«МОДУЛЬ 6. ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ЯЗЫКОВОЙ ПОЛИТИКИ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ, СССР, РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ Рабочая программа курса (8 часов) Автор курса: Асиновский Александр Семенович, доктор филологических наук, профессор ...»

Высочайшее постановление относительно русского языка в делопроизводстве административных учреждений Финляндии. 20 Апреля (3 Мая) 1906 г.

По всеподданнейшему докладу представления Императорского Финляндского Сената, Высочайше утверждено следующее постановление относительно русского языка в делопроизводстве административных учреждений Финляндии:

§ 1. 1) Всеподданнейшие проекты сеймовых предложений и заключающихся в них законов, равно как и постановлений, и подлежащих обнародованию административным порядком, излагаются как на русском, так и на финском и шведском языках, но к докладу Его Императорскому Величеству Государю Императору и Великому Князю представляется только русский текст.

законопроектам, распоряжениям Сената, также приобщается русский текст.

2) К всеподданнейшим на Высочайшее Его Императорского Величества Имя представлениям и заключениям Императорского Финляндского Сената, составляемым в подлиннике на финском или шведском языках, приобщается всегда перевод на русском языке.

3) Русский перевод финского или шведского подлинника приобщается к отношениям Сената к Генерал-Губернатору.

4) Вышеизложенные правила относятся, как к Общему Собранию обоих Департаментов, так и к Судебному и Хозяйственному Департаментам, а определения пунктов 2 и 3 также к Прокурору Сената.

§ 2. 1) Все упомянутые в § 1 проекты и исходящие бумаги переводятся на русский язык состоящими в Сенате присяжными и ответственными переводчиками.

2) Русские переводы упомянутых в пунктах 1 и 2 § 1 всеподданнейших представлений и проектов подлежат поверке, для установления точного их соответствия с подлинниками, в особой Проверочной Комиссии из трех членов, назначаемых Хозяйственным Департаментом Сената.

3) Главный переводчик русского языка или, в соответствующих случаях, один из помощников его, участвует в занятиях Проверочной Комиссии в качестве члена и заверяет верность проверенных в Комиссии переводов.

§ 3 Все исходящие бумаги Генерал-Губернатора и его Канцелярии составляются на русском языке. К бумагам, препровождаемым Генерал-Губернатором и его Канцеляриею в Сенат, а также другие финляндские правительственные установления и к должностным лицам в пределах края, приобщается финский или шведский перевод.

[В редакции 1909 г.: § 3. Все делопроизводство Канцелярии Генерал-Губернатора ведется исключительно на русском языке и все исходящие бумаги Генерал-Губернатора, его Канцелярии и состоящих при нем должностных лиц составляются на русском языке и определяются по назначению без приложения к ним переводов на местный финский или шведский языки. 1909 Дек. 18 (31) 71 с.1 Выс. пост. § 3.] § 4. 1) Все исходящие бумаги Министра Статс-Секретаря и Статс-Секретариата, препровождаемые к Генерал-Губернатору и в его Канцелярию, составляются на русском языке; к бумагам, коими сообщается решение Государя Императора и Великого Князя, приобщается засвидетельствованный перевод на финский или шведский языки.

2) Законы и постановления, утвержденные Его Императорским Величеством, передаются Генерал-Губернатору и в Сенат в изложении как на русском, так и на финский и шведский языках.

3) Переписка Статс-Секретариата с прочими финляндскими властями ведется на финском или шведском, а с русскими властями на русском языке.

§ 5. Финляндская Паспортная Экспедиция употребляет русский язык в переписке с Генерал-Губернатором и его Канцеляриею и с русскими властями, а в остальной переписке финский или шведский язык.

§ 6. К представлениям Губернаторов Генерал-Губернатору и переписке их с русскими властями приобщается русский перевод, заверенный присяжным переводчиком.

Представления Губернаторов к Генерал-Губернатору по делам, не подлежащим оглашению, а также вся переписка, в виде писем и телеграмм, излагается на русском языке.

§ 7. Состоящие в некоторых городах при Магистратах переводчики русского языка обязаны, в случае надобности, исполнять обязанности переводчика для перевода с русского языка и на русский по судебным делам в местных Ратгаузском Суде и Магистрате.

2) Относительно знания русского языка, как условия назначения на некоторые должности в Губернском Правлении и по губернской администрации в Выборгской губернии, сохраняют силу изданные пере сим правила.

3) Сенат определяет, в каких местах края от чиновников, занимающих известные должности в почтовых учреждениях, на железнодорожных станциях, при полицейских учреждениях и в таможнях, требуется знание русского языка.

§ 8. Высочайшее объявление от 3 Декабря 1866 г., об обязанности судебных и других присутственных мест Финляндии принимать прошения и документы, писанные на русском языке, остается в силе.

§ 9. 1) Должности присяжных переводчиков русского языка сохраняются в тех учреждениях и присутственных местах, где таковые в настоящее время имеются.

2) В судебных местах в пограничных с Империею местностях назначаются, в случае надобности, присяжные переводчики русского языка.

§ 10. Сборник Постановлений Великого Княжества Финляндского печатается как в финском и шведском изданиях, так и в русском.

§ 11. Настоящее постановление вступает в силу взамен Высочайшего Манифеста от 7 (20) Июня 1900 г. о введении русского языка в делопроизводство некоторых административных присутственных мест Великого Княжества Финляндского и Высочайшего постановления от 19 Июня 1902 г. об употреблении русского языка в исходящих от финляндских правительственных установлений бумагах, действие которых посему прекращается. Равным образом прекращается действие некоторых изданных перед сим определений об обязательном требовании знания русского языка от лиц, назначаемых на административные должности, поскольку означенные определения не согласуются с правилами настоящего постановления.

2. Языковая политика в Польше (Царство Польское, Привислинский край) В результате трех разделов Польши (1772, 1793 и 1795 гг.) в состав Российской империи вошли польские территории, заселенные украинцами, белорусами, литовцами и латышами; территория, населенная поляками, была разделена между Австрией и Пруссией. В ходе Наполеоновских войн Пруссия была разгромлена, из нее были выделены польские земли, на основе которых Наполеон образовал Герцогство Варшавское. Успешная война против Наполеона позволила России занять Герцогство Варшавское, большая часть которого по решению Венского конгресса (1815 г.) была присоединена к России под именем Царства Польского. Для организации управления присоединенных земель был использован опыт управления Финляндии: 15 (27) ноября 1815 г. император Александр I подписал выработанную для управления польскими землями «Конституционную хартию Царства Польского». Согласно этому документу русский император управлял Польшей в качестве царя польского, особу которого представлял наместник, назначаемый из членов императорской фамилии.

Законодательная власть принадлежала двухпалатному сейму, однако император имел право вето. По Конституции Царство Польское имело собственное гражданство, систему управления, бюджет, денежную систему и армию. Все делопроизводство производилось на польском языке («28. Все государственные дела по администрации, судебной и военной части без всяких изъятий производятся на польском языке», Титул II, ст. 28);

военные и гражданские государственные должности замещались только поляками.

«Конституционная хартия», дарованная Польше, была столь либеральна, что до 1906 г. не переводилась на русский язык во избежание возможных последствий для внутреннего спокойствия на коренных русских землях.

«Конституционная хартия» была отменена после подавления польского восстания 1830–1831 гг. Манифестом и Грамотой (т. н. «Органический статут») от 14 февраля 1832 г. ликвидировались сейм и польская армия. Для управления Польшей был учрежден департамент дел Царства Польского при Государственном совете Российской империи. В качестве наместника Царства Польского и командующего войсками был поставлен И. Ф. Паскевич-Эриванский. Несмотря на некоторые преобразования в административном устройстве Польши, ее автономное существование в империи не претерпело особых изменений. Польский язык по-прежнему оставался единственным в административных и судебных делах (гл. II, ст. 34: «Все Правительственные и Судебные в Царстве Польском дела производятся на языке Польском»). Однако вслед за введением «Органического статута» началось постепенное урезание автономии польских земель: в 1837 г. воеводства были переименованы в губернии; в 1839 г. учрежден Варшавский учебный округ, подчинявшийся имперскому Министерству народного просвещения; в 1841 г. высшей инстанцией по гражданским и уголовным делам стали соответственно IX и X департаменты Правительствующего Сената вместо упраздненных Государственного совета Царства Польского и Высшей палаты суда в Варшаве; в 1841 г. была введена русская монета на территории царства, польские монеты были перечеканены в русские; в 1846 г. управление путями сообщения было передано центральной власти; в 1851 г.

