«Те о р и я многополярного мира Евразийское движение Москва 2013 ББК 66.4 Печатается по решению Д 80 кафедры социологии международных отношений социологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова Рецензенты: Т. В. ...»

Многополярный мир отличается от классической Вестфальской системы тем, что не признает за отдельным национальным государством, юридически и формально суверенным, статуса полноценного полюса. А значит, количество полюсов многополярного мира должно быть существенно меньше, чем количество признанных (и тем более, непризнанных) национальных государств. Подавляющее большинство этих государств не способно сегодня в одиночку обеспечить ни своей безопасности, ни своего процветания перед лицом теоретически возможного конфликта с гегемоном (в роли которого в нашем мире однозначно выступают США). А, следовательно, они являются политически и экономически зависимыми от внешней инстанции. Будучи зависимыми, они не могут быть центрами по-настоящему самостоятельной и суверенной воли в глобальных вопросах миропорядка.

Многополярность не есть такая система международных отношений, которая настаивает на том, чтобы юридическое равноправие национальных государств рассматривалось как фактическое положение дел. Это лишь фасад совершенно иной картины мира, основанной на реальном, а не номинальном балансе сил и стратегических потенциалов. Многополярность оперирует с тем положением дел, который существует не столько de jure, сколько de facto, и отталкивается от констатации принципиального неравенства между собой национальных государств в современной и эмпирически фиксируемой модели мира. Более того, структура этого неравенства такова, что второстепенные и третьестепенные державы не способны отстоять свой суверенитет перед лицом возможного внешнего вызова со стороны гегемонистской державы, ни в какой преходящей блоковой конфигурации. А, значит, этот суверенитет является на сегодняшний день юридической фикцией.

Многополярность не является двухполярностью После Второй мировой войны в мире сложилась двухполюсная система, называемая также Ялтинской. Формально она продолжала настаивать на признании абсолютного суверенитета всех государств, и по этому принципу была организована ООН, продолжающая дело Лиги Наций. Однако на практике в мире возникло два центра глобального принятия решений — США и СССР. США и СССР представляли собой две альтернативные политэкономические системы: соответственно, глобальный капитализм и глобальный социализм, поэтому стратегическая двухполярность опиралась на идеологический, мировоззренческий дуализм — либерализм против марксизма.

Двухполюсный мир основывался на экономическом и военно-стратегическом паритете США и СССР, на симметричной сопоставимости потенциала каждого из противоборствующих лагерей. И в то же время, ни у одной другой страны, относящейся к тому или иному лагерю, не было совокупного могущества, даже отдаленно сравнимого с могуществом Москвы или Вашингтона. Следовательно, в глобальном масштабе существовало два гегемона, которые были окружены констелляцией союзных (полувассальных в стратегическом смысле) стран.

В такой модели национальный суверенитет стран, формально признаваемый, постепенно утрачивал свое значение. В первую очередь, любая страна зависела от глобальной политики того гегемона, к зоне влияния которого она относилась. Поэтому она не была самостоятельна, и региональные конфликты (как правило, развертывающиеся в зоне Третьего мира) быстро перерастали в противостояние двух сверхдержав, стремящихся перераспределить баланс планетарного влияния на «спорных территориях». Этим объясняются конфликты в Корее, Вьетнаме, Анголе, Афганистане и т.д.

В двухполюсном мире существовала и третья сила — Движение Неприсоединения. Оно включало в себя некоторые страны Третьего мира, отказывавшиеся делать однозначный выбор в пользу либо капитализма, либо социализма, и предпочитавшие лавировать между глобальными антагонистическими интересами США и СССР. До определенной степени некоторым это удавалось, но сама возможность неприсоединения предполагала наличие именно двух полюсов, которые в той или иной степени уравновешивали друг друга. При этом сами «неприсоединившиеся страны» ни в коей мере не способны были создать «третий полюс», уступая по основным параметрам сверхдержавам, будучи разрозненными и не консолидированными между собой, не объединенными никакой общей социально-экономической платформой. Весь мир делился на капиталистический Запад (первый мир, the West), социалистический Восток (второй мир) и на «всех остальных» (the Rest, Третий мир), причем «все остальные» представляли собой во всех смыслах мировую периферию, где периодически сталкивались между собой интересы сверхдержав. Между самими сверхдержавами в силу паритета конфликт был почти исключен (по причине гарантированного взаимоуничтожения друг друга с помощью ядерного оружия). Преимущественной зоной для частичного пересмотра баланса сил служили страны периферии (Азии, Африки, Латинской Америки).

После краха одного из двух полюсов (СССР распался в году) двухполярная система рухнула. Это создало предпосылки для появления альтернативного мироустройства. Многие аналитики и специалисты в МО справедливо заговорили о «конце Ялтинской системы»1. Признавая de jure суверенитет, de facto Ялтинский мир строился на принципе баланса двух симметричных и относительно равновесных гегемоний. С Safire William. The End of Yalta//New York Times. July 09, уходом с исторической арены одной из гегемоний вся система прекратила свое существование. Пришло время однополярного мироустройства или «однополярного момента»1.

Многополярный мир не является двухполярным миром (таким, как мы его знали во второй половине ХХ века), так как сегодня в мире не существует ни одной державы, способной в одиночку стратегически противостоять мощи США и стран НАТО, а кроме того, нет ни одной обобщающей и внятной идеологии, способной сплотить значительную часть человечества в жестком идейном противостоянии идеологии либеральной демократии, капитализма и «прав человека», на которой основывается новая, на сей раз единоличная, гегемония США.

Ни современная Россия, ни Китай, ни Индия, ни какое-то еще государство, не может претендовать в данных условиях в одиночку на статус второго полюса. Восстановление двухполярности невозможно ни по идеологическим соображениям (конец широкой притягательности марксизма), ни по стратегическому потенциалу и накопленным военно-техническим ресурсам (США и страны НАТО за последние 30 лет вырвались вперед настолько, что симметричная конкуренция с ними в военно-стратегической, экономической и технической сферах не под силу ни одной стране).

Многополярность не совместима с однополюсным миром Распад СССР означал одновременно исчезновение и мощной симметричной сверхдержавы и целого гигантского идеологического лагеря. Это был конец одной из двух глобальных гегемоний. Вся структура миропорядка с этого момента необратимо и качественно изменилась. При этом оставшийся полюс — во главе США и на основе либерально-демократической капиталистической идеологии — сохранился как явление и продолжил расширение своей социально-политической системы (демокраKrauthammer Ch. The Unipolar Moment// Foreign Affairs. 1990/ Winter. Vol. 70, No 1. С. 23-33.

тия, рынок, идеология прав человека) в глобальном масштабе.

Это и называется однополярным миром, однополюсным мироустройством. В таком мире наличествует единственный центр приятия решений по основным глобальным вопросам. Запад и его ядро, евро-атлантическое сообщество во главе с США, оказались в роли единственной оставшейся в наличии гегемонии.

Все пространство планеты в таких условиях представляет собой тройное районирование (подробно описанное в неомарксистской теории И.Валлерстайна1):

• зона ядра («богатый Север», «центр»), • зона мировой периферии («бедный Юг», «периферия») и • промежуточная зона («полупериферия», к которой относятся активно развивающиеся по пути капитализма крупные страны: Китай, Индия, Бразилия, некоторые страны Тихоокеанского региона, а также по инерции сохраняющая значительный стратегический, экономический и энергетический потенциал Россия).

Однополярный мир в 90-е годы казался окончательно устоявшейся реальностью, и некоторые американские аналитики провозгласили на этом основании тезис о «конце истории» (Ф.Фукуяма). Этот тезис означал, что мир становится полностью однородным — идеологически, политически, экономически и социально, и отныне все процессы, в нем протекающие, будут представлять собой не историческую драму, основанную на борьбе идей и интересов, но экономическую (и относительно мирную) конкуренцию хозяйствующих субъектов — аналогичную тому, как строится внутренняя политика свободных демократических либеральных режимов.

Демократия становится глобальной. На планете есть только Запад и его окрестности, то есть те страны, которые постепенно в него интегрируются.

Wallerstein I. Geopolitics and geoculture: essays on the changing worldsystem. Cambridge: Press Syndicate, 1991.

Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М.: АСТ, Наиболее четкое оформление теории однополярности предложили американские неоконсерваторы, которые подчеркивали роль США в новом глобальном мироустройстве, подчас открыто провозглашая США — «новой Империей» (Р.Каплан1), «благой глобальной гегемонией» (У.Кристол, Р.Кэйган2), и предвидели наступление «американского века» (Project for New American Century3). У неоконсерваторов однополярность приобрела теоретическое обоснование. Будущее мироустройство виделось как американоцентричная конструкция, где в ядре располагаются США в роли глобального арбитра и воплощения принципов «свободы и демократии», и вокруг этого центра структурируется констелляция остальных стран, воспроизводящих американскую модель с разной степенью точности. Они различаются по географии и по степени сходства с США:

• ближний круг — страны Европы и Япония, • далее бурно развивающиеся либеральные страны Азии, • затем все остальные.

Все пояса, расположенные вокруг «глобальной Америки»

на разных орбитах, включены в процесс «демократизации» и «американизации». Распространение американских ценностей идет параллельно с реализацией практических американских интересов и расширением зоны прямого американского контроля в глобальном масштабе.

На стратегическом уровне однополярность выражается в центральной роли США в блоке НАТО, и далее, в асимметричном превосходстве совокупного военного потенциала стран НАТО над всеми остальными державами мира. Параллельно этому, Запад превосходит другие незападные страны в экономическом потенциале, уровне развития высоких технологий и Kaplan R.D. Imperial Grunts: On the Ground with the American Military, from Mongolia to the Philippines to Iraq and Beyond. NY: Vintage, 2006.

Fukuyama Francis. "After Neoconservatism"// The New York Times Magazine. 2006-02- http://www.newamericancentury.org/ т.д. И самое главное: именно Запад является той матрицей, где исторически сложилась и утвердилась система ценностей и норм, которые сегодня рассматриваются как универсальный эталон для всех остальных стран мира. Это можно назвать глобальной интеллектуальной гегемонией, которая, с одной стороны, обслуживает техническую инфраструктуру глобального контроля, а с другой, стоит в центре доминирующей планетарной парадигмы. Материальная гегемония идет рука об руку с гегемонией духовной, интеллектуальной, когнитивной, культурной, информационной.

В принципе, американская политическая элита руководствуется именно таким осознанно гегемонистским подходом, однако отчетливо и прозрачно об этом говорят неоконсерваторы, тогда как представители иных политических и идейных течений предпочитают более обтекаемые выражения. Даже критики однополярного мира в самих США не ставят под сомнение принцип «универсальности» американских ценностей и стремление к тому, чтобы утвердить их на глобальном уровне. Возражения сосредоточены в сфере того, насколько такой проект реалистичен в среднесрочной и долгосрочной перспективе, и смогут ли США в одиночку нести бремя глобальной мировой империи. Проблемы на пути такой прямой и открытой американской доминации, казавшейся свершившимся фактом в 90-е годы, привели некоторых американских аналитиков (того же Ч. Краутхаммера, который и ввел это понятие) к тому, чтобы говорить о конце «однополярного момента»1.

Но, несмотря ни на что, именно однополярность в тех или иных — явных или завуалированных — формах, является той моделью мироустройства, которая стала реальностью после 1991 года и остается таковой вплоть до сегодняшнего дня.

Однополярность на практике соседствует с номинальным сохранением Вестфальской системы и с инерционными Krauthammer Charles. The Unipolar Moment Revisited//National Interest, volume 70, pages 5-17. Winter 2002.

остатками двухполярного мира. De jure по-прежнему признается суверенитет всех национальных государств, а Совет Безопасности ООН отчасти все еще отражает баланс сил, соответствующий реалиям «холодной войны». Соответственно, американская однополярная гегемония de facto наличествует одновременно с рядом международных институтов, выражающих баланс сил иных эпох и циклов в истории международных отношений. Противоречия между положением дел de facto и de jure постоянно напоминают о себе — в частности, в актах прямой интернации США или западных коалиций в суверенные государства (подчас в обход ветирования подобных действий Советом Безопасности ООН). В случаях подобных вторжению войск США в Ирак в 2003 мы видим пример и одностороннего нарушения принципа суверенитета независимого государства (игнорирование Вестфальской модели), и отказ учитывать позицию России (В.Путина) в Совете Безопасности ООН, и даже невнимание Вашингтона к протестам европейских партнеров по НАТО (Франции Ж.Ширака и Германии Г.Шредера).

Наиболее последовательные сторонники однополярности (например, республиканец Дж. Маккейн) настаивают на приведении международного порядка в соответствие с реальным балансом сил. Они предлагают создания вместо ООН иную модель — «Лигу Демократий»1, в которой доминирующие позиции США, то есть однополярность, были бы закреплены юридически. Такой проект юридического оформления в структуре международных отношений пост-Ялтинской американской гегемонии, легализация однополярного мира и гегемонистского статуса «американской империи» — одно из возможных направлений эволюции мировой политической системы.

Совершенно очевидно, что многополярное мироустройство не просто отличается от однополярного, но представляет собой его прямую антитезу. Однополярность предполагает одну McCain John. America must be a good role model//Financial Times March 18, 2008.

гегемонию и один центр принятия решений, многополярность настаивает на нескольких центрах, притом, что ни один из них не обладает исключительным правом и призван учитывать позиции других. Многополярность, таким образом, есть прямая логическая альтернатива однополярности. Между ними не может быть компромисса: по законам логики — либо мир является однополярным, либо многополярным. При этом важно не то, как юридически оформлена та или иная модель, а какой она является de facto. В эпоху «холодной войны» дипломаты и политики неохотно признавали «двухполярность», которая, тем не менее, была очевидным фактом. Поэтому следует разделять дипломатический язык и конкретную реальность. Однополярный мир — это фактическое устройство миропорядка на сегодняшний день. Можно лишь спорить о том, хорошо это или плохо, является ли это рассветом такой системы или, напротив, закатом, продлится ли это долго или, напротив, быстро закончится. Но факт остается фактом. Мы живем в однополярном мире. Однополярный момент все еще длится (хотя некоторые аналитики убеждены, что он уже подходит к концу).

Многополярный мир не является бесполярным Американские критики жесткой однополярности, и особенно идеологические конкуренты неоконсерваторов, сосредоточенные в «Совете Международных Отношений» (Council on Foreign Relations), предложили другой термин вместо однополярности — бесполярность (non-polarity)1. Этот концепт строится на том, что процессы глобализации станут развертываться и дальше, и западная модель мироустройства будет расширять свое присутствие среди всех стран и народов земли.

Таким образом, интеллектуальная и ценностная гегемония Запада продолжится. Глобальный мир будет миром либерализма, демократии, свободного рынка и прав человека. Но роль Haass Richard N. The Age of Nonpolarity. What Will Follow U.S. Dominance//Foreign Affairs. May/June 2008.

США как национальной державы и флагмана глобализации будет, согласно сторонникам этой теории, сокращаться. Вместо прямой американской гегемонии начнет складываться модель «мирового правительства», в котором примут участие представители разных стран, солидарных с общими ценностями и стремящихся к установлению единого социально-политического и экономического пространства на территории всей планеты. Снова мы имеем здесь дело с аналогом «конца истории»

Ф.Фукуямы, только описанным в иных терминах.

Бесполярный мир будет основан на кооперации демократических (по умолчанию) стран. Но постепенно в процесс становления должны включаться и негосударственные акторы — НПО, общественные движения, отдельные группы граждан, сетевые сообщества и т.д.

