«УДК 930 ББК 79/3 М 26 МАРИЙСКИЙ АРХИВНЫЙ ЕЖЕГОДНИК – 2013 Научно-методический сборник В НОМЕРЕ: 2013 АРХИВНАЯ СЛУЖБА СЕГОДНЯ Учредитель: В Федеральном архивном агентстве Комитет Респуб- - Доклад Руководителя ...»

Церковь Владимирской иконы Богородицы. Общий вид. Рис. Е. Бурхановой.

Священник Константин Нечаев, в течение 33 лет (с 1868 по 1901 годы) исправно заполнявший страницы этой летописи, в своих записях опирался на исторические изыскания местных исследователей – прежнего священника Владимирской церкви Андрея Нурминского и члена-корреспондента Казанского губернского статистического комитета Спиридона Михайлова. Отсюда видно, что скромное село на берегу Волги и прежде привлекало к себе внимание. Не будет преувеличением сказать, что центром этого внимания неизменно была местная церковь.

Среди сельских храмов Марийского края этот храм может считаться одним из старейших. Писцовые и межевые книги 1685-1686 годов, согласно А. Нурминскому, содержат упоминание о деревянной церкви во имя Владимирской иконы Богородицы «с трапезою об одном верху»4. Когда и кем была построена церковь, неизвестно5. Нурминский предполагает, что храм построили переведенные в эту деревню козьмодемьянские стрельцы, причем некоторые из них «были тогда по роду и по прежней своей службе из Москвы…»6.

На последнюю цитату следует обратить особое внимание, ибо данный факт позволяет объяснить появление в деревне Басурмановой двух Богородичных икон.

Направлявшиеся в окраинные земли стрельцы традиционно брали с собой драгоценные реликвии из прежних мест. Таким образом в Марийском крае появилось несколько древних икон, хранившихся затем в местных храмах как

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

величайшие святыни.

Переведенные в эту деревню стрельцы привезли один из списков Владимирской иконы Божией Матери, который они «хранили при своем стане до того времени, пока вновь не устроилась деревянная церковь»7. Речь идет о «большой» Владимирской иконе, ставшей храмовой в новопостроенной церкви;

помимо нее, появилась и другая – «меньшая» запрестольная Владимирская икона, которая могла быть списана с «московского образа»8.

«Большая» икона исстари «почиталась чудотворною» и прославилась различными чудесами, наиболее известным из которых было избавление жителей Козьмодемьянска от моровой язвы в 1654 году благодаря принесению этой иконы в город крестным ходом из села9. Другая Владимирская икона стала почитаться прихожанами «наравне с первою» после того, как «некая чебоксарская девица», страдавшая «недугом и расслаблением», поновила этот образ и исцелилась 10.

В конце XVII века обе иконы чудесным образом уцелели во время пожара, устроенного «окрестными черемисами, бывшими еще в язычестве, которые питали сильную вражду к жителям села Владимирскаго за то, что обширныя и богатыя земляныя угодья, пожалованныя им царскими грамотами, за их рейтарскую и городовую службу, принадлежали прежде язычникам черемисам»11. Пожар практически полностью уничтожил село, после чего его даже перенесли на другое место. Это было около 1705 года12. Естественно, встал вопрос о строительстве новой церкви. Но, так как весь приход храма состоял только из жителей села, которых насчитывалось 21 семейство, то осуществить строительство на их средства не представлялось возможным.

В источниках не упоминается, каким образом узнал о нуждах прихожан чебоксарский купец Михаил Игумнов. Наверняка он был наслышан о чудесах храмовой иконы Богородицы. Он и жена его Варвара выделили деньги на строительство в селе двух каменных храмов – летнего и зимнего13. По некоторым сведениям, этими средствами стало приданое их рано умершей дочери14.

В 1712 году построили теплую Никольскую церковь, а в 1713 – холодную Владимирскую с приделом св. Иоанна Предтечи. Причем освящена была последняя самим преосвященным Тихоном, митрополитом Казанским и Свияжским, «как это доказывается надписью на храмоздательном кресте и горним архиерейским местом»15.

Неудивительно, что село Владимирское, благодаря старейшему храму и чудотворным иконам, издавна являлось центром православной жизни Горномарийского края. Козьмодемьянск – город русских – был в определенной степени изолирован от остальной территории уезда, а Владимирское в этом плане отличалось большей возможностью влияния на местное население. Священник Константин Нечаев в 1868 году отмечал, что «русские во всех случаях проявления религиозной жизни отстали от черемис»16. Как результат существования давних православных традиций можно рассматривать тот факт, что из среды прихожанмарийцев Владимирского храма вышел Иван Захаров, просвещавший в середине XIX века, наравне со священником, местных жителей. Он известен как один из основателей Михаило-Архангельского монастыря на реке Суре17. Другой марийский крестьянин, Андрей Григорьев в 1864 году образовал при церкви «хор певчих из черемисских мальчиков и девиц взрослых»18 – практически первый опыт такого рода в Горномарийском крае. В 1869 году этот хор уже выступал в Казани перед членами императорской семьи19.

Но даже в начале XVIII века Владимирское выгодно отличалось в церковном отношении от соседнего Козьмодемьянска. Здесь следует указать на то, что ко времени появления в селе двух каменных храмов в самом городе все церкви были еще деревянными. В этом отношении выбор супругами Игумновыми сельского храма для вложения средств можно назвать беспрецедентным.

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

Холодная Владимирская церковь сохранилась до наших дней, а теплая Никольская простояла лишь немногим более столетия. В 1829 году она была разобрана, а материал использован на постройку колокольни (закончена в 1835 году)20. Место ликвидированной церкви, точнее, ее алтаря, было отмечено в 1868 году строительством часовни21. Часовня стала одним из элементов организации территории вокруг церкви. Она, словно башня, зафиксировала северовосточный угол каменной ограды, выстроенной вместо ветхой деревянной, а на юго-восточном углу была возведена аналогичная по архитектуре кладовая.

Акцентирование постройками восточного края церковного двора было сделано не случайно: эта сторона обращена к Волге. Взамен прежнего храмового ансамбля, решенного, как можно предположить, на диалоге равномасштабных построек – двух церквей и колокольни, – появился другой ансамбль, с выраженной доминантой – построенным по схеме «корабль» зданием храма и подчиненными ему окружающими строениями.

Эта композиция в дальнейшем была сохранена, отдельные же элементы ее со временем подвергались изменениям. Церковно-приходская летопись зафиксировала основные переделки холодного Владимирского храма.

Примечательно, что летопись была заведена в 1868 году – весьма значимом для истории этой церкви. В тот год не только возвели новую ограду с часовней и кладовой, но и устроили в холодном храме новый иконостас – третий со времени основания церкви. Предыдущий был сделан в 1795 году, так же, как и, видимо, иконостас в теплом приделе, ставший к 1868 году ветхим 22.

Да и сам придел, по словам священника, «темен и очень мал»23. Его состояние побудило прихожан начать сбор средств на его обновление. В 1873 году план перестройки придела был утвержден в Строительном отделении Казанского губернского правления24. Судя по всему, под словом «придел» подразумевался весь теплый храм, включавший трапезную с двумя придельными помещениями справа и слева. В тот же год теплый храм, размером вдвое больше прежнего, был готов вчерне. В летописи отмечено, что в нем шесть сводов, опирающихся на стены и на две внутренние колонны. «С северо-западной стороны к нему прикладена сторожка довольно поместительная»25.

В 1875 году расширена проходная арка между помещениями холодного и теплого храмов, в нее вставлена стеклянная дверь. В теплой церкви с правой стороны освящен престол во имя Усекновения Главы Иоанна Предтечи, напротив него у западной стены устроены хоры26. Освящение левого придельного престола во имя свв. бессребренников Космы и Дамиана состоялось в 1880 году27.

Интерьеры церкви подверглись значительному ремонту в 1887 году: стены и своды расписаны масляными красками, все три иконостаса (один в холодном и два в теплом храмах) обновлены «отчисткой»28.

В 1893 году в жизни Владимирской церкви произошло чудесное событие – явление мальчику Алексею таинственной Девицы, повелевшей ему сказать священнику, чтобы тот перенес из колокольни в храм Тихвинскую икону Божией Матери. Надо сказать, что после сооружения нового придельного храма 8 находившихся там прежде икон из-за большой своей величины не могли быть установлены во вновь сооруженный иконостас, вследствие чего их разместили в самых разных местах, в том числе 3 – в нижнем ярусе колокольни. Здесь и находилась покрытая пылью Тихвинская икона Богородицы, «как видно древняя», пишет священник Константин Нечаев29. Так во Владимирской церкви стало уже три отмеченных чудесами иконы, причем все – Богородичные.

В 1898 году после 30-летней эксплуатации прежней ограды возведена новая – с двумя воротами и четырьмя калитками. Конструктивно она повторила предыдущую ограду: тоже кирпичные столбы, а между ними – металлические решетки (правда, в старой были деревянные). В летописи не уточняется, оставлены

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

ли в ограде старые часовня и кладовая, либо на их местах сооружены новые 30.

разновременно построенных объемов, выполненных каждый в своем стиле.

Четверик с апсидой демонстрируют допетровские мотивы, колокольня – классицизм, а фасады приделов – простейшую трактовку барокко периода эклектики. Стилевая согласованность между отдельными частями не всегда присутствует.

Самые древние части – четверик холодного храма и апсида. Силуэт четверика формируется граненым куполом, завершенным мощной главой луковичной формы. Оформление стен простое – традиционный набор из пояса декоративных закомар и фриза с лентами городков и поребрика. Наличники окон с тонкими колонками завершены перспективными архивольтами, стрельчатыми в верхних точках. На северном фасаде имеется арочный портал, украшенный традиционной цепочкой бусин. Колонки портала перехвачены массивными дыньками, что вызывает в памяти похожие детали чебоксарских храмов (например, Михаило-Архангельского). Этого и следовало ожидать, так как Владимирская церковь построена на деньги чебоксарского купца. В Козьмодемьянске, как уже говорилось выше, в то время еще не было каменных церквей, на которые могли бы ориентироваться зодчие, а в Чебоксарах уже существовало несколько каменных храмов. Впоследствии и Козьмодемьянск на своем главном храме – Троицком соборе – применит подобные дыньки в оформлении портала.

Церковь Владимирской иконы Богородицы.

Апсида. Рис. Е. Бурхановой наличников разного рисунка), в данном случае этот прием еще и помогает усилить декоративное звучание восточного фасада здания, обращенного к сельской улице и к Волге.

Однако наиболее заметным объемом, в том числе с Волги, является классицистическая по стилю колокольня. Она служит доминантой всего храмового комплекса. Силуэт колокольни выстроен четко благодаря хорошо читаемым с дальнего расстояния крупным аркам яруса звона, вторящим им полукруглым фронтончикам в основании низкого купола и стройному шпилю, легкость и изящество которого подчеркиваются «перехватом» в самом его основании.

Вытянутый ярус звона, словно на постамент, опирается на низкий средний ярус, в котором, как и в вышележащих ярусах, присутствует мотив арок. На этом уровне, уже не участвующем в формировании силуэта колокольни, декор более дробный.

Нижний ярус, оформленный пилястрами и декоративными фронтонами, в

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

значительной степени закрыт поздними пристройками и теряется в их эклектичной массе. Несмотря на совершенную разность стилей четверика и колокольни, оба этих объема перекликаются друг с другом благодаря арочкам наличников и ложных закомар четверика и выстроенным в три уровня аркам колокольни.

К сожалению, этого не скажешь об арочных окнах трапезной. Если на стенах холодного храма и колокольни мотив арок используется чаще с декоративной целью, то на фасадах трапезной арки исключительно конструктивны.

Высокие и широкие арочные проемы окон придают трапезной непривычный для церкви дворцовый вид. Зодчий скупо оформил эти окна рамками с намеком на барокко, но не сумел приблизить новый объем к стилевому замыслу старых частей.

Мешает единству также не свойственный другим частям здания линейный характер декора: тонкость рамок-обводок делает их чересчур графичными по сравнению с более объемными старыми деталями.

Пристройки и малые архитектурные формы II половины XIX века – трапезная, сторожка, ворота, столбы ограды – превратили весь нижний ярус западной части здания в эклектичный конгломерат объемов. На восточном крае двора тоже эклектичная, но более четко выстроенная (благодаря симметрии) композиция из двух часовен и ворот, идентичных западным. Нетронутые переделками четверик холодного храма и апсида смотрятся на этом фоне островком исторической подлинности, отсылающей нас к эпохе становления каменного зодчества в Марийском крае.

Такие же ощущения вызывают и интерьеры здания. Прежде всего, это связано с активным присутствием барочных мотивов в резьбе, покрывающей иконостасы, перегородки приделов, киоты, напрестольную сень одного из приделов. Именно эта барочность и формирует общее впечатление, несмотря на то, что резьба в храме позднего происхождения. Напомним, что иконостас холодной церкви – третий по времени – устроен в 1868 году31. После перестройки левого придела в нем тоже установили новый иконостас – в 1879 году32. Видимо, определенную роль в выборе стиля обоих иконостасов сыграло художественное решение их предшественников конца XVIII века, близких друг другу «по сходству работы»: столь явны реминисценции в духе развитого барокко в ажурной резьбе царских врат, тимпанов разорванных фронтонов, в перевитых виноградной лозой крупных колонках.

Резное оформление правого и левого приделов идентично по композиции.

Поэтому перегородки, отделяющие оба придела от пространства трапезной (являющиеся своего рода боковыми ответвлениями иконостасов), воспринимаются как пропилеи перед входом в холодный храм. Действительно, при составлении «условия» на устройство иконостаса левого придела было оговорено, чтобы подрядчик – казанский резчик Михаил Александрович Тюфилин – делал его «по образцу иконостаса правой стороны как в рисунке, так и в прочности материалов, и украшении онаго»33. Но, похоже, мастер творчески отступил от этого требования, насытив левый иконостас сочной барочной резьбой, какой мы не найдем в правом иконостасе. В этом отношении иконостас левого придела близок иконостасу холодного храма. Хотя все три иконостаса поздние, присутствие в двух из них барочных элементов и отсутствие таковых в третьем можно попытаться объяснить тем, что и холодный храм, и левый придел были построены в XVIII веке. При замене в них иконостасов часть прежнего барочного убранства могла быть сохранена и включена в их отделку. Либо резьба была повторена по образцу старой, существовавшей в иконостасах конца XVIII века. И та, и другая версия хорошо согласуются с реставраторским опытом М.А. Тюфилина, известным по выдающимся работам мастера в храмах Казани и других городов34.

XVIII век напоминает о себе и двумя рельефами иконостаса холодного храма, выделяющимися в общем декоративном строе и несущими самостоятельную

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

смысловую нагрузку. В отличие от остальной резьбы геометрического и растительного характера, эти композиции повествовательны, так как основаны на сакральных образах, присутствующих в Священном Писании. Находятся они по краям иконостаса, под иконами деисисного чина. В каждом из рельефов присутствуют по три предмета, типологически они одинаковы: крест, сосуд и письменный источник. Но по содержанию рельефы различны. Правая композиция представлена изображениями предметов, выражающих литургическую символику Нового Завета – православного креста, потира и Евангелия. Изображенные в левой композиции предметы относятся к образам Ветхого Завета – стамна (золотой сосуд с манной), медный змей на кресте и скрижали Моисея. Если обратиться к семантике подобранных атрибутов, то окажется, что они подчеркивают неразрывную связь между двумя частями Священного Писания: медный змей является одним из прообразов Креста Христова, стамна – одним из прообразов Пресвятой Богородицы, евангельские заповеди дополняют заповеди, начертанные на скрижалях.

Рельефы, своим содержанием выходящие за рамки обычного декора, – воплощение пришедшей с запада традиции, нехарактерной для храмов Марийского края. Тем более непривычно видеть их в иконостасе II половины XIX века.

Подобные рельефы встречаются в оформлении киотов Богородичных икон церкви во имя свв. блгвв. кнн. Феодора, Давида и Константина Ярославских чудотворцев в Казани. Мы не стали бы проводить параллели между двумя храмами (сюжеты эти не такая уж редкость), если бы в создании резного убранства в обоих из них не участвовал уже упоминавшийся М.А. Тюфилин. Но без тщательного анализа можно высказывать только предположения относительно причастности этого мастера (или его учеников) к созданию композиций. Решение данного вопроса еще ждет своих исследователей.

В отделке интерьеров Владимирской церкви отметим также хорошо сохранившийся пол, выполненный из двух видов материалов – чугуна и опочного камня. Чугунные плиты с розеточным рисунком, вызывающим ассоциации с геометрической резьбой по дереву, были положены в церкви еще до 1832 года 35.

При расширении теплого храма этих плит для покрытия увеличившейся площади не хватило, и остальную часть пола замостили каменными плитами.

Интересно устроены хоры, размещенные в юго-западном углу трапезной.

Кроме того, что сами хоры имеют вид лоджии, вписанной в подпружную арку, по центру они акцентированы еще и полукруглым в плане балкончиком. Вся композиция ограждена перилами на тонких точеных балясинах.

Советский период не мог не сказаться пагубно на состоянии интерьеров Владимирской церкви. Особенно это заметно по утратам некогда роскошной барочной резьбы на различных участках современных иконостасов. Но по сравнению со многими другими старинными храмами здесь в значительной степени сохранено дореволюционное убранство. Действительно, церковь была закрыта лишь во время Великой Отечественной войны (1941–1945 гг.)36, что не успело серьезно отразиться на ее внутреннем и внешнем состоянии. Можно сказать, что по цельности убранства интерьеров Владимирский храм уникален для Марий Эл.

В годы безбожия Владимирская церковь оставалась действующим храмом как для сельских жителей, так и для верующих соседнего Козьмодемьянска, лишенных возможности участвовать в богослужениях по причине закрытия городских церквей.

В современном христианском лексиконе неспроста востребовано выражение «намоленное место», обозначающее не официальный, но хранимый в памяти народа статус особо значимых мест, опорных пунктов возрождения православной жизни. Владимирский храм с его давней историей и неутраченными святынями – пожалуй, одно из самых намоленных мест не только в Горномарийской стороне, но и во всем Марийском крае.

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

Примечания ГА РМЭ. Ф-25. Оп. 1. Д. 8. Л. 22.

Там же. Л. 24.

Там же. Л. 24–24 об.

Там же. Л. 10.

Там же.

Там же. Л. 10 об.–11.

Там же. Л. 10 об.

Там же. Л. 11 об.

Там же. Л. 12.

Там же. Л. 15 – 15 об.

Там же. Л. 13.

Там же. Л. 13 об.

Стариков С.В., Левенштейн О.Г. Православные храмы и монастыри Марийского края. – Йошкар-Ола, 2001. С. 81.

Михайлов С.М. Труды по этнографии и истории русского, чувашского и марийского народов. – Чебоксары, 1972. С. 221.

ГАРМЭ. Ф-25. Оп. 1. Д. 8. Л. 36.

Там же. Л. 33 об.

Там же. Л. 35 об.

Там же. Л. 46.

Михайлов С.М. Труды по этнографии и истории русского, чувашского и марийского народов. С. 221.

ГА РМЭ. Ф-25. Оп. 1. Д. 8. Л. 9.

Там же. Л. 19 об.

Там же. Л. 48 об.

НАРТ. Ф. 2. Оп. 7. Д. 143. Л. 2.

ГА РМЭ. Ф-25. Оп. 1. Д. 8. Л. 67 об.

Там же. Л. 72 об.–73.

Там же. Л. 82 об.

Там же. Л. 92.

Там же. Л. 103.

Там же. Л. 108 об.

Там же. Л. 26 об.

Там же. Л. 81 об.

ГАРМЭ. Ф-25. Оп. 1. Д. 1. Л. 9–9 об.

Алиев И. Позолотных дел мастер // Православный собеседник. № 1 (9). 2005.

URL:http:/kds.eparhia.ru/bibliot/period/sobes/ps9/aliev (дата обращения 7.02.2013).

ГАРМЭ. Ф-25. Оп. 1. Д. 8. Л. 20.

ГАРМЭ. Р-471. Оп. 1. Д. 145. Л. 52.

Эпоха сталинских репрессий против верующих, пиком которой стали 1937-1938 гг., привела к полному разгрому церковной жизни на территории Марийской АССР. 27 октября 1941 года СНК МАССР своим постановлением закрыл две последние церкви, остававшиеся формально открытыми: Никольскую с. Виловатово и Покровскую с. Паратмары. И если на территории соседних Кировской, Горьковской областей и Татарской АССР отдельные приходы продолжали действовать, то в Марийском крае храмовое богослужение полностью прекратилось.

Радикальное изменение религиозной политики СССР произошло после встречи Сталина с митрополитом Сергием (Страгородским) в ночь с 4 на 5 сентября 1943 г., на которой глава советского государства сделал ряд беспрецедентных уступок православной церкви. Именно с этого момента в Советском Союзе

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

начинается мощное, хотя и непродолжительное церковное возрождение. Одним из важнейших аспектов новой религиозной политики стало предоставление верующим права ходатайствовать о возвращение в их пользование ранее изъятых и закрытых храмов. Рассмотрение подобных заявлений было вменено в обязанность Совету по делам РПЦ – специально созданному органу, курировавшему связанные с церковью вопросы. Контроль на местах за деятельностью существующих, и прием заявлений о регистрации новых приходских общин осуществляли уполномоченные Совета по делам РПЦ.

Происходящие в стране изменения не минули и Марийскую республику.

С 1944 по 1946 год на ее территории открылось 16 приходов, вошедших в состав Горьковской епархии в статусе 6-го благочиния. Названия приходов мы привели в Таблице 1, структурировав их по дате вынесения Советом по делам РПЦ постановлений о регистрации общин верующих и передаче им храмов.

Приходы МАССР по состоянию на 1 января 1947 года и дата их открытия. г. Йошкар-Ола, Воскресенский собор 2 августа 1944 г.

с. Семеновка, церковь Рождества Богородицы с. Владимирское, Владимирская церковь 11 января 1945 г.

с. Кузнецово, Петропавловская церковь с. Нурма, Казанская церковь с. Сумки, церковь Рождества Богородицы 29 декабря 1945 г.

с. Емелево, Троицкая церковь с. Куршаково, Владимирская церковь 27 мая 1946 г.

с. Азъял-Петьял, церковь свт. Гурия Казанского с. Кукнур, Крестовоздвиженская церковь 17 сентября 1946 г.

с. Коротни, церковь св.прор. Иоанна Предтечи с. Масканур, церковь св. ап. Иоанна Богослова 24 декабря 1946 г.

г. Волжск, молитвенный дом Как видно из приведенной таблицы, большая часть вновь открытых храмов была возвращена верующим в 1945-1946 г.г. После 24 декабря 1946 г. процесс открытия новых приходов в МАССР был остановлен. Если отметить открытые храмы на карте республики, мы увидим следующую картину:

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

Приходы 6 благочиния Горьковской епархии на 1 января 1947 г.

На карте обозначены: 1) г. Йошкар-Ола, Воскресенский собор, 2) с. Семеновка, церковь Рождества Богородицы, 3) с. Владимирское, Владимирская церковь, 4) с. Мушерань, Троицкая церковь, 5) с. Кузнецово, Петропавловская церковь, 6) с. Кучка, Сретенская церковь, 7) с. Нурма, Казанская церковь, 8) с. Сумки, церковь Рождества Богородицы, 9) с. Емелево, Троицкая церковь, 10) с. Моркиялы, Казанская церковь, 11) с. Куршаково, Владимирская церковь, 12) с. Азъял-Петьял, церковь свт. Гурия Казанского, 13) с. Кукнур, Крестовоздвиженская церковь, 14) с. Коротни, церковь св. прор.

