«Проблемы новистики и исторического славяноведения Памяти Сергея Вадимовича Павловского Краснодар 2010 2 ББК УДК П Научные редакторы составители: Э.Г. Вартаньян, доктор исторических наук, профессор О.В. Матвеев, доктор ...»

Центр славянских исследований

Кубанского Государственного университета

Проблемы новистики и исторического

славяноведения

Памяти Сергея Вадимовича Павловского

Краснодар 2010

2

ББК

УДК

П

Научные редакторы составители:

Э.Г. Вартаньян, доктор исторических наук

, профессор

О.В. Матвеев, доктор исторических наук, доцент

Рецензенты:

В.И. Косик, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН С.Н. Дударев, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой всеобщей истории Армавирского государственного педагогического университета ISBN Проблемы новистики и исторического славяноведения: памяти С.В. Павловского. Материалы международной научнопрактической конференции / Под редакцией Э.Г. Вартаньян, О.В.

Матвеева. Краснодар: Изд.- во «Кубанькино», 2010. – с.

В книгу вошли материалы международной научно-практической конференции, посвящённой памяти кубанского учёного-болгариста и вузовского педагога С.В. Павловского. В сборнике представлены работы о жизенном и творческом пути историка, а также статьи по новой и новейшей истории и геополитике стран Запада и Востока, историческому прошлому и духовному наследию славянских народов. Среди участников конференции – учёные из Ирака, Болгарии и Украины, российские исследователи из Краснодара, Ростова-на-Дону, Астрахани, Армавира, Майкопа. Сборник рассчитан на студентов и преподавателей, работников учреждений культуры и образования.

С.В. Павловский (1945–2009) Предисловие 14 ноября 2009 г. безвременно ушёл из жизни известный отечественный историк-болгарист, доцент Кубанского государственного университета Сергей Вадимович Павловский. Его имя составляет целую эпоху в жизни исторического факультета Кубанского государственного университета (последняя треть ХХ – первое десятилетие ХХI вв.). И не только потому, что историк связан был с ним почти 40 лет, но и по той причине, что С.В.

Павловский запомнился яркой личностью, интересным преподавателем, прекрасным коллегой, преданным другом, активным участником всех мероприятий факультета. Никто не ожидал, что этот жизнерадостный человек, замечательный вузовский педагог и учёный-славист так быстро оставит нас… У Сергея Вадимовича осталось много нереализованных научных и учебно-методических планов и проектов, которые бы обогатили вузовскую науку и методику преподавания истории зарубежных стран, осиротели его ученики и товарищи, очень не хватает его общения, душевной поддержки… После долгого перерыва в жизни славяноведения на историческом факультете Кубанского университета историк горячо поддержал идею создания Центра славянских исследований, был мудрым советчиком и активным участником всех наших научных мероприятий. Его опыт, знания, глубокий убеждённый патриотизм, который, может быть, не все принимали и считали крайностью, во многом определяли нашу научную и организаторскую работу. Думается, что только с течением времени коллеги осознают всю горечь утраты, актуальность последних предложений Сергея Вадимовича, то, что не совсем понимали и принимали при его жизни. Поневоле приходят на память лермонтовские строчки:

Ты умер, как и многие, без шума, Но с твёрдостью. Таинственная дума Ещё блуждала на челе твоём, Когда глаза сомкнулись вечным сном;

И то, что ты сказал перед кончиной, Из слушавших не понял ни единый...

Материалы этой книги позволяют ещё раз взглянуть на жизненный путь и творчество С.В. Павловского, оценить должным образом его научнопедагогическое наследие и попытаться выявить перспективы изучения истории и культуры славян, а также других народов Запада и Востока в контексте вузовской науки. Вспоминается последняя конференция Центра славянских исследований КубГУ, посвящённая Году Болгарии в России, которая проходила в октябре 2009 г. При подведении её итогов, на обсуждение был поставлен вопрос о теме следующего научного форума Центра, запланированного на 2010 год. С.В. Павловский выступил тогда с предложением посвятить её актуальной в настоящее время проблеме формирования наций и национализма в славянских странах. Все мы с его предложением согласились. Но через месяц Сергея Вадимовича не стало...

Памяти учёного, которому в мае 2010 г. исполнилось бы 65 лет, Центр славянских исследований Кубанского государственного университета и решил посвятить очередную свою научную конференцию… Выбор темы нынешней конференции «Проблемы новистики и исторического славяноведения: памяти С.В. Павловского», материалы которой представлены в книге, не случаен. В современной исторической науке понятие новистики всё чаще связывают с областью междисциплинарных исследований глобальных процессов в новое и новейшее время. Правда, как отмечает известный вузовский учёный-историк Людмила Рашидовна Хут в теоретической монографии «Новистика: вопросы теории» (М., 2003), «ядром новистики и на уровне междисциплинарности остаётся история нового времени».

Историческое слаяноведение как комплексная научная дисциплина представляет собой совокупность страноведческих и компаративистких исследований, включающих историю, филологию, этнографию славянских стран и народов. Сергей Вадимович Павловский как талантливый, разносторонний человек не ограничивал себя узкими рамками какой-то одной проблематики или научного направления. Болгарист по своим научным интересам, проработавший после окончания университета всю жизнь на кафедре всеобщей истории КубГУ, он читал лекции не только по истории южных и западных славян, но и по новой истории стран Запада, по проблемам геополитики, международных отношений. Для того чтобы охватить весь комплекс проблем, которыми занимался С.В. Павловский и его аспиранты, соискатели, коллеги, нами было решено определить широкий ракурс обсуждаемых проблем. В данном сборнике представлены работы по новой и новейшей истории и геополитике стран Запада и Востока, историческому прошлому и духовному наследию славянских народов.

';

А пожелание Сергея Вадимовича будет выполнено! Всех наших постоянных участников и гостей мы ждём на конференции Центра славянских исследований в Кубанском государственном университете в 2011 г., которую посвятим проблемам формирования наций и национализма в славянских странах. Это будет ещё одной данью памяти нашему товарищу и коллеге.

Раздел I. Сергей Вадимович Павловсикй – учёный, педагог, человек Сергей Вадимович Павловский: воспоминания друга и коллеги Данная статья посвящена Сергею Вадимовичу Павловскому, прекрасному человеку, другу, коллеге, учёному, педагогу.

Родился Сергей Вадимович 31 мая 1945 г. в г. Краснодаре, в интеллигентной семье, в атмосфере, пропитанной духом любви к Родине, к отечественной истории и литературе. Неудивительно стремление Сергея Вадимовича стать историком. По окончании школы он поступил на исторический факультет Краснодарского государственного педагогического института, где специализировался по кафедре всеобщей истории. Желание заниматься исследовательскими проблемами, познавать новое на основе исторических документов было настолько велико, что Сергей Вадимович по окончании института в 1970 г. принял предложение заведующего остаться работать лаборантом на кафедре всеобщей истории. Таким образом, путь к вершинам исторической науки С.В. Павловский познал начав со скромной должности лаборанта и достигнув к сорока годам статуса ведущего доцента кафедры всеобщей (позже новой и новейшей истории, а ныне новой, новейшей истории и международных отношений) истории Кубанского государственного унивреситета (КубГУ).

В 1977 г. С.В. Павловский поступил в аспирантуру КубГУ, где под руководством известного отечественного болгариста, доктора исторических наук, профессора Диволя Григорьевича Песчаного, занимался проблемами национально-освободительного движения Болгарии. В 1980 г. Сергей Вадимович блестяще защитил кандидатскую диссертацию в диссертационном совете Московского государственного университета им.

М.В. Ломоносова на тему «Газета Г.С. Раковского «Дунавски лебед» как источник по болгарскому национально-освободительному движению в начале 60-х гг. ХIХ в.» и вернулся на родную кафедру.

В Кубанском государственном университете С.В. Павловский проработал около 40 лет. Его вполне можно назвать одной из ярчайших звёзд в плеяде преподавателей, освещающих небосклон исторического факультета КубГУ в 1970-е – начале 2000-х гг. Без него, его эрудиции, человеческого обаяния, ума, педагогического такта нельзя было представить исторический факультет (ФИСМО) Кубанского госуниверситета.

Именно на кафедре новой и новейшей истории расцвёл его талант историка-слависта. Работы С.В. Павловского по исторической болгаристике известны не только в России, но и за рубежом. Фамилия Сергея Вадимовича, в числе других известных болгаристов, включена в библиографический справочник «Историческата българистика в чужбина», изданном в 1987 г.

Институтом истории Болгарской Академии наук в Софии, что означало международное признание. Научные интересы С.В. Павловского на исчерпывались болгаристикой, он основательно занимался проблемами геополитики, конфликтологии, написал более полусотни статей по разным проблемам новой и новейшей истории и исторической славистики. В 2001 г.

С.В. Павловский издал замечательную учебную монографию «Вековые конфликты и их роль в историческом процессе».

Сергей Вадимович был неизменным участником международных и всероссийских конференций Центра славянских исследований КубГУ, международных Кирилло-Мефодиевских чтений и многих других научных конференций, на которых выступал с докладами и сообщениями, демонстрирующими глубину исследовательских интересов и научную добросовестность учёного. Достижения Cергея Вадимовича на научнопедагогическом поприще – закономерный итог целеустремлённости, неутомимого научного поиска, работоспособности, оригинальности мышления. Звание заслуженного доцента – подтверждение преданности его делу развития образования и науки Кубани и России.

Профессионализм, широкий кругозор настоящего вузовского учёного, педагога, душевная щедрость, обаяние, остроумие, большое чувство юмора снискали Сергею Вадимовичу Павловскому любовь студентов, аспирантов, друзей, коллег. Не каждому дано быть настоящим другом. С.В. Павловскому это было дано!

Разноплановость личности Сергея Вадимовича поражала родных, коллег и студентов: артистические способности, демонстрируемые Сергеем Вадимовичем на ежегодных Днях историка, вошли в анналы исторического факультета КубГУ; Сергей Вадимович как активный участник сборной преподавателей факультета по футболу помогал не только с честью защищать спортивные интересы факультета, но и выигрывать соревнования. На протяжении многих лет Сергей Вадимович был заместителем декана по воспитательной работе.

Мне представляется, что Сергея Вадимовича можно с уверенностью назвать совестью нашего факультета. Прекрасно зная его более 30 лет, могу сказать, что он никогда не кривил душой, был беспредельно честен в первую очередь перед собой, и его честность в ряде случаев и поступков вызывала не всегда адекватный резонанс на факультете, потому, что из-за неспособности хитрить, лукавить, лгать, он порой «рубил сплеча».

Четыре года подряд он ездил в составе краснодарской делегации на международные Кирилло-Мефодиевские чтения в Армавир и был душой нашей группы. Благодаря его искромётному юмору четыре часа поездки в автобусе нам казались мгновением. Он был поистине незаменим и всегда был душой компании! И мне как руководителю делегации было весьма комфортно в его присутствии, поскольку он для меня всегда был старшим другом и преподавателем (будучи аспирантом, Сергей Вадимович прочитал несколько лекций по истории южных и западных славян на нашем четвёртом курсе). Я в нём видела тот настоящий человеческий стержень, с которым спокойно и надёжно. Последний раз, в апреле 2009 г., Сергей Вадимович, к сожалению, не смог приехать с нами по причине недомогания матери. И его отсутствие ощутили все. Не было лёгкости поездки, не хватало его юмора, вообще его блеска!

