«АНТРОПОЦЕНТРИЗМ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА КАК ПРИНЦИП ОРГАНИЗАЦИИ ЕГО ЛЕКСИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ ...»

На правах рукописи

УДК 808.2 – 3 + 808.2 - 73

ЧУРИЛИНА

ЛЮБОВЬ НИКОЛАЕВНА

АНТРОПОЦЕНТРИЗМ ХУДОЖЕСТВЕННОГО

ТЕКСТА КАК ПРИНЦИП ОРГАНИЗАЦИИ

ЕГО ЛЕКСИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ

10.02.01 – русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Санкт-Петербург 2003 Диссертация выполнена на кафедре русского языка Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор В.Д. Черняк

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор Т.Г. Аркадьева доктор филологических наук, профессор М.Р. Проскуряков доктор филологических наук, профессор К.В. Томашевская

Ведущая организация: Череповецкий государственный университет

Защита состоится 22 мая 2003 года в 1600 часов на заседании диссертационного совета Д 212.199.04. по присуждению степени доктора наук в Российском государственном педагогическом университете им. А.И. Герцена по адресу: 199053, Санкт-Петербург, 1-я линия В.О., д. 52, ауд. 47.

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена.

Автореферат разослан « 2 » апреля 2003 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета М.Я. Дымарский

Общая характеристика работы

Диссертация посвящена теоретической разработке комплекса проблем, связанных с лингвистическим анализом художественного текста в антропоцентрическом аспекте.

Формирование антропоцентрической парадигмы в лингвистике обусловлено осознанием необходимости разграничения двух аспектов в рассмотрении фактов языка: «язык в его состоянии» и «язык в его деятельности» (В.А. Звегинцев). Новый ракурс рассмотрения языковых явлений не моделирование языковой системы как абстракции высокого уровня, но изучение языка в процессе его реализации – был обозначен как “субъективность в языке” (Э. Бенвенист), или “антропоцентрический принцип”.

Исходным постулатом антропоцентрической парадигмы в лингвистических исследованиях является признание способности говорящего (индивидуума или социума) присваивать себе язык в процессе его применения (Ю.С. Степанов).

В отечественный лингвистике сформировалось несколько исследовательских групп, или школ, работающих в рамках антропоцентрической парадигмы. Так, особое направление в изучении лексической системы представлено работами Московской семантической школы. Антропоцентрический принцип в исследовании лексического уровня языковой системы связан с постановкой комплекса задач, в ряду которых особую значимость приобретает изучение “естественной” лексической системы, отражающей ''наивную картину мира'' и ''наивную модель человека''.

Намечены два направления в изучении ''наивной картины мира'': первое связано с исследованием отдельных концептов; второе предполагает реконструкцию присущего языку цельного, хотя и ''наивного'', донаучного взгляда на мир (Ю.Д. Апресян). Оба направления исследования лексической системы имеют лексикографическую направленность, при этом основу каждого из них составляет анализ функционирования лексических единиц, выявление специфики бытования слова в узусе.

Реализация антропоцентрического принципа в анализе лексической структуры художественного текста также предполагает внимание к особенностям функционирования слова, но в пространстве, ограниченном рамками замкнутой системы, каковой является текст. Предлагаемый в диссертационном исследовании подход основан на рассмотрении текста как продукта речевой деятельности человека, отражающего действительность через её преломление в сознании индивидуума.

Полисубъектный художественный текст, где автор ''говорящий'', по образному выражению Т.Г. Винокур, как минимум “о трёх головах” (автор, рассказчик, персонаж), представляет собой продукт самого сложного вида коммуникации – коммуникации литературной, субъектами которой являются, с одной стороны, автор и читатель, с другой персонажи как специфические языковые личности, “творимые” автором текста. Каждый из субъектов литературной коммуникации может служить моделью языковой личности:

реальной (автор), потенциальной (читатель) или фиктивной (персонаж). При этом основанием для реконструкции текстовых языковых личностей является анализ закономерностей организации текста.

Внимание к автору, «стоящему за текстом», связано с вопросами идиостиля писателя. Активно предпринимаемые в последние годы попытки реконструкции языковой личности писателя, его индивидуальной картины мира и личностных концептов как её структурообразующих элементов, свидетельствуют о необходимости максимального расширения круга текстов, привлекаемых к анализу (Ю.Н. Караулов). В то же время вполне адекватная и исчерпывающая реализация антропоцентрического принципа в анализе отдельного художественного текста оказывается возможной в том случае, если объектом анализа является персонаж как языковая личность, представленная в разных видах деятельности, но прежде всего коммуникативной.

';

Антропоцентрический подход к анализу художественного текста имеет давние и прочные традиции в литературоведческих исследованиях, где одним из основных объектов анализа является литературный герой, или персонаж.

Традиция обращения к герою как структуро- и смыслообразующему элементу художественного текста, как носителю и выразителю индивидуальной “точки зрения” на мир, включенной в сложную систему соотношения текстовых субъектных сфер, берет своё начало в работах В.В. Виноградова, М.М. Бахтина и развивается представителями Московско-тартусской семиотической школы (Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский, В.Н. Топоров и др.).

Новые перспективы собственно лингвистического анализа художественного текста в антропоцентрическом аспекте были намечены в работах Ю.Н. Караулова, первым высказавшего предположение о возможности и продуктивности подхода к персонажу как к модели языковой личности. Однако вопрос о путях реконструкции языковой личности на основе анализа художественного текста, его лексического уровня как «основного горизонта, на котором строится всё здание» семантики текста (Ю.М. Лотман), далёк от окончательного решения. Необходимость многоаспектных исследований художественного текста, связанных с реализацией антропоцентрического принципа, предполагающая внимание к языковой личности автора и к языковым личностям персонажей, определяет а к т у а л ь н о с т ь настоящего исследования.

Исходя из этого были определены ц е л и исследования:

1) выявить общие закономерности организации лексического уровня полисубъектного художественного текста, позволяющие представить текст как “естественную” лексическую систему;

2) определить принципы отбора и организации используемых в рамках текста лексических средств презентации персонажа как языковой личности во всей совокупности индивидуальных характеристик, получающих в тексте вербальное выражение.

Достижение поставленных целей было связано с решением ряда частных задач:

• выявить специфику субъектной организации лексического уровня полисубъектного художественного текста;

• разработать модель анализа лексической структуры художественного текста с учетом особенностей субъектной организации последнего;

• определить возможные пути реконструкции текстового концепта на основе анализа лексической структуры художественного текста;

• выявить способы лексического представления различных граней языковой личности персонажа;

• определить пути реконструкции вербально-семантического, тезаурусного и прагматического уровней организации языковой личности персонажа на основе анализа лексической структуры текстовых фрагментов, входящих в состав различных субъектных речевых сфер текста;

• создать исследовательскую модель “языковая личность” на основе анализа лексической организации разных текстов.

В качестве основных в работе использовались м е т о д ы, ориентированные на анализ лексического уровня художественного текста: метод концептуального анализа ключевого слова текста; внутритекстовый сопоставительный анализ, направленный на определение специфики семантической реализации слова в тексте; межтекстовый сопоставительный анализ, предполагающий исследование функционирования слова в однотипных коммуникативных ситуациях; метод компонентного анализа с опорой на синтагматические отношения слов; реконструкция индивидуальных лексиконов текстовых языковых личностей связана с использованием статистических методов анализа.

Основным м а т е р и а л о м и с с л е д о в а н и я послужили тексты романов Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» и «Бесы». Тексты Ф.М. Достоевского находятся в последние годы в зоне пристального внимания лингвистов (работы Н.Д. Арутюновой, Ю.Н. Караулова, Е.А. Иванчиковой и др.), однако проблема языка персонажей Достоевского, как, впрочем, и языка самого писателя, еще далека от своего разрешения. Принципиальная персоналистичность мира Достоевского самостоятельность персонажного голоса и независимость правды героя по отношению к правде автора, отмечаемые М.М. Бахтиным, позволяет сопоставлять индивидуальные картины мира персонажей, репрезентированные в тексте последнего, итогового романа писателя «Братья Карамазовы», как вполне самостоятельные.

Выбор на роль объекта описания языковой личности Петр Верховенский (роман «Бесы») обусловлен двумя факторами: 1) Петр Верховенский, в соответствии с иерархией персонажей, предложенной А.А. Реформатским, относится к числу «средних персонажей», т.е. персонажей, «двигающих сценарий» и одновременно связанных с реализацией определенной текстовой темы (персонаж-тема). Объем лексических единиц, служащих представлению в тексте персонажей второго плана, значительно уступает объему лексических средств реализации образов центральных субъектов внутритекстовой действительности, однако дает основания для создания полноценной модели языковой личности; 2) любая личность, в том числе и литературный герой, предполагает некую социальную детерминированность, и литература, «моделируя человека», неизбежно соотносит свою «модель» с моделью социальной (Л.Я. Гинзбург). Социальная позиция Петра Верховенского обозначена в тексте с достаточной степенью определенности – нигилист.

Концепт ''Нигилист'', впервые «воплощенный в языке» И.С. Тургеневым, обретает в дальнейшем самостоятельное существование и развитие в русской культуре во многом благодаря новым вариантам его осмысления и языкового представления, предложенным, в частности, в романах Ф.М. Достоевского «Бесы» и Н.С. Лескова «На ножах». В реферируемом исследовании сопоставлены два варианта лексической объективации концепта ''Нигилист'' Петр Верховенский и Анна Скокова. Создание на основе межтекстового анализа модели языковой личности, соотнесенной с реальным социальным типом, связано с выявлением лексических средств объективации концепта ''Нигилист'' как элемента национальной концептосферы.

Н а у ч н а я н о в и з н а диссертационного исследования заключается в следующем: впервые на основе анализа текстов трех романов с опорой на антропоцентрический принцип исследованы закономерности лексической организации художественного текста; рассмотрено соотношение понятий языковая личность, персонаж и автор; обоснованы подходы к анализу концептуальной структуры полисубъектного художественного текста; впервые последовательно исследовано соотношение языкового концепта и текстового концепта в различных вариантах его представления; введены, обоснованы и последовательно использованы новые понятия: текстовая лексическая тема, индивидуальный лексикон персонажа, персонажный концепт, уникальный текстовый концепт, связанный с представлением о персонаже как целостной личности; уточнены такие понятия, как: субъектная сфера текста, текстовый концепт и текстовое ассоциативно-семантическое поле; персонаж художественного текста впервые рассмотрен как целостная языковая личность во всей совокупности её характеристик, получивших в тексте вербальное воплощение; впервые исследованы способы лексической объективации концепта ''Нигилист'' как элемента национальной концептосферы.