Иоанна Предтечи, 15) с. Масканур, церковь св. ап. Иоанна Богослова, 16) г. Волжск, молитвенный дом.

Первые два храма, открывшиеся в 1944 году, располагались в столице республики и находящемся в 6 км от нее с. Семеновка. В 1945 г. начали действовать 2 церкви на территории Горномарийского (с. Владимирское и Кузнецово), и по одной в Юринском (с. Сумки), Еласовском (с. Емелево), Медведевском (с. Нурма), Оршанском (с. Кучка) и Моркинском (с. Мушерань) районах. Итого, к 1946 г. в МАССР работало 9 храмов, 7 из которых было сконцентрировано в наиболее густонаселенных и христианизированных частях республики: ее административном центре и заволжской части. В 1946 году открытие храмов затронуло южную и восточную части республики: 3 прихода открылось в Волжском (г. Волжск, с. Моркиялы и Азъял-Петьял), и по одному в Новоторъяльском (с. Масканур), Сернурском (с. Кукнур) и Косолаповском (с. Куршаково) районах.

В этом же году начал действовать приход в Юринском районе на левом берегу Волги (с. Коротни). Число приходов МАССР увеличилось до 16. Тем не менее, их количество нельзя назвать достаточным. Не было церквей в Звениговском, Хлебниковском, Мари-Турекском, Куженерском, Килемарском, Ронгинском, Параньгинском районах. В Новоторьяльском, Сернурском, Моркинском районах действующие церкви находились на окраинах, что создавало неудобства для посещения их значительной частью верующих жителей района.

Регистрации прихода всегда предшествовал сбор подписей среди местного

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

населения за открытие церкви. Подписи собирались путем подворного обхода.

Обычно, сбор проходил в установленных еще до революции границах прежнего прихода. Например, согласно клировой ведомости за 1916 г., в приход церкви с. Владимирское входили дер. Верхние и Нижние Шелаболки, Тамарайкино, Архипкино, Лапкино, Изикопен и Сибаторкино. 3 В 1944 г. верующие с. Владимирское подали уполномоченному по делам РПЦ К.А. Шикину листы с подписями жителей с. Владимирского, дер. Верхние Шелаболки, Нижние Шелаболки, Архипкино, Лапкино и Четнаево.4 Отсутствие в клировой ведомости дер. Четнаево, а в списках подписей – Сибаторкино и Изикопен может объясняться смежным расположением данных населенных пунктов, что давало возможность объединить их под одним названием. Впоследствии, Изикопен и Сибаторкино вошли в состав дер. Четнаево.5 Жители маленькой дер. Тамарайкино либо в силу каких-то причин не участвовали в сборе подписей, либо, что более вероятно, расписывались в подписном листе другой деревни.

К добивавшимся регистрации общинам нередко присоединялись селения, ранее принадлежавшие другим приходам. Например, жители с. Цибикнур подали свои голоса за открытие церкви в с. Нурма,6 а верующие с. Еласы поставили подписи за открытие Емелевского прихода.7 Оба указанных села ранее имели собственные церкви. Впрочем, «посторонние» поселения, за редким исключением, не составляли большинства в возрождающемся приходе.

Упомянутым исключением являются Воскресенский собор г. Йошкар-Олы и Крестовоздвиженская церковь с. Кукнур. Сбор подписей за открытие данных храмов вышел далеко за границы их прежних приходов. Прихожане собора собирали подписи в г. Йошкар-Оле, дер. Аксаматово, Аленкино, Березово, Гомзово, Загуры (Подборная) Кожино, Лап-Сола, Малиновка, Медведево, Митюково, Мышино, Большая Ноля, Ноля Вершина, Сидорово, Тарханово, Большое Чигашево, Чихайдарово, Яныково, починок Новотроицк.8 Если отметить на карте перечисленные селения, мы увидим обширный сектор, направленный на юго-запад, вершина которого упирается в центр города, южная оконечность в пос. Подборный и дер. Новотроицк, а западная – в дер. Малиновку и Медведево. Жители с. Кукнур включили в сбор подписей прежний приход с. Казанского, охватив тем самым всю северную часть Сернурского района. В списках верующие делали отметки о своем возрасте. Возраст большинства участников колеблется от 30 до 70 лет с некоторым преобладанием пожилых людей. Среди принявших участие в сборе подписей имелись и несовершеннолетние, что являлось нарушением. Мы объединили данные о количестве подписей за открытие приходов и процент несовершеннолетних в единую таблицу.

Количество подписей за открытие храма и участие в сборе подписей

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

Как видно из таблицы, доля несовершеннолетних не велика. Возраст участников указан не во всех списках, но таких документов имеется мало, и едва ли они могут существенно изменить общую картину. Как правило, свои подписи ставили молодые люди 16-17 лет. Абсолютный рекорд республики по возрасту принадлежит дер. Савино прихода с. Семеновки, где поставлена подпись за восьмилетнего ребенка. Семеновка является и чемпионом по проценту несовершеннолетних от общего числа участников сбора подписей – 9,4%.11 Тем не менее, данное нарушение не было расценено уполномоченным К.А. Шикиным как существенное, и приход был открыт.

После завершения сбора подписей, инициативная группа выбирала из своей среды «уполномоченных от верующих», делегируя им право ходатайствовать перед властями об открытии храма. Составлялось заявление, которое вместе со списками передавалось уполномоченному Совета по делам РПЦ при СНК СССР по Марийской АССР Кузьме Алексеевичу Шикину. Заявления по своей стилистике встречались как официально-краткие, так и весьма пространные, где верующие пускались в подробные объяснения, зачем же им нужен храм. Вот как мотивировали свою просьбу бывшие прихожане Воскресенского собора: «…душа наша нуждается в молитве павших воинов на поле битвы, а живых воинов о сохранении от вражеской пули, а также освобождения всех народов от вражеского нашествия… чтобы Господь Бог даровал нам победу над ненавистным врагом» (стилистика документа сохранена). Заслуживает внимание заявление жителей с. Сумки: «Нас, верующих, лишенных благодатной помощи, страшит загробная вечность. Все это побуждает нас прилагать все усилия и средства к открытию богослужения, что не противоречит и духу нашей конституции». 13 В годы войны была популярна апелляция к сборам средств на нужды обороны, которые могла бы осуществлять возрожденная приходская община. В заявлениях обязательно присутствовал пункт, оговаривавший, что верующие берут здание храма на собственное содержание.

Приняв заявление, К.А. Шикин проводил проверку на предмет подлинности подписей, возможности передачи храма верующим, близости действующих церквей и целесообразности образования нового прихода. После окончания проверки, уполномоченный направлял докладную записку на имя Председателя СНК МАССР

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

со своими соображениями по данному вопросу. В случае положительного решения, Совнарком издавал соответствующее постановление, и направлял ходатайство в Совет по делам РПЦ при СНК СССР. Окончательное решение по вопросу открытия храма принималось в Москве. После получения разрешения Совета, уполномоченный уведомлял об открытии прихода епархиального архиерея, а райисполком заключал типовой договор с общиной верующих о передаче храма и его имущества. При неблагоприятном для верующих исходе дела, они получали постановление СНК МАССР с отказом в их ходатайстве.

Верующие нередко отходили от данной схемы, и направляли свои заявления в другие организации. Первой причиной этому было незнание установленной законом процедуры подачи заявления. Так, верующие с. Мушерань в апреле 1944 года направили свое заявление в Моркинское РО НКВД. 14 Начальник районного отделения, видимо, тоже слабо знакомый с законодательством, 18 мая 1944 г. перенаправил их ходатайство в НКВД МАССР. 6 июня заявление было возвращено в Морки, с рекомендацией предложить просителям обратиться в СНК МАССР через райисполком.15 Непосредственно в Совет Министров МАССР в первом своем заявлении обратились верующие с. Куршаково. Другой причиной являлось желание обратиться к вышестоящему начальству в обход уполномоченного и СНК МАССР, в случае отказа последних открывать приход. Так, получив 6 апреля 1944 г. отказ в открытии Воскресенского собора,17 верующие направили заявление Председателю Совета по делам РПЦ Г.Г. Карпову.18 Дважды обращались в Совет по делам РПЦ и патриарху Сергию (Страгородскому) добивавшиеся открытия своего храма жители Нурмы. Третьей причиной становилось желание просителей «подстраховаться» на случай отказа, направив свое обращение в разные инстанции. Например, верующие с. Семеновка, подав 27 января 1944 г. заявление уполномоченному, через 3 дня написали письмо патриарху Сергию, с просьбой содействовать в открытии храма. Вышеупомянутый приход с. Мушерань 10 января 1945 г., при повторном обращении к уполномоченному, продублировал свое заявление ходатайством в Президиум Верховного Совета МАССР. История открытия приходов складывалась по-разному. Верующие с. Семеновка, Владимирское, Мушерань, Емелево, Сумки, Моркиялы, Куршаково, Азъял-Петьял, Кукнур, Масканур получили разрешение на открытие без видимых затруднений, или, во всяком случае, без отказов со стороны властей. Рассмотрение их заявлений длилось от 3 месяцев до года.

Полемика среди руководящих лиц республики развернулась вокруг молитвенного дома г. Волжск, который нелегально действовал около 2 лет. Райком партии и райисполком выступали категорически против предоставления молельному дому статуса прихода, ссылаясь на то, что: «открыта церковь в селе Б-Моркиялы в 13-14 километрах от гор. Волжска и поскольку город новый – социалистический, то насаждать в нем религиозные предприятия не следует». Уполномоченный К.А. Шикин, наоборот, отстаивал регистрацию общины верующих, апеллируя к тому, что оставить молитвенный дом не зарегистрированным противоречит законодательству, а его ликвидация «вызовет нежелательные эксцессы со стороны некоторой части верующих».23 Председатель Совнаркома МАССР Г.И. Кондратьев первоначально скептически относился к регистрации молитвенного дома. Однако, впоследствии, аргументы уполномоченного были признаны более весомыми, и в Волжске появился православный приход.

Отказы на свои первые заявления получили 5 открытых впоследствии приходов. 6 апреля 1944 г. Совнарком МАССР отказал прихожанам Воскресенского собора, поскольку их храм был занят воинской частью. 24 6 мая 1944 г. аналогичный ответ получили жители Нурмы, но уже по причине присутствия в церкви

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

медпункта. 25 27 июня 1944 г. была отклонена просьба прихожан с. Кузнецово 26 и Коротни, ввиду того, что «верующих, тяготеющих к этой церкви, имеется небольшое количество».27 6 декабря 1944 года Совнарком вынес постановление об отказе просителям из с. Кучка, поскольку в их храме располагался глубинный пункт Заготзерно. Как уже упоминалось выше, верующие Воскресенского собора и Нурмы добились открытия своих храмов через Совет по делам РПЦ. Причем, если для йошкаролинцев собор освободили уже в августе 1944 г., то жители Нурмы получили храм лишь через год. Остальные 3 прихода продолжили направлять заявления на имя уполномоченного, что в итоге увенчалось успехом.

Отдельно стоит отметить противодействие районных властей, с которым сталкивались верующие. Мы уже упоминали отрицательное отношение Волжского райисполкома к открытию молитвенного дома. Аналогичную позицию занял Юринский райисполком в отношении прихода с. Сумки. 29 Фактически, саботировал постановление вышестоящих органов председатель Моркинского райисполкома Попов, распорядившийся ссыпать зерно во Владимирскую церковь с. Куршаково, постановление о передаче которой верующим было вынесено еще три месяца назад.

Только личное вмешательство уполномоченного К.А. Шикина спасло храм от превращения в зернохранилище.30 Таким же образом поступили и с Крестовоздвиженской церковью с. Кукнур, в то время, когда вопрос об ее открытии находился на рассмотрении в Москве. Уполномоченный выступил на защиту верующих и пресек самоуправство властей.31 Долгое время верующие с. Емелево не могли занять переданную им 29 декабря 1945 г. Троицкую церковь, поскольку Марпотребсоюз отказывался вывозить хранящийся в храме табак, опасаясь его порчи. И опять, вмешательство уполномоченного помогло освободить церковь в апреле 1946 г. Часть храмов, переданных в пользование верующих в 1944-1966 гг., находилась в хорошем состоянии и не требовала значительного ремонта. В ряде церквей сохранилось «культовое имущество», в частности, иконостасы.

Однако были храмы, сильно пострадавшие за годы эксплуатации гражданскими организациями. В Воскресенском соборе г. Йошкар-Олы протекала крыша и плохо работали печи. Со слов уполномоченного К.А. Шикина, у данного храма «сохранились только основные габариты».33 В Казанской церкви с. Нурма отсутствовали оконные рамы, которые, видимо, забрал с собой выехавший медпункт. Сам храм требовал, по выражению Шикина, «среднего ремонта». О Иоанно-Богословской церкви с Коротни. уполномоченный докладывал, что она:

«требует большого капитального ремонта ибо имеются только стены и крыша». Значительный объем восстановительных работ требовался в храмах с. Масканур, Сумки и Моркиялы. Ремонт проводился верующими на собственные средства, без всякого участия со стороны государства. Единственным документально подтвержденным фактом помощи приходу со стороны властей стала передача Воскресенскому собору богослужебной утвари из музейных запасников. Приход получил 2 антиминса, 2 Евангелия в медной оправе, 2 креста наперсных посеребренных, 1 крест большой, 1 Ковчег Завета,36 1 мирохранительницу, 1 чашу для причащения, 1 плащаницу, 2 пары венцов, 1 дароносицу, 1 серебряную звездицу, 1 серебряное кадило, 4 воздуха, 1 икону Нерукотворного Образа Спасителя, 1 паникадило и ряд элементов богослужебного облачения. С аналогичной просьбой к уполномоченному обращался приход с. Владимирское, рассчитывая получить утварь из Козьмодемьянского музея, однако была ли удовлетворена эта просьба остается неизвестным.

16 приходов, открытых в период с августа 1944 до конца 1946, – таковы скромные итоги «сталинского» церковного возрождения в Марийском крае.

Республиканские власти лишь внешне сохраняли свою лояльность верующим, на

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

деле сдерживая всплеск религиозности населения. Для открытия приходов были установлены жесткие критерии. Православным христианам, желающим восстановить свой приход, приходилось пройти немало испытаний, самым тяжелым из которых, было томительное, от 3 месяцев до года, ожидание решения властей. Не все церкви удавалось вернуть с первого раза. Многократные переговоры с уполномоченным, жалобы в Совет по делам РПЦ, письма патриарху с просьбами о помощи – все это становилось частью неравной борьбы за храм, в которую вступала община. Разоренные, нуждающиеся в ремонте, не всегда удобно расположенные храмы, становились центрами духовной жизни для множества жителей МАССР. В истории православия в Марийском крае начиналась новая эпоха.

Примечания Составлена на основе документов фонда Уполномоченного по делам религий при Совете министров МАССР: ГА РМЭ Р.863. Оп.1, 2.

ГА РМЭ Ф.172. Оп.1. Д.629а. Л.11.

ГА РМЭ Р.836. Оп.2. Д.4. Л.5.-18.об.

История сел и деревень Республики Марий Эл. Горномарийский район, С.287, 306, 312.

ГА РМЭ Р.836. Оп.2. Д.8. Л.32.

ГА РМЭ Р.836. Оп.2. Д.7. Л.31.

ГА РМЭ Р.836. Оп.1. Д.3. Л.19-47.

ГА РМЭ Р.836. Оп.1. Д.6. Л.7-28.об.

Составлена на основе документов фонда Уполномоченного по делам религий при Совете министров МАССР: ГА РМЭ Р.863. Оп.1, 2.

ГА РМЭ Р.836. Оп.2. Д.1. Л.4-19.об.

ГА РМЭ Р.836. Оп.1. Д.3. Л.1.

ГА РМЭ Р.836. Оп.2. Д.9. Л.7.

ГА РМЭ Р.836. Оп.1. Д.4. Л.22.

ГА РМЭ Р.836. Оп.1. Д.4. Л.27.

ГА РМЭ Р.836. Оп.1. Д.7. Л.5.

ГА РМЭ Р.836. Оп.1. Д.3. Л.5.

ГА РМЭ Р.836. Оп.1. Д.3. Л.1.

ГА РМЭ Р.836. Оп.2. Д.8. Л. 13-13.об., 17-17.об.

ГА РМЭ Р.836. Оп.2. Д.1. Л.17, 20.

ГА РМЭ Р.836. Оп.1. Д.4. Л.12, 22-23.

ГА РМЭ Р.836. Оп.2. Д.11. Л.13-14.

ГА РМЭ. Р.836. Оп.1. Д.3. Л.5.

ГА РМЭ Р.836. Оп.2. Д.8. Л.1.

ГА РМЭ Р.836. Оп.2. Д.5. Л.16.

ГА РМЭ Р.836. Оп.2. Д.3. Л.1.

ГА РМЭ Р.836. Оп.2. Д.6. Л.35.

ГА РМЭ Р.836. Оп.2. Д.9. Л.1.

ГА РМЭ Р.836. Оп.1. Д.7. Л.4.

ГА РМЭ Р.836. Оп.1. Д.6. Л.31.

ГА РМЭ Р.836. Оп.2. Д.7. Л.6.

ГА РМЭ Р.836. Оп.1. Д.3. Л.16.

ГА РМЭ Р.836. Оп.2. Д.8. Л.2.

ГА РМЭ Р.836. Оп.2. Д.3. Л.31.

Сложно сказать, какой предмет составители списка назвали Ковчегом Завета. Возможно, это была дарохранительница.

ГА РМЭ Р.836. Оп.1. Д.3. Л.48-49.

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

Монастырские школы на территории Марийского края Монастырские школы издавна были непременным атрибутом монашеских обителей Поволжья, как впрочем и всей России. Уже первосвятитель Казанский Гурий (Руготин) в XVI веке содействовал открытию учебных заведений при основанных в Казани Зилантовом и Спасо-Преображенском монастырях, в которых монашествующие занимались обучением детей основам христианской веры, чтению и письму1. Подобное стремление к просветительской деятельности, основанное на словах Спасителя «идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28,19), является одной из важнейших составных частей служения Церкви и монашеских обителей во все времена. Но в разные исторические эпохи, в зависимости от духовной ревности просветителей, восприятия их идей обществом и государственной властью, данные взгляды получают большее или меньшее распространение, осуществляются разными темпами, с разной степенью успешности.

Козьмодемьянский Свято-Троицкий женский монастырь. Начало ХХ в.

Вторая половина XIX века в России – это время отмены крепостного права, время реформ. Развитие страны в разных сферах, включение все новых и новых регионов ее в активную общественную, политическую, экономическую жизнь потребовало развития системы образования, большего количества грамотных людей. Отмена крепостного права, которую, впрочем, и сами крестьяне оценивали весьма неоднозначно, способствовала пробуждению социальной активности населения страны, стремлению к грамотности с целью социализации в новых исторических условиях.

Церковь ответила на этот вызов истории системой Н.И. Ильминского, обобщившего накопленный ранее миссионерский опыт и внесшего немало нового в теорию и практику христианского просвещения малых народов России.

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

Осмысливая происходящее, он пришел к убеждению, что «мышление народа и все его миросозерцание выражаются в родном языке и владеющий последним понимает миросозерцание народа», а сами инородцы лучше понимают и убеждаются доказательствами на родном языке, потому что «вместе со словами они воспринимают и элементы мысли»2. С этого времени Ильминский стал активно проводить в жизнь идею о том, что малым народам нужна духовная и образовательная литература на их родном языке, на котором следует вести проповедь веры и обучение. В 1863 году Николай Иванович инициировал открытие Казанской крещено-татарской школы, положившей начало организации учебных заведений подобного типа, стал одним из основателей Братства святителя Гурия (1867) и Казанской инородческой учительской семинарии (1872). Школы, работавшие по системе Ильминского, стали новым этапом в деле просвещения марийского народа, опыт их использовался и в учебных заведениях, образованных при монашеских обителях на марийской земле.

Участие монастырей в деле развития системы образования в Марийском крае можно классифицировать по трем основным направлениям: деятельность школ непосредственно при монашеских обителях, труды насельников в учебных заведениях на территории прихода или уезда, а также в общественных организациях, связанных со сферой образования (здесь, прежде всего, речь идет о настоятелях обителей, их участии в выработке стратегии и тактики образовательного дела на территории губернии и уезда). Со второй половины XIX века различные учебные заведения располагались при всех монашеских обителях Марийского края, исключая открытую в 1906 году небольшую по численности Аштавай-Нырскую Свято-Никольскую монашескую общину. В 1875 году при Козьмодемьянской женской монашеской общине, переведенной в уездный центр из Малого Сундыря, а впоследствии, в 1887 году, преобразованной в монастырь, было открыто инородческое училище, поначалу располагавшееся в деревянном корпусе, где также находились келии насельниц, а затем – в отдельном здании. Попечителем его в то время был купец И.М. Зубков, законоучителем и духовником – протоиерей Михаил Рождественский. В 1904 году в школе обучалось 68 девочек (26 из крестьян, 41 – из мещан, 1 – из духовного звания)3, в 1914-1915 годах – 654, в 1916-м – 925. Помимо основных предметов, к каковым по традиции относились Закон Божий, чтение, чистописание, арифметика, учащиеся осваивали рукоделия (вязание и вышивку)6. В первые годы XX века преподавателями школы были протоиерей Ефрем Чернов, учительницы Антонина Михайловна Пономарева, окончившая Духовное училище, Зинаида Ивановна Буторова, обучавшаяся в Казанской учительской семинарии, выпускница Козьмодемьянской женской гимназии Екатерина Николаевна Бычкова, а также Клавдия Александровна Предтеченская7. Женская школа при Свято-Троицкой обители считалась образцовой в Казанской губернии. Например, в 1906 году при посещении ее архиепископ Казанский и Свияжский Димитрий (Самбикин) констатировал, что устроена она по всем правилам, а учителя ее — одни из лучших в епархии8.

Учреждение Сурского Михаило-Архангельского мужского монастыря также связывалось с непременным открытием при нем школы. Поначалу под нее было отведено двухэтажное строение, находившееся в монастырской ограде, а в 1874 году тогдашний настоятель игумен Паисий (Эрин) устроил для этого особый корпус за оградой обители. В 1883 году на средства монастыря было выстроено новое двухэтажное здание, в верхнем этаже которого разместились школа и квартира для учителя, а в нижнем проживали учащиеся9.

Обучение в школе при Михаило-Архангельском монастыре началось 1 ноября 1874 года. В 1875 году она состояла в ведении Министерства народного просвещения, с 1876-го по январь 1892 года подчинялась Козьмодемьянскому земству, выделявшему на ее содержание от 60 (1876 г.) до 240 (с 1884 г.) рублей

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

серебром, а в 1893 году перешла в ведение Братства святителя Гурия 10. В сентябре 1898 года при Михаило-Архангельском монастыре была учреждена церковноприходская школа, при этом, согласно источникам, принимались во внимание миссионерское значение обители и отсутствие в Козьмодемьянском уезде подобных учебных заведений11.

Первым учителем Михаило-Архангельской школы (до 1876 года) был иеродиакон Иона (Захаров), затем в ней преподавали послушники монастыря, а с декабря 1877-го по 1878 год – Иван Александрович Никольский, получавший от земства 100 рублей в год при монастырском содержании. В дальнейшем в школе работали Антоний Тимофеев (1879-1880), титулярный советник Михаил Владимирович Герасимов (1880-1883), выпускник Казанской Духовной семинарии Иоанн Петрович Евтропов (1883-1884), выпускник учительской семинарии Василий Тимофеевич Гурьянов (1884-1887), которому помогали послушники Алексий Ягодинский (1884) и Стефан Дроздов (1885-1887), Иаков Афанасьев (1887-1888), повторно Стефан Дроздов (1888-1895), получивший к тому времени звание учителя, Адриан Чурилин (1895), впоследствии епископ Марийский Авраамий, расстрелянный в 1938 году, выпускник учительской семинарии Василий Тимофеевич Краснов (с 1895 г.)12, Василий Пономарев, Александр Троицкий, Николай Сокольников (1898)13, Симеон Семенов и Евстафий Моляров (1914) 14.

Среди законоучителей из монашествующих известен выпускник Арзамасского Духовного училища иеромонах Арсений (Софийский) (1888-1898)15.

В 1892 году в Михаило-Архангельском училище обучалось 46 воспитанников16, в 1914-м – 2217, в 1916-м – 19, из которых 3 русских, 12 мари, 4 чувашина18. Школа неоднократно получала благодарности за успешное ведение дел, способствовала утверждению христианства среди детей и взрослых, так как, возвращаясь в родительские дома, ее воспитанники приносили туда не только знание грамоты, но и убеждения в истинах православной веры.

В 1900 году церковно-приходская школа при Михаило-Архангельском монастыре была посещена казанским архиепископом Арсением (Брянцевым), который экзаменовал учащихся. Владыка интересовался их знанием утренних и вечерних молитв, спрашивал, каким видимым знаком они показывают свою веру в Пресвятую Троицу и о догматическом смысле троеперстия, о чем ученики имели твердые понятия. Учащиеся показали также хорошее знание духовного смысла и истории христианских праздников, заповедей Моисея по Закону Божию 19.

Архипастырь остался доволен экзаменом и, обращаясь к преподавателям школы, говорил: «Вы поставлены воспитать и учить здесь учителей для инородческих народных школ, поэтому ваша просветительская деятельность, ваше учительство в этой инородческой школе получает значение не для одних только инородцев этой школы, но и для всех вообще инородцев здешнего края. Многие из ваших учеников, а может быть и все, будут выходить отсюда учителями народных школ, и на них будет лежать обязанность вместе с грамотой распространять и свет евангельского учения по всем тем местам, где они получат школу. … Зная задачи вашей школы, строго соблюдайте, чтобы ваши ученики были достойны того дела, на которое вы их готовите. Учите их не словами только, но и делом, и примером.

Блюдите, да ничем не соблазните единого от малых сих, всегда помня, что горе тем, через кого соблазн в мир приходит»20.

Школа грамоты при Введенской Вершино-Сумской монашеской общине, преобразованной в 1898 году в монастырь, была открыта 21 ноября 1895 года 21 и предназначалась для жительниц деревни Вершино-Сумки Пайгусовского прихода.

Поначалу в ней было 25 учениц, обучение девочек поручалось насельницам общины Марии Петровне Якимовой, выпускнице Чебоксарского женского училища, и Анне Гавриловой, окончившей Пернянгашскую (Пайгусовскую) церковно-приходскую школу22. До 1897 года монастырская школа помещалась в

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

общем корпусе наряду с келиями сестер, а затем крестьянин Васильсурского уезда Нижегородской губернии Василий Федорович Капитонов на свои средства устроил для нее деревянный дом на каменном фундаменте и снабдил его необходимыми принадлежностями. Обучалось в школе в 1897 году 44 девочки (1 русская, 35 мари, 8 чувашек), преподавали в ней законоучитель священник Дроздов, послушницы Екатерина Михайлова, Елена Григорьева, Александра Плетнева23.

В том же году школа при Введенском монастыре была преобразована в церковно-приходскую. С 23 ноября 1901 года ее возглавила игумения Миропия (Арининская), законоучителем стал священник Виктор Мудров, учительницей — дочь диакона Таисия Лебедева, окончившая курсы при Казанском епархиальном училище. В это время в школе обучалось более 40 учениц, часть из них обитель содержала на собственные средства. При монастыре действовала рукодельная школа под руководством упоминавшейся выше послушницы Александры Плетневой, впоследствии монахини Магдалины, где осваивали вязку чулок, плетение кружев24. В 1914 году в церковно-приходской школе обучалось 22 воспитанницы25, в 1916-м – 19 (3 русских, 13 мари, 3 чувашки), 7 учениц при этом находились на монастырском содержании26.

Оценку социокультурной деятельности Введенского монастыря и школьного дела в нем давали и современники. Один из них в 1904 году писал:

«Обитель эта своим примером неотступного труда и молитвы оказывает громадное религиозно-нравственное и морально-просветительское воздействие на окружающее инородческое население. На высокую степень обитель ставят имеющиеся в ней три школы: церковно-приходская, живописная и рукодельная.

Первая является светочем, ведущим к приобретению познаний и истин христианской религии, преподанных ей великим учителем Иисусом Христом, а вторые, помимо практического характера, приучают к трудолюбию, аккуратности и к познанию красот природы, к познанию дивных дел Творца Вселенной»27.

Действовали школы и при монашеских обителях на луговой стороне Марийского края. На территории Мироносицкого монастыря в 1885 году разместилось сельское начальное училище, которое содержалось на средства Царевококшайского уездного земства28. 31 марта 1886 года постановлением Губернского училищного совета настоятель обители иеромонах Варсонофий был утвержден его попечителем29. Подобная ситуация наблюдалась и в дальнейшем.

В 1912 году тогдашний настоятель Мироносицкой пустыни игумен Серафим (Бакланов) выделил под Мироносицкое земское училище здание монастырской гостиницы вместо обветшавшего к тому времени помещения, в котором оно располагалось ранее, за что в июле 1912 года удостоился благодарности Уездной земской управы30. Известно также, что отец Серафим принимал в данном училище экзамены, был его попечителем31.

При Царевококшайском Богородице-Сергиевом женском монастыре также действовало училище. Еще 19 октября 1887 года монахиня Маргарита (Дедюхина), впоследствии игумения, возглавлявшая Царевококшайскую женскую богадельню, и священник Троицкой церкви города Иоиль Тихонравов подали в местную земскую управу заявление о его открытии. В нем говорилось, что воспитанницы не будут готовиться исключительно к монашеской жизни, а «главным образом с твердо окрепшими религиозно-нравственными понятиями, со знанием русского языка и грамоты должны возвращаться в свои семьи … сделаться проводниками христианских верований». Предполагалось, что в училище будут преподаваться все предметы начального образования, необходимые в быту рукоделия (вязание, шитье) и ковровое производство32.

Данная инициатива получила одобрение архиепископа Казанского и Свияжского Павла (Лебедева), ходатайствовавшего о ее осуществлении перед высшей церковной властью. 21 октября 1888 года последовало определение

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

Святейшего Синода об открытии при Царевококшайском Богородице-Сергиевом женском монастыре училища для девочек, здание для которого, располагавшееся у реки Кокшаги, было построено на средства священника Иоиля Тихонравова 33, а купцы Ф.Я. Рощин и Узлов оборудовали его всем необходимым для учебы.

Первыми преподавателями училища стали иерей Иоиль Тихонравов и Елисавета Васильевна Преображенская34. В 1889 году в нем обучалось 16 девочек35, в 1892-м – 42 (8 русских, 34 мари)36, в 1894-м – 45 (29 русских, 16 мари)37, в 1895-м — (20 русских, 32 мари)38, в 1901-м — 54 (24 русских и 30 мари)39.

26 октября 1901 года указанное выше училище было преобразовано в церковно-приходскую школу40, в которой в 1909 году обучались 38 воспитанниц41, в 1910-м – 23 (9 русских, 14 мари), в 1911-м — 35 (12 русских, 23 мари), в 1912-м — 27 (11 русских, 16 мари)42. Педагогический коллектив, преимущественно, состоял из трех человек — священника-законоучителя и двух учительниц43. Содержалась школа на средства Священного Синода и епархиального училищного совета. В ней преподавались Закон Божий, церковная история, арифметика, черчение, рукоделия, имелась библиотека в количестве 695 книг44.

Распорядок дня в данном учебном заведении был следующим. После утренних молитв начинался завтрак, по окончании дневных занятий в 12.00 – обед.

С 17.00 до 20.00 продолжались вечерние занятия, в 21.00 учащиеся ужинали.

В свободные часы воспитанницы школы вязали чулки и варежки, шили, вышивали по канве. Вечерами учителя проводили религиозно-нравственные чтения, особо внимательно девочки слушали и усваивали жития святых. В воскресные и праздничные дни богослужение в монастырском храме посещалось ученицами «не опустительно», нередко присутствовали они за вечерними богослужениями и в будни. Способные к тому воспитанницы школы в праздничные и воскресные дни пели за Всенощными бдениями и Литургиями в Троицкой церкви Царевококшайска, некоторые из них несли и клиросное послушание — читали Часы, Апостол и шестопсалмие. Исповедь и Причастие были обязательны для учащихся на первой и седьмой неделях Великого поста45. Школа оказывала положительное воздействие на воспитанниц, их родственников и окружающих.

Например, священник Андрей Яковлевич Смирнов, ее законоучитель и директор с 20 января 1903 года, свидетельствовал: «Влияние школы на учащихся очень значительное, каковое сказывается особенно на детях из черемис. Поступая в школу с грубыми привычками и обычаями, … с весьма бедными лишь зачатками в деле христианской религии и нравственности, постепенно в школе развивается их религиозно-нравственный кругозор; приучаются дети к порядку, опрятности … и, по окончании школьного курса, все доброе … вносится ими в среду их семейства»46. Получив образование в монастыре, воспитанницы становились или его насельницами или, возвратившись в свои семьи, могли по миссионерски воздействовать на родную среду. «Что касается населения, то нужно сказать, что инородцы-черемисы, которые имели своих детей на обучении в монастыре, стали усерднее посещать храмы»,– сообщал заведующий школой, священник ВходоИерусалимской церкви Царевококшайска Петр Покровский47. Школа при Богородице-Сергиевом монастыре получила известность и за пределами Казанской губернии. Ее ученицы принимали участие в выставке «Детский Мир», проводившейся в Санкт-Петербурге, где были отмечены похвальным листом48.

Церковноприходская школа при Свято-Никольском Куженерском женском монастыре была открыта еще до основания обители, в 1898 году, при Куженерской женской монашеской общине и помещалась на первых порах в частном доме, построенном на средства крестьянина Иоанна Ефимовича Шутылева 49. К 1903 году учащиеся занимались на втором этаже обширного удобного здания, рядом проживали учительницы, а внизу располагались гостиница и общежитие для учениц50.

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

Особенно ревностно трудились в данной школе священник Сергий Громов, переселившийся в Куженер 13 сентября 1901 года из села Токтай-Беляк, и его супруга Татиана Петровна. Число учащихся в этот период значительно увеличилось. Под управлением Т.П. Громовой действовал школьный хор, который исполнял песнопения на Всенощных бдениях и Литургиях, чередуясь с хором монастырским51. Немало потрудились на педагогическом поприще в Куженере и иерей Димитрий Макматов с супругой Анной Дмитриевной. Они старались научить детей читать, объясняли им правила письма, большое внимание уделялось Закону Божию. Ученицы неопустительно посещали богослужения в воскресные и праздничные дни, исповедовались и причащались. В школе преподавали и послушницы Свято-Никольской обители Наталия Холманских и Александра Обухова52.

Особо следует отметить, что в монастырских школах Марийского края преподавались весьма редкие по тем временам предметы. Например, при Сурской Михаило-Архангельской мужской обители воспитанники обучались игре на скрипке и виолончели, соответствующие курсы в Москве летом 1901 года прослушал учитель Троицкий53. В одном из отчетов о жизни монастыря впоследствии отмечалось: «В Михаило-Архангельской школе учитель г. Троицкий, кроме игры на скрипке, обучал еще игре на виолончели. Занятия велись в свободное время. Музыкальные инструменты приобретались за счет школы. Многие из обучавшихся скрипичной игре воспитанников научились довольно порядочно владеть этим инструментом и, во всяком случае, достаточно для того, чтобы пользоваться скрипкой при обучении церковному пению учащихся начальной школы и разучивать песнопения с церковным хором»54.

При Введенском Вершино-Сумском женском монастыре действовала школа живописи и рисования, которую первоначально возглавляла рясофорная послушница Варвара Троицкая, а затем игумения Миропия (Арининская) 55.

Подобное обучение живописному делу осуществлялось с 1903 года и при Куженерской Свято-Никольской женской монашеской общине, ставшей в 1910 году монастырем. Одна из насельниц обители, послушница Александра Обухова, поступившая в монастырь в 5 лет и в раннем возрасте проявившая склонность к иконописи, побывала со своими работами в Москве, где была награждена грамотой и подарком56.

Важным было и то, что мастерские при Михаило-Архангельском мужском и Куженерском Свято-Никольском женском монастырях входили в дореволюционную сеть профессонально-технического образования на территории Марийского края57. Да и при других обителях (особенно показательны в этом смысле женские монастыри) наблюдались подобные явления. Например, при Козьмодемьянской Троицкой обители действовали белошвейная, ризная, живописная, чеканная, столярная мастерские58, получили развитие золотошвейное и башмачное ремесла59. Насельницы Царевокошайского Богородице-Сергиева монастыря шили на заказ белье, вышивали, стегали одеяла, делали искусственные цветы, при обители работали живописная и рукодельная мастерские 60. Трудовые навыки прививались не только взрослым обитательницам монастырей, но и юным воспитанницам, жившим в монастырских приютах, обучавшимся в школах и училищах. Следует добавить, что полученные навыки в значительной степени помогали социализации бывших насельников и насельниц монастырей в советское время, так как многие из них зарабатывали на жизнь рукоделиями, поступали на работу швеями, портнихами, санитарками, пчеловодами, плотниками.

Таким образом, попечение монашеских обителей о школах складывалось из нескольких направлений. Монастыри предоставляли помещения, обеспечивали ремонт зданий и школьного инвентаря, заботились об отоплении, снабжали школы мебелью61, перечисляли в фонд учебных заведений денежные средства. Например,

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

игумения Введенской Вершино-Сумской обители Миропия (Арининская) в праздник Покрова Пресвятой Богородицы 1901 года пожертвовала на нужды школы 50 рублей серебром62.

Другим направлением деятельности монастырей в отношении школ при обителях была поддержка учащихся и преподавателей. Например, в 1901 году на средства Михаило-Архангельского мужского монастыря содержалось 9 учеников, в 1901-м – 1063, в 1916-м – 1764. Обитель предоставляла воспитанникам бесплатное помещение, пищу, а для некоторых обувь и одежду65.

Подобная ситуация была и в женских монашеских обителях Марийского края. В 1898 году 30 воспитанниц школы при Царевококшайском БогородицеСергиевом монастыре пользовались монастырским столом66, в 1903 году в школьном общежитии проживало 27 девочек, питание воспитанниц обитель организовывала в соответствии с церковным уставом (пища была как постная, так и молосная)67, а некоторым ученицам оказывалась помощь и одеждой 68. В 1916 году 6 воспитанниц школы при Козьмодемьянском Свято-Троицком монастыре пользовались монастырским помещением и столом, 4 девочки – только столом69.

Согласно заявлению священника храма Введенского Вершино-Сумского монастыря Александра Яхонтова в октябре 1907 года ряд воспитанниц жили на иждивении монастыря70, в 1910 году квартира учительницы также оплачивалась за счет обители71. Кроме того, как уже говорилось выше, священноиноки, послушники, послушницы преподавали в монастырских школах различные предметы (как правило, Закон Божий для священнослужителей, пение или рукоделия – для остальных), а настоятели закреплялись в качестве попечителей данных учебных заведений.

Были в работе монастырских школ и недостатки, и трудности. Например, в 1907 году епископом Чистопольским Алексием (Дородницыным) знания учащихся Мироносицкого училища были признаны неудовлетворительными72. Непросто усваивали некоторые предметы воспитанники Михаило-Архангельской школы. Так при достаточно легком освоении чтения как по-русски, так и по-церковнославянски, с трудом осваивались арифметика и Закон Божий, запоминались молитвы 73.

В школе Богородице-Сергиева женского монастыря не хватало учебников и учебных пособий, существовали трудности в освоении правописания, изучении Закона Божия74, что, как и в других обителях, было связано с невысоким общекультурным уровнем учеников, которым приходилось одновременно, как учиться читать и писать, так и изучать основы веры. Были проблемы в обителях и с комплектованием учащимися. Например, в 1901 году отмечалось, что дети не могли ежедневно ходить в школу при Михаило-Архангельском монастыре вследствие дальности расстояния, а содержать 20-25 учеников на свои средства обитель в то время была не в состоянии75. Одной из причин сложностей с комплектованием учащимися было отношение взрослого населения, родителей, преимущественно на луговой стороне, к школьному образованию, особенно девочек. Можно предположить, что часть марийского населения разделяла точку зрения, высказанную при образовании черемисской женской школы при Знаменском монастыре Яранского уезда. В ответ на предложение учительницы Юлии Михайловны Ивановской, супруги будущего священномученика Анатолия Ивановского, отдать девочку в обучение ей ответили: «Ведь нам не за писаря отдавать-то; да и выучишь, так, пожалуй, сарафан запросит»76. Трудности создавали и частые переподчинения учебных заведений различным ведомствам. Например, как уже говорилось выше, школа при Сурском Михаило-Архангельском мужском монастыре в 1875 году состояла в ведении Министерства народного просвещения, с 1876-го по январь 1892-го подчинялась Козьмодемьянскому земству, в 1893-м перешла в ведение Братства святителя Гурия 77, а в сентябре 1898-го была и вовсе преобразована в церковно-приходскую78.

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

Одной из причин нестроений в школах был упадок качества преподавания, нравственного состояния учителей, нередко зараженных революционными идеями.

В 1878 году настоятель Михаило-Архангельского монастыря игумен Паисий (Эрин) просил об удалении из нее учителя Никольского вследствие его неблагонадежности, вмешательства в монастырские дела, возбуждения братии к взаимным неудовольствиям, подавания недоброго примера ученикам не хождением в храм в воскресные и праздничные дни79. В 1906 году игумен Серафим (Бакланов) подавал жалобу на земского учителя Алексеева, который появлялся в Мироносицком монастыре в нетрезвом виде, входил без разрешения в помещения братии, сквернословил, совершал другие непотребства, искал случая поссориться с монашествующими и приходящими богомольцами80. Подобное же заявление отец Серафим подавал в 1915 году на учителя Бутенина, который игнорировал его как попечителя школы. При этом батюшка указывал, что жалуется на педагога не из тщеславия, а из-за того, что такое поведение может дурно повлиять на учеников, привить у них неуважение к старшим. В связи с этим инспектор училищ писал Бутенину: «Предлагаю Вам, милостивый государь, быть вежливым по отношению к отцу настоятелю Мироносицкой пустыни игумену Серафиму и по возможности восстановить с ним прежние добрые отношения»81.

Таким образом, школы, действовавшие при монашеских обителях Марийского края, внесли определенный вклад в социокультурное его развитие, содействовали духовному просвещению местного населения. Монастыри, в свою очередь, заботились о духовном состоянии воспитуемых, материальном положении школ, насельники и насельницы обителей несли в них педагогическое послушание.

Ростки веры, жизненные навыки, полученные многими воспитанниками и воспитанницами монастырей, вне зависимости от того избрали ли они путь монашеский или вернулись в свои семьи, помогли им выжить в условиях гонений за веру, способствовали их социализации в новых, непростых для Церкви в целом и каждого верующего в отдельности, условиях. Возможно, с выявлением большего круга источников тема жизни и деятельности монастырских школ получит более полное освещение, появится возможность исследовать ее более глубоко.

Примечания Алметева И.В. История начального школьного образования в Марийском крае. Йошкар-Ола,2006. С.51.

Просветитель Поволжья Н.И. Ильминский // «Мироносицкий вестник». 2002. №9. С.5.

ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.29. Л.35.

ГА РМЭ. Ф.132. Оп.1. Д.3. Л.2; Д.5. Лл.1об-2.

ГА РМЭ. Ф.197. Оп.1. Д.1. Л.9.

ГА РМЭ. Ф.57. Оп.1. Д.20. Л.26об; Д.48. Л.122об.

ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.29. Л.35; Ф.132. Оп.1. Д.3. Л.2; Ф.197. Оп.1. Д.1. Л.9.

Стариков С.В., Левенштейн О.Г. Православные храмы и монастыри Марийского края. ЙошкарОла,2001. С.60.

Руфимский Порфирий, священник. Черемисский Михаило-Архангельский мужской общежительный монастырь Казанской губернии Козьмодемьянского уезда (историческое описание и современное его состояние). Казань, 1897. С.140-141.

Там же. С.142.

ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.16. Л.2.

Руфимский Порфирий, священник. Указ. соч. С.142-148.

ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.16. Л.2.

ГА РМЭ. Ф.132. Оп.1. Д.3. Л.4об.

ГА РМЭ. Ф.57. Оп.1. Д.51. Л.149; Ф.93. Оп.1. Д.16. Л.2.

ГА РМЭ. Ф.57. Оп.1. Д.12. Лл.70об-71.

ГА РМЭ. Ф.132. Оп.1. Д.5. Л.15.

ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.56. Лл.12,92.

Возвращение Высокопреосвященного Арсения, архиепископа Казанского и Свияжского, из СанктПетербурга в Казань и обозрение им черемисских мужского и женского монастырей, а также церквей некоторых сел Козьмодемьянского уезда // «Известия по Казанской епархии». 1900. №13. С.577-582.

Там же. С.583.

ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.13. Л.81.

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.11. Л.77.

ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.13. Лл.45-45об, 81-81об.

Вершино-Сумский Введенский черемисский женский монастырь Козьмодемьянского уезда Казанской губернии. Казань,1904. С.10,11,15.

ГА РМЭ. Ф.132. Оп.1. Д.3. Л.4об.

ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.56. Лл.12,92.

История сел и деревень Республики Марий Эл. Горномарийский район. Йошкар-Ола,2006. С.527.

ГА РМЭ. Ф.88 Оп.1. Д.63. Лл.184об-185.

ГА РМЭ. Ф.18. Оп.1. Д.305а. Л.1; Ф.88. Оп.1. Д.52а. Л.377.

ГА РМЭ. Ф.88. Оп.1. Д.125. Лл.111-112.

ГА РМЭ. Ф.88. Оп.1. Д.125. Л.55; Ф.98. Оп.1. Д.99. Л.49.

ГА РМЭ. Ф.98. Оп.1. Д.14. Л.73.

ГА РМЭ. Ф.80. Оп.1. Д.132. Л.93.

ГА РМЭ. Ф.86. Оп.1. Д.23. Л.2об.

ГА РМЭ. Ф.86. Оп.1. Д.18. Лл.24-26.

ГА РМЭ. Ф.80. Оп.1. Д.168. Л.26.

ГА РМЭ. Ф.80. Оп.1. Д.173. Л.26.

ГА РМЭ. Ф.86. Оп.1. Д.36. Л.4.

ГА РМЭ. Ф.80. Оп.1. Д.194. Л.28об.

ГА РМЭ. Ф.86. Оп.1. Д.73. Л.25.

ГА РМЭ. Ф.86. Оп.1. Д.72. Л.2об.

ГА РМЭ. Ф.86. Оп.1. Д.73. Лл.4об,26об,49.

ГА РМЭ. Ф.86. Оп.1. Д.73. Л.1об; Д.78. Л.3.

ГА РМЭ. Ф.86. Оп.1. Д.61. Л.26.

ГА РМЭ. Ф.101. Оп.1. Д.10. Лл.176-177об.

Там же. Л.177об.

ГА РМЭ. Ф.101. Оп.1. Д.7. Л.167.

ГА РМЭ. Ф.101. Оп.1. Д.12. Лл.1-1об.

Куженерский Николаевский черемисский женский монастырь в Уржумском уезде Вятской епархии // «Вятские епархиальные ведомости». 1910. № 36. С.1102.

Куженерский Николаевский черемисский женский монастырь в Уржумском уезде Вятской епархии // «Вятские епархиальные ведомости». 1910. № 44. С.1295.

Кузнецов Э. Заметки из жизни Куженерского Свято-Никольского женского монастыря // «Мироносицкий вестник». 1998. №7. С.6.

ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.19. Лл.85-86.

НАРТ. Ф.4. Оп.1. Д.120134. Л.84.

Вершино-Сумский Введенский черемисский женский монастырь Козьмодемьянского уезда Казанской губернии. Казань,1904. С.11.

Кузнецов Э. Указ.соч. С.6.

ГА РМЭ. Р.171. Оп.1. Д.237. Л.386.

ГА РМЭ. Ф.197. Оп.1. Д.1. Лл.3-4.

По поводу освящения придела в Козьмодемьянском Троицком женском монастыре // «Известия по Казанской епархии». 1911. №22. С.675.

ГА РМЭ. Ф.86. Оп.1. Д.78. Л.1об.

ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.4. Л.142; Д.31. Лл.71об-72; Д.42. Лл.139,145; Ф.101. Оп.1. Д.4. Л.17.

ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.19. Л.42.

Там же. Лл.12, ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.56. Лл.12,92.

Руфимский Порфирий, священник. Указ. соч. С.163.

ГА РМЭ. Ф.101. Оп.1. Д.4. Л.17.

ГА РМЭ. Ф.101. Оп.1. Д.10. Л.177.

ГА РМЭ. Ф.101. Оп.1. Д.8. Л.89об.

ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.4. Л.142.

ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.31. Лл.71об-72.

ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.42. Лл.139,145.

ГА РМЭ. Ф.98. Оп.1. Д.40. Л.14.

ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.56. Л.92.

ГА РМЭ. Ф.101. Оп.1. Д.10. Лл.176-177.

ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.19. Л.12.

Из записной тетради сельской учительницы // «Вятские епархиальные ведомости».1902. №4. С.241.

Руфимский Порфирий, священник. Указ. соч. С.142.

ГА РМЭ. Ф.93. Оп.1. Д.16. Л.2.

Руфимский Порфирий, священник. Указ. соч. С.146.

ГА РМЭ. Ф.98. Оп.1. Д.49. Лл.1-2.

ГА РМЭ. Ф.98. Оп.1. Д.259. Лл.9-10.

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

построены 8 деревянных церквей и открыты новые православные приходы «в селе Сретенском Азаново Мананское тож, в селе Богородицком Нурма тож, в с.Спасском Цибикнур тож, в с.Богородицком Кельмаково тож» и в других. Дальнейшее исследование вопроса дало возможность подтвердить новую дату основания церкви в 1745 г. В материалах Александра Бокарева, который составлял карточки на православные храмы, и обновил 25 ноября 1911 г. карточку на Азановский храм, говорится, что Сретенская церковь была основана во второй трети XVIII века. Небольшая деревянная церковь с маковками куполов в традициях сельского деревянного зодчества поднялась в центре села «Сретенское Азаново тож».

Подтверждением, что церковь существовала уже в 1745 г. является и то, что в приходе был причт: священник, дьякон, дьячок. Служил там поп Иван Алексеев (57 лет), диакон Федор Ларионов (32 года), дьячок Василий Семенов (46 лет). В церкви велись духовные росписи, куда заносили всех прихожан, побывавших на исповеди. Во II половине XVIII в. в них в основном записывали иноверцев, принявших христианскую веру – «новокрещенных черемис».

В начале списка шли семьи церковнослужителей, а затем записывали всех прихожан со своими домочадцами. Так, в 1749 г. в 8 населенных пунктах прихода в 109 дворах проживали 248 душ мужского пола и 223 – женского пола «новокрещенных».3 В 1758 г. к приходу относились 219 дворов, в которых проживали 515 душ мужского пола и 499 – женского.4 В 1768 г. в 230 дворах проживали соответственно 662 мужчины и 674 женщины.

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

Еще через 10 лет, в 1778 г., в 151 дворе проживали 399 мужчин и 355 женщин.6 Интересно, что через 100 с лишним лет в Ведомостях Казанской Епархии отмечалось, что в 315 дворах прихода было 1947 чел., в том числе 961 мужчина и 986 женщин.7 Раскольников нет, некрещенных черемис – нет, а военных семей – 12, удельных крестьян – 5 семей, коренных русских – 22 семьи, новокрещенных черемис – 276 семей. Среди церковнослужителей из числа священников, дьяконов, дьячков, пономарей прослеживаются семейно-родственные связи. В с. Сретенском Азаново Мананское тож в 1745 г. был поп Иван Алексеев (57 лет), жена его Марфа Ерофеева (41 год) и дети: сыновья Федор (14 лет), Матфей (12 лет), Алексей (10 лет), Иван (6 лет), Василий (7 мес.) и дочери: Мария (15 лет), Наталия (7 лет). Фрагмент «Исповедной ведомости Сретенской церкви села Азаново»

за 1745 г. с указанием имени священнослужителя Ивана и членов его семьи.

Трое сыновей священника Ивана Алексеева в разные годы служили в церкви. Именно он стал родоначальником целой династии церковнослужителей.

Уже в 1749 г. в исповедных ведомостях отмечалось, что «руку приложил», заверил своей подписью священник Иван Алексеев, а дьячком был его сын Федор.

Его, Ивана Алексеева жизнь с первых шагов до благословенной кончины, оставила на себе заметный след в утверждение Православия в душах прихожан.

В 1758 г. Федор Иванов из дьячков был рукоположен в священники 10 после отца, но он недолго пробыл в этом сане, в 1761 г. скончался. Затем его сын Иван,

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

12 лет от роду, прислуживал пономарем, а в 1797 г. возведен в чин дьячка и всего служил в церкви 44 года. В малолетнем же возрасте стал служить пономарем и сын Ивана Федорова – Михаил, который в общей сложности трудился в храме до 1827 г.

– 30 лет. 11 Второй сын Ивана Алексеева Матфей с 1758 г. по 1772 г., т.е. почти 14 лет, служил сначала пономарем, затем священником в данной церкви 12. С 1765 г.

у него в сослужении состоял младший брат Василий13, который обучался богословию и в 1766 г. получил ставленную грамоту на занятие священнического сана. С 1773 г. Василий Иванов14 стал единственным священником в этой церкви и служил до 1810г., т.е. 45 лет.

Его сыновья Гаврил и Семен в семинарии не обучались, а служили с молодых лет дьячками. Семен Васильев15 в 1797 г. был рукоположен в чин дьякона и нес это послушание до 1810 г., а затем еще с 1818 по 1827 год, то есть более 20 лет.

С юного возраста мальчики чувствовали свое священническое призвание, любили церковь, посещали все службы и прислуживали священнику.

Сыновья и внуки пономаря Михаила Иванова получили богословское образование и были в дальнейшем священниками. В общей сложности родословная Ивана Алексеева в 6-7 поколениях насчитывает более 300 лет служения Православию.

У дьячка Василия Семенова (46 лет) тоже были сыновья: Петр (12 лет), Иван (8 лет), Михаил (6 лет). И они в разные годы продолжали династию отца церковнослужителя. В 1769 г. вторым священником в церкви стал Петр Васильев, помогал ему пономарем брат Михаил Васильев, а их отец Василий Семенов продолжал нести послушание дьячком. Согласно архивным источникам, можно определенно сказать, что церковь действовала с 1745 г. В 2015 г. будет 270 лет со дня ее основания.

Очень важно вернуть истинную правду о православной святыни тем, кто интересуется историей своей страны, своего села и храма.

Использованная литература Иванов А.Г. Царевококшайск в конце XVI-XVIII веков. Йошкар-Ола, 2011.

Й-Ола, 2011 г. стр. 129.

ГАРМЭ, ф.292, оп.1, д.1, л.5- ГАРМЭ, ф.165, оп.1, д.7, л. ГАРМЭ, ф.165, оп.1, д.15, л. ГАРМЭ, ф.165, оп.1, д. ГАРМЭ, ф.165, оп.1, д. ГАРМЭ, ф.165, оп.1, д.344а ГАРМЭ, ф.80, оп.1, д. ГАРМЭ, ф.292, оп.1, д.1, л. ГАРМЭ, ф.165,оп.1, д.13, л. ГАРМЭ, ф.165, оп.1, д. ГАРМЭ, ф.165, оп.1, д.17, л. ГАРМЭ, ф.165, оп.1, д.19, л. ГАРМЭ, ф.165, оп.1, д.27, л. ГАРМЭ, ф.165, оп.1, д.55, л. ГАРМЭ, ф.165, оп.1, д.22, л.

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

(Православная церковь Марийского края в период Уже два века отделяют нас от славной победы России в Отечественной войне 1812 года. События тех дней сегодня вызывают повышенный интерес, как у профессиональных историков, так и у простых любителей истории.

Впрочем, подобный интерес у любителей военной истории был всегда. Он проявился почти сразу с окончанием последней баталии той войны. Уже через несколько лет и в России, и за границей, были опубликованы первые мемуары – воспоминания ее участников. А чуть позже появились и фундаментальные труды военных историков, руководствовавшихся не только личными интересами, но и интересами своего государства. Одним из таких в России стал военный писатель генерал-лейтенант Александр Иванович Михайловский-Данилевский (1789 – 1848), составивший «Описание Отечественной войны 1812 года» в 4-х частях … Эту войну он видел своими глазами. Вступив в Петербургское ополчение, Михайловский-Данилевский был выбран его начальником, князем М.И.Кутузовым, в адъютанты. Непосредственное участие в боевых действиях впервые принял в Бородинском сражении, после которого был награждён орденом Святой Анны 4-й степени. Тяжелораненый в сражении при Тарутине, уехал на время в Петербург, но потом, состоя при начальнике Главного штаба, участвовал во многих сражениях 1813 и 1814 годов.

Позже, много новых, весьма любопытных материалов появилось в 1912 году – в год столетнего юбилея победы над Наполеоном. Они публиковались на основе местного материала во многих губерниях, в том числе в Вятской, Казанской и Нижегородской, в состав которых входила территория нынешней Марий Эл. Например, основными источниками информации по вопросу участия населения Вятской губернии в Отечественной войне 1812 года, на сегодняшний день по прежнему являются сборники материалов, опубликованные отдельным изданием еще к 100-летию Вятской губернии и в периодических изданиях:

«Памятной книжке Вятской губернии и календаре на 1912 год», «Вятских епархиальных ведомостях» и «Трудах Вятской ученой архивной комиссии». Но, к сожалению, все эти работы не содержат конкретных сведений о наших земляках – тогдашних уржумцах и яранцах.

Сегодня же нам тоже хочется, еще раз переосмысливая происшедшее в 1812-1814 гг., узнать что-то новое: имена, факты, события … Хотя сделать это сейчас, безусловно, еще сложнее, чем раньше. Как говорится, много с тех пор воды утекло: давно нет в живых участников тех дней, многие документы с годами не сохранились, а некоторые аспекты Отечественной войны 1812 г. в советское время попросту умалчивались.

Тем не менее, новые сведения о событиях той войны найти всё-таки можно, например, в Государственном архиве Республики Марий Эл. Скажете, там ничего нет? И будете неправы. Данные, которые мне удалось найти, содержались в церковных фондах! Именно там я столкнулся с упоминанием труда генераллейтенанта А.И. Михайловского-Данилевского.

Когда Александр Иванович приступил к работе над своим «Описанием…», для более полного сбора информации для объективного освещения хода войны было решено обратиться к помощи широких слоев населения. Во все губернии страны, даже напрямую не затронутые боевыми действиями, направлялись

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

соответствующие запросы. Получили их и епархии, в частности, Казанская, откуда в уездный Царевококшайск было направлено письмо следующего содержания:

«Полдень сентября 13 дня 1836 года Всероссийскаго из Казанской Консистории, Царевококшайской Мироносицкой Пустыни Строителю Иеромонаху Никандру. Сия Консистория слушав отношение Г.Казанскаго Военнаго Губернатора, что Г.Генерал Лейтенант Михайловский Данилевский по Высочайшему Повелению, составляя описание Отечественной войны 1812 года, просит сообщить ему сведения до сей Эпохи относящиеся, какия только могут отыскаться в здешних Архивах. А потому он Г. Военный Губернатор просит доставить ему обстоятельнейшия сведения, о тех распоряжениях духовнаго начальства, какия состоялись здесь вследствие Манифеста 6-го Июля 1812 года, сообщив вместе и какие от проповедей и увещаний того времени к народу духовенства. И по учиненной справке, что какие учинены были по означенному Манифесту 6 Июля 1812 года и по другим предписаниям по сему предмету распоряжения Казанскаго Епархиальнаго Начальства за згоранием в пожаре 1815 года, бывших до того года в сей Консистории деле неизвестно. Приказали:

С прописанием сего отношения послать указы в Духовныя Правлении, к Монастырским Настоятелям и Настоятельницам, к Эконому Казанскаго Архирейскаго дома и к благочинным, состоящим в непосредственном ведении Консистории, с тем, чтобы они доставили в Консисторию подробнейшия сведения о распоряжениях духовнаго начальства в следствие Манифеста 6. Июля 1812-го года.

Сентября 4го дня 1836 года. Протоиерей Флегонт Талантов»1.

Сегодня трудно сказать, предприняли братия Мироносицкой Пустыни какие-то шаги в этом направлении или нет. Но спустя почти полтора месяца из Казани пришло новое послание с требованием поторопиться с исполнением поручения:

«… Сия Консистория не получая от вас рапорта на Указ Консистории от 4-го Сентября сего года за № 3992-м касательно доставления сведений о распоряжениях духовнаго начальства в следствие Манифеста 6-го Июля 1812-го года, предписывает вам о немедленном доставлении в Консисторию тех сведений.

Октября 24 дня, 1836 года.

Архимандрит Гавриил»2.

Какие сведения собрали насельники монастыря, так и остаётся до сих пор неизвестным. Тогда я попытался собрать их сам.

Первое, что приходит на ум – это финансовая помощь Церкви, организация ею сбора пожертвований. И архивы это подтвердили. Действительно, Православная Церковь оказала большую помощь районам, пострадавшим от войны. Еще 22 августа 1812 года последовал Указ Казанской Духовной Консистории «…О предоставлении пожертвования духовенством лично от себя деньгами, серебряными и золотыми вещами, без всякаго употребления лежащими в уездных городах городничим или уездным исправникам»3. И буквально, в тот же день, например, Козьмодемьянский земский исправник Суровцев сообщил «о присылке к нему пожертвования от духовенства»4.

Причём, есть свидетельства того, что подобные пожертвования делались в это время неоднократно. Например, в июле 1813 года Благочинный города Козьмодемьянска священник Иван Муратовский доложил рапортом в Казанскую Духовную Консисторию, что «представил Собранные от Священно и церковнослужителей Архипастырскаго приглашения в добровольное и благотворительное пожертвование в пользу разоренных неприятелем Московских жителей деньги всего сто двенатцать рублей», а также «представил из заведенных при церквах ящиков деньги собираемых» на аналогичные цели всего 21 рубль 46 копеек»5.

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

Ведь помимо пожертвований, сделанных самими священнослужителями, они организовывали сбор средств от населения. Так, еще 23 января 1813 года на заседании Козьмодемьянского Духовного Правления рассматривался вопрос «Об учинении при церквах особых кружек для добровольнаго подаяния в пользу вышедших из мест, занятых неприятелем, и неимеющим пристанища людям и об отсылании поданных в оные кружки по третям года прямо от себя в Казенную палату …»6. В сентябре 1813 года в Козьмодемьянское Духовное Правление из Казанской казённой палаты пришел «Указ о получении отосланных из Сего (т.е. Козьмодемьянского – прим. авт.) правления на щет разоренных неприятелем людей, денег 235-ть и об отсылании впредь таковаго збора деньги в здешнее уездное казначейство»7. Кроме того, Православной Церковью было решено не укрывать у себя дезертиров, за нарушение данного указа священникам грозил большой штраф8.

Всё, что я нашел в архивных фондах, конечно, радовало. Но хотелось большего: узнать новые имена участников Отечественной войны – наших земляков.

И тут на помощь мне пришла статья ижевского историка Андрея Алексеевича Туранова «Об участии лиц духовного звания в народном ополчении войны года», в которой автор на основе архивных фондов Вятской епархии рассматривает участие в Отечественной войне духовенства Глазовского уезда. Кстати, вопрос участия в этой войне представителей церкви в советский период нашей истории всегда умалчивался, т.к. после Октябрьской революции 1917 года духовенство было объявлено классовым врагом, и тема участия его в борьбе с захватчиками была, мягко говоря, неперспективной для исследователей.

Ознакомившись с публикацией А.А.Туранова, подумалось: если таких ополченцев было немало в Удмуртии, то почему их не может быть у нас? В итоге так и оказалось. Изучив в Госархиве РМЭ документы Казанской Духовной Консистории – Царевококшайского и Козьмодемьянского Духовных Правлений, я обнаружил сведения о лицах духовного звания – ополченцах.

Но прежде несколько слов о самом народном ополчении. Его сбор производился на основании Манифеста императора Александра I от 6 июля 1812 года. По сословному признаку ополчение было определено как дворянское, духовное, гражданское и мирское. При этом, с дворянских имений ратников выставляли в обязательном порядке, остальные сословия – на добровольных началах, но с одобрения обществ, в которых они находятся, и разрешения начальства (для священно и церковнослужителей – с разрешения Духовной консистории)9. В ополчение принимались мужчины в возрасте от 17 до 45 лет за исключением слабосильных и низкорослых10.

По Манифесту от 18 июля 1812 года Вятская губерния совместно с Казанской, Нижегородской, Пензенской, Костромской и Симбирской, была включена в 3-й округ ополчения. Командующим округа назначен генерал-лейтенант граф П.А.Толстой.

Уже на начальном этапе формирования, ввиду малочисленности дворянских имений в Вятской губернии, было решено Вятское ополчение объединить с Казанским.

Сбор ополчения хронологически осуществился в два этапа. Этим обусловлено разделение ополчения на две части. Первоначально с помещичьих имений сбор производился «по 4 воина со 100 ревизских душ». Государственные и удельные крестьяне должны были находиться на военной службе по рекрутскому набору, каковых в 1812 году в Вятской губернии были проведены три.

По разверстке губерния должна была поставить в ополчение 830 человек, в отряд же было зачислено 913 ратников. На их содержание было собрано с населения около 14 тысяч рублей. В первой половине октября ополченцы были собраны на сборных пунктах в Вятке и Уржуме11. После укомплектования,

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

обмундирования, обеспечения необходимыми припасами и первоначального обучения, в первой декаде ноября они были отправлены в Казань 12. Здесь вятчане влились в состав Казанского ополчения и вместе с ним образовали пехотный полк из 5 батальонов (3250 ратников) и 2 конные сотни (760 человек). Командиром Казанско-Вятского ополчения был назначен генерал-майор Д.А.Булыгин.

В начале декабря 1812 года объединенное ополчение выступило в поход.

К лету 1813 года оно было уже у западных границ России (потеряв на марше 2 человек13), а с середины лета, называясь Казанским полком, участвовало в заграничном освободительном походе. В октябре Казанское ополчение совместно с Нижегородским участвовало в осаде Дрездена и крепости Пирну, где в неоднократных столкновениях с регулярной армией противника ополченцы проявили геройское мужество и отвагу. 30 октября 1813 года Дрезден сдался. По непроверенным данным потери Казанского ополчения под Дрезденом и Пирну составили убитыми 38 и ранеными до 170 человек14.

После этого Казанский пехотный полк вошел в состав гарнизона Дрездена и оставался в городе до 10 сентября 1814 года. Затем обратный путь домой.

23 октября 1814 года полк вернулся в российские пределы. А 24 февраля 1815 года Казань торжественно встречала победителей. Конница же казанского ополчения вместе с нижегородскими ратниками была откомандирована в Пруссию и в январе 1814 года находилась «при осаде» города Магдебурга, после чего ее перебросили под Гамбург. Вернулась в Казань она лишь в конце мая 1815 года15.

А Московское ополчение, например, сформированное в августе 1812 года, даже не рассматривалось в качестве самостоятельной боевой силы, и по Высочайшему Указу от 30 марта 1813 года было распущено.

Вторая очередь Вятско-Казанского ополчения собиралась по высочайшему повелению о дополнительном наборе с помещичьих имений еще по 2 воина со 100 душ. Комплектование ее началось в начале ноября 1812 года после окончания приема и отправки в Казань воинов первого набора16. После укомплектования и снаряжения эта часть ополчения находилась в резерве, оставаясь в Казани.

В сентябре 1813 года начался постепенный роспуск резервного ополчения сначала больных и неспособных к службе. В ноябре того же года было получено подтверждение о полном роспуске ополчения по домам. При этом, офицеров и нижних чинов, добровольно вступивших в ополчение, и желавших продолжить службу, предлагалось немедленно отправить к действующим войскам, «в противном же случае дать им свободу»17. Таким образом, вторая очередь ополчения была расформирована уже к концу 1813 года.

В Вятской губернии «в оба раза собрано было с помещиков, заводчиков и фабрикантов 733 пехотинца и 97 конных. Кроме того, в состав Вятского ополчения принято было 19 чиновников и канцелярских служителей, 38 человек духовного звания и 26 из мещан и крестьян казенного ведомства»18.

Таким образом, по официальным сведениям получается, что из 913 набранных ополченцев добровольцев оказалось только 83, и почти половину ополченцев-добровольцев составили лица духовного звания.

Хотя еще в XVIII веке духовенство было освобождено от рекрутской повинности, но привилегия эта была связана не столько с сословной принадлежностью, сколько с «профессиональной» деятельностью. Для регулирования численности сословия время от времени проводились «разборы»

духовенства, в результате чего некоторая часть духовных переводились в податные сословия, а чаще отдавались в рекруты. Могли быть исключены из духовного звания священно и церковнослужители, не отвечающие образовательному цензу и неблагонадежные, дети священноцерковнослужителей, не определенные к какимлибо должностям и др. По времени проведения «разборы» духовенства часто совпадали с периодами военных действий19.

У ИСТОКОВ ДУХОВНОСТИ И ВЕРЫ

Известно, что 17 июля 1812 года Священный Синод обратился к Императору с предложениями о содействии церкви созданию ополчения. Здесь же определялся и круг лиц из духовного сословия, которые могли участвовать в ополчении. Получив Высочайшее одобрение, Синод издал указ «О немедленном объявлении причетникам, детям священно и церковнослужителей при отцах находящимся, Академистам не выше риторического класса и ученикам в других школах обучающимся, что ежели кто из них пожелает защищая Отечество итти в новое ополчение на которое призываются все Состояния таковых увольнять без препятственно, и для одежды и на продовольствие позволить церквам делать пособие из кошельковой суммы остающейся за содержанием церквей...»20.

Вместе с тем, представители наиболее образованной части сословия (священники, диаконы и др.) в указе не были названы, что позволяло Епархиальному начальству удерживать их на духовной службе. Этот указ предопределил состав ополченцев духовного звания, в том числе и ВятскоКазанского ополчения. Забегая вперед, можно сказать, что в его составе закономерно не оказалось ни священников, ни диаконов, ни учеников высших классов семинарии.

Духовные Консистории, в том числе Казанская, помимо того издавали свои указы, разъяснявшие вопросы призыва добровольцев на военную службу: «…Что имеющие намерение и способность служить в полках являлись бы с аттестатами о добропорядочной их Гражданской службе в одно из ниже следующих мест:

1) в Санктпетербург к управляющему военным министерством 2) в город Белицу Могилевской губернии к генералу от Инфантерии князю Лобанову-Ростовскому 3) в Ярославль к генерал Лейтенанту Клейнмихелю 4) в Могилев белорусской губернии к генералу от Кавалерии Кологривому.

Тем которые желают быть помещены в Кавалерию …» Что касается тех, кто записался в народное ополчение из духовенства, то их пока пятеро: