«В. А. Киктенко ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ДЖОЗЕФА НИДЭМА: КИТАЙСКАЯ НАУКА И ЦИВИЛИЗАЦИЯ (ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ ТЕОРЕТИчЕСКИх ПОДхОДОВ) Под общей редакцией академика В. С. Мясникова Москва 2009 УДК 14:930:94 (510) ББК ...»

Главными положениями гипотезы Дж. Нидэма являются утверждение непрерывности мирового научно-технического прогресса с частой ретрансляцией научных знаний и технических достижений между разными культурными регионами, что должно было подтверждаться результатами всеобъемлющего изучения истории развития науки в древнем и императорском Китае. При этом логично предположить, что последнее утверждение касается только ретроспективного целостного восприятия современного состояния науки и противоречиво с точки зрения дискретного и темпорального анализа. Натан Сивин, ученик Нидэма, так пишет об этом:

“В ходе расширения и углубления нашего целостного понимания традиционной китайской культуры, фактически каждый параграф, написанный Нидэмом, был создан для того, чтобы быть мировой историей с целью убеждать его читателей в более гуманном восприятии будущего”140.

Таким образом, в работах Дж. Нидэма была осуществлена постановка проблем исследования истории науки и цивилизации Китая в контексте сравнительной и мировой истории. Сама история науки больше не должна была пониматься как прерывистый ряд отдельных событий, а научные достижения необходимо исследовать в национальной культуре, которая формируется историческими обстоятельствами – географическим, моральным и политическим факторами. Особое влияние Нидэма состоит в развитии сравнительной истории науки и техники, целью которого является реконструкция истории науки как универсального феномена на основе развития национальных форм древней и средневековой науки.

В современных гуманитарных исследованиях компаративный анализ является обязательной методологической составляющей, хотя европоцентристский подход также остается достаточно влиятельным. Многие исследователи на его основе и сегодня продолжают утверждать, что древневосточная философия в целом и древнекитайская философия в частности оказались бесперспективными в формировании научных знаний.

В дальнейшем наибольшее внимание Нидэм уделит технологическому аспекту развития науки в древнем и императорском Китае (так, например, только один из двадцати пяти томов “Науки и цивилизации в Китае” посвящен истории научной мысли, хотя в остальных томах также можно встретить размышления о теоретических основах тех или иных открытий). В этом наблюдается определенный дисбаланс при определении науки, прежде Chinese Science: Explorations of an Ancient Tradition. – Cambridge: MIT Press, 1973. – P. xxxi всего, как возможности создания тех или иных конечных практически применимых для нужд человека продуктов. Справедливым следует считать утверждение, что наука – прежде всего, теоретическое и систематическое знание, абстрактные системы (модели) мысли и объяснений, которые, все более усложняясь, определяют мироустройство, то есть она как раз является противопоставлением episteme и techne. Объяснение этому можно найти в том, что китайцы, действительно, привнесли много технологических изобретений в мировую цивилизацию, однако, в основных научных областях, сформировавших ядро современной науки – а именно, астрономии, физике, оптике и математике, по утверждению одного из ведущих современных историков и социологов науки Тоби Хаффа, очевидно, что китайская наука приблизительно с XI столетия начала отставать не только от западной науки, но и от арабской141.

Джейкоб Броновски в работе “Восхождение человека”142 ввел термин хранитель целостности для описания роли интеллектуалов в научной цивилизации (scientific civilization). Броновски утверждал, что накануне XVI столетия таким хранителем целостности был Эразм Роттердамский.

Стремление Дж. Нидэма соединить различные и противоречивые культуры, идеологии, взгляды также позволяет нам считать его хранителем целостности в современном мире, в котором различные мировоззренческие установки по-прежнему создают непримиримость между людьми.

При этом данная задача столь сложна, что позволила, например, Мэнселу Дэвису утверждать, что Джозеф Нидэм является более значительной фигурой для европейской культуры, чем Эразм Роттердамский, так как он установил связь между Китаем и Западом, соединил различия во взглядах, более сильные, чем расхождения между католиками и протестантами143.

Кроме того, это стремление Нидэма к универсальности выразилось в попытке преодолеть такие противоречия, как Восток против Запада, наука против религии, христианство против марксизма-социализма и сформулировать вопрос о необходимости создания целостного взгляда на Вселенную (unified view of the universe).

Хотя результаты исследований Дж. Нидэма были восприняты, но многие ученые рассматривали заимствования европейской наукой достижений восточноазиатской культуры только с целью поиска путей осуществления модернизации стран данного региона во второй половине ХХ века, что значительно понижало уровень научных исследований.

Стратегия оценки Дж. Нидэмом древнекитайской науки в соответствии Huff, Toby E. The Rise of Early Modern Science. Islam, China, and the West. – Cambridge: Cambridge University Press, 1993. – P. 239.

Bronowski J. The Ascent of Man. – Little Brown & Co (T), 1974. – 448 p.

Needham J., Davies M. A Selection from the Writings of Joseph Needham. – Mcfarland & Co Inc Pub, 1994. – 487 p.

78 Философская интерпретация научного мировоззрения Дж. Нидэма с современными европейскими критериями, как это ни парадоксально, поощряла большинство его последователей во всем мире, включая Китай, принимать перспективу модернизации некритически. Такое положение вещей, а также страсть Нидэма к сравнительному аспекту исследований значительно уменьшили ценность его работы. Можно в целом согласиться с оценкой Н. Сивиным этого компаративного подхода:

“Очевидно, что компаративные исследования привлекли внимание ко множеству параллелей между цивилизациями и к регулярным контактам между их техническими традициями. Но раскрыло ли это новые возможности мысли и практики человека? Привело ли к существенному пониманию мировой науки? Помогло ли нам более глубоко понять японскую медицину, греческую эпистемологию и индийскую математику? Определенное число фактов и дат накопилось, но выводы, сделанные во многих сравнительных работах, редко затрагивают наше собственное понимание”144.

По мнению Н. Сивина, в настоящее время компаративные исследования сохраняют оптимизм, хотя разочарования преобладают над надеждой.

Сравнительный анализ вещей, понятий, ценностей, механизмов и социальных групп осуществляется на контекстном уровне. Сивин в отличие от большинства историков науки считает, что при компаративном анализе различных научных и философских традиций необходимо сравнивать не идеи, понятия, концепты и явления, а процессы, которые привели к развитию той или иной деятельности человека. Такой подход, в частности, снимает известный вопрос – было ли социальное изменение причиной научных изменений или философия изменила политику145.

Главным результатом компаративных исследований Дж. Нидэма, наиболее полно выраженных в проекте “Наука и цивилизация в Китае”, стало улучшение взаимопонимания между различными культурами и интеграция незападных традиций и достижений в мировую историю науки.

Дж. Нидэм показал, что раннюю фазу передачи западной науки, которую многие западные ученые понимают как образец для реакции Китая на более общие аспекты западной культуры, необходимо рассматривать в терминах взаимодействия двух культур, а не наложения одной на другую.

Таким образом, в целом компаративный анализ предполагает сравнение культурных традиций Китая и Запада, которые развились в относительной изоляции друг от друга. При этом определяется несколько главных Sivin N. Comparing Greek and Chinese Philosophy and Science // Medicine, Philosophy and Religion in Ancient China. – Variorum, 1995. – Ch. I // School of Arts and Sciences. – http://ccat.sas.upenn.edu/~nsivin/comp.html. – 12.07.2003.

Философские и научные аспекты социальной эпистемологии проблем соизмеримости философских и научных традиций: 1) методологическая соизмеримость – сравнение между интеллектуальными традициями Китая и Запада, их понятийными аппаратами и фундаментальными концептами; 2) метафизическая и эпистемологическая соизмеримость – сравнение традиционных концепций мира в Китае и на Западе; 3) этическая соизмеримость – сравнение традиций Китая и Запада, насколько они подобны и отличны в данном аспекте. Осуществление компаративного анализа чрезвычайно осложняется большим диапазоном текстов в их интеллектуальном и историческом контексте, однако упрощение данной проблемы приводит к недопустимым искажениям и вульгаризации или ассимилированию одной традиции другой.

2. Новый гуманизм Дж. Нидэма в концепции истории научной мысли Во второй половине XIX – начале ХХ столетия, начиная с работ Ф. Ницше, гуманистические ценности подвергаются сильной критике. Социальноэкономический и политический кризис, связанный с Первой мировой войной, еще более усилил антигуманистические тенденции. Гуманизм обвиняется в обесценивании духовной и религиозной жизни человека, лишенного своих традиционных культурных истоков. Происходит переосмысление идей классического гуманизма. Ж.-П. Сартр выдвинул тезис о том, что экзистенциализм – это гуманизм, духовная программа, которая видит в конкретном человеке самоценную сущность в неповторимости его личного существования. М. Хайдеггер критиковал гуманизм за его акцент на субъективном, волевом аспекте человеческой личности и настаивал на необходимости “внимать бытию”. После периода критики со второй половины XX столетия начинаются интенсивные поиски формулировки положений нового гуманизма (движение “Новый век”, “интегральный гуманизм” Ж. Маритена, философско-религиозные концепции К. Барта и П. Тиллиха).

Новый гуманизм, в отличие от классического гуманизма, не стал единой и четко сформулированной идеологией эпохи. И сегодня звучат громкие заявления некоторых философов, ученых и политических деятелей о необходимости утверждения нового гуманизма как основополагающего мировоззрения человечества, однако в современном многообразном мире это выглядит довольно утопично. Тем не менее, идеи нового гуманизма оказали значительное влияние на развитие гуманитарной науки в ХХ веке, что в частности проявилось в формировании методологии истории науки.

Джозеф Нидэм в исследованиях истории научной мысли древнего и императорского Китая развивает положения нового гуманизма, основанного Дж. Сартоном, согласно которому история науки должна рассматриваться и освещаться не изолированно, а в тесной связи с историей культуры, политической и интеллектуальной жизнью общества, взятого 80 Философская интерпретация научного мировоззрения Дж. Нидэма во всемирно-историческом контексте (культурно-исторический подход).

Иными словами, единство природы было отражено в единстве науки (синтетическая история науки), и последнее подтверждало единство человечества, поэтому каждая нация или цивилизация будут иметь свой собственный вклад в общий прогресс человечества. Джозеф Нидэм, опираясь на положения нового гуманизма, утверждал, что в исследованиях природных явлений все люди потенциально равны и экуменизм современной науки воплощает универсальный язык, на котором могут говорить все.

А достижения древней и средневековой науки, имевшей очевидные этнические черты, но также исследовавшей природу, должны быть включены в экуменическую натурфилософию146. Нидэм вслед за Уильямом Хьюэлом (1794–1866), одним из пионеров истории науки, применяет гидрологическую метафору для моделирования развития научной мысли:

“Какую метафору мы можем использовать, чтобы описать путь, которым средневековые науки Запада и Востока были включены в современной науку? Наиболее подходящим изображением для этого, что наиболее естественно являются [...] реки и моря [...] и действительно можно хорошо рассмотреть древний поток науки в различных цивилизациях, подобный рекам, впадающим в океан современной науки. Современная наука действительно составлена из вкладов всех народов Старого Света (курсив мой.

