«Избирательный процесс в условиях глобализации Грозный – 2012 2 УДК 327 Рекомендовано к изданию кафедрой истории, геополитики и политологии Чеченского государственного университета Рецензенты: Арсалиев Шавади ...»

Анализ имеющихся в научной литературе и работах практиков политического консультирования точек зрения указывает на то, что в фокусе всегда оказывается задача понять, по каким новым и уже апробированным азимутам эффективности наиболее целесообразно строить избирательную кампанию из расчета показателей симметричности и сохраняющейся поляризации политических взглядов и общества в целом1.

Заметим, что такая фокусировка отнюдь не нова. И в качестве примера приведем серию картин английского художника Уильяма Хогарта (1697-1764) «Выборы». Эта серия представляет собой весьма резкую сатиру на британских политиков в целом, хотя и на картинах серии описано вполне конкретное событие – парламентские выборы г. Серия начинается полотном «Предвыборный банкет», на котором Хогарт изобразил пышный банкет, устроенный кандидатами, стремящимися заручиться голосами электората. Следующее полотно, Алескеров Ф.Т., Голубенко М.А. Об оценке симметричности политических взглядов и поляризованности общества. М., 2003. С. 11.

названное автором «Подкуп голосов», естественно, развивает тему взяток. За ним идет картина «Голосование», где рассказывается о подтасовке результатов на выборах. И завершает серию картина современники Хогарта увидели намеки на выборы, прошедшие в Оксфорде, где кандидату от партии тори (консерваторов) так и не удалось посидеть в вожделенном кресле. Проигравший кандидат от партии вигов (либералов) заявил протест, а английский парламент, в котором большинство принадлежало либералам, этот протест принял, отменив результаты выборов и присудив победу кандидату от вигов. Но самое любопытное, что на этой картине Хогарта присутствует и кандидат, который станет настоящим победителем. Его тень можно увидеть его на стене дома, расположенного на заднем плане. Так, еще в середине XVIII столетия всем участниками избирательного процесса было ясно, что в нем тесно переплелись не только различные интересы сторон, но и то, что такие интересы проявляются как на открытой стороне выборов, так и на их теневой стороне.

В российской и зарубежной социологии и политологической науке вопросы социальных интересов, социальной поляризации, демократии, свободы и выбора в ней всегда уделялось большое внимание. И все же избирательным технологиям проявляется накануне или в ходе пропагандистский акцент информационно-коммуникативных воздействий.

диалога, открываемое в связи с выборами, гораздо шире, и успех этого диалога во многом определяется коммуникативным и креативным потенциалом его участников. Поэтому так важно с позиций теорий демократических трансформаций, которые становятся результатом появления новых электоральных форм политического участия, в которых все более отчетливо видно присутствие представителей молодого поколения и в первую очередь студенчества.

Учебное пособие ориентировано на студенческую аудиторию как на базовую часть будущего креативного класса России, способного творчески относится не только к работе по специальности, но и к социально-политической жизни, ощущая свою социальную ответственность и, более того, социальную миссию, связанную с задачами по реализации масштабной программы модернизации.

Тема 1. Демократия и электоральное пространство 1.1. Демократия как институционализация свободы 1.2. Проблемы глобального распространения демократии 1.3. Отражение политической культуры общества в электоральном процессе 1.4. Роль реформатора в решении проблемы политического выбора 1.1. Демократия как институционализация свободы Понятие «демократия» относится к тем основополагающим политическим понятиям, которые, на протяжении тысячелетий расширяя принципам как проявление терпимости, налаживание сотрудничества и достижение компромисса. Отсюда можно бы было предположить, что демократическим формам существования расширялось пространство терпимости, сотрудничества и компромисса. Но всего этого, особенно сопровождается многими негативными явлениями, требующими осмысления.

Во-первых, следует задуматься над тем, когда и почему возникают предпосылки к демократии. По какой, скажем, причине греки установили демократические порядки более двух тысяч лет назад, а некоторые народы по сей день не могут или не хотят принять демократический способ бытия?

Во-вторых, возникает далеко не праздный вопрос: как сделать демократию стабильной? Ведь та же Греция, изобретшая демократию в пятом веке до нашей эры, затем потеряла ее и на протяжении веков жила в условиях деспотизма. Даже когда большинство соседних государств в Европе вышло на дорогу свободы и народного самоуправления, потомки обитателей Древней Эллады продолжали терпеть власть тиранов. Есть немало примеров, когда страны, выбравшие демократический путь развития, впоследствии срывались в пропасть экстремизма и тоталитаризма. Это и Германия, и Россия, и Япония, и Перу, и Чили, и Италия, а равно десятки других государств.

В-третьих, неясно, каким образом безболезненно и быстро наладить в демократическом обществе нормальную социальную и политическую жизнь. Мы видим в современном мире, как попытки внедрения демократических процедур вызывают подчас дестабилизацию, хаос, а то и гражданские войны.

В-четвертых, спорным, по крайней мере, на первый взгляд, представляется тезис о том, что демократизация способствует развитию экономики. В самом деле, если возьмем опыт СССР, то когда в 1987 г.

М.С. Горбачев провозгласил курс на демократизацию, то он подчеркивал, что демократизация необходима для раскрепощения производительных сил. В результате Россия стала свободной, но ее достижения в экономической области до сих пор весьма скромны, если не учитывать энергетическую составляющую российской экономики. Хотя опыт КНР говорит о том, что экономический потенциал можно увеличивать стремительными темпами, сдерживая демократические реформы.

В-пятых, жизнь не всегда подтверждает ранее принятое мнение, что демократические правительства проводят миролюбивую внешнюю политику и не враждуют между собой. Происходит порой совершенно иное: молодые демократические режимы проявляют агрессивность, преследуют этнические меньшинства, выдвигают необоснованные территориальные претензии к соседям и т.д.

Основные представления о сущности и тенденции развития демократии в политической истории отличаются многогранностью и разбросом точек зрения. С.В. Черниченко считает, что «демократия в современных условиях – это создаваемая государством на основе права и в рамках права возможность участия широких слоев населения в формировании и формулировании государственной воли при условии уважения и соблюдения прав человека»1.

вовлечению народа в процесс формирования и формулирования государственной воли. Демократия с периодическими выборами – лучшая политическая система, изобретенная человеком. Эксперименты с альтернативными системами доказали, что, несмотря на недостатки, демократия является не просто политической системой, которая относительно превосходит другие.

Ни одна другая система, кроме демократии, не проявила себя в качестве гаранта личной свободы, основных прав человека, а также возможности улучшения уровня жизни и поддержания этого уровня. Как отмечал известный американский протестантский теолог Рейнхольд Нибур (1892-1971), способность человека к справедливости делает возможной демократию, а его склонность к несправедливости демократию необходимой2.

неспособность жестко различать справедливость и несправедливость по отношению к себе и к другим людям, а также обрабатывать соответствующую информацию обуславливают необходимость существования в демократическом обществе беспристрастных институтов, например, средств массовой информации, если они вообще бывают таковыми. Джон Ролз в работе «Теория справедливости»

сформулировал такие принципы понимания справедливости, как то, что Черниченко С.В. На основе и в рамках права / Демократия в современном мире. М., 2005. С. 126.

См.: Мельвиль Ю.К., Чанышев А.Н. Ирония истории // Вопросы философии.

1954. №2; Harland G. The thought of R. Niebuhr. N.Y., 1960;

http://frazochka.ru/authors/860.html.

каждый человек должен иметь равные права в отношении наиболее обширной схемы равных основных свобод, совместимых с подобными схемами свобод для других и что социальное и экономическое неравенства должны быть устроены так, чтобы, во-первых, от них можно было бы разумно ожидать преимуществ для всех, и, во-вторых, доступ к положениям (positions) и должностям был бы открыт всем1.

демократии. Граждане должны быть внутренне готовы принять ее, «созреть» для нее. Однако трудно установить факторы, воздействующие на психологическую готовность народа к демократии. Исторический опыт показывает, что страшные социальные катаклизмы иногда полностью разрушали социальные, экономические и политические структуры общества, а затем, спустя какое-то время, когда все успокаивалось, в несколько измененном виде возрождалось что-то похожее.

В истории России нет нужды далеко ходить за примерами.

Советская бюрократия чем-то разительно напоминала бюрократию времен Николая I, несмотря на реформы 1860-х гг., а также революционные события 1917 г., полностью разрушившие старый государственный аппарат.

Еще один фактор развития демократии – этно-социальный.

Существование сверхструктур, возможно, объясняется не только особенностями развития общества, социальными закономерностями, но и особенностями этногенеза. Не исключено, что они появляются в процессе взаимовлияния биосферы и этногенеза, разработанной Л.Н. Гумилевым2.

В этом случае сверхструктуры могут рассматриваться как наиболее стойкие стереотипы поведения, передаваемые путем воспитания от См.: Ролз Дж. Тория справедливости. Новосибирск, 2005. С. 66.

См.: Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. М., 2005.

поколения к поколению в качестве своеобразных условных рефлексов независимо от того, на какой стадии социального развития находится данный этнос. Они накладываются на особенности социального развития народа и приводят к воспроизведению особенностей социальной и политической жизни общества, на каком бы уровне они ни находились.

Такие стереотипы или сверхструктуры могут способствовать или представлять их влияние на форму государства упрощенно. Как они ни мешали в каких-то ситуациях возникновению демократии, на каком-то этапе развития общества сочетание различных факторов может оказаться таким, что демократия возникает, и тогда они сохранятся, но изменятся, адаптируются к демократии. Сложиться такое сочетание может в различные исторические эпохи, как это наблюдалось, например, в Соединенном Королевстве или Японии.

демократии. Повышение материального благосостояния широких слоев населения – одна из важнейших предпосылок демократии. В то же время опыт многих стран подтверждает, что высокий жизненный уровень населения автоматически не гарантирует демократии. Большее значение имеет пропаганда уважения к законам, повышение правовой культуры населения. Так, в практике ООН, а также ЮНЕСКО эта деятельность получила наименование образования в области культуры прав человека1.

Не меньшее значение имеет постепенное накопление опыта терпимости, толерантности, способствующей достижению политических и социальных компромиссов. Особенно значимы меры по воспитанию терпимости в обществе, где социальная поляризация является одной из наиболее болезненно дающих о себе знать характеристик развития.

Следует отметить, что попытка оценить поляризацию в обществе См.: Образование в области прав человека в России: аналитический отчет. М., 2008.

предпринималась неоднократно1. Однако, как правило, предлагаемые решения не позволяли представить количественную оценку поляризации, а также предложить методику ее сокращения.

Говоря о поляризации, надо учитывать, что существует несколько определений поляризации, а следовательно, и взглядов на нее. Так, по одному из них предполагается, что общество, состоящее из конечного числа субъектов, может быть разделено на группы в соответствии с некоторым вектором (набором) характеристик. Группы образованы таким образом, что члены одной группы «одинаковы» по выбранному набору характеристик. В то же время члены разных групп «различны» по тем же характеристикам. Если возможно подобное разделение общества на группы по какому-либо признаку или набору признаков, то такое общество называется поляризованным.

Можно выделить два аспекта поляризации в обществе. Первый аспект – экономический. В этом случае в качестве характеристики определяется доход населения. Второй аспект – политический. С этой точки зрения общество будет разделяться на группы по признаку политической принадлежности, т. е. по политическим предпочтениям, позиционированным на шкале «левые – правые»2.

Допустим, общество поляризовано по какому-либо определенному признаку или набору признаков. Очевидно, чем больше различаются значения выбранных характеристик, тем больше поляризовано общество.

Но также очевидно, степень поляризации будет зависеть и от количества групп, и от относительного числа их членов. И чем выше степень поляризации, тем важнее для власти и гражданского общества См.: Бобков В. Экономическое неравенство: российские тенденции на фоне мировых реалий / Общество и экономика. 2003. №1.

См: Ewing K.D. Transparency, accountability and equality: the Political parties, elections and referendums act 2000 / Public Law. London, 2001. P. 542–570; Shugart M., Carey J. Presidents and Assemblies: Constitutional Design and Electoral Dynamics.

Cambridge, 1992.

использовать все имеющиеся механизмы для ее снижения. Выборы, естественно, являются одним из таких механизмов.

обязательными, но не недостаточными для эффективной подготовки к демократии. Эта задача требует учитывать как мировой, так и национальный социальный опыт и политические и культурные традиции.

продвинулась Россия в своем демократическом развитии с учетом перечисленных аспектов демократии. С уверенностью можно утверждать, что психологически значительная часть российского населения воспринимает демократию как наиболее благоприятную форму политического устройства. Многие граждане не просто знают, что такое права человека, но и психологически ощущают полноту ли неполноту таких прав. А это говорит, что в России психологическая основа демократии охватывает большую часть населения.

В странах, где существует стабильная демократия, распространено мнение, что принятием соответствующего закона решаются все проблемы. В некоторой степени в обществе, имеющем давние демократические традиции, а более того - «привычку» к демократии и устойчивый политический режим, правовая сторона демократии позволяет выстраивать другие демократические институты и процедуры.

Но в России власти на разных уровнях порой не могут, а иногда и не хотят выполнять уже принятые законы. Известны многочисленные примеры игнорирования местными властями указаний и решений центральных властей.

К тому же до настоящего времени не изжиты последствия резкого падения жизненного уровня населения в 1990-х гг. из-за свертывания производства и роста инфляции, которые свели почти к нулю большую часть социально-экономических прав граждан. Социальноэкономические права отдельных социальных групп, причем наиболее уязвимых (инвалиды, пенсионеры) остаются иллюзорными.

В то же время, безусловно, существуют свобода убеждений, свобода слова, свобода печати, право на проведение мирных демонстраций и т. д., т. е. те права и свободы, которые издавна считаются атрибутами демократии. А ведь все права человека одинаково важны, взаимозависимы. На это указывается, в частности, в Венской декларации и Программе действий, принятых Всемирной конференцией по правам человека 25 июня 1993 г. Обращая внимание на данные международные документы, следует отметить, что путь демократии не может быть путем одной страны. И вместе с тем, возлагать слишком большие надежды на тесную интеграцию России с Советом Европы и, тем более, с Европейским союзом было бы неразумным. У России – свой исторический путь, свои проблемы, и вряд ли эти проблемы можно будет решить только с их помощью. Такая интеграция могла бы породить, как минимум, дополнительные правовые проблемы для России. А для Совета Европы и ЕС Россия слишком велика и может оказаться чужеродным телом. Это не означает, что надо пренебрегать сотрудничеством с ними. Что касается прав человека, то России в своем сотрудничестве с Западом в этой области следовало бы ориентироваться на стандарты, установленные Конференцией по человеческому измерению СБСЕ - Копенгагенским человеческому измерению СБСЕ.

См.: Всемирная конференция по правам человека. Венская декларация и программа действий. Июнь 1993 года.- Нью-Йорк: Организация Объединенных Наций, 1995. С. 21 – 60; Дипломатический вестник. 1994. № 3 - 4. С. 45 - 63.

Социальные проблемы России предстоит решать преимущественно самой, а также в рамках Евразийского направления сотрудничества1.

Возможно, в перспективе процессу становления демократии на постсоветском пространстве могла бы содействовать концепция Евразийского союза. Она прозвучала в предложениях президента Казахстана Н.А. Назарбаева. Но она не нова, поскольку была выдвинута еще в 1920-е гг. Позднее ее активным защитником был Л.Н. Гумилев. О возможности создания такого союза говорил академик А.Д. Сахаров. Эта идея близка к тому типу цивилизации, который сложился в России.

В.В. Путин говорит о возможном продвижении к евразийскому союзу: «Во-первых, речь не идет о том, чтобы в том или ином виде воссоздать СССР. Наивно пытаться реставрировать или копировать то, что уже осталось в прошлом, но тесная интеграция на новой ценностной, политической, экономической основе - это веление времени.

