Project SWorld with the support of:
STATE RESEARCH AND DEVELOPMENT INSTITUTE OF THE
MERCHANT MARINE OF UKRAINE
Odessa National Maritime University
Ukrainian National Academy of Railway Transport
Institute for Entrepreneurship and morehozyaystva
Collection of scientific works Sbornik naunyh trudov SWorld Proceedings of the international Scientific Conference
SCIENTIFIC RESEARCHES AND THEIR PRACTICAL
APPLICATION. MODERN STATE AND WAYS OF
DEVELOPMENT ‘2010 04-15 October 2010 Odessa 2010 ISSN 2224- UDC 57,58,59, BC 28, Sbornik naunyh trudov SWorld. Proceedings of the international scientificpractical conference "Scientific research and their practical application. Current status and development trends of '2010 '. Volume 19 (3). Biology. – Odessa, Black Sea, 2010.The issue holds the collection of works of international scientific-practical conference «Scientific researches and their practical application. Modern state and ways of development ‘2011» on Biology Language: English, Russian, Ukrainian Editorial board:
Chairman - Doctor of Technical Sciences, Prof. Shibaev A;
Co-Chair - Ph.D., director UKRNIIMF Lesnik A;
Co-Chair - prof., rector of the Institute for Entrepreneurship and morehozyaystva Yatsenko A;
Committee members:
Goncharuk S - Doctor of Technical Sciences, prof., Member of the Russian Academy of Transport and the International Informatization Academy, Honored Worker of Transport of Russia;
Lomotko D. - Doctor of Technical Sciences, Vice-Rector of the Ukrainian State Academy of Railway Transport, Corr. Transport Academy of Ukraine Lapkina I - Doctor of Economic Sciences, Professor.
Rylov S - Ph.D. in Economics, Professor.
Petrov I - PhD, Assoc.
Kirillova E - PhD, Assoc.
Demidova V - Ph.D in Pedagogical Sciences Kantarovich J - Ph.D. in art history science technical managers, the organizers - Ph.D. Kuprienko S, Fedorova A © Authors, © Publishing House Black Sea, Vol 19 Biology Khlus K.
OXALATE AS THE CONTROLLER OF THE ENZYME REACTION FORCE
OF METABOLISM IN THE ANIMAL ORGANISM
Bukovina State Medical University The article is devoted to researches of the oxalate depended depression of lactate dehydrogenase reaction of Helіx pomatіa and Rattus norvegicus muscle.Статья посвящена исследованию оксалат-зависимого угнетения лактатдегидрогеназной реакции в мышцах Helіx pomatіa и Rattus norvegicus.
Ключевые слова: оксалат, лактатдегидрогеназа, регуляция метаболизма.
Keywords: oxalate, lactate dehydrogenase, the regulation of metabolism.
Результаты исследований по изучению механизмов адаптации и дезадаптации метаболических систем гомеостаза в условиях оксалатного прессинга в зависимости от эволюционного статуса организмов позволяют обосновать концепцию относительно их роли в качестве мощного экологического фактора в реализации эволюционной программы адаптации к негативным эффектам ксенобиотиков.
Цель исследования: установление особенностей биологического действия оксалатов и параметров оксалатной резистентности живых систем, сложившейся в ходе эволюции. Животные объекты: виноградные улитки Helіx pomatіa Linneus и белые крысы Rattus norvegicus Berkenhout. Объект исследования: безъядерные гомогенаты мышечной ткани. Предмет исследования: влияние in vitro оксалат-ионов (0,5 мМ щавелевой кислоты) на интенсивность лактатдегидрогеназной реакции (ЛДГ-реакции).
Результаты. Снижение активности ЛДГ скелетных мышц белых крыс составило 8,5-52,5% (табл. 1). При преобладании анаэробных» изоферментов ЛДГ4 і ЛДГ5 (27,46 і 34,28 %, в сумме 61,74 %) - наименее выраженным угнетение ЛДГ-реакции оказалось в пробах с наибольшим содержанием Мсубъединиц ЛДГ. Таким образом, М-субъединицы ЛДГ обладают меньшей чувствительностью к воздействию оксалат-аниона.
Зависимость степени оксалат-индуцированного угнетения ЛДГ скелетных мышц белых крыс от изоферментного спектра и x±Sx 26,84±5, r±Sr Близкие результаты принесло исследование влияния оксалата на интенсивность ЛДГ-реакции в мышечной ткани моллюсков H. pomatia L., однако суммарное содержание «аэробных» изоферментов ЛДГ 1+ЛДГ2 (13,40% против 24,87%) и степень угнетения активности ЛДГ (12,35% против 26,84%) оказались меньше соответствующих показателей в мышцах белых крыс.
Выводы. Щавелевая кислота тормозит (в среднем на 26,84%) іn vіtro ЛДГреакцию в ткани мышц белых крыс, что значительно превышает соответствующий показатель для H. pomatia L. Снижение интенсивности ЛДГреакции, по-видимому, обусловлено избирательным ингибированием “аэробных” изоферментов ЛДГ1 і ЛДГ2 вследствие высокой чувствительности к оксалат-аниону субъединиц Н-типа, содержание которых значительно различается у животных с разным таксономическим положением.
Коррелятивный анализ, в ходе которого определялись коэффициенты параметрической корреляции r±Sr, подтвердил сделанный вывод (табл. 1).
УДК 57(091) UDC 57(091)
HISTORIOGRAPHY OF BIOLOGY OF THE PERIOD OF THE RUSSIAN
EMPIRE (1725 - 1917 HS.) SOVIET HISTORIANS OF SCIENCE SCHOOL Bryansk State University Acad. IG Petrovsky works В данном докладе рассматривается периодизация советской историографии биологической науки, посвященной истории периода Российской империи (1725 – 1917 гг.), обзор обобщающих трудов советских историков о развитии и становлении науки в Российской империи.Ключевые слова: биологическая наука, история биологии, Российская империя, историография биологии, советская школа историков науки.
This report examines the periodization of the Soviet historiography of the biological science devoted stories of the period of the Russian empire (1725 – 1917), the review of the Soviet historians’ generalizing works about development and science formation in the Russian empire.
Keywords: a biological science, a biology history, Russian empire, a biology historiography, the Soviet school of science historians.
Рост интереса к истории науки в России обусловил появление научных трудов в этой области. Развитие историографии биологической науки протекало в русле развития историографии исторической науки – от работ по истории науки в Европе до работ по истории науки в России. Если в XVIII веке это были элементы диссертаций (например, диссертация Карамышева А.М. «О необходимости естественной истории России», защищенная в Упсале под председательством Линнея), актовые речи о пользе науки (например, речи П.И.Страхова о влиянии наук на человека и общество (1788), А.А.
Прокоповича-Антонского о начале и успехах наук (1791), составные части сочинений по истории медицины («Краткая история врачебного искусства»
П.М. Гофмана (1789), то в XIX веке – это статьи в журналах (например, в журнале «Новый магазин естественной истории, физики, химии и сведений экономических», выходившем в 1820-1830 гг., «Записки Академии наук» и других) и первые труды по истории отдельных отраслей биологии – ботаники (работы Г.П. Бонгарда, Р.Э. Траутфеттера, М.А. Максимовича) и зоологии (К.Ф.
Рулье, К.М. Бэра, Ф.Ф. Брандта), труды по истории науки в целом (П.
Пекарский «История Академии наук в Петербурге» в двух томах). Во второй половине XIX – начале XX века появляются сочинения, посвященные юбилеям учебных заведений, в которых публикуются сведения по истории кафедр биологического профиля.
Для истории биологической науки в 1725 – 1917 годах характерно то, что история биологии писалась учеными, занимавшимися той или иной отраслью биологии. Кроме вышеназванных, можно также отметить работы И.И.
Мечникова и К.А. Тимирязева по истории науки. Ценными источниками являются и воспоминания ученых, например, «Дневник старого врача» Н.И.
Пирогова.
В России биология развивалась либо как академическая наука (в Академии наук), либо в русле медицинских факультетов университетов. Лишь в конце XIX – начале XX века появляются лаборатории и научно-исследовательские институты (например, Бактериологический институт в Москве, Севастопольская биологическая станция, Институт экспериментальной медицины в Петербурге).
В целом, в Российской империи возрастал интерес к истории отечественной биологической науки, особенно, в конце XIX века, в связи с бурным развитием науки, появлением новых отраслей и разработками русских ученых с мировым именем.
В первые десятилетия советской власти появилось небольшое число публикаций касательно истории биологии в имперской России. Это «Столетние итоги физиологии растений»[31], «Главнейшие успехи ботаники в начале XX столетия»[30], «Лаборатория по анатомии и физиологии растений Академии наук»[18], «Ботанический музей Академии наук»[32], «Зоологический музей Академии наук»[7], «Очерки развития эндокринологии в России»[25], «Как создавалось учение о нервной трофике»[28], «Краткий очерк деятельности Государственного Всероссийского энтомологического общества за 75 лет его существования (1860-1935 гг.)»[20], «Борьба за дарвинизм»[16], «Биологические науки в Ленинградском государственном университете за лет его существования»[29], «Борьба за дарвинизм в России»[6]. Среди них стоить отметить работы К.А. Тимирязева, известных историков медицины Д.М.
Российского и П.Е. Павловского.
Как видно из приведенного обзора, эти публикации касались узких вопросов истории биологических наук в России и чаще всего не выходили за рамки журнальных публикаций (что не умаляет их научной ценности). В связи с этим разумно отнести время с 1917 по 1940 год к начальному (раннему) периоду, этапу становления советской школы историков биологии периода Российской империи.
Следующий, период расцвета истории науки в СССР, открывается годом, годом 185-летия Московского университета. Годом, когда вышли Ученые записки Московского университета[33], посвященные этой дате и содержащие сведения об истории биологии (и не только) в Московском университете. Стоит также упомянуть об основании в 1953 году Института истории естествознания (в настоящее время Институт истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН) в системе Академии наук СССР, что дало новый, академический импульс изучения истории биологии, в том числе, заявленного периода.
В это время вышли следующие фундаментальные, обобщающие труды историков биологии: «Очерки по истории физиологии в России»[13], «Очерки по истории русской ботаники»[19], «Русские ботаники»[26] в 4-х томах, «Корифеи русской эмбриологии»[10], «История микроскопа и микроскопических исследований в России в XVIII веке»[27], «Очерки по истории эволюционной идеи в России до Дарвина» [22] «Предшественники Дарвина в России. Из истории русского естествознания»[23], «Русские биологиэволюционисты до Дарвина. Материалы к истории эволюционной идеи в России»[24], «История эмбриологии в России»[3,4] в 2-х томах, «Русская эмбриология второй половины XIX века»[8], «История естествознания в России»[12] в 3-х томах, «История эмбриологии растений в связи с развитием представлений о зарождении организмов»[2], «История изучения дикорастущих сырьевых растений в СССР»[17], «Развитие общих проблем биологии в России. Первая половина XIX века»[15], «История цитологии растений в России в XIX веке»[37], «Очерки из истории прикладной энтомологии»[34], «Люди русской науки. Очерки о выдающихся деятелях естествознания и техники»[14] (второе издание, первое вышло в 1948 году), «Очерк истории морфологии животных»[5].
