«ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ ИССЛЕДОВАНИЕ СЛАВЯНСКИХ ЯЗЫКОВ В РУСЛЕ ТРАДИЦИЙ СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОГО И СОПОСТАВИТЕЛЬНОГО ЯЗЫКОЗНАНИЯ Информационные материалы и тезисы докладов международной конференции (МОСКВА, 30–31 ...»

Эти причины определяют неполноту функционально-семантической структуры и, в частности, выражение ее компонентов потенциально неинформативной лексикой.

Таким образом, наличие целого ряда факторов, влияющих на информативность заголовка, позволяет нам рассматривать ее как комплексное явление и выделять при классификации различные виды информативной недостаточности, в зависимости от причин, которыми она обусловлена.

НЕКОТОРЫЕ ТЕНДЕНЦИИ НОРМИРОВАНИЯ СОВРЕМЕННОГО ХОРВАТСКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА (НА МАТЕРИАЛЕ «ХОРВАТСКОГО

ОРФОГРАФИЧЕСКОГО КОДЕКСА»)

1. стандартизацию – формирование и определение нормы на основе конкретной оценки и отбора вариантных реализаций;

2. кодификацию – нормативное закрепление отобранных и вновь созданных лингвистических единиц;

3. популяризацию – распространение и пропаганду кодифицированной нормы.

Нормативная деятельность по стандартизации и кодификации хорватского литературного языка наиболее ярко проявляется при сопоставлении различных изданий школьных и академических грамматик, правил правописания, толковых словарей и различных справочников.

Сравним различные издания «Хорватского орфографического кодекса»

(Hrvatski pravopis) С. Бабича, Б. Финки и М. Могуша, одобренного Министерством культуры и просвещения Республики Хорватии для общеобразовательных учреждений (начальных и средних школ): 1971 (1-е изд.), 1996 (4-е изд.) и 2000 (5-е изд.) гг.

bezbjednost > sigurnost bezbjednost > sigurnost 162 sigurnost besprijekoran besprikoran > besprijekoran besprijekoran mrestilite 215 mrestilite i mrjestilite 275 mrjestilite 287* * Ср. в: Rjenik hrvatskoga jezika. Zagreb, 2000. S. 617, 747: только mrijelite, okrepa.

amortizacioni > amortizacioni > amortizacijski amortizacijski izvjeta > izvestitelj 197 izvjeta > izvestitelj 243 izvjestitelj vanbraan > izvanbraan vanbraan > izvanbraan 434 vanbraan > regrutacija 275 regrutacija > novaenje 368 regrutacija (novaenje) Материал, собранный в таблице, свидетельствует об определенных тенденциях развития современного хорватского литературного языка. Эти тенденции имеют своим содержанием:

1. увеличение количества собственно хорватских слов и уменьшение заимствованных, включая сербизмы и османизмы (турцизмы);

2. отбор и утверждение орфографических норм, связанных с континуантами (рефлексами) праславянского гласного [];

3. отбор и утверждение определенных лексико-фонематических норм;

4. отбор и утверждение определенных словообразовательных и родовых норм;

5. предпочтение отдельных хорватских фонематических, словообразовательных и грамматических норм;

6. предпочтение хорватских словоупотребительных норм;

7. реанимацию старых и появление новых слов (неологизмов).

Таким образом, сумма отобранных и нормативно закрепленных единиц получает статус хорватской кодифицированной нормы, а «невыбранные» единицы остаются за пределами стандартного языка, приобретая в дальнейшем иноязычную историческую, обиходно-разговорную, стилистическую и иную маркированность. Кодифицированная норма распространяется в средствах массовой информации, публикуется в различных грамматиках, словарях и справочниках.

НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ОБУЧЕНИЯ УСТНОЙ РЕЧИ НА ЧЕШСКОМ ЯЗЫКЕ

СТУДЕНТОВ-ФИЛОЛОГОВ

Как известно, процесс усвоения языка осуществляется под влиянием комплекса психологических факторов, которые влияют на качество высказывания и нередко определяют успешность и эффективность учебной деятельности. Большинство говорящих на иностранном языке преодолевает при говорении определенные трудности и барьеры языкового и психологического свойства. В сравнении с родным языком знание иностранного языка относительно несовершенно и ограниченно.

Особенно затруднительна устная речь (говорение) на иностранном языке, так как приходится интенсивно сосредоточиваться одновременно на формальной и содержательной сторонах высказывания. Главная сложность заключается в различии между содержанием, которое хочет представить говорящий, и языковыми средствами, которыми он располагает (знание лексики, стилистических тонкостей и т. п.) При говорении определенную роль играют такие факторы, боязнь допустить ошибку, привычка переводить дословно с родного языка, влияние интерференции и др.

Трудности говорения зависят от разных психологических факторов, таких, как, например, гибкость мышления, свежесть памяти, устоявшиеся стереотипы проведения и т. п. Доминирующим барьером говорения на иностранном языке является привычка дословно переводить с родного языка. Она является следствием неадекватных методов и приемов обучения (частое использование перевода, недостаточная автоматизация языковых навыков, недостаточное применение языковых моделей).

Затруднение при говорении часто вызывает и сам предмет разговора. Он должен быть для каждого говорящего вполне понятным, приемлемым и как можно более интересным. Нередко бывает, что в учебной разговорной практике предмет разговора не только неадекватен, но часто противоречит реальности и коммуникативному интересу учащихся (напомним некоторые темы прежних учебников чешского языка:

«Коммунистическая партия Чехословакии», «Промышленность и сельское хозяйство ЧССР» и др.).

Важную проблему при обучении устной речи па чешском языке представляет отсутствие реальных условий и стимула для естественного разговора: реальной ситуации для общения на чешском языке. Барьеры возникают из подсознательной возможности выразить свои мысли более точно и более эффективно на родном (русском) языке. В учебной среде, в аудитории нелегко моделировать реальные ситуации и поэтому часто отсутствует непосредственность и спонтанность высказывания, отсутствует стихийный импульс говорения. Преодолеть это затруднение могут лишь носители языка, чешские преподаватели. В таком случае создается более естественная обстановка для общения, для обмена информацией, для выражения эмоций и впечатлений.

Одним из способов преодоления затруднений, возникающих при обучении устной речи на чешском языке, может быть индивидуализация подхода к коммуникации. Индивидуализированная коммуникация требует прямого личного контакта как между студентами и преподавателем, так и между самими студентами. Индивидуализированное обучение говорению поддерживает инициативу, самостоятельность и находчивость студентов, помогает преодолевать такие психологические барьеры, как неуверенность, боязнь ошибиться.

Говорению, близкому к реальному общению, студенты могут обучаться с самого начала, в принципе на каждом уроке. Недостаточно, чтобы они отвечали только на стимулирующие вопросы преподавателя.

Только тогда, когда студенты сами непосредственно и активно общаются, они спонтанно используют изучаемый язык. Форма «расспроса» в реальной коммуникации встречается очень часто и соответственно является очень важной при обучении. Вопрос имеет смысл тогда, когда спрашивают о том, чего не знают. Поэтому вряд ли модно считать удовлетворительным такой часто используемый подход, каким являются «ответы на вопросы по тексту», т. е. по знакомому, известному материалу. Такая форма полезна как подготовительная стадия, тренировка для усвоения языковых средств, но ее нельзя считать методом обучения самостоятельному свободному говорению. Исходным пунктом каждого занятия по разговорной практике должны стать самостоятельные, инициативные вопросы студентов.

Чтобы создавать обстановку естественного «расспроса», где вопрос и ответ имеют реальную коммуникативную ценность, надо обращаться к студенту с индивидуализированными вопросами, которые позволят ему сказать и сообщить что-то о себе, о том, что он делает, о своих проблемах и взглядах, о мире, в котором он живет. Надо создать такую обстановку, чтобы на такие вопросы отвечал каждый студент.

Продуманный выбор предмета говорения (проблем, ситуаций, вопросов), их индивидуализация, градация трудностей и последовательность позволяют преподавателю учить студента на разном материале воспринимать, распознавать речь на чешском языке, реагировать на неожиданные стимулы и таким образом формировать умение спонтанной устной речи.

ЭКСПРЕССИВНАЯ ЛЕКСИКА

РУССКОЙ ВОЕННО-ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ РЕЧИ

Профессиональные жаргонизмы в повседневной речи военных представлены экспрессивными дублетами терминов: безоткатка ‘безоткатное орудие’; вертушка ‘вертолет’; ротный ‘командир роты’. Часть из них – это озвученные аббревиатуры терминов и терминологических словосочетаний: акаэм ‘АКМ, автомат Калашникова модернизированный’; бэтээр ‘БТР, бронетранспортер’; энша ‘НШ, начальник штаба’.

Профессиональные арготизмы характеризуются яркой образностью: взлетка ‘взлетно-посадочная полоса’, а также ‘широкий проход, рассекающий спальное помещение в казарме на две половины’; гусянки ‘гусеницы бронетранспортера, танка’; замок ‘заместитель командира взвода’; эфка ‘ручная противотанковая граната Ф-1’, она же лимонка;

лифчик ‘спецжилет для боекомплекта’. Профессиональные арготизмы часто отличаются пейоративным компонентом значения: салабон, солобон ‘молодой солдат первых шести месяцев военной службы’, он же дух; желудок; полкан ‘полковник’; старлей ‘старший лейтенант’.

Военно-профессиональная речь отражает принадлежность военнослужащих к виду вооруженных сил, роду войск: сапоги ‘военнослужащие сухопутных войск (в речи моряков и летчиков)’; соляра ‘военнослужащие наземных родов войск (мотострелки, танкисты)’; десантура ‘военнослужащие воздушно-десантных войск’; погранцы ‘военнослужащие пограничных войск’. Имея общее ядро, жаргонная лексика отражает специфику отдельного воинского контингента, варьирует от подразделения к подразделению. Свою топонимику разрабатывает солдатская речь для военного городка, полигона, прилегающей местности.

Значительная часть речевого репертуара военнослужащих представлена лексикой молодежного жаргона, арготическими элементами речи представителей асоциальных групп. Из арго наркоманов заимствованы: балдеть ‘проводить время в праздности’ (в среде наркоманов балдеть – ‘находиться в состоянии наркотического опьянения’), балдеж ‘состояние праздности, ничегонеделанья’. Тюремное арго представлено в повседневной речи солдат словами хавать ‘принимать пищу’, хавка ‘пища’, стучать ‘доносить на кого-л.’, сынок ‘молодой солдат’ и др.

Семантическая природа профессиональных жаргонизмов и арготизмов реализуется в возможности образного обозначения специальных понятий на основе:

– метафорического переноса значений, например, в кодированных наименованиях типа кефир ‘дизельное топливо’, консервы ‘мины’, ягоды ‘люди, личный состав’;

– перестройки семантических полей: война ‘боевые действия в рамках отдельной операции’, граждане ‘военнослужащие срочной службы накануне демобилизации’, обуваться ‘заменять поврежденные звенья гусениц бронетранспортера’;

– речевого озвучивания терминов-аббревиатур инициального типа: эрэсы ‘РС, реактивные снаряды’; агээс ‘АГС, автоматический гранатомет станковый’; хэбэ ‘х/б, хлопчатобумажная форма одежды’;

– производства новых слов по существующим словообразовательным моделям: дневалить ‘исполнять обязанности дневального’, дембильнуться ‘уволиться в запас’.

Социально-групповая ограниченность военно-профессиональной речи, как и речи любой социальной группы, располагающей собственным корпоративным жаргоном, создает препятствия для понимания специфических элементов этой речи лицами, не имеющими соответствующего социального опыта. Вкрапления лексических элементов военно-профессиональной речи в тексты, предназначенные для СМИ, если они не стали составной части общего жаргона, сопровождаются авторскими комментариями или комментариями издателя.

Профессиональные жаргонизмы и арготизмы в определенной своей части, наряду с форменной одеждой, знаками различия и отличия, входят в состав своеобразной «кастовой» символики. В силу этой кастовости они относятся к безэквивалентной лексике и потому трудны для перевода на иностранные языки. Двуязычное лексикографирование этих лексических единиц требует подробного описания их семантики.

РУССКИЕ ДИАЛЕКТИЗМЫ В СЛАВЯНСКОЙ ЭТИМОЛОГИИ

Русская диалектная лексика приобрела особенно большой вес в праславянской этимологии благодаря многочисленным изданиям словарей русских говоров во второй половине ХХ в., предоставившим в распоряжение этимологов обширные лексические фонды с различных территорий. Ценность русских диалектизмов и их роль в праславянской этимологии многоаспектны: это и сохранение индоевропейских и праславянских архаизмов, и сохранение праславянских диалектизмов, и свидетельства эксклюзивных связей славянской лексики с лексикой других индоевропейских языков и таких же связей между диалектами праславянского языка, что обнаруживается цельнолексемными соответствиями.

Остановлюсь, однако, на значении более поздних образований.

Следует учитывать, что в русском диалектном развитии славянских этимологических гнезд нередко появляются вторичные производные, воспроизводящие семантику, семантические модели, характеризующие первичный праславянский состав гнезда. Не будучи непосредственными продолжениями праславянских образований, эти поздние производные служат подтверждением или опровержением реконструкций семантики родственных праславянских лексем.

Несколько примеров использования недавних диалектных публикаций:

– подмоск. двойна, двойня, двойняга, двоюлина ‘столб из раздвоенного ствола дерева, на котором укреплен колодезный журавль’ подтверждает использование раздвоенных стволов в качестве рычагов (или их частей) для подъема тяжестей и соответственно образование прасл.

*dwigati от *dъva (с промежуточной ступенью – названием разветвления);

– карел. подгрёба ‘разновидность пластинчатого гриба’ подтверждает возможность образования праслав. *gribъ в гнезде *grebti ;

– ср.-прииртыш. гумешко ‘группа’ подтверждает образование праслав. *gumьno от *gumati ‘сжимать’;

– ср.-урал. приказниться ‘показаться’ обнаруживает принадлежность древней семантики *kaznь к сфере зрительного восприятия, что подтверждает производность *kaznь от *kazati (ср. и вологод. высказать ‘показать, вывести на публику’);

– сев. выскра и выскорье ‘вывороченное с корнем дерево’ и искра подтверждают производность *jьskra из гнезда и.-е.*sker- ‘колоть, драть’;

– сев. вытвораживать ‘шалить, проказничать, вытворять что-л.’ обнаруживает древность семантики ‘делать’ для праслав. *tvorog, и следовательно производность от *tvoriti ‘делать’ (ср. далее лит. tverti ‘хватать’).

Еще один существенный аспект использования русских диалектизмов в славянской этимологии – их структурная и семантическая «помощь» при этимологизации лексики отдельных славянских языков (при том, что речь идет о родстве, но не точных соответствиях).

– для отнесения чеш. povlovn ‘пологий’ к гнезду праслав.*vьlati существенно значение рус. карел. отвальный ‘покатый, пологий’ (при родстве *vьlati и *valiti);

– для этимологизации чеш. nat (vodu) ‘напитаться (водой)’ как продолжения *nati, *naьmo структурным и семантическим основанием являются рус. диал. нажма ‘скопление чего-л. от давления’ (нажма воды), сев. водожомина ‘перенасыщенная влагой, сырая почва’, новг.

