238

Тема 15. Р. МЕРТОН: СОЗДАНИЕ ПАРАДИГМЫ СТРУКТУРНОГО

ФУНКЦИОНАЛИЗМА В ВЕРСИИ ТЕОРИИ СРЕДНЕГО УРОВНЯ

1. Теоретико-методологические основы мертоновской парадигма

структурного функционализма

2. Функционалистская теория аномии

3. Применение принципов Р. Мертона к исследованию способов

адаптации индивидов к политическим реалиям

Роберт Мертон, современный американский социолог, предпринял попытку усовершенствовать и развить теорию и методологию структурного функционализма. С его точки зрения социология пока не готова к созданию всеобъемлющей теоретической системы. Парсоновская теория, по существу, представляла собой философскую систему, которую трудно сочетать с эмпирическим анализом. В этой связи Мертоном была разработана и предложена альтернативная парадигма структурного функционализма, позволяющая анализировать ограниченный и конкретный круг социальных явлений, но с включением эмпирических данных.

Роберт Кинг Мертон (Merton) родился 5 июля 1910 года в Филадельфии. Образование получил в Темпльском и Гарвардском университетах. Там же в Гарварде защитил докторскую диссертацию и начал преподавательскую деятельность.

В научной автобиографии Мертон отмечает, что на его взгляды оказали большое влияние П. Сорокин, ориентировавший на изучение европейской социологической мысли, прежде всего, трудов М. Вебера и Э. Дюркгейма, Т.

Парсонс, Дж. Сартон и особенно П.Ф. Лазарсфельд, разрабатывавший проблематику методологии применения социальных и эмпирических наук

в социологических исследованиях. С последним Мертон сотрудничал более тридцати лет в осуществлении различных исследовательских проектов, основав знаменитое Бюро прикладных социологических исследований.

Р. Мертон на основе европейских социологических традиций и, взяв многое от П. Сорокина и Т. Парсонса, создал свою оригинальную парадигму структурного функционализма, ориентированную на стандарты эмпирических исследований и с помощью методологического инструментария которой обосновал конкретные теории – социальной структуры и аномии, науки, бюрократии. Эта парадигма была ориентирована на теории среднего уровня и, по существу противостояла парсоновской стратегии построения «всеохватывающей теории».

Особую известность Мертону принес фундаментальный труд «Социальная теория и социальная структура». В нем социолог сосредоточился на изучении проблем аномии и дезорганизации общества, впервые введя понятия явных и латентных функций, а также дисфункций.

В 1957 году Мертон избирался президентом Американской социологической ассоциации. Среди известных работ ученого: «О теоретической социологии», «Социальная амбивалентность и другие очерки», «Качественные и количественные социальные исследования» (Мертон являлся главным редактором этой книги, посвященной творчеству П.Ф. Лазарсфельда), «Социологические традиции от поколения к поколению».

На протяжении всей жизни Мертона особенно волновало то, как люди совершают великие открытия. Интерес к этой проблеме обострился, с тех пор как его родной сын стал лауреатом Нобелевской премии по экономике (долгов время он занимался исключительно математикой и лишь в зрелые годы с большим трудом получил экономическое образование). Теме новаторских открытий посвящены такие работы, как: «Социология науки», «Наука, технология и общество в Англии семнадцатого века», «На плечах гигантов», «Наука и социальный порядок».

Мертон с особой теплотой относится к российским социологам. Не имея ныне возможности по состоянию здоровья приехать в Россию, он дает консультации, направляет тексты своих выступлений на конференции. Так, с его участием вышла в свет книга: “Return of Pitirim Sorokin” (M., 2001).

1. Теоретико-методологические основы мертоновской парадигмы структурного функционализма Критика классического структурного функционализма Мертон поставил под вопрос правомерность трех постулатов, широко используемых социологами, работающими в рамках классического структурного функционализма (Б.К. Малиновский, А.Р. Радклифф-Браун).

1. «Постулат функционального единства общества». Из него следует, что любая часть социальной системы функциональна для всей системы, благодаря чему обеспечивается высокая степень интеграции всего общества.

По оценке Мертона, это может в основном быть справедливым в отношении традиционных социальных систем, особенно ранних, дописьменных обществ. Однако социолог высказал сомнение в правомерности распространения постулата о «функциональном единстве» на сложные, сильно дифференцированные современные общества. В качестве аргумента он приводит пример религиозного плюрализма. В обществе, в котором существуют разнообразные верования, религия имеет тенденцию скорее разделять, чем объединять. Поэтому социолог считает, что ныне нужно вести речь о степени функционального единства, а какова она – определяется конкретным социологическим исследованием. «Степень интеграции является эмпирической переменной, изменяющейся во времени в одном и том же обществе и являющейся различной в разных обществах, – пишет он. – То, что все человеческие общества должны иметь некоторую степень интеграции, есть вопрос определения и постулируется нами в качестве истинного положения. Но не все они имеют ту высокую степень интеграции, при которой каждая культурно-стандартизированная деятельность или убеждение являются функциональными для людей, живущих в нем»1.

