«Геополитика Ин ф о р м а ц и о н н о - а н а л и т и ч е с ко е и з д а н и е Тема выпуска: В О СТОЧ Н А Я ЕВРОПА Выпуск X Мо с к в а 2 0 1 1 г. Геополитика. Информационно-аналитическое издание. Выпуск X, 2011. - 120 ...»

Кафед ра Социологии Меж ду народ ны х От ношений

Социологи ческого фак ул ьте та МГ У

имени М.В. Ломоносова

Геополитика

Ин ф о р м а ц и о н н о - а н а л и т и ч е с ко е и з д а н и е

Тема выпуска:

В О СТОЧ Н А Я

ЕВРОПА

Выпуск X

Мо с к в а 2 0 1 1 г.

Геополитика.

Информационно-аналитическое издание.

Выпуск X, 2011. - 120 стр.

Печатается по решению кафедры Социологии Международных Отношений Социологического факультета МГУ им М.В. Ломоносова.

Главный редактор:

Савин Л.В.

Научно-редакционный совет:

Агеев А.И., докт. эконом. наук Добаев И.П., докт. философ. наук Дугин А.Г., докт. полит. наук Комлева Н.А., докт. полит. наук Майтдинова Г. М., докт. истор. наук Мелентьева Н.В., канд. философ. наук Попов Э.А., докт. философ. наук Черноус В.В., канд. философ. наук Четверикова О.Н., канд. ист. наук Альберто Буэла (Аргентина) Тиберио Грациани (Италия) Мехмет Перинчек (Турция) Матеуш Пискорски (Польша) © – авторы.

Адрес редакции:

РФ, 115432 г. Москва, 2-й Кожуховский пр. д 12, стр. Тел. (495) 679 Факс (495) 783 [email protected] www.geopolitika.ru

СОДЕРЖАНИЕ

Политико-географические образы Центральной и Восточной Европы и геополитическая организация региона......... Бовдунов А.Л.

Расширение НАТО и геополитическое положение Сербии.......... Миломир Степич Проект Межморья и геополитика региональных рисков..................... Савин Л.В.

Роль Восточной Европы в геополитической конфигурации европейского континента........ Шаповалова А.И.

Балканский Союз – альтернатива Союзу Европейскому?............ Октавиан Раку Глобализация и Европейский союз............. Эрик Гермушка Белорусы и проблема «родного языка»......... Шимов В.В.

Внешняя политика малых стран:

Геополитическая мифология Армении и Нагорного-Карабахской республики.......... Лурье С. В.

Рецензии.............................. Июнь 2011 г. События и последствия........... Группа геополитического анализа и мониторинга Сведения об авторах...................... Политико-географические образы Центральной и Восточной Европы и геополитическая организация региона Бовдунов А.Л.

Политико-географические образы и концепция ориентализма: теоретические и методологические совпадения Когда заходит речь о Восточной Европе, как правило, никому не нужно пояснять, с чем мы имеем дело, это понятие уже нагружено неким смыслом, который не позволяет задавать на первых порах такой вопрос, однако то, что ни в социальных науках, ни в практической политике не существует единообразного представления о границах этого явления, наталкивает на размышления. Неопределенность и размытость самого понятия «Восточная Европа» во многом обусловлены двойственной природой этого концепта. С одной стороны, оно постоянно используется в современной международной политике, международно-политической и внутриполитической практике. Иногда используется понятие Восточной Европы, иногда те же самые страны относятся к Европе Центральной. В последние 20 лет распространение получило понятие Центральной и Восточной Европы. Более того, споры относительно термина могут приобретать ожесточенный характер, что позволяет предположить, что название региона само по себе не является нейтральным, оно наполнено множеством смыслов, и в зависимости от того, какое название для региона мы выбираем, мы эти смыслы заново утверждаем.

В этом контексте оно само по себе обладает определенной силой воздействия и может рассматриваться в терминологии отечественного географа Д.Н. Замятина как географический образ1, аффектирующий действия как внешнеполитических, так и внутриполитических акторов. Такой образ отражает не конкретную географическую реальность, но скорее является частью ментальной карты, «созданного человеком изображения части окружающего пространства, отражающего мир, как его представляет себе человек2», то есть социальным представлением об определенной части пространства.

Д.Н. Замятин отмечает, что поворот к проблеме географических образов в географической науке возник по мере расшиГеополитика рения предметного поля политической географии, там, где в центре внимания исследователя оказались проблемы связи пространства географического и общественной жизни. «Развитие целой индустрии культурного наследия повело к осознанию важности формирования и культивирования образов тех или иных географических мест. Место, по сути, не стало фиксироваться в традиционных географических координатах, но выступало уже скорее как собственный образ или их совокупность. Подобная методологическая ориентированность базировалась на признании важности географического воображения, которое опиралось на реальное, физическое место, но затем разрабатывало на этой основе необходимые ему образы». Особое значение для нас имеют образы политико-географические или геополитические в терминологии Замятина. «Специфика политического мышления, в особенности структура традиционных политических переговоров, известный схематизм этого типа мышления и сравнительно высокая нацеленность на достижение политического компромисса ведут, как правило, к формированию довольно простых, четких и выпуклых политико-географических (геополитических) образов. Характерно, что в дальнейшем эти политико-географические образы могут формировать и достаточно сложную, разветвленную и часто иерархизированную единую систему — геополитическую картину мира», - пишет российский автор3. Геополитическая динамика зачастую может быть описана как динамика географических образов, более того, если мы выделим в географическом образе дискурсивную составляющую, то нетрудно увидеть на примере конкретных образов, как они, выступая в качестве правящих дискурсов, начинают выполнять чисто политические функции власти и контроля.

Изучение географические образы, как отмечает российский исследователь Алексей Миллер, в западной географической и общественно политической мысли воплотилось в появлении такого направления как «ментальная картография», введенного Е.С.Толманом в 1948 г. Главные работы по этой тематике в 70-е годы были выполнены географом Р.М.Доунзом и психологом Д.Стеа. Эти авторы определяют ментальную картографию как «абстрактное понятие, охватывающее те ментальные и духовные способности, которые дают нам возможность собирать, упорядочивать, хранить, вызывать из памяти и перерабатывать информацию об окружающем пространстве». «Следовательно, ментальная карта – это «созданное человеком изображение части окружающего пространства./…/ Она отражает мир так, как его себе представляет человек, и может не быть верной. Искажения действительно очень вероятны». Для представителей социальных наук в ментальной картографии интересны процессы формирования этих карт и присутствующих в них географических образов, то есть, если применять терминологию и методологию М. Фуко дискурсивные практики по формированию различных схем географического пространства и наделению тех или иных его частей определенными характеристиками»4.

Обращаясь к представителям исторической науки, Миллер упоминает, что прежде, чем писать об истории Центральной либо Восточной Европы, «дискурсы о Центральной Европе сами должны быть предметом исторического, или, если угодно, историко-политологического исследования, прежде всего в области истории идей. Только выяснив для себя разнообразные интересы и “тенденциозности”, связанные с различными концепциями Центральной Европы, историки могут использовать понятие Центральная Европа как инструмент исторического исследования. В противном случае тенденциозность даже помимо воли исследователя будет проникать в их труды вместе с самим понятием»5. Думаем, что этот призыв актуален не только для историков, но и для социологов и политологов, в особенности международников, занимающихся Восточной Европой или иным географическим регионом.

Именно этим в отношении концепта «Восточной Европы»

занялся американский ученый Лари Вульф в своем знаменитом труде «Изобретая Восточную Европу, карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения». В этой достаточно известно книге он показывает, как создавался дискурс Восточной Европы и конструировался этот географический образ, отмечая, что «Восточная Европа» с тех самых пор, когда это понятие входит в язык политиков, всегда рассматривалась как нечто ущербное по отношению к Европе Западной. На «Восточной Европе» так же как на «Балканах» лежит печать недоразвитости, агрессивности, неустроенности, отставания в развитии и несоответствия общепринятым европейским социальным, политическим, культурным и экономическим стандартам. Эта печать не может быть снята хотя бы потому, что самому процессу создания образа Восточной Европы и было наделение ее этими атрибутами. Такой географический образ схож с рассматриваемый Эдвардом Саидом образом «Востока» как сконструированной западными европейцами реальности, за которыми скрываются колониалистские интенции Запада6.

Автор концепции ориентализма Эдвард Саид в своей книге «Ориентализм. Западные концепции Востока» утверждает, что само понятие «Восток» - исключительно западный концепт, навязанный азиатским и вообще незападным странам как единственно реальный и адекватный. Одной из целей создания образа Востока как страны загадочной и притягательной, но отсталой и нуждающейся в помощи цивилизованного и просвещенного Запада, является оправдание западного колониализма, второй – конструирование образа «Другого» по отношению к Западу.

Таким образом, создавая концепт Востока, Запад и утверждает самого себя в качестве Запада, в качестве не-варваров, в качестве центра просвещения, ума, науки, узаконивая на ментальном уровне отношения неравенства, колониального господства, либо претензий на такое господство по отношению к тем, странам, которые он рассматривает как «восточные».

С методологической точки зрения для интересно то, что Саид напрямую подходит к понятию географического образа и его политической функции, показывая, какую роль географический образ играет в геополитике. По Саиду существует два пространства. Одно – реальное, географическое. Второе – образное. Сначала создается образ Востока в интеллектуальном пространстве, который затем проецируется на реальность и используется как элемент управления, политической манипуляции7.

Восточная Европа или «Восток» Европы?

Концепцию Саида, применительно к географическому образу Восточной Европы и развивает Лари Вульф. Сам ориентализм, говорит Вульф, «это стиль, с помощью которого Запад подавлял, перекраивал и подчинял себе Восток». Современный российский исследователь Восточной Европы Алексей Миллер, уже упоминавшийся ранее, в предисловии к изданию книги американского ученого на русском языке, суммируя главную идею работы, отмечает, что «Вульф описывает создание образа Восточной Европы как проект полуориентализации, в котором главной характеристикой обществ этой части континента становится некое переходное состояние между цивилизованным Западом и варварским Востоком, когда усвоение Запада оказывается поверхностным, а основа этих обществ оказывается варварской»8.

Образ Восточной Европы создается как один из субпродуктов ориентализма, показывает Вульф. С началом эпохи Просвещения и созданием описанного выше образа Востока, создается географический образ зоны, находящейся между чистым «Востоком»

и чистым «Западом». Эта зона и получает название «Восточной Европы» и по отношению к ней начинают применяться стратегии, схожие со стратегиями ориентализации.

Если до эпохи Просвещения граница между цивилизацией и варварством в сознании европейцев проходила по линии СеверЮг, и образу культурного Средиземноморья противостоял варварский германский Север то с началом Нового Времени и появлением ориенталистского дискурса в сознании людей Запада происходят существенные перемены, позволяющие им поместить образ значимого «Другого» на Восток, таковым Другим оказываются, как отмечает и Вульф, и норвежский социолог Ивэр Нойманн, Османская империя, а потом Россия9.

Восточная Европа, «открытая» в таком качестве в начале XVIII века, сначала воспринималась как «внутренний Восток», или «Восток Европы», непосредственно примыкающий к османским владениям и территории России. Появившиеся тогда элементы восточноевропейского дискурса до сих пор довлеют над сознанием людей Запада, из века, в век разделяя Европу на две половины. Действительно, в XVIII веке впервые появляется и затем уже не исчезает представление о Восточной Европе как о «варварском крае» и «Склавонии», территории преимущественно со славянским населением; вызванный восстанием Ракоши интерес к венграм как со стороны поддерживающей ее французской короны и ее географов, так и со стороны ученых, поддерживавших Габсбургов, привносит в формирующийся образ восточной окраины континента и противоречивое представление об изначальной дикости, элементах «азиатчины» и свободолюбии здешних народов, стремящихся разорвать оковы рабства10.

Изданный в 1720 году в Амстердаме Atlas Historique кроме вышеупомянутых моментов отражал еще один важный элемент, который закрепится в представлении западноевропейцев, а потом и американцев о Восточной Европе, а именно восприятие ее как чего-то архаичного, отсталого, в Восточной Европе словно концентрировалось прошлое, которое Запад преодолевал. Территории, относящиеся к этому региону, в отличие от Европы Западной, в этом атласе обязательно подписаны как современными, так и древними латинскими названиями (например, Венгрия и Паннония, Болгария и Мезия, Валахия и Дакия). Такое обозначение и отсылка к архаике служили маркером «восточноевропейскости», что показывает пример Богемии, древнего латинского названия которой не существовало, но поскольку авторы атласа стремились отнести ее к Восточной Европе, то они такое название (Boiohemum) просто выдумали11. То, что такое представление о Восточной Европе не только не преодолено, но продолжает культивироваться западными СМИ и кинематографом, показывают как исследования российских ученых, например, работа Н.Н. Клочко «Образы Европы в современных национальных дискурсах (на примере антропоморфной метафорики)»12, так и публикации западноевропейских исследователей13 и их восточноевропейских коллег14, в частности бельгийского геополитика и политического философа Р. Стойкерса «Об образе Румынии в мире» и албанского социолога Гёзим «Western Media and the European “Other”: Images of Albania in the British Press in the New Millennium»).

Обращаясь к дискурсивному анализу Вульф (в меньшей мере) и Сайд в (большей) следуют за Мишелем Фуко в стремлении вскрыть властные дискурсы, конституирующие отношения господства и подчинения15. Дискурс - это не невинное говорение, как отмечает английский ученый Томас Диес16, но политический акт, вписывающий определенный вопрос в политический контекст.

Дискурс «ориентализма» или Восточной Европы, отделяя низших от высших, «цивилизованных» от «дикарей», устанавливает специфические властные отношения, в которых восточноевропейцам всегда уготована роль ведомых, тех, кто подчиняется, цивилизуется, рискуя так и никогда не цивилизоваться, пока данный дискурс не будет снят.

Другие дискурсы могут, наоборот, «европеизировать» различные культуры и страны. Для Восточной Европы характерным примером может служить дискурс эллинизма, благодаря которому Греция оказалась вне этого географического образа. Как показал в своем интереснейшем исследовании «Черная Афина: Афро-азиатские корни классической цивилизации: Фабрикация античной Греции» Мартин Берналь, эта интеллектуальная традиция, наоборот, устранила из европейского восприятия Греции все следы восточных, азиатских и даже африканских влияний не только в современной греческой, но и древнегреческой культуре 17.

Дискурс «Центральной Европы» и его геополитическая функция Учитывая те коннотации, которые несет с собой образ Восточной Европы, неудивительны предпринимаемые интеллектуальными и политическими элитами стран этого региона попытки по элиминации этого дискурса. Создание дискурса Центральной Европы восточноевропейскими интеллектуалами во второй половине XX века можно интерпретировать именно так. Существовавшие ранее представления о Центральной Европе в их не германистских версиях, связанные с движением австрославизма, утратили свою идеологическую силу с исчезновением самой Австро-Венгрии. Одним из первых, если не самым первым, кому удалось оживить дискурс Центральной Европы в ее новом понимании, стал Милан Кундера в статье «Трагедия Центральной Европы». За ним потянулись и другие представители интеллигенции, создавшие миф о «Центральной Европе», которая по уровню культуры и цивилизованности ничем не уступала Западной, но была насильственно вырвана из привычного для себя культурного, политического и экономического контекста «с приходом Красной Армии»18. Само диссидентское движение, выступившее под «центральноевропейскими» знаменами», пользовалось как материальной, так и политической и информационной поддержкой стран Запада, прежде всего США. Кроме того, как отмечает Алексей Миллер, цитируя американского историка Тони Джадта, Кундера был не первым восточноевропейским эмигрантом, который сожалел о судьбе «растоптанной большевиками» Центральной Европы, но его статья, отражавшая настрой многих восточноевропейских интеллектуалов, пришлась ко двору противников советского блока в изменившейся геополитической ситуации. Кроме общей заинтересованности Запада и прежде всего США в ослаблении социалистического блока и его европейской составляющей имели место и другие интересы, а также взаимодействие интересов, тенденций развития мировой системы и конкретных действий, предпринимаемых ведущими мировыми акторами. «Несколько важных событий и процессов совпали во времени, чтобы сделать западную публику восприимчивой к таким речам», - пишет Алексей Миллер. - «Это упадок западных коммунистических партий и вообще марксистски ориентированных левых, вторжение СССР в Афганистан, польская “Солидарность”. Важно было также возрождение внимания к теме прав человека в западной политической теории. Для некоторых западноевропейских, в особенности французских, радикалов, дискурс о Центральной Европе стал также сферой проекции их собственных идей об эмансипации Европы от США.

Осуществить это могла Европа, объединяющая восток и запад континента. Новое и особое значение приобрела тема Центральной Европы в Германии, где ее пытались приспособить к решению главной задачи “восточной политики” — будущего объединения страны19».

Политической целью правящих элит стран «Восточной Европы» после падения социалистической системы стало окончательное избавление от слова «восточный», символизировавшего коммунистическое прошлое. Последовало насаждение «центральноевропейской региональной идентичности»20. Компромиссом с этой интенцией и принятым ранее названием региона стало понятие «Центральной и Восточной Европы», хотя Госдепартамент США из политических соображений в 1994 году отказался и от него, приняв инструкцию, в которой предписывалось использовать вместо понятия «Центральная и Восточная Европа» определение «Центральная Европа»21.

И термин «Восточная Европа», и термин «Центральная Европа» имеют преимущественно политическое наполнение. Пытаясь дать этому понятию, наполнение географическое, чешский геополитик Оскар Крейчи сталкивается с тем, что этот регион не имеет естественных геополитических границ и потому говорит преимущественно об идее Центральной Европы22. Как пишет Алексей Миллер: «Политологи практически едины в том, что самостоятельного политического субъекта по имени Центральная Европа нет и не было. Но очевидно, что Центральная Европа существует как идеологический феномен»23.

То же представление, дублирующее изменения в региональной саморепрезентации элиты региона, отражается и в отечественных работах, особенно в тех, где уделяется немного внимания пониманию восточноевропейскости и центральноевропейскости как правящих дискурсов, например, в делении пространства этой части Европы, предлагаемом в трудах отечественного ученого Э.Г. Задорожнюк, где под «Восточной Европой»

понимаются бывшие республики СССР, а под «Центральной Европой» – «пояс государств между Балтикой и Адриатикой, стран бывшего социалистического содружества»24.

Образ Центральной Европы как неотъемлемой части европейского целого, созданный интеллектуальными кругами закрепляется в обществе, порождая такое явление как «повседневный ориентализм». Британский социолог С. Янсен в ходе исследования этого явления в столицах двух балканских стран Сербии и Хорватии («Повседневный ориентализм: Восприятие «Балкан» и «Европы» в Белграде и Загребе»)25, описывает, как происходит формирование негативного образа «Балкан», которые противопоставляются Европе. Сами сербы и хорваты начинают мыслить себя как европейцев и «защитников Европы».

При этом в случае Хорватии прежне нейтральный и популярный термин Балканы получает однозначно негативные коннотации, Балканы ассоциируются с сербами и коммунистами, а Хорватия однозначно с Европой. Ярким примером символического утверждения собственной европейскости в Загребе явилось переименование кинотеатра «Балканы» в «Европу».

Географические образы, властные дискурсы непосредственно влияют на геополитику и внешнюю политику государств. Важным отличием современного образа Центральной Европы, культивируемого в странах региона, является понимание России как чужого.

И. Нойман отмечает, что для этого дискурса Центральной Европы Россия всегда будет выполнять важную функцию «конституирующего Чужого», как виновник «трагедии Центральной Европы»

и как «угроза ее будущему»26. Разнообразные местные изводы центральноевропейской идеи, будь это польская «яггелонская идея» или не столь масштабные и претендующие на экспансию в восточном направлении ее собратья в других странах региона, характеризуются противопоставлением себя России, в результате чего эти страны становятся удобным плацдармом для НАТО и США, а все рассуждения о своей исключительности лишь оттеняют атлантистские устремления элит этих государств27. Центральноевропейский дискурс утверждает свое господство как дискурс антироссийский и атлантистский и, таким образом, приводит к атлантистской доминации в этом регионе.

В то же время, внутри самого Запада по отношению к странам, считающим себя центральноевропейскими, как мы уже отмечали, работает восточноевропейский дискурс. Дискурс Центральной Европы, который поддерживали США и другие страны Запада, оказывается уловкой, на которую поймали восточноевропейские общества. Хотя он и продолжает «править», отделяя их от России и выдвигая эти страны на передовую антироссийской борьбы, в головах самих европейцев и американцев, как показывают уже упоминавшиеся исследования и как продолжает отмечать Ларри Вульф, в отношении этих стран целиком и полностью господствует восточноевропейский дискурс, со всеми его коннотациями варварства, дикости и отсталости. Восточная Европа продолжает оставаться младшим братом, которого надо контролировать и воспитывать. То же отмечает британский исследователь Томас Диес, утверждая, что образ Другого, для Европы, которым долгое время после Второй Мировой выступало ее собственное прошлое, при ее столкновении со странами Восточной Европы после распада социалистического блока, тут же нашел в них свое географическое воплощение. Собственное преодолеваемое и негативно воспринимаемое прошлое воплотилось для Европы в ее восточной окраине, снова воспроизведя все элементы восточноевропейского дискурса, конструируя и реконструируя образ Восточной Европы как внутреннего «Другого»28.

В той или иной форме Запад продолжает относиться к Восточной Европе колониалистски, в то время как закрепляемые в ней самой географические образы конституируют ее отчужденность от России, закрепляя то, что в геополитической терминологии называется «санитарным кордоном». Расширение НАТО и ЕС на Восток, как подводит еще одна работавшая в данном направлении исследовательница, канадка эстонского происхождения Мерье Куус, поддерживалось повсеместным использованием ориенталистского дискурса, в котором восточноевропейские страны понимались как «недостаточно европейские», вынужденные постоянно учиться у Запада29.

В процессе создания и использования образа Восточной Европы как образа «Другого» и его отделения от «более цивилизованной» Центральной Европы идет мультипликация образов Восточной Европы30. Географически он смешается все дальше на Восток, захватывая западную окраину СНГ. Теперь перед этими странами стоит задача преодоления собственной «отсталости»

(или своеобразия?). В этом переходе геополитическая функция дискурса Восточной Европы видна как нельзя явно. Эксперты американского центра трансатлантических связей Дэниэл Гамильтон и Герхардт Манготт выделяют особую категорию «Новой Восточной Европы» в одноименной книге31. В эту группу стран эксперт центра известный специалист по Восточной Европе и Евразии Анжела Стент отнесла Украину, Белоруссию и Молдову, отмечая, что теперь их роль как буферной зоны между Россией и Европейским Союзом32. Хотя и неявно, но западный специалист по международным отношениям проговаривается о том, что с геополитической точки зрения означает применение термина «Восточная Европа» к странам СНГ.

Мерье Куус предлагает для адекватной оценки социальнополитических процессов и прежде всего сферы международных отношений применительно к Восточной Европе использовать наработки теории постколониализма, труды Э. Саида и его последователей. Несмотря на отсутствие прямого колониального господства западных держав в прошлом, теперь этот регион находится в схожем со странами «третьего мира» отношении к странам Запада33. О том, что термин «пост-колониализм» включает в себя и стратегии неоколониализма, автор не упоминает, впрочем, это можно додумать и самим. Как отмечал Иосиф Бродский, давая отповедь Милану Кундере, Кундера и «многие его братья восточноевропейцы стали жертвами геополитической истины, придуманной на Западе, а именно концепции деления Европы на Восток и Запад»34. Первое, что можно ей противопоставить, - попытаться вскрыть ее властную функцию и искусственную природу.

Ссылки:

1. Замятин Д.Н. Феноменология географических образов // Социологические исследования. 2001. № 8. С. 12-21.

2. Вульф Л. Изобретая Восточную Европу, карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. М.: Новое литературное обозрение, 2003. С.5.

3. Замятин Д.Н. Феноменология географических образов // Социологические исследования. 2001. № 8. С. 12-21.

4. А.И.Миллер. Ментальные карты историка. И связанные с ними опасности. [Электронный ресурс].

URL: mion.sgu.ru/empires/docs/mental.doc (дата обращения – 14.06.2011).

5. А.И.Миллер. Ментальные карты историка. И связанные с ними опасности. [Электронный ресурс].

URL: mion.sgu.ru/empires/docs/mental.doc (дата обращения – 14.06.2011).

6. Саид Э. Ориентализм: западные концепции Востока. СПб, 2006.

фан: материалы семинара «Геополитика/Геостратегия». М.: 2011. С. 8. Вульф Л. Изобретая Восточную Европу, карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. М.: Новое литературное обозрение, 2003. С.6.

9. Neumann I. B. The Uses of the Other. “The East” in European Identity Formation. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1999.

10. Вульф Л. Изобретая Восточную Европу, карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. М.:

Новое литературное обозрение, 2003. С.250-252.

11. Вульф Л. Изобретая Восточную Европу, карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. М.:

Новое литературное обозрение, 2003. С.250.

12. Клочко Н.Н. Образы Европы в современных национальных дискурсах (на примере антропоморфной метафорики) / Будаев Э. В., Чудинов А. П. Современная политическая лингвистика. Екатеринбург, 2006.

С. 213-226.

13. Steuckers. R. Despre imaginea Romaniei in lumea. [Электронный ресурс]. URL:http://ro.altermedia.info/ opinii/despre-imaginea-romniei-n-europa-occidental_1664.html (дата обращения 21.11.2010).

14. Gzim. A. Western Media and the European “Other”: Images of Albania in the British Press in the New Millennium // Albanian Journal of Politics. 2005. №I (1). Pp. 4-25.

15. Фуко М. Воля к истине, по ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Касталь, 1996. С. 49-95.

16. Diez. T. Europe’s Others and the Return of Geopolitics// Cambridge Review of Internationall Affairs. Vol.

17. Number 2, July 2004. Pp. 319-335.

17. Bernal M. Black Athena: Afro-Asiatic Roots of Classical Civilization: The Fabrication of Ancient Greece, 1785-1985. New York: Vintage Books, 1991.

18. Коля А.Ф. Концепция «Центральной Европы» в творчестве Милана Кундеры, Юрия Андруховича и Анджея Стасюка // Европа: Журнал польского института международных дел. 2002. Т.2, № 2(3). C.

131-154.

19. Миллер А. И. Тема Центральной Европы: История, современные дискурсы и место в них России // Регионализация посткоммунистической Европы: Сб. науч. тр. М.: ИНИОН РАН, 2001. С. 33-65.

20. Кобринская И. Россия и Центральная Восточная Европа после «Холодной Войны». М.: 1997. С. 14.

21. Кобринская И. Россия и Центральная Восточная Европа после «Холодной Войны». М.: 1997. С. 14.

22. Krej O. Geopolitics of the Central European region: the view from Prague and Bratislava. Prague, 2005.

P. 65.

23. Миллер А. И. Тема Центральной Европы: История, современные дискурсы и место в них России // Регионализация посткоммунистической Европы: Сб. науч. тр. М.: ИНИОН, 2001. С. 33.

24. Задорожнюк Э.Г. Новые региональные идентичности в Европе: становление и перспективы / Страны Восточной Европы в поисках новой идентичности: Сб. науч. тр. М.: ИНИОН РАН, 2006. С.15.

25. Янсен С. Повседневный ориентализм: Восприятие «Балкан» и «Европы» в Белграде и Загребе / Игрицкий Ю. И. (отв. ред. ) Восточная Европа: Национальные культуры в контексте глобализации и интеграции: Сб. обзоров и реф. М., 2005. С. 119-126.

26. Neumann I. B. The Uses of the Other. “The East” in European Identity Formation. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1999. P. 281.

27. Миллер А. И. Тема Центральной Европы: История, современные дискурсы и место в них России // Регионализация посткоммунистической Европы: Сб. науч. тр. М.: ИНИОН РАН, 2001. С. 33-65.

28. Diez. T. Europe’s Others and the Return of Geopolitics // Cambridge Review of Internationall Affairs. Vol.

17. Number 2, July 2004. Pp. 319-335.

29. Kuus M. Europe’s eastern expansion and the reinscription of otherness in East-Central Europe // Progress in Human Geography 28,4 (2004).P 472- 30. Kuus M. Europe’s eastern expansion and the reinscription of otherness in East-Central Europe // Progress in Human Geography 28,4 (2004).P 31. Hamilton D., Mangott G. The New Eastern Europe: Ukraine, Belarus, Moldova. Baltimore, Maryland:

Center for Transatlantic Relations, 2007.

32. Stent A. The Lands In Between: The New Eastern Europe in the Twenty-First Century / Hamilton D., Mangott G. The New Eastern Europe: Ukraine, Belarus, Moldova. Baltimore, Maryland: Center for Transatlantic Relations, 2007. С. 3.

33. Kuus M. Europe’s eastern expansion and the reinscription of otherness in East-Central Europe // Progress in Human Geography 28,4 (2004).P 482-484.

34. Миллер А. И. Тема Центральной Европы: История, современные дискурсы и место в них России // Регионализация посткоммунистической Европы: Сб. науч. тр. М.: ИНИОН РАН, 2001. С. 33-65.

Расширение НАТО и геополитическое положение Сербии Геополитическая (теоретико-концептуальная) основа создания НАТО Когда улеглась западная триумфалистская эйфория из-за победы в Холодной войне, окончания биполярного разделения, превзойдения “равновесия страха”, самоупразднения Варшавского договора, распада СССР и очевидной тенденции ослабления России, возник кажущийся логичным вопрос: в чем причина дальнейшего существования НАТО когда противника больше нет? Но НАТО стремительно превзошел “кризис идентичности”, подыскав себе конкретное дело, бойко и предвзято занявшись насильственной дезинтеграцией Югославии, по-военному артикулируя содержание и темпы балканской “геополитической транзиции”1. Последующее интервенционистское участие на Ближнем и Среднем Востоке, наряду с фазовой фронтальной экспансией на восток и юго-восток Европы, показали наличие двух основных функций НАТО: сохранения американского униполярного господства в мире и продолжения окружения, “сдерживания” и ослабления России.

Одновременно пропагандистски моделировался мнимый новый имидж НАТО, в первую очередь направленный на психологическую подготовку будущих вассалов, с последующим последовательным охватом их “империей”. С применением инструментов так называемого мягкого могущества, восприятие следовало перенаправить в первой фазе на антитеррористическое и превентивно-силовое, а потом и экономическое, политическое, гуманитарное, социальное и прочие измерения “нового НАТО”, вплоть до альтруистического. Но эта “ретушированная картина” не смогла скрыть суть, о которой следует напомнить – НАТО как был так и остается военным союзом, характерными особенностями которого являются экспансионизм и интервенционизм; НАТО создали и ею поныне неприкосновенно повелевают США согласно собственным интересам; НАТО возникла в 1949 г. не как реакция на сопернический Варшавский договор, возникший позднее (в г.); НАТО создано на морском могуществе (Sea Power) и его геополитическая идентичность является талассократической, а его действие с самого начала было направлено против СССР как дерГеополитика жавы, базирующейся на сухопутном могуществе (Land Power) и теллурократической геополитической идентичности; НАТО существенно не сменил цели после Холодной войны и они по сей день, вопреки риторическому туману, направлены против России;

самым конкретным доказательством антирусской геополитической и геостратегической ориентации НАТО является ее территориальное приближение к границам России.

В научном, теоретико-геополитическом смысле, в основе НАТО лежит концепция Rimland-a Н. Спайкмена (Nicholas John Spykman, 1893-1943 гг.), обоснованная в книге География мира, опубликованной в 1944 г.2 Подход Спайкмена берет начало в концепции морского могущества Мэхэна (конец XX в), то есть из разработки и существенной коррекции нескольких вариантов модели Heartland-a Макиндера (1904, 1919, 1943 гг.).

Термин Rimland3 касается прибрежного пояса Евразии и Спайкмен именно ему, не Heartland-у, отводит ведущую роль в достижении мирового господства. Не отрицая того, что столетиями из Центральной Азии, то есть из Осевого ареала (Pivot Area) Макиндера или Heartland-a, исходили большие военные нашествия и миграции, он отмечает, что в новейшей мировой истории направление переменилось, и что вторжения уже некоторое время направлены в противоположную сторону – от евразийской прибрежной полосы вовнутрь. Поэтому положение Rimland-a является контактным, переходным и посредническим между Heartland-ом и окружающими Евразию морями, при этом часто выполняя и роль буферной зоны между противоборствующими сухопутными державами Heartland-a с одной стороны, и морскиими державами с другой (карта 1) Карта 1: Rimland Спaйкмена как Евразийская зона конфликтов и налаживание американскoго контроля Источник: N. Spykman, The Geography of the Peace. (p. 52) Ключевую глобальную геополитическую и геостратегическую роль Rimland-a Спайкмен сублимировал в силлогизм: КТО КОНТРОЛИРУЕТ RIMLAND, ГОСПОДСТВУЕТ НАД ЕВРАЗИЕЙ: КТО ГОСПОДСТВУЕТ НАД ЕВРАЗИЕЙ, КОНТРОЛИРУЕТ СУДЬБЫ МИРА.4 Следовательно, осуществленние американских амбиций мирового господства напрямую зависело от способности поставить под контроль прибрежную полосу Евразии и континентальные державы (в первую очередь СССР, но также Китай и Германию...) держать в окружении разъединенными и слабыми. Самое большое значение в Rimland-e имели дальневосточный и западноевропейский фасады, потому что из этих двух зон исходила самая большая опасность угрозы континентальнымы державами морской “формуле” американского глобального господства: СССР и Германия – прорывом на Атлантический, а Китай и СССР – прорывом на Тихий океан. Уже к концу Второй мировой войны США, операциями в Нормандии ( г.) и Японии (1945 г.), добились далеко идущих геополитических достижений – трансатлантический и транспацифический “брустверы”, впоследствии переросшие в американские “плацдармы” на восточном и западном “фасадах” Евразии.

Сразу же после окончания Второй мировой войны стало очевидно, что Rimland становится ареной противостояния двух великих держав – США и СССР. В послевоенной “первой пятилетке” (1945 – 1950 гг.) последовала практическая “ударная работа” в глобальном и трансконтинентальном (евразийском) плане, что вылилось в многие региональные политико-экономические противостояния и жестокие военные расправы. Операционализацию концепции Спайкмена США обосновывали на инструкциях Дж. Кеннана (1904-2005 гг.) – сначала данных в длинной телеграмме, а потом уточненных и осуществляемых посредством стратегии сдерживания.5 Поэтому Спайкмена считают теоретическим, а Кеннана практическим “отцом Холодной войны”. За этот короткий период несколько событий ясно указали, что на Западе Европы создается американский “плацдарм” и отрабатывается долгосрочный раздел на две противоборствующие сферы интересов. В своих двух речах Уинстон Черчилль актуализировал понятие железного занавеса и антиципировал проамериканское сплочение западноевропейских стран, а потом последовали доктрина Трумэна, план Маршалла, институционализация интеграции западноевропейских стран, политические, экономические и военные противостояния в Греции, Турции, Берлине, Чехословакии, Югославии... Американское участие на западе Европы, опустошенной войной и заторможенной индуцированным страхом Карта 2: Противостояние Heartland-а и Rimland-а в ходе Холодной войны Источник: M. Polelle, Raising Cartographic Consciousness: The Social and Foreign Policy Vision of Geopolitics in the Twentieth Century. (p. 118) от “советской опасности”, увенчано созданием НАТО в 1949 г.

Американские “евразийские клещи” были сформированы. Их западноевропейская часть легче сжималась и проникла глубже, чем дальневосточная, где уже на самом побережье Тихого океана находились два “крепких орешка” – СССР и Китай. Пульсирующее противостояние Heartland-a и Rimland-a началось на их восточной и западной стороне, но в течение Холодной войны охватило всю контактную зону. (карта 2) Структура Rimland-а была непростой. Внутри этой периферийной евразийской зоны можно различить три типа стран на базе их геополитической ориентации: 1) государства ориентированные к Heartland-у; 2) страны ориентированные к морским державам; 3) условно нейтральные страны6. Но для американских интересов было еще важнее установить матрицу, по которой Rimland будет функционировать и выполнять свою антисоветскую (и антикитайскую) миссию. Два установленных „плацдарма” были необходимы, но из-за своей хрупкости, стратегических недостатаков и географической ограничености – недостаточны.

Поэтому в ходе Холодной войны Rimland последовательно укреплялся и пространственно дополнялся на базе „формулы”: два „трамплина” + многочисленные пакты + неприсоединившиеся страны.

• Западноевропейский „трамплин” в отличие от дальневосточного США удалось прочно интегрировать и профилировать в экономическом, политическом и военном отношениях. Воплощением американского трансатлантического „плацдарма” и „трамплина” на западе Европы в военно-силовом смисле стал НАТО (1949 г.), а в экономико-политическом – Европейское объединение угля и стали (1951 г.), впоследствии преобразованное в Европейское экономическое сообщество, и в 1992 г. в Европейский союз.

• Военные пакты и многие двусторонние и многосторонние союзы, заключаемые США с государствами вдоль периметра Евразии, имели задачу непосредственно оформлять геополитическую и геостратегическую роль Rimland-а как цепи для окружения и „сдерживания” Советского Союза (и Китая), то есть, помешать им взять первенство в Евразии и выйти в океаны. Наряду с НАТО на западе Евразии, важнейшими пактами являлись:

СЕNТО (Central Treaty Organization) в Юго-западной Азии, СЕАТО (Southeast Asia Treaty Organization) в Юго-восточной Азии и АNZUS (Australia, New Zealand, United States Security Treaty) в зоне Тихого океана.

• Неприсоединившиеся страны были нейтральными, наладив лишь кажущуюся равноудаленность от двух великих держав. Их действительная функция была двоякой и однозначно проамериканской: восполнить пробелы в „мозаике” Rimland-а, оставшиеся после создания НАТО и „пактомании” после 1950-х гг. 7; чтобы путем включения стран, последовательно освобождавшихся от колониальной власти, предотвратить их логичную просоветскую ориентацию, что обессмыслило бы функцию Rimland-а 8.

Расширение НАТО во время и после Холодной войны:

югославский и сербский опыт Бывший Санитарный кордон, созданный после Первой мировой войны по рекомендации и идее предшественника Спайкмена – Макиндера, составлявший пояс буферных государств между Балтикой и Средиземноморьем, после Второй мировой войны оказался внутри советской сферы интересов. Вместо Санитарного кордона через центр Европы прошел „барьер” с аналогичной функцией – Железный занавес. Уже в 1948 г. налажена его четкая „трасса”, разделившая европейские страны в два противопоставленных блока. Всемирно важные последствия имело „историческое НЕТ” Тито Сталину, что передвинуло „вторую” Югославию с восточной на западную сторону Железного занавеса. Югославский конфликт с Информбюро стереотипно воспринимают обычно в идеолого-политических, экономических и военных рамках, но геополитические и геостратегические импликации при этом не учитываются. Именно эти характеристики в балканских, европейских и глобальных рамках были важнее всего. С 1945 по 1948 гг. „вторая” Югославия входила в советскую сферу интересов и теллурократический восточный блок, простиравшийся от Тихого океана до Средиземного моря, т.е. до его важного Адиатического „залива”, глубоко вклинившегося на север к центральной Европе. Трасса возникающего Железного занавеса тогда проходила по середине Адриатического бассейна.

После 1948 г. „вторая” Югославия перешла на сторону талассократического Запада, долгосрочно загородив восточному блоку стратегический доступ к Адриатике и Средиземному морю.

Железный занавес таким образом с Адриатики переведен в срединные части балканской суши, что в евразийских масштабах не представляло значительный пространственный сдвиг, но имело исключительное всемирное качественное геополитическое значение. Западноевропейская часть американских евразийских „клещей” в балканском секторе уже тогда четко проявляла экспансионистские и интегративные свойства. (карта 3) Уже с начала 1949 г. Югославия за сыгранную и будущую геополитичекую роль, начала получать обильную политическую, экономическую и военную помощь Запада. Наподобие буферной и заградительной роли „первой”, монархической Югославии, геополитическая функция „второй”, социалистической Югославии тоже была антисоветской (антирусской). Вопреки традиционной теллурократической геополитической идентичности сербских стран как убедительно самой обширной составной части Югославии, государства как Александра так и Тито были включены в мировой талассократический ареал.

Возникновение американского “плацдарма” в Европе формализовано созданием НАТО 4 апреля 1949 г. в Вашингтоне. В тот момент в Северноатлантический альянс вошло 12 стран – две северноамериканские (США и Канада) и 10 европейских (Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Дания, Норвегия, Франция, Италия, Великобритания, Ирландия, Исландия). После того, как с применением доктрины Трумэна и плана Маршалла было сорвано вовлечение Греции и Турции в советскую сферу интересов, их интеграция в трансатлантический ареал была решена быстрым приемом в НАТО в 1952 г. Это стало первым расширением данного военного союза, благодаря чему американская сфера интересов достигла восточного Средиземноморья, поставив под Карта 3: Глобальное геополитическое значение прехода Югославии с восточной на западную сторону Железного занавеса контроль Босфор и Дарданеллы, и проникнув в Черноморской бассейн – вплоть до границ СССР. Прерванная было территориальная связь между греко-турецким „якорем НАТО” и Италией быстро восстановлена в 1953/54 гг. заключением Балканского пакта между Югославией (с тех пор лишь формально не входившей в НАТО), Грецией и Турцией. Расширением на Западную Германию в 1955 г. и постфранковскую Испанию в 1982 г. закончена фаза трансгрессии НАТО в период Холодной войны. Таким образом в Европе налажены совсем четкие территориальные контуры и функции НАТО – атлантический „фасад” полностью контролировался от норвежского Северного мыса до Гибралтара; посредством Западной Германии обеспечено участие в центре Европы и установлен „бруствер” против Восточной Германии, Польши и Чехословакии, входивших в состав Варшавского пакта; Норвегия на Скандинавском и Турция на Малоазийском полуострове представляли „верхнюю и нижнюю челюсти” агресГеополитика Карта 4: Две фазы экспансии НАТО – во время Холодной войны и после нее Источник: www.wikipedia.org/NATO_countries.png сивного талассократического Левиафана, угрожающе разинутых на обороняющегося теллурократического евразийского Бегемота – СССР. (карта 4) Вскоре после встречи Буша и Горбачова на Мальте и падения Берлинской стены в 1989 г. последовало „невидимое” расширение НАТО (и Европейского союза) в 1990 г. путем объединения Германии. Таким образом был прорван Железный занавес и началось транслирование рубежа евроатлантических интеграций к востоку. Вопреки риторическим заявлениям и наивным ожиданиям на европейском востоке, НАТО не последовало судьбе своего соперника периода Холодной войны – Варшавского пакта и не самоупразднилось. Наоборот, как и любой победитель в истории, свою победу начал конкретизировать традиционным и очевидным способом – расширяясь на территорию побежденного.

В трех циклах экспансии НАТО достигло очень важных геополитических и геостратегических позиций – во всех трех случаях реагируя на состояние и действия России:

1. Для расширения в 1999 г. воспользовалась бессилием России, дотигнувшей дна финансового, экономического и политического кризиса в 1998 г. НАТО „окопалась” в центральной Европе, завладев ключевыми геостратегическими областями и направлениями в Польше, Чехии и Венгрии, находившихся во время Холодной войны в составе и под контролем Варшавского пакта („Коридором войн”, „Чешской крепостью” и „Паннонской линией”). НАТО отметила 50-летие своего существования агрессией против СР Югославии, в результате чего Косово и Метохия насильственно отделены от Сербии.

2. Расширение в 2004 г. (55-летие) охватило семь государств и стало самым массовым после создания НАТО. Оно последовало как срочная реакция Североатлантического альянса на появление путинизма, т.е. на успехи в возрождении России и ее возвращение на мировую сцену как великой державы. Интегрированием Словакии поставлена под контроль центральная Европа, пополнен разрыв между Польшей на севере и Венгрией на юге, а посредством включения Словении осуществлено участие на балканской стороне Адриатики, на южной стороне Альп и на территории бывшей Югославии, в насильственной дезинтеграции которой НАТО непосредственно участвовала. Сигнал однозначной антирусской угрозы НАТО направил приемом Литвы, Латвии и Эстонии на севере (Балтийский бассейн), Румынии и Болгарии на юге (Черноморский бассейн).

3. Расширение в 2009 г. (60-летие) охватило двух надежных союзников НАТО в ее антисербском участии в процессе дезинтеграции Югославии и ребалканизации Балкан – Хорватию и Албанию. Оно последовало через год после нелегального провозглашения косовской независимости, которую вскоре признало значительное большинство стран-членов НАТО, как реакция на поддержку Россией Сербии и решительный отказ признания Россией и большинством стран мира.

Расширение Rimland-а Спайкмена путем оттеснения и сдавливания Heartland-а Макиндера и проведение стратегии сдерживания Кеннана очевидно продолжалось вопреки тому, что давно закончилась идеологическая опасность от “Красной заразы”. Это доказывает, что мнимая коммунистическая угроза никогда не была настоящей причиной создания НАТО и ее агрессивности (вопреки заявлениям об оборонительности и ограничении зоны действия только на страны-члены). Цель НАТО как военной персонификации талассократического Запада не изменилась – это была, есть и будет Россия как олицетворение теллурократического евразийского центра (Heartland-а).

НАТО в функции постмодернистского „сдерживания” сербского фактора „Спайкменизм” в американской геополитике и геостратегии оставил глубокие следы и многочисленных последователей, разработавших на базе его идей не только постмодернистские теоретические подходы, но и концептуальные положения, на основании которых в период униполярной транзиции мирового порядка осуществлялось стремление США наладить и сохранить глобальное господство. Ничего существенно не изменил и влияГеополитика тельный З. Бжезинский в своем популярном, конъюнктурном, но не очень оригинальном программно-стратегическом труде Великая шахматная доска 1997 г. Эта книга, переводы которой массово тиражировались, служила не только как „инструкция” для действий американской „Империи”, но и как „пугало”, которое должно заранее фаталистически затормозить любую попытку сопротивления „Варваров”. Механизм иерархизированной системы и функционирования США в контексте „геостратегических игроков”, „геополитических стержней” и прочих мировых факторов, в особенности картографическая проекция „шахматных полей”, представляли незначительно модифицированый подход Спайкмена и Кеннана: пан-регион Срединного пространства включал Россию (Heartland), а ее окружала, оттесняла и „сдерживала” цепь из трех „больших пространств” – Западного, Срединного и Восточного (по сути, тройного Rimland-а) 10. Вся модель проецировалась на макро-, мезо- и даже микро-региоальном уровне, и именно в этом плане имела конкретные последствия.

Самыми чувствительными являются зоны прикосновения „больших пространств”, конфликтность которых вызывается „геополитическим трением” различных интересов. Именно на Балканах имеется контакт двух из трех глобально важных пространств (Западного и Южного), роль которых состоит в том, чтобы как можно более сплоченно сохранять в окружении большое евразийское пространство. Через ту же самую зону лабильного и ранимого „звена цепи” также проходит потенциально самая подходящая трасса, вдоль которой Срединное пространство (Россия) может прорвать кольцо, выйти в Средиземноморье, освободиться от конкурентного окружения и долгосрочно в этом секторе осуществлять „демонтирование” американского „трансатлантического плацдарма” в Европе. Это означает, что важность Балкан и в период постмодерна не ослабла. Практическое доказательство тому представляют уже два десятилетия длившиеся политические, экономические и военные стремления НАТО в интересах США препятствовать сербскому фактору (с Запада апострофированному как главный актор „отрицательного балканского сценария”), который в глобальном плане мог бы вызвать „эффект домино” и поставить под угрозу функционирование униполярного порядка Pax Americana. Ключевую точку представляет косово-метохийская часть Сербии, но сербские земли в целом имеют большую геополитическую важность, одновременно выполняя и роль связи (в интересах американского

ЗАПАДНОЕ ПРОСТРАНСТВО СРЕДИННОЕ ПРОСТРАНСТВО

КОСОВО И МЕТОХИЯ

ЮЖНОЕ ПРОСТРАНСТВО

Карта 5: Балканская проекция глобального противостояния американского талассократического евроатлантизма и русского теллурократического евразийства.

Источник: М. Степић, Перспективе Косова и Метохије у контексту глобалних геополитических концепција. (стр. 269) талассократического евроатлантизма) и разрыва (в интересах русского теллурократического евразийства)11. (карта 5) Хотя „вторая” Югославия была прозападно ориентированой и почти четыре десятилетия неформально функционировала как „примкнувший член НАТО”, США и западноевропейские страны, собранные в ЕС, решающим образом влияли на начало, ход и финал ее насильственного исчезновения, а также озвучили создание новой пост-югославской политико-географической карты Балкан. Но данному пространству нельзя было оставаться в „геополитическом вакууме”. Наряду с (само)дистанцированием ослабленной России, последовало ультимативное, наступательное и антисербски пристрастное политическое и экономическое проникновение ведущих и заинтересованных стран ЕС (лживо представлявшихся объективными „посредниками”, „предоставляющими добрые услуги”), а вскорости также и антисербское вмешательство – начиная с пропагандистской, разведывательной и логистической поддержки, через косвенную (мнимые миротворческие соединения УНПРОФОР, СФОР, ИФОР, КФОР) вплоть до прямой вооруженной интервенции (операции против Республики Сербской Краины и Республики Сербской в 1994 и 1995 гг. и против Сербии в 1999 г.)12. Целью являлось восстановление разрыва НАТО между Италией на северо-западе (северная Адриатика, Триестский залив) и Грецией на юго-востоке (Салоникский залив). Таким образом с 1991 по 1999 гг. последовательно, в двух фазах, была создана Балканская геополитическая дуга – сначала северо-западный (А), а потом юго-восточный (Б) ее фрагменты13. „Позвоночник” дуги составляла система баз, полигонов, аэропортов и прочих объектов, как местных НАТО-союзников (хорватских, мусульманских, албанских военных формирований), так и настоящих НАТО-соединений (карта 6). De facto балканская геополитическая дуга имела функцию увязки Западного и Восточного пространств, концепция которой изложена в Великой шахматной доске З. Бжежинского, а осуществление последовало употреблением „новой НАТО”.

Почему же геополитический смысл балканских действий НАТО и ЕС являлся (и поныне остается) антисербским? Первая причина проистекает из непрерывного исторического геополитического „магнетизма” Балкан, и во времена постмодерна продолжающих привлекать великие державы. Внутри балканского „субконтинента” интегральные сербские земли по своей величине, природным ресурсам, демографическим свойствам, культурной идентичности и, в особенности, по геополитическому положению – являются важнейшим фактором. Вторая причина проистекает из западного восприятия сербов как „балканских русских”, „маленьких русских”, „русского форпоста на Балканах”... Подобная позиция лишь частично проистекает из этнонациональной, религиозной и культурно-цивилизационной родственности сербов и русских, сходства исторических наследий, государствообразующих циклов и идеолого-политического опыта. Суть в геополитической аналогии:

а) и русское, и сербское пространства унаследовали теллурократическую (сухопутную) геополитическую идентичность;

б) тем, чем русский фактор является в мировом и евразийском планах, сербский фактор является на Балканах.

Наподобие геополитического Heartland-Rimland дихотомного функционирования в евразийском масштабе, существует аналогичная, региональная, балканская Heartland-Rimland (суб) система. Также как Россию можно отождествить с евразийским Heartland-ом, так и сербские земли можно отождествить Карта 6: Балканская геополитическая дуга Прибрежные „фасады” I Адриатический II Черноморский III Эгейский Паннонский „веер” Балканская геополитическая дуга 3. Гламочский полигон 3. Скопски-Петровац 4. Бутмирский аэропорт 4. Аэропорт Слатина 5. „Panhandle” (выступ) Горажде 5. Пештерское плоскогорье Источник: М. Степић, Српско питање – геополитическо питање. (стр. 218) с балканским Heartland-ом. Также, и евразийский и балканский Rimland имеют одинаковую функцию: один – окружить, подавить и ослабить Россию, а второй – „сдержать” Сербию14. Если Россия представляет глобальный „дестабилизирующий фактор” для талассократических интересов Запада, тогда то же самое представляет Сербия на Балканах. В соответствии с этим, с 1990х создана стереотипная „формула”:

сербы = русские = противники Запада сербские соперники = русские соперники = союзники Запада поражение сербов = поражение русских = победа Запада Почти двадцатилетнее применение подобного подхода вызвало огромные масштабы десербофикации, территориального сдавливания и фрагментации сербского пространства на Балканах. НАТО, т.е. США и ЕС прежнюю титовскую формулу „Слабая Сербия – сильная Югославия”, несколько видоизменили и продолжили применять на практике в неформальном виде „Маленькая Сербия – стабильные Балканы”15. Из этого последовало: уничтожение Республики Сербской Краины; уменьшение, ослабление, разоружение, лишение власти и постояные угрозы упразднения Республики Сербской; отделение Черногории от Сербии и лишение Сербии выхода к морю; ампутация Косова и Метохии от Сербии; антагонизирование БЮР Македонии (оформлена на территории южной части историко-географической Старой Сербии) с Сербией под угрозой разделения. Очевидны и действия, направленные на дальнейшую фрагментацию Сербии (прешево-буяновацкая область на юго-востоке Сербии, Воеводина, Рашкая область)16. НАТО обеспечила укрепление и экспансию сербских соседей, включая даже навязанным этногенетическим и государствообразовательным процессом полностью или частично возникших из сербской этнической группы, узурпировав обширные части сербской историко-государственной территории. Таким образом из старых и новых сербских соседей вставлен балканский Rimland, послуживший для проведения балканской стратегии сдерживания сербского фактора.

Не обошлось и без установки „противовеса” сербскому фактору:

инструментализованное соперничающее окружение, награждение их активной пронатовской позиции отнятыми сербскими территориями, политическое, экономическое, транспортное и иное поощрение в ущерб сербам, создание и признание государствоподобного образования Republika e Kosovs насильственной ампутацией от Сербии, превращение косово-метохийского пространства в Fort Kosovo для стационирования и более широких действий НАТО, а потом размещения военной базы Бондстил под Урошевацем как символа контроля. Специфичным видом „сдерживания” является интенсивное пропагандистское форсирование сербского (само)унижения в целях изменения традиционной геополитической идентичности и подготовки к якобы неминуемому вхождению в НАТО. Все эти антисербские удары косвенно являются и антирусскими.

Действительность и перспективы НАТО в европейском и сербском фокусах Нередко высказываются мнения, что НАТО из бывшей защитницы Европы от „русской (советской, коммунистичекой) опасности” превратилась в анахронного оккупанта Европы. Подобная позиция исходит из предположения о том, что Холодная война закончена, что биполярного раздела Европы больше нет, что современная Россия является не угрожающей, милитаризованной, интервенционистской и имперской великой державой, а пространственым, многолюдным, богатым природными ресурсами и экономически желательным партнером Европы. Стратегическое мышление европейцев все очевиднее ориентируется к эмпирически обоснованным выводам, что европейское будущее решающим образом зависит не от инерции унаследованного трансатлантического союзничества с США, а от росийских энергоносителей. Более того, НАТО, как персонификация евро-американской „связи”, все больше воспринимается как тормозящая Европу обуза в гонке за позиции на новой экономико-политической карте мира, обременяющая улучшение отношений с державами, уже релятивизирующими униполярную неприкосновенность США, т.е. закладывающими фундамент нового мирового мультиполярного порядка (Китай, Индия, Россия, Бразилия...).

С другой стороны, американское восприятие прежней, нынешней и будущей Европы ясно: „Европа – важнейший американский геополитический плацдарм на евразийском континенте”17.

De facto США в глобальном плане считают Европу манипулятивным геополитическим объектом. Под американской контролем она и впредь будет инструментализованной как „трамплин” для прорыва в Россию. Американское практическое применение посылок из концепций Мэхэна, Макиндера и Спайкмена, а также их противодействие примению идей Ратцеля, Челлена, Хаусхофера, Савицкого и прочих классиков геополитической мысли, оказалось действенным в осуществлении Pax Americana. Зачем Карта 7: Европа как американский плацдарм на западе Евразии или „Центральное положение Атлантического союза в мировых масштабах” (заштрихованные государства внутри обведенного контуром ареала являются членами НАТО и/или ЕС) Источник: Збигњев Бжежински, Друга шанса Америке – три председника и криза америчке суперсиле. (стр. 108) бы США от них по сути отказываться, пусть даже невозможно сохранить глобальное имперское господство, а только глобальное предводительство?18 В этом контексте, позиция ЕС как экономико-политического выражения трансатлантизма, по-сути, исскуственно отделяется от его военно-силового альтер эго – НАТО. Отношения между НАТО и ЕС неявно утверждены:

„Это две взаимодополняющиеся организации”, т.е. мало сказать, что „НАТО – это аппаратура, а ЕС – программное обеспечение”;

эти две организации являются „левой и правой ногами” трансатлантической безопасности19. (карта 7) Россия стремится не только по-новому воспринимать Европу, но и это новое восприятие превратить в действительность. Европа для России является не только в физико-географическом смысле частью евразийской суши, но должна стать тем же и в экономическом и геополитическом смыслах. Но так как Европа под покровительством НАТО и после завершения Холодной войны сохранила и территориально расширила роль наступательной американской „передовой позиции”, она все еще, зачастую вопреки своей воле и интересам, является политико-силовой угрозой для России.

Поэтому Россия стремится „перехватить” Европу у США в нескольких циклах, избегая при этом военного столкновения с более сильным соперником и его (по своей воле или нет) вассалами. Эта рискованная и филигранная геополитическая и геоэкономическая „игра” ведется на глазах современного мира. Российское предложение Европе заманчиво – будущий статус самостоятельного полюса могущества в качестве „Великого европейского пространства” в мультиполярной мировой системе. Не исключено, что это является лишь промежуточной стадией в переориентации Европы с навязанной неестественной интеграцией трансокеанического типа (евроатлантической) на географически более логичную, а в будущем и экономически более утилитарную – трансконтинентальную (евразийскую)20. Эпилогом может стать создание заинтересованными сторонами Евророссии как геоэкономической-геополитической-геостратегической интеграции21.

Отказавшись от методов противостояния (военного, политического, экономического, пропагандистского), какой иной аппарат имеет Россия в распоряжении для „освобождения” Европы?

Что же в будущем Европе станет заманчивее и необходимее чем НАТО в качестве отжившей американской защиты? Возможно, это очертания альтернативной „архитектуры” безопасности, интенсивно озвучиваемые Россией? Или пока еще речь идет о чем-то более жизненном? От чего такого Европа будет жизненно зависеть, чтобы ориентироваться на (не)добровольное дистанцирование от США и приближение к России? Что за российский козырь, от которого Европа даже при желании не может отказаться, без того, чтобы поставить под вопрос не только свою позицию глобально важного фактора, но и традицию беспечной жизни своих жителей? Ответ однозначен: это энергоносители, газ и нефть! Итак, российским геополитическим инструментарием являются газопроводы и нефтепроводы. Это вовсе не конспиративный, криптогеополитический сценарий. Более того, российские трубопроводы не направлены эксклюзивно только к Европе, но и к более надежным, платежеспособным и перспективным дальневосточным рынкам – Китаю и Японии. Но энергозависимая Европа не имеет географически более близкого, стабильного и, по имеющимся количествам, более богатого поставщика, трубопроводы которого уже стали интегральной частью европейского газового и нефтяного „кровообращения”.

Не нужно было обладать большой прозорливостью, чтобы США не только распознали „европейскую игру” России, неоднократно предостерегая, что Россия геополитически (зло) употребляет энергозависимостью Европы, но и предприняли конкретные меры по пресечению потенциальной европейскороссийской „оси”, базирующейся на трубопроводах как „минимальном общем знаменателе” интересов. В уже известной геополитической манере они установили заградительную зону от Балтийского до Черноморского бассейнов, наподобие прежнего Санитарного кордона. Польша и Украина22 являлись главными опорами США, значительное место имели прибалтийские республики Литва, Латвия и Эстония, а в буферную „занавеску” последовательно включались и другие страны центральной и юговосточной Европы. Дональд Рамсфельд, министр обороны США (2001-2006 гг. при президенте Джордже В. Буше), назвал эту новую постбиполярную буферную зону Новой Европой, подчеркнув, что она имеет более выраженную проамериканскую роль, чем государства, уже включенные во время Холодной войны в трансатлантический альянс (НАТО). Но вынужденным российским ответом на данное провоцирование конфликта стало проектирование подводных маршрутов трубопроводов: „Северного потока” в обход прибалтийских республик и Польши, и „Южного потока” в обход Украины. Эти две газопроводные магистрали должны с севера и юга взять в „энергетическое объятие” две экономически и политически могущественные страны, Германию и Италию, т.е. подавляющую часть центральной, восточной и юговосточной Европы.

В энергетических геополитических играх США/НАТО/ЕС, с одной стороны, и России, с другой, важным является транзитное, а в некоторой степени и узловое положение Сербии23. Разветвлясь в Болгарии, одна ветка ориентировочного маршрута „Южного потока” пойдет к Греции и югу Италии, а вторая через Сербию (ветка к Республике Сербской) к Венгрии и Австрии.

Американская реакция и попытка сорвать прорыв российских интересов на Балканы путем трубопроводной сети и собственного „сербского форпоста”, выражалась следующим образом:

1. Спроектирован конкурирующий трубопровод „Набукко”24. Одна его исходная ветка из Азербайджана (через Грузию!) и вторая из северного Ирана (?!) соединяются под Эрзерумом в Турции, после чего трубопровод должен пойти дальше к западу Турции, перейти Дарданеллы и потом через Болгарию, Румынию и Венгрию дойти до Австрии, откуда разветвления пойдут к Чехии и Германии, с возможными опциями к Словении и северной Италии. Показательно, что данный маршрут в обход Сербии связывает американских союзников на южной (Турция), восточной (Грузия) и западной (Болгария, Румыния) сторонах Черноморского бассейна. Данная альтернатива также имеет несколько неразрешимых проблем, в т.ч. числе главную – недостаточное количество газа и острое противостояние США и Ирана.

2. Слишком быстро и вне очереди25 в евроатлантическую группировку государств вошли Румыния и Болгария (в НАТО в 2004 г. и в ЕС в 2007 г.), вопреки тому, что тогда и даже теперь далеки от заданных стандартов. На то имелись преимущественно геополитические причины.26 В соответствии с возобновленным страхом США перед „повторным империализмом России”27, этим двум странам отводилась роль предупредительного заграждения от возможного трансбалканского (intermarium) прорыва оправившейся России из Черноморского к Адратическому и Эгейскому бассейнам, с опорой на Сербию в румыно-болгарском тылу. Тест на преданность Западу Румыния и Болгария прошли еще в 1999 г., примкнув к антисербской стороне в агрессии НАТО против СР Югославии. Вместо вывода: Косово и Метохия как парадигма намерений НАТО в отношении Сербии У сербов отрицательный опыт отношений с США, НАТО и ЕС в течение всего югославского кризиса, продолжавшегося с 1990-х гг. и все еще не оконченного. Пожалуй, нет ни одного не только просербского, но и объективного политического, экономического и военного действия, как со стороны самой могущественной страны мира и пакта под ее командованием, так и европейской интеграции, на формирование функционирование и расширение которой США решающим образом не влияют. Они поощряли, судили, всесторонне контролировали, военным путем навязали и политико-географически оформили деструкцию СФР Югославия, причем противоположно сербским интересам. За счет историкоэтнических областей сербских земель удовлетворены требования не только конституентов „первого” югославского государства (преимущественно хорватского), но и „инстант-наций”29, возникших в результате титовского декрет-этноинжиниринга после Второй мировой войны (македонской, черногорской, мусульманской), и даже национальных меньшинств (албанского), причем преследовалась цель как можно больше ослабить сербский фактор и долгосрочно его „сдерживать”. Более того, в этом США и НАТО и напрямую участвовали военным путем – как закамуфлированно, в составе (псевдо)миротворческих соединений, предоставляя политические, дипломатические, экономические, разведывательные, консультационные и логистические услуги сербским военным соперникам, так и открыто, бомбардируя Республику Сербскую Краину в 1994 г. и помагая хорватским вооруженным силам занять ее в ходе операции „Буря” в августе 1995 г., потом несколько раз бомбардируя Республику Сербскую, помогая хорватско-мусульманским формированиям в августе 1995 г. завоевать обширные ее части, и заставив ее пойти на уступки в Дейтоне, а потом совершив агрессию против Сербии в 1999 г. и овладев ее косовско-метохийской частью.

Именно Косово и Метохия представляют парадигму не только отношений евроатлантических структур к Сербии, но также Сербии (и сербов) к евроатлантическим интеграциям. США, НАТО как военный союз, ЕС как политико-экономический блок и подавляющее число их членов, в отдельности и/или скоординированно, в значительной степени посодействовали созданию, после участия в ампутации Косова и Метохии из состава Сербии, благоприятного дипломатического окружения для нелегального провозглашения так называемой косовской независимости февраля 2008 г. Потом сами они предводительствовали в признании „независимости”, также оказывая давление на большое число стран мира, чтобы они сделали то же самое. Вопреки этому, за три года (по состоянию на 13 января 2011 г.) косовскую „независимость” признали 74 государства. Большинство этих государств можно классифицировать на несколько групп:

1. ведущие, влиятельные, экономически и военно могущественные государства НАТО и ЕС (с несколькими исключениями), под предводительством США, Канады, Великобритании, Франции, Германии, Италии...;

2. их традиционные геополитические последователи и бывшие колониальные владения (Япония, Южная Корея, Австралия, Новая Зеландия, незначительное число африканских и южноамериканских государств...);

3. несколько исламских стран, связанных с косово-метохийскими албанцами /пан/исламской солидарностью (Афганистан, марионеточные проамериканские власти которого первыми в мире заявили о признании, потом Саудовская Аравия как глобальный защитник, Турция как балканский спонсор...);

4. группа маленьких островных государств в Тихом океане под влиянием США или бывших европейских колониальных метрополий. (карта 8) Таким образом, антисербская роль НАТО является решающей не только в акте косовского отделения, провозглашенного руководством албанского национального меньшинства, но и в процессе достижения как можно более массового признания Карта 8: Государства, признавшие нелегальную косовскую независимость (до 13 января 2011 года) Источник: www.wikipedia.org/NATO_countries в качестве совершившегося факта накануне вердикта Международного суда ООН в Гааге о легальности самопровозглашенной „независимости” по международному праву.

Путем насильственного военного захвата, а потом и спонсорирования „независимости”, НАТО лишает сербов и Сербию косовского центра национальной и государствообразующей идентичности. В нем расположены не только средневековые ориентиры сербской православно-христианской духовности, но и живые центры подлинного культурно-цивилизационного бытования. Монастыри и храмы, древние укрепленные города, столицы, памятники, поля сражений, письменные документы и устное наследие, топонимы, гидронимы и этнонимы – все это свидетельствует о сербской автохтонности и непрерывности существования в Косово и Метохии как центральной территории сербского государства. И все это сепаратистское движение косово-метохийских албанцев под покровительством НАТО систематически разрушает, сжигает, уничтожает, переименовывает и искореняет, стремясь сфальсифицировать подлинную этноисторическую и геополитическую идентичность данного пространства. Вопреки этому, именно сербов упрекают в том, что они являются „анахронно неприспособленными”, „иррациональными пленниками истории” и „заложниками косовского мифа”, и что им следует „уважать реальность” косовской независимости и повернуться к будущему и „стать прагматичными” в современном рациональном и материалистическом мире. Мнимая сербская чрезмерная эмоциональная привязанность к Косову и Метохии и закрытость в традиционные сакрально-географические, геокультурные и геополитические матрицы не корреспондируют с постмодернистским дискурсом всемогущей геоэкономии.

Следовательно, из евроатлантических институтов и стран сербам „благожелательно” подсказывают, что Косово и Метохия не имеют экономическую ценность, являясь лишь обузой, которой следует поскорее освободиться. Этими 12,3% территории Сербии30 необходимо пожертвовать ради обещанного процветания Сербии, ожидающего ее только если войдет в состав НАТО и ЕС. Но и по этим прагматичным, экономическим соображениям Косово и Метохия жизненно важны для Сербии. Центральное положение на Балканах имеет преимущественно геополитическое измерение, но из этого проистекают производственные, транспортные, торговые и прочие ценности. Котловины Метохия и Косово имеют очень плодородную землю и благоприятный климат – ключевые предпосылки для развития земледелия и производства продовольствия, считающегося в современном мире стратегическим продуктом. Богатство качественной водой огромно – а она также все больше приобретает статус стратегического ресурса. Вода и продовольствие в геополитическом смысле считаются „нефтью и газом XXI столетия”, ценность и дефицит которых в будущем вызовут не только большинство конфликтов, но и значительные миграции населения. Залежи неметаллов и цветных металлов в Косове и Метохии (в особености свинцовоцинковой руды) значительны даже в европейских масштабах. Запасы бурого угля, необходимого для получения электроэнергии и достижения „энергетической безопасности” Сербии (и Балкан в целом) – входят в ряд крупнейших в мире! (диаграмма 1) Без косово-метохийских природных ресурсов экономические перспективы Сербии очень уменьшены. А данных природных основ развития Сербия лишена именно благодаря НАТО, что является доказательством продолжения постмодернистской, неокеннановской стратегии сдерживания Сербии.

Вопреки весьма отрицательному опыту отношений с экспансивным талассократическим Западом в течение прошедших двух десятилетий, включение в евроатлантические интеграции является главной провозглашенной внешнеполитической, экономической, геополитической и геостратегической ориентацией большинства сербского политического класса. Присоединение к ЕС всеобъемлюще раскручивается как „безальтернативный путь”, „решение всех проблем”, „путь к тому, чтобы стать нормальной страной”, Диаграмма 1: Запасы бурого угля в Косове и Метохии в сравнении с крупнейшими мировыми запасами Источник: www.wikipedia.org/Kosovo-lignite.jpg „включение в цивилизованное, демократическое и процветающее общество”, „опция, пользующаяся поддержкой большинства граждан” (хотя не проверена референдумом – прим. М.С)... Любая иная опция заранее провозглашается „заблуждением”, „авантюризмом”, „безумием”, „безответственностью”, „анахронным традиционализмом”, „националистическим аутизмом”, а население систематически индоктринируется и запугивается „экономической катастрофой”, „изоляцией”, „дальнейшим окруженим, фрагментированием и сдавливанием Сербии” если государство не пойдет по пути интеграции в ЕС. Одновременно, пока Сербия „ползком приближается к НАТО” и трансформирует свою армию в соответствии с НАТО-стандартами, для раскрутки ее вхождения в этот военный союз выжидается более подходящий timing только по двум причинам: из-за весьма отрицательной настроенности народа к НАТО из-за агресии в 1999 г. и „ампутации” Косово и Метохии, а также из-за обязывающей декларации Парламента Республики Сербии о военной нейтральности страны. Обеспокоенная и недоверчивая сербская общественность все громче требует своевременно объявить референдум о вступлении страны в НАТО (показательно то, что все еще не настаивают на референдуме о вступлении в ЕС!?). Но общественность одновременно анестезируют риторикой, что „НАТО все еще не на повестке дня”, „в НАТО нас пока никто не зовет”... Прежде чем с подобной (псевдо)аргументацией, уже применяемой для подготовки к включению в ЕС, не начнут устранять два указанных „препятствия” для вступления в НАТО, в оборот запущена самообманывающая официальная политическая „формула” Сербии – ЕС: да, НАТО: нет. Если ЕС и НАТО являются двумя взаимодополняющимися организациями, если из 27 членов ЕС только 6 не вошли в НАТО, если из 26 европейских членов НАТО только 5 не вошли в ЕС, если одновременно в ЕС и в НАТО находятся самые мощные европейские государства (Германия, Великобритания, Франция, Италия...), если и ЕС, и НАТО имели по сути одинаковое антисербское отношение при деструкции СФРЮ, если и ЕС, и НАТО в отношении Сербии и Республики Сербской по сей день ведут политику ультиматума и шантажа, если из 12 стран в двух последних расширениях ЕС сначала вошло в НАТО (все бывшие социалистические страны), если и ЕС, и НАТО выступают за лишение Республики Сербской власти, т.е. за унитаризацию Боснии и Герцеговины, если лишь из 27 стран ЕС, и лишь 4 из 26 европейских стран НАТО не признали косовскую независимость (а самые мощные признали), если и ЕС, и НАТО систематически нажимают, чтобы как можно больше стран мира признало косовскую независимость, если и ЕС (политико-экономическим), и НАТО (военно-силовым образом) во взаимной координации заняты созданием, консолидацией, государственным конституированием и международным оформлением „независимости” самозванного, НАТОидного образования Republika e Kosovs, если ЕС (посредством ЕУЛЕКС) и НАТО (посредством КФОР) стремятся осуществить насильственную интеграцию оставшихся сербских областей Косова и Метохии в нелегальную политико-силовую систему сепаратистских властей албанского национального меньшинства, если..., то неминуемо задаться ключевым вопросом: возможно ли вхождение Сербии в ЕС, но без вступления в НАТО? Следовательно, в случае референдума о вступлении Сербии в НАТО, разве не логично и необходимо провести референдум и о вступлении Сербии в ЕС?

ПРИМЕЧАНИЯ:

1) Так как СФР Югославия не дезинтегрировалась в один миг, договорным распадом с одновременным провозглашением независимости ее республик, термином геополитическая транзиция определены период и процессы последовательной деструкции югославского государства, создание новых государств и государствоподобных образований внутри ее бывших границ, пересмотр регионального, европейского и глобального положения данного пространства, и смены влияния великих держав на Балканах в контексте постбиполярной перемены всемирного равновесия. См. Миломир Степић: Српско питање – геополитическо питање, Јантар-група, Београд, 2004. C. 197.

2) Nicholas Spykman, The Geography of the Peace, Harcourt, Brace & Co., New York, 1944. Концепция Rimland-а разработана раньше, а эту книгу коллеги Спайкемена редактировали и опубликовали после его смерти.

3) Геополитическое понятие Rimland можно перевести как Дуговая земля, Береговая зона... В отличие от географического понятия береговая зона, охватывающего более узкий прибережный пояс, Rimland простиряется намного глубже во внутренность Евразийского материка, охватывая и отдельные сугубо континентальные области (hinterland).

4) По сути, это – контрсиллогизм по отношеию к силлогизму Макиндера: Кто контролирует Восточную Европу, тот господствует над Хартлендом, кто господствует над Хартлендом, тот контролирует Мировой остров, кто контролирует Мировой остров, тот господствует над миром. См. Halford John Mackinder, Democratic Ideals and Reаlity, National Defense University Press, Washington, DC, 1942. /электронное издание/; подлинное издание: Henry Holt &Co., New York, 1919. (р. 106) 5) Длинную телеграмму (The Long Telegram) Кеннан отправил в Вашингтон из Москвы 22 февраля года, обосновав в ней историческиеске причины возможных послевоенных (ре)акций СССР. Американская стратегия сдерживания (The Strategy of Containment) вытекает из статьи Кеннана Истоки советского поведения (подлинное название: The Sources of Soviet Conduct), опубликованной у июльском номере ежеквартального журнала Foreign Affairs 1947 года под псевдонимом „Х”, в котором он свои “телеграммные наблюдения” уточнил.

6) Радован Павић, Основе опће и регионалне политичке географије, геополитике и геостратегије, I дио, Факултет политичких наука Свеучилишта у Загребу, Загреб, 1973. (стр. 353) 7) Большинство учредителей (в т.ч. Югославия) и ключевых государств Движения неприсоединения имели важное геополитическое положение и связующую роль в Rimland-е.

8) С 1960-х гг. началась стремительная деколонизация африканских государств (1960 г. – „Год Африки”).

Если бы они, по принципу контртолчка маятника, массово заняли просоветскую ориентацию, Rimland бы оказался между первичным, евразийским Heartland-ом и вторичным, африканским Heartland-ом (африканский Heartland также введен Макиндером в его капитальном труде Демократические идеалы и действительность, опубликованном в 1919 году). В этом контексте, включая тогдашний Берлинский и Кубинский кризис, Rimland бы оказался „между молотом и наковальней”, то есть его роль окружения Советского Союза была бы сорваной. Нельзя считать случайным тот факт, что именно Джордж Кеннан, создатель стратегии сдерживания и один из самых элитарных американских дипломатов того времени, в июне 1961 года стал послом в Белграде, а в сентябре того же года, также в Белграде, состоялась первая конференция неприсоединившихся стран!

9) О всеобъемлемости, течении и проблемах процесса выздоровления России после прихода к власти Владимира Владимировича Путина см.: Винко Ђурић, Путинизам: историја – теорија – пракса, Институт за политичке студије, Београд, 2008.

10) Збигњев Бжежински, Велика шаховска табла, ЦИД, Подгорица; Романов, Бања Лука, 2001.

11) Подробнее см.: Миломир Степић, „Перспективе Косова и Метохије у контексту глобалних геополитических концепција”, Срби на Косову и у Метохији, Зборник радова са научног скупа одржаног у Косовској Митровици 27-29. маја 2005. године; Научни скупови, Књига 112; Одељење друштвених наука, Књига 26; Српска академија наука и уметности, Београд, 2006.

12) Характерное обоснование американского интервенционистского всеприсутствия, по стереотипности не уступающего прежним империальным традициям, представил Генри Киссинджер именно на примере Балкан: „Соединенные Штаты на Балканах по сути выполняют ту же функцию, что и Австрийская и Отоманская империи в конце 19-го века, сохраняя мир созданием протекторатов между противоборствующими этническими группами.” См.: Хенри Кисинџер, Да ли је Америци потребна спољна политика:

у сусрет дипломатији 21. века, БМГ, Београд, 2003. (стр. 13) 13) О Балканской геополитической дуге подробнее см.: Миломир Степић, Српско питање – геополитическо питање, Јантар-група, Београд, 2004. (стр. 210-219) 14) Подробный анализ и картографическое изображение геополитического положения и роли сербских земель в балканской Heartland-Rimland (суб)системе см.: Миломир Степић, У вртлогу балканизације, ЈП Службени лист СРЈ и Институт за геополитическе студије, Београд, 2001. (стр. 102-108) 15) Как в первом так и во втором выражении понятие Сербия охватывает сербский фактор целиком, т.е.

всю совокупность сербских земель на Балканах.

16) Миломир Степић, „Могућности симбиозе српских и руских геополитических интереса на Балкану”, Национални интерес, год. V, vol. 5, бр. 1-2/2009., Институт за политичке студије, Београд, 2009. (стр.

67-68) 17) З. Бжежински – Велика шаховска табла. (стр. 57) 18) Генри Киссинджер похоже озаглавил первую главу своей книги („Америка на вершине: царство или предводительство?”). См.: Х. Кисинџер, Да ли је Америци потребна спољна политика: у сусрет дипломатији 21. века. (стр. 11-27) 19) Дисскусия „Саммит НАТО 2009 – новые члены, старые члены”, прошла в апреле 2009 года в посольстве Чехии в Белграде. См. статью „НАТО и ЕУ су комплементарни”, Политика, 25 апреля 2009 года.

20) О способе и фазах российского „перехвата” Европы/ЕС у США см.: М. Степић, „Могућности симбиозе српских и руских геополитических интереса на Балкану.” (стр. 63-64) 21) Идея и несколько картографических вариантов мультиполярного разделения мира в несколько „блоков”, включая и Евророссию, конципированы в 1994., а опубликованы в 1997 году. См.: Миломир Степић, „Будућа блоковска структура света”, Економика, Вол. 33 (1997), бр. 1-2, Економика, Београд, јануар-фебруар 1997. (стр. 37-41) 22) Украина с „Оранжевой революции” 2004 года вплоть до президентских выборов в начале 2010 года имела выраженную антироссийскую (гео)политическую ориентацию.

23) Наряду с газопроводом, большое значение придается и планируемому трансбалканскому нефтепроводу Констанца – Панчево – Триест, который также должен пройти через Сербию. Учитывая, что маршруты как газопровода так и нефтепровода пройдут через северную часть Сербии, Воеводину, где пересекаются и где будет большое хранилище Банатски-двор, Воеводина может оказаться геополитически инструментализированной как очередное антироссийское препятствие. Значительно увеличенные, некоторые даже государствоподобные полномочия, содержащиеся в новом Уставе Автономного края Воеводина, принятом в конце 2009 г., могут вызвать и такие последствия.

24) Соответственно, конкурирующим нефтепроводом был бы БTЧ (Баку – Тбилиси – Джейхан).

25) Приемом Румынии и Болгарии НАТО „перешла Рубикон”. На балканском секторе трансатлантического „плацдарма” США, НАТО и ЕС перешли через горы Стара-планина, Джердап и Карпаты, выйдя к Черному морю. Эта „капля переполнила чашу терпения” России. „Это было поворотным моментом для геополитически озвученной российской реакции”, ведь любое промедление стало бы катастрофой для ее жизненно важных интересов. См.: Миломир Степић, „Србија у евроазијској и неоевроазијској концепцији – упоредна геополитическа анализа”, Русија и Балкан – питање сарадње и безбедности, Институт за политичке студије, Београд, 2008. (стр. 44) 26) Многие релевантные западные источники подтверждают геополитические мотивы ускоренного включения Румынии и Болгарии в евроатлантические интеграции. Например, согласно анализа Stratfor:

„На процесс расширения ЕС влияет геополитика. Присоединение Румынии и Болгарии в 2007 г. в основном мотивировалось желанием ЕС пресечь любое российское влияние на беспокойных западных Балканах.” (См.www.stratfor.com/memberships/149009/analysis/20091117_eu_rapidly_expanding_balkans) 27) Х. Кисинџер, Да ли је Америци потребна спољна политика: у сусрет дипломатији 21. века. (стр. 81) 28) Возможные сомнения относительно включения Румынии и Болгарии США и Европой в антироссийские и антисербские геополитические действия развеял и Гюнтер Ферхойген, бывший вице-президент Еврокомиссии и комиссар ЕС по вопросам расширения. В интервью газете Данас под показательным заглавием „Турции не войти в ЕС пока не признает Кипр, то же касается и Сербии” (имеется в виду признание независимости Косова), на вопрос-констатацию журналиста о том, что румыны и болгары вошли в ЕС благодаря Косову, он ответил: „Иные сейчас говорят, что начало переговоров и последующий прием Болгарии и Румынии в ЕС было ошибкой, но они забывают, что мы имели четкую геополитическую причину для начала переговоров с этими двумя странами: война в Косове! Нельзя забывать, что стабильность в этой части Европы тогда была заботой номер один в ЕС. Румыния и Болгария весной г. сыграли существенную роль для стабильности региона.” Журналист далее спросил касается ли это факта что Румыния и Болгария не позволили российским военным самолетам перелететь через их воздушное пространство, чтобы присоединиться к российским соединениям в аэропорту Слатина в Приштине (сразу же после окончания агрессии НАТО против Сербии, российские миротворцы внезапным марш-броском из Боснии и Герцеговины прибыли в аэропорт Слатина, что разгневало командование НАТО, и только благодаря сдержанности британского генерала Джонсона не произошла прямая стычка российских и НАТО соединений; прим. М.С.). Г. Ферхойген ответил однозначно: „Именно. Они тогда стопроцентно выполнили свою часть работы, все то, что мы ожидали. Поэтому я боюсь даже предположить, что случилось бы на Западных Балканах, не имей Румыния и Болгария четкую перспективу членства в ЕС”. (См. www.nspm.rs/prenosimo/turska-ne-moze-u-eu-dok-ne-prizna-kipar-isto-vazi-za-srbiju.

html; источник: Данас, четверг, 11 февраля 2010 года) 29) Термин академика Милорада Екмечича, историка, члена Сербской академии наук и искусств.

30) В медийном, политическом, и даже научном обращении чаще всего ошибочно указывается, что территория Косова и Метохии составляет 15% территории Сербии.

Проект Межморья и геополитика региональных рисков Прием новых членов в ЕС изменил геополитическую картину Европы. К Атлантико-Средиземноморскому фактору, который был доминирующим, добавился Балтийско-Черноморский, и страны из этого региона были вынуждены столкнуться с решением ряда вопросов – адаптации законодательной системы, политических и гражданских институтов, экономики; в то же время, сохраняя свой этноцентрум, а также национальную историческую память и традиции. Данная историческая перспектива, особенно во время транзитного периода, характерна пересмотром своей геополитической роли по отношении к действующим акторам и окружающему пространству. В этом плане новые члены ЕС – страны Центральной и Восточной Европы активно включились в международные политические процессы, что привело к определенной дихотомии. Условные обозначения на Восточные и Юго-восточные регионы все еще сохраняется в западных центрах, таких как Германия и Франция, более того, учитывая географическую периферийность (то же, но с другим знаком можно сказать и в отношении как Португалии и Испании, так и скандинавских стран), термин «восточный» будет еще сохраняться определенное время.