Т е о р е т и ч е с к а я з н а ч и м о с т ь исследования заключается в том, что:

предложена исследовательская модель анализа художественного текста, непосредственно связанная с интерпретацией текстового смысла и реконструкцией языковой личности субъекта внутритекстовой коммуникации;

исследовательская модель «языковая личность» может быть спроецирована на другой материал и потому значима для изучения языка художественной литературы, она открывает дальнейшие возможности изучения субъектного плана лексической структуры текста и языковой личности как персонажа, так и автора текста; разработан терминологический аппарат антропоцентрического исследования, последовательно реализованный в анализе лексической структуры полисубъектного художественного текста.

П р а к т и ч е с к а я ц е н н о с т ь исследования определяется широкими возможностями применения положений и материалов диссертации в вузовских курсах лексикологии современного русского языка, стилистики и лингвистического анализа художественного текста, спецкурсах по лингвокультурологии, а также в литературоведческих курсах, посвященных изучению творчества Ф.М. Достоевского и Н.С. Лескова.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Действительность, творимая воображением автора полисубъектного художественного текста, в своей целостности распадается на отдельные, в определенной мере автономные ''миры'' – текстовые субъектные сферы – и предстает в результате как сложно координированная система. Специфика пересекающихся уровней «персонаж – персонаж» (изображенная коммуникация) и «автор – читатель» (коммуникация реальная, несмотря на свою опосредованность), делает обязательным при обращении к анализу лексической структуры художественного текста разграничение внутритекстовых и внетекстовых субъектов.

2. Анализ лексической структуры полисубъектного художественного текста, целью которого является выявление функциональных свойств слова и установление закономерностей, определяющих отбор и организацию слов в пределах некоторой «закрытой» системы, должен учитывать факт ''принадлежности'' текстового слова различным ''говорящим''. Слово в тексте является одновременно единицей нескольких лексических систем: с одной стороны, лексической системы текста как целого и «стоящего за этим текстом»

автора, с другой стороны, единицей лексиконов персонажей как внутритекстовых языковых личностей. Специфика взаимоотношений, складывающихся между этими условно разными единицами (различие выявляется на уровне личностного смысла) определяется тем, что “слово персонажа” остается в то же время и “словом автора”.

3. Внутритекстовые лексические парадигмы, формируемые словом в рамках персонажных дискурсов (персонажной субъектной речевой сферы), находятся между собой в отношениях взаимного дополнения и взаимного отталкивания, что свидетельствует о смысловой неоднозначности текстового слова и, как следствие, о различии именуемых этим словом концептов, иногда столь значительных, что прямое соотнесение их с одной языковой личностью (автором текста) не представляется возможным. Закономерности организации лексического уровня художественного текста во многом определяются спецификой «образов мира» персонажей как самостоятельных языковых личностей и соотношением этих «образов мира» в картине мира текста как некоторой целостности.

4. Каждая внутритекстовая языковая личность обладает своей картиной мира, с экспликацией которой связана относительно автономная лексическая система – индивидуальный лексикон персонажа со своим набором ключевых слов, своими внутренними законами, определяемыми личностными особенностями обладателя системы. “Слово персонажа” принципиально не равно “слову автора”, поскольку является единицей другой, пусть и искусственно смоделированной, лексической системы, системы, функционально связанной с объективацией особой картины мира. Не всякое слово, ''произнесенное'' в тексте, может рассматриваться в роли лексического экспликатора картины мира «затекстового» автора - деперсонализация текстового слова может привести к существенным искажениям смысла “слова автора”, а в конечном итоге – и смысла текста.

5. Представление о художественном тексте как о дискретной полисубъектной коммуникативной структуре, включающей некоторое множество «говорящих» (множество ''я''), и одновременно как о некоторой целостности, предопределяет выявление как минимум двух взаимозависимых концептуальных систем, или концептосфер: концептосферы языковой личности, в роли которой рассматривается субъект изображаемого мира – персонаж, и концептосферы текста как совокупности всех концептов, в нем актуализированных. Иерархия текстовых концептов основана на различении персонажного концепта и базового текстового концепта; при этом персонажный концепт обладает относительной автономностью и является частью базового текстового концепта. Соотнесение текстовых концептов с языковой личностью автора должно учитывать факт концептуальной многослойности текста.

6. Подход к анализу лексической структуры художественного текста с антропоцентрических позиций («от говорящего») позволяет создать исследовательскую модель «языковая личность», которая может быть подвергнута разноаспектному анализу. Текстовым эквивалентом модели является персонажная лексическая тема. Персонажная лексическая тема, эволюционируя в процессе линейного развертывания текста, т.е. в процессе развития сюжетной линии (темы), связанной с некоторым субъектом изображаемой действительности, предстает в результате в виде иерархически организованного множества слов. Структурообразующими элементами модели «языковая личность» являются индивидуальный лексикон персонажа, индивидуальная картина мира (концептосфера) и прагматикон, или эксплицируемые в тексте коммуникативные тактики и стратегии индивидуума.

Персонажная лексическая тема как объединение функциональное и потому неоднородное в плане устанавливающихся между её единицами семантических, тематических и ассоциативных связей и отношений может быть представлена в виде совокупности взаимосвязанных текстовых ассоциативно-семантических полей со своими ядерными и периферийными зонами; число и соотношение этих полей определяется индивидуальными особенностями языковой личности и связываемой с нею индивидуальной картиной мира. Персонажная лексическая тема не только представляет «материальную» основу для описания внутритекстовой языковой личности, но также выступает в качестве единицы членения текста при его семантическом анализе и в качестве эквивалента текстового концепта при анализе концептуальном.

456 машинописных страниц состоит из введения, двух глав и заключения.

Список литературы насчитывает 439 наименований. Основной текст диссертации сопровождается приложением, содержащим четыре словника:

«Индивидуальный лексикон Петра Степановича Верховенского (общий состав)»; «Высокочастотные единицы индивидуального лексикона Петра Степановича Верховенского»; «Семантическая классификация единиц индивидуального лексикона Петра Степановича Верховенского»;

«Индивидуальный лексикон Анны Ивановны Скоковой».

Апробация и внедрение результатов исследования.

Положения и результаты исследования обсуждались на международных научных конференциях «Говорящий и слушающий: языковая личность, текст, проблемы обучения» (Санкт-Петербург, 2001), «Филология и культура»

(Тамбов, 2001), «Изменяющийся языковой мир» (Пермь, 2001), «Форма, значение и функции единиц языка и речи» (Минск, 2002); на всероссийских конференциях «Русистика: Лингвистическая парадигма конца ХХ века» (РГПУ им. А.И. Герцена, 1998 г.), «Третьи Житниковские чтения» (Челябинский гос.

университет, 1999 г.), «Традиции в контексте русской культуры»

(Череповецкий гос. университет, 1999-2002 гг.), «Лингвистические и эстетические аспекты анализа текста и речи» (Соликамский гос.

педагогический институт, 2000 и 2002 гг.). Материалы диссертации обсуждались на заседаниях проблемной группы «Слово в лексической системе русского языка» при кафедре русского языка РГПУ им. А.И. Герцена (рук.

профессор В.В. Степанова), а также на ежегодных Герценовских чтениях (1994гг.).

Результаты исследования внедрены в преподавание в Магнитогорском государственном университете (курсы «Современный русский язык» и «Лингвистический анализ текста», спецкурс «Лексическая структура художественного текста»); используются в учебно-педагогическом процессе ряда вузов страны (Череповецкий государственный университет, Псковский государственный педагогический институт).

Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, формулируются цели и задачи работы.

Первая глава «Текстовый концепт и лексическая структура художественного текста» посвящена разработке принципов анализа полисубъектного художественного текста. Предлагаемые принципы строятся на соотнесении взаимосвязанных структур текста: концептуальной и лексической.

Конечной целью анализа является интерпретация смысла художественного текста в целом и художественного образа – индивидуальной модели мира – в частности.

В параграфе «Концепт как элемент картины мира языковой личности и текста: пути реконструкции» рассматриваются исходные положения предлагаемой концепции.

При всем многообразии существующих определений концепта одно его свойство представляется бесспорным – абсолютная антропоцентричность. При этом антропоцентричность концепта не только связывается с антропоцентричностью языка, но определяется «природой» концепта – его принадлежностью сознанию субъекта.

Подход к концепту как к единице сознания индивидуума, идеальной сущности, которой человек оперирует в процессах мышления и которая отражает содержание опыта и знания субъекта, делает естественным предположение о том, что не только разные языки по-разному концептуализируют действительность, но в пределах одного языка, языкового сообщества не может быть полного совпадения индивидуальных сознаний, а значит – и полного совпадения индивидуальных концептов. К важнейшим постулатам когнитивной лингвистики относится облигаторная зависимость обработки всей поступающей к человеку информации от субъекта и выбранной им точки зрения на объект. Субъективность концепта как его отличительное свойство имеет своим следствием, во-первых, возможность использования разных языковых средств для описания одного и того же фрагмента реальной действительности, и, во-вторых, так называемую «кажущуюся синонимию», ибо за каждым словом стоит объективируемая только им индивидуальная структура (Е.С. Кубрякова).

Художественный текст оказался естественно вовлеченным в орбиту концептуальных исследований, поскольку целью концептуального анализа как такового является установление смыслов, «которые подведены под один знак и предопределяют бытие знака как известной когнитивной структуры»

(Е.С. Кубрякова), а текст, создаваемый субъектом, делает эти когнитивные структуры наблюдаемыми. Концептуальный анализ художественного текста представляет собой особый тип его исследования, при котором в качестве точки отсчета рассматриваются понятийные категории (концепты), а целью является выявление способов их объективации.

Процесс продуцирования текстов основывается на целенаправленном отборе субъектом (говорящим / пишущим) из всего многообразия предлагаемого языком материала (языковой системы) того, что соответствует устойчивым связям между понятиями и концептами в его картине мира (Ю.Н. Караулов). Текст, таким образом, правомерно рассматривать как один из возможных способов фиксации, объективации сознания или индивидуальной картины мира его автора. Однако подход к художественному тексту как отраженному сознанию «стоящего за ним» автора «индивидуальная картина мира текст» далеко не всегда столь однозначен. Художественный текст включает в себя по меньшей мере два отраженных сознания: сознание изображенное и сознание изображающее. Введение в текстовое пространство персонажа имеет своим следствием расслоение «сознаний», что позволяет говорить о «многомирии» (В.А. Кухаренко) художественного текста. Свое собственное сознание автор художественного произведения, особенно полисубъектного прозаического текста – объемного рассказа, повести, романа, отражает не прямо, а через «предстоящее» ему сознание героя (В.В. Виноградов), которое не обязательно совпадает с авторским, поскольку «творимые художником персонажи воплощают в мире что-то существующее вне художника и художником только угадываемое и осуществляемое»

(Д.С. Лихачев).

«Возможный мир» текста как целого распадается на отдельные, в определенной мере автономные миры – текстовые субъектные сферы – и предстает как сложно координированная система субъектных сфер:

персонажной и неперсонажной речи (В.В. Степанова). Предлагаемое соотношение персонажная vs. неперсонажная субъектные речевые сферы развивает идею М.М. Бахтина о том, что речь персонажей и авторская речь лежат в разных смысловых плоскостях. Специфика литературной коммуникации, предполагающей наличие двух непересекающихся уровней «персонаж персонаж» (изображенная коммуникация) и «автор читатель»

(коммуникация реальная, несмотря на свою опосредованность), делает обязательным при обращении к анализу лексической структуры художественного текста разграничение внутритекстовых и внетекстовых субъектов. Противопоставление персонажной и неперсонажной субъектных речевых сфер в первую очередь связано с анализом изображенной коммуникации, целью которого является, с одной стороны, поиск внутренних закономерностей, определяющих членение текста, и, с другой стороны, выявление функциональных свойств текстового слова как средства презентации субъекта и «изображаемой» ситуации. Персонажная субъектная речевая сфера в таком понимании представляет собой сферу субъекта внутритекстовой коммуникации (говорящего и слушающего); её образуют тексты, «создаваемые» героем, а следовательно, репрезентирующие фрагменты его картины мира, его “точку зрения” на изображаемую действительность.

Неперсонажная субъектная сфера – это также сфера субъекта внутритекстовой коммуникации, т.е. субъекта «изображенной жизни», однако принципиально не равного персонажам, занимающего, по словам В.Н. Топорова, позицию «внешнего наблюдателя» и «судьи» по отношению к каждому из них. Персонажная и неперсонажная субъектные речевые сферы как одноуровневые текстовые подсистемы находятся в отношениях взаимного дополнения. В то же время ни одна из них принципиально не связана напрямую с автором как внетекстовым («затекстовым») субъектом.

Каждая из субъектных речевых сфер текста презентирует относительно автономную “точку зрения” на «воображаемую» действительность, или, по Д.С. Лихачеву, личностную концептосферу. Концепт в художественном тексте как в полисубъектной речевой структуре существует одновременно в двух измерениях: во-первых, как элемент картины мира фиктивной (изображаемой) языковой личности – «творящего» свои тексты персонажа, и, во-вторых, как базовый концепт текстового пространства (М.Р. Проскуряков), т.е. как элемент индивидуальной картины мира затекстового субъекта (автора), воплощенной в отдельном тексте.

Понятие концепт текста (текстовый концепт), как правило, соотносится исследователями со смыслом текста, или, что то же, с замыслом как психическим образом текста. Такое понимание текстового концепта выводит его за пределы объективного лингвистического исследования, поскольку смысл в «чистом виде» недоступен в прямом наблюдении; смысл является внеположенным тексту, т.е. выражает и передает нечто («информацию»), отличное от слов, его составляющих (И.А. Мельчук).

Именно «внеположенность» смысла тексту определяет существование любого текста на естественном языке в так называемом полифоническом семантическом режиме. В литературе отмечается, что каждый текст является носителем как минимум трех смыслов: 1) авторского смысла смысла, вложенного в текст его автором в результате осуществления акта первичного семиозиса, или акта номинации; 2) инвариантного смысла смысла, «приписанного» тексту языком, складывающегося из смысла составляющих текст языковых единиц; 3) перцептивного смысла смысла, вкладываемого в текст реципиентом.

Отношения, складывающиеся между смыслами текста в акте коммуникации, определяются как антиномия и даже «парадокс»

коммуникации: с одной стороны, коммуникация невозможна без присущего тексту как элементу семиотической системы данного языка инвариантного смысла, восстанавливаемого коммуникантами на базе общих языковых и энциклопедических знаний, с другой стороны, в конкретном акте речевой коммуникации текст теряет этот инвариантный смысл и обретает ровно столько речевых смыслов, сколько реципиентов воспринимает текст. Смысл автора и смысл реципиента могут не совпадать не только между собой, что вполне объяснимо, когда речь идет о смысле художественного текста, но и с инвариантным смыслом текста. Принципиально важным представляется то, что при «недолговечности» авторского смысла и вариативности перцептивных смыслов объектом лингвистического анализа художественного текста может быть только инвариантный смысл первичного семиозиса, являющийся базой, над которой надстраивается все многообразие “вторичных” смыслов текста в актах коммуникации. Невозможность прямого изучения идеальных сущностей (концептов) отчасти компенсируется анализом языковых (прежде всего – лексических) средств, используемых для их объективации в тексте.

Исходя из того, что смысл текста складывается из актуализированных концептов описанных в нем объектов и ситуаций, мы определяем текстовый концепт как фрагмент картины мира, репрезентированной в рамках некоторого текста. Основным репрезентантом концепта в тексте является с л о в о, которое наделяется статусом ключевого слова текста, или слова-темы.

Представление о художественном тексте как, с одной стороны, о дискретной полисубъектной коммуникативной структуре, включающей некоторое множество «говорящих» (множество ''я''), и, с другой стороны, как о некоторой целостности, предопределяет выявление минимум двух взаимозависимых концептуальных систем: концептосферы языковой личности, в роли которой рассматривается субъект изображаемого мира – персонаж, и концептосферы текста как совокупности всех концептов, репрезентированных в тексте. Личностная (персонажная) концептосфера может рассматриваться изолированно, как вполне самодостаточная микросистема.

Текстовая концептосфера, напротив, зависима, поскольку складывается из моделируемых в тексте личностных концептосфер, и её анализ требует последовательного сопоставления не только всех личностных концептосфер, но и выявления сложной системы складывающихся между ними отношений.

Текстовый концепт оказывается одновременно элементом разных концептуальных систем. Стратификация текстовых концептов – персонажный концепт и авторский концепт – соотносима с предлагаемым Ю.Н. Карауловым разграничением двух типов ключевых слов: слов-идеологем и слов-идиоглосс.

Слово-идиоглосса рассматривается одновременно и как ключевое слово конкретного текста, и как слово, характерное для данного автора, сквозным образом представленное в его текстах, относящихся ко всем периодам творчества. В рамках конкретного текста слово-идиоглосса как имя текстового концепта сохраняет свою связь с «затекстовым» субъектом речи – автором, оставаясь прежде всего элементом авторского образа мира. Сфера функционирования второй разновидности ключевых слов текста – словидеологем – принципиально ограничена рамками одного текста, поскольку идеологема служит «семантико-тематическим обозначением духовных ценностей действующих лиц», вокруг которых разворачиваются главные коллизии в связи с разным пониманием героями этих ценностей. Следует отметить, что впервые такое употребление термина идеологема встречается в работах М.М. Бахтина, утверждавшего, что «говорящий человек в романе всегда в той или иной степени и д е о л о г, а его слово всегда и д е о л о г е м а », так как «особый язык», каковым является язык персонажа, – это «всегда особая точка зрения на мир».

Текстовый концепт одновременно целостен («непрерывное пространство») и дискретен, поскольку складывается из некоторого набора “точек зрения” на мир. В результате равно возможными оказываются два пути реконструкции текстового концепта: 1) реконструкция текстового концепта как фрагмента индивидуальной картины мира внутритекстового субъекта – персонажа;

2) реконструкция текстового концепта как фрагмента картины мира затекстового субъекта – автора. Концепт, соотносимый с языковой личностью персонажа, обозначается в исследовании как личностный концепт (персонажный концепт) и реконструируется на основании анализа персонажного дискурса, или текстов, «произведенных» внутритекстовым субъектом. Концепт, не соотнесенный с каким-либо конкретным субъектом, но формирующийся в результате взаимного пересечения и наложения персонажных концептов, обозначается как базовый текстовый концепт.

Базовый текстовый концепт реконструируется на основании анализа закономерностей лексической организации отдельного текста. И персонажный концепт, и базовый текстовый концепт лишь потенциально соотносимы с автором текста.

Каждый художественный текст моделирует особый концептуальный мир, и синтез базового текстового концепта основан «на презумпции, что все сочиненное автором будет истинным в том концептуальном мире, который он описывает» (Дж. Миллер). Дж. Миллер, рассматривая соотношение «реальный мир vs. текстовый мир», или реальная действительность и действительность «возможная», моделируемая в тексте, выводит из него оппозицию «реальный концепт vs. текстовый концепт». Если первое из соотношений очевидно, то второе требует уточнения того, что понимается под «реальным концептом».

Соотношение «реальный концепт vs. текстовый концепт», вероятно, должно предполагать существование некоего коллективного инварианта (коллективного знания), или этнического концепта. Концепт, в том понимании, которое принято в исследовании, принципиально субъективен; инвариантный концепт как некое коллективное достояние (Ю.С. Степанов) всегда есть результат абстрагирования от индивидуальных смыслов, возможные варианты которых представлены в художественном тексте.

Поскольку в рамках достаточно объемного художественного текста актуальными, как правило, оказываются несколько концептов, важным для анализа является понятие концептуальная структура текста. Под концептуальной структурой художественного текста в исследовании понимается система взаимосвязанных концептов, в нем актуализированных.

Обязательная взаимная соотнесенность концептов, выявляемых в рамках текста, делает возможным при анализе его концептуальной структуры избрание одного из них на роль доминанты («фигуры»), при этом остальные концепты рассматриваются в качестве значимого «фона», служащего его интерпретации (реконструкции).

Как единицы ментальные по своей природе, концепты являются некоммуницируемыми по определению: они не могут быть «переданы», не будучи «схваченными» словом (Е.С. Кубрякова), перекодированными, переведенными на вербальный уровень (В.Б. Касевич). Слово рассматривается как точка соединения («фокус») двух уровней сознания и знания – вербального и невербального. Являясь структурообразующей единицей одновременно двух уровней языковой личности – вербально-семантического и лингвокогнитивного, слово в каждом случае наделяется особым статусом: в одном случае – статусом лексической единицы, обладающей значением, в другом – статусом имени идеальной сущности (дескрипторным статусом). Слово, приобретшее статус имени концепта, может выступать в роли его «материального» заместителя (именно в качестве формы концепта рассматривает слово Ю.С. Степанов). Однако слово не может быть признано тождественным, равным концепту.

К основным признакам концептов как глубинных содержательных величин относят: бльшую масштабность в сравнении с языковыми значениями и потому трансцендентность языку; неизолированность, связанность концептов между собой и, как следствие, континуальность и динамичность; полевый характер, соотнесенность концепта с некоторой областью знаний, которая получает в литературе различное наименование концептуальная зона, квант знания, область смысла и мн. др. Отмечаемые свойства концепта свидетельствуют о том, что в качестве его языкового эквивалента может рассматриваться только совокупность языковых единиц, или поле.

В соответствии с фактом соотнесенности в сознании субъекта двух картин мира: концептуальной картины мира, или некой модели мира действительности, отраженной человеческим сознанием, и языковой картины мира как совокупности знаний, «зафиксированных оппозициями словаря и грамматики» (В.Б. Касевич) традиционно выделяется два вида изоморфных полей, взаимодействующих в процессе реального функционирования языка:

концептуальное поле и семантическое поле.

Кроме того, исследование индивидуального тезауруса («языка в человеке») предопределило обращение лингвистов к такому объекту анализа, как ассоциативное поле. За соотношением «семантическое поле – ассоциативное поле» стоит проблема разграничения коллективного (социального) и индивидуального (личностного) в языке. Существующие ассоциативные словари русского языка созданы на основе массового ассоциативного эксперимента и представляют тезаурус коллективной, или «средней» языковой личности; ассоциативное поле в этом случае может рассматриваться как языковая объективация фрагмента образа мира этноса. В отличие от семантического поля, отражающего некоторый фрагмент языковой картины мира в его статике, ассоциативное поле позволяет зафиксировать «моментальный» снимок этого фрагмента, имеющий строгую временную привязку.

Реконструкция национального (инвариантного) концепта предполагает последовательное соотнесение двух видов языковых полей, представляющих варианты языковой объективации концептуального поля: 1) семантического поля, всего объема слов, в той или иной мере связанных с языковой экспликацией концептуального поля; по набору семантических компонентов, который используется при толковании слова в лингвистических словарях различного типа, устанавливаются пути развертывания индивидуальных смыслов из единого «пучка»; 2) ассоциативного поля слова-имени концепта и членов соответствующего словообразовательного гнезда как фрагмента коллективного тезауруса, находящего отражение в материалах массового ассоциативного эксперимента; анализ ассоциативного поля позволяет одновременно выявить связи и отношения между концептами как единицами национальной концептосферы.

Реконструкция текстового концепта как варианта концепта национального связана с проблемой разграничения значения и смысла слова – имени концепта.

В диссертации принята точка зрения, согласно которой понятия значение и смысл разводятся и в качестве единиц индивидуального сознания рассматривается только смысл: в индивидуальном сознании нет и не может быть самостоятельно существующих или сосуществующих блоков «значения»

и «личностные смыслы», а есть лишь личностные смыслы, в большей или меньше степени совпадающие со значениями как категорией социальной.

Результатом такого разграничения является то, что статусом значения наделяются концепты, ''отработанные'' обществом, путь к постижению (реконструкции) которых лежит через анализ системных значений слов-имен концептов. Концепты как единицы индивидуального сознания, представляющие собой опыт человечества, пропущенный через призму собственного опыта, суть личностные смыслы, и их реконструкция не может опираться только на системные значения имен концептов, поскольку «семантика языка может расходиться со знанием о мире носителя этого языка»

(В.Б. Касевич), хотя и соотносится с последними. Лексическое значение слова представляет собой «мост» между концептом, ''отработанным'' обществом, и концептом индивидуальным (ср. предлагаемую Е.И. Ярославцевой трактовку лексического значения как «редукции концепта»).

Текстовый концепт принципиально не может быть равен своему инварианту – концепту этническому; и текстовое слово, выступающее в роли имени концепта, способно актуализировать лишь часть своего лексического значения, отсекая, погашая коммуникативно ненужную часть и привнося элементы вертикального контекста (Н.Е. Сулименко). Актуальным в этой связи становится вопрос о возможности моделирования текстовых полей.

Отмечаемое в исследовательской практике определяющее влияние семантической структуры исходного слова-стимула на структуру ассоциативного поля и структурно-семантическую организацию развернутого текста позволяет подойти к анализу лексической структуры текста со стороны актуального для коммуникантов концепта-темы.

В основу анализа лексической структуры художественного текста может быть положена методика моделирования текстового ассоциативного поля, разрабатываемая Ю.Н. Карауловым и Е.Л. Гинзбургом, которая основана на придании ассоциативному полю как таковому статуса потенциального текста, своеобразного набора ключевых слов, вербализующего фрагмент концептуальной картины мира. В роли слова-стимула текстового ассоциативного поля рассматривается ключевое слово текста, являющееся «точкой концентрации смысла», «центром аттракции», вокруг которого формируются специфические текстовые ассоциативные поля. Построение текстового ассоциативного поля ключевого слова предполагает учет контекстов его употребления, выявление контекстных ассоциатов, к числу которых могут быть отнесены лексические единицы, связанные со словом-стимулом синтагматически («модель двух слов»; горизонтальный контекст) и парадигматически (вертикальный контекст).

Превращение «системы текста» в «систему ассоциативных полей» в рассматриваемой методике опирается на пять процедур (операций «ДЕ», по Ю.Н. Караулову): декомпозиция текста, делинеаризация выявленных текстовых фрагментов, деграмматикализация словоформ, депропозицирование набора единиц, деперсонализация дискурса действующих лиц (персонажей).

Абсолютное «разрушение» текста оправдано общей ориентацией на создание словаря писателя.

В нашем случае последняя из предлагаемых процедур, предполагающая принципиальное неразличение внутритекстовых субъектов, недопустима:

реконструкция базового текстового концепта должна опираться на обязательный учет фактора субъектной отнесенности анализируемых фрагментов, поскольку базовый текстовый концепт не просто ''складывается'' из персонажных концептов как некоторого случайного ''набора'', но зависит от тех отношений, в которые персонажные концепты вступают между собой (ср.

мысль М.М. Бахтина о диалогичности романного слова).

Разворачивающиеся вокруг слов-стимулов текстовые лексические объединения – текстовые ассоциативные поля – объективируют определенный участок картины мира моделируемой в тексте языковой личности (персонажа).

Принципиальным в предлагаемой концепции является положение о том, что реконструкция базового текстового концепта не может предшествовать реконструкции персонажных концептов. Иначе говоря, последовательная реконструкция персонажных текстовых концептов является необходимым условием постижения базового текстового концепта и интерпретации смысла текстового слова как имени концепта. Состав и структура текстового ассоциативного поля как лексического эквивалента базового текстового концепта предопределяется не только совокупным составом ассоциативносемантических полей, являющихся эквивалентами персонажных концептов, но в той же мере связями и отношениями между ними.

Текстовое ассоциативное поле представляет собой семантически и структурно неоднородное нечеткое множество с размытыми границами, в пределах которого выделяются лексические микрообъединения с различной степенью семантической связанности единиц и с различной степенью принадлежности их к данному множеству в целом. Направленность же анализа на интерпретацию смысла текста предполагает обязательный учет степени семантической близости единиц в пределах текстового ассоциативного поля.

Таким образом, в качестве основного инструмента анализа лексической структуры художественного текста нами рассматривается текстовое ассоциативно-семантическое поле. Структурообразующим элементом текстового ассоциативно-семантического поля является текстовая лексикотематическая группа, представляющая собой объединение лексических единиц, обнаруживающих семантическую и тематическую близость в рамках конкретного текстового фрагмента. Построение текстового ассоциативносемантического поля как возможного варианта языковой экспликации национального концепта предполагает соотнесение его с двумя другими видами языковых полей (семантическим и ассоциативным), поскольку, с одной стороны, социальное знание (этнический концепт) есть необходимое условие существования знания индивидуального (индивидуального концепта), с другой – общественное сознание существует только в форме сознания индивидуального (А.А. Залевская).

Процедура выбора слова на роль стимула текстового ассоциативносемантического поля опирается по преимуществу на интуицию исследователя.

По мысли Ю.Н. Караулова, интуитивно выявленное ключевое слово на следующем шаге должно быть подвергнуто проверке по ряду критериев. В нашем случае при анализе лексической структуры текста ведущими критериями были признаны сюжетная значимость именуемого словом концепта и семантическая емкость имени, под которой понимается способность слова выступать в роли стимула достаточно большого числа текстовых ассоциаций.

В результате последовательного применения означенных процедур к тексту романа «Братья Карамазовы» на роль ключевого слова было избрано имя любовь. Концепт ''Любовь'' входит в личностные концептосферы всех центральных персонажей романа (ключевое слово-идеологема) и может претендовать в результате на роль базового текстового концепта.

В следующих четырех параграфах последовательно реализуются намеченные пути анализа: от реконструкции инвариантного концепта ''Любовь'' к реконструкции его личностных вариантов, репрезентированных в тексте романа «Братья Карамазовы», а от них – к реконструкции базового текстового концепта и интерпретации текстового смысла.

Реконструкции этнического концепта посвящен параграф «Концепт ''Любовь'' в русской наивной картине мира: системный аспект». Рассмотрены способы лексикографической презентации слов любовь / любить, реализованные в современных толковых словарях, в толковых словарях ХVIIIXIX вв., а также в идеографических словарях («Идеографический словарь русского языка» О.С. Баранова; «Новый объяснительный словарь синонимов русского языка»; «Русский семантический словарь (опыт автоматического построения тезауруса: от понятия к слову)»; «Тематический словарь русского языка» под ред. В.В. Морковкина; «Толковый словарь русских глаголов» под ред. Л.Г. Бабенко; «Концептосфера внутреннего мира человека в русском языке: Функционально-когнитивный словарь» В.И. Убийко и др.). Выявленное семантическое поле «Любовь» представляет собой языковой эквивалент этнического концепта. Ядерную зону семантического поля представляют лексические единицы, связанные с экспликацией «верхних» слоев концепта, к каковым должны быть отнесены «Родственная любовь», «Половая любовь» и «Духовная близость». Материалы словарей свидетельствуют о взаимной соотнесенности таких единиц национальной концептосферы, как: ''Любовь'', ''Семья'', ''Секс'', ''Дружба''. Практически во всех рассмотренных источниках эксплицируется зависимость концепта ''Любовь'' от концептов ''Разум'' и ''Свобода''. При этом отражаемое историческими словарями соотношение концептов ''Любовь'', ''Бог'' и ''Мир'' современными лексикографическими источниками не фиксируется.

В параграфе «Концепт ''Любовь'' как фрагмент коллективного и индивидуального образа мира: ассоциативный аспект» семантическое поле «Любовь» сопоставляется с соответствующими коллективным и индивидуальным ассоциативными полями, материал для реконструкции которых был извлечен из «Русского ассоциативного словаря», с одной стороны, и «Конкорданса к роману Ф.М. Достоевского ''Преступление и наказание''» с другой. Круг концептов, обнаруживающих непосредственную соотнесенность с концептом ''Любовь'' в ассоциативном тезаурусе, заметно расширяется. В ядерную зону ассоциативного поля попадают лексические экспликаторы таких единиц национальной концептосферы, как: ''Время'' и ''Пространство'', ''Жизнь'' и ''Смерть'', ''Борьба'' и ''Свобода'', ''Бог'', ''Болезнь'', ''Игра'', ''Наука'', ''Искусство'', ''Деньги'' и другие. Иначе говоря, через концепт ''Любовь'' в сознании носителей русского языка всё оказывается связанным со всем, что является свидетельством особой роли концепта ''Любовь'' в национальной концептосфере и позволяет говорить о нём как о гиперконцепте.

Сопоставление ассоциативного поля слова как единицы тезауруса и ассоциативного поля слова как единицы текста позволяет выявить субъективные черты, свойственные рассматриваемому концепту. Основной особенностью индивидуального ассоциативного поля «Любовь», построенного на основании анализа материалов «Конкорданса…», является его сравнительная гомогенность, проявляющаяся в отсутствии полярных, иногда взаимоисключающих, характеристик любви, фиксируемых коллективным тезаурусом. Структура индивидуального ассоциативного поля «Любовь»

отражает безусловный приоритет духовной связи, духовной близости субъектов чувства; именно она составляет естественную основу любви, будь то любовь родственная или братская («Любовь к ближнему»). Принципиальная неразграниченность таких аспектов / ликов любви, как: любовь родственная, братская и религиозная является отличительной чертой индивидуального концепта, соотнесенного с языковой личностью автора – Достоевского.

Таким образом, каждое из рассматриваемых полей отражает разные, но сопоставимые сущности: если семантическое поле есть проекция концепта на лексическую систему, ассоциативное поле – проекция концепта на тезаурус, то текстовое ассоциативное поле суть проекция концепта на индивидуальный лексикон.

Означенный выше подход к анализу закономерностей лексической организации художественного текста был реализован (параграф «Концепт ''Любовь'' как элемент картины мира персонажа: текстовый аспект») при реконструкции вариантов индивидуальных концептов ''Любовь'', соотнесенных в романе «Братья Карамазовы» с языковыми личностями «Иван Карамазов», «Катерина Ивановна Верховцева», «Федор Павлович Карамазов», «Старец Зосима», «Алексей Карамазов», «Дмитрий Карамазов» (к анализу также привлекались дискурсы персонажей второго и третьего планов).

Текстовые ассоциативно-семантические поля, выявленные в результате анализа функционирования ключевых слов любовь / любить в пределах разных субъектных речевых сфер, представляют собой фрагменты индивидуальных, «присвоенных», лексических систем и рассматриваются как языковые экспликаторы соответствующих личностных концептов.

Отмеченное в ходе анализа принципиальное несовпадение внутритекстовых парадигм, формируемых ключевым словом в пределах дискурсов разных персонажей, свидетельствует о смысловой неоднозначности текстового слова и, как следствие, о различии концептов, именуемых словом, иногда столь значительных, что прямое соотнесение их с одной языковой личностью (автором текста) не представляется возможным.

Так, текстовое ассоциативно-семантическое поле (далее ТАСП) «Любовь», соотнесенное с языковой личностью «Иван Карамазов», структурно членится на три микрополя: «Любовь как морально-этическая категория», «Родственная любовь и дружба» и «Любовь к женщине», каждое из которых выполняет в тексте функцию презентации одной из граней личностного концепта как сложно организованной и неоднозначной сущности. С одной стороны, любовь рассматривается как единственный источник жизни, с другой – она принципиально невозможна и едва ли не аморальна по причинам вполне объективным и неопровержимым (несовершенство человеческой природы);

идеалом признается Христова любовь, но она же отвергается как чудо, не поддающееся рациональным обоснованиям; более того, утверждается, что право на любовь человеком может быть обретено только в результате освобождения от Бога. «Верхний» слой личностного концепта связан с представлением о любви как о философской категории; ядро ТАСП составляют такие лексико-тематические группы (ТЛТГ), как «Любовь», «Ненависть», «Человек», «Вера», «Возмездие», «Мораль», «Воля», «Разум», «Жизнь».

ТАСП «Любовь», соотнесенное с языковой личностью главного оппонента Ивана Карамазова – старца Зосимы, – имеет существенные отличия. Оно также членится на несколько микрополей, организующихся вокруг имен ключевых для языковой личности понятий (микроконцептов): ''Божья любовь'', ''Человеческая любовь'', ''Деятельная любовь'', ''Мечтательная (случайная) любовь'' и ''Братолюбие''. Составляющие концепт ''Любовь'' микроконцепты не равнозначны по отношению друг к другу. Большое число организующихся в пределах каждого из выявленных микрополей ТЛТГ свидетельствует о том, что наиболее разработанными и, следовательно, доминирующими в картине мира языковой личности являются такие слои концепта, как: ''Деятельная любовь'' и ''Братолюбие''. Эти микроконцепты должны рассматриваться в неразрывном единстве, поскольку братолюбие есть, по сути, естественное продолжение деятельной любви и являет собой идеальный образец взаимоотношений между людьми – человеческой любви. В результате братолюбие как бы вбирает в себя все характерные признаки деятельной любви и занимает центральное положение в структуре личностного концепта ''Любовь''.

Таким образом, текстовые ассоциативно-семантические поля, выявленные в пределах каждой из субъектных речевых сфер, существенно разнятся между собой (см. итоговую таблицу), что является свидетельством принципиального несовпадения личностных смыслов слова любовь и именуемых им концептов.

В параграфе «Концепт ''Любовь'' как элемент текстовой концептосферы (базовый текстовый концепт)» на основе сопоставления выявленных внутритекстовых лексических парадигм, формируемых ключевым словом как “словом персонажей”, моделируется совокупное текстовое ассоциативносемантическое поле, которое рассматривается в роли основного инструмента анализа лексической и соотнесенной с нею концептуальной (смысловой) структур художественного текста.

Вопрос о лексическом с о с т а в е совокупного текстового ассоциативного поля на этом этапе анализа уже не ставится, т.к. в него включается всё множество текстовых ассоциатов на ключевое слово. Особую актуальность приобретает вопрос о с т р у к т у р е этого лексического объединения. Структура поля естественным образом должна вытекать из его наличного состава и одновременно отражать своеобразие стоящей за ним ментальной сущности – концепта как фрагмента концептуальной структуры текста.

Структура совокупного текстового ассоциативно-семантического поля «Любовь» находится в непосредственной зависимости от соотношения выявленных в процессе анализа частных микрополей как лексических эквивалентов персонажных концептов (микроконцептов), получающих в пределах персонажных субъектных речевых сфер различное наименование, но поддающихся унификации. На первом этапе совокупное ТАСП членится на пять семантических зон, или субполей (см. итоговую таблицу): «Любовь к человеку», «Половая любовь», «Родственная любовь», «Любовь к Богу» и «Божья любовь».

Персонажный концепт ''Любовь'' в тексте романа «Братья Карамазовы»

Иван «Любовь как моральноВозмездие», «Мораль», «Воля», Карамазов этическая категория»

Ракитин «Любовь к человечеству Ивановна Верховцева Павлович Карамазов Алексей «Сыновняя любовь»

Карамазов «Братская любовь»

Дмитрий «Любовь к женщине»:

Карамазов «Сладострастие»

Выявлено, что на соотношение субполей в пределах поля определяющее влияние оказывает такой показатель, как объем субполя: чем большее количество лексических единиц связано с экспликацией того или иного микроконцепта, тем большее влияние оказывает он на структуру поля в целом.

Показано, что структура субполя, в свою очередь, зависит от фактора частотности: текстовые лексико-тематические группы, повторяющиеся в пределах субполя неоднократно, с большей степенью вероятности могут быть отнесены к его ядерной зоне. Наиболее объемными семантическими зонами в ТАСП «Любовь» являются два субполя: «Любовь к человеку», объединившее 43 текстовых лексико-тематических группы из 84, составивших поле, и «Половая любовь», представленное 30 текстовыми лексико-тематическими группами (ТЛТГ). Ядерную зону субполя «Любовь к человеку» составляют несколько ТЛТГ: «Человек», «Вера» («Бог»), «Жизнь», «Время», «Разум»

(«Ум»), «Грех» («Возмездие», «Вина»), «

Работа», «Желание» и «Жертва»;

ядерную зону субполя «Половая любовь», в свою очередь, ТЛТГ «Сладострастие» («Страсть», «Тело», «Порок»), «Разум», «Деньги», «Брак» и «Ложь».

На следующем этапе анализа установлено, что семантические зоны «Родственная любовь» (6 ТЛТГ) и «Божья любовь» (4 ТЛТГ) не могут рассматриваться в качестве самостоятельных субполей, поскольку состав объединяемых в этих случаях текстовых ассоциатов на ключевое слово в значительной своей части аналогичен составу лексических единиц, вошедших в субполе «Любовь к человеку». Особое положение занимают в ТАСП лексические экспликаторы такого слоя концепта, как «Любовь к Богу»: состав ТЛТГ «Бог» свидетельствует о её периферийном положении в поле, поскольку она представляет зону перехода между текстовыми полями «Любовь» и «Бог».

Применение критерия ''объем субполя'', который служит определению соотношения, устанавливающегося между субполями в пределах ТАСП, приводит к выводу о безусловно доминирующем положении субполя «Любовь к человеку» (53 ТЛТГ), что позволяет рассматривать текстовые лексикотематические группы, занимающие в нем ядерную зону, в качестве ядра совокупного ТАСП.

Завершающий этап анализа связан с определением места, которое занимает концепт ''Любовь'' в концептуальной структуре текста романа. К анализу привлекаются такие элементы текста, как заглавие и эпиграф. Заглавие и эпиграф, рвно занимающие надтекстовую позицию, призваны выполнять текстообразующую и смыслообразующую функции: они не только «сосмысльны» тексту (С.К. Кржижановский), но и проецируются на текст, определяя его композиционно-смысловую и структурную организацию.

Подход к заглавию как основному лексическому репрезентанту смысла текста позволяет говорить о нём как об имени базового текстового концепта.

Базовый текстовый концепт, имя которого вынесено в «сильную» текстовую позицию – абсолютное начало, является доминирующим элементом концептуальной структуры текста, т.е. элементом, определяющим соотношение (иерархию) текстовых концептов. Имя текстового концепта-доминанты обретает смысл, «проходя сквозь» текст (Л.С. Выготский) и формируя, подобно другим ключевым словам текста, свою внутритекстовую лексическую парадигму (текстовое ассоциативно-семантическое поле). Специфика функционирования этого слова-имени концепта заключается в том, что сферой его смыслообразования является всё лексическое пространство текста; смысл слова-заглавия является результатом соотношения лексических парадигм всех ключевых слов текста. В заглавие романа вынесены два слова – братья Карамазовы, из которых наиболее информативным с точки зрения «дотекстовой семантики» является словоформа братья, в то время как имя собственное Карамазовы семантизируется только в тексте.

Как известно, восприятие слова субъектом (адресатом) в процессе коммуникации, а именно – выбор нужного значения слова из числа возможных альтернатив, определяется рядом условий, из которых главным для слова «вне контекста» (каковым является заглавие до восприятия текста) признается частотность данного слова в языке и «включенность» его в практику человека:

первое (по позиции в словарной статье) значение слова гораздо более вероятно, чем второе, и наоборот.

Первым во всех имеющихся толковых словарях русского языка (независимо от времени их создания) и самым частотным в узусе значением слова брат является значение, ядро которого представляют семантические компоненты ‘сын’, ‘родители’, ‘дети’; что позволяет говорить о «родственных отношениях»

как о верхнем «слое» концепта, именуемого заглавием. Это предположение подтверждают и материалы РАС, где в статье на слово-стимул “Брат” самой многочисленной и значимой по частотности является группа реакций, связанных с восприятием именно этого значения. Средства лексической экспликации других слоёв национального концепта ''Брат'' – «духовное родство», «отношения, основанные на христианской морали», «монашество» – составляют периферию как семантического, так и ассоциативного языковых полей.

Что касается текста романа, то первые ассоциаты на текстовое словостимул братья также связаны с экспликацией верхнего «слоя» национального концепта: «Он [Федор Павлович] был женат два раза, и у него было три сына»; «Семейка эта, повторяю, сошлась тогда вся вместе в первый раз в жизни Лишь только один младший сын, Алексей Федорович, уже с год перед тем как проживал у нас и попал к нам, таким образом, раньше своих братьев». Однако в процессе линейного развертывания текста актуализируются все семантические компоненты значения слова брат, как ядерные, так и периферийные (‘человек’, ‘ближний’, ‘монах’). Причем, как показал анализ лексических средств экспликации персонажных концептов ''Любовь'', наиболее актуальным в тексте оказывается периферийный в узусе «слой» концепта-доминанты – «отношения, основанные на христианской морали» (''Любовь к человеку''). Таким образом, на уровне средств лексической экспликации текстовые концепты ''Любовь'' и ''Брат'' (''Братья'') оказываются не просто соотнесенными, но находящимися в отношениях взаимного дополнения.

Более того, структура концепта-доминанты (и потенциально текстового ассоциативно-семантического поля «Братья») в основе своей предопределяется структурой совокупного ТАСП «Любовь».

Эпиграф в целом сходен с заглавием и с точки зрения занимаемой позиции (''над'' текстом), и с точки зрения выполняемых функций (тексто- и смыслообразование). Специфическая позиция эпиграфа – между заглавием и текстом – позволяет соотносить одновременно три смысла, изначально разных, но стремящихся к соединению: смысл, актуализируемый заглавием; смысл «чужого» текста, представленного лишь в цитате, но предположительно известного адресату текста (читателю); и смысл текста, которому этот эпиграф предпослан.

Внутренняя неопределенность предпосланной тексту романа «Братья Карамазовы» библейской цитаты, ведущая к множеству равно допустимых интерпретаций, стремится к максимуму. Предлагаемые в исследовательской литературе трактовки смысла эпиграфа весьма существенно отличаются друг от друга. Так, В.Е. Ветловская связывает эпиграф с образом Дмитрия Карамазова и говорит об идее восстановления погибшего человека как о центральной теме романа. Т.А. Касаткина основывается в своей интерпретации на оппозиции «я vs. другие» (одно – много плода), связываемой прежде всего с Иваном Карамазовым. С точки зрения В.В. Розанова, Р. Джексона и С. Сальвестрони, ключевым в эпиграфе является имплицитно присутствующее слово смерть («Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода»), в результате смысл романа получает следующую трактовку: «физическая смерть не уничтожает жизнь, а является для тех, кто принимает её с раскрытой душой, распахнутой дверью к бесконечно более широкому существованию»

(С. Сальвестрони). Смысл эпиграфа в каждой из предлагаемых версий соотнесен со смыслом текста как «информационным генератором»

(Ю.М. Лотман), что возвращает нас к мысли о бытовании текста в полифоническом семантическом режиме. Однако включение любого из этих предлагаемых смыслов в триаду «смысл заглавия – смысл эпиграфа – смысл текста» представляется проблематичным, ибо один из элементов (смысл заглавия) неизбежно выпадает из сферы внимания.

«Замкнуть» эту триаду, как представляется, позволяет обращение к тому, как осмыслял Евангельскую притчу о пшеничном зерне сам Достоевский.

Дневниковая запись Достоевского, датированная 16 апреля 1864 года, свидетельствует о том, что “умирающее зерно” воспринимается Достоевским не как символ физической смерти человека, но как символ сознательного стремления человека к уничтожению своей отдельности, обособленности.

Любовь к ближнему невозможна, ибо она противоречит естественной природе человека, и потому любовь – жертва. Но вместе с тем и вопреки этому только любовью к ''другому'' и ко ''всем'' оправдывается существование человека и человечества на Земле.

Эпиграф, рассматриваемый в таком смысловом ключе, является вполне органичным элементом триединства: «братство как отношения между людьми, основанные на христианской морали» – «необходимость принесения любовью в жертву своих личных интересов интересам ''другого'' и ''всех''» – «любовь к человеку и человечеству как единственная защита от самоуничтожения».

Предлагаемое соотнесение трех смыслов свидетельствует о центральной позиции концепта ''Любовь'' в концептуальной структуре текста романа «Братья Карамазовы» и дает импульс к прочтению романа под новым углом зрения.

В выводах к главе отмечается, что: 1) ни одно из рассмотренных языковых полей (семантическое, тезаурусное, индивидуальное ассоциативное и текстовое ассоциативно-семантическое) не даёт исчерпывающей характеристики концепта как идеальной сущности, однако каждое из них позволяет воссоздать в первом приближении некий фрагмент картины мира (коллективной или индивидуальной); 2) ядерные зоны языковых полей отличаются относительной стабильностью своего состава: в каждом из них выделяются объединения слов, которые могут быть соотнесены с основными «слоями» национального концепта – ''Родственная любовь'', ''Духовная близость'', ''Половая любовь'' и ''Христианская любовь''; 3) существенные различия наблюдаются при сопоставлении состава периферийных зон каждого из полей и особенностей их внутренней организации, отражающей соотношение «слоев» концепта в объективируемой картине мира (коллективной или индивидуальной):

смысловые связи, устанавливающиеся между лексическими единицами в пределах текстового поля, лишь частично отражаются семантическим и ассоциативным полями.

Несовпадение системного, тезаурусного и индивидуального языковых полей является свидетельством того, что текст может рассматриваться как особая лексическая система, представленная не в статике, но в динамике, в процессе своего функционирования и неизбежно соотнесенная с субъектом – обладателем и пользователем этой системы, причем в роли этого субъекта правомерно рассматривать не только автора текста, но и персонаж как фиктивного говорящего.

Текстовая лексическая система соотнесена с системой языковой как инвариантом, обеспечивающим понимание текста адресатом (читателем), но имеет свою специфику, проявляющуюся как в наборе составляющих систему единиц, так и в складывающихся между этими единицами отношениях.

Учитывая факт субъектной многоплановости полисубъектного художественного текста, целесообразно принимать во внимание при анализе его лексической структуры и неизбежное расслоение лексической системы.

Структурообразующими элементами лексической системы текста являются индивидуальные лексиконы моделируемых текстом языковых личностей;

каждая из этих подсистем является отражением специфического взгляда на изображаемую действительность, или индивидуальной картины мира. Такая лексическая система, «присвоенная» говорящим, обслуживающая его коммуникативные потребности и отражающая его индивидуальную картину мира, может быть обозначена как естественная лексическая система.

реконструироваться как на основе анализа функционирования слова в узусе (работы Ю.Д. Апресяна и других представителей Московской семантической школы), так и на основе анализа специфики функционирования слова в тексте.

И в том, и в другом случае обнаруживается факт взаимного соотношения языковой системы и системы естественной, что является условием успешной коммуникации, однако каждая естественная система имеет специфические черты, которые обусловлены прежде всего личностными особенностями обладателя этой системы – говорящего.

Вторая глава «Персонаж как специфический текстовый концепт:

лексическая экспликация» посвящена реконструкции по вербальным опорам внутритекстовой языковой личности – персонажа. Особый аспект анализа составляет межтекстовое сопоставление выявленных лексических объединений.

В первом параграфе «Персонаж художественного текста как модель языковой личности: пути реконструкции» излагаются основные принципы анализа лексической структуры художественного текста, ориентированного на реконструкцию языковой личности. Персонаж как самостоятельный субъект внутритекстовой коммуникации выявляется в результате серии его последовательных появлений в пределах текста. Совокупность всех репрезентированных в тексте индивидуальных черт персонажа представляет собой строго организованную систему, на что обращал внимание Ю.М. Лотман.

Целостное и относительно автономное смысловое образование текста, каковым является персонаж, предлагается рассматривать в качестве особой текстовой темы, под которой в данном случае понимается «единица сюжетосложения» (А.А. Реформатский) или элемент композиционной структуры текста (М.М. Бахтин). Всякая тема текста, в том числе и персонаж, в той или иной мере эксплицируется, вербализуется, т.е. обретает в процессе линейного развертывания текста некий лексический эквивалент.