Коллеги высоко ценили Сергея Вадимовича как учёного, эрудита, аналитика, его литературный слог был неподражаем (я всегда говорила о его красивой стилистике и вероятном влиянии мамы, Ирины Ивановны, учительницы русского языка и литературы, на его умение писать). Кафедра все юбилейные «адреса» доверяла писать Сергею Вадимовичу. Так легко, с изящным и тонким юмором мог писать только он!

Сергей Вадимович был бессменным оппонентом моих аспирантов на предзащитах кандидатских диссертаций. Когда он читал их работы, я была спокойна – он был историком-славистом высочайшего уровня, читал скрупулёзно, представлял дельные замечания, давал ценные советы и предложения по работе.

Могу гордиться тем, что Сергей Вадимович считал меня своим другом, доверял мне, поверял свои душевные переживания, даже советовался. А в моей первой поездке в Болгарию на долгосрочную, десятимесячную научную стажировку в 1987 г., для меня было полной неожиданностью то, что Сергей Вадимович встречал в Софии мой московский поезд (двумя месяцами раньше он выехал в Софию на двухмесячную научную стажировку). Позже я узнала, что профессор Диволь Григорьевич Песчаный, наш общий научный руководитель по кандидатским диссертациям, сообщил ему по телефону о моём предстоящем приезде и попросил встретить, поскольку поезд приходил в Софию поздно вечером. Сергею Вадимовичу оставалось до окончания стажировки столице Болгарии два дня, и он, не пожалев времени, поводил меня по библиотекам, учебным заведениям и научным учреждениям столицы. А через два дня уже я провожала его домой, в СССР.

При всей его внешней «основательности» Сергей Вадимович был необыкновенно мягким и ранимым человеком, очень переживал болезнь и кончину нашего общего учителя, профессора Д.Г. Песчаного, помогал разбирать библиотеку после смерти вдовы Д.Г. Песчаного, доцента КубГУ Светланы Константиновны Красавиной и был безотказен во всём, где нужна была помощь и поддержка.

Сергей Вадимович представлял ту категорию людей, с которыми идут в разведку. На него можно было положиться, ему можно было доверять.

Сергей Вадимович подготовил плеяду историков, кандидатов наук. На исторических факультетах Кубани и других регионов России работает много преподавателей истории, которых учил С. В. Павловский.

Сергей Вадимович – человек с большой буквы. Присущие ему черты порядочности, человечности, отзывчивости, умения сопереживать, помогать вызывали любовь и огромное уважение коллег, друзей, студентов, всех тех, кто с ним общался. Вся широта и глубина личности Сергея Вадимовича до конца не была оценена окружающими.

До последних дней жизни С.В. Павловский находился на боевом посту – читал лекции, проводил занятия, занимался исследовательской работой, обсуждал диссертации, писал отзывы на них. Память о Сергее Вадимовиче Павловском навсегда останется в сердцах его друзей, учеников, коллег.

Сергей Вадимович Павловский – коллега и гражданин В начале 70-х годов прошлого столетия Краснодарский педагогический институт был реорганизован в Кубанский государственный университет, что повлекло за собой соответствующие изменения учебных программ студентов-историков. Кафедры теперь в большей степени стали ответственными за учебный процесс, но стали больше уделять внимания научно-исследовательской работе. Шире, чем прежде, пошел процесс формирования научно-педагогических кадров за счет направления выпускников, молодых преподавателей, в аспирантуру. На факультете появились первые выпускники, защитившие кандидатские диссертации. В то время исторический факультет был одним из самых престижных в университете. Здесь работали прекрасные преподаватели, а учебная программа позволяла добросовестным студентам получить хорошее гуманитарное, классическое образование.

Сергей Вадимович Павловский – один из первых наших выпускников, защитивших успешно кандидатскую диссертацию. Тогда на кафедре Новой и Новейшей истории, которую возглавлял профессор Д.Г. Песчаный, начало формироваться научное направление – «Балканистика», т.е., исследование проблем истории южных славян. Вокруг Д.Г. Песчаного сформировалась целая группа его учеников, исследовавших проблемы балканских народов.

Настойчивость, которую проявлял научный руководитель, трудолюбие учеников обеспечили успешную защиту диссертаций: Р.М. Ачагу, Э.Г.

Габриэлян. Л.Р. Хут и др. Им поручалось чтение лекционных курсов, ведение семинаров, студенческих научных кружков.

Так, нашему курсу первому читал лекции по истории южных славян С.В.

Павловский, только что защитивший диссертацию. Как каждый начинающий лектор он далеко не всегда укладывался в учебный час, поэтому вынужден был задерживать студентов во время перерыва. Кстати, и мы, студенты, сразу же почувствовали, что перед нами молодой, неопытный преподаватель, и вели себя на лекциях не совсем достойно: разговаривали, перебрасывались записками, вынуждая преподавателя отвлекаться от лекционного материала и делать нам замечания. А на это уходило, естественно, время. Вот на почве постоянных задержек студентов во время перерывов и произошло наше более близкое знакомство с С.В. Павловским, а если точнее, произошел небольшой конфликт.

Еще обучаясь на подготовительном отделении (рабфаке) я перенёс достаточно сложную операцию, мне было рекомендовано дробное питание.

По договоренности с буфетчицей на втором перерыве она загодя ставила для меня стакан кефира и булочку. Ведь в буфете во время перерыва были огромные очереди, и надо было как-то решать эту проблему. Поэтому, когда С.В. Павловский задерживал курс после звонка, я молча вставал и уходил в буфет. Однокурсники предупреждали меня: «Подожди, на экзаменах он отыграется на тебе».

По традиции нашей группы я сдавал экзамен всегда в первой пятерке студентов. Так было и в этот день. Вытянул я билет, подготовился и, на мой взгляд, исчерпывающе ответил на поставленные в билете вопросы. Однако С.В. Павловский не ограничился вопросами билетов и начал задавать дополнительные вопросы, на которые я не был готов достойно ответить.

Ситуация была сложной. Дело явно шло к низкой оценке.

На мое счастье в это время в аудиторию вошел профессор Д.Г.

Песчаный. Уже от двери он, улыбаясь, произнес: «Громов, как всегда, отвечает отлично? Молодец!» С.В. Павловский, обескураженный таким поворотом событий, утвердительно кивнул головой и вывел в моей зачетке «отлично».

Наиболее близко мы сошлись с С.В. Павловским, став коллегами. Как самого молодого из преподавателей факультета меня часто посылали на различного рода работы со студентами: то картошку перебирать на овощебазу, то на субботники, то на уборку винограда. Тогда ежегодно мы выезжали на уборку винограда в совхозы Краснодарского края. Это был своего рода «третий» семестр – незабываемое и интереснейшее время!

Студенты в большинстве своем с удовольствием ездили на уборку урожая.

Во-первых, там наиболее трудолюбивые могли подзаработать и улучшить свой бюджет. Во-вторых, это было время активного общения, знакомства, сближения, формирования коллектива, особенно на первом курсе обучения.

Каждый проявлял себя всесторонне. Здесь дружили, здесь влюблялись.

Каждый курс курировали два преподавателя. На преподавателей возлагались важные задачи: решать бытовые вопросы, организовывать досуг, обеспечивать дисциплину и порядок, вести учет выходов на работу, следить за справедливым начислением зарплаты и т.д. Конечно, большую помощь в этом оказывали преподавателям и бригадиры из числа студентов.

Не менее важной проблемой была организация культурного досуга студентов в выходные дни. А еще нужно было обеспечить порядок в лагере и наладить взаимоотношения с местной молодежью. В рабочие дни нам не представляло большого труда держать порядок в лагере: наработавшись за день, уставшие студенты быстро ужинали и ложились спать. Хотя и здесь важно было, чтобы контакты с местным населением в вечернее время не вылились в дегустацию вина. А вина в каждом доме было много… Значительно сложнее было в выходные дни, а они выпадали в дождливые дни, когда грязь не позволяла продолжать работу. Тогда-то и приходилось проявить особую находчивость, выдумку, чтобы занять студентов чем-либо.

Неоднократно мне приходилось быть на уборке винограда со студентамиисториками вместе с С.В. Павловским. Сергей Вадимович мог организовать спортивные соревнования между студентами разных курсов, между студентами и местными ребятами. Сам он зачастую выступал судьей или играл за ту или иную команду. Здесь авторитет С.В. Павловского был непререкаем. Его слушали и уважали. Хотя, как и во всяком большом, да еще студенческом, коллективе всякое бывало.

В конце 70-х годов мы со студентами работали на уборке винограда в совхозе «Комсомольский» г. Темрюка, а жили в лагере в ст. Голубицкой. Все шло нормально. Но однажды вечером мы заметили, что после отбоя на месте не оказалось нескольких ребят. Как заместитель декана по воспитательной работе и старший в лагере я очень переживал, как бы чего ни случилось.

Хотел было поднять лагерь по тревоге и идти на поиски пропавших ребят. Но С.В. Павловский успокоил меня, предложив сесть в тени перед входом в корпус и набраться терпения. Действительно, вскоре, крадучись, появились ребята с бидонами вина. Тут они и попались в наши руки. Вино было изъято, и мы поставили его в нашу комнату под кровать. Никаких карательных мер не было предпринято. Прошло несколько дней. Продолжения «винного похода» не было. Мы были довольны студентами. Но вот однажды ночью я проснулся от какого-то шороха под своей кроватью. Открываю глаза, а из под кровати вылазит студент с вином и, чуть смутившись, говорит: «Вот Вы чутко спите, Владимир Прокофьевич». Оказалось, что изъятые нами бидоны с вином студенты уже давно заменили на пустые, а узнав о наших личных запасах, решили и ими себя потешить. Но наша бдительность помешала осуществить их замыслы. С.В. Павловский и здесь не впал в уныние: «Ну, раз после выпитого вина у нас ничего не произошло, значит, у нас серьезные ребята, и им можно доверять».

На следующий год мы с С.В. Павловским вновь оказались на уборке винограда.

Работа спорилась. Но потом зачастили дожди, и работу пришлось приостановить. Сначала студенты проводили игры, танцы, викторины, но вскоре это все надоело. Тогда мы с Сергеем Владимировичем решили организовать поездку в г. Керчь. Директор совхоза выделил нам автобус до порта Кавказ. Из порта прямо в центр г. Керчь ходили катера. Студенты ещё в пути строили планы: одни хотели посмотреть достопримечательности, другие – побывать в магазинах. В отличие от Кубани там можно было купить редкие по тому времени вещи: хрусталь, эмалированную посуду, одежду и др. Третьи ехали просто погулять, время провести. Уже в дороге стало ясно, что организованное посещение и осмотр чего-либо вряд ли удастся. Нужно отпускать людей для реализации их планов. Прибыв в Керчь, мы дали студентам свободное время, назвав место и время встречи. Исходя из того, что мы – историки, то местом встречи определили стоящий в центре города древний христианский храм, но студенты не знали, где он находится. Тогда С.В. Павловский дал ещё ориентир: «Напротив храма находится пивной погребок, его в городе все знают». В назначенное время все студенты были в сборе, довольные и повеселевшие.

Студенты уважали Сергея Владимировича за его доброту и меткий юмор. Он мог отпустить такую шутку, что смеялись все, а он лишь улыбался.

Всегда готовый прийти на помощь и выручить каждого, кто к нему обращался.

Неоднократно приходилось вместе с С.В. Павловским принимать вступительные экзамены у абитуриентов. В связи с этим хотелось бы особо подчеркнуть, насколько спокойным и доброжелательным был С.В.

Павловский как экзаменатор. Я не помню его никогда вспыльчивым.

Мне довелось наблюдать С.В. Павловского в различных ситуациях: на факультете, на собраниях, заседаниях, дома. Он всегда был одинаков, ему были чужды высокомерие, заносчивость, а главными его качествами были принципиальность и основательность, серьезность в словах и делах. Сергей Владимирович был человеком прямым и откровенным.

В отличие от других преподавателей, да и студентов, которые правдами и неправдами карьеры ради вступали в ряды КПСС С.В. Павловский подходил к этому шагу серьезно, осознавая всю меру ответственности.

Поэтому в КПСС С.В. Павловский вступил последним на факультете. Уже бросились бежать из рядов КПСС «демократы первой волны». Был отменён даже кандидатский стаж. Всё рушилось, а С.В. Павловский именно в это время вступил в партию. Вот это была позиция, был принцип! Одни не поняли этот шаг и посмеивались. Другие с пониманием и поддержкой отнеслись к решению С.В. Павловского.

Это был честный и порядочный советский человек, правдивый и справедливый. Он переживал за судьбу страны, народа. Его возмущали приспособленцы, вступавшие в партию из меркантильных интересов, а впоследствии покинувшие ряды партии и очернявшие всё, что было связано с советским периодом нашей истории. Его твердые убеждения и незыблемые принципы всегда вызывали глубокое уважение и доверие к нему студентов, коллег, всех знавших его людей. Поэтому не было ничего удивительного в том, что проститься с Сергеем Владимировичем Павловским и проводить его в последний путь пришли сотни людей.

(Воспоминания о друге или материалы для будущих исследователей быта и межличностных отношений в 80-е гг. ХХ века) Осенью 1990 г. в далёкой Англии, в одном из социологических журналов вышла статья о постепенном распаде КПСС, и в ней приводился пример о том, что 9 профессоров Кубанского госуниверситета в г. Краснодаре вышли из партии. Тогда это была сенсация. Как попала информации об этом событии на Запад, так никто и не узнал, да и не в этом дело. За скупыми строками на английском языке остались долгие события в финале которых профессоров (в западном понимании этого звания) подали заявления о выходе из «рядов…». Все писали пространные объяснения о причинах своего решения и каждого долго пытали по этому поводу. Я решил выйти из партии еще в весной, когда мое сердце открылось Богу. Я понял, что коммунизм и христианство только внешне похожи, а по глубинной сути враждебны друг другу. Друзья уговорили подождать до осени, чтобы выйти «залпом», согласился, но в заявлении написал коротко: «С момента подачи сего заявления прошу считать меня выбывшим из рядов КПСС». Меня и не обсуждали – «закоренелый предатель даже не оправдывается». Однако сенсация была впереди: когда закончили обсуждение, и собрание шло к концу, секретарь парторганизации, председательствовавший на собрании и не проявлявший должной активности в поругании ренегатов, встал и зачитал свое заявление о своем выходе из партии – это была бомба! И тогда наперерез очевидному развалу первичной парторганизации взметнулась рука: «Я вступаю в ряды КПСС»! – это был Сергей Вадимович Павловский.

В этом поступке был весь Сережа. В то время, когда антигуманизм коммунистической идеологии и преступная практика КПСС во всех ее исторических названиях становились все более и более очевидны, побуждая честных людей покидать ряды этой преступной организации. В то время, как партия, очевидно, разваливалась и те люди, которые годами стремились попасть в ее ряды, но по разным причинам не попадали, теперь, придержав свои желания, готовились к новой роли «чистых»: «А мы в отличии от вас ни когда не состояли в этой организации»! Сергей Владимирович вступил в ряды КПСС. Чем руководствовался он? Сейчас, да и тогда было трудно сказать? Может быть, он видел только позитив и, как многие даже сегодня, повторял слова У. Черчилля: «Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой». Может быть, думал, что раз он разделял идеологию и практику этой партии, когда она была во власти, значит должен разделить с ней и ответственность, это похоже на Сергея. А может быть, как истинно русский интеллигент разделял милость к падшим и не хотел подталкивать шатающийся «колосс на глиняных ногах». И это похоже на него. Как бы там ни было, Сергей Вадимович Павловский остался цельным и честным перед собой. Больше всего в этом человеке я ценю эти качества – цельность и честность. Я говорю в настоящем времени, потому что Серёжа остается для меня живым примером прекрасного человека. Сразу оговорюсь, я так говорю не потому, что об ушедших «либо хорошо, либо ничего», нет. Серёга был живой человек и допускал множество ошибок, но даже в них проявлялась его честность и цельность. Мы дружили, были вхожи в семьи друг друга, у нас были наши с ним тайны. Когда он, поддавшись романтическим чувствам, решил круто изменить свою личную жизнь, я был среди тех, чье мнение он выслушивал. Однако, оставался на своей точке зрения и это было не просто упрямство, весьма присущее Сергею или эгоизм влюбленного – это была его чистая вера, что он сможет всем все объяснить и все, включая самых близких ему людей, его правильно поймут. Конечно, такое его поведение, разные люди оценивали по-разному. В основном негативно, но я, хотя и не был его сторонником в этом вопросе, возьму на себя смелость утверждать, что им руководили самые чистые чувства и наивная вера в благость и понимание всех окружающих.

Пик нашей дружбы пришелся на бурные 80-ее. На нас обрушились перемены. Эпоха, которую лучше всего характеризует высказывание руководителя одного из творческих средних специальных учебных заведений: «У нас есть еще много людей, которые думают не так, как положено», сменилась «Гласностью» и «Плюрализмом мнений». Мы вдохнули глоток свободы и, хотя толком еще не знали, что это такое и по характерной российской привычке путали «свободу» с «волей», все-таки стали улыбаться (хоть и не надолго) и одевать разноцветные одежды. Серые будни долга сменялись радостным бытием жизни. Но не всё было так радужно, общество, которое не умело общаться и воспринимало, как оскорбление заграничное «ругательное» слово «толерантность», разделялось на группы, крепило ряды и вступало в бой. Сейчас в это трудно поверить, но в те годы не один брак распался по политическим мотивам. А мы дружили:

демократ В. Кукуян и коммунист С. Павловский. Это была нелёгкая дружба:

веселые застолья, часто оборачивались «кровопролитными» спорами, обсуждение какого-нибудь, порой весьма второстепенного факта перерастало в ожесточенные словесные баталии и временами казалось, что вот-вот начнется рукопашный бой. Однажды, когда Союз был на грани распада, и уже слышались голоса, что России нужно выйти из него, мы обсуждали на факультете эти события. Все были максимально сдержанны, с оглядкой на Сергея Вадимовича, который в таких обсуждениях был не сдержан и весьма агрессивен. Разошлись в напряжении, подтекст оставался не высказанным до конца. Мы с Сережей соседи, ехали вместе и помалкивали, оба понимая, что у каждого в руках граната готовая от любого неосторожного движения взорваться. Дошли до перекрестка разделяющего наши пути, мне налево, ему наискосок, направо. Вот сейчас прощальные слова и до завтра… и вдруг взрыв и все, что копилось всю дорогу, заплескалось во всей своей грозе, чего мы только не наговорили друг другу!!! Потом целых 3 дня не разговаривали, при встрече «буркали» вместо приветствия, Но при этом наши родители и, наверное, более отдаленные предки вложили в нас уважение к тому, что в те годы часто называли общечеловеческими ценностями: порядочность, уважение к человеку, верность дружбе и это взяло верх, мы протянули друг другу руки. А впереди нас ждали новые баталии и новые примирения… Когда вместе работаешь и дружишь, то часто приходится обращаться друг к другу за поддержкой и помощью. На Сергея я мог положиться во сто крат больше, чем на иных своих сторонников демократов, некоторые из которых, как потом выяснилось, оказались банальными карьеристами. Нет, конечно, отношения наши не были такими близкими, как с другом детства и тоже коллегой А. Ждановским, но мы были всегда уважительны и честны друг с другом и «на войне и в мире». Я всегда говорил, и Сережа полностью меня поддерживал, что наши отношения образец отношений нарождающегося в нашей стране многополярного общества, в котором человек стоит всегда выше и стоит неизмеримо дороже, чем любые политические убеждения.

Однажды, уже во дни ликвидации ГКЧП, Катюша, дочка Сергея Вадимовича и такая же боевая левая, как отец, с вызовом обратилась ко мне, когда я зашел к ним на огонек: «Ну что, дядя Вартан! Теперь вы будите вешать нас, коммунистов»! Я опешил от неожиданности и не нашелся, что сказать. Сережа, который зашел в это время на кухню, где происходила эта нелепая сцена, улыбнулся и сказал: «Ну что ты Катюша! Дядя Вартан никого не вешал и вешать не будет, а если придется, так и спрячет нас». Это было сказано просто, без всякого пафоса. В полной уверенности, что друг не предаст. Я всегда помню этот эпизод, потому, что в нем квинтэссенция наших отношений.

Сергей очень любил людей, и свидетельством тому его отношение к студентам. Он мог быть, и бывал строг, но когда требовалась его помощь, он помогал. Устраивал на работу, находил врачей и был для многих «палочкойвыручалочкой» во дни тотального дефицита. Все это он делал бескорыстно, просто любя людей.

Бесхитростный, без всякого намека на высокомерие, Сергей весь без остатка отдавался радости, когда приходил ее час. Ни один день факультета не проходил без его участия, и мы часто были с ним партнерами в наших преподавательских капустниках.

Один раз я на него обиделся, когда наша кафедра отмечала юбилей своего образования, Сережа написал стихотворный текст адреса, который зачитывался от его кафедры, упомянул там всех, кроме меня. По окончании официальной части, я подошел к нему и спросил, что же он меня ни как не упомянул и в ответ услышал: «Ну, прости, забыл»! И я, который ругался с ним не раз в пух и прах по политическим мотивам, улыбнулся и сказал: «Ну ладно, пойдем, выпьем». «За ошибку с меня», сказал он, и мы весело пошли к нам на кафедру, где все отмечали событие.

В нашей жизни есть курс выпускников, который все называют курс Иры Нагайкиной, очень дружный и очень активный курс. Они любят всех преподавателей, но есть четверка, которую они особо выделяют – это Юрий Григорьевич Смертин, Александр Михайлович Ждановский, Сергей Вадимович Павловский и я, Вартан Григорьевич Кукуян. Теперь нас трое, но как они прощались с Сережей!

Со временем наши взгляды менялись, я из демократов сместился в либералы, Сергей тоже уже не так яростно отстаивал «светлые идеи коммунизма». Я пошел путем служения Богу и был рукоположен во священники, Сережа тоже гораздо мягче и с большим пониманием стал относиться к церкви. Союз распался, ох как мы по этому поводу воевали, радужные надежды сменились властью бессовестных чиновников. Многие предались унынию, другие ушли в терпеливое домостроительство своих душ.

Сережа пережил еще одну личную драму. Я тоже, овдовел. Встречаться мы стали реже, он жил в общежитии и всегда звал меня в гости, но я уже редко бывал в университете и еще реже заходил в общежитие. В четверг, за два дня до его ухода, мы встретились на факультете, поговорили, он снова звал к себе, вспомнил наш клуб 40-летних (была такая неформальная организация университетских преподавателей, и он один из отцов-основателей ее), посетовал на то, что давно не собирались. «В мае отмечаю 65 летний юбилей», сказал он, и мы разошлись. Я посмотрел ему вслед. «Как Серега постарел», – подумал я. Дома спросил у своих: «Я очень старо выгляжу»? А в воскресение утром мне позвонил Руслан Михайлович Ачагу… На сороковины провели заседание клуба 40-летних, я физически ощущал присутствие Сережи. Курс И. Нагайкиной плакал и уговаривал нас беречь себя – это было в день похорон. Время утратило свою линейность – оно стало единой точкой в центре которой улыбался всем нам Павловский Сергей Вадимович, грешный человек с большим любящим сердцем!

При подготовке этого сообщения автор испытывал непростые чувства.

Нелегко оценивать научное творчество человека, которого знал на протяжении более двух десятков лет, сначала как любимого преподавателя в студенческие годы, затем как доброго коллегу и старшего товарища во время совместной работы. В уход Сергея Вадимовича мы все до конца не можем поверить, кажется, что ушло что-то неотъемлемое, родное, душевное, целая эпоха, без которых трудно представить исторический факультет Кубанского университета… Однако важно дать оценку и этому срезу жизненного и творческого пути кубанского историка-славяноведа, напомнить коллегам о его научном наследии [1].

Историческое славяноведение, как комплексная историческая дисциплина, находится на стыке истории, филологии, этнографии и имеет в России давние университетские традиции. На нашем факультете развитие этого направления связано с именем видного отечественного болгариста Д.Г.

Песчаного [2]. Именно Диволь Григорьевич, страстно влюблённый в историю и культуру Болгарии, безгранично веривший в нерушимую советско-болгарскую дружбу, стал научным наставником 30-летнего лаборанта кафедры всеобщей истории С.В. Павловского.

Как вспоминал сам Сергей Вадимович, его научные интересы в это время склонялись скорее к истории латиноамериканских стран. Патриарх кубанской болгаристики внимательно присматривался к этим, по-видимому, ещё не совсем определившимся увлечениям своего лаборанта, однако когда в 1975 г. появилась возможность послать его на стажировку в Московский университет, решительно заявил: «Пора кончать с твоим детским садом в латиноамериканские игры и поворачиваться лицом к братской Болгарии» [3].

Так, несколько авторитарно, но со знанием ситуации и возможностей была определена специализация будущего учёного.

Благодаря Д.Г. Песчаному в Москве состоялась встреча С.В.

Павловского с замечательным историком-славяноведом Сергеем Александровичем Никитиным, глубоко изучавшим проблему российскоюжнославянских связей. Последние сомнения приехавшего с Кубани начинающего исследователя были разрушены авторитетным заключением С.А. Никитина: «Диволь знает что делает!.. Я, молодой человек, предлагаю вам поизучать интереснейшую фигуру в истории освободительной борьбы болгар против турок – Георгия Раковского, революционера, своеобразного энциклопедиста, писателя, учёного и пламенного патриота. Вы должны взять за основу его знаменитую газету «Дунайский лебедь», содержание которой в нашей историографии специально не рассматривалось, и, если справитесь, то должна получиться интересная диссертация» [4].

Так начался путь в науку С.В. Павловского. На этом непростом пути были и счастливые минуты, когда удалось поработать в библиотеках Болгарии и подружиться с болгарскими коллегами, побывать в красавицеОдессе и познакомиться с местным уникальным архивом, когда случалось выезжать на представительные всероссийские научные форумы отечественных и зарубежных славистов. Случались порой драматические ситуации, связанные с жёстким контролем Д.Г. Песчаного за работой своих аспирантов, а иногда и с трагикомичными моментами, когда Сергей Вадимович за несколько дней до защиты оставил в такси текст своей диссертации… Но всё обошлось благополучно, и в 1980 г. в Московском государственном университете состоялась защита диссертации С.В.

Павловского «Газета Г.С. Раковского «Дунавски лебед» как источник по истории болгарского национально-освободительного движения начала 60-х годов XIX в.» по специальности 07.00.09 – историография и источниковедение. Официальными оппонентами на защите выступили видные славяноведы профессор Д.Б. Мельцер, известный специалист в области белорусско-болгарских связей и, Д.Ф. Поплыко, автор ряда работ по русско-сербским революционным взаимоотношениям. Весомый результат исследования был для оппонентов и членов учёного совета МГУ очевиден:

соискатель учёной степени глубоко проанализировал содержание сохранившихся выпусков газеты «Дунавски лебед», изучил архивохранилища Москвы и Одессы, содержание объёмной 4-х томной публикации богатого архива Г.С. Раковского в Болгарии, труды многих болгарских коллег и пришёл к интересным и внушительным выводам.

Научная школа Д.Г. Песчаного с его требовательностью к качеству исследования и всесторонней поддержкой своих учеников в очередной раз проявила себя блестяще. С.В. Павловский был удостоен учёной степени кандидата исторических наук в ведущем вузе страны.

Ещё накануне защиты содержательную статью С.В. Павловского опубликовал элитарный журнал «Советское славяноведение». На его страницы и сейчас (ныне – журнал «Славяноведение») попасть непросто, а тогда эта была редкая удача, свидетельствующая об уровне признания корифеями славистики достижений молодого учёного [5]. В Одесском областном государственном архиве историк выявил интересные документы, связанные с отношением местных властей к болгарскому просветителю. С.В.

Павловский пришёл к выводу, что несмотря на неуспех попытки Г.С.

Раковского создать политическую газету в Одессе, время, проведённое им в России, не пропало даром. Попав в бурную атмосферу предреформенной Российской империи, познакомившийся с местной общественной жизнью и испытав на себе влияние русских революционеров-демократов, Г.С.

Раковский с успехом использовал накопленный опыт в борьбе за освобождение болгарского народа [6].

В диссертации С.В. Павловского был системно показан процесс формирования общенациональной освободительной программы. Историк проследил развитие взглядов Г.С. Раковского на пути и средства достижения болгарами независимости [7]. В пропагандисткой деятельности болгарского демократа исследователь выделил три главных направления: критика панэллинизма как идеологической формы константинопольской патриархии, разоблачение козней турецкого правительства в вопросе болгарской независимой церкви и выступления против католического и протестанстского миссионерства [8]. Актуально для современной ситуации в славянских странах звучит вывод С.В. Павловского о балканском интернационализме видного деятеля болгарского освободительного движения [9].

В то же время С.В. Павловский подверг критике советских и болгарских исследователей, которые «выпячивали», по мнению автора диссертации, на первый план заслуги Г.С. Раковского в области церковной борьбы и недооценивали революционность болгарского патриота, считали его надклассовым политическим деятелем, выражавшим интересы всех групп населения Болгарии [10]. Сегодня историография, как русского народничества, так и болгарского освободительного движения, смягчила несколько крайние оценки историков социалистического лагеря 1970-х–1980х гг. Так, современный исследователь М. Фролова отмечает, что тон газеты «Дунавски лебед» «был на удивление примирительным». Это объяснялось «наивной верой Раковского», что похвалами султану, нарочитым искажением действительности в пользу империи можно приобрести благосклонность Порты в деле положительного разрешения болгарского церковного вопроса [11]. Но надо принять во внимание не только время, когда формировались исторические взгляды С.В. Павловского, но и то, что веру в марксисткую методологию истории кубанский славяновед пронёс через всю свою жизнь.

Многие его поздние работы, вышедшие уже в начале XХI столетия, написаны через призму формационных и классовых подходов, несколько разбавленных геополитическими построениями. Весьма памятен в этом отношении его доклад на всероссийской научной конференции в Адлере в 2002 г., который громко назывался «Глобализм как высшая стадия империализма», и где Сергей Вадимович сосредоточил своё внимание на анализе атлантической модели глобализации, подкрепив свои схемы ссылками на авторитеты К. Маркса и российского геополитика А. Дугина [12].

Однако горячность и бескомпромиссность С.В. Павловского в марксистком понимании истории всегда вызывала уважение его коллег по историческому цеху, даже если последние не принимали его аргументы.

Добродушие, порядочность, человечность, отзывчивость Сергея Вадимовича привлекали к нему людей с самыми разными политическими взглядами.

Вместе со своим учителем Д.Г. Песчаным и соратниками по кафедре С.В. Павловский неоднократно откликался в печати на памятные даты в истории болгарского народа, писал о значимых вехах советскочехословацкой и советско-болгарской дружбы. При этом в его исследования хорошо вписывался региональный, или, как теперь говорят, кубановедческий аспект: одним из первых С.В. Павловский написал о героическом участии кубанского казачества в освобождении Болгарии. Именно от его работ отталкивался автор настоящего доклада, обращаясь к теме русско-турецкой войны 1877–1878 гг. в кубанском контексте [13].

Нашла своё продолжение и главная тема историка. В 2008 г. в Ставрополе под научным руководством С.В. Павловского была защищена диссертация Л.А. Уманской «Г.С. Раковский и создание революционной программы освобождения Болгарии от османского ига: 40–60-е годы XIX века». Я присутствовал на этой защите и видел, как переживал Сергей Вадимович за свою ученицу, как напутствовал и опекал её в течение всей напряжённой процедуры обсуждения диссертационного исследования.

Процессы развала социалистического лагеря в конце 1980-х–начале 1990-х гг., крушение налаженных связей с Болгарией очень тяжело воспринимались кубанским болгаристом. В это время свои научные интересы он обратил к геополитике. В геополитике, о которой в советских энциклопедических изданиях писали как о псевдонауке, обслуживающей международный империализм и фашизм, С.В. Павловский попытался найти ответы на мучавшие его вопросы, связанные с ломкой прежней системы международных отношений и сдвигом мирового баланса сил. Он много штудировал русских, немецких и английских классиков геополитики, которых у нас стали, наконец, печатать, а наследию отдельных мыслителей (О. Шпенглер, Н.Я. Данилевский) посвятил специальные работы [14]. Через призму геополитических подходов С.В. Павловский в последние годы рассматривал различные аспекты истории и современного состояния Польши, Болгарии, Беларуси, Украины, осколков Югославии.

Так, в истории Болгарии он выявил целый ряд геополитических прорывов и катастроф, связанных с созданием славянской письменности, принятием христианства, борьбой с османским владычеством, ориентацией на страны германского блока. «Проанализированный материал, – писал С.В.

Павловский в работе о предыстории болгарской геополитики, – даёт определённый повод поразмышлять о глубинных причинных зигзагах политики некоторых славянских стран в новое и новейшее время. Так, ориентация болгарских буржуазных правительств на Австро-Венгрию и Германию в 1914 и 1939 гг. привела эту страну к двум национальным катастрофам, за которые пришлось расплачиваться болгарскому народу»

[15]. В другой своей статье историк обратил внимание на то, что новый цивилизационный выбор Болгарии осуществляется на враждебноконфликтной по отношению к России основе, когда отвергается славянскоправославная сущность болгарского народа, разрушается созданный историей геополитический союз болгар и русских, подменяется ментальная сущность болгарского мировосприятия [16]. Своё последнее выступление на прошлогодней конференции Центра славянских исследований, посвящённой Году Болгарии в России, исследователь закончил риторическим вопросом:

«Втягиваясь в геополитические игры США и их союзников, не обманывает ли себя Болгария в третий раз, и станут ли последствия этого самообмана ещё более трагичными, чем это случилось в предшествующей истории?»

[17].

В геополитическом контексте С.В. Павловский рассматривал советскопольскую войну 1920 г., атаку Газпрома на Белоруссию, перспективы сохранения за Балканами репутации «пороховой бочки Европы», развитие современной государственности Украины.

Таким образом, в научном наследии С.В. Павловского условно можно выделить два самостоятельных периода. Первый приходится на конец 1970-х – конец 1980-х гг. и связан с преимущественным интересом в области болгарского национально-освободительного движения. Второй период, датируемый концом 1990-х – началом 2000-х гг., акцентирован на изучение геополитики славянских стран. С.В. Павловского нельзя назвать крупным исследователем, оставившим после себя фундаментальные монографии и работы, определяющие крупное научное направление. У вузовской науки, связанной с учебным процессом, несколько иные задачи, и не часто вузовские учёные достигают таких высот. Но научное наследие С.В.

Павловского, его несомненные научные достижения, как и искренние заблуждения, свойственные всем историкам в силу их сложившихся взглядов, очень дороги нам, поскольку в них отражена целая жизнь кубанского историка-славяноведа.

1. Статья написана при поддержке РГНФ исследовательского проекта № 10-01-38104 а/Ю.

2. Вартаньян Э.Г. Из истории кубанской болгаристики // Мир славян Северного Кавказа.

Вып. 1 / Под ред. О.В. Матвеева. Краснодар, 2004. С. 22.

3. Павловский С.В. Воспоминания об Учителе // Славянский мир, Запад, Восток: памяти профессора Д.Г. Песчаного. Материалы международной научно-практической конференции / Под ред. Э.Г. Вартаньян, О.В. Матвеева. Краснодар, 2008. С. 13.

4. Там же. С. 14.

5. См.: Павловский С.В. О попытке Г.С. Раковского создать политическую газету в Одессе (1858–1859) // Советское славяноведение. 1979. № 4.

6. Там же. С. 95.

7. Павловский С.В. Газета Г.С. Раковского «Дунавски лебед» как источник по истории болгарского национально-освободительного движения начала 60-х годов XIX в.

Автореф… дисс. канд. ист. наук. М., 1980. С. 11.

8. Там же. С. 18.

9. Там же. С. 21.

10. Там же. С. 6–7.

11. Фролова М. «Теперь дело за Россией!» Проекты и действительность болгарского освободительного движения // Родина. Российский исторический журнал. 2008. № 12. С.

12. См.: Павловский С.В. Глобализм как высшая стадия империализма // Патриотизм, национализм, глобализм: государственные, этносоциальные и правовые аспекты.

Материалы докладов и выступлений участников всероссийской научно-практической конференции. Адлер, 2002. С. 150, 152.

13. См.: Матвеев О.В. Три сюжета из истории войны за освобождение славян // Кубанский сборник. Т. 2 (23) / Под ред. О.В. Матвеев. Краснодар, 2007. С. 41, 43, 73; Его же. Кубань и освобождение Болгарии: итоги и перспективы изучения // Освобождение Болгарии и славянский мир. Материалы научно-практической конференции, посвящённой 130-летию освобождения Болгарии от османского ига / Под ред. Э.Г. Вартаньян, О.В. Матвеева.

Краснодар, 2008. С. 12.

14. Павловский С.В. Н.Я. Данилевский и проблема межцивилизационных связей России и Европы // Дорогой истории. Памяти профессора Д.Г. Песчаного / Под ред. Р.М. Ачагу.

Краснодар, 2007; Его же. Н.Я. Данилевский и О. Шпенглер о «гниении» и «закате»

Европы // Синергетика образования. 2009. № 1(14).

15. Павловский С.В. К вопросу о предыстории болгарской геополитики в средневековую и османскую эпоху // Освобождение Болгарии и славянский мир. С. 21.

16. Павловский С.В. К вопросу об исторических аспектах болгарской геополитики // Синергетика образования. Вып. 12. Четвёртые Кирилло-Мефодиевские чтения. М.-Ростовна-Дону, 2008. С. 268–269.

17. Павловский С.В. Болгарские метаморфозы и НАТО // Год Болгарии в России:

проблемы истории и культуры славянских народов. Материалы Международной научнопрактической конференции / Под ред. Э.Г. Вартаньян, О.В. Матвеева. Краснодар, 2009. С.

134.

1. Болгария – 30 лет по пути социализма. Краснодар, 1974 (в соавторстве с Д.Г. Песчаным).

2. Большой праздник чехословацкого народа. К 30-летию освобождения Чехословакии от фашистского ига. Краснодар, 1975 (в соавторстве с Д.Г.

Песчаным).

3. Идеи Великого Октября воплощаются в НРБ. Краснодар, 1978 (в соавторстве с Д.Г. Песчаным).

4. Великий праздник болгарского народа. К 100-летию Освобождения Болгарии от османского ига // Блокнот агитатора. Краснодар, 1978.

5. К вопросу о создании Г.С. Раковским политической газеты в Одессе // Советское славяноведение. М., 1979. № 4. С. 66–95.

6. Газета Г.С. Раковского «Дунавски лебед» как источник по истории болгарского национально-освободительного движения начала 60-х гг. ХIХ в.

Автреф. дисс. … канд. ист. наук. М., 1980. 24 с.

7. Газета Г.С. Раковского «Дунавски лебед» как источник по истории болгарского национально-освободительного движения начала 60-х гг. ХIХ в.

Диссертация на соискание учёной степени кандидата исторических наук. М., 1980.

8. Г.С. Раковский о национально-политическом единстве болгарского народа в борьбе против османского ига // Узловые вопросы советского славяноведения. Ужгород, 1982. С. 215–216.

9. Наш друг – Народная Республика Болгария. Методические рекомендации в помощь лекторам, преподавателям народных университетов. Краснодар, 1983. 24 с. (в соавторстве с Д.Г. Песчаным, Э.Г. Вартаньян).

10. Победной поступью социализма. К 40-летию социалистической революции в Болгарии // Блокнот агитатора. Краснодар, 1984 (в соавторстве с Д.Г. Песчаным).

11. Практические занятия по истории нового времени (часть 1).

Методические указания. Краснодар, 1985.

12. Великий Октябрь и Болгария. Методические рекомендации в помощь лекторам и докладчикам. Краснодар, 1987 (в соавторстве с Д.Г. Песчаным, Э.Г. Вартаньян).

13. Практические занятия по истории южных и западных славян.

Методические указания. Краснодар, 1987 (в соавторстве с Д.Г. Песчаным, Р.М. Ачагу).

14. Г.С. Раковский и русский фактор // Летопис на дружбата. Т. 3. София, Изд-во Болгарской АН, 1987.

15. Болгарское Национальное Возрождение. Учебное пособие. Краснодар, 1988.

16. Г.С. Раковский и Россия (50-70-е гг. ХIХ в.) // СССР – Народная Республика Болгария. Материалы в помощь лекторам общества советскоболгарской дружбы. Краснодар, 1988.

17. Великий Октябрь и Болгария // Социально-экономические аспекты ускорения прогресса социалистического общества в СССР и НРБ / Сб.

научных трудов. Краснодар, 1988.

18. В борьбе за свободу Болгарии (участие кубанских казаков в освободительной войне 1877-1878) // Комсомолец Кубани. 1988. 2 марта.

19. «Отныне светлый век…» К 200-летию Великой Французской революции конца ХVIII в // Советская Кубань. 1989. 14 июля.

20. Г.С. Раковский и его место в болгаро-советских отношениях (50-60-е гг.

ХIХ в. // ХII Всесоюзная конференция историков-славистов. Основные направления историко-славистических исследований и преподавание университетского курса истории южных и западных славян на современном этапе. М., 1990.

21. Г.С. Раковский и его место в болгаро-сербских отношениях в 30-60-е гг.

ХIХ в. // ХII Всесоюзная конференция историков-славистов. М., 1990.

22. Действия кубанских казачьих сотен в Болгарии (1877-1878) // Казачьи вести. 1992. № 5.

23. О политике большого предательства // Казачьи вести. 1992. № 7.

24. Помощь из-за океана и будущее России // Казачьи вести. 1992. № 14.

25. 24 мая – праздник славянской письменности // Казачьи вести. 1992. № 17.

26. Участие кубанских казаков а освобождении Болгарии от османского ига // Из дореволюционного прошлого кубанского казачества. Краснодар, 1993.

27. Г.С. Раковский – основатель дореволюционной традиции в национальной печати Болгарии (1861–1867) // Проблемы истории отечественной и зарубежной журналистики. Краснодар, 1995.

28. Русско-турецкая война 1877–1878 гг. К 120-летию последней великой победы русского народа в ХIХ в. // Казачьи вести. 1998. № 3.

29. Империй призрачных орлы // Литературная Кубань. 1998. 24-31 декабря.

30. А.С. Пушкин и империя // Литературная Кубань. 1999. 16-31 марта.

31. К вопросу об имперском факторе в истории // Голос минувшего.

Кубанский исторический журна. 1999. № 3-4. С. 8–16.

32. В.Р. Тихомиров. Россия на пороге третьего тысячелетия. Взгляд из провинции. Краснодар, 1999 // Голос минувшего. Кубанский исторический журнал. 2000. № 1–2.

33. Вековые конфликты в историческом процессе. Краснодар, 2001.

34. История Нового времени стран Западной Европы и Америки. Учебнометодическое пособие. Краснодар, 2001. 68 с. (в соваторстве с Н.И.

Литвиновым).

35. О социокультурном аспекте процесса глобализации // Глобализация и регионализм. Черноморский регион. Балканы. М., 2001.

36. Глобализм как высшая стадия империализма // Патриотизм, национализм, глобализм: государственные, этносоциальные и правовые аспекты.

Материалы докладов и выступлений всероссийской научно-практической конференции. Адлер, 2002. С. 148–154.

37. К вопросу об истории и историографии тайных обществ и секретных организаций эпохи нового времени // Актуальные проблемы новой и новейшей истории. Краснодар, 2004.

38. Из истории болгарской демократической журналистики // Вестник Московского государственного открытого университета. М., 2004.

39. Исторические и геополитические аспекты советско-польской войны 1920-1921 гг. // Голос минувшего. Краснодар, КубГУ, 2005.

40. К вопросу об исторических и геополитических последствиях Второй мировой войны // Великая Отечественная война в контексте истории ХХ века. Материалы международной научно-практической конференции. Адлер, 2005.

41. Из истории борьбы Г. Раковского за сербо-болгарский союз в начале 60-х гг. ХIХ в. // Образование – наука – творчество. Нальчик, Армавир, 2005. № 5.

42. Станут ли Балканы – пороховой бочкой Европы? // Синергетика образования. Вторые Международные Кирилло-Мефодиевские чтения. Вып.

6. М., Ростов н/Д., 2006. С. 202–208.

43. Н.Я. Данилевский и проблема межцивилизауионных связей России и Европы // Дорогой истории. Сборник научных трудов памяти профессора Д.

Г. Песчаного / Под ред. Р.М. Ачагу. Краснодар, КубГУ, 2007. С. 17–35.

44. Атака Газпрома на Белоруссию и национальные интересы России:

геополитический аспект // Синергетика образования. Вып. 9. Третьи международные Кирилло-Мефодиевские чтения. М.: Ростов-на-Дону, Р/нД, 2007. С. С. 198–206.

45. К вопросу об исторических аспектах болгарской геополитики // Синергетика образования. Вып. 12. Четвёртые международные КириллоМефодиевские чтения. М.: Ростов-наДону, 2008. С. 263–272.

46. К вопросу о предыстории болгарской геополитики в средневековую и османскую эпоху // Освобождение Болгарии и славянский мир. Материалы научно-практической конференции, посвящённой освобождению Болгарии от османского ига / Под ред. Э.Г. Вартаньян, О.В. Матвеева. Краснодар, 2008.

С. 15–22.

47. Воспоминания об Учителе // Славянский мир, Запад, Восток: памяти профессора Д.Г. Песчаного. Материалы международной научнопрактической конференции / Под ред. Э.Г. Вартаньян, О.В. Матвеева.

Краснодар, 2008. С. 11–15.

48. Украинская государственность и геополитика // Запад – Восток:

общество и государство в новое и новейшее время. Краснодар, 2008.

49. Болгарские метаморфозы и НАТО // Год Болгарии в России: проблемы истории и культуры славянских народов. Материалы международной научно-практической конференции / Под ред. Э.Г. Вартаньян, О.В. Матвеева.

Краснодар, 2009. С. 127–134.

50. Н.Я. Данилевский и О. Шпенглер о «гниении» и «закате» Европы // Синергетика образования. Пятые Международные Кирилло-Мефодиевские чтения. 2009. № 1(14). С. 128–131.

51. Италия в системе геополитических отношений в новое и новейшее время.

Учебное пособие (в соавторстве с А.А. Самохиным, Л.О. Самсоновой) (в печати).

Раздел II. Вопросы исторического прошлого и духовного наследия Становление христианской церкви и государственности в эпоху Первого Болгарского Царства. Начало патриаршества (VII – X вв.) Проблема становления церкви и государственности является одной из самых главных проблем исторической науки и политологии, поскольку выступает в качестве детерминистско-генетического фактора ко всем последующим политическим событиям в истории народов. Глубокую взаимосвязанность категорий «церковь-государство-народность»

демонстрируют многие государства мира, в том числе и Болгария с Россией в частности. Существуют различные теории возникновения государства, в рамках которых можно выделить две противоположных по своим сущностным характеристикам формы – механическое объединение, происходящее в процессе завоевания, и культурная интеграция, обусловленная близостью духовных уровней развития и общностью организации хозяйственно-культурных типов различных племен и народностей. Зачастую эти две формы способны взаимодействовать и взаимовлиять [1] друг на друга: т.е. вначале происходит завоевание, затем внутренняя культурная и этническая ассимиляция народов. Здесь мы сталкиваемся с методологической точки зрения с гегелевским законом тождества противоположностей, выражаемого в формуле «тезисантитезис - синтез», в котором третья категория представляет собой принципиально новое качество по отношению к ее двум составляющим. В данном отношении, обозначенный механизм формирования государственности чрезвычайно удачно иллюстрируется историей Древней Болгарии: в качестве тезиса мы имеем балканских славян [2], существование христианства у которых было отмечено уже во II в. н.э. (города Дебелт, Анхиал, где существовали епископские кафедры), в качестве антитезиса – народ туранского (тюркского) племени (протоболгары) [3] во главе с Аспарухом, перекочевавшим на Балканы после распада Древней южнорусской державы его отца хана Кубрата, крещенного еще в детстве и выросшего при дворе византийского императора. Как результат длительной культурной, этнической и политической ассимиляции [4] получаем антитезис, когда два народа, чуждых по своему происхождению, слились в один, получивший от болгар свое название, а от славян язык. Причем, результатом этого слияния явилось не только возникновение новой этнической группы, но и политической формы, ее организующей, т.е.

государства – Первого Болгарского Царства (VII в.) в восточной части Балканского полуострова [5]. Следует отметить, что в качестве одного из объединяющих начал выступала христианская религия, которая, как уже отмечалось выше, была свойственна в определенной (но не в абсолютно доминирующей) степени двум сторонам. Окончательному утверждению христианства предшествовал «языческий век». В рамках ограниченного объема у нас нет возможности остановиться на проблеме балканского политеизма более подробным образом. Хотелось бы отметить, что в историографическом отношении в плане структурного исследования древнеболгарской мифологии в целях ее последующего соотнесения с христианской доктриной принципиально важное значение имеют работы Д.

Шеппинга [6], И. Георгиевой [7], А. Калоянова [8], А. Стойнева [9], К.

Рангочева [10], посвященные исследованию древнеязыческой болгарской мифологии, где она рассматривается как особая система, организующая структуру космоса, реального и потустороннего мира в их вертикальных и горизонтальных моделях. Вообще же, следует подчеркнуть, что как для балканских славян, так и для протоболгар-тюрков в их политеистических воззрениях был характерен монолатризм – форма поклонения многочисленной иерархии различных божеств, находящихся под эгидой одного верховного бога (таковым у балканских славян являлся Перун, у тюрков – Тенгри или Тангра; оба бога, и Перун и Тангра почитались как громовержцы).

Переход от политеизма к монотеистической форме мировоззрения был обусловлен, прежде всего, необходимостью политической и этнической интеграции племен, составлявших Болгарское Царство (поскольку, как известно, язычество с его многобожием консервировало политическую разобщенность), а также необходимостью установить торгово-экономические и политические связи с христианскими государствами Европы, все более не желавшими вступать в какие-либо отношения с варварами.

Следует отметить, что ломка старой языческой религии внутри Первого Болгарского Царства, как впрочем, и во всех остальных случаях, известных истории, протекала достаточно болезненно. Особенно жестокими явились гонения на христиан при болгарском хане Омуртаге (814-831 гг.) или Мортагоне, и его преемнике Маламире (831-836), отрубившем в 833 г. мечом голову собственному брату Бояну (Енравоту), расположившегося к монотеистическим взглядам через посредство учения плененного христианина Кинамона [11].

Несмотря на далеко не дружелюбное отношение к процессу распространения христианской религии, древнеболгарская политическая элита прекрасно осознавала дезинтегративную функцию многочисленных политеистических культов, составлявших идеологическую систему государства, о чем, в частности свидетельствуют древнеболгарские надписи, фиксировавшие заслуги болгарских ханов, имена которых сопровождались эпитетом «владетель земли от Бога» [12]. При этом имя самого Небесного Владыки никогда не упоминалось. Исследователь-славист Г.Г. Литаврин объясняет подобную практику стремлением власть имущих удовлетворить разнообразные религиозно-идеологические пристрастия «и язычниковславян, и протоболгар, и, возможно, увеличивающихся в числе приверженцев христианства» [13].

В общем, нежелание изменять старой привычной религии было обусловлено, прежде всего, жестким сопротивлением родоплеменной знати, власть которой была обеспечена язычеством, причем на фоне восприятия племенного вождя или князя как первого среди равных в отличие от христианской концепции власти, где властитель един подобно Богу и является его ставленником на земле. Более понятной и близкой для коллективного сознания родоплеменного строя была и религиознофилософская концепция язычества, основанная на культе плоти, безудержной радости и веселья, чему во многом способствовала утвердившаяся в политеизме концентрическая концепция времени, согласно которой человек подобно циклическим фазам солнца и времен года, после смерти рождается вновь. В христианстве же напротив, согласно линейной концепции времени, берущей свое начало от сотворения мира и стремящейся к Апокалипсису, каждое явление имеет свою фазу возникновения и логического завершения, и ничто в жизни не повторяется, поскольку, жертвенность Христа единична (он лишь однажды был распят на кресте за грехи человеческие). Но нельзя не отметить и более привлекательных черт новой религиозной идеологии в сравнении со старыми, архаичными верованиями, в рамках которых человек, являясь частью природы, находился в полном подчинении ее законам и прежде всего естественному отбору. В христианстве же, где человек поставлен царствовать над природным миром, необычайно развито гуманистическое начало, проявляющееся, в сочувственной любви к ближнему, ко всем сирым, убогим и обездоленным, которых так чуралось язычество.

До официального крещения Болгарии ее христианизации весьма содействовали торговые взаимоотношения с Византией, а также войны между двумя государствами, сопровождавшиеся захватом пленных с обеих сторон. Так, например, в 814 г. хан Крум взял город Аркадиополь и угнал в плен 50 тыс. человек, в том числе и епископов Льва и Петра, ставших в Болгарском царстве проповедниками христианства.

