«Роза Мира или родонизм? вспоминая будущее Я знаю, ваш путь неподделен, Но как вас могло занести Под своды таких богаделен На искреннем вашем пути? Борис Пастернак (Маяковскому) Санкт-Петербург октябрь 2012 – февраль ...»

Такое впечатление, что те, кто активнее всех суетился вокруг имени Даниила Андреева в конце прошлого и начале нынешнего века, сделали вс возможное, чтобы выдавить из русской культуры своего «кумира». Больше блага Андрееву принесли его критики и ругатели – от противного.

Лучше бы было (и во всех отношениях!) «друзьям Розы Мира» ничего не делать и ничего не писать о «метафизическом трактате»; а трактату, стихам и поэмам Даниила Андреева до времени оставаться непризнанными и непонятыми, чем быть так понятыми и так популяризируемыми.

Лучше быть гонимым, чем гонителем. Но, видимо, пассивно наблюдать, как Роза Мира дат ростки в молчаливых и глубоких душах, не суетящихся вокруг «рм-мечты» и не кричащих о себе, было свыше сил инфернальной изнанки, а сам автор этой книги так стал поперк горла и столько сорвал масок с духа пошлого, что не попытаться опошлить и утопить в суете сует самого разоблачителя было совершенно невыносимо. Не удалось удавить – надо возглавить. Отвратить, отодвинуть, насколько это возможно. Это было, как теперь можно предположить, первичным эмоциональным импульсом – зачатием демона родонизма, остальные задачи пришли к нему уже во время еды. Паразит пуще всех ненавидит того, за счт кого живт. Дух небытия и не может быть не чем иным, как духом зависти и саморазрушения.

Гордыня равенства – главное искушение родонизма.

В интерактивной среде вылупляются различные модели действительности, и в их метафоры, как в зеркала, смотрит живая память будущего. Пафос родонизма – предложить новую модель социума миру. Что это за модель? Сколько бы родонисты ни ссылались на труд Даниила Андреева и ни писали возвышенных призывов, но то, что они состряпали в собственной камере, нагляднее и убедительнее любых лозунгов. Чтобы представить, какое общество и с какой атмосферой создаст родонизм, дай ему волю, достаточно взять любой из рм-ресурсов за образец и задать вопрос: это та культура и та социальная модель, которую вы предлагаете миру и в которой хотелось бы жить? (Костр не костр, но рм-дурдом в этом «всемирном братстве» по мне плачет точно.) Если вы не сумели внутри такой камерной компании и за такой внушительный срок создать хотя бы более-менее приличный культурно-философский клуб, где не опускаются до трамвайного хамства;

а рм-форумы не только не смогли показать в Сети не то что модель Розы Мира, но просто мирно существовать в одном информационном пространстве, – то какова настоящая цена всему тому, что вы несте миру? Стоит такие вопросы начать задавать или даже их думать – и сползт с аватарки улыбка, рассеется туман и чугунное лицо родонизма уставится на тебя таким тусклым взглядом, обдаст таким гнилым дыханием и начнт испускать такие потусторонние речи, что спасение бегством от этих «спасителей человечества» будет самой здоровой реакцией. Но ведь и бесов Достоевского долго никто не принимал всерьз… – и на тебе, побрезгавшему, пришлось-таки уверовать и поплестись в их квазицерковь. Животный инстинкт и здравый смысл иногда подводят человека. И по большому счту, это хорошо. Но только по очень большому счту.

Родонизм, усевшись на одной из вершин русской мысли и христианской пророческой мистики, претендует на знание глубинных первопричин мировой жизни, сокрытых от секулярной социологии и политологии. Взяв наперевес трактат Даниила Андреева и взвешивая на весах метафизического знания расклад иномирных сил, стоящих за политическими коллизиями, родонизм пытается соорудить универсальный метаспектометр, способный различать духов в текущей исторической действительности и прогнозировать будущее. Такой подход к Откровению не только раздувает гордыню рм-аналитиков, что уже не есть благо для человеческой души, но и покушается на свободу Духа Божьего. Это очень тонкий момент в отношении к мистике. Стоит воспринять мистическую реальность, в высшей степени динамическую и творческую, по аналогии с реальностью природного порядка, а связи между мирами как причинно-следственные, так сразу умаляется не только свобода человека, но и свобода Творца. Диалог Творца и творения загоняется в детерминированные рм-знанием рамки.

В натуралистическом понимании мистического и мифического заинтересован прежде всего дух антихристианский. Злу нужно внушить нам чувство его значимости, поработить нас своим могуществом. Надо сделать так, чтобы мы, слыша соблазны зла в сердце свом и внушаемые нам изнаночные мысли, воспринимали их за свои собственные. Надо внушить нам, что наша история и наш выбор обусловлены расстановками игроков на инфернальном поле. Поэтому родонизм так сосредоточенно всматривается в адские пучины и ищет в них сокрытую пружину политических и социальных движений. Родонизм (на практике!) больше верит в силу демоническую, принуждающую как необходимость, чем в Божественную творческую свободу. Уицраоры и прочая нечисть через государство и низменные инстинкты творят текущую человеческую историю. Культура – подлинно созидательное начало человеческого общества – видится той же надстройкой над базисом; только марксистский экономический базис заменн метафизическим, но с той же угрюмой законопослушностью определяющим нашу историческую действительность.

Одна схема сменила другую, и в ней так же не осталось места для духовной свободы личности.

Гнетущий пессимизм Родона и цинизм правого крыла порождены верой в демоническое как действенную причинность истории. А-ля советский оптимизм левого крыла является такой же альтернативой им, как материалистический социализм – капитализму. Это два конца одной палки в руках князя мира сего. Увы, ни к чему иному и не мог привести подражательный дух родонизма, так же порабощнный царством необходимости, как и его предшественники.

Родонизм, как марксизм, по-настоящему уважает лишь внешнюю силу и не верит в творческую свободу человека, не обусловленную никакими кукловодами и схемами. Вновь подчркиваю, что речь идт об утилитарном духе родонизма, а не о мистической поэзии Даниила Андреева: между ними та же внутренняя пропасть, что между правдоподобием и правдой.

Несмотря на рационалистический дурман, родонизм – идеология очень русская, каким был и русский коммунизм, умудрившийся плоский материализм марксизма превратить в религиозный катехизис и построить на нм свою квазицерковь. Тоталитарность мировоззрения, претензия на его всемирность и спасительность для человечества, подражательность, доходящая порою до обезьянничанья; торопливость и желание найти лгкий рецепт, разрешающий навсегда все проклятые вопросы; непримиримость до нетерпимости к многовариантности истины, нечувствование относительности всех конечных ответов; неуважение к цветущей сложности культуры и тонкой душевной организации; неумение совмещать внутри себя противоречия как разные проекции единого объма, – вс это является обратной стороной и упрощением лучших свойств именно русской души, вытекающих из е призвания в человечестве.

Подражательность является искажением всемирной отзывчивости и врожднной способности русских перенимать чужие культурные типы и перевоплощаться в них – необходимое условие для душевной организации, призванной примирять национальные культуры без унификации и усреднения их ликов. Эсхатологическая направленность русского духа оборачивается неуважением к срединной культуре и непониманием ценности относительного. Религиозная устремлнность к последним вопросам может при недостаточной внутренней дисциплине переходить у русских в догматизацию и катехизацию любого учения, ставящего такие вопросы и дающего на них свои варианты ответов; а горячая вера может становиться ложно направленным максимализмом. Широта и безмерность русской души может проявляться как разлив вольницы, не признающей никакой гигиены. Отсутствие в русском историческом опыте рыцарства сказывается на так трудно дающейся нам культуре самодисциплины, что оборачивается острой нуждой в сильных внешних ограничителях, деспотической власти государства, барина или доктрины.

Безбрежное богатство натуры приводит к небережному и небрежному отношению к своим и чужим дарам. Совестливость и нравственная чуткость русской души, е глубинная тяга жить по правде, а не по формальному закону, устремлнность к всемирному братству по духу и по сути, а не к юридическому универсуму; настроенность сердца на последнее и всеразрешающее откровение, невозможность успокоиться на конечном, срединном и относительном, – вс это может обернуться и оборачивалось в истории не раз попиранием всех законов и правил, сметанием всех внешних норм, безудержным разгулом и уходом в «жизнь по понятиям», что вызывало из бездны новую деспотию, как реакцию и единственное спасение от центробежной стихии, не знающей никаких внутренних ограничений.

Я назвал лишь некоторые из полярностей российской души, коренящиеся в е миссии. Лучшие наши мыслители в течение двух столетий показывали нам и наши сильные стороны, и наши слабости, и наши грехи, предупреждали о возможных срывах и опасностях, подстерегающих нас в нашей исторической судьбе. Нам же надо только выслушать их, но вот слушать-то мы и не очень хотим: мы хотим отыскать раз и навсегда данное универсальное учение и на том успокоиться, многоголосие творческого духа внутри нас самих нам пока никак не датся, несмотря на нашу великую способность усваивать и перенимать многообразие культур извне.

