«Ю.В. Гераськин Русская православная церковь, верующие, власть (конец 30-х — 70-е годы ХХ века) Монография Рязань 2007 ББК 86.372 Г37 Печатается по решению редакционно-издательского совета Государственного ...»

Федеральное агентство по образованию

Государственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«Рязанский государственный университет имени С.А. Есенина»

Ю.В. Гераськин

Русская православная церковь,

верующие, власть

(конец 30-х — 70-е годы ХХ века)

Монография

Рязань 2007

ББК 86.372

Г37

Печатается по решению редакционно-издательского совета Государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Рязанский государственный университет имени С.А. Есенина» в соответствии с планом изданий на 2007 год.

Рецензенты: А.Ф. Агарев, д-р ист. наук, проф.

П.В. Акульшин, д-р ист. наук, проф.

Гераськин, Ю.В. Русская православная церковь, верующие, власть (конец 30-х — 70-е годы ХХ века) : монография / Ю.В. Гераськин ; Ряз. гос. ун-т им. С.А. Есенина. — Рязань, 2007. — 272 с.

ISBN 978–5–88006–470– В работе, имеющей научное и прикладное значение, исследуются особенности советской государственной вероисповедной политики, содержится историографический анализ монографических работ и диссертационных исследований по избранной теме. Привлечена и введена в научный оборот значительная и разнообразная источниковая база (фонды центральных и региональных архивов, материалы периодической печати и др.), что позволило обобщить большой объем фактического материала и сделать сравнительный анализ.

Адресовано всем, интересующимся историей России, Русской православной церковью, может быть использовано в учебном процессе на исторических и теологических факультетах (отделениях) вузов.

Ключевые слова: Православие, церковь, храм, вера, верующие, епархия, ходатайство, источник, гонения, власть.

ББК 86. © Гераськин Ю.В., © Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Рязанский государственный университет ISBN 978–5–88006–470–0 им. С.А. Есенина»,

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение..................... Глава I Эволюция взаимоотношений власти, верующих и Церкви в конце 30-х — 50-х гг............ § 1. Отношения между государством и верующими после террора 1937 г. Подъем религиозных настроений общества в годы Великой Отечественной войны.....

§ 2. Восстановление потенциала и структуры Русской Православной Церкви в первые послевоенные годы...

§ 3. Борьба власти с паломничеством к святым местам....

§ 4. Ходатайства верующих об открытии храмов как средство борьбы за сохранение сельских приходов и очагов религиозности в провинции..........

Глава II Церковная организация и государственная религиозная политика в конце 1950-х — 1970-е гг.......... § 1. Кризис взаимоотношений Церкви и верующих с властью в конце 50-х гг...............

§ 2. Церковь в условиях политики жесткого ограничения православной обрядности и финансово-экономической деятельности приходов...............

§ 3. Особенности вероисповедной политики государства, церковной организации и религиозной жизни населения в середине 60-х — конце 70-х гг. Продолжение петиционной деятельности верующих в новых условиях..

Заключение.................... Библиография................... Приложения....................

ВВЕДЕНИЕ

В историографии исследование проблемы государственноцерковных отношений в СССР было ограничено отсутствием возможности привлечения широкой архивной базы, поскольку значительный объем фондов находился в закрытом режиме хранения. Для большинства работ того периода была характерна попытка показать положение религии и церкви в СССР в свете успешной реализации конституционного принципа свободы совести. Принятие Конституции СССР 1977 г. пробудило интерес к проблеме правового регулирования конфессиональной политики государства. Подобную задачу решали книги бывшего председателя по делам РПЦ при Совете Министров ССССР В.А. Куроедова «Религия и церковь в советском обществе», работы Н.С. Гордиенко «Крещение Руси»: факты против легенд и мифов (полемические заметки), «Эволюция русского православия (20—80-е годы ХХ столетия)», «Современное русское православие» 1.

Лейтмотивом в этих работах проходила мысль о том, что русское православие может быть адаптировано к существованию в социалистическом обществе.

Примером новых подходов стало, изданное в связи с празднованием 1000-летия крещения Руси, коллективное исследование «Русское православие: вехи истории» под редакцией А.И. Клибанова. В нем осуждается антирелигиозная политика Н.С. Хрущева и тоже проводится мысль о адаптации церкви в условиях социалистического общества и перестройки 2.

Процессы демократизации создали предпосылки для объективного осмысления истории России, в том числе и отношений государства и церкви. В начале 90-х гг. после изменения государственно-политического строя, а также в связи с ликвидацией Совета по делам религий при совете Министров СССР, появилась возможность исследовать широкий круг ранее закрытых архивных источников по указанной проблеме.

Быстрый рост постсоветской историографии кардинальным образом меняет ситуацию в осмыслении проблемы государственно-церковных отношений. В 1991 г. в № 5—8 журнала «Наука и религия» публикуется статья бывшего работника Совета по делам религий, доктора исторических наук М.И. Одинцова «Хождение по мукам. 1954—1960 гг.». Она была первой попыткой анализа государственно-церковных отношений второй половины 50-х гг. Дальнейшее продолжение эта тема нашла в публикациях Одинцова, как «Десять лет жизни патриарха Алексия 1955— 1964», «Русская Православная Церковь в ХХ веке: история взаимоотношений с государством и обществом», «Вероисповедальная политика советского государства в 1939—1958 гг.» // Власть и церковь в СССР и других странах Восточной Европы. 1939— 1958 (Дискуссионные аспекты) 3.

М.И. Одинцов выделяет в ХХ веке 3 модели религиозной политики государства: самодержавную, буржуазную (Временного правительства) и советскую, которые имели разные векторы — проправославный, исповедный плюрализм, атеистический. Вполне соглашаясь с этой концепцией, отметим, что наиболее противоречивой была третья модель, в основе которой лежали атеизм, который по мере эволюции государственно-церковных отношений проявлялся в разных вариантах: воинствующего атеизма и атеизма с элементами веротерпимости. Последний вариант означал компромисс государства с церковным институтом в рамках законодательства о культах и был нацелен на политическое взаимодействие с Церковью во внутренней и внешней политике.

Во внутренней политике это была попытка приспособить Церковь к решению задач социалистического строительства. Во внешней — к совместной антивоенной деятельности. М.И. Одинцов выделяет три основных постулата политики компромисса. Вопервых, властью подчеркивалась разница положения верующих в социалистическом обществе по сравнению с буржуазном. Во-вторых, — преданность большинства верующих советскому строю.

В-третьих, акцентировалось конституционное право на свободу совести 4.

В 90-е гг. появляется и научная публицистика: книги В.А. Алексеева «Штурм небес отменяется? Критические очерки по истории борьбы с религией в СССР» и В. Русака (Степанова) «Свидетельство обвинения. Церковь и государство в Советском Союзе». Данные работы носили критический и разоблачительный по отношению к советской религиозной политике характер5.

Одна из характерных черт историографического процесса постсоветской эпохи — появление специальных диссертационных исследований по названной проблеме. Если в течение 1990— 1999 гг. было защищено 5 докторских и 6 кандидатских диссертаций, то, в последующем, проблема государственно-церковных отношений стала весьма распространенной в региональных исторических исследованиях 6.

Проблематика государственно-церковных отношений находится в поле зрения историков РПЦ. В 1993 г. в «Журнале Московской Патриархии» была опубликована статья преподавателя Минской духовной семинарии священника С. Гордуна «Русская православная церковь в период с 1943 по 1970 год». На основе вводимых в научный оборот архивных документов фонда Совета по делам религий при Совмине СССР, автор подробно остановился на примерах сопротивления руководства Московской Патриархии, духовенства и прихожан антицерковной политике властей 7.

Одним из наиболее авторитетных представителей церковной исторической науки является протоиерей В. Цыпин, заместитель Учебного комитета РПЦ, курирующего деятельность научно-богословского отдела. Из под его пера вышли такие книги, как «История Русской Православной Церкви 1917—1990», «История Русской Церкви 1917—1997», « Русская Православная Церковь 1925—1938», «История Русской Православной Церкви в синодальный период 1700—2000 гг.» 8.

Исследованием проблемы государственно-церковных отношений в СССР задолго до перестройки стали заниматься зарубежные авторы. Зарубежная историография темы отмечена книгой протоиерея Д. Константинова «Зарницы духовного возрождения (православная церковь в СССР в конце шестидесятых — начале семидесятых)». Важным моментом в работе явилась, на наш взгляд, попытка дифференцированного подхода к исследованию истории Русской Православной Церкви в СССР. История РПЦ, по мнению автора, это не только история Московской Патриархии в лице иерархов и клириков, но и история, связанная с деятельностью верующего народа 9.

Большой вклад в дело изучения истории отношений государства и церкви в советский период внесла книга Константинова «Гонимая Церковь: Русская православная церковь в СССР», опубликованная в 1999 г. Большое внимание в работе уделяется особенностям развития атеистической пропаганды, делается вывод о ее неэффективности и обреченности 10.

Одной из первых серьезных монографических работ, пытающихся всесторонне исследовать процесс развития государственно-церковных отношении, стала книга канадского ученого Д.В.

Поспеловского «Русская Православная Церковь в ХХ веке». Важным материалом для этой работы явились статьи в эмигрантских журналах, в том числе самиздатовские документы. В каком-то смысле книга продолжила исследования таких зарубежных авторов как Г. Рар (А. Ветров), Л. Регельсон, Г. Граббе, А. Боголепов 11.

Книга Д. Поспеловского изобилует красноречивыми фактами драматической истории РПЦ в советский период, приводятся статистические параметры развития церковной организации. Автор показывает, как в результате преследования, церковная жизнь все более приобретает опасные для власти нелегальные формы 12.

На основе имеющихся эмигрантских источников английский исследователь Дж. Эллис написала работу, посвященную государственно-церковным отношениям в СССР в эпоху диссидентского движения. Более фундаментальный характер представляет монография американского ученого Н. Дэвиса, написанная на материалах центральных российских архивов и охватывающая весь период советской истории с 1917 г. 13.

Исторический анализ взаимоотношений государства, церкви и общества содержатся в комментариях к отдельным разделам сборника «Русская православная церковь в советское время (1917—1991). Материалы и документы к истории отношений между государством и церковью», составленных Г.М. Штриккером. По его мнению, после отставки Хрущева ни о каком изменении политического курса в отношении РПЦ говорить нельзя, поскольку при новом руководителе партии и государства не было осуждено или отменено ни одно репрессивное мероприятие или решение предшествующего правления 14.

Сборник, составленный Г.М. Штриккером, был серьезно дополнен сборником документов и фотоматериалов «Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917— 1941», подготовленным при участии Института Российской истории РАН, Библейско-Богословским институтом Св. апостола Андрея и РГАСПИ 15.

