«В.Н. Степанов ПРАГМАТИКА СПОНТАННОЙ ТЕЛЕВИЗИОННОЙ РЕЧИ Монография Ярославль МУБиНТ 2008 Прагматика спонтанной телевизионной речи УДК 81'276.6 ББК 81 С79 Рецензенты: Кривоносов А.Д., доктор филологических наук, ...»

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

МЕЖДУНАРОДНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ БИЗНЕСА

И НОВЫХ ТЕХНОЛОГИЙ /АКАДЕМИЯ/

В.Н. Степанов

ПРАГМАТИКА

СПОНТАННОЙ ТЕЛЕВИЗИОННОЙ РЕЧИ

Монография Ярославль МУБиНТ 2008 Прагматика спонтанной телевизионной речи УДК 81'276.6 ББК 81 С79 Рецензенты:

Кривоносов А.Д., доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой общественных связей и рекламы СПбГУ;

Кафедра массовой коммуникации Южно-Уральского государственного университета.

Степанов, В.Н.

С79 Прагматика спонтанной телевизионной речи : монография / В.Н. Степанов ; Международный университет бизнеса и новых технологий (академия). – Ярославль : РИЦ МУБиНТ, 2008. – 248 с.

ISBN 5-93002-177- Монография посвящена паузационному членению спонтанной телевизионной речи на синтагмы как одному из способов имплицитной предикации. В работе рассматриваются лексико-прагматические локализаторы речевой интенции говорящего, которые выступают в качестве предикатных знаков и организуют коммуникативно-семантическое ядро имплицитной предикации коммуникативного намерения говорящего в составе синтагм. В качестве источников использованы тексты телевизионных интервью.

Для специалистов в области лингвистики и массовой коммуникации, филологов и всех, кто интересуется проблемами речевой коммуникации и дискурс-анализа.

Работа выполнена в рамках гранта Президента РФ для поддержки молодых российских ученых – докторов наук МД-2366.2007.6.

УДК 81'276. ББК ISBN 5-93002-177- © МУБиНТ, © В.Н. Степанов, Прагматика спонтанной телевизионной речи

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ 1. Цели и задачи исследования

2. Экстралингвистические характеристики языка средств массовой коммуникации

3. Экстралингвистические характеристики спонтанной телевизионной речи

1. СИНТАГМА КАК КОММУНИКАТИВНАЯ ЕДИНИЦА

СПОНТАННОЙ ТЕЛЕВИЗИОННОЙ РЕЧИ

Введение

1.1. Из истории вопроса о коммуникативной единице в языке и речи

1.2. Составляющие плана содержания синтагмы

1.3. Итоги главы

2. ПРАГМАТИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР СЕГМЕНТАЦИИ СПОНТАННОЙ

ТЕЛЕВИЗИОННОЙ РЕЧИ

Введение

2.1. Интонационные паузы

2.2. Дыхательные паузы

2.3.Темпоральные паузы

2.4. Шумовые паузы

2.5. Итоги главы

3. ПРАГМАТИЧЕСКИЕ МЕХАНИЗМЫ НОМИНАЦИИ

РЕЧЕВОЙ ИНТЕНЦИИ ГОВОРЯЩЕГО

В СПОНТАННОЙ ТЕЛЕВИЗИОННОЙ РЕЧИ

Введение

3.1. Прагматические способы локализации номинации речевой интенции говорящего

3.1.1. Прагматическая функция паузационного членения речи на синтагмы

Прагматика спонтанной телевизионной речи 3.1.2. Лексико-прагматические локализаторы речевой интенции говорящего

3.1.3. Семантические механизмы лексико-прагматической локализации речевой интенции говорящего. Опорные слова

3.2. Текстообразующие признаки синтагм в спонтанной телевизионной речи

3.3. Провокативные речевые жанры как форма для выражения провокативных намерений кандидатов в депутаты в телевизионной речи

3.4. Итоги главы

Прагматика спонтанной телевизионной речи

ВВЕДЕНИЕ

Данное исследование посвящено одной из наименее изученных проблем общей теории номинации (ономатологии 1) – пропозитивной номинации, т.е. способам обозначения целостных событий, которые восприняты человеческим сознанием из реальной действительности, осмыслены и выражены в речи с помощью пропозитивных конструкций.

Процесс порождения речи в условиях спонтанного публичного общения (связанного, как правило, со стрессовой ситуацией выступления перед массовой аудиторией) по своей природе и динамике протекания отличен от процесса порождения письменной речи, который имеет этап предварительного обдумывания, в результате чего степень соответствия мысли е речевому воплощению в условиях письменной речи очень высока. В условиях не имеющего подготовительного этапа публичного общения процесс порождения высказывания протекает параллельно процессу обдумывания того, что нужно произнести и в какую речевую форму это лучше облечь. Вследствие такой сложной мыслительной комбинации процесс порождения речи состоит из активных фаз – собственно речи – и перерывов в речи – пауз.

Возникающие между паузами речевые фрагменты как бы изолируются от окружающего словесного контекста и приобретают относительную коммуникативную самостоятельность, в результате чего в данной ситуации им может быть приписан и самостоятельный смысл. Выделение такого отрезка из контекста может быть расценено воспринимающим сознанием как осмысленное, т.е. предназначенное для понимания и потенциально интерпретируемое.

Описываемое явление демонстрирует проявление в речи общеязыковой тенденции к увеличению передаваемой информации в единицу времени.

Множество возникающих между паузами речевых фрагментов может быть подвергнуто классификации, а единичный фрагмент может получить интерпретацию в качестве минимальной коммуникативной единицы, которая имеет собственное семантическое, логическое и динамическое содержание, эксплицируемое с помощью пропозиций.

Исследованию способов экспликации скрытых в речевых фрагментах пропозиций в спонтанной телевизионной речи и посвящена данная работа.

Возможность неодновариантной интерпретации речевой интенции говорящего проявляется не только в процессе коммуникации, но и в процессе анализа, т.е. автор отдат себе отчт в том, что та интерпретация примеров, которая приводится в работе, не является единственно возможной, хотя любые варианты интерпретации тем не менее должны совпадать в главном.

См.: Арутюнова Н.Д. Синтаксис // Общее языкознание. Внутренняя структура языка.

– М., 1972.

Прагматика спонтанной телевизионной речи Актуальность исследования обусловлена необходимостью решения многих вопросов, связанных с изучением основной коммуникативной единицы речи – синтагмы, е коммуникативной организации и семантической структуры, а также е способности выражать целый спектр коммуникативно релевантных в условиях спонтанного общения речевых интенций говорящего, связанных с выражением «комплекса субъективных смыслов […], или субъективных аспектов высказывания»2 (модуса), понимаемых как коммуникативное намерение говорящего, его желание соблюсти главный закон речевого общения – закон сотрудничества общающихся – и добиться взаимопонимания с собеседником.

Нам известны общетеоретические исследования в области структурносемантических процессов в русской речи3, а также в области прикладного и Шмелва Т.В. Субъективные аспекты русского высказывания : дис. … д-ра филол.

наук. – М., 1995. – С. 11.

Адмони В.Г. Система форм речевого высказывания. – СПб., 1994; Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного русского языка. – М., 1990; Барнет В. К принципам строения высказываний в разговорной речи // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 15. Современная зарубежная русистика. – М., 1985; Болдырев Р.В. Структурно-семантические процессы в русской речи (синтаксис предложных конструкций). – Киев, 1967; Бондарко А.В. Временная последовательность как актуализационная категория высказывания и текста // Филологический сборник. – М., 1995; Бочкарв А.Е. О смысле текста в коммуникации // Информационная структура текста. Вып. 404. – М., 1994; Ванников Ю.В. Синтаксис речи и синтаксические особенности русской речи. – М., 1979; Васильев В.И. Модель семантики высказывания. – М., 1993; Вежбицка А. Из книги «Семантические примитивы». Введение // Семиотика. – М., 1983; Вежбицкая А. Семантические универсалии и «примитивное мышление» // Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. – М., 1996; Всеволодский-Гернгросс В. Теория русской речевой интонации. – М., 1922; Дубовский Ю.А. Анализ интонации устного текста и его составляющих. – Минск, 1978; Жинкин Н.И. Механизмы речи. – М., 1958; Жинкин Н.И.

Речь как проводник информации. – М., 1982; Земская Е.А. Устная публичная речь: разговорная или кодифицированная / Е.А. Земская, Е.Н. Ширяев // Вопросы языкознания. – 1980. – № 2; Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. – М., 1982; Золотова Г.А.

Очерк функционального синтаксиса русского языка. – М., 1973; Каменская О.Л. Текст и коммуникация. – М., 1990; Караулов Ю.Н. Ассоциативная грамматика русского языка. – М., 1993;

Ковтунова И.И. Современный русский язык. Порядок слов и актуальное членение предложения. – М., 1976; Кожевникова К. О смысловом строении спонтанной устной речи // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 15. Современная зарубежная русистика. – М., 1985; Крылова О.А. Коммуникативный синтаксис русского языка. – М., 1992; Лаптева О.А. Живая русская речь с телеэкрана (разговорный пласт телевизионной речи в нормативном аспекте). – Сегед, 1990; Лаптева О.А. Нерешнные вопросы теории актуального членения // Вопросы языкознания. – 1972. – № 2; Найдич Л.Э. След на песке: Очерки о русском языковом узусе. – СПб., 1995; Новикова Л.А. Семантика русского языка. – М., 1982; Падучева Е.В. Высказывание и его соотнеснность с действительностью (референциальные аспекты семантики местоимений). – М., 1985; Падучева Е.В. О семантике синтаксиса. – М., 1974; Падучева Е.В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке; Семантика нарратива). – М., 1996; Пешковский А.М. Интонация и грамматика // Пешковский А.М. Избранные труды.

– М., 1959; Потапова Р.К. Коннотативная паралингвистика. – М., 1997; Разновидности городской устной речи. – М., 1988; Реферовская Е.А. Коммуникативная структура текста. – Л., 1989; Реферовская Е.А. Лингвистические исследования структуры текста. – Л., 1983; Русская Прагматика спонтанной телевизионной речи общего языкознания, рассматривающие проблемы социо- и психолингвистической «портретизации» языковой личности, языка массовой коммуникации и типы используемых в речевой коммуникации знаков4.

Данное исследование позволяет расширить спектр собственно лингвистических исследований устной литературно-разговорной речи в сфере спонтанного публичного общения с точки зрения категориального постижения грамматики говорящего в аспекте изучения грамматики и словаря модуса.

разговорная речь. – М., 1973; Русская разговорная речь: Фонетика. Морфология. Лексика.

Жест. – М., 1983; Русский язык конца ХХ столетия (1985–1995). – М., 1996; Сиротинина О.Б.

Что и зачем нужно знать учителю о русской разговорной речи. – М., 1996; Современная русская устная научная речь. – Т. I: Общие свойства и фонетические особенности. – Красноярск, 1985; Солганик Г.Я. К проблеме типологии речи // Вопросы языкознания. – 1981. – № 1;

Стернин И.А. Лексическое значение слова в речи. – Воронеж, 1985; Телия В.Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. – М., 1986; Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность. – Л., 1990; Торсуева И.Г. Интонация и смысл высказывания. – М., 1979; Федосюк М.Ю. Имплицитная предикация в русской речи : дис. … д-ра филол. наук. – М., 1989; Черемисина Н.В. Русская интонация: поэзия, проза, разговорная речь. – М., 1989; Шмелва Т.В. Субъективные аспекты русского высказывания : дис. … д-ра филол. наук. – М., 1995.

Баранов А.Г. Когниотипичность текста (к проблеме уровней абстракции текстовой деятельности) // Жанры речи. – Саратов, 1997; Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. – М., 1955; Блинов А.Л. Общение. Звуки. Смысл: Об одной проблеме аналитической философии языка. – М., 1996; Ветров А.А. Семиотика и е основные проблемы. – М., 1968; Выготский Л.С. Мышление и речь. Психологические исследования. – М., 1996;

Дейк Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. – М., 1989; Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. – М., 1987; Кибрик А.Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания (универсальное, типовое и специфическое в языке). – М., 1992; Киселва Л.А. Вопросы теории речевого воздействия. – Л., 1978; Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. – М., 1990; Красиков Ю.В. Алгоритмы порождения речи. – Орджоникидзе, 1990; Кубрякова Е.А. Номинативный аспект речевой деятельности. – М., 1986; Кубрякова Е.А. Части речи в ономасиологическом освещении. – М., 1978; Леонтьев А.А. Основы психолингвистики. – М., 1997; Лотман Ю.М. Семиотика культуры и понятие текста // Лотман Ю.М.

Избранные статьи. – Т. 1. Статьи по семиотике и типологии культуры. – Таллинн, 1992;

Моррис Ч.У. Из книги «Значение и означивание». Знаки и действия // Семиотика. – М., 1983;

Моррис Ч. Основания теории знаков // Там же; Общение. Текст. Высказывание. – М., 1989;

Пирс Ч.С. Из работы «Элементы логики. Grammatica speculativa» // Семиотика. – М., 1983;

Потебня А.А. Мысль и язык // А.А. Потебня. Слово и миф. – М., 1989; Потебня А.А. Основы поэтики // Хрестоматия по истории русского языкознания. – М., 1973; Почепцов Г.Г. История русской семиотики до и после 1917 года. – М., 1998; Рахилина Е.В. Когнитивная семантика:

история, персоналии, идеи, результаты // Семиотика и информатика. Вып. 36. – М., 1998;

Уфимцева А.А. Типы словесных знаков. – М., 1974; Шабес В.Я. Событие и текст. – М., 1989;

Щур Г.С. Теория поля в лингвистике. – М., 1974; Язык и массовая коммуникация. Социолингвистическое исследование. – М., 1984; Языковая номинация (Общие вопросы). – М., 1977; Якобсон Р. Язык и бессознательное. – М., 1996; Clarke D.S. Principles of semiotic. – London&New York, 1987; Firbas J. Non-thematic subjects in contemporary English // Travaux linguistiques de Prague. – Praha, 1966. – v. 2. – P. 239–256.

Прагматика спонтанной телевизионной речи Утверждение о коммуникативной значимости номинативных компонентов предикативных конструкций, которые используются в речевой коммуникации, высказано и исследовано на материале русской речи в ряде работ5, но проблема речевых способов обозначения коммуникативной интенции впервые рассматривается в нашем исследовании.

Изоморфизм процессов порождения и восприятия речи6 позволяет характеризовать неподготовленную устную речь как коммуникацию, нацеленную на то, чтобы сделать понятным в первую очередь самому говорящему (идеальный адресат), а затем собеседнику или собеседникам (прямой адресат) коммуникативный речевой смысл, коннотативно содержащийся в речевом фрагменте, который возникает в результате непреднамеренного или, наоборот, сознательного паузирования. Сам говорящий выступает своеобразным «остраннным» слушателем и одновременно адресатом собственной речи, что позволяет производить автокоррекцию речи с точки зрения большего соответствия порождаемого текста изначальной интенции, а также членить речевой поток таким образом, чтобы сделать доступным пониманию адресата смысл лежащего в основании членения речи на синтагмы коммуникативного намерения.

Следовательно, вычленяемый в речи коммуникативный фрагмент – синтагма – имплицитно содержит обозначение речевой интенции говорящего прояснить коммуникативно-речевой смысл произносимого, уточнить его связь с предшествующим вербальным контекстом и коммуникативно-речевой ситуацией и обеспечить как можно более точное в условиях спонтанного общения понимание как того, что произносится в данный момент или уже произнесено, Арутюнова Н.Д. Синтаксис // Общее языкознание. Внутренняя структура языка. – М., 1972; Буров А.А. Сложноподчиннное предложение и фразовая номинация // Синтаксические связи, строение формантов и семантические отношения в сложном предложении. – Калинин, 1985; Гак В.Г. Проблемы ономасиологии // Гак В.Г. Языковые преобразования. – М., 1998; Колшанский Г.В. Лингво-гносеологические основы языковой номинации // Языковая номинация (Общие вопросы). – М., 1977; Лекант П.А.

Синтаксис // Касаткин Л.Л. Краткий справочник по современному русскому языку / Л.Л. Касаткин, Е.В. Клобуков, П.А. Лекант. – М., 1991; Федосюк М.Ю. Имплицитная предикация в русской речи : дис. … д-ра филол. наук. – М., 1989.

Бахтин М.М. Из архивных записей к работе «Проблемы речевых жанров» // Бахтин М.М. Собрание сочинений : в 7-ми тт. Т. 5. Работы 40-х – начала 60-х годов. – М., 1996.

– С. 228; Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Там же. – С. 169; Бахтин М.М.

Проблема текста // Там же. – С. 314; Блинов А.Л. Общение. Звуки. Смысл: Об одной проблеме аналитической философии языка. – М., 1996. – С. 110; Потебня А.А. Мысль и язык // А.А. Потебня. Слово и миф. – М., 1989. – С. 156; Почепцов Г.Г. История русской семиотики до и после 1917 года. – М., 1998. – С. 19; Розеншток-Хюсси О. Бог заставляет нас говорить. – М., 1997. – С. 54; Сидоров Е.В. Траектория лингвопрагматики: от эгоцентризма к принципу совокупной бинарности // Лингвистика на исходе ХХ века: Итоги и перспективы. – М., 1995. – С. 470–471; Тертычный А.А. Аналитическая журналистика: познавательно-психологический подход. – М., 1998. – С. 187.

Прагматика спонтанной телевизионной речи так и того, что только ещ будет произнесено. Обозначение в речи постоянно меняющейся в условиях спонтанного устного общения коммуникативноречевой интенции говорящего мы и называем в данной работе номинацией речевой (синоним – «коммуникативная»7) интенции говорящего, а способы такого обозначения – прагматическими способами номинации речевой интенции говорящего.

Исследование проведено на материале расшифрованных в период 1994–1998 гг. аудиозаписей телевизионных интервью, представляющих собой неподготовленные выступления интервьюируемых перед массовой аудиторией (в студии и перед телевизионной аудиторией) людей, которые дают разврнутые ответы на вопросы ведущего передачи, а также материалы видеозаписи диалогов участников предвыборных кампаний в Ярославской области в 2003 г. (ВГТРК «Ярославия» и «Городской телеканал»). Объм аудиозаписей составил более шестнадцати часов звучания.

УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ

В тексте работы использованы следующие условные обозначения:

/ – универсальный знак паузы на границе синтагм (используется в цитируемом материале в главах 1 и 3);

/ – знак интонационной паузы с восходящей мелодикой (используется только во 2-й главе);

\ – знак интонационной паузы с нисходящей мелодикой (используется только во 2-й главе);

/\ – знак интонационной паузы с восходяще-нисходящей мелодикой (используется только во 2-й главе);

\/ – знак интонационной паузы с нисходяще-восходящей мелодикой (используется только во 2-й главе);

v – знак дыхательной паузы (используется только во 2-й главе);

¦ – знак темпоральной, не заполненной голосовыми шумами паузы (используется только во 2-й главе);

[а], [э], [м-м] и т.д. – знаки шумовых пауз (используются только во 2-й главе);

СТР – спонтанная телевизионная речь;

РИГ – речевая интенция говорящего;

[…] – фрагмент цитируемого текста опущен;

[ ]R – рема высказывания;

[ ]T – тема высказывания;

[ ]C – переход между темой и ремой;

Ветров А.А. Семиотика и е основные проблемы. – М., 1968. – С. 106.

Прагматика спонтанной телевизионной речи круглые скобки с фамилией автора, обозначением канала телевидения и даты сделанной аудиозаписи содержат указания на источник исследуемого материала; в конце работы приведн список использованных расшифрованных аудиозаписей интервью с указанием имени интервьюируемого, канала телевидения и даты записи телепередачи;

курсивом набраны цитируемые примеры исследуемого материала;

в «лапки» („ ) в тексте заключено содержание, передаваемое рассматриваемыми лингвистическими единицами.

2. Экстралингвистические характеристики языка В соответствии с Федеральной программой «Русский язык как государственный язык Российской Федерации» особое внимание в науке сегодня уделяется специальным исследованиям языка в разных сферах массовой коммуникации8. Это отчтливо свидетельствует о понимании важности той роли, которая отводится формированию языковой среды социума под влиянием СМИ.

На основе исследований в области массовой коммуникации, методологии е изучения, видов и средств9 сформировался устойчивый интерес к общественному сознанию и его генезису. Когнитивные структуры, к которым относятся общественное сознание и общественное мнение, часто рассматриваются с опорой на понятие информации. Понятия «социальная информация» и «массовая информация» используются для обозначения результата процесса объективации сознания в продуктах, характерных для См.: Добросклонская Т.Г. Вопросы изучения медиатекстов (опыт исследования современной английской медиаречи). – М., 2005; Какорина Е.В. Сфера массовой коммуникации: отражение социальной дифференцированности языка в текстах СМИ // Современный русский язык: Социальная и функциональная дифференциация. – М., 2003;

Лысакова И.П. Язык газеты и типология прессы. Социолингвистическое исследование. – СПб., 2005; Сметанина С.И. Медиа-текст в системе культуры (динамические процессы в языке и стиле журналистики конца ХХ века). – СПб., 2002; Massenkommunikation, Interaktion, und soziales Handeln / Tilmann Sutter... (Hrsg.). – Wiesbaden, 2001.

См.: Володина М.Н. Язык СМИ – основное средство воздействия на массовое сознание // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003;

Володина М.Н. Язык СМИ – особый язык социального взаимодействия // Язык средств массовой информации. – М., 2004; Гавра Д.П. Общественное мнение как социологическая категория и социальный институт: Public opinion as sociological cathegory and social institution. – СПб., 1995; Лазутина Г.В. Основы творческой деятельности журналиста. – М., 2000; Мельник Г.С. Психология профессионального общения в журналистике. – СПб., 2001; Попова Т.И. Телеинтервью в коммуникативно-прагматическом аспекте. – СПб., 2002; Janowitz M. The Study of Mass Communication // International Encyclopedia of the Social Sciences. – Vol. 3. – N.Y., 1968.

Прагматика спонтанной телевизионной речи данной культуры. По мнению Г.В. Лазутиной, общественное сознание – это устойчивые, общепринятые в данном обществе знания, нормы и ценности, представленные в сознании каждого социально зрелого индивида10, а социальную информацию автор предлагает понимать в этой связи как «объективированное общественное сознание во всем его неисчерпаемом многообразии и динамике, на разных исторических этапах отра-жающее действительность с разной степенью соответствия ей»11, как совокупность возникающих в обществе «объективированных информационных продуктов», закреплнных в том или ином материале 12.

Массовое сознание отечественным исследователем рассматривается в качестве инварианта общественного сознания, как «общезначимый слой, противостоящий специализированному, групповому сознанию (в том числе классовому)»13. Функция массового сознания – обеспечивать «необходимый уровень интеграции человечества, сохраняя его как целостную систему». Таким образом, Г.В. Лазутина предлагает рассматривать массовое сознание как важнейший узел самоуправления, саморегуляции общества в целом.

Массовую информацию Г.В. Лазутина описывает через метафору «духовного моста между представителями разных социальных общностей»14 и в качестве ее отличительных свойств называет общезначимость:

массовая информация «несет в себе сведения, которые в той или иной степени касаются всех»15. Второй признак массовой информации, как считает автор, – общедоступность: массовая информация «распространяется по открытым каналам, а фиксируется либо в естественном языке, либо в таких искусственных, которыми владеют массы – от простейшего языка светофора до весьма сложных языков искусств»16. Наблюдения над атрибутами массовой информации, сделанные М.Н. Володиной, позволяют дополнить мнение Г.В. Лазутиной: «Она избирательна по отношению к передаваемому содержанию, которое диктуется задачами и целями инициатора (выделение автора. – В.С.) текста»17.

Отношения между социальной и массовой информацией как родовым и видовым явлениями в свое время в рамках теории социальной коммуникации рассмотрел А.В. Соколов, который предложил считать Лазутина Г. В. Основы творческой деятельности журналиста. – М., 2000. – С. 30.

Володина М.Н. Язык СМИ – основное средство воздействия на массовое сознание // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 18.

Прагматика спонтанной телевизионной речи социальной информацией «коммуникационное сообщение, обладающее смысловым содержанием и материальным чувственно-воспринимаемым выражением»18. Массовую информацию он понимал как «коммуникационные (информационные) сообщения о знаниях, эмоциональных настроениях, волевых воздействиях, которые необходимы или важны, полезны или интересны для всех членов общества»19. Исследователь указал на «широкое» и «узкое» понимание термина «социальная информация» и выделил в качестве ее разновидностей, помимо массовой, биологическую, машинную, публицистическую, эстетическую, обыденную, специальную, научную, концептографическую и фактографическую20.

На генетическую связь между информацией и знанием обратила внимание в своей работе М.Н. Володина: «знание превращается в информацию только тогда, когда оно связано с возможностью его передачи другим людям, т.е. с возможностью коммуникации»21.

Вопроса о формах знания касается А.А. Леонтьев, когда рассуждает о фактах и их связи с событиями. Ученый реконструирует этапы формирования фактов: по его мнению, «человек начинает с того, что вычленяет в реальности (в пространстве событий) некоторый фрагмент»22, рассматривает его под определенным углом зрения, затем «переводит» знание об этом фрагменте на словесный язык, разворачивая его в совокупность вербальных суждений или высказываний, каждое из которых может быть истинным и соответствовать действительности или ложным и не соответствовать ей. Далее следует этап верификации: соотнесение содержания суждений с действительностью. Фактом А.А. Леонтьев предлагает называть такое суждение, которое прошло этап верификации, в результате которого было доказано, что оно истинно. В качестве характеристик факта исследователь предлагает считать следующие: нельзя разводить «суждение» и «факт», факты не описательны, факты не «происходят» (происходят события), факт – это содержание истинного суждения о том или ином событии23. В рамках своей концепции А.А. Леонтьев по содержанию выделяет бытийные (экзистенциальные), классифицирующие, признаковые, или атрибутивные, пропозициональные (событийные) суждениявысказывания. Ученый предлагает различать достоверный и недостоверный Соколов А.В. Введение в теорию социальной коммуникации. – СПб., 1996. – С. 154.

Володина М.Н. Язык СМИ – основное средство воздействия на массовое сознание // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 16.

Леонтьев А.А. Психолингвистические особенности языка СМИ // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 73.

Прагматика спонтанной телевизионной речи факты, или непроверенное утверждение, и относит к первым соответствующее действительности содержание высказывания, а ко вторым – не поддающееся верификации в силу объективных причин суждение. Если содержание высказывания нельзя верифицировать в силу субъективных причин – «субъективно-оценочного характера, эмоциональности, сознательной неясности истинного смысла высказывания»24, – то в таком случае речь идет об оценочном суждении, или оценочном высказывании. По наблюдениям А.А. Леонтьева, образ события в процессе речевого акта имеет дуальный характер, потому что возникает дважды: в первый раз тогда, когда этот образ формируется у коммуникатора (журналиста) и непосредственно воплощается в сообщении, а затем – «под воздействием сообщения у реципиента формируется свой собственный образ того же события»25. Это создает основу для введения реципиентов в заблуждение – и автор рассматривает несколько сценариев реализации данного механизма.

Семиотика событийности в СМИ стала предметом исследования в одноименной статье В.З. Демьянкова, который выделил несколько аспектов анализа: собственно языковой, психологический, культурологический и философский26. Лингвист различает три значения термина «значение»:

событие как идея, референциальные события, события в тексте, или текстовые события, – и останавливается более подробно на дихотомиях частных параметров последних (статика в противопоставлении динамике, контролируемость в противоположность неконтролируемости, ролевые функции участников события, сообщение свидетеля в противоположность пересказу, пространственно-временная локализация).

Результаты проведенного исследования телевизионных рекламных роликов позволяют сделать вывод о том, что рекламные тексты стимулируют познавательную активность реципиента и реализует в его сознании определенную модель познания. Обобщнно эту модель автор представил как движение информации от уровня сенсорного опыта через осмысление этого опыта к уровню закрепления знания в памяти 27.

Схематично автор выражает эту мысль, используя понятие коммуникативно-речевого регистра28: высказывания рекламного сообщения строятся Леонтьев А.А. Психолингвистические особенности языка СМИ // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 76.

Демьянков В.З. Семиотика событийности в СМИ // Язык средств массовой информации. – М., 2004. – С. 68–71.

Степанов В.Н. Провокативный дискурс массовой коммуникации : дис. … д-ра филол. наук. – СПб., 2004. – С. 322.

Золотова Г.А. Коммуникативная грамматика русского языка / Г.А. Золотова, Н.К. Онипенко, М.Ю. Сидорова. – М., 1998.

Прагматика спонтанной телевизионной речи по следующей модели-проекции коммуникативных типов высказываний:

«репродуктивный-информативный-генеритивный»29.

Массовая коммуникация в рамках научного направления, основателем которого признан Ю.В. Рождественский30, рассматривается как периодический комплексный (включающий различные компоненты:

радио, кино, телевидение, газету, рекламу) текст (дискурс), «назначение которого состоит в распространении новой текущей общественно значимой информации»31. Ю.В. Рождественский рассматривает язык как историко-культурный объект, основным назначением которого является фиксация и хранение достижений культуры32. В предлагаемой учным классификации словесности по родам, видам и разновидностям отражены основные этапы последовательного становления и развития человеческой речевой деятельности: устная речь письменная речь печатная речь массовая коммуникация. Согласно такому представлению, массовая коммуникация относится к наиболее позднему по происхождению роду словесности. Она объединяет в себе все характерные черты более ранних родов словесности и сочетает в себе устную и письменную формы речи, объединяет все виды искусств и обращена к массовой аудитории. Исследователи вслед за Ю.В. Рождественским подразделяют массовую коммуникацию на две сферы – массовую информацию и информатику. Первая характеризуется рядом отличительных черт: коллективное авторство и технологичность текста, единая система идеологического воздействия, массовость аудитории и индивидуальное получение текста, неспособность получателя критически оценивать текст, принудительность содержания, подавление аудитории, внекультурность33.

В филологических науках принято считать, в частности, журналистику и рекламу самостоятельными видами массовой коммуникации и выделять в них аналогичные признаки34.

Собственную характеристику форм массовой коммуникации предлагают авторы учебника «Реклама и связи с общественностью»35. В качестве признаков социальной информации они выделяют инициированность, селективность, оптимизированность, релевантность. Задачей журналистов, Степанов В.Н. Провокативный дискурс массовой коммуникации // Проблемы психологии дискурса. – М., 2005. – С. 59.

Рождественский Ю.В. Введение в общую филологию. – М., 1979; Рождественский Ю.В. Общая филология. – М., 1996; Рождественский Ю.В. Теория риторики. – М., 1999.

Волков А.А. Филология и риторика массовой информации // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 61.

Рождественский Ю.В. Общая филология. – М., 1996.

Волков А.А. Филология и риторика массовой информации… – С. 62–64.

Медведева Е.В. Рекламная коммуникация. – М., 2003. – С. 57.

Реклама и связи с общественностью / отв. ред. А.Д. Кривоносов, М.А. Шишкина. – СПб., 2004.

Прагматика спонтанной телевизионной речи по их мнению, является поиск социально значимой информации, ее обработка по канонам журналистского творчества и размещение в средствах массовой информации. Под социально значимой информацией авторами понимаются «важные, интересные и необходимые для массовой аудитории сведения»36. В качестве результата журналистской коммуникации выступает «знание, перерастающее в более стойкую категорию – общественное мнение, социальная значимость которого зависит от уровня его востребованности, от структуры массового сознания и развитости принципов демократического управления обществом» 37. Социальная значимость информации в рекламе определяется «интересами субъекта рекламы (рекламодателя). Рекламная информация инициируется субъектом рекламы (рекламодателем) и представляет собой селективные и оптимизированные (то есть не влияющие на отрицательное отношение возможного потребителя) сведения о товаре / услуге»38. PR-информация близка информации рекламной, но на стадии подачи, обработки и тиражирования эта информации приобретает дополнительную социальную значимость «для целевых групп, а также и для массовой аудитории»39.

На структурную сложность категории адресанта массовой коммуникации указывают в своей статье Ю.Д. Артамонова и В.Г. Кузнецов, по мнению которых, текст СМИ «нередко является текстом команды, а не отдельного, даже если под ним стоит имя автора»40. Авторы в этой связи ставят под сомнение возможность индивидуального творчества в условиях массовой коммуникации, в рамках которой действуют «простые» факторы – регулярность и свежесть информации. В качестве герменевтической «новизны» текста СМИ исследователи выделяют не только фактор коллективного адресанта, но и коллективного адресата.

Осмысливая когнитивные процессы массовой коммуникации на примере политического дискурса, В.З. Демьянков вводит понятие «имплицированной» адресации, в соответствии с которой «интерпретатор имеет дело не только и не столько с реальными, сколько с имплицированными, или виртуальными, или «целевыми» адресатами»41.

В качестве модели массового адресата часто используется понятие «масса», которое обозначает психологический феномен, возникающий при непосредственном взаимодействии индивидов, независимо от их Реклама и связи с общественностью / отв. ред. А.Д. Кривоносов, М.А. Шишкина. – СПб., 2004. – С. 7.

Артамонова Ю.Д. Герменевтический аспект языка СМИ / Ю.Д. Артамонова, В.Г. Кузнецов // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 43.

Демьянков В.З. Интерпретация политического дискурса в СМИ // Там же. – С. 123.

Прагматика спонтанной телевизионной речи социального положения, национальности, профессии, повода, вызвавшего ее образование. Отечественный культуролог и философ А.В. Костина утверждает, что современные массы, в отличие от трудящихся масс в представлении Карла Маркса, возникают и формируются на основе общности потребляемой информации и являются прямым порождением массовой коммуникации. Они обладают отличительными свойствами – неуправляемостью и контролируемостью42. В качестве основания для формирования массовой аудитории А.А. Волков называет другой критерий: элементарное знание языка, «в составе которого вырабатываются средства мышления и речи, характеризующие идеологию массовой информации на каждом этапе ее развития»43.

В качестве продукта общественных процессов актуализации массового сознания современными исследователями называется массовая культура44, которая, как отмечает исследователь-культуролог, «унифицируя и «утилизируя» вечные культурные ценности, последовательно выводит человека за рамки традиционного культурного поля»45. Закономерным следствием формирования массовой культуры является утверждение иного, отличного от традиционного, устоявшегося, типа культуры в целом и представления о человеке в частности. Отличительным качеством личности масскульта в понимании отечественного философа В. Библера выступает то, что позволяет называть его «…человеком образованным», сумевшим «перемотать» в свом уме чужое, прежде накопленное и ему механически преподнеснное знание46. В противовес этому явлению философ дает определение понятию «человек культуры» – тот, кто прежде всего способен к саморазвитию и формированию новых смыслов47.

Принцип противопоставления, почти парадоксального, используется в научной литературе для характеристики массовой культуры, которая, будучи частью культуры, «создается, но не творится массами по заказу и под давлением сил, господствующих в экономике, идеологии, политике, сфере правовых и даже нравственных отношений». Отличительными Костина А.В. Массовая культура как феномен постиндустриального общества. – М., 2005. – С. 19.

Волков А.А. Филология и риторика массовой информации // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 63.

См. Кириллова Н.Б. Медиакультура: от модерна к постмодерну. – М., 2005; Миронов В.В. Средства массовой коммуникации как зеркало поп-культуры // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 237–258; Advertising and Popular Culture: Studies in Variety and Versatility / Ed. By Sammy R. Danna. – Bowling Green: Bowling Green State Univ. Popular Press, 1992. – Р. 162.

Злотникова Т. С. Человек – хронотоп – культура. – Ярославль, 2003. – С. 142.

Библер В. На гранях логики культуры. – М., 1997. – С. 222–223.

Прагматика спонтанной телевизионной речи чертами массовой культуры при таком понимании являются «предельная приближенность к элементарным потребностям человека, постоянно нарастающая востребованность ее продуктов, ориентированность на природную, ближе к инстинктивной, чувственность и примитивную эмоциональность, всегда строгая подчиненность господствующим в социуме силам, предельная упрощенность в производстве качественного продукта потребления и т.п.» 48.

Описание параметров массового сознания в современной научной литературе опирается на идеи французского исследователя Гюстава Лебона о «психологии масс», «исчезновении сознательной личности» и порождении «простых и ясных образов», воздействующих на воображение, если человек оказывается в толпе49. Исследователи акцентируют прямолинейный характер восприятия и откровенность «потребительских интенций массы»50.

Прагматизм массового сознания в его бытовых, обыденных проявлениях обеспечивает действенность одного из механизмов влияния на общественное сознание – пропаганды. Условиями, обеспечивающими воздействие пропаганды на массовое сознание, прежде всего считаются категоричность и повторение51. Для успеха пропаганде необходимо повторение, а главное – опора на бессознательное в восприятии толпы. Итальянский семиолог У. Эко провл семиотический анализ рекламной коммуникации и подчеркнул е особенность – апелляцию к бессознательному:

«сама по себе реклама не имеет информативной ценности»52.

Вслед за Г. Лебоном профессор Т.С. Злотникова описала систему признаков массы и сформулировала причины «гипнотического воздействия массы» на отдельного человека53:

Масса импульсивна, и е импульсы повелительны;

Масса возбудима и легковерна, а е чувства просты и гиперболичны;

Масса категорична, она не знает сомнений и неуверенности;

В массе стирается своеобразие отдельных людей.

По мнению Т.С. Злотниковой, «признаки «человека массы» – эти признаки есть зеркальное отражение самой массы: ослабление интеллекМассовая культура / К.З. Акопян [и др.]. – М., 2004. – С. 6.

Le Bon G. Psychologie des Foules. – Paris, 1939. – Р. 11–20.

Злотникова Т. С. Человек – хронотоп – культура. – Ярославль, 2003. – С. 147.

Московичи С. Век толп: Исторический трактат по психологии масс. – М., 1998;

Московичи С. Машина, творящая богов. – М., 1998; Московичи С. Наука о массах // Психология масс. – Самара, 1998. – С. 134–207.

Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. – М., 1998. – С. 202.

Злотникова Т. С. Человек – хронотоп – культура… – С. 145.

Прагматика спонтанной телевизионной речи туальной деятельности; снижение уровня реакций; неспособность к умеренности и отсрочке действий; склонность к гиперэмоциональности и безудержность аффектов; непременно деятельностное выражение эмоций»54.

Обобщая наблюдения над массовым сознанием, сделанные исследователями в разных областях научного знания, автор данной работы предлагает рассматривать этику массовой коммуникации как совокупность общественных норм, носящих системный характер и определяющих поведение человека в современных условиях и утверждаемых в практике массовой коммуникации55. Обращаясь собственно к этическим принципам, автор перечислил основные, с его точки зрения, нормополагающие моменты современной массовой коммуникации, те этические установки и поведенческие ожидания, которые предлагает носителю массового сознания массовая коммуникация: императив коммуникативного поведения и его вербальной формы (например, чаты, форумы, электронная почта, блоги, SMS и т.д.), императив виртуальности поведения (усиление степени виртуальности / квазиреальности ведет к тому, что психика человека населяется «химерами» сознания (М. Бахтин), «симулякрами» (Ж. Делез), принадлежащими симуляционной среде), императив поликодового характера поведения (мультимедийный потенциал киберпространства способствует полимедиальному и поликодовому воздействию информации: через зрение, слух, ощущения, пространство, время, а высокая скорость смены кодов увеличивает интенсивность кодовых переключений и наделяет последние статусом коммуникативных характеристик современного человека – носителя «клипового сознания»), императив рефлексивности поведения (усложнение информации вследствие увеличения каналов ее распространения и используемых семиотических кодов неуклонно ведет к развитию рефлексии, способности и потребности осмысливать этапы и объем поступающей информации), императив заразительной унифицированности поведения (массовизация информационных потоков, увеличение количества информационных источников требуют от самой информации «доступности», легкости в освоении и усвоении), императив диалогового характера поведения и «перфомансного» поведения (ожидаемые реакции адресата вписываются в парадигму поведения homo faber – «человека делающего», активно выражающего свое понимание или непонимание).

На первый план в современных гуманитарных исследованиях выходит рефлексия над когнитивной и аффективной сферами психической Злотникова Т. С. Человек – хронотоп – культура. – Ярославль, 2003. – С. 145.

Степанов В.Н. Этика массовой коммуникации // Средства массовой информации в современном мире. Петербургские чтения. – СПб., 2006. – С. 290–296.

Прагматика спонтанной телевизионной речи деятельности человека в условиях массовой коммуникации и так называемой публичной сферы. Публичная сфера, по определению А.Д. Кривоносова, это «определенное пространство (место), в котором различные социальные системы, правительство, партии, профсоюзы, масс-медиа ведут общественную дискуссию и могут вступать в определенную оппозицию по отношению друг к другу»56. Она порождает сферу политики, возникла как противопоставление приватной сфере и является признаком «демократического общества, предполагающего возможность свободного обмена мнениями между его членами»57.

Анализ современного состояния публичной сферы позволяет отметить, что отличительным признаком публичной коммуникации в конце XX – начале XXI века является преобладание эмоциоцентрированной аргументации над рациональной и, как следствие этого, целеустановка на формирование мнения, а не знания: «убеждение осуществляется преимущественно не логическими способами, а эмоциональнопсихологическими, с учтом особенностей собеседника и аудитории; при этом ставится задача не столько сформировать знание, сколько сформировать мнение»58. Это с очевидной закономерностью ведет к повышенному эмоциональному «фону» текстов, обращающихся в публичной сфере, к «эмоциогенности» публичной сферы в целом и массовой коммуникации в частности59. Вследствие этого нарушается баланс между двумя видами информации – предметно-логической (интеллектуальной, дескриптивной, объективной, концептуальной, фактуальной, «не связанной с ситуацией и участниками общения»60 и прагматической (оценочной, субъективной) – в сторону последней61. В теории журналистики это явление рассматривается на материале журналистских жанров и объясняется влиянием трансформационных процессов, обусловленных «смещением доминанты в дихотомии «жанр-автор» в сторону автора»62.

В современной науке под понятием «текст» подразумевается многоаспектный феномен (вербальный и невербальный, письменный и устный), когда само понятие не замыкается в жестких рамках элеменКривоносов А.Д. PR-текст в системе публичных коммуникаций. – СПб., 2002. – С. 21.

Стернин И. А. Практическая риторика. – Воронеж, 1996. – С. 10.

Степанов В. Н. Этика массовой коммуникации // Средства массовой информации в современном мире. Петербургские чтения. – СПб., 2006. – С. 292–293.

Речевое воздействие в сфере массовой коммуникации / отв. ред. Ф.М. Березин, Е.Ф. Тарасов. – М., 1990. – С. 63.

Степанов В.Н. Провокативный дискурс массовой коммуникации : дис. … д-ра филол. наук. – СПб., 2004. – С. 4.

Жанры в журналистском творчестве / отв. ред. Б.Я. Мисонжников. – СПб., 2004. – С. 20.

Прагматика спонтанной телевизионной речи тарной схемы, не сводится лишь к акту письменной фиксации содержания, но гораздо многоаспектнее в функциональных проявлениях 63.

На результативный характер текста массовой коммуникации указывает М.Н. Володина, которая пишет, что последний «создается на основе перевода коммуникативного намерения (интенции) в коммуникативную деятельность»64. У текстов массовой коммуникации имеются разновидности, к которым относятся журналистские, рекламные и PR-тексты, обладающие общими для них обязательными критериями: доступность, конкретность, лаконизм, удобство восприятия, эстетичность и возможность для некоторых жанров PR-текста оперативного отбора актуальной информации65. Журналистский текст, по мнению А.Д. Кривоносова, базируется на фактах социальной информации, которая, в отличие от информации в PRтексте, не оптимизированная, и всегда объективно отражает социально значимое событие. Рекламный и PR-тексты, по словам того же исследователя, отличаются от журналистского прежде всего тем, что инициируются базисным субъектом PR или рекламодателем. В рекламном тексте Л.Г. Фещенко предлагает анализировать формальные признаки, к которым относит «сигнализирование о рекламном характере информации, обязательное по закону о рекламе (презентацию), один или несколько компонентов бренда и/или рекламные реквизиты»66, и семиотические признаки, а также логический, содержательный и композиционный уровень структуры.

«Язык, – пишет Е. И. Шейгал, – как абстрактная система реально существует в виде дискурса, вернее – дискурсов»67. Исследователь представляет концепцию дискурса на фоне уточненных дихотомий дискурса и текста: категория дискурса, во-первых, относится к области лингвосоциального, тогда как текст – к области лингвистического; во-вторых, дискурс и текст противопоставлены как процесс и результат; дискурс и текст противопоставлены в оппозиции актуальность виртуальность – в-третьих; в-четвертых, оппозиция «устный vs письменный»68. Более подробно автор анализирует одну из разновидностей дискурса – институциональный дискурс (и политический дискурс как его реалиМисонжников Б. Я. Феноменология текста (соотношение содержательных и формальных структур печатного издания). – СПб., 2001.

Володина М. Н. Язык СМИ – основное средство воздействия на массовое сознание // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 18.

Кривоносов А.Д. PR-текст в системе публичных коммуникаций. – СПб., 2002. – С. 63.

Фещенко Л.Г. Структура рекламного текста. – СПб., 2003. – С. 27.

Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. – М., 2004. – С. 15.

Прагматика спонтанной телевизионной речи зацию)69, «который использует определенную систему профессиональноориентированных знаков, или, другими словами, обладает собственным подъязыком (специальной лексикой), фразеологией и паремиологией»70.

На принципиально ином методологическом основании строит свое исследование дискурса массовой коммуникации автор71, он рассматривает провокативный дискурс как тип интенционального дискурса, за актом речи в котором скрываются реальные или имитируемые внутренние психологические состояния адресантов, с их помощью совершается воздействие на собеседника по следующей схеме: «в процессе речевого общения провоцирующий «показывает» с помощью принятых в данной культуре речевых форм реальное или имитируемое внутреннее психологическое состояние»72 с целью вызвать в провоцируемом аналогичное состояние. Реципиент провоцирования, как считает автор, «в условиях массовой коммуникации легче «запомнит» информацию, связанную с личностью говорящего, выражающую субъективную оценку, представляющую эмоциональное состояние, когда образ предмета речи сохраняется в памяти окрашенным эмоцией»73. Персуазивный эффект при провоцировании достигается сукцессивно, по мнению исследователя, посредством последовательной репрезентации элементарных речевых жанров с различной коммуникативной значимостью и обусловливается действием дискурсных стратегий. В качестве основных провокативных стратегий автор называет заботу и признание и рассматривает провокативные жанры с интенциональным состоянием толерантности, которые «свидетельствуют о готовности адресанта участвовать в общении, в полной мере взаимодействовать с партнром, уважая его личностные мотивы в данной интеракции и принимая его поведение как данность. Наоборот, провокативные жанры с интенциональным состоянием интолерантности демонстрируют нетерпимость говорящего по отношению к индивидуальной воле партнра по коммуникации и намерение адресанта навязать адресату Ср. исследование различных аспектов политического дискурса в следующих работах: Баранов А.Н. Политическая метафорика публицистического текста: возможности лингвистического мониторинга // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 134–140; Демьянков В.З. Интерпретация политического дискурса в СМИ // Там же. – С. 116–133; Слово в действии. Интент-анализ политического дискурса / под ред. Т.Н. Ушаковой, Н.Д. Павловой. – СПб., 2000.

Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. – М., 2004. – С. 14.

Степанов В.Н. Провокативный дискурс массовой коммуникации : дис…. д-ра филол. наук. – СПб., 2004; Степанов В.Н. Провокативный дискурс массовой коммуникации // Проблемы психологии дискурса. – М., 2005. – С. 43–61.

Степанов В.Н. Провокативный дискурс массовой коммуникации : дис…. д-ра филол.

наук… – С. 337.

Прагматика спонтанной телевизионной речи такую манеру поведения, которая способна нанести программируемый ущерб той или иной сфере личности адресата»74.

«Тексты средств массовой информации, – пишет О.В. Александрова, – представляют собой именно дискурс, они всегда динамичны и современны, они воспринимаются участниками коммуникации в контексте происходящих событий»75. В языке средств массовой информации некоторые исследователи предлагают выделять устный и письменный дискурсы.

Первый «допускает большую лексическую и грамматическую вариативность»76, значительную роль в нем играет просодия, а в письменном дискурсе – пунктуация.

В контексте категориальной трихотомии языка, предложенной В.В. Виноградовым77 и ставшей общим местом в стилистике, в том числе массовой коммуникации78, А.А. Липгарт рассматривает публицистический и художественно-беллетристический функциональный стили, которые реализуют функции общения и воздействия и различаются, с одной стороны в понятийном плане, а с другой – в языковом. Признаком функции сообщения в публицистическом стиле являются термины79.

О.Н. Григорьева предлагает рассматривать публицистический стиль в качестве речевой деятельности в области политики во всем многообразии ее значений80. В качестве лингвистических признаков публицистического стиля лингвист рассматривает публицистическую метафору, которая, во-первых, «возникает на фоне штампов и стандартных речевых блоков», а во-вторых, «постоянно обновляется»81. Основой для создания метафоры автор предлагает считать темы болезни, еды, войны, апокалипСтепанов В.Н. Провокативный дискурс массовой коммуникации : дис…. д-ра филол.

наук… – С. 187.

Александрова О.В. Язык средств массовой информации как часть коллективного пространства общества // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 96.

Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. – М., 1963. – С. 6.

Розенталь Д.Э. Язык рекламных текстов / Д.Э. Розенталь, Н.Н. Кохтев. – М., 1981;

Солганик Г.Я. О языке и стиле газеты // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 261–268.

Липгарт А.А. К проблеме языковедческого описания публицистического функционального стиля // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 161–166.

Григорьева О.Н. Публицистический стиль в системе функциональных разновидностей языка // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 170.

Прагматика спонтанной телевизионной речи сиса, секса, криминала82. Языковая картина современной публицистики отличается тем, что, по мнению автора, «сближение с разговорной речью, просторечием, жаргоном соединяется с увлечением книжной и даже церковнославянской лексикой», поток заимствований-американизмов «начал приобретать разумные очертания», а «центральное место в публицистическом стиле занимает социально-оценочная лексика»83.

«Одним из самых «открытых» в системе функциональных стилей русского языка» считает публицистический стиль Н.И. Клушина, поскольку «он открыт для элементов функционально-делового и научного стилей, в нем находят выражение разговорные способы выражения и нередко используются художественные средства». «В зависимости от преобладания либо экспрессии, либо стандарта, – продолжает автор, – в текстах массовой информации и можно выделить информационный и публицистический подстили»84. Публицистический подстиль, по мнению Н.И. Клушиной, обслуживает политико-идеологические, общественноэкономические и культурные отношения, он имеет «характерный словарь, соотносимый с базовыми темами в СМИ», «в нем формируются основные идеологемы, которые тиражируются СМИ и затем «оседают» в массовом сознании». Среди других признаков публицистического подстиля исследователь называет оценочность публицистической речи, которая зависит от шкалы ценностей автора или издания; специфический образ автора, который создает определенную информационную атмосферу;

установку средств массовой информации на творчество, что «достигается средствами языковой игры, созданием вертикального контекста с помощью цитат и всепроникающей иронией»85.

Подробное описание информационного подстиля языка массовой коммуникации содержится в статье Т.С. Дроняевой, где автор предложила рассматривать в качестве основной цели данного подстиля следующую:

«проинформировать читателей о социально значимых событиях, случаях, происшествиях, фактах, а также об объективных свойствах»86. Языковой сущностью информационного подстиля, по мнению лингвиста, выступает информирующая речь, которая представляет собой «сообщение о явлениях Григорьева О.Н. Публицистический стиль в системе функциональных разновидностей языка // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 177.

Клушина Н. И. Общие особенности публицистического стиля // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 269.

Дроняева Т.С. Информационный подстиль // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 290.

Прагматика спонтанной телевизионной речи действительности, их существовании или свойствах, отвлеченное от непосредственного наблюдения, чувственного опыта, а поданное как результат осмысления говорящим этой действительности»87. Исследователь считает, что информационный подстиль в языке современной газеты осуществляется в виде констатации социально значимых фактов, информативного описания социально значимых сущностей и информативного повествования о социально значимом событии.

Универсальные и специфические характеристики Интернета как формы коммуникации рассматривает в одноименной статье Т.В. Юдина.

Интернет, по ее мнению, является феноменом особой, медийной, культуры. «Одной из системных особенностей Интернета, – пишет Т.В. Юдина, – является нелинейная организация информации». В результате, как считает автор, «Интернет-коммуникация представляет собой многомерное пространство»88, которое обладает новыми измерениями: Интернет-страницы, электронные письма, чаты, форумы. К очевидным особенностям Интернет-текста исследователь относит возможность существования в «непринтной» форме, возможность общения в реальном времени, монтажность. Интернет усиливает фактор анонимности общения, но при этом, как подчеркивает Т. В. Юдина, «оказывает значительное влияние на сферу научного знания», в результате которого научный обмен и научные контакты становятся более интенсивными и целенаправленными89.

Общение в условиях массовой коммуникации, как утверждают современные исследователи, носит персуазивный характер 90. Адресант Дроняева Т.С. Информационный подстиль // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 291.

Юдина Т. В. Универсальные и специфические характеристики Интернета как формы коммуникации // Там же. – С. Там же. – С. 405–406.

См.: Володина М.Н. Язык СМИ – основное средство воздействия на массовое сознание // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 9–31;

Желтухина М.Р. Тропологическая суггестивность масс-медиального дискурса: о проблеме речевого воздействия в языке СМИ. – М., Волгоград, 2003; Леонтьев А.А. Психолингвистические особенности языка СМИ // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 66–87; Леонтьев А.А. Психология воздействия в массовой коммуникации // Язык средств массовой информации. – М., 2004. – С. 97–107; Леонтьев А.А. Психология общения. – М., 1997; Петренко В.Ф. Психосемантика массовых коммуникаций // Язык средств массовой информации. – М., 2004. – С. 108–125; Речевое воздействие в сфере массовой коммуникации / отв. ред. Ф.М. Березин, Е.Ф. Тарасов. – М., 1990; Скрытое эмоциональное содержание текстов СМИ и методы его объективной диагностики / под ред. А.А. Леонтьева, Д.А. Леонтьева. – М., 2004; Слово в действии.

Интент-анализ политического дискурса / под ред. Т.Н. Ушаковой, Н.Д. Павловой. – СПб., 2000; Felser G. Werbe- und Konsumenpsychologie. – Heidelberg, Berlin: Spektrum, Akad. Verl.;

Stuttgart: Schaeffer-Poeschel, 2001.

Прагматика спонтанной телевизионной речи вынужден заботиться не только о содержании речи, но и о том, как сделать речь понятной для слушающего, как «донести» речь до сознания слушающего91. Отечественный лингвист Т.В. Шмелва определяет это как коммуникативные обязательства говорящего: «Говорящий, беря на себя права автора, одновременно берт и обязательства выражать отношения, вопервых, к собственной речевой деятельности, во-вторых, к описываемым событиям в плане их соотнеснности с ситуацией общения, в-третьих, к содержанию высказывания и, в-четвртых, к адресату»92. В учебном пособии автора – «Речевое воздействие в рекламе»93 – представлены экстралингвистические и лингвистические характеристики основных способов речевого воздействия – убеждения (аргументации), внушения (суггестии) и заражения (провоцирования).

Речь в условиях массовой коммуникации как речь выразительная опирается на эффект «посвящения», «погружения» слушающего в коммуникативно-речевые тактику и стратегию говорящего, что автор охарактеризовал как генетически присущий публичному общению риторический прим приглашения собеседника к сотрудничеству, т.е. совместной деятельности по достижению согласия в процессе вербальной коммуникации и психологической интеракции94.

В качестве особенности языка СМИ Ю.Д. Артамонова и В.Г. Кузнецов указывают на часто наблюдаемое «перетряхивание клише, не связанных между собой, что ведет к дисперсии смысла и к отсутствию единой логики». «В силу этого, – продолжают свою мысль лингвисты, – используемые в языке СМИ слова не образуют ни смыслового поля, ни относительно единства или хотя бы непротиворечивости многочисленных информационных сообщений, поэтому концептуальное осмысление и обобщение не являются необходимостью»95. Теоретик массовой коммуникации И.П. Яковлев приводит в своей книге «Современные теории массовых коммуникаций» объяснение этого явления с точки зрения теории анархической свободы и постмодернизма, последователи которой считают, что мир является «миром хаоса, лишенным причинно-следственных связей и ценностных ориентиров и предстающим сознанию в виде Степанов В.Н. Провокативный дискурс массовой коммуникации : дис. … д-ра филол. наук. – СПб., 2004. – С. 194.

Шмелва Т.В. Субъективные аспекты русского высказывания : дис. … д-ра филол.

наук. – М., 1995. – С. 13.

Степанов В.Н. Речевое воздействие в рекламе. – Ярославль, 2004.

Степанов В.Н. Прагматические способы номинации речевой интенции говорящего (на материале спонтанной публичной речи) : дис. … канд. филол. наук.. – Ярославль, 1998. – С. 10.

Артамонова Ю.Д. Герменевтический аспект языка СМИ / Ю.Д. Артамонова, В.Г. Кузнецов // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М., 2003. – С. 45.

Прагматика спонтанной телевизионной речи иерархически неупорядоченных фрагментов». По мнению И.П. Яковлева, «человек живет не в реальном мире, а в мире «видимости», образов, имиджей, создаваемых средствами массовой коммуникации»96.

Наличие в тезаурусе говорящих устоявшихся речевых формул, клише речевого поведения, составляющих закономерный итог во многом стереотипизированной речевой практики человека в языковом коллективе, не влияют, как считает автор, на степень спонтанности речи в условиях массовой коммуникации. Спонтанным в этом случае, по мнению исследователя, является использование того или иного клише, той или иной речевой и коммуникативной конструкции в качестве непосредственной реакции на воспринятый стимул97. Автор анализирует паузационное членение речи на синтагмы, что «представляет собой процесс последовательного эксплицирования содержащихся в сознании говорящего ситуаций-референтов». Лингвист характеризует изначальную семиотическую природу этих ситуаций на довербальном уровне: наглядные образы, «которые получают в процессе материализации в речи вид событийкадров» интенционально-эмоционального или ментального содержания»98. Из множества минимальных образов-кадров (синтагм) строится, по мнению исследователя, речевое целое – дискурс.

Коммуникативное намерение, или интенция, как показывают современные лингвистические и психологические исследования 99, является проявлением глубинной направленности сознания человека (интенциональности) на познание внешнего мира, его предметы и явления и носит комплексный характер. Как показали наблюдения А.В. Месечко и автора этой работы100, в речи могут реализовываться два уровня провокативных коммуникативных стратегий. Во-первых, провокативная стратегия, определяющая речевое поведение говорящего на протяжении всего общения (макростратегия). Стратегия второго уровня, как считают лингвисты, направлена на решение конкретной коммуникативной задачи в рамках отдельного диалога (микростратегия).

Яковлев И.П. Современные теории массовых коммуникаций. – СПб., 2004. – С. 69.

Степанов В.Н. Провокативный дискурс массовой коммуникации : дис. … д-ра филол. наук. – СПб., 2004. – С. 197.

См.: Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. – Омск, 1999; Петренко В.Ф. Психосемантика массовых коммуникаций // Язык средств массовой информации. – М., 2004. – С. 108–125.; Слово в действии. Интент-анализ политического дискурса / под ред. Т.Н. Ушаковой, Н.Д. Павловой. – СПб., 2000.

Месечко А.В. Коммуникативная провокационная стратегия обличения в публичной речи / А.В. Месечко, В.Н. Степанов // Мир русского слова. – СПб., 2002. – Вып. 5. – С.81–85.

Прагматика спонтанной телевизионной речи Провокативный характер может носить вс речевое общение в рамках одной телевизионной программы. Это убедительно продемонстрировала в свом диссертационном исследовании Л.В. Ухова101, которая изучала речевые средства реализации авторского намерения в жанре телеинтервью на материале программ К. Прошутинской «Мужчина и женщина» и А. Караулова «Момент истины».

Журналисты К. Прошутинская и А. Караулов являются, по мнению Л.В. Уховой, носителями определнного типа речевой культуры, который, в свою очередь, определяет их индивидуальное речевое поведение и всю языковую и психологическую среду их программ, провоцируя соответствующее речевое поведение собеседников. Как справедливо отмечает исследователь, коммуникативно-речевая стратегия интервьюеров различна: К. Прошутинская пытается создать для собеседников наиболее комфортные условия для общения, вынуждая их тем самым быть максимально откровенными; А. Караулов же, напротив, стремится поставить собеседника в ситуацию неопределнности, когда е участникам неизвестны стереотипные способы реагирования на ситуацию и когда в результате они максимально проявляют свои скрытые черты, не свойственные их социальной роли. Авторская позиция находит символическое отображение в речи журналистов и их собеседников, в частности в употребляемой ими лексике: в своей речи К. Прошутинская в основном использует нейтральную и книжную лексику, а А. Караулов, напротив, стилистически маркированную – разговорную и жаргонно-просторечную.

Л.В. Ухова подчркивает, что речевое поведение ведущего провоцирует аналогичное речевое поведение партнра по общению.

Стратегии провоцирования в телевизионном общении носят комплексный характер и включают, как правило, несколько иллокутивных актов, обнаруживая тем самым комплексную речевую природу и наличие динамической структуры, лежащей в основе речевого целого 102. Один из речевых актов определяет иллокутивную силу всего жанра и выступает как его иллокутивная доминанта. Как показывает специальный анализ прагматического контекста, проведенный лингвистами, иллокутивная сила речевой стратегии провоцирования взаимодействует и контаминирует с иллокутивной модальностью конкретного речевого акта и накладывается Ухова Л.В. Речевые средства реализации авторского намерения в жанре телеинтервью (на материале программ К. Прошутинской «Мужчина и женщина» и А. Караулова «Момент истины») : автореф. дис. … канд. филол. наук. – Ярославль, 2001.

Месечко А.В. Коммуникативная провокационная стратегия обличения в публичной речи / А.В. Месечко, В.Н. Степанов // Мир русского слова. – СПб., 2002. – Вып. 5. – С.81–85.

Прагматика спонтанной телевизионной речи на не. Основную часть речевых стратегий, используемых при провоцировании, составляют стратегии с комиссивной и вердиктивной модальностями. Для оформления иллокутивной модальности конкретной провокативной стратегии часто используется экспозитивная (иллюстрирующая) модальность речевого акта-доминанты в составе данного жанрового континуума. В отношения конкурирования могут вступать иллокутивные модальности речевых актов и иллокутивная модальность отдельно взятого речевого акта – с иллокутивной модальностью всего провокативного дискурса; тем самым могут быть отмечены векторы определения прагматической валентности речевого акта: один вектор направлен вовне и учитывает фактор вербального контекста – иллокутивный макроконтекст, а другой вектор направлен внутрь, на семантику, и учитывает фактор интерференции иллокутивной семантики отдельно взятого речевого акта и перлокутивной семантики целого жанра.

В заключение обзора подведем основные итоги рассмотрения представленных концепций:

1. Учет понятия информации создало необходимые предпосылки для лингвистического анализа комплексных явлений, рассматриваемых на стыке различных отраслей научного знания (филологии, философии, психологии, психолингвистики, культурологи и пр.): общественное и массовое сознание, социальная и массовая информация, массовая культура, массовая коммуникация.

2. Целесообразно различать следующие аспекты массовой коммуникации:

а) массовая коммуникация имеет ряд разновидностей, или коммуникативных форм, к которым относятся, в частности, журналистика, реклама и PR;

б) структура адресанта и адресата массовой коммуникации имеет комплексный характер и включает, помимо реальных людей (слушателей, читателей, зрителей) с учетом их социальной организации, определенного рода репрезентации в сознании коммуникантов («идеальный адресат», «имплицированный адресат», «целевая аудитория»), которые учитываются при создании и восприятии сообщений;

в) в практике массовой коммуникации утверждаются этические установки, психологические ожидания и стереотипы, которые определяют поведение человека в современных для него общественных условиях;

г) сферу массовой коммуникации характеризует эффект эмоциогенности, в соответствии с которым тексты массовой коммуникации обладают повышенным эмоциональным «фоном», их задача – формирование мнения, а не знания;

д) тексты массовой коммуникации имеют поликодовый характер и удовлетворяют обязательным для них общим критериям: общезначимость, Прагматика спонтанной телевизионной речи общедоступность, конкретность, лаконизм, удобство восприятия, эстетичность, оперативность отбора информации.

3. Анализ дискурса массовой коммуникации позволяет выделять институциональный (политический, рекламный, журналистский и т.д.) и интенциональный (персуазивный, провокативный, суггестивный), устный и письменный типы дискурса.

4. Функционально-стилевой анализ текстов массовой коммуникации указывает на существование стилевых разновидностей публицистического стиля, к которым можно отнести публицистический и информативный подстили, обладающие отличительными содержательными и лингвистическими характеристиками.

5. Персуазивный характер массовой коммуникации обусловливает эффективность особых коммуникативных стратегий и используемых в них языковых средств, которые позволяют воздействовать на сознание адресата и провоцировать в нем программируемое психологическое состояние, при этом иллокутивная характеристика отдельного речевого акта определяется иллокутивной силой более широкого вербального и коммуникативного контекста.

3. Экстралингвистические характеристики Спонтанное телевизионное общение носит персуазивный103 (от англ.

persuade – убеждать) характер (ср. «персуазивный эффект»104), и говорящий вынужден заботиться не только о содержании речи, но и о том, как сделать речь понятной для слушающего, как «донести» речь до сознания слушающего. Т.В. Шмелва определяет это как коммуникативные обязательства говорящего: «Говорящий, беря на себя права автора, одновременно берт и обязательства выражать отношения, вопервых, к собственной речевой деятельности, во-вторых, к описываемым Т.В. Шмелва определяет персуазивность как одну из категорий квалификативного аспекта модуса высказывания, что в принципе не противоречит нашему пониманию этого явления, т.к. модусный характер персуазивности лишь акцентирует е субъективную природу, а значит публицистичность и даже риторичность высказывания с целью воздействия на собеседника, в данном случае в плане риторического прима «вовлечения» собеседника на правах полноправного участника в процесс порождения речевого высказывания в данный момент и в данном месте. Персуазивность, по словам Т.В. Шмелвой, «квалифицирует информацию в плане уверенности/неуверенности автора в е достоверности» (Шмелва Т.В. Субъективные аспекты русского высказывания : дис. … д-ра филол. наук. – М., 1995. – С. 28).

Лазуткина Е.М. Культура речи среди других лингвистических дисциплин // Культура русской речи и эффективность общения. – М., 1996. – С. 103.

Прагматика спонтанной телевизионной речи событиям в плане их соотнеснности с ситуацией общения, в-третьих, к содержанию высказывания и, в-четвртых, к адресату»105. Телевизионная речь как речь выразительная подразумевает эффект «посвящения», «погружения» слушающего в речевую тактику и стратегию говорящего, что можно характеризовать как генетически присущий публичному общению риторический прим приглашения собеседника к сотрудничеству, т.е.

совместной деятельности по достижению согласия общающихся в процессе вербальной коммуникации и психологической интеракции.

В основе человеческого общения лежит «взаимная нуждаемость» коммуникантов, что позволяет охарактеризовать роль слушающего как равнозначную роли говорящего. По-видимому, именно об этом писал М.М. Бахтин: «Текст не вещь, и поэтому второе сознание, сознание воспринимающего, никак нельзя элиминировать или нейтрализовать»107.

Революционное по своей сути представление об изоморфности процессов порождения и понимания текста, которые происходят одновременно в сознании говорящего и в сознании понимающего, принадлежит А.А. Потебне: «В понимающем происходит нечто по процессу, т.е. по ходу, а не по результату, сходное с тем, что происходит в самом говорящем. […] Говорить значит не передавать свою мысль другому, а только возбуждать в другом его собственные мысли»108. В другой своей работе А.А. Потебня высказал утверждение, что «речь нераздельна с пониманием […]»109.

Тезис об изоморфности процессов порождения и понимания речи в сознании говорящего и в сознании понимающего в ХХ веке был уточнн, и учные стали понимать сознание говорящего расширительно – как вмещающее одновременно и порождение, и понимание речи. Вот как это представляет А.Л. Блинов: «[…] рациональность говорящего представляет собой, в некотором смысле, более сложный феномен, чем рациональность слушающего: первая отчасти состоит в том, чтобы принять в расчт вторую»110.

Шмелва Т.В. Субъективные аспекты русского высказывания : дис. … д-ра филол. наук. – М., 1995. – С. 13.

Ср.: Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. – М., 1987. – С. 214.

Бахтин М.М. Проблема текста // Бахтин М.М. Собрание сочинений : в 7-ми тт.

Т. 5: Работы 40-х – начала 60-х годов. – М., 1996. – С. 310.

Потебня А.А. Из лекций по теории словесности. – Харьков, 1930. – С. 108, (цит. по: Почепцов Г.Г. История русской семиотики до и после 1917 года. – М., 1998. – С. 19).

Потебня А.А. Мысль и язык // А.А. Потебня. Слово и миф. – М., 1989. – С. 156.;

Ср.: Лазуткина Е.М. Культура речи среди других лингвистических дисциплин // Культура русской речи и эффективность общения. – М., 1996. – С. 76.

Блинов А.Л. Общение. Звуки. Смысл: Об одной проблеме аналитической философии языка. – М., 1996. – С. 110; Ср.: Франк Д. Семь грехов прагматики: тезис о теории речевых актов, анализе речевого общения, лингвистике и риторике // Новое в зарубежной лингвистике. – Вып. 17. – М., 1986. – С. 371.

Прагматика спонтанной телевизионной речи Принимая во внимание изоморфизм процессов порождения и понимания речи в сознании говорящего и в сознании слушающего, а также сложный психологический феномен «рациональности говорящего», можно согласиться с наблюдениями А.А. Тертычного над спецификой текста в публичном общении: «[…] структура текста как средства общения с аудиторией должна детерминироваться структурой коммуникативных ожиданий аудитории». Информация в телевизионной речи излагается таким образом, чтобы дать «потребителю е понять и почувствовать, что он, мыслящий, действующий субъект общения, оказывает определнное давление на […] выбор, построение, способ изложения и т.д.»111. А.Г. Баранов назвал это явление когниотипичностью текста112.

Сознание говорящего, как мы видим, ориентировано на слушающего, воспринимает последнего как полноправного субъекта общения и носит изначально риторический, публицистический характер.

Спонтанная телевизионная речь (СТР) совершается на заданную интервьюером тему и лишена периода тщательной подготовки. Порождение речевого высказывания в данный момент речи обусловливает равнозначность сообщаемой мысли и мысли говорящего по поводу сообщаемой мысли, делает их одинаково важными как для говорящего, так и для слушающего. Более того, как показывает наше исследование, говорящий при порождении речевого высказывания, как правило, пытается предугадать, смоделировать процесс понимания данного высказывания слушающим и строить свою речь в соответствии с представлением об этом процессе, что имеет целью помочь, подсказать слушающему способы оптимального осмысления сказанного. Поэтому самого говорящего можно считать первым, идеальным, слушателем порождаемого высказывания.

«Говорящий, – пишет Т.Г. Винокур, – есть всегда первый примный пункт собственных коммуникативных усилий»113.

Говорящими – адресантами СТР – в нашем материале являются люди, отвечающие определнному социальному цензу, предъявляемому к участникам телепередач, которые носят общественно значимый характер.

В частности, среди выступающих можно увидеть в первую очередь людей, которые профессионально занимаются речевой деятельностью: актры, преподаватели, общественные деятели, учные. Словом, интервьюируемые – это люди, которые имеют, как правило, высшее образование, что придат Тертычный А.А. Аналитическая журналистика: познавательно-психологический подход. – М., 1998. – С. 187.

Ср.: Баранов А.Г. Когниотипичность текста (к проблеме уровней абстракции текстовой деятельности) // Жанры речи. – Саратов, 1997. – С. 4–12.

Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения. – М., 1993. – С. 92.

Прагматика спонтанной телевизионной речи нашему исследованию особую значимость, поскольку позволяет увидеть, насколько эффективно используют люди с высшим образованием полученные навыки владения литературной речью.

Наблюдения над спонтанной публичной речью, таким образом, имеют значимость прежде всего с точки зрения исследований в области пропедевтики речи: чтобы обучить правильно и адекватно вербально реагировать на возникающие и не имеющие периода предварительного обдумывания речевые ситуации, необходимо исследовать структурносемантические особенности неподготовленной устной речи, и в частности, е коммуникативной единицы.

В логическом строении коммуникативной единицы Шарль Балли предлагал разделять мысль сообщаемую – то, что имеется в виду, или повод (диктум) – и мысль говорящего по поводу мысли сообщаемой – основное содержание, или тему (модус)114.

В качестве конкретных проявлений модуса (то, что Т.В. Шмелва называет «метааспектами модуса»115) мы выделяем момент целеполагания (коммуникативное намерение, или цель, и мотив), модальность и иллокутивную силу.

Нам представляется логичным начинать отслеживание этапов проявления модуса с коммуникативного намерения, поскольку именно коммуникативное намерение говорящего имеет интенциональное содержание предупредить собеседника о характере происходящего речевого действия, сообщить о прагматической значимости последнего в условиях спонтанного общения. Стремление говорящего и слушающего следовать принципу кооперации, сотрудничества, в условиях неподготовленного общения, понимание ими важности знаковой координации взаимных речевых усилий для достижения успеха составляет содержание «коллективной веры» (термин А.Л. Блинова116) коммуникантов в то, что «акт речевого общения есть необходимое единичное событие универсальнознаковой координации деятельностей отдельных людей»117, а коммуникативная речевая единица речи как знаковая модель является программой координации (сопряжения) деятельностей коммуникантов.

Отвлечмся от психологических и феноменологических особенностей языковой личности адресанта и рассмотрим некоторые особенности Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. – М., 1955. – С. 62.

Шмелва Т.В. Субъективные аспекты русского высказывания : дис. … д-ра филол.

наук. – М., 1995. – С. 11.

Блинов А.Л. Общение. Звуки. Смысл: Об одной проблеме аналитической философии языка. – М., 1996.

Сидоров Е.В. Траектория лингвопрагматики: от эгоцентризма к принципу совокупной бинарности // Лингвистика на исходе ХХ века: Итоги и перспективы. – М., 1995. – С. 471.

Прагматика спонтанной телевизионной речи языковой личности адресата СТР. Необходимо отметить, что в реальной ситуации имеется как минимум два адресата: один, непосредственный, находится в студии – это сам интервьюер, а другой – вся массовая телевизионная или радио аудитория. В научной литературе это явление известно как «двойной адресат»118. Если мы учтм то, что говорили о сложном психологическом феномене «рациональности говорящего», то адресатов спонтанной публичной речи становится три: реальный «двойной адресат» и адресат идеальный – сам говорящий.

Рассмотрим теперь экстралингвистические параметры собственно спонтанной публичной речи, которая выполняет функцию вербализации речевой интенции адресанта, его мысли и понимания коммуникативных ожиданий адресата, а также одновременно является источником коммуникативно-речевого смысла для адресата и самого говорящего как идеального адресата.

Коммуникативная функция языка традиционно считается его главнейшей функцией: «В то же время язык является основным средством человеческого общения (коммуникативная функция), средством передачи информации от говорящего к слушающему (адресату). В силу этого базовые свойства языка естественным образом согласованы с потребностями и условиями протекания коммуникативной деятельности человека […]»119.

Обратимся к научной литературе и увидим, что «речь представляет собой применение языка, использование языковой системы для целей общения, поэтому речь может быть определена как функционирование языка»120.

Тезис о разделении языка и речи пришл из XIX века. Впервые об отличии языка (la langue) и речи (la parole) в конце XIX века заговорил выдающийся швейцарский лингвист Фердинанд де Соссюр (1857–1913).

Для Соссюра «язык – это готовый продукт, пассивно регистрируемый говорящим», тогда как «речь есть индивидуальный акт воли и разума»121.

Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения. – М., 1993. – С. 114.

Кибрик А.Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания (универсальное, типовое и специфическое в языке). – М., 1992. – С. 10.; Ср.: Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В.Н.Ярцева. – М., 1990. – С. 564.

Баранникова Л.И. Основные сведения о языке. – М., 1982. – С. 56.

Соссюр Ф. Курс общей лингвистики // Соссюр Ф. Труды по языкознанию. – М., 1977. – С. 52. Некоторые соображения о речевом общении в имплицитной форме появляются уже у В.Гумбольдта при противопоставлении языка как Ergon и языка как Energeia: «Язык есть не продукт деятельности (Ergon), а деятельность (Energeia)» (См.:

Гумбольдт В. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества // Гумбольдт В., фон. Избранные труды по языкознанию. – М., 1984. – С. 70). «После Гумбольдта практически все крупные языковеды признавали важность различения energeia и ergon, а после Соссюра – речи и языка» (См.: Бюлер К.

Теория языка. Репрезентативная функция языка. – М., 1993. – С. 50).

Прагматика спонтанной телевизионной речи В современной лингвистике для демонстрации различий между языком и речью используют последовательность пар антиномичных противопоставлений (дихотомий), первый член каждой пары характеризует язык, а второй – речь: общее – частное, абстрактное – конкретное, сущность – явление, форма – субстанция, психическое – физическое, потенция – акт е выявления, конструкт – наблюдаемый объект, система – текст, инвариант – вариант, постоянное – изменяющееся, целое – частное, социальное – индивидуальное, система – е реализация, код – сообщение и т.д.122. Именно в этом контексте и мы различаем язык как систему, научную абстракцию, и речь как функционирование языка, как конкретную в данной ситуации общения реализацию абстракции языка.

По мнению О.А. Лаптевой, «диада «язык – речь» представляет собой нерасторжимое единство, в котором оба члена так тесно переплетены, что каждый из них может быть в одном отношении собой, а в другом – своим коррелятом»123.

Изучение разговорной речи как особой системы началось во второй половине ХХ века. Интерес лингвистов к проблеме разговорной речи возник после дискуссии по вопросам стилистики, возникшей в 1954– годах на страницах журнала «Вопросы языкознания». Разговорная речь рассматривалась в качестве одного из функциональных стилей русского литературного языка.

Исследование разговорной речи в е естественном функционировании, т.е. по магнитным записям разговоров, позволило некоторым учным подойти к ней как к особой системе, рассматриваемой вне сопоставления с другими видами речи. Такой подход характерен для авторов монографии «Русская разговорная речь», вышедшей под редакцией Е.А. Земской в году: «[…] разговорная речь представляет собой особую систему, имеющую специфический набор единиц и специфические законы их функционирования»124. Далее авторы доказывают, что «совпадающие по форме единицы кодифицированного (т.е. строго нормированного литературного языка) и разговорного языка не являются функционально тождественными и играют различную роль в соответствующих системах»125.

Разговорная речь используется в тех случаях, когда существует неподготовленность, непринужднность речевого акта и непосредственное участие говорящих в речевом акте126. Непосредственность общения исключает Звегинцев В.А. Предложение и его отношение к языку и речи. – М., 1976. – С. 10.

Лаптева О.А. Устная речь в свете теории литературного языка // Филологический сборник. – М., 1995. – С. 289.

Русская разговорная речь. – М., 1973. – С. 23.

Прагматика спонтанной телевизионной речи письменную форму речи, а непринужднность типична лишь для неофициального общения, поэтому разговорная речь, по мнению авторов монографии, – это устная неофициальная речь.

Филологи до сих пор решают вопрос о том, какой именно фактор разговорной речи является определяющим, дискутируют о границах разговорной речи. Как мы уже показали, для авторов монографии «Русская разговорная речь» таким фактором является неофициальность.

О.Б. Сиротинина в качестве таковых определяет факторы персональности и ситуативности общения, т.е. общение «родственников, друзей, близких знакомых» в таких условиях, когда «разговаривающие не только слышат, но и видят друг друга»127.

О.А. Лаптева и Б.М. Гаспаров определяют в качестве наиболее ярко характеризующего разговорную речь фактора е устность и на этом основании отказывают разговорной речи в статусе функционального стиля русского языка128. При этом, если, по мнению авторов монографии о русской разговорной речи, последняя оказывается противопоставленной всему остальному (кодифицированному) языку, то, согласно концепции О.А. Лаптевой, противопоставлены лишь маргинальные члены оппозиции по признаку устности/письменности – письменная специальная речь и устная разговорная речь, а остальные разновидности речи являются промежуточными129.

У разговорной речи много общего с нелитературной речью (диалектной речью, различными жаргонами, просторечием), поскольку их объединяет устная форма, неподготовленность, неофициальность и непосредственность общения. На том основании, что диалекты, жаргоны и просторечие находятся за пределами литературного языка, а разговорная речь – нет, О.Б. Сиротинина причисляет разговорную речь к функциональным разновидностям литературного языка и считает е не кодифицированной, но нормированной разновидностью литературного языка 130.

О.А. Лаптева также считает, что устная речь не может быть кодифицированной принципиально, и выделяет единую устную разновидность литературного языка, называя е устной литературно-разговорной речью:

«[…] разговорная речь входит в состав литературного языка не сама по себе, а вместе с более общим образованием, которое можно назвать устной литературной речью»131.

Сиротинина О.Б. Что и зачем нужно знать учителю о русской разговорной речи. – М., 1996. – С. 47.

Лаптева О.А. Устная речь в свете теории литературного языка // Филологический сборник. – М.,1995. – С. 285–286.

Сиротинина О.Б. Что и зачем нужно знать учителю… – С. 48.

Лаптева О.А. Устная речь в свете теории литературного языка... – С. 286; Ср.:

Современная русская устная научная речь. – Т. I. – Красноярск, 1985. – С. 43.

Прагматика спонтанной телевизионной речи Сложная системно-структурная организация литературного языка порождает определнные затруднения в терминологически точном определении сущностной характеристики явления «функциональный стиль», поэтому не о стилях языка, а о языковом континууме говорит В. Барнет133;

о коммуникативных регистрах говорит Г.А. Золотова134; о типах речевой культуры говорит О.Б. Сиротинина135.

Как считает О.А. Лаптева, «устная литературная речь существует в непубличных (разговорная речь) и публичных сферах общения носителей литературного языка»136. К настоящему времени публичные сферы обследованы мало и выделяются по разным основаниям, например, по теме – устная научная речь137 – или по способу представления – телевизионная речь138.

На современной стадии изучения устной литературно-разговорной речи можно считать установленным по крайней мере следующее:

а) в устно-разговорной речи сложилась система дифференциальных черт, отличающих е от речи, существующей в письменной форме;

б) в книжно-письменной речи сложилась система дифференциальных черт, отличающих е от речи, существующей в устной форме;

в) полное несовпадение членов этих двух систем позволяет считать их маргинальными участками единой системы устройства литературного языка как совокупности ряда разновидностей;

г) сами эти разновидности, кроме маргинальных членов системы, гипотетичны как феномены структуры литературного языка;

д) маргинальные члены могут быть названы как реально существующие феномены – это разговорная и специальная речь, и они – во всм антиподы, кроме принципиальной возможности и необходимости использования в их составе общелитературных языковых средств;

е) промежуточными членами системы литературного языка, расположенными на границе устно-разговорного и книжно-письменного типов, являются художественно-изобразительная и устная публичная речь, которые также можно считать реально существующими феноменами;

ж) другие реальные феномены, функционирующие в пределах названных феноменов – членов системы литературного языка (а именно:

Ср.: Лаптева О.А. Устная речь в свете теории литературного языка... – С. 285.

Барнет В. Проблемы изучения жанров устной научной речи // Современная русская устная научная речь. – Т. I. – Красноярск, 1985. – С.80–133.

Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. – М., 1982. – С. 341;

Золотова Г.А. О новой русской грамматике // Филологический сборник. – М., 1995. – С. 171.

Сиротинина О.Б. Устная речь и типы речевых культур // Русистика сегодня. – 1995. – № 4. – С. 3–21.

Лаптева О.А. Устная речь в свете теории литературного языка… – С. 286.

Современная русская устная научная речь. – Т. I. – Красноярск, 1985.

Лаптева О.А. Живая русская речь с телеэкрана (разговорный пласт телевизионной речи в нормативном аспекте). – Сегед, 1990.

Прагматика спонтанной телевизионной речи речь публицистическая и деловая в пределах книжно-письменного типа) – речь устная научная, производственная, радио- и телевизионная в пределах устно-разговорного типа нельзя считать членами системы литературного языка, так как они не обладают достаточным числом собственных характеристик, чтобы входить в оппозиции;

з) эти феномены при дальнейшем изучении реального состава их языковых средств могут оказаться принадлежащими названным четырм феноменам – членам системы или даже совпадающими с ними в свом реальном составе139.

Представленный спектральный анализ устной литературной речи позволяет вновь обратиться к дихотомии язык – речь и заметить, что оба члена дихотомии тесно переплетены, взаимосвязаны, чем и обеспечивается языковое развитие: «Язык в речи, речь в языке. Язык – манифестация речи, речь – поставщик будущих членов языковой системы»140.

В качестве рабочего определения СТР как функциональной разновидности устной литературно-разговорной речи мы будем использовать определение, данное Г.А. Орловым: «[…] это иерархическая структура, в центре которой находятся языковые средства, тяготеющие к литературной норме, а ближе к периферии – те, что находятся при синхронном рассмотрении в переходной зоне между нормативными единицами и просторечием, сленгом и прочими внелитературными образованиями»141.

Типичная коммуникативно-речевая ситуация спонтанного публичного (телевизионного) общения, таким образом, имеет следующие экстралингвистические компоненты:

1) адресант, который одновременно является идеальным адресатом, первым принимает и интерпретирует собственное коммуникативноречевое действие – речевое высказывание; в сознании адресанта-говорящего процессы порождения и понимания речи протекают одновременно;