– В. К.), и каждый вклад был непрерывен от греческой и римской старины, или от арабского мира, или от культур Китая и Индии”147.

Однако при этом наука как способ познания природы не может иметь локализованный этнический и культурный центр. Для Нидэма современная наука сложена из достижений всех народов мира148, но наряду с этим он отвергает абсолютизацию понятия этнонауки (ethnoscience) для утверждения достижений таких незападных культур, как древний Египет, Индия и Китай. По оценке Элзинга, это второе положение было направлено против отрицания универсальной ценности научно полученных данных, независимых от географических и культурных меридианов149. Нидэм в Needham J. The Roles of Europe and China in the Revolution of Oecumenical Science // Journal of Asian History. – 1967. – Vol. 1. – №1. – P. 3–32.

Needham J. The Roles of Europe and China in the Evolution of Oecumenical Science // Needham J. Clerks and Craftsmen in China and the West: Lectures and Addresses on the History of Science and Technology. – Cambridge: Cambridge University Press, 1970. – Р. 397.

Elzinga A. Revisiting the “Needham Paradox” – the Multifaceted Nature of Needham’s Question // Situating the History of Science: Dialogues with Joseph Needham / S. Irfan Habib and Druva Raina (eds). – New Delhi & London: Oxford University Press, 1999. – P. 102.

определении науки отходит от любого рода этноцентризма, утверждая только внутренние критерии научности:

“Должна быть предотвращена опасность впадения в другую крайность и отрицания фундаментальной непрерывности и универсальности всей науки. Это может привести к возрождению концепции естественных наук Шпенглера – различного рода смерти (или еще хуже, жизни) неевропейских цивилизаций как целиком отдельных, несмешивающихся образцов мысли, как отличных произведений искусства, как непримиримых и несвязанных представлений о природе. Такие представления могут быть использованы как предлог для создания какой-нибудь исторической расистской доктрины развития науки в предсовременный период и у неевропейских культур, полностью обусловленных этнически и четко ограниченных их собственной сферой, не являющихся частью прогрессивного развития человечества. Кроме того, это оставило бы некоторое место для тех действий и противодействий, с которыми мы постоянно сталкиваемся, укоренившихся влияний одной цивилизации на другую”150.

Обращаясь к участникам XV Международного конгресса по истории науки, проходившего в Эдинбурге в августе 1977 года, Дж. Нидэм говорил, что “мы никогда не должны отрицать фундаментальную непрерывность и универсальность всей науки”151. Другими словами, различные части научных знаний были сформированы в различных культурных контекстах, но необходимо понять что это представляет собой общее целое.

Поэтому целью истории науки является реконструкция этого единства в мировом масштабе с учетом достижений разных культур. Нидэм понимал, что объект реконструкции динамичен во времени, но он предполагал решать эту проблему путем инкорпорирования неевропейских культур, считая, что “комплекс знаний традиционной китайской науки может играть более важную роль в конечном счете для всей науки, чем можно было бы предполагать, так как сегодня наука не является всем тем, чем она когда-нибудь может быть”152. Незадолго до того, как Дж. Нидэм начал проект по изучению науки и цивилизации в Китае, была предпринята попытка создания универсального подхода к науке. Отто Нейгебауэр в своем исследовании “Точные науки в античности” (1952)153 давал широкое Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 5, Chemistry and Chemical Technology. Part 2, Spagyrical Discovery and Invention: Magisteries of Gold and Immortality. – Cambridge: Cambridge University Press, 1974. – P. xxii.

Needham J. Address to the Opening Session of the XV International Congress of the History of Science, Edinburgh, 11 August 1977 // British Journal History of Science. – 1978. – №11. – P. 111.

Neugebauer O. The Exact Sciences in Antiquity. – Princeton: Princeton University Press, 1952. – ix +191 p.

82 Философская интерпретация научного мировоззрения Дж. Нидэма представление всего развития науки в Средиземноморском культурном ареале. Но Нидэм не только сделал возможным сводное представление о китайской науке как о целом, но и об общем (цельном и целевом) развитии научных знаний.

Взгляды Дж. Нидэма на современную науку и современных ученых в значительной мере основаны на истории физики и философской реконструкции истории, которая еще не была во власти логического позитивизма. Нидэм считает, что “одна из самых больших потребностей современного мира – это рост и широкое распространение истинной исторической перспективы, поскольку без этого целые народы могут составить чрезвычайно неправильные мнения друг о друге. Так как наука и ее применение доминирует в существующем мире, так как люди каждой расы и культуры столь горды человеческим пониманием и контролем над ним, то жизненно важным становится необходимость понимания того, как эта современная наука возникла. Было ли это достижением европейского гения или все цивилизации внесли свой вклад в ее общее развитие. Определение верной исторической перспективы – одна из наиболее насущных потребностей нашего времени”154.

В отличие от гипотезы Эйнштейна-Прайса о немотивированном и случайном возникновении науки в результате соединения формальной логики и геометрии греков с идеей планируемого эксперимента в Европе времен Ренессанса, Реформации и развивающегося капитализма, Дж. Нидэм рассматривает науку как инородное, чисто европейское включение в другие цивилизации. Общим для двух гипотез является признание эксперимента неотъемлемой принадлежностью современной науки, отличающей ее от протонауки древних. Дж. Нидэм во всех своих произведениях определяет рождение современной науки как новую философию или экспериментальную философию155. Нидэм допускает наличие связи между античной, средневековой и новой философией в процессе развития научных знаний и появления феномена современной науки, но при этом он пренебрегает предшествовавшими интеллектуальными, философскими и метафизическими концепциями европейской мысли, делая акцент на исследовании экспериментальных элементов новой философии.

Исследовательская программа Дж. Нидэма нашла свое главное отражение Needham J. Historian of Science as Ecumenical Man: A Meditation in the Shingon Temple of Kongosamai-inon Koyasan // Chinese Science: Exploration of an Ancient Tradition. – Cambridge, Mass., 1973. – P. 1.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 3. Mathematics and the Sciences of the Heavens and the Earth. – Cambridge: Cambridge University Press, 1959. – P. 156; Needham J. The Evolution of Oecumenical Science: The Roles of Europe and China // Interdisciplinary Science Reviews. – 1976. – № 3. – P. 202.

в формулировке проблемы научной революции в соотношении ВостокЗапад, приоритетов китайской науки в период античности и средневековья и отставания в новое и новейшее время, что в науке получило название вопрос Нидэма.

Изучение отставания в развитии науки и цивилизации в Китае было начато европейцами еще в XVII столетии, когда прибывшие в Китай иезуиты впервые указали на это явление. Иезуиты сформировали основы синологии, так как им принадлежат первые исследования по истории, географии, политической системе, обычаям Китая, в которых есть упоминания и о науке и о ремеслах. Французский иезуит Доминикус Парренин впервые четко сформулировал вопрос об отсталости Китая, назвав две причины:

1) отсутствие конкуренции среди ученых и 2) вознаграждения ученых за их достижения со стороны государства156. После работ иезуитов в XVII–XVIII веках в Европе возникает массовое увлечение Китаем, что вызывает внимание к китайской науке таких выдающихся европейских философов и ученых, как английский химик Роберт Бойль, немецкий философ Готфрид Лейбниц, французский астроном Джованни Кассини, французский философ Вольтер, французский экономист Франсуа Кенэ, английский философ Дейвид Юм, французские философы Дени Дидро и Монтескье.

Лейбниц иначе, чем иезуиты, объясняет причины отсталости Китая.

В Предисловии к “Novissima Sinica”157 (1697он писал, что хотя китайцы и развили на протяжении тысячи лет собственные учения и особо успешно их применяли к практическим потребностям, но их понимание человеческого разума и искусства доказательства являются крайне несовершенными. Он утверждал, что основная причина этого состоит в том, что китайцы недостаточно понимают полученные европейцами результаты в математике, тогда как в Китае математика не была философской проблемой, а имела сугубо практическое применение у ремесленников. В отличие от Лейбница, который видел причину отсталости Китая в неразвитости науки, Дейвид Юм считал, что это связано с изолированностью Китая. Он полагал, что только многообразие социальных форм и их взаимодействие в области торговли и культуры дают рост и развитие. Китай, по его мнению, находился в одном и том же состоянии, что привело к его отсталости на протяжении последних нескольких столетий. Хотя для французских философов-просветителей в их социально-политических и этических моделях китайская цивилизация Lettres difiantes de la Chine par des missionaires (1702–1776) / L. Vissiere ed.

– Paris, 1979. – 502 p.

Leibniz G. W. Novissima Sinica historiam nostri ternporis illustratura, in quibus de christianismo publica nunc plurmuin auctoritate propagate missa in Europam relatio exhibetur. – Utrecht, 1698.

84 Философская интерпретация научного мировоззрения Дж. Нидэма являлась идеальной моделью государственного устройства, тем не менее, в их работах также содержались указания на неразвитость науки в Китае.

Так, Дидро проанализировал причины “отсутствия европейского гения” в Китае и утверждал, что это связано с восточным духом, для которого характерны леность, стремление к легкости жизни, обеспокоенность непосредственными интересами и отсутствие храбрости для критики традиционного здравого смысла. Хотя эти суждения поверхностны и далеки от анализа Лейбница и Юма, но все же они касались некоторых особенностей социальной системы и научных исследований в древнем и императорском Китае. Затем в XIX ст. некоторые европейские мыслители и ученые пытались найти соответствующие объяснения.

Китай – это страна с богатой историографической традицией, берущей свое начало с “Исторических записок” (, “Ши цзи”) Сыма Цяня (около 145 или 135 – около 86 гг. до н. э.), в которых содержатся данные по музыковедению и метрологии (, люй), разработке календарей (, ли), астрономии и астрологии (, тяньгуань), гидрографии и охране водных ресурсов, что может быть соотнесено с современным понятием наука и техника. На протяжении всей истории древнего и императорского Китая в официальных хрониках фиксировались “научно-технические” достижения, однако только в начале ХХ ст. некоторые китайские ученые обращают внимание на историю науки, и по сравнению с западной наукой эти исследования на начальном этапе носили преимущественно любительский характер. Под влиянием европейской философской и научной мысли в начале ХХ ст., период кульминации развития Нового культурного движения, проблема отсталости Китая была в числе наиболее обсуждаемых тем среди китайских ученых.

В 1915 году Жень Хунцзюань (1886–1961), один из предшественников современной китайской науки, основатель Китайского научного общества () и журнала “Наука” (), публикует в первом номере этого журнала статью “О причинах, почему в Китае нет науки”158. В этой работе Жень Хунцзюань утверждал, что главная причина отсталости была в том, что китайцы не использовали в анализе метод индукции. Далее многие китайские ученые присоединились к обсуждению данной проблемы и выдвинули различные варианты ее решения. Так, в 1920 году философ, ученый, литератор и государственный деятель Лян Цичао (1873–1929) в работе “Изучение династии Цин”159 заявлял, что филологические методы периода династии Цин (1644–1911) были “научными”, а низкий уровень развития естественных наук в основном связан с традиционной этикой, которая влияла на характер развития научных знаний. В [Жень Хунцзюань]. [О причинах, почему в Китае нет науки] // [Наука]. – 1915. – Vol. 1. – №1.

[Лян Цичао]. [Изучение династии Цин]. – 1921.

году в работе “История китайских учений трех последних столетий” Лян Цичао отмечал, что императорская экзаменационная система крайне негативно повлияла на развитие науки в Китае. В это же время философ и историк философии Фэн Юлань в англоязычной работе “Почему в Китае не было науки – объяснение истории и результатов китайской философии”161 утверждал, что, начиная с династии Хань (206 г. до н. э.

– 220 г. н. э.) китайцы утратили идеал завоевания природы и полностью отошли от внешнего мира. На протяжении 1930–1940-х годов в Китае происходит институализация современной науки, что в целом стимулировало рост интереса к различным проблемам изучения науки в историческом и современном контексте и к вопросу отсталости Китая в частности.

В сборнике статей “Современный Китай и наука” (1944) две статьи посвящены исследованию причин того, почему современная наука не возникла в Китае. Это работы Сюй Мо “Китай и современная наука”162 и Чжу Кэчжэня163 “О причинах, почему экспериментальная наука не возникла в Китае”164. Позже, в 1945 году, Чжу Кэчжэнь опубликовал новое исследование этой темы в статье “Почему естествознание не развивалось в Древнем Китае?”165, где он приходит к выводу, что структура сельскохозяйственного общества и феодальные отношения препятствовали появлению современной науки в Китае. Интересно отметить, что в “Научной газете” ( ) была опубликована статья “Почему естествознание не развивалось в Китае?”, которая, по сути, представляла собой перевод из книги немецкого марксистского философа и историка Карла Виттфогеля “Экономика и общество Китая”166. Таким образом, в исследованиях отсталости Китая китайскими учеными в 1920-е годы доминировали идеологические [Лян Цичао]. [История доктрин Китая за последние триста лет]. – 1923.

Fung Yu-Lan. Why China Did Not Have Science – an Explanation of the History and Consequences of Chinese Philosophy // The International Journal of Ethics. – 1922.

– Vol. 32. – №2. – P. 239–263.

[Сюй Мо]. [Китай и современная наука] // [Современный Китай и наука] / Ред. Линь Ин () и др. – [Шанхай] : Яньсин Прес, 1944. – С. 53–59.

Один из близких друзей Дж. Нидэма.

[Чжу Кэчжэнь]. [О причинах, почему экспериментальная наука не возникла в Китае] // [Современный Китай и наука] / [Ред. Линь Ин и др.]. – [Шанхай] : Яньсин Прес, 1944.

– С. 59–68.

[Чжу Кэчжэнь]. [Почему естествознание не возникло в Древнем Китае] // [Наука]. – 1945. – Vol. 28. – №3.

– C. 137–141.

Wittfogel К. А. Wirtschaft und Gesellschaft Chinas; Erster Teil; Produktivkrfte, Produktions und Zirkulationsprozess. – Leipzig: Hibschfeld, 1931. – 767 p.

86 Философская интерпретация научного мировоззрения Дж. Нидэма (политика и философия), а в 1940-е годы – социально-экономические и географические факторы. В это время были написаны работы по истории науки в древнем и императорском Китае – общие исследования Чжан Иньлиня, Чжан Синланя, Лю Чаояня, а также работы в области археологии Дун Цзобиня, Го Можо; математики – Ли Яня, Цянь Баоцуня, Янь Дуньцзе; астрономии – Чжу Вэньсиня, Гао Пинцзы, Чжан Юйчжэ; физики – Е Цисунь, Цянь Линьчжао; химии – Ван Циня, Чжан Цзыгао, Юань Ханьчиня, Ли Цяопиня, Дин Сюйсяня; науки о земле – Ван Юня, Чжан Хунчжао, Чжу Кэчжэня; биологии – Ся Вэйиня; техники – Мао Ишэня, Ван Чжэньдо, Лю Сяньчжоу; архитектуры – Лян Сычэня, Лю Дуньчжэня;

гидротехники – Чжэн Чжаоцзиня; медицины – Ли Тао, Чень Бансяня167.

Дж. Нидэм осуществляет поиск общей проблемы, которая будет в дальнейшем реализована в проекте “Наука и цивилизация в Китае”. После возвращения в Кембридж в 1948 г. Джозеф Нидэм намеревается написать книгу – исследование истории науки Китая от ее возникновения вплоть до 1600 г., когда, по мнению ученого, начался синтез китайской и европейской науки. На начальном этапе это нашло выражение в таких его работах: “Китайская наука” (1945)168, “Размышления о Китае” (1946)169, “Наука и общество в античном Китае” (1947)170, “Вклад Китая в науку и технологии” (1948)171, “Баллада о Мэнцзян, плачущей на Великой Китайской стене” (1948)172, “Общественные законы и законы природы в Китае и на Западе” (1951)173, “Представления о развитии в древнем и средневековом Китае” (1952)174. Методологической основой исследований истории науки Дж. Нидэма является христианская историография и европейская историческая наука, однако эта методология направлена на Восток в поисках нового мышления как попытки преодоления кризиса западной капиталистической цивилизации, обострившегося в 1930-е годы. Исследования восточных цивилизаций становятся для Нидэма ретроспективным способом анализа закономерностей развития западной цивилизации и создания собственной теории социологии. В исследовании “Наука и цивилизация Liu Dun. A Brief Introduction to the Studies on History of Science in the People’s Republic of China // The Institute for the History of Natural Science, Chinese Academy of Sciences. – http://www.ihns.ac.cn/members/liu/doc/chinese.htm. – 19.05.2007.

Needham J. Chinese Science. – London: Pilot Press Ltd., 1945. – 71, [9] p.

Needham J. Some Thoughts About China. – London: The China Society, 1946. – 4 p.

Needham J. Science and Society in Ancient China. – London: Watts, 1947. – 20 p.

Needham J. The Chinese Contribution to Science and Technology. – 1948.

Needham J., Liao Hung-Ying (tr.). The Ballad of Meng Chiang Nu weeping at the Great Wall // S. – 1948. – I. – 194.

Needham J. Human Law and the Laws of Nature in China and the West. – London:

Oxford University Press, 1951. – 44 p.

Needham J., Leslie D. Ancient and Medieval Chinese Thought on Evolution. – 1952.

в Китае”175 сделана попытка преодоления этого кризиса не политической и экономической плоскости, а путем синтеза этического аспекта религии и коммунизма с наукой. Нидэм предполагал, что компаративная парадигма исследований, сравнительная перспектива, диалог с другой культурой, позволят определить антиномию современной западной культуры и найти способ ее преодоления.

Дж. Нидэм работает над теоретическими и практическими проблемами истории и философии науки, что нашло отражение в целом ряде публикаций: “Теоретическая наука и идея святости” (1942)176, “Наука и социальные изменения” (1946)177, “Единство науки (важный вклад Азии)” (1947)178, “История на нашей стороне: вклад в политическую религию и научную веру” (1946)179, “История науки и техники в Индии и Юго-Восточной Азии (обзор симпозиума и замечания относительно датировки)” (1951)180, “Общество и наука на Востоке и на Западе” (1964)181, “Время и восточный человек” (1965)182, “Диалог Востока и Запада” (1969)183, “Великое титрование (наука и общество на Востоке и Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. 26 vols. – Cambridge:

Cambridge University Press, 1954–2007.

Needham J. Pure Science and the Idea of the Holy. Address. – 1941. [Переиздано в сборнике работ Дж. Нидэма: Needham J. Time, the refreshing river (Essays and addresses, 1932–1942). – London: Alien & Unwin, 1942].

Needham J. Science and Social Change // SS. – 1946. – 10. – 225.

Needham J. The Unity of Science (Asia’s Indispensable Contribution). – 1947.

Needham J. History is On Our Side: A Contribution to Political Religion and Scientific Faith. – London: Alien & Unwin, 1946. – 226 p.

Needham J. The History of Science and Technology in India and South-east Asia (Review of Symposium and Note on Dating) // N. – 1951. – 168, 64, 1048.

Нидам Дж. Общество и наука на Востоке и на Западе // Наука о науке.

(Сборник статей) / Перевод с английского. – М.: Прогресс, 1966. – 149–177. – Это единственная работа Дж. Нидэма, переведенная на русский язык в СССР при его жизни. Много позже, в 2003 году на русском языке в России были изданы небольшие фрагменты проекта “Наука и цивилизация в Китае”: Нидэм Дж.

Геомантия (фэншуй) // Классический фэншуй: Введение в китайскую геомантию / Сост., вст. ст., пер., примеч. и указ. М. Е. Ермакова. – СПб.: “Азбука– классика”, “Петербургское Востоковедение”, 2003. – C. 179–194; Нидэм Дж.

Фундаментальные основы традиционной китайской науки // Классический фэншуй: Введение в китайскую геомантию / Сост., вст. ст., пер., примеч. и указ.

М. Е. Ермакова. – СПб.: “Азбука–классика”, “Петербургское Востоковедение”, 2003. – C. 195–265.

Needham J. Time and Eastern Man. The Henry Myers Lectures. – London: Royal Anthropological Institute of Great Britain & Ireland, 1965. – 52 p.

Needham J. The Dialogue of East and West. – George AIlen & Unwin Ltd, 1969.

– 40 p.

88 Философская интерпретация научного мировоззрения Дж. Нидэма Западе)” (1969)184, “Единство науки на Востоке и Западе” (1971)185, “Порох и четвертая власть”186 (1985). Следует отметить сборник статей “Великое титрование (наука и общество на Востоке и Западе)”, в котором представлены доказательства Дж. Нидэмом приоритета социально-экономических факторов (экстернализм) в объяснении достижений традиционной китайской науки. Особенно важны “Наука и общество на Востоке и Западе” и обзор нециклических концепций времени “Время и восточный человек”188. Это издание позволяет исследовать трансформацию взглядов Дж. Нидэма, так как в сборнике собраны статьи, изданные с 1944 года.

Также Дж. Нидэм обращается к философским, гносеологическим, этическим и религиозным проблемам, что нашло отражение в лекциях и публикациях “Человек и его положение” (1970)189, “Формы понимания (образец натурфилософии; эссе, написанные между 1927–1974 гг.)” (1975)190, “К новой мистике: Тейяр де Шарден и восточные религии” (в соавторстве с Урсулой Кинг) (1980)191.