Мы предлагаем модель мощного наднационального объединения, способного стать одним из полюсов современного мира и при этом играть роль эффективной «связки» между Европой и динамичным Азиатско-Тихоокеанским регионом. В том числе это означает, что на базе Таможенного союза и ЕЭП необходимо перейти к более тесной координации экономической и валютной политики, создать полноценный экономический союз.

Сложение природных ресурсов, капиталов, сильного человеческого потенциала позволит Евразийскому союзу быть конкурентоспособным в индустриальной и технологической гонке, в соревновании за инвесторов, за создание новых рабочих мест и передовых производств. И наряду с другими ключевыми игроками и региональными структурами - такими См.: Путин В.В. Новый интеграционный проект для Евразии - будущее, которое рождается сегодня // Известия. 2011. 4 октября.

как ЕС, США, Китай, АТЭС - обеспечивать устойчивость глобального развития.

Во-вторых, Евразийский союз послужит своего рода центром дальнейших интеграционных процессов. То есть будет формироваться путем постепенного слияния существующих структур - Таможенного союза, Единого экономического пространства.

В-третьих, было бы ошибкой противопоставлять Евразийский союз и Содружество Независимых Государств. У каждой из этих структур есть свое место и своя роль на постсоветском пространстве. Россия совместно с партнерами намерена активно работать над совершенствованием институтов Содружества, насыщением его практической повестки.

В частности, речь идет о запуске в СНГ конкретных, понятных, привлекательных инициатив и совместных программ. Например, в сфере энергетики, транспорта, высоких технологий, социального развития.

Большие перспективы у гуманитарного сотрудничества в науке, культуре, образовании, у взаимодействия в сфере регулирования рынков труда, создания цивилизованной среды для трудовой миграции. Нам общее языковое, научно-культурное пространство. Совместно использовать этот ресурс для развития - в наших общих интересах»1.

Перспективы демократии могут рассматриваться в теоретическом контексте цивилизационной и стадиальной парадигм всемирноисторического процесса. Эти проблемы могут быть описаны в виде следующей альтернативы: является ли демократия продуктом исключительно определенной (западной) цивилизации или необходимым этапом политического развития любого общества на определенном этапе его модернизации? Реальность этой альтернативы подтверждается как проявляющейся в последние десятилетия тенденцией к глобальному распространению демократических институтов, так и трудностями их укоренения и дисфункциональностью в незападных обществах.

Четкость альтернативы значительно ослабевает, если попытаться приложить ее к историческому опыту демократизации. Западная цивилизация отнюдь не родилась и не развивалась постоянно как устойчиво демократическая. В классической античной демократии демократические формы политического устройства сочетались с олигархическими, тираническими и деспотическими и, в конце концов, уступили место обожествленной и неограниченной монархической власти. «Утверждение демократических институтов произошло только на относительно поздней фазе развития западной цивилизации – в эпоху так называемого модерна, – пишет Г.Г. Дилигенский, – т. е. демократия, понимаемая как совокупность представительных органов власти, свободных выборов, идейно-политического плюрализма и сменяемости субъектов власти по воле граждан, является стадиальным феноменом в рамках самой этой цивилизации»1.

Понятие «демократия» употребляется в относительном смысле – в контексте диахронных или синхронных сопоставлений различных обществ. Франция времен июльской монархии и современная ей Англия могли считаться демократическими обществами по сравнению с николаевской Россией, но не являются таковыми, если их сравнивать с западноевропейскими странами конца ХХ в.

Таким образом, феномен демократии стадиален еще и в том смысле, что принимает конкретные формы на различных фазах своего собственного развития. Очевидно, именно эта его изменчивость побудила одного из наиболее видных современных теоретиков демократии А.

Дилигенский Г.Г. Демократия на рубеж тысячелетий / Политические институты на рубеже тысячелетий. XX–XXI вв. Дубна, 2001. С. 27.

Лейпхарта утверждать, что она представляет собой «понятие, решительно не поддающееся определению»1.

определения демократии, мы хотя бы на интуитивном уровне имеем в виду нечто более или менее определенное. В первую очередь, общество, обладающее институтами, позволяющими ему в той или иной степени влиять на власть и политику (хотя это влияние неравномерно распределяется по различным социальным группам и различным сферам предоставляющее людям, с одной стороны, определенную степень свободы самоопределения личности – выбора формы деятельности, места жизни и работы, убеждений, источников информации и т. п. – и, с другой стороны, защиту от авторитарного произвола власть имущих, жизнь людей в рамках и под защитой закона. В то же время в понимание демократии вольно или невольно включаются не только эти общие институциональной системы.

Адекватность этого последнего представления вызывает серьезные сомнения. Во-первых, потому, что оно может порождать определенное приверженности западных обществ к демократическим порядкам в последнее время в недрах этих обществ возрастает неудовлетворенность демократии. Эта неудовлетворенность порождается двумя основными процессами. Один из них – возрастающее значение, которое приобретают в жизни современного общества так называемые технологические решения. Подчиненные целям экономического роста и эффективности, Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах. М., 1997. С. 38.

они принимаются бизнесом и политиками, чаще всего вне каких-либо демократических процедур и демократического контроля.

Побочный эффект таких решений, как это ясно видно на примере ядерной энергетики или генной инженерии, может быть не менее опасен, традиционной политической сфере. Техническая эволюция создает угрозу и самой демократии: новейшие технические средства в руках террористов или феномен хакеров побуждают властные структуры переходить от преследования преступлений и предотвращения конкретных опасностей к пресечению даже зарождающихся рисков, рассматривать каждого гражданина как фактор таких рисков. Отсюда распространение внеправовой практики (тотальная полицейская слежка, прослушивание телефонов и т. п.), ставящей под вопрос элементарные права личности.

антропологический характер. Речь идет об индивидуализации – возрастании индивидуальной автономии, обусловленном, прежде всего, представительной, парламентской демократии функционируют на основе объединения граждан вокруг групповых культурных традиций, общих интересов, ценностей, политических приоритетов, формулирование и защиту которых они делегируют партиям и институтам власти; эта демократия предполагает, что внутри каждого такого объединения и в обществе в целом индивидуальные устремления нивелируются в групповые, подкрепляемые нормами и ценностями соответствующих культур; меньшинство подчиняется большинству.

функционирование социально-культурных механизмов представительной демократии. Изначально присущее ей, отмечавшееся еще Кантом противоречие между принципом большинства и самоопределением личности обостряется, превращается из имплицитного в эксплицитное.

Анализируя проблемы современной демократии, Ульрих Бек, автор книги «Изобретение политического», получившей известность, прежде всего, на Западе, считает, что «поиск новых форм демократии становится характерной чертой западной общественной мысли и практики»1. Идет поиск «нового коммунитаризма». Этот поиск, по мнению одного из его ведущих теоретиков современности Амитаи Этциони, в частности, («приватности») в жизни индивида и социума2.

(групповой принадлежностью, культурной средой и т. д.), заменяется социальностью добровольной, выражающей стремление индивидов, не жертвуя своей автономией, преодолеть взаимную отчужденность на основе поиска общих ценностей и стремлений. Электоральные формы политического участия самым лучшим образом дают возможность продемонстрировать результаты такого поиска.

преимуществ, но и новых рисков, крайне трудно сказать, к каким изменениям в демократических институтах может привести этот поиск.

Видимо, ведущая тенденция состоит в повышении роли гражданского общества и его влияния на общество политическое, что требует расширения сферы и обогащения форм его деятельности, проникновения ее на уровни решений, являющиеся сегодня демоном профессиональной политики, технократии и бюрократических структур. Речь здесь идет и о новой стадии развития демократии в рамках ее традиционного цивилизационного ареала. И особенности этой стадии мало, что могут Beck U. The Reinvention of Politics. Rethinking Modernity in the Global Social Order. Cambridge, 1997. P. 40–46.

См.: Etzioni A. The Limits of Privacy. N.Y., 1999.

сказать о перспективах демократии как всеобще-стадиального, глобально-стадиального феномена.

Таким образом, мы подходим к проблеме связи демократизации и глобализации, стадиальности демократии в контексте всемирноисторического процесса. Поскольку ни одна из существующих локальных цивилизаций, кроме западной, не выработала в своем развитии демократических ценностей и институтов, можно полагать, что названная перспектива реальна лишь в случае возникновения новой глобальной цивилизации. И лишь такая цивилизация привьет эти ценности и институты к изначально чуждой им почве.

Весьма распространенный оптимистический взгляд на судьбы глобальной демократии основан на представлении, что становление такой цивилизации происходит в результате глобализации. В посвященном глобализации докладе Института исследования социального развития демократии – одна из главных тенденций этого процесса2. Вывод основан на том факте, что к середине 1990-х гг. институты представительной демократии утвердились во многих еще недавно тоталитарных и авторитарных обществах – в постсоциалистических странах Европы, в ряде стран Латинской Америки, Юго-Восточной Азии и в Южной Африке.

Главным фактором демократизации в условиях глобализации чаще всего считается происходящая под ее влиянием модернизация ЮНРИСД был создан в 1963 г. в качестве автономного учреждения в рамках системы Организации Объединенных Наций для проведения исследований в области социального развития. Его деятельность имеет отношение к работе Секретариата Организации Объединенных Наций, региональных комиссий и специализированных учреждений, а также национальных институтов. Задача ЮНРИСД миссии является получение знаний и формулировка политических альтернатив по актуальным проблемам развития, способствуя тем самым достижению более широких целей системы ООН в борьбе с нищетой и неравенством, продвижению благополучия и прав, а также создания более демократического и справедливого общества.

Тревоги мира. Социальные последствия глобализации мировых процессов.

Доклад ЮНРИСД. М., 1997. С. 24, 25.

экономических и социальных структур: экономическое развитие на основе современной технологии ведет к росту благосостояния, а этот последний открывает дорогу демократии. Как писал в 1984 г. С.

демократизацией довольно прочна»1.

С.М. Липсет, исследовавший связь между уровнем экономического демократизация зависит от многих факторов, но уровень социальноэкономического развития является ее «основным и необходимым условием». По его подсчетам, 74% стран с наиболее низким уровнем демократический режим. Из стран с уровнем ниже и выше среднего демократическими являются соответственно 11 и 39%, зато к этой категории относятся все страны с развитой рыночной экономикой2.

Такие наблюдения представляют несомненный интерес, однако, зависимость демократизации от экономического фактора вряд ли является непосредственной. Социально-экономической предпосылкой представительной демократии западного типа является не рыночная экономика и уровень экономического развития как таковые, но обусловленное ими численное преобладание в социальной структуре так называемого среднего класса.

Эту социальную общность объединяет жизненный стандарт, обеспечивающий доступность набора основных потребительских благ, заинтересованность в социально-политической стабильности, а внутренне разъединяет – многообразие конкретных групповых статусов и Huntington S.P. Will More Countries Become Democratic? // Political Science Quarterly. 1984. № 99. Р. 199.

Липсет С.М. и др. Сравнительный анализ условий, необходимых для становления демократии // Международный журнал социальных наук. 1993. № 3. С. 9.

источников дохода, формируемых рыночными отношениями (частный бизнес, независимый и наемный труд различной квалификации и т. д.).

Сочетание консенсуса и плюрализма интересов превращает средний класс в опору представительной демократии, позволяющей различным его группам выявлять, отстаивать и примирять свои интересы, не нарушая в то же время институциональных основ своего экономического и социального положения.

Подобная роль среднего класса в демократической политической системе проявляется далеко не во всех исторических ситуациях, а в некоторых даже может превращаться в свою противоположность. Если в обществе происходят социально-экономические процессы, угрожающие положению тех или иных средних слоев, они вполне способны своим общественно-политическим поведением дестабилизировать институты представительной демократии и даже, как показал опыт ряда европейских стран в период между двумя мировыми войнами, выступать силой поддержки авторитарных и тоталитарных режимов. Тем не менее, если средний класс не всегда является опорой демократии, его значительный удельный вес в социальной структуре и достаточно прочные экономические позиции малого и среднего бизнеса на рынке товаров и услуг, а наемных средних слоев – на рынке труда являются, по меньшей мере, необходимыми условиями стабильного демократического режима.

Если благосостояние основных групп населения, в том числе средних слоев, обеспечивается не их ситуацией на рынке, а на иной основе, например, как в нефтяных монархиях Персидского залива, благодаря государственному патернализму, плюрализма интересов не возникает и даже весьма высокий уровень благосостояния не создает социальных предпосылок демократизации. При всех этих оговорках несомненно, что бедные общества, в которых значительные слои населения живут на грани нищеты и маргинализированы в социальном отношении, не представляют собой благоприятной среды для развития демократии, что еще раз продемонстрировали события «арабской весны».

Нельзя говорить о перспективах глобальной демократизации на тысячелетия. Глобализация сопровождается углублением экономической большинством остальных стран. Если эта тенденция сохранится, не социального прогресса большинства развивающихся обществ, следовательно, формирования социальных предпосылок «работающей»

представительной демократии.

Во многих из тех стран, где под влиянием кризиса тоталитарных и авторитарных режимов и притягательности западной модели в последние десятилетия были созданы формально-демократические институты, они остаются неустойчивыми, часто дисфункциональными и выступают как дополнительный фактор социальной и политической нестабильности.

Серьезным препятствием глобальной демократизации, во всяком случае, ее пока не имеющей ясных альтернатив западной модели, является культурная самобытность незападных обществ, которую не в состоянии размыть никакая вестернизация. В культурном контексте основополагающая для западной культуры и образующая важнейшую чужеродный элемент. И хотя процесс индивидуализации развивается и в этих обществах, он все же еще слабо колеблет присущее им растворение индивидуального в групповом. Во многих странах это групповое начало представительной демократии. Все это не обязательно исключает демократизацию, но делает ее малореальной в тех формах, которые выработаны западным обществом. К тому же в некоторых культурах, например, в исламской, заложена традиция слияния светской и религиозной – авторитарной по своей природе – власти.

Деколонизация середины ХХ в. изменила ситуацию, но не привела к радикальной демократизации международных экономических и политических отношений. После распада мировой социалистической системы Запад почувствовал себя хозяином на планете, интересы и мощь стран «золотого миллиарда», прежде всего США, во многом определяют ход и результаты процесса глобализации. События вокруг Югославии, Ирака, Ливии, Сирии показали готовность Запада вмешиваться силовыми методами в решение внутриполитических проблем других стран. Но демократию невозможно импортировать антидемократическими, тем более, военными способами. Такая линия поведения может привести лишь к усилению национализма и питаемого им авторитаризма, дискредитировать западную модель демократии.

К.М. Долгов полагает, что если исходить из суждений древних мыслителей о демократии, то вряд ли у кого появится желание стремиться к демократической форме государственного устройства1. В России на протяжении многих лет и особенно в XIX и ХХ вв. шла ожесточенная полемика и борьба вокруг вопроса о демократизации общества. Достаточно напомнить о борьбе между западниками и славянофилами, которая с некоторыми изменениями продолжается и в современных социально-политических реалиях. Первые - ратовали за установление в России западноевропейских порядков, законов, обычаев, для России. Она должна остаться самобытной, со своей культурой, Долгов К.М. Демократия как выражение кризиса власти. М., 2006. С. 131.

своими законами, порядками, государственным строем – самодержавием, своей религией – православием и своей народностью. Вот что писал выдающийся русский мыслитель К. Леонтьев: «Нам, русским, надо совершенно сорваться с европейских рельсов и, выбрав сосем новый путь, стать наконец во главе умственной и социальной жизни всечеловечества»1.

Если обратиться к идее всечеловечества, то следует заметить, что она означает также идею свободного, добровольного единения людей, основанного на мудрости, то есть на любви, дружбе, согласии. Отмечая данные характеристики, можно заключить, что данная идея противостоит исключительности, идеологии и практике тоталитаризма, признающих насильственные пути и средства сделать человечество счастливым. В этом смысле идея всечеловечества близка к представлениям о демократии.

По мнению А.С. Мадатова, понятие «демократия», существующее обществоведческой науке. В разные века в истории политической мысли этому термину давалось неоднозначное толкование. По мере многовекового изменения и усложнения политической картины и наслоения на нее политических доктрин, апеллирующих к демократии, последняя приобретала различные толкования2. Однако существуют и характеризующие тот или иной строй, как демократический, в том числе и по количественным параметрам – как более демократический или менее демократический.