Внутритекстовое функциональное лексическое объединение, являющееся аналогом текстовой темы «Персонаж», обозначается нами как персонажная лексическая тема. Персонажная лексическая тема представляет собой внутритекстовое лексическое объединение, функционально связанное с созданием индивидуального образа, или “модели человека”. Понятие персонажная лексическая тема выступает в качестве инструмента анализа лексической структуры полисубъектного художественного текста.

Доминантой выявляемого функционального лексического объединения признается либо имя собственное, либо другое имя, связанное с идентификацией персонажа в текстовом пространстве. Специфическим свойством имени собственного является его способность «наполняться содержанием» в процессе функционирования; это свойство в равной мере относимо к имени реального субъекта и к имени персонажа как субъекта, творимого воображением автора. Специфика персонажа заключается прежде всего в том, что «знакомство» с ним имеет чисто лингвистическую природу, ибо персонаж как личность «рождается из хаотического словесного материала»

(К.В. Мочульский). Из этого следует, что путь к постижению «содержания»

имени собственного персонажа, а через него – к постижению образа, лежит через анализ функционирования имени собственного в тексте. Проводимые исследования того, как функционируют имена собственные в тексте, позволяют рассматривать последние в роли его структуро- и смыслообразующих элементов. Имя персонажа не только обеспечивает идентификацию субъекта на всем протяжении текста, но «эволюционирует в сторону обогащения», вбирая в себя всю информацию об этом субъекте, нашедшую в тексте вербальное выражение. Имя персонажа наделяется статусом ключевого слова, слова-темы, служащего стимулом текстовых ассоциаций, или, по выражению Р. Барта, статусом «точки стечения и закрепления сем». Вопрос о том, чт лежит в основании этого «хаоса» сем, чт позволяет им «сплавляться воедино» и «порождать смысл» как некоторое представление о человеке, пусть и созданном чьим-то воображением, но все-таки реальном в том смысле, в каком реально наше «знакомство» с персонажем (О. Есперсен), до сих пор оставался открытым.

Как представляется, впечатление «хаоса», бессистемности лексических средств, служащих созданию образа, основывается прежде всего на многоаспектности характеристик внутритекстового субъекта. Персонажную лексическую тему как объединение средств презентации субъекта внутритекстовой действительности в его различных ипостасях правомерно рассматривать в качестве эквивалента специфического текстового концепта, который условно может быть обозначен как концепт ''Персоналия''.

Представление о персонаже как своеобразном, весьма специфическом элементе концептуальной структуры художественного текста в целом отвечает трактовке текстового концепта, предложенной в исследовании.

Концепт ''Персоналия'' – это воплощенная в тексте “модель языковой личности” во всей совокупности её характеристик. Специфичность этого концепта определяется его безусловной уникальностью: сферой формирования и бытования концепта является только текст; в отличие от других текстовых концептов он не существует до текста, и комбинация лексических средств, служащих его объективации (= лексическая тема), не имеет аналогов в стандартном тезаурусе. Имя персонажа является в то же время и именем концепта, а потому вполне адекватное обозначение (именование) концепта до обращения к анализу текста невозможно. Реконструкция этого текстового концепта предполагает выявление лексических средств презентации персонажа и определение закономерностей, влияющих на отбор и функционирование этих средств в тексте.

Персонажная лексическая тема представляет собой иерархически организованное единство. Его состав определяется лексическим наполнением текстовых фрагментов, входящих в разные субъектные речевые сферы, но прежде всего – наполнением текстовых фрагментов, репрезентирующих прямые высказывания персонажа – его дискурс. Отправной точкой в определении закономерностей, лежащих в основе структурирования рассматриваемого множества, признается многоуровневость той сущности, которая обозначается как языковая личность.

Основу описания каждого из уровней внутритекстовой языковой личности составляет анализ лексической структуры персонажного дискурса, или связного и достаточно протяженного текста, соотнесенного не только с ситуацией, но и с главным субъектом, с ''Эго'' «творимого» текста (Ю.С. Степанов). Анализ текстовых фрагментов, входящих в другие субъектные речевые сферы, рассматривается как источник дополнительной информации и используется только при обращении к реконструкции «высших» уровней организации языковой личности (тезауруса и прагматикона).

В параграфе «Индивидуальный лексикон персонажа как отражение вербально-семантического уровня организации языковой личности»

представлены результаты реконструкции «низшего», наименее информативного (согласно устоявшемуся в литературе мнению) уровня языковой личности.

Единственным объективным основанием для реконструкции вербальносемантического уровня языковой личности в случае, когда в этой роли выступает персонаж художественного текста, является анализ индивидуального лексикона персонажа. Предлагается определять индивидуальный лексикон персонажа как репрезентированный в тексте словарь языковой личности, или как индивидуальную лексическую систему («присвоенный язык»), являющуюся средством экспликации индивидуального образа мира.

Индивидуальный лексикон персонажа представляет собой предельно упрощенную модель внутреннего лексикона и служит средством вербального представления в тексте ментального лексикона моделируемой личности, или индивидуальной системы концептов, образов, представлений.

Отличительными чертами индивидуального лексикона персонажа как модели внутреннего лексикона фиктивной языковой личности являются:

1) наблюдаемость единицы хранения информации: единицей индивидуального лексикона персонажа является слово в его привычном понимании;

2) закрытость списка: все «произведенные» персонажем тексты и все использованные им лексические единицы могут быть подвергнуты детальному анализу; 3) статичность системы: однажды смоделированный автором, словарь персонажа не обладает важнейшим признаком любого естественного лексикона – динамичностью.

Отмеченные характеристики свидетельствуют о достаточно высокой степени условности понятия индивидуальный лексикон персонажа, что не исключает, однако, его самостоятельной ценности, определяемой прежде всего тем, что возможности изучения индивидуального лексикона реальной языковой личности во всей совокупности его характеристик весьма ограниченны по причинам вполне объективным. Индивидуальный лексикон персонажа, подобно любому другому лексикону, служит демонстративной формой представления индивидуального образа мира; различие заключается только в том, что в художественном тексте мы имеем дело с моделью образа мира «возможного» субъекта.

Функция, выполняемая лексиконом в структуре языковой личности – языковая экспликация концептосферы субъекта, – определяет круг задач, с решением которых связано описание индивидуального лексикона персонажа, и основные параметры этого описания. Приоритетным направлением в анализе признается выявление специфики организации индивидуального лексикона, то есть специфики связей и отношений, складывающихся между словами как единицами «присвоенной» лексической системы.

В тексте романа «Бесы» выделено 626 фрагментов, принадлежность которых к субъектной речевой сфере Петра Верховенского специально маркирована: абсолютное их большинство связано с презентацией прямых высказываний персонажа (605 ТФ). Индивидуальный лексикон языковой личности, полученный на основе сплошной выборки знаменательных слов в пределах обозначенных текстовых фрагментов, зафиксирован в виде трёх словников: ''Словник-1'' представляет общий алфавитный список с указанием числа случаев употребления каждой лексемы (в его состав включено слов); ''Словник-2'' составляют высокочастотные единицы индивидуального лексикона (индекс частотности '' 10''); ''Словник–3'' отражает результаты семантико-тематической классификации единиц наиболее частотных лексикограмматических макроклассов – «Слова указующие», «Слова, именующие предмет: всё живое, вещь явление», «Слова, именующие признак процессуальный (протекающий во времени)». ''Словник–4'' составлен на основании анализа 118 текстовых фрагментов, представляющих дискурс Анны Скоковой. Два рассматриваемых индивидуальных лексикона принципиально отличаются по объему (3014 и 436 единиц), но в то же время сопоставимы на уровне соотношения выявляемых в каждом из них лексико-семантических объединений.

Важный этап описания индивидуального лексикона персонажа связан с выявлением набора ключевых слов, или концептуально значимых единиц словаря. Статус ключевого слова присваивается единице, обладающей концептуальной значимостью. Понятие концептуальная значимость слова включает в себя, с одной стороны, семантическую значимость, под которой понимается место, занимаемое данным словом в системе энциклопедических и лексических знаний индивидуума, т.е. значение слова как конвенциональной единицы; с другой – коннотативную значимость, или личностный смысл.

Концептуально значимой единицей, или смысловой доминантой, индивидуального лексикона является слово, обладающее значением и «нагруженное» индивидуальными смыслами. Установление соотношения между значением слова как единицы коллективного тезауруса и смыслом слова как единицы индивидуального дискурса открывает путь к выявлению специфических особенностей семантической организации словаря личности.

Ориентация на реконструкцию языковой личности персонажа во всей совокупности её характеристик, эксплицированных в тексте, определила параметры описания индивидуальных лексиконов П. Верховенского и А. Скоковой. Выявить смысловые доминанты индивидуальных словарей и установить состав организуемых этими доминантами лексико-семантических объединений позволил одновременный учет двух критериев: ''индекс частотности'' и ''смысловая нагруженность слова''. В сферу анализа последовательно вовлекались единицы индивидуальных лексиконов разного уровня, или разной степени обобщения: слово, лексико-грамматическая и лексико-семантическая группы, индивидуальное семантическое поле. Таким образом, гарантом полноты и объективности описания индивидуального лексикона является последовательность перехода ''от частного к общему''.

Анализ функционирования лексических единиц в пределах персонажных дискурсов позволил, с одной стороны, определить место каждого из лексикограмматических макроклассов в создаваемой исследовательской модели языковая личность, с другой стороны, установить принципы, лежащие в основе организации каждого из индивидуальных лексиконов.

Так, специфика функционирования в рамках персонажных дискурсов лексико-грамматического макрокласса «Слова указующие» дает основания для определения «ступени познания» мира (Н.Ю. Шведова), на которой «стоит»

индивидуум, с точки зрения его субъективного ощущения. С этих позиций каждая из реконструируемых в работе языковых личностей предстаёт как абсолютно уверенная в своих знаниях; ср.: текстовое смысловое объединение «уверенное знание» в лексиконе П. Верховенского включает 84 единицы, представленных в 4907 употреблениях, что составляет 69,5% от общего числа указательных слов и 93,3% от числа их употребления; аналогичные группа «слов указующих» в словаре А. Скоковой представлена 45 единицами в употребления, что составляет 84,9% и 93,5%, соответственно. Кроме того, анализ функционирования в дискурсе персонажей «слов указующих», специфика семантики которых определяется изначальной «встроенностью»

элементов прагматической информации, позволила сделать некоторые выводы относительно прагматикона языковой личности, которые в дальнейшем (при реконструкции прагматического уровня) полностью подтвердились.

В свою очередь, предложенная классификация лексико-грамматического макрокласса «имена существительные» как единиц словаря персонажа основана на учете комплекса характеристик слова: частотный показатель, особенности семантики и определяемые ими особенности функционирования.

Такой подход позволил выявить в пределах индивидуального лексикона ряд наиболее объемных и частотных семантических объединений, к числу которых в случае с П. Верховенским относятся: «Человек», «Оценка», «Речь», «Время»

и «Пространство»; в случае с А. Скоковой: «Человек», «Оценка» и «Деньги».

Кроме того, определен набор концептуально значимых единиц; смысловыми доминантами индивидуального лексикона П. Верховенского являются слова Общество, Бог, бумага, деньги, сила, мысль, ум, слово, донос, дело (общее дело / наше дело), правда и шигалёвщина; к числу смысловых доминант индивидуального лексикона А. Скоковой отнесены такие единицы, как деньги, дело (общее дело) и рана (свежая рана). Описание макрокласса глагольных слов как фрагмента индивидуального лексикона строилось на тех же основаниях и было направлено на выявление в его составе лексических средств, соотносящихся с установленными ранее смысловыми доминантами.

В результате весь отобранный на первом этапе анализа лексический материал был систематизирован и представлен в виде иерархически организованных множеств – индивидуальных семантических полей. Основу словаря П. Верховенского составляет поле ''Человек'', представленное пятью взаимосвязанными субполями. Каждое субполе может рассматриваться одновременно как средство экспликации общего концепта – ''Человек'' – и частных концептов, означенных смысловыми доминантами. Иначе говоря, индивидуальное семантическое поле ''Человек'' представляет собой концептуализированную область (Ю.С. Степанов), или контекст существования микроконцептов. Специфика организации словаря персонажа во многом определяется составом семантического поля ''Оценка''. Распределение выявленной оценочной лексики на условной шкале «позитивная оценка vs.

негативная оценка» свидетельствует о несомненном преобладании в дискурсе персонажа оценок негативных. Оценочная лексика, входя в состав различных лексико-семантических и тематических групп, пронизывает практически всю индивидуальную лексическую систему. Без учета особенностей функционирования средств экспликации субъективной оценки не может интерпретироваться ни один из концептов языковой личности Петр Верховенский. Оценочная лексика как фрагмент индивидуального лексикона (ядро поля) и средства экспликации оценок, используемые в речи персонажа в целом (периферия поля), характеризуют Верховенского как личность, вопервых, склонную к вербальному выражению оценки, и, во-вторых, как личность с конфликтным стилем мышления, критически настроенную по отношению к окружающим людям и миру.

Значимыми для характеристики языковой личности Ванскок (А. Скокова) являются такие составляющие индивидуального лексикона, как:

а) тематическая группа «наименования лица или совокупности лиц»;

специфической чертой этого лексического объединения можно считать заметное преобладание в его составе лексем, связанных с экспликацией «социальных ролей» субъектов (гравер, гувернантка, ростовщик, жид, немец, поляк и др.), а также лексических единиц, включающих в структуру своего значения оценочные семантические компоненты (болван, взяточник, воровка, доносчица, шпион, подлец и др.); б) лексико-семантическая группа «глаголы межличностных и социальных отношений»; роль смысловых центров в пределах этой группы выполняют интегральные семантические компоненты ‘обман’, ‘измена’ и ‘уничтожение’. Лексические единицы, выполняющие в дискурсе персонажа роль средств экспликации субъективной оценки, в абсолютном большинстве случаев связаны с актуализацией семантического компонента ‘негативный’ (вздор, вред, глупость, дрянь, мерзость, подлость и др.), что характеризует говорящего как личность конфликтную.

Установленные принципы организации словаря персонажа дают объективные основания для представления индивидуального лексикона не в виде хаотичного набора лексических единиц, но в виде строго организованной лексической системы. Определение значимости каждого из лексический объединений в пределах индивидуального лексикона служит установлению того, что в дискурсе персонажа чаще всего выступает в качестве предмета разговора, каким темам отдается предпочтение.

Таким образом, индивидуальный лексикон персонажа как один из структурообразующих элементов исследовательской модели «языковая личность», оказывается уровнем достаточно информативным и в каком-то смысле самодостаточным. Индивидуальный лексикон как система лексических единиц, используемых в случаях презентации в тексте прямых высказываний персонажа, рассматривается нами как одна из возможных форм представления концептуальной системы моделируемой, или «творимой» текстом, языковой личности. Использование индивидуального словаря в качестве материала для реконструкции личностной концептосферы (лингвокогнитивный уровень) предполагает наделение концептуально значимых единиц лексикона статусом имен личностных концептов. Иерархические отношения, устанавливающиеся между отдельными словами и семантическими группировками как фрагментами индивидуальной лексической системы, являются проявлением специфики организации личностной концептосферы. Придание вербальносемантическому уровню организации языковой личности, отражением которого является индивидуальный лексикон персонажа, статуса формы презентации лингвокогнитивного и прагматического уровней, нисколько не умаляет его самостоятельной информативности. Описание системных связей лексических единиц позволяет реконструировать в целом и сами личностные концепты, и их соотношение в концептуальной картине мира субъекта. Каждый из выявленных личностных концептов может стать объектом более развернутого анализа, связанного с привлечением дополнительного материала (определение дистрибуции имен концептов), но такого рода детализация предполагает вычленение некоторого концепта из общей системы (концептосферы), что влечет за собой неизбежный разрыв естественных связей и отношений, очевидных на уровне индивидуального словаря.

Постулируемая в данном случае возможность анализа индивидуального лексикона персонажа, направленного на реконструкцию «высших» уровней языковой личности, реализована в параграфе «Концептосфера и прагматикон языковой личности: лексическая экспликация». Специфика языковой личности персонажа заключается в безусловно лингвистической природе всей имеющейся информации. Персонаж как личность во всей совокупности эксплицированных в тексте характеристик являет собой результат организации лексических единиц, связанных с его презентацией, и, как следствие, в процессе реконструкции «высших» уровней языковой личности персонажа мы лишены опоры в виде экстралингвистической информации.

Каждый из уровней языковой личности персонажа художественного текста представляет собой фрагмент (подсистему) соответствующей лексической темы текста. Эти подсистемы могут рассматриваться изолированно, но ни в коей мере не являются самодостаточными, они неизбежно наслаиваются, налагаются друг на друга. Реконструкция языковой личности субъекта внутритекстовой коммуникации строится на учете факта обязательной двунаправленной зависимости лексических подсистем, связанных с презентацией в тексте различных уровней организации языковой личности. Анализ тезауруса персонажа основывается на результатах описания индивидуального лексикона.

В то же время тезаурус рассматривался в качестве промежуточного звена, объединяющего словарь, обслуживающий коммуникативные потребности личности, и сами эти потребности, или прагматикон.

Анализ лингвокогнитивного уровня организации языковой личности персонажа был направлен на реконструкцию на текстовой основе исследовательской модели «индивидуальная картина мира персонажа», которая является по существу своему либо вариантом модели «индивидуальный лексикон персонажа», либо следующим этапом её описания. Конструирование исследовательской модели «индивидуальный лексикон персонажа» строилось на основании учета двух типов измерения системы: а) знак концепт и б) знак знак. Представление индивидуального словаря в максимально возможном четырехмерном семантическом пространстве предполагает смену “вектора” анализа: в основе анализа лежит движение уже не от слова к смыслу, связываемому с ним в дискурсе персонажа, но от концепта к слову как средству его экспликации (концепт знак), при этом конечной целью является выявление принципов организации индивидуальных концептов (концепт концепт).

Источником дополнительной информации, необходимой для перехода в анализе от вербально-семантического к лингвокогнитивному и прагматическому уровням организации языковой личности, продолжает служить дискурс персонажа. Информация, оставшаяся за пределами внимания при описании индивидуального лексикона, извлекается за счет осуществления таких процедур, как: 1) расширение анализируемого контекста и 2) изменение способа упорядочения лексического материала. Кроме того, существует возможность, основанная на вовлечении в сферу анализа лексического материала, входящего в другие текстовые субъектные речевые сферы.

Индивидуальное семантическое поле как элемент словаря личности (вербально-семантический уровень) становится базой для реконструкции ассоциативно-семантического поля как элемента тезауруса (лингвокогнитивный уровень). Ассоциативно-семантическое поле является основной единицей исследовательской модели «индивидуальная картина мира персонажа» наряду со словом – именем концепта, поскольку оно в большей мере, нежели семантическое поле, ориентировано на экспликацию в тексте индивидуального опыта личности в целом: запасов знаний и навыков, касающихся различных сторон жизни и не ограничивающихся собственно языковым опытом.

Моделирование концептосферы личности на основе анализа лексической структуры произведенных ею текстов строится на выявлении наиболее значимых, релевантных фрагментов дискурса, роль фона в этом случае выполняет совокупность высказываний персонажа, а роль фигуры – фрагменты дискурса, эксплицирующие какой-либо из личностных концептов.

Результаты, полученные на предыдущем этапе исследования, позволяют утверждать, что 1) статус «вершины» концептосферы личности может быть присвоен любой из концептуально значимых единиц индивидуального лексикона, и 2) лексический состав и структура фрагментов дискурса персонажа, связанных с экспликацией концепта, избранного на роль “вершины” концептосферы, определяет наполнение соответствующего ассоциативносемантического поля.

Выявленный при описании индивидуального лексикона П. Верховенского приоритет семантического поля ''Человек'' послужил основанием для выбора на роль “вершины” тезауруса личности концепта ''Эго'', являющегося неотъемлемой частью концептуализированной области ''Человек''. Роль фигуры в анализе дискурса персонажа отводится фрагментам, включающим его высказывания о различных ипостасях своей личности: «эмоциональный Я», «интеллектуальный Я», «говорящий Я» и др. Однако источник материала не ограничивается кругом прямых самопрезентаций говорящего. Состав используемых П. Верховенским лексических средств экспликации «факторов – Я» значительно пополняется за счет привлечения к анализу текстовых фрагментов, входящих в другие текстовые субъектные речевые сферы, поскольку самопрезентация в диалоге – это, как правило, либо реакция на реплику собеседника, либо предвосхищение этой реплики.

Приоритетными направлениями в анализе явились: 1) реконструкция ассоциативно-семантического поля ''Эго'' как лексического аналога соответствующего личностного концепта; 2) создание модели «индивидуальная картина мира персонажа», отражающей связи и отношения, складывающиеся между “вершиной” личностной концептосферы (''Эго'') и другими её элементами – концептуально значимыми единицами индивидуального лексикона и соответствующими ассоциативно-семантическими полями;