Региональные исследования истории и философии науки Дж. Нидэмом были сосредоточены на китайской культуре. Однако, в некоторых публикациях ученый выходит за эти пределы. Это касается работы “Зал Небесных записей: корейские астрономические инструменты и часы, 1380–1780” (1986)192. Между XIV и XVIII веками, в период правления династии Ли в Корее был создан ряд превосходных астрономических инструментов, карт звездного неба и часов. Данное издание является результатом тесного сотрудничества четырех выдающихся историков азиатской науки – Дж. Нидэма, Лу Гуйчжэнь, Дж. Комбриджа и Дж. Мэйджора, целью исследования которых стало определение исторического контекста, цели, характера и специфики работы этих ранних научных инструментов.

Needham J. The Grand Titration: Science and Society in East and West. – London:

Allen&Unwin, 1969. – 350 p.

Needham J. The Unity of Science in East and West. – 1971.

Needham J. Gunpowder as the Fourth Power, East and West: First East Asian History of Science Foundation lecture, presented at the University of Hong Kong, October 1983. – Hong Kong: Hong Kong University Press, 1985. – 70 p.

Needham J. The Grand Titration: Science and Society in East and West. – London:

Allen&Unwin, 1969. – P. 190-217.

Joseph Needham’s ‘Man and his Situation’, a lecture given to the Divinity Faculty, University of Cambridge, October 1970 (Paper).

Needham J. Moulds of Understanding: A Pattern of Natural Philosophy / Edited and introduced by Gary Werskey. – London: Allen & Unwin, 1976. – 3–320 p.

Needham J., King U. Towards a New Mysticism: Teilhard de Chardin and Eastern Religions. – London, 1980. – 318 p.

Needham J., Lu Gwei-Djen, Combridge J., Major J. The Hall of Heavenly Records: Korean Astronomical Instruments and Clocks, 1380-1780. – Cambridge:

Cambridge University Press, 1986. – 201 p.

В 1969 году Джозеф Нидэм дал формулировку проблемы научной революции, которая стала классической и позже получила название вопроса Нидэма. “Почему современная наука, математизация гипотез о природе, со всеми ее значениями для передовой технологии, берут начало своего головокружительного развития только на Западе во времена Галилео?”, “Почему современная наука не развилась в китайской цивилизации...?” Он добавляет второй вопрос, который делает основной вопрос более интересным: “почему между первым столетием до нашей эры и пятнадцатым столетием нашей эры, китайская цивилизация была намного более развитой, чем западная, в применении человеческих знаний о природе к практическим человеческим потребностям?”. Понятно, что практически невозможно объяснить, почему что-либо не произошло в прошлом, однако, такая постановка вопроса создает бльшую смысловую напряженность для решения задачи. В некоторой степени вопрос Нидэма связан с вопросом М. Вебера о том, почему в Китае не возник эндогенный промышленный капитализм, но их концептуальные структуры различны.

Формирование и развитие основных положений вопроса Нидэма можно проследить по ряду работ ученого, что впервые было сделано в исследовании американского социолога Сола Рестиво “Джозеф Нидэм и компаративная социология китайской и современной науки: критическая перспектива”193: 1) “Почему наука Китая должна была оставаться, вообще говоря, на уровне непрерывно эмпирическом, и ограничиваться теориями примитивного или средневекового типа?”194; 2) “Как... случилось, что китайцы превзошли во многих важных научно-технических открытиях представителей знаменитого “греческого чуда”, шли в ногу с арабами (имевшими в своем распоряжении все сокровища древнего Западного мира), и что в период между третьим и тринадцатыми столетиями уровень научного знания в Китае был недостижим на Западе?”195; 3) “Как могло произойти, что слабость Китая в теории и геометрической систематизации не помешала появлению технических открытий и изобретений зачастую намного ранее... современной Европы, особенно до пятнадцатого столетия?”196; 4) “Какие факторы являлись препятствующими в китайской цивилизации и помешали развитию современной науки в Азии, аналогично тому, что имело место в Европе, начиная с шестнадцатого Restivo, Sal P. Joseph Needham and the Comparative Sociology of Chinese and Modern Science. A Critical Perspective // Research in Sociology of Knowledge, Sciences, and Art. – 1979. – №2. – Р. 25-51.

Needham J. (et al). Science and Civilization in China. Volume 1. Introductory Orientations. – Cambridge: Cambridge University Press, 1954. – P. 3.

90 Философская интерпретация научного мировоззрения Дж. Нидэма столетия и стало одним из основных факторов в современном мировом порядке?”197; 5) “Какие... факторы в китайском обществе способствовали применению науки в более ранние времена (эллинизм или европейское средневековое общество)?”198; 6) “...как произошло, что китайская отсталость в научной теории сосуществовала с ростом организмической философии природы, интерпретируемой во многих отличающихся формах различными школами, но близкими по существу положениями, которые современная наука была вынуждена принять после трех столетий механистического материализма?”199; 7) “Почему... современная наука, традиция, созданная Галилео, Гарвеем, Весалиусом, Геснером, Ньютоном, универсально верифицируемая и подчиняющаяся универсальным, рациональным подтверждениям – традиция, предназначенная для формирования теоретических основ объединенного мира развивающегося сообщества, возникла вокруг берегов Средиземноморья и Атлантики, а не в Китае или любой другой части Азии?”200; 8) “Была ли древняя и традиционная китайская система мысли просто суеверием или вариантом ‘примитивного мышления’ или она содержала в себе какую-то особенность и стимул развития китайской цивилизации?”201; 9) могло ли естествознание “когдалибо достичь его настоящего уровня развития, не проходя через ‘теологическую’ стадию?”202; 10) “Чем именно была математика по отношению к науке в древнем и средневековом Китае? Чем была математика по отношению к науке Европы периода Ренессанса, когда математика и наука участвовали в создании качественно нового феномена, предназначенного для преобразования мира? И почему это не произошло ни в какой другой части мира?”203; 11) “Рождение экспериментально-математического метода, который появился в почти совершенной форме у Галилея, и который привел ко всем событиям современной науки и техники, ставит перед историей науки одни из самых важных и сложных вопросов”204;

12) “Каким образом... инстинктивное экспериментирование технологов и мастеров отличались от сознательного экспериментального испытания точных гипотез, которые сформировали сущность метода Галилея?”205.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 2. History of Scientific Thought. – Cambridge: Cambridge University Press, 1956. – P. 279.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 3. Mathematics and the Sciences of the Heavens and the Earth. – Cambridge: Cambridge University Press, 1959. – P. 150.

Философские и научные аспекты социальной эпистемологии Таким образом, Китай мыслится как важный исторический контрпример в истории форм и методов познания, которые в западной культуре маркированы понятием наука, а понятие китайская наука становится одним из дискуссионных в гуманитарных исследованиях. При этом вопрос Нидэма выходит за пределы науки о Китае и является общим для историко-философских и науковедческих исследований. Вопрос Нидэма – это проблема определения истории научной мысли в соотношении между национальным и интернациональным аспектом; между историзмом и культурным релятивизмом, между эгалитаризмом и иерархией культур206.

Нахождение Нидэмом превосходства китайской науки перед научной революцией в средневековой Европе (Революция Галилея) является чрезвычайно спорным, так как Нидэм считает, что в истории нет никакого различия между наукой и техникой. Большинство историков придерживается противоположной точки зрения, полагая, что только в XIX – начале XX ст.

наука и техника стали тесно и сущностно связаны. В прошлом знание закономерностей природы находилось далеко позади развития техники, тогда как в современном мире знание принципов механики, движения, гидравлики, термодинамики, химии, генетики, микрочастиц, социального поведения человека и т. д., довольно часто является источником технологических новшеств. То есть идея состоит в том, что технология ( = практическое применение научных знаний) могла существовать только там, где было непосредственное знание научных принципов, применяемых для покорения природы. Таким образом, должна была возникнуть такая система идей, которая позволила бы уникально идентифицировать новую социальную группу практиков, которые в дальнейшем и развили эту новую философию. Даже если принять нидэмовский тезис о преимуществе китайской технологии до середины XV века, остается нераскрытым ответ на вопрос, почему более развитые китайские технологии не содействовали развитию современной науки (modern science), а, наоборот, с конца XVI века китайская традиционная наука перешла в стадию стагнации.

Дж. Нидэм в своих работах исследовал внешние и внутренние факторы, препятствовавшие развитию научных знаний в древнем и императорском Китае: структурные особенности китайского языка; географический изоляционизм Китая; потребность в крупных ирригационных сооружениях;

философию природы, времени и космоса (прежде всего, даосизм, буддизм, конфуцианство и моизм), наличие или отсутствие математических идей и символики, использование экспериментального метода, отсутствие идеи В дальнейшем вопрос Нидэма также получил и более специализированное применение. См. например, работы Дж. Фана [Fang J. The “Needham Question”:

Toward a “Sociology of Mathematics” // Philosophia Mathematica. – 1987. – s2–2.

– P. 180–210] и Дж. Линь Ифу [Lin, Justin Yifu. The Needham Puzzle, the Weber Question, and China’s Miracle: Long-term Performance since the Sung Dynasty // China Economic Journal. – Volume 1. – Issue 1. – 2008 (February). – P. 63–95].

92 Философская интерпретация научного мировоззрения Дж. Нидэма бога-творца и идеи законов природы, подавляющее господство китайской бюрократии. Эти факторы Нидэм подразделяет на способствующие (facilitating) и препятствующие (inhibiting) развитию науки, а также классифицирует их как: 1) географический, 2) гидравлический, 3) социальный, 4) экономический207. Такое доминирование социологического подхода приводит к определенной эклектичности историко-философского анализа.

Определение Нидэмом способствовавших и препятствовавших факторов базируется на концепции неизбежного прогресса человеческого общества.

Объяснение Нидэмом отставания отдельной культуры явно выражено в эмбриологических терминах, то есть он дает определение тех признаков общества ( = организма), которые благоприятны или неблагоприятны для развития. Кроме того, Нидэм нигде в своих работах не дает четкого определения данных социально-экономических факторов, что также понижает уровень исследований. Сол Рестиво в упомянутой работе составил перечень способствующих и препятствующих факторов, встречающихся в работах Дж. Нидэма208.

Факторы, способствовавшие развитию современной науки:

1) “математическое” качество китайского языка, на что обратили внимание Лейбниц и других европейские ученые восемнадцатого столетия, было фактором развития математической логики209; 2) точное табулирование в китайской лингвистике; точное табулирование было одним из корней координатной геометрии210; 3) наличие греческих, латинских и арабских корней слов в Западной Европе, добавленных к “языку, уже богатому прагерманскими сложными комбинациями согласных”211;

4) даосская оценка проблем причинности212; 5) натуралистическое движение в XII–XII столетии в Европе213; 6) евклидова геометрия, Птолемеева планетарная астрономия и магнитная наука214; 7) индийские идеи о бесконечном движении в соединении с китайскими представлениями о магнитIbid. – P. 167–168.

Restivo, Sal P. Joseph Needham and the Comparative Sociology of Chinese and Modern Science // Sociology of Knowledge, Sciences, and Art. – 1979. – №2. – P. 44–47.

Needham J. (et al). Science and Civilization in China. Volume 1. Introductory Orientations. – Cambridge: Cambridge University Press, 1954. – P. 32–33.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 2. History of Scientific Thought. – Cambridge: Cambridge University Press, 1956. – P. 51.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 3. Mathematics and the Sciences of the Heavens and the Earth. – Cambridge: Cambridge University Press, 1959. – P. 160.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 4, Physics and Physical Technology. Part 1, Physics. – Cambridge: Cambridge University Press, 1962. – Р. 334.

ной полярности “...глубоко повлияли на современную научную мысль на одной из ее ранней и определяющей стадии”215; 8) часовой механизм и часовое ремесло: “Эти мастера были для науки, так же как монтажники для промышленности плодотворным источником изобретательности и мастерства. Монтажники на всем протяжении Средневековья, и часовщики с начала четырнадцатого столетия. Они были, безусловно, одним из важных источников науки эпохи Возрождения, теоретической и прикладной, поскольку ремесленники обеспечивали возможность изготовления механизмов и инструментов, как только эти вещи были востребованы и изобретены”216; 9) монотеизм личного бога важен для формирования современной научной мысли (но это является также и фактором запрещения в более поздний исторический период)217; 10) историческое сознание христианского мира218; 11) концепция линейного времени на Западе и в Китае219; 12) христианские революционные взгляды от донатистов до гуситов220; 13) прото-научное значение даосской относительности221; 14) отрицающая власть мистики на Западе и в Китае222; 15) китайский бюрократизм и органицизм223; бюрократизм также рассматривается как тормозящий фактор; 16) греческий меркантилизм и атомизм224; 17) естественное право, универсальный закон; точная формулировка действующего права в Западной Европе225; 18) даосская мистика226; 19) уважительные, иерархические, цеховые отношения между ремесленниками в Западной Европе227;

20) неприятие даосами метафизики228; 21) утверждение даосами единства Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 5, Chemistry and Chemical Technology. Part 2, Spagyrical Discovery and Invention: Magisteries of Gold and Immortality. – Cambridge: Cambridge University Press, 1974. – P. xxiii–xxiv.

Needham J. The Grand Titration: Science and Society in East and West. – London:

Allen&Unwin, 1969. – Р. 290–291.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 2. History of Scientific Thought. – Cambridge: Cambridge University Press, 1956. – P. 82.

Needham J. The Grand Titration: Science and Society in East and West. – London:

Allen&Unwin, 1969. – P. 155.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 2. History of Scientific Thought. – Cambridge: Cambridge University Press, 1956. – P. 40.

94 Философская интерпретация научного мировоззрения Дж. Нидэма в природе229; 22) даосский эмпиризм230; 23) достижения моистов и школы имен в научной логике231; 24) эмпирический элемент в протонауке, скептицизме и критическом духе в Китае и на Западе232; 25) буддизм (например, понятие бесконечности пространства и времени, идея о множественности миров)233; также анализируются тормозящие аспекты буддизма;

26) неприятие космологических предположений в Китае234; 27) истоки идей “бесконечно малых величин”, “создания вакуума” и “интегрирования” у моистов235; 28) выдающиеся ремесленники Китая, создавшие различные машины и механизмы236; 29) протонаучное значение коллекционирования природных редкостей, странных драгоценных камней и животных в Китае237; 30) даосизм и неоконфуцианство238; 31) проведение экспериментов на животных в Китае239; 32) рационалистический скептицизм в Китае240; 33) конфуцианский подход к знанию241.

Факторы, препятствовавшие развитию современной науки: 1) недоверие даосов к разуму и логике242; 2) бедность звуков в китайском языке, что тормозило формирование научной терминологии243; 3) геокультурная Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 3. Mathematics and the Sciences of the Heavens and the Earth. – Cambridge: Cambridge University Press, 1959. – P. 142–143.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 4, Physics and Physical Technology. Part 2, Mechanical Engineering. – Cambridge: Cambridge University Press, 1965. – P. 545.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 4, Physics and Physical Technology. Part 3, Civil Engineering and Nautics. – Cambridge: Cambridge University Press, 1971. – P. 529.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 5, Chemistry and Chemical Technology. Part 2, Spagyrical Discovery and Invention: Magisteries of Gold and Immortality. – Cambridge: Cambridge University Press, 1974. – P. xxiii.

Needham J. The Grand Titration: Science and Society in East and West. – London:

Allen&Unwin, 1969. – P. 231.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 2. History of Scientific Thought. – Cambridge: Cambridge University Press, 1956. – P. 8.

Needham J. The Grand Titration: Science and Society in East and West. – London:

Allen&Unwin, 1969. – P. 311.

Needham J. (et al). Science and Civilization in China. Volume 1. Introductory Orientations. – Cambridge: Cambridge University Press, 1954. – P. 36.

изоляция Китая244; 4) конфуцианская сосредоточенность на гуманитарных вопросах245; 4) конфуцианский рационализм246; 5) несоответствие между теориями инь-ян, ци и пяти элементов247; 6) отказ даосов от точного определения экспериментального метода и систематизации природных наблюдений248; 7) сильная приверженность даосов к эмпиризму, их очарованность безграничным разнообразием природы, отказ от разработки научной логики, отказ признавать необходимость понятий и отсутствие у даосов “классификационной смелости Аристотеля”249; 8) отказ китайцев от развития силлогистической логики250; 9) Использование И цзин (Книги перемен) приводило “к классифицированию новшеств”251;

10) буддизм252; хотя Нидэм и выделял некоторые способствующие аспекты буддизма, но в целом он утверждает, что буддизм имел в значительной степени тормозящее воздействие на развитие науки в Китае; 11) аристотелевская логика253; хотя Нидэм упоминает аристотелевскую логику и как способствующий фактор в развитии современной науки, что указывает на противоречивость позиции Нидэма в данном вопросе; 12) общее утверждение о том, что сверхъестественное неприятие этого мира формально и в психологическом отношении несовместимо с развитием науки254;

13) “Историки науки снова начинают задавать вопрос, действительно ли в греческой науке над конкретным, эмпирическим и прикладным доминировала математика, приводящая к ‘абстракции’, дедукции и теории ”255; 14) невозможность использования глаголов в определенных физических операциях в некоторых европейских языках256; 15) циклическое время257; 16) концепция гексаграмм И цзин (Книги перемен) как глубоко Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 2. History of Scientific Thought. – Cambridge: Cambridge University Press, 1956. – P. 8.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 4, Physics and Physical Technology. Part 1, Physics. – Cambridge: Cambridge University Press, 1962. – P. 206.

Needham J. The Grand Titration: Science and Society in East and West. – London:

Allen&Unwin, 1969. – P. 292.

96 Философская интерпретация научного мировоззрения Дж. Нидэма “запечатленной” в природе258; 17) субъективный и метафизический идеализм в буддизме259; 17) индийские представления о том, что видимый мир – иллюзия (my)260; 18) система обозначений шахматной доски, которая доминировала в алгебре периода династии Сун (960–1279), арифметический перенос, препятствовавший “неуправляемой символике”261;

19) открытие математиками периода династии Хань (206 г. до н. э. – г. н. э.) общего метода для решения числовых уравнений воспрепятствовало развитию теории уравнений в дальнейшем262; 20) важные положения китайской арифметики тормозили развитие алгебраической символики263;

21) отказ китайцев от определения знака для формулировки уравнения в современной форме264; 22) атомизм, предшествующий появлению корней исчисления, отсутствовал в Китае265; 23) переходные и непереходные функции глагола не всегда явны в китайском языке266; 24) слабость развития естествознания в Китае267; 25) бесспорное доминирование эмпирического подхода над теорией в Китае268; 26) неудача экспериментального сотрудничества между даосами XII столетия и реформаторами с целью выживания в период династии Цин269; 27) пространственное разделение времени в Китае, что предотвратило “униформизирование времени в абстрактную геометрическую координату”270. Э. Грэм так характеризует вопрос Нидэма:

“Я склонен полагать, что если позитивная часть вопроса значима и важна, то в негативной ощущается известная неправомерность, хотя нет никаких Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 2. History of Scientific Thought. – Cambridge: Cambridge University Press, 1956. – P. 443.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 3. Mathematics and the Sciences of the Heavens and the Earth. – Cambridge: Cambridge University Press, 1959. – P. 9.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 4, Physics and Physical Technology. Part 1, Physics. – Cambridge: Cambridge University Press, 1962. – P. 206.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 4, Physics and Physical Technology. Part 2, Mechanical Engineering. – Cambridge: Cambridge University Press, 1965. – P. 66.

Needham J. The Grand Titration: Science and Society in East and West. – London:

Allen&Unwin, 1969. – P. 231.

сомнений, что именно благодаря тем, кто настаивает на вопросе в этой форме, выявились серьезные социальные и культурные различия между Китаем и Западом”271.

Существует мнение, будто у китайцев отсутствовала внутренняя интуитивная способность к передаче изменений, и отсутствие этого качества сделало невозможным формирование предпосылок революционных преобразований в развитии научных знаний. Дж. Нидэм привлекает огромный фактический материал из истории разных отраслей научных знаний Китая с целью обоснования собственной гипотезы происхождения и развития науки. Это приводит к возникновению между Нидэмом и его оппонентами напряженной дискуссии по проблеме научной революции, которая по-прежнему сохраняет актуальность в философских и науковедческих кругах. Поиски ответа на вопрос Нидэма стимулировали развитие различных направлений сравнительного анализа в области истории, философии, социологии и экономики272, что в свою очередь привело к более детальному и глубокому анализу данных аспектов развития Китая в древний и императорский период, а также в период модернизации.

Также выдвинутые Дж. Нидэмом теоретические положения относительно развития науки вызвали напряженные дискуссии, в которых принимали участие не только его оппоненты, но и участники проекта “Наука и цивилизация в Китае”. В результате Дж. Нидэмом была сформулирована общая социокультурная гипотеза, которая может быть проиллюстрирована тремя цитатами:

1) “Независимо от того, какие идеологические факторы запрещения были в китайской мысли, может оказаться, что определенные социальноэкономические особенности традиционного Китая были связаны с ними.

Они были определенно частью этого специфического образца, и каждый должен мыслить это в терминах ‘комплексного соглашения’. Только подобным способом, конечно, невозможно отделить научные достижения древних греков от факта, что они развивались в торговых, морских, демократических городах-государствах”273.

Graham A. C. China, Europe, and the Origins of Modern Science: Needham’s The Grand Titration // Chinese Science. Explorations of an Ancient Tradition / Nakayama S., Sivin N., ed. – Cambridge, MA: MIT Press, 1973. – P. 45–69.

Об экономическом аспекте смотри статью: Sams A. Why Did China Not Have an Industrial Revolution in Premodern Times? // Texas Tech University. – http://www.

webpages.ttu.edu/asams/PDF_Files/Chinese%20Industrial%20Revolution%20pdf.

pdf. – 02.06.2006.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 5, Chemistry and Chemical Technology. Part 2, Spagyrical Discovery and Invention: Magisteries of Gold and Immortality. – Cambridge: Cambridge University Press, 1974. – P. xxiii.

98 Философская интерпретация научного мировоззрения Дж. Нидэма 2) “Можно сказать, что никогда нельзя недооценивать идеологические, философские и теологические различия, имевшие определенное значение при облегчении перехода от феодализма к торговле и затем к индустриальному капитализму, но последние, однако, не работали эффективно ни в какой другой культуре, кроме Западной Европы”274.

3) “Если китайская цивилизация спонтанно не развивала современное естествознание, как Западная Европа (хотя Китай продвинулся намного далее за пятнадцать столетий, предшествовавших эпохе Возрождения), то это ничто по сравнению с ее отношением ко времени. Другие идеологические факторы, конечно, остаются необходимыми для исследования, а конкретные географические, социально-экономические условия и структуры могут быть достаточными и главными для объяснения”275.

Кроме этого выделяются под-гипотезы общей социокультурной гипотезы Нидэма: 1) Связь буддизма, по крайней мере, в период нескольких династий, с торговым классом, тормозила появление современной науки как минимум по двум причинам: a) торговцы не имели влияния на власть; б) если бы они получили власть, буддизм как “отрицающая природу религия” препятствовал бы им276. 2) Астроном “в конечном счете, был связан с верховным служением Сына Неба, был частью официальной системы правительственной службы и ритуально использовался в пределах роскошного дворца”. Это также не способствовало появлению современной науки277. 3) “Китайцы должны были интересоваться механикой для судов, гидростатикой для их обширной системы каналов (как голландцы), баллистикой для оружия и насосами для шахт. Если этого не было, то разве ответ не может быть найден в том в факте, что никакая частная прибыль не была получена от любой из этих вещей в китайском обществе, находившейся во власти императорской бюрократии?”278. 4) “Нет никакой особой тайны в относительно ‘устойчивом состоянии’ китайского общества...

Социальный анализ, конечно, укажет на характер сельского хозяйства, раннюю потребность в массивных гидравлических механизмах, централизацию правительства, принцип ненаследственной государственной службы и т. д., и т. д. Но это, бесспорно, радикально отличалось от западных образцов”279.

Needham J. The Grand Titration: Science and Society in East and West. – London:

Allen&Unwin, 1969. – P. 298.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 2. History of Scientific Thought. – Cambridge: Cambridge University Press, 1956. – P. 572.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 3. Mathematics and the Sciences of the Heavens and the Earth. – Cambridge: Cambridge University Press, 1959. – P.171.

Needham J. The Grand Titration: Science and Society in East and West. – London:

Allen&Unwin, 1969. – P. 120.

Дж. Нидэм продемонстрировал, что развитие науки и техники в Европе неоднократно стимулировалось развитием техники в Азии и Африке в целом и в китайской цивилизации в частности. Кроме того, на основе результатов исследований Нидэм утверждает, что с I по XV столетия научно-технический уровень развития китайской цивилизации был гораздо выше, чем в Европе. Но более важным для Нидэма является не поиск научных приоритетов тех или иных культурных регионов, а утверждение непрерывности научного прогресса во всем мире, в результате чего появилась современная наука. Выбор изучения технических, а не доктринальных изобретений был обоснован тем, что теория вплоть до начала Ренессанса не соответствовала характеристикам современной науки, и в этом смысле не было никакого качественного различия между традиционными науками Китая и Европы. В определении современной науки Нидэм придерживается точки зрения неокантианцев, которые утверждали, что отличительной чертой современной науки является практика систематического экспериментирования с целью проверки математизированных гипотез. По мнению Нидэма, традиционная наука обычно производила такое экспериментирование и исследования в системе непроверяемых категорий, которые, кроме того, были по существу региональны или этнически ограничены. Следует отметить, что Э. Мейерсон справедливо подверг существенной критике данный неокантианский подход в работе “Тождественность и действительность” (1908):

“Средневековая наука – и в этом именно заключается ее коренное отличие от современной науки, – не подвластна понятию количества; математика не может играть в ней той преобладающей роли, какую она играет теперь, подобно тому, как не играла она этой роли и в атомистических теориях древности. Отсюда вытекает, что математика сама по себе тем менее способна дать исчерпывающее объяснение во всем том, что относится к общей теории знания, и, в частности, к происхождению науки”280.

Соотношение традиционной и современной науки для Нидэма является важной методологической проблемой. Он утверждает тезис о влиянии некоторых достижений китайской традиционной науки на становление современной науки. Так, он обнаруживает китайскую концепцию циркуляции в целостном подходе Уильяма Харви (1578–1657) к анатомии и физиологии, так как органы “могут называться “ирригационными полями”, удерживающими каждую часть в связи с остальным алиментарным и химическим способом”. Также из Китая пришли знания о магнетизме281, Мейерсон Э. Тождественность и действительность / Библиотека современной философии. Вып. 10. – СПб.: Издательство “Шиповник”, 1912. – C. xvi.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 4, Physics and Physical Technology. Part 1, Physics. – Cambridge: Cambridge University Press, 1962.

– Р. 229–334.

100 Философская интерпретация научного мировоззрения Дж. Нидэма которые значительно повлияли на первые исследования современных ученых в этой области:

“Наука о магнетизме была действительно существенным компонентом современной науки. Вся подготовка, необходимая для идей Питера Мэрикорта, самого великого средневекового исследователя компаса, и, следовательно, для идей Гильберта и Кеплера о космической роли магнетизма, была осуществлена достижениями китайской науки о магнетизме.

Гильберт считал, что все небесные движения вызваны магнитной силой небесных тел, и Кеплер также предполагал, что тяготение должно быть подобно магнитному притяжению. Стремление тел к падению, направленное к земле, объяснялось идеей, что земля, подобно огромному магниту, притягивает к себе все вещи. Концепция параллелизма между магнетизмом и гравитацией была жизненно важной частью при подготовке идей Исаака Ньютона. В ньютоновском определении синтез гравитации стал аксиоматическим, и это значило, что она распространяется повсюду, так же как действует магнитная сила без очевидного посредничества. Таким образом, древние китайские идеи относительно действия на расстоянии были очень важной частью при подготовке идей Ньютона через Гильберта и Кеплера”282.

Исследования Дж. Нидэма повлияли на методологию социологии науки, в которой стал широко применяться сравнительный анализ цивилизаций. Это в частности касается совместных работ Карпа и Рестиво “Экологические факторы в появлении современной науки” (1974)283, Рестиво и Коллинза “Математика и цивилизация” (1982)284.

Подводя итоги, можно отметить следующие философские и научные аспекты социальной эпистемологии Дж. Нидэма:

1) Современная наука не является результатом исключительно западной истории мысли и цивилизации, поэтому возможно существование иных типов, помимо античного, научного сознания (универсальный характер науки). При формулировке универсализма науки позитивистское прочтение традиционных китайских идей и методов привело к искажению некоторых аспектов китайской философии, но сравнительный подход оказался продуктивным, что дало огромный толчок развитию изучения кросс-культурных контактов и глобального подхода к истории науки.

Needham J. China’s Scientific Influence on the World // The Legacy of China. – Oxford: Oxford University press, 1964. – P. 255.

Karp H., Restivo S. Ecological factors in the emergence of modern science // Comparative Studies in Science and Society / S. Restivo and C. K. Vanderpool, eds. – Columbus, Ohio: C. E. Merrill, 1974. – P. 123–143.

Restivo S., Collins R. Mathematics and Civilization // The Centennial Review. – 1982. – №26. – Р. 277–301.

Философские и научные аспекты социальной эпистемологии 2) Теория развития при определении универсального характера науки трактуется как конвергентная ( = параллельная) эволюция (convergent evolution), что предполагает общее участие в развитии современной науки всех народов вопреки культурным границам. Предположение о том, что китайская цивилизация была ближе к формированию современной науки, создало прецедент параллелизма для изучения цивилизационных процессов и формирования различных типов рациональности.

3) Теоретические выводы о характере и особенностях научного развития и культурных связей сводятся к утверждению бесспорного родства всех течений общечеловеческой культуры, важнейшие изобретения могли быть сделаны в древности лишь однажды, после чего распространились повсюду;

в более поздние исторические периоды утверждается возможность появления отдельных изобретений параллельно, независимо друг от друга.

4) Методология биохимических исследований повлияла на формирование понятийного аппарата исследований истории науки и философии – выращивание и рост, потоки и адаптации тех или иных форм естественнонаучных знаний в контексте локальных культур, кросс-культурных контактов и ретрансляции знаний на территории Евразии.

5) Главным положением гипотезы является утверждение непрерывности мирового научно-технического прогресса с частой ретрансляцией научных знаний и технических достижений между разными культурными регионами.

6) Компаративные исследования направлены на улучшение взаимопонимания между различными культурами и интеграцию незападных традиций и достижений в мировую историю науки; доказательство того, что раннюю фазу передачи западной науки необходимо рассматривать в терминах взаимодействия различных культур, а не наложения одной на другую.

7) Новый гуманизм является методологией исследований истории науки древнего и императорского Китая, что предполагает рассмотрение истории науки не изолированно, а в тесной связи с историей культуры, политической и интеллектуальной жизнью общества, взятого во всемирно-историческом контексте (культурно-исторический подход), то есть единство природы было отражено в единстве науки (синтетическая история науки).

8) Взгляды на современную науку в большой степени основаны на истории физики и философской реконструкции истории, которая еще не была во власти логического позитивизма.

9) Вопрос Нидэма – центральная проблема в определении научной революции в соотношении Восток-Запад, понимания приоритетов китайской науки в период античности и средневековья и отсталости в новое и новейшее время. Китай рассматривается как важный исторический контрпример 102 Философская интерпретация научного мировоззрения Дж. Нидэма в понимании истории форм и методов познания, которые в западной культуре маркированы понятием наука, а понятие китайская наука становится одним из дискуссионных в гуманитарных исследованиях. При этом вопрос Нидэма выходит за пределы науки о Китае и является общим для историко-философских и науковедческих исследований. Вопрос Нидэма – это проблема определения истории научной мысли в соотношении между национальным и интернациональным аспектом; между историзмом и культурным релятивизмом, между эгалитаризмом и иерархией культур.

10) Определение внешних и внутренних факторов, которые препятствовали или сопутствовали развитию научных знаний в древнем и императорском Китае.

11) Поиск соотношения традиционной и современной науки, утверждение тезиса о влиянии некоторых достижений китайской традиционной науки на становление современной науки.

Раздел II Дж. Нидэм и китайская научная философия: историкокультурный анализ Глава I

ФИЛОСОФСКИЙ АСПЕКТ ФОРМИРОВАНИЯ НАУКИ В ДРЕВНЕМ

И ИМПЕРАТОРСКОМ КИТАЕ

1. Китайская научная философия как структура научных знаний И зучение влияния философии на формирование первичных комплексов рациональных знаний в древности ( = протонаука или наука) является одной из самых сложных проблем истории философии.

На основе источниковедческого и лингвофилософского изучения европейской ( = западной) культурной традиции были сформулированы два противоположных подхода. Первый – философия и наука находятся в глубинном родстве вплоть до их отождествления, второй – полное противопоставление философии и науки. Анализ Дж. Нидэмом китайской философии основывался на двух важных предположениях: 1) теории универсального развития, которая предполагает направленность деятельности людей к науке; 2) понимании науки как высшей ценности и цели, к которой должно быть направлено все интеллектуальное развитие.

А далее им было выдвинуто предположение о существовании китайской научной философии и соответственно анализ сориентирован на поиск научных высказываний в философских текстах. При определении концепта китайской научной философии Нидэм предполагает два разных значения:

1) допущения и основные идеи, к которым мыслители обращаются как к научным предметам, 2) мировоззрение, которое основано на знании научных предметов. При определении фундаментальных идей китайской научной философии Нидэм проводит обобщение и вычленение концептов на протяжении всего традиционного периода китайской истории.

Это является, безусловно, эвристичным моментом, но существует вопрос, насколько такой подход к истории науки допустим. Он не предполагал ничего подобного методологии оценки истинного знания и общего накопления Т. Куна или шпенглерианскому пессимизму, что изначально снижает критичность подхода Дж. Нидэма. С данных методологических позиций во втором томе проекта “Наука и цивилизация в Китае” – “История научной мысли” (1954) – Дж. Нидэм в соавторстве с китайским историком Ван Лином предпринимает анализ основных философских школ древнего и императорского Китая. Ван Лин в основном занимался подготовкой и редактированием текстов, выполнял черновые переводы и составлял систематические указатели первоисточников. Сам же Дж. Нидэм четко понимал, что проект “Наука и цивилизация в Китае” невозможно реализовать, если он будет зависеть только от переводов китайских первоисточников. Как известно, китайский язык относится к изолирующим и неагглютинативным языкам, в которых части речи четко не дифференцируются, и слово может функционировать как несколько частей речи в зависимости от порядка слов в предложении. Поэтому очень трудно сделать точный перевод китайского текста на тот или иной индоевропейский язык, что в результате приводит к большому количеству разночтений. Кроме того, для понимания древнего и средневекового китайского текста необходимы знания исторических реалий, а не только владение китайским языком. Источники по истории китайской науки, вводимые Нидэмом в научный оборот, ранее не переводились на европейские языки, а многие термины и понятия из них ошибочно интерпретировались синологами. Нидэм предложил упорядочить употребление в научной литературе транслитерации и романизации китайских философских понятий.

Философский аспект формирования науки...

Дж. Нидэм посвятил том “История научной мысли” памяти трех ученых Кембриджского университета: профессора теологии Френсиса Кроуфорда Буркита, профессора персидского языка Эдварда Грэнвила Брауна, который вдохновлял автора “беседами о манихействе и иранской медицине более тридцати лет тому назад, демонстрируя молодым студентам-медикам величие учености и эпический аспект истории идей”, и Густава Халоуна, профессора китайского языка, чьей дружбы и наставничества был удостоен автор.

После завершения работы над данным томом Дж. Нидэм обратился к крупнейшим ученым того времени в разных областях знаний, чтобы получить авторитетную оценку со стороны специалистов и провести апробацию научного исследования. Все разделы работы изучали С. Адлер, Брайан Дэрик, Чжэн Дэкунь, Дороти Эммет, Арнольд Кослов, Д. Лэсли, Ляо Хунин, Лу Гуйчжэнь, Лучиано Петех, Эдвин Пуллиблэнк, Отто ван дэр Шпренкэль, Дж. Вуджер, У Шичжан. Разделы, посвященные развитию философских и религиозных школ Китая, рецензировали Этьен Балаш, Уильям Добсон, Уолтер Пагель, Дороти Сингер (даосизм); Этьен Балаш, П. ван дэр Лун, Р. Монтефь (конфуцианство); Маргарет Брэйтвэйт, Марта Нил (неоконфуцианство); Маргарет Брэйтвэйт (моисты и логики); Э. Вэйд (легизм); Шеклтон Бэйли и Э. Конзэ (буддизм); Этьен Балаш, Дёрк Боддэ, К. Бюнгер, Э. Дадс, Э. Вэйд, Артур Валей (естественное право); Марта Нил, Стивен Мэйсон, В. Йетс (основные положения работы); В. Йетс (этимологические аспекты). Ряд специалистов оказали помощь Нидэму в разрешении некоторых “технических” проблем, возникших в ходе исследования: Д. Данлоп (вокализация арабских и персидских названий);

Шеклтон Бэйли (акцентуация санскритских слов); Р. Л. Ловэ (еврейские материалы), Дж. Макэван (японская транслитерация).

Историко-философский процесс в изложении Нидэма – это не великие мудрецы (как, например, у Карла Ясперса)1, а школы и направления, тенденции и парадигмы. Иными словами – это история развития человеческой мысли в экстерналистской интерпретации. Об этом свидетельствуют сами названия разделов второго тома – “Жу-цзя (конфуцианцы) и конфуцианство” (а не Конфуций, Мэн-цзы, Сюнь-цзы и т.д.), “Дао-цзя (даосы) и даосизм” (а не Лао-цзы, Чжуан-цзы, Ле-цзы и т.д.), “Мо-цзя (моисты) и мин-цзя (логики)2” (а не Мо-цзы и др.), “Фа-цзя (легисты)” (а не Шан Ян и др.), “Фундаментальные идеи китайской науки”, “Псевдонаучные и скептические традиции”, “Буддийская мысль”, “Цзиньские и танские даосы и сунские неоконфуцианцы”, “Сунские и минские идеалисты, и последние великие представители Jaspers K. Philosophie. 3 vol. – Berlin: Springer, 1932.

В российской синологии употребляется более буквальный перевод – “школа имен”, а английский вариант более близок к сути данного философского направления.

китайского натурализма”, “Общественные законы и законы природы в Китае и на Западе”. Тем самым сразу становится понятно, что в своем исследовании автор не будет придерживаться традиционных подходов в историко-философских интерпретациях синологических работ.

Хотя Дж. Нидэм и пользуется достаточно простым методологическим приемом описания – синхронной трактовкой (в противоположность диахронной), где в качестве единственного критерия развития подразумевается прогресс. Таким образом, рассматривается практически весь спектр философских идей, которые повлияли на становление науки в древнем и императорском Китае. При этом основная задача состояла в демонстрации принципиального различия между развитием научной мысли в древнем и императорском Китае, с одной стороны, и древней Греции и средневековой Европе – с другой. Специфика развития науки в Китае связывается с китайским натурализмом, который выражается в организмичности и немеханистичности. Историю китайской науки Нидэм реконструирует на конкретном эмпирическом материале – возникновение в IV ст. до н. э. даосизма, моизма, школы инь-ян и оформление из течений мысли в период средневековья общей картины мира, что найдет свое окончательное завершение, под влиянием буддизма, в неоконфуцианстве.

Нидэм принимает традиционное деление китайской философии на школы, но при этом в его схеме присутствуют только самые значительные из них и, как было сказано выше, с точки зрения научно-ориентированной полезности – конфуцианство, даосизм, моизм, логики, школа инь-ян, легизм, неоконфуцианцы. Интересно отметить, что при рубрикации данного тома было предпринято определенное разделение между самим философским направлением и его представителями – это конфуцианцы и конфуцианство, даосы и даосизм. При этом в описании развития философии и научных знаний место конкретных исторических личностей возрастает по мере приближения к средневековью и новому времени.

То есть Нидэм стремится к достоверности историко-философского изложения и предпринимает демифологизацию мудрецов, таких как Конфуций или Лао-цзы. Исследователь рационализирует их до идей и концептов, снимая, таким образом, проблему их культурного влияния и анализируя исключительно факт мысли. В этом проявляется позиция Дж. Нидэма в определении места творческой личности и социального явления в развитии философских и научных знаний.

Во Вступлении автор отмечает, что китайская философия будет рассматриваться исключительно по отношению к развитию научной мысли. При этом Нидэм отмечает, что в Китае даже слово философия не означало того, что было принято понимать в Европе, будучи более этическим и социальным учением, нежели метафизическим. Дж. Нидэм подчеркивает, что, хотя даосы и моисты создали системы натуралистического мировоззрения Философский аспект формирования науки...

и предприняли первые попытки исследований в направлении развития логики, тем не менее данное направление не получило полноценного развития3. Следует отметить, что Нидэм из всех направлений китайской мысли только два характеризовал как собственно философские – конфуцианство и даосизм, так как в данных учениях делался акцент на изучении этого мира, а не потустороннего.

2. Влияние древнекитайских философских школ на формирование науки а) конфуцианство Сообразно экстерналистской логике научного исследования Дж. Нидэм начинает анализ конфуцианства с социальных предпосылок его возникновения. Такой подход вызван также тем, что ученый в своих методологических установках был близок к марксизму, сторонники которого доказывали положение об общественной сущности любых идеологических формаций и коллективности форм научной деятельности. По отношению к данной философской школе Нидэм выделяет детерминант, социальную прослойку жу4, появившуюся в период феодальной раздробленности Важно отметить, что изначально представители этого слоя предлагали идеологические приемы управления государством. Нидэм видит именно в жу общую основу для дальнейшего формирования социальной группы ученых мужей ( = философов), хотя отдельно он выделяет протодаосов, которые вели уединенный образ жизни отшельников5. Нидэм утверждает, что от жу происходят все основные идеологические концепты, дошедшие до нас со времени периода “ста школ” (VI–III ст. до н. э.). Иными словами – философская субтрадиция сформировалась до возникновения различных философских школ и выступала в процессе их развития единой идеологической основой.

Дж. Нидэм не дает четкого определения конфуцианства как философской школы или философского направления. Однако его подход Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 2. History of Scientific Thought. – Cambridge: Cambridge University Press, 1956. – Р. 1.

Нидэм придерживается концепции происхождения жу из числа потомков старой династии Шан (XVI–XI ст. до н. э.), лишенных феодального ранга и социальной значимости в период правления династии Чжоу (1122 до н. э. по 249 гг. до н. э.). К жу относились различные специалисты из числа среднего класса (писцы, секретари, эксперты по обрядам и жертвоприношениям), которые в течение нескольких поколений заняли важные государственные посты в столицах многих царств либо были бродячими мудрецами, которые также искали возможность применения своих знаний при дворе того или иного правителя.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 2. History of Scientific Thought. – Cambridge: Cambridge University Press, 1956. – Р. 3.

