«ПОГРЕБАЛЬНАЯ ТРАДИЦИЯ И ОБРЯД В ВИЗАНТИЙСКОМ ХЕРСОНЕ (IV–X вв.) Харьков Коллегиум 2011 УДК 904:726 (477.7) 653 ББК 63.444–7 Ф 76 Рекомендовано к изданию: Ученым советом исторического факультета Харьковского ...»

Все, вышеизложенное, позволяет сделать следующие выводы. Основанием для создания комплекса Западной базилики стало предание IV в. о погребении св. епископа Василея. В V или VI вв. склеп перестраивается и над столь почитаемой могилой возводится часовня. В период правления Юстиниана I в Херсоне производится реконструкция укреплений и происходит изменение линии крепостных стен. За счет прирезки дополнительной территории площадью 0,3 га архитектурный комплекс оказался внутри своеобразной «цитадели» между античной и более поздней стенами. Вероятно, в конце VI в. особо почитаемая часовня перестраивается в церквушку, пол покрывают мозаикой, появляется алтарь. Одновременно или в близкое время строится базилика «А» (№ 13), которая становится центром городского монастыря св. Леонтия Киликийского.

Со временем, к ней с севера пристраивается крещальня и крестообразный кимитирий, а с юга «галерея», в которой в IX в. выделяется часовня, позже перестроенная в церковный придел. На территории комплекса возникают другие мемории и кимитирии. Особо почитаемых представителей священства и монашества хоронили в крещальне под полом, в южном приделе «В» и, возможно, в склепе под крестообразным кимитирием. Погребения возникают и возле склепа, точнее, мартирия с криптой св. епископа Василея. В крестообразной пристройке под полом погребают знатных прихожан, жертвователей и ктиторов монастыря.

Простых прихожан, а также находившихся на содержании в монастырской богадельне, хоронят в склепах за крепостной стеной.

Таким образом, комплекс Западной базилики становится не только одним из религиозных центров Херсонеса — Херсона, но и высокопочитаемым мемориальным комплексом, связанным с памятью св. епископа Василея, а также представителей местного духовенства, возможно, местночтимых святых. На территории базилики продолжают хоронить и после ее разрушения, тем самым подчеркивая важность этой святыни и святость ее сакрального поля.

Восточная  базилика.  В VI — X вв. Восточная площадь Херсона являла собой единый, с архитектурной точки зрения, сакральный комплекс. Ранний храм св. Петра, который сменила поздняя базилика № 36, служили крайней восточной точкой во время стациональных литургий — богослужебных процессий, связанных с именем апостола — первосвятителя язычников и с почитанием священномучеников — первых епископов Херсонских [237, с. 105 — 113;

417, с. 317 — 320; 418, с. 161 — 165].

Восточная базилика (№ 36) была открыта в 1876 — 1878 гг., доследовалась в 1908 г. Р. Х. Лепером и в 1975 — 1976 гг. М. И. Золотаревым [125]. Она являлась частью культового комплекса и была одной из самых крупных в городе (36,6 16,4 м) [см.: Прил. Е, рис. 6].

После своего сооружения здание пережило большой ремонт или, скорее, перестройку, повлекшую перепланировку площади перед базиликой. Величественный трехнефный храм с полукруглой внутри и пятигранной снаружи апсидой возвышался над входом в Карантинную бухту. Внутренняя колоннада состояла из шести колонн в ряду. Алтарная часть находилась в апсиде, имевшей ширину 8 м. Нефы и нартекс были вымощены, по крайней мере, частично, мозаичными полами, богато облицованы мраморными плитами, к сожалению, не сохранившимися [350, с. 761 — 787].

Опираясь на текст Жития и указанные в нем ориентиры, есть основания предполагать, что до базилики здесь находилась та самая церковь апостола Петра, которая была построена епископом Капитоном на месте языческого храма Девы — Парфенос [352, с. 3 — 6; 350, с. 875]. Здесь же была и крещальня, где херсонеситы принимали крещение «в жизнь вечную». Вероятно, при строительстве комплекса в VI — VII вв. оба ранних сооружения были полностью разобраны, а памятником в честь достопамятного события стал новый храм апостола Петра.

Во время неоднократных раскопок культурный слой на месте базилики № 36 был удален до скалы. Кроме того, восточная часть здания обрушилась в море в результате подмыва берега, поэтому некоторые вопросы, связанные с архитектурными особенностями, остаются открытыми.

Но, несмотря на это, данные полученные в ходе раскопок, позволяют восстановить, хоть и не полностью, облик комплекса и установить его связь с имеющимися здесь погребениями.

К базилике с северной стороны, вероятно, сразу после окончания строительства храма или спустя незначительное время было пристроено крестообразное гробничное сооружение — часовня — кимитирий. Она имела сводчатое перекрытие, ее высота составляла около 6 м, толщина стен — 0,98 м, длина и ширина ветвей — 4,9 м, примыкающая к базилике ветвь — 2,94 м [257, с. 27 — 36].

Постройка имела три входа с западной стороны: один в западной ветви креста, два других — в южной и северной ветвях. Важно подчеркнуть, что крестообразное сооружение не имело с восточной стороны апсиды и алтаря [257, с. -36]. Следовательно, это была часовня, носившая погребальные и мемориальные функции. В кимитирии действительно было открыто множество погребений, но описания их не сохранилось [6, с. 44]. Памятник был абсолютно аналогичен крестообразной гробничной часовне — кимитирию при Западной базилике. Пристройка могла быть местом погребения мирян — прихожан храма апостола Петра, за особые заслуги удостоившихся права погребения в здешней гробничной часовне.

Исследования, проводившиеся в 1886 г. К. К. Косцюшко — Валюжиничем рядом с Восточной базиликой, открыли следы одноапсидной квадратной крещальни с купелью.

Она примыкала к оконечности северного нефа [216, л. 63;

39, с. 25]. К. К. Косцюшко — Валюжинич указывал, что ее следы исчезли вскоре после открытия.

Можно предположить, что сначала была построена базилика, несколько позже к ней была пристроена крестообразная гробничная часовня — кимитирий, а затем, используя уже имеющиеся стены, встроена крещальня.

Таким образом, базиликальные комплексы сформировавшиеся в VI — VII вв. стали своеобразными религиозными центрами города. Они включали в себя, помимо монументальных зданий церквей — базилик, крещальни, гробничные часовни, вспомогательные помещения. При них возникают «крытые кладбища», мемориальные комплексы, предназначенные для погребения представителей клира, а в редких случаях, и удостоенных такой чести мирян.

3.1.2.2.2.  Погребения  при  церквах.  Вероятно, к IХ в.

традиция погребения при городских храмах получает относительно широкое распространение. Происходившие перестройки в херсонских базиликах явно указывают на приспособление их к мемориальным целям. После разрушения церквей, относящегося ко времени не ранее, чем конец х в.

и не позже середины ХI в., на их месте возникают кладбища, а над алтарной частью строят часовни или церквушки, имевшие ярко выраженные гробничные, кладбищенские функции [414, с. 270 — 278; 415, с. 95 — 104].

Северная  базилика (№ 22)  представляет собой здание, не многим уступающее по размерам указанным выше базиликальным комплексам (22 х 18 м). Трехнефная церковь с пятигранной центральной апсидой включала ряд пристроек [см.: Прил Е, рис. 7].

В ходе раскопок в главной апсиде базилики был открыт каменный ковчег — мощехранительница. Он закрывался сверху плитой, а с боку задвижной доской [207, л. 33].

Можно предположить, что в реликварии покоилась частица мощей святого, во имя которого был освящен храм.

В процессе функционирования храм неоднократно перестраивался. На месте южного плеча здания, вероятно, в VIII в. соорудили небольшую апсиду. Неф перегородили стеной, восточную часть южной колоннады заложили.

Возникла обособленная часовня, или церковный придел, с расположенными в ней погребениями. Не исключено, что подобные изменения произошли и в северном нефе. Но к началу раскопок 1893 г. восточная часть нефа и центральной апсиды были разрушены в результате обвала скалы.

Сохранилась лишь стена, перегораживающая северный неф, и две могилы, примыкающие к ней с востока [6, рис. 22].

Северная колоннада была заложена сплошной стеной [455, с. 168]. Таким образом, боковые нефы, изолированные от центрального, превратились в места многочисленных захоронений — «крытые кладбища».

Подобную трансформацию восточной части здания, в результате которой в боковых нефах появились обособленные помещения с апсидами, претерпела и Партенитская базилика. Более позднее происхождение ее боковых апсид подтверждается иным типом их кладки по сравнению с центральной. Восточная часть южного нефа, также как и в Северной базилике, стала мемориальной часовней или приделом [310, с. 96, 100, рис. 8]. Аналогичная перестройка отмечена и в базилике в Нове (Болгария) [523, р. 3, 37, 54 — 55]. Однако назначение вновь образованных помещений здесь было иным. По мнению исследователей, они выполняли функции жертвенника и диаконика, причем позднее последний превратили в баптистерий [501, р.

25 — 32].

Базилика  1932 г.  получила свое название по году открытия. Г. Д. Белов раскопал храм до уровня полов [25, л. 5;

26, с. 202 — 267]. В 1950-1960-х гг. археологическое исследование продолжалось [29, л. 11 — 12; 28, с. 13 — 74; см.:

Прил. Е, рис. 9]. В 1978 г. под мозаичным полом южного нефа базилики выявили ранневизантийскую керамику, в частности, позднюю краснолаковую посуду, фрагменты амфор [30, л. 3]. Г. Д. Белов датировал время строительства храма концом VI — VII вв. [26, с. 232]. Согласно материалам, представленным С. Б. Сорочаном, строительство базилики едва ли произошло ранее 640-х гг. [350, с. 732].

А. И. Романчук относит разрушение храма ко времени не раньше конца XI в. [312, с. 182 — 188]. Таким образом, базилика 1932 г. существовала на протяжении почти пяти столетий. В процессе своего функционирования она неоднократно ремонтировалась, обновлялась. На территории церкви было открыто 35 захоронений. Наиболее ранние из них, находившиеся в нартексе, относятся ко времени существования базилики, но едва ли могли появиться здесь до IX в. Остальные захоронения произведены уже на ее руинах и относятся к кладбищу, возникшему на территории церкви после ее разрушения [26, с. 232 — 240].

Базилика  Крузе  (№ 7), как считается, была открыта в 1827 — 1830 гг. лейтенантом Черноморского флота Н. Крузе. Доследование проводил К. К. Косцюшко — Валюжинич в 1891 г. В 1997 г. базилика стала объектом раскопок украинско — австрийской экспедиции, возглавляемой доктором Р. Пиленгер [126, с. 233 — 235]. Работы продолжаются и сегодня силами Херсонесского заповедника (руководитель С. В. Ушаков).

Несмотря на длительное время исследования, до сих пор не решен вопрос о датировке строительства памятника. Так, А. Л. Якобсон датировал базилику временем не позднее V в. [455, с. 190]. При этом он исходил исключительно из триконхиальной формы апсиды. Храмы, имеющие аналогичные конструктивные особенности, известны на Ближнем Востоке [542, р. 30; 469, р. 19]. Однако подобная аргументация для однозначного вывода явно неубедительна: триконхиальные постройки возводили и в VI, и в VII вв. О раннесредневековом происхождении базилики Крузе свидетельствует система кладки ее стен. Она сложена из больших и средних отесанных известняковых блоков [6, с. 70; 455, с. 188]. По замечанию самого А. Л. Якобсона, такая кладка близка по своей системе кладкам Северной, Западной и другим базиликам Херсонеса. Это может служить косвенным указателем на хронологическую близость данных построек.

Трехнефная базилика имела узкий нартекс. Центральный неф завершался огромной широкой апсидой с синтроном, представляющей собой три экседры (к центральной апсиде примыкают две меньшего диаметра). Такая трехлопостная архитектурная композиция нечасто встречается в византийском строительстве, обычно она свойственна мартириям, связанным с почитанием какого-либо мученика [542, 1914, р. 27 — 29; 490, р. 102 — 119; 455, с. 190].

Одной из отличительных особенностей базилики Крузе являются сильно укороченные пропорции (17,8 25, м), в результате чего ширина наоса превосходит его длину [126, с. 236, рис. 3]. Данная черта характерна, главным образом, для сводчатых базилик. Примером может служить Сепиетская базилика (Западная Грузия, первая половина VI в.), внутреннее пространство которой также разделялось лишь тремя парами столбов, поддерживавших своды [239, с. 162 — 174]. Базилика Крузе могла иметь хоры, что подтверждает значительная толщина стен (более 1 м) и качество кладки.

Пол всех трех нефов покрывали мраморные плиты. Остатки вымостки зафиксированы на плане 1891 г. [6, с. 69, рис. 51]. Многочисленные мраморные обломки находили также в насыпи над храмом. Во время раскопок обнаружено более 200 фрагментов разноцветной стеклянной мозаики [307, с. 11], которая, вероятно, покрывала свод апсиды.

Подобно некоторым другим храмам Херсона, базилику Крузе в более позднее время значительно перестроили. Снаружи центральную часть апсиды укрепили дополнительной стеной, заложили кладкой также северо-восточный угол здания [455, с. 188]. Внутри на месте колоннад возвели стены из бутовых камней [307, с. 2 — 20], после чего в северном и центральном нефах появляются погребения [6, рис. 51].

Важно отметить, что в нартексе были совершены наиболее ранние погребения. Крипта из восьми прямоугольных, ящикообразных глубоких могил, высеченных в скале и расположенных в ряд, вероятно, имела отношение к храму, построенному в VI — VII вв. [307, с. 2 — 20; 350, с. 723]. Остальные гробницы (в нартексе их 17 и три за его пределами), в том числе плитовые с аркосолией и наружные с многоярусными захоронениями, были сооружены одновременно с поздней переделкой базилики. Так, могила № 20, которая была открыта в 1998 г., датируется не ранее IX — X вв. (обложена по верхней кромке обломками черепицы IX — X вв.), а сверху ее была устроена аркосолия с фресковой росписью и материалом ІХ — ХІІІ вв. [126, с. 233 — 235]. Находки из этих могил аналогичны тем, что обнаружены в погребениях других храмов: монеты (в основном ІХ — Х вв.), характерные бронзовые пуговицы и браслеты, стеклянные браслеты, обломки мраморных деталей [307, с. 2 — 20].

Нартекс имел здесь двоякую роль — помимо традиционного притвора, он также служил местом для гробниц «привилегированных верующих», желавших быть погребенными ad sanctos. Но основная масса погребений при базилике № 7 возникает не ранее ІХ в., на что указывает материал из гробниц.

Подобная картина характерна для многих церквей византийского Херсона. Первые погребения в черте города возникают в VI — VII вв. при крупных центрах — кафоликонах. Эти редкие могилы принадлежали представителям духовенства и наиболее чтимым из мирян — городской знати, «первенствующим». К IX в. при культовых центрах и крупных базиликах возникали специальные помещения — мартирии и крытые кимитирии, предназначенные для погребения мирян. Некоторые базилики перестраивались, в них устраивали специальные часовни — «крытые кладбища». Возникли погребения и в нартексах храмов.

В дальнейшем ситуация продолжала развиваться.

3.1.2.2.3.  Квартальные  гробничные  храмы. Для более полной картины развития погребальной традиции в византийском Херсоне и лучшего понимания ее эволюции нельзя не отметить, что в ХI в. в городе происходят значительные перемены. Землетрясение XI в. привело к разрушению величественных базилик [314, с. 478 — 482, 494 — 497;

429, с. 143 — 160]. Во многих кварталах города вместо них строятся небольшие храмы. Традиционно их называют часовнями, что не совсем верно. Некоторые из них имели явные признаки церкви. Например, в алтарной части «часовни» на главной улице в районе водохранилища, располагался каменный ковчежек, вероятно, предназначенный для мощей. К ХI в. в погребальной традиции происходит отход от запрета хоронить в стенах церкви мирян. Внутри указанного сооружения было три могилы со значительным количеством погребенных в несколько ярусов [537, р. 16, fig. 2.10].

Подобные квартальные гробничные храмы «обслуживали» религиозные нужды семей, живших по соседству.

Они стали не только домашней церковью, но и семейной усыпальницей жителей квартала. Таким образом, эволюция внутригородских кладбищ, начатая в VI — VII вв., развивалась в IX — X вв. и достигла своего завершения, окончательно выкристаллизовалась в систему квартальных гробничных церквей, число которых насчитывает более трех десятков [318, с. 234 — 242].

Подводя итог вышесказанному, следует отметить, что распространение традиции погребения в черте города приводит к постепенному сокращению загородного некрополя Херсона и замене его кладбищами внутри города. Однако процесс этот не стал массовым до IХ — XI вв. В итоге возникает новый тип погребальных сооружений — «крытые кладбища», которые изначально предназначались для привилегированных погребений представителей духовенства, монашества и некоторых, удостоенных такой чести мирян.

Со временем традиция получает более широкое распространение, в результате чего возникают квартальные храмы, важнейшей из функций которых становится гробничная.

Возможно, такие сооружения включали фамильные усыпальницы жителей конкретных кварталов, часто соседей по домам, усадьбам. Правило, запрещавшее хоронить мирян в церкви, постепенно забывается. Во всяком случае, в малых квартальных церквях Херсона ХII — ХIII вв. начинают массово хоронить прихожан, а роль загородного некрополя окончательно сходит на нет.

3.2. Погребение и погребальные сооружения византийского Херсона Процесс погребения включал в себя множество составляющих, среди которых, помимо кладбищ, можно выделить погребальные сооружения, сопутствующий погребальный инвентарь, надгробия. Все это являлось неотъемлемой частью погребальной традиции.

3.2.1.  Гробницы  и  гробничное  дело.  Дохристианский херсонесский некрополь содержал значительный запас склепов и могил, которые продолжали использоваться и в средние века. Но создавались и новые сооружения, по своей архитектуре близкие позднеантичным.

Производство новых склепов и могил требовало работников, своего рода мастеров, которые могли бы их создавать.

Например, в Александрии, по свидетельству Леонтия Неапольского, в первой половины VII в. трудились «мнематон икодомои» — строители могильных памятников, гробниц, склепов [513, р. 36, sec.19]. Пресвитер Агнелл в «Книге понтификов» упоминал о неких «каментариях», которые приводили в порядок гробницу Петра Хрисолога (432-449) и по просьбе Равеннского архиепископа Петронакса (817установили над ней новое надгробие [463, р. 315]. Разумеется, представители этой профессии присутствовали и в византийском Херсоне. Несмотря на активное использование гробниц предшествовавшей эпохи, был налажен процесс изготовления новых склепов и могил.

Склепы,  как одна из самых распространенных форм погребальных сооружений, были характерны для всего византийского Крыма. Устройство коллективных усыпальниц (вырубленных в материковой скале либо выкопанных в грунте и сложенных из известняковых блоков, с лежанками или без них), а также вырубных могил продолжалось на Черной речке, Эски-Кермене, Мангупе, у подножья Баклы, в Скалистом, Лучистом, Сугдее и других местах византийской Таврики и в раннее средневековье [8, с. 40 — 41; 3, с. 127 — 130; 2, с. 200, рис. 82.4; 267, с. 253 — 254]. Они явно содержали захоронения христиан, на что указывают находки поясных пряжек с крестами, краснолаковой посуды VI в. со штампами на дне в виде креста среди погребального инвентаря [407, с. 20 — 24; ср.:

8, с. 60 — 61; 145, с. 292 — 293]. Рядом с могилами находились небольшие каменные столбообразные и стеллообразные надгробные плиты с изображением креста, крестовидные надгробия — аналогичные надгробиям из Херсона, Боспора, типичные для VI — IX вв. [309, с. 60, 72, рис. 51;

46, с. 190; 55, с. 195 — 196, рис. 11].

Судя по материалам, собранным А. Л. Якобсоном и подсчетам, проделанным С. Б. Сорочаном, в некрополе раннесредневекового Херсона насчитывалось около 70 — 75 склепов традиционных форм (прямоугольной, квадратной или трапецевидной, высотой в среднем 1,5 — 1,9 м, с дромосом перед прямоугольным или квадратным входным проемом, с боковыми нишами в виде лежанок или ящиков, иногда в два яруса) [455, с. 252 — 253, 261, 263 — 266; 350, с. 1061 — 1062]. Они могли сооружаться и использоваться вплоть до IX — Х вв., однако присутствует мнение, что их перестали устраивать уже в V — VI вв. [455, с. 253, прим.

1; ср.: 4, с. 199; 140, с. 27]. Это утверждение опровергает пример склепа позднего производства, обнаруженный в 1890 г. на южном некрополе. Потолок и ниши были вырублены в виде совершенно не характерных для IV — V вв.

сводов, а передняя стена правой ниши украшена рельефным крестом греческого типа с расширяющимися концами [384, с. 49, табл. 1]. Другим примером может служить склеп № 2814/1908, открытый Н. И. Репниковым в 1908 г. на расстоянии 15 м к юго-востоку от башни Зинона, своеобразного «пещерообразного» устройства (общая ширина — 8,9 м, а длина с дромосом — 6,2 м). Над его входным отверстием (1,10 0,80 0,50 м) в скале была высечена крупная ниша — аркосолий (1,64 1,30 0,39 м), возможно, для установки иконы или надгробного памятника. В полу склепа вырублено для погребений 8 отдельных ящикообразных могил. Усыпальница была заполнена сильно истлевшими костяками более тысячи покойников. Среди немногочисленных находок оказалась золотая монета Тиверия Маврикия (582 — 602 гг.), а также семь бронзовых поясных пряжек, характерных византийских типов VII — VIII вв. Они указывают на приблизительное время функционирования усыпальницы [384, с. 99 — 101, рис. 94 — 98; 308, с. 181, рис. 39 — 45; ср.: 1, с. 46, рис. 42, 15]. Подобное можно сказать про склеп, высеченный под южной ветвью Загородного крестообразного храма Богородицы Влахернской [98, с. 289 — 317], а также усыпальницы с нишами — аркосолиями [225, с. 105 — 108].

Встречаются усыпальницы, приготовленные для погребения, но не использованные, в них нет следов захоронений, по неизвестным причинам они остались невостребованными [206, л. 25; 455, с. 259]. Подобные «катакомбы» были открыты при раскопках некрополя у Карантинной бухты графом А. С. Уваровым в 1853 г. и К. К. Косцюшко — Валюжиничем в 1888, 1889 и 1905 гг. Плита затвора была на своем месте, в пазах, не была тронута грабителями, но внутри не оказалось ни костей, ни вещей, ни натечной земли. По этому поводу К. К. Косцюшко — Валюжинич указывал, что такие склепы были «приготовлены для продажи какой-нибудь «погребальной конторой» [220, л. 31; 225, с. 89; 308, с. 180]. Видимо, он был недалек от истины. Встречаются и неоконченные склепы, есть и брошенные на начальной стадии, после вырубки дромоса [308, с. 180].

Технология изготовления таких сооружений мало менялась с античного времени. Следы выработки указывают на использование кайла, зубила, молотка, зубатки. То же можно сказать и о конструкции погребальных сооружений.

Как правило, на средневековое изготовление указывает загородка или бортик по краю ниш — лежанок, закладка локул каменными плитами, плинфой, досками, большая или меньшая грубость, небрежность работы, использование плит, камней для обкладки грунтовых могил. Однако, такие критерии относительны и требуют дополнительных уточнений.

Локулы нередко имели бортик или углубление и зачастую были отгорожены от помещения склепа стенкой из досок, плинфы, камня. Так, в катакомбе № 2053, соединенной в одну с соседней № 2052, с материалом и монетами раннесредневекового времени, была оставлена для поддержания потолка вырубленная из скалы перегородка с тремя арками, отделяющими переднюю часть склепа от «ящиковидной» задней [225, с. 105 — 106]. Примечательно, что строителям склепа № 2053 было известно о существовании рядом двух усыпальниц (№ 2052 и № 2055), одна из которых уже использовалась под раннесредневековые захоронения, а другая, многоугольная, с тремя нишами — лежанками и девятью гробами на полу, с материалом II — IV вв., осталась нетронутой, пролом в нее был «старательно заложен стеной из бутового камня» [225, с. 105 — 108]. По бокам входа рядом с каменными ящиками — гробницами были выдолблены в стене две арковидные ниши — аркосолии, которые, учитывая наличие здесь огромного количества костей, разумеется, не могли быть нишами для урн, как полагал К. К. Косцюшко — Валюжинич. Возможно, дело связано с христианским обрядом погребения, исключавшим кремацию [ср.: 508, S. 193 — 194; 479, р. 1 — 2, 7]. По этой же причине нельзя отнести к местам для помещения остатков трупосожжений прямоугольные углубления по обеим сторонам хода в склеп № 2108 с тремя нишами — лежанками. Такая же ниша была вырублена посередине стены задней лежанки [225, с. 122].

В не разграбленных боспорских позднеантичных склепах в таких небольших нишах внутри локул и по сторонам входа иногда находили in situ стеклянные и глиняные сосуды, стаканы, тарелки, ножи и светильники. Ярким примером является типичный боспорский склеп конца V — VI вв. с арочным входом, сводообразным потолком и тремя нишами-лежанками в стенах (2,31 2,31 1,88 м) [446, с. 41 — 44, 47 — 50, 52 — 54, 54 — 57, рис.19 — 21]. Вообще аркосолии становятся характерной особенностью ранневизантийских усыпальниц, нередко сопутствуя ящикообразным нишам либо заменяя их [См.: 210; 225, с. 96, 118;

336, с. 166 — 167; 224, с. 52; 308, с. 181, рис. 39 — 41].

Отдельно необходимо сказать о склепе № 1909, который был открыт на участке раннего кладбища возле башни Зинона. Через отверстие в середине пола вели два входа в соседние склепы, в одном из которых насчитывалось десять локул, а в другом — шесть [243, с. 195]. Почти в каждой из ниш находилось от двух до шести истлевших костяков, иногда рядом, иногда один на другом, кроме того, часть погребенных была разбросана на полу. Среди находок в помещении — деревянные доски от гробов, остатки материи, в том числе расшитой золотными нитями, фрагменты обуви, два бронзовых колечка, миниатюрный стеклянный бальзамарий и обломок стеклянной лампады [243, с. 195].

Встречаются и высеченные в скале склепы вообще без лежанок, как, например, склеп № 2815, неправильной формы и очень грубой работы. Среди груды истлевших костей, кусков дерева лежали шесть бронзовых браслетов из круглой проволоки, один с расплющенным и орнаментированным концом, дужка поясной пряжки, деревянная точеная чашка и монета Льва I (457 — 474) [308, с. 181 — 182, рис. 45]. Без лежанок был «пещерообразный» склеп № 4 с деформированными костяками и надписью VII в. на закладной плите, упоминавшей имя Гота [26, с. 232 — 240].

Среди памятников некрополя присутствуют и склепы внушительных размеров. К примеру, один из них, очень грубой работы, (4,61 11,09 м и 1,68 м высотой), с тремя нишами — лежанками в правой стене и с ходом 1,42 1,60 м имел площадь около 60 кв. м [225, с. 85].

Этот склеп мог играть роль гробницы — молельни. Среди особенно больших склепов следует упомянуть памятник, который, как отметил А. Л. Якобсон, «по планировке напоминает базилику» [455, с. 254, рис. 132,2]. Усыпальница имела неправильную многоугольную и вместе с тем удлиненную форму. Погребальная камера была размером 8,28 6,84 м, без ниш, с тремя парами столбов. Сходство с базиликой усиливала форма «колонн» прямоугольного сечения, высотой 1,95 м, суживающихся кверху и завершавшихся подобием капителей [225, с. 77].

Входы в склепы могли быть окружены оградками, сложенными из камня [350, с. 1080].

Материалы кладбищ Херсона не оставляют сомнений, что в VI — Х вв. склепы были одной из наиболее распространенной форм погребальных сооружений. Херсониты освоили «катакомбы» позднеантичные, но сооружали и новые, аналогичные по конструкции.

Могилы.  Склепы были не единственной формой погребальных сооружений. Хоронили в раннем средневековье и в отдельных, индивидуальных могилах. Такие сооружения К. К. Косцюшко — Валюжинич охарактеризовал как «колодцеобразные углубления». Их рыли в верхней насыпи некрополя, на небольшой глубине 0,2 — 0,8 м от нынешней дневной поверхности, над более древними вырубными склепами и гробницами. Только на участке раскопок 1905 г., на незначительной площади около 1400 кв. м, к югу от башни Зинона, на месте монастырского скотного двора было вскрыто 256 именно таких погребений [385, с. 50; 225, с. 113]. В грунтовых могилах хоронили и на территории Южного кладбища.

Подобные погребальные сооружения были значительно проще в изготовлении, а значит, и дешевле в цене. По мнению А. Л. Якобсона, грунтовые могилы стали основным видом погребальных сооружений в IX — X вв. [455, с. 262], но нет никаких оснований полагать, что их не делали раньше, в VI — VIII вв. [ср.: 225, с. 74; 455, с. 262, прим. 2].

В целом можно сказать, что, несмотря на наличие солидного запаса старых усыпальниц, в раннем средневековье продолжался процесс изготовления новых погребальных сооружений. Как и сегодня, к смерти готовились заранее. Могилу на кладбище стремились приготовить загодя.

К примеру, именно так, по словам Никиты из Амния, поступил его дед, Филарет Милостивый (конец VIII в.) [510, р. 151 — 155]. В Херсоне работой «могильщиков» могла заниматься особая артель.

Погребальный  инвентарь,  помещенный в могилу, является основным показателем, позволяющим датировать захоронение. В этой связи необходимо указать, что в отличие от христианских погребений IV — V вв., в VI — X вв.

количество такого инвентаря заметно сокращается, особенно с VII в. Исключение составляют некоторые вещи, аксессуары одежды, простейшие украшения.

Среди находок в погребальных сооружениях наиболее часто встречаются предметы бижутерии в виде гладких кольцевидных проволочных серег с подвесками или чаще без них, лигнитовых или стеклянных бус, стеклянных сомкнутых и медных несомкнутых браслетов, преимущественно с расширенными или заостренными концами, железных, бронзовых пряжек и бляшек от поясных ремней, а также бубенчиковидных пуговиц или пуговиц с длинными ушками [См.:21, 1953, с. 245 — 254, рис. 18 — 19; 455, с. 262, 267 — 281, рис. 134 — 141, 143 — 144]. Единичны находки нательных крестиков.

В раннесредневековых погребениях нечасто встречаются монеты, серебряные, золотые вещи, при этом они отличаются простотой. Например, таковой является золотая серьга в виде гладкого колечка с выпуклым щитком, единственная находка среди большого количества костяков в склепе № 2409 [см.: 203, с. 55; ср.: 225, с. 87].

Примером может служить грунтовая могила № 1782, в которой оказалась серебряная серьга в виде простого колечка с 23 пронизями или склеп № 2514 с материалами VII в. и скромным серебряным колечком из круглой проволоки [308, с. 153, 180]. Можно указать и на грунтовую, крытую досками могилу № 2809, с костяком, руки которого были скрещены на груди, как было принято в IX — X вв. На висках было найдено соответственно по три и четыре серебряных проволочных сережки [27, с. 246, рис. 18, ж].

Примечательно, что в Пантикапее — Боспоре на участке некрополя IV — VI вв. на склоне г. Митридат многие могилы не содержат погребального инвентаря. Золотые, серебряные вещи в погребениях встречаются крайне редко [393, с. 280 — 281].

Происходящие изменения в моде и костюме также нашли отражения в находках из погребений. Исчезают фибулы, столь многочисленные в позднеантичную эпоху, в изготовлении одежды стали преобладать крой и шитье [404, с. 470; 42, с. 73 — 79]. Очевидно, по этой причине в погребениях увеличивается число пуговиц. Необходимо отметить, что застежки — фибулы, которые крепились на верхней одежде, могли указывать на принадлежность к имперскому чиновничеству, провинциальной администрации [540, s. 167; 168, с. 127].

Подобный характер захоронений не может выступать как показатель бедности или нищеты умерших [ср.: 455, с. 260]. Скорее, он является следствием традиции православного чина погребения. Нагим приходил по воле Творца в земной мир христианин, нагим должен был покинуть его, чтобы скромно предстать перед Богом на последнем Страшном Суде.

Место прежних масляных светильников, необходимых в быту и в захоронениях уже с IV — V вв. начинают занимать восковые свечи и стеклянные лампады, свет которых был связан с иными, христианскими представлениями о потустороннем мире [165, с. 147 — 156; 143, с. 71 — 72;

530, р. 111 — 119]. Насколько широко их использовали при погребениях установить сложно. Но на их присутствие в обряде предания земле указывают изображения горящих свечей в сюжетах росписей некоторых херсонесских склепов, датирующихся концом IV — V вв. (склеп 1904 г. (1853 г.) у Южного загородного храма Богоматери Влахернской, склеп 1905 г. к югу от храма Богоматери Влахернской, склеп 1909 г. на Западном некрополе [319, с. 455 458 — 263, 467 — 469. табл. CVIII, 1, 6, CV, 2; 220, л. 40 — 41, 44 — 45; 203, с. 54; См.: 155, с. 4 — 18; 146, с. 58 — 98; 85, с. 34 — 37]). Это подтверждают находки ранневизантийских глиняных светильников — свечников характерной формы в виде вертикальной трубки на плошке с ручкой, а также стеклянных лампад, подсвечников бронзовых и поливных, которые изредка встречались при раскопках некрополя у Карантинной бухты. Например, свечник в вырубной позднеантичной могиле № 1960 с деформированными черепами, свечник в насыпи некрополя на месте бывшего монастырского скотного двора, свечник в склепе № 2286 с индикациями римских монет и херсонесскими монетами III в. н.э., которые могли использоваться в ранневизантийское время, фрагметы двух лампад среди костяков на двух лежанках в склепе № 2514 с материалами VII в., обломок лампады в засыпи склепа № 31/ г, бронзовый подсвечник из вырубной могилы участка некрополя около южной оборонительной стены, часть бронзового подсвечника и часть керамического подсвечника, покрытого ярко зеленой глазурью, в насыпи над склепом с материалом IX — X вв.) [298, с. 34; 217, л. 21; 220, л.

33; 225, с. 96, 112; 203,с. 55; 308, с. 153, 243, с. 195, 212;

ср.: 530, р.114, fig.1, 1 — 3]. Подобные свечники могли ставить и в небольших нишах некоторых усыпальниц, которые К. К. Косцюшко — Валюжинич необоснованно отнес к нишам для урн с кремациями.

Значительное место среди погребального инвентаря ранневизантийского времени сохраняют стеклянные бальзамарии [243, с. 187 — 256; 308, с. 147 — 186]. И. П.

Засецкая, анализируя коллекцию боспорского стекла из собрания Эрмитажа, называет аналогичные сосуды «колбообразными» [120, с. 49 — 60]. Рассматривая их типологию, исследовательница указывает на их распространенность до VII ст. включительно. Это же можно сказать и в отношении кладбищ Херсонеса — Херсона. Возможно, прекращение использования таких бальзамариев связано с арабскими завоеваниями, в результате которых Империя лишилась Месопотамии, Сирии, Египта — традиционных мест, откуда поставлялись ароматические масла, использовавшиеся не только в парфюмерии, но и для елеосвящения. Возникший таким образом дефицит мог отразиться и в погребальной традиции. Если до VII в. в погребение помещался целый, пусть и не большой сосуд, наполненный елеем, то теперь, очевидно, могли ограничиваться несколькими каплями, возливаемыми непосредственно на покойного.

Надгробия. К их числу может быть отнесено 30 средневековых памятников, 16 из которых датируется рассматриваемым периодом (см. подр.: 2.2.2.5).

В VI — X вв., подобно более раннему времени, херсонские надгробия продолжали изготавливать в основном из известняка, в редких случаях — из песчаника. Кроме того, встречается и ракушник, мрамор. По форме и размерам памятники мало отличаются от более ранних. В текстах эпитафий сохраняется стоицизм, лаконичность: «Здесь лежит иже во блаженной памяти раб Божий Кануполий (?) почил месяца июля 29 года 6423 (915 г.)» [Фонды НЗХТ, инв. № 10, / 3625; см.: Прил. В].

Столь незначительное число памятников должно иметь объяснение, видимо, связаное с самой погребальной традицией. Отдельные склепы содержали до нескольких сотен покойных. Надгробия часто не моги вместить список имен покойных. Можно предположить, что в кладбищенских церквах существовали специальные поминальные списки, в которых указывались имена погребенных на соответствующем кладбище. Во время поминальных служб и божественной литургии такие списки зачитывались. Фактически надгробие как элемент погребальной традиции утрачивало свои функции, ввиду трудностей фиксации и сохранения информации о покойных.

3.2.2.  Организация  погребений.  Мы не располагаем письменными источниками, которые помогли бы восстановить процесс организации похорон в раннесредневековом Херсоне. Но, опираясь, на известные факты об организации похорон в столице Византийской империи, к которой принадлежал город, можно попытаться хотя бы приблизительно реконструировать картину погребальной традиции, существовавшую в провинциальном Херсоне.

Уже со времен Константина I был обычай, предусматривавший равные права всех граждан на одинаковые похороны вне зависимости от доходов и положения. В период правления Юстиниана I это было подкреплено на законодательном уровне. Все расходы брала на себя Церковь. Для тех, кто пытался нарушить установленные правила — доплачивать за погребение, предусматривались значительные штрафы [502, р. 57 — 58; 478, р. 156 — 163].

С целью покрытия расходов на похоронную процессию и погребение к Великой церкви (храму св. Софии) были приписаны эргастирии (лавки — мастерские, где торговали изготовленными тут же товарами) [476, 1832, р. 628]. Владельцы таких предприятий часть своих доходов отчисляли на необходимые приготовления и организацию похорон. В свою очередь, владельцы и сами мастерские освобождались от налогов, это было достаточно выгодно для них [478, р.

156 — 158]. За счет таких отчислений содержались лектиарии (носильщики погребальных лож) и деканы (погребальные служащие, могильщики), кроме того, оплачивались погребальные процессии [477, nov 43, 59].

Можно предположить, что в ромейском Херсоне похороны организовывались аналогичным образом. При населении Константинополя в VI в. (до эпидемии чумы 542 г.) около 300 — 400 тыс. жителей количество приписных эргастириев составляло 950 [478, р. 156]. Соответственно, взяв за основу приведенное соотношение, можно утверждать, что для Херсона, где население в тот же период составляло около 6 — 7 тыс. человек [365, с. 127 — 132; 350, с. 1032], необходимое количество таких лавок — мастерских не превышало двух десятков.

В Херсоне подобные эргастирии могли быть приписаны к епископскому центру — кафоликону Святых Апостолов (Уваровская базилика). В Константинополе практика «приписных» мастерских сохранялась на протяжении длительного времени. О них упоминает в конце IX в. новелла Льва VI [514, №. 51]. Сумма отчислений эргастирия на погребальные нужды в столице составляла около 5 % от дохода [478, р. 156 — 163; 519, р. 345 — 356].

Сама похоронная процессия в столице строилась следующим образом: впереди шло не менее восьми женщин, далее шествовал аскитер (носильщик свечей), а за ним — группа, состоящая из канонников или певчих, исполнявших псалмы [478, р. 156 — 158].

При кафедральном соборе мог находиться специальный запас восковых свечей, использовавшихся для погребальных процессий и выдававшихся бесплатно для их организации. Вероятно, все необходимое для таких шествий могло располагаться на территории комплекса Уваровской базилики.

Как и в столице, расходы на погребения, скорее всего, брала на себя Церковь, таким образом, подчеркивая равное право всех на рождение и на похороны. Процессия, возглавляемая женщинами и клириками, певшими псалмы, двигалась от церкви к месту погребения, за ними несли умершего, а далее шли родственники и собравшиеся почтить память усопшего. Непосредственно перед приданием тела земле совершался краткий молебен — лития. На тот факт, что подобные молебны могли совершаться периодически прямо у могилы или в склепе указывают некоторые из находок, в частности, подсвечники различной формы, встречающиеся среди раннесредневековых погребений [298, с. 34 — 35; 225, с. 96; 203, с. 55].

Период VI — X вв. стал временем становления церковной службы в современном ее виде. К концу эпохи фактически устанавливалась структура суточного и годичного богослужений, сформировались церковные уставы, сам ход службы формализовался в специальных сборниках — типиконах.

Первый, так называемый Иерусалимский типикон, появился в VI в. Он был собран Саввой Освященным. В VIII в.

свод дополнили Иоанн Дамаскин и Косьма Маюмский. Типикон использовался в Студийской обители Константинополя. Дальнейшие изменения внесли братья Студиты — Митрофан, Иосиф Песнописец и др. [334, с. 286 — 287] Для священников и диаконов, непосредственно совершающих службу, создавали требники и служебники — евхологионы — богослужебные книги, содержавшие молитвы и последовательность священнодействий. Отдельную часть в них составляли разделы, посвященные подготовке к смерти, отпеванию и погребению христиан.

В погребальной традиции христианской Церкви можно выделить несколько основных разделов: погребения и службы связанные с похоронами умершего; поминальные службы и панихиды в дни памяти погребенного; поминовение во время богослужения. На основании имеющихся письменных источников и археологического материала можно восстановить развитие этой церковной традиции на примере раннесредневекового Херсона.

Христианский погребальный обряд, сформировавшийся в первые века, в период VI — IX вв. претерпел значительное развитие. Тело человека, по воззрению Церкви — храм души, освященный благодатью таинств. Это соответствовало слову святого апостола Павла: «Тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие» (1 Кор. 15, 53). Православный обряд приготовления тела усопшего к погребению выражается в следующих основных этапах: омовении тела, облачении его в погребальные одеяния, соответствовавшие его статусу, положении во гроб, чтении и пении погребальных молитв, предании земле.

Этот обычай встречается уже в книге Деяний святых апостолов, где упоминается одна из первых христианок, святая Тавифа, ученица апостола Петра: «Она была исполнена добрых дел и творила много милостынь. Случилось в те дни, что она занемогла и умерла. Ее омыли и положили в горнице» [Деян. 9, 20 — 21].

В соответствии со сформировавшимся обычаем, тела умерших архиереев и священников не омывались водой, а обтирались губкой, пропитанной елеем священнослужителями (иереями или диаконами). Тело усопшего монаха тоже не омывали, а лишь отирали теплой водой, «творя прежде губою крест на челе скончавшегося, на перстах, на руках, и на ногах, и на коленях, вящше же ничтоже», затем «его одевают в одежды, приличные его образу, и сверх их зашивают в мантию, которая и бывает ему как бы гробом; над мантией делают из того же облачения три креста ради Христа, Крест Которого он нес в своем образе, и сверх всего полагают икону Того, Которого он возлюбил, то есть икону Христа» [331, с. 78 — 94].

Тело священнослужителя облачалось во все одежды, соответствующие его сану. Лицо покрывалось «воздухом», особым покрывалом. В правую руку вкладывали крест, а на груди полагалось Евангелие, по примеру апостола Варнавы, завещавшего св. Марку положить с ним Евангелие.

Погребения священства известны среди памятников Крыма. Так, почитаемая в средние века могила иерея была открыта и исследована на кладбище при одном из храмов горы Аю — Даг [391, с. 132]. Примечательно, что при захоронении в качестве «воздуха» или плата был использован фрагмент амфоры с прочерченным «просфорным»

крестом. По мнению некоторых исследователей, традиция помещения в могиле изображения такого креста восходит к эпохе формирования христианского погребального обряда — временам первых Вселенских Соборов [391, с. 132;

202, с. 134 — 136].

К подобным захоронениям можно отнести и могилу, исследованную внутри храма на южной окраине с. Малый Маяк. В ней была найдена бронзовая застежка от книги, фрагменты нитей золотого шитья, обломок креста из серебряной фольги, серебряные пластины с отверстиями (нашивки на одежду), обломки звездицы (предмет церковной утвари) [391, с. 262 — 263, рис. 11: 1 — 3, 5]. Аналогичным является погребение в церкви Богородицы на Мангупе, сопровождавшееся наперсным крестом из зеленой яшмы, створкой бронзового энколпиона и железной звездицей [70, с. 123 — 124]. К захоронениям духовенства могут быть отнесены и некоторые другие средневековые могилы, открытые и исследованные на полуострове [190, с. 216, рис. 24 — 26, мог. 1, погр. 3].

Что касается Херсона VI — X вв., то во время раскопок погребальных комплексов в черте города и на кладбищах за его пределами был сделан ряд находок, позволяющих предположить, что эти комплексы были связаны с погребением духовенства, а в отдельных случаях — епископата. О погребении представителей клира можно говорить, рассматривая закрытые плитами могилы баптистерия при Западной базилике. В одном из захоронений были найдены застежки от Евангелия, в расположенной рядом могиле — множество лавровых листьев, возможно, из подушки. Все это явно указывает на принадлежность погребений архиереям.

На кладбище в Карантинной балке было найдено бронзовое позолоченное навершие от епископского посоха в виде полумесяца и креста над ним [217, л. 25; 350, с. 1074, рис. 426]. Данная находка явно указывает, что рядом с почитаемым монастырским комплексом Богородицы Влахернской был погребен один из местных епископов. Здесь же в склепе №2136 среди костяков было обнаружено известняковое надгробие с изображением полумесяца и креста под ним [350, с. 1074] Во время исследований на этом участке средневекового кладбища были найдены сравнительно многочисленные застежки от книг, о количестве которых можно судить по планшету, подготовленному автором раскопок [226, с. 17 — 95]. Как указано выше, в случаях погребений иереев в могилу клалось Евангелие. Учитывая, что не менее 1/10 населения города могли составлять клирики, число их могил должно было быть значительным [ср.: 350, с. 1017 — 1018].

Погребения представителей духовенства находились и при крупных городских и загородных церквах и церковных комплексах. [418, с. 132 — 152; 417, с. 317 — 320;

420, с. 144 — 153].

Согласно христианской традиции, тело, усопшего диакона полагалось во гроб в полном диаконском облачении со вложенным в руку кадилом, лицо его не покрывалось «воздухом». Среди находок, сделанных во время исследования участка некрополя рядом с Южным загородным храмом Богородицы Влахернской, были найдены шесть массивных бронзовых бубенчиковидных «пуговиц от стихари» и «часть бронзового кадила на прямой длинной ручке» [217, л. 21].

В усыпальнице под храмом № 9 было найдено около 20 бронзовых пуговиц и часть «большого кипарисового креста» [204, л. 30 — 32]. При храме № 5 также находились усыпальницы, в одной из которых были найдены девять бронзовых пуговок, стеклянная бусина (возможно, от четок), фрагмент шелковой материи, лоскут ткани с пришитыми двумя бронзовыми пуговками-бубенчиками, часть бронзовой цепи, возможно, от кадила [204, л.

18 — 20], что наталкивает на предположение о погребении диакона.

В «часовне Е», открытой в 1899 г., в одной из могил находились «половина бронзового энколпиона с выпуклым изображением распятого Спасителя в длинной одежде и двух неизвестных святых по сторонам и с византийской надписью в две строки, слева и справа от рук Спасителя;

то же с выпуклым изображением распятого Спасителя, очень грубого исполнения и с византийской надписью; бронзовых пуговок, бубенчиковидных от стихарей» [214, л.

31 — 33]. Таким образом, подобные находки не единичны, хотя раньше в них не видели ничего необычного и не выделяли из общей массы христианских погребений.

Одной из наименее изученных традиций погребения является так называемый Афонский обряд. Он сохранился до сегодняшнего дня в монастырях горы Афон, что и дало ему название. Корни его имеют малоазийское происхождение [289, с. 36; 518, p 188; 422, с. 90]. Свое начало традиция берет в еще Ветхозаветной церкви. Так, во время раскопок Иерусалимского кладбища I в. н.э. была собрана целая коллекция ассуариев — небольших каменных ящиков, которые использовали для повторного захоронения [50, с. 326 — 330]. В некоторых восточных монастырях похожая традиция сохранилась до сегодняшнего дня. Так, в монастыре св. Екатерины на Синае существует три вырубленные в земле могилы для погребения монахов. В случае смерти четвертого, для него освобождается одна из могил, кости из которой переносятся в специальное помещение — костницу [289, с. 36].

Арабские завоевания вызвали миграцию иноков из обителей Египта, Сирии, Малой Азии, в том числе и на Афон.

С ними были принесены и некоторые традиции, в частности, связанные и с монашеским погребением [518, p 189;

422, с. 90]. О том, что эта традиция, привнесенная в византийскую Грецию, свидетельствует факт открытия мощей св. Петра Афонского в 880 г [403, с. 356].

Собственно Афонский обряд подразумевает повторное перезахоронение почившего. Согласно традиции, монахов хоронили без гробов, тело усопшего зашивали в рясу или мантию [118, с. 149]. В «Письмах к друзьям о святой горе Афонской» святогорец Серафим объясняет эту традицию тем, что «на Востоке... держится Новозаветная церковь Ветхозаветного правила и предает тела земле самым буквальным образом.... Когда тело опущено в землю, особенно заботятся о сохранении головы, сбоку ее обкладывают камнями, сверху покрывают каменною плитою» [цит. по:

339, с. 88].

Через некоторое время могила вскрывалась. Кости переносили в усыпальницу — костницу. В некоторых обителях кости до сих пор сортируют по видам и складывают в плоских арочных нишах — аркосолиях [518, р. 320 — 325;

75, с. 244 — 247].

Помимо самого Афона, погребения в соответствии с этой традицией известны и далеко за пределами Греции.

В частности, они встречаются на территории Черниговского Троице — Ильинского монастыря [321, с. 16 — 17], в Киево — Печерской лавре [193, с. 100 — 104]. Подобные погребения существовали в Крыму.

Сам Афонский погребальный обряд с интересными деталями описан в первой половине XVIII в. В. Григорьевичем-Барским. «...Кематар, (кимитирий — М. В. Фомин) си есть гробница, в ней же погребаются иноцы. Ту суть несколько келий, и обитающие в них иноцы, и храм не мал, долу мраморы помещен доброзрачно, а под спудом его место праздное, велико, идеже кости самие, от телес оставшиеся, и главы иноческий сохраняют... По триех или четырех летах, и иземши их кости, по закону Святогорскому, и омывши главу вином, и поминание о нем сотвори, приносят и полагают в пререченную гробницу, под основание церковное» [370, с. 40 — 41]. Существует также описание подобного обряда, сохранившегося в лавре Саввы Освященного: «…против часовни гроба св. Саввы, к северу от неё, находится великая пещера — общая братская усыпальница, высечена она в скале, под землей, и вход в нее прикрыт большой плитою. Пещера эта тройная: в одной устроен придел во имя Святого Николая, в другой — также придел в честь пострадавших в Лавре, а третья служит общей усыпальницею. Когда кто — либо из братии умирает, то его тело относят в усыпальницу и кладут на каменное ложе, где и оставляют лежать до следующего покойника, тогда спускаются опять в усыпальницу, и если первый покойник уже совсем разложился, то обмывают его кости, служат над ним панихиду и ссыпают их в особую тут же пещеру — усыпальницу, а череп кладут отдельно на каменную полку» [300, с. 241].

Что касается Херсона, то есть основания думать, что погребения по такому обряду могли производиться в костницах при комплексе Западной базилики. В качестве столь специфического погребального сооружения, возможно, использовался подземный склеп — липсанотека под крестообразным кимитирием [418, с. 132 — 152; 417, с. 317 — 320; 420, с. 144 — 153; 422, с. 90]. Некоторые ниши здесь по размерам походят только для укладки костей. Кроме того, обращает на себя внимание вероятность существования «костотеки» в Загородном монастыре Богородицы Влахернской, в «катакомбе» под крестообразным храмом.

Кимитирии — «костотеки» могли быть и при кафоликоне свв. апостолов Петра и Павла (Уваровской базилике).

В числе таковых можно назвать мартириальную часовню или небольшую церковь, которой заканчивалась галерея, пристроенная с южной стороны базилики [350, с. 761 — 787]. Во время исследования церкви «А», входившей в состав епископального комплекса, тоже были открыты гробницы, наполненные костями. Еще одна аналогичная усыпальница — кимитирий была пристроена к храму «А»

с южной стороны [219, л. 20].

Афонский обряд — специфическая форма погребальной традиции, распространенной среди монашества. Наличие таких погребений при церквах Херсона может быть косвенным подтверждением принадлежности некоторых храмов именно к монастырским комплексам, хотя с максимальной уверенностью об этом можно говорить только в отношении комплекса «дома св. Леонтия», на северо — западной оконечности города.

Отдельно необходимо сказать о погребениях представителей городской знати. Им могли принадлежать могилы в крестообразных кимитириях при комплексах Западной и Восточной базилик, на что указывают находки, сделанные в некоторых гробницах [418, с. 132 — 152; 417, с. 317 — 320].

Привилегированные погребения высокопоставленных горожан могли располагаться и в нартексе базилики Крузе.

В качестве примера погребения представителей городской аристократии, чиновничества можно привести и ранневизантийские гробницы, в которых некоторые покойные лежали в шелковых, расшитых золотными нитями одеждах. Одна из таких гробниц была открыта на большой агоре, рядом с базиликой № 28 [307, с. 4 — 5]. Помимо места погребения, на высокий социальный статус указывает дорогая одежда погребенного. Эти могилы могли быть увенчаны персональными надгробиями. Именно такой памятник был найден в 1904 г. к югу от Владимирского собора, то есть именно на территории агоры. На нем читались буквы от распространенной формулы «Свет. Жизнь», обычной для надгробных надписей.

Для большинства горожан основным типом погребения оставались склепы с многократными ингумациями в локулах и просто посреди погребальной камеры, а также могилы, одиночные и содержащие дозахоранения почивших.

Логичным развитием такого многократного использования погребальных сооружений стало формирование многослойных или многоярусных погребений при херсонских церквах. Фактически, начиная с ІХ в., этот процесс принимает массовый характер и становится определяющим дальнейшее развитие погребальной традиции.

Процесс  погребения  в  раннесредневековом  Херсоне.  Похороны представляли собой несколько этапов, одним из которых являлась подготовка к погребению. Завершалось все непосредственно похоронной процессией, включавшей в себя «вынос тела» и траурную процессию до храма (церкви или часовни, предназначенной для кладбищенских функций), после чего следовало отпевание и последующее предание земле в приготовленной заранее могиле или склепе — усыпальнице, новой или уже содержавшей ингумации. Не менее важным для ромеев, а значит и херсонитов, было последующее поминовение, молитва за усопшего.

«Ощущая приближение последнего часа, христианин стремился подготовиться к нему наилучшим образом» [331, с. 54]. В первую очередь необходимо было совершить таинства Покаяния, Елоосвящения, Причащения. Все три таинства тесно связаны между собой и совершались над тяжелобольным или умирающим. Они были призваны подготовить христианина к встрече с Богом.

В ранневизантийских средневековых погребениях нередко встречаются стеклянные сосуды или их фрагменты.

Примечательно, что такие находки имеют массовый характер. Они могли вмещать в себе масло — елей, оставшееся после соборования умирающего и подготовки к погребению его «мощей» [206, л. 21; 225, с. 71; 308, с. 175, рис. 31 — 33; 455, с. 254, 266, рис. 132,1].

Сами похороны могли происходить во многом в соответствии с местными традициями и обычаями. Примечательно, что в богослужебных книгах и сегодня нет точных инструкций в отношении организации погребений, есть только общие рекомендации.

Но были и обязательные элементы, среди которых — церковное отпевание. Его полагалось совершать в кладбищенских церквах или часовнях. Традиция подразумевала своеобразное шествие, процессию, предшествовавшую этому. Существующие источники позволяют предположить организацию такой процессии. Возглавлять ее могли те, кто нес погребальное ложе (лектикарии, экомисты), и погребальные служащие (кописты, энтафиасты), затем следовали аскитры — носители восковых свечей, которые выдавались в епископальной церкви, далее канонники, певчие и непосредственно участники процессии. Помимо этого, важную роль играли могильщики — деканы, «изготовители» погребальных сооружений [531, S. 75 — 171; 462, р. 125 — 134;

478, р. 47]. Более того, исходя из писем Феодора Студита, можно сделать предположение, что существовали объединения, соответствующие ассоциации, члены которых могли выполнять все необходимые для похорон приготовления, от обмывания тела покойного, организации процессий и до приготовления могил [538, Col. 952 — 956 (I. 13)].

Поминание  и  поминальные  дни.  Традиция поминовения усопших восходит к ветхозаветной Церкви, о ней не раз упоминается в св. Писании [Чис. 20, 29; Втор. 34, 9;

1 Цар. 31, 13;2 Мак. 7, 38 — 46; 12, 45.]. Молитва за почивших единоверцев становится неотъемлемой частью и новозаветного богослужения. Уже в древних литургиях Иакова и Марка встречаются молитвы о покойных [334, с. 128].

Для поминовения новопреставленных (недавно умерших) были установлены третий, девятый и 40 дни после смерти.

В дальнейшем поминовение совершалось каждую годовщину [подр. см.: 331, с. 90 — 92; 443, с. 96; 329, с. 70].

О значении этой традиции упоминал Иоанн Златоуст: «Не напрасно узаконили апостолы творить перед страшными Тайнами поминовение усопших. Они знали, что великая от сего бывает польза для усопшего, великое благодеяние»

[цит. по: 443, с. 95]. О том же в V в. говорил Кирилл Иерусалимский: «…по совершению духовной жертвы, бескровного служения … воспоминаем всех прежде усопших, веруя, что великая польза будет душам, о которых приносится моление, когда предлагается святая и страшная Жертва»

[цит. по: 443, с. 95].

Помимо персонального поминовения, были установлены специальные дни поминовения всех почивших. Такими днями стали так называемые Вселенские Родительские Субботы. В годовом круге первым таким днем стала суббота, накануне начала Великого поста. [443, с. 98]. Традиция особого поминовения усопших существовала и в канун праздника Троицы. Святитель Василий Великий по поводу этого дня указывал, что Господь прежде всего в этот день благоволит принимать молитвы об умерших и даже о «иже во аде держимых» [443, с. 98].

Сложно судить о том, какие из названых служб совершались в храмах Херсона, но некоторые поминальные службы в городе могли отправлять и непосредственно на кладбищах. Особенно удобно приспособленными для таких целей могли быть склепы, хотя встречались следы поминальных служб и среди могил. Как пример такого свидетельства могут быть свечники, обнаруженные во время исследования памятников некрополя. Так, на территории кладбища за Южной оборонительной стеной в одной из 24 открытых К. К. Косцюшко — Валюжиничем грунтовых могил был обнаружен такой свечник [297, с. 34 — 35]. Аналогичные предметы были найдены и в могиле № 1960, и в насыпи некрополя на территории скотного двора монастыря св. Владимира [225, с. 95, 115]. Такие находки не единичны. Как известно, свечи являлись обязательным предметом во время богослужения.

Одной из поминальных служб является лития, особый молебен, который может совершаться вне помещения церкви или часовни. Она предшествовала выносу тела, самому погребению. Местом ее отправления могли быть и места погребения — склепы, могилы [443, с. 146]. Периодическое совершение таких кратких молебнов на херсонском кладбище подтверждается находками свечников.

Другим видом поминальных служб является панихида, один из видов церковного поминовения усопших. Само слово может быть переведено с греческого языка как всенощная служба. Название сохранило память о временах гонений, когда богослужения совершались в основном ночью, в специальных, скрытых местах [128, с. 95 — 114]. Во время панихиды освящается пища, что является своеобразной заменой раннехристианской агапы — трапезы любви. Освященная пища раздавалась как милостыня, призывавшая молиться о почившем. Следы такой пищи нередко встречаются в погребениях на территории некрополя Херсона и более дальней округи. При этом христианскую приверженность усопших подтверждают находки среди погребального инвентаря поясных пряжек с крестами, краснолаковой посуды VI в. со штампами на дне в виде креста, хотя в тоже время в усыпальницах была оставлена погребальная пища (птица, яйца) [407, с. 20 — 24; 8, с. 60 — 61; 145, с. 292 — 293].

Наиболее важным в восточной христианской традиции считалось и считается поминовение на литургии [329, с. 67]. Она, как основная служба, совершающаяся в церкви, также несет в себе поминовение усопших.

В погребении и дальнейшем поминовении умерших важное место отводится гробничным часовням, где могут совершаться литии и панихиды, а также кладбищенским церквам, иереи которых, помимо отпевания и погребения, поминают почивших на литургиях. Как уже указывалось выше, в византийском Херсоне могли существовать специальные списки покойных, которых поминали во время службы.

3.2.3.  О  почитании  мощей  святых  в  херсонских  храмах.  Традиция помещения мощей в храмах имеет давние корни и относится к временам гонения на Церковь, когда богослужение совершалось на могилах мучеников. Законодательно это правило было закреплено сравнительно поздно, на VII Вселенском соборе в 787 г. [185, с. 493 — 502].

Первоначально речь шла о необходимости присутствия мощей в храмах, где совершается Божественная литургия.

Но со временем сформировалась необходимость помещения мощей именно под престолом. Возможно, это произошло в постиконоборский период. Косвенно это может быть подтверждено тем фактом, что согласно доиконоборскому чину освящения храма мощи несут несколько человек, и они полагаются «на уготовленном месте», в то время как чин освящения храма послеиконоборского периода подразумевал положение мощей в св. престол [67, с. 51 — 52].

Разумеется, мощи или частицы мощей святых помещались в храмах и до 787 г. Так, при исследовании херсонского храма № 19, расположенного на территории бывшего античного театра, в нише под престолом был найден серебряный ларец — ковчежек. Автор раскопок отнес его к Юстиниановскому времени [223, с. 91 — 132]. На ларце были изображены святые, которые могли бы соответствовать свв. Сергию и Вакху, на основании этой находки возникло предположение, что храм был освящен во имя этих святых [358, с. 58 — 72; 350, с. 862]. Об их особом почитании в столице говорит тот факт, что константинопольская церковь в честь свв. Сергия и Вакха была прозвана Малой Софией [199, с. 142 — 144; 444, с. 67]. Вероятно, ковчежец был специально изготовлен для перенесения частиц мощей святых из высокопочитаемого константинопольского храма в Херсон и помещен в приготовленную нишу под мраморным престолом.

На территории херсонских храмов известно несколько типов отверстий для вложения мощей. При исследовании Западной базилики в алтарной части было открыто углубление для положения мощей вырубленное в скале и имевшее форму креста. Углубление было сложено из плинф на цемянковом растворе. С восточной стороны мощехранилище имело «пандус», по которому в него опускали мраморный «саркофаг» — ковчег с выдвижной крышкой, остатки которого были обнаружены рядом [216, л. 8]. Наличие такого «пандуса» может быть свидетельством того, что мощи, хранившиеся в ковчежце, переносили во время крестных ходов.

Отверстие крестообразной формы для вложения мощей имела под алтарем и базилика 1935 г. Н. Е. Гайдуков предположил, что такой же формы было углубление под алтарем Уваровской базилики [67, с. 51 — 52]. Но судить об этом сложно, ибо на момент начала исследования комплекса углубление было разрушено.

Известны аналогичные отверстия прямоугольной формы.

В частности, во время исследования херсонской церкви Богоматери Влахернской углубление для ковчега такой формы было обнаружено в алтарной части, а остатки самого ковчега — рядом. По описанию, он имел форму саркофага [217, л. 8 — 9]. Прямоугольную форму имело и углубление в алтаре храма № 19.

Таким образом, можно заключить, что форма, напоминающая «саркофаг», была типичной для ковчегов — мощехранилищ. Такое сходство подчеркивало традицию, идущую от ранней Церкви, когда литургия совершалась на «гробе мученика».

В раннесредневековом Херсоне было распространено почитание святых, в том числе и местночтимых. Особым отношением горожане окружали и места, связанные с их жизнью и смертью. Так, сохранилось несколько письменных источников, посвященных обретению и перенесению мощей св. епископа Климента [432, с. 141 — 174; 106, с. 327 — 342;

232, с. 154 — 158; 350, с. 1408 — 1429, 1442 — 1477]. Тексты явно говорят о почитании горожанами святых мощей и их расположении в городе, в частности «доме св. Леонтия» и в «большой базилике», то есть епископальном кафоликоне св. Апостолов Петра и Павла. Также известно, что глава святого оставалась в Херсоне даже после того, как его мощи были перенесены в Рим, в базилику св. Климента. А после захвата Херсона — Корсуня князем Владимиром, его крещения и последовавшего за этим венчания с византийской принцессой, святыня была перевезена в Киев, где и сегодня находится в пещерах Киево–Печерской Лавры.

Особым почитанием со стороны не только херсонитов, но и христиан всего полуострова пользовалось место погребения св. Папы Мартина Исповедника. Согласно «Мартирию Папы Мартина», он был погребен при загородном монастыре Богородицы Влахернской, а спустя некоторое время, его мощи были вывезены из Херсона. Но традиция почитания места его первоначального погребения пережила сам город [424, с. 74 — 75].

Среди наиболее почитаемых святых, мощи которых находились в городе, был и св. епископ Василей, первый епископ Херсонский. С местом его погребения наиболее уверенно отождествляется мартирий со склепом, входивший в комплекс Западной базилики [421, с. 161 — 165].

Помимо этого, как сказано в тексте Жития, памятником в виде колонны с крестом было отмечено место мученической кончины святого. Из того же источника известно, что он был убит на агоре рядом с главной улицей — платейей, где в средние века был построен крестообразный храм св. Василея (Василия) (№27), известный по «Повести временных лет» как предполагаемое место крещения князя Владимира. Логично предположить, что мощи св.

Василея или их часть были перенесены в эту церковь на агоре. Более того, в память святого мог совершаться крестный ход от места его кончины на агоре к месту погребения на территории «дома св. Леонтия». Традиция подобных крестных ходов была распространена в Империи [237, с. 105 — 114].

В целом, можно полагать, что в каждой херсонской церкви присутствовали мощи или частица мощей святых.

В Херсоне явно существовали собственные, местночтимые святые, присутствовали и культы святых общего почитания. Наконец, имела место традиция перенесения мощей, крестных ходов как в исключительных случаях (например, при обретении мощей св. Климента Римского), так и ежегодных крестных ходов, в память о почивших святых (например, связанные с св. епископом Василеем).

Период VI — X вв. оказался не менее сложным в отношении формирования христианского вероучения, традиции, обряда, чем раннехристианский. Именно в это время в многочисленных спорах оттачивались догматы и чинопоследования восточного христианства. Херсон, провинциальный византийский город, находясь на географической и культурной окраине Империи, не был обойден многими из этих процессов.

Рассматриваемый период стал ключевым в формировании представлений о смерти и, как следствие этого, в развитии погребальной традиции. Херсонский некрополь стал своеобразным отражением такого процесса. Характеризуя памятники средневековых кладбищ города, можно прийти к некоторым новым заключениям.

В первую очередь необходимо отметить, что территория некрополя в VI — X вв. не сокращается. Более того, она несколько увеличивается вдоль Карантинной балки, где организуется наиболее престижная часть кладбища.

Всю территорию загородного кладбища можно условно разделить на три основные, не равные между собой, составляющие — Западный некрополь, Южный некрополь и некрополь в Карантинной балке. Каждая из составляющих объединялась вокруг кладбищенской церкви, в ведении которой находилась территория соответствующего участка кладбища. Иереи, диаконы, прислужники церквей и часовен следили за кладбищенской территорией, совершали отпевание и погребение, а на литургиях — поминовение почивших и погребенных на соответствующем кладбище.

Очевидно, такие церкви были центрами небольших монастырских комплексов, а в случае церкви Богородицы Влахернской — крупного монастыря, значительной херсонской святыни.

Наметившийся в первые века христианства уход от античной традиции погребения строго за городской чертой в средние века привел к формированию внутригородских кладбищенских центров. Первоначально в городе появляются погребения местночтимых святых, при храмах формируются специальные мартирии и мемории. Позже возле них появляются погребения представителей духовенства, монашества. Постепенно возникают погребальные сооружения для городской, чиновной, сановной знати, и уже с IX в. тенденция становится общей. В последующее время загородный некрополь все больше сходит на нет, в то время как число погребений в черте города неуклонно растет, уже не только за счет «привилегированных» захоронений.

Несмотря на длительное археологическое исследование, значительное количество открытых погребальных сооружений, относящихся к раннему средневековью, количество надгробий этого же периода не велико. Такое явление можно объяснить тем, что сами надгробия теряют свое значение. Вместо памятников, несущих эпитафии, при кладбищенских церквах могли существовать поминальные списки, куда вносили имена погребенных, которые зачитывались во время литургии, молебнов, специальных богослужений. Ввиду этого, сами памятники теряют смысл. В тех редких случаях, когда они все же присутствуют, можно констатировать, что эпитафии, как и в период становления христианства в городе, несут в себе ставшие традиционными молитвенные формулы, призывающие вспомнить и помолиться об упокоении души умерших.

В раннесредневековый период формируется христианское богослужение, составляют первые книги, содержащие чинопоследования и сборники молитв. Одновременно происходит развитие и погребальной традиции, и обряда, чинопоследование погребения, а также поминовения почивших. Вероятно, по аналогии со столицей Империи, в городе могли существовать эргастирии, приписываемые к епископскому кафоликону, часть доходов которых шла на организацию похорон и похоронных процессий. После соответствующей подготовки, тело несли в кладбищенский храм, где отпевали и затем хоронили на определенном кладбище.

Гроб или погребальное ложе могли сопровождать женщины и клирики, которые пели псалмы и молитвы.

В дни особого поминания литии и панихиды могли совершаться непосредственно у могилы или в склепе, что нашло отражение в археологических находках.

В погребальной традиции возникают некоторые различия, связанные с ролью умершего в церковной иерархии.

Применительно к Херсону это позволяет предположить, что здешних иереев хоронили главным образом на участке кладбища к югу от загородного крестообразного храма Богородицы Влахернской. Кроме того, захоронения иереев и архиереев встречаются в черте города, в первую очередь при крупных культовых церковных и монастырских центрах. Фиксируется в городе и погребение по афонскому обряду, связанное с монашеством. Подходящие для этого кимитирии и липсонатеки существовали при епископальном центре и при «доме св. Леонтия» (Западная базилика).

В городе формируется культ местночтимых святых, связанный, в главную очередь, с почитанием первых херсонесских христиан, епископов — мучеников и мест, относящихся к становлению Церкви в Херсоне, с ее легендарной историей. Прежде всего, это гробничная церковь — мартирий над местом упокоения св. Василея на территории «дома св. Леонтия». Не менее важную роль играл комплекс монастыря Богородицы Влахернской, связанный с памятью не только первых херсонесских христиан и епископов, но и с памятью св. Мартина Исповедника, могила которого находилась некоторое время в этом монастыре. Поиск и обретение святынь, связанных с историей Церкви в городе, приводит к формированию мартириев и мемориев. В церквах помещаются мощи святых или хотя бы их частицы под престолом, это является необходимым условием для совершения литургии.

В целом, можно заключить, что погребальная традиция, чинопоследование и обряд полностью сформировались в Херсоне к х ст.

Распространение христианства среди жителей позднеантичного — раннесредневекового Херсонеса — Херсона привело к мировоззренческой революции, отразившейся на отношении к жизни и восприятию смерти жителей города. Агиографические тексты и исследование позднеантичного некрополя свидетельствуют, что христианская община возникла к концу III — началу IV вв. Но была немногочисленной и только к концу IV в. обрела заметное влияние.

В период IV — V вв. происходит становление раннехристианской погребальной традиции и обряда. Христианское кладбище возникло на той же территории, где располагался позднеантичный языческий некрополь.

Территория, на которой совершались погребения может быть условно поделена на три основных района — Западный, Южный и Юго — Восточный, эти районы отличались друг от друга по пространственной планировке. Нет оснований говорить о сокращении площади, на которой хоронили, ни в IV — V вв., ни в более позднее время. Извилистая линия из полосы загородных погребений охватывала свыше 10 га и тянулась на три километра вплоть до крайней оконечности Карантинной бухты. Кладбища объединялись вокруг церквей или часовен. Для Западного некрополя таковым был храм над «склепом св. Василея»

и меморий — склеп с фресками «на земле Н. И. Тура»;

для Южного кладбища — склеп, перестроенный в церковь на восточном склоне Девичьей горы, для некрополя в Карантинной балке — ранний однонефный храм во имя Богородицы Влахернской. Они стали своеобразными сакральными центрами херсонесского христианского кладбища. В церквах и часовнях отпевали почивших, совершались поминальные службы, молебны по умершим. Их служащие, священники, диаконы участвовали в процессе погребения и в их ведении могли находиться сами кладбища.

На рубеже IV — V вв. возводят первые христианские храмы в черте города. Об их внутреннем убранстве свидетельствуют немногочисленные находки раннехристианской скульптуры, мраморных алтарных преград, плит с барельефами на Евангельские темы. В дальнейшем ранние, очевидно, небольшие церкви сменили крупные базилики, возведенные в VI — VII вв.

Среди бесспорно христианских могил ранневизантийского времени встречается погребальный инвентарь, а в отдельных случаях остатки пищи. Это свойственно и захоронением Горного Крыма, Боспора, подобные находки известны и в Римских катакомбах. В отношении остатков пищи можно говорить о следах агап — «трапез любви», которые могли совершаться в память о покойных и были широко распространены среди христиан вплоть до VII в..

Среди бытовых предметов присутствуют многократно упоминаемые исследователями кубки с надписями «пей, радуйся», «да будет милостив ко мне Бог», которые могли иметь культовое назначение. Сохраняется античная традиция класть в погребения монеты (около 25 % от общего числа погребальных сооружений), нередко встречаются светильники (около 12 %), в том числе с христианской символикой, с IV — V вв. распространятся восковые свечи, подсвечники и стеклянные лампады, использовавшиеся во время поминальных служб. Попадаются стеклянные сосуды — бальзамарии (около 12 %), которые могли содержать елей, освящавшийся при маслособоровании, и в свою очередь являлись предметом христианского культа.

В погребениях редко встречаются нательные кресты. Это может объясняться тем, что изготовленные из меди, бронзы, железа и особенно дерева просто не могли сохраниться в больших количествах, изготовленные же из драгоценных металлов, скорее всего, передавались по наследству как семейная реликвия. Изображения креста могли содержать погребальные саваны — плащаницы, в которые были обернуты тела покойных.

Хоронили как в коллективных усыпальницах — склепах, так и в одиночных могилах разных типов: подбойных и грунтовых могилах, (вырытых в земле и вырубленных в скале, а также использовали могилы, сложенные из черепицы или камней). Выбор места или формы гробницы не был связан с религиозной принадлежностью, а скорее, относился к сфере традиции и зависел от имущественной или этнической принадлежности покойного. Явно упрощается обряд трупоположения, который сводится к размещению покойника на спине с вытянутыми руками вдоль туловища или руками, лежащими на животе. При этом, нет четкой ориентации погребения по сторонам света.

В лапидарии Национального заповедника «Херсонес Таврический» насчитывается 30 христианских надгробий или памятников, предположительно принадлежащих к ним, из которых 7 может быть отнесено к периоду IV — VI вв., 16 — к VI — Х вв., четыре относится к более позднему времени, а так же три настенные эпитафии датируемые IV — V вв. Их анализ наталкивает на мысль об утрате надгробиями своего значения в связи с распространением традиции коллективных погребений. Их роль могли выполнять поминальные списки, хранившиеся в церквах, к приходам которых принадлежали покойные.

К IV — V вв. относится формирование первых мартириев, связанных с почитанием святых и легендарными событиями из истории местной Церкви. Среди таких памятников выделяется группа, связанная с именем св.

Василея, первого из семи епископов Херсонеса. На месте его гибели в городе был установлен мемориальный столб с крестом, с его памятью связывают гробничный храм «Г», в более позднее время вошедший в монастырский комплекс Западной базилики Херсона, склеп с плинфовым сводом, находившийся под этим храмом — мартирием, а также подземный храм — мартирий в III квартале, рядом с главной улицей, сооруженный вероятно на месте легендарной пещеры, в которой св. Василей укрывался от преследователей.

Еще одним комплексом, связанным с почитанием первых херсонских святых, является собственно некрополь в Карантинной балке. Можно предполагать, что именно здесь, по представлениям херсонеситов, были погребены трое из семи свв. епископов Херсонских — Евгений, Агафодор и Елпидий. Во второй половине V в., на территории здешнего кладбища начинает формироваться раннехристианский мемориальный комплекс, включавший в себя небольшую церковь и ряд соединенных между собой склепов, превращенных в подземную часовню.

Отдельной группой памятников являются херсонесские расписные склепы. К настоящему времени открыто погребальных сооружений, сохранивших раннехристианские фрески и рисунки. На основании комплексного исследования росписей и материалов из этих погребальных сооружений можно достаточно уверенно говорить об их датировке второй половиной IV — концом V вв.

На основании доступных источников и аналогий можно реконструировать погребальный обряд и традиции IV — V вв., распространенные в Херсонесе. Вначале тело покойного по обычаю обмывалось и умащивалось маслами и благовониями, после чего умершего оборачивали в ткань — «плащаницу», саван, прандий. Процессу погребения предшествовали погребальные службы. Местом их совершения могли быть небольшие кладбищенские церкви, в них же находились списки для последующего поминовения. Захоронение могло совершаться как в гробу из дерева, так и просто в ткани, причем таковых было подавляющее большинство. При этом ниши — лежанки (локулы) нередко замуровывались кирпичом или камнем, положенным на известковый раствор. Помещения херсонесских христианских склепов могли использоваться для поминальных служб, панихид, молебнов и даже для агап, и лишь в редких случаях они могли служить для совершения Божественной литургии.

В целом, период IV — V вв. стал переломным в жизни позднеантичного города, это нашло свое отражение в погребальных памятниках Херсонесского некрополя.

В VI — X вв. Херсон превращается во влиятельный византийский центр на территории Крымского полуострова и всего Причерноморья. На это время приходится окончательное формирование христианского вероучения, традиции, обряда. На Церковных соборах и в многочисленных богословских дискуссиях оттачивается Восточное христианство. Формирование нового восприятия жизни и представлений о смерти, и, как следствие, развитие погребальной традиции находит свое отражение в погребальных комплексах кладбищ Херсона. Их территория в VI — X вв. не только не сокращается, но и несколько увеличивается вдоль протяженной Карантинной балки.

Кроме того, используются все прежние участки загородного некрополя. Сохраняется условное деление на три основные составляющие — кладбище за Западными оборонительными стенами, Южное кладбище и кладбище в Карантинной балке. Каждое из них объединялось вокруг соответствующей церкви. Иереи, диаконы и прислужники этих храмов следили за территорией, совершали отпевание и погребение, а на литургиях — поминовение почивших и погребенных. В этом плане выделяется монументальный архитектурный комплекс Богородицы Влахернской — сравнительно крупный монастырь, значительная херсонская святыня. Одновременно с ним функционировал небольшой монастырь на Девичьей горке, а с конца VIII — начала IX — и в районе Западного кладбища.

Строго фиксированная грань между «городом живых»

и «городом мертвых», отражавшая античное отношение к смерти, стирается по мере упрочнения христианства. Все больше распространяется практика погребений в черте города, вокруг церквей и в самих церквах. В VII в. начинается формирование внутригородских кладбищенских центров — «крытых кладбищ», функции которых выполняли гробничные часовни — кимитирии при Западной, Восточной, Уваровской, Северной, базилике Крузе и базилике № 28 на агоре (шесть из 11 действовавших базилик города). При них появляются могилы архиереев, иереев, монашества, возникают погребальные сооружения для городской знати. После х в. херсониты начинают хоронить в малых квартальных церквах. Очевидно, на смену загородному некрополю, все более сокращающемуся, приходят внутригородские кладбища.

Материалы кладбищ Херсона не оставляют сомнений, что в VI — Х вв. склепы остаются одной из наиболее распространенных форм погребальных сооружений, но это не исключало захоронения и в отдельных, индивидуальных могилах.

В отличие от христианских погребений IV — V вв., в VI — X вв. количество инвентаря в могилах заметно сокращается, особенно с VII в. Исключение составляют некоторые бытовые вещи, предметы одежды, простейшие украшения. Значительное место среди погребального инвентаря сохраняют стеклянные бальзамарии, распространенные до VII в. включительно В VI — X вв. херсонские надгробия продолжали изготавливать в основном из известняка, в редких случаях — из песчаника. Кроме того, встречается и ракушник, мрамор. По форме и размерам памятники мало отличаются от более ранних. В текстах эпитафий сохраняется аскетизм, лаконичность. Традиция коллективных погребений распространенная в Херсоне (отдельные склепы содержали от нескольких десятков до сотен погребенных) приводит к утрате значения персональных памятников. Надгробия в таком случае были не в состоянии вместить бесконечный список имен. Можно предположить, что в кладбищенских церквах существовали специальные поминальные списки, в которых указывались имена погребенных на соответствующем кладбище. Во время поминальных служб и Божественной литургии такие списки зачитывались.

Фактически надгробие как памятник теряло смысл.

Сегодня нет источников, которые позволили бы в деталях восстановить процесс организации похорон в раннесредневековом Херсоне. Но по аналогии с практикой, существовавшей в Константинополе, можно предположить, что погребение и похоронные процессии должны были организовываться за счет отчислений эргастириев, которые имели налоговые льготы, но зато несли соответствующие повинности. В Херсоне они могли быть приписаны к епископскому центру — кафоликону Святых Апостолов (Уваровская базилика).

Процессия, возглавляемая женщинами и клириками, певшими псалмы, двигалась от церкви к месту погребения. За ними на погребальном ложе несли умершего, а далее шли родственники и все собравшиеся почтить память усопшего. Непосредственно перед преданием тела земле совершался краткий молебен — лития. На тот факт, что в Херсоне подобные молебны могли совершаться периодически прямо у могилы или в склепе указывают некоторые из находок, в частности, подсвечники различной формы, встречающиеся среди раннесредневековых погребений.

В самой погребальной традиции возникают некоторые особенности, связанные с ролью умершего в церковной иерархии. Это позволяет предположить, что херсонских иереев хоронили главным образом на участке кладбища к югу от загородного крестообразного храма Богородицы Влахернской. Кроме того, погребения архиереев и иереев появляются в черте города, в первую очередь при крупных культовых церковных и монастырских центрах. Фиксируются в городе и немногочисленные поздние погребения по афонскому обряду, связанные с монашеством. Подходящие для этого кимитирии и липсонатеки существовали при епископальном центре (Уваровская базилика) и при «доме св. Леонтия» (Западная базилика).

В городе формируется культ местночтимых святых, связанный с почитанием первых херсонесских христиан, первых епископов — мучеников и мест, связанных со становлением Церкви в Херсоне, с ее легендарной историей. Прежде всего, это гробничная церковь — мартирий над предполагаемым местом упокоения св. Василея на территории «дома св. Леонтия». Не менее важную роль играл комплекс пригородного монастыря Богородицы Влахернской, связанный не только с памятью о первых херсонесских христианах и епископах, но и с почитанием св. Мартина Исповедника (ум. 655 г.), могила которого находилась некоторое время в этом монастыре. Поиск и обретение святынь, связанных с историей Церкви в городе, приводит к формированию особо почитаемых мартириев и мемориев. В херсонских церквах помещаются мощи святых или хотя бы их частицы под престолом. Такая традиция с IX в становится необходимым условием совершения литургии.

В целом, можно заключить, что к концу х в. фактически заканчивается эволюция христианского погребального обряда и связанных с ним традиций, доныне сохранившихся в Православной Церкви с незначительными дополнениями, несущими скорее этнографический характер.

Позднеантичный и раннесредневековый загородный некрополь и внутригородские кладбища Херсонеса — Херсона позволяют наглядно проследить этот сложный процесс, занявший около шести столетий.

Список источников и литературы 1. Айбабин А. И. Хронология могильников Крыма позднеримского и раннесредневекового времени /А. И. Айбабин // МАИЭТ. — 1990. — Вып. 1. — С. 4 — 86.

2. Айбабин А. И. Этническая история ранневизантийского Крыма / А. И. Айбабин. — Симферополь: Дар, 1999. — 352 с.

3. Айбабин А. И. Могильники VIII — начала Х вв. в Крыму / А. И. Айбабин // МАИЭТ. — 1993. — Вып.3. — С. 127 — 130.

4. Айбабин А. И. Этническая принадлежность могильников Крыма IV — первой половины VII вв. н.э./ А. И. Айбабин // Материалы к этнической истории Крыма. — К., 1987. — 5. Айналов Д. В. Мемории св. Климента и св. Мартина в Херсонесе / Д. В. Айналов // Древности. Труды Московского археологического общества. — М. 1916. — Т. 25. — С. 5 — 88.

6. Айналов Д. В. Развалины храмов / Д. В. Айналов // ПХХ. — 7. Аман А-Г. Повседневная жизнь первых христиан / АГ. Аман. — М., 2003 — 348 с.

8. Амброз А. К. Юго-Западный Крым. Могильники IV — VII вв.

/ А. К. Амброз // МАИЭТ. — (1994) 1995. — Вып.4. — 9. Ангелова С. Силистринската гробница / С. Ангелова. — Силистра, 1976. — 84 с.

10. Анохин В. А. Монетное дело Херсонеса (IV в. до н. э. — XII в.

н. э.) / В. А. Анохин. — К.: Наукова думка, 1977. — 174 с.

11. Анохин В. А. Обзор монетного дела средневекового Херсона / В. А. Анохин // Нумизматика и сфрагистика. — 1968. — 12. Античная культура Херсонеса. Каталог. — К., 1976. — 278 с.

13. Античная скульптура Херсонеса / А. П. Иванова, А. П.

Чубова, Л. Г. Колесникова и др. — К.: Мистецтво, 1976. — 14. Антонова И. А. Западный некрополь Херсонеса. Краткая справка о раскопках, описание могил, полевые описи находок. 1957 г. / И. А. Антонова // НА НЗХТ. — Д. № 3462. — 15. Антонова І. А. Оборонний рів та могильник поблизу першої куртини стін Херсонеса / І. А. Антонова, С. Г. Рижов // АДУ 16. Аркас З. Описание Ираклейского полуострова и древностей его. История Херсониса. / З. Аркас — 2-е изд. — Николаев, 17. Аркас З. Описание Ираклейского полуострова и древностей его. История Херсонеса / З. Аркас // ЗООИД. — 1848. — 18. Аркас З. Описание Ираклийского полуострова и древностей его. История Херсонеса / З. Аркас // ЗООИД. — 1879. — 19. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. / Ф. Арьес. / Пер.

с Фр./ Общ. ред. Оболенской С. В.; Предисл. Гуревича А.

Я. — М.: Издательская группа «Прогресс» — «Прогресс-Академия», 1992. — 528 с.

20. Бармина Н. И. Мозаики Западной базилики / Н. И. Бармина // АДСВ. — 1965. — Вып. 3. — С. 168 — 170.

21. Белов г. Д. Западная оборонительная стена и некрополь возле нее (раскопки 1948 г.) / Г. Д. Белов // МИА. — 1953. — 22. Белов г. Д. Итоги раскопок в Херсонесе за 1949 — 1953 гг.

/ Г. Д. Белов // СА. — 1955. — № 24. — С. 257 — 281.

23. Белов г. Д. Кварталы XI и XVI (раскопки 1937 г.) / Г. Д. Белов, С. Ф. Стрежелецкий, А. Л. Якобсон // МИА. — 1953. — 24. Белов г. Д. Отчет о раскопках за 1935 — 36 гг. / Г. Д. Белов. — Севастополь: Гос. Издательство Крым. АССР, 1938. — 351 с.

25. Белов г. Д. Отчет о раскопках Херсонеса в 1932 г. / Г. Д. Белов // НА НЗХТ. — Д. № 324. — 128 л.

26. Белов г. Д. Раскопки в северной части Херсонеса в 1931 — 1933 гг. / Г. Д. Белов // МИА. — 1941. — № 4. — С. 202 — 27. Белов г. Д. Северный прибрежный район Херсонеса (по новейшим раскопкам) / Г. Д. Белов // МИА. — 1953. — № 34. — 28. Белов г. Д. Отчет о раскопках в Херсонесе в 1955 г. / Г. Д. Белов // Хсб. — 1959. — Вып.5. — С. 13 — 74.

29. Белов г. Д. Отчет о раскопках в Херсонесе в 1968 г. / Г. Д. Белов // НА НЗХТ. — Д. № 1263. — 87 л.

30. Белов г. Д. Отчет о раскопках в Херсонесе в 1978 г. / Г. Д. Белов // НА НЗХТ. — Д. № 1448. — 94 л.

31. Белов г. Д. Отчет о раскопках Херсонеса за 1935 — 36 гг. / Г. Д. Белов — Севастополь: Гос. Издательство Крым. АССР, 32. Белов г. Д. Херсонесские рельефы / Г. Д. Белов // ВДИ. — 33. Белов г. Д. Херсонесские саркофаги / Г. Д. Белов // Культура античного мира. — М.: Наука, 1966. — С. 24 — 28.

34. Беляев Л. А. Христианские древности. Введение в сравнительное изучение / Л. А. Беляев. — СПб., 2001. — 576 с.

35. Беляев С. А. Вновь найденная раннесредневековая мозаика из Херсонеса (по материалам раскопок 1973 — 1977 гг.) / С. А. Беляев // вв. — 1979. — Т. 40. — С. 114 — 126.

36. Беляев С. А. Крещальня в Корсуне / С. А. Беляев // Наше наследие. — 1988. — №. 4. — С. 28 — 33.

37. Беляев С. А. Пещерный храм на главной улице Херсонеса / С. А. Беляев // Византия и Русь. — М.: Наука, 1989. — 38. Беляев С. А. Христианская топография Херсонеса. Постановка вопроса, история изучения и современное положение / С. А. Беляев // Рождественские чтения. Церковные древности. Сборник докладов. — М., 1999. — С. 3 — 49.

39. Бертье-Делагард А. Л. О Херсонесе. Крестообразный храм — Крещельня — Крепостная ограда / А. Л. Бертье-Делагард // 40. Бертье-Делагард А. Л. По поводу последних раскопок в Херсонесе / А. Л. Бертье-Делагард // ЗООИД. — 1906. — Т. 26. — 41. Бертье-Делагард А. Л. Раскопки Херсонеса / А. Л. БертьеДелагард // МАР. — 1893. — № 12. — 64 с.

42. Болгов Н. Н. Культурный континуитет в Северном Причерноморье IV — VI вв. / Н. Н. Болгов. — Нижний Новгород: Издательство Нижегородского госуниверситета, 2002. — 150 с.

43. Болотов В.В. Лекции по истории Древней Церкви / В. В. Болотов. — К.: Изд-во им. Святителя Льва, папы Римского, 44. Болховитинов о. Е. О следах древнего греческого города Херсона, доныне видимых в Крыму / о. Е. Болховитинов // Отечественные записки. — 1822. — Ч. 9. — Кн. 22. — С. 145 — 163.

45. Бонгард-Левин г. М. Распространение християнства на Востоке (в свете исследования памятников Дура Европос) / Г. М. Бонгард-Левин, В. А. Гаибов, Г. А. Кошеленко // 46. Борисова В. В. Могильник у высоты «Сахарная головка» / В. В. Борисова // Хсб. — 1959. — Вып.5. — С. 179 — 198.

47. Борисова В. В. Отчет о раскопках гончарных мастерских III — II вв. до н. э. и некрополя в 1956 г. / В. В. Борисова 48. Буйских А. В. Пространственное развитие Херсонеса Таврического в античную эпоху / А. В. Буйских. — Симферополь:

49. Бунятян Е. П. Новый участок детских погребений позднеантичного некрополя Херсонеса / Е. П. Бунятян, В. М. Зубарь 50. Василиадис Н. Библейская археология / Н. Василиадис. — Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2003. — 415 с.

51. Васильев А. А. Готы в Крыму. Ч. 1. / А. А. Васильев // ИРАИМК — 1921. — Вып. 1. — С. 265 — 344.

52. Васильев А. А. История Византийской империи. Время до Крестовых походов (до 1081г.) / А. А. Васильев. — СПб.:

Алетейя, 1998. — 490 с.

53. Васильевский В. Г. Хождение апостола Андрея в стране мирмидонян / В. Г. Васильевский // Васильевский В. Г. Труды. — 1909. — Т. 2. — Вып. 1. — С. 215 — 295.

54. Веймарн Е. В. Некрополь около крестообразного загородного храма в Херсонесе / Е. В. Веймарн // АДСВ. — 1977. — Вып.

55. Веймарн Е. В. Скалистинский могильник / Е. В. Веймарн, А. И. Айбабин. — К.: Наукова думка, 1993. — 204 с.

56. Византийский Херсон. Каталог выставки / [отв. ред. И. И. Чичуров]. — М.: Наука, 1991. — 256 с.