработать методы получения более дешевого и доступного топлива, в т.ч. из возобновляемых и экологически безопасных источников. Результативность таких разработок будет выше при совместных усилиях. Однако нет никакой гарантии, что производителю более экономичных изделий будет выгоднее инвестировать в разработку более доступного топлива, чем в дальнейшее повышение экономичности собственной продукции. Согласно современной биологической теории эволюции, в ходе естественного отбора побеждает не абстрактно «сильнейший», а именно участник, наиболее приспособленный к условиям внешней среды. Нередко от ухудшения общих условий (в данном случае, исчерпания и удорожания ресурсов) наиболее приспособленный игрок (соответственно, производитель более экономичных изделий) может получать выгоду, поскольку общий выигрыш перераспределяется в его пользу. Вначале при ухудшении условий работы более приспособленный к нему игрок может даже выигрывать за счет перераспределения выигрыша (доли рынка и др.) в его пользу, но затем – возможно, уже вытеснив конкурентов – начинает ощущать сокращение собственного выигрыша.

3.2.1. Выбор между ресурсосбережением и воспроизводством ресурсов: «ловушка лидерства»

Для количественного анализа этой проблемы с участием Е.А. Болбот в работе [9] был предложен следующий подход.

Рассмотрим взаимодействие двух производителей – А и В. Сначала, на стадии НИР, каждый из них разрабатывает новые технологии, а затем выпускает с их помощью некоторые блага.

Пусть эти блага, производимые А и В, однородны, и продаются по единой цене p, зависящей от суммарного предложения благ q = q A + q B. Предположим для простоты, что обратная функция спроса на производимую продукцию – линейная:

где a = p ( 0 ) – запретительная цена;

b – параметр, характеризующий емкость рынка (она может быть оценена как q p =0 = ).

Предположим, что в период продажи продукции на рынке реализуется модель дуополии Курно. Это означает, что, оптимизируя свою политику, каждый игрок не учитывает возможной реакции конкурента (хотя она, разумеется, последует). Для простоты выкладок будем считать функции затрат на производство конечных благ линейными. Однако, в отличие от простейшей модели дуополии Курно, учтем, что себестоимость производства благ у конкурентов отличается по причине различия используемых технологий. Введем следующие обозначения:

g i – значение удельного расхода ресурсов на единицу блага (например, граммов топлива на пассажиро-километр или киловатт-час) у i -го производителя, i = A, B ;

pрес – цена используемых общих ресурсов;

спр – значение прочих (не связанных с потреблением реi сурсов) затрат на производство благ у i -го производителя, Тогда суммарные затраты на производство единицы благ у i -го производителя, i = A, B, составят:

Будем считать, что производители А и В максимизируют свои прибыли, управляя объемами выпуска благ. Поскольку здесь считается, что удельные затраты на производство благ не зависят от их выпуска (хотя и состоят из нескольких сложных слагаемых), дальнейший анализ аналогичен анализу простейшей модели дуополии Курно (см., например, [31]). Найдя игровое равновесие, получим равновесные значения • выпуска конечных благ, производимых А и В:

• цены конечных благ:

• и, наконец, прибыли конкурентов:

где i - индекс данного производителя, j - индекс его конкурента.

Выражение, возводимое в квадрат в числителе формул прибыли, можно представить в следующем виде:

Рост этого выражения означает и рост прибыли. Если данное выражение будет отрицательным, i -й производитель даже при отсутствии постоянных издержек будет терпеть убытки ( П* < 0 ) и уйдет с рынка, а его конкурент j останется монопоi листом. Прибыль монополиста в условиях данной модели выражается следующей формулой:

Разумеется, если a c j, даже в монопольном положении работа j -го производителя является убыточной, и он покинет рынок.

Анализ поведения выделенного выражения в числителе формулы прибыли конкурирующих производителей (3.2) показывает следующее. Прибыль растет не только при сокращении собственных затрат данного производителя ci, но также и при увеличении конкурентного преимущества, выражаемого разноc c i ). Какое направление инновационного развития стью наиболее привлекательно для игроков, и при каких условиях?

Для упрощения анализа будем считать, что изменение параметров функции спроса ( a и b ) – вне пределов возможностей производителей А и В, и в своей инновационной политике они могут влиять только на уровень затрат. Тогда изменение прибыли i -го игрока однозначно определяется изменением рассмотренного выше выражения a + c j 2c i. Вернемся к более подробному представлению суммарных затрат на производство конечных благ:

Инновационные разработки могут быть нацелены и на сокращение прочих, не связанных с потреблением ресурсов, составляющих затрат на производство и эксплуатацию оборудования. Однако здесь основное внимание уделяется инновационным проектам, нацеленным на снижение расходов, связанных с потреблением ресурсов (например, энергоносителей). Наиболее очевидный путь снижения соответствующих затрат – сокращение удельного расхода ресурсов g i. Что касается цены ресурсов pрес, она также может снижаться благодаря разработкам, направленным на повышение доступности ресурсов, поиску их новых, в т.ч. возобновляемых источников и т.п. Снижение цены ресурсов, достигнутое в результате НИР данного производителя, выступает как внешний эффект для его конкурента – необязательно положительный, как будет показано ниже.

На стадии НИР каждый игрок выбирает наиболее выгодное для себя направление инвестиций – в снижение ресурсоемкости собственной технологии производства благ, либо в снижение цены ресурсов, общей для обоих игроков. Принимая решение, на стадии НИР игроки также не рассматривают возможные ответные действия партнера, как и предполагается в моделях олигополии Курно. Также пока предположим, что действия, нацеленные на снижение потребления ресурсов или их цены, носят необратимый характер, т.е., например, если однажды благодаря результатам исследований и разработок удалось сократить цену ресурсов до определенного уровня, далее она не может повыситься, даже если бы какому-то игроку это показалось выгодным.

Снова преобразуем выражение, стоящее в числителе формулы прибыли производителей на конкурентном рынке (3.2):

Как было показано выше, увеличение этого выражения однозначно приводит к росту прибыли i -го игрока. И если снижение удельного расхода ресурсов однозначно выгодно, то удешевление ресурсов оказывает на уровень прибыли неоднозначное влияние. Как видно из последней формулы (3.4), если 2 g i < g j, или g i <, т.е. i -й игрок имеет, по меньшей мере, двукратное преимущество в экономичности продукции перед конкурентом, ему вообще невыгодно снижение цены ресурсов.

Разумеется, конкретный – двукратный – уровень порогового конкурентного преимущества ( g i < ) определяется принятой в данной работе спецификацией простейшей модели дуополии Курно. Однако и при других, например, нелинейных функциях спроса и затрат, но обладающих теми же качественными особенностями, основные выводы из анализа данной модели сохраняют силу. Т.е. ее можно рассматривать как «мягкую» экономико-математическую модель, см. [4].

Анализ полученного формального результата позволяет сделать следующий парадоксальный, на первый взгляд, вывод.

Если конкурентное преимущество определенного производителя над прочими превосходит определенный пороговый уровень, он может быть в принципе не заинтересован в удешевлении общих ресурсов, в повышении их доступности, поскольку его выигрыш в конкурентной борьбе обусловлен именно их дороговизной. Т.е. для лидера «чем хуже, тем лучше»! Этот эффект можно назвать «ловушкой лидерства» в инновационном развитии. Особо подчеркнем, что эта ловушка относится не к институциональным ловушкам, анализу которых уделяется большое внимание в последнее время, а, скорее, к технологическим, наподобие широко известного QWERTY-эффекта1. Термин «лоО сходстве и различии институциональных и технологических ловушек подробно написано в работе [5].

вушка» здесь означает, что при попадании значений технологических параметров (в данном случае – значений ресурсоемкости технологий конкурентов) в определенные области, реализуются неблагоприятные (для кого – подробно описано далее) траектории инновационного развития.

Следует подчеркнуть отличие полученного здесь результата от общеизвестных – прежде всего, от тезиса о том, что инвестиции в частное благо, как правило, выгоднее, чем в общественное. Здесь показано, что при определенных условиях второе не просто менее выгодно, чем первое – оно в принципе невыгодно.