2. Согласно «постулату универсальности функционализма», все стандартизированные социальные или культурные формы имеют позитивные функции. Этот постулат предполагает, по существу, «полезность» любой социальной практики.

По мнению Мертона, данное утверждение является не только упрощенным, но может быть и неправильным. При функциональном анализе, Мертон Р. Явные и латентные функции. В кн.: Американская социологическая мысль. Тексты.

М.: МГУ, 1994. – С. считает он, следует исходить из посылки, что часть общества может быть функциональна, дисфункциональна или нефункциональна. Отдельная структура (игорный бизнес) может выполнять функции, но она же может вызвать дисфункции отдельных частей, либо всей системы (рекреационной, культурноразвлекальной).

Более того, социолог ратует за четкую регистрацию тех социальных единств (индивидов или социальных групп), для которых конкретная социальная структура является функциональной, дисфункциональной или нефункциональной. Поэтому Мертон предлагает заменить постулат универсальности функционализма на критерий, согласно которому существующие культурные формы обладают целым набором функциональных последствий. «Вопрос о том, являются ли последствия того или иного культурного явления функциональными, решается не априорно, а в процессе исследования»2, – заключает он.

3. «Постулат необходимости». Его суть заключается в том, что в обществе есть «универсалии» – социальные или культурные явления, которые являются атрибутами, незаменимыми компонентами для существования общества в целом.

Мертон подверг критике положение о существовании необходимых «универсалий», не без оснований указав на то, о чем собственно идет речь: о существовании функциональных универсалий (условий выживания, сохранения социального порядка) или же о незаменимости отдельных структур общества.

С первым положением Мертон соглашается, как и Парсонс, он считает, что любая система чтобы существовать должна удовлетворять необходимые (обязательные) функции. Однако категорически отрицает второе. По его мнению, нет убедительных доказательств, какие из структур (назывались такие институты, как семья или религия и др.), являются атрибутами всех человеческих обществ.

Для замены постулата необходимости социолог предлагает концепцию «функциональных эквивалентов» или «функциональных альтернатив». Он приводит пример того, что функциональной альтернативой религии может быть идеология: «С этой точки зрения политическая идеология, такая, как, например, коммунизм, может обеспечить функциональную альтернативу религии. Она может отвечать тем же функциональным требованиям, что и религия».

Вместе с классическим функционализмом Мертон не принял и структурно-функционалистскую парадигму Парсонса. Не ввиду её принципиальной ошибочности, а, главным образом, из-за несогласия с предложенной стратегией изучения общества. Парсоновская теория, по существу, представляла собой философскую систему, которую практически невозможно было соединить с эмпирическим анализом.

Какой теоретико-методологический инструментарий предложил Мертон взамен? Прежде всего, теорию среднего уровня и свою собственную стратегию функционального анализа.

Р. Мертону принадлежит заслуга разработка методологического инструментария для теории среднего уровня (middle-range theory). Его суть состоит в том, чтобы обеспечить гибкую связь между эмпирическим и теоретическим уровнями исследования. В отличие от парсоновской всеобъемлющей теоретической системы, его теория пригодна для анализа определенной, конкретной группы фактов, характерных для отдельных сфер общественной жизни. Её несомненным достоинством являлась легкость проверок гипотез с помощью эмпирических исследований.

К числу теорий среднего уровня социолог относил, например, теории социальной структуры, аномии, бюрократии, науки и др. В принципе Мертон не исключал, что в перспективе на базе теорий среднего уровня можно создать и всеобъемлющую теорию. Но для этого необходима «консолидация специальных» теорий на основе выработки взаимно согласованных понятий, а самое главное – использования общих подход исследования. Такие подходы он также предложил в своей стратегии функционального анализа.

Стратегия функционального анализа Р. Мертон сформулировал основную теорему функционального анализа, которая гласит: «Точно так же как одно и то же явление может иметь многочисленные функции, так и одна и та же функция может по-разному выполняться различными явлениями»3.

Из неё прежде всего следует:

– может существовать ряд структур, которые способны выполнять ту или иную функцию;

– социолог должен иметь в виду наличие функциональных альтернатив или функциональных заменителей;

– необходимо учесть требование спецификации той социальной единицы (системы или её части), которая обслуживается конкретной социальной функцией.

Для раскрытия смысла стратегия функционального анализа Мертону потребовалось ввести ряд понятий. Социолог, в частности, различает понятия «функции», «дисфункции» и «нефункциональность».

«Функции – это те наблюдаемые последствия, которые способствуют адаптации или приспособлению данной системы.

Дисфункции – это те наблюдаемые последствия, которые уменьшают приспособление или адаптацию системы»4. Дусфункция указывает на наличие напряжения на структурном уровне.

Нефункциональность – это наблюдаемые эмпирически те последствия, которые безразличны для рассматриваемой системы5.

Мертон также вводит понятие «социологическая амбивалентность», обозначающее, что некая форма, способная выполнять позитивные функции, может также играть и дисфункциональную роль в этой же системе.

При исследовании тех или иных реалий социолог сталкивается со случаями, когда субъективные цели совпадают с объективными последствиями и когда они расходятся. Для учета данного разграничения Мертон предложил ввести понятия «явные функции» и «латентные функции».

Там же. – С. Там же. – С. См.: Там же. – С. «Явные функции – это те объективные последствия, которые вносят свой вклад в регулирование и приспособление системы и которые входили и осознавались участниками системы.

Латентные функции, соответственно, те объективные последствия, которые не входили в намерения и не были осознаны»6.

Что дает социологу подобное разграничение функций? Оно позволяет понять стандарты социального поведения, которые на первый взгляд кажутся иррациональными.

Мертон, в частности, приводит в качестве примера церемониал по вызыванию дождя, распространенный среди некоторых народов. Для большинства современных наблюдателей – это просто предрассудок. Однако социолог на этом не может остановиться. Для него важно понять истинную роль этого церемониала в жизни людей. Вот здесь-то понятие латентной функции употребляется для объяснения того, что церемониал по вызыванию дождя может выполнять для участвующих в этом процессе людей функцию, совершенно отличную от её явной цели. Данное понятие может направить социологическое воображения исследователя на иной срез анализа – в частности, выполняет ли этот церемониал функцию укрепления групповой солидарности. Социолог пишет: «Путем систематического применения понятия латентной функции иногда можно обнаружить, что явно иррациональное поведение является положительно функциональным для группы»7.

Мертон прямо указывает на то, что специфический интеллектуальный вклад социолога в исследовании социальных реалий состоит прежде всего в изучении непреднамеренных последствий, к которым относятся латентные функции. Это принципиально отличает познавательные возможности социологии от того, что может здравый смысл.

Обнаружение латентных функций способствует увеличению социологического знания. Каковы, например, были латентные функции показательных публичных процессов над «врагами народа» в советское время?

Явные функции очевидны: покарать «отступников, чужаков», вызвать всеобщий страх перед возможностью любого несанкционированного поведения. Что же касается латентных функций, то можно предположить следующее: эти акции способствовали групповому сплочению индивидов, участвовавших в них;

утверждению лояльностей по отношению к партийно-государственным структурам, общих, разделяемых большинством населения, моральных ценностей коллективистского толка; отчуждению индивидуальных прав в пользу коллективов; утверждению аффективных выборов вообще.

Одиннадцать заповедей функционализма Мертоновская парадигма функционального анализа, была в концентрированной форме изложена самим автором в виде одиннадцати положений, получивших название одиннадцати заповедей.

«стандартизированное (т.е. типизированное, повторяющееся) явление, такое, как социальные роли, институциональные типы, социальные процессы, культурные стандарты…» Там же. – С. Там же. – С. Там же. – С. Вторая заповедь. Функциональный анализ может быть направлен на мотивы деятельности индивидов.

Третья заповедь. Объективные последствия составляют главное содержание функции или дисфункции. При этом исследователям необходимо учитывать, как множественность последствий, так и чистый балансовый итог совокупности последствий. Соответственно, осуществлять разграничение объективных функций и субъективных мотивов, выявляя явные и латентные функции.

Четвертая заповедь. Необходимо четко представлять социальную единицу, обслуживаемую функцией. То, что является функциональным для одних индивидов и подгрупп, может быть дисфункциональным для других.

Иными словами, нужно видеть специфику функций у конкретных социальных единиц – индивидов с разным статусом, разных подгрупп, больших социальных и культурных систем.

Пятая заповедь. Анализ предполагает выявление функциональных требований рассматриваемой системы, а также типов функциональных требований (всеобщих versus специфических).

Шестая заповедь. Функциональный анализ предполагает выявление механизмов, через которые выполняются функции. Речь идет о социальных (не психологических) механизмах, к которым относятся: разделение по социальным ролям, иерархическое расположение ценностей, разделение труда, ритуалы и церемонии и т.д.

Седьмая заповедь. Следует иметь в виду возможность функциональных альтернатив или эквивалентов. Это ставит перед исследователем проблему «определения диапазона изменчивости явлений, оставаясь в котором, они могут выполнять определенную функцию».

Восьмая заповедь. Функциональный анализ предусматривает учет фактора структурного контекста (или ограничивающего влияния структуры).

Взаимозависимость элементов социальной структуры неизбежно минимизирует число функциональных альтернатив. Игнорирование этого принципа ведет к утопическому мышлению, к представлению о том, что «определенные элементы социальной структуры могут быть устранены, не повлияв при этом на всю систему. Мертон замечает, что взаимозависимость структур признается и Марксом (выходит советские реформаторы, произвольно манипулируя структурами и функциями, проводили политику отнюдь не по-марксистски).