Православная религиозная культура, классическая русская литература и религиозная русская философия оформили и сформулировали нашу национальную идею, которую в верхах нового российского государства вс как бы ищут и никак не могут отыскать. Одним из великих выразителей русской национальной идеи был и Даниил Андреев.

Выхватив одного вестника русской идеи из целостного созвездия и придав ему первостепенное значение, а остальных низведя в лучшем случае до предтеч, родонизм пытается выстроить новую тоталитарную идеологию. Сначала с Даниилом Андреевым нужно проделать тот же фокус, что с Марксом: возвеличивая, умалить и, подражая, упростить. Воспользовавшись специфическими свойствами дара Андреева, вычленив и раздувая только одну составляющую его творчества, родонизм закладывает в фундаменте своей идеологии великую ложь. Вырванная из культурного контекста идея, претендующая на универсальность целого, есть ложь онтологическая. Об исторических целях этой лжи поговорим в следующих параграфах, а пока я приведу три знаковые для понимания русской идеи цитаты трх знаковых русских мыслителей:

П. Я. Чаадаев (из «Апологии сумасшедшего»):

«У меня есть глубокое убеждение, что мы (русские – прим. мо) призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах (европейских – прим. мо), ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество.»

Владимир Соловьв (из речей в память Достоевского):

«Если христианство есть религия спасения; если христианская идея состоит в исцелении, внутреннем соединении тех начал, рознь которых есть гибель: то сущность истинного христианского дела будет то, что на логическом языке называется синтезом, а на языке нравственном – примирением. Этою общею чертою обозначил Достоевский призвание России в своей Пушкинской речи. Это было его последнее слово и завещание. И тут было нечто гораздо большее, чем простой призыв к мирным чувствам во имя широты русского духа: здесь заключалось уже и указание на положительные исторические задачи или, лучше, обязанности России. Недаром тогда почувствовалось и сказалось, что упразднн спор между славянофильством и западничеством, – а упразднение этого спора – значит упразднение в идее самого многовекового исторического раздора между Востоком и Западом, – это значит найти для России новое нравственное положение, избавить е от необходимости продолжать противо-христианскую борьбу между Востоком и Западом и возложить на не великую обязанность нравственно послужить Востоку и Западу, примиряя в себе обоих. И не придуманы для России эта обязанность и это назначение, а даны ей христианскою верою и историей.»

Н. А. Бердяев ( «Русская идея»; выдержки):

«Христиане должны сознать свою вину, а не только обвинять противников христианства и посылать их в ад. Враждебна христианству и всякой религии не социальная система коммунизма, которая более соответствует христианству, чем капитализм, а лжерелигия коммунизма, которой хотят заменить христианство.

Русские – максималисты, и именно то, что представляется утопией, в России наиболее реалистично.

Русский коммунизм есть извращение русской мессианской идеи. В коммунизме есть своя правда и своя ложь. Правда – социальная, раскрытие возможности братства людей и народов, преодоление классов; ложь же – в духовных основах, которые приводят к процессу дегуманизации, к отрицанию ценности человека, к сужению человеческого сознания, которое было уже в русском нигилизме.

Коммунизм есть русское явление, несмотря на марксистскую идеологию. Коммунизм есть русская судьба, момент внутренней судьбы русского народа. И изжит он должен быть внутренними силами русского народа. Коммунизм должен быть преодолн, а не уничтожен. В высшую стадию, которая наступит после коммунизма, должна войти и правда коммунизма, но освобожднная от лжи.»

Опыт коммунизма в России был дьявольской пародией на русскую идею, карикатурой на опережение. 67 Сами исполнители, даже такие, из глубины веков подготавливаемые демоническим разумом человекоорудия, как Ленин и Сталин, не ведали настоящих планов своего незримого кукловода. Как не понимал М.А. Булгаков, кто и зачем внушает Мастеру его квазиевангелие.

Книга сработала по-настоящему только при крахе материалистического атеизма, с которым так См. ветку «СССР – карикатура Розы Мира».

искренно боролся писатель.68 Ныне уже просматривается ряд задач, что коммунистическая карикатура выполнила на опережение; конспективно перечислю лишь те из них, что мне удалось осознать как главные:

– Дискредитация на практике идеи социальной справедливости и мечты о таком состоянии общества, где люди могут творить сообща и думать об общем, как о свом, а не жить только для себя и творить только во имя сво. Угашение (от противного) социальной совести, духа соборности и сотворчества.

– Неуклонное усиление такого состояния общества (опять же от противного), которое покоится преимущественно на низших инстинктах и опирается на них как на единственно реальные и неутопичные механизмы структурирования социума. Внушается мысль о существовании объективных, фундаментальных и незыблемых экономических законов – законов эгоизма, возведнного в культ. Любая другая социальная структура, кроме тотальной денежной иерархии, объявляется утопией, которая якобы неизбежно приводит к ужасам сталинизма (нагляднее пугала придумать невозможно). Бинарная альтернатива «капитализм-социализм»

работает исключительно в плоскости мировоззрения, на все лады внушающего человеку одну магистральную идею: человек – существо полностью обусловленное объективными законами (экономическими, психологическими, социологическими, природными, космическими и т.д.). Это и есть ложь Великого Инквизитора – его показная забота о счастье большинства, демагогически противопоставляемого им аристократической Правде Христовой.

– Убивать в людях веру в саму возможность построения на Земле общества, основанного на абсолютно иных принципах, нежели капиталистическая демократия – самая свободная и потому наилучшая из возможных модель при всех е недостатках; вера в эту модель внушается с грандиозной энергией по сей день, а опыт коммунизма в России используется в качестве прививки от возобновления творческого поиска иной модели развития.

– Противопоставив русский коммунизм западному миру, совершить мутацию в самих западных демократиях, подменить тотальной властью денег (единственной реальной властью ныне) все демократические институты, превратив их в ширму.

– Постоянно пугая рецидивами «красной чумы», совершить объединение человечества на основе бездуховной и лживой рыночной доктрины, присвоившей себе одежды свободы и демократии, но в глубине не являющейся уже ни той, ни другой.

– Отталкиваясь от опыта коммунизма с его культом вождей и партийной идеологии, ставшей катехизисом, и прикрываясь десакрализацией государственной власти, максимально погасить само чувство сакрального в человеке и объявить это чувство злом, порождающем все тоталитарные утопии. Отвращаясь от ложной иерархии, провозгласить любую иерархию злом. Борясь за права и свободы, вынести их содержание за скобки и привести человека к свободе от качества и восхождения.

– В недрах десакрализированной культуры постмодернизма зародить – как протест и альтернативу ей – ряд будущих тоталитарных доктрин (например, родонизм). Которые в свою очередь породят протест и альтернативу себе – завершающую ложь антикосмоса. Обкатка механизмов разнуздания сексуальной стихии идт сейчас в атмосфере постмодернизма, пока есть такая возможность. И новая сексуальная революция будет окутана романтическим флром борьбы за свободу личности, протестующей против тотального родонизма (неокоммунизма).

– Как изнутри запустить механизм вырождения всемирного братства культур и религий в родонизм, учится хитрый дух на различных микромоделях ныне, а нужный ему для этих задач душевный тип был сформирован в коммунистический период и только совершенствуются теперь и подгоняется под требования будущей квазицеркви.

– Роза Мира – это творчески раскрывшаяся правда исторического христианства. Роза Мира и есть по сути христианский коммунизм. Дискредитация Розы Мира как русской мессианской идеи, создание на не безобразной и ужасающей мир карикатуры на опережение – русского безбожного коммунизма – вот главная цель, реализации которой добивался в XX веке в России планетарный демонический разум. Что может быть доброго из России? И многих искусил, соблазнил и запутал.

См. дискуссию, открытую рассказом Сергея Сычва «Разговор с Михаилом Афанасьевичем в саду на скамейке».

Но на ошибках учатся не только демоны – творческое начало и свобода совести неугасимы в человеке. Со злом бесполезно бороться его же методами, неизбежно ожесточаясь в ходе этой борьбы, то есть только увеличивая суммарное мировое зло. Зло просто нужно назвать по имени, показать без маски. Правдоподобию лжи можно противопоставить только правду живую, которая не декларируется, но проживается. Опыт преодоления зла становится добром, когда удалось разоблачить зло – лишить его заимствованных у добра одежд и привлекательности.

Великий Инквизитор являлся и будет ещ являться в истории под разными образами.