нажим ‘топкое место, где скапливается вода из родника’, ср.-урал. нажимина ‘болото с истоком’.

ТИПОЛОГИЯ, ХАРАКТЕРОЛОГИЯ И СОПОСТАВИТЕЛЬНАЯ ЛИНГВИСТИКА

2. Дефиниция указанных понятий важна не только в терминологическом отношении. Она необходима для постановки исследовательских задач, выбора метода, частных методик и подходов к анализируемым явлениям. Ушло в прошлое суждение, будто сопоставительная лингвистика не имеет своего собственного метода исследования (Скаличка 1989). Сопоставительная лингвистика на современном этапе располагает научно разработанной методологической системой, включающей как общенаучные методы, так и частные методики, использующиеся в процессе каждого конкретного исследования (Широкова 1998).

Признавая правомерным тот факт, что типология заканчивается там, где игнорируется понятие языкового типа (Климов 1983), мы хотели бы заметить, что значение этого термина часто трактуется весьма широко и неоднозначно. Типология конструирует языковой тип, делая его конечной целью исследования. Сопоставительная же лингвистика обычно исходит из типа как естественного языкового конструкта, функционирующей модели, являющейся основанием для ее полного или частичного анализа. Определение цели диктует выбор метода исследования и обусловливает характер самого материала. Надежность конструирования типа обеспечивается привлечением максимально широкого количества сравниваемых языков. Сопоставительные исследования, выявляя особенности языковых систем – естественных моделей, могут ограничиться и, как правило, ограничиваются, привлечением двух языков.

Конструирование языкового типа, каковое является предметом классической типологии, предполагает использование структурного метода исследования как ведущего при типологических исследованиях. Сопоставительная лингвистика на современном этапе ее развития отдает предпочтение системно-функциональному методу, ибо ее в первую очередь интересует механизм «работы» естественной модели.

3. На сегодняшний день с большой долей уверенности можно утверждать, что сопоставительные исследования не только констатируют, но и выявляют причины тех или иных языковых явлений. Сопоставительная лингвистика все в большей степени становится «объяснительной» дисциплиной. Дальнейшему развитию этого направления, несомненно, способствовало бы тесное взаимодействие сопоставительного метода с характерологией – относительно автомной типологической дисциплиной. Согласно Матезиусу (Матезиус 1989), характерологию интересует не столько принадлежность языка к определенному типу, сколько индивидуальная организация языковых структур, рассматриваемая (что особенно важно) в широком спектре взаимосвязей и взаимозависимостей. Учет импликативных отношений между отдельными, в том числе и межуровневыми структурами – это то главное, что может быть успешно заимствовано сопоставительной лингвистикой при выявлении особенностей функционирования языковых систем как генетически родственных, так и далеких друг от друга.

4. Одним из примеров характерологического подхода к описанию особенностей функционирования языковых систем славянских языков является, в частности, проекция деривационных процессов на отдельные уровни системы каждого славянского языка: лексический, морфологический, синтаксический. Неодинаковый деривационный потенциал языков становится причиной различий между ними, проявляющихся в денотативном, сигнификативном и прагматическом аспектах. Сопоставительное изучение языков на характерологической основе позволяет выявить не только чисто структурные различия, касающиеся плана выражения, но также и различия в интерпретации передаваемой информации, в характере объективации мыслительного содержания.

Климов 1983: Климов Г. А. Принципы контенсивной типологии.

М., 1983.

Матезиус 1989: Матезиус В. О лингвистической характерологии на материале современного английского языка // Новое в зарубежной лингвистике, вып. ХХV. М., 1989.

Скаличка 1989: Скаличка В. Типология и сопоставительная лингвистика // Новое в зарубежной лингвистике, вып. ХХV. М., 1989.

Широкова 1998: Широкова А. Г. Методы, принципы и условия сопоставительного изучения грамматического строя генетически родственных славянских языков // Сопоставительные исследования грамматики и лексики русского и западнослаявнских языков. Под ред.

А. Г. Широковой. М., 1998.

О НОМИНАЦИИ НОВЫХ РЕАЛИЙ В СОВРЕМЕННОМ БОЛГАРСКОМ

ЛИТЕРАТУРНОМ ЯЗЫКЕ НА СТАДИИ ЕГО СТАНОВЛЕНИЯ

Формировавшийся в указанный период современный болгарский литературный язык характеризуется наряду с другими важными протекавшими в нем процессами также и исключительно быстрыми изменениями в лексическом составе, вызванными необходимостью наименования большого числа новых реалий материальной и духовной культуры, которые входили в различные новые для болгар сферы их хозяйственной, общественной и культурной деятельности. В общий процесс нормализации и совершенстсвования этого языка в 20-70-е гг. XIX в.

вторгся мощный поток новой лексики. Номинации требовали как множество реалий, появившихся в жизни европейских и других народов, в том числе и болгар, в XIX в. (например, пароход, железная дорога, телеграф), так и реалии, давно известные другим народам (например, газета, типография, университет, телескоп), с которыми болгары вследствие тяжелых условий своего существования под игом Османской империи столкнулись практически только в XIX в. Разумеется, некоторые из таких реалий были известны болгарам и ранее, но в жизнь болгарского общества они входят, актуализируются в ней только в период складывания современного литературного языка.

Анализ наименований новых реалий (главным образом из области материальной культуры) показывает, что в целом их номинация в болгарском языке XIX в. характеризуется широкой дублетностью. Причина большого разнообразия новых наименований лежит в различии языковых источников, из которых черпались многие из них, особенно что касается области научной и технической терминологии. Другая причина наличия большого числа дублетов кроется в словотворчестве болгарских книжников того времени, которые, используя богатые словообразовательные потенции родного языка, создавали путем аффиксации (главным образом суффиксации) и словосложения разные по словообразовательной структуре слова, в том числе и гибридные образования.

На появление лексики рассматриваемого характера из внешних языковых источников наибольшее влияние оказал, по-видимому, русский язык. Это объясняется богатством русского языка и его большей по сравнению с языками Западной Европы близостью и понятностью для болгар, а также и таким весьма важным обстоятельством, как широкое использование болгарами русских книг, и тем, что среди образованных и активных деятелей культурного возрождения Болгарии было много воспитанников российских учебных заведений. Влияние русского языка было двояким: во-первых, из него заимствовалось большое число собственно русских слов, которыми болгары стали называть новые для них реалии, а во-вторых, русский язык был посредником вхождения в болгарский множества слов-интернационализмов. Большое число русизмов, новоднивших болгарский язык, особенно во второй половине XIX в., вызывало отпор со стороны многих «возрожденцев», в том числе и русских воспитанников, вылившийся в широкое пуристическое движение.

На номинации новых реалий в болгарском языке на стадии его становления отразилось и влияние соседних балканских языков – греческого, сербского, румынского, языков Центральной и Западной Европы – чешского, немецкого, французского и др.

Использование разных языков для номинации новых реалий приводило нередко к тому, что одна и таже реалия в болгарском языке называлась двумя и более словами разноязычного происхождения. Собственное словотворчество болгарских книжников также приводило к тому, что в языке появлялись ряды семантически тождественных слов, образованных присоединением разных аффиксов к одной и той же мотивирующей основе или одного аффикса к разным основам, а также словосложением.

Большая часть появившихся в болгарском языке эпохи возрождения наименований новых реалий не имела широкого употребления и была вытеснена другими словами. Характерно при этом, что лексические новообразования, созданные «возрожденцами» на их родной языковой основе для наименования новых реалий, во многих случаях не выдерживали конкуренции с семантически им тождественными прямыми заимствованиями из русского и других языков или соответствующими кальками.

Следует отметить, что на номинацию новых реалий в литературном болгарском языке на стадии его формирования турецкий язык – язык господствующего в Османской империи этноса – почти не оказал влияния.

О СТАТУСЕ, СТРУКТУРЕ И НАЗВАНИИ ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

БОСНИЙСКИХ МУСУЛЬМАН

В последние годы лидеры боснийско-герцеговинских мусульман и национально (или националистически) ангажированная интеллигенция насаждают концепцию особого боснийского языка, сопрягаемого с культурой боснийцев-мусульман (босняков). Сербы, называющие свой язык сербским, и хорваты, называющие свой язык хорватским, усматривают в названии «боснийский язык» (босански jезик) стремление мусульман сделать этот идиом и соответствующий лингвоним атрибутом всей Боснии и Герцеговины, т. е. видят за этим (не без оснований) настояния боснийцев-мусульман добиться языковой гегемонии на территории Боснии и Герцеговины. Представляется более уместным и естественным использование для наименования этого литературного языка прилагательного бошњачки, соотносимого с названием этноса Бошњаци, по-русски босняцкий (ср. босняки), а не босански (боснийский).

Литературный язык боснийских мусульман (босняков) имеет тождественную диалектную базу с языком сербов и хорватов – так называемые новоштокавские говоры. В грамматике литературных босняцких, сербских и хорватских текстов нет расхождений, кроме различной частотности употребления некоторых вариантных форм. Фонемный инвентарь также в целом тождествен; единственное своеобразное явление босняцкого языка – бльшая частотность употребления согласного [х]. Примечательной особенностью этого идиома считается обилие турцизмов (ориентализмов). Следует, однако, иметь в виду, что этот слой словаря характерен преимущественно для сферы бытовой (зачастую устаревающей, «этноисторической» лексики), а также для конфессиональной исламской терминологии. В научных и общественно-политических текстах турцизмов нет (во всяком случае их не больше, чем в сочинениях сербских и хорватских авторов). По своей материи и структуре босняцкий («боснийский») язык есть то же самое, что традиционно именовалось сербскохорватским языком.

Современные боснийско-мусульманские языковеды прилагают большие усилия для утверждения и признания босняцкого языка (который они именуют боснийским). В 2000 г. вышла «Грамматика боснийского языка» Дж. Яхича, С. Халиловича и И. Палича. Весьма примечательная особенность текста этого грамматического труда – появление заметного слоя лексических хорватизмов, отсутствовавших в лингвистических и вообще научных изданиях второй половины XX в. В ситуации отсутствия собственной специфической лексики, свойственной научному стилю, босняцкие грамматисты, отчуждаясь от сербского языка, идут по пути уравновешивания сербских и хорватских лексических ресурсов. Это в свою очередь подтверждает уместность сохранения лингвонима «сербскохорватский» или, если угодно, «сербскохорватскобосняцкий» язык.

КОРПУС ТЕКСТОВ УКРАИНСКОЙ ПЕРИОДИКИ

Целью КТУП является получение объективной картины современного украинского языка периодических изданий и, учитывая представленность в газетных источниках всех стилей и жанров языка, получение в какой-то степени общей картины украинского языка.

КТУП как подкорпус является автономным машиночитаемым массивом текстов периодических изданий, написанных на украинском языке за период с 1985 до 2000 г. С учетом характера истории Украины в конце ХХ в. в этом временном отрезке далее выделяются следующие хронологические периоды:

В процентном отношении КТУП должен составлять приблизительно 20-25% от всего синхронно-диахронного корпуса, структура которого имела бы следующий вид (первоначальный общий объем – млн. слов):

• тексты художественной литературы 30//35% 3000//3500 тыс.сл.

• тексты периодических изданий 25//20% 2500//2000 тыс.сл.

2. Одной из важнейших характеристик текстового материала, входящего в КТУП, является стилистико-тематическая характеристика.

Стилистически тексты должны репрезентировать все стили украинского языка с учетом так называемого высокого, среднего и низкого уровня фактического материала. К высокому уровню относятся профессиональные периодические издания, научно и научно-популярная периодика (Мовознавство, Наука і життя), а также культурологические издания, рассчитанные на подготовленного читателя (Ї, Сучасність). Средний уровень составляют периодические издания общественно-политического и культурного характера (Урядовий кур’єр, Жінка, Сільські вісті). Низкий уровень – популярные журналы и газеты сенсационного, бульварного характера, частично «желтая пресса» (Товарний вісник, Експрес). Тематически предусмотрено следующее общее разграничение текстов периодических изданий:

а) общетематические;

б) специально-тематические.

К общетематическим относятся ежедневные издания, главным образом периодика низкого уровня (20% всех текстов). Специально-тематические охватывают разные области человеческого опыта и знаний;

соответственно речь идет о текстах среднего и высокого уровня, которые извлекаются из следующих изданий:

– общественно-политических;

– политико-экономических;

– экологических и географических;

– художественных;

– исторических;

– философских и религиозных;

– литературо- и языковедческих;

– естественнонаучных.

3. При создании КТУП необходимо учесть территориальный аспект. Этот аспект влияет на формирование репрезентативного корпуса украинского языка, поскольку в зависимости от территориальной характеристики конкретного текста одного и того же стиля и жанра обнаруживаются территориальные специфические признаки украинского общенародного языка. А наличие текстов украинской диаспоры в КТУП даст возможность сопоставить и проанализировать языковой материал с точки зрения заимствований или калек из языка-окружения и эксплицировать «слабые / сильные места» языка, где происходят или нивеляционные процессы, или же процессы обогащения системы. В территориальном отношении в КТУП предусмотрена следующая структура:

І. Государственные периодические издания.

1. Печатный орган Верховной Рады Украины (Голос України).

2. Печатный орган Правительства (Урядовий кур’єр).

ІІ. Общеукраинские периодические издания.

ІІІ. Региональная периодика (Центр, Северо-запад, Юг, Восток, Диаспора).

4. Можно предположить, что представленность оригинального и переводного текстов в границах одного корпуса лучше отобразит языковую картину, однако в КТУП, с учетом его функционального назначения, целесообразно остановиться на оригинальных текстах, и основополагающими (но не абсолютными) критериями отбора текстов в языковом аспекте считать:

– текст написан на современном украинском литературном языке;

– текст оригинальный (не переводной);

– текст написан автором в возрасте свыше 18 лет (для взрослых);

– текст написан в Украине или в диаспоре.

5. Традиционно корпусный текст состоит из двух частей: поля библиографического описания и поля собственно текста. Система библиографического описания предполагает экспликацию следующей информации:

1. Название: название издания – газеты, журнала, бюллетеня, вестника.

2. Автор/авторы: имя, фамилия.

3. Заглавие: название конкретного текста.

4. Том: № тома, из которого взят текст.

5. Выпуск: № выпуска.

6. Издательство: название издательства или издатель.

7. Место издания: информация о местонахождении редакции периодического издания.

8. Дата: полная дата периодического издания – месяц / день / год.

9. Страницы: № страницы / строки цитаты (если исходящий документ не является электронным).

10. Тип текста: прозаический/стихотворный.

11. Предметная характеристика текста: указание на предметную принадлежность текста.

12. Стиль текста: научный, научно-популярный, научно-дидактический; публицистический; художественный; разговорный.

13. Назначение текста: указание на аудиторию, для которой предназначен текст.

14. Количественные параметры: количество словоединиц.

15. Файловая информация: указание, где находится текст на магнитных носителях.

16. Иная информация.

Собственно текст предполагает лингвистическую аннотацию.