общегосударственной выпала Борису I (852-889), которого к данному решению подтолкнули, главным образом, политические соображения, о которых шла речь выше (необходимость преодоления энокультурного дуализма и обеспечения политических контактов с Европой). Однако, как утверждал архимандрит Антоний, настоятель храма подворья Болгарской православной церкви в Москве (середина ХХ в.), это не помешало ему впоследствии «стать истинно верующим и благочестивым христианином»

[14]. Принципиально важным является вопрос, касающийся альтернативности выбора нового монотеистического религиозного мировоззрения в рамках двухполюсного христианского мира с центрами в Риме и Константинополе. На фоне некоторых различий в догматических взглядах, в этих центрах к IX в. утвердились абсолютно различные доктрины государственно-церковных взаимоотношений – папо-цезаризм в Риме и цезаро-папизм в Константтинополе (заметим, что в самой Библии на этот случай предложена конценция Симфонии властей, выражаемая в максиме «Богу Богово, Кесарю Кесарево», Мат. 22:21). Тот факт, что константинопольский патриарх подчинялся императору (за исключением нескольких патриархов, в том числе патриарха Фотия при императоре Михаиле III), чрезвычайно привлекал Бориса I, поскольку позволял ему создать такую церковь, которая была бы на стороне государственной идеологии, формируемой самим государем. Кроме того, в соперничестве папства с Константинополем по болгарскому церковному вопросу гораздо в большей степени ощущалось стремление Рима полностью подчинить себе не только церковный институт, но и государственный, сделав их послушными проводниками собственной политики на Балканах в угоду доктрине папской теократии [15]. Поэтому, несмотря на то, что с проблемой крещения болгарского народа Борис I обратился фактически к двум церквям, что еще более усилило имеющиеся к тому времени догматические и политические противоречия между ними, в конечном итоге выбор был сделан в пользу Византиии [16], что стало буквально переломным моментом в истории болгарской государственности и религиозной культуры и исторически предопределило ее последующую геополитичекую интеграцию в духовном отношении к восточно-православной России. 4 марта 870 г. на специальном заседании Константинопольского Собора, созванного по вопросу разногласий с Римом, при участии Александрийского, Антиохиохийского, Иерусалимского патриархов, а также папских легатов было постановлено, что Болгарская церковь должна находиться под юрисдикцией Константинопольского патриархата [17]. В качестве главы местной церкви в Болгарию был отправлен архиепископ Иосиф [18] и еще «потребное число епархиальных епископов» [19]. Согласно болгарскому исследователю К.

Динкову, в 870 г. были заложены основы поместной автономной Болгарской Церкви, «выступавшей в качестве силы, спаивающей болгаро-славянский этнос не только в единую народность, но и государство» [20]. В дальнейшем, крайне важное значение для развития предпосылок к созданию самостоятельной и независимой церкви, выступавшей фундаментом славяноболгарской государственности, имело утверждение культуры письменности и просвещения в Болгарии. Решающую роль на начальном этапе в этом отношении сыграла деятельность славянских первоучителей святых солунских братьев Кирилла и Мефодия, а также их учеников Климента, Наума и Ангелария (в частности, Климент, рукоположенный в 893 г. в сан епископа, стал первым священником, проповедовавшем на языке болгарских славян). При втором приемнике Бориса I, его младшем сыне Симеоне (893– 927 гг.), эпоху правления которого именуют «золотым веком болгарской истории» просвещение достигло своего расцвета. Если основным содержанием кирилло-мефодиевской эпохи в плане развития просветительской деятельности был перевод греческой богослужебной литературы на славянский язык, то период Симеона, «наполнившего книгами свои палаты» [21], отмечен, прежде всего, созданием оригинальных болгарских церковных произведений. К таковым следует относить «Златоструй» (произведение об изречениях Иоанна Златоуста) самого Симеона, «Шестоднев» или «Шесть слов о творении мира» Иоанна Экзарха, «Сказания о письменах словенских» Черноризца Храбра, «Палею» (история Ветхого Завета, включающая сказание об Александре Македонском – дополнение к хронографу Иоанна Малалы) пресвитера Григория и др.

Следует отметить, что как перевод, так и создание аутентичной церковной литературы национализировали Болгарскую Церковь, т.е.

усиливали в ней национальный принцип институционарной организации, что делало ее прямым проводником «национальной болгарской идеи», объединяющей государство.

В политическом отношении Болгария в эпоху Первого царства находилась на стадии развития феодальных отношений, значительное укрепление которых также связано с эпохой Симеона. Среди наиболее характерных признаков раннего феодализма следует отметить, прежде всего:

1) прогрессивный распад сельской общины, вызванный процессом формирования частной собственности и имущественной дифференциации;

2) складывание феодального характера эксплуатации, о чем свидетельствует появление среди основной производственной массы населения («свободников») особой категории зависимых крестьян – «повинников», обязанных выполнять так называемую «властельскую работу», т.е. феодальные повинности.

Собственно сам феодальный институт светской власти находился в стадии своего становления. Его достаточная внутриполитическая незрелость и слабость, несмотря на существование наследного принципа передачи престола, подтверждаются глубокой зависимостью внутренней монолитности государства от волевых качеств конкретного правителя [22], а не от непосредственно самих, составляющих институт власти, государственных органов управления, которых как таковых в рамках Первого Болгарского Царства практически и не существовало вовсе: так, например, система государственных налогов представляла из себя всего лишь натуральные поборы, по большей части нефиксированные.

Соперничество княжеской власти с древнеболгарской знатью, сопровождавшееся, как правило, феодальными войнами, также свидетельствует об определенной нестабильности первой с одной стороны, а также о переходном характере от родоплеменных военно-демократических традиций управления к раннефеодальным монархическим с другой стороны.

Укрепление престижа феодального института светской власти было во многом связано с внешнеполитическими успехами [23]. Так, правителю Симеону, в результате военных столкновений с Византией удалось значительно расширить геополитическое пространство Болгарии от Адриатического моря на западе до Черного – на востоке, а также создать в междуречье рек Лим и Ибар зависимое от Болгарии государство сербов, и следствие этого, провозгласить себя «царем болгар и греков», а болгарского архиепископа патриархом. Его преемник, болгарский царь Петр, 28 октября 927 г. заключил с Константинополем договор, в котором последний признавал царский титул болгарского государя и патриарший сан главы болгарского духовенства. Таки образом, 28 октября 927 г. считается началом болгарского патриаршества.

Заставляет обратить на себя внимание, прежде всего, одновременность оформления государства и церкви как институционарных организаций в Болгарии, причем если в первом случае мы можем говорить только о культурно-политическом влиянии Византии на процесс становления раннефеодальной светской власти в Болгарии, то во втором случае, речь скорее идет о прямой экстраполяции в плане традиционной организации византийской модели церковного института на болгарскую почву и о его последующем приспособлении к конкретно-историческим условиям славяноболгарского этноса. Таким образом, можно сделать вывод, что болгарская православная церковь, в силу более зрелых форм своей организации, в сравнении с болгарской государственностью, обладала и большей стабильностью, выступая в тоже время весьма органичной составляющей светского института. Данное обстоятельство и определило впоследствии, включая также и опыт более чем 500-летнего османского владычества, тенденцию тяготения болгарской православной к автономии и политическим функциям, вплоть до прямого участия в управлении государством.

1. Когда же подобного взаимовлияния не происходит, созданные в процессе завоевательной политики великие империи древности постигает судьба державы Александра Македонского, т.е. распад, дезинтеграция на основании отсутствия общности духовно-политических интересов (в т.ч. и религиозных).

2. Переселение славян на Балканы произошло в VI в.

3. Протоболгары (булгары - как их называли византийские историки, тюркские племена из Приазовья и Северного Кавказа), среди которых выделялись две этнические подгруппы – кутригуры и утигуры, появились на северо-востоке Балканского полуострова во 2-й половине VII в., постепенно продвинувшись впоследствии к Дунаю и Византии.

4. В частности, одним из выражений ассимилятивных процессов является, утверждение со второй трети IX в. практики преобладания у предводителей болгарского государства славянских имен (Маламир, Пресиан, Борис) над тюркскими именами (Кардам, Крум, Омуртаг). В последствии проявилось влияние христианской культуры на болгарославянский этнос, правители которого принимали в большинстве своем греческие (Петр, Тодор, Йоан), а также латинские (Роман) и еврейские (Симеон, Самуил) имена.

Закрепление за различными народностями общего наименования болгар, подчеркивает не только их этническую, но и политическую интеграцию (X в.): основу болгарского общества составляла высшая (боилы, болиары) и низшая (багаины) военная знать;

основной производственной единицей выступала унаследованная от славян сельская община.

5. Первое Болгарское Царство возникло в результате завоевательной политики хана Аспаруха (680-700 гг.), заключившего в 681 г. политическое соглашение с византийским императором Константином IV, согласно которому границы новорожденного государства простирались от Нижнего Дуная до Балканских гор. Независимый статус Болгарии был подтвержден при приемнике Константина IV Юстиниане (685–695 и 705–711 гг.), которому болгарский правитель Тервель помог вернуть утраченный императорский престол (716 г.) 6. Шеппинг. Д. Мифы славянского язычества. Москва, 1997.

7. Георгиева И. Българска народна митология. София, 1983.

8. Калоянов А. Българското шаманство. София, 1995.; Он же. Старобългарските шамани.

Религиозен опит и социални функции (VIII-XII в.). София, 2003.

9. Стойнев А. Българска митология. Енциклопедичен справочник. София, 1994.

10. Рангочев К. Сакрално време и сакрална история I. Краят на историята, Сборник «Конфесия и фолклор». София, 1998; Он же. Светци, епос, история. За някои конституентни аспекти на фолклорната менталност // Годишник на Асоциация «Онгъл».

Т. 1. «Светци и фолклор». София, 2000. Он же. Религиозен култ и фолклорна образност системен анализ // Годишник на Асоциация «Онгъл». Т. 2 «Култ и обредност». София, 2001.; Он же. Книжовност : фолклор : менталност - структура на отношенията // Годишник на Асоциация «Онгъл». Т. 4. «Етнос и менталност». София, 2004.

11. Память блаженного болгарского царя Бориса // Муравьёв А.Н. Жития святых Российской церкви. М., 2005. С. 754-755.; Койчева Е., Кочев Н. Болгарское государство с середины VIII до конца IX в. // Раннефеодальные государства и народности: Южные и западные славяне VI-XII вв. М., 1991. С. 61.

12. Родник златоструйный: Памятники болгарской литературы IX-XVIII веков. М., 1990.

С. 177; Хрестоматия по истории южных и западных славян в 3-х томах. Т. 1. Эпоха феодализма. М, 1987. С. 33.; Христоматия по старобългарска литература. София, 1978. С.

17.

13. Литаврин Г.Г. Введение христианства в Болгарии (IX – начало X в.) // Византия и славяне. СПб., 2001. С. 291.

14. Антоний, архимандрит. Из жизни православных автокефальных церквей. Болгарская православная церковь // Журнал Московской Патриархии, 1959. №5. С. 69.

15. Гюзелев В. Княз Борис Първи: България през втората половина на IX век. София, 1969.

С. 236-240.

16. Динков К. История на българска църква. София, 1954. С. 34.

17. Полную самостоятельность Болгарской Православной Церкви, Константинополь не решался провозгласить, поскольку придерживался так называемой «теории пентархии», т.е. распределения идеологического пространства христианского мира между пятью существовавшими тогда патриархатами.

18. Согласно ранним спискам древнеболгарского сказания «Чудо Святого Георгия»

таковым являлся Стефан, согласно более поздней версии того же произведения – Иосиф.

19. Антоний, архимандрит. Из жизни православных автокефальных церквей. Болгарская православная церковь // Журнал Московской Патриархии, 1959. №5. С. 70.

20. Динков К. Указ. соч. С. 35.

21. Антоний, архимандрит. Указ. соч. С. 71.

22. Т.е. пока существует сильный правитель, способный, удерживать в повиновении подвластные ему территории существует и само государство. Нет правителя – нет государства.

23. Они определялись во многом уровнем социально-экономического развития Болгарии.

Духовно-культурные связи южных славян с русским этносом:

Современная геополитическая ситуация на Балканах, изменение внешнеполитических предпочтений России вновь актуализируют тему данного исследования.

На тесные связи Руси с югославянскими народами (болгары, сербы, хорваты, черногорцы, словенцы, македонцы) сильное влияние оказали три момента.

1. Этническое и как следствие языковое родство.

2. Духовная общность, представленная православной верой.

3. Геополитическое положение. Близость территорий изначально порождали общие внешнеполитические задачи, которые разрешались в результате военных столкновений друг с другом, либо в ходе совместных военных походов против более мощного противника в частности Византии.

Не удивительно, что одним из первых видов связи были военные действия. Русские летописи содержат немало сообщений о военных столкновениях между южными и восточными славянами, чаще всего инициатором этих баталий выступала третья сторона – Византия, заинтересованная в усиление собственных позиций на Балканах.

Примечательно, что именно в военных баталиях зарождалась идея совместных военных походов против более сильного противника. Так в г. Святослав совершает набег на Болгарское царство, а уже через три года ведет войну с Византией и руководит совместным болгаро-русским войском.

В целом же, анализируя взаимоотношения русских и южных славян можно выделить четыре периода их развития. За основу периодизации взято три фактора - степень взаимного проникновения в культуру.

- изменение в идеологии и национальном сознании.

- изменение политической ситуации и приоритетных направлениях внешней политики обеих сторон.

Первый период – Х – ХIV вв. – религиозно-просветительский.

Второй период ХIV – ХVII вв. – ренессанско-Московский.

Третий период ХVII – начало ХIХ вв. – миграционно-культурный.

Четвертый период начало ХIХ – начало ХХ вв. – национальноосвободительный.

Рассмотрим каждый из этапов в отдельности.

На складывание взаимоотношений между южными славянами и Русью на первом этапе Х – ХIV вв. заметное влияние оказали три момента.

1. Возникновение государства, как у восточных, так и южных славян. Политический фактор постоянно оказывал влияние на развитие духовных связей. Восстановление в конце XII – начале XIII вв. Болгарского царства способствовало активизации культурной жизни южных славян, становлению самобытной болгарской литературе, развивающейся в это время независимо от византийской традиции, что нашло яркое воплощение в оригинальной житийной литературе и гимнографии.

2. Принятие как южными, так и восточными славянами христианства. Примечательно, что проникновение южнославянской культуры на Русь изначально было связана с духовными потребностями небольшой общины русских христиан, живущих еще в языческом мире. Как справедливо замечал по этому поводу о. Георгий Флоровский «Уже до Владимира начинают устанавливаться культурные и религиозные связи Киева с Симеоновой Болгарией, может быть – и с Моравией. Это было вхождением в права на Кирилло-Мефодиевское наследство» [3].

3. Стремление как южных, так и восточных славян ослабить влияние Византийской империи.

взаимоотношениях южных славян с Русью на данном этапе двух тенденций:

1) антивизантийская, в результате развития духовно-культурных связей славянский мир стремился противопоставить себя Византийской империи, что нашло отражение в ведение богослужения на национальном языке.

Именно староболгарский язык лежал в основе церковнославянского языка, на котором было создано основное количество древнерусской литературы. Не случайно, именно в письменности наиболее четко прослеживается южнославянское влияние.

2) византийская – южнославянское влияние несло на Русь византийскую духовную культуру. Языковая близость позволяла активно изучать греческое богословие по болгарской переводной литературе, что с одной стороны облегчало изучение азов христианства, с другой стороны побуждала русских изучать греческий язык, так как многие известные греческие авторы еще не были переведены на славянский.

В целом же, на данном этапе духовно-культурные связи нашли отражение в следующих событиях:

1) Создание св. братьями Кириллом и Мефодием в Х в. славянской письменности.

2) Начало просвещения восточных славян, открытие первых школ и библиотек.

3) Зарождение и развитие книжного дела на Руси. Именно от южнославянской литературы получила свое начало литература Древней Руси первые ее памятники — это списки с южнославянских рукописей. Благодаря первому южнославянскому влиянию Древняя Русь не только получила собственную письменность, но и смогла приобщиться к сокровищам мировой культуры, именно от южных славян на Русь шел массовый поток переводной литературы.

Наступление второго периода ХIV – ХVII вв. связано с расцветом болгарской книжной культуры в следствие получение самостоятельности от Византийской империи.

В это время центром Болгарской книжности становится Тырново, где складывается тырновская литературная школа, во главе которой стояли Феодосий Тырновский и патриарх Евфимий. Именно деятельность патриарха Евфимия, имя которого связывается с реформой правописания, положило начало так называемому "второму южнославянскому влиянию" на Русь. К сожалению, период независимости славян был не долог. Уже в к ХV в. они оказываются под властью Османской Турции. Именно в это время резко возрастает поток мигрантов на Русь, которая в отличие от южных славян переживала период подъема и возрождения. Таким образом, на развитие культурных связей Руси с южными славянами заметное влияние в это время оказали следующие события:

1) Ослабление и падение Византийской империи.

2) Потеря южными славянами политической самостоятельности 3) Ликвидация Московской Русью монголо-татарского ига.

4) Расширение территории Московского государства за счет присоединения новых земель.

Носителями культурных связей в это время помимо мигрантов были и афонские монастыри, такие как Зографский – являющийся форпостом болгарской культуры, монастыри Святого Павла, Котломуша, Ксиропотама, Ксенофона и мн. др. В период османского завоевания Болгарии они становятся, пожалуй, единственными сохранившими свою независимость и нормально функционирующими очагами болгарской учёности и книжности.

Именно здесь начинается знаменитая книжная реформа, целью которой было восстановление древних, восходящих к кирилло-мефодиевской традициям норм единого общеславянского литературного языка, в XII – XIII вв. все более обособлявшегося по национальным изводам, упорядочивание графикоорфографической системы, приближение ее к греческому правописанию.

В целом же второй этап развития духовно-культурных связей южных славян с Русью характеризуется:

1) Формированием идеологии Москва третий Рим, впервые обосновавшей духовную миссию Руси – спасение мира от греховности, сохранение нравственного очага духовности и православной веры.

2) Распространение на Руси идеологии исихизма, нашедшего наиболее полное воплощение в учение Нила Сорского.

3) Вторым южнославянским влиянием. В результате которого, на Руси появился балканский орнамент, а также произошли реставрация церковнославянского языка (именно южнославянский извод церковнославянского языка послужил той моделью, на которую ориентировались русские книжники) и византинизация русской культуры.

Как справедливо замечал Б.А. Успенский: «греческое влияние сливается с южнославянским: одно переходит в другое» [4].

4) Расцветом русской книжности и началом книгопечатания на Руси.

В отличие от двух предшествовавших периодов, когда Русь из всех южнославянских племен наиболее тесно контактировала лишь с болгарами, на третьем этапе ХVII – начало ХIХ вв. в сферу духовно-культурных связей помимо болгар активно вовлекаются сербы, черногорцы и хорваты, спасаясь от турецкого гнета, они ищут прибежище в России. Заметному росту числа выходцев с Балкан в России способствовали три момента 1) Вхождение в состав России Левобережной Украины, на территории которой к ХVII в. проживало значительное количество южнославянских мигрантов. К середине ХVII в. здесь существовали мощные общины болгарских и сербских ремесленников, а также части южнославянского духовенства, например здесь нашли приют митрополиты Киприан, Пахомий Логофет, Григорий, Цамблак и др.

2) Продуманная миграционная политика монархической России. В эпоху Петра I создавались специальные миссии, которые агитировали южнославянское население, оказавшееся на чужбине, перейти на русскую службу. Особый успех эта политика имела среди сербов, из которых здесь было создано несколько гусарских полков [1].

3) Укрепление духовных связей с южнославянским православным духовенством. Знакомство с идеологией Москва третий Рим внушало им надежду на скорую помощь Руси в борьбе с османской Турцией, тем более, что российский монархизм оказывал всяческую поддержку православным монастырям и церквям Балканского полуострова.

Таким образом, с третьим этапом связаны следующие события.

1) Развитие идеологии Москва – Третий Рим, которая в это время приобретает политическую окраску. Формирование идеи национальноосвободительной миссии Руси на Балканах.

2) Начало военных действий против Турции под лозунгом «Освобождения православных христиан от “бусурманской неволи”.

3) Третье проникновение на Русь византийского и южнославянского влияния, во многом нашедшего отражения как в русской живописи, языке, так и церковной реформе 1654 г.

4) Создание в России южнославянских диаспор и поселений. Так, в начале ХIХ в. только в одном Новороссийском крае общее количество болгарских колонистов составляло около 67 000 человек, распределявшихся в 92 колониях [2].

В отличие от предшествующих этапов, наиболее насыщен историческими событиями четвертый период начало ХIХ – начало ХХ в.в.

В это время вся Россия была охвачена единой целью – освобождения Балкан от Турецкого гнета. На развитие духовно-культурных связей Руси с южными славянами особое влияние в это время оказали такие факторы, как 1) Пробуждение национального самосознания у южных славян.

Формирование идеологии евразийства и панславянизма. В ХIХ в. среди широких слоев славянской интеллигенции была популярна идея, высказанная еще в ХVII в. хорватом на русской службе Ю. Крижаничем, объединения всех славян под эгидой Москвы. Она нашла отражения как в трудах отечественных мыслителей (И.В. Киреевский, К.С. Аксаков, А.С. Хомяков, К.Н. Леонтьев, Н.В. Данилевский), так и южнославянских (Л. Гай, И.

Кукулевич-Сакцинский, П. Прерадович, В. Бабукич).

2) Национально-освободительная кампания на Балканах и Первая мировая война, начавшаяся под лозунгом освобождения Сербии.

3) Возникновение мощного научного течения, занимающегося изучением истории и культуры славянства. Учёные по крупицам собирали и классифицировали древние рукописи, памятники старины, предметы славянского быта, фольклор, составляли всевозможные этнографические описания, изучали и сопоставляли славянские языки.

Общественные деятели всячески пропагандировали национальную самобытность славян.

4) Зарождение и развитие славянской палеографии. В ходе проведенных исследований были собраны и опубликованы как древнерусские, так и южнославянские рукописи. Включение в научный оборот новых исторических источников существенно расширяло представления о древней истории славянства, их общих корнях.

Именно в этот период Россия не только принесла на Балканы долгожданную свободу, но и помогла южнославянским народам возродить свою национальную культуру, азы которой были законсервированы в великорусской культуре. Оживление славянского движения привело к созданию по всей стране славянских комитетов, которые снабжали учебными пособиями и литературой множество болгарских и сербских училищ, высылали книги болгарским церквям и монастырям, оказывали всяческую поддержку южнославянским студентам, обучающихся в России. В это же время на Балканы массовым потоком проникает русская художественная литература. Труды российских историков (И.Д. Иловайского, М.П. Погодина, Н.В. Берг, В.В. Григорович, Ю. И. Венелин), и палеографов (И.И.