«ОТ СОЛДАТА ДО ГЕНЕРАЛА Воспоминания о войне Том 5 Москва Издательство Алгоритм 2005 1 ББК 13.5.1 О 80 О 80 От солдата до генерала. Воспоминания о войне. Том 5. — М.: Изд-во Алгоритм, 2005. — 608 с. ISBN 5-9265-0187-3 В ...»
Академия исторических наук
ОТ СОЛДАТА ДО ГЕНЕРАЛА
Воспоминания о войне
Том 5
Москва Издательство «Алгоритм» 2005
1
ББК 13.5.1
О 80
О 80 От солдата до генерала. Воспоминания о войне. Том 5. — М.: Изд-во
«Алгоритм», 2005. — 608 с.
ISBN 5-9265-0187-3
В настоящем томе публикуются воспоминания советских участников боевых действий Второй мировой войны, подготовленные ими в 2003—2004 годах в рамках целевой программы Академии исторических наук. В томе представлены воспоминания 50 ветеранов войны в авторской редакции.
Книга послужит источником для научных исследований историков, для создания новых учебников, литературных произведений, а также может быть полезна интересующимся военной историей.
Многотомник является некоммерческим изданием, и первые 650 экземпляров каждого тома предназначены для распространения по установленному Академией перечню: 50 — ветеранам-авторам статей, 50 — их помощникамстудентам, 50 — преподавателям. По четыре экземпляра бесплатно передается в каждый регион России, по одному экземпляру в библиотеки музея, университета, ветеранской организации и главы исполнительной власти субъекта Российской Федерации. Кроме этого, предусмотрены бесплатные экземпляры для библиотек руководителей государств и зарубежных университетов.
Все тома размещаются на Web-странице www.ainros.ru Академии исторических наук, доступной пользователям сети Интернет, для бесплатного чтения и копирования из любого места земного шара, в том числе в школе, университете, войсковой части, офисе или квартире.
В издании тома оказал помощь Благотворительный фонд “Вольное Дело” ББК 13.5. © Академия исторических наук, © ООО «Алгоритм-Книга», ISBN 5-9265-0187- Посвящается величию Подвига Солдата Великой Отечественной войны Дорогой читатель!
Перед Вами книга солдатских мемуаров. Это волнующие, искренние, простые и правдивые рассказы опаленных войной защитников Отечества. С честью и достоинством они прошли через огонь и дым пожарищ величайших сражений, народ назвал их Солдатами Победы.
Никто не забыт! Ничто не забыто!
СОДЕРЖАНИЕ
1 Андреева (Васильева) Татьяна Николаевна Нам же, медикам, строго запрещалось... ……………………… 2 Баклажец Юрий Александрович Военные годы моей жизни …………………………………….. 3 Баловнев Георгий Григорьевич Пулеметчик ……………………………………………………... 4 Боцман Владимир Гаврилович На перевалах Кавказского хребта ……………………………... 5 Брусницын Николай Александрович Связь с Верховным ……………………………………………... 6 Вислобоков Иван Емельянович Аэрофоторазведка ………………………………………………. 7 Власенко Николай Михайлович Моя военная молодость ………………………………………... 8 Горчаков Николай Михайлович По дороге к Берлину! …………………………………………... 9 Горшков ТимофейВасильевич Случай в разведке ………………………………………………. 10 Гришин Николай Кузьмич В партизанском отряде …………………………………………. 11 Гусев Георгий Сергеевич На шести фронтах! ……………………………………………... 12 Данелия Александра Дмитриевна В Петрозаводске ………………………………………………... 13 Добровольская (Гусева) Зоя Ивановна Как я на коне выехала на передовую ………………………….. 14 Дьяков Игорь Николаевич Ратный труд ……………………………………………………... 15 Егоров Виктор Петрович Воспоминания музыканта-автоматчика ………………………. 16 Егоров Владимир Николаевич Мне пришлось в течение 10 дней учиться на танкиста ……… 17 Заварухин Павел Филиппович Солдат пяти войн ……………………………………………….. 18 Загайнов Анатолий Кириллович Две войны ……………………………………………………….. 19 Загородников Борис Иванович От Алексина до Германии ……………………………………... 20 Заполь Михаил Юделевич В военно-дорожном отряде ……………………………………. 21 Иванникова Анна Алексеевна Война мне до сих пор снится ………………………………….. 22 Иванов Юрий Сергеевич В конце апреля 45-го …………………………………………… 23 Игнатов Иван Иванович Под Сталинградом ……………………………………………… 24 Измайлов Владимир Петрович Всегда в строю, всегда впереди ………………………………... 25 Каменев Федор Алексеевич Я служил разведчиком отряда …………………………………. 26 Карягин Дмитрий Иванович Четырежды горевший в танке …………………………………. 27 Каторгина Мария Сергеевна Эпизоды войны …………………………………………………. 28 Кашкин Иван Тимофеевич В бою под Одессой ……………………………………………... 29 Кравцов Борис Васильевич Вызываю огонь на себя ………………………………………… 30 Лобковская Нина Алексеевна Была такая рота... ……………………………………………….. 31 Миронов Александр Ильич Дотянуть до своих... ……………………………………………. 32 Никитин Иван Петрович Время — детство ……………………………………………….. 33 Никифоров Константин Степанович На Черноморском флоте ……………………………………….. 34 Оборина Мария Наумовна Детство, опаленное войной ……………………………………. 35 Отставнов Виктор Александрович Авиационный механик …………………………………………. 36 Павлов Вячеслав Николаевич Сапер ошибается один раз ……………………………………... 37 Паночек Сергей Ксенофонтович В Русских Бродах ……………………………………………….. 38 Пирогова Мэри Иосифовна Операцию заканчивали в лесу …………………………………. 39 Пичков Борис Петрович Дорога к Победе ………………………………………………… 40 Пономарев Михаил Евгеньевич Воспоминания фронтовика-танкиста …………………………. 41 Раздольский Роман Григорьевич Из восемнадцати в живых осталось только двое …………….. 42 Резаков Константин Тимофеевич Командир противотанковой группы …………………………... 43 Романов Михаил Яковлевич 44 Рыбальченко Алексей Федорович Воспоминания инвалида Великой Отечественной войны …… 45 Сафонова Анна Григорьевна 46 Сволоков Анатолий Иванович 47 Семенов Виктор Николаевич 48 Семенов Виктор Семенович Задержать противника хотя бы на несколько дней …………... 49 Сенюрин Борис Архипович 50 Сергеев Артем Федорович «Это, выходит, опять вас? Это, выходит, как заворроженный!»ПРЕДИСЛОВИЕ К ИЗДАНИЮ
Это он окружил и уничтожил крупнейшую группировку врага под Сталинградом, разгромил его хваленые танковые армады на Курской дуге, форсировал Днепр, освободил блокадный Ленинград, все наши земли, а затем и народы Восточной Европы, штурмом взял Берлин, водрузил Красное знамя над Рейхстагом, освободил Прагу и принес народам мира Победу. Она стала возможной в результате великого единения армии и народа, большой организаторской деятельности ВКП(б) и всех государственных органов, подвига солдата и труженика тыла, партизана и подпольщика. Эта слава на века, радость и гордость, слезы и горечь утрат, клятва помнить павших в боях, наука побеждать — урок недругам, зарящимся на чужие земли. Победа — это Знамя, которое объединяет всех людей Земли.
Выдающийся полководец и Маршал Победы Г.К. Жуков высоко оценил роль солдата в этой войне: «Кровью и потом солдата добыта Победа над сильным врагом. Он умел прямо смотреть в глаза смертельной опасности, проявил высшую воинскую доблесть и героизм. Нет границ величию его Подвига». Свой знаменитый труд «Воспоминания и размышления» прославленный маршал посвятил советскому солдату.
Всемирно-историческое значение Великой Победы в послевоенный период описано и доказано арсеналом фундаментальных военных трудов по истории, исследованию и изучению опыта Второй мировой войны.
Вместе с тем в военной мемуарной литературе преобладают воспоминания полководцев и видных военачальников. Даже мемуары командующих армиями стали появляться лишь в последнее десятилетие. Крайне редко издаются солдатские мемуары рядовых, сержантов, старшин, командиров взводов, рот, батальонов и им равных в различных родах войск и служб.
Не бывает армий без солдат, а боя — без бойцов. Именно они составляют основную массу непосредственных участников боевых действий, исполнителей замыслов и решений командиров и начальников. Лицом к лицу встречались они с врагом, смерть ходила рядом, но им выпало жить. Они — носители и первоисточники самой подробной, детальной, объективной и достоверной информации, интеграция и анализ которой позволяли командирам и штабам получить наиболее полную, правдивую и обоснованную оценку хода и результатов боя.
Первыми, кто пытался собрать и издать солдатские мемуары, были известные писатели С.С. Смирнов и К.М. Симонов. Их выступления по телевидению, радио и в печати пользовались большой популярностью, но по ряду объективных причин, таких, как значительная стоимость работ и недостаточный материальнотехнический уровень издательской базы, эта работа продолжения и развития не получила. Были и причины субъективные, к которым следует отнести недооценку значения солдатских мемуаров.
Память о войне неподвластна времени, интерес к героическому подвигу армии и народа продолжает возрастать. Открываются новые страницы патриотизма, геройства, стойкости, силы духа, верности долгу, мужества, чести и доблести. В них — ключи к решению многих задач, стоящих перед современным обществом.
Народная мудрость гласит: чтобы понять и оценить настоящее и предвидеть будущее, надо знать и помнить прошлое. Память о войне направляет наши мысли на патриотические дела в интересах народа и государства.
В преддверии 60-летия Великой Победы еще более ощутимым стал недостаток в солдатских мемуарах. Стала явной и насущной потребность собрать, сохранить и издать воспоминания всех участников боевых действий.
Редеют ряды ветеранов, и поэтому становится бесценной фронтовая, подлинная и достоверная, простая солдатская правда о войне.
Большой размах и авторитет в стране приобрело ветеранское движение. Ветеранские организации вместе с учебными заведениями стали ведущей силой в решении задачи воспитания у молодого поколения высокого чувства патриотизма, долга и готовности к служению Отечеству.
Благодаря помощи и активному участию Московского комитета ветеранов войны продолжена работа по созданию многотомной серии воспоминаний всех участников боевых действий Второй мировой войны — от солдата до генерала. Для оказания помощи в подготовке воспоминаний к каждому ветерану прикрепляется студент учебного заведения. Совместная работа ветеранов и студентов имеет огромное воспитательное значение.
Достигнутый уровень компьютеризации учебных заведений и современная полиграфическая база способствуют решению задачи издания воспоминаний всех участников войны. Стало возможным с высоким качеством и в короткие сроки издавать серию книг до 50 воспоминаний в каждом томе с фотографиями ветерана и студента. За счет спонсорской помощи предпринимателей и организаций каждый том предполагается издавать минимум в 850 экземпляров, первые 100 из которых передаются ветеранам и студентам, а остальные 550 экземпляров направляются в библиотеки ведущих университетов, музеев, ветеранских организаций и глав исполнительной власти всех регионов России, а также в библиотеки ведущих зарубежных университетов мира.
Опыт взаимодействия ветеранской организации 4-й гвардейской танковой армии, Московского комитета ветеранов войны в целом и факультета военного обучения Московского авиационного института (государственного технического университета) по подготовке воспоминаний ветеранов войны стал использоваться в 2003—2004 годах факультетами и кафедрами военного обучения еще одиннадцати российских высших учебных заведений:
• Московского авиационно-технологического университета, • Московского государственного горного университета, • Московского государственного лингвистического университета, • Московского государственного строительного университета, • Московского государственного технического университета им. А. Н. Косыгина, • Московского государственного университета природоустройства, • Московского инженерно-физического института (государственного университета), • Московского энергетического института (технического университета), • Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова, • Российского государственного технологического университета им. К.Э. Циолковского, • Московского государственного агроинженерного университета им. В.П. Горячкина.
В результате этой работы, кроме изданных и настоящего, подготовлены материалы воспоминаний еще для семи томов.
С октября 2003 года на кафедре истории Московского авиационного института начата работа по привлечению к этому движению студентов-первокурсников. Добровольная активность студентов превзошла все ожидания: за один осенний семестр подготовлены материалы 70 ветеранов. Приобретенный опыт уже используется университетами и молодежными организациями Московской и Смоленской областей и Краснодарского края. Это вселяет уверенность в реальности девиза создания многотомных мемуаров «От солдата до генерала. Воспоминания о войне» — «Никто не забыт, ничто не забыто».
Председатель Совета ветеранов 4-й гвардейской Академия исторических наук и Московский городской комитет ветеранов войны задумали и осуществляют большое и полезное дело патриотической, воспитательной направленности. Изданы первые тома воспоминаний участников Великой Отечественной войны «От солдата до генерала» — уникальной книги, содержащей живые свидетельства живущих ныне ветеранов.
В преддверии 60-летнего юбилея Великой Победы советского народа над фашистской Германией правдивые рассказы рядовых участников войны как нельзя лучше отвечают на вопросы ныне живущих поколений, в чем заключалась та сила, которая сумела одолеть вероломного, коварного врага, насколько крепко сплотился весь советский народ ради решения одной-единственной задачи — дать отпор фашизму и стереть его с лица земли.
Воспоминания ставят заслон всевозможным измышлениям очернителей и хулителей прошлого, восстанавливают историческую справедливость, правду о великом подвиге как в целом всех, кто воевал на фронтах Великой Отечественной войны, так и каждого солдата и офицера в отдельности.
С этой точки зрения публикуемые воспоминания ветеранов о войне, будь то рассказы об отдельных эпизодах или более развернутых картинах боев, лично пережитых каждым автором, являются ценным источником для изучения историками и в целом поколениями тех, кто ныне отдаленно знает о войне. И, конечно же, они сослужат добрую службу составителям учебников, писателям, всем, кто по-настоящему интересуется историей Родины.
В Совете Всероссийской организации ветеранов особенно высоко оценивается методика написания воспоминаний. Закрепление за каждым участником войны, пожелавшим поделиться пережитым, студента университета, учащегося профтехучилища, вообще молодого человека для помощи в изложении материала, его литературной обработке — большая находка авторского коллектива.
На деле осуществляется тезис о преемственности поколений.
Каждый молодой человек становится как бы участником событий многолетней давности, пропускает их через свое сердце и, конечно же, становится носителем правды о войне, о героическом прошлом нашего народа, становится проводником патриотического воспитания в своей молодой среде. Кроме того, для многих из них это первая проба пера, что также имеет немаловажное значение и в житейском плане пригодится каждому.
Презентация первых томов мемуаров «От солдата до генерала. Воспоминания о войне» с вручением соответствующего тома каждому автору и его молодому помощнику, задуманная и осуществляемая ныне рассылка книг по субъектам Российской Федерации получают большой положительный резонанс. Нам известно, что в ряде ветеранских организаций страны внимательно изучается опыт москвичей, определяются базовые учебные заведения, студентов и учащихся которых по примеру Московского авиационного института можно привлечь к обработке воспоминаний ветеранов.
Надеемся, что эта работа будет продолжена, что она охватит все регионы страны, а мемуары солдат Великой Отечественной войны будут долго жить, воспитывать у новых поколений граждан России чувство любви к своей Родине, умение защищать ее рубежи.
С пожеланиями доброго пути книге Председатель Совета Всероссийской организации Вооруженных Сил и правоохранительных органов Дорогие читатели, ветераны и молодые люди!
Пятый том серии «От солдата до генерала. Воспоминания о войне» выходит в канун великой даты для нашего народа — 60-летия Победы в Великой Отечественной войне. Для нашего Благотворительного фонда «Вольное Дело» большая честь — от всей души присоединяясь к звучащим в эти дни многочисленным поздравлениям и наилучшим пожеланиям ветеранам, внести свой вклад в сохранение священной памяти тех далеких военных лет. Для нас особенно важно, что со страниц этого издания звучат подлинные голоса очевидцев – участников войны, доносящие до нас ничем не приукрашенную окопную правду.
Одна из главных задач нашего Фонда сегодня – это социальная поддержка всех ветеранов – бывших бойцов Великой Отечественной войны и их вдов, тружеников тыла и инвалидов. В частности, в этом направлении мы участвуем в восстановлении и поддержании в надлежащем порядке мемориалов и захоронений павших героев, поддерживаем нуждающихся ветеранов и их организации, содействуем в издании свидетельств, воспоминаний, помогаем в лечении, участвуем в нравственно-воспитательной работе с молодежью.
Хотелось бы в этом плане особенно выделить наше участие в двух последних программах, связанных с подготовкой к празднованию 60-летия Победы: оказание помощи вдовам павших солдат из разных регионов России в рамках акции «Вдовы Великой Отечественной войны» и финансирование Межрегионального фестиваля молодежи и студентов Юга России «Патриотизм и современность: не оборвать связующую нить».
Участие в проекте «От солдата до генерала. Воспоминания о войне» потому и заинтересовало нас, что в подготовке воспоминаний ветеранов приняли непосредственное заинтересованное участие молодые люди — достойные наследники своих отцов и дедов, делающие все, чтобы сохранить священную память героев. Для них, для всех нас — это настоящая школа патриотизма.
НАМ ЖЕ, МЕДИКАМ, СТРОГО ЗАПРЕЩАЛОСЬ…
Я русская, родилась 14 января 1924 года в селе Яблоново Задонского района Орловской области в многодетной крестьянской семье. С 1933 года живу в Москве. Училась в бабушкинской школе №6, тогда это был Мытищинский район Московской области. В 1939 году вступила в комсомол.Помню комсомольские собрания с докладами о международном положении, где с тревогой говорили о триумфальном шествии немецкого фашизма по Европе, его приближении к нашим границам и необходимости готовить себя к защите Родины.
В газетах и по радио постоянно говорили о непобедимости нашей армии и о уничтожении врага в случае войны на его территории и мы, школьники, верили, что именно так и будет. Я, как и многие мои сверстники, тоже хотела быть полезной своей стране. Предвоенный фильм «Фронтовые подруги» затмил воображение. Я была величайшим патриотом своей Родины. Ходила в Московский дом пионеров в пулеметный кружок, стала «Ворошиловским стрелком», окончила курсы по гражданской обороне, но этого было недостаточно. По всей стране в это время прославлялись наши знаменитые летчики Чкалов, Беляков, Байдуков. На меня особое впечатление произвел беспосадочный перелет на Дальний Восток самолета «Родина» с его знаменитым экипажем в составе Марины Расковой, Валентины Гризодубовой и Полины Осипенко. Я тоже очень хотела быть летчицей.
Неоднократно подавала заявления в Мытищинский аэроклуб, но мне отказывали, так как я была слишком молода. Тогда я записалась в планерный кружок при аэроклубе, надеялась в дальнейшем перейти в аэроклуб. Все это не мешало мне хорошо учиться.
В 1941 году окончила девятый класс средней школы. Начало войны застало меня на планеродроме, где я ночевала, т.к. полеты начинались в 5 часов утра. Для меня не стоял вопрос — идти или не идти на фронт. Вместе с моими подругамиодноклассницами Верой Корсунской и Леной Волковой 23 июня 1941 года мы обратились в Мытищинский горвоенкомат с просьбой отправить нас на фронт. Нас сразу направили в районную больницу, где мы провели всего одну ночь и дежурный врач учила нас, как правильно держать бинты в руках, делать перевязки, накладывать шины из подручных средств, считать пульс, мерить АД, менять белье раненым и т.д. На следующий день мы уже занимались строевой подготовкой в военкомате, а с 26 июня находились на казарменном положении.
Работа на военно-санитарном поезде Нас направили санитарными дружинницами на военносанитарный поезд №95, где мы приняли военную присягу.
Сначала надо было подготовить поезд к приему раненых.
Несколько дней весь персонал поезда, и я в том числе, мыли, чистили вагоны, накрывали постели, готовили посуду, из которой надо было кормить раненых.
7 июля 1941 года мы приняли первых раненых в г. Великие Луки. Все это происходило под бомбежкой. Осколком разорвавшейся бомбы были ранены наша медсестра и санитар, но несмотря на это я не ощутила страха, лишь отметила, что звук немецких самолетов отличался от звука наших. Он был какой-то прерывистый, толкающий. Чувство страха пришло ко мне позже, когда мы уже с ранеными далеко отъехали от Великих Лук.
Тяжело раненных я размещала на нижних полках, легко раненных — на верхних. Через два часа мы уже отправились в обратный рейс, в тыл. Я помню свое отношение к раненым — это было высокое, святое чувство любви и сострадания. Во время всего пути следования я день и ночь ухаживала за ними: давала таблетки от боли и от кашля, подбинтовывала промокшие повязки, поправляла шины, переворачивала тяжело раненных на другой бок, давала пить, носила утки и судна… Носила пищу из вагона-кухни три раза в день в двух ведрах и раздавала ее, мыла посуду. Кормила тех, кто из-за ранения не мог есть самостоятельно. А когда оставалось хоть несколько минут свободного времени, читала им вслух либо Пушкина, либо Лермонтова или Чехова… Все это я делала с удовольствием. Недаром даже в раннем детстве (когда мне было пять лет) я испытала первую радость от своего труда, когда помогла маме прополоть на своем огороде просо. Я видела, как она после молилась и благодарила Бога за то, что он услышал ее молитву. Она тогда работала в колхозе, и у нее не было времени сделать это самой.
Первых раненых мы выгрузили в г. Ногинске. Я помню, как один тяжелораненый боец хотел со мной попрощаться, искал меня глазами, просил санитара позвать меня, но я постеснялась и не подошла к нему.
После рейса собирала грязное белье и отправляла в прачечные в городах по пути следования поезда, а оттуда получала чистое белье, но оно зачастую было рваное. Тогда последовал приказ не сдавать белье, а стирать его самостоятельно. На обратном пути я уже стирала в туалете в раковине 160 простыней, по 80 наволочек и полотенец, сушила их и заправляла постели.
Свой вагон я содержала в строжайшей чистоте. Часто, где только было возможно, после выгрузки раненых я на себе носила матрацев и 80 одеял в дезкамеру, получала их и снова накрывала постели, чтобы в любую минуту быть готовой принять новых раненых. В свободные часы комиссар поезда собирал нас и читал лекции о международном положении.
В начале войны раненых возили в г. Москву и ближайшее Подмосковье, а по мере приближения фронта к Москве, возили дальше — Владимир, Ковров, Гусь-Хрустальный и многие другие города. Помню, на станции Вязьма раненые поступали к нам прямо с поля боя, без первичной медицинской обработки и тогда я водила тех, кто мог ходить, в вагон-операционную. Единственный на весь поезд врач, Борис Николаевич Румянцев, делал им первичную хирургическую обработку. Работы у него было настолько много, что он практически не выходил из операционной. Весь персонал поезда работал на пределе человеческих возможностей, без смен и достаточного отдыха, под постоянной угрозой бомбежек и обстрелов. Во время бомбежки поезд останавливался. Ходячие раненые могли покидать его и скрываться в укрытиях. Нам же, медикам, строго запрещалось покидать тяжело раненых. Мы должны были находиться рядом с ними.
Вспоминается рейс, когда в конце августа 1941 года мы вывозили раненых из Ленинграда. По пути следования на какой-то маленькой станции весь персонал поезда был размещен в лесу, так как впереди железнодорожное полотно было разбито, а станция каждую ночь подвергалась бомбардировке. Нервы у всех были напряжены до предела. Вдруг зам. начальника поезда заметил огонек и приказал прекратить курение, но кто-то, непослушный, продолжал курить и курить. Тогда он выхватил пистолет и бегом бросился к тому месту. Оказалось, что это был не человек, а гнилой пень издавал свечение. Раздался хохот. Было жутко, когда на фоне гула самолетов и разрывов бомб лес содрогался от хохота. Люди, обливаясь слезами, хохотали до рассвета, не могли остановиться. Это была групповая невротическая реакция на фоне прифронтовой ситуации.
В Ленинграде под бомбежкой погрузили раненых из урологической клиники, т. е. с ранениями мочеполовых органов. Все они были с трубочками и бутылочками. Я размещала их не только на первых и вторых полках, но и на третьих, в проходах и в коридорах. Через два часа отправились в обратный рейс на Москву через станции Мга и Волховстрой. Этот рейс превратился в сплошной кошмар. Я не знала, как подойти к таким раненым. Раненые сами учили меня, как за ними ухаживать. Мы долго ехали из Ленинграда, больше стояли, чем ехали, из-за бомбежки, обстрела или разбитых путей. Но все-таки выскочили. Думала, что выгрузим их где-то вблизи Москвы или в самой Москве, а пришлось везти их в г. Тюмень. Через несколько дней эта дорога была полностью перерезана и наступила полная блокада Ленинграда. Мы ехали в Сибирь, а навстречу нам шли поезда с живой силой и техникой.
Несмотря на экстремальные условия работы, тяжесть состояния раненых и специфический уход, я довезла всех благополучно, при этом сама многому научилась.
В начале сентября 1941 года мы отправились за ранеными в г. Орел. Под вечер, как только поезд вошел на станцию, всю переполненную эшелонами, началась страшная бомбежка, которая продолжалась до рассвета. Вражеские самолеты волнами накатывались на станцию, сбрасывали свой смертоносный груз, а через 15—20 минут вновь возвращались обратно. В промежутках между налетами я и мои подруги собирали раненых на станции и приводили или приносили их в наш 17-й вагон-операционную, где ни на одну минуту не прекращались операции. В момент бомбежки я сидела на полу в вагоне-операционной, слышала толкающий гул немецких самолетов, свист множества бомб и их разрывы. В эти минуты я вспоминала маму, сожалела, что не успела написать ей ни одного письма. Было страшно и очень обидно, что ни одного нашего самолета не появилось.
С рассветом было прямое попадание бомбы в вагон с дымовыми шашками. Станцию заволокло черным дымом. Возможно, это и спасло нас. Бомбежка прекратилась. Утром, нечаянно взглянув в зеркальную дверь операционной, я не узнала себя.
Это была не 17-летняя девчонка, а почти старая женщина в изодранном сарафане, вся испачканная кровью. Нам тогда еще не успели выдать обмундирование. Возвратившись в свой вагон, где мы тогда жили, увидела, что весь наш поезд был изрешечен осколками, причем осколки пробивали стальные стены навылет, и лишь случайно 17-й вагон-операционная остался невредим.
Позднее мы часто попадали под бомбежки, но такой страшной бомбежки, как в Орле, я не помню.
Из Орла через Брянск нас отправили в г. Гомель, откуда, погрузив раненых, по каким-то окольным дорогам поехали в г. Кисловодск.
Вероятно, это были первые эшелоны с ранеными, т.к. в Ессентуках нас пришло встречать население, но поезд здесь не остановился. Тут местные жители начали бросать пакеты с фруктами в разбитые окна и двери. Мне так хотелось попробовать первый раз в жизни персик, но я этого не могла себе позволить, так как фрукты предназначались раненым.
Были и смешные случаи. Однажды мы порожняком шли в Москву, а в это время на город был налет вражеской авиации.
Разрывы зенитных снарядов, падающих бомб, грохот вагона слились в сплошной звук. Сотни прожекторов освещали небо.
Вдруг недалеко от поезда разорвалась бомба. В этот момент один из наших бойцов от неожиданности присел и оказался под юбкой медицинской сестры. Мы долго потом над ним подшучивали.
После рейса мы выпускали боевые листки на основании тех заметок, которые оставляли раненые. Я была редактором этих боевых листков. Соревновались за чистоту и лучшее обслуживание раненых. Часто красный флажок присуждался моему вагону. И так девять месяцев в непрерывном движении и в труде.
После разгрома немцев под Москвой наш поезд из военносанитарного перевели в тыловой, в связи с чем я ушла из него с надеждой попасть на фронт. Комиссар поезда долго уговаривал меня не уходить, говорил, что меня непременно убьют, когда я буду выносить раненого с поля боя. Я была непреклонна, хотела туда, где труднее, хотела на фронт.
По прибытии в Москву 8 апреля 1942 года я ушла с поезда.
Москва была затемненная, вся в ежах и надолбах. На ночь поднимали в небо аэростаты заграждения. На каждом шагу проверяли документы. Во время двухнедельного пребывания медсостава в резерве я два раза навещала родителей.
Из резерва была направлена в город Калугу, а оттуда через военкомат 26 апреля 1942 года попала в полевой подвижной госпиталь №588 первой линии белорусского формирования, который входил в состав 50-й армии Западного фронта.
Госпиталь располагался в лесу в окрестностях города Смоленска недалеко от деревни Воронино. Я вместе со всеми рыла землянки, ставила палатки для раненых и персонала. Рыла ровики для туалетов.
На фронте в этот период было затишье. Раненых было мало, а поступали главным образом больные. Госпиталь имел два отделения: хирургическое и терапевтическое. Я попала в терапевтическое отделение к врачу Беру-Эльзовичу Мееровичу Левину, а попросту его все называли Борис Ильич. Доктор узнал, что я умею читать латинский шрифт, т.к. в школе учила немецкий язык. Он мне предложил стать ответственной медицинской сестрой у него в отделении. Я отказывалась, говорила, что у меня нет медицинского образования, но он успокаивал меня, объясняя, что он всему меня научит. Я должна была отвечать за работу отделения, составлять графики работы мед сестер, выписывать требования в аптеку на лекарства. Чтобы научить меня правильно выписывать лекарства, доктор четко выписывал рецепты на полях историй болезни. По этим рецептам я выписывала требования в аптеку, получала лекарства и раздавала так, как указано в истории болезни.
Доктор Левин, этот замечательный человек, был доцентом Минского медицинского института, и он обращался со мной как профессиональный преподаватель. Он учил меня основам асептики и антисептики, правилам проведения различных инъекций и определению группы крови, давал слушать сердце и легкие, пальпировать органы брюшной полости. Я была любознательна, все схватывала на лету, стремилась научиться всему, чему только можно. Он обязал меня присутствовать на патологоанатомических вскрытиях, когда в госпиталь приезжал патологоанатом.
Позднее к нам в госпиталь пришла работать студентка третьего курса Ленинградского медицинского института Лохмытова Антонина Васильевна — Тося. Мы подружились, и эта дружба прошла через всю нашу жизнь. Тося принесла с собой медицинскую книгу профессора Мясникова «Пропедевтика внутренних болезней», и я эту книгу сразу всю прочитала. Многое мне было непонятно. Я просила Тосю и доктора Левина объяснить непонятные термины, и они терпеливо объясняли. По истории болезни я видела, что один и тот же диагноз имеют несколько больных, а выглядят они совершенно по-разному. Я задавала вопросы доктору, почему это происходит. Если было свободное время, доктор усаживал меня где-нибудь на пенечке и рассказывал о причинах возникновения болезни, о строении внутренних органов и сути патологического процесса. Не прошло и четырех месяцев, как между мной и дипломированными медсестрами не было никакой разницы, и все забыли, что у меня не было специального образования. Так я стала медицинской сестрой.
В самом конце августа 1942 года нас выстроили на лесной поляне, зачитали приказ Верховного Главнокомандующего №227, в котором говорилось, что в связи с наступлением немцев и потерей большой части советской территории, нельзя отступать ни шагу назад, иначе — расстрел.
На душе было тревожно и с каждым сообщением о сдаче наших городов и населенных пунктов мне становилось просто страшно за нашу Родину. Вскоре нам объявили, что наш госпиталь передается 1-й гвардейской армии.
Нас привезли в товарном вагоне на какую-то маленькую станцию в Сталинградской области, быстро разгрузились и пошли пешком по пересеченной оврагами местности. Мы влились в многокилометровую колонну, которая, как гигантская гусеница, то поднималась в гору, то снова опускалась в овраг. У меня было ощущение чего-то нереального, как в кино.
Я помню, что наш госпиталь короткое время был на ЮгоВосточном, а потом на Донском фронтах, а с 5 декабря 1942 года весте с 1-й гвардейской армией вошел в состав Юго-Западного фронта и принял участие в контрнаступлении под Сталинградом. С 1-й гвардейской армией я прошла весь боевой путь от Сталинграда через всю Украину, Польшу и Чехословакию.
Госпиталь долго работал в городе Калаче-на-Дону. Я помню огромное количество снега и раненых, за которыми надо было ухаживать. Я не выпускала шприц из рук, делала обезболивающие уколы для облегчения их страданий, много переливала крови. После оказания необходимой помощи я с санитарами грузила раненых на попутные машины для эвакуации в тыловые госпитали. Я работала день и ночь, без смен, без отпусков, без перерывов на обед, до тех пор пока не падала без сознания от усталости.
В Калаче-на-Дону замкнулось второе кольцо окружения немцев под Сталинградом. После этого новые раненые поступали с оптимистическим настроением, говорили, что немцам уже не вырваться… В результате победы под Сталинградом из войны была выведена 8-я итальянская армия. Мне было приказано оказать медицинскую помощь пленным итальянским солдатам. Я взяла санитарные сумки с перевязочным материалом и 2 наволочки с дезинфицирующими растворами и мазями и отправилась в соседнюю деревню, где находились пленные. Они лежали в нетопленых хатах на полу, на соломе. Спертый зловонный воздух, ощущение голода и безысходности чувствовалось повсюду. У большинства из них были обморожены конечности. Я перевязывала тех, у кого были промокшие повязки, и так, работая, переходила из одной хаты в другую, пока не кончился перевязочный материал. Стало темнеть, когда я отправилась в обратный путь.
Пройдя примерно половину пути, я оглянулась и увидела, что со стороны деревни появились собаки. Они не бежали и не лаяли, а как-то ползком стремительно приближались ко мне. Я поняла, что это очень опасно, т.к. собаки были голодные и могли меня разорвать. Я остановилась и стала кружиться на месте, размахивая наволочками с пустыми бутылками. Собаки замедлили движение, но не остановились. Когда две собаки вцепились в мои ватные брюки, я стала громко кричать. Часовой нашего госпиталя услышал и стал стрелять на крик. Собаки постепенно отстали и я благополучно добралась до госпиталя. Спустя два дня после этого случая я видела, как вели пленных итальянцев в тыл. Был ясный морозный день, снег хрустел под ногами. Итальянцы брели, поддерживая друг друга, очень плохо одетые, обмотанные какими-то тряпками вокруг шеи и головы, оборванные, голодные, почти не охраняемые. Они производили жалкое впечатление. Я смотрела на них и думала, что их никто не звал в наши заснеженные, морозные степи из их теплой Италии. Это была величайшая авантюра, которую они должны будут запомнить на всю жизнь.
В период наступательных операций наш госпиталь, рассчитанный на 200 коек, принимал до 1000 раненых и более. Больные в этот период времени почти не поступали. В наше отделение клали послеоперационных нетранспортабельных раненых, которых я выхаживала и доводила до транспортабельного состояния.
Иногда к нам привозили кровь, которую сразу же надо было перелить нуждающимся раненым, т.к. хранить ее было негде.
Холодильников не было. Кровь переливали в послеоперационных палатах. При переливании я соблюдала стерильность, определяла групповую принадлежность и проводила биологические пробы, но все-таки иногда получала тяжелые реакции после переливания с повышением температуры тела до 39-40С и ознобом. Это мы в госпитале объясняли разбалтыванием крови при ее доставке по фронтовым дорогам. В тот период медицинская наука еще не знала о резус-факторе, т. е. белковой совместимости крови, который стал известен уже после войны. Когда крови не было, а раненому было необходимо переливание по тяжести состояния, производилось прямое переливание крови от здорового человека раненому. Такими здоровыми людьми считались медицинские сестры, между которыми шло негласное соревнование, кто больше сдаст крови. Я сама, когда необходима была кровь, а ее не было в наличии, неоднократно сдавала по 400 мл крови, не требуя за это ни дополнительного питания, ни отдыха, ни денежного вознаграждения, ни справок, которые пригодились бы в наше время.
Я не уходила ни от какой работы. Работая в послеоперационных палатах раненых с газовой гангреной, в специальной операционной мне приходилось часто давать хлорэтиловый наркоз, ассистировать при ампутации конечностей. Не все раненые могли смириться с потерей ноги или руки, некоторые очень тяжело это переживали, не хотели жить. Помню, как в 1944 году в местечке Бережаны мне пришлось вынуть из петли молодого бойца с ампутированной ногой. Когда с коптилкой в руках я вошла в комнату, он был уже без сознания и прерывисто хрипел.
Я подоспела вовремя, и мне удалось вернуть его к жизни.
Приходилось работать и в приемно-сортировочном отделении, определять очередность операций по тяжести состояния.
Часто разгружала машины с ранеными вместе с шофером или санитарами. На носилках мы несли раненых в палатку или сразу в операционную.
Огнестрельные ранения все без исключения были инфицированные. Во время войны антибиотиков не было в природе, а сульфаниламидные препараты, главным образом сульфидин, стали появляться лишь к концу 1944 года. Основными лекарственными средствами были мазь Вишневского, йод, перекись водорода, красный и белый стрептоцид, риваноль, физиологический раствор и кровозаменяющие жидкости. Для дезинфекции применялись хлорная известь и растворы сулемы.
Порой не хватало перевязочного материала — бинтов, тогда вместо них стали употреблять лигнин, т.е. пористую бумагу, которая быстро промокала. Непосредственно на рану накладывали марлевые салфетки, вату, а вместо бинтов — лигнин. Тогда поступила команда не разрезать ранее наложенные бинты, а аккуратно снимать и стирать их. И я стирала окровавленные и гнойные бинты в таком количестве, что ими, наверно, можно было обмотать весь шар земной. Так сумели отойти от лигнина.
Даже у нас, в армейском госпитале, в непосредственной близости от передовой, оказывалась не только квалифицированная, но и специализированная помощь, что имело решающее значение в сохранении жизни тяжелораненым бойцам и офицерам. В этом случае к нашему госпиталю прикомандировывалась особая рота медицинского усиления — ОРМУ во главе с теми или иными специалистами. Тогда наш госпиталь становился специализированным. Все зависело от преобладания ранений в ту или иную часть тела. За период войны у нас побывали ОРМУ полостных хирургов, нейрохирургов, офтальмологов, челюстнолицевых хирургов и других. Например, если раненных в живот не прооперировать в первые часы после ранения, то все они были обречены на смерть от воспаления брюшины — перитонита.
Работая в специализированных послеоперационных палатах, я научилась уходу и выхаживанию и этой категории раненых.
Своего транспорта для эвакуации раненых у нас не было.
Мне часто приходилось ловить машины на фронтовых дорогах, заворачивать их в госпиталь для эвакуации раненых. Был такой приказ, и все шоферы повиновались ему. Иногда же приходилось эвакуировать на лошадях или даже на быках. Госпиталь в течение одного-двух часов должен был свернуться или развернуться, чтобы следовать за наступающей армией. На новом месте я находила сено или солому, набивала ими подушки и матрацы, из подручных средств устраивала нары, чтобы не класть раненых на пол. Это было очень важно, т.к. я часто работала в послеоперационных палатах. Летом 1943 года где-то на Украине, возможно, в Харьковской области, мы работали в палатках на открытой местности. Шли тяжелые бои, поступало очень много раненых. Я несколько суток не отходила от них, почти не спала. На передовой стоял грохот от разрывов тяжелых снарядов, ночами весь горизонт озарялся заревом пожарищ. Раненые в грудь и живот лежали на полу и все время кричали, звали сестру. Над головой все время слышался звук немецких самолетов, который очень надоел мне. Я распахнула двери палатки и вышла на улицу, и тут со мной что-то произошло. Я пошла от своей палатки и всем встречавшимся мне людям говорила, что им нужно спать. Заходила в операционную, на пищеблок, в караульное помещение и всем говорила то же самое. Потом я набрела на свою палатку, и крики раненых привели меня в чувство. Оказалось, что я отсутствовала около двух часов. Итак, два часа с измененным сознанием я оставалась на ногах. Наутро начальник госпиталя майор Дедов, отправил меня спать. Я долго лежала с открытыми глазами, а потом, спала или нет, не помню.
Думаю, что это была реакция самозащиты организма на сильное переутомление.
Иногда меня посылали эвакуировать раненых, которых оставляли медсанбаты, уходя вперед за наступающими войсками.
Так было на Украине, когда осенью 1943 года под вечер меня вызвал начальник госпиталя майор Дедов и приказал поехать в деревню Евецкая Николаевка и переправить к нам в госпиталь раненых, оставленных медсанбатом. Я немедленно отправилась выполнять приказание. Была уже ночь, когда я добралась на попутной машине до какого-то населенного пункта, отстоящего от нужной мне деревни километра на четыре. Я решила добраться до места обязательно в тот день, переночевать и наутро начать эвакуацию. Мне пришлось идти по разъезженной дороге, на которой валялись неубранные трупы, дымилась подбитая техника.
Светила полная луна, и было все призрачно, страшно. Я прошла уже довольно большое расстояние, когда меня догнала машина.
Это был бензовоз. Рядом с шофером сидел какой-то офицер.
Машина притормозила, но не остановилась. Шофер испуганно окликнул меня, кто я и куда иду. Я объяснила, что иду в деревню для эвакуации раненых. Мужчины переглянулись и предложили подвезти меня на подножке машины. Я согласилась. В деревне офицер пригласил меня переждать до рассвета на его складе.
Деваться мне было некуда, и я пошла. Это была деревенская двухкомнатная изба с русской печкой посредине, окна были закрыты ставнями, было темно. Офицер предложил мне прилечь на кровать, а сам лег в другой комнате. Ситуация была щекотливой. Нервы мои были напряжены до предела. Я легла на кровать, не раздеваясь. Через некоторое время офицер зашел в мою комнату, потихоньку прилег рядом и попытался обнять меня.
Ничего не говоря, я словно кошка перепрыгнула через спинку кровати и очутилась на печке. Схватив в руки скалку, которая оказалась там, в угрожающей позе я просидела на печке до рассвета. Когда забрезжил рассвет, я вышла из избы на улицу. Шофер с лукавой ухмылкой смотрел на меня, а мне было безразлично. Я обошла все дома, где находились раненые, вышла на дорогу и стала заворачивать пустые машины. Грузила раненых и отправляла их в госпиталь. Через три дня ко мне в госпиталь приехал тот самый офицер с шофером и еще двумя военными.
Они смущенно протягивали мне бумажки со своими адресами, просили писать и приезжать к ним после войны.
В том же 1943 году наш госпиталь стоял на окраине г. Изюма в местечке Пески. Готовилось наступление нашей армии, поэтому госпиталь был выдвинут на линию дивизионного медицинского пункта — медсанбата. Работали в полуразрушенной церквушке. Когда началось наступление, основной поток раненых прямо с передовой пошел к нам. В алтаре была операционная. Всем раненым без исключения вводили противостолбнячную и противогангренозную сыворотки. Операционная работала беспрерывно. Я накладывала гипсовые лангеты и шины различной степени сложности.
Здесь я впервые увидела работу похоронной команды, которая производила захоронение убитых в братской могиле. Внутри церковной ограды, где размещался наш госпиталь, вокруг церкви вырыли ров, потом сюда стали привозить убитых на передовой бойцов. С них снимали сапоги и ремни, изымали медальоны, которые содержали сведения о погибших. У кого не было этих медальонов, они становились неизвестными солдатами.
Погибших осторожно опускали на дно рва, укладывали «валетом» в два ряда и засыпали землей. Потом землю сравняли, как будто здесь ничего не было. Это захоронение в братской могиле произвело на меня неизгладимое впечатление. Я думала тогда, что придет время, церковь будет восстановлена, сюда будут приходить люди, не зная, что у них под ногами находится братская могила. Эта мысль не давала мне покоя. Уже, будучи на пенсии, своими воспоминаниями и тревогами я поделилась с неравнодушным человеком — Андреем Яковлевичем Павленко, который оказался жителем города Изюма. Он в тот же день связался с Изюмским горвоенкоматом и к 50-летию Победы получил оттуда письмо, где говорилось, что в Песках работал ППГ №588 и что из этой братской могилы произведено перезахоронение. Теперь в центре города Изюма им воздвигнут монумент.
Раненых, умерших в госпитале, хоронили в отдельных могилах, на которых был указан только номер. Родственникам же отправляли извещение о смерти с указанием населенного пункта, места захоронения и номера могилы.
Меня один раз посылали поправлять эти могилы. Я не только их поправляла, но и старалась посадить на них голубые бессмертники, которые росли неподалеку.
В течение всей войны, иногда даже по два-три раза в день, в районе дислокации госпиталя с оркестром, под звуки траурного марша, хоронили офицеров, убитых на передовой. Музыка разрывала мое сердце. Все это тяжелым психологическим грузом ложилось на плечи всех людей, находящихся в госпитале.
Санитаров катастрофически не хватало. И всю тяжесть работы в своем отделении я брала на себя вместе со своими прямыми обязанностями.
Начиная с 1943 года, часть легкораненых не хотели эвакуироваться дальше в тыл, а оставались у нас до полного выздоровления и возвращались обратно в свои части. Они охотно выполняли функции санитаров, осуществляя уход за тяжелоранеными.
Таких санитаров я учила технике по уходу за больными и ранеными.
Единственное, чего я не делала на фронте, так это операций.
Но я всегда внимательно следила за каждым движением хирурга и мысленно все могла сделать сама. Это мне пригодилось во время врачебной практики после четвертого курса медицинского института, в сельской Рождественской больнице, в 1951 году.
Мне удалось спасти обреченную на смерть женщину, у которой разошлись швы после операции, и я смогла ушить брюшную полость, не повредив кишечник.
Осенью 1944 года наш госпиталь развернулся в Прикарпатье, в г. Ходоров, в местной больнице, но раненых почти не было.
И мы стали выходить в горы с полной выкладкой, учиться выносить раненых в условиях горной местности. Поднимаясь в горы, в кустарнике я увидела ярко-красные ягоды, нарвала их и съела только одну горсточку. Пока поднималась на вершину, я почти полностью ослепла. По голосу я узнала начальника госпиталя майора Дедова, подошла к нему и сказала, что ничего не вижу. Он выяснил, что я съела какие-то красные ягоды, и приказал вызвать рвоту. Я заупрямилась. Тогда он с силой разжал мне рот, засунул свои два пальца и вызвал рвоту. Всем приказал в срочном порядке спуститься с вершины. У подножия горы из ручья я пила воду и вызывала рвоту. К этому времени все предметы казались мне черными, я перестала узнавать людей, а перед глазами мелькали светящиеся искры. Меня посадили на лошадь и придерживая быстро повезли в деревню, где мне давали молоко и продолжали вызывать рвоту.
Я проснулась тогда, когда почувствовала, что на меня ктото смотрит. По голосу я узнала начальника госпиталя и пожаловалась ему на боль в спине, тогда как вчера этого ничего не было. Он мне ответил, что «твое вчера было десять дней назад».
Тогда-то я и ощутила на себе, что значило не повернуть раненого на другой бок. Майор похвалил меня и сказал, что теперь я еще лучше буду ухаживать за ранеными. В течение месяца ко мне постепенно вернулось зрение. От местных жителей мы узнали, что это были «волчьи ягоды». Надо сказать, что в течение всей войны раненых и сотрудников кормили вполне достаточно, но фруктов никогда не давали. Вот почему, увидев такие красивые ягоды, я их съела. В 1944—1945 годах раненым стали выдавать шоколад. В знак благодарности за внимание и заботу они старались незаметно положить в карман моего халата шоколадку.
Отнекиваться было бесполезно, это вызывало обиду. Я возвращала этот шоколад на место, когда раненый засыпал. Я никогда себе не позволяла воспользоваться случаем и съесть хотя бы кусочек.
Карпаты мы переходили по Русскому перевалу. Наш госпиталь работал в палатках у подножия горной реки. Помню непролазную грязь и огромное количество раненых, которых надо было выхаживать. Иногда, по приказу командования, нас посылали в батальоны на передовую для установления причин обморожения солдат.
На польскую землю наш госпиталь вступил в сентябре 1944 года в г. Санок, который был разделен на две половины рекой Сан.
Одна половина принадлежала нам, другая — Польше. Перейдя реку, мы остановились в пустующей школе. Всю ночь шел интенсивный артиллерийский обстрел, рвались снаряды, свистели осколки, но в нас не попало. Наутро я наблюдала страшную картину. Неподалеку от города был виден лес, где засели немцы.
Наши пытались их выбить оттуда, для чего понадобился корректировщик огня. Для этого наблюдателя подняли на воздушном шаре, который охраняли два наших истребителя. На какой-то миг они скрылись из виду, и в этот трагический момент внезапно появился немецкий самолет, расстрелял воздушный шар и корректировщика, успевшего выпрыгнуть с парашютом. Тут снова появились наши истребители, но охранять было уже некого.
Чехословацкую границу пересекли в районе города Ужгорода. Работали в местечке Гуменне, было много раненых. Как и всю войну, я чаще всего работала в послеоперационном отделении. В Польше и Чехословакии мы работали в основном не в населенных пунктах, а в лесной местности в палатках. Очень часто переезжали с места на место. С местным населением почти не встречались.
9 мая 1945 года — День Победы застал меня в лесу где-то в Чехословакии. Около 11 часов дня к нам приехал представитель штаба армии и сообщил о победе. Я работала в отделении для раненых с газовой гангреной. Все они были нетранспортабельные. Когда я с офицером зашла в палатку, где лежали эти несчастные раненые, и он поздравил их с победой, со слезами на глазах они начали крепко ругаться. Я пулей вылетела из палатки.
Поразмыслив, я поняла и даже не обиделась, так как многие из них в последние дни или даже часы войны теряли руки и ноги, становились инвалидами на всю жизнь. Они ругали свою судьбу. В течение всей войны, работая на военно-санитарном поезде и в полевом армейском госпитале, я никогда не слышала нецензурной брани. Превозмогая страдания, порой находясь между жизнью и смертью, раненые никогда не ругались в нашем присутствии. И лишь в День Победы не сдержались.
В течение всей войны я никогда не получала денежного довольствия, а все отдавала в фонд обороны Родины.
Во время кратковременного отдыха участвовала в художественной самодеятельности. Говорили, что я хорошо читала стихи.
Особое слово надо сказать о советских дорогах в период войны. Их практически не было, не считая дорог общесоюзного значения. Нам с нашим госпиталем почти всегда приходилось передвигаться по проселочным дорогам, по бездорожью. Хорошо, что у нас был небольшой обоз и только одна машина, которую использовали для подвоза продовольствия. Если же изредка при передислокации мне приходилось ехать в кузове этой машины, то это было тяжелое испытание. В любой момент можно было перевернуться на ухабах и колдобинах. Чаще всего машина намертво застревала в грязи и ее никакими подручными средствами сдвинуть с места было невозможно. Тогда приходилось ее просто поднимать руками. И так было до тех пор пока мы не оказались за рубежом, на дорогах Польши и Чехословакии.
Спустя два месяца после окончания войны госпиталь расформировали, и отправили нас поездом в г. Лигницы (Северная группа войск — Польша), а оттуда 11 августа 1945 года меня направили на работу в санаторий «Ландек» №3012, который находился в трех километрах от чехословацкой границы в Татрах.
Работа в санатории не прошла для меня даром. Я сумела закончить 10-й класс советской средней школы, которая находилась недалеко, в г. Вальденбурге.
В 1947 году получила аттестат зрелости, демобилизовалась, приехала в Москву и сразу поступила во 2-й Московский медицинский институт им. И. В. Сталина, который окончила в 1953 году.
В 1959 году окончила клиническую ординатуру. Работала врачом-терапевтом до 75 лет в различных лечебных учреждениях Москвы и Московской области.
С 1979 года занята на общественной работе в Московском городском комитете ветеранов войны. Вырастила и воспитала одна двух хороших детей. Дочь — Ермакова Елена Владимировна, кандидат медицинских наук, сын — Андреев Борис Владимирович, врач, подполковник милиции, награжден орденом Мужества. Имею трех внуков.
Я никогда не забуду своих фронтовых подруг, с которыми делила все тяготы фронтовой жизни: Лохмытову Антонину Васильевну и Трефилову Веру Сергеевну. Для меня они были просто Тося и Вера. Тося появилась в нашем госпитале весной 1942 года в городе Борисоглебске, куда была эвакуирована из Ленинграда.
Добровольно пришла к нам работать. У нее была открытая форма туберкулеза легких, часто дававшая легочные кровотечения, почти всегда она работала с повышенной температурой. Уговорить ее лежать было невозможно. Я жила вместе с ней и часто согревала ее своим теплом, так как в хатах, где мы жили, было не топлено. Под конец войны ее перевели в другой госпиталь, где она работала лаборанткой. Несмотря на тяжелую болезнь, она прошла всю войну до конца. После войны окончила Ленинградский медицинский институт. Работала главным врачом туберкулезной больницы в Кингисеппском районе Ленинградской области. Стала заслуженным врачом Российской Федерации. Умерла в 1998 году.
Красавица москвичка Вера, была направлена в наш госпиталь летом 1942 года. Мы жили вместе и, очень подружились, а весной 1943 года в г. Сватово, на Украине, она умерла у меня на руках от гематогенной формы остеомиелита и последующего сепсиса.
Хочется теплыми словами вспомнить начальника нашего госпиталя майора медицинской службы Дедова (имени-отчества не помню, т. к. к нему мы всегда обращались по званию). Он был отличным руководителем. Дисциплину в госпитале держал строжайшую. Ему я обязана жизнью. Он спас меня при отравлении в Карпатах. Спасибо ему!
Войну я закончила старшим сержантом медицинской службы. В настоящее время имею воинское звание майор медицинской службы. Врач высшей категории.
1. Орден Отечественной войны II степени №2162906. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 14 марта 1985 г.
2. Орден Красной Звезды №1882539. Приказ №075-Н от 13 мая 1945 г. по 1-й гвардейской армии.
3. Медаль «За боевые заслуги» № 1030487. Приказ №038-Н от 7 октября 1944 г. по 1-й гвардейской армии.
4. Знак «Отличник санитарной службы». Приказ по санитарной службе от 21 февраля 1944 г. по 1-й гвардейской армии.
5. Благодарность Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза И.В.Сталина от 18 октября 1944 г. «За участие в боевых действиях по преодолению Карпатского хребта».
6. Медаль «За оборону Москвы» и еще 16 медалей, в том числе 3 иностранные («За освобождение Украины», «За освобождение Чехословакии», медаль Словацкого национального восстания).
Имею знак «Фронтовик».
Участвовала в двух парадах Победы (1995 и 2000 гг.).
В газете «Московский ветеран» от февраля 2004 года за №3опубликована моя статья «О службе медицинских работников в армейских госпиталях».
оказала помощь внучка Т. Н. Андреевой Ермакова Татьяна Борисовна, научный сотрудник Института физической химии Российской академии наук (ИФХ РАН), лаборатории тонких
ВОЕННЫЕ ГОДЫ МОЕЙ ЖИЗНИ
Я родился 18 марта 1925 г., г. Москва, русский, неверующий, член ВКП(б)-КПСС с 1944 г., член ВЛКСМ с 1940 г.Окончил 9 классов средней школы в 1941 г., в 1957 г.— классов, в 1963 г. — ВЮЗИ (юридический заочный).
О начале войны узнал 22 июня 1941 г., в 12.00 после выхода из кинотеатра в г. Москве, в 1942 г. работал токарем на одном из предприятий г. Москвы.
По призыву ушел в армию в январе 1943 г. (Винницкое военно-пехотное училище в г. Суздале (Владимирская обл.)) — курсант. 19 июня 1943 г. после расформирования училища направлен в г. Дмитров в воздушно-десантные войска в качестве пулеметчика (98 дивизия ВДВ, ефрейтор); командир 2-го батальона 19-й бригады (затем 299-й полк) капитан Крайнов.
Первое боевое крещение принял 21 июня 1944 г. В сражении при форсировании реки Свири в районе г. Лодейное Поле, Ленинградская обл., дивизия прошла по лесам и болотам Карелии, овладела многими населенными пунктами и освободила г. Олонец, выведя Финляндию из состояния войны (Свирско-Петрозаводская операция).
В январе 1945 г. 37-й корпус ВДВ (воздушно-десантные войска) был передислоцирован в Польшу на Сандомирский плацдарм, но в связи с изменением обстановки в районе озера Балатон в Венгрии 9-я гвардейская армия ВДВ была подчинена командующему 3-м Украинским фронтом.
Наша армия приняла участие в разгроме 30 отборных дивизий СС «Адольф Гитлер», «Мертвая голова» и другие. 9 армия прошла с боями почти всю Венгрию, освободив 13 крупных городов, в том числе Мор, Веспрем, Варпалота, Секешфехервар и тысячу населенных пунктов. Затем приняла участие в Венской наступательной операции, а 12 мая 1945 г. завершила бой под Прагой, одновременно разгромив оставшиеся банды власовцев и бандеровцев.
Закончил боевые действия в звании рядового после завершившегося окружения крупного соединения генерала-фельдмаршала Шернера, которое отказалось от капитуляции.
Все это время нами командовал генерал-лейтенант Миронов П.В., Герой Советского Союза.
Возвращался с войны через всю Россию, остановившись на несколько месяцев в г. Муроме, а затем военная часть переехала в г. Ворошилов-Уссурийск (ныне г. Уссурийск Приморского края). Дивизия (98-я гвардейская) удостоена орденов Красного Знамени и Кутузова, и ей присвоено почетное наименование имени 70-летия Октября (послевоенный период).
Демобилизовался из Уссурийска в марте 1949 г., а в апреле этого же года прибыл в Москву по месту жительства. Трудоустроен инспектором в Управление благоустройства при Мосгорисполкоме, затем райком партии направил меня на работу в органы МВД СССР, где я проработал 32 года, дослужившись до звания полковника.
Эпизоды войны в деталях вспомнить нелегко, но, например, на Карельском фронте при форсировании реки Свирь трое моих однополчан — Алиев, Елюшин и Чухраев — получили звание Героя Советского Союза.
Награжден орденами:
Отечественной войны 1 степени № 562135, дата вручения 11 марта 1985г.;
Красной Звезды № 209965, дата вручения 23 мая 1947г.;
а также 16 медалями за войну и трудовую деятельность:
медаль «Участнику разгрома танковой группы немцев югозападнее Будапешта», приказ № 306 от 24 марта 1945 г. Верховного Главнокомандующего Советского Союза тов. Сталина;
медаль «За взятие Вены»13 апреля 1945 г., дата вручения апреля 1976 г.;
медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», дата вручения 8 апреля 1946 г.
Легко ранен в июне 1944 г. и контужен в апреле 1945 г.
В войне погибли дядя Баклажец Юлиан Феликсович (кавалер Георгиевского креста) в 1942 г. и двоюродный брат Килейко Владимир Викентьевич в 1942 г.
Отец и мать остались живы (умерли соответственно в и 1972 гг.) Публикаций никаких не было.
курсант 2-го курса строительного факультета/кафедры военного обучения Московского государственного университета природообустройства
ПУЛЕМЕТЧИК
Я родился в небольшом старинном городке Данкове, стоящем на реке Дон, на севере Липецкой области, 9 октября 1922 года.В 1939 году поступил в Московский автодорожный институт и к 1941 году закончил два курса. В июне, закончив производственную практику, я уехал к родным на каникулы, но они были непродолжительными. В воскресенье 22 июня меня рано утром разбудили и сообщили — началась война, немецко-фашистские войска вступили на нашу землю, самолеты бомбят Львов, Минск, Киев.
Вскоре всех студентов отозвали с каникул в Москву, семестр начался в августе. Дела на фронте шли плохо, и немецкие полчища продвигались в глубь страны, оккупируя наши западные земли. К середине октября создалось угрожающее положение под Москвой. Передовые части фашистов подошли к городу на 30 км и готовились к штурму нашей столицы. Правительство всеми силами решило отстоять город. Партийные и комсомольские организации призвали москвичей на оборону города. Было сформировано несколько дивизий из московских добровольцев для непосредственной обороны города и уличных боев. В Москве тогда было 25 районов, и каждый из них должен был сформировать по батальону. Эти батальоны потом были сведены в 3-ю Московскую коммунистическую стрелковую дивизию (3МКСД).
В нее вступали разные жители, московские студенты и даже ученики старших классов, седовласые профессора, много было рабочих московских заводов. В эти дни поэт Михаил Матусовский написал в стихотворении, посвященном москвичам-добровольцам:
По призыву Коминтерновского РК ВЛКСМ группа студентов МАДИ вступила в батальон этого района под командованием капитана Верстака (имя и отчество не помню).15 октября 1941 года мы явились на Трубную площадь, где во дворе бывшего «Дома крестьянина» построились бойцы Коминтерновского батальона. После обычных команд вперед вышел молодой коренастый лейтенант и спросил: «Кто хочет быть отважным пулеметчиком? Два шага вперед». И все наши студенты (а из МАДИ было около 40 человек) не сговариваясь шагнули вперед.
Так появился «студенческий» взвод в нашей пулеметной роте под командованием лейтенанта Хачатряна, ставший впоследствии известным по всей дивизии.
Вообще студентов в дивизии было много, в том числе и студентов МИМЭСХ, как тогда назывался наш институт (нынешнее название — МГАУ). Но они входили в 1-й полк, а мы во 2-й, поэтому контакты были, но мимолетные. Командиром нашего полка был капитан Довнар (имя и отчество не помню). Уже после войны, придя работать в МИМЭСХ, я познакомился с двумя ветеранами 3МКСД. Это были Беднякова Александра Васильевна, доцент кафедры эксплуатации машинно-тракторного парка, и Желтоводов Петр Иванович, преподаватель кафедры черчения.
В нашем батальоне было немало отважных бойцов, но о двух необходимо сказать особо. Это были две девушки — снайперы, прикомандированные к нашему подразделению, Наташа Ковшова и Маша Поливанова. Их имена золотыми буквами вписаны в историю нашей дивизии. Каждая из них уничтожила более двухсот фашистских солдат и офицеров. В одном из боев девушки не могли продолжать стрельбу. Окруженные врагами, они взорвали гранаты, погибнув сами и унеся с собой жизни десятков окруживших их врагов. Посмертно Наташе Ковшовой и Маше Поливановой были присвоены звания Героев Советского Союза.
Их именами названы улицы в Москве, школы и корабли флота.
Боевой путь дивизии начался под Москвой, в боях за освобождение Солнечногорска, Наро-Фоминска, Клина и многих других населенных пунктов. В начале 1942 года дивизия получила номер 130 и была направлена на Северо-западный фронт.
В декабре 1941 года до нашего батальона дошло известие о воинах 316-й стрелковой дивизии, героически сражавшихся под командованием генерал-майора Панфилова в Московской битве.
28 героев-панфиловцев во главе с политруком В.Г. Клочковым в четырехчасовом бою недалеко от Волоколамска подбили 18 танков противника, почти все погибли, но не пропустили врага. Их подвиг служил примером для бойцов нашего батальона. Мы понимали, что под Москвой решается судьба всей страны.
Как известно, морозы зимой 1941/42 года стояли жестокие.
Плохо приходилось и нам и фашистам. Морозный воздух обжигал легкие, иней мгновенно вырастал на бровях, сосульки свисали с усов и бород бойцов. Но несмотря на это бойцы должны были отогревать кострами, долбить промерзшую землю, строить укрепления, т.к. зачастую от надежности укрепления зависела наша собственная жизнь и жизнь страны. Белоснежная пелена снега то тут, то там была запятнана следами от взрывов снарядов. Эти воронки мы тоже использовали как укрытия. Патроны приходилось экономить, поэтому очередями стреляли редко, по возможности старались стрелять короткими очередями.
Даже молодому парню было трудно передвигаться по глубокому снегу в тяжелых, негнущихся валенках, ватнике и шинели, завязанной шапке-ушанке, рукавицах, да еще тащить на себе тяжелый «максим» с патронами, хотя при переходах он и разбирался на два узла (станок и ствол), каждый из которых весил 60 кг.
Вообще за орудием было закреплено 8 человек: №1 — стрелок (солдат Николаев), №2 и подносчики, в обязанности которых входила своевременная доставка патронов к пулемету. Я был вторым номером. Помимо того, что мне приходилось носить пулемет, в мои обязанности входила также настройка подачи ленты. Все эти 8 человек составляли одно отделение, хотя возможно, что по штату положено и больше.
В феврале 1942 года наше подразделение в составе 1-й Ударной армии участвовало в боях на Демянском плацдарме, освободив Павлово, Свиридово и еще несколько населенных пунктов. Первым из них был хорошо укрепленный немецкий узел — село Новая Русса.
Бой был ночью. Через поляну мы пытались подойти к селу, которое находилось на холме. На самой вершине этого холма была колокольня, в которой занял позицию немецкий пулеметчик. Долго мы пытались его сбить, но безрезультатно. Вскоре подошла артиллерия. Буквально с пары выстрелов вражеский пулеметчик был уничтожен, после чего нам удалось войти в деревню. На фоне почерневших от старости деревянных домов наши белые маскировочные халаты очень выделялись. В деревне пулемет не применялся, поскольку для его установки необходимо было оборудовать специальную точку. Мы оставили свой пулемет и, взяв винтовки, продолжали бой. И вот здесь мы с приятелем попали под прицельный огонь фашиста, в результате чего мой друг получил ранение в грудь, а я — в ногу. Судя по количеству и точности выстрелов, в нас стрелял немецкий снайпер. Это было мое первое ранение. Оно было не сильным, поэтому вскоре я снова оказался в строю.
На войне случаи бывали разные: и героические, и трагические, и смешные, но об одном невероятном случае я хотел бы рассказать особо. Был у меня один приятель — тоже студент.
В одном из мест, которые мы проходили на своем боевом пути, он остановился переночевать в деревенском доме. Внезапно началась авиационная бомбежка. Одна из авиационных бомб, пробив крышу и разрушив по сути весь дом, но не разорвавшись, упала рядом с моим товарищем, при этом повредив ему ногу стабилизатором. Парень остался жив и даже впоследствии вернулся в строй. Он был очень дружен с девушками снайперами Наташей Ковшовой и Машей Поливановой. Сейчас, к сожалению, его уже нет в живых.
Упорные бои развернулись в районе опорных пунктов Павлово, Сидорово и др. В боях на этом направлении было истреблено несколько тысяч гитлеровцев. Весной 1942 года в сражении за село Сидорово я получил тяжелое ранение в грудь. Несколько часов пролежал в воронке среди убитых товарищей.
Очнувшись на рассвете, я пытался остановить кровотечение и, превозмогая боль, пошел к своим. Зашел в какой-то дом, где меня и подобрали санитары. Санитары пришли ночью, помогли мне добраться до повозки и отвезли в медсанбат, где меня лечили около двух недель. Затем я был переведен в эвакогоспиталь в городе Старая Русса, потом — в Москву и Ульяновский эвакогоспиталь, из которого был отправлен в госпиталь по месту жительства, т.е. в Москву. В Москве был признан не годным к службе и демобилизован из армии.
Между тем в декабре 1942 года наша дивизия была преобразована в 53-ю гвардейскую стрелковую. Она успешно воевала на Рижском и Тартусском направлениях и получила название 53-я гвардейская Краснознаменная Московско-Тартусская стрелковая дивизия.
После излечения я вернулся в институт и в 1947 году закончил МАДИ с отличием. На следующий год поступил на работу на кафедру сопротивления материалов бывшего МИМЭСХ и уже более 55 лет работаю на этой кафедре, в том числе 25 лет заведующим кафедрой, а сейчас — профессором. За участие в Великой Отечественной войне награжден:
орденом Великой Отечественной войны (№5154628), медалью «За боевые заслуги», юбилейной медалью «100 лет со дня рождения В.И.Ленина»;
«60 лет обороны Москвы» и др.
В подготовке настоящих воспоминаний оказал помощь Бакалов Кирилл Сергеевич, студент IV курса факультета военного обучения Московского государственного агроинженерного университета имени В.П. Горячкина.
НА ПЕРЕВАЛАХ КАВКАЗСКОГО ХРЕБТА
Родился я 5 июля 1926 года в городе Армавире Краснодарского края. В первый класс пошел в 1934 году, когда мне было 8 лет.Учился я неплохо, даже получал похвальные грамоты за окончание начальной школы и 7-го класса.
Шел 1941 год, на страну надвигалась угроза войны. Ужесточились законы, за прогул на рабочем месте устанавливалось уголовное наказание. Отец, как офицер запаса, был призван в пограничные войска и уехал служить в Ахалцихский погранотряд, где стал пограничником 1-й высокогорной заставы.
Незаметно подкралось 21 июня 1941 года. Начало войны не вызвало каких-либо особых перемен в жизни. Война шла далеко от родных мест и проявлялась только большими скоплениями людей у военкоматов, где проходили призывы резервистов в армию. Но очень скоро и мы почувствовали дыхание военной угрозы. На новый год враг захватил город Ростов-на-Дону, а это всего в 300 км от Армавира. Правда, очень скоро Ростов освободили и фронт стабилизировался по реке Миус у Таганрога. Но это было совсем близко от нас, и мы стали испытывать систематические налеты вражеской авиации на город. Со временем эти налеты усилились.
Бомбоубежище от нашего дома было далеко, но во дворе жильцы вырыли щели, и мачехе с маленьким братиком приходилось по несколько раз в день бегать во двор и отсиживаться в укрытиях. В школе тоже по несколько раз на день прерывались занятия и нас выводили в укрытия. По этой причине занятия в школе окончились раньше, чем обычно начинались каникулы, и старшеклассников стали готовить для отправки в сельские районы для оказания помощи в проведении сельскохозяйственных работ. А я по совету товарищей, которые бросили школу в 5—6 классах, поступил на завод «Армалит» учеником токаря. Благо завод не так далеко находился от дома.
Наша квартира превратилась в подобие подсобного помещения. Зимой центральное отопление уже не работало, и мы поставили в одной из комнат печку-буржуйку, а трубу вывели в форточку. Это позволяло кое-как обогреваться.
Цех, в котором я работал, выпускал болванки для мины 82-мм миномета. Мой учитель всего на два года старше меня очень быстро, за два-три дня научил меня обрабатывать деталь (это была трубка для стабилизатора мины) и поставил работать у станка, а сам забирался на стружки под станок и спал. Мастер цеха заметил эти хитрости моего учителя и поставил меня за свободный станок для выполнения самостоятельной работы. И так учеником я был всего несколько дней. На работе я очень уставал, да оно и немудрено. Работал завод по 12 часов, с 7.00 до 19.00 или с 19.00 до 7.00. Одну неделю в ночную смену, другую в дневную.
Приходя домой, я мылся и, пока приготовят завтрак, ложился на диван и засыпал так крепко, что разбудить меня было невозможно. Вспоминаю случай, когда я, придя домой с работы, крепко заснул, а в это время объявили воздушную тревогу. Меня пытались разбудить, но ничего не получилось, и тогда, взяв в руки ребенка, мать побежала в укрытие а я остался в квартире.
Во время бомбежки одна из бомб упала и разорвалась на дороге напротив наших окон. Осколками были выбиты все стекла, разбиты аквариумы для рыбок, которые стояли на подоконнике, а я ничего не слышал и продолжал спать.
Мы часто наблюдали с ребятами, как огромные армады бомбардировщиков в строгом строю пролетали над городом и направлялись на восток бомбить нефтяные районы (Грозный, Баку). Очень часто десятки «юнкерсов» выстраивались над городом в хоровод и, поочередно пикируя, сбрасывали бомбы на железнодорожную станцию или центр города.
В это время я не видел хотя бы один сбитый самолет. ПВО не было ни видно ни слышно. Вероятно сказывались просчеты наших Верховного Главнокомандования и Генштаба, сосредоточивших основные силы для обороны Москвы и оголившегося фланга, т.е. юга фронта. Хотя в военно-исторической литературе упоминается о том, что на летнюю кампанию 1942 года немцы планировали нанесение основного удара на юге, но наше командование не учло это обстоятельство, а может быть, просто нечем было прикрыть.
В это время нам в дом принесли чемодан, в котором были вещи моего отца. По рассказу человека, принесшего чемодан, он подобрал его на переезде через полотно железной дороги. Чемодан выбросили из вагона проходившего без остановки воинского эшелона. На нем был адрес, куда надо доставить чемодан. Как впоследствии выяснилось, это был один из эшелонов сформированного на базе Закавказского пограничного округа 21-го пограничного полка, влившегося впоследствии в 9-ю СД ВВ НКВД. В этот полк попал и мой отец, который и выбросил чемодан из вагона, узнав что эшелон пройдет станцию без остановки.
Наступил август 1942 года. Месяц назад мне исполнилось 16 лет. Завод, где я работал токарем, готовился к эвакуации.
Время было тревожное. Враг прорвал нашу оборону в районе Ростова-на-Дону, и его танковая армада устремилась на просторы Кубани. Город Армавир, где я жил, непрерывно бомбили.
Каждый рабочий завода дал подписку об эвакуации вместе с заводом, но обстановка не позволила осуществить этот план.
Мне пришлось примкнуть к отступающим подразделениям 21-го пограничного полка. Добрые солдатские души в одночасье приодели меня в форму, и началась моя долгая, растянувшаяся почти на 46 лет служба во Внутренних войсках.
Не помню, где, кто и как остановил наш полк на пути его позорного отступления. Подразделения полка возвратились назад, вышли к реке Белой и заняли оборону на левом гористом берегу в районе станицы Ханской.
При занятии обороны мне преподали предметный урок старослужащие. Я выбрал позицию для отрывки окопа вблизи со станковым пулеметом, но товарищи посоветовали мне отойти подальше от пулемета, утверждая, что первая вражеская мина залетит именно на это место. Так оно и случилось.
На правом берегу Белой через станицу проходило шоссе Белореченская — Майкоп. Видно было как по нему проходил транспорт с пехотой противника. Нередко машины останавливались и разгружались. Отдельные группы солдат перебежками приближались к реке и занимали оборону. С нашей стороны открывался огонь из всех видов оружия. Форсировать реку они не пытались, да и наши оборонительные линии были настолько удачливыми (водный рубеж перед линией обороны, высоты на которых проходили первые оборонительные порядки), что это дает основание предположить что противник не ставил перед собой цель прорвать нашу оборону, а только пытался сковать наши силы в этом месте.
Через три-четыре дня поползли слухи, что мы находимся в окружении, что на самом деле так и было. Дело в том, что враг овладел станицей Апшеронской, которая находилась у нас в тылу. Полк оставил свои позиции и по бездорожью, в обход населенных пунктов начал отходить на юг. Мы долго находились в окружении потому, что противник продвигался вперед на юг, а мы все время оставались сзади.
Остановили наступление противника только на перевалах Главного Кавказского хребта. Несмотря на то, что стянули сюда несколько специально обученных альпийских дивизий, водрузили на Эльбрус знамя со свастикой, овладели перевалами, их наступление захлебнулось, хотя для непосредственного выхода к морю оставалось 20—30 км. В наших руках оставалась узкая полоска земли вдоль побережья Черного моря. Немцы разбрасывали листовки, в которых предлагалось переходить на их сторону; в противном случае грозили утопить всех в море.
В это же время появился приказ Сталина №227, вошедший в историю под девизом «ни шагу назад». Личному составу попавших в окружение частей и подразделений ставилась задача обязательно выходить из окружения и присоединяться к обороняющимся войскам. Здесь же впервые появилось требование создавать рейдовые отряды для ведения боевых действий в тылу врага, на пути отступающих войск выставлять заградительные отряды и много других конкретных мер по ведению боевых действий. Здесь же давалось право командирам расстреливать на месте за невыполнение приказа или распространение панических настроений. В открытых публикациях об этом, обычно, стыдливо умалчивают, хотя я считаю, что в той обстановке эти меры были необходимы.
В этот период случились события, которые до сих пор остаются в памяти. Полк разделился на батальоны (так легче было продвигаться в условиях резко пересеченной местности). Меня так захватили события и непривычная обстановка, что расставание меня мало беспокоило и осталось почти незамеченным. Более сильное воздействие оказывали обстановка, постоянное чувство опасности.
Батальон подходил к станице Даховская. Разведка доложила, что в станице находится батальон немцев. Чтобы выйти на горную дорогу, ведущую на перевалы, надо было пройти через станицу. Обходной путь закрывали ущелья. Командиры приняли решение внезапно атаковать и с ходу пройти станицу и выйти на горную дорогу. Здесь со мной произошел случай, который оставил глубокий след в памяти на всю жизнь. С началом атаки впереди цепи бойцов бежала цепь перепуганных гусей, овец и коров, которые паслись на лугу. Это обстоятельство спасло жизнь многим бойцам батальона.
Батальон сходу проходил станицу, а мне мой командир приказал забросать гранатами глубокий овраг, проходивший рядом.
Приказ я выполнил, но немного отстал от бежавшей цепи наших воинов. И чтобы сократить путь и догнать наступающих, решил бежать через задние дворы, где столкнулся с немцем, который второпях взбирался по лестнице на чердак сарая. Я чтото закричал, немец оглянулся и стал торопливо стягивать со спины автомат, а я нажал на спусковой крючок и выпустил длинную очередь из автомата. Немец открыл рот и начал медленно ползти по лестнице вниз, пока не оказался на земле.
Этот здоровый, рыжий человек с открытым ртом преследовал меня в период коротких минут отдыха на привалах. Я даже старался не задремать, когда это было можно, т.к. боялся этих кошмарных видений.
Выйдя на дорогу, ведущую в горы, мы прошли несколько километров, и в это время разведчики доложили, что навстречу нам движется колонна, состоящая из большого количества военнопленных и немецких конвоиров. Командиры решили уничтожить конвой, освободить пленных и продолжать движение к перевалам.
Дорога, по которой мы двигались, была очень узкой: справа поднималась отвесная стена, а слева проходило глубокое ущелье.
Пройдя некоторое расстояние нашли небольшое уширение дороги, поросшее лесом. Здесь и решено было сделать засаду. Бой был коротким. Конвой был уничтожен, а пленные разбежались.
В колонне двигались полевые кухни, запряженные огромными полуослами-полулошадями. Это были мулы, которые состояли на вооружении в альпийских горно-стрелковых дивизиях. Эти огромные животные внешне были похожи на огромных лошадей, а голова с длинными ушами напоминала голову осла или ишака.
В котлах полевых кухонь готовилась еда. Голодные солдаты голыми руками прямо из котлов выхватывали куски мяса и тут же на ходу их съедали.
Дальнейшее наше продвижение на юг ничем особенным и примечательным более не отличалось. Питались мы, в основном, дикими грушами, каштанами и другой пищей, которой был так богат южный край. Иногда удавалось подстрелить горного козла или кабана, но приготовить их как надо не было никаких условий. Поэтому всегда это было полусырое жесткое мясо, которое я не ел. Хлеба не было совсем. Воду пили только ранним утром солдатскими ложками из углублений на земле. Обильные ранние росы позволяли утолить жажду.
Наши попытки перейти Главный Кавказский хребет через перевалы не имели успеха, т.к. Умпырский, Сангаро и Марухский перевалы были заняты крупными силами противника. Мы вынуждены были продвигаться на юго-восток, пытаться найти не занятые немцами проходы через горы к побережью. По случайности мы вышли на туристскую маршрутную тропу протяженностью 103 км, которая проходила по живописной местности главного Кавказского заповедника. Через каждые 15—20 км попадались жилые постройки, где до войны останавливались туристы на ночлег. В одном из этих домов я под одобрительный хохот солдат написал на стене непристойные слова в адрес тех туристов, которые ранее проходили по этому маршруту.
В конце концов мы вышли в населенный пункт, не занятый немцами. Это был конечный пункт маршрутной тропы. Поселок в 40 км от Адлера, назывался Красная Поляна (не путать с Ясной Поляной). Нас накормили, выстирали и высушили наши вещи, мы впервые выспались. После отдыха мы на попутном транспорте отправились в Адлер.
Нас осталась горстка солдат во главе с командиром 9-й роты старшим лейтенантом. К сожалению, его фамилию я не запомнил.
Помню, что это был молодой, энергичный, смелый командир.
Мы расположились на пляже, наш командир пошел в комендатуру и установил, что в Дагомысе под Сочи дислоцируется 24-я отдельная пограничная комендатура, куда мы вскоре и направились. Приняли нас радушно, поставили на котловое довольствие и совершенно не привлекали ни к каким-либо работам, ни к службе. Расположились мы в сарае на сеновале. Обилие в окружающих садах различных фруктов: груш, яблок, персиков, инжира позволяли нам чувствовать себя на верху блаженства.
Северо-Кавказский фронт практически прекратил существовать. На побережье вела бои Черноморская группа войск, а на востоке организовался Закавказский фронт, которым командовал бывший заместитель наркома НКВД генерал-полковник Масленников. Наше благополучие длилось совсем не долго.
Приехал наш командир, и мы направились в «Зубову щель» где располагался штаб 277 СП ВВ НКВД со штабными подразделениями и одним стрелковым батальоном. Два батальона полка выполняли задачу в заградительных отрядах в горах. Нашу небольшую группу построили, вышел командир полка и в течение нескольких минут распределил всех по подразделениям. Командиром полка был майор (на петлицах две шпалы) Жданов. Подойдя ко мне, он на минуту задумался (видимо, сказался мой не внушительный мальчишеский вид) и сказал: «В роту связи». Так мгновенно решилась моя военная профессия, растянувшаяся почти на 45 лет.
В роте связи людей почти не было. Батальоны полка находились в заградотрядах (выполняли приказ Сталина №227), а связисты из роты связи были приданы стрелковым подразделениям, хотя офицерами рота была укомплектована полностью и у них было много свободного времени. Командир радиовзвода взял надо мной шефство. Ежедневно утром он брал с собой зуммер и телеграфный ключ, мы уходили в дальние комнаты, и там до обеда он обучал меня азбуке Морзе. Я с большим желанием воспринимал эти занятия и через месяц кое-как мог принимать и передавать знаки азбуки.
Наш полк получил приказ выйти в район станицы Фанагорской, что западнее Туапсе и сменить основательно потрепанную бригаду морской пехоты. В это время я был назначен радистом маломощной радиостанции 6-ПК. Эту радиостанцию сегодня можно встретить только в музее. Движение на передовую проходило в пешем строю, и можно только догадываться, как тяжело было нести упаковку питания радиостанции (около 16 кг), личные вещи, да в придачу еще и катушку с телефонным кабелем, которую телефонисты, из-за их малочисленности, не в состоянии были взять. Не только я, все солдаты роты были нагружены техникой и имуществом так, что в голову приходила крамольная мысль: когда же налетит авиация противника и прозвучит приказ командира: «воздух» и можно будет несколько минут передохнуть.
Тылы полка, а также незначительное количество подвижной техники оставалось далеко за перевалом.
По прибытии на место мы с начальником радиостанции развернули рацию и попытались установить связь со вторым эшелоном, однако через несколько минут начался сильный артиллерийско-минометный обстрел. Офицеры морской бригады приказали нам прекратить работать на передачу, а начальнику штаба полка посоветовали убрать радиостанцию. Нам подыскали в 1, км от штаба заброшенный блиндаж, где мы и расположились.
Правда, в блиндаже можно было передвигаться только в полусогнутом состоянии, зато верх был оборудован несколькими накатами бревен, что, однако, не спасало от прямого попадания снаряда.
Здесь же в Туапсе на собрании меня приняли в комсомол.
До сих пор удивляюсь этому установившемуся ритуалу партийных и комсомольских собраний, которые мне пришлось посещать почти пятьдесят лет.
Следует отметить, что по некоторым элементам радиоэлектронной борьбы противник значительно превосходил наши возможности, особенно там, где войска оборонялись на определенных рубежах продолжительное время. И не случайно в годы войны был издан приказ за подписью Сталина о «радиобоязни»
отдельных высоких военачальников. Справедливости ради следует заметить, что эта «боязнь» была обоснованна. Ну а мы спасались от обстрелов либо сокращением времени на передачу, либо частой сменой частот, иногда и не разрешенных для передачи.
Связь с подразделениями полка осуществлялась только по телефону. По этой причине значительные потери несли телефонисты, так как им приходилось устранять повреждения телефонных линий под огнем противника.
Однажды меня и самого пожилого солдата роты (1905 г.
рождения) Березовского вызвали в штаб полка и начальник связи (он же командир роты связи) поставил задачу отправляться во второй эшелон и приступить к выполнению обязанностей радистов на полковой автомобильной радиостанции РСБ-СР, которая поддерживала связь со штабом внутренних войск, дислоцированным в Лазаревской.
Радиостанция была развернута на южном склоне и частые обстрелы не приносили особенного вреда, тем более что автомобиль располагался в глубоком капонире, а рядом были вырыты щели для личного состава. Экипаж состоял из 7 человек: начальник радиостанции, два старших радиста, два радиста, старший электромеханик-водитель и электромеханик-водитель.
Режим работы: круглосуточно на приеме. Автомобиль ГАЗ-3А полуторатонный, трехосный. Весь состав экипажа постоянно находился в кузове автомобиля, другого помещения для проживания не было, особенно тяжело было ночью, когда один дежурил, а остальные ложились спать.
Здесь отшлифовалось мое профессиональное мастерство.
Этому способствовало то обстоятельство, что мои старшие товарищи имели тесные связи с заведующим продовольственным складом и иногда получали сверх нормы (высокогорная норма — 100 граммов спирта) спиртное и устраивали застолье, а меня как самого молодого сажали на дежурство за радиостанцию.
Попытки радиста главной радиостанции согнать меня с ключа не приносили успеха, и ему не оставалось другого выхода как терпеливо продолжать работать со мной, что с каждым днем повышало мои профессиональные навыки. В конечном итоге, я стал полноправным членом экипажа и нередко, когда условия радиосвязи значительно ухудшались (атмосферные разряды, сильные радиопомехи и другое) уже меня приглашали для ведения радиообмена.
За все время службы рядовым, сержантом, старшиной я никогда не испытывал от более старших по возрасту товарищей насмешек, оскорбления, унижения, а тем более физического насилия по отношению ко мне. Хотя в ряде случаев разница в возрасте была значительной. Наоборот, они всегда помогали мне словом и делом, и я с благодарностью вспоминаю каждого из встретившихся на моем жизненном пути старших товарищей, в каком бы звании он ни был.
В скором времени наш полк переместился на другой участок фронта, а в начале января началось наступление наших войск. Приятно было слышать в сводках Информбюро о том, что подразделения подполковника Жданова (это наш командир полка) освободили город-курорт Горячий ключ. Затем был освобожден город Краснодар, и в районе станицы (сейчас город) Крымской перешли к обороне. Здесь враг оказал нашим войскам упорное сопротивление. Глубоко эшелонированную оборонительную линию на Таманском полуострове противник назвал «Голубой линией».
Почему-то в официальной литературе почти не встречаются данные о количестве частей и соединений внутренних войск НКВД, действующих на этом участке фронта. А ведь даже мне, совсем молодому солдату внутренних войск, было известно о том, что в состав фронта входили 9МСД, 11МСД и, наконец, 2-я дивизия ОМСДОН, которой командовал, тогда еще полковник, будущий командир московской ОМСДОН им. Дзержинского генерал Пияшев. А в этой дивизии старшим помощником начальника связи дивизии воевал капитан Алексей Андреевич Клевцов, проживающий сейчас в городе Киеве. Вот уж кто мог бы поведать о делах связистов внутренних войск на фронте.
К лету 1943 года наш полк вывели из состава готовящихся к наступлению войск и направили в г. Майкоп для ликвидации бандформирований на территории Адыгейской автономной области. Радиостанция была развернута на окраине города, как обычно далеко от штаба полка, а мы жили в частном доме у местного жителя. Все еще сказывался синдром «радиобоязни».
Часто прослушивая эфир, случайно попадали на частоту управления воздушным боем немецкой авиации и слышали немецкую речь — предупреждение летчиков о появлении в воздухе самолета Покрышкина.
В 1944 году в городе Сарны для всех радистов Украинского округа ВВ НКВД была организована сдача на классную квалификацию. Экзамены принимались индивидуально представительной комиссией. Группа радистов из нашего полка в количестве четырех человек выдержала строгие экзамены. Выдержавшим экзамены независимо от занимаемой должности присваивалось специальное воинское звание: «старшина-радист первого класса», «старшина-радист второго класса» и т.д. Кроме того, радистам первого класса доплачивалось к денежному содержанию 75 рублей.
В начале марта 1944 года полк погрузился в эшелон и начал движение на Западную Украину. Рота связи размещалась в теплушке, а мы по привычке — в радиостанции, которая была развернута на открытой платформе. И как всегда, круглосуточно поддерживалась связь со штабом 9МСД, который остался в Краснодаре.
Во время движения эшелона работать на ключе и записывать принимаемые криптограммы было почти невозможно.
Кроме того, до Донбасса связь была крайне неустойчивой и у нас скопилось большое количество непереданных криптограмм.
На одной из остановок эшелона начальник радиостанции старшина Гаджалиев взял все непереданные радиограммы, а, вернувшись, сказал, что все передано по телефону адресату, о чем расписался в журнале. Позднее выяснилось что радиограммы не были вручены адресату. Нашего начальника суд военного трибунала приговорил к 10 годам с заменой на штрафной батальон.
С выходом эшелона на Украину связь со штабом дивизии улучшилась и не прекращалась, но регулярно нас стала бомбить авиация противника.
Разгружались наши эшелоны на станции Киверцы Львовской ж.д. недалеко от линии фронта. Штаб полка разместился в районном центре Цумань Волынской области, а усиленные подразделения становились гарнизонами в назначенных населенных пунктах. Причем в этих населенных пунктах хозяйничали бандеровцы. Приходилось с боем овладевать этими селами. Началась ежедневная изнуряющая борьба с бандитами, часто с потерями личного состава. В одном бою я был тяжело ранен и лежал на излечении в эвакогоспитале города Ровно и возвратился в полк только в 1945 году. Близилось окончание Великой Отечественной войны, но борьба с бандитизмом была в самом разгаре. Полк передислоцировался в областной центр Волынской области г. Луцк, и я стал задумываться о возможности поступления в училище.
Из наградного листа: за отличное обеспечение радиосвязью всех операций батальона ефрейтор Боцман достоин представления к правительственной награде — медаль «За боевые заслуги». Командир 277сп ВВ подполковник Жданов, 1943 г. Орден Красной Звезды. №3753839 от 30.04.1975 г.
В подготовке настоящих воспоминаний оказал помощь Якушин Иван Вячеславович, курсант 3-го курса Московского государственного университета
СВЯЗЬ С ВЕРХОВНЫМ
Я генерал-лейтенант в отставке, кандидат военных наук, академик Международной академии информатизации, лауреат премии Совета Министров СССР. Шифровальщик переговоров с Верховным.Родился 23 ноября 1921 года в деревне Ручьи Шимского района Новгородской области в семье хлебороба и солдата отечества. Семья наша жила в маленькой деревушке Ручьи, около древнего знаменитого села Коростынь, что на берегу озера Ильмень, на месте, где была битва Великого князя Ивана III с новгородцами за единство Руси. Мой пращур, по рассказам прадеда Леонтия и деда Василия, а я их помню обоих, воевал еще под началом Потемкина с турками. Прапрадед Тимофей погиб на войне с Наполеоном. Отец мой Брусницын Александр Васильевич с 1914 года дрался с немцами в I мировую войну, с иностранными интервентами и белыми — в Гражданскую. На Гражданской войне стал инвалидом: остался без глаза и о пяти пальцах на двух руках.