На правах рукописи

Кагирова Василиса Андреевна

ОПРЕДЕЛЕННЫЙ АРТИКЛЬ В СОВРЕМЕННОМ

ВОСТОЧНОАРМЯНСКОМ ЯЗЫКЕ: ТИПОЛОГИЯ И

ДИАХРОНИЯ

10.02.20 – сравнительно-историческое,

типологическое и сопоставительное языкознание

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Санкт-Петербург 2013

Работа выполнена в лаборатории типологического изучения языков ФГБУН Институт лингвистических исследований Российской академии наук

Научный руководитель: член-корреспондент РАН, профессор Плунгян Владимир Александрович

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Золян Сурен Тигранович кандидат филологических наук, доцент Казарян Вартан Казарович

Ведущая организация: ФГБУН Институт востоковедения Российской академии наук

Защита диссертации состоится 13 декабря 2013 года в часов на заседании диссертационного совета Д 002.055.01 при Институте лингвистических исследований РАН по адресу:

199053, Санкт-Петербург, Тучков пер., д. 9, конференц-зал.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института лингвистических исследований РАН по адресу: 199053, СанктПетербург, Тучков пер., 9.

Автореферат разослан «» 2013 года.

Ученый секретарь диссертационного совета В. В. Казаковская Реферируемая диссертация посвящена изучению семантики и функций суффигированного показателя - / -n, традиционно называемого определенным артиклем (далее – ОА), в современном восточноармянском языке в типологической и диахронической перспективе.

Объектом исследования является восточноармянский суффигированный ОА - / -n и этимологически предшествующие ему древнеармянские местоименные энклитики 1, 2 и лица -s, -d, -n. Подробный анализ статуса и функций так называемого неопределенного артикля mi остается в основном за рамками данной работы. Предмет исследования составляет развитие семантики и функций аффикса - / -n (ОА) и связанные с ним значения категорий детерминации и посессивности.

Актуальность работы связана как с недостаточной изученностью грамматической специфики детерминации в армянском языке, так и с необходимостью дополнить существующие представления о функционировании и «жизненных циклах»

артиклевых систем в языках мира данными восточноармянского языка, которые редко упоминаются в современных типологиических работах.

Целью исследования является типологически ориентированное описание закономерностей употребления ОА в современном восточноармянском языке. Для достижения данной цели были поставлены следующие основные задачи:

1) определить статус местоименных энклитик -s, -d, -n в древнеармянском языке;

2) проследить процесс и стадии грамматикализации армянского ОА;

3) описать в рамках типологического подхода семантику и функции аффикса - / -n, определить его статус в современном восточноармянском языке;

4) сопоставить факты, связанные с функционированием ОА, со сходными явлениями в ареально близких языках, а также на основе сопоставления с другими языками выявить типологиически редкие свойства восточноармянского ОА.

Рассмотрение артиклевой системы восточноармянского языка в типологическом и диахроническом аспектах обуславливает научную новизну работы.

Методологическую и теоретическую базу диссертации составляют типологически ориентированные описания артиклевых систем и других способов выражения категории детерминации в языках мира, в частности, работы Дж. Гринберга, Дж. А. Хокинза, Кр. Лайонза, Кр. Шрёдера, а также труды С. А. Крылова, Е. В. Падучевой, И. Р. Хайм и др., посвященные детерминации как понятийной категории. Учитываются грамматические описания армянского языка, в том числе работы Э. Г. Туманян, Л. Егиазарян, М. Сиглер и А. Донабедьян, связанные с ОА в восточноармянском и западноармянском языках.

Материалом диссертации служат тексты на древнеармянском и современном восточноармянском языках. Для древнеармянского используется преимущественно текст Евангелия от Матфея по Константинопольскому изданию (1895 г., перевод осуществлен в V-VIII вв.), а также армянская версия «Мученичества Шушаники» (VII в., ок. 4800 слов). Для современного восточноармянского языка рассматриваются тексты, вошедшие в Восточноармянский национальный корпус (далее - ВАНК) (www.eanc.net, ок. 110 млн. словоупотреблений), а также данные, полученные от носителей языка посредством перевода предложений-стимулов с русского языка на армянский. Сведения о других языках получены из грамматик и специальных исследований.

В ходе исследования применялись такие методы, как анкетирование носителей языка (материал был получен в ходе экспедиции в Республику Армения в 2011 г., а также от аспирантов и преподавателей СПбГУ, являющихся носителями современного восточноармянского языка), лексико-грамматический и синтаксический анализ текстов на древнеармянском и современном восточноармянском языках, корпусное исследование (при помощи ВАНК).

На защиту выносятся следующие положения:

1. В древнеармянском языке обнаруживается так называемая нулевая по Дж. Гринбергу стадия грамматикализации определенного артикля.

2. Источник грамматикализации восточноармянского ОА не вполне тривиален: это транскатегориальная местоименная энклитика 3 лица, уже в древнеармянском языке совмещавшая дейктическую и посессивную семантику. В современном восточноармянском языке ОА находится на высокой ступени грамматикализации. Развитие семантики и функций армянского ОА можно представить в виде следующей последовательности, отображающей диахронический процесс грамматикализации ОА, и, в обратном направлении, иерархию функций аффикса n в современном восточноармянском языке: определенные именные группы референтные именные группы (не только определенные) ядерные актанты (не только референтные).

Аффикс - / -n способен выражать принадлежность 3 лицу. В ряде контекстов он обнаруживает значительное сходство с тюркским посессивным аффиксом 3 лица.

3. В современном восточноармянском языке ОА частично утрачивает связь со значением определенности: употребление ОА абсолютно несовместимо лишь с некоторой частью нереферентных контекстов.

4. Современный восточноармянский язык обладает значительным числом общих характеристик с ареально близкими иранскими, тюркскими и картвельскими языками, в том числе в сфере выражения значений категории детерминации, числа и актантности. Однако наличие ОА в пределах данного ареала не является характерной чертой. Ограничение на сочетаемость ОА с формами косвенных падежей (аблатива, инструменталиса и локатива), закрепившееся в современном восточноармянском языке, представляется типологически редким, если не уникальным свойством.

Теоретическая значимость исследования заключается в дополнении представлений о направлении развития семантики и функций ОА в языках мира.

Практическая значимость данной работы состоит в уточнении и систематизации существующих представлений об артиклевой системе и правилах сочетания ОА с формами номинатива и датива в различных синтаксических функциях, что может быть использовано при составлении новых грамматических описаний и учебных пособий по современному восточноармянскому языку и – шире в практике преподавания материала любого «артиклевого» языка. Результаты исследования также могут быть полезны для типологических исследований, посвященных средствам выражения значения детерминации, устройству артиклевых систем и оформлению ядерных актантов.

Апробация работы. Результаты исследования были представлены в докладах на конференции по типологии и грамматике для молодых исследователей (Санкт-Петербург, Институт лингвистических исследований РАН, 2011 г.), а также на IX Международной конференции по армянскому языкознанию (Санкт-Петербург, Институт лингвистических исследований РАН, 2012 г.).

По теме работы опубликовано 3 статьи общим объемом 1 п.

л., из них 2 в изданиях, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией (0,7 п. л.).

Структура и объем работы. Работа включает 134 страницы машинописного текста и состоит из введения, трех глав и заключения, списка сокращений и литературы (109 наименований, из них 65 на иностранных языках).

Основное содержание диссертации Во Введении раскрываются цели и задачи, научная новизна и практическая значимость исследования.

В первой главе «Категория детерминации и артиклевые системы в языках мира» рассматривается внутреннее устройство категории детерминации и способы ее выражения в языках мира.

Первый раздел главы посвящен детерминации как понятийной категории. Представление об универсальных значениях данной категории необходимо для выяснения семантики и функций артиклей в конкретном языке.

Под категорией детерминации понимается способность имени обозначать совокупность свойств либо конкретного носителя (множество носителей) данных свойств. Ср. (1) Только специиалист сможет разобраться в этом вопросе. (2) Нам сообщили, что специалист уже выехал. В предложении (1) слово специалист означает любого человека, обладающего необходимыми в данной ситуации знаниями (возможно, и не существующего в действительности). Такого рода употребления существительных принято называть нереферентными. В предложении (2) речь идет о конкретном индивидууме, причем это может быть как любой из множества доступных специалистов, так и тот самый специалист, единственный, появления которого можно ожидать в данной ситуации. Это референтное употребление. Таким образом, внутри категории детерминации выделяются две основные оппозиции: референтность vs. нереферентность, а внутри референтных употреблений проводится противопоставление по определенности vs. неопределенности.

Е. В. Падучева предлагает семантическую классификацию нереферентных именных групп (далее – ИГ), согласно которой выделяются экзистенциальные, универсальные, атрибутивные и родовые ИГ1.

Помимо универсальной семантической классификации нереферентных ИГ полезно выделить некоторые типичные синтаксические контексты нереферентности. К таковым относятся, в частности, предикатные ИГ, а также бытийные (экзистенциальные) высказывания. Этот класс особенно важен для анализа материала современного восточноармянского языка.

Под бытийными понимаются такие высказывания, основной задачей которых является утверждение о существовании или несуществовании референта некоторого явления, предмета или группы предметов. Для таких предложений характерно использование предикатов быть, существовать, иметься, иметь, но также и многих других, таких как начинаться, происходить, водиться (о животных) или предикатов, семантически обусловленных субъектами (например, идти – о дожде). Описывать структуру бытийного предложения принято в терминах коммуникативной организации высказывания; субъект в таких предложениях составляет часть ремы, в то время как позицию темы Е. В. Падучева. Высказывание и его соотнесенность с действительностью: Референциальные аспекты семантики местоимений. – М.:

Издательство ЛКИ, 2008. С. 94-98.

может занимать (нулевой или ненулевой) локализатор.

Кроме того, на референциальный статус ИГ оказывает влияние контекст снятой утвердительности. Особое место занимает также употребление существительных в роли определения, ср.

русскую конструкцию с генитивом: Эти звуки могут раздражать нас как плач ребенка (= ‘детский плач’). Референтная интерпретация имени в таких сочетаниях невозможна. В качестве нереферентного контекста часто могут выступать обстоятельственные ИГ, такие как ходить в школу.

Наконец, хотя позиция прямого дополнения и не является типичным нереферентным контекстом, существует особый подкласс нереферентных объектов, характеризующихся тесной семантической связью с предикатом. К ним относятся так называемые пустые объекты в высказываниях типа По вечерам они собираются и поют песни, а также такие сочетания, как смотреть телевизор, пить чай и т. п.

Референтные ИГ обозначают конкретного носителя / группу носителей свойств, то есть их главная характеристика – наличие референта. Внутри сферы референтных употреблений выделяются определенные и неопределенные.

Из всех значений категории детерминации наиболее подробно исследована определенность. Известны различные подходы к описанию этой семантической зоны. Среди них так называемая классическая теория или теория уникальности (uniqueness theory), восходящая к логическим теориям и изложенная в значительном числе работ, а также теория известности (familiarity theory), теория релевантности (relevance) или близкая к ней теория идентифицируемости (identifiability).

Категория определенности может рассматриваться и как грамматическая, и как понятийная категория. В ряде работ предлагается трактовка категории определенности независимо от способов ее выражения. За основу берется возможность или невозможность установить, с каким именно объектом или группой объектов действительности соотносится ИГ. В зависимости от этого выделяются определенные и неопределенные ИГ. Выделение ролей говорящего и слушающего приводит к более дробной классификации.

В настоящей работе принято следующее представление о категории определенности (наиболее близкое к теории идентифицируемости): определенность подразумевает, что и говорящий, и слушающий (по мнению говорящего) понимают, с каким именно объектом / группой объектов соотносится ИГ в данном высказывании. Это понимание может иметь как ситуационный, так и контекстный базис. Контекстный базис подразумевает, что идентификация референта осуществляется на основе предшествующего контекста высказывания. Определенность такого типа часто называют анафорической. Идентификация референта ИГ на основе ситуационного контекста осуществляется за счет соотнесения с объектами окружающей действительности: в рамках данной ситуации присутствует только один объект (группа объектов), к которой может относиться данная ИГ.

Если под определенностью понимается возможность идентифицировать конкретного референта именной группы, то, напротив, неопределенность, предполагающая существование такого референта, не дает возможности идентификации. Значение неопределенной ИГ можно описать как «один / некоторые из множества подобных». К типичным контекстам неопределенности принадлежит, в частности, интродукция.

Во втором разделе главы предлагается обзор основных типов артиклевых систем в языках мира. Среди артиклевых языков выделяются такие, в которых артикль / артикли маркируют противопоставление по определенности / неопределенности. В этом случае в языке могут присутствовать как два артикля определенный и неопределенный (см. широко известные артиклевые системы в западноевропейских языках), так и один – определенный (македонский) или неопределенный (турецкий, персидский). При этом в системах с двумя артиклями определенный артикль более частотен, чем неопределенный.

Прототипически определенный артикль маркирует определенные ИГ, а неопределенный – неопределенные, однако в действительности употребление обоих артиклей в различных языках распределяется между значениями категории детерминации не столь очевидным способом. Хорошо известно, что в таких языках, как английский или французский, употребление обоих артиклей распространяется на некоторую часть нереферентных употреблений. Кроме того, ОА может использоваться не при всех значениях определенности: так, употребление артикля может ограничиваться только контекстной (анафорической) определенностью; во многих языках ОА не употребляется с именами собственными, ИГ, содержащими притяжательное местоимение и другими ингерентно определенными ИГ.

Неоднозначна семантика неопределенного артикля, который, как правило, помимо неопределенности выражает единичность.

Другой (относительно более редкий) тип артиклевых систем представлен в тех языках, которые на первый план выдвигают противопоставление по референтности / нереферентности.

В большинстве случаев этимологическим источником для ОА служит указательное местоимение, чаще всего – дистальное (ср. лат. ille ‘тот’ (отдаленный как от адресанта, так и от адресата) > фр. ОА le). В качестве источника возникновения ОА могут в некоторых случаях выступать и показатели принадлежности.

Процесс развития ОА из указательного местоимения описан в общем виде Дж. Гринбергом. Согласно выдвинутой им гипотезе, ОА проходит определенные стадии развития. Существующее на начальном этапе (нулевая стадия) указательное местоимение третьего лица начинает использоваться для отсылки к предшествующему дискурсу. Постепенно употребление этой формы распространяется на все определенные ИГ (в том числе на те, определенность которых обусловлена ситуационно, а также на так называемые уникумы) (первая стадия). С этого момента можно говорить о существовании в языке ОА. Однако эволюция артикля на этом не заканчивается. На следующей стадии ОА начинает маркировать не только определенные, но и все референтные именные группы. При этом артиклевые словоформы количественно преобладают и воспринимаются как базовые.

Отсутствует ОА при таких нереферентных употреблениях как а) контекст отрицания; б) предикативные употребления;

в) адвербиальные употребления; г) нереферентные глагольные объекты и генитивы в составе композитов. На последней, третьей стадии эволюции артикля границы между артиклевыми и безартиклевыми употреблениями стираются окончательно и артикль исчезает либо превращается в показатель, не имеющий в синхронном срезе отношения к определенности или к референтности.

При этом оба артикля могут различаться по своим а) морфологическим свойствам и статусу; б) позиции. Так, логически возможны артикли, сочетающие в себе следующие характеристики: 1) морфологический статус: служебное слово, фразовая клитика или аффикс; 2) изменяемость / неизменяемость; 3) препозиция / постпозиция по отношению к имени или ИГ. Однако в действительности засвидетельствованы отнюдь не все возможные комбинации данных признаков; кроме того, определение морфологического статуса артикля в некоторых случаях может быть затруднено. Не засвидетельствовано указаний на типологически частотную связь между позицией и морфологическим статусом артикля. Нет данных и о связи между морфологическими характеристиками артикля и другими явлениями (например, наличием именного склонения в языке или базовым порядком слов).

Артикль является специализированным грамматическим показателем определенности, однако значения определенности могут быть выражены и другими средствами, такими как, например, указательные и притяжательные местоимения. Кроме того, имена собственные и личные местоимения рассматриваются как изначально определенные. Это касается как безартиклевых, так и артиклевых языков.

Во многих языках (например, в английском) ОА не используется при ИГ, содержащих указательные или притяжательные местоимения, а также при именах собственных, однако это ограничение не универсально. Сходная ситуация наблюдается во взаимодействии ОА с притяжательными местоимениями.

Поскольку способы маркирования значений категории детерминации в языках мира имеют тенденцию к кумулятивному со значениями других грамматических категорий выражению, целесообразным является анализ некоторых аспектов взаимодействия показателей детерминации с категориями числа и падежа, а также способами оформления прямого объекта.

В некоторых языках ОА изменяется по числам и падежам, а при отсутствии соответствующего маркирования на самом существительном оказывается единственным показателем числа, и/или падежа, и/или рода (как происходит в немецком). В болгарском языке ОА позволяет выделить косвенный падеж, так как для некоторых существительных мужского рода в таких контекстах используется отличная от общей форма ОА (при этом безартиклевые формы всех существительных, а также артиклевые формы женского и среднего родов не различаются);

таким образом, категория падежа оказывается выраженной только в определенной форме. Сходным образом в эрзянском языке в косвенных падежах категория числа выражена только формами с ОА.

Кроме того, падежное и числовое маркирование может и само по себе служить способом выражения определенности (или референтности) имени. Так, в некоторых языках нереферентные ИГ часто не присоединяют показатели множественного числа (см. турецкий). Широко распространено явление дифференциального маркирования прямого объекта, при котором прямой объект получает особое оформление в том случае, если является определенным / референтным / одушевленным.

Вторая глава «Определенный артикль в армянском языке» посвящена развитию ОА из древнеармянской местоименной клитики 3 лица и его функционированию в современном восточноармянском языке. В начале главы представлены общие сведения об артиклевой и падежной системах современного восточноармянского языка. Под ОА в современном восточноармянском языке традиционно понимается суффиксальный показатель, выступающий в двух позиционных вариантах:

- / -n.

Правила употребления данного показателя с опорой на значения определенности и некоторые особенности синтаксического контекста подробно описаны Э. Г. Туманян. Так, ОА употребляется при различных видах контекстной и ситуационной определенности, а также с именами собственными, с ИГ, включающими указательное местоимение, порядковое числительное, определение в родительном падеже / притяжательное местоимение, прилагательное в превосходной степени; употребление ОА может быть обусловлено наличием придаточного определительного. Кроме того, ОА употребляется в обобщающей функции (то есть с нереферентными универсальными и родовыми именными группами по классификации Е. В. Падучевой), в застывших формах в составе некоторых фразеологических оборотов и в функции субстантивации2.

Данный перечень представляется в высокой степени точным и исчерпывающим; в реферируемом диссертационном исследовании не ставилась задача подобной классификации употреблений ОА.

Функционирование ОА в современном восточноармянском языке характеризуется двумя яркими особенностями, до сих пор не получившими однозначной трактовки:

1) синтаксический статус неоформленного имени, которое в роли субъекта или объекта принимает на себя логическое ударение, то есть находится непосредственно перед спрягаемой частью глагола-сказуемого;

2) ограничение на сочетание ОА с формами некоторых падежей: из пяти падежей (номинатив, датив, аблатив, инструменталис, локатив): употребление ОА возможно только с двумя, номинативом и дативом, оформляющими субъект и прямой / непрямой объект.

Эти два обстоятельства ставят под сомнение статус аффикса n как ОА и заставляют предполагать, что трактовка его семантики и функций связана не в последнюю очередь с устройством падежной системы и кодированием ядерных актантов.

В представленном в диссертации обзоре работ, посвященных артиклю в древнеармянском, а также в современных восточноармянском и западноармянском языках, излагаются различные Э. Г. Туманян. Артикли в армянском языке. М. – Ереван: Издательство Ереванского государственного университета. 1963. С. 69-124.

взгляды на указанную проблему.

К общим характеристикам работ можно отнести следующие:

особое внимание уделяется неоформленному имени (в какой-то мере авторы отталкиваются от него при формулировании клюючевых положений). Неоформленное имя нереферентно, не выражает значений категории числа, не способно выступать в качестве автономного актанта и связано с ограничениями на порядок слов. Кроме того, все исследователи в той или иной мере обращаются к вопросам категории числа, синтаксических ролей и падежного маркирования.

При этом высказываются следующие точки зрения на статус ОА:

1) ОА в первую очередь является показателем определенности имени; так же, как и в некоторых европейских языках, он употребляется с универсальными нереферентными ИГ; 2) ОА является показателем референтного статуса ИГ; 3) в современном восточноармянском языке не существует ОА, аффикс - / -n в действительности является показателем структурного падежа;

4) ОА (наряду с другими средствами) придает имени статус автономного актанта.

В третьем разделе рассматриваются семантика и функции местоименных энклитик -s, -d, -n в древнеармянском языке, при этом особое внимание уделяется энклитике 3 лица -n, которая в дальнейшем послужила источником грамматикализации ОА.

Древнеармянский язык засвидетельствован письменными памятниками начиная с V в. н. э. Вплоть до XIX в. он использовался в качестве литературного языка и до сих пор используется в литургической практике армянской церкви, несмотря на то, что уже к X в. существенно отдаляется от живого разговорного языка.

В древнеармянском, как и в современном армянском языке, представлена трехчастная система указательных местоимений.

Ср. sa 'это', аys 'этот', ayste 'здесь', ayspes 'так' (сфера 1 лица, es 'я'); da 'это/то', аyd 'этот/тот', aydte 'здесь/там', aydpes 'так' (сфера 2 лица, du 'ты'); аyn 'тот', aynte 'там', aynpes 'так' (сфера лица, na 'он'). Эти же элементы фигурируют и в качестве энклитик -s,-d, -n. Клитики выступают в двоякой роли: в качестве указательных / притяжательных / личных местоимений и/или «артиклей».

В пределах ИГ все три местоименные клитики могут присоединяться как к существительному, так и к его определениям.

Кроме того, употребление местоименных клитик не ограничивается сферой ИГ. Они могут присоединяться к любым словоформам, включая личные формы глагола.

Взаимодействие между клитиками и самостоятельными местоимениями не позволяет сформулировать четких правил.

Так, употребление указательного или притяжательного местоимений не запрещает, но и не обусловливает появление местоименной клитики.

Дейктическая составляющая семантики клитик очевидным образом преобладает над посессивной: если ИГ содержит одновременно притяжательное местоимение и местоименную клитику, между ними может отсутствовать согласование по лицу.

Клитика 3 лица в целом характеризуется теми же свойствами, что и клитики 1 и 2 лица, однако ее отличает ряд особенностей, позволяющих говорить о ней как об особом показателе определенности. Помимо соотнесенности с референтным 3 лицом она выражает «удаленность вообще» и, по сравнению с клитиками 1 и 2 лица, характеризуется большей частотностью.

Наиболее существенным отличительным свойством клитики 3 лица является ее способность маркировать анафорические отношения: она появляется при повторном упоминании предмета в тексте, особенно в роли подлежащего.

Анализ материала позволяет вывести и некоторые другие закономерности употребления клитики -n; в то же время для большинства из них обнаруживаются контрпримеры. Так, часто, но не всегда, клитика -n употребляется в том случае, когда присутствует притяжательное местоимение 3 лица или дистальное указательное местоимение, а также при наличии определенного посессора; с ИГ, содержащими слово amenayn 'весь';

когда присутствует придаточное определительное предложение, вводимое союзом or; с ИГ, содержащими порядковое числительное. При этом клитика 3 лица обычно не используется с именами собственными, ИГ с уникальной референцией (земля, небо и т. п.), а также с нереферентными универсальными ИГ.

Помимо местоименной клитики 3 лица, функция маркирования определенности в древнеармянском языке приписывается предлогу z-, который, в отличие от клитики 3 лица, регулярно употребляется с именами собственными и с ИГ, обладающими уникальной референцией. Предлог z- может употребляться как одновременно с клитикой 3 лица, так и отдельно от нее. Представляется, что следует считать функцией предлога z- маркирование не столько определенного, сколько референтного прямого объекта, так как в некоторых случаях он используется с заведомо неопределенными ИГ.

Таким образом, в древнеармянском языке отдельно выражаются категории референтности и определенности, причем регулярное грамматическое оформление получает только анафорическая определенность. Если соотнести данные древнеармянского с основными стадиями развития ОА по Гринбергу, можно сказать, что древнеармянский ОА находится между нулевой (указательное местоимение маркирует соотнесенности с предшествующими высказываниями) и первой стадиями, то есть только зарождается как регулярный показатель определенности.

Кроме того, в древнеармянском языке показатель -n еще не закреплен за ИГ.

Далее в работе рассматриваются закономерности сочетания аффикса - / -n с падежными формами в современном восточноармянском языке. Отдельно проанализирована каждая из центральных и периферийных функций номинатива и датива – двух падежей, допускающих употребление ОА.

Номинатив не имеет специального аффикса, представляя собой чистую основу, и выступает в предложении в следующих синтаксических позициях: субъект, прямой объект, предикатив, обстоятельство места и времени, несогласованный атрибут.

Анализ данных ВАНК подтверждает интуитивное предположение, согласно которому в абсолютном большинстве случаев существительное в роли субъекта в восточноармянском языке употребляется с ОА. В среднем, в 9 из 10 предложений в качестве подлежащего используется артиклевая форма.

Для безартиклевых форм подлежащего, не имеющих показателей множественного числа, были выделены два основных класса: ИГ, содержащие местоименный или нумеративный модификатор (в том числе неопределенный артикль mi) и ИГ, состоящие из одного неоформленного имени.

В качестве модификаторов имени выступают следующие слова: yurak’an’yur ‘каждый’, amen ‘каждый’, c’ankac’ac ‘любой’, in’-or ‘какой-то’, orev ‘какой-либо’, aynpisi (ayspisi, aydpisi) ‘такой’, mi ‘один’/ неопределенный артикль, o’ mi ‘ни один’ (в отрицательных предложениях), nman ‘подобный’, а также количественные числительные.

Однако само по себе наличие модификатора не исключает появления ОА. Существенно взаимодействие внутренней референциальной семантики определяющего слова и статуса ИГ в данном высказывании. Для местоимений yurak’an’yur, amen, c’ankac’ac, допускающих универсальное нереферентное прочтение, существует тенденция к ограничению на употребление ОА, однако это правило может нарушаться.

Для местоимения in’-or и неопределенного артикля mi, предполагающих референтную неопределенность, запрет на сочетание с ОА не может быть нарушен, так же как и для orev и o’ mi, употребляющихся только в контекстах отрицания и снятой утвердительности, где существование референта ИГ ставится под сомнение. Таким образом, ОА при подлежащем в большинстве случаев не совместим с эксплицитно выраженным референтным неопределенным статусом, а также всегда – с отсутствием презумпции существования. Исключение из запрета на сочетание ОА с неопределенным mi составляют те случаи, где ОА выполняет согласовательную функцию при притяжательном местоимении.

Второй класс употреблений подлежащего без ОА и аффикса множественного числа включает неоформленные имена. Выделяются следующие случаи: 1) предикат выражен глаголом ka ‘имеется’, в утвердительной или отрицательной форме; 2) предикат выражен глаголом linel ‘быть’; 3) так называемые метеорологические высказывания; 4) одновалентные глаголы, преимущественно с «пассивным» суффиксом -v-.

Представляется, что в действительности все употребления неоформленного имени в роли подлежащего можно описывать как бытийные предложения, где в качестве предиката выступает либо бытийный глагол (ka, linel), либо глагол, семантически связанный с соответствующим подлежащим / сообщающий о его существовании или возникновении (дождь идет, блеск виден, лишение свободы грозит, обвинение выдвигается и т.п.).

Формы подлежащего без ОА, но с аффиксом множественного числа -er / -ner были рассмотрены отдельно. При этом выдвигалось предположение, что дистрибуция форм с показателем множественного числа должна отличаться от представленной выше классификации в силу особенностей корреляции между категориями референтности / определенности и числа. Тем не менее, анализ материала показал, что плюральные безартиклевые формы в роли подлежащего используются в сходных ситуациях, а именно при наличии некоторых специфических модификаторов или в контекстах, близких к экзистенциальным.

В качестве модификаторов плюральных ИГ могут выступать следующие слова: oro ‘определенный’ / ‘некоторый’, tarber ‘различный’, zanazan ‘разнообразный’, bazmat’iv ‘многочисленный’, hazaravor ‘многотысячный’, at ‘много’.

В следующем разделе рассматривается употребление ОА с формами номинатива в роли прямого объекта. Прямой объект кодируется номинативом в том случае, если он выражен ИГ со значением не-лица. При этом выбор не полностью соответствует лексическим характеристикам имени. В некоторых случаях и имена, обозначающие людей, могут употребляться в номинативе. Однако для определенных (маркированных ОА) ИГ со значением лица номинативное оформление прямого объекта невозможно.

Номинативный прямой объект в современном восточноармянском языке, таким образом, преимущественно выражен именами, занимающими более низкое положение в иерархии определенности и референтности и, как следствие, в значительно меньшей степени, чем субъект, склоненными к оформлению ОА.

Употребления ОА с прямым объектом в номинативе полностью соответствуют упомянутой классификации Э. Г. Туманян. ОА отсутствует у прямого объекта также в двух основных случаях:

1) наличие у ИГ таких модификаторов как mi ‘один’ / неопределенный артикль, in’-or ‘какой-то’, orev ‘какой-либо’, oro ‘определенный’, tarber ‘различный’ и т. п.;

2) наличие контекста, близкого к бытийному, а именно:

(i) при предикате, выраженном глаголом unenal ‘иметь’; (ii) при предикатах со значением существования и возникновения;

(iii) при семантически ожидаемых предикатах; (iv) в отличие от ситуации с субъектом, неоформленное имя может выступать в качестве прямого объекта и при отсутствии тесной семантической связи с предикатом, обозначая при этом совокупность свойств и не выражая количества.

Взаимодействие номинатива в функции обстоятельства места или времени с ОА регламентируется специфическими правилами: при наличии указательного местоимения или порядкового числительного ОА в большинстве случаев не употребляется; однако при отсутствии каких-либо определяющих слов ОА с именами существительными в номинативе в значении обстоятельства времени используется всегда. В случае с обстоятельствами места наблюдается противоположная ситуация: ОА может употребляться только в некоторых случаях при наличии указательных / притяжательных местоимений. Таким образом, при формах номинатива употребление артикля определяется синтаксической функцией ИГ. Можно выделить два основных случая – актантные и не-актантные позиции.

К актантным относятся позиции субъекта и прямого объекта.

Для этих позиций употребление ОА возможно почти во всех контекстах, где имя выступает в качестве автономного актанта.

Референциальный статус ИГ при этом может быть как референтным определенным, так и референтным неопределенным или нереферентным, то есть отсутствует строгое соответствие ОА только одной или нескольким зонам категории детерминации. Однако некоторые количественные ограничения, связанные со значениями детерминации, имеют место. Так, при референтном определенном статусе ИГ маркируется ОА всегда, при нереферентном – только при условии автономности актанта, которое реализуется не для всех нереферентных ИГ, а только для универсальных; при референтном неопределенном статусе действует сильное ограничение на употребление ОА, которое нарушается только при маркировании посессивных отношений. Для не-актантных позиций правила употребления ОА оказываются достаточно разнородными.

Датив в современном восточноармянском языке выполняет функцию прямого и косвенного объектов, обстоятельства времени и места, дополнения цели (преимущественно при глаголах движения), а также используется в посессивных конструкциях и в конструкциях с послелогами (которые также можно рассматривать как посессивные). В последних двух случаях при формах датива ОА невозможен, и в реферируемой диссертации принимается решение рассматривать данные формы как генитивные (одним из аргументов в пользу такого подхода является употребление в данных позициях генитивных форм личных местоимений).

Датив маркирует прямой объект только в том случае, если он выражен ИГ со значением лица, следовательно, в этот класс употреблений автоматически попадают имена, занимающие высокое положение в иерархии определенности. Косвенный объект маркируется дативом независимо от лексических характеристик имени. В связи с этим было выдвинуто предположение, что датив в роли прямого и косвенного объектов будет проявлять себя по-разному в отношении сочетания с ОА, однако анализ материала показал, что этого не происходит.

Соответствие употребления ОА референциальному статусу ИГ для датива прямого и косвенного объектов сходно с распределением, выявленным для субъекта и номинативного прямого объекта. Так, ОА всегда присутствует у дативной ИГ, обладающей референтным определенным статусом, а также с формами датива в роли прямого и косвенного объектов в том случае, если речь идет о нереферентной (универсальной) ИГ. ОА при формах датива также может сочетаться с неопределенным артиклем mi или другими словами, подразумевающими референтный неопределенный статус ИГ, в том случае, если присутствует посессивное определение. С дативными формами обнаруживаются также отдельные случаи одновременного употребления определенного и неопределенного артиклей даже при отсутствии посессивного определения.

Такое широкое употребление ОА с формами датива и явная его экспансия в сферу референтных неопределенных употреблений могут давать основание считать, что в случае с дативом речь идет уже не об ОА, а о падежном показателе. Однако употребление датива в референтных неопределенных контекстах ограничено. При наличии неопределенного артикля или неопределенного местоимения (in’-or, orev) ОА чаще всего отсутствует.

Датив в роли дополнения цели – еще один класс употреблений, налагающий сильное ограничение на использование ОА. В качестве дополнения цели может выступать ограниченное количество слов, как правило, с глаголом gnal ‘идти’: gnal j-i / axatank’-i / harsanik’-i ‘идти по воду / на работу / на свадьбу’.

С дативными обстоятельствами времени ОА употребляется при референтном определенном или нереферентном статусе ИГ, а также в вопросительных предложениях со словом or ‘который’. При наличии неопределенного артикля mi ОА у датива в функции обстоятельства времени исключен.

В качестве обстоятельства места дативные формы используются при передаче значений нахождения на поверхности и в ряде других семантически близких случаев, конкурируя с синонимичной формой GEN + послелог vra ‘на’. ОА употребляя– ется при определенном и нереферентном универсальном статусе ИГ. ОА появляется также в контекстах, допускающих прочтение ИГ как референтной неопределенной. При наличии неопреде– ленного артикля mi, отрицания o’ mi ‘ни один’ или местоимения orev ‘какой-либо’ невозможен не только ОА, но и вообще употребление датива в функции обстоятельства места. В этом случае используется синонимичная конструкция с послелогом vra ‘на’.

Глава завершается двумя короткими разделами, посвященными маргинальным употреблениям ОА с формами косвенных падежей, а также способности ОА выступать в качестве аффикса принадлежности 3 лицу.

В третьей главе «Определенный артикль в восточноармянском языке в типологическом освещении» данные восточноармянского языка помещаются в типологический контекст. Проводится сопоставление функционирования ОА и связанных с ним явлений в восточноармянском языке с данными других языков мира преимущественно турецкого, персидского и грузинского, но также некоторых финно-угорских языков и языков балканского ареала. Особое внимание уделяется явлению дифференциального маркирования прямого объекта, сходству ОА с посессивными аффиксами, а также взаимодействию ОА с падежной системой.

Разноплановость определенного и неопределенного артиклей характерна для всех двухартиклевых систем, в основе которых лежит противопоставление по определенности / неопределенности. Однако в зависимости от степени грамматикализованности обоих артиклей, словоформы с их участием могут составлять различного рода оппозиции. В таких языках, как английский, существует требование для всех исчисляемых существительных в единственном числе в большинстве контекстов обязательно принимать определенный или неопределенный артикль. В некоторых других языках неопределенный артикль действует только в сфере референтных употреблений исчисляемых существительных, во всех же остальных случаях ОА оказывается противопоставлен безартиклевой словоформе.

Современный восточноармянский язык наиболее близок именно этому типу. Определенный и неопределенный артикли в восточноармянском не составляют очевидной оппозиции; они противопоставлены друг другу как показатели определенности и неопределенности соответственно только для референтных исчисляемых именных групп со значением единичности в номинативе.

Основная территория распространения восточноармянского языка располагается вне непосредственных контактов с языками, обладающими ОА. Неопределенные артикли, которые представлены в соседних языках (прежде всего, турецком и персидском), по своим свойствам близки армянскому.

Особенность происхождения армянского ОА заключается в двойственной природе древнеармянской клитики третьего лица, совмещавшей дейктическую и посессивную семантику. Полисемия данной клитики, если и не позволяет утверждать, что армянский относится к числу редких языков, развивающих ОА на базе посессивности, то, по крайней мере, дает основания говорить о двойственности истоков формирования показателя определенности.

В синхронном плане связь ОА с посессивностью прослеживается в двух группах явлений. Это 1) случаи, когда ОА выступает в качестве единственного показателя принадлежности третьему лицу; 2) сходство в употреблении ОА и посессивного аффикса 3 лица в функции артикля в тюркских языках.

Ключевую роль в проявлении посессивной семантики аффикса - / -n играют термины неотчуждаемой принадлежности.

Особая стратегия маркирования посессивных отношений у данного класса слов характерна для многих языков. Артиклевым языкам свойственно ограничение на сочетание ОА с терминами неотчуждаемой принадлежности.

В современном восточноармянском для выражения 1 и 2 лица посессора при терминах неотчуждаемой принадлежности предпочтительно употребление посессивных аффиксов, а не другой возможной стратегии – сочетания полноценного притяжательного местоимения с ОА. В случае маркирования принадлежности третьему лицу, как было показано выше, действует то же правило, и в роли посессивного аффикса выступает ОА, диахронически принадлежащий к той же парадигме, что и посессивные аффиксы 2 и 3 лиц -s, -d.

Способность ОА выступать в качестве показателя принадлежности является редкой, но, по-видимому, не уникальной.

Так, в македонском языке согласно традиционным описаниям существует три определенных артикля, которые помимо выполнения функции выражения артиклевых значений локализуют предмет в пространстве и времени относительно участников коммуникации, а кроме того в ряде случаев могут указывать на принадлежность.

В качестве одной из типичных функций тюркских посессивных аффиксов 3 лица упоминается их употребление с наречиями и прилагательными места и времени, а также с квантификаторами и прилагательными в местоименном значении. Это свойство также объединяет восточноармянский ОА с посессивными аффиксами.

Еще одна группа явлений, помещающая восточноармянский определенный артикль в широкий типологический контекст, связана с дифференциальным маркированием прямого объекта.

В современном восточноармянском языке выбор специального (дативного) маркирования прямого объекта определяется как значением категории детерминации, так и одушевленностью, причем одушевленность преобладает. Дативное оформление обязательно для прямых объектов, выраженных личными местоимениями и именами собственными. ИГ со значением лица в роли прямого объекта оформляются дативом всегда, если они имеют определенный или нереферентный универсальный статус (маркируемый определенным артиклем), как правило – если они имеют референтный неопределенный статус, и никогда в случае нереферентного статуса. Для остальных одушевленных ИГ дативное оформление опционально и зависит от намерений говорящего. Неодушевленные ИГ в роли прямого объекта никогда не оформляются дативом, независимо от их референциального статуса.

В сфере дифференциального маркирования прямого объекта современный восточноармянский язык отличается от древнеармянского, в котором в основе выбора специального маркирования прямого объекта лежит категория детерминации, а не одушевленность (предлог z- для референтных прямых объектов).

Данный переход сопровождается становлением ОА и утратой морфологически самостоятельного аккузатива.

Типологически редким, если не уникальным, представляется ограничение на сочетание ОА с формами косвенных падежей. Тем не менее, в качестве отдаленной типологической параллели можно привести древнегрузинскую систему склонения, где помимо номинатива (аффикс -i) и повествовательного падежа (аффикс -man) выделяется так называемый прямой падеж, который используется для имен собственных в роли субъекта и объекта, а также для ИГ в предикативной функции (являться / называться кем-то / чем-то), для объекта в конструкциях с глаголом обладания, в функции вокатива, в ряде случаев в качестве прямого объекта и в ИГ с числительными, в том числе с (квази)неопределенным артиклем ert’i. Эти контексты в основном совпадают со случаями употребления неоформленного имени в современном восточноармянском языке.

Это обстоятельство тем более интересно, что согласно принятому мнению, аффикс номинатива -i в древнегрузинском (сохранившийся и в современном грузинском) этимологически восходит к определенному постпозитивному артиклю igi. Если это так, то в древнегрузинском языке зафиксировано состояние, при котором ОА уже становится падежным аффиксом, но еще не распространяется на нереферентные и отчасти неопределенные контексты, а также не употребляется с ингерентно определенными именами собственными. Противопоставление актантных и не-актантных употреблений, таким образом, отчасти происходит на уровне падежной формы.

В Заключении сформулированы основные выводы, касающиеся специфики армянского ОА: присутствие посессивной семантики наряду с дейктической на начальном этапе грамматикализации, которое частично сохраняется и в современном языке;

распространение ОА, помимо референтных определенных и нереферентных универсальных ИГ, на ряд референтных неопределенных контекстов; развитие у ОА функции маркирования ядерных актантов. Целый ряд морфо-синтаксических характеристик объединяет восточноармянский язык с ареально близкими ему языками (тюркские, иранские, картвельские). Типологически редкой чертой восточноармянского является ограничение на сочетание ОА с формами косвенных падежей.

Сокращения, использованные в тексте ВАНК – восточноармянский национальный корпус, ИГ – именная группа, ОА – определенный артикль.

Основные положения и научные результаты диссертации отражены в следующих публикациях.

Работы, опубликованные в ведущих рецензируемых научных изданиях, определенных Высшей аттестационной комиссией РФ:

1. Крылова В. А. Определенный артикль и падеж в современном восточноармянском языке // ACTA LINGUISTICA

class='zagtext'>PETROPOLITANA: