«Комарова З. И. Методология, метод, методика и технология научных исследований в лингвистике: учебное пособие. – Екатеринбург: Изд-во УрФУ, 2012. – 818 с. (электронная версия) ISBN 978-5-8295-0158-7 Книга знакомит ...»

Такую позицию хорошо обозначил Г. Г. Гадамер: «Язык есть «предыстолкованность мира» [Гадамер 1988], если учесть «фокус» познающего субъекта (по У. Л. Чейфу) или «видение как» (по Дж. Сёрлу) [Комарова, Запевалова 2010 :

110]. Именно благодаря этому задаётся онтологическая модель мира, причем не просто модель, а мир, понятый в смысле такой модели [Кассирер 2002.1 : 41-47].

При этом важно подчеркнуть, что мир расчленён человеком и представлен в разных языках по-разному именно потому, что в каждом естественном языке он выступал исключительно в виде итогов по-разному протекавших в соответствующих языках процессах к а т е г о р и з а ц и и и к о н ц е п т у а л и з а ц и и (выделено мной – З. К.) мира [Кубрякова 2010 : 14].

Это актуализировало к а т е г о р и а л ь н ы й подход к изучению языка и языков1, что позволило выделить к а т е г о р и ю как основной формат знания и различные типы категорий.

Можно сказать, что сложилась парадоксальная ситуация: с одной стороны, в философии, языкознании и терминоведении осознано, что к а т е г о р и а л ь н ы й с т р о й м ы ш л е н и я выступает в качестве необходимой предпосылки и условия всякой познавательной деятельности и п р и о р и т е т н о й р о л и в этом языка и его теории, а потому исследования в этой области в наши дни многочислены, но, с другой стороны, – точное число категорий, ни философских, ни языковых, ни научных не установлено.

Причину этого В. А. Татаринов усматривает в том, что «категории, определяемые как формы мыслительной деятельности, сами оказываются «бесформенными, бестелесными», в чем и заключается одна из причин «открытости списка категорий как идеальных сущностей» [Татаринов 2006 : 102].

Что касается т и п о л о г и и к а т е г о р и й, то результаты проведённых исследований по языковым и научным категориям (формальным, семантическим, эвалютивным, функциональным, прагматическим и др.), на которые следует опираться при изучении общих и специальных языков, – «до сих пор весьма скудны» [Там же : 304].

Более того, в науке сегодняшнего дня «вряд ли возможно построить типологию категорий на каком-либо едином принципе или даже предвидеть сведние реального многообразия категорий и их конечному списку» [Кубрякова 2010 : 18].

Чтобы убедиться в актуальности такого подхода в современной отечественной и зарубежной лингвистике, достаточно открыть библиографические указатели научной литературы или заглянуть в каталоги библиотек и Интернет-ресурсы. В библиографии этой книги представлены лишь основные работы.

В целом же механизм языка по реализации миросозидающей функции и его осмысление в теориях1; а также соотношение полей, категорий, концептов [Всеволодова 2009, 2010; Попова, Стернин 2007; Шафиков 2007 и др.] и т. д.

требуют дальнейших поисков методологического и методического характера по целому ряду кардинальных проблем.

Насущность продолжения исследований в когнитивно-категориальном изучении языка ощущается в наши дни лингвистами настолько остро, что появляются такие мнения: «В лингвистике практически не ставится вопрос о месте и статусе Языка в мироздании, без чего невозможно корректно описать язык» [Всеволодова 2010 : 18].

Считаем, что видение автором этого аспекта лингвистики представляет интерес как одно из возможных альтернативных направлений, поэтому в сжатом виде изложим его.

Как известно, в 2008 г. американские физики Дэвис, Бом и Пригожин получили Нобелевскую премию за выявление фактов исчезновения материи. Их швейцарские коллеги экспериментально доказали, что при определенных условиях материя может исчезать, а при другом взаимодействии виртуальных волн – возникать из ничего. Осмысление этих явлений привело физиков к мысли, что в дихотомии «м а т е р и я – с о з н а н и е » первично сознание и что материя была создана неким высшим космическим разумом, и они, как утверждают, с точностью до сотой доли секунды вычислили возраст материальной Вселенной – 18 млрд. лет.

Российские ученые прокомментировали этот вывод так: «Последние открытия, по сути, не принесли нам ничего нового, лишь научно обосновали те истины, которые знали еще древние... Материальная Вселенная держится только потому, что в физическом вакууме, в непроявленном мире, в «в ы с ш и х р а з у м н ы х с и л а х » по Циолковскому, в «н о о с ф е р е » по Вернадскому существует абсолютный порядок» (Материал из электронной газеты http//novosti.vins.ru) Теория Вернадского о трех сферах: неживой материи – собственно физической; живой материи – биосфере и о сфере разума (в первую очередь Сверхразума, но, думается, и человеческого разума тоже) – н о о с ф е р е, где, по Вернадскому, существует абсолютный порядок, думаю, общеизвестна.

Очевидно, что Язык – это составляющая ноосферы. Но, вероятно, как и все материальное, а Язык в своей реализации материален, это и единица мироздания, и двойное присутствие Языка в самой высокой оппозиции «материя – сознание» (я заменю слово сознание словом разум) говорит о его высочайшем статусе. Ну а степень порядка в языке если и не абсолютна, то достаточно высока, так как язык – система организованная [Всеволодова 2010 : 18-19].

М. В. Всеволодова напоминает, что ещё 40 лет назад А. В. Бондарко декларировал для Языка целостное двуединство принципиально противоположных по своей устроенности типов структур – п о л е й и к а т е г о р и й [Бондарко См., например, механизмы концептуализации категории аспектуальности (А. В. Бондарко, Т. В. Белошапкова); категории определённости/неопределённости (Ю.А. Рылов); категории единичности [Комарова, Запевалова 2010]; категории партитивности [Комарова, Дедюхина 2010; 2011] и др.

1971; 1983]. Без учёта этих структур, как считает М. В. Всеволодова, – «адекватное на сегодняшний день представление языка невозможно…, это позволит понять и многое объяснить в работе Языка, в частности, прозрачность границ категорий» [Всеволодов 2010 : 19].

Подводя итог сказанному, можно утверждать, что эвристический потенциал этого направления практически пока неисчерпаем, а потому актуальность дальнейших изысканий в этом направлении непреходяща, поскольку прежде всего сквозь призму категорий, категоризации и концептуализации можно показать «конструирование» мира в целом через языковое существование человека.

Вот почему, повторим ещё раз, в наши дни взаимосвязь типов знания (и типов теорий) инициируется философами и науковедами в виде вектора:

гуманитарное техническое естественнонаучное (В. Г. Горохов, В. А. Канке, М. А. Розов, В. С. Стёпин, В. В. Чешев и др.). Как видим, на первое место поставлено гуманитарное знание, в котором авангардное положение в продуцировании метазнания занимает лингвистика1.

1. Что такое семиотика?

2. Как семиотика соотносится с кибернетикой и информатикой?

3. Что такое знак? Каковы основные свойства знаков?

4. Какие Вы знаете классификации знаков?

5. Что такое семиотическая система?

6. Какое место занимает языковая знаковая система в семиотическом континууме? Обоснуйте своё мнение.

7. В чем состоит специфика языкового знака?

8. Как Вы думаете, почему Ю. С. Степанов считает лингвистику «прообразом общей семиотики»?

9. Как обстоит дело с понятием языкового знака в современной семиотике, лингвистике и философии языка? Такой вопрос поставил Себастьян Шаумян в статье «О понятии языкового знака» (2001). Подготовьте ответ на этот вопрос, ознакомившись со статьей. Обратите внимание на то, в чем С. Шаумян соглашается и в чем не соглашается с Ф. де Соссюром по этому вопросу.

Философы и науковеды отмечают, что если «атом» был ключевым понятием XVIII в.; «развитие» - XIX в., то в XX столетии таким понятием стал «язык». Более того, они отмечают, что концепт «язык» стал ключевым понятием современной культуры в целом. Анализируя современную эпистемологию и место в ней языка, Е.И.

Ищенко берёт эпиграфом своей монографии слова М. Хайдеггера: «Все пути мысли более или менее ощутимым образом загадочно ведут через язык» [Ищенко 2003 : 95]. Лингвисты объясняют выдвижение лингвистики в центр гуманитарного и негуманитарного знания переходом к антропоцентрической парадигме, обратившейся к феномену человека, что привело к изменению парадигм всей науки [Хроленко, Бондалетов 2006 : 481].

10. Как Вы думаете, почему лингвист Фердинанд де Соссюр и философ Людвиг Витгенштейн сравнивали языковую знаковую систему с игрой в шахматы?

11. В чем суть языкового семиозиса? Ознакомьтесь со статьей А. В. Кравченко «Языковой семиозис и пределы человеческого познания» (2008) и ответьте на вопрос: Каковы пределы человеческого познания?

12. Раскройте понятие и н т е р п р е т а н т а языкового знака.

13. В чем состоит значимость языковых знаков для нашего сознания?

14. Фердинанд де Соссюр сравнивал языковой знак с листом бумаги: «мысль – его лицевая сторона, а звук – оборотная; нельзя разрезать лицевую сторону, не разрезав оборотную». Что он имел в виду?

15. Что такое семиотика как метанаука? Приведите аргументы «за» и «против»

такой постановки вопроса.

16. В чем заключается сложность определения объекта и предмета лингвистики? Какова Ваша позиция в этом вопросе?

17. Ознакомьтесь с понятиями аспектирующих и синтезирующих концепций в лингвистике, изложенными в книге Л. Г. Зубковой «Общая теория языка в развитии» (2002).

18. Перечислите основные черты современной лингвистики как науки постнеклассического периода. Какие её черты для Вас являются самыми значимыми?

19. В чем состоит сущность лингвистики как метанауки?

20. Прокомментируйте высказывания:

«Кто отчасу более углубляется, употребляя предводителем общее философское понятие о человеческом слове, тот увидит безмерно широкое поле, или, лучше сказать, едва пределы имеющее море» (Михайло Ломоносов).

«Лингвистика не обладает ни размахом, ни инструментальным могуществом математики, не обладает она и универсальным эстетическим очарованием музыки. Однако под её суровой, скучноватой, технической внешностью скрыт тот же классический дух, та же свобода в рамках ограничений, которая одушевляет математику и музыку в их чистейших проявлениях» (Эдуард Сепир).

Алексеева, Мишланова Бенвенист 1998; 2002 Глинских, Петрова Алефиренко 2005; 2009- Борботько 2009 Греймас Античные теории 1936 Виноградов А. В. 1991 Деррида Звегинцев 2007 Лингвистический Семиотика Зубкова 2002; 2010 энциклопедический Семиотика: антология Ирисханова 2009 Лотман 1996; 2000 Солнцев Канке 1997; 2008 Мартынов 1966 Соссюр 1977; 1999; Кацнельсон 2001 Маслова 2001; 2006 Степанов 1971; 1975;

Комарова, Дедюхина Моррис 1983 (2001) Успенский 1969; 1996Налимов 2003 Комарова, Запевалова Нелюбин 1997 Уфимцева 1986 (2002);

Кравченко 2001; 2008 Панфилов 1977 Фреге 1997; Красных 2001 Пиаже 1983-а; 1983-б Фрумкина Кристева 2000; 2004 Пиотровский 1995; 2008 Фуко Кубрякова 1995; 2001; Пирс 2000 Хроленко, Бондалетов 2004; 2009; 2010 Попова, Стернин 2007 Итоги по первой части В шести главах первой части пособия рассматривается с и с т е м н а я счёт синтеза разных подходов к ней. Основное внимание было уделено синтезу источников и составных частей, создающих Отметим при этом, что число наук, входящих в основание, взято с позиции минимально достаточной для получения достоверности, но не исчерпывающе, что, собственно говоря, невозможно. В завершающей шестой главе было показано, что современная «синтезированная» лингвистика не имеет в исследовании «чужих полей». Поскольку языки способны вербализовать любой тип знания (лингвистическое, гуманитарное, естественнонаучное, техническое и т. д.), то в континуум оснований методологии практически могут быть включены все науки, существующие «здесь и сейчас». Но они, вне всякого сомнения, занимают разные места по отношению к лингвистике, потому нами были рассмотрены только наиболее, так сказать, «лингвоцентрические» (см. в разделе 6.3.2 схему 11)2. Это как бы основной «срез» методологии – первый подход.

Второй подход, сопровождающий первый, состоит в анализе методологии с позиции деятельности по каждому источнику и составной части. При этом его актуализация является разной, обусловленной спецификой рассматриваемой науки.

Третий подход, реализованный в менее явной форме, состоит в том, что методология рассматривалась в двух срезах: как теоретическая, формируемая прежде всего разделом философского знания на метатеоретическом уровне познания, а также – системологическим, семиотическим и синергетическим Александр Матвеевич Пешковский (1878-1933) – один из крупнейших представителей отечественного языкознания, ученик И.А. Бодуэна де Куртенэ, один из основоположников теории фонемы. По его словам, круг его интересов – «теория языка вообще», но больше всего – фонетика и синтаксис. Основный его труды «Русский синтаксис в научном освещении» (1914), «Объективная и нормативная точка зрения на язык» (1923), «О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании» (1931) и др.

Не включена достаточно «лингвоцентрическая» н а у к а – т е р м и н о в е д е н и е по разным соображениям, но этот пробел восполняет тем, что практически во всех главах пособия так или иначе по мере необходимости рассматриваются различные терминологические вопросы.

знанием и в меньшей степени – другими, так и практическая методология, рассчитанная на решение исследователями практических целей и задач в своих работах.

Социо-технико-инновационно-научно-культурный суперкомплекс Четвертый подход заключается в характеристике л о г и ч е с к о й проблем объекта и предмета исследования; её форм (гипотеза, теория…) и средств, а также результатов исследований и их верификации.

методологии. Содержательная включает рассмотрение законов, теорий, структуры, научного знания, критериев научности и их изменений. Формальная методология состоит в практическом применении положений содержательной методологии.

необходимо ещё проанализировать в р е м е н н ю с т р у к т у р у н а у ч н о й д е я т е л ь н о с т и (фазы, стадии, этапы) и т е х н о л о г и ю выполнения исследования, чему будут посвящены третья и четвертая части пособия.

Наконец, из логической структуры научной деятельности сознательно пока «изъят» центральный компонент – т е о р и я м е т о д а, что требует самостоятельного, отдельного рассмотрения. Этому будет посвящена вторая часть пособия.

Итак, в завершение анализа с и с т е м н о й м е т о д о л о г и и л и н г в и с т и к и, в которой язык рассматривается как исторически развивающаяся система, а главное – как о с о б а я д е я т е л ь н о с т ь ч е л о в е к а, дадим её «модель» в виде иерархической структуры, которая в силу своей наглядности не требует каких-либо пояснений1 (См. на с. 216).

К тому же интерпретации уже даны в содержании всех глав этой части пособия.

В книге известного современного специалиста по методологии науки Ю. В. Сачкова «Научный метод: вопросы и развитие» научный метод рассматривается как ядро науки и её методологии, что обусловлено пониманием науки как «высокоспециализированной творческой деятельности человека» [Сачков 2003 : 5]. Автор убеждает нас в том, что «метод образует первичную ценность науки.., вопрос о котором, во многом остающийся открытым и таинственным, вечен и потому актуален в любую эпоху» [Там же : 15].

Перейдём к выявлению сущности метода и его функций.

7.1. Сущность метода и его функции Во введении и первой части пособия, рассматривая проблемы методологии научного познания, мы уже указывали, что терминированное понятие м е т о д о л о г и я во втором значении – это общая теория метода.

См.: Бэкон 1977 : 64.

См.: Декарт 1953 : 276.

При этом подчеркивали, что деятельность людей в любой её форме (научная, практическая и т. д.) определяется целым рядом факторов, а её конечный результат зависит не столько от того, кто действует (субъект) и на что действие направлено (объект), сколько от того, как совершается эта деятельность:

какие способы, приёмы и средства при этом имеются, т. е. от используемых методов1.

Из этого следует, что методология как общая теория метода является кардинальной проблемой философии, философии науки, науковедения и частных наук на все времена, что обусловлено необходимостью и важностью метода для любого исследования как «некоей ариадниной нити», по выражению Г. В. Лейбница, который считал, что на свете есть вещи, важнее самых прекрасных открытий – это знание метода, которым они были сделаны [Лейбниц 1983.3 : 495].

О необходимости метода для исследования неоднократно писали философы, создавшие первые научные методы2. Так, Ф. Бэкон сравнивал метод то с циркулем, то со светильником, освещающим путнику дорогу в темноте, и полагал, что нельзя рассчитывать на успех в изучении какого-либо вопроса, идя ложным путём. При этом он стремился создать такой метод, который мог бы быть «органоном» (орудием) познания человека. Таким методом он считал и н д у к ц и ю, которая требует от науки исходить из эмпирического анализа, наблюдения и эксперимента с тем, чтобы на этой основе познать причины и законы [Бэкон 1977].

Р. Декарт методом называл «точные и простые правила», соблюдение которых способствует поиску истины, приращению знания, позволяет отличить ложное от истинного. Таким методом он считал д е д у к т и в н о - р а ц и о н а л и с т и ч е с к и й [Декарт 1953; 1994]3.

Таким образом, о с н о в н а я ф у н к ц и я м е т о д а – это внутренняя организация и регулирование процесса познания или практического преобразования того или иного объекта. Поэтому метод (в той или иной своей форме) сводится к совокупности определенных правил, приемов, способов, норм познания и действия. Он есть система предписаний, принципов, требований, которые должны ориентировать в решении конкретной задачи, достижении определенного результата в той или иной сфере деятельности. Он д и с ц и п л и н и р у е т своеобразным компасом, по которому субъект познания и ействия прокладывает свой путь, позволяет избегать ошибок [Бэкон 1977; Декарт 1953; Кохановский и др. 2008 : 308].

См.: Введение в проблематику системной лингвистической методологии: предпосылки и источники (четвертый раздел).

См. высказывания, данные в эпиграфах.

По Ф. Бэкону и Р. Декарту «задача состоит в том, чтобы осчастливить человечество, построив органон, т. е.

логическую машину для изобретательства и производства новых знаний» [Цитируется по: Войтов 2004 : 211].

Вот почему «при хорошем методе и не очень талантливый человек может сделать много. А при плохом методе и гениальный человек будет работать впустую» [Павлов 1956 : 26].

Остаётся выяснить, какой же метод исследования является «плохим», а какой «хорошим», а поэтому «несомненно, магистральной линией современной цивилизации является разработка методов в самых различных сферах человеческой деятельности» [Новая философская энциклопедия 2010.II : 552]. Знание новых и традиционных методов, осознание их возможностей и границ делает деятельность исследователей более рациональной и эффективной.

Для осознанного использования методов необходимо прежде всего выяснить соотношение м е т о д а и т е о р и и.

Любой научный метод разрабатывается на основе определенной теории, которая тем самым выступает его необходимой предпосылкой. Эффективность, сила того или иного метода обусловлены содержательностью, глубиной, фундаментальностью теории, которая «сжимается в метод». В свою очередь «метод расширяется в систему», то есть используется для дальнейшего развития науки, углубления и развертывания теоретического знания как системы, его материализации, объективизации в практике. «Как известно, развитие науки заключается в нахождении новых явлений природы и в открытии тех законов, которым они подчиняются. Чаще всего это осуществляется благодаря тому, что находят новые методы исследования» [Капица 1987 : 314].

Тем самым теория и метод одновременно тождественны и различны. Их сходство состоит в том, что они взаимосвязаны, и в своем единстве есть аналог, отражение реальной действительности. Будучи едиными в своем взаимодействии, теория и метод не отделены жестко друг от друга и в то же время не есть непосредственно одно и то же.

Они взаимопереходят, взаимопревращаются: теория, отражая действительность, преобразуется, трансформируется в метод посредством разработки, формулирования вытекающих из нее принципов, правил, приемов и т. п., которые возвращаются в теорию (а через нее – в практику), ибо субъект применяет их в качестве регулятивов, предписаний, в ходе познания и изменения окружающего мира по его собственным законам.

Развитие теории и совершенствование методов исследования и преобразования действительности, по существу, один и тот же процесс с этими двумя неразрывно связанными сторонами. Не только теория резюмируется в методах, но и методы развертываются в теорию, оказывают существенное воздействие на ее формирование и на ход практики. Однако нельзя полностью отождествлять научную теорию и методы познания и утверждать, что всякая теория и есть вместе с тем метод познания и действия. Метод не тождествен прямо и непосредственно теории, а теория не является непосредственно методом, ибо не она есть метод познания, а необходимо вытекающие из нее методологические установки, требования, регулятивы.

теория – результат предыдущей деятельности, метод – исходный пункт и предпосылка последующей деятельности;

главные функции теории – объяснение и предсказание (с целью отыскания истины, законов, причины), метода – регуляция и ориентация деятельности;

теория – система идеальных образов, отражающих сущность, закономерности объекта; метод – система регулятивов, правил, предписаний, выступающих в качестве орудия дальнейшего познания и изменения действительности;

теория нацелена на решение проблемы – что собой представляет данный предмет, метод – на выявление способов и механизмов его исследования и преобразования [Кохановский и др. 2008 : 312].

Таким образом, теории, законы, категории и другие абстракции еще не составляют метода. Чтобы выполнять методологическую функцию, они должны быть соответствующим образом трансформированы, преобразованы из объяснительных положений теории в ориентационно-деятельные, регулятивные принципы (требования, предписания, установки) метода.

Любой метод детерминирован не только предшествующими и сосуществующими одновременно с ним другими методами, и не только той теорией, на которой он основан. Каждый метод обусловлен, прежде всего, своим п р е д м е т о м, то есть тем, что именно исследуется (отдельные объекты или их классы).

Ещё Г. В. Гегель отмечал, что «только метод в состоянии обуздать мысль, вести её к предмету и удерживать в нём» [Гегель 1975 : 57]. Метод как способ исследования и иной деятельности не может оставаться неизменным, всегда равным самому себе во всех отношениях, а должен изменяться в своем содержании вместе с предметом, на который он направлен. Это значит, что истинным должен быть не только конечный результат познания, но и ведущий к нему путь, т. е. метод, постигающий и удерживающий именно специфику данного предмета.

Говоря о тесной связи предмета (объекта) и метода и их «параллельном развитии», Гейзенберг отмечал, что когда предметом естествознания была природа как таковая, «научный метод, сводившийся к изоляции, объяснению и упорядочению», способствовал развитию науки. Но уже к концу ХIХ – началу ХХ в., когда полем зрения науки стала уже не сама природа, а «сеть взаимоотношений человека с природой, научный метод «натолкнулся на свои границы.

Оказалось, что его действие изменяет предмет познания, вследствие чего сам метод уже не может быть отстранен от предмета» [Гейзенберг 2006 : 271].

Поэтому нельзя «разводить» предмет и метод, видеть в последнем только внешнее средство по отношению к предмету, никак не зависимое от него и лишь «налагаемое» на предмет чисто внешним образом.

Таким образом, метод не навязывается предмету познания или действия, а изменяется в соответствии с их спецификой. Исследование предполагает тщательное знание фактов и других данных, относящихся к его предмету. Оно осуществляется как движение в определенном материале, изучение его особенностей, связей, отношений и т. п. Способ движения (метод) и состоит в том, что исследование должно детально освоиться с конкретным материалом (фактическим и концептуальным), проанализировать различные формы его развития, проследить их внутреннюю связь [Кохановский и др. 2008 : 313].

Тем самым метод проявляется не как «внешняя рефлексия», а берет определения из самого предмета. В своей деятельности мы не можем выйти за пределы природы вещей, а потому метод познания объективной истины и выражающие его в своей совокупности категории мышления – не «пособие человека», а выражение закономерности и природы и человека [Кохановский и др.

2008 : 314].

Таким образом, истинность метода всегда детерминирована содержанием предмета. Поэтому метод всегда был и есть «сознание о форме внутреннего самодвижения ее содержания», «сам себя конструирующий путь науки». Такое понимание всегда было и остается очень важным и актуальным, в том числе и для развития современной науки, где «мы подходим к проблемам, в которых методология неотделима от вопроса о природе исследуемого объекта» [Пригожин, Стенгерс 1986 : 267].

Итак, недопустимо рассматривать метод как некий механический набор предписаний, «список правил», на основе которых можно будто бы решить любые вопросы, возникающие в жизни. Кроме того, он не есть жесткий алгоритм, по которому строго регламентированно осуществляются познание или иные формы деятельности. Применение же того или иного метода в разных сферах не есть формальное внешнее наложение системы, его принципов на объект познания или действия, а необходимость использования этих принципов не привносится извне. В этом смысле «не существует метода, который можно было бы выучить и систематически применять для достижения цели. Исследователь должен выведать у природы четко формулируемые общие принципы, отражающие определенные общие черты совокупности множества экспериментально установленных фактов» [Эйнштейн, Инфельд 1965 : 6].

Будучи детерминирован своим предметом (объектом), метод, однако, не есть чисто объективный феномен, как, впрочем, не является он и чисто субъективным образованием. Особенно наглядно это видно на примере научного метода, который «всегда есть критический метод» [Поппер 2002 : 137].

Следовательно, метод не есть совокупность умозрительных, субъективистских приемов, правил, процедур, вырабатываемых априорно, независимо от материальной действительности, практики, вне и помимо объективных законов ее развития. Он не является способом, однозначно определяющим пути и формы деятельности, позволяющим априори решать любые познавательные и практические проблемы. Поэтому необходимо искать происхождение метода не в головах людей, не в сознании, а в материальной действительности. Но в последней – как бы тщательно ни искали – мы не найдем никаких методов, а отыщем лишь объективные законы природы и общества [Гейзенберг 2006 : 169].

Таким образом, метод существует, развивается только в сложной д и а л е к т и к е субъективного и объективного при определяющей роли последнего. В этом смысле любой метод прежде всего объективен, содержателен, «фактичен». Вместе с тем он одновременно субъективен, но не как чистый произвол, «безбрежная субъективность», а как продолжение и завершение объективности, из которой он «вырастает». Субъективная сторона метода выражается не только в том, что на основе объективной стороны (познанные закономерности реальной действительности) формулируются определенные принципы, правила, регулятивы [Кохановский и др. 2008 : 315].

Каждый метод субъективен и в том смысле, что его «носителем» является конкретный индивид, субъект, для которого, собственно говоря, данный метод и предназначен. В свое время Гегель справедливо подчеркивал, что метод есть «орудие», некоторое стоящее на стороне субъекта средство, через которое он соотносится с объектом [Гегель 1975]. В этом вопросе Гегелю вторил и Фейербах своим афоризмом о том, что именно «человек – центр всей методологии» [Фейербах 1974].

Метод не является застывшим списком «разреженных абстракций» или закостенелых общих формул-предписаний. Он не существует вне его конкретного реального носителя – личности ученого, философа, научного сообщества, коллективного субъекта и т. п. Их роль в реализации методологических принципов исключительно велика. Каждый метод – не сам себя доказывающий автомат, он всегда «замыкается» на конкретного субъекта. Так, Ю. В. Сачков, испытавший влияние интереса к «слишком человеческому» (по Ф. Ницше), усиливает «антропологический акцент» рассмотрения метода [Сачков 2003 : 15].

Включенностью субъекта в «тело» метода объясняется, в частности, его творческий характер, который «затрагивает» не только научные открытия, но и созидание нового в любой сфере человеческой деятельности. История науки и практики показала, что нет никакой «железной» последовательности познавательных процедур и действий, в сумме составляющих логику открытия, так же как нет универсального алгоритма созидания новых форм социальной жизни.

Хотя и в том, и в другом случаях роль метода весьма важна [Кохановский и др.

2008 : 316].

Однако любой метод (даже самый важный) – лишь один из многих факторов творческой деятельности человека. Последняя не ограничивается только сферой познания и не сводится лишь к логике и методу. Она включает в себя и другие факторы – силу и гибкость ума исследователя, его критичность, глубину воображения, развитость фантазии, способность к интуиции и т. д.

Таким образом, любой метод не есть нечто «бессубъектное, внечеловеческое», он «замыкается» на реальном человеке, включает его в себя как свое субстанциальное основание.

Тем самым движение метода с необходимостью осуществляется в процессе жизнедеятельности реального человека – субъекта, творящего прежде всего свое общественное бытие и на этой основе – другие формообразования, включая сознание, познание, мышление, принципы и методы своей деятельности.

В современной философско-методологической литературе различают несколько аспектов метода как такового. Так, некоторые исследователи считают, что каждый метод имеет три основных аспекта: о б ъ е к т и в н о - с о д е р ж а тельный, операциональный и праксеологический.

Первый аспект выражает обусловленность (детерминированность) метода предметом познания через посредство теории, поэтому его иногда называют п р е д м е т н ы м [Минаева и др. 2007 : 14].

Операциональный аспект фиксирует зависимость содержания метода не столько от объекта, сколько от субъекта познания, от его компетентности и способности перевести соответствующую теорию в систему правил, принципов, приемов, которые в своей совокупности и образуют метод.

Праксеологический аспект метода (< греч. praxis – «дело, деятельность»;

logos – «наука») составляют такие его свойства, как эффективность, надежность, ясность, конструктивность и др. [Лебедев 2008 : 101-103], который ещё интерпретируют как н о р м а т и в н о - о ц е н о ч н ы й [Минаева и др. 2007 : 14].

К числу характерных признаков научного метода чаще всего относят:

объективность, воспроизводимость, эвристичность, необходимость, конкретность и др.

Так, например, рассуждая о методе, крупный британский философ и математик ХХ в. А. Уайтхед считал, что любой метод з а д а е т « с п о с о б д е й с т в и й » с данными, с фактами, значимость которых определяется теорией. Последняя и «навязывает» метод, который всегда конкретен, ибо применим только к теориям соответствующего вида. Поэтому, хотя, согласно Уайтхеду, каждый метод представляет собой «удачное упрощение», «однако с помощью любого данного метода можно открывать истины только определенного, подходящего для него типа и формулировать их в терминах, навязываемых данным методом, а не каким-либо методом «вообще» [Уайтхед 1990 : 624].

Итак, роль адекватного целям и задачам исследования метода трудно переоценить. Однако всё же следует избегать крайностей: недооценки метода («методологический негативизм»), так и не следует преувеличивать значение метода, считая его более важным, чем тот предмет, к которому его хотят применить, т. е. превращать метод в некую «универсальную отмычку» по всякому предмету исследования («методологическая эйфория»).

Всё дело в том, что «ни один методологический принцип не может исключить, например, риска зайти в тупик в ходе научного исследования»

[Пригожин, Стенгерс 1986 : 86]. Даже самый хороший метод может оказаться неэффективным и бесполезным, если им пользоваться не как «руководящей нитью» в научном исследовании, а как готовым шаблоном, применимым ко всему и вся.

Итак, определив сущность, функции и значение метода для исследователя, можно сформулировать о с н о в н ы е о б щ и е т р е б о в а н и я, которые предъявляются к любому («хорошему») н а у ч н о м у м е т о д у.

1. Детерминированность метода объектом и предметом исследования, а также той теорией, в рамках которой проводится исследование, познавательной деятельностью субъекта познания и диалектикой перехода теоретических знаний в нормативные средства управления методом.

2. Заданность метода целеустановкой исследователя, включенной в «тело» метода, что обусловливает адекватность метода исследователя.

3. Результативность и надежность метода состоят в том, что он должен быть таким по своим «разрешающим» способностям, чтобы мог однозначно давать результат с высокой степенью вероятности.

4. Экономичность и эффективность метода, т. е. затраты на использование метода должны окупаться полученными результатами исследования, а путь к получению этих результатов – короче.

5. Ясность и эффективная распознаваемость метода: он должен быть таким, чтобы им мог воспользоваться при соответствующей подготовке любой исследователь.

6. Воспроизводимость метода, т. е. возможность его использования неограниченное число раз одним или разными исследователями.

7. Обучаемость методу, основой чего являются воспроизводимость, ясность и распознаваемость метода.

8. Допустимость с точки зрения морали и права.

9. Безопасность для здоровья и жизни людей [Кузнецов 2006 : 14; Шкляр 2009 : 101].

7.2. Проблема классификации и систематизации методов – одна из основных проблем теории метода Многообразие видов человеческой деятельности обусловливает широкий спектр методов, которые могут быть классифицированы по самым различным основаниям (критериям). Прежде всего следует выделить методы духовной, идеальной (в том числе научной) и методы практической, материальной деятельности.

В настоящее время стало очевидным, что система методов не может быть ограничена лишь сферой научного познания, она должна выходить за ее пределы и непременно включать в свою орбиту и сферу практики. При этом необходимо иметь в виду тесное взаимодействие этих двух сфер.

Что касается н а у ч н ы х м е т о д о в, то оснований их классификации может быть несколько. Так, в зависимости от роли и места в процессе научного познания можно выделить методы формальные и содержательные, фундаментальные и прикладные, методы исследования и методы изложения.

Содержание изучаемых наукой объектов служит критерием для различия методов естествознания и методов социально-гуманитарных наук. В свою очередь методы естественных наук могут быть подразделены на методы изучения неживой природы и методы изучения живой природы и т. п.

Выделяют также качественные и количественные методы, однозначно детерминистские и вероятностные, методы непосредственного и опосредованного познания, оригинальные и производные.

Методы исследования классифицируются по отраслям науки: математические, биологические, медицинские, лингвистические и т. д.

В зависимости от сферы применения и степени общности различают методы всеобщие (философские), действующие во всех науках на всех этапах познания, в разных типах познания (т. е. не только в научном, но и эмпирико-бытовом), используемые для изучения разных типов знания; общенаучные, применяемые во всех науках; частнонаучные, используемые в естествознании или обществознании и дисциплинарные, используемые в какой-либо одной науке.

В современной науке достаточно успешно «работает» многоуровневая субординированная концепция методологического знания и на её основе многоуровневая система методов. Обычно философы, науковеды и специалисты разных наук, в том числе и лингвисты, выделяют трехуровневые субординированные системы методов: философские, общенаучные и частнонаучные (дисциплинарные). Реже выделяется большее число уровней. Так, И. Н. Кузнецов (обосновывает пятиуровневую систему: 1) высший уровень – философская методология; 2) общенаучная методология; 3) конкретно-научная методология;

4) дисциплинарная методология и 5) междисциплинарная методология [Кузнецов 2006 : 10-13]. Е. Н. Яркова также выделяет пятиуровневую систему, но несколько иную: 1) философская; 2) общелогическая; 3) общенаучная; 4) частнонаучная и 5) дисциплинарная [Яркова 2007 : 89]1.

В итогах первой части нашего пособия дана «модель» многоуровневой субординированной системной лингвистической методологии (см. схему на с. 216), включающей девять иерархических уровней. Напомним эти уровни:

первый – философская методология;

второй – системологическая методология;

третий – синергетическая методология;

четвертый – семиотическая методология;

пятый – общенаучная методология;

шестой – частнонаучная методология;

седьмой – дисциплинарная методология;

восьмой – частнодисциплинарная методология;

девятый – методология конкретного лингвистического исследования.

Классификацию методов научного познания проводим на основе этой субординированной модели. Но в данной главе даётся краткая характеристика методов только первого уровня методологии, наиболее противоречиво освещенного в научной литературе.

7.3. Философские методы В принятой нами систематизации и классификации методов научного познания наиболее общими, точнее – в с е о б щ и м и [Тихомиров, Ворона 2009 : 41; Шкляр 2009 : 79; Горелов 2010 : 49], «верхним уровнем» методов, Любопытна аргументация и противоположного мнения: «…сегодня маловероятно выстроить иерархию методов (выделено мной – З.К.)» [Минаева и др. 2007 : 27].

являются ф и л о с о ф с к и е м е т о д ы, что соответствует господствующему мнению, выраженному в научной литературе по теории познания (гносеологии и эпистемологии)1. К ним обычно относят такие методы: натурфилософский, диалектический, феноменологический, синергетический и др. Мы остановимся на характеристике только тех философских методов, которые являются не просто всеобщими по сфере своего действия, но главное – они «задействованы» в 7.3.1. Натурфилософский метод на н а т у р ф и л о с о ф и и – философском учении о природе, о её наиболее общих свойствах, отношениях и закономерностях, который заключается в преимущественно умозрительном (без обращения к опыту) истолковании природы, рассматриваемой в её целостности.

Натурфилософия имела большое положительное значение: в течение длительного этапа формирования научного познания природы (естествознания), играя долгое время роль теоретического уровня знания в естественных науках [Лебедев 2008 : 62].

Границы между натурфилософией и естествознанием менялись в истории философии. В античности натурфилософия фактически сливалась с зачатками естественнонаучных знаний и обычно именовалась ф и з и к о й. Уже первые системы натурфилософии (концепции милетских философов, Демокрита, Левкиппа, Аристотеля и др.) оказались чрезвычайно эвристичными для естествознания. Натурфилософия была важнейшей составной частью философских систем Нового времени (Ф. Бэкон, Р. Декарт и др.).

Френсис Бэкон (1561-1626), недовольный наследием средневековой схоластики, поставил перед собой задачу «великого восстановления наук». Особенно его интересовала наука о природе, которая как таковая ещё находилась в стадии становления. Эпохальный труд И. Ньютона «Математические начала натуральной философии» будет опубликован только спустя 60 лет после кончины Бэкона.

Для «восстановления наук», поскольку «человеческий разум, представленный самому себе, не заслуживает доверия» [Бэкон 1977.1 : 44], нужно «основание», которым он считал «первую философию» Аристотеля, «монарха науки», работу которого называл «смотровой башней науки» [Там же : 113].

Кроме того, нужен метод как «мореходная игла» (т. е. компас). Он полагал, что Существуют и другие мнения: «Вряд ли правильно утверждать, что философские методы могут быть положены в исходное начало системы общенаучных методов: а) с одной стороны, общенаучные методы (индукция, дедукция, аналогия и т. д.) не в меньшей степени, чем в конкретных науках, применяются в философских исследованиях; б) с другой стороны, некоторые общенаучные методы по степени своей всеобщности могут быть выше (абстрактней), чем диалектико-логические операции (например, экстраполяция, метод альтернатив, метод «черного ящика»). Академик Б.М. Кедров, например, предлагал считать универсальным приемом научного исследования метод восхождения от абстрактного к конкретному. Его оппоненты резонно утверждали, что данный метод практически невозможно приложить к анализу механических или аксиоматических систем и что обратный ход движения мысли (от конкретного к абстрактному) – ничуть не хуже» [Минаева и др.

2007 : 23-24].

научный метод состоит в экпериментальном исследовании и последовательном, а не мгновенном и произвольном восхождении от чувств к сущностям вещей («формам»). Такое восхождение Ф. Бэкон назвал и н д у к ц и е й, которой он хотел дать лишь начало, а «завершение даст судьба рода человеческого» [Там же : 79].

Относительно собственного вклада в науку он писал: «Поэтому мы отнесли этот метод к числу предметов, требующих исследования и разработки, и будем называть его «передача факела», или «метод, обращенный к потомству» [Там же : 328].

Как известно, и в современной науке этот метод является плодотворным [Канке 2010 : 88; Войтов 2004 : 318; Лебедев 2008 : 61 и др.], однако не единственным и не универсальным. Современный отечественный философ, анализируя историю научного метода, показывает длительную ревизию индуктивизма и эмпиризма [Светлов 2008].

Одним из первых критиков эмпиризма и индуктивизма Ф. Бэкона стал Рене Декарт (1596-1650), научный метод которого – и н т у и т и в н о - д е д у к т и в н ы й, несовместим с методом предшественника в натурфилософском направлении. В качестве р а ц и о н а л и с т а Р. Декарт считал, что науку следует возводить на прочном фундаменте мыслей, а не вводящих в заблуждение чувств. Он, как и предшественник, считал, что «наука заимствует свои правила и принципы из философии» [Декарт 1989.1 : 254]. Однако «философия остаётся слабым основанием науки ввиду плюрализма, в ней надо установить начала»

[Там же : 262], то есть «нужна новая философия как метод» [Там же : 267]. Содержание своего метода он изложил в «Правилах для руководства ума», где раскрыл копцепцию общефилософского метода рассуждений, согласно которому начинать надо с я с н ы х и д е й (врожденных идей), под которыми, по сути, понимались математические аксиомы.

Разработанный им метод включал ряд конкретных правил:

включать в суждения только то, что представляется уму ясно и отчетливо и не даёт повода к сомнению;

делить изучаемые явления на составные части;

восходить в мышлении от предметов простейших до наиболее делать обширные обзоры [Декарт 1989.1 : 260].

Эти четыре правила Р. Декарта «принесли ему мировую популярность»

[Канке 2010 : 89].

Р. Декарт показал пятым правилом единство «горизонтальных» (в противоположность «вертикальным» при индукции и дедукции) направлений движения мысли. Он исходил из необходимости использования прошлого для объяснения настоящего. К. Маркс знал эту работу Р. Декарта и практически использовал его идеи при определении композиции «Капитала» [Маркс, Энгельс 1954.23 : 401-402].

Решающие принципы натурфилософии были развиты Гегелем в его «Философии природы» [Гегель 1975 : 42-49].

Подход к природе как отчуждению духа позволил Гегелю применить категории логики к осмыслению природы. Правда, у самого Гегеля этот процесс предстает как навязывание природе логики, которая ей не присуща.

Однако следует отметить, что после того, как естественные науки сформировали в Новое время собственную методологию и теоретический аппарат, натурфилософия была вытеснена на периферию науки и подвергалась критике со стороны специалистов естествознания (Р. Майер, Ю. Либих, А. Гумбольдт, Э. Геккель, Г. Гельмгольц и др.).

Спекулятивное использование некоторых натурфилософских воззрений привело к дискредитации этого метода в глазах учёных. К примеру, балтийсконемецкий химик и философ Вильгельм Оствальд (1853-1932), который в году был удостоен Нобелевской премии за открытие в области химии, в своём главном труде «Философия природы» резко критиковал натурфилософию за её умозрительность и считал, что, «если мы хотим избежать в новой натурфилософии ошибок старой, то мы должны постоянно проверять наши теории опытом, изменять и исправлять их, пока они не будут согласны с опытом»

[Цитируется по: Классическая философия науки: Хрестоматия 2007 : 17].

Особой критике этот метод подвергался в СССР со стороны марксистсколенинской философии.

В наши дни всё же необходимо признать «право натурфилософии на относительную самостоятельность и независимость от уровня, достигнутого современной ей наукой» [Лебедев 2008 : 62].

Анализ генезиса натурфилософского метода и его современное состояние дано в «Новой философской энциклопедии» [2010.3 : 17-23].

7.3.2. Диалектический метод