Среди исследований 90-х гг., несомненно, выделяется монография М.В. Шкаровского, который на огромной источниковой базе (автором использованы материалы 60 архивных фондов, хранящиеся в 18 архивохранилищах) раскрывает модель государственно-церковных отношений в 1939—1964 гг. Работу отличает комплексный подход в определении факторов, влиявших на государственную религиозную политику, выделении ее этапов, изучении эволюции конституционно-правовой базы и деятельности специальных органов, осуществлявших данную политику, а также выяснении внутренних эволюционных процессов идеологии Русского Православия в указанный период. Работа М. Шкаровского, выполненная при содействии «Общества любителей церковной истории» при Крутицком Патриаршем подворье, восполнила значительные пробелы в знаниях по истории РПЦ, позволила по-новому взглянуть на уже разработанные аспекты темы, скорректировать уже существующие концепции. Работа дает целостное и адекватное представление об историческом опыте формирования, осуществления государственной религиозной политики и развития РПЦ как особого социального института в 1939—1964 гг. Широкий круг затрагиваемых вопросов позволил автору затронуть все элементы идеологической борьбы государства с Церковью. Он наметил, но подробно не рассмотрел проблему внедрения новых гражданских обрядов в жизнь советских людей. Автор разделяет мнение Д. Поспеловского о том, что мероприятия антицерковной политики Хрущева нанесли РПЦ тяжелый урон, но желаемых результатов не достигли 16.

В начале ХХI века тема государственно-конфессиональных отношений становится предметом научного интереса широкого круга исследователей, объединенных в зарегистрированную в 2002 г. Российскую общественную организацию «Объединение исследователей религии» (РОИР). Объединение имеет свой сайт, публикует ежегодный сборник статей «Свобода совести в России:

исторический и современный аспекты», регулярно проводит международные и российские конференции и семинары. В ряду работ, подготовленных РОИР в последние годы, хочется отметить книгу М.И. Одинцова «Власть и религия в годы войны (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.)». Книга была написана на основании выявленных автором архивных документов, в приложении были помещены 100 наиболее важных документов, некоторые из которых публиковались впервые 17.

Теме государственно-церковных отношений в СССР в 40— 60-е гг. ХХ века посвящена монография Т.А. Чумаченко «Государство, православная церковь, верующие.1941—1961 гг.». Автор считает, что руководство Совета в отношениях с РПЦ следовало конституционно-правовой линии, в том числе в кризисных ситуациях. Большое внимание автор уделяет особенностям работы Совета по делам РПЦ при Совете Министров СССР и, в частности, считает, что замена Г.Г. Карпова на В.К. Куроедова в его руководстве привнесла мотивы «политической войны» в деятельность этого ведомства 18.

Большой интерес представляет книга петербургского историка А.Н. Кашеварова «Государство и церковь. Из истории взаимоотношений Советской власти и Русской православной церкви.

1917—1945 гг.»19.

Оригинальный и самостоятельный характер носит монография О.Ю. Васильевой «Русская православная церковь и II Ватиканский собор. Факты. События. Документы». Автор разделяет мнение М. Шкаровского о том, что масштабные гонения на Церковь в хрущевский период были вызваны, тем, что политика нормализации церкви рассматривалась как часть сталинского наследия, не совместимого с идеологией коммунистического строительства20.

Оценивая, в целом, историографию проблемы государственно-церковных отношений, важно отметить влияние на эти работы конфессиональных предпочтений или антипатий авторов.

Это просматривается в лексическом аппарате, используемом в работах, когда авторы проявляют либо пиетет к конфессиональной лексике, либо демонстрируют внеконфессиональный подход и межконфессиональный плюрализм.

В настоящее время среди российских исследователей проблемы отношений советского государства и Русской Православной Церкви существуют, по меньшей мере, два основных научных направления. Первое направление можно условно назвать «апологетическим». В него входят богословы (В.Цыпин и др.), светские историки и культурологи, увязывающие судьбы Церкви с судьбами русского народа. Политику советского государства по отношению к Церкви они показывают как в целом безбожную и репрессивную, а роль Церкви в этих условиях, как страдательную и трагическую. К этому направлению вплотную примыкают две сравнительно автономные группы исследователей. Во-первых, это группа ученых, объединенных в «Общество любителей церковной истории» при Крутицком Патриаршем Подворье. Представители этой школы, проявляя симпатии к драматическому образу Церкви в эпоху тоталитаризма, вместе с тем декларируют отход от односторонних, обычно негативных, оценок взаимоотношений государственных органов и Церкви в советский период. Во-вторых, постоянно заявляет о себе группа исследователей так называемого «традиционно-православного толка», часть которых сосредочена в Институте религиозных и социальных исследований отделения общественных наук Национального института развития РАН (В. Махнач и др.). Амбивалентность этой группы проявляется в диапазоне: от идеи православной монархии до концепции «православного сталинизма».

Исследователи другого направления, работающие в русле «Российского общества исследователей религии» (РОИР), пытаются демонстрировать позицию отхода от чисто обвинительного уклона в отношении религиозной политики советского государства.

Деятельность Совета по делам РПЦ сталинского периода и Совета по делам религий они сравнивают с деятельностью петровского Святейшего Синода. В то же время, по мнению некоторых историков, попытка ученых РОИР оставить в стороне православную догматику, порой не позволяет выходить на глубокие теоретические обобщения 21.

Разумеется, приведенная классификация исследовательских направлений и, особенно, групп носит весьма условный характер, но, в то же время, подчеркивает специфику процесса исследования проблемы государственно-церковных отношений. Историк С. Антоненко из исследовательской ассоциации «АИРО-ХХ»

справедливо считает: «Сегодня у исследователя остается не так много возможностей выдержать отстраненно-агностический тон, или отделаться стандартными, «ритуальными» формулировками — религиозная составляющая так или иначе становится частью исторического сознания и требует от служителя музы Клио самоопределения к себе... Присутствие «вероисповедного» измерения ставит перед историком множество этических и методологических проблем — но одновременно создает возможность более глубокой рефлексии и, соответственно, более глубокого проникновения в предмет изучения. Практика показывает: корректность и вероисповедная определенность совместимы» 22.

В конце ХХ — начале ХХ в. историография пополняется региональными исследованиями истории отдельных епархий в советский период. Среди них выделим книги С.Н. Минина, С.А. Чеботарева и А.А. Федотова, посвященные истории Владимирской, Тамбовской и Ивановской епархий 23.

К настоящему моменту пока отсутствуют обобщающие работы по истории государственно-церковных отношений в Рязанской области во второй половине ХХ века. Этот пробел отчасти восполняют работы, освещающие вехи истории Рязанской епархии, жизнь святых и праведников. К таковым относятся работы Ю.А. Дегтева «Рязань православная», Т.Ю. Веселкиной и Э.К. Киселевой «Собор рязанских святых», Т.Ю. Веселкиной «Святые и праведники земли Рязанской». Серьезным архивно-исторической работой является 1-й том Книги памяти новомучеников и исповедников Рязанских «Были верны до смерти…».

В ней наряду с историческими событиями рассказывается о подвиге за Христа новопрославленных мучеников и исповедников Рязанских. Определенный вклад в изучение темы внесла работа Ю.В. Гераськина «Государство и Церковь (из истории государственно-церковных отношений в Рязанском крае в ХХ веке) 24.

Сложная и во многом противоречивая история Русской Православной Церкви в советский период изучалась с конца 80-х гг. по настоящее время целым рядом ученых 25. Там не менее, ряд вопросов еще не стал в полной мере объектом научного анализа. Многие исследователи ограничиваются анализом политически обособленных периодов. Выделяют два, три и даже десять обособленных периодов в истории государственно-церковных отношений. Они, по признанию одного из авторов, конкретизирующего эти периоды, историка М.Шкаровского, как правило, совпадают с переломными этапами в истории государства и общества. По его мнению, «такое совпадение не случайно, поскольку церковная политика всякий раз по-своему отражает внутреннюю политику властных структур в целом…. И церковь никогда не отделяла себя от интересов общества» 26.

С подобным подходом вряд ли согласятся церковные историки, опирающиеся на периоды жизни и деятельности Патриархов. Главное, исследователи вряд ли будут оспаривать точку зрения о том, что дробление истории взаимоотношений государства и Церкви на малые, привязанные к политической истории периоды, носит условный характер. Оно привязано, порой, не к кардинальным изменениям религиозной политики советского государства, а к хронологическим рамкам нахождения у власти отдельных партийно-государственных лидеров или отдельным колебаниям, лавированиям правительственного курса по типу: наступление — оттепель — рецидив наступления. Случалось, что этим циклам соответствовали изменения в общественном мнении: религиозные настроения либо обострялись, либо верх брали антиклерикальные тенденции. Однако при любых колебаниях преобладающей линией был государственный атеизм, в либеральном или в консервативном исполнении.

Следует также учитывать, что политический режим нередко практиковал такую тактическую уловку как видимость веротерпимости. В этой связи любой из дробных периодов уязвим. Каждый, из выявленных исследователями малых периодов, можно оспорить в плане последовательности проводимой в его рамках государственно-церковной политики. Негатив дробного рассмотрения заключается в преувеличении степени неустойчивости государственно-церковных отношений 27.

При дробном подходе воздействие характерного для России ХХ века процесса перехода к индустриальному обществу на религиозную жизнь населения и церковную политику государства рассматривается фрагментарно. Целесообразным представляется анализ более широких исторических периодов, привязанных к социально-экономическим и демографическим параметрам развития с учетом Всесоюзных переписей населения, вплоть до начала незавершенного перехода советского общества к постиндустриальному этапу. Это позволит определить, как трансформировалась государственно-церковная политика под воздействием глубинных объективных факторов развития советского общества.

В последнее время стали появляться диссертационные исследования, рассматривающие эволюцию государственно-церковных отношений в более или менее продолжительных хронологических рамках 28. В докторской диссертации И.И. Масловой «Эволюция вероисповедной политики советского государства и деятельности Русской Православной Церкви (1953—1991 гг.)»

справедливо подвергается сомнению целесообразность дробной периодизации в исследовании проблемы государственно-церковных отношений в СССР. В то же время не вполне бесспорным представляется тезис автора о прямом и приоритетном воздействии на вероисповедную политику государства идеологических факторов 29. Данному тезису противоречат «новый конфессиональный курс Сталина», антицерковная политика государства в период хрущевской «оттепели».

За 20 лет советской истории (конец 1930-х — конец 1950-х гг.) два тотальных наступления государства на Церковь совпали с двумя этапами индустриальной революции в СССР. В конце 70- гг. начинается незавершенный переход к постиндустриальному этапу развития советского общества, который также предполагал определенное изменение вектора государственной конфессиональной политики.

Автор сознательно отказался от дробной периодизации при рассмотрении истории государственно-церковных отношений, т.к. подобный подход размывает контуры конфессиональной политики и затрудняет объемный анализ эволюции отношений государства и церкви на фоне действия социально-экономических и демографических факторов долговременного характера.

В исследовании проблемы отношений государства и Церкви представляется важным учет социально-демографических изменений в развитии общества. Без учета их воздействия на общественную психологию затрудняется анализ такого субъекта в сфере государственно-конфессиональных отношений как верующие. Было бы не совсем правильно ограничивать исследование религиозной политики власти анализом дихотомии только институтов государства и Церкви, без включения в нее верующих.

Исследование истории государственно-церковных отношений в России представляется также невозможным без осмысления процессов, происходящих в традиционной среде ее поддержки — провинции, в которой было сосредоточено большинство церковных приходов. Глубинный потенциал существования и воспроизводства религии Церковь черпала в провинции. К сожалению, практически отсутствуют работы, анализирующие связь демографии, религиозного поведения населения и религиозной политики государства. Из имеющихся в этом плане работ можно отметить лишь диссертационное исследование Е.П. Мареевой «Церковный фактор в демографическом поведении населения Тамбовской губернии в ХIХ — начале ХХ вв. 30.

Автору представляется целесообразным исследование периода развития государственно-церковных отношений периода с конца 1930-х до конца 1970-х гг. С верхней и нижней границей хронологии совпадает не только проведение Всесоюзных переписей населения 1939 и 1979 гг., но и принятие двух советских конституций 1936 и 1977 гг. Конституции не только конкретизировали новое политическое и социально-экономическое состояние советского общества, но и декларировали определенные правовые основы принципа свободы совести. В середине взятого для исследования периода размещается промежуточный индикатор состояния советского общества — Всесоюзная перепись 1959 г.

Для обоснования хронологических рамок исследования автор выделяет те параметры демографической ситуации в стране, которые, на его взгляд, оказывали влияние на состояние Русской Православной Церкви, государственно-церковные отношения.

В 1939 г. в стране насчитывалось в среднем 30 % горожан.

Переход к индустриальному обществу, урбанизация вызвали активную миграцию из села в город. Доля городского населения с 1939 по 1959 гг. возросла с 33 до 52 %. Прирост городского населения в указанный исторический период в ряде регионов Центральной России был ниже общесоюзных показателей. В Рязанской области доля горожан выросла с 10,6 до 29,9 % 31.

В то же время необходимо отметить, что оперирование данными переписи 1939 г. требует известной осторожности. Известно, что при подведении итогов этой переписи общее число горожан было сознательно завышено за счет экстренного, не вполне обоснованного зачисления многих сельских населенных пунктов в черту города. В силу этого будет логично предположить, что фактическое число жителей российской деревни в 1939 г. было несколько большим и, соответственно, убыль за 20 лет окажется еще более масштабной.

Особо большие людские потери селу причинила Великая Отечественная война. В 1940 г. численность сельского населения страны составляла 130965 человек, в 1946 г. — 97883 человек.

Определенное снижение естественного прироста населения было особо характерно для Центрального региона, особо пострадавшего в годы войны. По сравнению с 1939 г. к 1956 г. численность сельских жителей Рязанской области снизилась на 621 тысячу человек (т.е. ущерб, причиненный войной компенсирован не был).

При этом число горожан возросло только на 108 тысяч человек.

Существенным демографическим фактором была потеря 10 районов и, соответственно, приходов, которые при перекройке территориально-административных границ перешли к вновь образуемой Липецкой области 32.

За 20 лет (1939—1959 гг.) общая численность сельского населения России снизилась на 16,1 млн. человек, в том числе по областям Российского Нечерноземья на 3,7 млн. человек (33 %), а его доля в составе населения — с 2/3 в 1939 г. до 48 % в 1959 г.

В результате, в конце рассматриваемого периода в сельской местности проживало менее половины населения России (48 %), хотя еще 20 последующих лет население деревни численно доминировало в общем составе населения 33. Традиционное для страны преобладание деревни еще не завершилось. В традиционных аграрных регионах снижение удельного веса сельских жителей шло медленнее, чем в других. Наименьшее снижение было зафиксировано в Центрально-Черноземном регионе: за 20 лет с 86 % до 73 %. Плотность сельского населения в Тамбовской области в 1939—1959 гг. снизилась в полтора, в Рязанской в два раза, а его численность — соответственно на 26 и 40 %. При общем снижении численности доля сельских жителей в общем составе населения Рязанской области за 20 лет снизилась ненамного: с 89,4 до 70,1 % Население рязанской деревни насчитывало чуть более 1 млн. человек. Доля занятых в сельском хозяйстве Рязанской области рабочих и служащих, составляла 81 % 34.

Кратковременным периодом стабилизации численности сельского населения стал 1953—57 гг., вследствие ликвидации прежних жестких экономических и социальных ограничений в отношении деревни. Определенное воздействие на эти процесс оказала целинная эпопея. Любопытно, что историки религии зафиксировали в отмеченный период всплеск религиозной обрядности 35. В Рязанской области, например, в этот период отмечается повышение количества очных отпеваний, о чем свидетельствовало повышение дохода от этой требы на 29 % за 1956—1957 гг.

При этом, показатель смертности не увеличился и составил за 50-е гг. 8,2—8,4 умерших в расчете на тысячу человек населения 36.

Существенные изменения в размещении сельского населения России произошли с 1959 по 1979 гг. Для этого периода характерны рост городского населения с 61,5 до 95,4 млн. человек (в 1,5 раза) и сокращение сельского — с 55,9 до 42,2 млн. человек (в 1.33 раза). В 1961 г. численность и доля городского населения сравнялись с сельским, а в 1974 г. удельный вес городского населения в общей численности населения поднялся до 60 %. В том же 1974 г. был взят курс на укрупнение сел и уничтожение обнищавших «неперспективных» деревень 37.

На уменьшении сельского населения сказалось изменение статуса ряда крупных сельских поселений, которые были переведены в разряд поселков городского типа. В РСФСР начиная с 1958 г. к поселкам городского типа стали относиться населенные пункты, имеющие 3 и более тысяч жителей, из которых не менее 85 % — рабочие, служащие и члены их семей. Они возникали в сложившихся агломерациях из больших и растущих сельских поселений или в связи с эксплуатацией естественных ресурсов и их транспортировкой. В 1959 г. насчитывалось 2940 поселков городского типа, к 1973 г. их стало 3666 38.

Снижение численности сельского населения происходило как в результате перехода из села в город, так и по причине уменьшения естественного прироста в сельской местности (из-за продолжавшегося процесса старения населения). Убыль сельского населения Рязанской области в 1956—66 гг. составила 250 тысяч человек. За этот период население областного центра увеличилось на 150 тысяч жителей. С 1959 по начало 1980-х гг. Россия потеряла около 140 тысяч деревень. Доля городского населения возросла с 52 в 1959 г. до 70 % в 1979 г. Абсолютный прирост сельского населения страны прекратился 39.

Интенсивная убыль сельского населения и соответствующий ей более быстрый рост числа горожан, столь характерные для рассматриваемого 20-летия, отмечались в тех регионах, где развитие индустриализации получило огромный импульс в послевоенные годы. Таким регионом была, например, Рязанская область, где доля сельского населения к 1979 г. упала до 41,7 % 40.

Вслед за демографическими изменениями происходит трансформация социальной структуры и поведения сельских жителей. Получают распространение глубокие деформационные процессы, касающиеся сущностных характеристик природы крестьянства (так называемое раскрестьянивание). Крестьяне, уходя в город, расставались с привычной обстановкой своей жизни, расставались вместе с тем и с верой, которая для них ассоциировалась с привычными формами традиции и образами приходского храма. Вслед за разрушением привычного крестьянского быта шло разрушение традиционного мировоззрения и религиозности.

Под влиянием социокультуры города кардинально менялись взгляды селян на жизнь. Навещающие родные места «горожане-новоселы» своими рассказами и личным примером способствовали изменению традиционного крестьянского мировоззрения. Исчезало понятия о патриархальной семье, плотской чистоте, святости плодоношения. Росло число незаконных сожительств, абортов, незаконнорожденных детей, хулиганство, преступность, пьянство. Сокращался период активной репродукции, происходит переход от традиционного к рациональному типу воспроизводства в нуклеарной семье. Главное, активизировались процессы размывания православного церковного сознания, его преемственности. Ликвидация монастырей, храмов, святых мест, православных святынь способствовала этому. Процессы миграции сельского населения ускорили закрытие ряда сельских храмов. При этом новые церкви в городах открывались крайне редко. Хрущевское наступление на Церковь совпало с этим переломным с точки зрения демографического развития моментом.

В начале 70-х гг. снизилась посещаемость церквей, серьезной стала кадровая проблема. Как писал в 1974 г. журнал РПЦЗ «Православная Русь», в силу биологических причин стали уходить контингент молящихся, на которых все последние 30 лет продержались открытые храмы 41. С середины 70-х начинается приток в церковь «новообращенных», в том числе из атеистических семей, проживающих в городе. Тип воспроизводства религиозного сознания меняется. Кардинальные сдвиги происходят и в кадрах Церкви. К концу 70-х гг. отмечено в 3 раза больше хиротоний, чем в начале десятилетия 42.

Феномен «религиозного возрождения» второй половины 70-х гг. во многом был связан с кризисом умонастроений советских людей, не дождавшихся обещанного «коммунистического рая» на земле. Кризис ожиданий была призвана устранить концепция «развитого социализма», предложенная в Конституции СССР 1977 г. Конституция зафиксировала новое социальное состояние общества, сформировавшееся в ходе перехода к индустриальному обществу. Проявилась тенденция к совершенствованию практики нормативно-правового регулирования государственно-церковных отношений.

Целью предпринятого исследования является анализ эволюции отношений советского государства и Русской Православной Церкви в конце 30-х — 70-е гг. ХХ столетия на материалах Рязанской области, а также ряда других, близко расположенных от нее областей Центральной России Объектом исследования в данной книге выступают Русская Православная Церковь в лице отдельных ее епархий, приходов (материальная база, духовенство, верующие) и система государственных органов, осуществляющих религиозную политику по делам РПЦ (религий) при Совете Министров, институт региональных уполномоченных. В качестве предмета исследования выступает деятельность Русской Православной Церкви на примере Рязанской, Тамбовской, Владимирской епархий, характер ее взаимоотношений с государством.

Методологическую основу составил принцип историзма, заключающийся в объективности и непредвзятости исследования.

Кроме того, были использованы системный, сравнительно-исторический и статистический методы. В частности, использован сравнительно-региональный анализ государственно-церковных отношений в исследуемый период с показом развития общесоюзной ситуации. Для того, чтобы выдержать принцип последовательности и целостности исследования в качестве доминирующей линии, использованы сюжеты рязанской истории с иллюстративно-сравнительным приложением материалов из истории Тамбовской и Владимирской областей.

Рязанская, Тамбовская и Владимирская области были на протяжении длительного исторического периода связаны между собой общностью ряда территорий и, соответственно, преемственностью исторических традиций.

До середины 18 века Рязанская епархия именовалась сначала Муромо-Рязанской, затем Рязанской и Муромской. Во второй половине 18 века епархия называлась Рязанской и Шацкой, затем до 1929 г. — Рязанской и Зарайской. Период советской истории принес множество административно-территориальных изменений. После 1929 г. епархия именуется вновь Рязанской и Шацкой, а с 1944 г. по настоящее время — Рязанской и Касимовской.

Нельзя не отметить особенности областных переделов в советскую эпоху. В 1923 г. Елатомский и Шацкий уезды были исключены из состава Тамбовской и переданы в состав Рязанской губернии. В 1926 г. из Касимовского уезда Рязанской губернии были переданы в состав Гусевского уезда Владимирской губернии населенные пункты Великодворье, Курлово и Гусь-Хрустальный. В феврале 1938 г. Варейкисовский, Ламской, Сосновский и Старо-Юрьевский районы были исключены из состава Рязанской и переданы в состав Тамбовской области. Как указывалось ранее, в 1954 г. 10 районов Рязанской области переходит в Липецкую область 43.

Источниковую базу работы составили материалы центральных архивов: ГАРФ, РГАСПИ, РГАНИ, включающих фонды Совета по делам РПЦ (религий) при Совете Министров СССР, Секретариата ЦК КПСС, Отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) и КПСС, Идеологического отдела ЦК КПСС. Богатый фактический материал почерпнут из региональных архивов Рязанской, Тамбовской, Владимирской областей: ГАРО, ГАВО, ГАТО (фонды уполномоченных по делам РПЦ (религий), обкомов КПСС, облисполкомов), сборников документов, энциклопедических и статистических справочников, монографий, диссертаций, материалов периодической печати (журнальные и газетные публикации).

Куроедов, В.А. Религия и церковь в советском обществе. — 2-е изд., доп. — М.: Политиздат, 1984.; Гордиенко, Н.С. Крешение Руси:

факты против легенд и мифов (полемические заметки). — Л.: Лениздат, 1986; Эволюция русского православия (20— 80-е годы ХХ столетия). — М., 1984; Современное русское православие. — Л., 1987.

Русское православие. Вехи истории // Науч. ред. А.И. Клибанов. — М.: Политиздат, 1989. — С. 699—701.

Одинцов М.И Хождение по мукам. 1954—1960 гг. // Наука и религия. — 1991. — № 5—8; Десять лет жизни патриарха Алексия 1955—1964 // Отечественные архивы. — 1994. — № 5; Русская Православная Церковь в ХХ веке: история взаимоотношений с государством и обществом. — М., 2002; Вероисповедальная политика советского государства в 1939—1958 гг. // Власть и церковь в СССР и других странах Восточной Европы. 1939—1958 (Дискуссионные аспекты). — М., 2003.

Одинцов, М.И. Хождение по мукам // Наука и религия. — 1991. — № 7. — С. 2.

Алексеев, В.А. Штурм небес отменяется? Критические очерки по истории борьбы с религией в СССР. — М.: Россия молодая, 1992;

Русак, В. (Степанов) Свидетельство обвинения. Церковь и государство в Советском Союзе». — Ч. 1—3. — М., 1993.

Докторские диссертации: Васильева, О.Ю. Русская Православная Церковь в политике советского государства в 1943—1948 гг. — М., 1999; Корзун, М.С. Русская православная церковь: деятельность и мировоззрение (X век — 1988 год). — Минск, 1993; Одинцов, М.И.

Государственно-церковные отношения в России (на материалах отечественной истории XX века). — М., 1996; Шимон, И.Я. Отношения советского государства и Русской Православной Церкви в период Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. — M., 1995; Шкаровский, М.В. Русская православная церковь и религиозная политика советского государства в 1939—1964 гг. — СПб., 1996; Правовой статус, положение, деятельность, внешняя политика Русской православной церкви в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. — Самара, 2003.

Кандидатские диссертации: Гущина, А.В. Эволюция отношений государства и Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны (1941—1945 гг.). — М., 1996; Чумаченко, Т.А.

Советское государство и Русская православная церковь (История взаимоотношений 40-е — первая половина 50-х гг.). — М, 1994.

Гордун, С. Русская православная церковь в период с 1943 по 1970 год // Журнал Московской Патриархии. — 1993. — № 2.

Цыпин, В. (протоиерей) История Русской Православной Церкви 1917—1990 (учебник для православных духовных семинарий). — Московская Патриархия: Хроника, 1994; История Русской Церкви 1917—1997.— М., 1997— Т. 9.; Русская Православная Церковь 1925—1938. — Изд. Сретенского монастыря, 1999; История Русской Православной Церкви в синодальный период 1700—2000 гг.

— М., 2006.

Константинов, Д.В. Зарницы духовного возрождения (православная церковь в СССР в конце шестидесятых — начале семидесятых). — Лондон (Канада), 1974;

Константинов, Д.В. Гонимая Церковь: Русская православная церковь в СССР. — М., 1999. — С. 226.

Рар, Г. (Ветров А.) Плененная Церковь. — Франкфурт-наМайне, 1954. — С. 103; Регельсон, Л. Трагедия Русской Церкви. — М., 1996; Грабе, Г. Правда о Русской Церкви на родине и за рубежом.

— Джорданвилль, Нью-Йорк: Свято-Троицкий монастырь, 1961; Боголепов, А.А. Церковь под властью коммунизма. — Мюнхен, 1958.

Поспеловский, Д.В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. — М.: Республика, 1995. — С. 310.

Эллис, Д. Русская Православная Церковь. Согласие и инакомыслие. — Лондон, 1990; Davis N. Long Walk to the Church. A Contemporary History of Russian Orthodoxy. — USA, 1995.

Русская православная церковь в советское время (1917—1991).

Материалы и документы к истории отношений между государством и церковью // Сост. Г.М. Штриккер. — М., 1995. — Т. 2. — С. 50—51.

Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917—1941. Сб. док. — М., 1996.

Шкаровский, М.В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве (государственно-церковные отношения в 1943—1964 гг.). — М., 1999. — С. 390.

Одинцов, М.И. Власть и религия в годы войны (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.). — М.: РОИР, 2005.

Чумаченко, Т.А. Государство, православная церковь, верующие. 1941—1961 гг. — М., 1999. — С. 16, 221.

Кашеваров, А.Н. Государство и церковь. Из истории взаимоотношений Советской власти и Русской православной церкви. 1917— 1945 гг. — СПб., 1995.

Васильева, О.Ю. Русская православная церковь и II Ватиканский собор. Факты. События. Документы. — М. : Лепта-Пресс, 2004.

Российская общественная организация «Российское объединение исследователей религии» сайт: www.rusoir.ru.

Антоненко, С. Конфессиональная составляющая исторического дискурса в современной России // Исторические исследования в России — II. Семь лет спустя // под ред. Г. Бордюгова. — М. : АИРОХХ, 2003. — С. 310.

Минин, С.Н. (священник) Очерки по истории Владимирской епархии Х—ХХ вв. — Владимир: Нива, 2004; Чеботарев, С.А. Тамбовская епархия 40—60 гг. ХХ века. — Тамбов, 2004; Федотов, А.А.

(священник) История Ивановской епархии. — Иваново, 2000.

Дегтев, Ю.А. Рязань православная. — Рязань, 1993; Веселкина Т.Ю. Собор рязанских святых / Т.Ю. Веселкина, Э.К. Киселева. — Рязань, 1998; Веселкина, Т.Ю. Святые и праведники земли Рязанской. — Рязань, 2000; Были верны до смерти… Книга памяти новомучеников и исповедников Рязанских. — Рязань, 2003. — Т. 1.; Гераськин, Ю.В.

Государство и Церковь (из истории государственно-церковных отношений в Рязанском крае в ХХ веке). — Рязань, 2003.

Кандидатские диссертации: Аленов, А.Н. Власть и церковь в русской провинции в 1917—1927 гг. На материалах Тамбовской губернии. — М., 2005; Еремин, А.В. Формирование социальной концепции РПЦ в контексте государственно-церковных отношений 1988— 2000 гг. — Ярославль, 2004; Ламанская, Н.Б. Государственная политика по отношению к религии и верующим в 1954—1964 гг. На материалах Красноярского края. — Абакан, 2004; Молодов, О.Б. Советское государство и русская православная церковь на Европейском Севере в 1969—1980-е годы: деятельность уполномоченных, приходское духовенство. — Архангельск, 2006; Шкуратов, С.Б. Взаимоотношения советского государства и Русской Православной Церкви в 40—60 е годы ХХ в. — М, 2006; Реутов, В.В. Социальное служение церкви в ХХ в.

На материалах Курской епархии. — Курск, 2006; Потапова, А.Н. Религиозная политика Советского Государства и ее осуществление на южном Урале в 1941—1958 гг. — М., 2005; Прядкина, О.А. Взаимоотношения советского государства и Русской Православной Церкви в 1941—1954 гг. На материалах областей верхнего Поволжья. — Кострома, 2004; Хрусталев, М.Ю. Русская Православная Церковь в центре и на периферии в 1918—1930-х гг. На материалах Новгородской епархии. — М., 2005; Чеботарев, С.А. Отношения государства и церкви в середине 1940-х — середине 1960-х гг. На материалах Тамбовской области. — Тамбов, 2001.

Шкаровский, М.В. Указ.соч. — С. 8.

Одинцов, М.И. «Путь длиною в семь десятилетий: от конфронтации к сотрудничеству (Государственно-церковные отношения в истории советского общества // На пути к свободе совести». — М.:

Прогресс, 1989. — С. 29—71.

Кандидатские диссертации: Абдулов, Н.Т. Уфимская епархия в системе государственно-церковных отношений: 1917—1991 гг. — Уфа, 2006; Белкин, А.И. Государственно-церковные отношения в Мордовии в 20-х — начале 60-х годов ХХ века (на материалах русского православия). — Саранск, 1995; Вяткин, В.В. История Пермской епархии в ХIХ-начале ХХI века: формы и методы церковной деятельности, государственно-церковные отношения. — Пермь, 2005; Горбатов, А.В.

Церковно-государственные отношения в Кемеровской области (1943— 1969 гг.). — Кемерово, 1996; Подмарицын, А.Г. Взаимоотношения Русской Православной Церкви и государственных органов в Самарском регионе: 1917—1941 гг. — М., 2006; Тюрина, Л.В. Государство и Русская православная церковь: эволюция отношений. 1917—2000 гг. — Курск, 2000; Федотов, А.А. Русская Православная Церковь в 1960— 1990-х гг.: внутрицерковная жизнь и взаимоотношения с государством. — Иваново, 2000;

Докторская диссертация: Катунин, А.Ю. Православная церковь и государство. Проблема взаимоотношений в 1917—1939 гг.

(на материалах Крыма). — Симферополь, 2003.

Маслова, И.И. Эволюция вероисповедной политики советского государства и деятельности Русской Православной церкви (1953— 1991): Дис. …докт. ист. наук. — М., 2005. — С. 465.

Мареева, Е.П. Церковный фактор в демографическом поведении населения Тамбовской губернии в ХIХ-начале ХХ вв.: Автореф.

дис....канд. ист. наук. — Тамбов, 2003.

Рязанской области 60 лет. Юбилейный сборник. — Рязань, 1997. — С. 11.

Народное хозяйство Рязанской области. Статистический сборник. — М.: Статистика, 1967. — С. 14.

Доленина, О.Е. Некоторые особенности динамики плотности населения России в период 1913—1989 гг. // Известия Русского географического общества. Сентябрь-октябрь 2005. — Т. 137. — Вып. 5. — С. 27—28; Население России в ХХ веке. Исторические очерки: в 2 т.

1940—1959 / Отв. ред. Ю.А. Поляков. — М.: РОССПЭН, 2001. — С. 290.

Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 г. РСФСР. — М.:

Статистка, 1963. — С. 24—29; Доленина, О.Е. Указ. соч. — С. 29—30;

Народное хозяйство Рязанской области. — М.: Статистика, 1967. — С. 129; Население России в ХХ веке... — Т. 2. — С. 288—289.

Цыпин, В. (протоиререй) История Русской Церкви 1917— 1997. — М., 1997. — Т. 9. — С. 20.

ГАРО. — Ф.Р-5629. — Оп. 1. — Д. 96. — Л. 188; Рязанской области 60 лет. Юбилейный статистический сборник. — Рязань, 1997. — С. 15.

Население России за 100 лет (1897—1997). — М., 1998. — С. 32; Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 г. РСФСР. — М., 1963. — С. 24—29.

Зайончковская, Ж.А. Демографическая ситуация и расселение. — М., 1991. — С. 82—83; Население СССР. Справочник / под ред. А.Я. Боярского. — М. : Политиздат, 1974. — С. 50.

Население СССР. Справочник. — С. 51, 64; Народное хозяйство Рязанской области за 1958 г. — М. : Госстатиздат, 1958. — С. 4;

Народное хозяйство Рязанской области за 1967 г. — М.: Статистика, 1967. — С. 14.

Народное хозяйство Рязанской области. — Рязань, 1988. — С. 5.

Православная Русь. 1974. — № 21. — С. 8.

Рязанская область. Административно-территориальное деление. Справочник / М.Н. Кривельский, Л.В. Бахлина. — Рязань: Новое время, 1997. — С. 12—15.

ГЛАВА I

Эволюция отношений власти, верующих и церкви в конце 30-х — 50-х гг.

§ 1.Отношения между государством и верующими Подъем религиозных настроений общества в годы Великой Отечественной войны 1936—37 гг. — переломный период в политической жизни СССР. В 1936 г. начался процесс становления советской парламентской модели. 5 декабря VIII съезд Советов принял новую Конституцию СССР. Новый основной закон страны знаменовал собой победу социализма — «начальной стадии коммунизма».

Более 5 месяцев на бесконечных собраниях проходило всенародное обсуждение проекта новой Конституции, в котором, по данным официальной статистики, приняло участие 55 млн. человек.

В ходе обсуждения проекта Конституции в адрес Редакционной комиссии шел поток обращений: предложений, поправок, жалоб и ходатайств. В связи с декларируемыми в тексте Конституции правами граждан на свободу совести (ст. 129) и свободу собраний, шествий (ст. 115) в адрес Комиссии культов ЦИК СССР в 1936 г. поступило 5200 жалоб. Из них 380 поступило из Московской области, включавшей в свой состав до 1937 г. территорию бывшей Рязанской губернии. Каждая пятая жалоба касалась временного закрытия молитвенных зданий, их административного изъятия без соблюдения законодательства. В 1937 г.

было закрыто более 8 тысяч церквей, осталась примерно четверть от всех молитвенных зданий, используемых для богослужения до революции 1. Остальные были использованы под засыпку зерна, различные склады или просто временно прикрыты местными властями под различными предлогами: типа «ветхости», «угрозы обвала», «невыполнения ремонта в надлежащие сроки» и т.п. Каждая десятая жалоба была в отношении запрета молебнов, хождений по домам с иконами, запрещении колокольного звона и др.

Немало жалоб поступило в связи с разного рода стеснениями в регистрации священнослужителей. Подобная жалоба поступила в адрес Комиссии культов ЦИК СССР, например, из рязанской глубинки — Сараевского района 2.

Процесс конституционного строительства, к сожалению, не сопровождался изменением административной политики в отношении Церкви. К 1936 г. прекращаются деятельность Синода Православной церкви и выпуск «Журнала Московской патриархии». Под давлением власти объявил о «самороспуске» обновленческий Синод 3.

В записке отдела культпросветработы ЦК ВКП(б) секретарям ЦК ВКП (б) Андрееву А.А., Ежову Н.И. «О состоянии антирелигиозной работы» в феврале 1937 г. говорилось о попытках в ряде мест организовать демонстрации за открытие церквей и посылку делегаций в центр, причем руководители церковных организаций указывали, что свобода уличных демонстраций обеспечивается Конституцией 4. Докладная записка Комиссии культов ЦИК СССР в ЦК ВКП(б) об отношении верующих к проекту Конституции 5.

1937 год — особый год в советской истории. На него пришелся пик политических репрессий и гонений на Русскую Православную Церковь. По стране прокатилась волна судебных процессов над священнослужителями по обвинению их в шпионаже и террористической деятельности. Были арестованы около тысяч служителей церкви, расстреляны около 80 тысяч 6.

В годы гонений в Рязанской области было заведено более 1,5 тысяч политических дел на священнослужителей 7. Священники ряда епархий обвинялись в связях с «московским церковнофашистским центром». Жизненный путь многих из них оборвался вблизи поселка Бутово Ленинского района Московской области, на огороженной территории спецполигона НКВД СССР.

Приговоры приводились в исполнение и в местах задержания. В Рязанской области печально известны такие трагические объекты эпохи, как концлагерь в селе Болошнево Рязанского района, точки захоронений репрессированных у стен Лазаревского и на территории старообрядческого кладбищ 8. Сохранились свидетельства о том, что в это время на стене бывшей Троицкой церкви, превращенной в клуб железнодорожников, был помещен портрет Сталина. Перед отправкой осужденных в лагеря по пути следования к вокзалу работники НКВД заставляли их становиться перед портретом на колени 9.

Еще в январе 1936 г. по обвинению в антигосударственной деятельности в Рязани была арестована группа священников во главе с правящим архиереем Иувеналием (Масловским). Рязанский архиепископ был арестован за «участие в контрреволюционной группе», за то, что «служил в церкви торжественную панихиду по бывшему русскому царю Николаю II» и «разрешал производство тайных постригов». На очную ставку с владыкой Иувеналием вызывался тоже уже арестованный епископ Скопинский Игнатий (Садковский), викарий Рязанской епархии. Всего по делу «о контрреволюционной деятельности» владыки Иувеналия было привлечено 27 священнослужителей, в том числе иеродиакон Александр Андреев, служивший вместе с владыкой. По ст. п.10 и 11 УК РСФСР архиепископ Иувеналий был заключен в исправительно-трудовой лагерь в Сиблаге сроком на 5 лет. В ночь с 24 на 25 октября 1937 г. по приговору «тройки» НКВД Новосибирской области был расстрелян10.

Подобные карательные акции в отношении правящего епископата прошли во всех без исключения епархиях. В 1935—1936 гг.

были последовательно арестованы и в последующем расстреляны Вассиан (Пятницкий) и Венедикт (Алентов), архиепископы Тамбовский и Мичуринский. В те же годы арестовали и осудили викария Владимирской епархии епископа Ковровского Афанасия (Сахарова) и епископа Липецкого Уара (Шмартина) 11.

Под удар гонений на Православие попали не только священнослужители, но и преданные Вере миряне. Одним из таких был крупный ученый-искусствовед, автор 20 книг по искусству Древней Руси Г.К. Вагнер. В 30-е гг. он работал заведующим художественным отделом картинной галереи Рязанского краеведческого музея, где изучал древнерусскую архитектуру Рязанского края. Во время проведения одной из музейных экскурсий выступил в защиту храма Христа Спасителя, против сноса Тверской часовни, Сухаревской башни, Красных ворот. В январе 1937 г. по доносу был арестован и по постановлению тройки при УНКВД СССР за «контрреволюционную деятельность» приговорен к годам лагерей 12.

В октябре 1935 г. постановлением Президиума Рязгорсовета был закрыт Борисо-Глебский собор. Остальные, не занятые под хозяйственные нужды, разрушались. Так, под предлогом строительства спуска с улицы Старогоршечной (Грибоедова) к рере Лыбедь, на проезде Речников в Рязани была полностью снесена церковь Симеона Столпника, в которой находился чудотворный образ Божией Матери «Знамение» — Корчемная. Была также разрушена Владимирская (Семинарская) церковь 13. В апреле 1936 г.

из почти 40 дореволюционных храмов Рязани богослужения совершались лишь в пяти: Скорбященская кладбищенская и Скорбященская старообрядческая, церковь Троицкого монастыря, Вознесенская и Лазаревская. В двух последних хозяйничали обновленцы. В этом же году закрывается Лазаревская церковь.

В 1940 г. закрывается последний храм Троицкого монастыря, и единственным прибежищем православных верующих остается Скорбященская церковь 14.После ареста настоятеля церкви протоиерея о. Александра (Андреева), в храме остался служить чуть ли не единственный священник о. Борис (Скворцов), ставший в послевоенный период епископом Рязанским и Касимовским 15.

В 1938 г. в Рязанской епархии насчитывалось 335 храмов. К 1941 г. осталось 14—18 действующих храмов. Закрытие церквей шло, главным образом, по причине арестов священников, а также вследствие неуплаты налогов. К началу Великой Отечественной войны Рязанская епархия как церковно-административное объединение практически прекратила свое существование. Так же обстояло дело в других епархиях. В 1938 г. формально незакрытыми по РСФСР остались 3617 храмов, в 1939 г. — 950. Однако из-за нехватки духовенства, большей частью уже арестованного, действующими оставались около 100 храмов. В 1935— гг. за «контрреволюционную деятельность» были привлечены архиерея. На страницах журнала «Антирелигиозник» в 1935 г.

Е. Ярославский заявил о существовании в СССР целых городов, где нет ни одной церкви. К 1939 г. епархий как административных единиц уже почти не существовало. Вместе с Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Сергием осталось 4 правящих архиерея 16.

В 1937 году в СССР была проведена Всесоюзная перепись населения. В отношении так называемой «живучести религиозных предрассудков» она вскрыла неожиданную картину. Несмотря на сложную внутриполитическую ситуацию в стране из 97521 человек опрошенных 55278 человек (56,7 %) заявили о своей вере в Бога. Из них 2/3 были сельскими жителями. Большинство людей пожилого возраста, даже из тех, кто когда-то допускал разрушение храмов, оставались верующими. Более того, террор 1937 г.

породил у значительной части населения опасения за свою судьбу, судьбы родных, страх перед неясным будущим и лишь усилил религиозные настроения. Результаты переписи 1937 г. были признаны «дефектными», а ее исполнители репрессированы, поскольку отсутствие показателей прироста населения за 10 лет демонстрировали издержки политики форсированного переустройства общества. Специальным постановлением Совнаркома была запланирована на январь 1939 г. следующая перепись населения В декабре 1937 г. по всей стране, включая только что образованную Рязанскую область, в соответствии с новой Конституцией были проведены выборы в Верховный Совет СССР. И хотя безальтернативные, рекомендованные сверху кандидаты блока коммунистов и беспартийных получили 98,6 % вотума доверия (99,04 % в Рязанской области при 98,4 %, принявших участие в голосовании), сохранялось и протестное голосование 18.

Хотя цифра его была невелика — менее 1 % (632 тысячи избирателей по стране, и около 9 тысяч — по Рязанской области), власть в ходе избирательной кампании увидела, что в русской провинции, несмотря на классовые зачистки в ходе коллективизации, шквал антирелигиозной пропаганды, внедрение новой советской обрядовости, таятся оппозиционные настроения со стороны верующих 19.

Оппозиционные настроения не устранила даже практика жесткой персональной ответственности руководителей нижнего и среднего звена за ход избирательной кампании согласно решению Оргбюро ЦК ВКП(б) по Рязанской области от 26 ноября 1937 г. 20. Так, накануне дня голосования на заседании Оргбюро декабря 1937 г. за недостатки в агитационной кампании был снят с работы и исключен из партии секретарь Ново-Деревенского райкома М.С. Миронцев 21.

Анализ настроений верующих граждан в рассматриваемый период был сделан областным Советом СВБ на основе «Отчетов районных комитетов СВБ в период избирательной кампании по выборам Верховного Совета СССР». На избирательные участки должны были прийти люди, значительная часть которых помнила еще выборы в Государственную думу России, т.е. имела опыт участия в общероссийских выборах. Тогда нередко депутатами от провинции становились землевладельцы, земские деятели и волостные чины, священники. На выборах 1937 г., несмотря на то, что в деревне в ходе проведения сплошной коллективизации классовая борьба в целом завершилась, власть столкнулась со случаями сопротивления к участию в голосовании. К тем, кто бойкотировал выборы, сразу же приклеили ярлыки типа «церковник», «сектант», «баптист». Носители подобных ярлыков и составили оппозицию «блоку коммунистов и беспартийных».

Показательным было отношение православных селян к выборам, участию в них. Например, А. Астахова, из села Шостье Ерахтурского района заявила: «Не пойду голосовать, там заберете меня в свои лапы» (видно, имелись в виду лапы Антихриста).

В деревне Заулки Кадомского района ряд верующих жителей в день выборов ушли в лес. В их высказываниях сквозило опасение о том, что через участие в выборах их сделают слугами Антихриста. Звучали явно апокалипсические опасения наступления времени Антихриста. Так в деревне Савино Кадомского района противники участия в выборах заявляли следующее: «Если мы изберем Зверя, он нас всех получит». Верующие села Царево Ермишинского райна раздавали свое имущество, утверждая, что 12 декабря 1937 г. наступит конец света. Наиболее выпуклыми были зафиксированные активистами СВБ разговоры в деревне Чаур Бельковского района, селах Плахино и Липки Захаровского района о том, что в день выборов будут накладывать антихристову печать (!). Об аналогичных настроениях верующих села Волшута докладывали активисты СВБ Чапаевского района. Участие или неучастие в голосовании, таким образом, становилось вопросом исповедания веры.

В отказных высказываниях звучали ноты явного непринятия верующими безбожной власти. В селе Юшта Шиловского района верующие, отказывающиеся от участия в голосовании, публично объявили, что «не дозволяет Богородица переходить в антихристову веру!». В селе Никитино-Ванчур того же района звучали высказывания такого рода: «Власть не наша, наша власть избрана в трех лицах: Бог-отец, Бог-сын, Бог-дух святой».

В отказах от голосования нередко содержались настроения прямой оппозиционности власти. В селе Ново-Тишево Новодеревенского района в качестве доводов в пользу бойкота выборов звучала следующая достаточно откровенная и враждебная по настроению, мотивировка: «За большевиков голосовать не пойдем.

Они — погромщики церкви и мучители народа. Нам Бог сказал за них не голосовать!». Негативную реакцию вызывали кандидаты в депутаты, кооптированные из центра, например, А.Г. Зверев, заместитель наркома финансов СССР и М.Ф. Шкирятов, секретарь партколлегии ЦКК партии.

Решительность отказников нередко граничила с готовностью к самопожертвованию. Верующая села Ерахтур Орешкина решительно заявила: «Отрубите мне голову и обе руки, а голосовать и выбирать Советскую власть не пойду. Я страдаю за Христа. Христос страдал, и я буду страдать!». В селе Юшта, стоящие за веру люди, обратились к представителям местной власти со следующими словами: «Тело наше нате разорвите, но душу от нас не возьмете!».

Своеобразный рекорд по числу отказников принадлежит деревне Барашево Сасовского района, где не голосовало 126 избирателей и селу Куйманово Трубетчинского района с числом отказников в 113 человек. Эти люди шли в храм на воскресную службу, либо молились дома, либо уходили в лес, где пребывали до сумерек. Агитаторы из числа местного партийно-советского актива, которых по решению Оргбюро ЦК ВКП(б) по Рязанской области было расставлено из расчета 1 агитатор на 40 избирателей, совершали подворный обход и разносили открытки-напоминания, призывая на выборы. Чтобы спрятаться от них, люди порой шли на всякого рода ухищрения. В Трубетчинском районе один из верующих (в отчете обозначенный как «баптист») в день голосования прятался на печке в завязанном мешке.

Помимо прямой конфронтации с властями по поводу участия в голосовании были примеры протестных высказываний, заносимых в бюллетени. Избирательные предпочтения, обнаруженные в таких бюллетенях, противоречили ожиданиям властей. Нередко в них проскальзывали, казалось бы, подзабытые за 20 лет монархические настроения. В уже упомянутой д.Чаур в бюллетене обнаружили признание: «Голосую за государя, Бога и великого князя Николая Александровича!». Жительницы села Лубонос Ерахтурского района А. Хавронина и Д. Леханева публично объявили: «Мы будем надеяться только на Бога, если царя выбирать, так пошли бы, а за коммунистов да стахановцев не пойдем». При подсчете бюллетеней на избирательном участке Дурновского сельсовета Пронского района в двух конвертах была обнаружена запись: «Я голосую за церковь и веру Христову». На Лухунинском избирательном участке Тумского района в бюллетене обнаружена приписка: «Всем властям я подчиняюсь, но от Бога никуда, яко с нами Бог». На Крутовском избирательном участке Муравлянского района один из избирателей обозначил свое предпочтение так: «За кого Бог, за того и я». В деревне Саларьево Чапаевского района избиратель нарисовал на бюллетене крест и написал, что голосует за Бога. Нередки были высказывания, что Бог знает, кого выбирать, он и выберет.

В поле зрения властей и осведомителей в период избирательной кампании и в день голосования были, прежде всего, лица духовного звания. Их поведение накануне выборов и день их проведения было разнообразным: от прямого бойкота до компромисса, целесообразного с ситуацией лавирования, а порой конформизма. Что касается последней модели поведения, она была характерна, в основном, для представителей обновленческой церкви. Неоднозначными оказались, к примеру, позиции двух пронских священников Афанасьева и Виноградова. Если один в кругу верующих заявил о целесообразности выдвижения духовных лиц, если не в Верховный Совет, то хотя бы районный или сельский, то другой, обращался к прихожанам, не выдвигать его кандидатуру. В целом же провинциальные священнослужители демонстрировали оппозиционность: явную или скрытую. Так монахини, проживающие на территории Курбатовского сельсовета Милославского района, свой отказ голосовать мотивировали без обиняков: «Мы — невесты Христа!».

Вот выдержки из нескольких информационных справок осведомителей СВБ. В селе Култуковском Тумского района священник местной церкви Избирдусов агитировал против выдвинутых кандидатур. Диакон Назарьевской церкви Муравлянского района написал «контрреволюционное» стихотворение по поводу выборов. В результате 17 селян отказались от голосования. Дьяк села Гиблицы Вельского района Семенов категорически отказался голосовать. В селах Ардабьево, Ермолове, Щербатово Елатомского района накануне вечером и в день выборов церкви освещались внутри и снаружи, чтобы привлечь верующих в момент начала голосования. На Константиновском избирательном участке в Данковском районе в обличье нищего появился священник Жулев, служащий в церкви другого, Вельского района, агитировавший за срыв голосования. В Кадомском районе воскресные, в день проведения выборов службы проводились в 2х из 8-ми церквей. Но бывали случаи другого рода. В селе Вельском Данковского района священник сказался заболевшим накануне выборов, в селе Данево Касимовского района воскресная служба была перенесена на субботу.

В случае участия ряда священнослужителей в голосовании, вычеркивание ими предложенных властью кандидатур было не единственной моделью поведения. Нередко они использовали бюллетень для артикуляции вполне справедливых требований.

После голосования они начинали церковную службу. Священник села Бусаевского в Тумском районе, зайдя вместе с женой в кабину для голосования, громко объявил ей: «Буду вычеркивать кандидатов!». В Ясском сельсовете Сосновского района местный священник внес в бюллетень требование об открытии церкви. Во многих населенных пунктах власть поспешила закрыть церкви на день выборов. Использовались разные предлоги. Казанская церковь села Собчаково Спасского района была закрыта «по случаю эпидемии скарлатины».

Нередко на фоне избирательной кампании проводился сбор денег для ремонта храмов. Так в селе Спешнево-Ивановское Данковского района было собрано 3 тысячи, в селе Дубово Ранненбургского района — 18 тысяч рублей. В селе Добрый Сот Спасского района собирались подписи в ходатайство об открытии церкви.

В ряде мест начавшаяся предвыборная агитация обнажила высокий авторитет сельских священников. Так в селе Копнино Чучковского района в самом начале избирательной кампании прошел слух, будто будут выбирать местного священника отца Петра Некрасова и «он может быть через несколько дней на месте Сталина» 22.

В конце 1937 г. — начале 1938 г. последовали аресты лиц духовного звания по обвинению их в контрреволюционной деятельности, в том числе в период выборов в Верховный Совет СССР. Об этом свидетельствуют выдержки из следственных дел Архива УФСБ по Рязанской области. Арестованный 25 ноября 1937 г. священник села Ольхи Сапожковского района Алексей Глаголев, был обвинен по ст. 58 п. 10 УК РСФСР за контрреволюционную деятельность. В состав преступления было включено «распространение провокационных слухов о порядке выборов в Верховный Совет». Священник села Березняки Скопинского района Сергей Тапильский, арестованный 10 декабря 1937 г., «ходил по домам, распространяя клеветнические слухи о Сталинской конституции и выборах в Верховный Совет Союза ССР. Священник села Аристово Клепиковского района Василий Кузьмин, арестованный 14 декабря 1937 г., обвинялся в «антисоветской агитации против выборов в Верховный Совет СССР» 23.

Причиной протестного поведения верующих были фундаментальные формационные изменения в обществе. Конец 30-х знаменовался победой социализма в СССР, сопровождающейся ликвидацией остатков патриархального общества, сменой хозяйственных устоев, изменениями социально-классовой структуры, культурных традиций. Наблюдалось истощение адаптационных резервов общества, усталость населения от формационных потрясений, а потому это сопровождалось недовольством и проявлениями протеста.

В то же время православная жизнь и традиция в провинции демонстрировали свою неистребимость. В сельской местности проживало до 90 % населения области 24. Религиозность крестьянства, пусть даже колхозного, в целом была цельной, слитой с их образом жизни. Для большинства крестьян вера веками служила основой их существования, способом жизни. Искренне верующий человек не мог плохо хозяйствовать на земле, которую считал созданием Божьим. Иконы в красном углу крестьянской избы считались первой необходимостью. Религиозность крестьянина выражалась в молитвенных обращениях к иконе святого, знании его жития, заказе молебна в сельском храме, стремлении отправиться в паломничество к святым местам, отношении к смерти. Крестьянские нравственные нормы требовали уважения к родителям. Благословение бралось не только перед венчанием, но и перед отъездом в дальнюю дорогу, кончиной отца или матери.

Крестьяне придавали исключительное значение молитве родителей и остерегались их проклятия. Крестьянская этика уважения к старшим проглядывалась в уважительном приветствии на улице, в почтительном разговоре, стремлении получить мудрый совет. Традиционный пост воспитывал в крестьянах понятие о превосходстве в человеке духовных начал над телесными. Различался пост наружный (воздержание от продуктов животного происхождения) и внутренний (поведенческий). Хранение поста считалось средством умилостивления Божьего гнева.

Православные праздники выступали неотъемлемой частью повседневной жизни селян. Новые советские праздники оказались не в состоянии вытеснить православный календарь. Рязанский СВБ сообщал в центр о таких фактах из производственной и культурной жизни рязанской деревни, которым, казалось бы, не должно быть места, спустя 20 лет после Октябрьской революции.

В колхозе «15 лет Октября» Путятинского района в Петров день не вышли на уборку вики женские звенья. Та же картина была отмечена в Данковском районе. Председатель и бригадиры колхоза «Первомайский призыв» Чучковского района в разгар уборочной кампании праздновали праздник «Казанской Божией Матери». В Стрелецком сельсовете Данковского района колхозники отмечали 8 ноября (!) Дмитров день и на работу не выходили. Председатель Мамоновского колхоза Пронского района Лукин праздновал Рождество в течение трех дней. В селе Ушаково Спасского района бригадир предоставил лошадей для отправки верующих в церковь. В селе Федотьево того же района священник предпринял попытку организовать церковный хор из молодежи 25.

В 1930-е гг. гонения на религиозную жизнь, закрытие храмов вызвали распространение практики тайных приходов и богослужений. Их совершали сотни странствующих священников, уклонившихся от ареста или освобожденных, а затем скрывших свое прошлое. Деятельность подобных катакомбников, несомненно, вызывала тревогу властей. В 1937 г. в прессе появилось такое определение нелегальной церкви как «церковь в чемодане», отмечалось влияние «попов-передвижек» (по выражению Е. Ярославского) на рядовую массу верующих и даже на советский и колхозный актив 26. Члены Катакомбной церкви в лице «Истинноправославные христиан» (ИПХ), порвавшие общение с митрополитом Сергием (Старгородским) после выхода в свет известной Декларации 1927 г., не признавали политического строя, уклонялись от участия в общественной жизни. В протестных настроениях верующих в ходе выборов в Верховный Совета СССР 1-го созыва проявились идеологемы ИПХ. Поэтому вскоре власть осознала, что закрытие церквей ведет к увеличению нелегальных церковных организаций. В среду катакомбников-«непоминающих», относящихся непримиримо к Советской власти, влилась большая группа верующих, никогда не порывающих с Местоблюстителем Патриаршего Престола. Эти верующие ушли в подполье потому, что открытая литургическая и обрядовая жизнь стали невозможными. До предела минимизированная (например, в городе Рязани до одного прихода в 1940 г.) 27, но официальная и строго контролируемая Церковь представляла меньшую опасность, чем подпольная.

Результаты Всесоюзной переписи населения 1937 г. были своеобразным приговором «Союзу воинствующих безбожников»

(СВБ). Антирелигиозная пропаганда большевиков к 1938 году перестала носить системный характер и находилась на пороге кризиса. Несмотря на бюджетное финансирование, наличие штатов и территориальной структуры, СВБ практически развалился.

Его численность упала с 7 млн. членов в 1932 г. до 350—400 тыс.

в 1937 г. 28. Люди устали от казенного, бюрократического стиля работы СВБ и формального членства Архивные дела фонда Рязанского областной организации СВБ демонстрируют явный спад даже информационно-надзорной деятельности первичных организаций. Все дело было сведено к формальной лекционной работе.

Ряд областных организаций СВБ погряз в нарушениях финансовой дисциплины. Так Центральный Совет СВБ исключил фонд премирования в сумме 1 тысячи рублей по Рязанскому областному Совету СВБ как незаконный 29. Но самое главное, под партийно-политическим ударом и чисткой оказалась троцкистская часть его аппарата. В партийной печати появились обвинения «левых уклонистов» в массовой ликвидации церквей, озлобляющей «отсталую часть» населения 30. Отдел культпросветработы ЦК ВКП (б) просил заслушать на Оргбюро ЦК доклад Е. Ярославского о работе СВБ 31.

В условиях растущей угрозы военного нападения извне реабилитация идеи сильного государства стала происходить не только на теоретическом, но и практическом уровне. В государственную идеологию стали вноситься имперские и национальные мотивы, что противоречило марксистскому тезису об отмирании государства. Развернулась широкая кампания по пересмотру истории русского государства, его цивилизаторской роли. Началась социальная реабилитация института семьи как главной ячейки общества. Были законодательно запрещены аборты и их пропаганда, усложнился развод, увеличились пособия матерям. Все эти мероприятия власти соответствовали русской православной ментальности, настроениям верующей провинции. Возрождая некоторые русские традиции, борясь с наследием троцкизма, власть сочла необходимым умерить пыл воинствующих атеистов. Полоса вынесения смертных приговоров в отношении взятых под стражу священнослужителей и приведения их в исполнение, активно осуществляемая осенью 1937 г — весной 1938 г., закончилась.

Кроме того, с началом 2-й мировой войны, после падения Польши, в состав СССР вошли территории с практически нетронутой религиозной жизнью, не только православными, но и униатскими приходами. С этим обстоятельством, также, нельзя было не считаться.

При определении стратегической линии в отношениях с Церковью учитывался не только внешний фактор, но и, несомненно, настроения православной провинции, вскрывшиеся в ходе принятия сталинской Конституции и избирательной кампании в Верховный Совет СССР. Наглядный материал дали также результаты Всесоюзной переписи. Нельзя не отметить также и то обстоятельство, что к 1939 г. политическому руководству удалось избавиться от некоторых крайностей «ежовщины». Поэтому, соглашаясь с историком Шкаровским, можно говорить о том, что наметилось изменение курса государственной религиозной политики после десятилетнего периода бескомпромиссного наступления на Церковь. Открытое, активное наступление на Церковь было приостановлено. Политическое руководство, осознав ошибочность своего убеждения в том, что религия потеряла свое влияние на граждан, перешло к созданию видимости религиозной терпимости в стране 32.

О происшедших изменениях свидетельствует решение ЦК ВКП(б) от 11 ноября 1939 г. по вопросам религии о том, чтобы «признать нецелесообразной впредь практику органов НКВД в части арестов служителей русской православной церкви, преследования верующих» 33. Государство стало демонстрировать веротерпимость. Ранее планируемая воинствующими атеистами третья «безбожная пятилетка» не была санкционирована политическим руководством страны, и потому ее провозглашение не состоялось.

Начавшаяся Великая Отечественная война, казалось, должна была обострить противоречия между Церковью и государством, усилить проявления прежних обид в отношении большевизма. На это возлагали надежду фашисты, активно привлекая на оккупированные территории эмигрантское духовенство РПЦЗ (во главе с Экзархом Прибалтики митрополитом Сергием). На захваченных немецкими войсками территориях стали стихийно возрождаться закрытые в 30-е гг. приходы, и немцы этому не препятствовали. Главной целью германской политики «веротерпимости» было использование религиозных чувств населения зоны оккупации в интересах обеспечения германской армии спокойного тыла. Возникли серьезные опасения, что Берлин, играя на теме мученичества Православной Церкви, сделает ее заложницей своих военно-политических целей. Кроме того, тема религиозной свободы в СССР стала актуальным аспектом переговоров со странами антигитлеровской коалиции.

В ряде действующих, на момент начала войны, приходах богослужение, несмотря на оккупацию, не прекращалось. Когда в ряде городов, попавших под оккупацию, закрывались музеи атеизма и открывались, запрещенные при Советской власти, церкви, сразу же обнаружилось, что, прививаемый властью атеизм оказался несостоятельным — храмы во время богослужений наполнились людьми. Однако, религиозный подъем, вопреки ожиданиям немцев, самым тесным образом соединился с ростом национального самосознания.

В силу исторически сформировавшегося патриотизма Русское Православие оказалось выше обид эпохи гонений и призвало верующих к защите Родины. В своем «Послании пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви», а также в проповеди, произнесенной во время молебна «О даровании победы» в Богоявленском соборе 26 июня 1941 г., митрополит Сергий призвал народ к консолидации перед вражьей угрозой. Послание это разрешили зачитать в храмах только через два дня после обращения Сталина. Первые слова обращения Сталина к народу 3 июля 1941 г.:

«Дорогие соотечественники! Братья и сестры! К вам обращаюсь я, друзья мои…» напоминали слова проповеди.

Духовно-религиозный фактор сыграл весьма существенную роль в изменении поначалу неблагоприятного для страны хода военных действий, росте национально-патриотического самосознания. Правительство всемерно поддержало подъем русского национального патриотизма. «Союз воинствующих безбожников» и журнал «Безбожник» были закрыты, практически полностью прекратились репрессии против православного духовенства. Оправданно говорить о годах войны как о «переломном моменте» в жизни РПЦ. Церковь приобретает статус публично-правового социального института. Проявления патриотической деятельности Русской Церкви в годы войны были многообразны: морально-нравственное влияние (через проповеди, послания о даровании победы); сбор денежных средств и необходимых материальных ресурсов в фонд обороны; служба священников в рядах действующей армии (освещение боевой техники, молебны, отпевания); шефство над госпиталями и т.д. Будущий патриарх Московский и всей Руси Пимен начал свой боевой путь в качестве заместителя командира роты. В тылу приходы взяли на себя попечение о раненых, беженцах, сиротах.

Канцелярия Местоблюстителя Патриаршего престола митрополита Сергия (Старгородского) была эвакуирована в Ульяновск. Туда стали прибывать за назначением на епархии и приходы представители духовенства, многие из которых были освобождены из мест заключения. В конце 1942 — начале 1943 г. советские власти дали согласие на регулярное совершение митрополитом Сергием новых епископских хиротоний.

Рязанскую епархию в годы войны возглавляли архиепископ Алексий (Сергеев) (1942—1944) и Димитрий (Градусов), в схиме Лазарь (1944—1947). На долю рязанских владык пришлась большая работа с вновь открывающимися церковными приходами.

Архиепископ Алексий (Сергеев) родился в 1899 г. в Московской губернии. В 1916 году окончил общеобразовательное отделение, а в 1919 году — архитектурное отделение Московского училища живописи, ваяния и зодчества. С 1923 г. — послушник Смоленско-Зосимовой пустыни Владимирской епархии. В г. — рукоположен в диаконы, в 1927 г. — пострижен в монашество с именем Алексий. В 1928 г. рукоположен в иеромонаха, а в 1932 г. — возведен в сан архимандрита. В 1935 г. — рукоположен в епископа Каширского, викария Московской епархии. В 1936 г.

Преосвященный Алексий был назначен епископом Серпуховским, викарием Московской епархии, а в августе того же года направлен на Вологодскую кафедру, но от назначения отказался.

После этого был назначен епископом Егорьевским, а затем епископом Иваново-Вознесенским. В 1938 г. епископ Алексий уклонился в раскол, в связи с чем, в 1939 г. был запрещен в священнослужении и предан архиерейскому суду.

В декабре 1940 года епископ Алексий принес покаяние и был назначен епископом Тульским и Одоевским. С возведением в сан архиепископа в 1941 году назначен на Кишиневскую и Бессарабскую кафедру. Когда в 1941 году Бессарабия и Румыния были оккупированы фашистскими войсками, архиепископ Алексий был эвакуирован с назначением управляющим Уфимской и Мензелимской епархией. Затем последовательно он был архиепископом Орловским и Севским, Тамбовским и Мичуринским. В сентябре 1942 года он назначается архиепископом Рязанским и Шацким. Пребывая на рязанской кафедре, архиепископ Алексий ездил по епархиальным делам в город Ульяновск, где до лета 1943 г. находилось в эвакуации Управление Московского Патриархата во главе с патриаршим Местоблюстителем митрополитом Сергием (Старгородским). 11 июля 1943 г. архиепископ Алексий был назначен временно управляющим Калужской и Тульской епархией. 8 сентября 1943 г. в числе 19 иерархов РПЦ был членом Архиерейского Собора, избравшего Патриархом Московским и всея Руси митрополита Московского и Коломенского Сергия (Старгородского) 34.

С февраля 1944 по январь 1947 г. на Рязанской кафедре нес священнослужение епископ Димитрий (Градусов). Родился он в 1881 г. в Ярославле. В 1918 г. во время подавления мятежа в Ярославле был без вины зверски избит красноармейцами. Особо пострадали ноги, поэтому владыка до конца жизни ходил с палочкой. В 1938 г. потерял жену и дочь. С именем Владимир пострижен в монахи в январе 1943 г. Участник Собора епископов РПЦ сентября 1943 г. С декабря 1943 г. по февраль 1944 г. управлял Орловской епархией. С февраля 1944 г. на Рязанской кафедре. В январе 1947 г. по личному прошению был переведен на архиерейское служение в Ярославль 35.

В 1942 г. число приходов в Рязанской епархии сократилось до 2—3 36. Сказалось введение на территории области, как и на всей европейской территории страны, военного положения и связанные с этим ограничения и лишения. Осенью и зимой 1941 г. в ходе Московской битвы Рязанская область стала прифронтовым тылом, а затем и театром военных действий. 26 октября 1941 г.

был создан Рязанский Государственный Комитет Обороны во главе с первым секретарем обкома С.Н. Тарасовым. Эвакуационные мероприятия охватили 21 из 49 районов области. С 8 ноября 1941 г. по 2 января 1942 г. Рязань находилась на военном положении, и действовал комендантский час, поскольку передовые части противника подступили к областному центру на расстояние 30 км37. Некоторые храмы пострадали во время боевых действий, поскольку их колокольни использовались для артиллерийской наводки, как огневые и наблюдательные точки. Дело доходило до того, что отдельные колокольни пытались взрывать, чтобы лишить немцев и их авиацию ориентира. При эвакуационных мероприятиях пытались взорвать динамитом даже 65-метровую колокольню Троицкой церкви в Туме, но, по счастливой случайности, мощность взрыва оказалась недостаточной 38.

Первые действия властей на местах в отношении Церкви были еще выдержаны в духе антирелигиозных кампаний 20— 30- х гг., когда святое дело помощи фронту использовалось как рычаг давления на верующих. По инициативе местных сельских советов действующие церкви закрывались, а их здания передавались в распоряжение государства для использования в обороннохозяйственных целях. Случалось, что от местных властей исходили инициативы о снятии уцелевших церковных колоколов и передачи их в фонд обороны для переплавки на пушки и снаряды.

Подобные случаи имели место даже в тыловых районах Тамбовской и Владимирской области 39.

В ряде действующих, на момент начала войны, приходах богослужение, несмотря на оккупацию, не прекращалось. Религиозный подъем, вопреки ожиданиям немцев, самым тесным образом соединился с ростом национального самосознания. Церкви стали центрами «русицизма». На это обратил внимание даже английский корреспондент А. Верт, посетивший освобожденные от оккупации территории 40. К сожалению, после освобождения захваченных населенных пунктов власти и военное командование не всегда объективно и правильно реагировали на не прекратившееся за период оккупации церковное служение и священство, окормляющее приходы.

В этом плане показателен случай, имевший место в селе Фирюлевка, которое расположено в 20 км от города Михайлова.

После кратковременного захвата немцами Михайловского района Рязанской области богослужение в местном храме во имя Успения Пресвятой Богородицы продолжалось. Служил иерей Александр Солнцев. Он появился в Фирюлевке после отбытия заключения накануне войны и сменил арестованных незадолго до этого священника Аркадия и диакона Петра. Немецкая разведка, посетившая Фирюлевку, взяла в плен нескольких застигнутых врасплох красноармейцев и медсестер. Затем немцы зашли в расположенный неподалеку храм, в котором в этот момент шло богослужение. Священника и молящихся прихожан они не тронули.

Несколькими днями позже в разгар зимнего контрнаступления Красной Армии под Москвой, когда наши передовые части вступили в деревню, военные (возможно, сотрудники НКВД) забрали священника Александра прямо со службы, в облачении. Они приказали ему править лошадьми, запряженными в сани. Отправились в соседний населенный пункт — деревню Павелково. Прибыв туда, велели присмотреть за лошадьми. Местные женщины, заподозрив опасность, предложили священнику укрыться у них.

Отец Александр отказался от предложения. Спустя три дня было обнаружено его тело, исколотое штыками41.

К 1944 г. на оккупированных территориях СССР было открыто примерно 6,5 тысяч церквей, что составляло 73,3 % от их общего количества. После того, как началось освобождение Красной Армией оккупированных врагом территорий, возникает необходимость взять под контроль религиозно-церковную жизнь в освобождаемых областях. До политического руководства страны доходила информация, что верующие этих областей высказывали опасение, что с возвращением Советской власти храмы будут закрыты. Кроме того, руководство страны интересовали не только пастырско-патриотические возможности Русской Православной Церкви, но и ее дипломатический ресурс. Этот ресурс был особенно важен накануне важных внешнеполитических событий: открытия Тегеранской конференции руководителей стран-участниц антигитлеровской коалиции и визита настоятеля Кентерберийского собора, главы англиканской церкви Х. Джонсона в Москву 5 января 1943 г. для переговоров об оказании финансовой и материальной помощи СССР. Местоблюститель Патриаршего Престола попросил Сталина об открытии Московской патриархией банковского счета для внесения на него пожертвований на нужды войны от различных епархий, разрешение на открытие счета было дано. После этого Патриархия как бы легализовалась, приобретя статус юридического лица. Одно из давних препятствий в переговорах с западными державами, заключавшееся в проблеме отсутствия свободы религии в СССР, таким образом было устранено 42.

Первый знак официального государственного благоволения к Православной Церкви был явлен еще весной 1942 г. Властями Москвы было разрешено беспрепятственное движение людей по городу в пасхальную ночь. В ноте наркома иностранных дел В. Молотова «О чудовищных злодеяниях, зверствах и насилиях немецко-фашистских захватчиков в оккупированных советских районах», опубликованной в № 9 журнала «Большевик» за 1942 г., говорилось о том, что враг не щадит религиозных чувств верующей части советского населения.

После совещания на даче Сталина с участием митрополита Сергия 4 сентября 1943 г., спустя 3 дня в Москве состоялся Собор епископов, на котором 19 иерархов единогласно избрали Патриархом Московским и всея Руси митрополита Сергия. Это было второе в истории РПЦ восстановление патриаршества.

Несколько днями позже собор архиереев принял документ под названием «Осуждение изменников вере и отечеству», направленный против любых проявлений коллаборационизма и предательства.

Московской Патриархии было выделено здание бывшего германского посольства. В регионах местные власти стали выделять помещения для восстанавливаемых епархиальных управлений. Вскоре начал публиковаться «Журнал Московской Патриархии». 24 архиерея были выпущены из тюрем и приступили к служению 43. Стало возрождаться духовное образование. Прекратило свое существование обновленчество. Для контроля над деятельностью Церкви по решению Совнаркома был создан специальный орган — Совет по делам Русской Православной Церкви при правительстве СССР — во главе с полковником госбезопасности Г.Г. Карповым, воевавшим ранее в партизанских соединения на Украине и уполномоченными Совета на местах. Меры по восстановлению структуры РПЦ означали, по сути, окончательный отказ от рецидивов троцкистской политики «интернационалбольшевизма» и стояли в одном ряду с такими шагами сталинского руководства, как упразднение института военных комиссаров, роспуск Коминтерна и т.п.

Церковь приняла активное участие в сборе средств на патриотические цели. Все православные приходы страны по призыву высшего церковного руководства собирали деньги на танковую колонну «Димитрий Донской» и на эскадрилью «Александр Невский». Колонна из 40 танков «Т-34», построенных в Челябинске, была передана частям Красной Армии у деревни Горелки, в 5 км северо-западнее Тулы. В 1942 г. Сталин прислал благодарность священнику Казанской церкви Владимиру Каику за передачу в фонд обороны 100 тысяч рублей личных средств.

Много сделал для сбора средств владимирский епископ Онисим (Феоктистов). В его адрес Верховный Главнокомандующий также неоднократно посылал телеграммы, которые вывешивались под стеклом на стенах Успенского собора. К лету 1944 г. Русская Церковь сделала денежных взносов на сумму более 200 миллионов рублей 44. Особенное значение в заключительный период войны имел, начатый в октябре 1944 г., сбор средств в фонд помощи детям и семьям бойцов Красной Армии.

В 1944 г. рязанский владыка обратился к воинам Красной Армии с поздравлением с праздником 1 Мая и сообщил о пожертвовании верующих к этому празднику 35 тысяч рублей 45. Во всех храмах епархии за всеми службами был введен тарелочный сбор «в фонд обороны». Кроме тарелочного сбора во многих храмах делались отчисления из общих церковных доходов. В 1944— 1946 гг. духовенством и прихожанами Тамбовской епархии на патриотические цели были собраны средства в размере 1 493 581 рублей 46.

С конца 1943 г. в стране началось массовое открытие храмов. 28 ноября 1943 г. Совнарком принял постановление «О порядке открытия церквей», согласно которому ходатайства верующих рассматривались местными органами, а в случае их одобрения пересылались в Совет по делам РПЦ, после предварительного решения которого, поступали в Совнарком и затем снова в Совет 47. Подобная процедура призвана была дозировать открытие новых храмов. Всего в центральный Совет по делам РПЦ поступило 5 777 заявок об открытии церквей, а было удовлетворено только 414 ходатайств 48. В 1944 г. из Рязанской области поступило 300 ходатайств, открыто было только 26 церквей 49.

В открытии некоторых, некогда закрытых храмов, местные власти по инерции нередко проявляли большое нежелание. Правительство всячески стремилось сдерживать открытие храмов на территории, не подвергавшейся оккупации, и предпочитало оставлять действующими лишь храмы, открытые на освобождавшихся от германских войск областях. Многие заявления оседали в облисполкоме без вразумительного ответа. Только учреждение института уполномоченных по делам РПЦ позволило ускорить документооборот. Однако сложная, многоуровневая процедура рассмотрения ходатайств, предусмотренная постановлением СНК СССР от 28 ноября 1943 г., позволяла местным властям регулировать процесс открытия церквей по своему усмотрению. В конечном счете, принципиальное решение принимали облисполкомы. Нередко центральным органам власти, в тех или иных случаях, приходилось напрямую вмешиваться и отменять их неправомерные решения. Например, Совнарком РСФСР обязал Рязанский облисполком разрешить группе верующих села Летово Рыбновского района открыть церковь в здании, отремонтированном на их средства. Ранее, 23 апреля 1944 г. облисполкомом было отклонено обращение верующих. 28 июля 1944 г. после пересмотра обращения по просьбе верующих его вновь отклонили 51. Тогда СНК РСФСР 28 августа 1944 г. отменил решение Рязанского облисполкома 52.