почтовое ведомство было подчинено империи. На Польшу было распространено русское положение о наказаниях (1847 г.), русская система мер (1848 г.). В 1850 г. была уничтожена таможенная граница между империей и Царством Польским и введен общий таможенный тариф. Проводимые меры по фактической ликвидации автономии польских земель вызвали в Польше волну недовольства, что заставило центральную власть отменить некоторые из введенных мер: в 1861 г. был восстановлен Государственный совет Царства Польского, упразднен Варшавский учебный округ и воссоздана Комиссия народного просвещения; в 1862 г. был упразднен департамент дел Царства Польского при Государственном совете Империи, восстановлены польские управления почтой и путями сообщений. Однако уступки не смогли предотвратить очередного польского восстания (1863–1864 гг.), после подавления которого началось планомерное уничтожение какихлибо признаков польской автономии. На протяжении 1860–1880-х гг. происходит постепенная замена польских правительственных комиссий органами власти, подчиненными центральному аппарату империи. В 1874 г., после смерти наместника царства Н. В. Берга, было упразднено звание наместника; преемник Берга П. Е. Коцебу получил звание Варшавского генерал-губернатора. Само название «Царство Польское»

постепенно исчезало из официальных документов, заменяясь названием «губернии Царства Польского» или «Привислинский край». Ликвидация польской автономии сопровождалась русификацией польских земель. В «Высочайше утвержденных февраля 1868 г. дополнительных Правилах к Положению 19 (31) декабря 1866 г. о губернском и уездном управлении в губерниях Царства Польского», в частности, говорилось: «VII. Дела и переписка в Губернских и Уездных управлениях производится на русском языке». В 1867 г. был вновь учрежден Варшавский учебный округ, подчиненный Министерству народного образования; с подчинением образовательной системы Царства Польского имперскому министерству происходит (в 1870–1871 гг.) перевод преподавания в государственных средних учебных заведениях на русский язык.

Государственные средние учебные заведения с 1875 г. полностью переводятся на русский язык, частные — частично. В 1879 г. гимназистам было запрещено говорить по-польски в стенах школ (даже на переменах). Преподавание в высших учебных заведениях также было переведено на русский язык, а основанный в 1869 г. Варшавский университет был полностью русскоязычным. Политика русификации сопровождалась активной борьбой с католической церковью: после восстания 1863–1864 гг. было низложено большинство епископов, были закрыты монастыри и секуляризованы церковные земли. Отношения с Ватиканом были прерваны.

Политика насильственной русификации польских земель приводила к серьезным издержкам, на что указывали варшавские генерал-губернаторы. В 1898 г. варшавский генерал-губернатор А. К. Имеретинский предложил отказаться от использования в преподавании только русского языка: «Поддерживать этот метод с педагогической точки зрения значило бы идти против очевидности; оправдывать его политическою необходимостью также трудно, если, конечно, не задаваться несбыточными и туманными „обрусительными» тенденциями“1. Созванное для решения вопроса об использовании польского языка Особое совещание под руководством К. П. Победоносцева еще больше урезало рамки его применения, ограничив его употребление даже в делопроизводстве частных польских обществ, где раньше господствовал польский язык. Как и в случае с русификацией Финляндии, политика по навязыванию русского языка в польских землях дала плоды, обратные ожидаемым; на это в 1906 г. указывал генерал-губернатор Г. А.

Скалон: «Действительно, обрусительные стремления учебных властей имели место и не только не привели к ожидаемым последствиям, но вызвали результаты как раз обратные, еще более разъединив польское общество от коренной России»2. Некоторые уступки в вопросе о языке были сделаны в связи с разразившимися революционными событиями 1905–1907 гг. В 1905 г. было разрешено преподавать по-польски польский язык и католический Закон Божий, а также разговаривать по-польски на переменах. Министр народного просвещения И. И. Толстой даже предложил разрешить преподавание на польском языке в начальной и средней школе и — по выбору студентов — в высших учебных заведениях, однако варшавский генерал-губернатор предлагал не спешить в этом вопросе, полагая, что такие уступки не успокоят польское общество, а, наоборот, еще больше его революционизируют. В результате преподавание на польском (и литовском) языке было разрешено лишь в начальной школе (по-видимому, это была вынужденная мера, так как образованное в 1905 г. просветительное общество «Матица» занялось созданием неофициальных школ, пользовавшихся среди польского населения большой популярностью).

Уже к концу 1905 г., когда правительству удалось взять под контроль ситуацию в стране, начинается новое наступление на права поляков. По новому избирательному закону резко было урезано польское представительство в Думе — с 37 до 14 депутатов (из 14 депутатов 2 депутата избирались от русского населения). В 1907 г. наряду с другими культурно-просветительскими обществами было закрыто общество «Матица», поскольку оно вело «к усугублению начал национальной обособленности и розни». В 1910-е гг.

делались попытки взять назад и те уступки в вопросе польского языка, что были сделаны в период революции 1905–1907 гг. Так, состоявшееся в 1911 г. совещание о школе в местностях с инородческим и инославным населением заявило о необходимости ограничивать использование родного языка в средних учебных заведениях первыми тремя Цит. по: Национальная политика России: история и современность. М., 1997.

С. 68.

годами учебы. Следует отметить, что русское общественное мнение зачастую было настроено более враждебно в вопросе употребления родного языка на национальных окраинах, чем правительство. Например, в 1912 г. Государственный совет отклонил правительственный законопроект о Городовом положении в Польше, которым разрешалось польским гласным говорить во время заседания по-польски. Начавшаяся Первая мировая война заставила русские власти проявлять большую гибкость в польском вопросе, так как польские губернии находились в приграничной зоне и могли быть склонены немцами на свою сторону общениями послаблений в национальном вопросе.

Осенью 1914 г. Совет министров начал обсуждение вопроса о будущем устройстве польских земель. Большинство участников обсуждения не шло дальше признания широкой автономии Польши в составе Российской империи; предполагалось создать наместничество на польской территории, ввести широкое самоуправление и признать польский язык государственным. Необходимость будущей независимости Польши была осознана царским правительством лишь к 1917 г., когда польские губернии были оккупированы немецкими войсками. С 1892 г. вплоть до оккупации польских земель немецкими войсками (западные польские губернии были заняты немцами с 1915 г.) Польша управлялась согласно «Учреждению Управления губерний Царства Польского», которое постоянно дополнялось и изменялось. Использование польского языка в делопроизводстве было регламентировано в гл. 7 «Учреждения»:

«7. Дела и вся переписка в Губернских и Уездных Управлениях производится на Русском языке. 1868 Февр. 29 (45544) прав., VII.

Примечание (по Прод. 1906 г.). При ведении книг и вообще в письмоводстве как в гминных управлениях, так и в сельских сходах, на русском языке должны составляться все книги и документы, подлежащие ревизии должностных лиц, а также производится с последними сношения; но наряду с русским может быть допускаемо употребление и того языка, на котором говорит местное население. Сношения войтов с подведомственными им должностными лицами могут происходить на местном языке. В местностях со сплошным русским населением в восточных частях Люблинской, Седлецкой, Ломжинской и Сувалкской губерний, все делопроизводство и сношения присутственных мест и должностных лиц должны производиться только на русском языке. 1905 Iюн. 6, собр.

узак., 931, пол. Ком. Мин., V, IX; Окт. 17, собр. узак. 1906 г., 19, пол. Ком. Мин., IX; Дек.

26, собр. узак. 1906 г., 322 пол. Ком. Мин.