можно реконструировать, исходя из названия самого раздела “Жу-цзя (конфуцианцы) и конфуцианство”. Мы видим, что автор предлагает исследование общности философов (конфуцианцы), берущих свое начало от прослойки жу, и конфуцианства, что собственно то же самое, так как жу-цзя – это китайское название школы. При этом Нидэм не тавтологичен, он использует такой прием для того, чтобы указать на изначальное социальное происхождение конфуцианства и на философскую школу под таким же названием, но без соотношения с мифологизированной в последующие века личностью основателя – Конфуция, хотя Нидэм высоко оценивает влияние первого философа на развитие философской мысли в Китае:

“Среди них, возможно, были некоторые (философы – В. К.), до Конфуция обучавшие доктринам, подобным его (идеям – В. К.), но никто не обладал силой характера и оригинальностью ума, за концепцией и личностью которого направились бы все последующие поколения”6.

Но для Нидэма такие понятия как личность, характер, ум не являются инструментарием исследования, они сами по себе представляют научную проблему. Они уместны только для метафорического описания некоронованного императора Китая, но не для анализа системы идей философа Конфуция. Таким образом, нидэмовский проект исследования возникновения конфуцианства, а также всей философской традиции Китая, по своей сути близок к социологии знания.

Нидэм приводит известные на тот момент науке биографические данные первого философа Китая и считает, что в его жизни наиболее важным является нахождение Конфуция на высоких государственных постах, когда он фактически выступил на стороне приверженцев идеи бюрократической монархии в борьбе против феодализма7. Хотя, как известно, попытка государственной службы и соответственно реализации собственных политических программ для Конфуция была неудачной, как и для Платона. Триумф конфуцианства связан с учениками Конфуция, которые будут намного успешнее в политике, нежели их учитель.

Китай V–III ст. до н. э. находился в состоянии феодальной раздробленности, шли постоянные междоусобные войны между правителями, погрязшими в роскоши и разврате. Поднебесная погрузилась в состояние социального хаоса. Именно в это время идет процесс становления философских школ. Достаточно явное совпадение во времени двух процессов – интеллектуального и социально-политического – дает ясное понимание необходимости их соотнесения. Нидэм чрезвычайно внимательно отнеся к изучению социально-политического фона.

Философский аспект формирования науки...

В первом томе проекта “Наука и цивилизация в Китае”8 он посвятил два раздела детальному обзору истории Поднебесной9. Здесь важно отметить, что Нидэм использует методы реконструкции истории философских школ путем фронтального ознакомления с философскими идеями, функционировавшими в данный период, вычлененный наукой о гражданской истории10. При этом автор не реализует данный подход полностью, так как самостоятельно не исследует источники, хотя и подходит к ним критически. Источниковедческая база исследования включает 1) “Лунь юй” (“Беседы и суждения”), где содержится наиболее достоверная информация о жизни и учении Конфуция; 2) главу, посвященную Конфуцию, в “Исторических записках” (“Ши цзин”) Сыма Цяня и его отца Сыма Таня, вызывающую сомнение, так как авторы симпатизировали даосизму, оппозиционному к конфуцианству, а потому изображение Конфуция скорее сатирично, так как использовалось для осуждения лицемерного конфуцианства того времени; 3) “Кун цзы ча и” (“Застольные беседы Конфуция”), также не являющиеся объективными, так как это даосский материал, идейные характеристики которого наглядно указывают на то, что ханьское конфуцианство объединилось со школой натурфилософов. На момент написания Дж. Нидэмом своего исследования, для науки уже было очевидно, что сам Конфуций не редактировал “Ши цзин” (“Книгу песен”) и “Шу цзин” (“Книгу истории”) и не писал ни одной из частей “И цзин” (“Книги перемен”), “Ли ши” (“Записей о ритуле”) и “Чунь цю” («Летописи “Весны и осени”») и “Юй цзин” (“Канона музыки”, долго считавшегося потерянным).

Потому Нидэм исключает их из объективной источниковедческой базы, хотя признает, что Конфуций, несомненно, использовал в своем учении части этих книг или их прототипы, в то время уже утерянные. Нидэм использовал переводы древнекитайских исторических памятников на английский язык. В дальнейшем Нидэм станет одним из выдающихся знатоков китайского языка и введет в научный оборот большое количество новых источников по истории китайской науки.

“Что же тогда составляло суть конфуцианства самого Конфуция и его прямых учеников?” – задается вопросом Дж. Нидэм11. Он считает, что средоточием и центром приложения размышлений Конфуция Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 1. Introductory Orientations. – Cambridge: Cambridge University Press, 1954. – 352 p.

Глава 5 – Историческое введение. До-имперский период; Глава 6 – Историческое введение. Поднебесная империя.

Каменский З. А. Методология историко-философского исследования. – М.:

ИФРАН, 2002. – С. 316.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 2. History of Scientific Thought. – Cambridge: Cambridge University Press, 1956. – Р. 5.

является упорядочивание общественной жизни12 в пределах феодальнобюрократических структур путем возвращения к образцам мудрых правителей древности (, ван дао, путь мудрых правителей) – “передавать, а не создавать…” (Лунь юй, гл. VII, 1)13. Конфуциева программа социальнополитических преобразований, по оценке Нидэма, была революционной.

В эквивалентах европейской философской традиции речь идет об этической направленности учения:

“Конечно, в его (Конфуция – В. К.) время было естественно облечь этическим пониманием легендарную историческую власть”14.

Это предельно верная формулировка не только конфуциевого учения, но и конфуцианства, и всей философской традиции Китая, требующая более глубокого осмысления мировоззренческого синтеза этического и исторического. Без ответа остается вопрос, каким образом произошло формирование идеологического комплекса конфуцианства (философская система и философская идея) из традиции практических нравоучений, существовавшей в архаический период. Из нидэмовского анализа следует только понимание, что конфуцианство фиксирует в трансформированном (этизированном) виде афористическую форму этих нравоучений устной традиции, направленной на создание регуляторной космической функции поведения индивида в социуме (община, племя). Нидэм вообще считает, что “в раннем конфуцианстве не было никакого различия между этикой и политикой”15 – все подчинено вопросам управления государством, и автор называет это доктриной кооперативного общества (cooperative society).

По Нидэму, разрешение общественных задач у Конфуция целиком и полностью сосредоточено на человеке. Отсюда неизбежно вытекает педагогическая направленность его учения: какими качествами должны обладать подданные и как их необходимо воспитывать? Известно, что еще одним революционным преобразованием Конфуция было устранение социальных различий при получении образования, что делало знание общедоступным. Но это интеллектуальное движение было прежде всего направлено на воспитание управленца. Дж. Нидэм одновременно видит в этом и зародыш бюрократической системы, и ростки демократической Следует отметить, что для подавляющего большинства древнекитайских философов основным вопросом было упорядочивание социальных отношений и определение характера власти. Отсюда один из аспектов, так сказать, “основного вопроса китайской философии” – “Как управлять Поднебесной?”.

Мартынов А. С. Конфуцианство. “Лунь юй”. Перевод А. С. Мартынова. – В 2 томах. – СПб.: Петербургское Востоковедение, 2001. – С. 248.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 2. History of Scientific Thought. – Cambridge: Cambridge University Press, 1956. – Р. 5.

Философский аспект формирования науки...

мысли16. Принцип воспитания четко определялся отношениями между учителем и учеником: “Не делай другим того, чего не желаешь себе.

И тогда не будет обиженных ни в государстве, ни в семье” (Лунь юй, гл. XII, 2)17, что Нидэм сравнивает с христианской любовью к ближнему18. Эту мысль он развивает и далее в своем исследовании. При переводе ключевого понятия конфуцианской философии жэнь, Нидэм критикует существующие варианты, предложенные Дж. Леггом благосклонность или достоинство как бесцветные; или же совершенство А. Уэйли как не передающие сердечности ( = душевности). По мнению Нидэма, жэнь ближе к, то есть евангельской любви к ближнему.

Подтверждение своей точке зрения ученый находит в работе О. Графа, использовавшего при определении ученых-неоконфуцианцев термин humanitas и amor19. И в результате Нидэм принимает перевод, предложенный Чжэнь Жунцзе20 и Чжоу Дунъи 21, – человеческая сердечность.

Мы полагаем, что это некорректное сравнение, так как христианская этика теистична по своей сути: христианин определяет свое отношение к ближнему (“возлюби ближнего твоего, как самого себя”22) через трансцендентного бога и “Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь”23, а в конфуциевом учении любовь к ближнему – это абсолютизация исключительно социальных отношений, которые должны пребывать в гармонии сообразно золотому веку ( = родовой строй). Более того, не человек как таковой интересен Конфуцию, а гармонизированная этической аксиологией социальная единица человеческого сообщества (семья, семья-государство). То есть Дж. Нидэм прав только с формальной точки зрения, так как он выпускает из своего анализа онтологическую составляющую, которая, собственно, и определяет этическую специфику конфуцианства и христианства. В конфуциевом учении – это этически модернизированная архаическая Мартынов А. С. Конфуцианство. “Лунь юй”. Перевод А. С. Мартынова. – В 2 томах. – СПб.: Петербургское Востоковедение, 2001. – С. 288.

Needham J. (et al). Science and Civilisation in China. Volume 2. History of Scientific Thought. – Cambridge: Cambridge University Press, 1956. – Р. 7.

Graf O. Chu Hsi and Spinoza // Proceedings Xth International Congress of Philosophy. – 1979. – Vol. 1. –. 238.

The Dictionary of Philosophy / ed. D. D. Runes. – New York: Philosophical Library and Alliance Book Corp., 1942. – P. 153.

Chou I Chhing. La Philosophie Morale dans le Neo-Confucianisme (Tcheou TonenYi) [Chou Tun-I]. – Paris: Presses Univ. de France, 1954.

Библия. Книги Ветхого и Нового Завета. Канонические. В русском переводе с параллельными местами. – SGP, Box 516 Chicago, IL 60690– 01516, 1990. – C. 54.

(Евангелие от Марка, глава 12, текст 31; Евангелие от Матфея, глава 22, текст 39).

Там же. – C. 182. (1-е послание Иоанна. Гл. 4, текст 8).

ритуальная коммуникация, для христианства – это постижение бога, а не гармонизация социальных отношений, которые могут и не быть гармонизированными с миром греха (что чаще всего и происходит в жизни христианина). Видимо, эта ошибка более связана с недогматическим пониманием Нидэмом христианской этики, нежели с его исследованиями этики конфуциевой, так как он сам далее в работе скажет о том, что у Конфуция и конфуцианцев человек неотделим от социального человека24. В христианстве же социальное единение возможно только церковно, мистически, в теле Христовом. И Нидэм не мог не знать этого, являясь англо-католиком по вероисповеданию.