Девятая заповедь. Функциональный анализ, не отрицая в принципе значимости исследования статических аспектов социальной системы, особый акцент делает на изучение её динамики. Этому, прежде всего, способствует изучению дисфункции, как фактора накопления напряженности и деформаций, что непосредственно ведет к социальным изменениям.

Десятая заповедь. Особое внимание следует уделять проблеме достоверности исследования, что требует разработки строгих методик анализа, приближающихся к логике экспериментального исследования. Соответственно, учитывать возможности и слабые стороны кросскультурного и кроссгруппового анализа.

Одиннадцатая заповедь. Функциональный анализ в принципе не связан с определенной идеологией. Тем не менее, отдельные работы, выполненные социологами-функционалистами могут иметь идеологическую окраску, что обусловлено мировоззренческой ориентацией исследователя или фактором клиента, финансирующего данное исследование. Поэтому нужно иметь в виду влияние идеологического фактора на окончательные результаты выполненной работы9.

2. Функционалистская теория аномии В работе «Социальная теория и социальная структура» Р. Мертон поставил задачу «понять, каким образом социальная структура побуждает некоторых членов общества к несоответствующему предписаниям поведению».

По Мертону, среди множества элементов социальной структуры можно выделять два особенно важных, которые определяют её суть. «Первый состоит из определенных культурой целей, намерений и интересов, выступающих в качестве законных целей всего общества или же для его отдельных слоев»10.

Второй элемент – «определяет, регулирует и контролирует приемлемые способы достижения этих целей… В любом случае выбор средств достижения культурных целей ограничивается институализированными нормами»11.

институциональными средствами их достижения приводит к состоянию аномии. Аномия – это ценностно-нормативный вакуум, безнормие, которое означает, что ценностные регуляторы поведения резко ослаблены, фрагментированы и рассогласованы. Мертон считал аномию производным результатом от деформированного состояния социальной структуры, побуждающей членов общества к отклоняющемуся, девиантному поведению.

Типологизация способов адаптации индивидов в условиях аномии Р. Мертон предложил анализ состояния социальной структуры через призму двух взаимосвязанных переменных: 1) какие существуют цели, определяемые культурой и 2) каковы законные, институциональные средства достижения этих целей. Противоречия между целями и средствами, их характер и острота, влияют на то, принимают ли люди общественные цели и используют ли они нормативные или незаконные средства для их достижения.

Так, в принципе может быть ситуация, когда большинство людей достигает желаемого участия в общественной жизни, используя институциональные средства. В таком случае структура находится в устойчивом равновесии, обладает достаточной стабильностью. Однако в реальной жизни, как правило, имеет место большая или меньшая разбалансированность отношений между целями и средствами, что способствует возникновению различных способов адаптации индивидов к социальным условиям.

Учитывая различное отношение индивидов к общественным целям и средствам, Р. Мертон выделил пять типов наиболее характерного поведения – конформность, инновация, ритуализм, ретритизм, мятеж.

См.: Там же. – С. 413- Мертон Р. Социальная теория и социальная структура // Социс, 1992, № 2. – С. 118- Там же. – С. В таблице «+» обозначает «принятие, «–» – «отвержение», «+ –» – «отвержение господствующих ценностей и замена их новыми»12.

По Мертону, этот тип приспособления индивидов к социальным условиям распространен, когда степень стабильности общества высока.

Имеет место соответствие поведенческих моделей как культурным целям, так и институционализированным средствам.

В России сегодня дело обстоит иначе. Лишь сравнительно небольшая часть населения способна принять одобряемые культурой демократические и рыночные цели. При этом речь идет не о том, чтобы декларировать их принятие. Важно, чтобы на поведенческом уровне люди использовали институциональные средства их достижения. В российском обществе пока не сложились механизмы, посредством которых выполнялась бы эта функция – необходимо соответствующее распределение ролей, новый иерархический порядок ценностей с акцентом на значимость собственно демократических ценностей, адекватное социальное разделение труда, ритуалы и церемонии демократического толка (см. шестую заповедь).

акцентированием цели–успеха и заключается в использовании институционально запрещаемых, но часто бывающих эффективными средств достижения богатства и власти, или хотя бы их подобия»13.

Данный тип поведения, предполагающий сильное эмоциональное восприятие цели, вызывает установку на готовность рисковать, вырабатывая инновационные методы достижения цели. Он весьма характерен для современной России и конкретно проявляется в использовании, хотя и эффективных, но институционально запрещаемых средств достижения богатств и власти. Распространено взяточничество, злоупотребления служебным положением, имеет место коррупция.

Дело не только в том, что далеко не все факты правонарушений выявляются правоохранительными органами. Куда большую проблему представляют латентные функции непоследовательной борьбы властей с преступностью и девиантным поведением (см. третью заповедь), что важно для понимания характера и динамики социальной структуры. У многих россиян возникает снисходительное отношение к преступным и Мертон Р. Социальная теория и социальная структура // Социс, 1992, № 3. – С. безнравственным практикам. Виноваты ли в этом только люди? Отнюдь нет.

«Если бы общественное сознание не принимало мошенников, их было бы намного меньше»14, – отмечает Мертон. Добавляя при этом, что основная причина подобной ситуации не столько в личных пороках, сколько в «болезни» социальной структуры, которые сужает каналы институциональных средств для достижения целей, свертывает возможности обретения новых социальных статусов, необходимых для участия в демократической жизни и вхождения в рыночные отношения.

Этот тип приспособления, как отмечает Мертон, предполагает понижение целей–успеха при возможности быстрой социальной мобильности. Для общества такое поведение не оборачивается социальной проблемой, ибо индивиды не нарушают институционально допустимых средств достижения целей.

В России есть немало людей, для кого богатство, власть высокий социальный статус и т.д. не стали стимулом для особой активности. Мотивы понижения целей–успеха могут быть разные. Одни презрительно к богатству, если оно не нажито трудовой деятельностью. Другие и в советское время и ныне стремятся «не высовываться» – сказываются последствия того, что в течение десятилетий смыслопроизводящие институты, официальная пропаганда осуждали «карьеризм». Безинициативный тип поведения при почти следовании институциональным нормам стал распространяться среди рабочих, инженеров, деятелей науки и культуры. Угроза безработицы и увольнения, войдя в нашу жизнь, вопреки ожиданиям реформаторов сковала стремления к продвижению вперед, вверх в общественной иерархии. Этим в значительной степени объясняется сохранение и воспроизводство таких культурных целей, которые могут обеспечить относительное благополучие при следовании рутинному распорядку. Многие россияне живут по принципу: «Не ставь высоких целей – не будет и разочарований». Но новая социальная структура с настойчивым упорством подталкивает этих людей к новым целям. И тогда случается переход к другим типам приспособления, в частности, к инновации. Творческая интеллигенция и специалисты высокой квалификации, ощущая свою невостребованность, уходят в коммерческие структуры, либо уезжают в западные страны.

Этот тип поведения связан с отвержением и культурно одобряемых целей, и институциональных средств. Обычно ретретисты представляют собой людей, отверженных обществом. Это – бродяги, алкоголики, наркоманы. Однако в обществе, находящимся в состоянии аномии, к ним подчас примыкает и часть населения, пережившая всевозможные неудачи от инновационного поведения. В итоге совершается бегство людей из общества.

В самых крайних случаях оно может принять форму самоубийства.

Ретритизм обычно связывают с игнорированием социальной направленности реформ. В этом, несомненно, есть доля истины – многие люди не смогли приспособиться к «шокотерапии», иначе как с помощью алкоголя и наркотиков. Глубинные же корни этого типа приспособления уходят в смену социальных реалий, социокультурных ценностей и, соответственно, социальных статусов и ролей. Процесс этот болезненный для любого общества и, как правило, для смягчения его последствий подключается государственный ресурс. У нас же государство до сих пор не определились ни с декларацией приоритетных ценностей, которые собирается поддерживать в долговременной перспективе, ни с программой социальной помощи людям, которые в принципе могут адаптироваться к новым ценностям и нормам.

Мятеж единственный тип приспособления, связанный со стремлением изменить существующую социальную структуру. «Этот тип приспособления, – пишет Р. Мертон, – выводит людей за пределы окружающей социальной структуры и побуждает их создать новую, то есть сильно видоизмененную социальную структуру. Это предполагает отчуждение от господствующих целей и стандартов. Последние начинают считаться чисто произвольными, а их претензия на законность и приверженность индивидов – несостоятельной, поскольку и цели, и стандарты вполне могли бы быть другими»15.

Мятеж, как реакция приспособления, возникает, когда существующая социальная система препятствует достижению законных целей определенным социальным слоям. По Мертону, мятежная адаптация способствует производству мифов мятежа, консолидирующих недовольных в революционные группы. Им противостоят консервативные мифы, функция которых выражается в сокрытии источника массовых разочарований, лежащего в социальной системе, переключение его либо на саму природу вещей, присущих любой социальной системе, либо на индивидовнеудачников.

Как мифы мятежа, так и мифы консерватизма направлены на «монополизацию воображения», заключает социолог.

3. Применение принципов Р. Мертона к исследованию способов адаптации индивидов к политическим реалиям Теперь перейдем к анализу типов приспособления индивидов к политическим структурам. Как, например, люди, не имеющие ни убеждений относительно политических целей, ни собственной воли, ни желания быть индивидуальностью, могут выражать “свое” волеизъявление, ставить те или иные политические цели? Или, как на “воле народа” сказывается использование отдельными политиками ненормативных средств борьбы за власть? Попытаемся ответить на эти и другие вопросы, используя мертоновскую типологию форм индивидуального приспособления.

Конформизм в выбранном нами случае для анализа будет означать признание как официальных политических целей, так и институциональных средств их достижения. Этот тип распространен, когда степень стабильности Мертон Р. Социальная теория и социальная структура // Социс, 1992, № 4. – С. общества высока, когда имеет место соответствие и культурным целям, и институциональным средствам.

В Америке, например, главная политическая цель – безусловное обеспечение прав и свобод личности, что связано с организацией и мобилизацией ресурсов для достижения коллективами (государством, деловыми кампаниями, церквами и т.д.) их целей. При этом власть политических лидеров коллективов весьма зависима от поддержки широких слоев населения. Для американцев характерна всеобщая ориентация поведения на использование институциональных политических средств:

избрание законодательной власти от всех штатов, участие в конкуренции за властные полномочия в федеральных и местных органах власти через политические партии, обращение с петициями к правительству, уважение законов и со стороны государства, и со стороны рядовых граждан и т.д.

В России сегодня дело обстоит иначе. Если считать официальной целью участие в политике ради оказания благотворного влияния на решение общественных проблем, а не ради собственно властвования над людьми и не ради решения своих материальных проблем, то можно утверждать, что лишь сравнительно небольшая часть россиян способна искренне принять соответствующую мотивацию. И дело здесь вовсе не в персоналиях и не в особенностях российского этноса, имеющего особую “жажду власти”, а в том, что веками и вплоть до 90-х годов ХХ века люди жили в иных ценностных координатах – одни, осуществляя авторитарно-деспотическое властвование, привыкли лгать о “добрых намерениях”, прекрасно сознавая, что делают; другие, периодически бунтуя, затем успокаиваясь, все же свыклись с бременем чуждой власти и тем, что их обманывают; третьи сами хотели обманываться и никогда не спорили о своих правах. Приоритет государственной власти над человеком, подкрепленный идеями единства православия и державности, а также обманом и самообманом об “участии” к народным нуждам был основой политического поведения, считавшегося нормативным, ибо все политические деяния так или иначе оправдывались “высшей целесообразностью”, исходившей от государственного или партийного чиновника.

Современный этап политической жизни, несмотря на выдвижение новой ценностной парадигмы либерально-демократического толка, объективно несет в себе значительное наследие прошлого. Даже при искреннем желании адаптироваться к новым реалиям люди от политики, во всяком случае, значительное большинство из них, просто не смогут отказаться от мотивов державности, “политики для государства”, характерной для традиционного, закрытого общества. До сих пор у нас есть и руководители, и руководимые, которым близка политика “твердой руки”, опирающаяся на жесткие государственные структуры, которые, по существу, насильственно закрепляют за людьми заданные сверху функции и роли. Эти люди с трудом приемлют характерную для демократического, свободного общества “политику для человека”. Груз прежних ценностных ориентаций не позволяет им жить по принципу признания естественности и неотъемлемости прав человека на свободу. По тем же причинам у нас пока слишком мало политиков, готовых признать и принять новые средства борьбы за политический капитал, за руководящие должности – цивилизованные правила игры, предполагающие соревнования умов, талантов, способностей, политической активности, профессиональной компетентности.

Инновация как тип политического поведения предполагает значительное акцентирование цели – обретение как можно большего политического капитала, необходимого для руководящей должности, что сопряжено с использованием, хотя и эффективных, но институционально запрещенных средств достижения власти.

В Америке примером инновационного поведения могут служить ловкие политиканы, которые достигли высоких государственных и общественных постов различного рода “нестандартными” способами:

манипуляцией общественным мнением, использованием приемов, влияющих на подсознание избирателей, умышленная дискредитация конкурентов. И все же в Америке утвердилось законопослушное общество, которое нетерпимо относится к инновационным девиациям, особенно в высших эшелонах политической власти.

А вот для современной России инновационный тип поведения весьма характерен. Причем в отличие от американского общества, социологические исследования выявляют снисходительность нашего общественного мнения к неинституциональным средствам борьбы за власть. Российские средства массовой информации полны сообщениями о прямых или косвенных воздействиях на избирателей при сборе подписей в пользу того или иного политика, о злоупотреблении служебным положением по этим же мотивам и даже о прямых фальсификациях результатов выборов.

Проблема здесь не в том, знал или не знал сам политик об этих нарушениях и как он лично реагировал на них. И даже не в том, что правоохранительные органы далеко не все подобные факты выявили и стремились изобличить. Куда большая проблема в том, что россияне в принципе снисходительны к политиканству. А ведь каждый факт произвола по организации “невинного автографа” в подписном листе это – удар по законности, по правам россиян в целом. Не из этих ли “мелких” фактов произвола при “хождении во власть” формируется в итоге девиантное, противозаконное поведение ряда действующих политиков? Как после этого требовать от простых граждан исполнения буквы и духа законов?

Очевидно, потенциал институционально запрещенных средств достижения власти сможет быть исчерпан лишь тогда, когда в обществе пустят глубокие корни политические структуры, ориентированные на правовой менталитет, когда утвердится уважение закона.

Ритуализм предполагает понижение для себя такой цели, как обретение политического капитала. Надо отметить, что многие американцы, будучи гражданственно активны, проявляя готовность отстаивать свои права и свободы, отнюдь не считают для себя нужным непосредственно участвовать во властных структурах. Возможно, во многом такой тип поведения объясняется и тем, что там экономические отношения непосредственно отделены от политики. Поэтому власть политических лидеров сама по себе не гарантирует получение высоких материальных благ.

В современной России ритуалистский тип политического поведения означает разрыв с традиционным советским стереотипом “политика – дело каждого”. Сообразно прошлым ценностным ориентациям более или менее высокий социальный статус предполагал от индивида “активную” политическую позицию. Нормативное поведение ученого, военного, руководителя любого ранга предполагало членство в КПСС. Ныне нормы меняются в сторону нейтрального отношения к тому, какова политическая активность личности. В России есть немало людей, для которых власть, обретение политического капитала не является стимулом для особой активности. Причины и мотивы тому могут быть разные. Сказываются последствия того, что в течение десятилетий партийно-государственная пропаганда осуждала “карьеризм”. Люди со стойкими коммунистическими ориентациями просто не приемлют для себя институты парламентаризма и многопартийность. Другие и прежде, и ныне стремятся “не высовываться”.

Третьи убедились на практике, что можно делать бизнес, совершать восходящее движение по социальной и профессиональной лестнице, не принимая активного участия в политике. Четвертые просто реально оценивают свои способности заниматься профессиональной политикой, полагая, что в конкурентной борьбе с оппонентами им не хватит ни политических знаний, ни рациональной самоорганизации.

Вместе с тем ритуалисты принимают эпизодическое участие в политике – голосуют на выборах, участвуют в отдельных политических акциях. Для общества понижение политической активности людей не оборачивается социальной проблемой, ибо в своих действиях они не выходят за рамки ныне одобряемых политических целей и средств.

Как свидетельствуют результаты социологических исследований, безынициативный тип поведения при следовании институциональным нормам стал распространяться среди широких слоев рабочих, инженеров и государственных служащих. Угроза безработицы и увольнения, войдя в нашу жизнь, вопреки ожиданиям радикалов, сковала политическую активность части населения. Ритуализм характерен и для определенной части работников культуры и науки. Будучи законопослушными и приверженными только институциональным нормам, они ныне вынуждены интенсифицировать свою профессиональную деятельность и жить, не делая ставку на политическую карьеру.

Наконец, надо учитывать и реальные возможности россиян сознательного и активного участия в политической жизни по меркам демократического свободного общества. Для этого необходимо обладать рядом социокультурных характеристик, таких, как способность к политической борьбе, рациональной самоорганизации, а также полагаться на себя, свой труд и интеллект и т.п.

При ретритизме, как типе поведения, люди не приемлют ни официальные политические цели, ни институциональные средства их достижения. Такие люди есть в любом обществе.

Однако в стабильном обществе, каким сегодня являются многие западные страны, люди с этим типом приспособления встречаются все реже.

В кризисном же обществе у определенной части социально здоровых людей может возникнуть негативное отношение к какому-либо участию в общественной и политической жизни. Так, часть россиян, полностью разуверившись в “старых” коммунистических ценностях, не выбрала для себя иные идеалы. Другие считают, что их участие все равно ничего не изменит в текущем ходе политических событий. Еще одни приняли точку зрения о том, что политика – “дело грязное” и всячески отстраняются от нее.

А некоторые уже успели разочароваться в “демократии по-российски” и предпочитают эскейпизм. В итоге совершается бегство индивида из политики, а иногда и из светского общества. Часть людей уходит в закрытые религиозные секты, к колдунам и шаманам, к новым “Иисусам” и “Девам Мариям”.

Весьма любопытен факт, который не получил достаточно аргументированного объяснения, – понижение интереса молодежи к политике, который отмечается как у нас в стране, так и в Америке.

Мятеж как тип поведения предполагает отказ от господствующих политических целей и средств борьбы за них, но при этом люди ратуют за принципиально иные, официально неодобряемые политические цели и средства их достижения. И не только ратуют, но и активно действуют в этом направлении.

В любом обществе, в том числе в российском и американском, можно встретить людей с ненормативным политическим поведением, которые полагают, что только неординарными политическими средствами – антикапиталистической революцией, террором против коррупции, патриотическими актами, самосожжением, голодовками, захватом заложников и т.д. – можно достичь желаемых результатов. Как правило, эти цели мотивированы борьбой за “высшую” справедливость.

Однако для современных западных стран такой тип поведения является скорее исключением. В обществе с общей системой ценностей, единой мотивацией поведения не могут сколь либо значимо внедряться мятежные формы поведения.

В отдельные исторические периоды нашей страны такой тип политического поведения был весьма распространен, и сегодня проблема неординарного и экстремистского поведения вызывает серьезное общественное беспокойство. Чем же обусловлены подобные вспышки политической аномии?

Ретроспективный взгляд на историческое прошлое России свидетельствует, что акты ненормативного политического поведения возрастают тогда, когда на ценностную дезинтеграцию накладывались еще другие факторы, как то: 1) резкое ухудшение экономического и социального положения населения; 2) обострение социальных или этнических противоборств, которые, по существу, узаконивают насилие как “естественную” норму разрешения каких-то бы ни было конфликтов; 3) властные структуры оказываются нефункциональными или дисфункциональными для значительного количества социальных групп.

Наконец, отметим, что по разным мотивам некоторые российские граждане выражают недоверие всем ветвям власти, не признают легитимность существующих политических структур и потому не верят, что последние способны обеспечить функциональность их гражданских, социальных и политических прав.

политического поведения. До сих пор ни одной стране мира это не удавалось сделать полностью. Но свести проблемы к минимуму – задача хотя и нелегкая, но реальная. Общий ориентир движения выработала мировая социологическая мысль – система ценностей, адекватная природе человека, позволяющая ему быть свободным, жить для себя, может обеспечить доминирование нормативного поведения вообще и политического, в особенности.

Разумеется, все выше перечисленные пять типов политического поведения обретают свою специфику, своеобразие у представителей различных социальных слоев – у низшего класса, так называемого среднего класса и у тех, кого считают высшим класса. Эта переменная может быть выражена через объем экономического, политического, культурного, символического капитала. С учетом фактора общего объема капитала, который вычисляется эмпирическим путем, можно прогнозировать специфику форм политического приспособления акторов, относящихся к разным группам населения.

Типизация индивидуального политического приспособления с акцентом на общий объем капитала Конформизм Инновация Ритуализм Ретритизм Мятеж Вопросы на развитие социологического воображения:

1. По Мертону, определенный сегмент общества может быть функциональн, дисфункциональн или нефункциональна. Проанализируйте этот постулат на примере «закрытого» лечебного учреждения. Что произойдет, если число «закрытых» заведений подобного толка станет увеличиваться?

2. Вы учитесь в институте или университете. Его явная функция – давать студентам знания. Что Вы думаете по поводу утверждения о том, что одна из его латентных функций – сокращение рождаемости. Какие ещё латентные функции есть у высших учебных заведений?

3. На основе изученного случая – способы адаптации индивидов к политическим реалиям – сделайте прогноз о характере политической жизни в России в обозримом будущем. Каковы, на Ваш взгляд, перспективы её упорядочения в направления движения к двухпартийной системе, по аналогии с рядом западных стран? Пойдут ли на убыль мифы мятежа? А что Вы можете сказать о мифах консерватизма? Способны ли те или другие мифы действительно осуществить «монополизацию воображения» россиян, как это в свое время удалось сделать коммунистическим мифам?

Основные термины и выражения:

Теория среднего уровня, постулат функционального единства общества, постулат универсальности функционализма, функциональность, нефункциональность, дисфункциональность, постулат необходимости, функциональные универсалии, функциональные эквиваленты, функциональные альтернативы, основная теорема функционального анализа, социологическая амбивалентность, явные функции, латентные функции, аномия, одиннадцать заповедей функционализма, конформность, инновация, ритуализм, ретритизм, мятеж

ЛИТЕРАТУРА

Американская социологическая мысль. М.: МГУ, 1994. – Раздел «Структурнофункциональный анализ»

Ашин Г.К., Кравченко С.А., Лозанский Э.Д. Социология политики.

Сравнительный анализ российских и американских политических реалий. М.:

Экзамен, 2001. – Тема 2 «Современный структурный функционализм: социальный порядок, политическая инновация и адаптация к ней»

Девятко И.Ф. Р. Мертон и его теория «среднего уровня». – В кн.: История теоретической социологии. – Т. 3. – М.: Канон, Классики теоретической социологии ХХ века: Рабочая тетрадь по истории социологии. М.: ГУ ВШЭ, Култыгин В.П. Классическая социология. М.: Наука, 2000. – Раздел пятый Мертон Р. Социальная теория и социальная структура // Социс, 1992, № №2- Мертон Р. Явные и латентные функции. В кн.: Американская социологическая мысль. Тексты. М.: МГУ, Мертон Р.К. Наука и социальный порядок. – Личность, Культура.

Общество. 2000. Т. II. Вып. Покровский Н.Е. Проблема аномии в современном обществе. М.:

МГИМО, Покровский Н.Е. Одиннадцать заповедей функционализма Р. Мертона.

– Социс, 1992, № Современная американская социология. М.: МГУ, 1994. – Раздел «Роберт Мертон: динамический функционализм»

Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами. Издание 4-е, дополненное, переработанное. Общая редакция С.А.

Кравченко. М.: Экзамен, Comparative Anomie Research. Hidden Barriers – Hidden Potential for Social Development. – Ashgate, Ritzer G. Modern Sociological Theory. – McGraw Higher Education, 2000. – Сhapter 3 “Structural functionalism, Neofunctionalism and Conflict theory”