НЕКОТОРЫЕ СТАТИСТИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ МАКЕДОНСКОГО

ЯЗЫКА (АНАЛИЗ ТЕКСТА НА ФОНЕТИЧЕСКОМ УРОВНЕ)

Материал и методика исследования. Для исследования был взят массив текстов различных жанров общим объемом 2.750.000 фонемоупотреблений (510.000 слов, 1.230.000 слогов). Весь материал был затранскрибирован и расчленен на открытые слоги. Результаты обработки: частотные характеристики отдельных фонем и слогов типа CV.

Статистические характеристики фонем. В системе соотношение C:V равно 4,33, в реализации консонантный коэффициент составляет 1,22. В таблице 1 представлены частоты встречаемости отдельных фонем. Частота фонемы // в 715 раз Частота встречаемости отдельных фонем (в %) выше частоты последней в этом наборе фонемы /d/, а фонемы первой половины таблицы покрывают 90% всего материала. Из шести гласных фонем первые четыре составляют 94% от всех употреблений гласных (в среднем по 23,6% на каждую фонему), фонема /u/ – лишь 4%, а слогообразующее /r/ – всего 1%. Самая высокая частота у согласных /t/ и /n/, что представляет собой одну из универсальных языковых характеристик. Процент мягких согласных уменьшается примерно в 2 раза (по сравнению с соотношением в системе), такая же ситуация с аффрикатами и среднеязычными согласными. Напротив, сильно увеличивается процент твердых, смычных и переднеязычных согласных. Что касается общего количества фонемоупотреблений, наблюдается превосходство звонких согласных над глухими как по количеству (система), так и по частоте (реализация), однако в парах (за исключением пары /v/-/f/) глухих примерно в 2 раза больше, а глухие аффрикаты встречаются в 45 и 20 раз чаще (пары /c//dz/ и ///d/ соответственно). Можно также заметить, что большей частотностью отличаются согласные с «простой»

артикуляцией, а такие согласные, как палатальные, аффрикаты и двухфокусные, низкочастотны.

Статистические характеристики слогов типа CV. Исследование показало, что из 156 теоретически возможных фонемных сочетаний типа CV реально существует только 141. Наибольшую ограниченность сочетаемости имеет слоговое /r/, не встречающееся после согласных /k'/, /g'/, /n'/, /l/, //, /r/, //, /j/. 50 наиболее частотных слогов покрывают 80 % любого текста. Среди них 14 слогов с гласной /a/, по 12 слогов с гласными /e/, /i/, /o/ и лишь один слог с гласной /u/. Слоги со слоговым /r/ в этот набор не входят. Отметим тот факт, что среди этих частотных слогов оказались сочетания с низкочастотными согласными /k'/, /g'/, //, /c/, // и гласной /u/, что может быть обусловлено морфологическими и лексическими особенностями македонского языка. В сочетаниях CV (относительно общего числа фонемоупотреблений) больше звонких, мягких и сонантов, меньше переднеязычных и щелевых. На данном этапе исследования можно сделать предположение о предпочтительной сочетаемости гласных и согласных со схожей артикуляции (по месту и участию активных действующих органов).

Автор продолжает проводить исследования для подкрепления полученных в этой работе данных и высказанных предположений и для поиска новых результатов, чтобы дополнить и завершить «фонетический портрет» македонского языка.

Бондарко Л. В., Зиндер Л. Р., Штерн А. С. Некоторые статистические характеристики русской речи // Слух и речь в норме и патологии.

Л., 1977.

Бюллетень Фонетического Фонда русского языка. № 6, СПб. – Бохум, 1997.

Савицка И. Фонологиjа на современиот македонски стандарден jазик. Скопjе, 1991.

Minissi N. et al. Фонетика на македонскиот jазик. Napoli, 1982.

СИНХРОННО-СОПОСТАВИТЕЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА МЕСТОИМЕНИЙ

В СЕРБОЛУЖИЦКИХ И РУССКОМ ЛИТЕРАТУРНЫХ ЯЗЫКАХ

В отличие от существительных, прилагательных и глаголов, они не называют явления объективного мира непосредственно – их денотативное значение определяется ситуацией речи или отношением к говорящему, контексту. В функции членов предложения местоимения употребляются как заместители не только одного слова, но и целой синтагмы или части предложения.

Выступая в функции члена предложения в номинативной или глагольной области, местоимения являются субститутами соответствующих классов слов и обладают их категориальными признаками. В зависимости от выражения этих признаков местоимения распределяются по подклассам: субстантивные, адъективные, посессивные, адвербиальные местоимения и местоимения-числительные.

При классификации местоимений может быть применен и другой критерий, который определяется как способ указания, выраженного местоимением, или характер отношения местоимений к субстанции. Применение этого принципа классификации предполагает, что некоторые местоимения реализуют свою функцию только благодаря акту речи и связаны с субстанциями, которые принимают (или не принимают) участие в акте коммуникации в качестве автора или адресата речи; другие указывают на явления объективного мира, названные в предшестующем или последующем тесте или в процессе речи, то есть имеют дейктическую функцию; с помощью третьих реализуется неопределенное указание, не связанное с каким-либо определенным референтом, а относящееся к любому представителю соответствующего класса. При этом различные способы указания могут модифицироваться с помощью других семантических признаков. Таким образом, в рамках названных выше классов местоимений (субстантивных, адъективных и т. д.) могут быть выделены следующие подклассы: 1) личные, рефлексивные и нерефлексивные; 2) указательные, связанные с указанием на близкие и дальние предметы действительности; 3) неопределенные, различающиеся по признакам «конкретный», «определенный», «оцениваемый с точки зрения количества, селективности»; 4) вопросительные; 5) относительные; 6) обобщающие, указывающие на совокупность явлений оценкой «положительное» или «отрицательное»; 7) компаративные, связанные с выражением сравнения, с идентификацией или дифференциацией явлений; 8) лимитативные (ограничительные), отграничивающие, изолирующие явления, с которыми они соотносятся, от явлений того же класса.

Отметим, что не каждый подкласс, выделенный по первому принципу (субстантивный, адъективный и т. д.), может характеризоваться полным набором подклассов, выдленных по способу прономинального указания. В качестве дополнительных семантических признаков у этих подклассов могут выступать такие, как «определенность», «конкретность», «обобщенность», характеризуемые в отношении количества nb (ср. у неопределенных местоимений), hic-deixis и ille-deixis (ср. указательные местоимения), «дистрибутивность», «коллективность», «тотальность» (ср. обобщающие местоимения с позитивной и негативной оценками), конфронтативность и дистрибутивность (ср. компаративные местоимения) и т. д.

В результате подобной классификации местоимений, представляющей подклассы местоимений, определенных с помощью грамматико-категориальных признаков и с помощью определения способа указания, образуется сложная, относительно замкнутая система местоимений. Подобная классификация предложена в «Грамматике современного верхнелужицкого литературного языка» (Бауцен 1981) и используется нами как основа для сопоставления серболужицких и русского литературных языков.

В рамках данной классификации мы выяснили конкретный состав местоимений в каждом из названных языков, отличия между ними в подклассах, выделяемых по первому и второму принципам. При этом в подклассах, определенных по грамматико-категориальному признаку, учитывались конкретные признаки, связанные с принадлежностью к одному из пяти подклассов (ср. у субстантивных местоимений одушевленность / неодушевленность, у адъективных – согласуемость / несогласуемость, у адвербиальных – признаки «место», «время», «причинность»).

Наиболее сложной оказывается система местоимений в серболужицких литературных языках. Эта сложность определяется составом местоимений, выделенных на основе различий в характере, способе указания в каждом подклассе. Ряд позиций в данной классификации, совершенно не представленный в системе местоимений русского литературного языка, в серболужицких литературных языках характеризуются присутствием специфических образований. Примером могут служить особые каузальные адвербиальные личные местоимения 1 и 2 л. ед. и мн. ч., образованные от соответствующих посессивных местоимений в форме именительного падежа среднего рода + предлог dla: mojedla, twojedla, naedla, waedla. Эти местоимения указывают на лицо или лица (говорящий или адресат действия), являющиеся причиной или побудителем действия. Они конкурируют с конструкциями типа «предлог + Р. п. личного местоимения 1 или 2 лица ед. или мн.ч.: dla mnje, dla tebje, dla nas, dla was. В верхнелужицком литературном языке предпочитаются конструкции dla nas, dla was, а naedla, waedla встречаются значительно реже. Напротив, местоимения mojedla, twojedla предпочитаются конструкциям с предлогом на первом месте.

СОПОСТАВЛЕНИЕ ТЕКСТОВЫХ ЕДИНИЦ УСТНОЙ ПУБЛИЧНОЙ РЕЧИ С ИХ

АНАЛОГАМИ В КОДИФИЦИРОВАННОМ ЛИТЕРАТУРНОМ ЯЗЫКЕ

1) определение сущности и границ литературного языка (ЛЯ);

2) выделение релевантных факторов дифференциации разновидностей ЛЯ;

3) определение набора и способов организации языковых средств, свойственных каждой разновидности ЛЯ;

4) выстраивание целостной структуры ЛЯ, соответствующей иерархии факторов членения и характеру языковых средств, закреплённых за его разновидностями.

Решение названных проблем затруднено тем, что как в национальном языке вообще, так и в ЛЯ наряду с дифференцирующими имеют место и интегрирующие процессы, вызванные взаимопроникновением и взаимодействием разновидностей, входящих в их состав. Эти явления ведут к возникновению промежуточных (пограничных) зон в системе ЛЯ, которые интегрируют и комбинируют набор и характер организации языковых средств двух соседствующих разновидностей. Данное обстоятельство, по словам О. А. Лаптевой, обусловило разработку идеи недискретности зон членения ЛЯ, а также осознание необходимости оценки факторов членения с позиций целостности ЛЯ (Лаптева 1997).

Промежуточное положение в структуре ЛЯ в полной мере характерно для устной публичной речи (УПР), которая, став объектом изучения, породила в отечественной наук

е острую дискуссию в отношении ее статуса. Главным вопросом этой дискуссии, не утратившей своего значения и в настоящее время, является вопрос о том, может ли и должна ли УПР всегда осуществляться на кодифицированном литературном языке (КЛЯ), или же УПР в силу устной формы своей реализации обладает характеристиками, обособляющими ее от КЛЯ и объединяющими с разговорной речью (РР).

Неоднозначное положение УПР во многом затрудняет моделирование общей структуры русского ЛЯ. Одни исследователи (Е. А. Земская, Е. Н. Ширяев и др.) считают, что «вся сфера массовой коммуникации, вся область использования публичной ораторской речи обслуживается кодифицированным языком» (Земская 1987), в то время как О. А. Лаптева, подчеркивая определяющую роль фактора формы речи в членении ЛЯ, предлагает рассматривать УПР как «особую область устно-разговорной разновидности, лежащую на грани смыкания устноразговорной разновидности с книжно-письменным типом литературного языка» (Лаптева 1985). Разумеется, эти взаимоисключающие позиции предусматривают различную группировку разновидностей ЛЯ.

При решении вопроса о статусе УПР в структуре ЛЯ полезно было бы воспользоваться сопоставительным анализом данного типа речи с КЛЯ и РР на всех уровнях языковой системы. Результатом такого сопоставления может оказаться выявление двух типов элементов – кодифицированных, стандартных, «охватывающих общелитературные и книжно-письменные явления», и некодифицированных, узуальных, «охватывающих разговорные и, шире, устно-литературные явления» (Лаптева 1992).

В настоящее время уже существует целый ряд работ (В. В. Борисенко, Т. П. Скорикова, Г. Г. Инфантова, Т. Е. Акишина и др.) в интересующем нас направлении. Вместе с тем текстовый уровень УПР еще не был исследован с обозначенных позиций. В этой связи нами предлагается провести сопоставительное изучение текстовых единиц УПР с их аналогами в КЛЯ.

Устные корреляты связанных фразеологических единиц и свободных предложений, являющихся единицами текстообразования, обнаруживают в своей организации отклонения от кодифицированной нормы, которые могут быть типологизированы следующим образом:

1) нарушение межфразового согласования (Я / прежде всего / хочу выразить / признательность // Георгию Валентинычу / за то что он пришел // Потому что я / очень хотел провести / последние мои дебаты / это последняя возможность быть / на федеральном канале / в эфире /;

Эта / программа законодательных актов / законопроектов // Но / эта программа разработана на основе нашего опыта / и опыта / наших / основных лидеров / Евгени Максимыча Примакова / и опыта / его правительства //);

2) неоправданный повтор (Но еще раз / мое личное решение / до съезда до как общественно-политического движения // Что мое личное / решение было поддерживать Путина //);

3) неадекватное смыслу и структуре высказывания интонационное выражение (Нынешний пенсионный закон / абсолютно несправедлив / После обвала / который господин Кириенко / устроил нам / в августе прошлого года // пенсионеры стали / самой нищей / категорией нашей / наших граждан //). Паузы / и // препятствуют реализации общего смысла высказывания и его структурно-семантической организации;

4) слова-паразиты (Ну первое / мы считаем / что сегодня / очень важно заниматься реальными делами // Необходимо / проводить / реальную / налоговую реформу // Необходимо / обеспечить реальную защиту / социальную защиту / наших граждан //);

5) двусмысленность (Он был таким же кандидатом / как Мартин Шакум / таким же кандидатом / допустим / как Святослав Федоров / таким же кандидатом / как Горбачев // Я имею в виду / по доступу к информации //). Речь идёт о СМИ, а не о секретной информации.

Выявленные отклонения текстового уровня нуждаются в более точной оценке их нормативного статуса. Однако уже наличие таких явлений в структуре текста УПР свидетельствует о невозможности постановки знака равенства между понятиями «норма УПР» и «кодифицированная норма».

БЫТИЙНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ В РУССКОМ И БОЛГАРСКОМ ЯЗЫКАХ

Специфика болгарского языка заключается прежде всего в том, что в нем для выражения экзистенции используются два глагола: имам и съм. Все типичные утвердительные бытийные предложения (интонационно нейтральные структуры с указанными коммуникативно-референциальными особенностями) строятся с безличной формой глагола имам. Появление в сообщениях об экзистенции глагола съм связывается как с особыми группами лексики, активизирующими связочные функции этого глагола (имена состояний, обозначения времени: Отвънка беше шум. Вътре в колата е адска жега), так и с определенностью имени бытующего объекта (Зад полето е реката. Сега там е магазин «Будапеща». В куфара са зимните ми дрехи. В стаята е баща ми).

Важную роль в разграничении смысловой и прагматической информации между предложениями с съм и имам играет сопоставление тех конструкций, в которых возможна взаимозаменимость глаголов: В чантата има пари и В чантата са парите; До вратата има хладилник и До вратата е хладилникът; Наоколо има поля и Наоколо са полята.

Как представляется, бытийные предложения с съм есть результат прагматической задачи подключения слушающего в пространство восприятия говорящего, демонстрация акта приобщения слушающего к знанию говорящего. В отличие от соответствующих предложений с имам, такие предложения обладают рядом семантических и грамматических особенностей: 1) они сообщают о наличии в определенном пространстве известных, индивидуализированных объектов; 2) предполагают исчерпанность, заполненность этого пространства указанными предметами, следствием чего является требование семантической координации объемов пространства и включенных в него имен. Ср.: В аудиторията *е дъската. В стаята *е бюрото. В кухнята *е хладилникът, но: В ъгъла на стаята е бюрото. До прозореца е дъската; 3) включают адресата в сферу личного знания и внимания, чем достигается сдвиг «наблюдательного пункта» внутрь сообщения, в общее перцептивное пространство говорящего и слушающего; 4) в семантику съм-предложений входит семантический компонент «созерцательность».

Многие из указанных особенностей напоминают русскую оппозицию глагольных и безглагольных бытийных предложений. Из всего многообразия более общих и частных наблюдений над русскими бытийными моделями с глагольным компонентом есть и без него (Н. Д. Арутюнова, О. Н. Селиверстова, И. Б. Шатуновский, Т. Е. Янко и др.), выделим три основных тезиса.

1. Установлено, что опущение глагола в бытийной структуре с локализатором указывает на полную исчерпанность включаемых элементов в область бытия: В руке у него чемодан, а на голове – шляпа. В классе способные ученики (= Все ученики класса способные), а конструкция с есть предполагает вхождение объекта в такое множество, которое имеет (или может иметь) и другие члены: В холодильнике есть помидоры. Среди учеников в классе есть способные ребята.

В отличие от распределения смыслов между двумя русскими конструкциями, в болгарском языке маркирована специальной семантикой «заполняемости» объема только съм-конструкция.

2. С отмеченным денотативным, семантическим различием между центральными бытийными предложениями (с есть) и предложениями без глагола И. Б. Шатуновский связывает и важную особенность референциального плана: в первых имя всегда неопределенно, во вторые возможно включение имен с определенной референтностью Но если русские безглагольные предложения допускают определенную именную группу (Посмотри, на балконе какой-то человек – Посмотри, на балконе твой приятель), то в болгарском языке привлечение идентифицирующей информации обязательно меняет имам на съм: Виж, на балкона има някакъв човек! – Виж, на балкона е приятелят ти!

3. Наблюдения над особенностями русских безглагольных построений показали их способность реализовывать значение «актуального» обладания и наличия (Ю. Д. Апресян, Т. Е. Янко), ср. У него есть пластиковые лыжи – У него пластиковые лыжи (поэтому он так быстро бежит).

С другой стороны, особая смысловая связь устанавливается при сочетании предметных имен с пространственными ограничителями. По выражению Т. Е. Янко, предложение с есть выдает позицию пользователя, а без есть – более скромного, «бескорыстного» наблюдателя: В соседней комнате есть стул, принеси его. Ср.: В комнате стул.

Болгарские имам-предложения не маркированы относительно указанной семантики, но съм-предложения, как и русские безглагольные, представляют созерцательное отношение к сообщаемому, проявляя «бескорыстность» наблюдателя, то есть обусловливают невозможность «утилитарного» употребления съм.

В русском языке, однако, не получает структурного выражения прагматическая задача вовлечения адресата в общую сферу восприятия:

«наблюдатель» и адресат не имеют общего перцептивного пространства.

Существует также ряд важных грамматических ограничений, препятствующих установлению возможных параллелей между болгарскими и русскими построениями.

Семантические и референциальные особенности рассматриваемых структур в русском и болгарском языках проявляются и при их сопоставлении с еще одним вариантом построения бытийных предложений в болгарском языке – безглагольными моделями.

ПУНКТУАЦИОННОЕ ВЫДЕЛЕНИЕ АНАФОРИЧЕСКИХ ЭЛЕМЕНТОВ

В СВЕРХФРАЗОВЫХ ЕДИНСТВАХ В СЕРБСКОМ ЯЗЫКЕ

В результате анализа текстов, представляющих художественный, публицистический и научный стили, мы можем сделать вывод о пунктуационном выделении так называемых коннекторов, проявляющихся на материале более широком, чем границы одного предложения, – в рамках сверхфразового единства или текста.

К элементам, выделяемым знаками препинания на основании их участия в организации текста, относятся следующие группы слов:

1. Вводные слова, среди которых наиболее часто обозначается знаками препинания группа слов, указывающих на связь мыслей, последовательность их изложения. Особенно ярко функция коннекторов, обеспечивающих связность текста, проявляется у модальных элементов типа прво, друго, треће..., потом, на краjу. Ср.:Прво, везир jе избегао непосредну опасност... Друго, капиџибаша jе jавно носио везиру радосне вести и изванредне почасти... Треће, оваj капиџибаша био jе човек омражен и на рђаву гласу... И четврто, и наjважниjе, у Цариграду jе сада пуна анархиjа а Мехмед-пашини приjатељи... добиће у времену... (1, с. 50).

2. Обстоятельства также могут выполнять функцию коннекторов внутри текста. При описании событий, находящихся между собой в какой-либо временной соотнесенности, одним из средств связи между высказываниями может оказаться, например, обстоятельство времени:

Угледао сам, прво, две младе жене... Затим сам угледао сељака.

Касниjе, на ивици шуме угледах срну (7, с. 15).

Значение соотнесенности с предыдущим контекстом несут в себе обстоятельства, выраженные наречиями наjпосле, последњи пут, напослетку, ускоро, у међувремену, изненада, наjедном, одjедном, онда, доцниjе и им подобные: Наjпосле, Мазалита, Бенционова снаха, отпева jедну шпанску романсу... (1, с. 41).

Анафорический элемент может быть обстоятельством места, которое, являясь темой высказывания, обычно стоит в начале предложения: Нешто даље изнад велике цркве, стоjи jедна мања... (4, с. 25).

Начальное обстоятельство включает это предложение в контекст.

Обширную группу обстоятельств, соотносящихся с предшествующим текстом, составляют обстоятельства причины, а также условия и уступки, располагающиеся в инициальной позиции: Стога, сто за ручавање обично стоjи у кухињи (2, с. 52). Зато, не пробаj дрогу (2, с. 56).

3. В качестве анафорических элементов могут выступать дополнения.

Соотнесенность с контекстом выражается указательными местоимениями или личным местоимением третьего лица в составе дополнения: Сем овог магнезита, у миоценским седиментима откривена су два мања конкордантана сочива магнезита (3, с. 14). Уместо њих, испред града се шири море светлуцавих пиниjа (4, с. 44).

Наиболее часто анафорические элементы находятся в абсолютном начале предложения, что связано с особенностями позиции начала предложения. Однако и позиция конца предложения возможна для размещения в ней темы – при экспрессивном характере высказывания:

Шта jе то, сама личност аутора, или обоjе, или и нешто треће што jе изазвало толико угледног и честитог света међу новинарима, борцима, радницима, министрима или политичарима, на негативне рецензиjе већ и самих фрагмената jедног текста кога jош нико ниjе видео у целини? (5, с. 30).

4. В сербской пунктуационной практике наблюдается выделение некоторых союзов в начале предложения. Это союзы jер, или, али, но, него, тек, само, такође, и, уз то. Предложение с союзом в инициальной позиции представляет собой составную часть парцеллированного сложносочиненного или сложноподчиненного предложения. Употребление знака препинания справа от начального союза свидетельствует о его ударности, о наличии паузы после союза, что является одним из средств выражения различных семантических оттенков частей высказывания и их соотношения.

Чаще других выделяются союзы jер и али. Обычно во втором предложении за выделенным jер следует ключ к пониманию предшествующей части текста. В приведенных ниже последовательностях предложений содержится загадка в одном и разгадка – в другом: Сви су овде неког чекали, а jа сам се потаjно надао да ће зора дуго траjати и да jутра неће бити. Jер, наjбоље сам се осећао у зору (7, с. 32). Такое построение высказывания позволяет придать тексту большую занимательность, чем авторы иногда злоупотребляют. Так, в следующем примере журналист создает псевдозагадку и псевдоразгадку, в действительности же оба предложения содержат сходную информацию: Зове се Титан Арум, а иначе jе наjвећи и наjсмрдљивиjи цвет на свету. Jер, ово «чудо» од два метра висине и jедног метра у обиму, коjе потиче са острва Суматре, испушта мирис од коjег jе људима мука (2, с. 23).

5. Частицы – категория, обладающая некоторыми особенностями.

Известно, что частицы имеют связующую функцию. Русская грамматика выделяет группу частиц-союзов. Об анафорической функции некоторых частиц в русском языке пишет Т. М. Николаева: «В вот присутствует не только дейктический, но и анафорико-катафорический компонент» (6, 322).

Приведем примеры выделения частиц, выполняющих прежде всего функцию связи: Па, jесте ли се већ навикли на нашу средину?

(11, с. 34). Е, то имаш право (2, с. 110).

Частицы могут соотноситься не только с непосредственно предшествующим контекстом, но и со всем текстом, создавая дополнительное, теневое высказывание:

Они су само људи, шапутао сам, jедноставно, нисам навикао на њихов стил, све ће се средити само од себе. Шарм ће ипак победити просечност (10, с. 18) [теневое, дополнительное высказывание:

*когда я привыкну, все будет в порядке]; То jе, jедноставно, беснило дивљака коjи су изгубили наивност (2, с. 132) [*кто-то другой объясняет поведение “дикарей” более сложными причинами]; Помислих, чак, да су сви они дошли овамо да би умрли (7, с. 35) [*обычно люди не приходят сюда умирать];...истог трена, пак, смакох своj поглед и спустих га... (8, с. 73) [*я не должен был опускать взгляд].

Перечисленные в данном разделе анафорические элементы служат для создания монолитности сверхфразового единства, при этом придавая ему многогранность, динамичность, способствуя развитию мысли, объединяющей определенный сегмент текста.

Андрић И. Сабрана дела, књ. 1. Београд, 1963.

Базар, 29.5.1998.

Милановић Д. Краљево и његово уже гравитационо подручjе.

Београд, 1973.

Московљевић О. Светлости Медитерана. Нови Сад, 1972.

НИН, 20.9.1987.

Николаева Т. М. От звука к тексту. М., 2000.

Пешић С. Светло острво. Нови Сад, 1984.

Угринов П. Фасцинациjе. Београд, 1981.

Русская грамматика. М., 1980, т. 1.

Kapor M. Ada. Beograd, 1980.

СТРУКТУРА ФУНКЦИОНАЛЬНО-СЕМАНТИЧЕСКОЙ КАТЕГОРИИ

ПОБУЖДЕНИЯ В СОВРЕМЕННЫХ ЧЕШСКОМ И РУССКОМ ЯЗЫКАХ

1) план прескрипции (= иллокутивный акт), который включает Прескриптора, Получателя прескрипции и Исполнителя прескрипции;

2) план коммуникации (= локутивный акт), который включает Говорящего, Слушающего / Слушающих (= Получателя / Получателей прескрипции) и Лицо / Лиц, не участвующее в коммуникативном акте, т. е.

3-е л. ед. / мн.ч.; 3) план каузируемого положения вещей (= пропозициональный акт), который включает некое действие Р и его Агенса (= Исполнителя прескрипции).

Дополнительно к тезису Л. А. Бирюлина и В. С. Храковского о том, что Агенсом действия (= Исполнителем прескрипции) может быть не только Слушающий, но любой из заданных участников коммуникативного акта и любая теоретически допустимая совокупность этих участников (что обосновывает расширение массива побудительных высказываний за счет включения в него высказываний типа Пусть он (они) еще подождет (подождут)! Пойдём(те) скорей! Пойду(-ка) подгоню их! и т. п.) выдвигается тезис о факультативности кореференции Говорящего и Прескриптора (что обосновывает рассмотрение явно побудительных высказываний, в которых Говорящий более или менее решительно дистанцируется от роли Прескриптора, беря на себя лишь посреднические функции, типа Господин директор просит Вас немного подождать!).

В качестве побудительных характеризуются высказывания, в которых Говорящий сообщает Слушающему о необходимости и/или возможности осуществления Агенсом некоторого действия и пытается каузировать осуществление данного действия самим фактом своего сообщения, при этом необходимость и/или возможность осуществления Агенсом данного действия может обусловливаться волеизъявлением одного из участников плана коммуникации и/или его интересами. Естественно, что «воздержание от действия» также является своего рода «действием»; равно как «сообщение о необходимости» или «сообщение о возможности»

может значить не только «необходимость» или «возможность», но и «отсутствие необходимости» или «отсутствие возможности».

Предлагаемая модель функционально-семантической категории побуждения в современных русском и чешском языках базируется на данной формуле следующим образом:

Функционально-семантическая категория побуждения представляет собой конгломерат подкатегорий, вычленяемых на основе актантной рамки предиката, при этом наиболее значимыми являются три подкатегории, выделяемые на основе следующих категориальных ситуаций: 1 – Прескриптор равен Говорящему, Агенс равен Слушающему / Слушающим; 2 – Прескриптор равен Говорящему, Агенс равен Слушающему / Слушающим + Говорящему; 3 – Прескриптор равен Говорящему, Агенс равен Лицу / Лицам, не участвующим в коммуникативном акте.

Каждая их трех названных подкатегорий имеет ядро, образуемое конвенциализованными в языке конструкциями, формирующими иллокутивно универсальные и иллокутивно специализированные побудительные высказывания в условиях минимального дискурсного окружения, и периферию, образуемую конструкциями, формирующими побудительные высказывания через тематизацию того или иного аспекта содержательной структуры побудительного высказывания (через тематизацию каузируемого действия или его последствий, тематизацию возможности этого действия, его необходимости или полезности, тематизацию волеизъявления Говорящего, Слушающего или иного Лица / Лиц), при этом центр подкатегории, выделяемой на основе категориальной ситуации 1, совпадает с центром всей функционально-семантической категории побуждения.

Сопоставление массивов чешских и русских побудительных высказываний, извлеченных сплошной выборкой, показывает как принципиальную инвариантность структуры функционально-семантической категории побуждения в сопоставляемых языках, так и наиболее существенные особенности реализации данной категории в чешском и русском языковых пространствах, такие как бльшая узуальность для чешского речеупотребления побуждения через тематизацию необходимости или возможности каузируемого действия и бльшая узуальность иллокутивно специализированного побуждения для речеупотребления русского.

Семантико-прагматический анализ побудительных речевых актов в современных чешском и русском языках позволяет сгруппировать их следующим образом:

• Подтипы побуждения, маркированные по признаку индикация высокой степени вероятности каузируемого действия, которые естественным образом распадаются на три группы в зависимости от того, что именно обусловливает эту высокую вероятность: 1) условно приказ, 2) условно разрешение, 3) условно инструкция.

• Подтипы побуждения, маркированные по признаку индикация высокой степени мотивированности каузируемого действия: условно просьба.

• Подтипы побуждения, маркированные по признаку индикация полезности для Агенса каузируемого действия / воздерживания от действия: условно совет.

• Подтипы побуждения, не маркированные ни по одному из названных выше признаков: условно предложение.

Современный русский язык более дробно структурирует область, маркированную по признаку индикация высокой степени вероятности каузируемого действия, обусловленной авторитарной позицией Прескриптора (условно приказ), и область, маркированную по признаку индикация высокой степени мотивированности каузируемого действия (условно просьба), а современный чешский язык – область, не маркированную ни по одному из названных признаков (условно предложение).

ОСОБЕННОСТИ ОФОРМЛЕНИЯ КАТЕГОРИИ РОДА В БОЛГАРСКОМ ЯЗЫКЕ

(К ПРОБЛЕМЕ ТИПОЛОГИИ СЛАВЯНСКИХ ЯЗЫКОВ)