Где утверждают, что истина не нужна для счастья людей, что можно хорошо устроиться, не ведая смысла жизни, там – он. Свободные, истинные слова не нужны, нужны слова полезные, помогающие устроить дела земные.

Я уже сравнивал рм-сообщество со своеобразным Ноевым ковчегом. Неимоверная широта проблематики, затронутой Даниилом Андреевым; грандиозная и в то же время убедительноцелостная панорама исторических, культурных, мифических и космических взаимосвязей, через которую он проводит своего читателя; живой язык его метафор и образов; бескомпромиссная постановка самых глубоких и болезненных вопросов нашего бытия; одухотворение природы, по которому так соскучилось человечество; приоритет этических ценностей, так близкий именно русской душе; примиряющий дух вечной женственности, буквально разлитый в андреевской поэзии, – вс это позволяет самым разным людям находить в его творчестве родственное себе, откликаться на ту или иную его часть. В рм-сообщество попадают люди, отстоящие друг от друга на духовные километры, люди с полярными убеждениями, не стыкующимися ни в чм взглядами.

Поклонники Розы Мира не могут найти между собою буквально никаких точек пересечения и докричаться друг до друга. Это сообщество насквозь продувается действительно всемирными ветрами. Объединяет этих людей лишь одна книга, понятая и прочитанная каждым по-своему. Но книга эта великая, и светлая сила е притяжения велика. Так создатся иллюзия, что вокруг этой книги, как костра в ночи, возможно собраться единому сообществу и что первоначального эмоционального импульса «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!» достаточно для сохранения и роста такого сообщества, что такое сообщество вообще нужно миру и нест благо.

Это иллюзия, и ею воспользовался дух небытия. Не найти нигде ему лучшего «человеческого материала», чем рм-читатели, как будто специально отобранные из различных культурных и социальных ниш для какого-то неведомого эксперимента («каждой твари по паре»).

Где, в каких тайниках подсознания отыскать для таких разных людей одну общую струну, на которой можно сыграть хотя хитрую, но элементарную, как воровская страсть, пьесу? Как заставить их шаг за шагом, выбор за выбором продвигаться в противоположную сторону от пленившей первоначально идеи и мостить собою дорогу к целям, бесконечно враждебным тому духу, что привлк и согрел эти души при первой их встрече с книгой «Роза Мира»? Как сделать их потом активными гонителями этого духа, сохраняя ему верность на словах и даже на уровне «дневного сознания»? Чем ослепить, какой глухой пеной залить их сердца, чтобы не чувствовали они своей страшной измены, не видели очевидного и не слышали «прямо в уши кричащего факта»? Слабостей у человека много, струн, за которые может дргать инфернальный кукловод, достаточно в нашей природе, но вот чтобы так, на 180 градусов и притом незаметно для сознания, перевернуть его и заставить работать против своих же идеалов, да ещ перевернуть точно так же других, ничего общего не имеющих друг с другом людей, собрав их в одном месте и сделав постепенно послушными чужой воле, – о, тут нужна неимоверно крепкая и в то же время очень тонкая (невидимая!) струнка, общая для всех и вожделенная наживка. Если мы сможем отыскать в себе и назвать по имени эту подлую струну и увидеть воочию суть этой лживой наживки, то сделаем, я уверен, хорошее дело.

Дьявольское вообще и дьявольское в нас – это в первую очередь гордыня, но она может принимать самые причудливые формы и быть потому неузнанной. Например, гордыня может рядиться в одежды борьбы с гордыней и губить под этим прикрытием вс творческое, невозможное без дерзновения. Может принимать вид миротворца и ополчаться на любое движение, немыслимое без конфликта с инерционной и косной средой. Есть гордыня даже в трусости, что боится совершить явную для всех ошибку и потому всегда перестраховывается и без гарантированных успехов не сделает ни шагу. Есть гордыня тщеславия, гордыня осуждения, гордыня смирения (самый зловещий вид гордыни, по словам Бердяева). А есть гордыня равенства. И этот вид гордыни является как раз той струной, на которой играет дух родонизма по преимуществу. Попробуем расшифровать е магическую формулу.

В предыдущих главах я останавливался на том душевном узелке, в котором гордыня равенства находит себе первый отклик в родонистской среде: узелок относительно прост и при желании отслеживается в душе и развязывается без большой внутренней работы. Это гордыня первого отряда, а пафос е – войти в историю. В первый отряд попадают люди не по своим дарованиям или творческому вкладу в т.н. «рм-движение» (куда оно движется, толком не знает никто), а по факту регистрации на первом рм-форуме; сам по себе «срок службы» гарантирует место в первом отряде и оберегает его от новых рм-строителей. Способствует раздуванию этого узла гордыни восприятие «метаисторического трактата» как фундамента Розы Мира.69 Ясно даже младенцу, что маленький первый отряд поимнно войдт в анналы истории. Достаточно просидеть остаток жизни на рм-форумах – и место в портретной галерее рм-первопроходцев тебе обеспечено.

Поэтому так легко незримому кукловоду расчсывать наши тщеславия и манипулировать ими, включая то одно, то другое имя в свою энциклопедию рядом с именами великих и подчркивая всякий раз, что это есть отныне твоя вписанность на века в историю рм-движения. Если кто-то из «форумчан» и заглядывает в его энциклопедию, то исключительно в щекочущее место о себе, любимом. Но без всяких энциклопедий – какова их судьба ведь ещ неизвестно – видно, как в лучах восходящего солнца переливаются золотом вырубленные на будущем рм-пьедестале буквы твоего имени... И скажут потомки потом: мы знаем, что первым всегда тяжело, они выполняли почти сверхчеловеческую миссию в том бездуховном обществе. Простим же им их слабости и назовм героев по именам. Салют Мальчишу! Вперд к победе родонизма! (Нет ничего нового под луной.) Добрый малый Бобчинский наконец-то осуществил свою инфантильную мечту – и в рмстолице все будут знать, что жил-был такой Бобчинский на первом рм-форуме, достаточно открыть учебник и прочесть о том, как в России в начале 21-го века формировался первый отряд всечеловеческого братства (ещ раз вспомним их имена). Соблазн примитивный, но действенный.

И отмахнуться от него под силу далеко не каждому рм-ветерану. Нота «чтобы тебя помнили»

задевает такие трепетные струны в человеческой душе, что почти невозможно отказаться от нового и нового прослушивания этой немного грустной, но такой щемящей наше смертное сердце мелодии… Чем и пользуется презирающий человека дух.

Есть ещ один – параллельный и на параллельном форуме – но схожий соблазн: «мы являемся творческой лабораторией Розы Мира». И в этом искушении уже больше правды, чем в соблазне первого отряда, только есть одна, но убойная ложь, и она отравляет и сводит на нет правду: опять сам факт нахождения на форуме, а не творческое содержание и не его плоды дат право считать себя членом лаборатории грядущего. И форум превращается в виртуальное государство, можно заниматься его конституций, делжкой виртуальных портфелей, круговыми голосованиями вечнотекущего «вече» и периодическими вздутиями каких-то «холотропных солитонов в условиях шума». Кипучая пустота этой «лаборатории» так же гарантирует место в истории простой регистрацией на форуме, как и первый отряд. Это та же гордыня равенства, только с другого боку. Но это тоже поверхностный слой, относительно зримый; следствие, а не причина.

Подлинная роковая (раковая) наживка гораздо соблазнительнее и хитрее.

«…Книги, которая, если Господь предохранит е от гибели, должна вдвинуться, как один из многих кирпичей, в фундамент Розы Мира, в основу всечеловеческого Братства.» (Даниил Андреев. Роза Мира. Кн.1, гл.1.) Сказано в самом начале книги: один из многих кирпичей, а не один кирпич.

Следующий узел рм-гордыни завязывается на более глубоком и менее осознаваемом слое психики – это «птичий язык» родонизма. В гуманитарной среде на такой вид «субкультурного надувательства» особенно падки профессиональные философы, гордящиеся тем, что простому смертному их язык непонятен, а уж умение отличить трансцендентное от трансцендентального – пропуск во внешний круг этого высокоинтеллектуального ордена. Но ни у одного философского или культурологического сообщества (за исключением масонских лож и оккультных сект) нет религиозной претензии, какая есть в рм-сообществе. «Птичий рм-язык» дат внутреннее право причислять себя к религии будущего (на словах, что и подкупает). Чувство причастности высшему знанию позволяет судить обо всм на свете и снисходительно посматривать не только на окружающих (это искушение знакомо многим творческим союзам), но и на всех гениев прошлого, на все религиозные традиции. А вот это новенькое чувство! Не так что бы нагло уж сверху смотреть, но чуть-чуть свысока. Серьзный диагноз. А так как книга «Роза Мира» содержит в себе действительно великое и светлое знание (хотя и не оставляет оно позади и внизу других вестников, как это мнится родонистам), то гордыня таким знанием может принимать поистине губительные формы для свободы духа. Назовм этот вид гордыни – эзотерическим равенством всех перед Метазнанием. Сколько бы ни открещивались родонисты от слова «эзотерический» и от сектантского духа, суть такой гордыни одинакова и в эзотерических орденах, и в сектах. Но рмгордыня опаснее, ибо свет подлинника истинен и необорим.

Мы подошли к глубинному, иррациональному пласту психики, где находится центральная точка родонизма, его корневой соблазн, из которого произрастают все его духовные подмены, питается его пафос, расходятся все ответвления. Это ядовитое семя порождает все идеологические стволы родонизма, начиная с «логически непротиворечивой концепции» Родона и заканчивая маргинальными сатаническими вывихами правого крыла. В этой точке сходятся все волевые струны родонизма, каждый канал инвольтации рм-демона ведт к ней. С одной стороны, это источник идеологической энергии и восполнения убыли умственных сил, «дыра», пробитая родонизмом в нашей ментальной сфере; а с другой стороны – скрепляющий «цемент», тот, что позволяет незаметно усыплять, обволакивать творческое начало человека и загонять его в мировосприятие сужающегося конуса. Именно несказанное творческое начало человека поражает яд родонизма в первую очередь, и только это начало является единственным действенным противоядием от лжи родонизма: «здесь берега сходятся», по выражению Достоевского. Из изолгания именно таких точек состоит «эйцехоре», как назвал «семя дьявола» в нашей душе Даниил Андреев.

Саму центральную точку главного соблазна родонизма вербализировать невозможно: она абсолютно иррациональна, это одна из тех духовных нор, где сгущается тьма и зарождается бунт творения против Творца, а свобода жалит само себя, как скорпион, порождая направленность воли к небытию. На такую точку нельзя указать прямо, ей можно давать разные имена, но они не будут полностью отражать е сути. Но можно описать свойства самых первых последствий от пробуждения сей иррациональной «трихины» в нашем духе, увидеть первые вербальные одежды, в которые наш разум пытается облечь эту возникшую откуда ни возьмись чрную волевую дыру.

Вокруг не можно начертать круг света и парализовать е злую волю.

«Духовидение» – вот логос, исказив который, дух родонизма проникает в сокровенную область нашего миросозерцания и подсознания. Даниил Андреев обладал специфическим и крайне редко вручаемым дарованием – способностью на уровне сознания прозревать в иные материальные миры планетарного космоса, обозревать их «географически» и общаться с их обитателями. С тонкоматериальными (оккультными) видениями сталкиваются хоть раз в своей жизни очень большое количество людей (во сне – подавляющее большинство), но, как правило, ни осмыслить эти видения, ни тем более вписать их в религиозный, культурный, философский, мифологический или историософский контекст не могут. Сразу выносим за скобки различные виды прелести и бесовской одержимости, а рассматриваем подлинные иномирные прорывы психики, защищаемые от демонического воздействия Провидением. Такой дар никогда не вручается отдельно, но в соцветии даров, и такой дар эксклюзивен. Гениальных его носителей можно перечислить по пальцам в истории человечества. Такими были Гомер и Дант, таким был и Андреев.

В развитии человеческой культуры бывают этапы, когда становится необходимым «вливание»

в е духовное лоно оккультного знания. Оккультного – в точном смысле этого слова – как прозревания в иные материальности. Развитость оккультных органов чувств ни в коем случае не норма для человека, но отклонение от нормы и отклонение существенное; в каком-то смысле – даже уродство и очень тяжкий крест для носителя. Страшно представить, в какой хаос и какой разлив эзотерической мути превратится человеческая культура, если падт наша Светлая Защита перед тонкоматериальным и сотни тысяч душ будут обладать раскрытыми оккультными органами чувств без великой духовной подготовки, ведущейся столетиями и даже тысячелетиями с теми, кто призван приоткрывать человечеству и эту сторону бытия. Именно – духовной подготовки.

Само же раскрытие оккультного занавеса не такой трудный акт, как может показаться (не намного сложнее, чем раскрытие физических органов чувств); но закрыты до времени оккультные очи у нас не случайно – это оберегание нашей духовной свободы от подавления е внешними чудесами и чуждыми силами.

Подлинно духовные дары – это внутренне абсолютно свободное, творческое раскрытие человеческого духа, для которого нет уже ничего чуждого, вс в любви и по любви, вс внутри и вс есть момент проживания своей судьбы. И только на очень высоких ступенях духовного восхождения, когда человеку уже не грозит подавление его свободы иноматериальным и «чудесным», могут быть раскрыты и оккультные органы чувств. В нашем же мире такое преждевременное раскрытие оккультных способностей скорее зло, чем благо; скорее помеха духовному восхождению, чем помощь. Христианские мистики, пророки, святые и подвижники, великие мыслители и художественные гении не обладали, как правило, развитыми оккультными способностями, не прозревали иноматериальное (внешнее), но прозревали именно духовное (внутреннее) пространство, пространство смысла и любви. И прозревали высочайшие духовные миры, а не тонкие материи.

Дар смотреть и видеть70 – это подлинное духовидение. А просто смотреть – достаточно глаз, физических или оккультных, или технического устройства. Духовидение – это внутреннее прозревание смысла, Логоса, это раскрытие любви: только любовь видит Целое и Главное, что в человеке, что в мире. А прозревание в иные слои космоса, в тонкие материи – это не духовидение, но оккультное раскрытие тонких органов чувств. Как и физическое, оккультное зрение ещ никак не связано с духовидением и духовностью. Духовным может быть и слепой, а бездуховным – зрячий, что физически, что оккультно. Но раскрытое оккультное зрение, в отличие от физического, приведт к глубочайшим душевным травмам. Только гиганты духа и только по благословению Свыше, и только когда требуется именно такое, очень точечное и специальное вливание в нашу культуру и нашу жизнь оккультного знания, могут оплодотворять это знание своим гением и приносить нам такие духовные плоды, как Дант и Даниил Андреев. Но вновь подчркиваю, что это крайне редкое явление: нельзя есть одни специи, в том числе и тонкоматериальные. И хлеб духовный – вовсе не то, что родонизм подразумевает под «духовидением», ставя его несравнимо выше всех даров. Здесь путаница, но путаница неслучайная и роковая.

Самый тонкий и зловещий вид гордыни родонизма – это не «первый отряд», а равенство всех перед Духовидцем. Это умаление духовной иерархии, вытекающее из равенства всех даров перед Даром Духовидения. «Вы не видели, а он видел!» – эту фразу можно бросить теперь любому, и современнику, и «предтече». Вс обесценивается, вс ничтожно по сравнению с Духовидением.

Все дары – дары с маленькой буквы, только Духовидение – Дар с Большой Буквы. А так как Духовидение исключительный Дар, то уравнивается и усредняется скопом вся духовная культура, все дары сводятся до «обслуживающего персонала». Причастившись Знанию, полученному от Духовидца, можно снисходительно посматривать на великих, судить их – это ли не сладко втайне?

Это такое великое облегчение от культурной ноши и угрызений честолюбия, что не соблазниться им может только превосходящая соблазн по силе любовь к человеческому творчеству. В родонизме Сальери теряет внутренний пафос: какая может быть зависть к незаслуженному дару Моцарта, если сам этот Моцарт по сравнению с Духовидцем слеп и мал?

«…они видя не видят, и слыша не слышат» Евангелие от Матфея, 13:13.

Преклониться пред одним Даром, пред одним Избранником несравнимо легче, чем признать всю необъятную иерархию культурных качеств и ценностей. Неподъмная иерархия сбрасывается и усредняется пред всеподавляющим Знанием. А место рядом с Духовидцем можно заслужить трудом и детальной разработкой нюансов полученного Знания. Можно заслужить! Вот в чм утешение Сальери: девальвирован предмет зависти. Стать вторым после Духовидца (ему же нет конкурентов) можно усидчивостью «первого ученика». Пред Духовидцем все равны. Теперь никому не обидно. Но между первыми учениками идт борьба насмерть. Вот та психологическая почва, что плодит как на дрожжах трихины вражды. Гордость первого ученика прозванивается в каждом закоренелом родонисте: этим пафосом жив и закрытый Родон, и весь насиженный интерактив родонизма. Гордыня равенства – это внутреннее чувство причастности Великому Знанию и возможность одним махом столкнуть всю культурную иерархию к чрту («кто он такой?

он видел?») и подменить е совсем другой иерархией, не творческим взлтом определяемой, но заслуженным местом возле Духовидца.

Но и это ещ не самое сладкое и не самое страшное. А самое – это то, что и в Духовидце наиболее ценно воспринятое им пассивно, а не рожднное из глубин творческой свободы. Вся эта поэзия – только помеха, человеческая фантазия, что-то неопределнное. Ценна информация, переданная без личностных искажений. Так обезличивается и сам Духовидец. Его лица необщее выраженье сводится до технического устройства, проводника информации из иных миров. А следовательно, может без ущерба для концепции быть впоследствии заменно, когда появится более совершенное устройство – без поэзии. О, и это будет уже совсем никому не обидно. Такое восприятие духовного укладывается в мироощущение технократического типа психики: в технике новое устройство без остатка вытесняет предыдущее (нормальный процесс). В природе и в культуре вс неповторимо – и новые виды, и новые феномены не вытесняют старые, но дополняют их и сосуществуют с ними, созидая Целое. Ничто и никого нельзя заменить на другого. А Духовидца заменить можно, когда Новый докажет, что он больше знает и лучше видит.

Нельзя смести одним махом все тысячелетние иерархии ценностей, нельзя уравнять и усреднить все религиозные традиции и всех гениев, но можно сначала противопоставить им чтото несравнимо более ценное для жизни, а их дарам – один Дар. И взять для этой революционной манипуляции сначала действительно светлый дар подлинного духовидца, но поставить его над культурным и религиозным контекстами и постепенно выхолостить из него главное – творческое личностное начало, объявив пассивное воспроизведение информации из иных миров самым истинным в даре духовидения. Для восприятия подлинно духовного – и в нашем мире, и тем паче в мирах иных – необходимо ответное встречное движение любви, пробуждение творческого начала в самом воспринимающем, нужен свободный акт веры. Творчество не дат никаких гарантий истинности, оно всегда риск. Знание, получаемое извне и доказанное извне, дат абсолютную гарантию истинности, никакого акта веры и никакой любви не требует от ученика. Достаточно усвоить схему и наполнить е информацией. Это сможет любой, если будет трудиться.

Бунт Сальери начинается как бунт своеволия против духовной иерархии (не по заслугам, де!), а переходит в бунт против самого Творца, покушается на Его свободу избрания. «Духовидение», как его преподносит родонизм, обезличивает не только человека, не только культурные и религиозные лики и не только самого Духовидца, но – Творческое Начало Мира. Это тонкий момент. Акцент на знании, а не на вере; акцент на информации, а не на свободном и дерзновенном творчестве ценностей угашает те качества человеческого духа, что делают его образом и подобием Творца. Но нельзя принижать творение, не принижая Творца. Смирение перед Метаинформацией оборачивается неслыханным бунтом против духовной свободы. Это бунт раба против всего, что грозит ему личной ответственностью и ничем не обусловленным и ничего не гарантирующим выбором. Перед Знанием все равны – Знание равно обязательно для всех. В родонизме равны все, но не перед Богом, а перед Знанием о Боге и Космосе. Все творческие взлты меркнут в масштабе Великого Знания. Но сам Духовидец – это не Богочеловек, а человек-функция. И здесь сокрыт глубиннейший соблазн и смертный яд родонизма. Эта духовная химера чувствуется, но е невозможно до конца вербализировать и поймать за хвост ни разумом, ни логикой.

Великий Инквизитор говорит демагогически, прикидывается демократом, другом слабых и угнетнных, любящим всех людей. Он упрекает Христа в аристократизме, в желании спасти лишь избранных, немногих, сильных. Пусть не поднимется никто на слишком высокие горы, учит ложный демократизм, пусть лучше вс превратится в плоскую равнину, все уравняются в земной посредственности. Духовное богатство воспрещается. Запрещают думать о вечности, называют это эгоизмом, восхваляют лишь заботу о временном.

Соблазн равенства (рабы должны быть равны!) общий для трх искушений Сатаны – что в инквизиции, что в коммунизме, что в родонизме. Но в последнем – изощрннее. Учтены «ошибки»

предыдущих доктрин. И теперь мне уже не избежать обширных цитат из поэмы Ивана Карамазова о Великом Инквизиторе. Оправданием служит алмазная плотность приводимого текста. Нет и не было в человечестве сильнее диалектики против Духа Христова, чем эта поэма. А врага своего надо знать. По-хорошему, весь текст этой главы «Братьев Карамазовых» нужно возобновить в памяти, чтобы увидеть, из какого кромешного корня, из какой ледяной бездны растт родонизм – идеология будущего, синтез духа инквизиции и духа коммунизма.

Так Великий Инквизитор говорит Христу:

«…Вс, что Ты вновь возвестишь, посягнт на свободу веры людей, ибо явится как чудо, а свобода их веры Тебе была дороже всего ещ тогда, полторы тысячи лет назад. Не Ты ли так часто тогда говорил:

«Хочу сделать вас свободными». Но вот Ты теперь увидел этих «свободных» людей… Но знай, что теперь и именно ныне эти люди уверены более чем когда-нибудь, что свободны вполне, а между тем сами же они принесли нам свободу свою и покорно положили е к ногам нашим. Но это сделали мы, а того ль Ты желал, такой ли свободы? Ибо теперь только стало возможным помыслить в первый раз о счастии людей. …великий дух говорил с Тобой в пустыне, и нам передано в книгах, что он будто бы «искушал» Тебя. Так ли это? И можно ли было сказать хоть что-нибудь истиннее того, что он возвестил Тебе в трх вопросах, и что Ты отверг, и что в книгах названо «искушениями»?

Реши же Сам, кто был прав: Ты или тот, который тогда вопрошал Тебя? Вспомни первый вопрос; хоть и не буквально, но смысл его тот: «Ты хочешь идти в мир и идшь с голыми руками, с каким-то обетом свободы, которого они, в простоте своей и в прирожднном бесчинстве свом, не могут и осмыслить, которого боятся они и страшатся, – ибо ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы! А видишь ли сии камни в этой нагой раскалнной пустыне? Обрати их в хлебы, и за Тобой побежит человечество как стадо, благодарное и послушное, хотя и вечно трепещущее, что Ты отымешь руку Свою и прекратятся им хлебы Твои». Но Ты не захотел лишить человека свободы и отверг предложение, ибо какая же свобода, рассудил Ты, если послушание куплено хлебами? Ты возразил, что человек жив не единым хлебом, но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба земного и восстанет на Тебя дух земли, и сразится с Тобою, и победит Тебя, и все пойдут за ним, восклицая: «Кто подобен зверю сему, он дал нам огонь с небеси!» «Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели!» – вот что напишут на знамени, которое воздвигнут против Тебя и которым разрушится храм Твой.

На месте храма Твоего воздвигнется новое здание, воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня, и хотя и эта не достроится, как и прежняя, но вс же Ты бы мог избежать этой новой башни и на тысячу лет сократить страдания людей, ибо к нам же ведь придут они, промучившись тысячу лет со своей башней!

Они отыщут нас тогда опять под землй, в катакомбах, скрывающихся (ибо мы будем вновь гонимы и мучимы), найдут нас и возопиют к нам: «Накормите нас, ибо те, которые обещали нам огонь с небеси, его не дали». И тогда уже мы и достроим их башню, ибо достроит тот, кто накормит, а накормим лишь мы, во имя Тво, и солжм, что во имя Тво.

О, никогда, никогда без нас они не накормят себя! Никакая наука не даст им хлеба, пока они будут оставаться свободными, но кончится тем, что они принесут свою свободу к ногам нашим и скажут нам:

«Лучше поработите нас, но накормите нас». Поймут наконец сами, что свобода и хлеб земной вдоволь для всякого вместе немыслимы, ибо никогда, никогда не сумеют они разделиться между собою! И если за Тобою во имя хлеба небесного пойдут тысячи и десятки тысяч, то что станется с миллионами и с десятками тысяч миллионов существ, которые не в силах будут пренебречь хлебом земным для небесного? Иль Тебе дороги лишь десятки тысяч великих и сильных, а остальные миллионы, многочисленные, как песок морской, слабых, но любящих Тебя, должны лишь послужить материалом для великих и сильных? Нет, нам дороги и слабые.»

Один из старейших родонистских сайтов называется «Башня», автор его как раз упрекал нас за «метания» к Достоевскому и Бердяеву от «мировоззренческой системы» Даниила Андреева и придумал такое «методологическое» разделение, как «человек поиска» и «человек пути».

Случайно ли появилось название «Башня» – предоставим судить самому случаю: у него, видимо, есть свои соображения на сей счт.

Так Великий Инквизитор говорит Христу:

«Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться. Но ищет человек преклониться пред тем, что уже бесспорно, столь бесспорно, чтобы все люди разом согласились не всеобщее пред ним преклонение. Ибо забота этих жалких созданий не в том только состоит, чтобы сыскать то, пред чем мне или другому преклониться, но чтобы сыскать такое, чтоб и все уверовали в него и преклонились пред ним, и чтобы непременно все вместе. Вот эта потребность общности преклонения и есть главнейшее мучение каждого человека единолично и как целого человечества с начала веков. Ты знал, Ты не мог не знать эту основную тайну природы человеческой, но Ты отверг единственное абсолютное знамя, которое предлагалось Тебе, чтобы заставить всех преклониться пред Тобою бесспорно, – знамя хлеба земного, и отверг во имя свободы и хлеба небесного.

Взгляни же, что сделал ты далее. И вс опять во имя свободы!

Ты возжелал свободной любви человека, чтобы свободно пошл он за Тобою, прельщнный и пленнный Тобою. Вместо тврдого древнего закона – свободным сердцем должен был человек решать впредь сам, что добро и что зло, имея лишь в руководстве Твой образ пред собою, – но неужели Ты не подумал, что он отвергнет же наконец и оспорит даже и Твой образ и Твою правду, если его угнетут таким страшным бременем, как свобода выбора? Они воскликнут наконец, что правда не в Тебе, ибо невозможно было оставить их в смятении и мучении более, чем сделал Ты, оставив им столько забот и неразрешимых задач. Таким образом, Сам Ты и положил основание к разрушению своего же царства и не вини никого в этом более. А между тем то ли предлагалось Тебе? Есть три силы, единственные три силы на земле, могущие навеки победить и пленить совесть этих слабосильных бунтовщиков, для их счастия, – эти силы:

чудо, тайна и авторитет. Ты отверг и то, и другое, и третье… Так ли создана природа человеческая, чтоб отвергнуть чудо и в такие страшные моменты жизни, моменты самых страшных основных и мучительных душевных вопросов своих оставаться лишь со свободным решением сердца? О, Ты знал, что подвиг Твой сохранится в книгах, достигнет глубины времн и последних пределов земли, и понадеялся, что, следуя Тебе, и человек останется с Богом, не нуждаясь в чуде. Но Ты не знал, что чуть лишь человек отвергнет чудо, то тотчас отвергнет и Бога, ибо человек ищет не столько Бога, сколько чудес. И так как человек оставаться без чуда не в силах, то насоздаст себе новых чудес, уже собственных, и поклонится уже знахарскому чуду, бабьему колдовству, хотя бы он сто раз был бунтовщиком, еретиком и безбожником.

Ты не сошл со креста, когда кричали Тебе, издеваясь и дразня Тебя: «Сойди со креста и уверуем, что это Ты». Ты не сошл потому, что опять-таки не захотел поработить человека чудом и жаждал свободной веры, а не чудесной. Жаждал свободной любви, а не рабских восторгов невольника пред могуществом, раз навсегда его ужаснувшим. Но и тут Ты судил о людях слишком высоко, ибо, конечно, они невольники, хотя и созданы бунтовщиками. И чем виноваты остальные слабые люди, что не смогли вытерпеть того, что могучие? Чем виновата слабая душа, что не в силах вместить столь страшных даров? Да неужто же и впрямь приходил Ты лишь к избранным и для избранных?

Мы исправили подвиг Твой и основали его на чуде, тайне и авторитете. И люди обрадовались, что их вновь повели как стадо и что с сердец их снят наконец столь страшный дар, принесший им столько муки.

Правы мы были, уча и делая так, скажи? Неужели мы не любили человечества, столь смиренно сознав его бессилие, с любовью облегчив его ношу и разрешив слабосильной природе его хотя бы и грех, но с нашего позволения? К чему же теперь пришл нам мешать? О, дело это до сих пор лишь в начале, но оно началось. Долго ещ ждать завершения его, и ещ много выстрадает земля, но мы достигнем и будем кесарями и тогда уже помыслим о всемирном счастии людей. А между тем Ты бы мог ещ и тогда взять меч Кесаря. Зачем Ты отверг этот последний дар? Приняв тот третий совет могучего духа, Ты восполнил бы вс, чего ищет человек на земле, то есть: пред кем преклониться, кому вручить совесть и каким образом соединиться наконец всем в бесспорный общий и согласный муравейник, ибо потребность всемирного соединения есть третье и последнее мучение людей. Всегда человечество в целом свом стремилось устроиться непременно всемирно.»

Так какие «ошибки» Великого Инквизитора в двух предыдущих воплощениях его духа выявил и хочет исправить родонизм в третьем воплощении? Если в коммунизме Великий Инквизитор принял по преимуществу первое искушение Сатаны – искушение хлебом земным, то в папской теократии – второе искушение, искушение внешним авторитетом, и потом уже (и там, и там) идт в ход искушение третье – меч Кесаря. Но второе искушение как бы распадается на три составляющих: тайна, чудо и авторитет. Когда Великий Инквизитор у Достоевского говорит о хлебе земном, мы видим, что это не к папской теократии относится, не к прошлому, но к будущему (для нас уже прошлому и настоящему) – к соблазнам социализма и капитализма, что спорят между собою, кто из них лучше «превратит камни в хлебы». Вернее – грамотно распределит хлебы; суть ведь именно в том, что нужно изыскать относительно справедливый, но универсальный регулятор распределения. Вокруг этого распределителя и кружились все непримиримые споры между двумя формациями: что справедливее – государственное или рыночное регулирование? и в каких пропорциях? Вс, больше ничего существенного в споре двух мировых «альтернатив» нет, а сущностного не было никогда. Свобода человека и там, и там призрачна. Но Сатана, искушая, никогда не выполняет своих обещаний – в этом его главная «тайна». Великий Инквизитор много говорит о тайне и чуде, но мы видим, что, собственно, никакой тайны и чуда в папской теократии он не предлагает (вс лишь демагогия), а ведущий акцент делается там именно на авторитете.

Тем более, никакой тайны и чуда нет ни в коммунизме, ни к его альтернативе – свободном рынке.

Вся тайна и вс чудо сводятся лишь к поиску объективного механизма распределения.

Так говорит Великий Инквизитор Христу:

«Ты гордишься Своими избранниками, но у Тебя лишь избранники, а мы успокоим всех. Да и так ли ещ: сколь многие из этих избранников, из могучих, которые могли бы стать избранниками, устали наконец, ожидая Тебя, и понесли и ещ понесут силы духа своего и жар сердца своего на иную ниву и кончат тем, что на Тебя же и воздвигнут свободное знамя сво. Но Ты сам воздвиг это знамя. У нас же все будут счастливы и не будут более ни бунтовать, ни истреблять друг друга, как в свободе Твоей, повсеместно. О, мы убедим их, что они тогда только и станут свободными, когда откажутся от свободы своей для нас и нам покорятся. И что же, правы мы будем или солжм? Они сами убедятся, что правы, ибо вспомнят, до каких ужасов рабства и смятения доводила их свобода Твоя. Свобода, свободный ум и наука заведут их в такие дебри и поставят пред такими чудами и неразрешимыми тайнами, что одни из них, непокорные и свирепые, истребят себя самих, другие, непокорные, но малосильные, истребят друг друга, а третьи, оставшиеся, слабосильные и несчастные, приползут к ногам нашим и возопиют к нам: «Да, вы были правы, вы одни владели тайной Его, и мы возвращаемся к вам, спасите нас от себя самих».

Получая от нас хлебы, конечно, они ясно будут видеть, что мы их же хлебы, их же руками добытые, берм у них, чтобы им раздать, безо всякого чуда, увидят, что не обратили мы камней в хлебы, но воистину более, чем самому хлебу, рады они будут тому, что получают его из рук наших! Ибо слишком будут помнить, что прежде, без нас, самые хлебы, добытые ими, обращались в руках лишь в камни, а когда они воротились к нам, то самые камни обратились в руках их в хлебы. Слишком, слишком оценят они, что значит раз навсегда подчиниться! И пока люди не поймут сего, они будут несчастны. Кто более всего способствовал этому непониманию, скажи? Кто раздробил стадо и рассыпал его по путям неведомым? Но стадо вновь собертся и вновь покорится, и уже раз навсегда. Тогда мы дадим им тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ, какими они и созданы. О, мы убедим их наконец не гордиться, ибо Ты вознс их и тем научил гордиться; докажем им, что они слабосильны, что они только жалкие дети, но что детское счастье слаще всякого. Они станут робки и станут смотреть на нас и прижиматься к нам в страхе, как птенцы к наседке. И все будут счастливы, все миллионы существ, кроме сотни тысяч управляющих ими. Ибо лишь мы, мы, хранящие тайну, только мы будем несчастны. Будет тысячи миллионов счастливых младенцев и сто тысяч страдальцев, взявших на себя проклятие познания добра и зла. Тихо умрут они, тихо угаснут во имя Тво и за гробом обрящут лишь смерть. Но мы сохраним секрет и для их же счастия будем манить их наградой небесною и вечною. Ибо если б и было что на том свете, то уж, конечно, не для таких, как они.»

Вот и вся тайна – вы существа низкие и никогда не сможете разделиться между собою. А мы дадим вам справедливый механизм распределения – вот и вс чудо. Тот же дух и то же отношение к человеку в родонизме («родонизм» – здесь условное имя, конечно). Но он постарается теперь исполнить-таки первое искушение до конца, дать обещанное, чтобы убедительнее пообещать новое и неисполнимое. Родонизм сначала сделает то, что не смог Великий Инквизитор сделать для всех ни в коммунизме, ни в капитализме, ни тем более в теократии средневековья: камни превратит в хлебы наука! О, это будет чудо и авторитет, хотя и без тайны. То есть, не совсем чтобы и чудо и не такой уж большой авторитет, но главное – работает! Но тогда искушение перестат быть искушением: удовлетворяющий соблазн становится объективным фактом, по сути нейтральным. Обыденность несоблазнительна. Через удовлетворнный соблазн нельзя манипулировать душами и подавлять их волю. Тайна дьявольского соблазна в том, что он никогда не удовлетворяет, но только разжигает и разжигает жажду, заставляя вс увеличивать и увеличивать дозу. Дьявол удовлетворяет жажду только солной водой или наркотиком: цель его – заманить и поработить, а не освободить от жажды.

Родонизм, удовлетворив первое, принимает по преимуществу второе искушение Сатаны, но делает в нм акцент не на авторитете, но на тайне и чуде. Тайна и чудо создадут авторитет, а не наоборот, как в папской теократии, где авторитет порождал веру в тайну и чудо. Знание сокрытых метаисторических и метафизических первопричин, недоступное как простым смертным, так и подавляющему большинству гениев, умаляет и уравнивает все духовные качества перед Даром Духовидения, творящим чудеса и предсказания.

Если первопричина находится в будущем – разворачиваемом творческом Замысле, то такое мировосприятие оставляет свободу не только творению, но и Творцу. Если же первопричина находится в прошлом и текущем и она обуславливает будущее, то такое мировосприятие не оставляет места ни для свободы творения, ни для свободы Творца. И не важно, какой универсальной схемы придерживается на данном этапе это мировоззрение: ищет ли оно первопричину в исторической и природной действительности или объясняет историческое и природное метаисторией и метафизикой, оно в любом случае видит первопричину исключительно в прошлом и текущем. Такое мировосприятие я назвал сужающимся конусом. Главный критерий истинности той или иной системы для такого мировосприятия – это сбываются ли е прогнозы, подтвердила или нет теорию практика. Такое мировосприятие даже не предугадывает следующий мазок кисти Художника, но пытается детерминировать его, исходя из своих представлений об уже написанном на картине. Что Художник может не только творчески изменить свой Замысел, но даже переписать уже написанное, выходит за пределы такой геометрии вообще, кажется ей либо бредом, либо ложью. А уж представить, что несбывшиеся прогнозы были истинными и существенно повлияли на развитие Замысла, а прогнозы сбывшиеся могли быть и ложными, и будут впоследствии переписаны, как неудачный черновик, – нет, такая реальность сужающемуся конусу не сможет пригрезиться и в кошмарном сне.

Свободное и творческое взаимодействие с действительностью и временем – это уже мировосприятие конуса расширяющегося, а его родонизм кроме как шизофреническим ни назвать, ни принять к рассмотрению просто не в состоянии. Не теоретически – а вообще: знание о мирах с параллельными потоками времн ничего не прибавляет: все эти потоки мыслятся по аналогии с линейным однонаправленным временем. Будущее идт затылком вперд и видит перед собою железобетонное прошлое – это для сужающегося конуса абсолютно естественный и единственно возможный метод движения. Где находится это прошлое – оно есть где-то? лежит как плита? или его нет уже вовсе? но почему тогда оно является главной причиной всего происходящего? Такие вопросы проходят сквозь метагеометрию родонизма, не задевая ни одной струны там. Подмена «духовидением» духовного, а творчества информацией – ведущая нота родонизма.

Так в чм же преимущества родонизма? В папской теократии в центре Церкви стоял Христос. И это стало непреодолимым препятствием! Христа было убрать нельзя, равно как и всех Его святых, пророков и праведников. Можно посадить ложного наместника Христа на земле, дать папе меч Кесаря и заставить служить (даже сознательно!) духу антихристову, но Свет Христов оставался в центре Церкви и лился из Мира Духовного. И в этом Свету нельзя было уравнять и усреднить все дары. Свет Христов усыновляет каждую душу Богу и делает каждое лицо единственным и неповторимым, самоценным и незаменимым образом и подобием Божием. Центральный символ и идеал Богочеловека – как распахнутое окно в подлинную реальность – нельзя было законопатить никаким внешним авторитетом, затмить никакими кострами, никакой схоластикой, никакой демагогией. Это была большая и неразрешимая проблема.

В коммунизме в центре стоял уже вождь человеческий. Это устраняло главную «системную ошибку» теократической модели. Равны могут быть только обезличенные, а обезличить человека, имея образ Христов в центре идеологии, невозможно. В коммунизме – вождь, в капитализме – доллар или формальная процедура («один человек – один голос» и есть формула равенства).

Денежный диктат даже тотальнее, чем тоталитаризм вождя и его материалистической доктрины.

Но системная ошибка тут в другом: устраняя главную помеху теократии, центральный образ Богочеловека, устранили тайну и чудо. Упор был сделан на объективное научное мировоззрение – единственный по-настоящему действенный рычаг в борьбе с религиозным чувством. В том числе и в социальных вопросах был сделан акцент на знание объективных экономических законов и объективных законов истории, которые и должны сами вс устроить. А вождь (или его количественный заменитель – юридические процедуры) в таком мировоззрении – лишь необходимое приложение к объективным законам, функция. У вождя и процедур есть авторитет, но нет тайны и чуда. Вождь заменим, процедуры относительны. Чуду и тайне научность объявляет войну. Знание, равно обязательное для всех, именуется свободой, а личный акт веры – рабством. Вс выворачивается.

И вс бы ничего. Но оказалось, что веру нельзя побороть никаким знанием, что это огненное ядро человеческого духа и без него человек просто не может жить. Не может – физически. Веру – как духовное качество и свободу совести – можно омрачить, извратить, но совсем устранить нельзя. Вера в науку и объективные законы, вера в смертного и мумифицируемого вождя, в юридические процедуры, в демократическую власть безликих количеств, вера в любого земного идола – непрочна и не дат вожделенного окончательного равенства, а следовательно, чревата новыми взрывами творческого начала. Если не взято под тотальный контроль творческое начало, нельзя придти к окончательному равенству, а без него невозможно установить окончательную духовную тиранию. Образу Христа и творческому началу человека нужно было противопоставить равного соперника (равного в глазах этих ничтожных рабов), то есть, насытив хлебом, нужно теперь вернуть тайну и чудо. Только тайна и чудо дадут настоящий авторитет – и тогда меч Кесаря будет в наджных руках. Без всеобщей веры в авторитет Кесаря его меч теряет силу. Меч носят те же рабы, которые не должны колебаться. Отучить их наконец сомневаться можно только одним методом – бесспорным и очевидным чудом, но уходящим корнями в Страшную Тайну.

Вторая попытка не прошла даром. Борьба с верой во имя объективного знания должна была сформировать тот преимущественный душевный тип, который станет идеальным вместилищем для доктрины духовидения. Духовидец таким душевным типом будет воспринят как пассивный проводник. Остальное дело техники. И когда душа человека взбунтует против «объективной научности» (а она взбунтует!) и взалкает вновь свободной веры, то подсунуть ей такую веру, которая приведт уже к окончательному параличу творческого начала. Именно такая вера должна больше всего понравиться такой душевной структуре – вера в великое Тайноведение духовидца и чудотворца. Это не вождь, не процедуры юридические, даже не авторитет папы, а несомненное чудо, но чудо, основанное на Великом Знании. Великое Знание можно будет назвать «откровением», почему нет? Если откровение не творческой, но информационной природы, пусть будет «откровение». Слово девальвировано – это тоже немалая заслуга второго, научнобезрелигиозного воплощения в нашем мире духа Великого Инквизитора.

Нужно знание без чуда и тайны заменить Знанием с чудом и тайной. Дар Духовидца редкий, но понятный, почти научный и необидный. Материалистическое мировоззрение лишь дополняется новыми методологиями познания, которые выступают на равных с научными методами, только расширяя их на иноматериальные пространства. Это отражательное познание, не нуждающееся в подвиге веры. Новые методологии хороши ещ тем, что, в отличие от научных, они доступны лишь избранным и большинство электората не сможет проверить их на личном опыте. Идеальная методология для манипулирования истиной! В Духовидца они уверуют, если им подтвердить истинность его прозрений и предсказаний, доказав е, как это делала наука. И тогда они поклонятся идолу Знания. И наступит уже окончательное равенство. Христа нельзя было заменить на лучшего, Нового и Могучего, а Духовидец – великая, но функция. Сам Бог велел е со временем усовершенствовать технически.

Но не только для этих далких целей нужно было в безрелигиозный этап сформировать душевную структуру сужающегося конуса. Эта структура – лучшая страховка от творческого мятежа, единственной действительной угрозы для Великого Инквизитора! Свобода неустранима из человеческого духа, как и вера, оба этих качества коренятся в иррациональном ядре человека. И над этим ядром не властно ничто. Никакое Знание, никакой авторитет Духовидца не убережт от бунта своевольной природы человеческой. Ну, так пусть выпустят пар, побунтуют, но – в пределах своего конуса. И никакой тебе бесконечности, поэзии и непредсказуемости. Большой конус может периодически распадаться на множество маленьких – пусть будет свободная альтернатива! Они смогут только враждовать между собою (геометрия – упрямая вещь). А когда пресытятся враждою, то, сжав зубы, вернутся вольные конусы в один общий и гарантированно спокойный.

Наши качели будут работать долго и устойчиво. Главное, чтоб никогда не затухала внутренняя вражда, тогда не исчезнет жажда во внешнем скрепляющем начале, в безусловном его авторитете, основанном на чуде и тайне. Главное – чтобы внешнее всегда превалировало над внутренним и творческим; чтобы сужающийся конус не стал вдруг расширяющимся. Но это их вечное вдруг мы постараемся исключить – сами же исключат: механизмы среды отработаны – братство будет фиктивным. И это станет нашей общей тайной, которую назвать по имени братья будут бояться больше всего на свете. Такую тайну не нужно уже охранять – в этом тайна тайны.

Братство без братьев и есть окончательное равенство. Если в центре мира не стоит Богочеловек, там будет стоять сверхчеловек, пред которым все будут равны, но никто никому не будет братом.

Братьями нельзя стать формально. Только во Христе и через Христа мы братья. Только Богочеловек дат нам путь, цель, идеал и раскрывает нашу свободу, наш потенциал. Братство не имеет ничего общего с равенством. Ни одно произведение искусства не равно другому и не может быть заменено другим. Ни одна личность не может быть заменена другой. Но никогда сужающиеся конусы не смогут придти к братству.

Гордыня равенства – самый тайный, самый липкий соблазн родонизма. Вс остальное – его следствия. Знание можно получить и заслужить, талант – нет. Нужно уравнять все таланты. Любая схематичность льт воду на ту же мельницу, всех перемалывающую в типы. Отсюда вытекает и доведнное до абсурда навязывание форумам государственной риторики. То же искушение равенством проявляется в нетворческом освоении интернета – любой может! Это же искушение заставляет с маниакальным упорством выносить Даниила Андреева из культурного контекста, говорить на «птичьем-рм-языке» и сооружать компилятивные энциклопедии: в тени Духовидца все равны (ну, кроме составителя энциклопедии, но это в скобках). Это же искушение приводит к тихому ужасу перед общением Родон (тот же комплекс первого ученика). Это же искушение заставляет постмодернистов правого крыла воспринимать Розу Мира как равенство всех религий и искать для них общий знаменатель.

И может, и должен быть в мире диалог религий, но только центральное положение Христа в нм является гарантией духовной свободы человека. Нет у нас другого Защитника против трх искушений Сатаны. Роза Мира – это вселенское христианство, складывающееся из творческого и братского общения его религиозно-культурных ликов. Родонизм стремится к равенству, а не братству религий, он формален до мозга костей. Из наследия Даниила Андреева как бы «выпарено» объективное знание, а вс творческое выдавлено на периферию. Андреев в родонизме не мифотворец и поэт, но проводник информации. Не в идолопоклонническом отношении к книге «Роза Мира» главный яд демона родонизма (это лишь тактическая привязка) и не в использовании интернета для создания себе плацдармов, но в поощрении душевной структуры сужающегося конуса и в выработке для не такой привлекательной доктрины, что сможет стать перекидным мостом для универсальной тирании Противобога.

Девальвация слова и поэзия; нравственная несовместимость.

Произошла бы самая печальная ошибка, если бы кто-нибудь заподозрил автора этой книги в претензиях на роль одного из основоположников великого дела – исторического, культурного и общественного – созидания того, что обозначается здесь словами «Роза Мира».

Даниил Андреев не только в стихах и поэмах, но и в прозаической «Розе Мира» – поэт, а не философ. Он поэт в древнем значении этого понятия, где мысль, слово, чувство, музыка (в его творчестве – музыкальность и ритмичность стихов) слиты в единое явление. Именно такому явлению древние культуры давали имя – поэт. Весь строй его творчества, образный, а не логический, вс его отношение к миру, как к становящемуся мифу, – поэзия, а не философия.

– «Так почему же сам-то Даниил Андреев не является инспиратором родонизма? Он и является!»

Этот голос, глумливый и циничный, я ни с каким другим уже не спутаю: так часто я его слышал на рм-форумах, так часто им начинали говорить такие разные, но такие одинаковые, когда в них вселялся этот дух, люди. – Не является. Потому что Даниил Андреев поэт. – «Поэт или прозаик, какая разница? Смешно даже слушать…»

Даниил Андреев христоцентричен и культуроцентричен. Книги его рождены творческим горением, а не пассивным получением информации. Роза Мира вообще не концепция, но мифология и поэзия. Даниил Андреев брат своим братьям и друг своим друзьям. Даниил Андреев любит тех, о ком пишет. Три ключа Розы Мира не подменены у Даниила Андреева тремя искушениями. Роза Мира Даниила Андреева – это творчество общения, а не рассудочная эклектика коллекционера. Поэзия не превращается у Андреева в иллюстрирование, в ней возгорается новый свет. Поэт Андреев принадлежит по праву рождения поэтическому братству мира. И это незаслуженно. Он Моцарт, а не Сальери. Вера автора книги «Роза Мира» духовна и свободна.

Истинность е проистекает из е Предмета – из любви и доверия Христу. А не объективное знание выступает гарантом истинности веры.

– «Ну, хорошо, милейший, зачем так много букв? Пусть не Даниил Андреев, но его Верховный наставник – разве это не тот, приходом которого вы тут так истерично нас всех пугаете? Это разве не полный родонизм у вас-то самого? Или опять поэт, а не прозаик? У кого чего болит…»

Верховный наставник (очень неудачное имя придумал для этого символа Даниил Андреев) не станет подавлять волю человека ни «духовидением», ни «метазнанием», как не подавляет никого поэзия, но свободно, как пленяет любовь, поможет этот великий дух раскрыть ответный творческий порыв в воспринимающих его Весть сердцах. Это будет совсем другое общество, в котором религия и культура станут двумя крыльями одного социального организма, но это будет свободный полт. Полт Икара, быть может, но исполненный чувства человеческого достоинства.

Рано нам сейчас говорить о природе власти Розы Мира, мы сможем понять эту природу не более, чем античный человек – символизм средневековой культуры, а монах X века – идеалы гуманизма.

Пока не пройдут глубокие подготовительные процессы внутри традиционных религий и культур, пока религии и культуры не преобразятся изнутри и не раскроются навстречу друг другу, рано говорить о Розе Мира. Такая организация сейчас не только преждевременна, не имеет под собой никакой ни культурной, ни исторической, ни религиозной почвы, но является злом, обманом. Если суждено человечеству войти в свой золотой век и насладиться этой великой творческой осенью, то описанная Даниилом Андреевым эпоха станет открытым вселенским христианством и внутренним солнцем е будет Богочеловек Иисус Христос. Меч Кесаря останется в государстве.

Роза Мира – это не внутригосударственная, как папоцезаризм, и не подчиннная государству, как цезаропапизм, а надгосударственная нравственная (нравственная, а не духовидческая!) и соборная творческая инстанция. И только когда образ Христа начнт смещаться на периферию, тогда Роза Мира станет мутировать в родонизм и в центре его церкви явится Новый Духовидец.

Власть Розы Мира будет основана на свободном авторитете и на творческом содержании, а не на порабощающих волю тайноведении и чуде «духовидения». Это власть поэзии, власть красоты.

Нравственной красоты в том числе. Утопия это или нет, покажет время. Но вера, что человек может руководствоваться в свом историческом выборе не только низменным, но и высоким, жива, пока жива человеческая культура. Ничего общего родонизм с такой Розой Мира не имеет.

Хотя бы потому, что не имеет ничего общего с поэзией. Пафос равенства (пафос власти) и поэзия (пафос качества) несовместимы на неизмеримо большей глубине, чем мораль и преступление.