Леонтьев К. Письма о восточных делах. Собр. соч. Т. 5. М., 1912. С. 441.

Мадатов А.С. Демократия: сущность и методологические проблемы исследования. М., 2000. С. 3.

Одна из первых попыток типизации современных моделей была впоследствии была развита и углублена Д. Хелдом, выделившем демократия античная, демократия в Древней Греции, главным образом афинская демократия; республиканизм, т. е. республиканская форма республики; «протективная» демократия (Т. Гоббс, Дж. Локк, Ш.

Монтескье)2; развивающаяся демократия; теория отмирания государства (К. Маркс); состязательный элитизм; плюралистическая демократия3.

предпосылками возникновения либеральной демократии были развитие рыночных отношений, идеологическая и политическая секуляризация, становление национальных государств. Идейно-политически либерализм сформулировали такие основополагающие принципы политического либерализма, как приоритет индивидуальной свободы, базирующийся на принципах естественного права, отделения государства от гражданского общества, разделение властей. На основе этих принципов идеи демократии (как народовластия) наполнялись либеральным содержанием.

Стержневыми идеями в теориях либерализма были политическое равенство и представительное правление.

Одной из разновидностей модели плюралистической демократии является концепция полиархии, разработанная Р. Далем. Термин «полиархия» (дословно – «правление многих») возник в Англии в 1609 г.

См.: Macferson C.D. The Life and Time of Liberal Democracy. N.Y., 1977.

«Протективная» (защищающая) демократия - модель демократического политического режима, описанная. Главным смыслом собственного существования такая демократия считает защиту граждан как от произвола властей, так и от беззакония частных лиц. Важным для модели «протективной» демократии является отделение государства от гражданского общества и невмешательство власти во многие сферы жизни, прежде всего в экономику.

См.: Held D. Models of Democracy. Oxford, 1987.

Но в обществоведческой литературе он практически не использовался вплоть до начала 1950-х гг. Впервые термин «полиархия» был введен в научный оборот в качестве политологической категории в 1953 г. в книге Р. Даля и Г. Линдблома «Политика, экономика и благосостояние»

(Politics, Economics, and Welfare: Planning and Politico-Economic Systems Resolved into Basic Social Processes). Использование данной категории, по мнению авторов, открывало возможности для более реалистичного анализа существующих демократических систем, оставляя при этом в стороне абстрактные демократические идеалы.

Первоначально Р. Даль и Г. Линдбом анализировали полиархию, как процесс, посредством которого рядовые граждане могут осуществлять контроль за политическими лидерами. В последующем концепция полиархии дополнялась существенными признаками, затрагивающими институциональные, процессуальные и культурологические аспекты плюралистической демократии. На основании обстоятельного анализа истории и теории демократии Р. Даль в итоге выделил ряд признаков полиархии:

1. Выборность органов власти, гарантированная конституцией; с помощью выборов осуществляется контроль над правительственными решениями.

справедливых выборов, при которых исключен механизм принуждения.

3. Всеобщее избирательное право, когда практически все взрослое население наделено правом участия в выборах.

4. Свобода самовыражения. Граждане имеют право на свободу высказывать свое мнение без страха подвергнуться наказанию по широкому кругу политических проблем, включая сюда критику органов власти, правительства, режима, социально-экономического строя и господствующей идеологии1.

При анализе политических процессов наряду с категорией «демократия» не меньшее значение имеет и понятие «демократизация». В самом общем смысле демократизация означает процесс политических и социальных изменений, направленных на установление и укрепление демократического строя.

Тяга к демократии основывается, прежде всего, на усвоении исторических уроков. Демократия – повсеместно признанный принцип устройства общества, зафиксированный в Уставе ООН и других важнейших международных документах. Не случайно даже самые демократическим фасадом, только и сейчас, как и прежде, остается задача увидеть то, что скрывается за этим «фасадом».

1.2. Проблемы глобального распространения демократии Фрэнсис Фукуяма по праву считают одним из наиболее видных аналитиков США. Он входил в штаб планирования Государственного департамента в период президентств Рональда Рейгана и Джорджа Буша-старшего. Эссе Ф. Фукуямы «Конец истории», безусловно, стало наиболее цитируемой и широко обсуждаемой статьей за последние десятилетия. Опубликовав это эссе летом 1989 г. в журнале The National Interest2, Фукуяма смело утверждал, что мир может стать свидетелем не Dahl R. Democracy and its Critics. New Haven, 1989. P. 221. См. также: Даль Р.

Введение в теорию демократии. М., 1992. С. 68–88; Dahl R. Polyarchy: Participation and Opposition. New Haven, 1973. P. 3; Dahl R. Dilemmas of Pluralist Democracy. New Haven, 1982. P. 10–11.

The National Interest (NI) - известное американское издание о международных делах, выходящее раз в два месяца журнала, курируемое Центром национальных интересов. Журнал был основан в 1985 г. Ирвингом Кристолом. The National Interest не ограничен по содержанию вопросами внешней политики в узком смысле, а пытается обратить внимание на широкие идеи и пути, в которых проявляются только конца холодной войны, но и конечной точки идеологической эволюции человечества, а также повсеместного распространения западной либеральной демократии как конечной формы управления1.

«Необычайно широкий резонанс, который вызвала эта статья, – пишет соредактор «Журнала Демократии» Марк Ф. Платтнер, – несомненно, объяснялся ее своевременностью: она появилась накануне демократической революции, охватившей Восточную Европу. Фукуяма оказался первым, кто предложил солидную теорию для объяснения наступающей кончины коммунизма»2.

Затем Фукуяма переработал темы, затронутые в краткой статье, в книгу «Конец истории и последний человек»3. Удержавшись от искушения разобраться, где и как его неправильно интерпретируют, он создал широкомасштабное, тщательно структурированное произведение, отразившее глубокое размышление о проблемах и перспективах произведениями классиков политической философии и современными работами в области политических и социальных наук, он мастерски подбирает доказательства в пользу внутреннего здоровья и внешней безопасности либерально-демократического общества.

симптоматичным. Автор успел зарекомендовать себя за годы работы в корпорации РЭНД как думающий и серьезный исследователь, способный поднимать и решать крупные научные проблемы. И тот факт, что, участвуя в разработке и формулировании политической линии правительства США в области международных отношений, он решил культурные и социальные различия, технологические инновации, история, религии и их влияние на поведение государств.

Fukuyama F. The End of History and the Last Man. N.Y., 1992.

http://old.russ.ru/antolog/predely/l/dem3-3.htm.

См.: Fukuyama F. The end of History and Last Man.

обратиться к анализу причин и истоков процессов, происходящих на мировой арене, не был случайным.

Попытки понять, что же происходит в мире и в мировой политике, вполне закономерны. После 1985 г. мир переживал удивительную эволюцию. Возникло и стало реальностью понимание взаимозависимости всех происходящих в мире процессов. Место ценностей, из-за которых разворачивались основные баталии на международной арене и внутри отдельных стран, заняли мир, свобода, права человека, социальная защищенность, демократия. У огромных масс людей в разных странах окрепло чувство глобальной общности, солидарности, общего интереса, человеческой близости.

По мнению В.А. Кременюка, пожалуй, главная мысль, выраженная американским автором, в том, что период холодной войны завершился победой Запада; победой, по словам Ф. Фукуямы, западного либерализма над марксизмом. В борьбе с марксизмом либеральная идея выстояла и доказала свою жизнеспособность. Начался этап подведения итогов.

Главный итог: марксизм оказался нежизнеспособным в Восточной Европе, не в состоянии решить проблемы Советского Союза, Китая, других социалистических стран или стран социалистической ориентации.

Либерализм может праздновать свой триумф.

Между тем, здесь есть нечто особенное. И оно состоит в том, что в холодной войне обе стороны не хотят ее перехода в «горячую», обе опасаются этого и, будучи в состоянии предотвратить конфронтацию, не хотят, чтобы их соперничество сползло к опасной грани. Можно сколько угодно рассуждать о том, кто первый начал холодную войну, кто ее продолжил, кто вел себя разумно, а кто провоцировал. Один факт останется непреложным: обе стороны рассматривали опасность ядерной войны как неприемлемую. Карибский кризис 1962 г. достаточно четко высветил именно эту сторону общего интереса СССР и США. Когда же удалось перейти к ограничению и сокращению вооружений, развитию диалога и партнерства, стало возможным объявить об окончании холодной войны. Таким образом, это победа обеих сторон, торжество разума и человечности в их взаимоотношениях.

Очевидно, что к данному рубежу обе стороны пришли с разными результатами. Если Соединенные Штаты Америки и их союзники в то время переживали период относительного благополучия, стабильности и уверенности в себе, в Советском Союзе, других странах социализма картина была совершенно иная. Экономика социализма переживала кризис, политическая система подвергалась острой и даже ожесточенной критике, недовольство охватило значительные слои населения. Налицо был серьезный структурный кризис.

За период после окончания Второй мировой войны были моменты, когда Запад проигрывал соревнование, а социализм его выигрывал. Так было, например, в конце 1960-х и начале 1970-х гг., когда США переживали острый кризис, вызванный войной во Вьетнаме, страны Западной Европы испытывали напряженность в связи с ростом левацких выступлений (Франция, ФРГ), а социализм, добившись стратегического паритета с Соединенными Штатами, пребывал в уверенности окончательной победы. Чем это окончилось – хорошо известно.

Сейчас речь должна идти о том, что весь мир вступил в очень серьезную и ответственную полосу развития, которая может привести к началу нового исторического витка. Холодная война и сопровождавший ее ужас возможного ракетно-ядерного столкновения, миллионы погибших в региональных и локальных войнах, миллионы умерших от голода, разрушенная природная среда, угроза глобальных катастроф – все это никак не могло пройти бесследно для сознания населения планеты.

особенностей исторического пессимизма, в нашей эпохе ставшего закономерным продуктом мировых войн, ужасов геноцида и тоталитаризма, характерных для ХХ в. Обрушившиеся бедствия взорвали не только наивную веру в прогресс, присущую XIX в., но и все представления о направленности и непрерывности Всеобщей истории человечества. Тем не менее, Фукуяма задается вопросом, насколько оправдан пессимизм, и прослеживает кризис авторитаризма, характерный для последних десятилетий: «С приближением конца тысячелетия на ринге остался единственный соперник, претендующий на потенциальную индивидуальной свободы и народоправства». Ее воспринимает все большее число стран, в то время как ее критики не в состоянии обескровила всех серьезных политических противников, дала гарантии, что либеральная демократия представляет собой кульминацию в истории человечества1.

Хотя, как считает Фукуяма, «либеральная демократия есть наилучшее решение человеческой проблемы», он также приходит к выводу, что ей присущ ряд внутренних «противоречий», из-за которых она может подвергнуться разрушению. Это и трения между свободой и равенством, которые открывают возможности атаки на демократию со стороны левых; они не обеспечивают равного признания меньшинствам и религиозные и другие долиберальные воззрения, важные в общественной жизни, от которой она, в конечном счете, зависит; и, наконец, обеспечить простор для стремления к превосходству.

Холодная война явилась одной из самых драматичных и противоречивых эпох в истории ХХ столетия. Победа над фашизмом дала человечеству надежду на установление свободных от войн и насилия отношений между странами и гражданами, на развитие Plattner M. F. Exploring the end of history // Journal of Democracy. N.Y., 1992. P.

демократии во внутренней жизни государств. Однако уже в марте 1946 г.

в знаменитой Фултонской речи Уинстон Черчилль предупредил об превосходства западных стран в военной силе. Вскоре началась холодная война, в результате которой народы и государства, воевавшие против общего врага, оказались по разные стороны баррикад, а перед человечеством возникла угроза уничтожения.

Новое понимание ее причин и следствий холодной войны было достигнуто, когда началось изучение процессов конца 1980-х гг., благодаря которым стало возможным мирное окончание холодной войны информационной революции. Когда человечество столкнулось с угрозой глобальных конфликтов, вновь возникла потребность осмыслить уроки недавнего прошлого.

По одной из версий, наиболее распространенной на Западе, в особенности в США, конец холодной войны стал результатом солидарной и твердой западной политики сдерживания Советского Союза и в целом коммунизма. Для творцов американской послевоенной политики Мюнхен1 казался доказательством того, что для тоталитарных государств характерна ненасытная агрессивность, что мир неделим, что «умиротворение (трактовавшееся как любые результативные дипломатические контакты с тоталитарной властью) всегда является сумасшествием», – утверждал американский политолог Кристофер Лэйн2.

Мюнхенское соглашение 1938 г. - соглашение, составленное в Мюнхене сентября 1938 г. и подписанное 30 сентября того же года премьерминистром Великобритании Невиллом Чемберленом, премьерминистром Франции Эдуаром Даладье, рейхсканцлером Германии Адольфом Гитлером и премьер-министром Италии Бенито Муссолини. Соглашение касалось передачи Чехословакией Германии Судетской области.

Layne Ch. The Munich Myth and American Foreign Policy / The Meaning of Munich Fifty Years Later. Washington, D.C., 1988. P. 18.

Линия американской администрации на отказ от компромиссов с Кремлем, на жесткое противостояние с Советским Союзом на международной арене выявилась уже в конце 1945 г. – начале 1946 г. Эту политическую линию развил Черчилль, который призвал к созданию «братской ассоциации народов, говорящих на английском языке». Эта ассоциация была призвана противостоять укреплению международных позиций СССР – «железный занавес», по словам экс-премьера, опустился на Европейский континент и разделил его по линии от Щецина на Балтике до Триеста на Адриатике. К востоку от «железного занавеса» не полицейские правительства, стремившиеся установить тоталитарный рассматриваться как публичное объявление холодной войны Советскому Союзу2.

Необходимо подчеркнуть, что холодная война, хотя и была чревата кризисами и конфликтами, не переросла в большую горячую войну. Ни советские, ни американские руководители не стремились к развязыванию широкомасштабной войны с целью полного уничтожения противника. К тому же ни одна из сторон не обладала решающим перевесом сил для решения подобной задачи. Даже в период атомной монополии США в войне против СССР невозможно было одержать победу. Отсюда определенная стабильность биполярной системы международных отношений. По мнению профессора Гарвардского университета (США) Джозефа Найя, «самым знаковым аспектом холодной войны является то, что она не переросла в «горячую войну». Если посмотреть на ХХ столетие, то в его первой половине было огромное количество крови и человеческих жертв. Поэтому тот факт, что холодная война не стала Цит. по: Gaddis J.L. The Long Peace. Inquiries into the History of the Cold War.

New York, 1987. P. 32.

См.: Трухановский В.Г. Уинстон Черчилль. Политическая биография. М., 1968. С. 408–416.

«горячей войной» сам по себе замечателен, и очень важно постараться извлечь уроки»1.

В глобализируемом пространстве есть два главных типа угроз миропорядку. Первый тип – это традиционное соперничество между государствами, которое может привести к конфликтам и нарушению мирового равновесия. Другой тип угроз – транснациональная угроза терроризма, который представляет собой совершенно новое явление. Дж.

Най видит, и с этим нельзя не согласиться, несколько уроков для современного мира.

Первый урок состоит в том, что конфликт с применением насилия никогда не является неизбежным. Вероятность его может возрастать или ослабевать со временем, но такой конфликт не является неизбежным. Да и холодная война не была неизбежной. В конце Второй мировой войны, учитывая биполярность мира, существовала вероятность некоторых конфликтов. Но возникновение столь глубокого противостояния, каким оказалась холодная война, не было неизбежным.

Второй урок. Очень важно понимание роли отдельных лидеров и способа, с помощью которого они решают конфликты. Невозможно понять причины холодной войны, не зная, не представляя себе личности Сталина и Трумэна2.

Третий урок – о пределах военной мощи. Конечно, военная мощь важна. Ядерное сдерживание сыграло важную роль в предотвращении действий, которые могли привести к тому, что та или иная сторона перейдет черту и начнется настоящая война.