Второй этап развития советской школы историков биологии ограничивается серединой 60-х годов. Связано это, в первую очередь, с тем, что ушло поколение историков, творивших в этот период времени. Среди историков этого этапа, родившихся и получивших образование еще в Российской империи, имевших энциклопедические знания и широкий кругозор (что позволяло им заниматься не только научными разработками в своих отраслях науки, а также историей биологии), стоит назвать имена Соболя Самуила Львовича (1893 – 1960), Бляхера Леонида Яковлевича (1900 – 1987), Коштоянца Хачатур Седраковича (1900 – 1961), Райкова Бориса Евгеньевича (1880 – 1966), Исаченко Бориса Лаврентьевича (1871 – 1948), Липшиц Сергея Юрьевича (1905 – 1982), Баранова Павла Александровича (1892 – 1962), Догеля Валентина Александровича (1882 – 1955), Некрасовой Веры Леонтьевны ( – 1969), Метелкина Анатолия Ивановича (1894 – 1973), Бреславец Лидии Петровны (1882 – 1969), Максимова Николая Александровича (1880 – 1952), Комарницкого Николая Александровича (1888 – 1962). Хотя к этому этапу относится и появление работ таких историков биологии как С.Р. Микулинский, А.А. Щербакова, Л.В. Чеснова, Э.Н. Мирзоян, Б.А. Старостин, Н.А. Григорьян и другие, они – историки другого поколения, поколения, родившегося в СССР, их объединяет то, что это – профессиональные историки науки, занимавшиеся разработкой определенных проблем истории биологии периода Российской империи. С их именами связан третий этап развития советской школы историков биологии, продолжавшийся до начала 90-х годов XX века.
Среди работ этого периода можно назвать «История геоботаники в России»[11], «Развитие естествознания в России (XVIII – начало XX в.)»[21], «Казанская физиологическая школа»[9], «История ботаники в России»[35, 36] в 2-х томах, «Биологи: биографический справочник»[1]. Не хотелось бы называть третий этап развития советской школы историков биологии этапом заката (по аналогии с предыдущим этапом расцвета), однако очевидно, что интерес к истории биологической науки в Российской империи значительно снизился.
Автор доклада не ставит целью дать полную, исчерпывающую периодизацию развития советской школы историков биологии. Изложенное выше – возможный взгляд на развитие истории биологической науки периода Российской империи в советское время, основанный на анализе библиографических указателей, каталогов библиотек и других изданий справочного характера.
References:
1. "Biologists: a biographical directory" / Babii TP, LL Kokhanova etc. - Naukova Dumka, 1984. - 815.
2. Baranov PA History of plant embryology in connection with the development of ideas about the origin of organisms. - Moscow: USSR Academy of Sciences, 1955. Blyakher LY History of Embryology in Russia (since middle of XIX century until the mid XX century). - Leningrad: Izd-vo AN USSR, 1959. - 627 sec.
4. Blyakher LY History of Embryology in Russia (from the middle of XVIII to the middle of XIX century). - Moscow: USSR Academy of Sciences, 1955. - 375.
5. Blyakher LY Sketch of the History of Animal Morphology. - Moscow: USSR Academy of Sciences, 1963. - 263.
6. Bondarenko, PP The fight for Darwinism in Russia. (To the 75th anniversary of the publication of the first of Timiryazev "Darwin's book of criticism and commentary") / / Nature, 1939, № 3. - S. 10-17.
7. Byalynitsky-Birula A. Zoological Museum, Academy of Sciences / / Nature, 1925, № 7-9. - S. 171-182.
8. Gelfenbeyn LL Russian embryologists of the second half of XIX century. Kharkov: Kharkov Univ. state. Zap them. AM Gorky, 1956. - 354 sec.
9. Grigorian NA Kazan school of physiology. - Moscow: Nauka, 1978. - 254.
10. Dogiel VA Coryphaeus Russian Embryology. Transcript of public lecture given in 1948 in Leningrad. - L., 1948. - 24 sec.
11. Dokhman GI History Geobotany in Russia. - Moscow: Nauka, 1973. - 286.
12. History of science in Russia / Ed. NA Figurovskogo and others 3 volumes, Moscow: Izd-vo AN USSR, 1957-1962.
13. Koshtoyants HS Essays on the History of Physiology in Russia. - Leningrad: Izdvo AN USSR, 1946. - 494 sec.
14. People of Russian science. Sketches of prominent figures of science and technology. In 2 volumes / Ed. IV Kuznetsov. - V.1. Biological. Medical.
Agricultural Sciences. - Moscow: Fizmatgiz, 1963. - 896 sec.
15. Mikulinsky SR The development of the common problems of biology in Russia.
first half of the XIX century. - Moscow: USSR Academy of Sciences, 1961. - 450.
16. Nekrasov, AD The fight for Darwinism. - Leningrad: Biomedgiz, 1937. - 138.
17. Nekrasov, VL History of study of wild plants commodity in the USSR. Part 1. Leningrad: Izd-vo AN USSR, 1958. - 275.
18. Nelyubov D. Laboratory of Anatomy and Physiology of Plant Academy of Sciences / / Man and Nature, 1925, № 9. - Col. 39-47.
19. Essays on the history of Russian botany / Breslavets LP, Isachenko BL, Komarnicki, NA, Lipshitz S., Maksimov NA - Moscow: Publishing House of Moscow Society of Naturalists, 1947. - 320.
20. Pavlovsky, EN, Filipe N. A brief sketch of the All-Russian State Entomological Society 75 years of its existence (1860-1935 gg.) / / Entomological Review, 1936, v.
26, № 1-4. - S. 3-14.
21. The development of science in Russia (XVIII - beginning of XX century) / Ed.
SR Mikulino, AP Yushkevich. - Moscow: Nauka, 1977. - 535.
22. Raikov, BE Essays on the history of evolutionary ideas in Russia before Darwin.
In 2 volumes, Moscow-Leningrad: Izd-vo AN USSR, 1947-1951.
23. Raikov, BE The precursors of Darwin in Russia. From the history of Russian science. - Leningrad: Izd-vo AN USSR, 1951. - 204.
24. Raikov, BE Russian biologists, evolutionists before Darwin. Materials for the history of evolutionary ideas in Russia. In 4 vols. - Leningrad: Izd-vo AN USSR, 1951-1955.
25. Rossiyskiy DM Essays on the history of endocrinology in Russia. - Moscow:
Publishing House of the author., 1926. - 10.
26. Russian botanists / Comp. Lipchitz, SY, Ed. Ed. VN Sukachev In four volumes Moscow: Moscow Society of Naturalists, 1947-1952.
27. Sobol SL History of the microscope and microscopic studies in Russia in XVIII century. - Leningrad: Izd-vo AN USSR, 1949. - 607 sec.
28. Speransky AD How was the doctrine of the trophic nervous / / Archives of Biological Sciences, 1933, v. 23, no. 5-6. - S. 629-641.
29. Terentyev N. Biological Sciences at the Leningrad State University for 120 years of its existence / / Nature, 1939, № 7. - S. 107-12.
30. Timiryazev KA The principal achievements of Botany at the beginning of the XX century. - Moscow: State Publishing House, 1920. - 48.
31. Timiryazev KA Hundred outcome of plant physiology. - Moscow: Literary and ed. Department Club, 1918. - 78.
32. Transhel B. Botanical Museum of the Academy of Sciences / / Nature, 1925, № 7-9. - S. 182-186.
33. Memoirs Moscow State University. MV University. Anniversary edition. Issue 54. Biology. - Leningrad, 1940. - 371.
34. Chesnova LV Sketches from the history of applied entomology. - M., 1962. - 132.
35. AA Shcherbakov History of botany in Russia (the Darwinian period 1861 Novosibirsk: Nauka, 1983. - 365 sec.
36. AA Shcherbakov History of botany in Russia until the 60s. XIX century.
(Dodarvinovsky period). - Novosibirsk: Nauka, 1979. - 365 sec.
37. AA Shcherbakov History cytology of plants in Russia in the XIX century. Moscow: USSR Academy of Sciences, 1961. - 188.
УДК: 574. UDC: 574.
EFFECT OF LOW CONCENTRATIONS "FITOVERM" ON THE
POTENTIAL PRODUCTIVITY OF DAPHNIA MAGNA
This article was investigated the biological response to modelling test-object Daphnia magna S. in the vital concentration of biological insecticide of a new generation «Fitoverm », expressed in strength being reproducing and the reproducible time of embryonic development. It was found behind the growth and development, as well as changes in pigmentation of juvenile Daphnia magna.Keywords: biological pesticides, chronic toxicity, fitoverm, Daphnia magna В работе изучалась биологическая реакция Daphnia magna на витальные концентрации биологического инсектицида нового поколения «Фитоверм», выражающиеся в численности воспроизводимого потомства и сроках эмбрионального развития. Отмечено также отставание роста и развития, а также изменение пигментации ювенильных особей Daphnia magna.
Ключевые слова: биологические пестициды, фитоверм, хроническая токсичность, Daphnia magna Постоянное присутствие пестицидов водных экосистемах в низких концентрациях оказывает воздействие на популяции гидробионтов, приводит к снижению их видового разнообразия за счет исчезновения наиболее чувствительных к качеству воды видов и снижению качества потомства [1, 2].
Для выяснения степени токсичности поступающих с водную среду пестицидов становится актуальным исследование хронической токсичности пестицидов в малых витальных дозах для Daphnia magna как низших гидробионтов для сохранения структуры и функциональных особенностей водных экосистем.
В настоящее время альтернативой химическим препаратам нашли применение биологические средства для защиты растений, состоящие, как правило, из целых микроорганизмов, примеси спор, вегетативных клеток и токсинов [4]. В нашей работе был исследован биопрепарат нового поколения «Фитоверм», который представляет собой 0,2 %-ный эмульгирующийся концентрат аверсектина, являющийся природной смесью авермектинов, соединений макролидной природы, продуцируемые почвенными микроорганизмами Streptomyces avermectilis [3, 4]. Действующее вещество аверсектин (C47H70O14) обладает широким спектром инсектицидного, акарицидного и нематоцидного действия.
Исследования по определению токсичности малых доз растворов биопрепарата проводили на нескольких поколений Daphnia magna методом биотестирования согласно методике определения токсичности воды по изменению плодовитости Daphnia magna [3]. Опыты ставились на отстоянной 5-7 суток воде, жесткость 5,620,02 мг экв/дм3, pH 7,420,02, содержание кислорода 9,00,02 мг/дм3, температура 20±2 0С. Биотестирование проводили с соблюдением требований к температуре, продолжительности фотопериода и культивационной воде. Особей Daphnia magna кормили перед началом эксперимента и в последующие дни один раз в сутки суспензией клеток Chlorella vulgaris Beyer, культура которой поддерживалась в лаборатории. Один раз в сутки контролировали наличие или отсутствие помета, пересчитывая народившуюся молодь, измеряя ее длину под бинокуляром. После завершения экспериментов подсчитывали в каждом поколении суммарную плодовитость и число пометов на одну самку за период эксперимента.
Продолжительность эксперимента 24 дня. На каждую концентрацию ставилось по 5 повторностей. Достоверность различий контроля и опыта определяли сравнением выборочных средних и выборочных долей по tкритерию при p0,05.
Результаты проведенных исследований показали, что особи Daphnia magna достаточно чувствительно реагируют на воздействие биологического пестицида, что проявляется в изменении репродуктивной функции. В ходе опытов определены следующие показатели: темп роста; период созревания – время (дни) от рождения до первого помета; число пометов за то же время, на которое рассчитывается продукция; интервал между пометами (сутки);
количество молоди (экз.) в одном помете; общее количество молоди, рожденное одной самкой в течение жизни. Для популяции в целом и отдельно для каждого поколения находили потенциальную продукцию, то есть численность потомства за время жизни одной самки.
Потенциальную численность потомства одной самки Daphnia magna можно представить в виде интегрирующего показателя, который отражает биологические изменения, возникающие под действием пестицидов. Этот показатель позволяет сравнивать окончательные результаты воздействия различных токсикантов на воспроизводство разных организмов [2, 3].
Данные об изменении репродуктивных показателей и средних размеров особей Daphnia magna представлены в таблице 1.
Особи Daphnia magna родительского поколения (0) были помещены в раствор пестицида новорожденными от неэкспонированных в токсиканте матерей в возрасте 6-12 часов, в то время как особи I поколения прошли все стадии эмбриогенеза соответственно в токсичном растворе.
Размеры и плодовитость Daphnia magna под действием инсектицида контроль 28,50±1,22 26,88±1,47 28,35±1,80 25,34±1,82 26,56±1,12 28,43±1, контроль 82,00±2,62 92,50±4,52 86,33±4,23 88,50±3,60 86,58±3,82 98,75±4, 0,78±0,01 0,78±0,02 0,76±0,01 0,74±0,02 0,76±0,01 0,76±0, 0,80±0,01 0,84±0,01 0,80±0,01 0,82±0,01 0,80±0,01 0,80±0, 0,86±0,01 0,86±0,01 0,87±0,01 0,88±0,02 0,86±0,01 0,86±0, контроль 0,90±0,01 0,88±0,01 0,88±0,01 0,90±0,02 0,88±0,01 0,90±0, Длина взрослых особей на 24-ый день эксперимента, мм 3,00±0,05 3,15±0,02 3,32±0,03 3,40±0,02 3,50±0,03 3,48±0, 3,38±0,04 3,60±0,04 3,64±0,03 3,66±0,02 3,68±0,02 3,76±0, 3,60±0,04 3,68±0,04 3,72±0,02 3,74±0,04 3,78±0,04 3,82±0, контроль 3,81±0,03 3,92±0,02 3,82±0,02 3,86±0,02 3,84±0,02 3,86±0, Примечание. Курсивом помечены показатели с достоверным отличием от контроля при p0,05.
Первое поколение, полученное в опыте, оказывается более чувствительными к действию биологического пестицида, чем исходные особи.
Установлено, что при концентрации 0,0001 мл/л «Фитоверма» количество новорожденных в одном помете достоверно ниже контроля в I и II поколениях и существенно ниже на всем протяжении эксперимента. При концентрации 0,000001 мл/л данный показатель не отличался от контрольного только в V поколении. Витальная концентрация 0,000001 мл/л на 24 день эксперимента оказывала определенное стимулирующее действие на плодовитость Daphnia magna, увеличив показатель количества новорожденных в одном помете, превосходя контрольную группу. Созревание особей I поколения замедлялось уже при концентрации 0,00001 мл/л: яйца в выводковой камере появлялись на 1-2 дня позже, чем в контроле, а при концентрации 0,0001 мл/л – на 5-6 дней.
Начиная с VI поколения, созревание фертильных особей практически не отличалось от контрольных.
Необходимо отметить, что число пометов при каждой концентрации существенно ниже контрольных показателей. В каждом поколении за время 24суточного эксперимента было получено 2-4 выводка новорожденных Daphnia magna. Среднее число их варьировало от 10,50±1,15 до 28,50±1,67 особей. Во всех поколениях число новорожденных на одну самку в контроле было выше, чем в опытных группах. А число пометов в опыте с концентрацией 0, мл/л со II поколения было выше, чем в контроле. Есть мнение, что данный эффект можно объяснить защитной реакцией популяции от вымирания под действием токсических веществ [2]. Сокращая сроки вынашивания эмбрионов и яиц, самки порождают ослабленных особей, которые выживают благодаря защитно-компенсаторным механизмам.
Размеры тел новорожденных особей в контрольной группе выше опытных на всем протяжении эксперимента. Длина их тела колеблется от 0,78±0,01 до 0,88±0,02 мм. Сравнение группы с концентрацией инсектицида 0,000001 мл/л обычно показывает достоверное различие.
Необходимо отметить характер изменения интенсивности окраски новорожденных особей в токсической среде. Бледная окраска опытных особей по сравнению с интенсивной окраской в контроле сохранилась до конца эксперимента. Наиболее выражено это было в растворах с концентрацией биопрепарата 0,0001 мл/л, несмотря на средние репродуктивные показатели.
Результаты проведенного эксперимента показывают, что особи I и II поколений Daphnia magnа оказываются более чувствительными к воздействию токсического раствора «Фитоверма», проявляя к V поколению определенную адаптацию, на что указывает незначительное отличие от контроля некоторых репродуктивных. Концентрации выше 0,0001 мл/л могут оказывать угнетающее действие на плодовитость ветвистоусых ракообразных, а витальные концентрации выше 0,000001 мл/л - проявлять стимулирующее воздействие на рост и развитие самок Daphnia magnа.
References:
1. Braginsky, LP Methodological aspects of toxicological bioassay for Daphnia magna S. and other cladocerans / / Hydrobiological Journal. - 2000. - T.36, № 5. With. 50- 2. Braginsky, LP Freshwater plankton in the toxic environment / LP Braginsky. Naukova Dumka, 1987. - P. 3. Zhmury NS Methods of determining the toxicity of water and water extracts from soils, sewage sludge, waste of mortality and fertility changes in Daphnia / NS Zhmury. - Moscow: Akvaros, 2001. - 48.
4. Scherban EP Effect of low concentrations of pesticides on the development of the number of offspring Cladocera / / Hydrobiological Journal / EP Scherban. - 1970. - 6, № 6. S. 101 - 105.
УДК 663.918.4: UDC 663.918.4:
CHANGE THE NUMBER OF MICROORGANISMS DURING STORAGE OF
CHOCOLATE AND CHOCOLATE SWEETS
Russian Economic Academy GV Plekhanov works This work is representing the results of microbiological research on chocolate and chocolate sweets. Regular experiments performed in 6-8 days revealed fluctuations in the quantity of microorganisms throughout the all storage period. The results of research show that a curve reflecting the number of defined microorganisms of each group has a wavy character.Keywords: Food microbiology, chocolate, confectionery products, contamination, apoptosis, a consortium of microorganisms.
Исследовано качество по микробиологическим критериям российского шоколада и конфет разных лет производства. Результаты исследований свидетельствуют о наличии волнообразного характера изменения количества выявляемых микроорганизмов, в основе чего могут лежать явления апоптоза и наличия консорциума микроорганизмов в кондитерских изделиях.
Ключевые слова: Пищевая микробиология, шоколад, кондитерские изделия, контаминация, апоптоз, консорциум микроорганизмов.
Одним из направлений работы лаборатории микробиологии пищевых продуктов Российской экономической академии имени Г.В. Плеханова является микробиология кондитерских изделий. [1,2]. Целью настоящего исследования было изучение изменения содержания микроорганизмов в процессе хранения пищевых продуктов, на примере шоколада и шоколадных конфет.
микробиологическим показателям в процессе хранения в соответствии с действующими рекомендациями [3,4] показали наличие определенных изменений в контаминации шоколада и конфет, выявляемых стандартными методами. [5]. Проведена серия экспериментов, направленных на детальное изучение изменения количества микроорганизмов, в которых посевы проводили через 6-8 суток. Изделия были приобретены в розничной торговой сети. От каждой партии для каждой точки исследования среднюю пробу отбирали от 5 единиц товара. Микроорганизмы определяли классическими методами.
Результаты исследования горького шоколада в виде графиков представлены на рисунке 1, на котором даны кривые изменения количества нормируемых микроорганизмов: МАФАнМ, БГКП и плесневых грибов.
Установлено, что изменение количества выявляемых микроорганизмов представляет собой волнообразную кривую с чередующимися максимумами и минимумами.
КМАФАнМ в первой части кривой имеет 2 максимума: самый большой 7,5х105 КОЕ/г приходится на 29 сутки, второй максимум приходится на сутки хранения – 3,5х105. В этой же части отмечаются 2 минимума: на 15 сутки хранения – 3х104 и на 35 сутки – 1,6х105 КОЕ/г.
Плесневые грибы обнаруживаются в максимуме (75 КОЕ/г) на 22 сутки хранения при минимальном значении бактерий и максимальном числе БГКП (обнаружены в 0,1г). Очевидно, что между выявляемыми группами микроорганизмов существуют определнные взаимоотношения, которые подтверждаются второй серией экспериментов.
Вторая часть кривой изменения количества выявляемых микроорганизмов (от 63 до 113 суток) для бактерий характеризуется спадом до 0,5х10 5 КОЕ/г на 96 сутки, отмечается небольшой максимум на 105 сутки хранения - 2,5 х КОЕ/г.
конфетах «Птичье молоко» в процессе хранения Значительно снижается кривая изменения количества выявляемых плесневых грибов: с 50 КОЕ/г на 63 сутки до 15 КОЕ/г на 96 сутки. Почти во всех точках кривой в период с 63 до 113 суток БГКП выявляются в 0,1 г продукта, что свидетельствует о максимальном количестве БГКП в шоколаде в данный период. Посев проб при дальнейшем хранении до 182 суток (3-ая часть кривой) показывает, что КМАФАнМ претерпевает очень небольшие изменения.
Плесневые грибы в 3 – ей части кривой имеют ещ один максимум - 60 КОЕ/г на 127 сути хранения. БГКП в этой части тоже находятся в максимальном количестве и определяются в 0,1 г продукта (при дальнейшем хранении эти бактерии выделяются только в 1 г продукта).
На рисунке 2 представлены кривые изменения контаминации сбивных конфет “Птичье молоко” по микробиологическим показателям: КМАФАнМ, БГКП и ПГ. Изменение количества выявляемых микроорганизмов также представляет собой волнообразную кривую с чередующимися максимумами и минимумами.
КМАФАнМ имеет 3 максимума: первый 1,4х105 КОЕ/г приходится на 20 сутки, второй самый большой максимум приходится на 44 сутки хранения – 1,6х КОЕ/г, третий 9,5х104 КОЕ/г обнаружен на 62 сутки. Также отмечаются минимума: на 29 сутки хранения – 3,6х103 КОЕ/г, на 50 - 2,4х104 КОЕ/г и на сутки – 9,7х103 КОЕ/г. Плесневые грибы и дрожжи обнаруживаются в максимуме 21 КОЕ/г и 10 КОЕ/г на 23 сутки хранения при небольшом значении бактерий и максимуме БГКП (обнаружены в 0,01г).
Анализ результатов изменения контаминации шоколада и конфет в процессе хранения позволил предложить три рабочие гипотезы поведения микроорганизмов в данном продукте. Первая гипотеза - у бактерий и, возможно, у плесневых грибов в пищевых продуктах, обнаружено явление апоптоза. “Апоптоз у бактерий – это форма запрограммированного контроля над клетками на уровне популяции. При исчерпании питательного субстрата голодающая популяция разделяется на две субпопуляции, одна из которых гибнет и подвергается автолизу, а клетки второй субпопуляции, используя продукты автолиза как субстрат, продолжают размножаться” [6]. Падение числа клеток всех выявляемых микроорганизмов шоколада может свидетельствовать именно об апоптозе.
Вторая рабочая гипотеза состоит в том, что в шоколаде микроорганизмы присутствуют в виде консорциума, состав которого определяется используемым сырьм и технологическим процессом производства [7-9].
Впервые в пищевой микробиологии выявлено наличие консорциума в продукте и динамика его изменения в процессе хранения продукта.
Третья рабочая гипотеза состоит в том, что внутри каждой группы микроорганизмов, видимо, существует свой консорциум.
Исследования продолжаются.
FUNCTIONAL RENAL ALLOWANCE
В статье приведены данные о значимости функционального почечного резерва (ФПР), существующие на сегодняшний день методики и способы его расчета, краткая сравнительная характеристика, преимущества и недостатки разных способов определения ФПР. Показано, что ФПР относится к важным диагностическим и прогностическим критериям оценки функционального состояния почек, особенно на доклиническом этапе для выявления разных форм почечной недостаточности.Ключевые слова: почки, функциональный почечный резерв, почечная недостаточность.
In the article presented they give the data about the importance of the functional renal resource (FRR), methods and means of its estimation existed today, comparative characteristics, advantages and drawbacks of different ways of FRR determination. It has been shown that FRR is an important diagnostic and prognostic index of kidneys functional state especially at the pre-clinical stage. It may be used for determination of renal insufficiency different forms.
Key words: kidneys, functional renal resource, renal insufficiency.
На сьогоднішній день одним із найважливіших критеріїв ступеню ушкодження нирок та виявлення прихованих порушень клубочкової фільтрації є визначення ниркового функціонального резерву (НФР). Важливо відзначити, що здатність нирки до збільшення швидкості клубочкової фільтрації отримала назву ниркового функціонального резерву (НФР). НФР визначається як різниця між максимальною (стимульованою) і базальною величинами клубочкової фільтрації [2]. Функціональний нирковий резерв відображає спроможність нирок підвищувати швидкість клубочкової фільтрації на навантаження білком, амінокислотами [36], блокаторами кальцієвих каналів, допаміном тощо на 5- % [19]. Парадоксальне зниження або відсутність підвищення функціонального ниркового резерву при стимуляції перерахованими агентами вказує на виснаження резерву нирок [4,32].
Абсолютні і відносні (величина приросту швидкості клубочкової фільтрації, виражена у відсотках по відношенню до її вихідних значень) величини НФР є цінними клінічними показниками і широко використовуються у практичній нефрології [35]. На думку деяких дослідників показник НФР є дуже важливим діагностичним і прогностичним критерієм функціонального стану нирок у людини, у тому числі при виявленні латентних форм ниркової недостатності різного ґенезу [32], при моніторингу діяльності донорської нирки [18], при діагностиці ренальних дисфункцій імунного [20] і токсичного ґенезу [5,6,7,8,10]. Метод виявлення ФНР підтвердив також свою високу інформативність при оцінці фізіологічних особливостей еферентної ланки регуляції водно-сольового обміну при вагітності [34], а також при вивченні вікових особливостей нирок [26]. Показано, що даний методичний прийом допустимий і при експериментальному дослідженні функції нирок на лабораторних тваринах, у тому числі на собаках [37] і на щурах [27,14].
Вперше термін "функціональний нирковий резерв" був введений в клінічну практику J.Bosch і співавторами в 1983 році [23]. До цього часу НФР досліджувався при харчових навантаженнях м'ясом [11,14]. Як клінічний стандарт для навантаження використовувався білок м'яса із розрахунку 1,5 г/кг (5 г яловичини на кг маси тіла). Швидкість клубочкової фільтрації визначалась до навантаження та через 2 години після нього. Як метод стимуляції клубочкової фільтрації в клінічній практиці найчастіше використовується пероральне вживання тваринного білку [24,35] або внутрішньовенна інфузія водного розчину амінокислот [6, 8]. Разом з тим, для проведення внутрішньовенної інфузії розчину амінокислот необхідне дотримання ряду умов, що трохи стримує широке поширення даного методу. У свою чергу, використання білкового навантаження, на нашу думку, також вимагає більш жорсткого нормування вмісту в навантажувальній пробі засвоюваних білків, жирів та інших біологічних та мінеральних компонентів, присутність яких безсумнівно відображається на отриманих результатах [25].
Суть методу визначення НФР шляхом вимірювання кліренсу креатиніну після білкової чи амінокислотної навантажувальної проби полягає в пероральному чи парентеральному застосуванні білка або амінокислот з наступним порівнянням нестимульованої швидкості клубочкової фільтрації (або кліренсу креатиніну) зі стимульованою білком [11,23]. Адекватним вважається підвищення кліренсу креатиніну на 30-50 % у порівнянні з базальними значеннями. Проте, визначаючи НФР шляхом білкового навантаження, на основі оцінювання стимульованої і нестимульваної швидкості клубочкової фільтрації (ШКФ) по кліренсу креатиніну, не враховується погрішність методу, яка пов'язана з наявністю секреції креатиніну в канальцях.
Наявність секреції креатиніну в канальцях завищує показник ШКФ, а, відповідно, і функція нирок також завищується. Відомий також спосіб визначення клубочкової фільтрації, або кліренсу креатиніну, на фоні перорального чи парентерального застосування циметидина-Н2гістаміноблокатора. Проте, даний спосіб визначення кліренсу креатиніну на фоні пригнічення секреції креатиніну в канальцях нирки за допомогою циметидина, використовувався лише в стандартних умовах виконання проби Реберга-Тарєєва.
З метою вивчення функціонального ниркового резерву рядом авторів [2] проведені дослідження реакції нирок на білковий препарат "Protein" (Latvia sport), отриманий з застосуванням технології фірми Haleco (Німеччина).
Навантаження складало в кількості 1,5 г білка на 1 кг маси тіла. Функція нирок вивчалась в умовах спонтанного і водного діурезу, викликаного водним навантаженням - 0,5 % від маси тіла. Показано, що у здорових осіб після прийому білка змінюється величина діурезу, екскреція креатиніну, калію, аміаку, титруємих кислот, нітратів, нітритів і їх концентрації. Запропоноване навантаження викликає збільшення екскреції креатиніну, що є наслідком включення ниркового резерву. Запропонована методика рекомендується для використання в фізіологічних і клінічних дослідженнях.
В теперішній час в клінічній практиці немає уніфікованого методу діагностики внутрішньоклубочкової гіпертензії. Окремі дослідники пропонують використовувати для цих цілей визначення ренального функціонального резерву (РФР) [22; 23; 29]. В експериментальних клінічних дослідженнях показаний значний ефект впливу прийому білка на швидкість клубочкової фільтрації (ШКФ) [19; 31]. Здатність білкової їжі впливати на ниркову функцію у людей і тварин вказує на те, що ШКФ не є фіксованою функцією. Можливість варіабельності ШКФ, так само, як і концепція гіперфільтрації, передумовлює існування ниркового функціонального резерву.
НФР відображає здатність нирок підвищувати нирковий плазмотік і ШКФ у відповідь на білкове (глюкагонове, допамінове, амінокислотне) навантаження.
Таким чином, стимульована швидкість фільтрації може слугувати індексом функціональної і анатомічної цілісності ниркової паренхіми. Кількісною мірою НФР є різниця між максимальною швидкістю і її базальним рівнем, виражена у відсотках від вихідного рівня. Збереженим рахується НФР 10 %, зниженим від 5 до 10 %, НФР 5 % і відсутнім при його негативних значеннях. Зниження чи відсутність НФР, на думку більшості дослідників, є клінічним маркером гіперфільтрації. Такий стан часто виявляється при хронічній нирковій недостатності, артеріальній гіпертензії, цукровому діабеті, у осіб з єдиною ниркою [28; 30; 33]. В той же час даних про НФР при різних клінічних і морфологічних формах хронічного гломерулонефриту є досить мало.
Рядом авторів Одеського державного медичного університету [Гоженко А.І., Доломатов С.І., Шумилова П.А., Топор Е.Я., Пятенко В.А.] був запропонований спосіб діагностики ниркового функціонального резерву [Патент Украины № 50050 А. Спосіб д-ки ниркового функціонального резерву], який включає визначення зміни екскреції креатиніну після стимуляції НФР, який відрізняється тим, що спочатку вимірюють екскрецію креатиніну після водного навантаження у об’ємі 0,5 % від маси тіла, потім визначають екскрецію креатиніну після водно-сольового навантаження 0,5% хлоридом натрію у об’ємі 0,5 % від маси тіла, з розрахуванням ступеню збільшення у відсотках, співставляють отримані показники і при досягненні відношення 30 % і вище екскреції креатиніну після водно-сольового навантаження відносно водного діагностують нирковий функціональний резерв [2].
В останні роки перед нефрологами та патофізіологами постало завдання створення способу діагностики НФР, що відрізняється простотою виконання і дозволяє виявити функціональні порушення нирок навіть без наявності клінічних ознак захворювання. Поставлене завдання вирішено в способі визначення НФР шляхом вимірювання екскреції креатиніну до і після водносольового навантаження в об’ємі 0,5 % від маси тіла, при цьому спершу вимірюють екскрецію креатиніну при спонтанному діурезі, а потім – при водно-сольовому навантаженні; і при збільшенні другого значення по відношенню до першого не менше, ніж на 35-40 % судять про збережений функціональний нирковий резерв [13,16]. Новим в способі, що заявляється, є вибір показника, котрий аналізується – екскреція креатиніну після сольового навантаження у порівнянні з добовою екскрецією [17]. Запропонований спосіб визначення функціонального ниркового резерву є більш чутливим у порівнянні з відомими, що підвищує точність і надійність ранньої діагностики хронічної ниркової недостатності і придає способу, що заявляється, нові властивості.
Запропонований тест дозволяє виявити зниження НФР в більш ранні терміни при наявності практично збереженої ШКФ [15]. Виявлення ниркового функціонального резерву дає можливість виявляти латентні форми ниркової недостатності різного генезу на доклінічному етапі і може використовуватись для потреб практичної медицини і в медико–біологічних експериментах.
1. Budaychieva AB, RR Kaliev The clinical significance of renal functional reserve in patients with nephrotic glomerulonephritis / / Bulletin of the Siberian medicine. - 2007. - № 1. - S. 147-155.
2. Gozhenko AI Kuksan NI, EA Gozhenko Method for determination of renal functional reserve in humans / / Nephrology. - 2001. - Vol.5, № 4.- p.70-73.
3. Gozhenko AI Renal functional reserve: the mechanisms and methods for determining the diagnostic value of / / Nephrology. - 2009. - T.13, № 3. - P.149.
4. Іvanov DD, OM Korzh. Nefrologіya in praktitsі sіmeynogo lіkarya. - Kyiv, 2006. - 272s.
5. Klimontov VV Bondar IA, Zheltova LI, AN Tsibin Changes in systemic hemodynamics and renal functional reserve in patients with diabetic nephropathy / / Actual problems of Nephrology: Proceedings of Ros. Scientific-Practical. Conf. Orenburg, 2001. - S. 211.
6. Red LV The functional state of a single kidney in children Abstract. dis.
because honey. Science: 14.00.09 / / Voronezh State. honey. Academy. N. Burdenko.
- Voronezh. - 2008. - 21s.
7. Maltsev SV, Mikhailova TV, Vinokurov, SS State of partial kidney function and renal functional reserve in chronic pyelonephritis in children / / Pediatrics. P.14-17.
8. Mironenkova EG Renal functional reserve and quality of life for children and adolescents with a solitary kidney Abstract. dis. because honey. Science:
14.00.09 / / Perm. state. honey. Academy. - Perm. - 2007. - 20 seconds.
9. Mikhailova TV, Vinokourov SS State of the partial functions of the kidneys in nephropathies in children dizmetabolicheskih / / Russian Journal of Pediatrics. S. 25-29.
10. Mikhailova TV State of partial kidney function and renal functional reserve in dysmetabolic and obstructive nephropathy in children Abstract. dis. because honey. Science: 14.00.09 / / Kazan State. honey. Academy of Ministry of Health and the Russian Federation. - Kazan. - 2006. - 19 sec.
11. Natochin Y. Basic physiology of the kidney. - Leningrad: Meditsina, 1982. Pat. 30 168, IPC A61V 10/00 G01N 33/00 Sposіb dіagnostiki funktsіonalnogo'll have nirok dіtey.
13. Pat. Number 42 860 Ukraina, IPC (2009) A61V 5 / 20 Sposіb viznachennya funktsіonalnogo nirkovogo reserve / Gozhenko A.І. (Ukraina), Hamіnіch AV Lebedєva TL, OA Gozhenko - № u 2009 01459; stated. 23.02.09, publ. 07/27/09. Bull. № 14. - 4.
14. Romanіv LV Pathogenesis toksichnoї nefropatії in schurіv rіznogo vіku:
Abstract. dis. Candidate. Medical Sciences: 03/14/04 "Patologіchna fіzіologіya" / L.
Romanіv. - Ternopil, 2006. - 177.
15. Hamіnіch AV Gozhenko A.І., Romanіv LV, Lєbєdєva TL, Zhukov VA Funktsіonalny nirok camp in the minds of spontaneous that іndukovanogo dіurezu in nefrologіchno healthy osіb / / News morskoї medicine. - 2008. - № 3-4. - P.70-75.
16. Hamіnіch A. Before the procedure vivchennya funktsіonalnogo nirkovogo reserve a Person of / AV Hamіnіch, L. Romanіv / / Zdobutki klіnіchnoї i eksperimentalnoї medicine. - 2008. - № 2 (9). - P.153.
17. Hamіnіch A. Osoblivostі reaktsії nirok on water-solove navantazhennya / / Materіali naukovoї konferentsії "YIII chitan іm.. VV Pіdvisotskogo "- Odessa, 2009.
- S.200-201.
18. Ader J. L., Tack I., Lloveras J. J. et al. Renal functional reserve in cyclosporin-treated recipients of kidney transplant // Kidney Int. – 1994. - Vol.45, N.6. – P. 1657-1667.
19. Amiel C., Blanchet F., Friedlander G., Nitenberg A. Renal functional reserve // Nephrol. Dial. Transplant. - 1990. - V.5. - P.763-770.
20. Bach D., Mrovka H., Schauseil S., Grabensee B., Renal functional reserve in pacients with IgA glomerulopathy // Ren. Fail. – 1994. - Vol.16, N.5. – P. 617Bosch J.P., Lauer A., Glabman Sh. Short-term protein loading in assessment of patients with renal disease // Am. J. Med. - 1984. - V.77. - P.873-879.
22. Bosch J.P., Lew S., Glabman S., Lauer A. Renal hemodynamic changes in humans: response to protein loading in normal and diseased kidneys // Am.J.Med. V.81. - P.809-816.
23. Bosch J.P., Saccaggi A., Lauer A. et al. Renal functional reserve in humans.
Effect of protein intake on glomerular filtration rate // Am. J. Med. 1983. – V. 75, №6. –Р. 943-950.
24. Buzio C., Mutti A., Perazzoli F., Alivoni R., Arisi L., Negro A. Proteininduced changes in kidney function depend on the time of administration but not on the dietary source // Nephron. – 1990. - Vol.56, N.3. – P.234-240.
25. Cutler S.J., Ederer P. Maximum utilisation of the life table method in analysing survival // J.Chron. Dis. - 1958. - V.8. - P.699-712.
26. Fliser D., Ritz E., Franek E. Renal reserve in elderly // Semin. Nephrol. – 1995. - Vol.15, N.5. – P. 463-467.
27. Gabbai F.B., De-Nicola L., Garsia G.E., Blantz R.C. Role of angiotensin in the regulation of renal response to proteins // Semin. Nephrol. – 1995. - Vol.15, N.5.
– P. 396-404.
28. Gabbai F.B. Renal reserve in patients with high blood pressure // Semin.
Nephrol. - 1995. - V.15. - P.482-487.
29. Hostetter T.H. Renal hemodynamic response to a meat meal in humans // Kidney Int. -1984. - V.25. - P.168.
30. Hostetter T.M., Olson J.L., Rennke H.G. et al. Hyperfiltration in remnant nephrons: a potentially adverse response to renal ablation // Am. J. Physiol. - 1981. V.9. - P.85-93.
31. Lindheimer M.D., Lalone R.C., Levinsky N.G. Evidence that an acute increase in glomerular filtration has little effect in the dog unless extracellular volume in expanded // J. Clin. Invest. - 1967. - V.46. - P.256-265.
32. Loo C.S., Zaki M., Sulaiman A.B., et al. Acute protein loading in the assessment of renal reserve // Med. J. Malaysia/ - 1994/ - Vol.49, N.1. – P. 36-43.
33. Sachman H., Tran-Van T., Tack I. et al. Contrasting renal functional reserve in very long-term type I diabetic patients with and without nephropathy // Diabetologia. - 2000. - V.43. - P.227-230.
34. Sturgiss S. N., Wilkinson R., Davison J. M. Renal reserve during human pregnancy // Am. Physiol. Regul. Integr. Comp. Physiol. – 2003. - Vol.284, N.6. – P.R1521-R1528.
35. Valles P., Crusado M. Renal functional reserve and microalbuminuria excretion in vesicoureteral reflux after surgery correction // Medicina ( B-Aires). – 1993. - Vol.53, N.6. – P.507-513.
36. Wee P.M. ter, Geerlings W., Rosman J.B. et al. Testing renal reserve filtration capacity with an amino acid solution // Nephron. -2005. - V.41. - P.193-199.
37. Woods L.L. Intrarenal mechanisms of renal reserve// Semin. Nephrol. – 1995. - Vol.15, N.5. – P. 386-395.
HORMONE LEVELS OF THE PITUITARY-THYROID AND PITUITARYADRENAL SYSTEM IN DIFFERENT AGE PERIODS HAVE PEOPLE IN
THE EUROPEAN ARCTIC CIRCLE
Pomorski State University MV Lomonosov works В данном докладе рассматривается возрастная динамика уровня гормонов гипофизарно-тиреоидной и гипофизарно-адреналовой систем у жителей Европейского Заполярья Ключевые слова: гормоны, гипофиз, щитовидная железа, надпочечники, возрастные периоды, Север This report examines the age dynamics of the level of the hormones of the pituitary-thyroid and pituitary-adrenal systems of the inhabitants of the European Polar region Key words: hormones, pituitary gland, thyroid gland, adrenal gland, age, the North Многообразие метаболических, структурных и функциональных изменений в ходе возрастного развития определяются соотношением процессов регулирования и приспособления [1]. В соответствии с адаптационнорегуляторной теорией [2] с возрастом мобилизуются механизмы, направленные на сохранение и совершенствование жизнедеятельности организма, на поддержание его гомеостаза. Относительно адренокортикотропной функции гипофиза сведения в литературе довольно немногочисленны. Так, M.BlichertToft [3] установил, что базальный уровень АКТГ в плазме крови людей при старении не менялся. Этот же автор не обнаружил существенных изменений в базальном уровне кортикостероидов плазмы с возрастом.По данным В.М. Дильмана [4] и G.D. Rieglie [5] чувствительность гипоталамо-гипофизарных механизмов регуляции адренокортикотропной функции к действию адренокортикостероидов снижалась с возрастом.
Выявлено, что в процессе онтогенеза происходят глубокие изменения как в общей массе и морфологической структуре, так и в физиологической активности коркового слоя надпочечников: так, с возрастом увеличивается пучковая зона коры надпочечников, которой выделяются глюкокортикоиды.
Расширение этой зоны в пожилом возрасте рассматривается как приспособительная реакция, способствующая поддержанию выработки глюкокортикоидов [6].
Определение стероидных гормонов с глюкокортикоидной активностью у лиц различных возрастных групп проводилось рядом исследователей [7,8,9,10].
Они определяли концентрацию в плазме крови 17-ОКС, суточное выделение суммарных 17-ОКС с мочой. В возрастном аспекте исследовались как общие количества гормонов в крови, так и содержание свободной и связанной форм гормонов. Несмотря на значительное количество исследований по этому вопросу нет единой точки зрения. Некоторые авторы [7,11] считают, что глюкокортикоидная функция коры надпочечников не изменяется с возрастом, в противоположность этому мнению ряд исследователей [9] считают, что глюкокортикоидная функция коры надпочечников, хотя и незначительно, но все же изменяется с возрастом: уровень глюкокортикоидных гормонов в плазме крови и экскреция их с мочой снижались лишь после 60-70 лет и в лет суточное выделение с мочой 17-ОКС составляло 35% по отношению к нормальным величинам у взрослых. К глубокой старости (90 лет и старше) концентрация глюкокортикоидов в плазме крови у мужчин уменьшалась в 1, раза, у женщин – в 2 раза.
Французские исследователи определяли уровень кортизола в крови у пожилых людей в возрасте около 80 лет и у молодых. У лиц старческого возраста выявлено повышение содержания свободного кортизола [12].
Изучение взаимоотношений звеньев системы гипофиз-щитовидная железа важны для выяснения возрастных изменений в сложной системе тиреиодной регуляции. Имеющиеся в литературе данные относительно тиреоидной немногочисленны и противоречивы. R.V.Randal [13] отметил снижение с возрастом уровня ТТГ в аденогипофизе и в крови людей. J.Warter et al. [14] не обнаружили возрастных различий в содержании гормона в гипофизе и моче у людей и на этом основании пришли к выводу, что в старческом возрасте гипофиз сохраняет довольно высокий уровень функционирования.
Относительно тиреоидных гормонов сведения также противоречивы. Так, B.R.Scazziga et al.[15] обнаружили в плазме крови пожилых людей повышенное связывание тироксина тироксинсвязывающим глобулином и увеличение концентрации свободного тироксина в крови. Другие авторы не выявили достоверных различий в концентрации свободного тироксина в крови у человек в возрасте от 2 до 87 лет [16, 17]. G.Baccini et al. [18] установили, что до 10-летнего возраста уровень тироксина был выше, чем у взрослых лиц.
Обнаружено значительное снижение уровня трийодтиронина, тироксина и свободного тироксина во время полового созревания, коррелирующее со снижением концентрации тироксинсвязывающего глобулина и снижением уровня общего Т3 у лиц старше 60 лет до примерно 40% уровня от нормального к 80-90- годам. Авторы предполагают снижение с возрастом периферического превращения Т4 в Т3 и активности 5-йодтироксин-дейодиназы.
M.Galli et al. [19] установили, что уровень свободного Т3 значительно выше у лиц 20-30 лет, чем у лиц 30-80 лет. В уровне свободного Т4 подобные различия не наблюдались. Японские исследователи обнаружили тенденцию к повышению уровня ТТГ в сыворотке крови с возрастом [20]. Американские ученые обнаружили снижение в старческом возрасте уровня Т3 и повышение ТТГ [21]. Исследователи Чехословакии [22] установили, что концентрация Т4 и обратного Т3 не изменялись с возрастом. Величины коэффициентов Т4/обр.Т и Т3/обр.Т3 снижались, это свидетельствовало о том, что старение сопровождается снижением активности 5-монодейодазы. Л.Л. Борисова и соавт.
[23] выявили, что содержание ТТГ у пожилых людей выше, чем у молодых.
Исследования возрастной динамики гормонального профиля у жителей Севера единичны [24, 25]. Исследование, проведенное в Чукотском автономном округе по определению уровня гормонов у различных групп населения разных возрастом, позволили выявить некоторые особенности возрастной динамики гормонального профиля у северян. Выявлено, что у коренных и местных жителей концентрация Т4 в крови с возрастом увеличивалась, а у приезжих наблюдалось незначительное снижение уровня Т4 с возрастом [26]. У лиц старше 70 лет отмечено существенное повышение массы щитовидной железы [27]. Необходимо дальнейшее всестороннее изучение возрастной динамики гормонального профиля у населения северных регионов.
Материал и методы. Обследовано 1440 мужчин и женщин в возрасте от 18 до 75 лет, проживающих в заполярных районах Архангельской области.
Выделялись группы населения с учетом длительности проживания в условиях Севера: коренные жители - коми и ненцы (лица, принадлежащие к народностям с историческим сроком проживания в Заполярье более 400 и 1000 лет) и местные (лица, родившиеся в семьях приезжего населения преимущественно русской национальности).
Использовалась схема возрастной периодизации онтогенеза человека, принятая на VII Всесоюзной конференции по проблемам возрастной морфологии, физиологии и биохимии АПН СССР (Москва, 1965) [28]. Нами обследованы лица обоего пола от 18 до 75 лет. Это охватывает 7,8, и 9 периоды указанной схемы возрастной периодизации: 7 – юношеский возраст: 17-21 год (юноши); 16-20 лет (девушки); 8- зрелый возраст: I период – 22-35 лет (мужчины); 21-35 лет (женщины); II период – 36-60 лет (мужчины). 36-55 лет (женщины); 9 – пожилой возраст: 61-74 года (мужчины), 56-74 года (женщины). Считаем целесообразным для нашего исследования разделение II периода зрелого возраста на следующие подпериоды: для мужчин – 36-45 и 46лет, для женщин – 36-45 и 46-55 лет.
В качестве исследуемого материала использовалась сыворотка крови.
Взятие крови проводилось в утренние часы натощак из локтевой вены.
Полученная сыворотка разделялась на аликвоты и до использования хранилась при температуре – 20°С.
Определение показателей, характеризующих состояние систем гипофиз – надпочечники, гипофиз – щитовидная железа, проводилось методом радиоиммунологического ин-витро анализа с использованием коммерческих наборов: АКТГ – ACTHK –PR (CIS International, Франция), ТТГ – RIA-TSH (Byk Mallincrodt,, ФРГ), кортизола – СТЕРОН-К-I 125, тироксина – рио-Т4-ПГ, трийодтиронина – рио –Т3-ПГ, тироксинсвязывающего глобулина – рио-ТСГПГ (ИБОХ, Минск). Контроль качества осуществлялся по воспроизводимости калибровочной кривой для разных партий реагентов, воспроизводимости при тестировании контрольных проб, оценке расхождения между параллельными определениями. Статистическая обработка материала проводилась с использованием пакета прикладных программ. Статистические сравнения проводились с применением критерия Стьюдента.
Результаты исследования и их обсуждение. Результаты исследования возрастной динамики гормонального профиля у мужчин и женщин различных возрастных групп населения Европейского Заполярья представлены в таблицах 1-2.
Возрастная динамика уровня гормонов различалась у коренных жителей (ненцев и коми) и местных. У местных русских мужчин (табл.1) на фоне повышенного уровня АКТГ по сравнению со среднеширотной нормой проявлялись некоторые тенденции в возрастной динамике. В частности, это проявлялось в тенденции к повышению уровня АКТГ в возрастной группе 46лет. Уровень же кортизола максимален в юношеском возрасте, затем он снижался и вновь возрастал в группе 46-60 лет. Снижение уровня кортизола в этой группе наблюдалось после 35 лет. Возрастная динамика содержания АКТГ и кортизола у женщин этой группы населения отличалась некоторым своеобразием. Так, уровень АКТГ не изменялся с возрастом и характеризовался высокими значениями по сравнению со среднеширотной нормой, но у пожилых женщин (56-74 года) содержание АКТГ было повышено по сравнению с другими возрастными группами.
Уровень же кортизола максимален в юношеском возрасте, после 35 лет он снижался и оставался практически неизменным у женщин старших возрастных групп (до 74 лет).
Гормоны Ненцы:
17-21 (1) 22-35 (2) 36-45 (3) 46-60 (4) Р < 0, Коми:
17-21 (1) 22-35 (2) 36-45 (3) 46-60 (4) Р < 0, Местные русские:
17-21 (1) 22-35 (2) 36-45 (3) 46-60 (4) Р < 0, У мужчин-ненцев не наблюдалось какой-либо динамики уровня АКТГ с возрастом до 45 лет, но в 46-60 лет его содержание в крови повышалось.
Уровень кортизола, напротив, снижался после 45 лет. У коми максимальный уровень АКТГ выявлялся в 17-21 год, в дальнейшем он не менялся. Уровень кортизола увеличивался с возрастом, но после 45 лет наблюдалось его снижение.
У женщин-ненок (табл.2) максимальный уровень АКТГ наблюдался в 17год, в дальнейшем он не изменялся. Максимальный уровень кортизола выявлен в этот же период, минимальный в 36-45 лет, как и у русских жителей.
В следующие возрастные периоды намечалась тенденция к увеличению уровня кортизола. У женщин коми максимальный уровень АКТГ наблюдался в период от 21 до 35 лет, минимальный – в 36-45 лет. Максимальный уровень кортизола выявлен в возрасте 16-20 лет с дальнейшим снижением уровня.
Таким образом, выявлена возрастная динамика уровня АКТГ и кортизола у различных групп населения Заполярья. В отличие от местных, у которых снижение уровня кортизола наблюдалось после 35 лет, у коренных жителей снижение уровня этого гормона выявлено после 45 лет. Следует отметить, что у местных жителей в пожилом возрасте вновь повышалось содержание кортизола в сыворотке крови, чего не отмечалось у коренных жителей.
Исследование возрастной динамики системы гипофиз-щитовидная железа проводилось у тех же лиц, что и системы гипофиз-кора надпочечников. У местных жителей Заполярья выявлялись определенные изменения с возрастом в состоянии гипофизарно-тиреоидной системы (табл.1-2). У мужчин этой группы проявлялись тенденции в повышении уровня ТТГ и Т4 в юношеском периоде, однако, различия в уровне этих гормонов с последующими возрастными группами незначительны. Возрастной динамики в уровне Т3 не выявлено, как и ТСГ. У женщин этой группы не выявлено достоверных различий в содержании ТТГ, Т4 и ТСГ в различные возрастные периоды. Содержание Т3 несколько повышалось с возрастом.
Достоверных различий в уровне ТТГ и Т4 у ненцев в различные возрастные периоды не выявлено, но просматривались некоторые тенденции:
повышение уровня ТТГ с возрастом, уровень Т4 повышен в 17-21 и 46-60 лет.
Минимальный уровень Т4 наблюдался в период 36-45 лет, когда содержание ТТГ было максимально. Уровень Т3 выше в период 22-45 лет, содержание ТСГ не изменялось. У женщин ненок выявлено достоверное повышение уровня ТТГ после 45 лет, в этот же период уровень Т4 снижался. Различий в уровне Т3 и ТСГ не выявлено.
У мужчин коми уровень ТТГ повышался с возрастом. Достоверной динамики в уровне Т4 не выявлено, но минимальный уровень этого гормона наблюдался в 36-45 лет. Уровень Т3 не изменялся с возрастом, содержание ТСГ несколько повышено в 46-60 лет. У коми женщин ТТГ также повышался с возрастом. Уровень Т4, Т3 и ТСГ снижался.
Корреляционный анализ показал наличие небольшого количества достоверных корреляционных связей уровня гормонов с возрастом у жителей Заполярья.
периоды (гг.) Ненцы:
16-20 (1) 21-35 (2) 36-45 (3) 46-55 (4) 56-74 (5) Коми:
16-20 (1) 21-35 (2) 36-45 (3) 46-55 (4) 56-74 (5) Р < 0, Местные русские:
16-20 (1) 21-35 (2) 36-45 (3) 46-55 (4) 56-74 (5) Р < 0, Так, с возрастом достоверно коррелировал уровень АКТГ у местных русских мужчин (r = 0,45), уровень ТТГ у женщин всех групп (у местных r=0, при n=141; у ненок r=0,20 при n=106; у коми r=0,24 при n=89), выявлена также отрицательная слабая связь возраста у женщин коми с АКТГ (r=-0,23 при n=89).
В итоге следует отметить, что выявлена возрастная динамика уровня гормонов систем гипофиз-щитовидная железа и гипофиз-кора надпочечников, которая неоднозначна у различных групп населения Севера. Так, наблюдалось снижение содержания кортизола у местных русских жителей Заполярья после 35 лет, у коренных жителей – после 45 лет. Содержание ТТГ повышалось с возрастом у представителей всех групп населения. Уровень Т4 повышался в пожилом возрасте у коренных жителей, у местных русских в этот период повышалось содержание кортизола.
Заключение. Проблемы возрастной динамики уровня гормонов крайне важны для понимания причин возникновения возрастной патологии, разработки средств и методов предупреждении болезней, продления жизни [29]. В работе показано, что в ходе онтогенеза уровень гормонов гипофизарнотиреоидной и гипофизарно-адреналовой систем изменялся. Максимальная активность гипофизарно-адренокортикальной системы наблюдалась в юношеском возрасте с дальнейшим снижением содержания АКТГ и кортизола в сыворотке крови. У местных жителей Заполярья снижение уровня кортизола наблюдалось после 35 лет, у коренных жителей – несколько позднее (после лет). Характерно, что в пожилом возрасте у местных жителей уровень кортизола вновь повышался, чего не наблюдалось у аборигенов. Эти результаты не противоречат исследованиям, которые показывают, что при старении развивается гормональный синдром, напоминающий изменения гормонального фона при стрессе, в том числе повышение уровня кортизола [30]. Увеличение с возрастом пучковой зоны коры надпочечников [6,9], частоты аденом надпочечников в пожилом возрасте [31] подтверждают полученные данные. Исследования у коренных жителей выявили, что у этой группы населения в пожилом возрасте не происходило повышения уровня кортизола, а имелась тенденция к повышению уровня тироксина. В соответствии с адаптационно-регуляторной теорией [2,30] с возрастом мобилизуются механизмы, направленные на сохранение и совершенствование организма, поддержание его гомеостаза. Выявленные нами различия динамики уровня гормонов в зрелом и пожилом возрасте у местных и коренных жителей Заполярья, видимо, отражают различные пути компенсации возрастного снижения уровня метаболических процессов у различных групп населения Севера. Вероятно, преобладающая компенсирующая роль гипофизарнотиреоидной системы в организме представителей коренного населения, сформировавшемся под влиянием факторов Севера, усиливающаяся с возрастом, более целесообразна. Полученные результаты могут служить основой для разработки критериев адаптированности и региональных вариантов нормы гормональных показателей с учетом возраста, что необходимо для своевременной диагностики дизадаптационных явлений с целью их коррекции, совершенствования диагностики и лечения заболеваний щитовидной железы и коры надпочечников, разработки программ прогноза и профилактики патологических процессов в условиях Севера References:
1. Endocrine glands in aging / NV Svechnikova, IV Verzhikovskaya, V. Becker, E. Frost. - Kiev: Health Protection, 1983. - 150.
2. Frolkis VV Again on the adaptive-regulatory mechanisms of aging / / Extension of life. - Kyiv, 1979. - P.55-69.
3. Blichert-Toft M. Secretion of corticotropin and somatotropin by the senescent adenohypophysis in men / / Acta endocrinol. - 1975. - Suppl. - P. 1-157.
4. Problems of formation severosamodiyskih nationalities. - Moscow: Nauka, 1979. - 243 sec.
5. Riegle G.B. Aging and adrenocortical function / / Hypothalamus, pituitary and aging. - Springfield, 1976. - P.547-555.
6. Svechnikova NV Adrenal Glands / / Biology of Aging: A Guide to Physiology. - L.: Nauka, 1982. - S. 523-533.
7. Baranov VG Menopause and the pathogenesis of certain disorders of menopause / / Clinical Medicine. - 1960. - № 12. - S. 18-26.
8. Pivovarova ZI Characteristics of the radiation regime in the Soviet Union in relation to the needs of the construction / / Trudy GGO. - 1973. - Vol. 321. - 128.
9. Svechnikova NV, Becker V. The functional state of the adrenal cortex in aging / / Problems of Endocrinology. - 1970. - № 5. - S. 3-6.
10. Slavnov VN Radioimmunoassay in clinical endocrinology. - Kiev: Health Protection, 1988. - 198.
11. Hochstadt B., Berthold B., Reichenbach B. The process of aging and adrenocortical activity / / J. Gerontol.Clin. - 1961. - V.3. - P.55-62.
12. Touitou I. Les rythms biologiques ches le vieellard / / Sem. Hop.Paris. P. 2979-2986.
13. Randal R.V. The pituitary body and aging / / J. Amer. Geriatr. Soc. - 1962. V.10. - P.6-9.
14. Warter J., Asch L., Aron Cl. La function duvieellard / / Ann. Endocrinol. N.20. - P. 588-592.
15. Scassiga A.J., Bassa S.J., Pineda V.G. Fisiologica humana: modificaciones ambientalesea el hombre en la Antarctica / / 1 Nach Ser. Scient. - 1978. - № 24. - P.
21-34.
16. Braverman L.E., Dawber N.A., Ingbar S. Observations concerning of thyroid hormones in sra of normal subjects of varying ages / / J.clin.Invest. - 1966. - V, 45. P. 1275-1279.
17. Kabadi Udaya M., Rosman Paul M. Thyroid hormone in adult healthy subjects: no influens of aging / / J. Amer. Geriatr. Soc. - 1988. - № 4 - P 312-316.
18. Baccini G., Mazzotti A., Salvagiani L. Serum thyroid hormone (total and free) concentrations with special reference to changes with sex and age / / Free Thyroid Horm. Proc. Int. Symp., Venice, 1978. - Amsterdam, 1979. - P.275.
19. Galli M., Lore F., Campagna M.S. et al. Determination of the free thyroxine and triiodthyronine in normal subjects and in thyroid disorder / / Free Thyroid Horm.
Proc.Int.Symp. - Amsterdam, 1979. - P.261.
20. Mori Toru, Yokota Toshihiko, Akamisu Takashi et al. Significance of serum thyrotropin and plasma dopamine concentration in the regulation of thyroid function in elderly subjects / / Endocrinol. Jap. - 1988. - N 3. - P.469-476.
21. Harman S. Mitchell, Vehmann Robert E., Blackman Mare R. Pituitarythyroid hormone economy in healthy aging men: basal indices of thyroid function and thyrotropin responses to content of thyroid function and thyrotropin responses to content infusions of thyrotropin releasing hormone / / J. Endocrinol. and Metab. N 2. - P. 320-326.
22. Felt V., Nedvidkova J. Vliv Starnuti na metabolismus hormone stitne zlazi / / Cas. Lec.cesk. - 1984. - N 10. - P. 294-298.
23. Radioimmunoassay of thyroid-stimulating content, and somatotropic hormone in the blood serum of persons of different age groups Borisov LY, Volkov AA, AA Gabel etc. / / Medical Radiology. - 1979. - T.24. - № 10. - S. 36-39.
24. Sukhanov SG, Vazilo VE Developmental Pathology of thyroid gland in people of Northern European / / Archives of Pathology. - 1990. - № 2. - P.52-55.
25. Tkachev, AV, AA Ardashev Endocrine changes in humans in the north / / Scientific and Technological Progress and Circumpolar Health: Tez.dokl. IV Intern.
symp. on Circumpolar Health. - Novosibirsk: SF Academy of Medical Sciences 1978. - Vol.2. - S. 144-145.
26. Tkachev AV, Adach AA, VE Vazilo Functional activity of the pituitary thyroid gland among residents of the Far Northeast USSR / / Mechanisms of adaptation to extreme conditions. - Leningrad: RSFSR Ministry of Health, 1985. - S.
94-97.
27. Lugovaya EA The relationship of age-structural changes of the thyroid gland and the level of trace elements in residents of Magadan: avtoref.dis....
Kand.biol.nauk. - SPb., 2002. - 22 sec.
28. Human Morphology: Textbooks / Ed. BA Nikityuk, VP Chtetsova. Moscow: Izd.MGU, 1983. - 320.
29. Meerson FZ Adaptation, stress prevention. - Moscow: Nauka, 1981. - 229.
30. Frolkis VV, Muradian HN The experimental way of prolonging life. Leningrad: Nauka LO, 1988. - 246.
31. Sukhanov, S., Tkachev AV Status of the pituitary-adrenal system and functional morphology of the adrenal glands in people of Northern European / / Archives of Pathology. - 1989. - T.51. - Issue 4. - P.58-62.
RESEARCH CAPACITY LEMNA MINOR L. AND ELODEA CANADENSIS
MICHX. TO DESTRUCTION SYNTHETIC SURFACE-ACTIVE
SUBSTANCES IN THE WATER MICROCOSM
Chernivtsi National University universystet. Fedkovych Researches of possibility the destruction of synthetic surface-active matters (SPAR) are conducted in water by Lemna minor L. and Elodea canadensis Michx. It is set that degree of biodegradation of SPAR investigational gidrofits diminishes in a row: anionic > non-ionogenic > kationic.Проведены исследования возможности деструкции синтетических поверхностно-активних веществ (СПАР) в воде с помощью Lemna minor L. и Elodea canadensis Michx. Установлено, что степень биодеградации СПАР исследованными гидрофитами уменьшается в ряду: анионные > неионогенные > катионные.
Ключевые слова: поверхностно-активные вещества, деструкция, гидрофиты, биотестирование.
Значну частину антропогенного навантаження на поверхневі водні об’єкти складають стічні води, які містять синтетичні поверхнево-активні речовини (СПАР), що входять до складу усіх господарсько-побутових та більшості промислових стічних вод. СПАР характеризуються низькою біологічною деструкцією і здійснюють негативний вплив на водні об’єкти. Стійкість СПАР до біохімічного окислення є причиною їх накопичення у водних об’єктах, особливо донних відкладеннях, що у свою чергу призводить до зниження здатності природних вод до самоочищення і створює небезпеку вторинного забруднення водойм і водотоків [1].
Метою нашої роботи було біотестування токсичного впливу різних типів СПАР за допомогою Lemna minor L., а також з’ясування здатності Lemna minor L. та Elodea canadensis Michx. до деструкції СПАР в умовах водних мікрокосмів. Біотестування проводили використовуючи наступні СПАР: 1) додецилсульфат натрію (група аніонних СПАР); 2) етоній (група катіонних СПАР); 3) твін-80 (група неіоногенних СПАР). Дані речовини застосовували у концентрації 0,2 мг/л опираючись на те, що рибогосподарські ГДК СПАР для поверхневих вод становлять 0,1 мг/л для аніонних та неіоногенних та 0,012 мг/л для катіонних [2].
Для біотестування використовували такі морфометричні показники:
фітомасу рослин (г); довжину корінців (мм); візуальні морфологічні пошкодження (%): хлорози та некрози [2, 3]. Кількість рослин, які тестували у одній повторюваності 20 особин. Термін експозиції тривав 14 діб. Проведення вимірювань досліджуваних показників здійснювали на 5, 10, 14-у доби.
Повторюваність досліду трьохкратна.
В результаті експерименту було показано, що усі типи СПАР виявляють достовірний пригнічуючий вплив на тест-об’єкт Lemna minor L. за дослідженими морфопараметрами, проте етоній чинить найбільшу токсичну дію. Встановлено, що Elodea canadensis Michx. володіє кращою здатністю до біодеструкції усіх типів СПАР у порівнянні із Lemna minor L. Аналізуючи ступінь біодеградації СПАР дослідженими гідрофітами встановлено такий спадний ряд: аніонні > неіоногенні > катіонні.
1. Braginsky, LP Comprehensive analysis of the toxic hazard of surfactants to aquatic organisms / Braginsky, LP, and LA Sirenko / / Gidrobiol. J.. - 2003. - № 6. S. 115-118.
2. Mole G. Use of higher aquatic plants in biotechnology treatment of surface water and sewage / G. Mole / / Gidrobiol. J.. - 2006. - № 1. - S. 47-57.
3. Ostroumov, SA, On the purification of water and biotic environmental repair / SA Ostroumov / / Sib. Ekol. the magazine. - 2006. - № 3. - S. 339-343.
УДК 595.142-19(477.85) UDC 595.142-19(477.85)
IN SOIL ENHITREYIDY PRUT-SIRETSKOYI HIGHERPOHORBOVANOYI LISOLUCHNOYI REGION
Chernivtsi National University universystet. Fedkovych Фауна Enchytraeidae серых лесных почв Прут-Сиретской лесо-луговой физико-географической области представлена 9 видами: Fridericia calossa Eisen; Fridericia bulbosa Rosa,1887; Propapus glandulosus Michaelsen; Propapus volki Michaelsen; Henlea stoli Bretscher,1900; Henlea verticulosa Udekem;Lumbricilus lineatus Muller, 1771; Enchytraeus albidus Henle, 1837; Achaeta bohemica Vejdovsky, 1879.
Ключевые слова: Enchytraeidae, вид, серые лесные почвы.
9 species of Enchytraeidae have been found in grey forest soils of Prut-Siretsky forest-steppe physiographic region. They are: Fridericia calossa Eisen; Fridericia bulbosa Rosa,1887; Propapus glandulosus Michaelsen; Propapus volki Michaelsen;
Henlea stoli Bretscher,1900; Henlea verticulosa Udekem; Lumbricilus lineatus Muller, 1771; Enchytraeus albidus Henle, 1837; Achaeta bohemica Vejdovsky, 1879.
Key words: Enchytraeidae, species, grey forest soil.
Енхітреїди – це проміжна група тварин між мікро- та мезофауною і належать до класу малощетинкових червів. Мають велике значення в природі, особливо в ґрунтоутворенні, оскільки вони є сапрофагами, розкладають рослинні рештки, поліпшують структуру ґрунту, відіграють важливу роль у трансформації енергії та кругообігу речовин в біогеоценозах [3].
Дослідження енхітреїд на Прут – Сіретській підвищено - погорбованій лісолучній області проводились у 2009-2010рр.
Проби ґрунту для виділення червів та визначення фізико-хімічних показників ґрунту відбиралися в околицях села Луківці (Герцаївський район Чернівецької області), та в околицях міста Чернівці (табл. 1).
Фізико-хімічні показники сірих лісових ґрунтів району досліджень с. Луківці м. Чернівці В Герцаївському р-ні було знайдено 8 видів енхітреїд (Fridericia calossa Eisen; Fridericia bulbosa Rosa,1887; Propapus glandulosus Michaelsen; Propapus volki Michaelsen; Henlea stoli Bretscher,1900; Henlea verticulosa Udekem;
Lumbricilus lineatus Muller, 1771; Enchytraeus albidus Henle, 1837), які належать до 5 родів [1,2]. В той же час на урбанізованих територіях м. Чернівці фауна була значно біднішою: Propapus glandulosus Michaelsen; Propapus volki Michaelsen; Enchytraeus albidus Henle, 1837; Achaeta bohemica Vejdovsky, [1,2]. Таким чином фауна наведених територій порівняно бідна і потребує подальших досліджень.
Література:
Язык оригинала: русский 1.Zalesskaya NT Opredelytel fauny Oligochaeta. / NT Zaleski.- Moscow: Mir, 1991. S. 87.
2.Chekanovskaya OV Water Maloschetynkovye worms fauny USSR. / O.
Chekanovskaya.- Izd AN USSR, 1962.-762 p..
3.Yavornytska IV Soil enhitreyidy (Enchytraeidae, Oligochaeta) in forest ecosystems of the Upper Basin r.Dnister. / VI Yavornytsky, IV Yavornytsky / / Science Bulletin. Uzhgorod Univ. sir. Biology.- 2008.- № 23. S. 243-248.
NEGATIVE INFORMATION IN ENIOLOGY
Article examines the impact of negative information on alive.Man surrounded by information: one operates positively, another - about negative. Nehatyvnaya Information vozdeystvuet how the energy kick. Kakova do this, the power stroke? What are the changes proyshodyat in human tissues, animal, cells rastenyya? Yzmenyaetsya byohymycheskyy composition, structure of the molecularatomic level.
New Projects the scientific study, including, English professor of nuclear physics and D. hoster frantsuzskoho Metallurg Dr. Krussara on of various metal, Crystal and orhanycheskyh substance showed that under mental vozdeystvyem proyshodyt Changing nuclear strukturы, vsledstvye cheho otmechaetsya shybanye, vыtyahyvanye (Amendment formы, hardness and Volume of) [1].
Доктор Уотсон проводил эксперименты: брал два растения одного вида, помещал в одну комнату. Здесь проходило шесть человек, один из них «преступник», нанесший одному растению вред, второе – «свидетель», видевшее это и присоединенное к электроцефаллографу. Растение не прореагировало на пятерых участников, а на «преступника» бурно прореагировало, что зафиксировал аппарат [2].
Профессор К.Г. Коротков производил газоразрядное фотографирование воды (200 мл) – контроль и облучаемых в течение трех минут А.В. Чумаком.
Оказалось, что облучение воды было на 300%, имело больше свечения, что доказывает изменение физико-химических свойств воды под воздействием излучений рук человека [3].
Мысль, слово материальны, имеют свою силу. Какое влияние оказывают добрые и злые мысли, слово? Как влияют слова неласковые, бранные?
Эксперименты под руководством академика П.П. Гаряева о влиянии бранных слов в адрес растения показали, что растения «облучались» в 40 тысяч рентген, рвались цепочки ДНК, рассыпались хромосомы. Большинство семян погибло, а те, что выжили, были уродливыми. Причем, это не зависело от силы звука (слова произносились и тихо), а от смыслового содержания слова.
Эти опыты подтвердили, что проклятия, направленные в адрес любого живого существа, повреждают его генетический аппарат, обрекая его на гибель.
А добрые слова могут исцелить человека, которому адресованы слова и того, кто их произносит [4].
Физики объясняют, что наши мысли и слова вызывают зарождение торсионных полей в пространстве, вихрей правого и левого вращений. Добрые мысли и слова формируют торсионные поля правого вращения, а злые – левого вращения, т.е. опытами доказано благотворное влияние полей правого вращения и негативные, вредные – полями левого вращения [5].
Мои наблюдения за 1 и 3-дневными котятами показали положительную реакцию на ласковые слова, обращенные к ним. Глаза закрыты, они не видят говорящего, но слышат, улавливают вибрации, значения слов они не знают.
Они слушали, успокаивались, а то и засыпали.
Если физики доказали влияние злых и добрых слов, призадумаемся, как же себя чувствует человек, которого прокляли? Каково состояние того, кому повредили эфирное тело с сопровождением недружелюбных слов? А не работает ли по этому принципу код-программа? Слово «вцепилось» и воздействует по вложенному, хотя и не всегда осмысленному, коду.
В.М. Кандыба предупреждает: «Необходимо знать, что дурные мысли оказывают разрушающее действие на любого человека, а для человека, овладевшего психоэнергетической саморегуляцией, они недопустимы» [6].
Можно найти много предупреждений и в разных источниках о том, как губительны дурные мысли для человека. «Уберегитесь от дурных мыслей. Они обратятся на вас и осядут на ваши плечи, как омерзительная проказа…» [7].
Имеющий мысли недобрые вредит не только другим, но и себе.
Парацельс (15-16 вв.) говорил об ответственности человека за мысли и поступки, т.к. мысли могут «отравлять» и ухудшать экологическую среду, являясь носителем «патологического» мышления вокруг самого источника – человека-носителя.
Грубое ранит тонкое. Неосмотрительно, необдуманно произнесенное слово может испортить настроение человеку и не на один день. Замечание или грубое слово, сказанное начальником (а культурный человек этого не позволит) подчиненному, испортит его настрой на весь рабочий день, что может отразиться на качестве и производительности труда. Работник, вернувшись, домой, по «цепочке» передаст это своим жене, детям.
Доказано, что мысли наслаиваются и на вещи, предметы. Вот почему нужно очищать предметы, драгоценности у специалиста-эниолога при любом подозрительном воздействии чужого, злого глаза, или сказанного плохого слова.
В условиях доклада привести все виды влияния негативного на человека невозможно. Приведу лишь некоторые:
- информация с телеэкрана – стихийные бедствия, катаклизмы, криминальные события и др.;
- передача тяжелой информации одного лица другому, когда ни первый, ни второй не в силах изменить ситуацию;
- беспорядок на рабочем месте, в кабинете, в жилище, что присуще хаосу;
- неопрятная одежда;
- любая речь, ведущая к дисгармонии и угнетающе действующая на окружающих;
- мрачные тона портьер, обоев, стен и т.п.;
- любая информация, ведущая к разобщению людей и разрушению добрых отношений в сообществе;
- распространение неприятных запахов, красок и т.п.;
- кодирующая информация типа: «Как ты постарела», «Как плохо выглядишь», «Ты не поступишь в институт», «Не получится с бизнесом» и т.п.;
- пища, приготовленная недобрым человеком, не говоря о неправильно приготовленной или несвежей, опасной для здоровья;
- шум, превышающий санитарные нормы.
Любая информация, несущая вред всему живому, нежелательна, опасна.
1. Mysterious phenomena of the human psyche / / Avt.-status. AV Timchenko, VB Shapar. - Kharkov: "Prapor", Fortune Press ". - 1997. - 636 sec.
2. Watson, A. Romeo Error / / Life Earth and follow. - M. Politizdat, 1991. - sec.
3. Korotkov, GK Fundamentals of GDV - Gas discharge visualization / / From the Kirlian effect to bioelectrography. - St. Petersburg: "Olga". - 1998. - 344.
4. Valentinov A. pernicious effect of abusive words / / incredible, kinda obvious.
- 1998. - № 3. - S. 6-7.
5. Tihoplav VY, Tihoplav TS Physics of the faith. - St. Petersburg: "All." Kandyba DV The secret power of hypnosis. - St. Petersburg: "Lan", 1977. Agni-Yoga. DVB. - M.: "Sphere", 1997. - 845.
CONTENT
BIOLOGY
Khlus K. OXALATE AS THE CONTROLLER OF THE ENZYME
REACTION FORCE OF METABOLISM IN THE ANIMAL ORGANISM……….
Zharova E HISTORIOGRAPHY OF BIOLOGY OF THE PERIOD OF THE
RUSSIAN EMPIRE (1725 - 1917 HS.) SOVIET HISTORIANS OF SCIENCE SCHOOL…………………………………………………………………………….. Kulagina K, Kamenek V EFFECT OF LOW CONCENTRATIONS"FITOVERM" ON THE POTENTIAL PRODUCTIVITY OF DAPHNIA MAGNA.
Leonov I, Ulahanova D, Zharikov G CHANGE THE NUMBER OFMICROORGANISMS DURING STORAGE OF CHOCOLATE AND
CHOCOLATE SWEETS…………………………………………………………… Romanіv L, Hamіnіch A FUNCTIONAL RENAL ALLOWANCE……………. Ramenskaya E HORMONE LEVELS OF THE PITUITARY-THYROIDAND PITUITARY-ADRENAL SYSTEM IN DIFFERENT AGE PERIODS
HAVE PEOPLE IN THE EUROPEAN ARCTIC CIRCLE………………………...Bagley O RESEARCH CAPACITY LEMNA MINOR L. AND ELODEA
CANADENSIS MICHX. TO DESTRUCTION SYNTHETIC
SURFACE-ACTIVE SUBSTANCES IN THE WATER MICROCOSM………….. Cherevatov V, Skalkeu R IN SOIL ENHITREYIDY PRUT-SIRETSKOYI HIGHER-POHORBOVANOYI LISOLUCHNOYI REGION Partaly E NEGATIVE INFORMATION IN ENIOLOGY…………………… Printed on the basis of the printing company "Vneshreklamservis"