Основной практикой в строительстве бесполярного мира является распыление уровня принятия решений от одной инстанции (сегодня это Вашингтон) ко многим инстанциям более низкого уровня — вплоть до планетарных референдумов в онлайн режиме по поводу важнейших событий и действий всего человечества. Экономика вытеснит политику, а рыночная конкуренция сметет все таможенные страновые барьеры.

Безопасность превратится из дела государств в дело самих граждан. Наступит эра глобальной демократии.

Эта теория в основных чертах совпадает с теорией глобализации и представляется как этап, который должен прийти на смену однополярному миру. Но только при условии, что продвигаемая сегодня США и странами Запада социально-политическая, ценностная, технологическая и экономическая модель (либеральная демократия) станет универсальным явлением, и надобность в жесткой защите демократических и либеральных идеалов в лице самих США отпадет — все режимы, сопротивляющиеся Западу, демократизации и американизации к моменту наступления бесполярного мира должны быть ликвидированы. Элита же всех стран должна стать однородной, капиталистической, либеральной и демократической — одним А. Дугин Теория Многополярного Мира словом, «западной», независимо от того, каким будет ее историческое, географическое, религиозное и национальное происхождение.

Проект бесполярного мира поддерживает целый ряд очень влиятельных политических и финансовых групп — от Ротшильдов до Дж. Сороса и его фондов.

Этот проект бесполярного мира обращен в будущее. Он мыслится как та глобальная формация, которая должна прийти на смену однополярности; как то, что за ней последует. Это не столько альтернатива, сколько продолжение. И это продолжение станет возможным только по мере того, как центр тяжести в обществе будет перемещаться от сегодняшнего сочетания альянса двух уровней гегемонии — материальной (американский ВПК, западные экономика и ресурсы) и духовной (нормативы, процедуры, ценности) — к чисто интеллектуальной гегемонии, а значение материальной доминации будет постепенно сокращаться. Это и есть глобальное информационное общество, где основные процессы властвования будут развертываться в сфере разума, через управление над умами, контроль над сознанием, программированием виртуального мира.

Многополярный мир никак не сочетается с проектом мира бесполярного, так как не принимает ни обоснованности однополярного момента в качестве прелюдии к будущему миропорядку, ни интеллектуальной гегемонии Запада, ни универсальности его ценностей, ни распыления уровня принятия решений на планетарное множество без учета их культурной и цивилизационной принадлежности. Бесполярный мир предполагает, что американская модель плавильного котла будет распространена на весь мир. В результате этого будут стерты все различия между народами и культурами, и индивидуализированное, атомарное человечество превратится в космополитическое «гражданское общество» без границ. Многополярность же считает, что центры принятия решения должны находиться на достаточно высоком уровне (но не в одной инстанции — как это имеет место быть сегодня в условиях однополярного мира), а культурные особенности каждой конкретной цивилизации — сохраняться и укрепляться (а не растворяться в едином космополитическом множестве).

Многополярность не есть многосторонность Еще одной моделью миропорядка, несколько дистанцирующейся от прямой американской гегемонии, является многосторонний мир (multilaterаlism). Эта концепция очень распространена в США в Демократической партии, именно ее формально придерживается во внешней политике Администрация Президента Б.Обамы. В контексте американских внешнеполитических дебатов этот подход противопоставляется однополярности, на которой настаивают неоконсерваторы.

Многосторонность (multilateralism) означает на практике то, что США не должны действовать в области международных отношений, целиком и полностью полагаясь только на собственные силы и ставя всех своих союзников и «вассалов» в приказной манере перед фактом. Вместо этого Вашингтон должен учитывать позиции партнеров, убеждать и аргументировать свои решения в диалоге с ними, привлекать их на свою сторону с помощью рациональных доводов и, подчас, компромиссных предложений. США в такой ситуации должны быть «первыми среди равных», а не «диктатором среди подчиненных». Это накладывает на внешнюю политику США определенные обязательства перед союзниками по глобальной политике и требует подчинения общей стратегии. Эта общая стратегия в данном случае есть стратегия Запада по установлению глобальной демократии, рынка и имплементации идеологии прав человека в планетарном масштабе. Но в этом процессе США, будучи флагманом, не должны прямо отождествлять свои национальные интересы с «универсальными» ценностями западной цивилизации, от имени которой они выступают. В определенных случаях предпочтительней действовать в коалиции, а иногда даже идти партнерам на уступки.

А. Дугин Теория Многополярного Мира Многосторонность отличается от однополярности тем, что акцент здесь ставится на Западе в целом, и особенно на его «ценностной» (то есть «нормативной») составляющей. В этом апологеты многостороннего подхода сближаются с теми, кто выступают за бесполярный мир. Между многосторонностью и бесполярностью различие состоит только в том, что многосторонность ставит акцент на координации между собой демократических западных стран, а бесполярность включает в качестве акторов и негосударственные инстанции — НПО, сети, общественные движения и т.д.

Показательно, что на практике многосторонность политики Обамы, неоднократно озвученная им самим и Госсекретарем США Хилари Клинтон, не многим отличается от прямого и прозрачного империализма эпохи Джорджа Буша-младшего, при котором доминировали неоконсерваторы. Военные интервенции США продолжились (Ливия), американские войска сохраняли свое присутствие в оккупированных Афганистане и Ираке.

Многополярный мир не совпадает с многосторонним миропорядком, так как не согласен с универсализмом западных ценностей и не признает правомочность стран «богатого Севера» — ни в одиночку, ни коллективно — на то, чтобы действовать от лица всего человечества и выступать в качестве, пусть составного, но единственного центра принятия решений по основным наиболее значимым вопросам.

Разграничение значения понятия «многополярный мир»

с цепочкой рядоположенных или альтернативных терминов очерчивает то смысловое поле, в котором нам предстоит в дальнейшем строить теорию многополярности. До этого момента мы говорили только о том, чем не является многополярное мироустройство; сами отрицания и различения позволяют нам по контрасту выделить ряд конституирующих и вполне положительных характеристик.

Если обобщить эту вторую положительную часть, вытекающую из серии проведенных разграничений, получаем приблизительно такую картину.

1. Многополярный мир представляет собой радикальную альтернативу однополярному миру (существующему по факту в нынешней ситуации) в том, что настаивает на наличии нескольких независимых и суверенных центров принятия глобальных стратегических решений на планетарном уровне.

2. Эти центры должны быть достаточно оснащены и независимы материально, чтобы иметь возможность на материальном уровне отстоять свой суверенитет перед лицом прямого вторжения вероятного противника, в качестве образца которого следует брать максимально могущественную на сегодняшний день силу. Это требование сводится к возможности противостоять материальной и военно-стратегической гегемонии США и стран НАТО.

3. Эти центры принятия решений не обязаны признавать в качестве sine qua non универсализм западных нормативов и ценностей (демократия, либерализм, свободный рынок, парламентаризм, права человека, индивидуализм, космополитизм и т.д.) и могут быть полностью независимы от духовной гегемонии Запада.

4. Многополярный мир не предполагает возврата к двухполюсной системе, так как сегодня ни стратегически, ни идеологически не существует какой-то одной силы, способной в одиночку противостоять материальной и духовной гегемонии современного Запада и его флагмана — США. Полюсов в многополярном мире должно быть больше, чем два.

5. Многополярный мир не рассматривает всерьез суверенитет существующих национальных государств, пока он декларируется на чисто юридическом уровне и не подтвержден наличием достаточного силового, стратегического, экономиА. Дугин Теория Многополярного Мира ческого и политического потенциала. Чтобы быть суверенным субъектом в XXI веке, национального государства более не достаточно. Реальным суверенитетом может обладать в таких условиях только совокупность, коалиция государств.

Вестфальская система, продолжающая существовать de jure, не отражает более реалий системы международных отношений и требует пересмотра.

6. Многополярность не сводима ни к бесполярности, ни к многосторонности, так как не помещает центр принятия решений (полюс) ни в инстанцию мирового правительства, ни в клуб США и их демократических союзников («глобальный Запад»), ни на подгосударственный уровень сетей, НПО и иных инстанций гражданского общества. Полюс должен локализовываться где-то еще.

Эти 6 пунктов задают камертон дальнейшим разработкам и концентрированно воплощают в себе основные черты многополярности. Однако, это описание хотя и существенно продвигает нас в понимании сути многополярности, еще не является достаточным, чтобы претендовать на теорию. Это первоначальный вывод, с которого полноценное теоретизирование только начинается.

ГлАвА 2. ОБзОр ОснОвных ТеОрий МежДунАрОДных ОТнОШений Прежде чем приступить к развертыванию собственно Теории Многополярного Мира, необходимо провести обзор основных теорий Международных Отношений. Без этого мы не сможем точно найти место для этой теории и соотнести ее с существующим научным контекстом. Как мы уже говорили ранее, никакой законченной Теории Многополярного Мира в области МО пока не существует. Поэтому для ее корректной институционализации требуется привлекать обширный материал, относящийся к иным теориям, ставшим к настоящему времени классическими.

Ранее мы определили понятие многополярности, соотнеся его со смежными концептами, с которыми оно сопоставляется или которым противопоставляется. Таким путем мы получили смысловое пространство, в границах которого помещается предмет нашего теоретизирования. Понятие многополярности определено.

Теперь следует поступить аналогичным образом с базовыми теориями МО. Кратко описав каждую из них, мы сосредоточимся на их принципиальных расхождениях с Теорией Многополярного Мира, а это задаст нам границы уже не только понятийного поля, но и самой теории.

Теория Многополярного Мира предполагает, что мы ставим перед собой цель, не просто изучить явление многополярности или проект многополярности в рамках той или иной существующей теории МО, но что мы намерены обосновать новую теА. Дугин Теория Многополярного Мира орию, исходящую из предпосылок, в корне отличающихся от тех, на которых строятся общепринятые теории. А для этого мы должны сделать их краткий обзор, особо останавливаясь на том, что именно в каждой из них неприемлемо для включения в Теорию Многополярного Мира, а что и с какими поправками, напротив, может быть заимствовано.

Одной из двух главных парадигм, доминирующих в МО, является реализм1. Реализм имеет несколько разновидностей:

начиная с классического реализма Г. Моргентау, Э. Карра и Р.

Арона через зрелый реализм Г. Киссинджера к неореализму К.

Уотлца, С. Уолта или Р. Джилпина2.

Основные постулаты реализма таковы:

• главным актором международных отношений являются национальные государства;

• суверенитет национальных государств предполагает отсутствие какой бы то ни было нормативной инстанции, превышающей границы государства;

• в силу этого между отдельными странами в структуре международных отношений существует анархия (хаос);

• поведение государства на международной арене подчиняется логике максимального обеспечения национальных интересов (подлежащих рациональному исчислению в каждой конкретной ситуации);

• руководство суверенного государства является единственной инстанцией, компетентной для ведения внешней политики, ее осмысления и ее осуществления (простые граждане, -индивидуумы, по определению не Jackson R., Sorensen G. Introduction to International Relations. Oxford Univeristy Press, 2010. Reus-Smit Ch., Snidal D. The Oxford Handbook of International Relations. Oxford University Press, 2008.

Donneli J. Realism and IR. Cambridge:Cambridge University Press, обладают компетенцией для суждения о сфере международных отношений и не способны влиять на протекающие в ней процессы);

• безопасность государства перед лицом потенциальной внешней угрозы или конкуренции является главной задачей политического руководства страны в международных отношениях;

• все государства находятся друг с другом в состоянии потенциальной войны за эгоистические интересы (эта война из потенциальной становится реальной лишь в определенных ситуациях критически возросшего конфликта интересов);

• природа государств и природа человеческого общества остается неизменной независимо ни от каких исторических перемен и не склонна изменяться в будущем;

• фактическая сторона процессов в международных отношениях важнее нормативной стороны;

• последним уровнем объяснения структур международных отношений и событий, совершающихся в этих структурах, является выявление объективных фактов и закономерностей, имеющих материально-рациональную основу1.

Реализм в МО отличается тем, что воспринимает Вестфальскую систему как универсальный закон, существовавший и на ранних исторических этапах, но осознанный и принятый большинством развитых европейских держав только начиная с XVII века. В основе реалистского подхода лежит абсолютизация принципа суверенитета национального государства и приоритетное значение национальных интересов. При этом реалисты со скепсисом воспринимают любые попытки создать международные правовые и иные институты, претендующие на регулирование процессов в международных отношениях Batistella D. Theories des relations internationales. P: Presse de Sciences Po, 2003.

на основании нормативов и ценностей, имеющих интернациональный (сверхнациональный) характер. Любое намерение ограничить суверенитет национальных государств рассматривается реалистами как «идеализм» (Э. Карр) и «романтизм» (К.

Шмитт).

Реалисты убеждены, что любое объединение или, напротив, распад традиционных государств, приводит только к появлению новых национальных государств, обреченных на то, чтобы на большем или меньшем уровне воспроизводить одну и ту же постоянную схему, подчиненную неизменным принципам суверенитета, национальных интересов, а государство при любых условиях остается единственным полноценным актором международных отношений.

Один из основателей классического реализма Ганс Моргентау выделял 5 основных принципов и постулатов этой школы:

1. Обществом управляют объективные законы, а не пожелания.

2. Главное в международных отношениях — интерес, определяемый в терминах силы, могущества (power).

3. Интересы государств меняются.

4. Необходим отказ от морали в политике.

5. Главный вопрос международных отношений: как данная политика влияет на интересы и могущество нации? Выявление этих 5 областей и анализ того, каким образом на эти вопросы даны ответы и как эффективно это воплощено в жизнь, и составляет содержание дисциплины МО, как ее понимают реалисты.

Классический реализм исчерпывается набором этих отправных точек, которые он защищает и обосновывает перед лицом своих главных идейных противников (либералов в МО).

Неореализм качественно усложняет эту схему, привнося в нее представление о «структуре»2 международных отношений Batistella D. Theories des relations internationales. Op. cit.

Waltz K. Theory of International Politics. McGraw Hill. NY: 1979.

(К. Уолтц). Вместо хаоса и анархии (как в классическом реализме) область международных отношений становится полем постоянно меняющегося баланса сил (the balance of powers1), чей совокупный, но разнонаправленный потенциал удерживает всю мировую систему в одном и том же положении или, в отдельных случаях, провоцирует ее изменения. Таким образом, суверенитет и его объем, а, следовательно, способность реализовать в той или иной степени национальные интересы, зависит не только от самого государства и от его непосредственных противников и конкурентов в каждом отдельном случае, но от всей структуры глобального баланса сил. И эта структура, по мнению неореалистов, активно влияет на содержание и объем национального суверенитета, и даже на формулировку национальных интересов. Классические реалисты начинают свой анализ с государства-индивидуума. Неореалисты — с глобальной структуры, состоящей из государств-индивидуумов и влияющей на их профиль. При этом, как и классические реалисты, неореалисты исходят из того, что главным принципом политики страны в системе международных отношений является принцип «опоры на собственные силы» (self-help).

Неореалисты в 60-70-е годы теоретически обосновали двухполярный мир как образцовое издание структуры международных отношений, основанной на равновесии двух гегемоний (американской и советской)2. Именно сама эта структура, а не интересы отдельных национальных государств, в таком случае, предопределили содержание всей внешней политики стран мира. Сам подсчет национальных интересов (и, соответственно, шаги по их реализации) начинался с анализа двухполярности, локализации каждой конкретной страны на карте этого двухполярного пространства, с соответствующим геопоWaltz K. Man, the State, and War. Columbia University Press. New York: 1959.

Waltz K. The Spread of Nuclear Weapons: A Debate Renewed. W. W.

Norton & Company. New York: 1995.

литическим, экономическим, идеологическим и политическим знаком.

Когда в 1991 году двухполярный мир рухнул (чего неореалисты не ожидали и не прогнозировали, будучи убежденными в устойчивости двухполярной структуры), ряд представителей этой школы (в частности, Р. Джилпин1, С.Уолт2 и М. Руперт3) обосновали новую модель глобальной структуры, соответствующей однополярному миру. Вместо двух гегемоний пришел черед одной единственной американской гегемонии, отныне предопределяющей структуру международных отношений в глобальном масштабе. Но и в этом случае неореалисты убеждены — в центре всей системы стоят национальные интересы.

В условиях однополярного мира это национальные интересы одной страны — США, которая находится в центре глобальной гегемонии и является ее источником. Остальные страны вписываются в эту асимметричную картину, соотнося свои национальные интересы в региональном масштабе с ее глобальной структурой.

В политике к реализму в МО тяготеют, как правило, представители правоконсервативных партий (республиканцы в США, тори в Великобритании и т.д.).

Надо заметить, что реализм является одной из двух самых популярных в США парадигм в оценке и расшифровке событий и процессов, проходящих в международной политике.

Реалистская парадигма не делает выбора между Вестфальским миром на основе суверенитета многих национальных государств, двухполярностью или однополярностью. Разные приверженцы реалистского подхода могут придерживаться в этом Gilpin R. Global Political Economy: Understanding the International Economic Order. NY, 2001.

Walt S. Taming American Power: The Global Response to U.S. Primacy. W.W. Norton, 2005; Idem. American Hegemony: Its Prospects and Pitfalls// Naval War College Review, Spring 2002.

Rupert M. Producing Hegemony: The Politics of Mass Production and American Global Power. Cambridge: Cambridge University Press. вопросе различных мнений. Но всех их объединяет совокупность ранее приведенных аксиоматических истин и вера в то, что при любых соотношениях потенциала национальных государств друг с другом, именно национальные государства (одно, два или много) выступают как главные и высшие акторы в области международных отношений, а, соответственно, суверенитет, национальные интересы, безопасность и оборона являются главными критериями при анализе любых проблем, связанных с МО.

Реалисты никогда не выходят в своих теориях за пределы национального государства или нескольких национальных государств, так как это противоречило бы их базовой установке. Поэтому реалисты всегда скептически относятся ко всем международным инстанциям и процессам, претендующим на ограничение национального суверенитета или организации наднациональных инстанций и институтов. Никакой конкретной политической реальности в международной сфере за наднациональными (равно как и внутринациональными) структурами реалисты не признают. Внешняя политика есть целиком и полностью область компетенции легального политического руководства национальных государств. Никакого значения международные инстанции или позиции отдельных сегментов внутри национального государства не имеют и могут быть дисконтированы (вложены как составляющие в простой и конкретный факт принятия политических решений властными инстанциями, уполномоченными легально заниматься внешней политикой — как правило, это президент, премьер-министр, правительство, парламент и т.д.).

Соответственно, реалисты скептически относятся к глобализации, интернационализации и экономической интеграции и постоянно полемизируют с теми, кто, напротив, приоритетно обращают внимание именно на эти вопросы.

А. Дугин Теория Многополярного Мира Главными оппонентами реалистов в МО были и остаются либералы. При этом либеральная парадигма разделяет с парадигмой реалистов ряд базовых установок. Так же как и реалисты, либералы рассматривают преимущественно современные западные государства, принимая их за универсальный образец, с которым оперирует их теоретическая мысль. Вместе с тем, либералы отличаются от реалистов по целому ряду принципиальных позиций.

В первую очередь, в отличие от реалистов, либералы убеждены, что природа человека, а, соответственно, человеческого общества и его политического выражения в форме государства, подвержена качественному изменению (предполагается, что в лучшую сторону). Из этого вытекает, что политические формы общества могут эволюционировать и в какой-то момент выйти за границы государства, национального эгоизма и индивидуализма. А это, в свою очередь, означает, что можно допустить при определенных обстоятельствах кооперацию, сотрудничество и интеграцию между разными государствами на основе «моральных» идеалов и общих ценностей.

В своих философских основаниях либералы вдохновляются идеями Дж. Локка о нейтральности человеческой природы, поддающейся улучшению через воспитание, тогда как реалисты исходят из концепций Т. Гоббса о том, что по своей природе человек эгоистичен, агрессивен и зол (откуда его известная максима «homo homini lupus»).

В отличие от реалистов, которые рассматривали государства как главных акторов процессов, протекающих в сфере международных отношений, независимо от того или иного политического режима, устройства и идеологических особенностей, либералы, напротив, ставили в центре внимания вопрос:

о каком политическом режиме в том или ином государстве идет речь, и, исходя из того, является этот режим либеральным и демократическим или нет, развертывали свои концепции МО.

Решающим был фактор — является ли то или иное государство демократическим (это включает в себя парламентаризм, рынок, свободу прессы, разделение властей, выборы и т.д.) или нет. Для сторонников либеральной парадигмы отношения демократических стран друг с другом предполагают совершенно иную структуру взаимодействий, нежели недемократических между собой или демократической страны с недемократической. Либералы уверены, что развитая демократия во внутренней политике радикально влияет и на внешнюю политику государства.

Вся теория либералов в МО строится вокруг важнейшего утверждения: «демократии друг с другом не воюют». Это значит, что демократические режимы относятся друг к другу так же, как их граждане внутри самой страны: вместо агрессии, принуждения, насилия, иерархии и т.д. отношения основываются на мирной конкуренции, признании приоритета права, рационализации взаимодействий и процедур. Демократия может быть повторена и на уровне МО, утверждают либералы, а, следовательно, вся область МО есть не просто борьба всех против всех и следование слепому эгоизму, но т.н. «анархия Локка» (или «анархия Канта» — по выражению А.Вендта), то есть мирное и открытое партнерство между собой различных стран — даже в том случае, если их национальные интересы входят в противоречие (в отличие от «анархии Гоббса», которая предполагает, что «государство государству — волк» — в незыблемости чего убеждены реалисты). На этой демократической платформе можно создать и транснациональные структуры1, которые смогут преобразовать хаос в систему.

Ранние либералы (какими являлись английский политик Р. Кобден,2 президент США В. Вильсон или пацифист Н. ЭнWoolf Leonard. International Government. London: Allen & Unwin, 1916.

Cobden R. Political writings. 2 vol. London: Fisher Unwin, желл1) в основных своих постулатах противостоят реалистам в том, что для них политический режим (конкретно: демократия или недемократия) имеет решающее значение при анализе международных отношений. Если страны являются демократическими, то совокупность этих стран неуклонно эволюционирует, движется в сторону создания наднациональной системы и появления особых надгосударственных институтов. По мере демократизации других стран они также будут включаться в эти институты. Поэтому принцип национального эгоизма и «опоры на собственные силы» (self-help) способен быть преодоленным в ходе демократизации, что может стать основой гражданского мира и интеграции различных обществ, пока еще разделенных национальными границами, в единое демократическое гражданское общество.

Либералы в МО оспаривают основные тезисы реалистов.

Для либералов:

• национальные государства являются важным, но не единственным, и в определенных ситуациях не главным актором международных отношений;

• может существовать определенная наднациональная инстанция, чьи полномочия будут стоять над суверенитетом национальных государств;

• анархия в международных отношениях может быть если не ликвидирована, то гармонизирована, умиротворена и смодерирована;

• поведение государств на международной арене подчиняется не только логике максимального обеспечения национальных интересов, но и универсальным ценностям, признаваемым всеми сторонами (если страны — демократии);

• руководство государства является не единственной инстанцией, компетентной для ведения внешней политики, ее осмысления и ее осуществления (простые граждане Angell N. The Great Illusion - a Study of the Relation of Military Power to National Advantage. London: Heinemann, 1910.

в развитых демократических обществах могут быть не -индивидуумами, но «искусными индивидуумами», по выражению Дж. Розенау1, и в таком случае могут адекватно понимать протекающие в зоне международных отношений процессы и даже частично влиять на них);

• безопасность государства перед лицом потенциальной внешней угрозы является задачей всего общества, и самым прямым путем к достижению ее является демократизация всех стран мира (так как «демократии друг с другом не воюют», и ищут способа мирно решать трения и противоречия на основе компромисса);

• демократические государства находятся друг с другом в состоянии относительно устойчивого и гарантированного мира, и угроза войны исходит только от недемократических государств и иных акторов мировой политики (например, международного терроризма);

• природа государств и природа человеческого общества постоянно меняется, улучшается и совершенствуется, количество свобод возрастает, процессы демократизации крепнут, уровень толерантности и гражданской ответственности растет (это дает надежды на эволюцию всей мировой политической системы и постепенному отказу от жестко иерархических структур и милитаризации области международных отношений);

• фактическая сторона процессов не должна затмевать в МО нормативной стороны (сила идеала, норматива и ценности подчас не менее существенна, чем сила материальных технологий и ресурсов);

• последним уровнем объяснения структур международных отношений и событий, совершающихся в этих структурах, является выявление наряду с объективными фактами и закономерностями, имеющими материRosenau J. Turbulence in World Politics: A Theory of Change and Continuity. Princeton, 1990.

ально-рациональную основу, нормативно-идеалистических мотиваций и ценностных факторов.

Как мы видим, сторонники либеральной парадигмы в МО во всем противоположны представителям реализма. Спор между ними и составляет основное содержание развития МО как научной дисциплины.

Развитием классической либеральной парадигмы является неолиберализм (иногда его определяют как самостоятельную парадигму в МО — «транснационализм»). Неолибералы (М. Дойл1, Дж. Розенау2, Дж. Най3, Р.Киохейн4 и т.д.) основное внимание уделяют процессам глобализации, становлению единого экономического, информационного, культурного и социального пространства, а также распространению западных демократических ценностей во всех странах мира и углубленному внедрению их в социальные структуры и общественную жизнь. В явлении глобализации неолибералы видят наглядное подтверждение правоты своей парадигмы, утверждающей необходимость создания наднациональных структур — вплоть до мирового правительства. Неолибералы подчеркивают, что наряду с государствами в современном мире все большим значением начинают обладать НПО, сетевые и общественные структуры (движение за права человека, «врачи без границ», международные наблюдатели на выборах, Green Peace и т.д.), которые оказывают растущее влияние на процессы внешней политики государств.

Классическую неолиберальную теорию (теория взаимозависимости) разработали американские политологи Дж. Най и Doyle M. Liberalism and World Politics//American Political Science Review, 80(4), 1151-11691986.

Rosenau J. Turbulence in World Politics: A Theory of Change and Continuity. Princeton, 1990.

Nye Jr., Joseph S. Bound to Lead: The Changing Nature of American Power. New York: Basic Books, 1990.

Keohane Robert O. After Hegemony: Cooperation and Discord in the World Political Economy, Princeton, Р. Киохэйн1. Согласно этой теории, эпоха национальных государств как главных акторов международных отношений ушла в прошлое, и сегодня суверенные государства являются лишь одной из активных единиц наряду с отраслевыми (внутригосударственными) структурами и различными социальными группами, получающими все более широкий доступ в сферу международных отношений, и наращивающими свою активность на транснациональном уровне. Именно Дж. Най ввел в оборот термин «soft power», «мягкая сила», чтобы подчеркнуть значение фактора идей, норм и интеллектуальных методологий для успеха глобализации и демократизации в планетарном масштабе2. Реалисты чаще всего выступают как сторонники «hard power», «твердой силы». Либералы же делают акцент на более тонких, сетевых инструментах влияния.

Такие явления как создание Евросоюза, учреждение Страсбургского суда по правам человека и Гаагского трибунала, по мнению неолибералов, представляют собой прообраз будущего мироустройства, где возникнут инстанции, чья компетенция будет выше национальных государств. Функции самих государств постепенно станут сокращаться, пока они, в конце концов, вообще не будут упразднены.

Либеральная парадигма в МО является чрезвычайно распространенной и наряду с реализмом составляет одну из двух главных моделей интерпретации, анализа и прогнозирования процессов, протекающих в области международных отношений. В политической сфере к либеральной парадигме традиционно тяготеют представители левоцентристских и демократических партий, тогда как реалистами чаще всего являются консерваторы, изоляционисты и патриотические силы. В американской политике либеральная парадигма характерна для большинства представителей Демократической партии, склонKeohane Robert O., Nye Joseph S. Power and Interdependence: World Politics in Transition. Boston: Little, Brown and Company, 1977.

Nye Joseph S. Jr. Soft Power: The Means To Success In World Politics.

PublicAffairs, 2004.

А. Дугин Теория Многополярного Мира ных к таким моделям внешней политики, как бесполярность и многосторонний подход (мультилатерализм).

Начиная с 90-х годов ХХ века, либеральный и неолиберальный подход становится все более популярным и в европейских странах, чему способствует интенсивное становление Евросоюза, представляющего собой наглядный образец того, как либеральные концепции транснационализма могут быть воплощены в жизнь. Хотя традиционно силен в европейских странах и реалистский подход («суверенизм»), представители которого относятся к евроинтеграции с определенной долей скепсиса.

Если мы ограничим наше рассмотрение только сферой Realpolitik, конкретной политики, мы заметим, что подавляющее большинство дискуссий на тему МО, развертывающихся среди высокопоставленных политиков на престижных международных форумах и в широких средствах массой информации, исчерпываются почти ритуальными столкновениями реалистов и либералов. Представители иных парадигм на этом уровне практически отсутствуют, либо получают право голоса крайне редко. Сходным образом дело обстояло до 70-х годов ХХ века и в научной среде западного мира, где дебаты между реалистами и либералами составляли основное содержание теоретических докладов и дискуссий. Однако с конца 60-х-начала 70-х гг. ХХ века в теоретической области МО все большую популярность завоевывали иные, альтернативные подходы. Чаще всего оставаясь в пределах научных дискуссий и не выходя на широкую публику, эти альтернативные парадигмы, тем не менее, все больше влияли на теории МО, и в современных учебниках по этой дисциплине им с каждым годом отводится все больше места. Параллельно этому и в научных дискуссиях они становятся все более заметными. Таким образом, для того, чтобы основательно подойти к построению Теории Многополярного Мира необходимо рассмотреть и эти альтернативные парадигмы.

Особое положение среди теорий МО занимает Английская школа. Чаще всего ее не выделяют в отдельную парадигму, так как, обладая рядом общих черт с реализмом и либерализмом, она представляет собой оригинальное сочетание элементов, свойственных обоим этим подходам. Тем не менее, ее нельзя считать и синтезом обоих школ в МО, так как по ряду вопросов её представители придерживаются довольно оригинальных позиций, не сводимых ни к либерализму, ни к реализму.

Основанная австралийцем Хэдли Буллом1 эта школа отличается повышенным вниманием к социологическому анализу всей сферы МО. Булл и его коллеги и последователи (М. Уайт2, Дж.

Винсент3 и т.д.) вводят понятие «мировое общество» или «мировая система», чтобы подчеркнуть, что отдельные государства (признаваемые представителями Английской школы в качестве главных приоритетных акторов в области международных отношений), взятые все вместе, представляют собой не просто механический агломерат эгоистически мотивированных индивидуумов, действующих исключительно в частных интересах (как настаивают реалисты), но «общество», социальную систему, заведомо предопределяющую социологическое и, отчасти, политическое содержание поступков акторов и международных событий: подобно тому, как общество распределяет социальные статусы и роли среди своих членов, наделяя каждый элемент их социальным смыслом. Поэтому, по мнению представителей Английской школы, для того, чтобы национальное государство было суверенным, в качестве необходимого условия требуется его признание таковым от лица других суверенных государств, Bull H. The Anarchical Society. A Study of Order in World Politics.

New York: Columbia University Press, 1977.

Wight Martin. Systems of States. Leicester: Leicester University Press, 1977.

Vincent R. J. Human Rights and International Relations. Cambridge:

Cambridge University Press, 1986.

и одновременно взаимное признание ими друг друга. Поэтому суверенитет есть не только свойство государства, автономно присущее ему, но одновременно и продукт социального контракта на международном уровне.

А это значит, что хаос и анархия в международной сфере являются относительными и представляют собой особый тип системы, поддающейся рациональному изучению и намеренному изменению.

Этот момент релятивизации хаоса в международной среде отчасти сближает представителей Английской школы с классическими либералами. Более того, сходство есть и с некоторыми неолиберальными теориями, настаивающими на расширении номенклатуры акторов в МО. Однако, вместе с тем, теоретики Английской школы согласны с реалистами в оценке значения фактора гегемонии в общей модели международных отношений и строят свой анализ на оценке реального силового потенциала великих держав как ключевого и предопределяющего параметра всей системы международных отношений, что, в свою очередь, сближает их именно с реалистами.

Эта неопределенность в классификации не исчезла со временем, и до настоящего момента тот или иной специалист в МО предлагает свое толкование роли и места Английской школы среди основных парадигм в МО, то настаивая, что ее сторонники являются «идеалистами эпохи холодной войны»

(Дж. Миэрсхеймер1), то возвращаясь к более привычному причислению ее к одной из разновидностей реализма.

Акцент на социологической составляющей анализа МО характерен для теорий Р. Арона, которого, тем не менее, однозначно и безоговорочно относят к реалистам.

Английская школа оказала существенное влияние и на некоторые постпозитивистские теории МО, которые мы кратко Mearsheimer John J. E. H. Carr vs. Idealism: The Battle Rages On// International Relations, Vol. 19, No. 2.

рассмотрим далее. В частности, в ее лоне сформировалось направление исторической социологии и нормативизма.

Неомарксизм (третья парадигма) Третьей по популярности парадигмой МО (после реализма и либерализма) является неомарксизм. Эта модель анализа МО основана на антикапиталистическом и антибуржуазном подходе, берущем свое начало в марксизме, и одно это обстоятельство объясняет тот факт, почему она исключена из официального политического дискурса, преобладающего в капиталистических странах. Здесь существует явный когнитивный диссонанс между аксиоматикой либерал-капитализма (национального у реалистов или транснационального у либералов) и марксизма в самих базовых философских подходах к оценке современного общества и основных политических, экономических и социальных процессов, в нем разворачивающихся. В то же время неомарксизм в МО обладает очень высокой степенью проработанности своих концепций и теорий, он основан на научно-рациональном дискурсе и поэтому наделен высокой степенью научной релевантности безотносительно к тому, рассматриваются ли его аналитические методологии самими марксистами или сторонниками буржуазной идеологии. Неомарксизм в МО может теоретически быть задействован в идеологически нейтральном контексте, в том числе и для осмысления структуры МО с позиций либерального правящего класса.

На сегодняшний день классическим образцом неомарксистской модели МО можно считать теорию мир-системы И. Валлерстайна1.

С точки зрения Валлерстайна, капиталистическая система изначально складывалась как явление глобальное. Деление европейских стран на национальные государства было лишь переходной стадией. На всех уровнях и на всех этапах буржуWallerstein I. Geopolitics and geoculture: essays on the changing worldsystem. Cambridge: Press Syndicate, 1991.

азный класс тяготел к тому, чтобы интегрироваться в единое целое по ту сторону национальных границ, стягиваясь в ядро интернациональной буржуазии. К этому его подталкивала сама логика капитала, принцип свободной торговли и поиск все новых и новых рынков. Капитализм транснационален изначально и сущностно. Поэтому в нашем мире глобализация и ослабление границ между государствами не является чемто уникальным, но лишь окончательно оформляет на планетарном уровне ту пространственную структуру, которая изначально присуща капиталистической системе1.

Буржуазный класс есть глобальный класс, и в наше время этот класс получает пространственно-географическую локализацию в лице «богатого Севера» (иначе — «глобального Запада» или «ядра» мир-системы)2. Центром мировой буржуазии становится Запад в широком смысле, там концентрируются капиталы, высокие технологии; там сосредоточены экономические бенефициары основных макроэкономических процессов, развертывающихся в мировой экономике; там же, логически, концентрируется и глобальная политическая власть. Тот факт, что национальные государства и соответствующие администрации продолжают существовать, никак не влияет на сущность функционирования мир-системы: основные решения в международных отношениях принимают не правительства и государства, а мировая космополитическая капиталистическая элита, состоящая из представителей самых разных народов — от классических американских финансистов и европейских промышленников до нефтяных шейхов, новых русских олигархов или нуворишей Третьего мира. Это и есть «ядро», остов мирового правительства.

Wallerstein I. World-Systems Analysis: An Introduction. Durham, North Carolina: Duke University Press. 2004:

Wallerstein I. The End of the World As We Know It: Social Science for the Twenty-first Century. Minneapolis: University of Minnesota Press, На противоположном конце мир-системы, в зоне мировой периферии, в странах Третьего мира, сосредоточен глобальный пролетариат. Это обездоленные слои населения бедных стран, живущие в крайней нищете и бесправии. Мировая периферия представляет собой пространственную локализацию мирового пролетариата, «обездоленных мира сего». На них влияние национальных и региональных политических структур пока еще довольно сильно, и в отличие от мировой буржуазии, включая ее региональных представителей, они еще очень слабо осознают свою классовую природу, и, соответственно, необходимость классовой солидарности. Но по мере оформления глобализации в правовую модель мироустройства, все бльшие слои мирового пролетариата оказываются вовлеченными в миграционные процессы. Под давлением материальных факторов они вынуждены перемещаться в новые пространства и смешиваться с пролетарскими слоями других этнических и национальных групп. В ходе этой миграционной интернационализации мировой пролетариат Третьего мира начинает осознавать свою историческую роль революционного класса будущего1. В более развитых странах в состав пролетариата интегрируются представители низших слоев более развитых обществ, привнося с собой в пролетарскую среду более высокий уровень исторической и социальной саморефлексии. Так, в глобальном масштабе в мир-системе постепенно складываются предпосылки для мировой революции, которая станет возможной на следующих, завершающих стадиях глобализации, когда мировая капиталистическая система, дойдя до естественных природных и географических границ своей экспансии, войдет в череду потрясающих ее основание системных экономических, финансовых и политических кризисов и рухнет2.

Wallerstein I. After Liberalism. New York: New Press, 1995.

Wallerstein I. Utopistics: Or, Historical Choices of the Twenty-first Century. New York: New Press, 1998.

А. Дугин Теория Многополярного Мира Еще одной важной составляющей глобальной структуры в неомарксистской теории являются страны полупериферии. К ним относятся некоторые крупные державы, обладающие неизмеримо бльшим потенциалом, чем общества Третьего мира, но все же по основным критериям уступающие в развитии региону «богатого Севера». Типичными образцами таких стран полупериферии являются страны БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка). В этих странах сосредоточен огромный экономический, ресурсный, военно-технологический и демографический потенциал. Но при этом страны полупериферии зависят от Запада в отношении технологий, патентов, самой логистики организации общества и экономики на самых разных уровнях — от политического и социального до правового и культурного. Страны полупериферии образуют своего рода «второй мир». В нем буржуазия еще не столь полно интегрировалась в мировой планетарный класс, а пролетарские массы не находятся в таком нищенском положении как в странах Третьего мира. С точки зрения Валлерстайна, полупериферия — это не альтернатива глобальному капитализму, но временное явление. Под воздействием процессов глобализации странам полупериферии придется, так или иначе, пойти вслед за странами «богатого Севера». А это значит, что буржуазная элита рано или поздно интегрируется в глобальный класс и мировое правительство, а процессы миграции приведут к смешению местного пролетариата с потоком из стран Третьего мира, что приведет к интернационализации пролетариата. В результате страны полупериферии развалятся, и их сегменты будут полностью интегрированы в мир-систему на классовой основе:

буржуазия вольется в «глобальный Запад», а низшие классы рухнут в столь же космополитическую массу мигрантов, стремительно утрачивая национальные и культурные отличительные черты. После распада полупериферии мир-система станет совершенной и законченной. Но в тот момент, когда произойдет ее окончательный кризис и она рухнет, согласно неомаркТММ и теории Международных Отношений систам, в ходе глобальной пролетарской революции к власти в мировом масштабе придет интернациональный пролетариат1.

Такой анализ мир-системы настолько точно описывает и интерпретирует определенные процессы, протекающие в современном мире, что даже в чисто прагматических целях на него все чаще и чаще опираются специалисты в МО или просто привлекают его для анализа тех или иных отдельных явлений.

В сфере научных теоретических исследований этот подход, начиная с 60-х гг., прочно завоевал себе достойное место наряду с реализмом и либерализмом, и сегодня в учебниках по этой дисциплине описывается как третья парадигма в МО, необходимая для изучения всем специалистам в данной сфере. Хотя, как мы уже говорили, из политических дебатов или деклараций политиков и экспертов, обращенных к широкой публике, апелляции к этому типу анализа почти полностью исключены.

Следует добавить, что с позиции Валлерстайна глобализация есть зло, но необходимое зло. Точно так же для самого Маркса капитализм был злом, с которым надо бороться, но при этом, в сравнении с сословным феодальным обществом, он рассматривался как прогрессивное и передовое явление. Аналогично дело обстоит и в неомарксизме: его сторонники называют себя «антиглобалистами» постольку, поскольку они прекрасно осознают буржуазную сущность этого процесса и занимают свою идеологическую позицию по ту сторону от глобального буржуазного класса, являющегося движущей силой глобализации. Но при этом они считают глобализацию неизбежной и исторически, технологически и материалистически предопределенной, и даже «передовой» и «прогрессивной» — в сравнении с национальными государствами или странами «полупериферии». Мировая пролетарская революция возможна только после победы глобализма, а никак не до нее, убеждены современные неомарксисты. И чтобы подчеркнуть это, они предпочитают называть себя «альтерглобалистами», т.е. «альтернативными глобалистаWallerstein I. After Liberalism. New York: New Press, ми». Они выступают не столько против глобализации, сколько против мировой буржуазной элиты, а сопровождающая глобализацию интернационализация мирового пролетариата как неизбежный коррелят глобализации как таковой, напротив, является для них положительным процессом. С этим связано и нежелание альтерглобалистов принимать в свои ряды те силы, которые выступают столь же радикально против глобализации и глобализма, но с позиции сохранения национального суверенитета или конфессиональной идентичности. Национальные государства на пространстве всех трех зон мир-системы должны быть упразднены, считают альтерглобалисты. И в этом они повторяют критику Марксом антибуржуазных движений феодальной или клерикальной ориентации: выяснению того, что отличает коммунистов от некоммунистических, но тоже антибуржуазных течений, посвящена бльшая часть Манифеста Коммунистической Партии1. Точно так же, современные альтерглобалисты, будучи врагами мировой буржуазии, частично солидарны с ней исторически — перед лицом тех «антиглобалистских» сил, которые считаются неомарксистами «реакционными». Без глобальной победы и завершившейся интернационализации планетарного мирового класса и установления мирового правительства невозможна пролетарская революция, убеждены они. Этим определяется подход сторонников этой парадигмы МО к буржуазной глобализации как к исторически неизбежному и даже необходимому процессу.

Пока не произойдет полной интернационализации буржуазного класса в глобальном масштабе, мировой пролетариат не станет в свою очередь интернациональной и глобальной силой, не сможет осознать по-настоящему своего исторического всемирного предназначения. А это невозможно без интенсивной глобальной миграции и расового и культурного смешения обездоленных масс всего мира — с параллельной утратой этниМаркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической Партии/Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. — 2-е изд. — Т. 4. М.: Государственное издательство политической литературы, 1955. С. 419—459.

ческой, культурной, конфессиональной и национальной идентичности всем человечеством. Глобальная космополитическая буржуазия должна столкнуться с глобальным космополитическим пролетариатом — только так можно осуществить настоящую пролетарскую революцию, считают неомарксисты.

В этом легко различить их преемственность троцкистской версии марксизма, к которой неомарксисты подчас открыто апеллируют. Троцкий критиковал сталинский режим как раз за теорию возможности построения социализма в одной стране, выдвинутую Сталиным в 1924 году1. Как и Ленин, Троцкий считал, что победа пролетарской революции в одной стране возможна, но затем должна начаться мировая революция. Если же она не начинается, то социализм вырождается в бюрократию и только препятствует настоящей мировой революции, а не способствует ей. В этом и заключался смысл троцкистской критики сталинской системы. На основании этой же логики строят свои теории и немарксисты в МО, настаивающие на том, что пролетарская революция может быть только радикально интернациональной и глобальной, то есть мировой. Любая попытка построить социализм в одной стране (или в нескольких) поместит классовые противоречия в национальный контекст и замедлит, а не ускорит искомый момент истории. Отсюда вытекает и отношение неомарксистов к «полупериферии». То, что в этих странах интернационализация на классовой основе замедляется и отчасти искусственно блокируется национальной политикой властей, лишь затормаживает эксплицитное оформление имплицитной глобальности мир-системы, а, следовательно, это ведет лишь к замедлению исторического процесса и бессодержательной самой по себе задержке.

Довольно подробно это обстоятельство рассматривается в книгах теоретических вождей альтерглобализма А. Негри и Дугин А. Этносоциология. М.: Академический проект, 2011. С.

531-534.

М. Хардта1. В своей терминологии они называют мир-систему «Империей», в центре которой стоят США и глобальный буржуазный класс. Им противостоят «множества»2 — разрозненные и распыленные индивидуумы, лишенные социального статуса в мировой элите и каких-либо социальных свойств.

Эти множества мыслятся как революционный класс будущего, способный осуществить глобальный саботаж «Империи».

Но это может произойти только после того, как «Империя» победит. Таким образом, логика неомарксистов и альтерглобалистов в МО такова: пусть как можно скорее победит «Империя»

и возникнет мир-система во главе с мировым правительством;

тогда и наступит момент восстания множеств.

Теперь посмотрим, как неомарксисты в МО строят свою полемику с представителями других классических парадигм.

В противовес реалистской парадигме они утверждают следующее:

• главными акторами международных отношений выступают не национальные государства, но глобальные классы: структура международных отношений организована не правительствами, но логикой капитала, приобретающей в период глобализма пространственный смысл;

• следовательно, понятие суверенитета весьма условно и анархия международных отношений управляется законами капитала: вместо хаоса надо говорить о логике • национальные интересы являются лишь частичной зоной в общем процессе исчисления выгод, которые может приобрести капитал и, соответственно, они зависят от его структуры: национальные интересы есть, в конечном счете, интересы буржуазного класса данного Негри А., Хардт М. Империя. Москва: Праксис, 2004.

Негри А., Хардт М.Множество: война и демократия в эпоху империи. М.: Культурная революция, 2006.

• не фактические и юридические правители, но финансовые и промышленные круги, то есть буржуазия как класс влияет на принятие основных решений во внешней политике любого государства, а политические правители лишь оформляют и легализуют эту волю: внешней политикой заведует буржуазный класс;

• призывы к безопасности и мобилизация «национальных чувств» являются пропагандистской информационной стратегией буржуазии, призванной отвлечь пролетариат от классовой борьбы, предотвратить рост интернационального самосознания и классовой солидарности с трудящимися других стран;

• помимо национальных противоречий существует сговор глобальной буржуазии через голову национальных государств, он-то и предопределяет логику развития процессов в международных отношениях;

• главной войной, которая ведется нескончаемо (тайно или явно), является классовая борьба: она имеет интернациональный характер, а межнациональные конфликты и противоречия лишь отвлекают пролетариат от революции и уводят его в сторону от исполнения его исторической миссии;