Другой «позитив» холодной войны касается уровня аналитической теории. Стратегические исследования времен холодной войны, на наш взгляд, до сих пор не превзойдены. Теория сдерживания, как ее Цит. по: Горбачевские чтения. Вып. 4. От Фултона до Мальты: как началась и закончилась холодная война / Горбачев-Фонд. М., 2006. С. 257.

Zubok V., Pleshakov C. Inside the Kremlin’s Cold War. From Stalin to Krushchev.

Cambridge, 1996. P. 37–38.

разрабатывали больше военные, чем дипломаты и политологи – это некий недосягаемый сегодня уровень военно-политической мысли. В свое время она повлекла за собой повышение уровня военнополитического мышления не только аналитиков, но и политических лидеров. В дебаты по поводу ядерной стабильности включились достаточно широкие слои образованной элиты. Это, конечно, влияло на общества в целом и повышало их общий интеллектуальный уровень, в том числе уровень гражданских исследований в области международных отношений и политологии1.

В наше время распространены подозрения в том, что ключевую закулисную роль в инициировании «цветных» революций в Грузии, Украине и Киргизии сыграли американские организации, такие, как национальный демократический институт (National Democratic Institute, NDI), Republican Institute, IRI), «Дом свободы» (Freedom House) и Институт «Открытое общество» (Open Society Institute). Помимо этих организаций были и активисты, которые пользовались различными руководствами.

Например, книга Д. Шарпа, основателя Общественного Института имени Альберта Эйнштейна, «От диктатуры к демократии»2 была впервые опубликована в Бангкоке в 1993 г. Комитетом по восстановление демократии в Бирме. Позже она неоднократно переиздавалась, в частности, в Сербии, Индонезии, Таиланде и Украине. В США книга деятельности. В ней искали практического вдохновения оппозиционные движения Югославии, Белоруссии, Грузии, Украины и многих других стран. Журналисты газеты «Нью-йорк таймс» высказали мнение, что Шарп мог стать идейным отцом современных арабских революций. Так, Gaddis J.L. The United States and the Cold War, 1941–1947. N.Y., 1992. P. 235.

См.: Шарп Дж. От диктатуры к демократии. Концептуальные основы освобождения // http://www.aeinstein.org/organizations/org/FDTD_Russian.pdf известно, что его труды были переведены на арабский язык. Эти работы, в частности, использовались на тренингах в Каире Международным центром ненасильственных конфликтов. Там с идеями американского ученого познакомились тунисские оппозиционеры. «Братья-мусульмане», которые выложили брошюру Шарпа «От диктатуры к демократии» на своем сайте, чтобы с ней мог ознакомиться любой желающий1.

Политики от Китая до Зимбабве, стремясь оправдать новые ограничения на получение западной помощи неправительственными организациями (НПО) и оппозиционными группами, открыто ссылаются на свою обеспокоенность тем, что такие события могут переброситься на их страны.

«Тактика распространения демократии, взятая на вооружение президентом Джорджем Бушем-младшим как одно из центральных направлений внешней политики Белого дома, – признает директор проекта «Демократия и верховенство закона» в Фонде Карнеги за международный мир Томас Карозерс, – очевидно, способствовала росту тревоги во всем мире. Некоторые автократические правительства добились значительной общественной поддержки, утверждая, что противодействие распространению западной демократии является не протестом против демократии, как таковой, а противостоянием законность у себя в стране и за границей, администрация Джорджа Буша нанесла такой удар по глобальному образу США как символу демократии и прав человека, что легитимность дела распространения демократии снизилась еще больше»2.

Отпор худшему из того, что свойственно западному типу демократии, стал обычным делом на постсоветском пространстве.

Независимая газета. 2011.18 февраля.

Karozers T. Promoting the Rule of law Abroad // Foreign Affairs. 2006. № 2. Р.

45.

Президент Узбекистана Ислам Каримов свернул большинство западных программ. Еще в 2005 г. была прекращена деятельность более половины узбекских НПО. Контролируемые государством СМИ обвиняли США в том, что последние подрывало суверенитет Узбекистана, используя демократизацию в качестве троянского коня.

Западное демократическое «содействие» встречает сопротивление и за пределами бывшего Советского Союза в странах Азии, Африки и Латинской Америки. Одним из его активных участников – Китай. В апреле 2005 г. китайская газета «Жэньминь жибао» заклеймила «демократическое наступление» Соединенных Штатов на государства – бывшие республики Советского Союза и на друге страны как «своекорыстное, насильственное и аморальное предприятие». В мае г. Коммунистическая партия Китая наметила ряд мер против усилий США и Европы по продвижению «цветных» революций в КНР и соседних с ней государствах. Пекин отложил принятие нового закона, который смягчил бы правила функционирования НПО и усилил контроль над различными местными организациями, получающими финансовую помощь извне. Пекин также ужесточает ограничения для иностранных СМИ. Подобные ограничения ввели и правительства других государств Азии. Так, в Непале после полутора десятилетий относительной открытости правительство утвердило новые правила, резко лимитирующие деятельность «по содействию демократии».

Та же тенденция прослеживается и в Африке. Президент Зимбабве Роберт Мугабе выслал из страны все западные НПО и прекратил деятельность многих местных организаций, получавших внешнюю помощь, под предлогом того, что через эти группы западные «колониальные хозяева» ведут свою подрывную работу. В декабре г. парламент Зимбабве принял закон, запрещающий местным НПО получать помощь извне. Мугабе продолжил свои выступления против имеющего место вмешательства Запада.

В преддверии общенациональных выборов в мае 2005 г. из Эфиопии были высланы представители IRI, NDI и Международного фонда избирательных систем (International Foundation for Election Systems, IFES). Премьер-министр Мелес Зенауи заявил по эфиопскому телевидению, что «после выборов в стране не произойдет ни «розовой», ни «зеленой», ни какой-либо другой «цветной» революции1.

В Южной Америке президент Венесуэлы Уго Чавес периодически резко критикует Соединенные Штаты, утверждая, что распространение демократии – часть американской кампании по отстранению его от власти. Чавес обвиняет такие организации, как и IRI, в поддержке венесуэльской оппозиции и выступает с угрозами в адрес многих местных НПО, которые финансируются из-за границы. Проявлением растущего скептицизма стал отказ Организации американских государств принять предложение США об учреждении регионального механизма мониторинга за соблюдением правительствами демократических норм.

Во многих государствах волна «демократической помощи»

вызывает в памяти тайные операции США времен холодной войн. Тогда Вашингтон пытался, и зачастую успешно, повлиять на исход выборов или свергнуть законные правительства. Принятое в Вашингтоне понятие «распространение демократии» стало рассматриваться в других странах не как отражение американских устремлений принципиального характера, а как более благопристойный синоним термина «смена режима», означающего устранение «проблемных» правительств путем применения военной силы или иными средствами.

Более того, поскольку идея распространения демократии была использована Белым домом как главное обоснование вторжения в Ирак, ее начали напрямую ассоциировать с американской интервенцией и оккупацией. «Администрация Буша, – пишет Карозерс, – дала понять, что заинтересована в свержении других иностранных режимов, угрожающих www.inopressa.ru.

интересам безопасности Соединенных Штатов, в частности в Иране и Сирии, и этот факт представил задачи президента Буша в сфере распространения свободы в еще более угрожающем и враждебном свете.

Справедливость такого вывода подтверждается тем, что, когда Буш и его главные советники перечисляют «форпосты тирании», в их списке неизменно оказываются правительства, недружественно настроенные к США. В то же время дружественные, но не менее репрессивные режимы, в частности в Саудовской Аравии, не упоминаются»1.

«Глобальный крестовый поход американского президента Джорджа Буша в защиту демократии, – указывает профессор Джорджтаунского университета Норманн Бирнбаум, – представляет собой более или менее удавшийся синтез национальной самонадеянности и морализирующего лицемерия. Этим он похож на вильсонизм. Когда президент Вудро Вильсон дал своему госсекретарю просмотреть проект «Программы мира» от 1918 г., состоявший из 14 пунктов, тот, возвращая его назад, написал на полях названия латиноамериканских стран, в которые ввел войска Вильсон…» Ошибки администрации Буша-младшего приходится исправлять администрации Барака Обамы, в частности ошибки в организации антитеррористической кампания США и НАТО в Афганистане. В связи с мировым финансовым кризисом США и странам НАТО стало не под силу эффективно продолжать военные действия, сопряженные с консультаций со своими советниками заявил о стратегическом плане постепенного вывода американских войск с территории Афганистана, что знаменовало принципиально новую позицию руководства США. В администрации США осознали, что Афганистан можно считать Цит. по: Россия в глобальной политике. Т. 4. № 2. Март–Апрель. 2006. С. 154.

Бирнбаум Н. Искаженный образец. Американская демократия между претензией и действительностью // International Politic. 2003. № 4. С. 26.

«могильщиком» империй. Но, в соответствии с планом Обамы и в духе понимания своего имиджа США должны покинуть эту страну в «белой рубашке», однако, многочисленные нарушения прав афганского населения американскими военными, вплоть до убийств мирных граждан убеждают в сложности реализации такого плана.

И здесь в связи с упоминанием имиджа следует вернуться к словам Н. Бирнбаума, что главный недостаток американской общественной жизни состоит в том, что в ней участвует максимум половина населения.

К избирательным урнам идут скорее старые, чем молодые, может быть, потому, что они заботятся о своей доле в медицинском страховании пожилых людей, пенсиях или социальном страховании. Уменьшается участие в выборах афроамериканцев и самых бедных граждан. Поскольку законы о выборах устанавливают сами штаты, дискриминационные положения, которые применяются произвольно, приводят к отстранению многих граждан от выборов.

«В этих обстоятельствах, видимо, законно задаваться вопросом, – пишет Бирнбаум, – не является ли самой большой угрозой для американской демократии стремление к имперскому всевластию (тот, кто не с нами, тот против нас). Мы имеем здесь дело с усилением одной из тенденций 20-го столетия, которую историк Артур Шлезингер-младший назвал «имперским президентством». Мнимые потребности внешней и оборонной политики позволяют, видимо, президенту брать на себя властные полномочия, не предоставленные исполнительной власти конституцией»1.

Подытоживая краткий обзор действий руководства различных зарубежных стран по отношению к НПО, необходимо обратиться к статье В.В. Путина «Россия и меняющийся мир», где, в частности, активность НПО оценивается с позиций проявления «мягкой силы». «В ходу все чаще и такое понятие, как «мягкая сила» - комплекс инструментов и методов достижения внешнеполитических целей без применения оружия, а за счет информационных и других рычагов воздействия. К сожалению, нередко эти методы используются для взращивания и провоцирования экстремизма, сепаратизма, национализма, манипулирования общественным сознанием, прямого вмешательства во внутреннюю политику суверенных государств.

Следует четко различать - где свобода слова и нормальная политическая активность, а где задействуются противоправные неправительственных организаций. В том числе - выступающих активными критиками действующих властей. Однако активность «псевдо-НПО», других структур, преследующих при поддержке извне цели дестабилизации обстановки в тех или иных странах, недопустима.

Имею в виду случаи, когда активность неправительственной организации не вырастает из интересов (и ресурсов) каких-то местных социальных групп, а финансируется и опекается внешними силами. В мире сегодня много «агентов влияния» крупных государств, блоков, корпораций. Когда они выступают открыто - это просто одна из форм цивилизованного лоббизма. У России тоже есть такие институты Россотрудничество, фонд «Русский мир», наши ведущие университеты, расширяющие поиск талантливых абитуриентов за рубежом»1.

геополитических исследованиях несколько раз меняло название, но после всех политизированных перемен вернулось к прежнему – «Восточная Европа». Анализ исследований, посвященных формированию партийных предпочтений в странах этого региона, показывает, что, несмотря на Путин В.В. Россия и меняющийся мир // Московские новости. 2012. февраля.

значительные национальные различия, можно выделить общие для них черты.

партийных предпочтений избирателей. Как отмечают исследователи, в значительно превышает подобный показатель стран Западной Европы в период нестабильности и социально-политической трансформации (Германия после Второй мировой войны, Испания, Португалия и Греция в 1970 – начале 1980-х гг.).

Общим является и феномен протестного голосования или/и негативной партийной идентификации, когда у избирателя отсутствует чувство близости с позицией хотя бы одной из партий. В частности, как показывают социологические исследования, в 1990-х гг. в Венгрии, Польше, Румынии и Словении среди избирателей 77% имели негативную идентификацию и только 30% – позитивную1. Эта ситуация объясняется не только несформированностью системы институтов политического представительства в «новых демократиях», но и особенностями формирования партийных предпочтений избирателей.

В политической науке существует несколько точек зрения на предпочтений избирателей.

Сторонники первого подхода считают, что в первый период посткоммунистического развития в этих странах массовая поддержка партий не была связана напрямую с их политическими позициями, что проявляется в нестабильности партийных предпочтений. Причины этой нестабильности кроются в неустойчивости связей между социальными группами и партиями, которая обусловлена прошлым социалистическим См.: Мелешкина Е.Ю. Формирование партийных предпочтений в посткоммунистических странах Восточной Европы: основные концепции // Политическая наука. 2000. № 3. С. 52.

опытом и несформированностью гражданского общества. По мнению некоторых исследователей, на процессы посткоммунистического социалистического прошлого культурно-политических норм и ценностей.

Их специфика препятствует формированию партийно-политической идентификации в силу влияния характерного для коммунистических времен сочетания репрессивной и крайне централизованной деятельности государства, а также специфики крайне идеологизированной системы артикуляции интересов1.

Вместе с тем подчеркивается, что, в отличие от стран развитой демократии, где изменения в экономической ситуации напрямую влияют на формирование политических предпочтений, в посткоммунистических странах изменения в экономической ситуации оказывают опосредованное влияние на формирование политических предпочтений. Своеобразным фильтром при этом служат установки (attitudes) избирателей по «капитализму»). Неудовлетворенность экономической ситуацией может привести избирателей к разочарованию в рыночных и демократических подтверждается тезис С. Липсета о том, что в долгосрочном плане процесс легитимации новой системы, а также связанных с ней удовлетворять материальные потребности граждан2.

Дж.Р. Клюгель и Д.С. Мейсон полагают, что особого рассмотрения требует вопрос о влиянии социодемографических и социальнопсихологических факторов на электоральное поведение в переходный период. Их теоретические модели предполагают, что партийные White S., Rose R., McAllister I. How Russia votes. Chatham, 1997. P. 332.

предпочтения формируются под влиянием тех же факторов, которые воздействовали на неконвенциональную политическую деятельность.

Партийные структуры в посткоммунистических странах приводили граждан в замешательство: чтобы понять, совпадают ли их интересы с программами отдельных партий, требовались значительные объемы информации и затраты прочих когнитивных ресурсов. Кроме того, многие партии левого толка, например коммунистические, избегали участия в первых выборах, вместе с тем возможность вступить в партию была больше у граждан, разделявших продемократические убеждения и ценности1.

Авторы используют данные исследований общественного мнения, проведенных в восьми тогда еще социалистических странах Центральной и Юго-Восточной Европы: Болгарии, Чехословакии, Эстонии, ГДР (Восточной Германии), Венгрии, Польше, России и Словении - и сравнивают их с данными по ФРГ (Западной Германии) и США. В ходе исследования респондентам предлагалось выбрать из десяти видов протестного политического участия те, в которых они когда-либо были демонстрации протеста, в митинге, в неофициальной забастовке, блокирование уличного движения, посылка письма в газету, написание послания в общенациональные органы законодательной власти, захват зданий. За исключением польского движения «Солидарность», в странах Восточной Европы в условиях социализма практически не было примеров подобного участия в политике до 1988–1991 гг. В большинстве бывших социалистических стран менее одной трети Клюгель Дж.Р., Мейсон Д.С. Политическое участие в Центральной и Восточной Европе в переходный период // Политическая наука. 2002. № 2. С. 122.