7.1. (по Прод. 1908 г.). В отношении применения местных языков в делопроизводстве духовных установлений в губерниях Царства Польского постановлено:

1) все делопроизводство в римско-католических учреждениях в названных губерниях, за исключением приговоров Приходских Сходов, а равно сношения римскокатолических духовных лиц и учреждений между собой, а также с учреждениями и лицами правительственными и гминными, производятся только на русском языке, за исключением лишь тех случаев, когда по каноническим правилам полагается употреблять язык латинский;

2) сношения духовных лиц и учреждений в губерниях Царства Польского с местным населением производятся на русском языке, но по желанию просителей дозволяется прилагать к подлинникам выдаваемых духовными лицами и учреждениями на русском языке документов соответствующих переводе их на местном языке или наречии;

3) сношения населения с римско-католическими духовными лицами и учреждениями в губерниях Царства Польского производятся на государственном языке, а в случае незнания его просителями — и на местных языках и наречиях. 1906 Ноябр. 29 (с.

у. 1907 г., 16) пол. Сов. Мин.».

3. Языковая политика в Прибалтике (Остзейские губернии) Остзейские губернии были заняты Россией в ходе Северной войны (1700–1721 гг.).

Территориальные приобретения были закреплены Ништадтским мирным договором, согласно которому Россия взамен прибалтийских земель отдавала Швеции большую часть захваченной Финляндии и выплачивала 2 миллиона ефимков компенсации. Петр I сохранил в Прибалтике систему привилегий и сословного управления за немецким дворянством и бюргерством, которая была дарована шведскими властями на протяжении XVI–XVII вв. Во главе прибалтийских губерний стояли генерал-губернаторы, при которых находились два советника из местных дворян. Местное самоуправление осуществлялось при значительном влиянии собраний немецкого дворянства — ландтагов;

городское самоуправление производилось магистрами и ратушами, которые избирались верхушкой гильдейского купечества и цеховых ремесленников. В первой половине XIX в.

прибалтийские губернии были объединены в Прибалтийское генерал-губернаторство с центром в г. Риге.

Сложившаяся система управления Прибалтикой оказалась очень устойчивой из-за сопротивления прибалтийского дворянства любым изменениям, ущемлявшим их права.

Сопротивление встретили, в частности, буржуазные реформы 1860–1870-х гг. — немецкие бароны приняли в штыки буржуазную систему судопроизводства, отменявшую сословные суды (сословные суды были упразднены лишь в 1898 г.). Не сразу и ограниченно была проведена городская реформа 1870 г. (это произошло в 1877 г.).

Следует отметить, что долгое время русские императоры отступали перед консолидированным отпором прибалтийского немецкого дворянства, хотя и понимали необходимость модернизации системы управления Прибалтикой и распространения на прибалтийские губернии общеимперских институтов власти. Только Александр III решил начать в отношении Прибалтики политику русификации, с тем чтобы нейтрализовать в крае немецкое влияние, — это происходило на фоне постоянно ухудшающихся отношений между Россией и Пруссией. Еще в царствование Александра II в Прибалтике было введено обязательное изучение русского языка (1874 г.); эта мера, по-видимому, была непосредственно связана с введением всеобщей воинской повинности. До того начальное образование в прибалтийских землях производилось на немецком, эстонском и латышском языках. В 1885 г. все делопроизводство в Прибалтике было переведено на русский язык (ранее, в 1867 г., русский язык стал обязательным для делопроизводства чиновников, находящихся на государственной службе), а в 1889 г. русский язык стал языком судопроизводства. В 1887 г. все начальные училища были переданы под контроль Министерства народного просвещения; в 1887–1893 гг. все учебные дисциплины в государственных и частных учебных заведениях стали преподаваться только на русском языке (исключение составляло преподавание религии и двух первых классов в сельских школах). Данная мера особенно больно ударила по высокоразвитому начальному образованию в Прибалтике: немецкие бароны ответили на закон закрытием многих начальных школ, содержавшихся на их средства. Был ликвидирован особый статус Дерптского университета (ранее Дерптский университет стоял во главе учебного округа и осуществлял контроль над образованием); характерно также, что за 1889–1917 гг.

совершенно изменился национальный состав преподавателей университета: в 1889 г.

немецкие профессора и преподаватели составляли около 87%, а русские — около 9% от общего числа профессоров и преподавателей, в 1917 г. соответственно ок. 10 и ок. 75%.

На немецком языке в университете продолжала преподаваться только теология. В 1893 г.

Дерпт был переименован в Юрьев. При Николае II политика русификации Прибалтики была частично свернута. Отказ от форсированной русификации и переход к политике компромисса с немецким дворянством произошли в связи с заинтересованностью как русских властей, так и прибалтийского дворянства в поддержании социальнополитической стабильности на прибалтийских землях. В начале XX в. было разрешено создавать гимназии с преподаванием на немецком языке, а также восстановлено преподавание на эстонском и латышском языках в начальной школе, чтобы таким образом нейтрализовать немецкое влияние в крае.

4. Языковая политика в молдавских землях (Бессарабия) Формальное вхождение бессарабских земель в состав России началось в середине XVII в.. В марте 1656 г. молдавский господарь Георгий Стефан вступил в переговоры о переходе Молдавии в русское подданство, в июне того же года царь Алексей Михайлович сообщил о своем согласии принять молдавские земли под свою власть на условиях Георгия Стефана (сохранение власти местных господарей, признание за ними права назначать местных чиновников и отказ от дани, собираемой турецкими властями), в июле посланники Стефана в Успенском соборе Кремля от имени всех молдован присягнули в верности России. Однако фактическое вхождение Бессарабии в состав России произошло только по условиям Бухарестского договора 1812 года, который стал итогом Русскотурецкой войны 1806–1812 гг. Небольшая часть современной Молдавии (Придестровская республика) вошла в состав империи в 1789 г.; в 1796 г. из этих земель был образован Тираспольский уезд в составе Новороссийской губернии, который вплоть до 1917 г.

управлялся по общеимперским законам.

Отошедшие по договору 1812 г. земли Молдавии и Валахии сначала управлялись Временным правительством во главе с молдавским боярином С. Стурдзой. Правительство состояло из общего собрания и двух департаментов. Александр I дал бессарабскому населению налоговые льготы и освободил его от рекрутской повинности. В 1815 г. на молдавских землях было учреждено наместничество. Временный характер управления Молдавией просуществовал до 1818 г.: 29 апреля 1818 г. был утвержден «Устав образования Бессарабской области». Устав сохранял за Молдавией автономный статус.

Высшим исполнительным и судебным органом власти стал Верховный совет, состоявший из «гражданского губернатора, вице-губернатора, председателей уголовного и гражданского судов и шести депутатов, избранных от дворянства на каждое трехлетие, с утверждением от военного генерал-губернатора»; президентом Верховного совета был подольский генерал-губернатор. Верховный совет имел право законодательной инициативы. Устав регламентировал употребление в делопроизводстве и судопроизводстве молдавского и русского языков:

«Дела в Совете [Верховном] производятся на Российском и Молдавском языках, по роду для них свойственному, то есть: распорядительные, казенные, уголовные и следственные по Русски и по Молдавски с соблюдением узаконений Российской Империи и с сохранением прав и обычаев земли в отношении защищения частной собственности; а Гражданские тяжебные и межевые дела отправляются на одном языке Молдавском, и судятся по основанию законов и обычаев Молдавских» (О Верховном Совете Области);

«Дела в том [Областном] Правительстве производиться будут на Российском и Молдавском языках, смотря по надобности. По части распорядительной все объявления, предписания, и обнародования издаваемые Начальством, имеют быть писаны по Русски и по Молдавски, для надежнейшего об оных общенародного сведения» (Об Областном Правительстве);

«Производство по делам уголовным и следственным имеет быть на Русском и Молдавском языках, а именно:

1. Допросы обвиняемых Молдавских уроженцев будут производиться на природном их языке, т. е. на Молдавском, а протокол будет сочиняем по Руски и по Молдавски.

2. Решительные приговоры, по надлежащем их утверждении, читаны будут подсудимым на языке Молдавском; и 3. Члены Уголовного Суда, встречая затруднение в изложении мнения их Русским языком, пользуются правом писать оное на природном своем Молдавском.

В Гражданском судопроизводстве употребление Молдавского языка утверждается на основании и в обеспечение прав, преимуществ и местных законов, Всемилостивейше предоставленных навсегда Бессарабской Области. Почему Гражданский Областной Суд по делам тяжебным частных лиц руководствоваться будет правами и обычаями Молдавскими, и производить оные на одном том языке: в решение же дел казенных он соблюдать должен узаконения Российские в отношении порядка на производство оных; а что касается сохранения собственности частной, в том долженствует держаться прав, преимуществ и обычаев земли. На сей конец решения Суда Гражданского по делам казенным представляются для дальнейшего производства с переводами на Российский язык» (О. Областном Уголовном и Гражданском Судах).

Согласно Уставу православное богослужение производилось в Молдавии на местном языке, так же как и обучение в школах. Молдавские дворяне в правах уравнивались с российскими дворянами. При Николае I автономия молдавских земель была урезана. Согласно введенному в 1828 г. «Учреждению для управления Бессарабской области» Верховный совет терял право законодательной инициативы и преобразовывался в областной совет; вместо Областного правительства учреждалось правление, подчинявшееся Правительствующему сенату, а все областные учреждения были подчинены соответствующим имперским министерствам. Таким образом, молдавская автономия фактически ликвидировалась. Изменения коснулись употребления молдавского и русского языков в делопроизводстве: «§ 62. Все дела в Присутственных местах Бессарабской Области производятся на Российском языке, а в случае нужды, с переводом на Молдавский». Из привилегий, которыми продолжало пользоваться молдавское население, были отсутствие рекрутчины и крепостного права. В 1850–70-е гг.

политика по свертыванию автономного статуса была продолжена: было упразднено богослужение и преподавание на молдавском языке, молдавские школы были закрыты.

Окончательная ликвидация автономии произошла в 1873 г., когда Бессарабская область на общих основаниях была включена в состав империи.

Говорить об осознанной языковой политике в отношении малороссийских земель можно с большими оговорками, поскольку и для правительственного аппарата, и для российского (отчасти для украинского) общества долгое время было характерно неразличение великорусов, малорусов и белорусов, которые воспринимались как единый русский народ, состоящий из трех племен. Даже для второй половины XIX в. при определении этнической принадлежности на одно из первых мест наряду с языком ставилась конфессиональная принадлежность. Украинцы и белорусы не воспринимались как инородцы и имели все права русского населения — в отличие от жителей польских, прибалтийских и финляндских земель, а украинские земли не воспринимались как национальная окраина. Все это объясняет крайнюю противоречивость языковой политики на украинских землях.

Украинские земли входили в состав России в течение почти полутора веков.

Решение о воссоединении Украины и России было принято Земским собором 1 октября 1653 г. на условиях признания сложившейся казацкой системы управления украинских земель. 8 января 1654 г. в Переяславе была принесена присяга в верности России, а Б. Хмельницкий получил из рук главы русского посольства В. В. Бутурлина знаки гетманской власти — булаву и воинское знамя. Последовавшая вслед за тем русскопольская война окончилась Андрусовским перемирием (1667), по которому Польша признала вхождение Левобережной Украины в состав России. Киев должен был оставаться в руках России до 1669 г., а затем быть возвращен полякам, однако этот пункт договора не был выполнен. Суд и власть на Украине осуществлялись избираемым гетманом, который приносил присягу на верность московскому царю. При гетмане находился штаб — «генеральная старшина», состоявшая из генерального обозного, генерального судьи, генерального писаря и некоторых других должностей. Резиденция гетмана находилась сначала в Чигирине, в 1667 г. была перенесена в Гадяч, а после измены гетмана И. Мазепы в 1708 г. — в пограничный с Россией Глухов. Территория Украины делилась полки, а полки на сотни. Московские власти поддерживали отношения с гетманом через Малороссийский приказ (до 1662 г. через Посольский приказ). При Петре I вместо приказа была создана Малороссийская коллегия, просуществовавшая до 1727 г.. Должность гетмана была упразднена в 1764 г. (в 1734–1750 гг. гетман не назначался, вместо него управление Украиной было возложено на специально созданное правление из представителей казацкой старшины и петербургских чиновников), зато была воссоздана Малороссийская коллегия (окончательно закрыта в 1786 г.). В 1781 г. было отменено старинное деление украинской территории на полки и сотни и введено деление на губернии — Слободскую и Новороссийскую. В результате разделов Польши в 1772 и 1793 гг. к России была присоединена Правобережная Украина и Белоруссия. На этих землях продолжало сказываться польское культурное влияние и влияние католической церкви, а суд осуществлялся польскими судами. После польского восстания 1830–1831 гг.

перед русским правительством стала задача нейтрализации польского влияния на Правобережной Украине. Николай I ставил перед генерал-губернаторами западных губерний задачу всеми силами стремиться к восстановлению утраченной привязанности западных губерний к России. Сам император признавался, что он до тех пор не будут спать спокойно, пока западные губернии «не сольются с остальными частями империи в одно тело, в одну душу»3.

Особенностью украинофильского движения было то, что оно развивалось в рамках революционно-демократического движения. В борьбе с революционным движением на Украине царское правительство не всегда было способно терпимо относиться к умеренному украинофильству, заключавшемуся в ношении малороссийского костюма, употреблении украинского языка, манифестациях по поводу дней памяти Тараса Шевченко и т. п. Так, репрессиям в 1840–1860-е гг. подверглись Кирилло-Мефодьевское общество и Киевское отделение Императорского Географического общества. Усложняло задачу борьбы с украинофильством и то, что в нем участвовали такие талантливые личности, как, например, историк Н. И. Костомаров и П. А. Кулиш.

В борьбе с украинским сепаратизмом имперские власти стесняли употребление украинского языка на Украине. Например, министру внутренних дел П. А. Валуеву принадлежало утверждение, что «малороссийского языка нет, не было и не будет». В г. он обвинил лидеров украинского движения в том, что те, опираясь на поляков, пытаются расшатать русскую государственность. По инициативе Валуева на Украине было ограничено книгопечатание на украинском языке, в частности, в 1863 г. было запрещено печатание книг духовно-нравственного содержания на украинском языке под Цит. по: Национальная политика России: история и современность. М., 1997.

С. 58.

тем предлогом, что этот язык не приспособлен для этих целей. Однако введенные ограничения не привели к ожидаемому результату, и в 1874 г. Александр II созвал совещание в связи с украинофильской пропагандой. Совещание пришло к выводу, что исходной точкой украинофильства служит ложное предположение о значительном отличии малороссийского языка от русского, и рекомендовало запретить ввоз в Россию любых книг на украинском языке, в пределах же России разрешить печатание на украинском языке только исторических документов и произведений изящной словесности. Было рекомендовано запретить периодическую печать на украинском языке, а также театральные постановки и публичные чтения на украинском языке. В 1876 г.

император утвердил решения совещания.

Изменения в языковой политике произошли в годы революции 1905–1907 гг. Был снят запрет на печатание переводов Евангелия на украинском языке, причем сами власти признавали при снятии запрета, что он был абсолютно бессмысленной мерой, так как Евангелия на украинском языке в большом количестве ввозились из-за границы. Часть депутатов III Государственной думы попыталась провести закон о начальном образовании украинцев на родном языке, но правительство П. А. Столыпина выступило резко против этой инициативы. Происходит новое ужесточение политики в отношении украинского языка: закрываются культурно-просветительские общества, преследуется печать на украинском языке. Жесткость властей по отношению к украинофильству усугублялась имевшейся в его распоряжении информацией, что некоторые украинские националистические общества (в частности, организация «Союз освобождения Украины») финансировались правительством Австро-Венгрии.

В целом можно констатировать, что в отличие от других национальных окраин Украина занимала особое место в империи: вплоть до 1917 г. русская правящая элита рассматривала украинские территории как неотъемлемую часть страны, поэтому достаточно жестко относилась к украинскому национализму. Языковая политика на Украине царского правительства нашла свое продолжение после 1917 г. в отношении к украинскому языку со стороны белого движения. В августе 1919 г. генерал Деникин выступил с обращением «К населению Малороссии» и декларацией «О малороссийском языке». В этих документах украинское национальное движение называлось изменническим, и даже само название «Украина» заменялось на «Малороссию».

Государственным языком Малороссии объявлялся русский язык, хотя преследование малороссийского языка запрещалось. Преподавание в школах могло вестись на любом языке, но государственной поддержкой пользовались только учебные заведения, в которых преподавание велось по-русски. В школах отменялось украиноведение. В печати использование малороссийского языка не преследовалось. Эти документы интересны тем, что показывают устойчивый взгляд российской власти относительно Украины и украинского языка, — даже революционные события не заставили белое движение пойти на значительные уступки в украинском вопросе.

Особенности советской языковой политики с 1917 г. по конец 1930-х гг.

В настоящем разделе рассматриваются особенности советской языковой политики в предвоенный период. В первой части раздела рассматриваются общие аспекты языковой политики в СССР, а во второй части — как советская языковая политика проводилась на примере Карелии.

I. Общая характеристика советской языковой политики в предвоенный период В одном из первых политических документов советской власти — «Декларации прав народов России» от 15 ноября 1917 г. — был обнародован основной принцип национальной политики большевиков — равноправие всех наций, понимаемое в том числе как право на использование родного языка вне зависимости от национальной принадлежности. Ряд законодательных актов 1918–19 гг. утверждал возможность употребления местных языков в суде и в школе. Решениями X съезда РКП(б) в 1921 г.

была принята резолюция, определявшая основной курс национально-языковой политики:

«помочь трудовым массам невеликорусских народов догнать ушедшую вперед центральную Россию». Среди способов выделялись следующие: «а) развить и укрепить у себя советскую государственность в формах, соответствующих национально-бытовым условиям этих народов; б) развить и укрепить у себя действующие на родном языке суд, администрацию, органы хозяйства, органы власти, составленные из людей местных, знающих быт и психологию местного населения; в) развить у себя прессу, школу, театр, клубное дело и вообще культурно-просветительские учреждения на родном языке;

г) поставить и развить широкую сеть курсов и школ как образовательного, так и профессионально-технического характера на родном языке (в первую голову для киргиз, башкир, туркмен, узбеков, таджиков, азербайджанцев, татар, дагестанцев) для ускоренной подготовки туземных кадров квалифицированных рабочих и советско-партийных работников по всем отраслям управления и, прежде всего, в области просвещения».

Существующая периодизация языковой политики в 1920–1930-е гг. насчитывает несколько этапов. Первый этап, проходивший до конца 1920-х гг., характеризуется плюрализмом подходов, стремлением реализовать существующие потребности и ресурсы народов, развить литературные языки крупных народов. Второй этап, начавшийся одновременно с первой пятилеткой, был связан с развитием процессов языкового строительства и характеризовался централизацией мер языкового планирования и активным созданием литературных форм языка для бесписьменных народов, а также с социалистического общества. В 1934 г. начинается третий период языковой политики в СССР, характеризовавшийся распространением русского языка среди национальностей, переводом национальных языков на кириллическую основу и общим увеличением влияния русского языка как на словарь и терминологию, так и в области социального функционирования.

1. Языковая политика до конца 1920-х гг.

Первая половина 1920-х гг. связана с практикой самостоятельного языкового регулирования на национальных территориях. В Якутии шрифт на латинской основе был разработан уже в 1917 г. по инициативе молодого лингвиста С. Новгородова. Главными особенностями созданного им письма было сохранение фонетического принципа и отсутствие знаков пунктуации. В 1920 г. в Ленинграде, куда Новгородов приехал для отливки шрифтов и издания первого букваря, он дал подписку о введении знаков пунктуации, однако обещание не сдержал. В 1922 г. латинизированный алфавит уже вошел в оборот, а в 1924—1925 гг. было введено обязательное делопроизводство, судопроизводство и обучение на якутском языке.

В ноябре 1922 г. башкирский язык вводится в делопроизводство учреждений наравне с русским языком за исключением, однако, финансовых управлений, комиссариатов здравоохранения и связи, в которых требовалось использовать исключительно русский язык. Перевод всех административных учреждений на башкирский язык осуществился только в 1929 г.

В Ташкенте создается Туркестанское государственное издательство, выпускавшее книги на всех языках народов Средней Азии. В то же время в Москве при Наркомате по делам национальностей были созданы Восточные и Западные издательства, в 1924 г.

объединенные в одно. В 1920-х гг. повсеместно открываются государственные издательства: в 1922 г. — в Казахстане, в 1925 г. — Таджикистане и Туркменистане, в 1926 г. — в Киргизии. Интересен опыт грузинского государственного издательства:

открывшись в 1921 г. («Сахелгами»), через четыре года оно разделилось. Отделившееся издательство «Картули цигни» было преобразовано в издательство Союза писателей Грузии и в дальнейшем выпускало исключительно грузинскую литературу.

На XII партийном съезде в 1923 г. были утверждены основы политики коренизации, определяющей идеей которой было преодоление национальных предрассудков народов СССР на основе пролетарского интернационализма. Практически она воплотилась в придании официального статуса языкам «титульных» народов, в разработке письменностей и литературных языков, во введении начального образования на родном языке и переведении на него делопроизводства. Любопытно, что идея территориального принципа в национальном самоопределении — нация имеет право на национальное самоопределение только на своей собственной территории, высказанная Сталиным в работе «Марксизм и национальный вопрос» (1913), фактически не нашла своего применения: создавались национальные районы, в 1931/32 гг. на Украине функционировали 571 немецкая и 831 еврейская школы. В то же время существенным значением обладал вопрос о сущности «нации»: выделялось несколько обязательных признаков, которыми она должна была обладать, — это общий язык, общая территория, общая история и общий национальный характер. Так, еврейская нация появилась лишь с основанием Еврейской автономной области, а до 1934 г. она таковой не считалась. До 1930-х гг. карелов считали народностью, «нацией» они стали только в результате социалистического развития, как определяет Большая советская энциклопедия в 1953 г.

Основная трудность, которая была обнаружена вскоре после объявления политики коренизации, заключалась в полном отсутствии или слабом уровне владения литературными формами языков народов Советского государства. По данным переписи 1926 г., грамотность населения составляла 25,2% в Азербайджане, 22,8% в Казахстане, 15,1% в Киргизии, 12,5% в Туркмении, 10,6% в Узбекистане, 3,7% в Таджикистане.

В 1921 г. начинается разработка латинского алфавита для ингушей, осетин, кабардинцев и для азербайджанцев. В 1923 г. была созвана I конференция по просвещению народов Северного Кавказа, утвердившая согласованный проект латинских алфавитов для ингушей, осетин, кабардинцев и карачаевцев; успехи Азербайджана были высоко оценены на XII съезде партии. С 1923–1924 гг. организуется работа по применению латинского алфавита у других тюрко-татарских народов со слаборазвитой национальной письменностью (казахов, казанских татар, башкир, узбеков и др.). 11-я конференция по просвещению народов Северного Кавказа в 1925 г. окончательно закрепляет латинизацию у ингушей, осетин, кабардинцев, карачаевцев и принимает решение о латинизации у чеченцев и адыгейцев.

2. Языковая политика во второй половине 1920-х — первой половине 1930-х гг.

Различия в темпах развития собственных письменностей у разных народов, многообразие этнических групп и нечеткость границ между ними требовали централизации деятельности по языковому развитию. В феврале-марте 1926 г. на базе ранее созданного Всесоюзного центрального комитета нового алфавита (ВЦК НА) созывается I тюркологической съезд в Баку, на котором представителям восточных республик было рекомендовано учесть успешный опыт латинизации в Азербайджане.

Впервые выдвигается лозунг унификации алфавитов — межнационального графического и фонетического объединения национальных латинских алфавитов. Унификация должна была отвечать задачам культурного и политического объединения народов с сохранением возможности самостоятельного языкового развития и выражения его в алфавите.

Выбор латиницы в качестве единой системы нового письма был обусловлен скорее идеологическими и социальными причинами, нежели лингвистическими, а именно соответствием как установке на европеизацию народов Средней Азии, так и актуальной в 1920-е гг. идее мировой революции и будущего единого пролетарского языка. К тому же латинская письменность, в отличие от кириллицы и арабицы, была свободна от политических ассоциаций с прошлым этих народов.

Высокий уровень научной обоснованности деятельности комитета обеспечивался участием выдающихся филологов: в его состав входили Н. Ф. Яковлев, руководивший научной работой комитета, Л. И. Жирков, Е. Д. Поливанов, А. М. Сухотин, Н. К. Дмитриев, К. К. Юдахин, Н. Н. Поппе и др. Им принадлежит разработка теоретических основ нового алфавита.

Высчитывались универсальные алгоритмы создания алфавитов; целесообразность вариантов письма определялась по их соответствию лингвистическому, полиграфическому, педагогическому, психологическому критериям. В частности, все алфавиты рассматривались в Институте психологии на предмет восприятия при чтении рукописного и печатного текста. Среди лингвистических требований В. А. Артемов выделял следующие:

«1. Алфавит должен целостно и органически отражать структуру языка, и в первую очередь его фонематический состав.

2. Недопустимы тождественные и исходные знаки (омонимика знака) для выражения звуков разного типа и разные знаки для выражения звуков общего типа, например, парных фонем (синонимика знака). Несоблюдение этого правила нарушило бы основной психологический закон графического выражения (репрезентации) фонематического состава языка, заключающийся в том, что сходство формы графического начертания необходимо вызывает в сознании сходство соответствующих звуков и обратно.

3. Языковая систематика, и в первую очередь фонематическая систематика, должна найти свое адекватное выражение в графической систематике: должна быть соблюдена систематическая адекватность в диакритическом обозначении мягкости, вокализма, консонантизма и т. п.

4. Недопустимы дву- и многобуквенные обозначения. Каждая качественно своеобразная единица алфавита должна иметь единый знак.

5. Наиболее часто встречающиеся фонемы должны выражаться более простыми знаками, а для менее часто встречающихся фонем можно допустить и более сложные знаки».

Существенное значение имели и психологические требования, предъявляемые новым алфавитам:

«1. Однотипность графического выражения звука.

2. Организованность отдельных букв алфавита как объектов восприятия, образующихся из следующих качеств буквы: а) предметности, б) отконтурированности, в) выступания на фоне бумаги, г) расчлененности, д) отличимости как индивидуальной выраженности, е) отношения к другим буквам в смысле удобочитаемости и право- и левосторонних сочетаний.

3. Расчлененность и структурированность алфавита в его целом, зависящие преимущественно от наличия и частоты встречаемости выступающих из строки букв.

4. Напластование зрительных образов букв и их сочетаний в их последовательном восприятии в процессе чтения».

Значительное внимание уделялось и педагогическим задачам формирования алфавита, ставившим прежде всего два требования — связность и безотрывность письма.

Среди графических правил активнее всего обсуждались вопросы индивидуальных отличий графем и простоты их написания. А. А. Реформатский отмечал важность общей, системной графической дифференциальности алфавита в целом и необходимость уделять особое внимание графическим признакам, таким как признаки шрифта по гарнитуре и пятну, по величине кегля, внутрикеглевые варианты.

К 1930 г. завершается латинизация и унификация письма народов, ранее использовавших арабский алфавит; теперь приоритетным направлением становится создание письма для бесписьменных народов и перевод на латиницу литературного языка народов с сирийской, монгольской, китайской письменностями. Еще в 1928—1929 гг.

впервые получают письменность на родном языке дунгане, ногайцы, талыши, хакассы, а в 1931 г. табасаранцы, южные карелы, шорцы, шугнанцы и 15 народов Севера (вогулы, гольды, гиляки, ительмены, кеты или енисейские остяки, коряки, ламуты, лопари, ненцы или самоеды, остяко-самоеды, остяки, тунгусы, удейцы, чукчи, эскимосы). В 1932 г.

разрабатываются латинские алфавиты для белуджского, абазинского, эвенкского, ижорского, курдского (для среднеазиатских курдов), в 1933 г. — кумандинского, в 1934– 1935 гг. — цахурского, удинского языков. Новый унифицированный алфавит насчитывает в общей сумме 105 букв, наибольшее количество букв — 51 — в абхазском алфавите, наименьшее — 24 знака — в ижорском и китайском. С середины 1930-х гг. руководство ВЦК НА видит своей первоочередной задачей, помимо продолжения унификации алфавитов, развитие литературных языков с кодифицированной и соотнесенной с диалектами нормой.

Активное продолжение коренизации давало свои результаты. Весьма показательны данные по росту грамотности в советских восточных республиках. В 1932 г. из 12,4 миллиона населения Узбекистана, Казахстана, Азербайджана, Таджикистана, Татарстана и Туркменистана грамотными были 5,8 миллиона человек. Следствием введения всеобщего обучения стало появление районов сплошной грамотности: к началу 1930-х гг. таковыми были Татарстан, Крым, Адыгея, Кабардино-Балкария, Чувашия.

Высшее образование: в 1931–1932 гг. на территории РСФСР в 85 высших технических учебных заведениях из 73 263 учащихся 16 705 (23%) были представителями нерусской национальности — «националами», в 217 техникумах из 82 987 учащихся — (13,8%) «националов», в 10 рабфаках из 40 557 учащихся таковых было 6 307 (15,6%). С 1929/30 по 1931/32 учебный год в 2,5 раза увеличилось число национальных педагогических техникумов (с 47 до 101). В 1928/29 учебном году на территории РСФСР действовали три национальных педагогических высших учебных заведения: Крымский, Восточно-Педагогический (в Казани) и Горский во Владикавказе; в 1930/31 учебном году таких было уже 13, в 1932 г. — 26. В 1929 г. Центриздатом выпускались учебники и пособия на 56 языках, в 1934 г. — на 104. О росте тиражей издаваемой детской, национальной, переводной литературы на русском языке и на языках народов СССР, а также изданий газет позволяют судить статистические данные (табл. 1–4).

На XVI съезде Сталин, объявив о достижении советским обществом стадии социализма, утвердил новую формулу «строительства» национальных культур: «На самом деле период диктатуры пролетариата и строительства социализма в СССР есть период расцвета национальных культур, социалистических по содержанию, национальных по форме». Требуя продолжения политики коренизации, он выделял две опасности, возникшие в условиях обострения классовой борьбы: «великорусский шовинизм», отражающий стремление покидающих политическую арену классов вернуть былую власть, и «местный национализм», выраженный в желаемом обособлении буржуазии.

Интернационализм, формирующийся развитием национальных культур, должен был стать основой будущего единого одноязычного социалистического общества.

Неоднозначность декларированного сочетания национальной формы и социалистического содержания вызвала его многообразные трактовки в деятельности педагогов, лингвистов, управленцев. Одним из важных и противоречивых направлений этого курса стало развитие национальной терминологии. В этом деле ключевым становился вопрос не о чистоте языка, а о чистоте идеологии в нем. Так, критики считали неприемлемым толкование русского слова «общежитие» украинскими «бурса» и «братство», данное в академическом словаре, однако «гуртожиток» и «iнтернат» находили соответствующими смыслу переводимого слова. Перевод технической лексики «амортизатор» («гамивник»), «бункер» («книги»), «буфер» («видприжник»), «вертикаль»

(«строч»), «коэфициент» («сучинник») считали языковым вредительством, так как подобная замена делала невозможным использование образных выражений типа «политический буфер». При работе над украинской советской энциклопедией было решено использовать географические названия, употребляемые в языках колонизированных народов: «Если по-французски, скажем, город называется так, а в Индо-Китае иначе, то в энциклопедии его нужно называть так, как его называют трудящиеся Индо-Китая, порабощенный колониальный народ». Этот выбор соответствовал убеждению в том, что интернационализмом является то слово, которое соответствует языку международного пролетариата.

Преподавание русского языка в контексте этой национально-языковой идеологии предполагало сознательное овладение его словарем, что должно было непременно привести к глубокому пониманию и усвоению «идеи свободы, народности, гуманизма, патриотизма и интернационализма, пронизавшее весь русский язык, всю его литературу».

В период индустриализации 1928–1931 гг. начинает оформляться статус «lingua franca» русского языка. В условиях развития миграции населения и недопущения изоляции в коллективе по национальному признаку русские получали возможность везде учиться на родном языке, для инонациональных мигрантов национальные школы не открывались.

Языковая политика в области русского языка, начавшаяся реформой орфографии, осуществлялась по нескольким направлениям. Проект реформы по упрощению орфографии, готовый еще к лету 1912 г., был принят Народным комиссариатом просвещения 23 декабря 1917 г. и закреплен декретом СНК от 10 октября 1918 г., расширяющим сферу распространения новой орфографии и утверждающим ее во всей советской печати. В 1929 г. по инициативе «Учительской газеты» возобновляется дискуссия по доработке правил правописания, создается новая Орфографическая комиссия. При Главнауке Наркомпроса создается специальная орфографическая комиссия, подготовившая к 1930 г. на основе поступивших в нее предложений проект реформы. Смысл его выражен следующим образом: «Рационализация русского письма — это не техническая, а насущная политическая задача», под последней понималось необходимое освобождение от «орфографического гнета» за счет внедрения фонетического принципа письма и ориентации на социальную базу малограмотных или вовсе неграмотных носителей языка. Проект не был одобрен; в 1934 г. в Москве и Ленинграде разворачивается работа по упорядочению орфографии, которая должна была привести к созданию единого орфографического свода, появившегося только в 1956 г.

Работа комиссий была преимущественно связана с разработкой теоретических основ письма, прежде всего с изучением фонематической основы русской орфографии (работы Н. Ф. Яковлева, Р. И. Аванесова и В. Н. Сидорова, А. А. Реформатского).

В 1922 г. с созданием специальной комиссии Академии наук возобновилась работа над словарным проектом А. А. Шахматова. В состав комиссии, возглавляемой В. М. Истриным, входили С. П. Обнорский, В. И. Чернышев, Л. В. Щерба, Е. С. Истрина, П. Л. Маштаков, И. А. Фалеев. Лексикографическая работа отличалась коллективностью и централизованностью, однако развивалась в большей степени в теоретической области.

Отдельные выпуски словаря продолжали издаваться вплоть до начала 1930-х гг., но тем не менее издание не удалось завершить.

Осознание в обществе существенных изменений лексического состава языка, расширение границ читающей аудитории требовало создания словаря, отражающего современную языковую ситуацию. Принцип «тезауруса», основополагающий для словаря Шахматова, его направленность на освещение всех возможных функциональноисторических пластов языка, отказ от стилистических и оценочных помет не соответствовали требованию «практического» словаря. Такую роль в академической лексикографической традиции выполнил Толковый словарь русского языка под редакцией Д. Н. Ушакова (1934–1940), созданный тем не менее вне стен Академии наук в конце 1920-х — начале 1930-х гг. Стоит отметить многочисленные издания словарей иностранных и русских слов при журналах и газетах, предлагающих доступное толкование неологизмов и заимствований, встречающихся на страницах периодических изданий.

Н. Ф. Яковлева, напечатанной с учетом предложений по орфографии орфографической комиссии Главнауки, приводится ряд доводов в пользу перехода на латинское письмо, среди них основным был идеологический: «Это послужит внешним выражением внутреннего единства пролетарской культуры в СССР при всем разнообразии ее национальных форм. укрепит единение с пролетариатом Запада и Востока и наши дружественные связи с борющимися за свою независимость колониальными и полуколониальными странами, уже вступающими на путь латинизации. С переходом на новую графику мы окончательно освобождаемся от всяких пережитков эпохи царизма в формах самой графики и принимаем интернациональную графику, вполне соответствующую интернациональному социалистическому содержанию нашей печати».

Проект комиссии Яковлева, несмотря на широкое научное обсуждение и лингвистическую проработку, в политических условиях начала 1930-х гг. уже не мог быть реализован.

3. Языковая политика после 1934 г.

Развитие плановой экономики и усиление централизации власти на первых порах парадоксально сочеталось с борьбой с «местным национализмом» и несоблюдением все еще актуального принципа «интернационализма», но во второй половине 1930-х гг.

формировалась новая, более соответствующая политической ситуации того времени концепция великого русского народа, «первого среди равных», «старшего брата» в семье советских народов. Восприятие русского языка как языка более престижного и отсутствие мотивации обучаться и использовать родной язык обнаруживало себя еще на фоне достижений «культштурма» рубежа 1920–1930-х гг. наравне с другими сложностями, связанными с административными «перегибами», нехваткой национальных кадров, учебной литературы, финансирования. Поэтому во многом переход с латинского письма на кириллическое в 1937–1940 гг. не вызвал отторжения и был воспринят спокойно. В августе 1938 г. Башкирский обком партии обращается в высшие партийные организации с просьбой заменить латинизированный алфавит, являющийся «тормозом в развитии культуры башкирского народа, национальной по форме и социалистической по содержанию» и стремящийся «разобщить трудящихся башкир от великого русского народа». Соответствующее постановление было принято 23 ноября 1939 г. О переводе всех языков СССР с латиницы на кириллицу было объявлено в 1941 г.

Принятие новой конституции, декларировавшей право граждан СССР обучаться в школе на родном языке, с одной стороны, и провозглашение единого социалистического общества, с другой, также противоречиво воплощалось в действительность. Ликвидация национальных районов и сельсоветов, перераспределение их границ, с тем чтобы проживающее на их территориях русское население было доминирующим, упразднение национальных школ происходили одновременно с печатной критикой проявлений «великодержавного шовинизма». 13 марта 1938 г. русский язык становится обязательным предметом во всех школах СССР, а также единственным языком Красной Армии, в которой были ликвидированы национальные формирования. Начинается централизованное руководство системой внедрения и преподавания русского языка в школе, а русский язык становится «очагом, откуда излучаются и распространяются социалистические, советские термины, выражения социалистических, советских идей и чувств не только во весь круг братских языков и народов нашего многоязычного государства, но и во все языки мира».

II. Опыт языкового регулирования в Карелии в предвоенный период Практика языкового регулирования в Карелии в 1920–30-е гг. по причине своей подчас слишком очевидной зависимости от перемен внешне- и внутриполитического курса руководства Советского государства и слишком резкого характера изменений может показаться нетипичной. Высокая степень администрирования, наличие нескольких уровней языкового планирования с учетом роли геополитического фактора и этнического состава республики определили принятие противоречивых, несогласованных и необоснованных потребностями национально-языковых прав населения решений. Тем не менее именно в этих крайностях обнаруживается суть некоторых общих процессов, составлявших языковую политику СССР в указанный период, и особенности их практической реализации.

Проблемы языкового самоопределения карелов впервые были обозначены в связи с развитием национального движения в 1905–1906 гг.: созданный в 1906 г. Союз беломорских карелов ставил вопрос о необходимости введения родного языка в обращение в церкви и школе. Однако на практике роль «родного языка» в издательской и просветительской деятельности, организованной союзом, взял на себя финский язык.

Вслед за Союзом беломорских карелов в 1907 г. начинает свою деятельность Православное карельское братство. Приоритетным направлением его работы становится миссионерская деятельность, а также открытие русскоязычных школ и издание литературы и периодики на карельском языке, а именно на его ливвиковском (олонецком) диалекте. Для печати на нем использовался модифицированный русский шрифт; попытки утвердить самостоятельность карельского языка критиковались Союзом беломорских карелов и расценивались как стремление сблизить его с русским языком и тем самым укоренить в русской культуре. Весной 1917 г. с открытием Карельского просветительского общества возобновляется деятельность национального движения, фактически прерванная в 1910 г. Его основным требованием было создание политической и культурной автономии Карелии, предполагавшее широкое использование «народного языка». Стремясь распространить свое влияние на Олонецкую губернию, помимо Беломорской Карелии, общество помещало в газету «Karjalaisten sanomat» («Карельские вести») материалы на ливвиковском диалекте (на основе модифицированного русского шрифта), а в начале 1918 г. опубликовало новый карельский алфавит на латинской графике. Введение карельской письменности воспринималось просветителями как промежуточный этап в повсеместном переходе карелов на литературный финский язык.

Опыт Карельского просветительского общества был использован на первых порах существования Карельской трудовой коммуны.

8 июня 1920 г. по инициативе финского коммуниста Э. Гюллинга создается Карельская трудовая коммуна. В ее руководстве преобладающую роль играли «красные»

финны — активисты рабочего движения, вынужденные эмигрировать в Россию и Швецию после неудачи революции в 1918 г. По плану Гюллинга, разработанному в конце 1919 — начале 1920 г., создание коммуны отвечало трем основным требованиям:

подготовке революционного выступления в Финляндии, защите от посягательств белофиннов на Восточную Карелию, реализации национальных запросов местного населения. Эти же требования выдвигало Советское государство Карелии в 1920-е — начале 1930-х гг., что непосредственно отразилось в решении языкового вопроса, сформировав роль Карелии в федерации. В «Заявлении о самоуправлении Восточной Карелии» «местный народный» язык фактически приобретал статус государственного, объявляясь «языком администрации, законодательства и народного просвещения». С позиции Гюллинга, таким языком должен был стать финский. В соответствии с решениями Тартуского мирного процесса (12.06 — 14.10.1920 г.) карельскому населению было гарантировано внутреннее самоуправление и употребление «местного народного»

языка. На I Всекарельском съезде представителей трудящихся карелов в июле 1920 г.

было высказано общее пожелание к «возрождению» карельской письменности и также решено обеспечить население образованием на финском, русском или родном народном языке — по выбору населения.

В феврале 1921 г. вскоре после объединения Карельской трудовой коммуны с Олонецким губисполкомом прошел I Всекарельский съезд Советов, принявший две противоположные друг другу резолюции. Резолюция по докладу Гюллинга вводила обязательную деятельность советских органов на русском и финском языках. Резолюция по докладу отдела народного образования объявляла русский язык «для большинства карел родным культурным языком», а финский — «языком национального меньшинства».

II Всекарельский съезд Советов (2–10 октября 1921 г.) утвердил право самостоятельного выбора языка обучения у местного населения. Недостаточное обсуждение языкового вопроса на съезде, по оценкам Карельского ГПУ, вызвало вооруженные выступления в Северной Карелии зимой 1921–1922 гг., имевшие национальный характер.

Реакцией на волнения стало движение центра навстречу «краснофинскому»

руководству: 6 марта 1922 г. Оргбюро ЦК партии было решено ввести в обращение в учреждениях Карельской трудовой коммуны финский язык наравне с русским и выделить 1/3 бюджета ОНО на преподавание его в школах. Острые споры между сторонниками и противниками финского языка в Карелии определили характер первой областной партийной конференции (15–19 марта 1922 г.), однако в итоге решение центра было поддержано, а идея создания карельской письменности была оценена как «шовинистическая выдумка буржуазных элементов Финляндии в целях одурачивания темных масс и их использование в своих интересах». Пересмотр идеи языкового плебесцита, так, впрочем, и не реализованного в масштабе всей коммуны, закрепила вторая партийная конференция (28 сентября — 2 октября 1922 г.): присутствовавший на ней секретарь Северо-Западного бюро ЦК РКП(б) Б. П. Позерн подверг сомнению важность решения плебесцита («плебесцит не является показателем для коммуниста») и высоко оценил актуальность «краснофиннской культуры». Ему же принадлежит программное заявление о роли автономии: «Был момент, когда думали, что Карелия должна быть Красной Финской Карелией, хотя бы в ущерб интересов русских, чтобы был Финский культурный центр». На конференции была принята классификация населения Карелии: «русское население Петрозаводска, Заонежья и Поморья; обрусевшие карелы.

Употребляют карельские наречия, смешанные с русским языком (южные районы);

карелы, говорящие на финском языке (Ухтинский район); карелы, до некоторой степени усвоившие русскую культуру, но в быту говорящие на карельском наречии, ближе стоящем к финскому языку (приграничная полоса, средние карелы)». В соответствии с ней языковой вопрос надлежало решать следующим комплексом мероприятий: «а) в Ухтинском районе — ударная работа на финском языке; б) в русских районах и Южной Карелии — полное удовлетворение культурных нужд населения на русском языке; в) в остальных частях Карелии и особенно в пограничной полосе южного и среднего районов считать целесообразным удовлетворение нужд в русской и финской культуре».

Процесс усвоения финского литературного языка населением Карелии нельзя назвать однородным. Если беломорскими карелами финский язык был принят без значительных трудностей ввиду языковой близости диалекта и существовавших экономических связей с Финляндией, то на юге республики переход на финский язык происходил иначе. Ливвиковский и людиковский диалекты в силу существенных отличий от финского языка стали базой для развития своеобразной литературной карельской культуры, ознаменовавшейся появлением южнокарельских литераторов и особой, некодифицированной письменности на ливвиковском наречии, отвечавшей за обеспечение «карельского» компонента в концепции «карело-финского» языка. Впервые такое наименование появляется в декрете ВЦИК о преобразовании Карельской трудовой коммуны в Автономную Карельскую Советскую Социалистическую Республику (от июля 1923 г.), утверждавшем равноправие русского и карело-финского языков. Ни один из них не был признан государственным, что было несвойственно положению автономии:

в других автономиях родной для подавляющей массы населения язык приобретал статус государственного.

Первые результаты политики «карелизации» (финнизации) — частного направления провозглашенного на XII съезде РКП(б) курса коренизации — дала система народного образования. С объединением русских и финских административных органов управления образованием в единый Наркомпрос и с объявлением материальной поддержки национального самоопределения карело-финского населения на 4-м Всекарельском съезде Советов (10–15 октября 1923 г.) начался рост числа школ с преподаванием на финском языке. Если в 1924/25 учебном году обучение на финском языке велось в 39 из 175 школ в карельской местности, то в 1927/28 учебном году оно осуществлялось в 125 из 236, в 1931 г. все 278 начальных и семилетних карельских школ были финнизированы.

Наряду с этим создавались специальные комиссии по «карелизации» местных органов управления, среди своих задач определявшие контроль над обучением сотрудников и перевод делопроизводства на финский язык: для замещения ряда должностей требовалось обязательное знание двух языков, для чего в Ухте и Повенце были организованы курсы русского и финского языка; в 1926 г. было создано переводное бюро ЦИК.

Говоря о политике повсеместного распространения финского языка, нельзя оставить без внимания динамику национального состава автономии. Летом 1920 г. из тыс. человек населения коммуны карелы составляли 85,5 тыс. человек (59,8%), русские — 54,7 тыс. (38,3%), финны — 919 чел. (0,6%); к концу 1924 г. из 233 тыс. человек, проживающих в коммуне (расширенной за счет территорий Олонецкой губернии осенью 1922 г.), 54% составляли русские, 40,6% — карелы, 3,8% — вепсы, 0,5% — финны.

В то же время карельские диалекты рассматривались как необходимое условие проведения «карелизации»: постановление ЦИК АКССР «О национальной политике в Карелии» обязывало употреблять местные диалекты в работе исполкомов, съездов Советов, школах и судах с сохранением финской и русской грамоты.

Проект Конституции КАССР 1926 г. считается одним из самых радикальных по предложенному решению языкового вопроса среди конституций автономных республик СССР. В соответствии с ним государственными языками республики провозглашались русский и «карело-финский», при этом отрицалась возможность до этого времени актуального языкового плебесцита: «Делопроизводство, судопроизводство и обучение в отдельных местностях АКССР ведется на языке большинства населения данной местности или на обоих государственных языках по определению ЦИК». Равноправие государственных языков должно было соблюдаться во всех формах административных отношений центральной и местной власти, равно как и федеративных и союзных властей.

Двусторонность языковой политики Карелии в 1920-е гг. — склонность к административному планированию распространения финского языка и признание необходимости участия местных диалектов, главным образом в системе народного образования, — соответствовала смене роли автономии в политическом курсе страны: из платформы для революционного выступления в Финляндии она постепенно превращалась в образец для пролетариата соседней страны.

Начало индустриализации и изменение роли Карелии в промышленности СССР сказалось на развитии национальной политики. Увеличение объема лесозаготовок в 1929– 1930 гг. в восемь раз по сравнению с показателями 1922–23 гг., приток рабочей силы (в 1928–29 гг. — 25 тыс. сезонных рабочих, в 1929–30 гг. — около 60 тысяч) своеобразно отразился на характере новых предложений по языковой политике, сводящихся к ускорению темпов введения финского языка. Озабоченность советского руководства проблемой сохранения национального баланса в республике практически реализовалась в начале 1930-х гг. организацией финской эмиграции из США и Канады: по данным Переселенческого управления, в 1931–1935 гг. в Карелию приехало 5496 человек из Северной Америки. Значительный процент финских переселенцев составляли также выходцы из Финляндии. К середине 1930-х гг. число финнов, проживающих в Карельской республике, составило примерно 15 тыс. человек.

Провозглашенная на XVI съезде партии борьба с «великодержавным шовинизмом»